Оригинальная версия // Этнография Алтая и сопредельных территорий (матер. конф.). Барнаул: АлтГПА, 2011. Вып. 8. С. 66-71.
Изучение диалога культур народов-соседей, имеющих длительную историю совместного проживания, не теряет своей жизненной значимости. Этой проблеме посвящена данная статья, которая явится продолжением моих статей, опубликованных в последних выпусках сборника "Этнография Алтая". В них освещены особенности трехвекового этнокультурного взаимовлияния алтайцев и уймонских старообрядцев [10], алтайцев (теленгитов) и чуйских казахов, крупной диаспоры региона в последнем столетии [9, 13]. Здесь же выявляется своеобразие сложившихся этнических образов алтайцев, русских и казахов республики и их роль в межэтнических и межконфессиональных отношениях.
Объектом изучения выступают алтайцы (68 тыс. чел.), русские (116,5 тыс. чел.), казахи (12 тыс. чел.) – самые многочисленные этнические единицы Республики Алтай [7]. Этнический образ связан с понятиями "этнос, этническая группа, диаспора" и их правильным пониманием и применением. В прессе, речах официальных лиц звучит понятие "этнос" даже в отношении этнических групп северных алтайцев.
На Алтае есть народ, который больше где-либо на другой территории не представлен – это алтайцы, титульный этнос Республики Алтай. В отечественной науке принято считать, что алтайцы состоят из северных и южных этнических групп. Северные алтайцы – тубалары, челканцы, кумандинцы обрусели, а в последнем десятилетии как вымирающие приобрели статус "малочисленных коренных народов". Сегодня под понятием "алтайцы" подразумеваются южные группы алтай-кижи и теленгитов, а также та часть северных алтайцев, говорящих на родном языке (диалекте).
Русские составляют этническое большинство республики (65 %) и осознают себя неотъемлемой частью русских как государствообразующего этноса. Они представляют собой локальную этнокультурную общность, сформированную из потомков староверов, осевших здесь три века назад, ссыльных и переселенцев в разное время прибывших из центральных губерний России, Сибири и степного Алтая. Некоторые из местных русских помнят о том, что среди их предков были алтайцы (кумандинцы, челканцы и др.): дед-алтаец или бабушка-алтайка – иногда это прослеживается в их внешнем облике, по их фамилии, оставшейся от обрусевших крещеных алтайцев, к примеру, Чевалковы, Кардамановы, Кумандины, Оргоковы, Табакаевы, Яжанкины и пр.
Местные казахи состоят из двух групп: наиболее многочисленных чуйских (Кош-Агачский р-н) и небольшой группы туратинских (Усть-Канский р-н), расселившихся в Горном Алтае в конце XIX века. Относятся к трем родоплеменным объединениям: найман, абак-керей, уак-чагай. Чуйские казахи, проживающие в Чуйской степи по р. Чуи, отличаются, как сами об этом утверждают, от туратинских, казахстанских, монгольских и других групп казахов. Сложившееся этнокультурное своеобразие казахов Горного Алтая, проявляющееся в скотоводческом быту, говоре, изменившемся под влиянием алтайского языка, дает основание назвать "этнической группой "алтайские казахи".
Территория исследования определилась по сосредоточию алтайцев, русских и казахов в одном месте и таковыми явились поселки Черный Ануй Усть-Канского р-на, Кош-Агач Кош-Агачского р-на и Акташ Улаганского р-на. Это крупные села со школой до 11 классов. Села Акташ и Кош-Агач, имеющий статус районного центра, расположены у Чуйского тракта – основной автомагистрали республики. Село Черный Ануй находится у границы Солонешного р-на Алтайского края, отсюда кратчайший путь в степной Алтай, по которому поддерживаются связи с соседним регионом. Для полного понимания этнических образов был собран полевой материал в моноэтничных селах, таких как казахское село Турата, находящееся у с. Черный Ануй, алтайское село Новый Бельтир у с. Кош-Агач, районный центр Улаган, где в основном живут алтайцы (теленгиты).
Методом исследования поставленной проблемы явилось непосредственное наблюдение и опрос информаторов. При сборе полевого материала упор делался не на статистических измерениях или количественном распределении мнений опрашиваемых по анкете, а на глубинном интервью, когда индивидуальная беседа информатора и исследователя основана на социально-психологическом взаимодействии, что дает видение сложившихся этнических "портретов" и понимание их места в этнокультурном взаимовлиянии народов-соседей.
При этом важным способом сбора служит сбор материала на языке изучаемого этноса, что позволяет глубже понять и интерпретировать сведения, связанные с изучаемой темой. В своих этнографических изысканиях я выступаю как часть алтайского народа и в то же время как исследователь, собирающий материал на родном языке. Сбор сведений среди местных русских вызвал затруднения при ответах на мои вопросы о существующих представлениях и прозвищах алтайцев/казахов, накопившихся оценок о них и причин противоречий. Во мне видели, прежде всего, не исследователя-этнографа, а представителя из алтайцев, которому не желали рассказать сложившийся образ его народа – или/и не хотели обидеть, или/и считали неприличным об этом говорить. Здесь не помогли бы апробированные когда-то и кем-то, пусть даже зарубежные, методики. Ситуацию не спасли бы студенты из местных русских, потому что сведения, полученные через вторые руки, не дают возможность почувствовать значимость собранного: "чужими руками жар не соберешь". Словом, при сборе материала необходим прямой контакт с информантами и я доверяла своему чувству и интуиции этнографа. В таких случаях я шла к тем русским людям, которые выросли в среде алтайцев, понимают и даже говорят на алтайском языке. "Закрытыми" оказались и алтайские казахи, среди которых моими информантами стали женщины-алтайки, вышедшие замуж за казахов, и имеющие жизненный опыт общения.
Этнический образ складывается из нескольких составляющих и одним из таковых считается конфессиональный символ. В Республике Алтай, суверенитет которой был провозглашен в 1991 г., меняется этноконфессиональная ситуация – укрепляется роль религии в жизни общества, развернулось строительство храмов, возродились религиозные обычаи и ритуалы. В центре г. Горно-Алтайска и крупных сел, таких как сс. Акташ, Черный Ануй, где преобладающим населением являются русские, построены православные храмы. Так в июле 2011 года состоялся очередной крестный ход из с. Майма, вблизи г. Горно-Алтайска, который завершился в церкви с. Черный Ануй. Известно, что православие исповедуют не только русские, но, несмотря на это устоялся стереотип "русские православные", "православие – вера русских", "Россия православная".
В местах проживания казахов, особенно в селах Кош-Агачского р-на и даже в г. Горно-Алтайске, работают мечети. В 2011 году открыта мечеть в единственном казахском селе Усть-Канского р-на – с. Турата, среди православных в прошлом казахов. В казахском обществе республики взят курс на возврат к исламу, хотя их традиционное мировоззрение представляет собой синкретический синтез ислама и древних верований и культов. В Кош-Агачском р-не ислам пропагандируется, впрочем, как и другие религии, "средством" от всех социальных бед, в первую очередь как "спасение" от пьянства. Чуйские казахи утверждают об уменьшении алкоголизма в их среде по сравнению с рядом живущими теленгитами, что якобы связано с их мусульманским вероисповеданием. Однако ряд дополнительных вопросов на выявление степени их религиозности (об употреблении запретных исламом свинины, кровяных колбас за пределами домашней среды; строгости в исполнении намаза, соблюдении поста; обрезание у тех, кто рос в советское время) показал, что признание себя мусульманином для многих чисто символическое, в них ощутима дань времени.
У алтайцев не принято строить храмы – окружающая природа есть храм, а человек это часть целого, его жизнь нормируется почитанием природы. В честь божества Алтай, воспетого как "защитника" в прошлом, настоящем и будущем, повязывают белые жертвенные ленты, называемые "jалама" (или "кыйра"). В особо торжественных случаях – при поездке на сватовство или свадьбу, когда создается новая семья, или когда впервые едут по этим местам (с новорожденным), то на перевалах и у источников "аржан", на священном месте "байлу jер" у села повязывают белые ленты. Этот обычай соблюдался и в советское время, но не так широко.
В постсоветский период среди алтайцев развернулся "поиск своего храма". Некоторых привлекли протестантские и другие различные секты. Крещеные алтайцы из смешанных русско-алтайских сел утверждают, что разумным будет принять православие, но остальные алтайцы, а их большинство, видят в этом скорый путь к обрусению. Пробуддистски настроенная часть городских алтайцев и организация буддистов "Ак Бурхан" открыли дацан в г. Горно-Алтайске в знак того, что предки алтайцев жили в составе Джунгарии (XVII – сер. XVIII вв.) и якобы исповедовали ламаизм. Этот взгляд многие объясняют "политическим заказом" и "игрой", по правилам которой все народы должны определиться к одной из трех мировых религий.
В ответ на сложившуюся этноконфессиональную ситуацию приверженцы "чисто алтайских традиций" развернули движение "Ак Jан־". В последнем десятилетии у некоторых алтайских сел Онгудайского р-на, а также у райцентров Усть-Кан, Улаган, Кош-Агач были сооружены из каменного плитняка святилища "тагыл", на которых дважды в год (в новолуние в мае и сентябре) проводятся общественные моления под общим названием "Алтай кöдÿргени" (Возвышение Алтая). Сегодня вдоль Чуйского тракта можно видеть повязанные белые ленты как символ веры алтайцев в божественную силу Алтая. Повязать жертвенную ленту "jалама" осмысливается как причастность к алтайскому этносу – "быть алтайцем". Русские, выросшие в среде алтайцев и говорящие на алтайском языке, обычно подчеркивают в разговоре с алтайцами, что им приходилось повязывать "jалама" и это означает понимание ими их обычаев и соблюдение ритуалов.
Тип хозяйствования остается важным составляющим этнического образа. Говоря об истории возникновения поселений (XIX в.), местные русские обращают внимание на то, что "села создавали русские переселенцы, тогда алтайцы жили по логам, а казахов вообще еще не было". Русские завезли огородничество и земледелие в широких масштабах, для чего были необходимы пашни. В результате проведения реформ по сокращению скота и освобождению земель из-под пастбищ обнищавшие скотоводы-алтайцы были вынуждены осесть в селах переселенцев, и с тех пор началось их интегрирование в российское общество. Государственная политика в освоении новых земель, а затем в "строительстве нового общества" и формировании промышленности страны базировалась в основном на переселенцах-русских. В советский период большинство их были квалифицированными специалистами (инженерами, врачами, учителями, бухгалтерами и пр.) и находились в привилегированном положении по сравнению с коренным населением. После распада СССР изменилась социально-экономическая обстановка – многие предприятия, где большинство рабочих были из русских, закрылись, как например, ртутный рудник в с. Акташ. Местные русские оказались перед выбором: оставаться на обжитом месте и адаптироваться к изменившимся условиям или переезжать в другие районы республики или России, где могли найти работу. По собранным сведениям многие русские из смешанных сел, таких как с. Кош-Агач, перебрались в г. Горно-Алтайск, Бийск, крупные села республики и Алтайского края.
После развала колхозов и совхозов наметился переход на фермерский путь хозяйствования – и это неудивительно для региона с преобладанием сельского населения (75 %) и многовековыми традициями скотоводства. В хозяйственной практике республики популярно содержание скота на пастбищах в тайге – на стоянке вблизи источников. Еще в колхозный период на расстоянии в десятки километров от села находились стоянки: на одних жили и работали чабаны с отарами овец, на других – табунщики или пастухи со стадами коров. Эти места обычно занимали алтайцы как потомственные скотоводы, для которых скотоводство как работа не воспринималась, а являлась частью их образа жизни. Сегодня в условиях кризиса и безработицы на селе, когда занятие огородничеством и разведение скота во дворе у дома становится недостаточным, многие семьи алтайцев предпочитают иметь стоянку, на которой можно содержать как минимум около ста овец, табун лошадей и десяток коров и телят. Стоянку имеют даже русские семьи, о чем в с. Черный Ануй емко было сказано: "Раньше мы говорили алтайцам – "твое место на стоянке", а теперь сами живем и работаем на стоянке".
Некоторые местные русские, живущие по соседству с алтайцами, знакомы с алтайской кухней и переняли употребление в пищу внутренностей домашних животных. Из бараньих кишок, рубца и внутреннего сала готовят "jöргöм" (называют "тёргом"), из крови – кровяную колбасу "кан", а из конских – "казы", "карта" (ударение на последний слог). В старину старообрядцы не ели конину, называя ее "поганой", так как "на коня садятся люди, этим оскверняя его", а сегодня их потомки едят конину. Кроме того, среди местных русских популярен алтайский наваристый суп из перловки и баранины, называемый "кöчö" (кёчё). Напротив дело обстоит с молочными продуктами – кисломолочным напитком "чеген" (у теленгитов "айран") и перегоняемым из него опьяняющим напитком "аракы" и получаемым побочным продуктом – сыром "курут". Приготовление их русские не переняли, объясняя так: "это нужно уметь, сырчик надо коптить, для этого необходим аил алтайский – а мы не алтайцы".
Образ "другого" народа, живущего рядом, складывается из нескольких признаков его культуры. К ним можно отнести пищу, жилище, одежду. Стереотипы восприятия строятся на эмоциональном и чувственном восприятии: что едят, как живут и пр. Если рядом с домом стоит айыл (деревянная юрта), то это знак того, что здесь живет алтайская семья. Айыл это удобное и практичное жилье с земляным полом, где не скисает молоко, с очагом в центре, над которым коптят алтайский сыр "курут". Такое своеобразие быта алтайцев в восприятии местных русские привело к возникновению прозвищ, дразнилок, состоящих из одного или двух емких слов. Из-за смуглости алтайцы были прозваны "сырчик", "сырчик копченый".
Этнический образ формируется посредством внешних признаков, наблюдаемых в облике и одежде представителей народа-соседа. При сопоставлении "своего" облика с "чужим" выявляются этнокультурные несоответствия их носителей. К примеру, у алтайцев считается, что носить одежду с воротом означает показать свой статус: социальный или семейный. За такой характерный обычай русские прозвали алтайцев "шуба", "шуба идет" [12, с. 323]. В восприятии алтайцев хозяйство рядом живущих русских имеет своеобразие, проявляемое в разведении свиней: "любимая животина − свинья, а предпочитаемое мясо – свинина". Другое отличие связано с огородничеством: "капуста и картошка это русская еда". О том, у кого отец русский, а мать алтайка, кто не наследует алтайского рода, потому что отец не имеет сёока, о нем/о ней в среде алтайцев принято говорить, что его/ее род-сёок "картошко" (или "капуста", "моркоп"). Словом, в обыденном сознании алтайцев названия овощей стали ассоциироваться с этническим признаком русских [11, с. 61].
Из экзоэтнонимов, употребляемых алтайцами по отношению к русским широко известно слово "орус", соответствующее слову "русский". Сегодня этот экзоэтноним широко не употребляем, что можно объяснить оставшимся на уровне подсознания запретом на его произношение, наложенным еще советской властью. Эта политика была известна многим народам, например, соседним тувинцам [4]. Другой термин, обозначающий не только русских, но и всех европейцев – "он־ор" (с характерным ключевым звуком – носовым "н"). По убеждению алтайцев это слово русские не знают, потому что в "их языке нет такого звука". Большинство русских не знают алтайский язык, поэтому по отношению к ним алтайцы используются названия на своем языке, такие как, "сары", "сары кижи", "сарылар". Эти слова дословно обозначают "желтый человек", в смысле "рыжий, рыжие". В них указывается на антропологические различия русских от темноволосых алтайцев.
Архивные и полевые материалы свидетельствуют о том, что одни экзоэтнонимы утрачивались, а другие сохранялись в народной памяти и употребляются в наши дни. В архивных тетрадях А. В. Анохина можно найти заметку о том, что в начале прошлого века, когда в среде алтайцев развернулось движение бурханистов, пришедших русских называли "чичке пуд" (длинноногие), "кызыл чамча" (красная рубашка) или "шилемир" (подлый)" [1, л. 11]. Исторически сложилось так, что знакомство алтайцев с русскими началось после прихода старообрядцев (в середине XVIII в.), названных "jаржак", что соответствует названию "кержак". Установление российской государственности связывается с приходом казаков, представления о которых распространялись на всех русских. До сих пор из уст старшего поколения можно слышать название "jаржак" по отношению к потомкам староверов, а к остальным русским – "казак".
В свою очередь алтайцы слышат прозвища "калмыки", "калмычня", "татарва". В XVIII-XIX вв. южные алтайцы назывались "калмыками", потому что входили в состав Джунгарии, а северные, жившие в непроходимой тайге, в "черни", – "черневыми татарами". Тогда эти названия не имели уничижительного смысла и широко бытовали среди местных русских и использовались в официальных документах. До середины прошлого века южные и северные алтайцы назывались "ойротами", а в 1948 году были переименованы "алтайцами". Названия "калмыки" и "ойроты", взятые в качестве этнонимов, были не случайными, но в популярной форме было принято объяснять так. Введенный этноним "алтайцы" якобы означает "жители Алтая" и дан по самоназванию центральной этнической группы "алтай-кижи". Неправильное название "ойроты" означает западных монголов, а предки алтайцев были вассалами Джунгарии, к тому же являются тюркоязычными.
Однобокая "советская" трактовка приобрела уничижительный смысл. Дело в том, что согласно идеологии большие культурные различия русских и алтайцев привели к тому, что культура алтайцев была воспринята как "неразвитая", стоящая на "докультурной" ступени развития. Остатки этой позиции звучат в употреблении экзоэтнонима "калмык", в котором делается намек на то, что алтайцы остались такими же "бескультурными" и "другими", какими они были в то время. Этот негативный оттенок отражается даже в официально признанном этнониме "алтайцы" и неслучайно в присутствии алтайцев русские иногда используют уменьшительную форму в отношении женщины-алтайки – "алтаечка", "алтаюшка". Распространенно мнение о том, что алтайцы, заняв высокую должность, "ничего не делают и только кичатся". Русские информаторы Усть-Канского р-на с возмущением рассказывают о том, что большинство должностей в районе занято алтайцами: "приедешь в районную администрацию, а там калмычня сидит, что не спроси – толком не ответят, с тем и назад уедешь". Это показательный пример того, как критика системы работы чиновников, отражая реалии, приобретает этническое содержание.
Официально принятое российской администрацией название алтайцев "калмыки" было перенято у казахов. До сих пор чуйские казахи называют алтайцев, в том числе и чуйских теленгитов, "калмаками" в память о периоде противоборства казахских ханств и Джунгарии, располагавшейся в Прииртышье. В этническом представлении казахов алтайцы воспринимаются как часть ойратов, названых "калмаками", что означает "немусульмане, иноверцы". В записях российских путешественников есть сведения о проникновении казахов из Чингистайской волости Усть-Каменогорского уезда в Чуйскую волость Бийского уезда [6, с. 13-19]. Переселению казахов предшествовали переговоры их предводителей с алтайскими зайсанами, которые определили им пастбища по левому побережью р. Чуи и дали в помощь скот (лошадей, верблюдов). Постепенно численность казахов увеличилась и, несмотря на недовольство теленгитов они заняли большую территорию, чем было оговорено: их летние пастбища достигли альпийских лугов Укека и Ак-Алаха, а зимние располагались вниз по течению рр. Тархаты и Чуи [3, 5]. О распространенных прозвищах казахов А.Н. Самойлович писал: "По моим наблюдениям 1927 года чуйские теленгиты называют казаков не кыргызами, а казаками и при раздражении говорят "шелудивый казак" (кодур казак), алтайцы же левобережья Катуни продолжают называть казаков кыргызами" [8, с. 24]. По моим полевым материалам у теленгитов до сих пор в ходу прозвища "кодур казах", что дословно означает "больной болячками казах", и "кары кижи" – в смысле "чужой", "пришедший".
В результате векового соседства с теленгитами чуйские казахи приобрели этнокультурное своеобразие, на что указывает их неудачное переселение в Казахстан в начале 1990-х годов, когда на исторической родине они получили прозвище "калмак". В условиях немусульманского соседства у алтайских казахов сформировались не только этнокультурные отличия, но и образ "неправильного" мусульманина. Одним из основных признаков "инаковости" явился характерный говор, ставший "тверже" под влиянием алтайского языка [13, с. 61-64]. Прожив два-три года с "маргинальной" этнической идентификацией, многие переселенцы решили вернуться домой – в Горный Алтай, прозванный ими "Калмакстаном", что дословно означает "страну калмаков".
Для чуйских казахов, в отличие от туратинских, характерно свободное знание родного языка, устоявшееся этническое самосознание, родовая структура, традиционные ритуальные и повседневные практики, моноэтнические браки. Среди ярких отличий, наблюдаемых в обрядовой жизни народа-соседа, были отмечены следующие. Алтайцы замечают, что казахи проводят свадьбу вечером и ночью, а похороны начинают с утра, подчеркивая, что у них наоборот: похороны с обеда, а свадьба с утра, при этом в новолуние. Русские обращают внимание на размах алтайской свадьбы, проводимой для всей деревни, и удивляет обязательность родственников в оказании помощи и поддержки в проведении сватовства, сбора приданого, объясняя тем, что "алтайцы дружные и друг другу всегда помогают".
На вопрос о допустимости смешанного брака выяснилось, что все три изучаемых этноса – алтайцы, местные русские и алтайские казахи стараются избежать его, обнаруживая свою "закрытость", проявляемую в той или иной степени, хотя смешанные браки среди них встречаются. Чуйские казахи в отличие от туратинских совершенно редко вступают в брак с русскими, в наименьшей степени допускается брак с алтайцами, в частности, местными теленгитами. В последние годы наблюдаются изменения: в целях распространения ислама можно заключить смешанный брак, но с условием, что невестка или зять, пришедшие из другого народа, примут ислам. Вторая причина такого исключения заключается в том, что небольшой группе чуйских казахов требуется "новая кровь", чтобы не допустить кровосмешения в их этнической среде. В большей степени смешанный брак распространен среди алтайцев и потомков смешанных браков. Теленгиты отмечают, что браки с казахами хотя и есть, но нежелательны, "психологически легче брак с русскими". Обычно в казахско-алтайской семье жена из алтайцев. Редкий случай, чтобы казахи выдали свою дочь замуж за алтайца: "если это произойдет, то раз в десятилетие". Несмотря на активное воспитание матерью в "алтайском духе", дети считаются казахами (или русскими), потому что их отец казах (или русский). Опрошенные алтайцы обращают внимание на то, что потомки казахско-алтайских или русско-алтайских браков, живя в смешанном селе, причисляют себя к казахам или русским, но не к алтайцам.
Такую позицию можно объяснить тем, что в смешанных селах распространен русский язык, который обладает большим престижем, являясь государственным языком, он ближе стоит к культуре современной цивилизации, кроме того, выступает языком межэтнического общения, несмотря на то, что алтайский и казахский языки родственны, тюркские. У алтайцев, так же как у казахов, главным этническим признаком выступает знание родного языка. Признаком принадлежности к русским является европеоидная внешность. В силу этого русские недоумевают: почему среди алтайцев считается, что тот, кто не знает алтайский язык, не является алтайцем, несмотря на внешность? Население Кош-Агачского р-на, в основном, трехъязычное: казахи из смешанных алтайско-казахских сел знают алтайский язык, в официальных ситуациях говорят на русском. Такое языковое поведение характерно и теленгитам. Лишь русские, а их незначительный процент от общего числа населения района, одноязычны. В связи с их малочисленностью этнический образ русских в сознании чуйских казахов и теленгитов окончательно не сложился.
И в заключение следует обратить внимание на сложившиеся стереотипы восприятия своей внешности и облика народа-соседа и тем самым выявить "идеальную внешность". Опрашиваемым был задан вопрос: могут ли они по физическому виду определить этническую принадлежность? Казахская и теленгитская стороны затруднились дать односложный ответ. Говорили, что интуитивно чувствуют – кто казах, а кто алтаец. В казахском облике теленгиты подчеркивали необычно активный, резкий взгляд, глаза "навыкат", поведение шумное, движения резкие, а в теленгитском облике определяли круглолицесть, молчаливость, спокойный взгляд, походка неразвязная. В русских глазах чуйские казахи и теленгиты не различимы, их объединяет монголоидная внешность. Неслучайно между казахами и алтайцами идет негласное выяснение. Казахи подчеркивают, что алтайцы в отличие от казахов небольшого роста, у них "маленькие глаза", "узкие глаза", а теленгиты уточняют, что черты лица у казахов крупнее, а у алтайцев мельче, тоньше.
В этой связи интерес вызывают наблюдения А.В. Анохина, записанные им в конце 1920-х годов в среде теленгитов Улаганского р-на. Приведем отрывок из его очерка "Семейный быт туземцев Чолушманской долины", где речь идет о критериях красоты и предпочтениях молодых в выборе себе спутника или спутницы жизни: "Идеально красивой девушкой у туземцев считается такая: средний рост, средняя толщина. Если она будет тонкая и высокая, то она будет считаться не красивой. Про нее собравшиеся парни будут говорить: "что за красавица, словно ящерица". Тело у девушки должно быть белое, черные или карие глаза, черные брови, волосы, прямой нос, маленький рот, белые зубы, а главное, румяные щеки… Лучшим женихом в представлении считается такой парень, который хорошо работает, умный, не пьет, с мягким характером. Красота жениха мало ценится, она считается второстепенным достоинством человека. В глазах же самой девицы лучшим женихом считается юноша среднего роста, с правильными чертами лица, т.е. с большими черными глазами, с черными бровями и волосами. При этом он должен иметь прямой нос, а не приплюснутый – монгольский" [2, л. 16]. Представления об идеальной красоте у современного человека корректируются под влиянием прессы, кино и телевидения, которыми тиражируется единый типаж с правильными чертами лица и без лишнего веса. Изучение этнического образа показывает многообразие составляющих – как традиционных, так и современных элементов культуры, и определение его места в этнокультурном взаимовлиянии народов, живущих рядом, остается актуальным.
Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ – проект № 11-11-04004 а/Т "Диалог культур народов Республики Алтай в изменяющихся условиях: стратегия и прогноз" (рук. Н.А. Тадина)
Источники и литература
1. Архив Музея антропологии и этнографии. Ф. 11. Оп. 1. N 81. Л. 9-11.
2. Архив МАЭ. Ф. 11. Оп. 1. N 212. Л. 16.
3. Коновалов А.В. Казахи Южного Алтая (проблемы формирования этнической группы). Алма-Ата, 1986. 168 с.
4. Мышлявцев Б.А. Русские и тувинцы: "образ другого". Проблема взаимодействия культур // Сибирский этнографический вестник № 14 (15). Новосибирск: СО РАН ИАЭ, 2003 (http://www.sati.archaeology.nsc.ru)
5. Октябрьская И.В. Казахи Алтая: проблема новых идентичностей // Этнография Алтая и сопредельных территорий: материалы международ. науч. конф. Вып. 6. / Под ред. М.А. Демина, Т.К. Щегловой. Барнаул: Изд-во БГПУ, 2005. С. 39-46.
6. Потанин Г.Н. Очерки Северо-Западной Монголии. Вып. IV. СПб., 1883. 945 с.
7. Распределение населения по наиболее многочисленным национальностям (по данным переписи населения) // Территориальный орган федеральной службы государственной статистики по Республике Алтай (http://statra.gks.ru/digital/region1)
8. Самойлович А.Н. Казаки Кош-Агачского аймака Ойротской автономной области // Казаки. Материалы комиссии экспедиционных исследований. Л., 1930. 25 с.
9. Тадина Н.А. Об этнокультурном взаимовлиянии чуйских казахов и теленгитов // Этнография Алтая: материалы науч.-практ. конф. / Под ред. М.А. Демина, Т.К. Щегловой. Барнаул: БГПУ, 1996. С. 61-64.
10. Тадина Н.А. Этнокультурные и этносоциальные взаимовлияния старообрядцев и алтайцев Уймона // Этнография Алтая и сопредельных территорий: материалы науч.-практ. конф. / Под ред. М.А. Демина, Т.К. Щегловой. Барнаул: БГПУ,1998. С. 42-43.
11. Тадина Н.А. Русское глазами алтайцев по полевым материалам (об этнокультурных взаимодействиях) // Этнография Алтая и сопредельных территорий: материалы международ. науч. конф.. Вып. 6. / Под ред. М.А. Демина, Т.К. Щегловой. Барнаул: Изд-во БГПУ, 2005. С. 59-63.
12. Тадина Н.А. "Без ворота шубы не бывает, без зайсана народ не существует" (к вопросу интерпретации символики статуса у алтайцев) // Время и культура в археолого-этнографических исследованиях древних и современных обществ Западной Сибири и сопредельных территорий: проблемы интерпретации и реконструкции (матер. конф.) / Под ред. В.В. Боброва, В.М. Кулемзина. Томск: Изд-во Аграф-Пресс, 2008. С. 323-327.
13. Тадина Н.А. Казах-калмак-алтаец: диалог двух культур на Алтае // Этнография Алтая и сопредельных территорий: материалы международ. науч. конф.. Вып. 7. / Под ред. Т.К. Щегловой, И.В. Октябрьской. Барнаул: Изд-во БГПУ, 2008. С. 36-40.
Рекомендуемые комментарии
Комментариев нет