http://burla-xatun.livejournal.com/
ВЕЛИКИЙ И МНОГОМЕРНЫЙ НАСРЕДДИН
Парадоксальность его суждений еще не раз будет удивлять
Начиная с XVIII века его истории многократно переписывались и переиздавались. Во многих странах мира он уже давно стал «своим». О нем снимали фильмы, его басни и шутки пересказываются на многих телеканалах и радиопрограммах, его образ используется для пропагандирования разных идей. Даже индийские гуру и библейские объединения используют его шутки в своих рассказах и проповедях. Некогда, его даже представляли как классового героя, боровшегося с паработителями народных масс. Насреддин очень популярный и живучий персонаж.
В рассказах он представляется мудрым и невежой, ловким, предпримчивым и расстерянным, смелым и трусливым, дерзким и покладистым, хитрым и глупцом. В своих историях он смотрит на мир глазами ремесленников, мелких торговцев, адвокатов, законоведов, министров, крестьян, нищих, философов, погонщиков верблюдов, и при этом остается неизменным одна из его главных функций. Насреддин – это зеркало, в котором отражается сам человек, со всеми его явными и тайными аспектами существования. Насреддин отличается от других юмористических персонажей мира, хотя метафизический аспект его историй очень часто, а порою даже сознательно упускается из виду.
– Человечество спит, – сказал Насреддин, обвиненный в том, что заснул во время приема во дворце. – Сон мудреца – это могущество, а «бодрствование» обычного человека почти никому не приносит пользы.
Насреддин является не просто классическим персонажем юмора, а выступает в роли суфийского мастера, который фиксируя определенные психологические ситуации, подгоняет сознание слушателя к активному восприятию ума, через который просачиваются проблески озарения. Внимательный анализ его рассказов наглядно вырисовывает очень многое:
Как-то раз сосед увидел, что Насреддин ищет что-то, стоя на коленях.
– Что ты потерял, Молла?
– Свой ключ.
Прошло полчаса и сосед снова вышел во двор. Насреддин продолжал ходить на четвереньках.
– А где ты его потерял? – поинтересовался сосед.
– Дома.
– Тогда почему же ты ищещь его здесь?
– Потому что здесь светлее.
Дом символизирует внутренний мир человека, а двор является идеей отражения окружающего мира, в котором происходят все внешние события человека в жизни. В этой истории использованы суфийские аллегории, и Насреддин намекает, что ключ от решения многих проблем и несчастий находятся в самом человеке, хотя тот очень часто причину своих бед ищет в окружающем мире.
Образ Насреддина на самом деле это образ гениального суфийа всех времен. Многие его послания, прошедшие через века, до сих пор сохраняют актуальность. Отличительной чертой насреддиновского метода является постепенная подготовка сознания к интуитивному пониманию и переживанию. Система мышления, которую он представляет, способна проникать сквозь установившиеся стандарты миропонимания, которые навязаны людям привычками и сознательными установками. При этом его юмор очень живуч, и временами даже целителен.
Один юноша пришел к Насреддину и спросил, сколько времени потребуется для того, чтобы он достиг мудрости .
– Прежде, чем ответить на твой вопрос, я хочу, чтобы ты пошел со мной. Я хочу посетить учителя музыки, чтобы научиться играть на лютне, – ответил Насреддин.
Прийдя к учителю музыки, Насреддин осведомился о плате, тот сказал:
– За первый месяц три серебряные монеты, а потом по одной серебряной монете в месяц.
– Отлично, – закричал Молла. – Я загляну через месяц!
Насреддин в данном случае отражает всю нелепость поставленного вопроса, ибо мудрость («маарифет») никогда не имеет какую-либо отправную точку, так как это процесс преобразования, охватывающий весь жизненный цикл.
Если Насреддин в рассказах выступает в роли глупца, профана, который попадает в неловкие ситуации и бывает осмеян, то это ситуации, создаваемые самим же «мастером», которому не стыдно быть опозоренным. На такое поведение способны те, которых в суфийской традиции называют «маламати» («люди упрека»). Не каждый адепт может пройти через эту стадию. Но этот процесс неизбежен, ибо на пути к совершенству, чтобы очиститься, ему необходимо увидеть свое самолюбие в его истинном свете. Этому есть классический суфийский пример:
К великому Баязиду Бистами (IX в) – одному из классических учителей суфизма – пришел человек и сказал, что он молился, постился и упражнялся 30 лет, но так и не смог приблизиться к пониманию Бога. Баязид ответил, что для этого не хватит и сотни лет. Человек спросил причину.
– Потому что твой эгоизм отделяет тебя от истины.
– Дай мне совет.
– Есть одно средство, но для тебя оно не подходит, – ответил Баязид.
Человек настаивал и Баязид согласился дать совет:
– Пойди и сбрей свою бороду. Сними с себя все, кроме набедренной повязки. Возьми с собой мешок орехов и отправляйся на базар. Там стой и кричи: «Каждый мальчишка, кто даст мне затрещину, получит в награду орех!» После этого ты отправишься ко двору, где проводят заседание люди шариата.
– Но я действительно не могу сделать это. Дай мне другой совет.
– Это единственное средство, но я ведь уже говорил, что для тебя оно не годится, – ответил Баязид.
Познание, не громкое постулирование зазубренных истин, а непосредственно связано с переживанием и осмысливанием определенных жизненных ситуаций, порой даже драматических, после чего происходит значительное обогащение багажа личного опыта, и чисто стандартные и схоластические методы познания Божественного являются непродуктивными. Насреддин, эту идею подчеркивает в своем стиле:
Некогда Насреддин имел лодку и перевозил людей через реку. Перевозя некоего знатока арабской грамматики через большую реку, Насреддин сказал что-то такое, что показалось тому грамматически неправильным.
– Разве ты никогда не изучал арабский язык? – спросил высокомерным тоном ученый.
– Нет, – ответил Насреддин.
– Значит, ты зря потратил полжизни, несчастный.
Через несколько минут лодка столкнулась с большим валуном и треснула.
– Учился ли ты когда-нибудь плавать? – спросил Насреддин.
– Нет, – ответил ученый.
– Значит ты всю жизнь прожил зря, несчастный, – сказал Насреддин и нырнул в воду.
В другой версии этой истории Насреддин спасает своего пассажира, переплывая реку, которая представляет собой идею совокупности хода жизненных ситуаций и переживаний в пути. Насреддин как умелый пловец и спасатель, символизирует совершенного суфийского мастера, с помощью которого человек переживает все сложности мистического пути и достигает противоположного берега.
В некоторых историях Насреддин четко указывает на бесполезность устоявшихся концепций религиозного воззрения, которые укрепились в умах людей:
Насреддин отправился помолиться к гробницам имамов в Кербале, Неджефе и к другим святым местам.
– Что ты там делал? – спросили его по возвращении.
– Потел, – ответил Насреддин.
***
Однажды явился к Насреддину человек, обучавшийся философии и метафизике у многих мудрецов. Он принялся пространно описывать, где и у кого он учился и что изучал. А в заключение сказал:
– Надеюсь, и ты возьмешь меня в ученики или, по крайней мере, откроешь мне свои мысли. Ведь я, как видишь, немало потратил своего времени учась у разных людей.
– Увы, – ответил Насреддин. – Ты и впрямь многих наставников изучил и многое познал из их учений. А надо бы как раз наоборот: наставникам тебя изучить и разным ученым школам тебя познать. Вот тогда-то что-нибудь стоящее и получилось бы.
Есть история из «дзен-буддийской» традиции, которую можно использовать как коментарий к этому рассказу:
«Нань Ин (XIXв), дзенский наставник, принимал университетского профессора. Профессор хотел расспросить его о сути дзен. Угощая гостя чаем, Нань Ин перелил через край чашки и спокойно продолжал лить дальше. Профессор не удержался и воскликнул:
– Она переполнена! Больше не войдет!
– Подобно этой чашке, – сказал Нань Ин, – и вы полны вашими собственными мнениями и соображениями. Как я могу раскрыть вам «дзен», пока вы не опорожните свою чашку?»
У насреддиновских притч с японскими «дзеновскими» историями существует какое-то внутреннее родство и между ними прослеживаются паралелли. Порой они даже очень схожи и по выражению, и по содержанию. Во время коллективных медитаций «дзен», наставник, если сочтет, может подойти к одному из монахов и ударить его по голове дубинкой, которая называется «койсаки». Вследствие этого удара у монаха наступает прозрение – вспышка сверхсознания и он достигает «сатори» – его сознание попадает за пределы сфер бытия и разума, что предопределяет более совершенное постижение реальной сущности всего.
Эффект насреддиновских историй нацелен на то, чтобы действовать на слушателя подобно дзеновскому «койсаки». Стоит напомнить, что на Ближнем Востоке подобные рассказы называются «зарби-масал», что в переводе означает «притча-удар» или «притча-стук».
Но Насреддин более многомерен и общее воздействие его историй намного шире. Если «дзен-буддийские» рассказы направле-
ны для «особого рода людей», то притчи Насреддина обращены ко всем. В его рассказах имеет место внешне явный – экзотерический и тайный – эзотерический смысл. А целительный юмор в начале может быть просто ширмой.
Сами по себе насреддиновские истории не приносят полного просветления человеку, хотя в процессе их усвоения что-то происходит. Вспышка интуитивного понимания является средством для восстановления способности восприятия целостности. Одна из его историй наглядно показывает, что невозможно добиться какого-нибудь прогресса, без осознания относительности истин.
Во время пребывания Насреддина во дворце, падишах пожаловался на то, что его подданные лживы. Насреддин сказал:
– Ваше величество, правда бывает разная. Прежде чем люди смогут использовать относительную истину, им необходимо практически познать реальную истину, но они всегда пытаются сделать наоборот. И в результате люди очень вольно обращаются со своими относительными суждениями, чувствуя, что это не более чем выдумка.
Падишаху все это показалось слишком сложным.
– Вещи должны быть или истинными или ложными. Я заставлю людей говорить правду, и они приобретут привычку быть правдивыми, – сказал падишах.
На следующее утро перед городскими воротами стояла виселица, которую окружили воины падишаха. Глашатай объявил:
– Каждый, кто войдет в город, должен прежде всего правдиво ответить на вопрос, иначе его пове-
сят.
Насреддин, поджидавший снаружи, вошел в город первым. Сотник спросил:
– Куда ты идешь? Говори правду, а то мы тебя повесим.
– Я иду, чтобы быть повешенным на этой виселице, – ответил Насреддин.
– Я не верю тебе, – сказал сотник.
– Прекрасно. Если я солгал, повесь меня.
– Но это будет означать, что ты сказал правду.
– Вот именно, – сказал Насреддин, – вашу правду.
Обостренное восприятие, которым обладает суфий, помогает ему пережить вещи, не воспринимаемые другими. И насреддиновские рассказы являются средством для восстановления способности к тонкому восприятию в порабощенных умах. Ум человека, который видит в насреддиновских рассказах не только юмор, осмысливает рассказанную историю, получает импульс сознания. Это способствует раскрепощению сознания, которое, как уже отмечалось, обусловлено результатом воздействия стандартных систем мышления и поведения.
Однажды, прямо на голову Насреддину, шедшему по узкому переулку, с крыши дома упал какой-то человек. С этим человеком ничего не случилось. Но Молла попал в лазарет. Один из его учеников спросил:
– Какой урок вы извлекли из этого случая, мастер?
– Откажись от веры в неизбежность, даже если причина и следствие кажутся неизбежными. Избегай теоретических вопросов наподобие того, что сломает ли человек себе шею, если упадет с крыши? Упал он, а шею сломал я!
В других историях, где Насреддин вроде бы выводит абсурдные заключения, существует тонкий, еле уловимый урок, который расскрывается перед человеком после нескольких повторений этих рассказов и размышлений над ними. Приведем пример:
Как-то раз Насреддин зашел в лавку. Хозяин подошел, чтобы обслужить его, Насреддин спросил:
– Прежде всего главное, видел ли ты, как я зашел в твою лавку?
– Конечно, – ответил хозяин.
– А видел ли ты меня когда-нибудь раньше?
– Никогда в жизни.
– Так откуда же ты знаешь, что это Я?
Насреддин считает, что человек не обладает стабильным сознанием, поведение его обусловлено влиянием внешних и внутренних раздражителей и будет меняться в зависимости от его настроения или даже здоровья. Несмотря на это, многие религиозные идеологии требуют от человека абсолютного благочестия и безгрешности, при которых, как им кажется, можно достичь завершенности.
Пересмотр этой идеи может стать началом трансмутации сознания. Ибо неразвитый человек не обладает единством сознания. И никто не может знать механически, кем же он в действительности является, несмотря на многие теории постулирующих об обратном.
«Легендарный Бодхидхарма (оснаватель «Дзен-буддизма», VI в.) пришел в царство южнокитайского императора. Тот спросил его:
– Что является первым принципом святого учения?
– Безграничная пустота, и в ней ничего святого, царь!
– Кто же тот, кто сидит передо мной?
– Я не знаю!»
«Я не знаю» проходит через всю историю «дзен», снова и снова возникая в диалогах, стихах. Подобно Бодхидхарме, в одной из своих историй Насреддин во время лекции на все заданные вопросы отвечает очень лаконично: «Я не знаю» и «Никто не знает».
Лаконичность его выражений не может не поражать. Его слова – это только намек на действительность, лежащую по ту сторону слов. Никаких теорий он не выдвигает, а просто отражает как зеркало человека и события, происходящие с ним. И почти все смеются над его глупостью:
Насреддина увидели стоящим на коленях около пруда. Он добавлял в воду небольшое количество кефира. Его спросили:
– Что ты хочешь сделать, Молла?
– Я хочу приготовить кефир.
– Но ты не сможешь приготовить кефир таким способом.
– Я знаю, а вдруг все-таки получится!
И еще одна схожая история из «дзен-буддизма».
Хужень спросил своего ученика Мацзу:
– Находчивый, с какой целью ты тут сидишь на корточках?
– Я хочу стать Буддой.
Тогда учитель стал тереть кирпич о камень
– Наставник, что ты делаешь?
– Вот я потру и сделаю кирпич зеркалом.
– Как можно сделать кирпич зеркалом? – спросил Мацзу.
– А как можно, посидев на корточках, стать Буддой? – ответил наставник.
По мере обострения восприятия, способность извлекать пользу от насреддиновских историй возрастает. Суфийская традиция считает, что эффект от пересказа и обдумывания в определенной последовательности этих рассказов очень велик.
Так или иначе, его истории вот уже восемь столетий влияют на умы людей, и измерить масштабы его деятельности в сферах сознания человечества практически невозможно. Он как «китайская шкатулка». В его арсенале для всех найдутся какие-нибудь послания. И рассуждать о том, что был ли такой человек и где он жил, очень сложно, хотя о нем есть исторические сообщения, по которым выясняется, что жил он (1208-1284) в эпоху Сельджукидов. В действительности трудно судить о нем, кем он был на самом деле, уж очень много легенд вокруг него. И очень возможно, что Насреддин – это собирательный образ суфийских мастеров, образ, который помогает проникать в истинную суть вещей. Хотя в одной из своих историй на вопрос, кто он и для чего он, сам же отвечает своим оригинальным способом оставив нам послание через века:
Как-то раз ночью Насреддин шел по дороге. Вдруг он заметил группу приближающихся всадников. Испугавшись, что его могут ограбить или убить, он перемахнул через стену кладбища и свалился прямо в могилу. Всадники, не понимая причину этого поступка, подумали, что этот человек может быть в беде и ему надо помочь. Они нашли Насреддина. Увидев его лежащим без движения в могиле,
спросили:
– Почему ты здесь, и можем ли мы помочь тебе?
Насреддин, понявший свою ошибку, ответил:
– Все это более сложно, чем вы думаете. Видите ли, я здесь из-за вас, а вы здесь из-за меня.
В действительности у Насреддина остаются обычно невидимые, но судьбоносные нити взаимоотношений со всем человечеством. Он играет очень большую роль в эволюции сознания человечества, и уже давно перестал принадлежать только Сельджукидам, или Ближнему Востоку. Его можно цитировать и комментировать бесконечно. Динамизм его живости еще долго будет поражать исследователей, а его афоризмы – проникать и воздействовать на мышление многих из нас. Парадоксальность его суждений будет еще ни раз удивлять, и люди время от времени будут вглядываться в это зеркало по имени Насреддин. К тому же он такой живой, естественный и непринужденно веселый.
Насреддин кусками разбрасывал хлеб вокруг своего дома. Некто спросил его:
– Что ты делаешь?
– Отгоняю тигров.
– Но вокруг нет никаких тигров.
– Вот именно. Эффективно, не правда ли?
Германисты Владимир связывают с Вальдемаром. Не нужно отбрасывать со счетов также связь с гуннским Баламиром.