Традиционная экономика и ее наследие
Часть 1. Кочевой мир
История казахского народа в доиндустриальную эпоху прочно связана с кочевым скотоводством. Даже само освоение большей части территории Казахстана в древности осуществлялось пастушескими племенами. Их предшественники-андроновцы жили в поселках только на берегах рек и озер, где в небольших масштабах занимались выращиванием растительных продуктов и разведением животных.
Только приручив лошадь, овладев искусством верховой езды и перейдя от придомного скотоводства к кочевому, древние люди в начале первого тысячелетия до н.э. сумели покорить огромные степные территории, полновластными хозяевами которых ранее были лишь многочисленные стада сайгаков и куланов и охотившихся на них хищников.
Это не был выбор из нескольких альтернатив, а единственный путь освоения засушливой, преимущественно пустынной и полупустынной страны. Только скотоводство позволило людям использовать имеющиеся природные ресурсы, и это была крайне сложная задача. Как писал, в этой связи А. Тойнби: «Если земледелец производит продукцию, которую он может сразу и потреблять, кочевник, подобно промышленнику, тщательно перерабатывает сырой материал, который иначе не годится к употреблению… Кочевник пользуется естественными выпасами, скудная и грубая растительность которых непригодна для человека, но приемлема для животных. Человек же получает молоко и мясо животных, использует их шкуры для одежды»[1].
Людям потребовалось несколько столетий, для того чтобы: вывести приспособленные к местным природно-климатическим условиям породы животных; выработать оптимальную систему перекочевок, позволявшую эксплуатировать ту или иную территорию в конкретное время года; изучить звездное небо и научиться ориентироваться в степи; овладеть искусством обнаружения и добычи воды; выработать рецепты консервации мясных и молочных продуктов; научиться изготавливать переносные, но при этом достаточно комфортные жилища. Помимо этих очевидных вещей требовалось также множество других знаний и умений, позволивших человеку одержать победу над Степью.
Потомки смельчаков, долгим путем проб и ошибок научившихся выживать в степи, получили свою награду. Скот на просторах Великой степи размножался на глазах. Не особенно экономя и расходуя часть скота на питание и другие нужды, древние кочевники могли ежегодно увеличивать размер своих стад на 40-50%. Грубо говоря, человек, имевший стадо в 100 овец, через десяток лет при благоприятных обстоятельствах мог превратиться в хозяина нескольких отар овец общей численностью в 3-4 тысячи голов.
Сообщества древних номадов быстро превратили Великую Степь в крупнейший на планете регион животноводства. Количество скота на территории Казахстана изумляло иноземных посланников, путешественников, купцов. «В Усуни много лошадей, и богатые люди имеют от четырех до пяти тысяч лошадей»[2], – описывал на рубеже II-I веков до н.э. древнее кочевое государство, занимавшее территорию Жетысу, легендарный китайский историк Сыма Цзянь.
Арабский путешественник Ибн Фадлан, побывавший в X веке на территории Западного Казахстана, считал необходимым сообщить своим читателям поразительный для них факт: «Ведь я видел из (числа) гузов таких, что владели 10 000 лошадей и 100 000 голов овец»[3].
«Они очень богаты скотом: верблюдами, быками, овцами, козами и лошадьми. Вьючного скота у них такое огромное количество, какого, по нашему мнению, нет и в целом мире»[4], - вторил своим предшественникам посланник Папы Римского Плано Карпини в XIII веке.
Кочевое общество тотально зависело от скотоводства. Абсолютно все в жизни людей было подчинено главной цели – сохранению, приумножению или восстановлению стад. Это был даже не существенный фактор, а первопричина, объясняющая логику основных исторических процессов и событий в истории номадов.
Исчислявшееся миллионами поголовье лошадей, пасущихся в степи, позволяло степным каганам без затруднений формировать конные армии, повергавшие в ужас противников своими стремительными походами и молниеносными маневрами на поле боя. Сами кочевники, с детства овладевая искусством верховой езды, охраняя свои стада от хищников и врагов, росли как сильные, выносливые и смелые воины, превосходно владевшие всеми видами оружия. Чтобы превратить скотоводов в армию, нужен был только лидер, способный обуздать степную вольницу, подчинить ее своей воле и направить на достижение конкретной цели. Монархи земледельческих государств таких возможностей не имели. Вчерашних землепашцев необходимо было долго обучать, а попытки увеличить численность кавалерийских частей нередко опустошали казну и опутывали корону долгами.
Но сила кочевого мира одновременно являлась и слабостью. Скотоводство, которое позволяло кочевникам господствовать над обширными и густонаселенными земледельческими регионами, было неотъемлемо связано с высокими рисками. Рачительный крестьянин благодаря запасам растительной продукции мог пережить два-три неурожайных года. К примеру, зерно или муку при соблюдении определенных требований можно хранить несколько лет. Срок хранения соленого, копченого или сушеного мяса не превышает нескольких месяцев. Один джут, одна засуха, одна эпидемия могла сделать из вчерашнего бая нищего и пустить по миру целое племя. После таких катаклизмов с исторической сцены сходили даже могущественные кочевые державы.
Кроме того, важнейшей потребностью для кочевников-скотоводов являлся обмен товарами с земледельческим населением. Степные мастера умели изготавливать прекрасные вещи из собственного сырья – кожи, шерсти, пуха, меха. «Их кафтаны сделаны из овечьей кожи, они окрашиваются в разные цвета и становятся похожими на атлас. Их привозят в Бухару, где продают по той же цене, что и кафтаны из атласа, настолько они изящны и красивы. У них есть также удивительные накидки, сделанные из той же овечьей кожи. Они совершенно непромокаемы и не бояться сырости; это происходит от свойства некоторых растущих там трав, которые служат для обработки кожи»[5], – описывал искусство казахских ремесленников османский историк Сейфи Челеби. Однако одежда даже из самой искусно выделанной кожи все же не может заменить ткань, необходимую для нательного белья.
Нужна была также растительная пища, в первую очередь, конечно, менее обеспеченным слоям населения. Нормальный кочевник презирал пищу из «травы» и спокойно мог питаться одним только мясом, но мяса хватало не всегда и не всем. А выменяв барана, мясо которого семья съедала, допустим, в течение недели, на мешок зерна, бедняк мог обеспечить своих домочадцев хоть какой-то едой на целый месяц.
Осенью, когда кочевые тюрки, поднимая пыль до небес, гнали свои огромные стада на рынки южных селений и городов, цена на скот, естественно, падала, что, соответственно, приносило прибыль оседлому населению.
«В стране их нет золотых и серебряных рудников и никаких драгоценных камней, большая часть богатства их – от торговли с тюрками и разведения скота»[6] , – объяснял, к примеру, причины быстрого экономического усиления Хорезма средневековый арабский географ Аль-Истахри.
Дешевизну мяса и скота на территории современного Узбекистана, где находились главные рынки сбыта скота для кочевников из казахских степей, отмечали многие наблюдатели. Тот же Аль-Истхари писал: «А мясо привозится к ним (в Мавернаннахр) от гузов и карлуков и из окрестных мест в количестве большем, чем нужно им»[7].
Чтобы не отдавать плоды своего труда по дешевке, кочевники пытались часто перегонять скот, прежде всего коней, в дальние страны, где цена на них была выше. К примеру, если в первой половине XIV века цена отличного коня в Дешт-и Кипчаке составляла около 8-10 динаров, то в Индии самая дешевая лошадь стоила 100 динаров. Отборные скакуны продавались по 500 динаров и выше. Вследствие этого кочевники-кыпчаки формировали большие караваны, перегонявшие коней в Индию[8]. Скотоводы Ногайской Орды, занимавшей территорию Западного Казахстана, являлись главными поставщиками коней в Русское государство. «Масштабы конского импорта из-за Волги в XV-XVI вв. были столь значительны, что создается впечатление, будто тогда словом «конь» обозначались только лошади ногайской породы»[9], – пишет В.В. Трепавлов.
Но все пути в дальние страны изобиловали трудностями и опасностями даже в редкие времена мира, не говоря уже о периодах войн, и большинство скотоводов предпочитали все же, избегая высоких рисков, сбывать сотни тысяч овец, десятки тысяч коней и верблюдов в Сыгнаке, Сауране, Туркестане, Сайраме, Ташкенте, Ургенче, Самарканде, Бухаре. Торговый дисбаланс сглаживался данью и податями, которые земледельческое население платило степным правителям, которые, в свою очередь, перераспределяли этот доход среди своих «подданных».
Казахское ханство, возникшее на руинах Золотой Орды, отличалось от других ханств наиболее мощными кочевыми традициями, а казахи среди кочевых народов считались самым богатым народом. Персидский путешественник и ученый Фазлаллах Рузбихан в начале XVI века восторженно писал, что у «наиболее бедных из казахов число лошадей, верблюдов и овец исчисляется тысячами»[10]. Безусловно, это гиперболическое описание средневекового восточного автора, но это была реакция человека, действительно впечатленного невиданным зрелищем. Вполне критичный российский исследователь начала XIX века, в лице А.И. Левшина тоже заявлял: «Стада овец изумляют здесь многочисленностью своею. Едва ли есть где-нибудь в мире такая страна, в которой было бы видно их более».
Интересно представить себе количество скота, находившегося во владении казахов в период Казахского ханства. Конечно, речь не идет о каких-то точных цифрах, поскольку до XIX века никакой статистики не существовало, тем не менее масштаб животноводства в самых общих чертах мы себе можем представить. Для этого можно опереться на научные исследования конца XVIII века, когда казахи как народ попали в поле зрения серьезных ученых и при этом еще сохраняли кочевые традиции, только начав испытывать влияние российской экономики.
Эти исследователи, помимо прочего, оставили ценные сведения о размерах казахских кочевых хозяйств. К примеру, шведский ученый и путешественник Иоганн Петер Фальк отмечал: «Киргизское семейство может прекрасно существовать, если у него полсотни коней и прочего скота в соответствующей тому пропорции. Такой полсотни не насчитает у себя только ничтожное меньшинство; обыкновенно у киргиза лошадей гораздо больше; даже у рядового киргиза «черной кости» свободно может оказаться в владении и тысяча и две тысячи голов коней»[11].
Его немецкий коллега Иоганн Готлиб Георги, в свою очередь, делал следующее заключение: «И у самого простого, но доброго скотоводца, редко бывает меньше 50 или 30 лошадей, в половину, против того рогатого скота, 100 овец, нескольких верблюдов и от 20 до 50 коз. В средней же особливо орде есть, как слышно, и такие люди, у которых табуны содержат в себе до 10000 лошадей, до 300 верблюдов, от трех до четырех тысяч рогатого скота, около 20000 овец, и больше 1000 коз. Имеющие тысяч по пяти лошадей и по соответствующему числу другого скота люди есть и в малой орде»[12].
При использовании этих сведений необходимо учесть один момент. Крупный рогатый скот казахи стали в значительном количестве содержать начиная с последней трети XVIII века, и во многом это было вызвано влиянием российской экономики, о чем мы еще поговорим ниже.
Теперь попробуем произвести условные расчеты, опираясь на сведения Фалька и Георги. Допустим, что упомянутое «ничтожное меньшинство» в лице самых малоимущих семей кочевников (кедеев), владеющих всего 3 лошадьми, 1 верблюдом, 10 овцами и 1 козой, составляло десятую часть населения. На самом деле такая семья не могла даже элементарно обеспечить свои потребности в питании в течение года и выживала, лишь оказывая возмездные услуги зажиточным сородичам, испытывавшим недостаток рабочих рук.
Еще 1% отнесем к обанкротившимся степнякам (жатакам), полностью потерявшим скот и живущих земледелием, рыболовством или охотой, в надежде поправить свои дела и вновь вернуться к скотоводству. «Сайгачники самый несчастный народ в степи; они беднее и жальче тамошних рыбопромышленников!... Те и другие бывают доведены до своего состояния только совершенной нищетой; пока у Киргиза остается одна овца, он кочует с ней, он счастлив; но рыбопромышленники и сайгачники прикованы к одному месту; для них нет кочевки, нет более радостей в мире. Первые живут близ рек или моря, иногда посещаются людьми; но сайгачники ведут жизнь свою в местах диких и уединенных, которые обыкновенно служат путями для сайгаков, во время их общего перехода; здесь-то, осенью, Киргизы-промышленники расставляют для них повсюду западни, и во время одной недели запасаются на целый год мясом для пищи и шкурами для своей одежды»[13], – так описывал жизнь казахов, выпавших из традиционной хозяйственной деятельности, русский путешественник и дипломат Егор Ковалевский.
Долю хозяйств баев – степных олигархов, имеющих в своей собственности 3 тысячи лошадей, 100 верблюдов, 5 тысяч овец и 300 коз, оценим также в 1%. Их состояние, как можно заметить, вопреки источникам преуменьшено. Все же думается, что баев, имевших в собственности около 10 тысяч лошадей и 20 тысяч овец, были единицы.
Еще 10% хозяйств отнесем к категории зажиточных, во владении которых имелось 300 лошадей, 30 верблюдов, 500 овец и 50 коз. Таких крепких хозяйств в традиционном обществе было достаточно много. Именно они, вместе с баями, обеспечивали большую часть поставок скота на внешний рынок, поскольку располагали значительными излишками.
Наконец, поскольку социальное расслоение в традиционном кочевом обществе было слабо выраженным, основную массу кочевых хозяйств, составлявших 78%, отнесем к середняцким, которые в своем распоряжении имели 30 лошадей, 10 верблюдов, 100 овец и 10 коз.
Население Казахского ханства в период расцвета составляло около миллиона человек, то есть 200 тысяч хозяйств. Путем соответствующих расчетов количество лошадей в этот период определяется в 16 млн. 740 тыс., верблюдов – 2 млн. 200 тыс., овец – 35 млн. 800 тыс., коз – 2 млн. 780 тыс.
Однако к концу XVII – началу XVIII веков в результате военно-политических неудач численность казахов заметно уменьшилась, также сократилась и занимаемая ими территория. По сведениям, исходящим от казахской элиты в этот период, общая численность казахов составляла около 80 тысяч семейств. С помощью аналогичных расчетов можно сделать вывод, что количество лошадей в это время у казахов составляло около 7 млн. голов, количество верблюдов – чуть меньше млн. голов, а овец и коз вместе составляло около 15,5 млн голов.
В течение XVIII казахским ханам и султанам, биям и батырам удалось переломить ситуацию и отвоевать земли. Прекращение серьезных военных конфликтов, связанное со схождением с исторической сцены Джунгарского и Калмыцкого ханств, способствовало росту численности населения и одновременно росту поголовья.
Хочется повториться, что это весьма условные расчеты, просто позволяющие понять примерно масштабы скотоводства в Казахстане и его особенности.
Продолжение следует.
[1] Тойнби А. Дж. Постижение истории. Москва: Айрис-Пресс, 2002. С.193.
[2] Бичурин Н.Я. [Иакинф]. Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена. Москва-Ленинград: АН СССР, 1950. С.160.
[3] Материалы по истории туркмен и Туркмении. Том I. Москва-Ленинград: АН СССР, 1939. с. 163.
[4] Джиовани дель Плано Карпини. История монгалов. Москва, 1957. С. 28.
[5] Известия османского историка XVI в. Сейфи Челеби о народах Центральной Азии // Тюркологический сборник, 2003-2004. Москва: Восточная литература, 2005. С. 261.
[6] Материалы по истории туркмен и Туркмении. Том I. Москва-Ленинград: АН СССР, 1939. С. 180.
[7] Материалы по истории туркмен и Туркмении. Том I. Москва-Ленинград: АН СССР, 1939. С.178.
[8] История Казахстана в арабских источниках. I том. Алматы: Дайк-Пресс, 2005. С. 214.
[9] Трепавлов В.В. История Ногайской Орды. Москва: Восточная литература, 2002. С. 528.
[10] Фазлаллах ибн Рузбихан Исфахани. Михман-наме-йи Бухара (Записки бухарского гостя). Москва: Восточная литература, 1976.
[11] Прошлое Казахстана в источниках и материалах. Сборник 1. Алматы: Қазақстан, 1997. С. 227.
[12] Прошлое Казахстана в источниках и материалах. Сборник 1. Алматы: Қазақстан, 1997. С. 228.
[13] Киргизские степи. (Отрывок из дневника русского офицера, в ноябре 1839 года) // Журнал для чтения воспитанникам военно-учебных заведений, Том 61. № 224. 1846. С. 291
