В исторической науке исследованны вопросы религиозной политики имперской власти в Казахстане [1], деятельность Оренбургского Мусульманского Духовного Собрания и муфтиев [2], роль татарских мулл в степи [3], политика христианизации казахов [4] и т.д. Однако, в этих исследованиях не ставился вопрос о интерпретации российскими и казахскими чиновниками степени религиозности казахов ХІХ -начало ХХ вв.
Какие критерии были положены в основу определения степени религиозности казахов в дореволюционной исторической литературе? Почему во второй половине ХІХ века появились исследования, посвященные изучению степени религиозности казахов? Осознавали ли себя сами казахи - мусульманами? Этот вопрос является важным в структурировании концепции данной статьи, ибо помогает уяснить как идентифицировали себя сами казахи и как их воспринимали российские власти? Так, Алексей Ираклиевич Левшин, один из известных дореволюционных исследователей первым обратил внимание, что на вопрос о религиозной принадлежности большинство казахов отвечали «не знаем». «Трудно решить, что такое казахи -магометане, манихеяне или язычники», - более конкретно ставил вопрос А. Левшин, при этом отмечал, что казахи смешивают ислам и древ-неполистические культы, но не соблюдают пост, не молятся и благодаря только среднеазиатским и татарским муллам, находящихся в услужении у казахской знати исламизм не угасает. Кроме того, он добавлял: «Все они вообще имеют понятие о высочайшем существе, сотворившем мир, но одни поклоняются ему по законам Корана, другие смешивают учение исламизма с остатками древнего идолопоклонства, третьи думают, что кроме божества благого, пекущегося о счастии людей и называемого ими худай, есть злой дух, или шайтан, источник зла. Сверх того казахи признают существование многих других духов, верят колдунам, ворожеям» [5].
Исходя из вышесказанного, логика данной статьи будет отражать исследования чиновников региональных и центральных администраций, русских востоковедов, взгляды представителей первой волны казахской интеллигенции о степени религиозности казахского населения ХІХ в.
В первую очередь нужно понимать, что чиновники Российской империи отражали тенденции религиозной политики российской власти по отношению к казахам. Во-вторых, прежде чем перейти к анализу их работ, нужно выделить несколько групп чиновников, взгляды которых отличались в силу их специфики службы. К первой группе относятся чиновники, служившие в региональной администрации (Оренбургское и Западно-Сибирское генерал-губернаторство и т. д.) имевшие постоянное взаимодействие с представителями казахского населения, вторая группа чиновников, являлись представителями высших эшелонов российской власти в регионе (генерал -губернаторы, вице-гуьерна-торы, военные губернаторы и т.д.), третья группа - чиновники, которые в силу тех или иных обстоятельств были включены в в состав научных экспедиций, проходивших через Казахские степи и т.д.
Видный российский политик ХІХ века, генерал-губернатор Сибири, граф МихаилМихайлович Сперанский считал что будет легко крестить казахов, так как по его мнению онислабо исповедуют ислам [6], русский поручик Я.П. Гавер-довский также отмечал «малую привязанность к своей вере» казахов. По его мнению, «казахи последуют учению суннитского толка, но весьма слабо и нерачительно исполняют правила, оным предписанные. Они избрали из него только те места, которые соответствовали их закоснелым мнениям и нравились по своей приятности, и соединили оные со старыми господствующими у них обрядами, не заботясь более таким или другим порядком должно брать прямое значение веры» [7].
Русский генерал, первый начальник Омской области, сенатор Семен Богданович Бронев-ский считал, что казахи «хотя исповедуют закон Магомета, но суть невежи в оном; Ахунов, Мулов и Ходжей содержат в волостях, но нет у них ни мечетей, ни обрядов веры, постоянно отправляемых» [8]. Казачий старшина Ф. Усов в конце XIX века писал: «Хотя весь казахский народ считает сам себя, и признается официально, исповедующим мусульманство, но масса киргиз отличается глубоким индифферентизмом; все их понятия о божестве и религии ограничиваются разными поверьями, а в важных случаях жизни (при рождении, смерти и т. п.) кое-какими обрядами, больше языческими, чем магометанскими» [9].
Военный губернатор Семиреченской области Г. А. Колпаковский в своем докладе императору об открытиях христианской миссии в Казахской степи, считал, что казахи «могут принять христианство с легкостью, так как они все еще не знакомы с мусульманством. И что их жизнь основана на гуманно-бытовом кодексе устного фальклора» [6]. Начальник Генштаба министерств обороны Л. Мейер также указывал на «слабость религиозности» казахов. Он отмечал, что казахи «магометане и считаются обыкновенно суннитами, хотя это ровно ни на чем не основано, потому что, вообще говоря, этот народ в настоящее время, весьма не развит в религиозном отношении и сам определенно не знает, какого религиозного толка держится». При этом Л. Мейер приписывал фанатизм среди казахов только к «султанам и пограничным жителям» [10]. Аналогичную точку зрения выразил и председатель Киевского отдела Русского Собрания Б.М. Юзефович в своих заметках «О быте киргизов Тургайской области». Он отмечал, что «Замкнутость, в какую ставит казахов магометанская вера, не ведет однако к фанатизму» [11].
