Когда августейший Чингис-хаган сидел в ожидании Ӱгэдэя, приготовившись к [праздничному] обеду, он очень гневался. «Эх, Ӱгэдэй! Отец и мать о сыне своем помнят, а сын лишь причиняет страдание и не помнит ничего!» Пока он так сидел и говорил, наступил вечер, и [Ӱгэдэй] прибыл с напитками и вареной конской головой 6. «Кто там снаружи?» - спросил Чингис. Когда Ӱгэдэй сказал: «Это я - Ӱгэдэй», - то Чингис ответил: «Входи же!» Ӱгэдэй вошел, и хаган соизволил сказать: «Эх, Ӱгэдэй, я сказал тебе - приходи пораньше, почему же ты пришел вечером?» Ӱгэдэй сказал: «Я рано отправился, но по дороге меня не раз приглашали на празднества. В детстве моем ты говорил, хаган, отец мой, что нельзя отказываться от предложенного кушанья, а не то случится несчастье 7. Вот из-за этого я и опоздал». Когда он так сказал, то гневное лицо Чингиса смягчилось, он принял конскую голову и, отведав поднесенного кушанья, молвил: «Моих установлений и повелений не переступил только один из моих сыновей, Ӱгэдэй. И после пусть так и будет! Да!». Такое повеление он сказал 8
ЛУБСАН ДАНЗАН
АЛТАН ТОБЧИ
("ЗОЛОТОЕ СКАЗАНИЕ")
[ГЛАВА IX. РАССКАЗЫ И ЛЕГЕНДЫ О ЧИНГИС-ХАНЕ] 1