Перейти к содержанию

Ашина Шэни

Пользователи
  • Постов

    4058
  • Зарегистрирован

  • Посещение

  • Победитель дней

    101

Весь контент Ашина Шэни

  1. Продолжайте, а я полюбуюсь как вы и через 20 лет будете бубнить о Мугулистане и НИЧЕГО при этом в науке не изменится
  2. Objection! Все у халха есть, просто вы это отказываетесь признавать. Take That! Скажите мне вы еще долго намерены игнорировать вопрос с языком монголов 13 века?
  3. Опять же - к Сабитову обращайтесь "1. Ш.Ш. Валиханов: У Тобея был сын Уйсун, у которого было 4 сына: Коелдер, Мекрен, Майки, Когам. От Коелдера происходит Катаган, от Мекрена - Джалаир, от Когама - Канлы, от Майки - Абак. От Абака происходят: Ысты, Байдибек, Шапрашты, Ошакты. Сыновьями Байдибека были Сары Уйсун и Джаршак, от которого происходили Дулат, Албан и Суван [6, 100]. 2. Г.Н. Потанин: у Уйсуна было два сына - Абак и Тарак. От Тарака происходили жалаиры, от Абака - Дулат, Албан, Суан (по другим сведениям добавляли Сары Уйсуна), от Токал (второй жены) - Шапырашты, Ошакты, Ысты, Сыргелы, а Канлы и Шанышкылы являются пришельцами (кирме) [6, 101]. 3. Согласно шежире научно-исследовательского центра Алаш, сыновьями Тобея были: Майкы, Когам, Койылдар, Мекрейл. Сыновьями Майкы были: Бактияр, Канлы, Кырыкжуз, Мынжуз. Сыновьями Бактияра были Уйсун и Сргелы, сыновья Уйсуна - Аксакал (Абак), Жансакал (Тарак). Сыном Тарака был Жалайыр, сыном Аксакала был Караша-би. Сыновьями Караша-бия были Байдибек и Байдолла. Сыном Байдуллы был Шакшам. Сыновьями Байдибека были Сары Уйсун, Жалмамбет, Жарыкшак. Сыновьями Жалмамбета были Шапырашты, Ысты, Ошакты, сыновьями Жарыкшака - Албан, Суан, Дулат [5, 272]. 4. Согласно шежире З. Садибекова: у Майкы был сын Бахтияр, у него было два сына - Ойсыл и Уйсил. У Ойсыла было три сына: Жалмамбет (отец Ошакты), Жарымбет (отец Шапырашты), Жарас (отец Ысты). У Уйсила сын Абак (Аксакал), у которого сын Караш-би. У него сыновья Байдибек и Байдуыл. У Байдуыла - сын Шакшам, у Байдибека - сын Сары Уйсун (от Байбише - старшей жены) и Жарыкшак (от Домалак ана). У Жарыкшака - сыновья Албан, Суан, Дулат [10, 40-41]". [Сабитов, Ж.М. О происхождении казахских родов сары-уйсун, дулат, албан, суан, ысты, шапрашты, ошакты, сргелы //The Russian Journal of Genetic Genealogy (Русская версия): Том 4, №1, 2012 год. С.95] глубокоуважаемому Жаксылыку Сабитова от меня лично:
  4. Дорогой мой, мне не абстрактные ссылки нужны, а конкретные надписи, коих вы не привели НИ ОДНОЙ И извините дорогой мой, но текстами этими мне придется размахивать и дальше, потому что только они могут наставить вас на путь истинный. Вы можете сколько угодно отрицать, но факт есть факт: именно на ненавистном вам "халхаском" написано подавляющее большинство документов Монгольской империи, причем и с 13 века, и со всех регионов великой империи. Кстати конкретно сино монгольские билингвы есть и с 13 века: приказ Мункэ 1254 года и два приказа Хубилая из 1260х годов, адресованные старейшинам храма Шаолинь.
  5. Угу, поучите меня тут еще воспитанности Шлепайте самого себя, если вам так неймется. А на мою задницу не посягайте
  6. Сэцэн лишь ОДИН источник, и нет гарантии что он обьездил всю Монголию и осмотрел все города там. Да и кто сказал что это непременно должен был быть город? Мог быть и обычный поселок с буддийским населением. Каракорум же повторно по сути заселяли после его разрушения в 14 веке.
  7. Делать мне нечего кроме как пытаться мешать вам в чем то. Пишите что хотите
  8. Еще раз: играть с вами в одни ворота я не намерен. Хотите чтобы я разбирал ваши доводы - отвечайте тогда и на мои вопросы тоже. Начнем пожалуй с сиро-тюркских надписей.
  9. Я само спокойствие, Рустам агай.
  10. А где я говорил что он истина в последней инстанции? Речь ведь не о нем конкретно, а о самой аргументации преемственности дулатов от доглатов. А она простите совершенно никуда не годится. "Они доглаты потому что у них имя дулаты". Вот они все аргументы. Так в науке такие дела не доказываются. Иначе кавказские авары окажутся потомками аваров Баяна, а македонцы славяне будут потомками Александра Македонского.
  11. Зэйк, ждем от вас конкретных аргументов того что дулаты это доглаты, окромя одного схожего имени. По шежире дулаты однозначно просто ветвь уйсуней.
  12. Уважаемый Жаксылык Сабитов вот нам говорит что дуглаты ни разу не дулаты, а он ныне один из самых крутых историков Кз Есть еще Султан Акимбеков, тоже не считает дулатов потомками доглатов. Вообще таких ученых еще много найти можно - потому что добросовестный ученый не станет считать схожее имя достаточным аргументом для этнической преемственности
  13. Что за бред? За что извинения? И что это за жалкий неженка, который вместо отстаивания своей теории плачет в жилетку что перед ним не извинились? Пусть не ноет как баба и не скрывает личико под вуалью. Пусть выхватывает меч и отвечает на выпады оппонента как мужчина, а не как плаксивая баба!
  14. Специально для Уйгура, любителя всяких "восточных иранцев": "От поддержки сихоу зависела судьба куньми. Так что усуньский титул сихоу сопоставим с ханьским высшим титулом знатности ван (князь). Многие ученые идентифицируют его с тюркским титулом ябгу и в переводах заменяют им (см., например: Цюрхер, 1968, с. 365), тем самым как бы предрешая вопрос о тюркском происхождении юэчжей. Но это вряд ли правомочно, так как вопрос об этническом происхождении юэчжей и кушан остается спорным (Пури, 1974, с. 182-189)". [Боровкова Л.А. Кушанское царство (по древним китайским источникам). - М.: Институт востоковедения РАН, 2005 - с.85]
  15. Надгробная надпись на могиле Елюй Чуцая (1261-1264) Дата составления текста стелы нигде не указывается. Но в самом тексте приводится дата похорон (вернее, перенесения праха) Елюй Чу-цая — 20-й день 10-й луны 2-го года периода правления Чжун-тун (14 ноября 1261 г.). Кроме того, там же сын Елюй Чу-цая Елюй Чжу назван “нынешним (подчеркнуто нами. — Н. М.) цзо чэн-сяном (“левым министром”) чжун-шу шэна. Однако Елюй Чжу назначался цзо чэн-сяном при Хубилай-хане несколько раз: во 2-м году периода правления Чжун-тун (1 февраля 1261 г.— 21 января 1262 г.), в 5-м году периода правления Чжи-юань (16 января 1268 г. — 2 февраля 1269 г.) и в 19-м году правления Чжи-юань (10 февраля 1282 г.— 29 января 1283 г.). В самом тексте стелы также упоминается седьмой год со времени похорон Елюй Чу-цая. Если учесть, что прах Елюй Чу-цая был перевезен в район современного Пекина и похоронен там в 1261 г., вероятно, имеется в виду 1268-й год. Но автор надписи, по сообщению Су Тянь-цзюе, умер в конце 1266 г. или в начале 1267 г. Поэтому можно предположить, что текст стелы создан в период первого пребывания Елюй Чжу на посту цзо чэн-сяна. Так как сын Елюй Чу-цая занимал эту должность до 1-го года периода правления Чжи-юань (31 января 1264 г. — 18 января 1265 г.), то текст стелы, по-видимому, был написан между 1261 и 1264 гг. Перевод (Николай Мункуев) Основы процветания государства были заложены в Северной стороне. [Там] Тай-цзу (т. е. Чингисхан) удостоился получить [великое] повеление [Неба на занятие трона] благодаря [своей] мудрости и добродетелям и почтительно осуществил наказание [народов по воле] неба: куда бы ни обращалась голова [его] коня, нигде не оказывалось государства, которое было бы способно [устоять перед его натиском]. Тай-цзун (т. е. Угэдэй-хан), наследовавший ему, усмирив отдаленные земли в восьми странах света, покорил Чжунъюань (т. е. Северный Китай), и внутри и вне моря — вселенной не было никого, кто бы не сделался [его] слугой или служанкой. Тогда [он] основал великое правление, создал высочайшие установления и построил новый дворец для приема владетельных князей. [Он] хотел создать непоколебимые основы и оставить после себя начало, которое могло бы быть продолжено. Его превосходительство (т. е. Елюй Чу-цай) благодаря необыкновенным талантам и судьбе встретиться с возвысившимися государями поддерживал их способностями государственного деятеля и помогал им ученостью необыкновенно [одаренного] человека. [Он] прослужил без перерыва в течение двух правлений, [способствовал] расширению [государства] и облегчал [участь народа] в течение двух царствований, содействовал [созданию] принципов политического управления в самом начале хаоса и привел к единообразию систему [управления империей] после [водворения] спокойствия. Взяв на себя [всю] тяжесть [управления] Поднебесной, [он] был величествен, как утес Дичжу1 посередине потока, привлекал к службе способных и справедливых, спасал народ, и не стыдно сравнивать его с [людьми] глубокой древности. Его превосходительство, по табуированному имени Чу-цай, по прозвищу Цзинь-цин и по фамилии Елюй, являлся потомком в восьмом поколении Дунданьского2 вана Туюя3 из [династии] Ляо. У вана родился [сын] Лоуто — [будущий] наместник (лю-шоу) и чжэн-ши лин (“начальник департамента политических дел”) в Яньцзине. У наместника родился [сын — будущий] воевода (цзян-цзюнь) Гоинь. У воеводы родился [сын — будущий] великий наставник (тай-ши) Хэлу. У Хэлу родился [сын — будущий] великий наставник Худу. У Худу родился [сын — будущий] воевода — усмиритель дальних мест (дин-юань цзян-цзюнь) Нэйцы, а у усмирителя дальних мест родился [сын — будущий] славный и счастливый сановник (жун-лу да-фу) цзе-ду ши (“императорский уполномоченный”) Синпин цзюнь; Дэ-юань. [Он] первый перешел на сторону династии Цзинь4. У его младшего брата Юйлу родился [сын] Люй, и Синпинский [цзе-ду ши] вырастил его как сына и затем сделал [своим] наследником. [Люй] стал известен [императору] Ши-цзуну благодаря [своим] сочинениям и справедливости в поступках и был отобран на [должность] хань-линь дай-чжи (“члена [академии] Хань-линь, ожидающего императорских указов”), а затем переведен на [должность] ли-бу ши-лана (“вице-президента министерства ритуала”). Когда вступил на трон Чжан-цзун, [Люй] имел заслуги при подготовке к возведению императора на трон и был назначен с повышением на [должность] ли-бу шан-шу (“президента министерства ритуала”) и советника по политическим делам (цань чжи чжэн-ши). [Он] скончался, будучи шан-шу ю-чэном (“правый помощник президента департамента государственных дел”). [Его] посмертное имя Вэнь-сянь. [Он] и есть покойный отец его превосходительства [Елюй Чу-цая]. Покойной матери [его превосходительства], урожденной Ян, был присвоен [почетный титул] княгини государства Цишуй. Его превосходительство (т. е. Елюй Чу-цай) родился 20-го дня 6-й луны 1-го года [периода правления императора Чжан-цзуна] Мин-чан (24 июля 1190 г.). Его превосходительство Вэнь-сянь, постигший гадание по стихиям и особенно глубоко знавший “Великие таинства” (“Тай сюань” — другое название “Ицзина” (“Книга перемен”)), доверительно сказал [своим] родственникам: “Этот сын появился у меня в шестьдесят лет! [Это] надежда нашей семьи. В будущем [он] непременно станет великим талантом и будет использован на службе другим государством. Поэтому [я] беру [ему] имя [Чу-цай] из [выражения] господина Цзо “Хотя у [княжества] Чу и были таланты (цай), но фактически использовало их [княжество] Цзинь””. Его превосходительство остался сиротой (без отца) трех лет от роду. Мать — госпожа урожденная Ян, отлично воспитала [его]. Когда [он] немного подрос, [он уже] понимал, что надо упорно учиться. В семнадцать лет [для него] не существовало непрочитанных книг, и [он] писал сочинения, как [настоящий] писатель. По системе [династии] Цзинь сыновья цзай-сянов (“великих министров”) должны были держать экзамены и назначаться на свободные должности писарей в [шан-шу] шэн. [Но] его превосходительство не [захотел] пойти [на экзамены]. Когда же [сам император] Чжан-цзун особо удостоил [его своим приказом] отправиться на экзамены, то [он] выдержал их на высшую степень. По окончании экзаменов [ему] была пожалована [должность] помощника правителя округа Кайчжоу. Когда в [период правления] Чжэнь-ю (1213—1216 гг.) в году цзя-сюй (12 февраля 1214 г.— 31 января 1215 г.) [император] Сюань-цзун переехал [со своим двором] на юг5, чэн-сян (“министр”) Вань-янь Чэн-хуй, будучи наместником в Яньцзине, вел дела шан-шу шэна и, письменно доложив о его превосходительстве императору, назначил его юань-вай ланом (“помощником секретаря”) цзо-ю сы (“левого и правого управления”). По прошествии года столичный город [государства Цзинь] не смог удержаться и подчинился царствующей династии. Тай-цзу (т. е. Чингисхан), давно стремившийся овладеть Поднебесной, когда-то справлялся о близких родственниках дома Ляо и теперь вызвал [его превосходительство] на аудиенцию в [свою] походную ставку. Его величество сказал его превосходительству: “[Дома] Ляо и Цзинь — извечные враги. Я отомстил им (т. е. цзиньцам) за тебя!”. Его превосходительство сказал [ему]: “Со времен моего деда и отца все [мы] служили ему (т. е. дому Цзинь), как подданные. Так неужели [я] осмелюсь еще быть двоедушным и стать врагом [своего] государя и отца, будучи подданным и сыном?” Его величество высоко оценил эти слова и оставил его около [себя] для советов. Летом в 6-ю луну года цзи-мао (13 июля — 11 августа 1219 г.) великая (т. е. монгольская) армия выступила в карательный поход на запад, и в момент окропления знамени6 выпал мокрый снег [толщиной] в три чи7. Это не понравилось его величеству, а его превосходительство сказал: “Это знак победы над врагом!”. Когда зимой в году гэн-чэнь (6 февраля 1220 г. — 24 января 1221 г.) раздался раскат грома и его величество спросил об этом [явлении], его превосходительство сказал [ему]: “Со-ли-тань (здесь имеется ввиду Хорезмшах Мухаммед) умрет в дикой местности!” Впоследствии действительно случилось так. Со-ли-тань — это звание мусульманского правителя. Уроженец Ся, некий Чан-ба-цзинь, который был представлен императору и стал известен [ему] за изготовление луков, похвастался перед его превосходительством: “Наше государство предпочитает военное дело, а ваша светлость желают преуспеть на гражданском поприще. Правильно ли [это]?”. Его превосходительство сказал: “Если даже для изготовления луков требуются мастера-лучники, так неужели для управления Поднебесной не нужны мастера управления!”. Его величеству, узнавшему об этом, очень понравился [ответ его превосходительства], и [он] с этого [времени] стал все более приближать его к себе. Вначале у царствующей династии еще не было календаря. [Однажды] мусульмане доложили императору, что вечером 15-го дня 5-й луны [года гэн-чэнь] (17 июня 1220 г.) произойдет затмение луны. [Однако] его превосходительство заявил, что [никакого] затмения не будет, и когда наступил срок, действительно затмения луны не произошло. В следующем году его превосходительство доложил императору, что ночью 15-го дня 10-й луны [года синь-сы] (31 октября 1221 г.) произойдет затмение луны, а мусульмане заявили, что не будет затмения. Этой ночью [действительно] произошло затмение луны на восемь десятых. Его величество, очень удивленный этим, сказал: “Если ты знаешь даже о всех небесных делах, то что же говорить о делах людских!”. Летом в 5-ю луну года жэнь-у (11 июня — 10 июля 1222 г.) в западной стороне появилась комета с длинным хвостом. Когда его величество спросил об этом его превосходительство, то он ответил [ему]: “В государстве чжурчжэней должна произойти смена правителя!”. Через год умер цзиньский правитель. После этого перед каждым карательным походом [его величество] непременно приказывал его превосходительству погадать об исходе. Его величество [сам] тоже обжигал баранью лопатку8 для сличения [с результатами гадания его превосходительства]. По прибытии [его величества] к горному проходу Темэнь (“Железные ворота”)9 в Восточной Индии [его] телохранитель увидел зверя, похожего по виду на оленя, [но] с конским хвостом, зеленой масти и с одним рогом, умевшего произносить человеческие слова и сказавшего [ему]: “Пусть твой государь скорее возвращается к себе!”. Его величество, удивившись, спросил его превосходительство, который сказал [ему]: “Этот зверь называется цзюе-дуань10, [он] способен пробежать восемнадцать тысяч ли в день и понимает языки всех племен. Он — символ отвращения к убийствам. Всевышнее небо прислало его предостеречь Ваше величество. Внемлите воле неба и пощадите жизнь народам этих стран! [Это] действительно принесет Вашему величеству бесконечное счастье!”. В тот же день его величество приказал войскам выступить в обратный путь11. При падении [города] Линъу12 зимой [года] бин-сюй в 11-ю луну (21 ноября — 20 декабря 1226 г.) все военачальники расхватывали юношей и девушек, ценности и шелковые ткани. Его превосходительство взял только книги и два верблюжьих вьюка ревеня. Когда вскоре среди воинов распространилась повальная болезнь и можно было выздороветь, только получив ревень, [его превосходительство] возвратил к жизни несколько десятков тысяч людей. После этого [выяснилось, что] в Яньцзине было много разбойников, и [они] даже совершали грабежи, разъезжая на повозках, а чиновники не могли пресечь [это]. [Поэтому] Жуй-цзун (т. е. Толуй), [который] в то время правил страной в отсутствие императора (цзянь-го), приказал императорскому послу срочно отправиться [на место] вместе с его превосходительством и наказать [виновных]. Когда по прибытии [посла и его превосходительства разбойники] были схвачены поодиночке, все [они] оказались сыновьями влиятельных людей. Родственники, подкупив [императорского посла] стали добиваться освобождения [их от наказаний]. Императорский посол колебался и хотел вторично доложить императору. [Но] его превосходительство настаивал на том, что [это] невозможно, и говорил [послу]: “Отсюда рукой подать до Синьаня, [который] еще не сдался [нашим войскам]. Если не наказать примерно [этих преступников], то дело может дойти до большой смуты”. И [его превосходительством] было казнено шестнадцать человек. [Положение] столичного города упрочилось, и [там] все могли спать спокойно. В [году] цзи-чоу (27 января 1229 г. — 15 января 1230 г.) при вступлении Тай-цзуна (т. е. Угэдэй-хана) на трон его превосходительство участвовал в подготовке к возведению на трон нового императора и ввел церемонию. [По установленному обряду] было приказано всем императорским родственникам и почтенным главам [родов] по очереди совершить коленопреклонение [перед императором]. Отсюда, очевидно, берет начало существующий у почтенных глав [родов] обряд коленопреклонения. Люди, приезжавшие ко двору из различных государств, часто предавались смерти за нарушение запретов. Его превосходительство сказал [его величеству]: “Ваше величество недавно взошли на императорский трон. Не запятнайте [кровью] белый путь!”. [Его величество] последовал этому [совету], ибо по обычаю страны превыше всего почитался белый [цвет] и считался приносящим счастье. В то время Поднебесная была только что усмирена и еще не существовало законов; всюду старшие чиновники могли произвольно распоряжаться жизнью и смертью [подвластного им населения]; за малейшую попытку непослушания пускали в ход орудия палача, истреблялись целые роды и не оставлялись [в живых даже грудные дети] в пеленках, а в тех или иных округах и областях по первому же побуждению поднимались войска и нападали друг на друга. Его превосходительство первый сказал [об этом его величеству], и все это было прекращено. После карательного похода Тай-цзу на запад не оказалось ни одного доу13 зерна и ни одного чи шелковой ткани в амбарах и на складах, и императорский посол Бе-де (Bede)14 и другие вместе заявили [его величеству]: “Хотя завоеваны ханьцы, но [от них] нет никакой пользы. Лучше уничтожить их всех. Пусть [их земли] обильно зарастут травами и деревьями и превратятся в пастбища!”. Его превосходительство тут же выступил вперед и сказал: “При обширности Поднебесной и богатстве [страны] четырех морей как можно не получить того, чего добиваешься! [Мы] только бездействуем и все! Как можно называть [ханьцев] бесполезными!”. Поэтому [его превосходительство] представил доклад императору о том, что ежегодно можно получать 500 тыс. лян серебра15, 80 тыс. кусков шелковых тканей и 400 тыс. ши16 зерна [за счет] поземельного налога, торговогo и монопольных налогов на вино, уксус, соль, железо и [произведения] гор и водоемов. Его величество сказал [в ответ на этот доклад]: “Если бы [все] действительно получилось так, как вы говорите, то государственные доходы были бы обильными! Попробуйте сделать это!”. Тогда [его превосходительство], доложив императору, создал налоговые управления (кэ-шуй со) во [всех] десяти лу17 [Северного Китая] и учредил [в них должности] уполномоченных (ши) и [их] помощников (фу). Во всех случаях ими были назначены конфуцианцы. Все, например такие, как Чэнь Ши-кэ в Яньцзине и Лю Чжун в лу Сюаньдэ, являлись лучшими из лучших во [всей] Поднебесной. После этого [его превосходительство] постоянно объяснял императору учение Чжоу-[гуна] и Кун-[цзы] (Конфуция) и говорил [ему]: “Хотя [Вы] получили Поднебесную, сидя на коне, но нельзя управлять [ею], сидя на коне!”. Его величество считал это глубоко правильным. Ведь привлечение к службе гражданских чиновников царствующей династией началось по инициативе его превосходительства. До этого старшие чиновники всех лу по совместительству ведали денежными и натуральными налогами с военного и гражданского населения и часто, опираясь на [свои] богатство и силу, безнаказанно творили беззакония. Его превосходительство, представил доклад императору о том, чтобы старшие чиновники ведали делами только гражданского населения, темники (вань-ху-фу) возглавляли военную власть, а налоговые управления распоряжались денежными и натуральными налогами, и чтобы все [они] не управляли друг другом, и тогда же [это] было возведено в твердый закон. [Однако] влиятельные и знатные не могли оставаться спокойными. Старший начальник лу Яньцзина Ши-мо Сянь-дэ-бу настроил против [его превосходительства] дядю императора (Отчигина младшего брата Чингисхана), и [дядя императора] прислал специального посла с докладом императору о том, что-де его превосходительство берет на службу всех старых чиновников Южной династии (т.е. династии Цзинь), [у которой на службе] к тому же находятся его родственники; очевидно, [он] имеет дурные намерения и [поэтому] не следует держать [его] на важных должностях. При этом возводилось множество мнимых обвинений, используя [все] то, что ненавистно царствующей династии, с намерением непременно добиться его гибели. В дело вовлекались все [другие], державшие бразды правления. Чжэнь-хай18 и Нянь-хэ Чун-шань19, [которые] в то время фактически были одного ранга [с его превосходительством], перепугались (гу-ли, букв. “дрожали ноги от страха”) и сказали [ему]: “Зачем надо было [так] настойчиво вводить перемены! Этим и должно было кончиться!”. Его превосходительство сказал [им]: “С тех пор как был основан императорский двор, всеми делами ведал я, и вы ни при чем. Если [я] действительно провинился, то я приму вину на себя и ни в коем случае не впутаю вас в это дело”. Но его величество выяснил, что [все] это — клевета, и в гневе прогнал прибывшего посла. Не прошло и нескольких месяцев, как однажды кто-то пожаловался [императору] на Сянь-дэ-бу по какому-то делу, и его величество, зная, что [Сянь-дэ-бу] не ладит с его превосходительством, намеренно приказал [его превосходительству] допросить и наказать [Сянь-дэ-бу]. [Но] его превосходительство доложил императору: «Этот человек строптив и не знает приличий, сближается с низкими людьми и легко может навлечь на себя клевету. Теперь как раз [у нас неотложные] дела на Юге. Еще не поздно будет наказать его и в другой раз!». Его величество был недоволен, [но] впоследствии сказал чиновникам из [своей] свиты: “[Вот он] благородный человек! Вы должны следовать его примеру!”. Когда в 8-ю луну осенью [года] синь-мао (29 августа — 27 сентября 1231 г.) его величество прибыл в Юньчжун (современный уездный город Датун) перед ним были расставлены все серебро и шелковые ткани, представленные в счет налогов из всех лу, а также книги [учета] зерна в хлебных амбарах, и все совпадало с цифрами, о которых первоначально докладывал императору [его превосходительство]. Его величество, смеясь, сказал [ему]: “Как это вы, не отходя от нас, сумели обеспечить такой приток денег и хлеба! Не знаю, есть ли еще в Южном государстве такие, как вы!”. Его превосходительство сказал [ему]: “[Там] очень многие способнее меня! Я и остался-то в Янь[цзине] потому, что у меня нет талантов”. Его величество сам налил большой кубок [вина] и поднес ему. В тот же день [он] вручил [его превосходительству] печать чжун-шу шэна20, приказав [ему] ведать делами [чжун-шу шэна], и поручил ему все дела — малые и большие. Когда старший начальник лу Сюаньдэ, великий учитель (тай-фу) Ту-хуа21, погубил свыше 10 тыс. ши казенного хлеба и, полагаясь на [свои заслуги] старого сподвижника, тайно доложил императору, прося освобождения [от наказания], то его величество спросил [его], известно ли [это дело] в чжун-шу [шэне]. Когда же [Ту-хуа] ответил [ему], что неизвестно, его величество взял свистящую стрелу и хотел выстрелить, [но] долго бранил [Ту-хуа] и прогнал [его], приказав [ему] доложить [о потерях] в чжун-шу шэн и возместить их. Кроме того, [он] приказал отныне о всех делах прежде всего сообщать в чжун-шу шэн, а потом докладывать ему. Когда императорский любимец Кумус-Буха в докладе императору предложил переселить 10 тыс. дворов и назначить их на добычу золота и серебра, посадку винограда и другие [работы], то его превосходительство сказал [его величеству]: “Было повеление Тай-цзу о том, чтобы народ Шань-хоу, так же как и наши люди, отдавал воинов и подати и был полезен во всякое время. Лучше простить, а не убивать оставшийся народ Хэнани, [который] может выполнять эти повинности. Кроме того, ими же можно заполнить [заброшенные] земли Шаньхоу”. Его величество сказал: “Вы говорите правильно!”. [Его превосходительство] доложил императору: “Ныне во всех лу крестьяне изнурены повальными болезнями. Следовало бы приказать всем монголам22, мусульманам, тангутам и другим, живущим на [одном] месте (т. е. оседло), платить подати и нести повинности наравне с местным населением”. Все было проведено в жизнь. В году жэнь-чэнь (24 января 1232 г. — 10 февраля 1233 г.) императорский поезд прибыл в Хэнань, и был издан указ о том, что, если люди, скрывающиеся в горах, лесах и пещерах округов Шаньчжоу, Лочжоу, Циньчжоу, Гочжоу и других, выйдут навстречу войскам и [добровольно] сдадутся, [они] освобождаются от казни. [При этом] некоторые утверждали, что-де эти люди переходят [на сторону монгольских войск] только когда [им] трудно, а когда легко, снова помогают врагу, [и поэтому не следовало бы прощать их]. [Тогда] его превосходительство доложил императору о том, чтобы выдать [беженцам] несколько сот флагов [в знак того, что они: сдались], и приказать всем разойтись по уже покорившимся областям. [Таким образом] было спасено несметное число [людей]. Как только враг, отклонив приказ [о сдаче], выпускал хотя бы [одну] стрелу или метательный камень [по осаждающим войскам], в соответствии с [существовавшей] государственной системой, [все] убивались без пощады во всех случаях. Накануне падения Бяньцзина23 главнокомандующий (шоу-цзян) Субудай прислал [к императору] человека с донесением. Там говорилось: “Этот город долго сопротивлялся нам, убито и ранено много [наших] воинов, [поэтому] хочу вырезать его весь”. Его превосходительство поспешно прошел [в императорскую ставку] и сказал императору: “Воеводы и воины вот уже десятки лет мокнут на земле и пекутся на солнце только ради завоевания земель и народов. Если получить земли без народа, то как они будут использованы!”. Его величество колебался, но еще не решался. [Тогда его превосходительство] доложил ему еще: “Все мастера-лучники, оружейники, золотых дел мастера и семьи богатых и знатных чиновников и народа собрались за стенами этого города. Если перебить их, то не будет никакой прибыли, а это означало бы, что [войска] потрудились напрасно!”. Его величество только теперь согласился с ним и издал указ, кроме одного [только] рода Вань-янь, всех остальных простить и освободить [от наказания]. В то время в Бянь[цзине] укрывалось от войны 1470 тыс. семей. Еще [его превосходительство], предложив, императору отобрать таких людей, как ремесленники и мастера, конфуцианцы, буддийские и даоские монахи, лекари и гадальщики, расселил [их] по разным местам в Хэбэе и стал выдавать им на пропитание из казны. После этого при штурме и взятии всех городов на [реках] Хуай и Хань это стало твердым правилом. Вначале, еще до падения Бяньцзина, [его превосходительство], доложив императору, отправил за стены города послов и вытребовал потомка Кун-цзы в пятьдесят первом поколении Юань-цо, [которому] был пожалован [его] наследственный титул янь-шэн-гун. Было приказано собрать рассеявшихся и бежавших знатоков церемоний,музыкантов и других. Были приняты знаменитый конфуцианский ученый Лян Шэ и несколько человек. В Яньцзине учредили “Место по составлению [книг]”, а в Пинъяне— “Хранилище классических книг”. Тем самым было положено начало просвещенному правлению. В то время впервые была захвачена Хэнань (1234), взяли несметное число пленных; [они], узнав о [предстоящем] возвращении Великой армии на Север, бежали по восемь-девять [человек] из [каждых] десяти [пленных] и был [издан] императорский указ о том, что приютившие [у себя] беглый народ или снабдившие [их] харчами все предаются смерти и что если где бы то ни было — в городе, посаде или [деревенских общинах] бао-шэ— хотя бы одна семья нарушит [этот] запрет, то вместе [с ней] осуждаются [таким же образом] все остальные. Из-за этого народ был перепуган и не смел правильно [как с родственниками] обходиться даже со [своими] отцами, сыновьями и братьями, если только [они] побывали в плену. Беглые люди, [которым] негде было взять пищу, один за другим замертво сваливались на дорогах. [Поэтому] его превосходительство смело сделал представление императору: “[Вот уже] более десяти лет [вы] заботитесь о простом народе потому, что он приносит пользу [государству]. Если бы исход войны еще не определился, то [можно было бы] подумать об измене. Теперь же вражеское государство уже разгромлено. Куда же направиться бежавшим? Как можно наказывать сотни людей только из-за одного преступника!”. Его величество понял [несправедливость такого наказания] и повелел отменить этот запрет. Когда государство Цзинь уже погибло и только Циньчжоу (современный уездный город Тяньшуйсянь), Гунчжоу (город на территории современного уезда Лунси) и другие — более двадцати окружных городов — все еще не покорялись в течение ряда лет, его превосходительство доложил императору: “В этих [городах] собрались все наши люди, которые провинились и бежали в государство Цзинь. Они [так] упорно сражаются только потому, что боятся смерти. Если же пообещать им, что [их] не убьют [в случае добровольной сдачи], то не надо будет брать [их] приступом: [они] сами покорятся!”. Когда был разослан [соответствующий] императорский указ, все [защитники еще не покорившихся городов] открыли ворота и сдались. [Таким образом] вся [территория] Шаньвай24 была покорена в течение одного месяца. В [году] цзя-у (31 января 1234г.— 20 января 1235 г.) был издан императорский указ о проведении переписи населения [Северного Китая] под руководством сановника Худуху25. В начале [существования] государства, [когда] только что начались завоевания, при покорении [населения каким-либо военачальником] оно и отдавалось [тому военачальнику]; все, начиная с отдельной общины и крестьянина, имели [своих] хозяев и не подчинялись друг другу; только теперь [при переписи, они] передавались в ведение округов и уездов. Все придворные чиновники [при переписи] хотели считать, [каждого] тяглого (дин) за [отдельный] двор (ху) [как единицу обложения]. Только его превосходительство считал, что нельзя [принимать такой порядок]. Все говорили [ему]: “Наша династия и абсолютно все государства Западного края считают тяглого за [отдельный] двор. Как можно отказываться от законов великой династии и следовать правлению погибшего государства!”. Его превосходительство отвечал: “Те, кто владел Северным Китаем начиная с древних времен, никогда не считали тяглого за [отдельный] двор. Если же провести это на самом деле, то [тяглые], может быть, и уплатят подати за какой-нибудь год, а потом тотчас же разбегутся!”. В конце концов [его величество] последовал предложению его превосходительства. В то время рабы, полученные князьями, сановниками и военачальниками, часто оставлялись в областях и проживали почти на половине Поднебесной. Поэтому его превосходительство в докладе императору предложил при переписи населения записать всех как [обычных] податных крестьян. В [году] и-вэй (21 января 1235 г. — 8 февраля 1236 г.) при дворе обсуждался [вопрос] о том, чтобы использовать мусульман для совершения карательных походов на Юг [Китая], а ханьцев — для карательных походов на Запад. Предполагали, что этим был бы найден удачный план. Его превосходительство неоднократно заявлял о том, что это невозможно. [Он] говорил: “Китайские земли и Западный край отстоят друг от друга на десятки тысяч ли. Люди и кони изнурятся, пока дойдут до границ неприятеля, и будут негодны. Более того, различен климат, и непременно возникнут повальные болезни. Лучше если и те и другие будут участвовать в карательных походах в своих странах. [Это], очевидно, будет к обоюдной выгоде!”. Спор продолжался более десяти дней и затем прекратился. В [году] бин-шэнь (9 февраля 1236 г. — 27 января 1237 г.) на собрании князей и высших чиновников его величество собственноручно взял кубок [с вином], чтобы поднести его превосходительству, и сказал: “Мы искренне доверяем Вам, потому что [таково] повеление покойного императора. К тому же, если бы не Вы, то в Поднебесной не было бы [того, что мы имеем] сегодня! То, что мы можем спать спокойно, — это [результат] Ваших усилий”. Действительно, в последние годы [своей жизни] Тай-цзу (т. е. Чингисхан) неоднократно приказывал его величеству: “Небо пожаловало этого человека нашему дому. Когда-нибудь ты поручишь ему все государственные дела!”. Когда этой осенью в 7-ю луну (4 августа — 1 сентября 1236 г.) Худуху доложил [в императорскую ставку] о [результатах] переписи населения и его величество решил расчленить округа и области и пожаловать по частям князьям и знати в уделы на кормление, то его превосходительство сказал [ему]: “Когда хвост велик, то трудно двигать [им]. [При наличии уделов] легко возникнут раздоры. Лучше побольше давать [князьям и знати] золота и шелковых тканей. [Этого] было бы достаточно для выражения [Вашей] любви к [Вашим] родственникам”. Его величество сказал: “Это уже обещано!”. [Тогда его превосходительство] еще сказал: “Если поставить [в уделах] чиновников непременно по приказу двора и не допускать самовольных сборов, кроме постоянных податей, то [эта система], возможно, и сможет существовать долго”. [Его величество] последовал этому [совету]. Только в этом году [его превосходительством] были установлены [размеры] налогов в Поднебесной: [каждые] два двора [были обязаны] отдавать один цзинь26 шелковой пряжи на покрытие казенных расходов и [каждые] пять дворов — один цзинь шелковой пряжи для выдачи семьям [знати], которым были пожалованы [эти дворы]; [взималось] с каждого му полей высшего качества три с половиной шэнa27 [зерна поземельного] налога, [с каждого му] полей среднего качества— три шэна, [с каждого му] полей низшего качества— два шэна и [с каждого му] заливных полей — пять шэн; [взималась] одна тридцатая часть [стоимости товаров] торгового налога и один лян серебра соляного сбора с каждых сорока цзинь [при продаже соли]. Эти [ставки] были сделаны постоянными нормами. Все придворные чиновники считали [эти налоги] слишком легкими. Его превосходительство ответил: “В будущем обязательно найдутся [чиновники], которые захотят добиться повышения по службе за счет выгод [от налогов для двора]. В таком случае [эти налоги] уже теперь являются тяжелыми!”. Когда в начале [существования] государства всюду встречались разбойники и купцы не могли [безопасно] передвигаться, то был издан приказ о том, чтобы во всех местах ограбления [купцов] заставлять крестьян (минь-ху) данного лу возместить убытки, если не будут схвачены действительные разбойники в течение года. [Связанная с ограблениями купцов задолженность населения] все время накоплялась и в каждом случае исчислялась десятками тысяч; если местные чиновники брали у мусульман серебро в долг, то [долг] в этом году удваивался, а в следующем году снова удваивался вместе с приростом; он (т. е. прирост) назывался “прибылью-ягнятами” и непрестанно наращивался. [Должники] часто разорялись вконец и даже закладывали жен и детей, но никогда не могли расплатиться. [Поэтому] его превосходительство, походатайствовав перед его величеством, полностью возвратил [их долги ростовщикам] казенным серебром. Всего было [уплачено] 76 тыс. дин28 [серебра]. [Его превосходительство] еще в докладе императору просил установить, что отныне, независимо от срока [долга], более не должно быть прироста с того времени, как сравняются между собой [по сумме] первоначальный долг и прирост [его], и [это] стало твердым законом. Когда чиновник из свиты Тогон29 предложил в докладе императору произвести отбор девушек [в Поднебесной для императорского гарема] и было дано приказание чжун-шу шэну отправить и исполнить императорский указ, то его превосходительство взял его, [но] не отослал. Его величество разгневался и, вызвав к себе [его превосходительство], спросил о причине этой [задержки]. Его превосходительство сказал: “Двадцать восемь девушек, выбранные прежде, еще находятся в Яньцзине. [Их] вполне достаточно для [выполнения Ваших] распоряжений в гареме. А когда Тогон передал [мне] повеление, что снова хотят повсеместно отбирать [девушек], то [я, Ваш] слуга, боялся снова возмутить народ и хотел вторично доложить [это дело] Вашему величеству”. Его величество помолчал, а потом сказал: “Можно!”, и это [повеление] было отменено. Когда [его величество] еще пожелал реквизировать лучших кобылиц в китайских землях, то его превосходительство сказал: “В китайских землях имеются только шелковые нити и пять хлебов. [И это] не те местности, где разводятся лошади. Если ныне произвести [отбор их], то [это] впоследствии непременно станет правилом. Это означало бы напрасно возмущать Поднебесную!”. И тогда [его величество] последовал его совету (букв. “просьбе”). В [году] дин-ю (28 января 1237 г.— 17 января 1238 г.) был произведен отсев среди [служителей] трех религий (конфуцианство, даосизм и буддизм). Если буддийские и даоские монахи, экзаменуясь по канонам, понимали [их], то [им] выдавались грамоты, [они] принимали монашеский обет и [им] разрешалось проживать в буддийских и даоских монастырях; если конфуцианцы выдерживали отборочные [экзамены], то они освобождались от налогов. Раньше его превосходительство говорил [императору] о том, что среди буддийских и даоских монахов есть много уклоняющихся от повинностей и [поэтому] целесообразно провести [среди них] отборочные экзамены. Но это было осуществлено только теперь. Вначале все князья и императорские родственники [по собственному усмотрению] могли брать станционных лошадей, и, [кроме того], послов было великое множество. Если кони падали от усталости, то [они] силой отбирали лошадей у народа, чтобы ехать на них [дальше]. В городах или посадах и на дорогах, куда бы [они] ни прибывали, [всюду] тревожили [местное население]. А когда они прибывали в подворья, то требовали самых различных [услуг]. Если подача кушаний задерживалась хоть немного, то [обслуживающие лица] избивались кнутами. Люди в подворьях [уже более] не могли сносить [такого обращения]. [Поэтому] его превосходительство представил доклад императору о выдаче грамот [на право пользования услугами ямских станций лицам, отправляемым по делам], и еще установил нормы напитков и продовольствия [для проезжающих по ямским станциям]. Только теперь было устранено это зло. В связи с этим [его превосходительство] изложил [императору] десять политических мероприятий по текущим делам: 1) [укрепить] веру [подданных] в награды [за их заслуги] и [неотвратимость] наказаний [за преступления]; 2) выправить имена и [привести их в соответствие с] обязанностями30; 3) назначить жалованье [чиновникам]31; 4) жаловать почетные титулы заслуженным чиновникам; 5) проверять [деятельность чиновников для выявления их] упущений и достижений; 6) установить налог на имущество; 7) отсеять [негодных] из ремесленников и мастеров; 8) [поощрять] занятие земледелием и шелководством; 9) установить дань местными изделиями; 10) наладить перевозки по водным путям. Хотя его величество не мог [сразу] ввести все [десять предложений], но [он] все же постоянно осуществлял их выборочно. Мусульманин А-сань-а-ми-ши обвинил его превосходительство в том, что [он] употребил на личные нужды тысячу дин казенного серебра, и его величество, вызвав его превосходительство к себе, спросил [его, так ли было дело]. Его превосходительство сказал: “Ваше величество, попытайтесь, точно вспомнить, было ли когда-нибудь [Ваше] повеление [мне] о расходе серебра”. Его величество сказал: “Мы припоминаем, что однажды [Вам] было приказано употребить тысячу дин серебра на строительстве дворца”. Его превосходительство ответил: “Это так и было!”. Через несколько дней его величество, восседавший во дворце “Вань-ань дянь”, вызвал к себе А-сань-а-ми-ши и стал ругать его, и [тот] покорно признался в клевете. Когда донесли, что уполномоченный по сбору налогов лу Тайюань и [его] помощник виновны в лихоимстве, его величество стал упрекать его превосходительство: “Вы говорите, что учение Кун-цзы достойно распространения и что все конфуцианцы — хорошие люди. Почему же [тогда] бывают и такие?”. Его превосходительство сказал: “Когда государь поучает подданного, а отец — сына, то разве [они] хотят заставить их [совершать] несправедливость? Но несправедливые все же бывают всегда. Учение о трех устоях и пяти правилах! Среди глав государств и глав семей не было таких, которые бы не исходили из него! [Оно для них], как солнце, луна и звезды для неба! Неужели из-за проступка одного человека можно допустить, чтобы путь, по которому неизменно следовали десять тысяч поколений, был отброшен только нашей династией!”. Его величество подумал и понял [справедливость этих слов]. Когда в [году] у-сюй (18 января 1238 г. — 5 февраля 1239 г.) в Поднебесной была большая засуха и [налет] саранчи и его величество спросил его превосходительство о способе защиты от них, он ответил: “Прошу временно отсрочить налоги за нынешний год!”. Его величество сказал: “[Мы] боимся, что тогда будет недостаточно государственных доходов”. Его превосходительство сказал: “[Запасов], имеющихся ныне в амбарах и на складах, хватит на десять лет!”. [Его величество] согласился [отсрочить уплату налогов]. Вначале, при переписи населения Поднебесной, было зарегистрировано (букв. “получено”) 1040 тыс. дворов, [но] к настоящему времени бежали четыре—пять [дворов] из [каждых] десяти, а [общая сумма] налогов оставалась прежней, и от этого страдала Поднебесная. Его превосходительство, представив доклад императору, исключил 350 тыс. беглых дворов [из списка податных], и благодаря этому народ успокоился. Некий Лю Ху-ду-ма из Яньцзина тайно связался с влиятельными и знатными и предложил взять на откуп налог чай-фа в Поднебесной за 500 тыс. лян серебра [в год]. Некий Шэ-ле-фа-дин (Шариф-ад-Дин) предложил взять на откуп [сборы] за земельные участки под казенными торговыми рядами, ирригационные сооружения, свиней и кур за 250 тыс. лян [серебра]. Некий Лю Тин-юй предложил взять на откуп налог на спиртные напитки в Яньцзине за 50 тыс. лян серебра [в год]. Еще был один мусульманин, который предложил взять на откуп соляной налог в Поднебесной за 1 млн. лян серебра [в год]. Находились даже такие, которые предлагали взять на откуп [сборы] за рыбную ловлю, мосты и переправы в Поднебесной. [По поводу предложений откупщиков] его превосходительство сказал [императору]: “Это все коварные люди, [которые] обижают низы и обманывают верхи, причиняя огромное зло”. [Он] во всех случаях в докладах предлагал императору отклонить их [предложения]. [Его превосходительство] говорил: “Лучше уничтожить одно зло, чем получить одну выгоду; лучше устранить одну неприятность, чем наладить одно дело! Люди непременно считают слова Бань Чао32 только обыденными. [Но] через тысячелетия, конечно, будут определенные суждения [о них]!”. Его величество издавна имел пристрастие к вину, особенно в последние годы. [Он] каждый день пировал с сановниками. Его превосходительство неоднократно увещевал [его, но тот] не слушал. Тогда [его превосходительство] взял металлическое горлышко сосуда для вина и сказал [императору]: “Если вино так разъело даже это железо, то тем более оно погубит пять внутренних органов (сердце, печень, легкие, желудок и почки) человека!”. Его величество был доволен и пожаловал ему золото и шелковые ткани, а свите приказал подавать только три чарки вина в день. В то время [ни в одной из] четырех сторон не было никаких тревог. Его величество был довольно ленив в делах управления. [Поэтому] коварные и порочные [люди], пользуясь удобным случаем, проникали [ко двору]. Сперва, начиная с года гэн-инь (16 января 1230 г.— 3 февраля 1231 г.), его превосходительство установил для налоговых управлений общую сумму [сбора налогов] в 10 тыс. дин серебра в год; когда покорилась Хэнань и население [Поднебесной] прибавилось, [эта сумма] была увеличена до 22 тыс. дин. Но после этого мусульманский переводчик Ань Тянь-хэ прибыл из Бяньляна, пал ниц перед его превосходительством и стал служить [ему], добиваясь повышения по службе. Хотя его превосходительство расхваливал его, но в конечном счете не мог оправдать [его] ожидания. Тогда [он] перебежал к Чжэнь-хаю (Чинкаю) и всячески вносил раздоры [между его превосходительством и Чинкаем]. Прежде всего [он] привел [к Чинкаю] мусульманина Ао-ду-ла-хэ-маня (Абд-ар-Рахмана), [который] предложил взять на откуп налоги кэ-шуй [в Поднебесной], и [так как он предложил двойную цену, то годовая сумма налогов] была увеличена до 44 тыс. дин [серебра в год]. [По этому поводу] его превосходительство сказал: “Если брать даже 440 тыс. [дин в год], и то можно получить. [Для этого надо] только ввести строгие законы и запреты и жестоко отнимать у народа [все] доходы! [Но] когда народ нищ и идет в разбойники, то [это] не есть счастье для государства!” Но все приближенные и свита [императора] соблазнились [выгодой]. Его величество также был введен в заблуждение многочисленными советами и хотел приказать провести это (т. е. отдачу налогов на откуп) для пробы. Его превосходительство часто спорил [против отдачи налогов на откуп]. [При этом у него] лицо становилось суровым, а голос резким, и его величество говорил [ему]: “Не подраться ли, ты хочешь?”. Его превосходительство приложил все усилия, [но] не смог одержать верх и, глубоко вздохнув, сказал: “Поскольку увеличится прибыль от откупов налогов, то [откупщики] непременно [постараются] обогнать друг друга и захватить [откупы] у опоздавших. С этого-то и начнется обнищание народа!”. После этого управление стало исходить от многих лиц. Его превосходительство на аудиенциях у императора стоял с серьезным видом, никогда не унижался и был готов пожертвовать собой ради Поднебесной. При представлениях императору о пользе и вреде для государства, о радостях и горестях народных [его] выражения всегда были убедительными и бесконечно ревностными. Его величество говорил [ему]: “Ты опять скорбишь за народ!”. Но обходился с его превосходительством с еще большим уважением. Его превосходительство, давно стоявший у управления государством, получаемые [им] жалованье и подарки всегда раздавал родственникам и никогда не пользовался чинами и титулами в корыстных целях. Кто-то стал убеждать [его] в том, что если бы [он], пользуясь случаем, широко раскинул ветви и развернул листья, то [это] было бы способом укрепления корня. На это его превосходительство сказал: “Когда помогаешь [родственникам] золотом и шелковыми тканями, то этого достаточно для того, чтобы [они] жили в радости. Если бы [я], допустим, дал [им] должности и [среди них] оказались недостойные, то [это] было бы нарушением извечных законов. Я не могу отбросить всеобщие законы и следовать своекорыстным чувствам! К тому же я не делаю того, что [называется] “у хитрого зайца бывает три нормы”. Когда весной [года] синь-чоу во 2-ю луну (14 марта — 12 апреля 1241 г.) его величество тяжко заболел и [у него] стал останавливаться пульс, императрица (Туракина), не зная, что предпринять, вызвала к себе его превосходительство и спросила у него [совета]. Его превосходительство сказал: “Двор ныне держит на службе дурных людей. В Поднебесной среди узников постоянно находится много несправедливо обвиненных. Поэтому неоднократно наблюдались небесные знамения. Нужно объявить великое помилование в Поднебесной!”. В доказательство [он] привел пример, [связанный с] его превосходительством Сун Цзином33, когда [планета] Марс вышла из созвездия знака зодиака. Императрица было хотела немедленно провести его (т. е. помилование). [Но] его превосходительство сказал: “Нельзя без приказа государя”. Вскоре его величество немного пришел в себя и императрица доложила ему [о необходимости объявления помилования в Поднебесной]. Его величество не мог говорить и только кивнул головой. Когда было объявлено помилование, [у него] возобновился пульс. Зимой к 11-й луне (4 декабря 1241 г. — 2 января 1242 г.) его величество уже выздоровел. [Но] его превосходительство, высчитав на «числах великой единицы» (способ гадания, основанный на “Ицзине” (“Книга перемен”)), доложил, что [ему] не следует выезжать на охоту. [Но] все из свиты императора сказали: “Если не поскакать на коне и не пострелять из лука, то [больше] нечем и развлечься!”. [Его величество] преставился после пяти дней охоты. В [году] гуй-мао (22 января 1243 г. — 9 февраля 1244 г.) императрица спросила его превосходительство о наследовании престола. Его превосходительство сказал: “В этом не должен советовать чиновник из чужой фамилии. Конечно, существует указ — завещание покойного императора. Если [Вы] почтительно исполните его, то [это] будет великим счастьем для династии”. Когда Абд-ар-Рахман захватил управление при дворе при помощи подкупа, то все стоявшие у власти также льстиво примкнули [к нему]. Он боялся только, как бы его превосходительство не испортил ему дело и хотел подкупить его превосходительство 50 тыс. лян серебра. [Но] его превосходительство не принял [взятку]. Если какое-либо мероприятие было неблагоприятно для народа, то его превосходительство тотчас же старался остановить его. Императрица, которая к тому времени уже давно вступила во временное правление, вручила Абд-ар-Рахману чистые бланки с императорской печатью, чтобы [тот] заполнял [их] по [своему] желанию. [Тогда] его превосходительство доложил императрице: “Поднебесная [еще] принадлежит покойному императору. [Нынешние] установления и указы исходили от него. Если [вы] непременно хотите именно так [обращаться с императорской печатью], то [я, ваш] слуга, не посмею принимать указы”. Вскоре еще вышло повеление императрицы о том, что если писцы не заполняют [бумаг с императорской печатью] по делам, доложенным Абд-ар-Рахманом императрице и утвержденным [ею], то им отрубаются руки. [Тогда] его превосходительство сказал [императрице]: “Все дела армии и государства покойный император поручил [мне, Вашему] старому слуге! При чем тут писцы! Если дело разумное, то [я], конечно, почтительно исполню. Если же неразумное, то даже от смерти не уклонюсь, не говоря уже об отрубании руки!”. После этого [он] резко сказал: “[Я, Ваш] старый слуга, прослужив Тай-цзу (т. е. Чингисхану) и Тай-цзуну (т. е. Угэдэю) более тридцати лет, никогда не поворачивался спиной к государству! [Вы,] императрица, также не можете казнить [меня, Вашего] слугу, без всякой вины!”. Императрица, хотя и гневалась на него за непокорность и независимость, но все же вынуждена была оказывать [ему] почтение и побаивалась [его] как старого сподвижника [императоров] при прежних царствованиях. Четырнадцатого дня 5-й луны этого года (2 июня 1243 г.) его превосходительство скончался от болезни на [своем] посту пятидесяти пяти лет от роду. Монголы и все [другие] люди плакали по нему, как будто [они] потеряли своего родственника. Из-за него в Хэлине (Каракоруме) была прекращена торговля и прервана музыка на несколько дней. Среди чиновников Поднебесной не было таких, которые бы не проливали слез и не выражали соболезнования друг другу. Двадцатого дня 10-й луны 2-го года [периода правления] Чжун-тун (14 ноября 1261 г.) [прах его превосходительства] был погребен на южном склоне сопки Дунвэншань34, в [районе горы] Юйцюань. По [его] предсмертному распоряжению вместе с ним погребли [прах] княгини государства Цишуй, урожденной Су35. [Его превосходительство] сперва женился на урожденной Лян, [которая] разлучилась [с ним в период] военных смут и погибла в Фанчэне (крепость на территории уезда Есянь (пров. Хэнань)) в Хэнани. [У нее] родился сын Сюань36, [который] умер, будучи смотрителем житниц в Кайпине (. Кайпин — резиденция Хубилая (совр. Чахар)). Урожденная Су была потомком господина Дун-по37 в четвертом поколении и дочерью помощника его превосходительства правителя округа Вэйчжоу (современный уездный город Цзинсин (пров. Хэбэй)). Она родила сына Чжу38, [который] ныне является цзо чэн- сяном (“левым министром”) чжун-шу [шэн]. [У его превосходительства] было одиннадцать внуков: Си-чжэн, Си-бо, Си-лян, Си-куань, Си-су, Си-чжоу, Си-гуан, Си-и, Си-..., Си-... и Си-... и пять внучек, [которые] вышли замуж в знатные роды. Его превосходительство был отлично одарен от природы и по внешности сильно выделялся среди людей. Хотя перед [ним на столе лежало] много бумаг, но [он] успевал благодарить одних и отвечать другим и всегда, как положено. [Он] также был бескорыстно усерден и [сохранял] самообладание. Когда [он] в течение девяти лет учитывал подати с Поднебесной, то даже при малейших ошибках не спал ночами. Обычно [он] не говорил и не смеялся зря и [поэтому] казался высокомерным и гордым. [Но] когда же [он] принимал [человека], то [его превосходительство] бывал мягок и добр и оставлял о себе неизгладимое впечатление. Всю жизнь не заботился [он] о накоплениях и никогда не интересовался доходами и расходами [своего] семейного имущества. Когда он скончался, кто-то оклеветал его, сказав, что за время пребывания его превосходительства сяном (“министром”) в течение двадцати лет все преподношения двору от Поднебесной поступали в [его] частный дом. Императрица послала телохранителя проверить это, и [дома у него было найдено] только несколько знаменитых гуслей (цинь) да несколько сот глав надписей на металле и камне и оставшихся [его собственных] сочинений. Его превосходительство искренне любил науку и не прекращал [занятий] ни днем, ни ночью. [Он] наставлял [своих] сыновей: “Хотя и много служебных дел, но [только] день принадлежит службе, а ночь — самому себе, и все равно можно учиться. Дела и учеба должны сочетаться!”. [Его превосходительство] постиг до конца все книги по астрономии, исчислениям календаря, врачеванию, гаданию, различным вычислениям, вычислениям в уме, музыкальным тонам, конфуцианству, буддизму и разным странам. [Его превосходительство] говорил, что в календаре Западного края пять планет [описаны] тщательнее, чем в Китае, и поэтому был составлен календарь Ма-да-ба. [“Ма-да-ба”] — название мусульманского календаря. Так как [периоды] солнечных затмений и пути движения звезд [в мусульманском календаре] отличались от китайских и постепенно накапливались ошибки в календаре Да-мин-ли39, [его превосходительство] еще исправил календарь И-вэй юань-ли, сочиненный его превосходительством Вэнь-сянем, и распространил [его]40. На седьмом году [после] похорон его превосходительства нынешний чэн-сян (“министр”) на основании некролога цзинь-ши Чжао Яня приказал составить эпитафию: “Государство унаследовало последствия великих смут. Сети, [расставленные] Небом [для злодеев], разорвались; ось земли сломалась; человеческая справедливость исчезла; действительно было то, что, как говорится, создались новые семьи (букв. “мужья и жены”) и появились новые отцы и сыновья. Вдобавок ко всему [принципы] управления Юга и Севера были всюду перепутаны. Кроме того, бывали [в стране] и находились на службе все время люди из разных стран; [они] не понимали языка [друг друга], и [у них] были различные стремления. В это самое время его превосходительство как ученый один стоял над всеми в приемной зале [императорского дворца]. Но, увы, когда [он] хотел осуществить то, чему учился, возникали несогласия — о, как это было трудно!. К счастью, благодаря тому что [он] опирался на светлых сынов Неба, [они] осуществляли [его] советы и слушали [его] слова. Поэтому [он], расправив рукава, [как крылья], продвигался вперед, шел упорно, не оборачиваясь назад. Однако его [советы], проявившиеся в [конкретных] мероприятиях, не насчитывают и двух-трех из десяти. Но все люди Поднебесной несомненно пользовались его благодеяниями! Если бы в это время не было его превосходительства, то неизвестно, что случилось бы с родом человеческим!”. Эпитафия гласит: “Когда воцаряются государи, помощники служат им опорой. Кто же стал бы ведать их делами? [Помощники государей] собираются [вокруг них], не условливаясь. [Так,] А-хэн (советник основателя династии Шан Чэн-тана (1765— 1759 гг. до н. э.)) вернулся в Шан, а Шан-фу (прозвище Люй Шана, советника основателя династии Чжоу У-вана (1121—1115 гг. до н. э.)) возвратился в Чжоу. Ветер и облака [держатся только] одно утро, а исторические анналы — тысячи лет. Красные пары возвестили о счастье, и дракон вознесся в Северной пустыне. Войска, боровшиеся за справедливость, пронеслись далеко и разрушили Поднебесную. Ученые смиренны и снисходительно спокойны. [Они] там и сям чинили и латали [разрушенное]. Кто стал бы сдерживать их (т. е. завоевателей) подвиги? Только его превосходительство чжун-лин (“начальник Великого императорского секретариата”)41. Кем же был его превосходительство [чжун]-лин? [Он] ведал приведением в гармонию и регулированием [политического управления]. [Он] был потомком великого учителя (тай-ши) и сыном Вэнь-сяня. [Благородный, как] белая яшма, и величественный, [его превосходительство] принадлежал к цвету страны. Император (имеется в виду Чингисхан) сказал: “Этого человека Небо пожаловало нашему дому!”. Свет двух светил покинул [землю], и великое назначение (да-мин) [Небом императора на престол] было отменено. Небо закружилось, и Земля завертелась, как будто началось новое сотворение мира. Все советы по внутренним и внешним [делам] были переданы в его ведение. “Для нашего государства и нашего народа будьте вы опорой и поддержкой”,— [сказал император]. Его превосходительство сделал земной поклон и сказал: “Смею ли не стараться!”. [В то время] великий путь императора [только] начинался и принципы человечества [только] зарождались. Области и государства шли друг на друга войной; убийства становились забавой; малые дети подлостью превращались в разбойников и играли оружием у прудов и водоемов. Как только были распространены вечные законы, [его превосходительство] действовал быстрее, чем ветер и дождь. [Он] стоял во главе отважных и собирал на службу талантливых и храбрых воинов. Таланты и мудрость глубоко скрыты, надежно защищены и крепко закрыты. [Его превосходительство] добивался спасения жизни [ученых] с самого начала, тайно посылая [к ним] высших чиновников, выбирал [их] для использования на службе сообразно с талантами, печалился [о них] и был [их] опорой. [Он], ища во всех сторонах, охотился за [такими добродетельными чиновниками, как] линь42 и фэн43. [Благодаря усилиям его превосходительства императорские] сокровищницы и хранилища были переполнены и [постоянно] происходил [туда] приток зерна и шелковых тканей. В это время его превосходительство был, [как] Сяо Хэ в Гуаньчжуне44 и [как] тай-гэ45, который упорядочил [дела и создал] блестящие установления. В это время его превосходительство был, [как] Сюань-лин в [эру правления] Чжэнь-гуань46. [В ту пору] было множество беглых пленных, и они повсюду падали и умирали. Одним было тепло, а другим холодно, одни были сыты, другие голодны. В осажденных городах было тревожно. [Его превосходительство] в короткие моменты передышек развязывал им (т. е. пленным) путы и спасал их от смерти. [Он] растил, наставлял и кормил [их]. В народе теперь [каждая] семья получала его благодеяния. Хотя Небо высоко, но его око вездесуще, и [Небо] даровало счастье наследнику престола. [Его превосходительство] снова взял в руки управление [государством] и имел заслуги перед государем во дворце клятв. [Его] имя озаряет государственную историю. Богатство и знатность, старость и древность, скорбь и процветание, смерть и рождение продолжаются тысячи лет, [как] прекрасные поля, которые пышно расцветают снова и снова, и [как] величественный родник, который не засоряется и [никогда] не иссякает”. Комментарий Николая Мункуева: 1. Здесь сравнение с величественным утесом Дичжу, стоящим посередине р. Хуанхэ в уезде Шансянь провинции Хэнань (см. “Ди-мин да цы-дянь”, стр. 462). С этим утесом связано много легенд. 2. Дундань (東丹) — вассальное княжество империи Ляо на бывшей территории государства Бохай (712—926 гг.). Государство Бохай было создано некитайскими племенами в районе современной провинции Гирин и занимало почти всю современную Маньчжурию, а также часть Уссурийского края и север Кореи. Это государство в 926 г. было завоевано основателем династии Ляо Абаоцзи и преобразовано в княжество Дундань (“Восточное Дань”), по-видимому, в связи с тем что государство Бохай было расположено к востоку от владений киданей. Столица княжества Тяньфу сперва находилась на месте старой столицы Хухань государства Бохай, но в 929 г. была перенесена в г. Ляоян (совр. пров. Ляонин). Первый правитель Дундань — старший сын Абаоцзи Бэй — находился у власти до 930 г. Постепенно утратив свое особое положение, которое оно первоначально занимало в империи киданей, в 982 г. княжество было ликвидировано и включено в состав империи (см.: ЛШ, гл. 2, стр. 6в; гл. 3, стр. 5а; гл. 5, стр. 2а; гл. 72, стр. 1б; K.A. Wittfogel and Feng Chia-sheng, History of Chinese Society..., p. 59, note 3; pp. 112— 113, note 9). Абель-Ремюза неправильно понял сочетание “Ляо дун-дань ван”, у него в переводе говорится о “племени киданей или Ляо в местности Ляодун” (Abel-Remusat, Yeliu-Thsou-Thsai, ministre tartare, p. 64), тогда как в тексте и речи нет о Ляодуне. Н. Бичурину также, по-видимому, не был знаком термин “Дундань”. Он оставил его без перевода. См. [Н. Я. Бичурин], История первых четырех ханов..., стр. 106. 3. Туюй (突欲), по китайскому имени Бэй (倍), был старшим сыном Абаоцзи, одним из образованнейших людей своего времени. В “Ляо ши” сообщается, что он писал сочинения на киданьском и китайском языках и обладал библиотекой, насчитывавшей 10 тыс. цзюаней. После смерти Абаоцзи, вследствие противодействия матери, трон достался не ему, а его младшему брату, будущему императору Тай-цзуну. Преследуемый братом, Туюй в 930 г. бежал ко двору династии Поздняя Тан (923—935 гг.) и был убит в 937 г. (ЛШ, гл. 72, стр. 1а; K.A. Wittfogtl and Feng Chia-sheng, History of Chinese Society..., p. 254, note 29). 4. Если учесть, что отец Елюй Чу-цая умер в 1191 г. в возрасте 60 лет, то описываемое событие, по-видимому, имело место приблизительно до 1131 г., скорее всего при падении династии Ляо в 1125 г 5. Цзиньский двор во главе с императором Сюань-цзуном переехал в Бяньцзян в 5-ю луну года цзя-сюй (10 июня — 8 июля 1214 г.). Это было после того как в 3-ю луну (12 апреля—10 мая 1214 г.) цзиньцы заключили мир с Чингисханом, войска которого находились у стен цзиньской столицы Чжунду. Переезд двора на Юг объяснялся тем, что цзиньцы не надеялись на успешную оборону столицы в случае повторного нашествия монголов. См. “Юань ши”, гл. 1, стр. 17б— 18а 6. Ма-ци (榪旗) — букв. “жертвоприношения знамени”. Иероглиф “ма” у китайцев обозначал жертвоприношения духам при остановках войск, находящихся на марше. В данном случае, возможно, речь идет о том же. По мнению Ту Цзи, окропление знамени имело место на р. Иртыше (МШЦ, гл. 48, стр. 4а — б). У монголов и в более позднее время производились “жертвоприношения знамени” во время походов. Например, в биографии полководца Баяна в “Юань ши” сообщается, что в 1292 г. во время войны с Хайду военачальники хотели принести в жертву знамени (ма-ци) пленных, но Баян не разрешил им (F.W. Cleaves, The biography of Bayan..., p. 268). Этот пример свидетельствует о том, что при Чингисхане в подобных случаях приносились также, возможно, человеческие жертвы. 7. Чи (呎) — мера длины — при Цзинь, по-видимому, равнялся приблизительно 0,3—0,32 м. 8. Гадание по трещинам на обожженной бараньей лопатке — весьма распространенный способ гадания у монгольских племен, сохранившийся до наших дней. Подробнее об этом см. W.W. Rockhill, The Land of lamas, pp. 341— 344; а также П. Карпини и Г. Рубрук, Путешествие..., стр. 237, прим. 221 Н. П. Шастиной. 9. Те-мэнь (鐵門) — “Железные ворота” — ущелье в Байсунских горах, где проходила караванная дорога из Бухары и Самарканда в Хисарскую долину (долина рек Сурхана и Кафирнигана около села Дербенд (Рашид-ад-дин, Сборник летописей, т. I, кн. 2, стр. 217—218, прим. 2 Б. И. Панкратова). “Железные ворота” впервые были описаны Сюань-цзаном в его “Да тан си-юй цзи” (“Записка о Западном крае великих Танов”) еще в первой половине VII в.: “Пройдя 200 с лишним ли на юго-запад от Цзе-шуан-на (т. е. г. Каш, см. E. Bretschneider, Mediaeval researches..., t. I, р. 82, note 211), [вы] подходите к горам. В [этих] горах дороги неудобны, а тропы опасны. И нет людей и деревень, и мало воды и трав. Пройдя [затем] 300 с лишним ли по горам на юго-восток, [вы] подходите к “Железным воротам”. Слева и справа от “Железных ворот” скалы. Скалы совершенно отвесные. Хотя тропка [между ними и без того] узкая, [она] сверх того закрыта с обеих сторон каменными стенами. Их цвет как у железа. [Здесь-то между обеими стенами] и двустворчатые ворота поставлены, и засов сделан из железа. На створках подвешено много железных колоколов. Вот по причине этой неприступности укрепления произошло название [“Железные ворота”]” (цит. по: “Си-ю цзи”, ч. 1, стр. 44б— 45а, прим. Вае Го-вэя; пер. ср. E. Bretschneider, Mediaeval research..., t. I, р. 82, note 11). Б. И. Панкратов отмечает, что под названием “Железные ворота” первоначально понималась самая узкая часть ущелья, где, согласно преданию, стояли железные ворота, закрывающие собой доступ к перевалу. Он пишет: “В подобных сведениях нет ничего невероятного, так как пишущему эти строки при обследовании бассейна Зарифшана пришлось видеть остатки заставы аналогичного порядка в долине Матчи (Дарвозан Хархона) и на дороге между Магнаном и Кштутом (Дарраи Тане)” (Рашид-ад-дин, Сборник летописей, т. I, кн. 2, стр. 218, прим. Б. И. Панкратова). Из китайских источников “Железные ворота” упоминаются еще в “Цзю Тан шу” (“Старая история Тан”, гл. 199, стр. 10а) и “Синь Тан шу” (“Новая история Тан”, гл. 224, стр. 11б), у Чан-чуня (“Си-ю цзи”, ч. 1, стр. 44б) и в “Юань ши” (гл. 1, стр. 22а и гл. 146, стр. 2б), а из средневековых мусульманских авторов у Якуби (конец IX в.) под персидским названием “дар-и ахан” (цит. по: E. Bretschneider, Mediaeval researches..., t. I, р. 82, note 211), у Рашид ад-дина под своим монгольским названием “тимур-кхлгэ” (Сборник летописей, т. I, кн. 2, стр. 217) и др. Кит. “те-мэнь” (“Железные ворота”) соответствует монг. “temur qulγa” (temur — “железо”, а qulγa — “ворота”). 10. Цзюе-дуань (角端) — название фантастического животного, встречающегося в китайской литературе более раннего периода. 11. О датировке выступления монгольских войск в обратный путь, якобы обусловленного встречей монголов с фантастическим животным, существуют различные мнения в китайских источниках (данные мусульманских источников о возвращении монголов на восток мы не берем). В “Юань ши” это событие относится к году цзя-шэнь (22 января 1224 г. — 8 февраля 1225 г.) (гл. 1, стр. 22а, и гл. 146, стр. 2а). Но, по данным “Си-ю цзи”, Чан-чунь, сопровождавший Чингисхана, 1-го дня 10-й луны года жэнь-у (5 ноября 1222 г.) находился в районе Самарканда, а в 12-ю луну (4 января — 1 февраля 1223 г.) прибыл на р. Хочань и 11-го дня 1-й луны года гуй-вэй (12 февраля 1223 г.) выступил на восток (ч. II, стр. 6а — б). Монгольские войска во главе с Чингисханом провели лето 1223 г. в долинах Таласа и Чу, а летом 1224 г. монголы были на р. Иртыше и в 1225 г. вернулись в район Кара-Корума. Ту Цзи целиком принимает даты, сообщаемые Чан-чунем, который дает наиболее достоверные сведения. Что касается самого факта наблюдения фантастического животного, то Ту Цзи совершенно отрицает его (МШЦ, гл. 48, стр. 1б — 2а). Ван Го-вэй относит появление этого животного к другой дате. Он приводит следующее сообщение потомка Елюй Чу-цая Елюй Лю-си, представляющее собой комментарий его к своему стихотворению, помещенный вместе со стихами в сборнике “Шу-чжай лао-сюе цун тань”: “Когда в старину наш император — святой родоначальник [династии] выступил в поход для наказания Западного края и в году синь-сы (25 января 1221 г.— 12. февраля 1222 г.) остановился у заставы “Железные ворота”, то мой покойный дед, чжун-шу лин, доложил императору: “20-го дня 5-й луны (11 июня 1221 г.) вечером человек из [Вашей] свиты, поднявшийся на гору, увидел странного зверя: глаза, как сверкающие факелы, тело пестрое, на макушке один рог, говорит по-человечески. Это цзюе-дуань. На том месте, где его увидели, нужно принести ему жертвы по полному обряду. Если еще опереться на сказанное [им]... (пропуск в тексте), то [это] будет счастьем”” (цит. по “Нянь-пу”, стр. 4б). По мнению Ван Го-вэя, в 5-ю луну этого года Чингисхан как раз готовился выступить на Юг. Следовательно, возвращение монгольских войск на Восток вопреки утверждениям Сун Цзы-чжэня и авторов “Юань ши” не связано с описанным фантастическим случаем. Но сама легенда, распространившаяся еще в XIII в., по-видимому, отражает какой-то реальный факт, связанный со стремлением некоторых лиц из окружения Чингисхана воспрепятствовать массовой резне, которой сопровождался поход монгольских войск в Среднюю Азию, и ускорить окончание войны, тяжело сказывавшейся на самих монголах. Ср.: ЮЧМЧШЛ, стр. 59; “Юань ши”, гл. 146, стр. 2а — б; МЩЦ, гл. 48, стр. 1б. 12. Линъу (靈武) — в “Бэнь-цзи” этот город назван Линчжоу (“Юань ши”, гл. 1, стр. 22б). Развалины его находятся юго-западнее уездного города Линъусянь в Нинся (автономный район Внутренняя Монголия) (“Ди-мин да цы-дянь”, стр. 1397—1396). 13. Доу (斗) — мера объема сыпучих и жидких тел, которая при династии Цзинь равнялась приблизительно 6, 64 л [(У Чэн-ло, Чжун-го ду-лян хэн-ши, стр. 58). О мерах объема и веса в Китае при Юань см. F.W. Cleaves, An early mongolian loan contract from Qara Qoto, p. 32 ff.] 14. Бо-де (別迭) (Bede) — имя, встречающееся в такой же транскрипции в “Юань ши”, “Синь Юань ши” и у Ту Цзи. У Су Тянь-цзюе оно транскрибируется как Бо-тэ (伯特) (ЮЧМЧШЛ, стр. 59). По-видимому, это результат “исправления” некитайских имен в исторических трудах по приказу Цянь-луна. Ту Цзи отождествляет Бэдэ с Бе-ди-инь 別的因, правнуком Кучлука (МШЛ, гл. 48, стр. 2б), не приводя никаких доказательств. Но источники, по нашему мнению, не дают для этого вполне надежных данных. Из биографии Чао-сы (抄思 —Cos) и самого Бэдэина в “Юань ши” и “Синь Юань ши” известно, что Чос, внук Кучлука, после бегства последнего к кара-китаям после разгрома Даян-хана в 1204 г. попал мальчиком в руки монголов и прислуживал в доме Чингисхана, впоследствии отличился в походах в Северный Китай и получил должность помощника темника. Его сын Бэдэин состоял в слугах в доме третьей жены Угэдэя Ци-эр-цзи-сы (Kirkis), в 1254 г. получил по наследству должность отца и в дальнейшем был даругачи в различных городах Китая (“Юань ши”, гл. 121, стр. 21б — 23а). Как воспитанник семьи Угэдэя Бэдэин, возможно, имел свой голос при дворе хана и выступал автором указанного предложения вместе с другими представителями знати. Чос в 1218 г. участвовал во взятии Дайчжоу и Шичжоу в возрасте 25 лет (СЮШ, гл. 11в, стр. 263/1; дату см. гл. 2, стр. 20/1) и его сын к 1230 г. мог быть вполне взрослым человеком. Но Бэдэин был еще жив в 11-м году Да-дэ (3 февраля 1307 г. — 23 января 1308 г.), умер в возрасте 81(80) лет (СЮШ, гл. 108, стр. 263/1). В таком случае в 1230 г. ему было максимум три года. Поэтому вопрос о том, являются ли Бэдэ и Бэдэин одним и тем же лицом, требует дальнейшего изучения. 15. Лян (两) — мера веса, которая при Цзинь равнялась приблизительно 37,3 г (У Чэн-ло, Чжун-го ду-лян хэн-ши, стр. 60) употребляется в значении денежной единицы. 16. Ши (石) — мера объема, которая при Цзинь составляла приблизительно 66,41 л (У Чэн-ло, Чжун-го ду-лян хэн-ши, стр. 58). 17. Лу (路) — букв. “дорога” — китайский термин, обозначавший при династиях Сун и Цзинь основную крупную административную единицу. В монгольском языке XIII—XIV вв. “лу” соответствует термину colge (см.: Б. Я. Владимирцов, Заметки к древнетюркским и старомонгольским текстам, — “Доклады Академии наук СССР”, 1929-В, стр. 289—296; P. Pelliot, Sur yam ou jam, “relais postale”, p. 21; E. Haenisch, Steuergerechtsame der chinesischen Kloster unter der Mongolenherrschaft, S. 67; F. W. Cleaves, The Sino-Mongolian inscription of 1362..., p. 121, note 173; F. W. Cleaves, The Sino-Mongolian inscription of 1346..., pp. 113—117, note 237). В 1230 г. территория Северного Китая была разделена на десять лу. Об административной системе Китая при Юань в “Юань ши” сообщается: “У Юань было четыре разряда [административных единиц]: лу, фу, чжоу и сянь. Как правило, лу управляло чжоу, а чжоу управляло сянь. Но в Фули (***), т. е. на территории вокруг столицы — современного Пекина, были некоторые лу, которые управляли фу, [в этом случае] фу управляли чжоу, а чжоу управляли сянь. Также существовали фу и чжоу, которые подчинялись непосредственно шэн (провинции)” (гл. 58, стр. 26; см. также: P. Ratchnevsky, Un code des Yuan, p. 20, note 1; H.F. Schurmann, The economic structure..., pp. 57—58, note 7). Э. Хениш переводил “лу” как “провинция” (р. 67). Но, как было отмечено Г. Ф. Шурманном (pp. 57—58, note 7), это не совсем правильно, так как выше лу стояла шэн. В “Юань ши” сказано: “Вообще лу на один разряд ниже шэн” (гл. 58, стр. 2в). Современный термин шэн (“провинция”) возник при Юань как сокращение от син чжун-шу шэн (***) — “подвижный великий императорский секретариат”. Но в рассматриваемый период шэн еще не было, и лу в Северном Китае являлась высшей административной единицей. 18. Чжэнь-хай (鎮海) (Cingqai) — один из нукеров Чингисхана. В 1206 г. после вступления на ханский престол Чингисхана Чжэнь-хай, как устанавливает Ту Цзи, получил титул сотника и был назначен чжа-лу-ху-чи (札魯忽赤) (jarγuči), т. е. судьей. После похода 1211 г. против чжурчжэней (источники не сообщают когда) где-то на восточном Алтае была создана колония из 10 тыс. китайских молодых пленных обоего пола, а также ремесленников и мастеров. Во главе колонии был поставлен Чжэнь-хай, а построенный там город был назван Cingqai balγasun (“город Чинкай”). В 1231 г. Чжэнь-хай был назначен ю чэн-сяном. В 1241 г. после смерти Угэдэя он был отстранен от этой должности и снова занял ее лишь при хане Гуюке (1246—1248 гг.). (Биографию его см.: “Юань ши”, гл. 120, стр. 10а—11а; СЮШ, стр. 282/2 — 282/3; МШЦ, гл. 48, стр. 10б—12б.) О годе и причине его смерти высказывают различные мнения. Так, автор “Синь Юань ши” Кэ Шао-минь считает наиболее правдоподобной версию о том, что Чжэнь-хай был казнен по вступлении на престол Мункэ-хана (СЮШ, 282/3). В то же время в “Юань ши” ничего не сообщается о насильственной смерти Чжэнь-хая. Чжэнь-хай по своей племенной принадлежности был кэрэитом, а не уйгурам или мусульманином. Однако Рашид-ад-дин относит Чжэнь-хая к уйгурам, и Ван Го-вэй сомневается в том, что он — кэрэит-монгол (“Ши-люе”, стр. 2б — 3б). В то же время в “Юань ши” утверждается, что Чжэнь-хай был кэрэитом (гл. 120, стр. 10а). Этого не отрицают и Ту Цзи (МШЦ, гл. 48, стр. 10б) и Кэ Шао-минь (СЮШ, стр. 282/3). Плано Карпини, побывавший у хана Гуюка в 1246 г. и неоднократно встречавшийся с Чжэнь-хаем (Хингаем), не называет его племенного происхождения. А. Уэйли убедительно доказывал, что Чжэнь-хай был монголом, а не уйгуром (A. Waley, The Travels of an alchemist, pp. 36—38). П. Пеллио подчеркивал, что Чжэнь-хай, принимаемый по ошибке за уйгура, на самом деле был кэрэитом (P. Pelliot, Chretiens d’Asie Centrale et d’Extreme Orient, p. 28). Подробно о Чжэнь-хае см. A. Waley, The Travels of an alchemist, pp. 33—38. 19. Нянь-хэ Чун-шань (粘合重由) — чжурчжэньский аристократ, переданный в заложники Чингисхану чжурчжэньским двором. Тогда же он перешел на службу к монгольскому хану и был бичэчи (секретарем) в гвардии (kesik) Чингисхана. Когда в 1231 г. при Угэдэй-хане был создан чжун-шу шэн, Нянь-хэ Чун-шань стал цзо чэн-сяном и выполнял роль помощника Елюй Чу-цая по административному управлению Северным Китаем. В 1235 г. он был назначен советником к сыну Угэдэя Кoчу во время его похода к границам южных Сунов. Умер в 1238 г. (“Юань ши”, гл. 146, стр. 12б—13а; см. также: СЮШ, стр. 282/3; МШЦ, гл. 48, стр. 12б—13а). 20. Чжун-шу шэн — “Великий императорский секретариат” (перевод см. R. des Rotours, Traite des fonctionnaires,.., t. II, р. 1028) — при династии Юань был своего рода центральным правительством. Его возглавлял лин (чжун-шу лин), должность которого впоследствии занимал наследный принц. В помощь ему назначались цзо чэн-сян и ю чэн-сян, причем вся фактическая власть находилась в руках этих министров. Чжун-шу шэн получил четкую организацию после вступления на трон Хубилай-хана в 1260 г. Иногда в состав чжун-шу шэна входили не два, а пять чэн-сянов, а должность лин оставалась вакантной. Чэн-сяны руководили шестью бу — “министерствами”. В провинциях чжун-шу шэну соответствовали син-чжун-шу шэны (行中書省 — “подвижные великие императорские секретариаты”), которых насчитывалось десять, по числу провинций. Подробнее об организации и функциях чжун-шу шэна и син-чжун-шу шэна см. P.Ratchnevsky, Un code des Yuan, pp. 117—124, 134. Из двух чэн-сянов, состоявших в чжун-шу шэне, ю чэн-сян считался старшим по монгольскому обычаю, по которому правая сторона признавалась более почетной (Мэн Сы-мин, Юань-дай шэ-хуй цзе-цзи чжи-ду, стр. 37). 21. Ту-хуа (禿花) — имя Елюй Ту-хуа (МШЦ, гл. 48, стр. 5а). У Чжао Хуна, совершившего путешествие к монголам в Северный Китай в 1221 г., он назван Ту-хуа-эр (兔花兒) (“Бэй-лу”, стр. 9а). Он был отпрыском киданьской императорской фамилии. Как сообщается в его биографии, когда-то в период правления цзиньского императора Чжан-цзуна его старший брат Елюй Ахай был послан императором к кэрэитскому Ван-хану в качестве посла. Он увидел там Тэмучжина, будущего Чингисхана, и изъявил желание поступить к нему на службу, пообещав оставить у Тэмучжина заложника. На следующий год он снова приехал к Ван-хану в качестве посла. На этот раз Елюй Ахай привез с собой младшего брата Ту-хуа и, оставив его в гвардии Чингисхана заложником, сам остался служить монгольскому хану. Это было до 1203 г., так как во всех биографиях Елюй Ахая сказано, что он и его брат Елюй Ту-хуа принимали участие в клятве родственников и сподвижников Чингисхана в верности друг другу накануне разгрома Ван-хана в 1203 г. В 1211 г. Елюй Ахай и Елюй Ту-хуа участвовали в походе монгольских войск против Цзинь. Во время похода братья Елюй внезапно напали на табуны цзиньского императора на территории современной Суйюань и пригнали их к монголам. Елюй Ту-хуа при завоевании Северного Китая под начальством Мухали возглавлял войска, укомплектованные из киданей и китайцев. За заслуги у монголов ему были присвоены китайские титулы тай-фу и го-гун, а также монгольский титул екэ ноян (“великий ноян”). В биографиях на китайском языке он передается как цзун-лин е-кэ на-янь 總領也客那顏 — “главноруководящий екэ ноян”. Впоследствии он управлял г. Сюаньдэ в звании командующего (юань-шуай). Умер в 1231 г. во время похода против государства Цзинь. См. биографии Елюй Ахая и Елюй Ту-хуа (МШЦ, гл. 49, стр. 1а — 3а; а также “Юань ши”, гл. 149, стр. 22б — 23б; гл. 150, стр. 9а—10б). Однако эти биографии местами противоречивы и требуют дальнейших исследований. 22. Название монголов впервые встречается в “Цзю Тан шу” и “Синь Тан шу” в транскрипциях “мэн-у (蒙兀) и “мэн-ва” (蒙瓦) (см. “Ши-люе”, стр. 1а, прим. Ван Го-вэя). Подробно о китайских источниках по истории монголов до эпохи завоеваний см. Ван Го-вэй, Нань сун жэнь со чуань мэн-гу ши-ляо као, стр. 737—763; “Мэн-гу као”, стр. 687—712. 23. Бяньцзин (汴京) — город, по старинному названию Бяньлян — современный Кайфын. В 1153 г. город был переименован в Наньцзин и являлся одной из пяти столиц чжурчжэньского императора. После взятия монголами в 1233 г. город стал называться Бяньцзин, а 16 марта 1288 г. снова получил свое старое название Бяньлян (“Юань ши”, гл. 15, стр. 3а, и гл. 59, стр. 7б). Историю застройки города дворцами, храмами и мостами в XII—XIII вв. см. “Цзинь ши”, гл. 25, стр. 1а — 2б. Цзиньский двор переехал в Бяньлян летом 1214 г. сразу же после заключения мира с Чингисханом, войска которого подошли к столице чжурчжэней Чжунду (совр. Пекин). 24. Шаньвай (山外) — букв. “за горами”, по-видимому, территория к западу от торы Тайханшань, главным образом территория современной провинции Ганьсу. 25. Ху-ду-ху (忽獨虎) (Quduqu) — Шиги Хутуху из племени татар, воспитанник матери Чингисхана Оэлун. Часто упоминается в “Тайной истории” (§ 202, 203, 214, 242, 252, 257 и 260), причем дважды под ласкательным именем Шигикэн Хутуху (§ 135 и 138). См. также: P. Pelliot, L. Hambis, Histoire des campagnes de Gengis Khan, t. I, р. 152, note 3; F.W. Cleaves, The biography of Bayan..., pp. 241, 438; P. Poucha, Die geheime Geschichte der Mongolen..., S. 187—191. В “Юань ши” сообщается, что Шиги-Хутуху в 7-ю луну года цзя-у (28 июля — 25 августа 1234 г.) был назначен дуань-ши гуань (букв. “чиновник, решающий дела”) для Северного Китая (гл. 2, стр. 5а; ср. также СЮШ, гл. 4, стр. 12/2). “Дуань-ши гуань” — перевод монгольского термина jar?uci (“судья”). Впоследствии в Китае эту должность занимали только царевичи, их сыновья, члены гвардии (kesikten) и представители высшей знати (подробно о дуань-ши гуань см. P. Ratchnevsky, Un code des Yuan, p. 52, note 1). 26. Цзинь (斤) (“фунт”) в то время равнялся приблизительно 596,8 г (У Чэн-ло, Чжун-го ду лян хэн ши, стр. 60). 27. Шэн (升) — мера объема, равнявшаяся приблизительно 664,1 куб. мм (У Чэн-ло, Чжун-го ду лян хэн ши, стр. 58). 28. Дин (錠) — “слиток” — денежная единица, 50 лян (лян ~ 37,3 г) серебра (Lien-sheng Yang, Money and credit in China, p. 63). 29. То-хуань (脫歡) —Тогон. При Юань было много известных лиц под именем Тогон (см. L. Hambis, Le chapitre CVIII du Yuan che, t. I, р. 189, Index). В надписи, возможно, имеется в виду сын сподвижника Чингисхана Борохула (о Борохуле см. “Тайная история”, § 138, 163, 173, 202, 213, 214, 240 и 241). В биографии Борохула сообщается, что Тогон был старшим сыном Борохула, после смерти отца получил по наследству титул тысячника и участвовал в военных походах вместе с Мункэ-ханом (“Юань ши”, гл. 119, стр. 22б, а также СЮШ, гл. 121, стр. 268/2). Рашид-ад-дин не упоминает Тогона. 30. Чжэн мин-фэнь (正名分) — букв. “выправление имен и обязанностей”. Выражение мин-фэнь, встречающееся уже в древнекитайском философском трактате “Чжуанцзы”, означает звание и соответствующие ему обязанности (“Цыхай”, стр. 254). В надписи, очевидно, имеется в виду, что Елюй Чу-цай посоветовал монгольскому хану установить твердый порядок управления империей со строгой иерархией в конфуцианском духе. Не случайно в биографии Елюй Чу-цая в “Синь юань ши” рассматриваемое выражение переделано на чжэн мин (“выправление имен”) (гл. 127, стр. 275/4). Как всем известно из “Луньюя” (“Беседы и суждения”), Конфуций будто бы сказал своим ученикам, что для создания управления государством прежде всего “необходимо выправить имена” и что настоящее управление страной налажено там, где “государь был бы государем, подданный — подданным, отец — отцом и сын — сыном” — цзюнь цзюнь чэнь чэнь фу фу цзы цзы (君君臣臣父父子子) (перевод ср. J. Legge, The Chinese classics, vol. I, pp. 256, 263). 31. Фэн лу (俸祿) — “жалованье”. В рассматриваемый период чиновники не получали жалованья, они жили за счет подвластного им населения. Определенные размеры жалованья для чиновничества были установлены только при Хубилай-хане, но они были низки, и чиновники продолжали жить за счет поборов и взяток с населения (см. Мэн Сы-мин, Юань-дай шэ-хуй цзе-цзи чжи-ду, стр. 156 — 157). 32. Бань Чао (班超) (32—102 гг. н. э.) — знаменитый китайский полководец и дипломат, брат Бань Гу (32—92 гг.) и Бань Чжао (45-51 гг.— 114-120 гг. Точные даты неизвестны). Бань Чао около тридцати лет находился в Западном крае и подчинил китайскому влиянию многочисленные государства того района. Это имело огромное значение для развития торговых и культурных связей Китая со странами Запада, в особенности Средней Азии. О Бань Чао см.: Л. С. Васильев, Бань Чао в Западном крае, стр. 108—125; Nancy Lee Swann, Pan Chao: foremost woman scholar of China, pp. 24, 27—32, 35—39, 47 и 49—60. 33. Сун Цзин (宋景) (662—737) — знаменитый танский министр и поэт (см. H.A. Giles, A Chinese biographical dictionary, pp. 699—700). 34. Дунвэншань (東蕹山) — сопка Ваньшоушань под Пекином. Сын Елюй Чу-цая Елюй Чжу в своих сочинениях писал: “Участок с семейным склепом почтенного его превосходительства руководителя великого императорского секретариата находится в одном переезде (шэ = 30 ли) к северу от Яньду (совр. Пекин. — Н. М.) и в пяти ли к востоку от Юйцюани. В действительности [это место] называется гора Вэншань. Сад-усыпальница располагается справа от буддийского монастыря на вершине небесного холма. Сама усыпальница отстоит на 100 с лишним шагов к северо-востоку от аллеи” (“Шу-ан-ци цзуй инь цзи”, гл. 6; цит. по “Нянь-пу”, стр. 25а). 35. Су (蘇) —жена Елюй Чу-цая — потомок знаменитого китайского поэта Су Ши. Она умерла в году гуй-мао (22 января 1243 г. — 9 февраля 1244 г), несколько раньше Елюй Чу-цая, и была похоронена на горе Вэншань (“Нянь-пу”, стр. 24б—25а). 36. Сюань 鉉 — старший сын Елюй Чу-цая. Как было доказано Ван Го-вэем, он умер между 1260 и 1268 гг. (“Нянь пу”, стр. 25а). Утверждение Кэ Шао-миня о том, что этот сын Елюй Чу-цая умер в молодости (СЮШ, гл. 127, стр. 276/1), по-видимому, ошибочно. 37. Имеется в виду великий китайский поэт, писатель и государственный деятель Су Дун-по, или Су Ши (1036—1101). О нем см.: H.A. Giles, A Chinese biographical dictionary, pp. 680— 681, и H. Giles, A History of Chinese literature, New-York, pp. 222—227. 38. Ниже приводится краткая биография Елюй Чжу из “Синь Юань ши”: “Чжу, по прозвищу (цзы) Чэн-чжун, с детства был умен и сообразителен, способен в грамоте и особенно искусен в верховой езде и стрельбе из лука. Когда Чу-цай умер, [Чжу по наследству] стал руководить делами чжун-шу шэна. [Однажды] император сказал [ему] о том, что необходимо изложить [различные] запреты (т. е. составить проекты законов). [Тогда Чжу] отобрал для представления императору 81 дело из тех, которые извечно способствовали управлению и которые можно было провести в жизнь. [В году у-у (1258 г.) Чжу] сопровождал Сянь-цзуна (Мункэ. — Н. М.) в походе против Сун. Возглавляя гвардию (ши-вэй), [он] проявлял отвагу и храбрость и неоднократно разрабатывал необыкновенные планы [операций]. [За заслуги ему] были пожалованы императорская золотая кольчуга и белый конь из императорской конюшни. Когда Сянь-цзун скончался [в 1259 г.] и А-ли Бу-гэ (Ariγ Bög) поднял мятеж [в 1260 г.], Чжу, оставив жену и детей, перебежал к Ши-цзу (Хубилаю). [Ши-цзу] вызвал [его] к себе, принял [его] и с радушием пожаловал [ему] награды. Во втором году [периода правления] Чжун-тун (1 февраля 1261 г. — 21 января 1262 г.) [Чжу] был назначен цзо чэн-сяном в чжун-шу [шэн]. [В этом же году зимой по приказу Ши-цзу он] стал охранять северные границы с войсками. [После этого он] сопровождал императора при разгроме А-ли Бу-гэ севернее Шанду (летняя резиденция монгольских императоров на территории современной Внутренней Монголии. — Н. М.). В 1-м году чжи-юань (31 января 1264 г. — 18 января 1265 г.) [Чжу] был переведен на [должность] ю чэн-сяна и [ему] был присвоен [титул] гуан-лу да-фу 光祿大夫. Доложив императору, [он] установил законы из 37 параграфов, и чиновники и народ от них получали облегчение. Во 2-м году [Чжи-юань] (19 января 1265 г. — 6 февраля 1266 г.) [ему] было приказано управлять Шаньдуном и [он] был переведен [в разряд] подчиненных чиновников. Вскоре [он] был отозван и возвращен [в столицу]. Вначале в [программе] классической ритуальной музыки в императорском храме предков имелся только устный гимн, и был издан императорский указ Чжу сочинить [музыку] к придворному танцу гун-сюань ба-цяо (宮懸八俏) Когда в 4-м году [чжи-юань] (27 января 1267 г. — 15 января 1268 г.) музыка была успешно закончена и представлен доклад императору, [Чжу] был пожалован [званием] великого совершенного музыканта. В 6-ю луну [четвертого года Чжи-юань] (24 июня — 22 июля 1267 г.) [он] был переведен [на должность] пин-чжан чжэн-ши (чиновник второго ранга первого класса — подробно см. P. Ratchnevsky, Yn code des Yuan, pp. 119—120. — Н. М.) [с титулом] гуан-лу да-фу. В 7-м году [Чжи-юань] (23 января 1270 г. — 10 февраля 1271 г.) [Чжу] снова был назначен цзо чэн-сяном. В 10-м году [чжи-юань] (21 января 1273 г. — 8 февраля 1274 г.) [он] был переведен [на должность] пин-чжан цзюнь-го чжун ши (“министра по важным военным и государственным делам”) (об этой должности см. P. Ratchnevsky, Un code des Yuan, p. 120. — Н. М.). В 13-м году [Чжи-юань] (18 января 1276 г. — 4 февраля 1277 г.) был издан императорский указ [Чжу] наблюдать за составлением государственной истории. В 14-м году [Чжи-юань] (5 февраля 1277 г. — 24 января 1278 г.) зимой не выпал снег. [Тогда] император спросил [Чжу] об оказания помощи народу. [Чжу] ответит [ему:] “Хлеба собирается меньше, чем заквашивается [для перегонки на вино]. Его не хватает даже для расходов при молебнах духам и жертвоприношениях божеству земли [по случаю сбора урожая]. Необходимо запретить все [это]!”. [Император] принял [этот совет]. В 19-м году [Чжи-юань] (10 февраля 1282 г.—29 января 1283 г.) [он] был снова назначен цзо чэн-сяном. [Он] в докладе императору сказал: “Чиновники при отборе девушек [для императора] тревожат народ. Прошу брать по три человека с большого округа (чжоу) и по два человека с малого округа в год, [из них] выбирать годных и оставлять их, а остальных отправлять обратно, и [это] передать как указ”. [Император] принял [этот совет]. Зимой 20-го года [Чжи-юань] (30 января 1283 г.—18 января 1284 г.) [Чжу] был обвинен, [но] не сдал служебной печати. [Дело в том, что] было ложно донесено императору, что люди в Дунпине замышляют мятеж. Когда А-ли-ша был осужден как сообщник [дунпинсних мятежников] и заключен в тюрьму, [Чжу] был снят с должности, была переписана половина [его] имущества, и [он] был сослан в Шаньхоу. [Он] умер в 22-м году (6 февраля 1285 г.— 25 января 1286 г.) в возрасте 65 лет” (СЮШ, гл. 127, стр. 276/1 — 2; ср. также: “Юань ши”, гл. 146, стр. 11б— 12а; МШЦ, гл. 48, стр. 8а — б). 39. Да-мин ли (大明曆) — название китайского календаря. Этот календарь впервые был составлен в 7-м году периода правления Да-мин при династии Сун (463 г.) ученым Цзу Чун-чжи (“Юань ши”, гл. 53, стр. 27а; см. также J. Needham, Science and civilization in China, pp. 294, 392). Однако другой календарь под таким же названием был создан при династии Цзинь в 5-м году периода правления Тянь-хуй (1127 г.) ученым Ян Цзи. В 20-м году Да-дин (1180 г.) Чжао Чжи-вэй переработал его (“Юань ши”, гл. 53, стр. 30б — 31а). В нашем тексте, очевидно, имеется в виду этот календарь. 40. Елюй Чу-цай на самом деле ввел в употребление “Гэн-у юань ли” (庚午元曆) — “Календарь, начинающийся с [года] гэн-у” (1210 г.). В его собрании сочинений “Чжань-жань цзюй-ши цзи” сохранился текст доклада императору о распространении этого календаря, составленного, по-видимому, на основании календаря “И-вэй юань-ли” (МШЦ, гл. 48, стр. 1б). По мнению Дж. Нидэма, календарь “Гэн-у юань-ли” начал применяться приблизительно в 1220 г. (J. Needham, Science and civilization in China, p. 380). Дж. Нидэм сообщает, что этот календарь никогда не был опубликован. Но это не совсем верно. Сюй Тин приводит следующие сведения: “[Я, Сюй] Тин в [городе] Сюань-дэчжоу [лу] Яньцзин видел, что [у монголов] имеется календарь, уже отпечатанный и сброшюрованный в книгу. Когда [я] спросил о нем, то оказалось, что Ила Чу-цай сам высчитал, сам отпечатал и сам же обнародовал [этот календарь]” (“Ши-люе”, стр. 7б —8а). Календарь, очевидно, был опубликован в 1235 г., ибо в “Юань ши” написано, что в 11-ю луну 7-го года правления Угэдэя (12 декабря 1235 г.—9 января 1236 г.) чжун-шу шэн обратился к Угэдэю за разрешением внести коррективы в календарь “Да-мин ли” и получил его (гл. 2, стр. 5а). 41. Чжун лин гун — сокращение от чжун-шу шэн лин гун (“Его превосходительство начальник великого императорского секретариата”). 42. Линь (麟). Имеется в виду сказочное животное ци-линь (麒麟), которое П. И. Кафаров характеризовал так: “Животное милосердия; имеет тело сайги, хвост коровы, шею волчью, копыта лошадиные”. (Палладий, Китайско-русский словарь, стр. 319). 43. Фэн 鳯 — феникс — сказочная птица, символ спокойствия и счастья. 44. Сяо Хэ (蕭何) — министр и сподвижник ханьского императора Гао-цзу (Лю Бана) (206—195 гг. до н. э.), назначенный наместником в область Гуаньчжун, и составитель ханьских законов. 45. Тай-гэ (臺閣) — должность первого министра при императоре Гуан У-ди (25—58 гг.). 46. Сюань-лин (玄齡) — Фан Сюань-лин (房玄齡) (578—648 гг.) — первый министр танского императора Тай-цзуна (627—649 гг.) (см. H.A. Giles, A Chinese biographical dictionary, p. 221), автор “Чжэнь-гуань люй” (貞觀律) — “Законы [периода правления] Чжэнь-гуань (627—649 гг.)”, опубликованных в 637 г. [Мункуев, Н.Ц. Китайский источник о первых монгольских ханах. Надгробная надпись на могиле Елюй Чуцая. Перевод и исследование. – Москва: Наука, 1965 – с.33-34, 68-130]
  16. Ну так дайте мне цитаты из этих работ, что так сложно что ли А то лепите заявления направо и налево без каких либо пруфов
  17. Ничего такого Сабитов не пишет. "Очевидное" это только для вас мой таримский друг.
  18. Сколько останков усуней протестировано и какие иранские тексты оставили нам юэчжи? Уйгур, честно скажу смелость ваших утверждений порой просто невероятна
  19. Это как? Полного генетического профиля монголов 13 века у нас нет.
  20. Я с удовольствием пройдусь по его пунктам, если он сперва ответит на МОИ вопросы по теме А то получается игра в одни ворота пока что с его стороны: я ему должен на все отвечать, а он имеет право играть в молчанку когда ему удобно
  21. Я то во всем уверен как раз, а вот АКБ уже пятый раз избегает мои вопросы. Если вы с ним на хорошей ноге, могу через вас ему передать снова эти 4 вопроса, на которые АКБ упрямо отказывается отвечать Факт есть факт: в Юань ши четко написано что столица монголов это Хэлинь, и в Эрдэни Дзу найдена надпись где китайским языком четко написано что это место Хэлинь и есть. Текст этой надписи при этом дублируется в трех китайских письменных источниках. Так что тут спорить не о чем, АКБ лишь пыль наводит, понимая сам прекрасно что все его пляски с источниками мало чего стоят. Там единственное интересное его замечание это направление течения рек, ну да с этим я еще разберусь когда время придет. Я даже не уверен что тут АКБ реально что то нашел, так как он своей "ссылкой" на Джувейни по Эмилю и Кобаку уже успел мне доказать, чего стоят его "навыки" работы с источниками.
  22. Друг мой таримский, кто ж это отрицает здесь окромя АКБ и пары тувинских сказочников?
  23. Про эти злополучные надписи АКБ так и продолжает молчать как партизан Только и ответил тремя минусами в мой адрес
  24. ТЕНГРИАНСТВО ТЮРОК-ШАТО Вольфрам Эберхард Как и большинство тюркских племен в Центральной Азии, шато имели две религии. Помимо буддизма древний тюркский "Бог Неба" все еще почитался ими. После покорения Северного Китая шато также поклонялись богам китайской официальной религии, что означало что они проводили большие церемонии в летнее и зимнее равноденствия. Однако, например, в 927 году во время зимнего равноденствия они принесли подношения вне города "варварскому богу". Источники не дают объяснения что за бог это мог быть, но мы узнаем что летом того же года император принес подношения "тюркскому богу" на "холме белого маршала", а в 924 году дары были предложены "Небесносу Богу" на "Грозовой Горе" (Лэйшань у Лунмэня в Хонане). "Небесный Бог" (тяньшэнь) это термин обозначающий хорошо известную центральную фигуру пантеона всех тюркских племен, начиная со времен хуннов; "тюркский бог" или "варварский бог" должны обозначать то же божество. Так что мы видимо что шато поклонялись тому же богу что и все тюркские племена до них; можно вспомнить что тоба также поклонялись этому же богу в первый период своего правления в Китае, лишь позже объединив "Небесного Бога" с древним китайским "Богом Неба" (Тянь). Хотя мы располагаем некоторыми данными о том как поклонялись этому богу тоба, мы ничего не знаем о форме культа у шато. Лишь одно свидетельство может дать некоторое объяснение: когда один из императоров шато умер в 942 году, два из его лучших коней были приведены к "Западной Горе" (Сишань) и принесены в жертву там. Возможно что жертва на "холме белого маршала" (байсимабо), упомянутая выше, также была конем. Как нам известно, конь был важным подношением у всех тюркских племен. Интересна еще одна деталь: большиснтво жертв приносились на вершине горы; это тоже типично для тюркских религиозных обычаев; тоба даже сжигали своих умерших на вершине гор. В прошлом исследовании (Lokalkulturen im alten China) я попытался показать что некоторые из этих священных гор тюрок были вулканическими горами с небольшим озером на вершине. Некоторые из таких гор были почитаемы, но наиболее важные из всех находились в северном Шаньси; это было особое культовое место тоба. Однажды один шато, по имени Ян Куан-юань, отправился к этой горе-озеру и преподнес бумажных коней, бумажных верюлюдов и бумажные деньги. Поскольку все подношения исчезли в озере, он был убежден что однажды станет императором Китая. Это еще один древнетюркский обычай, хотя использование бумаги вместо самих животных и подношение бумажных денег демонстрируют китайское влияние. Другой род "испытания" был типичен среди шато: в 935 году высокопоставленный чиновник получил назначение не в результате экзаменовки или его прежнего статуса, а в результате жребия. Имена кандидатов написали на кусках бумаги, которые затем положили в эдакую бутылку, сделанную из стекла. Ночью жгли ладан и молились "Небу". На следующее утро один кусок бумаги вытащили из бутылки, и кандидат, чье имя было написано на этом куске, получил назначение. С другой стороны, шато были буддистами. Следует признать что помимо индийского, китайского, японского и тибетского вариантов буддизма, существовал особый "тюркский буддизм", отличавшийся от других форм буддизма. Например, мощи Будды, такие как зубы и кости, важные объекты поклонения в Индии и Китае, не интересовали шато. Зуб Будды, привезенный из Туркестана в 928 году, был выброшен, другой зуб, привезенный из Кашмира корабле в восточный Китай в 941 году шато совершенно не заинтересовал. Императоры шатосских династий любили посещать знаменитые буддийские пещеры в Лунмэне в Хонане. В лето 931 года и 934 года молитвы к дождю были произнесены в Лунмэне в присутствие императора, зимой 934 и 936 молитвы к снегопаду имели место. Другие посещения императора произошли в 924, 932 и 933 годах. Пещеры Лунмэня были построены тобасцами около 500 года, немногим после завершения Юньканских пещер. Эти пещеры без сомнения буддийские. Многочисленные визиты тобасских императоров в эти пещеры однако имели и другую причину. Как известно тоба, как и большинство тюрок, имели пещерный миф и связанный с ним культ пещеры. Возможно эти буддийские пещеры были адаптацией старого национального культа тоба к поздним буддийским культам; схожее возможно и для шато. По меньшей мере было крайне необычно использовать эти старые тобасские пещеры для молитв к дождю и снегу. Также следует заметить что в своем скульптурном искусстве шато любили использовать тобасское искусство как их эталон. Шато, как другие тюрки и монголы, живо интересовались скульптурой, в отличие от китайцев, признававших скульптуру не как искусство, а лишь как ремесло. Среди божеств принесенных буддизмом в Туркестан и Китай были "четыре небесных короля", стражи четырех сторон света. Манускриты найденные в Хотане показали что один из этих "Небесных Королей", Пишамэнь (Вайшрамана), был особо почитаем по крайне мере частичным тюркским населением Хотана. Согласно моему убеждению, центральноазиатские тюрки идентифицировали старого тюркского "Небесного Бога" (Тяньшэнь) и буддийского "Небесного Короля" (Тяньван). Причина, по которой они выбрали Вайшраману, может быть такова, что Вайшрамана был небесным королем севера и в некотором роде воином-героем, личность которая должна была быть ближе к воинственным степным племенам Центральной Азии чем все остальные буддийские божества. Этот Вайшрамана сыграл важную роль и в шатосском буддизме. Первый лидер шато, Ли Кэюн, однажды в молодости молился в храме Вайшраманы в его родной области (около 860 года) и ответ бога стал важным для его будущего. Последнего императора династии Поздняя Тан гадатель сравнивал с Вайшраманой. Основатель династии Поздняя Цзинь также однажды молился в храме Вайшраманы у стены города в Шаньси и позже одержал победу благодаря помощи этого бога. В тот период культ Вайшраманы не был распространен среди китайского населения. [Eberhard, Wolfram. Conquerors and Rulers: Social Forces in Medieval China - Leiden: E. J. Brill, 1952 - p.92-96]
×
×
  • Создать...