Л. С. Толстова
ДРЕВНЕЙШИЕ ЮГО-ЗАПАДНЫЕ СВЯЗИ В ЭТНОГЕНЕЗЕ КАРАКАЛПАКОВ
https://www.booksite.ru/etnogr/1971/1971_2.pdf
Изучение сложной проблемы этногенеза каракалпаков, сравнительно небольшого тюркоязычного народа, живущего в основном в низовьях Амударьи, в пределах Каракалпакской АССР, впервые было поставлено на научную почву лишь в советский период. В советской исторической этнографии при изучении проблемы этногенеза народов исследователями привлекаются данные ряда смежных дисциплин-— истории, археологии, этнографии, антропологии, лингвистики, причем современные исследования в области этногенеза основываются на марксистском положении о формировании народностей и наций как исторически сложившихся общностей, в состав которых на протяжении истории входят различные племена и народности, местного происхождения и пришлые. На вопросах этногенеза каракалпаков в той или иной мере останавливались в своих работах ряд исследователей — П. П. Иванов, С. П. Толстов, Т. А. Жданко, А. С. Морозова, Н. А. Баскаков, А. И. Ярхо, Т. А. Трофимова2 и др. На основании многолетних археологических и этнографических исследований, с привлечением всей совокупности данных смежных наук, С. П. Толстов создал концепцию происхождения и формирования каракалпакского народа, у истоков этногенеза которого, по его мнению, лежали сако-массагетские племена Приаралья (V II— II вв. до н. э.) 3. Этнографические исследования Т. А. Жданко подтвердили наличие в этногенезе каракалпаков сако-массагетских, огузских и печенежских слоев, а также значительно углубили изучение более поздних этапов этногенеза каракалпаков, выявив в нем связи со средневековыми канглами, кыпчаками, монголами и Ногайской Ордой 4.
Эта концепция происхождения каракалпакского народа не встретила в научной литературе существенных возражений. Однако нам представляется возможным значительно углубить во времени некоторые линии каракалпакского этногенеза, выявить в нем компоненты, восходящие к отдаленной древности. При этом нам приходится вновь и вновь обращаться к трудам того же С. П. Толстова, к положениям, гипотезам, высказанным им в другой связи и по другому поводу и не увязываемым им самим непосредственно с этногенезом каракалпакского народа. В этой статье мы остановимся лишь на древнейших юго-западных связях в этногенезе каракалпаков, не касаясь других, относящихся к их этногенезу материалов, которые могли бы послужить темами отдельных работ. Разумеется, исследуемые нами здесь линии каракалпакского этногенеза не исключают других направлений их этногенетических связей, как древних, так и средневековых. Следует также добавить, что вопрос о древнейших юго-западных связях (с Передней Азией, Ираном), древнейших переднеазиатских компонентах касается не только этногенеза каракалпаков, но и не в меньшей степени этногенеза хорезмских узбеков — наиболее прямых потомков древнехорезмийского населения, а также, по-видимому, и туркмен5. Наиболее яркой реликтовой группой в составе каракалпаков являются мюйтены (m tijten). Автор данной статьи во время работы в Каракалпакском филиале АН УзССР в течение ряда лет занимался изучением вопроса о происхождении и этнической истории этого древнейшего каракалпакского племени 6. Нами были проведены экспедиционные исследования среди каракалпаков-мюйтенов в Каракалпакской АССР (Тахтакупырский и Муйнакский районы), а также на Зеравшане, среди связанных с ними общностью происхождения узбеков-митанов (Иштыханский и Нуратинский районы Самаркандской обл.). В разных местах обитания мюйтенов был собран значительный материал, характеризующий их интереснейший и уходящий в глубь веков исторический фольклор, материальную и духовную культуру, обычаи, прежние родовые деления, самосознание, этнические процессы, происходящие в местах их расселения в прошлом и теперь. В процессе обработки и анализа полевых материалов нами привлекались также данные смежных дисциплин — антропологии, археологии, лингвистики, имеющие отношение к исследуемым вопросам, сведения ряда древних и средневековых письменных источников. Предварительные результаты наших исследований были опубликованы в ряде статей 7. В настоящей работе наши прежние высказывания подытожены, существенно развиты и дополнены.
Предположения о древнейших переселениях в IV— III тысячелетиях до н. э. с юга и юго-запада, из областей Иранского нагорья в южную Туркмению и в низовья Амударьи, а также о различных связях между населением этих областей уже высказывались археологами 8. А. В. Виноградов, развивая выдвинутое С. П. Толстовым положение о южных связях кельтемйнарской культуры, на большом археологическом материале обосновывает точку зрения о том, что неолитическая культура Хорезма своими корнями глубоко уходит в неолитические и мезолитические культуры южных областей — Ирана и Передней Азии, с которыми она генетически тесно связана 9. Это позволило выдвинуть гипотезу о первоначальном заселении человеком Хорезмского оазиса с юга — в IV тысячелетии до н. э. (а возможно и ранее, в V I—V тысячелетиях до н. э.) 10. Разумеется, южное происхождение микролитоидной кельтеминарской культуры не исключало ее тесных культурных связей с единовременными культурами Урала, Прикамья, Приобья, Южной Сибири, нижнего Поволжья. Антропологи также фиксируют значительное перемещение каких-то групп населения на территорию южной Туркмении (Кара-Депе, Геоксюр) с территории Ирана в IV— III тысячелетиях до н. э .11. В южном Приаралье черепа восточносредиземноморского типа, по-видимому, впервые фиксируются антропологами для периода бронзового века (II тыся челетие до н. э.), в памятнике Кокча-3 (более ранние черепа здесь пока не обнаружены) 12. Наряду с преобладанием восточносредиземноморского типа, в древнем и раннесредневековом Хорезме антропологи отмечают и представителей переднеазиатского типа. Таково, например, изображение на монете хорезмийского царя Африга (IV в. н. э.), о котором Т. А. Трофимова пишет: «Короткая, как бы срезанная в области затылка голова, характерная для хеттских изображений, воспроизведена на монете «Африга»,..., где при этом дан огромный выпуклый нос с опущенным кончиком. Это изображение может быть оценено, как портрет человека переднеазиатского типа, возможно с искусственно деформированной головой »!3. Наличие среди населения Хорезма представителей переднеазиатского типа еще более четко определяет некоторые направления этнических связей населения этой области и в связи с этим очень интересно изучение антропологических признаков зеравшанских узбеков-митанов и амударьинских каракалпаков-мюйтенов, которых мы рассматриваем как потомков представителей древнейших переселений. Антропологический тип зеравшанских митанов представляет значительный интерес в качестве этногенетического признака. Л. В. Ошанин определял антропологический тип узбеков бывшего рода митан района Кермине (ныне Навойинский район Бухарской обл.) с выступающим арменоидным носом и обильным ростом третичного волосяного покрова как переднеазиатский, ассироидный 15. Среди узбеков- митанов Самаркандской области также встречаются характерные представители переднеазиатского типа. Что касается узбеков-мюйтенов Кунградского района Каракалпакской АССР и каракалпаков-мюйтенов Тахтакупырского и Муйнакского районов, то и среди них явственно можно проследить черты переднеазиатского типа, хотя и несомненно в смешении с монголоидными признаками 16.
Согласно последним антропологическим исследованиям, среди каракалпакских племен мюйтены по совокупности признаков занимают первое место по нарастанию европеоидных черт (второе место занимают конграты, а наиболее монголоидны — ктаи )17. Принадлежность предков мюйтенов к переднеазиатскому антропологическому типу нашла отражение в легендах мюйтенов о происхождении их от библейского Йиса (Исава), все тело которого было покрыто волосами, а также в народной этимологии названия мюйтен, как «мойтан» (тадж. муй тан, перс, муй тан) «волосатое тело», «тело, покрытое волосами» 18. Одним из этнографических признаков, уводящих этногенез мюйтенов в наибольшую древность (по-видимому, более отдаленную, чем сам их этноним) и доживающих до недавнего прошлого, является, на наш взгляд, распространенная в старину у мюйтенов амударьинской и зеравшанской групп особая форма бороды, раздвоенной снизу. По этому признаку зеравшанские и каракалпакские мюйтены еще в начале XX в. узнавали друг друга 19. Такая же форма бороды в древности была распространена у некоторых народов Переднеазиатского Востока, например, в древнем Шумере, со времени подчинения его аккадцам (III тысячелетие до н. э.) 20. Такая же раздвоенная форма бороды отмечается на статуэтках (переднеазиатского антропологического типа) ранних земледельцев южной Туркмении (Кара-Депе близ Ашхабада, III тысячелетие до н. э.) 21. Эти аналогии говорят о том, что линии этногенетических связей мюйтенов возможно восходят к III тысячелетию до н. э., и направление этих связей ведет здесь на Переднеазиатский Восток через территорию южной Туркмении. Очень древние южнотуркменистанско-переднеазиатские аналоги обнаруживают некоторые элементы каракалпакского орнамента на ковровых изделиях. Например, одним из элементов каракалпакского орнамента является весьма распространенный мотив креста с расширяющимися крестовинами или закругленными концами, часто заключенного в медальоны ромбической или восьмигранной формы, а также различные варианты многоступенчатых пирамидок. Такие фигуры мы находим на ковровых изделиях хорезмских, самаркандских, ферганских и бухарских каракалпаков 22. А.С. Морозова писала: «Своеобразные детали каракалпакского креста с широкими крестовинами и закругленными концами выделяют этот узор из традиционной орнаментики народов Средней Азии. Совершенно точная аналогия этого узора прослеживается в орнаменте отдельных народов Кавказа (дагестанцы, хевсуры) и в древних памятниках Триполья и Передней Азии »23. Ею приводятся изображения подобных крестообразных фигур с рельефа ассирийского царя Саргона II в Хорсабаде (VIII в. до н. э.), орнамент ткани переднеазиатского происхождения из II Пазырыкского кургана (V в. до н. э.), орнамент на рукаве женской хевсурской одежды — наряду с примерами народного орнамента каракалпаков. Подобные же узоры отмечаются В. И. Сарианиди на керамике геоксюрского стиля (конец IV тысячелетия до н. э.) и коврового стиля (III тысячелетие до н. э.), которая принципиально отличается от керамики предшествующего периода тем, что в построении орнаментальных схем выделяется основное центральное изображение — чаще всего крестообразная фигура 24. В. И. Сарианиди находит аналогии этой орнаментике в древнейшем пиктографическом письме Шумера и Элама, где эти знаки имели не только декоративное, но и смысловое значение. «Целый комплекс других данных,— пишет В. И. Сарианиди,— позволил выдвинуть предположение, что в конце IV тысячелетия до и. э . ... из района древнего Элама какая-то группа племен проникла в юго-восточную Туркмению»25.
Если мы вновь вернемся к археологии Приаралья, то здесь исследователями, помимо древнейших южных связей в период неолитической кельтеминарской культуры (IV — III тысячелетия до н. э.), о которых мы говорили выше, прослеживаются новые южные влияния в период бронзового века (камышлинский этап суярганской культуры). С. П. Толстов и М. А. Итина считают, что это связано с проникновением с юга в Приаралье в начале II тысячелетия до н. э. новых этнических групп, исторически связанных с областями Иранского нагорья и прилегающих стран 26. Представляет несомненный интерес, что древнехорезмийская историческая традиция, сохраненная в трудах ал-Бируни, начало древнейшего хорезмийского летоисчисления возводит к приходу с юга мифического основателя династии хорезмийских царей — Сиявуша — также ко II тысячелетию до н. э., правда, к его второй половине (XIII в. до н. э . ) 27. На это обращал внимание в своих работах С. П. Толстов, выдвинувший гипотезу относительно связи названия Хорезм с восточными племенами хурритов, продвинувшихся с восточных окраин Иранского нагорья, вниз по Мургабу и Амударье. Согласно его гипотезе, слово «Хорезм» может означать «Земля (страна) народа Хварри или Харри»28. Вопрос об этнической принадлежности древних пришельцев из Ирана и Передней Азии на территории южной Туркмении и низовьев Амударьи, говоривших на неиндоевропейских языках, необычайно сложен и в настоящее время пока, видимо, неразрешим. Столь же сложен вопрос о происхождении некоторых топонимов и этнонимов, возможно, уходящих своими корнями в доиндоевропейскую эпоху.
Если относительно древних языков Передней Азии существует значительная литература, базирующаяся на изучении письменных памятников 29, то ничего подобного нельзя сказать о древнейших языках Средней Азии, безусловно, восходящих к доиндоевропейскому периоду. Письменных источников этого времени в Средней Азии не найдено, и видимо, не может быть найдено, так как это был бесписьменный период в истории народов Средней Азии. Между тем, если языки иранской группы (хорезмийский, согдийский и др.), доступные научному изучению, получили распространение в Средней Азии, в том числе в Хорезмском оазисе, в начале II тысячелетия до н. э., то появление человека на территории Хорезмского оазиса, как мы уже говорили, относится к значительно более раннему времени, притом первоначальное заселение низовьев Амударьи, видимо, шло с юга, с территории Иранского нагорья, в восточных частях которого обитали группы населения, возможно говорившие на разных доиндоевропейских языках, что еще более затрудняет исследование. И. Н. Хлопин допускает, что в южной Туркмении в III тысячелетии до н. э. обитали племена загро-эламской группы языков (родственные луллубеям, касситам и др.), «поскольку в настоящее время трудно установить восточ ные границы их расселения» 31. С. П. Толстов же считал возможным связать происхождение названия Хорезм с племенным названием основателей государства Митанни, сложившегося в северной Месопотамии в XVI в. до н. э.,— хурритов (Хурри, Харри), и неоднократно высказывал мнение, что «между Хорезмом и Митанни протягиваются достаточно явные нити»32, приводя для подтверждения этой мысли, на наш взгляд, убедительные доводы 33.
Сказать, каким был характер связей между Хорезмом и Митанни, с какими историческими событиями связаны переселения тех или иных этнических компонентов, в настоящее время не представляется возможным. Тем не менее, все же стоит обратить внимание на некоторые восходящие к древности этнонимы и топонимы Средней Азии, рассматривая этот круг вопросов на фоне смежных дисциплин и учитывая, что само по себе сходство элементов ономастики может быть и случайным. Отголосками древнейшего периода в истории Хорезма (а отчасти Средней Азии в целом), по нашему мнению, является этноним мюйтен (митан), сохранившийся доныне среди названий племен каракалпаков и узбеков Приаралья и узбеков долины Зеравшана, а также значительное количество топонимов с основой митан, зафиксированных на левом берегу верхнего Хорезма средневековыми арабо- и персоязычными ис точниками (Хош-Митан, Ардахошмитан, Мада-Митан) 34; в долине Зеравшана (в среднем и нижнем течении) многие из таких названий сохранились и доныне (Митан, Актепе-Митан, Хоштепе-Митан, Урмитан и многие другие). В. А. Шишкин пишет о такой группе названий в Бухарском оазисе: «Бесспорно древними является... большая группа названий на «митан»: Рамитан, Армитан, Наумитан, Синджамитан, Сумитан, Зармитан, Хурмитан (или Хурмайтан)», и далее добавляет: «Следует обратить внимание на то, что все эти названия, без всякого исключения, не объясняются из современных таджикского и узбекского языков (или других языков современного населения Средней Азии), что свидетельствует о большой древности их возникновения» 35. В. А. Шишкин призывает провести специальное историко-лингвистическое исследование, что бы выяснить языковую принадлежность и семантику этих названий и тем самым определить древние этнические наслоения в Бухарском оазисе. Представляет интерес замечание средневекового историка Наршахи (X в.), который сообщает, что Рамитан — очень древний город, древнее Бухары, он был раньше центром всей округи и основан за 3000 лет до его, Наршахи, жизни 36. Если и не считать эту дату правильной, мнение средневекового историка о чрезвычайной древности этого поселения заслуживает большого внимания. В связи с рассматриваемым кругом вопросов вызывают интерес также исторические легенды зеравшанских митанов, говорящие о пребывании их предков близ берегов оз. Урмии (Иранский Азербайджан) 57, называвшегося в древности Ма(н)тиане. По северным и западным берегам этого озера, в ряде районов Закавказья, в верховьях рек Аракса и Галиса в VI в. до н. э.— I в. н. э., как свидетельствуют сообщения античных авторов (Геродот, Гекатей, Страбон, Полибий, П. Мела и др.), обитал народ матиены, которых исследователи (И. М. Дьяконов, И. Алиев) считают поздними хурритами 38. Этот этноним также отразился в ономастике Хорезма. В Хронике Муниса и Агехи (XIX г.) близ Хазараспа упоминается местность Мутиянш. В узбекском шежире (родословной), приводимом в работе Ч. Валиханова, в числе предков узбеков названы матиены («мотият) 40. Этноним матиены некоторые исследователи (И. М. Дьяконов, И. Алиев) считают возможным связать с названием древнего государства Митанни (Маитени) верхней Месопотамии X V I— XIII вв. до н. э . 41. Мы ставим вопрос, не могло ли здесь изменение элементов ономастики идти по схеме: Митанни (Маитени) I матиены, Ма(н)тиане Митан, мюйтен, мотиян, Мутиян 42.
О том, что сходство ономастических сочетаний хурриты Митанни и мюйтены Хорезма (« Земли хурритов») не случайно, некоторые подтверждения можно найти и в лингвистических материалах 43. События, восходящие ко II тысячелетию до н. э., о которых мы говорили на предыдущих страницах, нашли своеобразное отражение в исторических легендах хорезмских и зеравшанских мюйтенов. Нас не должно смущать столь длительное бытование легенд. Низовья Амударьи были своеобразным этнографическим заповедником, оазисом, в силу ряда исторических причин оказавшемся в течение многих веков в состоянии относительной изоляции, что приводило к консервации многих элементов быта и культуры, восходящих порою ко временам глубокой древности. Способствовал этому и такой консервативный тип хозяйства, как полунатуральное комплексное (земледелие, скотоводство, рыболовство), которое было в значительной степени обусловлено природными условиями района. В Хорезме чрезвычайно долго сохранялись реликты древних общественных и семейных отношений, древние верования и столь же древние сказания, отражающие в легендарной форме пути переселения мюйтенов — как мы полагаем, наиболее раннего из составных слагаемых каракалпакского народа, сказания, которые еще в настоящее время фиксируются этнографами. Отголоски столь же древних сказаний доживают свой век в долине Зеравшана. Легенды зеравшанских митанов говорят о том, что в прошлом у митанов было свое государство. Предания рассказывают о происшедшем в давние времена поголовном истреблении митанов каким-то царем и о новом их распространении от оставшихся случайно в живых двух сыновей одной женщины (в других вариантах говорится об изгнании митанов). Легенды говорят о насильственном переселении митанов с юга, из Ирана, через «Балх-Бадахшан» 44 в места современного расселения. Вот некоторые выдержки из легенд, связанные с мотивом изгнания митанов с юга — из Ирана, Балха и др.: «Митаны, в основном, расселились со стороны Шахрисябза и Кашкадарьи. Они под властью одного царя жили отдельным родом, были красноречивыми, знающими людьми, работали на государственной службе (занимались государственными делами) и хотели захватить все царство. После этого их изгнали». «...Митаны были очень многочисленным народом (жуда катта ел)». «Этот народ был изгнан со стороны Балха, так как не понравился царю». «Действительное место происхождения митанов в Иране. 1600 лет назад (там) были митаны. Где жили митаны, там они пользовались большим авторитетом. За это царь их ненавидел и изгнал» 45. В качестве места обитания своих предков зеравшанские митаны называют, в частности, район города Тебриза в Иранском Азербайджане, находящегося близ озера Урмия (Резайе). У хорезмских каракалпаков-мюйтенов, наряду с легендами о северном пути передвижения их предков — с Кавказа, через степи Прикаспия, Едиль (Волгу) и Жайык (Урал),— также отмечается южный, более древний путь,— через «Балх-Бадахшан» (вариант — Таджикистан) и Ташкент 46. У них тоже есть упоминания в легендах о государстве мюйтенов (чаще местом этого государства называется «Балх-Бадахшан»). Легенда же о поголовном истреблении мюйтенов, имеющаяся и у этой группы, претерпела здесь, в полукочевой среде, значительные изменения и была украшена большим количеством подробностей. Некоторые элементы этой легенды глубоко архаичны. Матерью двух сыновей-близнецов, чудом оставшихся в живых, здесь названа Ак-Шолпан (Белая Венера). Имя этой легендарной прародительницы мюйтенов даже стало ураном (боевым кличем) их племени 47. Очень интересно, что мотив легенд митанов — о пришельцах-изгнанниках с юга — имеет поразительное сходство с легендой о приходе в древний Хорезм хорезмийцев, изгнанных за какую-то провинность «царем Востока» (по Макдиси, X в. н. э.). «... В древности, — сообщает ал Макдиси,— царь Востока разгневался на 400 человек из своего государства, из приближенных слуг (своих), и велел отвести их в место, отдаленное от населенных пунктов на 100 фарсахов..., а таким оказалось место (где теперь город) Кае »48 (столица древнего Хорезма, ныне г. Бируни). С. П. Толстов, комментируя это сообщение Макдиси, замечает, что «в этом рассказе перед нами выступает традиция о смешанном происхождении хорезмийцев, об участии в их этногенезе таких-то пришельцев изгнанников»49. Как мы видим теперь, отголоски воспоминаний о предках-изгнанниках с юга сохранялись не только во времена жизни Макдиси, в X в., но сохраняются и ныне, еще тысячелетие спустя, среди каракалпаков-мюйтенов и узбеков-митанов.
Еще более близкие к сообщению Макдиси и более полные легенды были записаны Г. П. Снесаревым у узбеков южного Хорезма, которые, по общему признанию исследователей, являются наиболее прямыми потомками древних хорезмийцев. Вот некоторые выдержки из этих легенд «После Адама все царства земного шара были в руках одного падишаха из царей Кияни 50. Если человек в чем-нибудь провинился, 'его заключали в тюрьму, а в день Науруза падишах заставлял их приводить к себе и опрашивал; кто виновен— того казнил, других выпускал. Однажды в тюрьме было очень много заключенных... (Царь сказал визирю:) «Ты, мой любимый визирь..., отведи этих людей в такое место, откуда был бы сорокадневный путь во все стороны и ничего бы в этих местах не было. Выживут те из них, кто не виновен». Ищет визирь такое место. Везде ходил и в конце концов пришел сюда. В то время Дарья текла южнее Куня-Ургенча, это (было) в очень древние времена». И далее, как и в легенде Макдиси, рассказывается, как люди выжили здесь, благодаря тому, что ловили рыбу в Амударье, и дается народная этимология названия Хорезм («Огонь на языке народов того времени назывался ,,хор“ , а рыбье мясо — „разм “ . Это означало, что ели рыбу, поджарив ее на огне»). (Записано в 1957 г. в Турткульском районе ККАССР). Другая легенда о заселении Хорезма беженцами из Ирана и об изменении течения Амударьи была записана этим же исследователем среди узбеков Гурлена 51.
Изучение хорезмских узбеков без родовых делений, как показало интереснейшее исследование Г. П. Снесарева «Реликты домусульманских верований и обрядов у узбеков Хорезма», вообще очень перспективно для исторической этнографии, в частности для выяснения древнейших южных и юго-западных связей населения Хорезмского оазиса. Перед этнографами стоит неотложнейшая задача — фиксировать подобные древние предания, стоящие на грани исчезновения, и попытаться дать им научную интерпретацию. В связи с этим хочется напомнить замечательные слова известного этнографа М. С. Андреева: «... на наших глазах в Средней Азии исчезает и в значительной степени уже исчез целый мир прежних многовековых воззрений, мир старого уклада жизни ее народов, многие стороны которого, почти не изменяясь, дошли до нас из глубокой старины и исчезли или исчезают в наши дни. Весь этот быт уходит или ушел в значительной степени незаписанным, неизученным...,, что имело бы огромное значение для истории Средней Азии, в особенности для истории ее культуры» 52. Быть может, не случайно один вариант каракалпакской легенды о мюйтенах, записанной в Ходжейли, говорит о том, что мюйтены издавна жили в низовьях Амударьи, к югу от Куня- Ургенча 53, т. е. именно там, где средневековыми путешественниками отмечены города Арда-Хошмитан и Мада-Митан. Детальное толкование обстоятельств, изложенных в этой легенде, еще предстоит исследователям.
В связи с рассматриваемым кругом легенд следует отметить также довольно распространенные (у каракалпаков разных групп, узбеков, казахов) легенды о приходе их из «земли предков Жийдели-Байсына». Легенды эти стоят несколько особняком и могут отражать иные пути и иные периоды передвижений предков современных народов. Вопрос о локализации Жийдели-Байсына неоднократно обсуждался, высказывались разные точки зрения по этому вопросу 54. Мы также приняли участие в этой дискуссии 55. Изучение материала в последние годы привело нас к заключению, что, видимо, правы те исследователи, которые отождествляют легендарный Жийдели-Байсын с Байсуном в Сурхандарьинской области Узбекистана 56. Этот круг легенд, видимо, более поздних по происхождению, тоже указывает на пути переселения каких-то компонентов, вошедших со временем в состав каракалпакского и узбекского народов, пути с юга, но уже не через территорию Туркмении и средней Амударьи, а через горные цепи юга Узбекистана, в частности горы Байсун-Тау. Античные историки, писавшие о Бактрии, называют Байсун-Тау «железными воротами на севере»57. Это следует понимать, видимо, так, что через Байсун-Тау был выход на север для племен и народов, живших в более южных областях, прежде всего на территориях современных Афганистана и Ирана. Переселившиеся с юга группы, видимо, какое-то время обитали в горах Байсун-Тау, и это оставило неизгладимый след в народных преданиях. Последующее живое общение с оставшимися на Сурхандарье соплеменниками поддерживало эти народные традиции 58.
Вызывают большой интерес и требуют специального исследования отголоски в каракалпакском фольклоре мотивов, восходящих к истории и культуре древней Ассирии. Так, в «Сказке о женском царстве», записанной среди каракалпаков в 1875 г. Н. Каразиным, говорится: «В далекие времена существовало большое ханство, столицей его был город Самирам, расположенный на недоступной высоте» 59 Здесь явственно распознаются отзвуки широко распространенных в древности легенд об одном из «семи чудес мира» — «висячих садах Семирамиды». Прототипом Семирамиды была ассирийская царица Шаммурамат, правившая страной в конце IX в. до н. э. и известная своими завоевательными походами и приписываемой ей строительной деятельностью. Легенды об этой царице получили широкое распространение у ряда народов Востока — древних армян; где она была известна под именем Шамирам 60 (в районе озер Ван эти легенды бытовали вплоть до начала XX в .) 61, айсоров, персов. Следы того же предания мы видим в каракалпакской сказке о городе Самирам. Мы полагаем, что имя Самирам в каракалпакском фольклоре не является результатом какого-либо позднего книжного влияния. Мусульманская литература имени Семирамиды не знает. Образ Семирамиды в религиозно-фольклорной традиции древних народов Переднеазиатского Востока перекликается с образом Иштар, ассирийской богини любви и войны, связанной в представлении древних с культами голубки и рыбы; с этим религиозным образом сливается ставшее легендарным имя царицы Ш аммурамат 62. Обратим еще раз внимание на то, что прародительницей мюйтенов считалась Ак-Шолпан — Белая Венера. Образ древнеассирийской богини Иштар, у которой много общего в иконографии и в функциях с древнесреднеазиатской Анахитой, ассоциировался также с планетой Венерой. Так что эта линия ассоциаций опять-таки ведет нас к древним религиям Передней и Средней Азии.
Рассмотренные здесь материалы далеко не исчерпывают следов древних переднеазиатских влияний в этногенезе каракалпаков. Об этом же свидетельствуют и некоторые особенности традиционной материальной культуры б3, а также ряд своеобразных обычаев и поверий каракалпаков.
* * *
Подводя некоторые итоги, можно отметить, что наиболее отдаленный период этногенеза народов южного Приаралья, в том числе и каракалпаков, который возможно проследить в настоящее время, видимо, восходит к III— II тысячелетиям до н. э. и связан с проникновением в среду племен, живших ранее в Приаралье, каких-то групп восточносредиземноморского антропологического типа (возможно, с примесью переднеазиатского), говоривших на том или ином древневосточном неиндоевропейском языке, пришедших с юга и юго-запада, что прослеживается на антропологическом, археологическом, этнографическом, историко-фольклорном и лингвистическом материале. Переднеазиатские этнические компоненты, видимо, восходящие ко второй волне переселений с юга или юго- запада, были растворены среди населения Приаралья, складывавшегося из групп различного происхождения (см. выше). Сако-массагетские племена Приаралья, явившиеся преемниками носителей более ранних существовавших здесь археологических культур, впитали в себя и эти пришедшие с юга этнические группы.
Видимо, предки каракалпаков в последующие времена консолидировались среди варварских племен периферии Хорезма, в частности в полунезависимом владении Кердер, расположенном в дельте Амударьи, и области Халиджан, расположенной на южном побережье Аральского моря. Дальнейшие этапы этногенеза каракалпаков детально изучены в работах упомянутых выше исследователей, чью научную концепцию мы дополняем и развиваем. Изучение более поздних напластований в этногенезе каракалпаков не ведет уже исследователя на Переднеазиатский Восток. Начиная примерно с середины I тысячелетия до н. э. и далее круг исследуемых материалов охватывает в основном — наряду с Приаральем — области Приуралья, Поволжье (нижнее и среднее) и степи Причерноморья. Материалы по этнографии, историческому фольклору и ономастике, восходящие к средневековому этапу этногенеза каракалпаков (в основном к периоду IX— XVIII вв.), дают явственные свидетельства северо- западных линий связей предков каракалпаков, что неоднократно упоминалось в исторической литературе. Однако и здесь, при более глубоком рассмотрении, можно выявить следы переднеазиатских влияний, а возможно и миграций каких-то древневосточных элементов, позже вошед ших в состав населения Причерноморья и Поволжья, в свою очередь связанного с населением Приаралья 64. Проблема древнейших переднеазиатско-среднеазиатских связей неизмеримо шире уточнения вопросов происхождения каракалпакского и узбекского народов. Без детальной разработки этой проблемы останутся неясными многие вопросы этногенеза народов Средней и Передней Азии, их исторической этнографии и истории, исторической лингвистики. Нам хочется еще раз подчеркнуть значение исторического фольклора и восходящих к древности элементов ономастики для восстановления древнейших периодов этногенеза народов, не получивших отражения в письменных источниках 65. Они подчас могут послужить отправными пунктами исследования, в которые впоследствии должны быть вовлечены все доступные материалы смежных наук, чтобы возможно полнее была восстановлена историческая истина.