Давайте от размышлений о зороастризме и Авесте перейдем ближе к теме. Представляю интересные и любопытные материалы про старую Ургу, в 1924 году переименованную в Улан-Батор.
Имшанецкий Б.И.: " ... Вообще собаки въ Монголіи, какъ ассенизаторы, играютъ большую роль; не будь ихъ вокругъ юртъ, особенно въ городахъ на улице - было бы нечто ужасное, если принять во вниманіе, что при многотысячномъ собачьемъ населеніи и теперь по некоторымъ улицамъ нельзя пройти отъ зловонія. По религіозному обычаю, и собакъ и щенятъ уничтожать нельзя, ввиду этого они расплодились въ необычайныхъ размерахъ. Очень любопытную ведутъ они жизнь въ городахъ. Имея почти одинъ типъ и ростъ лохматыхъ, чёрныхъ, обыкновенныхъ дворнягъ, они разбиваются на партіи - семейства, завоевываютъ известный районъ города и загородной свалки, ревниво охраняютъ свой участокъ; горе собаке, забежавшей изъ своего района въ другой - смерть ея тогда неизбежна. Иногда собаки целаго района набрасываются на соседній, изгоняютъ техъ или, сами отступая, бегутъ за пределы обоихъ участковъ. Такой образъ жизни ведутъ бездомныя собаки, не знающія хозяина, но почти у каждой юрты имеются церберы, которые ассенизируютъ свою юрту." Певцов М.В.: "… На Ургинском кладбище человеческие трупы поедаются полудикими собаками, живущими в окрестных горах. Эти собаки в голодное для них время бывают очень опасны, и ходить в ту местность без оружия не следует. Случалось, что они целой стаей бросались на зашедших туда людей и растерзывали их. Антропологи могут собрать на этом кладбище прекрасную коллекцию монгольских черепов." Обручев В.А.: "... Город очень разбросанный и на первый взгляд невзрачный; красивые храмы прячутся за частоколами дворов, как и жилища лам. Улицы немощёные, покрытые всякими отбросами, как и базарная площадь. Население все помои и отбросы выносило из дворов и жилищ на улицу, и только обилие бродячих собак, игравших роль санитаров, предохраняло улицы от окончательного загрязнения, так как всё съедобное, включая и экскременты, поедалось. Но эти собаки, всегда голодные, были не безопасны для людей; одинокий и безоружный прохожий ночью на окраинах города легко мог сделаться жертвой стаи собак, привыкших к человеческому мясу, так как монголы оставляли своих покойников в степи на съедение хищным животным и птицам. … Отмечу ещё одну достопримечательность из окрестностей Урги. Это падь (сухая долина) Хундуй в горах правого склона долины Толы. В эту падь монголы выносили своих покойников и по обычаю оставляли их там на съедение собакам, которые населяли норы по соседству. Когда я намеревался прогуляться вдоль этого склона, чтобы осмотреть выходы горных пород, консул посоветовал мне не заходить в эту падь во избежание нападения собак. По его словам, несколько лет тому назад русская подданная бурятка, заехавшая верхом в эту падь, была съедена собаками, которые стащили её с лошади. Лошадь прибежала в консульство без седока, а посланные на поиски казаки нашли только клочки одежды."
Хитун С.Е.: "... Город Урга был окружён кучами отбросов. На эту свалку монголы выносили умерших. Собаки были священными санитарами: по ритуалу умерший должен быть съеден собаками, если он угоден богам. Собаки тысячами жили на этих кучах в диком состоянии. По ночам лай этой тысячи тысяч собак сливался в шум, подобный резкому воющему ветру во время морского прибоя. Горе заблудившемуся пешеходу ночью на этой свалке." Пржевальский Н.М.: "... Наружный вид монгольской части Урги грязен до отвращения. Все нечистоты выбрасываются на улицы, на которых не только ночью, но даже днём жители отправляют свои естественные надобности. На базарной площади ко всему этому прибавляются ещё толпы голодных нищих. Некоторые из них, преимущественно убогие старухи, поселяются здесь: даже на постоянное жительство. Трудно представить что-либо отвратительней подобной картины. Дряхлая или увечная женщина ложится на землю посреди базара, и на неё, в виде подаяния, набрасывают старые войлоки, из которых страдалица устраивает себе конуру. Лишённая сил, она здесь же отправляет свои потребности и, покрытая тучами паразитов, молит проходящих о милостыне. Зимою бури навевают, на такое логовище сугроб снега, под которым страдалица спасает своё жалкое существование. Сама смерть является к ней в ужасном образе. Очевидцы рассказывали нам, что когда наступают последние минуты несчастной, то вокруг неё собирается куча голодных собак, которые садятся кругом умирающей, и лишь только она затихнет в своей агонии, как тотчас бросаются обнюхивать лицо и тело, чтобы узнать - жива или нет злосчастная старуха. Но вот последняя начинает снова вздыхать или шевелиться - собаки снова отходят на прежнее место и терпеливо ждут своей жертвы. Лишь только замолкнет последнее дыхание её жизни, труп съедается голодными собаками, а опорожненное логовище вскоре занимается другой такой же старухой. В холодные зимние ночи более здоровые нищие вытаскивают этих старух на снег, где они замерзают, а сами залезают в их нору и спасаются от гибели." ... Но это еще не все картины внутренней жизни священного города. Путешественник встречает более отвратительные сцены на кладбище, которое лежит возле самой Урги. Здесь трупы умерших не зарываются в землю, но прямо выбрасываются на съедение собакам и хищным птицам. Потрясающее впечатление производит подобное место, усеянное грудами костей, по которым, как тени, бродят стаи собак, исключительно питающихся человеческим мясом. Не успеют бросить сюда свежий труп, как его уже начинают терзать эти собаки, вместе с воронами и коршунами, так что через час, или много два, ничего не остаётся от мертвеца. Буддисты считают даже хорошим признаком, если труп будет скоро съеден - иначе человек, по их понятиям, не был при жизни угоден богу. Ургинские собаки до того привыкли к подобной поживе, что в то время, когда труп несут на кладбище, по улицам города, то вместе с родственниками за покойником неминуемо следуют собаки, часто из его собственной юрты."
Майский И.М.:
"... В Урге, например, где живёт постоянно 30 000 монголов, бывает сравнительно много трупов, поэтому там образовалось нечто вроде специального монгольского "кладбища". "Кладбище" это представляет из себя небольшую ложбинку, недалеко от города, куда по установившемуся обычаю выбрасываются тела умерших. Около "кладбища" в ямах и пещерах живут одичавшие собаки, питающиеся специально человеческим мясом."
... Едва труп появляется на "кладбище", как на него с жадностью накидываются голодные чудовища, разрывая мясо и кости на куски. Иногда бывает, что семья, наскучившая уходом за каким-нибудь дряхлым стариком или безнадёжным больным, не дожидаясь момента наступления смерти, выносит на "кладбище" и оставляет там ещё не умершего, а лишь умирающего человека. Тогда кладбищенские собаки собираются в кружок около полутрупа – получеловека и, щёлкая зубами, ждут превращения его в полный труп, так как до наступления смерти они обычно не приступают к своему кровавому пиру. ... Эти собаки-людоеды очень злы и свирепы, и представляют серьёзную опасность для пешеходов, так как иногда, если бывают очень голодны, бросаются и на живых людей. Участвовавший в нашей экспедиции забайкальский казак, посещавший уже не раз Монголию, рассказывал мне, что несколько лет назад он ехал верхом с двумя товарищами в окрестностях Урги. Впереди на некотором расстоянии шёл китаец. На дороге был небольшой увал, за которым китаец скрылся. Когда казаки тоже подъехали к увалу, они заметили далеко внизу свору собак, но китайца не было. Подскакав ближе, они увидели, что китаец был разорван собаками и жадно ими пожирался. Только когда всадники сделали два выстрела из винтовок, собаки разбежались. ... Мне известны и другие случаи, характеризующие свирепость собак-людоедов, случаи, к счастью, не имевшие столь трагического конца. Один русский бурят, живущий в Урге, вздумал как-то посмотреть на монгольское "кладбище". Он отправился туда верхом, но едва нога его лошади ступила на заповедную почву, как он был окружён со всех сторон огромной сворой разъярённых собак, и лишь с помощью револьвера мог проложить себе путь к отступлению. ... Во время пребывания нашей экспедиции в Урге мой помощник, проезжая однажды верхом мимо "кладбища", подвергся нападению со стороны громадной собаки-людоеда. Собака бросилась лошади на грудь, и только сильный удар плетью по голове заставил её убраться подобру-поздорову. Хорошо ещё, что собаки-людоеды обитают только в районе "кладбища" и в другие места редко забегают, иначе хождение пешком по окраинам монгольской столицы превратилось бы в очень рискованное удовольствие. ... Описанный способ погребения - т. е. выбрасывание на съедение зверям и птицам – настолько прочно укоренился среди монголов, что ныне погребение тела в земле является в глазах туземного населения большим грехом. В восьмидесятых годах прошлого столетия имел место следующий любопытный случай. По дороге между Ургой и Калганом скоропостижно скончался казак Немчинов, сопровождавший русскую почту, шедшую в Пекин. Труп Немчинова был тут же зарыт в землю, и это вызвало целый дипломатический конфликт между монгольско-китайскими властями и русским консулом в Урге. Власти настаивали на том, чтобы Немчинов был похоронен на специально отведённом для этого русском кладбище в Урге, консул же не считал нужным исполнять это требование. Произошёл обмен резкими "нотами", в результате которого ургинские власти выпустили особое воззвание ко всем хошунным князьям, где между прочим говорилось: "Погребение трупа (в долине Бильгих) весьма неприятно гению, покровителю этой местности, которая по сему должна будет погибнуть от засухи; там будут постоянные и сильные ветры, трава не будет расти, проезжие люди непременно будут падать с лошади и умирать на месте, распространяя заразу". ... На беду в следующем году в долине Бильгих действительно случилась засуха и падёж скота, что было, конечно, приписано факту зарывания трупа Немчинова в землю. Ламы целый месяц служили молебны на проклятом месте и только после этого "несчастье прекратилось". Автор далее описывает аналогичный случай, свидетелем которому был сам. Тело умершего ребёнка, сына русского торговца, собирались похоронить по христианскому обычаю, однако окрестные монголы категорически воспротивились этому, заявив, что если такое "осквернение места" произойдёт, они выроют тело и отдадут на съедение зверям и птицам. Пришлось везти тело за 170 вёрст и хоронить в месте, специально отведённом для этого властями."
Першин Д.П.:
"… Характерной, к примеру, и жутковатой деталью столичного быта, на которую в первую очередь обращали внимание иностранцы, были собаки-трупоеды. В зависимости от того, в год какого животного и под каким знаком родился покойный, ламы определяли, в какой из четырёх стихий должно быть погребено тело — водной, воздушной, земляной или огненной. Иными словами, его могли бросить в реку, оставить на поверхности земли или на дереве, зарыть и сжечь, причём один из этих способов для каждого считался наиболее подходящим, ещё один - терпимым, остальные два исключались. Но на практике простые монголы либо чуть прикрывали мертвеца слоем земли, либо просто оставляли в степи на съедение волкам. Считалось, что душе легче выйти из тела, если плоть разрушена, поэтому если труп в течение долгого времени оставался несъеденным, родственники покойного начинали беспокоиться о его посмертной судьбе."
... В Урге вместо волков роль могильщиков исполняли собаки. Эти чёрные лохматые псы за ночь оставляли от вынесенного в степь тела один скелет, но обилие человеческих костей в окрестностях столицы никого не смущало: в ламаизме скелет символизирует не смерть, а очередное перерождение, начало новой жизни. Собачьи стаи рыскали по городским окраинам, и одинокому путнику небезопасно было повстречаться с ними в темноте. Иногда они, нападали и на живых. Европейцы, называя их "санитарами Урги", тем не менее относились к ним со страхом и отвращением, сами же монголы - абсолютно спокойно. ... Перебили их через несколько лет после Унгерна. Монгольское правительство особым указом запретило относить мертвецов в степь, но революционный указ, естественно, игнорировался, и тогда, как с восторгом сообщает заезжий московский журналист, "в назначенный день на улицы вышли все ревсомольцы, все партийцы, все передовые монголы - и это была собачья "Варфоломеевская ночь". ... Но в месяцы, когда здесь царил Унгерн, эти псы, необычайно размножившиеся, разжиревшие, обнаглевшие, тучами собирались на свалке у берега Сельбы, куда свозили трупы убитых евреев и китайских солдат. Древний погребальный обычай превратился в омерзительный шабаш, традиция обернулась чем-то чудовищным и противоестественным. Дикий разгул четвероногих могильщиков словно бы предвещал их гибель, а то и другое вместе знаменовало собой конец старого мирного Их-Хурэ. Унгерн и те, кто пришёл ему на смену, сделали этот город иным, не похожим на прежний."