Ашина Шэни

Турки монголоидов не нарисуют Бабаяров так-то узбек вообще говоря.

Ответы: 1) Не думаю, что кто-то может наверняка ответить на подобный вопрос. Там же не подписано рунами "это наша тамга". Можно лишь предполагать, что это именно тамга, основываясь на сходстве ее формы с другими предполагаемыми тамгами рода Ашина. 2) Зуевым дан список тамг по сочинению Танхуэйяо 唐會要 10 века. Проблема расхождения данной там тамги Ашина с другими вариантами таковой исследователями отмечена. Михай Добрович считает, что в Танхуэйяо дана именно тамга всего племени Ашина, которой они и метили своих коней на продажу китайцам (сведения Танхуэйяо озаглавлены "Тамги лошадкй из вассальных княжеств"), а другие варианты тамги это именно тамга конкретно рода Ашина. Бабаяров же считает, что это просто еще одна далеко ушедшая стилизация архара - возможно, если учесть что самые далекие вариации этой тамги на монетах на архара вообще уже мало чем похожи. 3) Не знаю, на что там опирался почтенный Алькей Хаканович, но ныне известные науке данные явно говорят, что тасгой был именно архар. Даже если не брать изображение архара на орхонских стелах и изображения архара на скалах Таласа, Кочкорской долины и Чу-Илийского междуречья, четко не атрибутированные, остаются отчетливые тамги на монетах Средней Азии, где ясно прописаны разные тюркские титулы и даже указано имя одного из западных каганов - Тун-джабгу:

Высока вероятность того, что это монеты ферганских Ашина.

ДРЕВНЕТЮРКСКАЯ МОНЕТА ИЗ ФЕРГАНЫ С ТЮРКСКОЙ РУНИЧЕСКОЙ НАДПИСЬЮ "КАГАН" (7-8 ВЕКА) Изображение головы принца с длинными волосами, скошенными глащами и тонкими усами. Справа и слева древнетюркские рунические легенды. Легенда на левой стороне читается как: qğn (каган) - "Король". Поскольку легенда справа невнятна, состоя из таких слов как knm?, она не имеет смысла. Обратная сторона: тамга, очень близкая к монетам джабгу-кагана и Тун-джабгу-кагана. Вокруг согдийская легенда. Надпись начинается против часовой стрелки. Под вопросом мы предлагаем читать это как: γ'γ'[n] pny? - "Деньга? Кагана". Диаметр 20.2 мм. Вес 2 г. Место находки - Кува, ферганская долина. Бронза. [Dr. Gaybullah Babayar. Köktürk Kağanlığı Sikkeleri Kataloğu. The Catalogue of the Coins of Turkic Qaghanate. - Ankara: Tika, 2007 - p.151]

САКРАЛЬНЫЙ СОСУД В КУЛЬТУРЕ ДРЕВНИХ ТЮРОК Возвращаясь к традиции создания каменных скульптур, посвященных и высеченных в честь женщин, надо вспомнить, что в ареале распространения каменных изваяний меркенского типа, основным символом, который показан в руках скульптуры, вне зависимости от других изображенных аксессуаров является сосуд, который показан на уровне живота. Сосуды одинаковой формы изображены в руках как женских, так и мужских изваяний святилища Мерке. В традиционном прикладном искусстве образ женского персонажа взаимосвязан с изображением сосуда, и присутствие этого символа в ритуале могло означать, что он синонимичен по содержанию с «мифологическим сосудом», который «тождественен телу женщины – подательницы жизни, плодородия и многочадия» [Зуев, Ранние тюрки: очерки истории и идеологии,2002. С. 140]. Символика сосуда и связанного с ним образа женщины или наоборот, была распространена в пределах Евразии и широко использовалась в культовой практике многих народов. Весьма примечательна золотая чаша, входившая в состав клада из Петроссы, найденного в 1837 г. на территории Румынии [Веселовский, Мнимыя каменные бабы, 1905. С. 12]. Сосуд служил одним из атрибутов, символизировавших священный ритуал клятвенной верности основным ценностям. Форма ритуального сосуда могла быть антропоморфной (Рис. 11, 1). По мнению специалистов, отдельные типы сосудов, с признаками антропоморфности из средневековых городов Казахстана «использовались в шаманском обряде призыва дождя и плодородия» и в ритуале моления Йер-су у хакасов и кыргызов [Терновая, 2005. С. 102, 136-137]. Анализ символики сосудов, изображенных на различных предметах культового характера, каменных статуях Мерке и Жайсана, показывает на широкое распространение мировоззренческих представлений, связанных с ним (Рис. 11, 2, 4-7). Описываемый символ присутствует в обеих руках центрального антропоморфного персонажа, изображенного на гривне из захоронения сарматской царицы (Рис. 11, 3). «Медитирующая» поза описываемого персонажа и каменных фигур, изваянных в такой же манере, повторяется на портретах каганов, изображенных на монетах, которые функционировали в период VII–VIII вв (Рис. 11, 9 а). Сходный по содержанию сюжет изображен на одной из стенок саркофага из уникального захоронения, которое датируется 579 г. На сцене зафиксирована церемония заключения договора между согдийцем и тюрком [Сұңғатай, Еженханұлы, Тарихи-мəдени жəдігерлер. II том. Қазақстан тарихы туралы қытай деректемелері, 2006. С. 38-41. Рис.2.30, 2.31]. Фигура человека с сосудом, изображенная в центре сцены между главными персонажами (Рис. 11, 8), подтверждает достоверность бытования традиции заключения клятвенного договора с использованием в ее процедуре сосуда с водой. В связи с исследуемой проблемой о назначении сосудов представляет интерес и другая сцена, на одной из плит этой же гробницы, сооруженной в честь одного из знатных представителей согдийской диаспоры. В нижней части сцены, изображающей прием главы согдийской колонии у тюркского кагана изображены четыре больших круглодонных сосуда, формами которых подчер- кнута их принадлежность кочевникам [там же. Рис. 2.26 - 2.28]. Присутствие символического сосуда в процессе заключения договоров различного уровня, есть не что иное, как демонстрация реальности и действенность мистерии как части ритуала, изображенного на описанной выше гривне жрицы. Описываемое действо усилено мастером и передано в позе центрального персонажа, сидящего в культовой по содержанию позе, скрестив ноги по-восточному. Изображение на гривне основного символа – ритуального сосуда в обеих сложенных на уровне живота руках жреца подчеркивает сакральный характер священного акта. Традиция использования сосуда в погребальной практике народов Евразии на протяжении нескольких тысячелетий документируется археологическими и этнографическими данными. Повсеместно сосуды являлись атрибутом, сопровождающим захоронения кочевников. Появление этого символа в прикладном искусстве кочевого населения, в искусстве скифских и сакских племен является одним из ранних в хронологическом отношении. Специалисты полагают, что и 2 тысячи, и 5 тысяч лет тому назад в прикладном искусстве сако-скифских племён и более ранних социумов сосуд являлся «жреческим символом, принадлежащим ритуалу жертвоприношения» [Раевский, Очерки идеологии скифо-сакских племен, 1977. С. 71]. Возвращаясь к теме культового искусства, надо заметить, что сюжет картины мира, представленный на гривне царицы-шаманки из кургана 10 Кобяковского могильника, является самой великолепной иллюстрацией мифа о происхождении тюрков. Одним из наиболее важных моментов сюжета является сцена клятвенной присяги верности договору. Повторяющийся сюжет компози- ции, нашедший отражение в действии персонажей гривны – людей в масках, противостоящих мифическим существам в образе волко-драконов, усилен присутствием центрального персонажа, изображенного сидящим, в жреческой позе со скрещенными по-восточному ногами с сосудом в обеих руках. Пониманию содержания символа способствует и древнекитайская письменная традиция, в которой в лаконичной иероглифической форме зафиксирован термин «ритуал», обозначенный в форме сосуда. Этимологическое значение графического изображения термина «ли», переданное в форме сосуда означало культовое действие с сосудом. Изначальный смысл описываемой категории «ли», являющийся одним из центральных терминов китайской философии, вбирает в себя понятия «этика – ритуал», и «это понятие стало мыслиться как выражение важнейшего фактора не только культуросозидания, но и космоупорядочения» [Кобзев, Особенности философской и научной методологии в традиционном Китае, 1988. С. 25-26]. С учетом информации о социальной и политической нестабильности в тюркском обществе становится очевидной мировоззренческая подоплека между символом в форме сосуда на каменных статуях и культового действа, проводимого в процессе ритуалов поклонения высшим силам и душам предков, проводимых на территории святилищ. Следовательно, «категория «ли», в соответствии его текстологическому анализу обозначавшая обряды, дающие возможность преодолеть политические конфликты, и отражающая единство мира, а также храмовые и дворцовые ритуалы и формы поведения сановников по отношению к народу», позволяет наиболее адекватно произвести реконструкцию культовых действий, производимых тюрками с «участием» душ обожествленных выдающихся личностей-прародителей, образы которых были воплощены в камне [там же. С. 26]. Следовательно, множественные каменные статуи святилища Мерке с характерным атрибутом, сосудом в обеих руках, могли использоваться во время церемонии отправления ритуала, одной из особенностей которого являлась процедура поклонения верховным божествам тюркского пантеона и душам предков с целью достижения стабильности в тюркском обществе. Описываемая реконструкция действий с сосудом отражена в тюркском ритуале принесения клятвы в форме выпивания воды, являющейся неотъемлемой частью церемонии заключения договора и присяги: «...когда хотят тюрки взять клятву с какого-либо мужчины, приносят медного идола, держат его, затем готовят деревянную миску, в которую наливают воду и ставят ее между рук идола. Потом, после клятвы он выпивает воду» [Асадов, Арабские источники о тюрках в раннее средневековье, 1993. С. 46]. Закрепление ритуала клятвенного обещания традицией «пить клятву» в древнерусских источниках обозначалось термином «роту пити», бывшего в употреблении только у тюркских народов в форме «а Татарове роту пили по своей вере» [Golden, The Migrations of the Oguz, 2003. P. 108]. Происхождение термина «роту пити» сходно с конструкцией тюркского «анд/ант ур» в значении «выпить клятву/присягать клятве». Употребление термина «пить клятву» у кочевников, носившее традиционный характер и впервые описанное Геродотом касательно скифов, практиковалось в последующем у сюнну и у тюркских народов на протяжении длительного периода [ibid, P. 108]. Термин «шерть ич» в значении «прими клятву» до этнографической современности использовали алтайцы, которые «прежде при клятве что-то ели или пили». Созначимо содержанию акта принесения клятвы обозначение термина «аяк» в тюркском языке, как сосуда, используемого в процедуре церемонии освящения клятвой [Радлов, 1969. С. 27]. В традиционной практике туркмен принести клятву также значило «пить присягу» ант, и так как принять присягу у них означает перенести тяжелое испытание, влекущее за собой серьезные последствия, очень редкий туркмен отважится на это тяжелое испытание – «выпить присягу», которое равно по значимости понятию – «испить чашу до дна». Отмечается, что «действительно, они присягу не принимают, а как бы пьют, с сознанием великой важности этого акта и с известным душевным страданием и болью, на что указывает обычный порядок при принятии присяги [Йомудский, Присяга с Закаспийских туркмен,1909. С. 219-220]. В таком же контексте термин «антынды іш/ выпей свою клятву» присутствует в традиционном словаре коренных казахов, а в современном свадебном ритуале брачующиеся закрепляют свой союз выпиванием воды – «неке суын iшу». В юридических документах второй половины XIX – начала XX в., периода присоединения Казахстана к России, отмечено, что «присяга, как судебный ин- струмент, занимала очень важное место в казахском судопроизводстве. Она (присяга) была тяжелой ответственностью ... и принималась с использованием языческих ритуалов у озер, рек, могил предков» [Джампеисова, Присяга в казахском обычном праве как одна из норм нравственных ценностей и социального поведения кочевника (вторая половина XIX в - начало XX в), 2001. С. 77-79]. Широкое распространение идеологических представлений, связанных со священным сосудом, в тюркской среде нашло отражение и в символе-тамге в форме сосуда на тюргешских монетах семиреченской халач-орды [Зуев, 2002. С. 119]. В значении родового и племенного символа сосуд, изображенный на денежных номиналах государства тюргешей, однозначно не мог служить в качестве емкости для напитков иного рода. Или, как полагают некоторые исследователи, сосуд на каменных изваяниях являлся символом со-трапезы, соучастия предка на своем поминальном пиршестве. Изображение Священного Сосуда на монетах является символом, по значению равного государственному знаку собственности номадов, тамге, и могло означать, что в нем содержится священная вода/живая вода/вода жизни, и он является символом одного из главных персонажей тюркского пантеона божеств – Жер-Су/Священной Земли – Воды [Досымбаева, Культурный комплекс тюркских кочевников Жетысу. II в. до э. – V в н.э., 2007. С. 57]. В контексте содержания сакрального символа, звучит и фраза, написанная арабской вязью на стенке котла, установленного в центральном зале святыни тюркских народов, в мавзолее Ходжа Ахмеда Яссауи, в г. Туркестан. Надпись на стенке тайказана гласит – сосуд для воды. Снаружи по периметру стенки котла украшены налепами, в форме сосков (емчек), к которым прикладывались до современности прихожане, посещающие мавзолей Ходжа Ахмета Яссауи [Мустапаева, Түркістандағы тайқазанның тарихы, 2006. С. 65]. Контекст такого священнодействия с сосудом, предназначенного для воды, символизировал акт кормления. Тайказан (котел), установленный в центре мавзолея Ходжа Ахмета Яссауи в г. Туркестан, являлся символом священной Земли, матери-кормилицы и в миропонимании тюрков олицетворял божество Жер-Су и идею единения тюркских народов вокруг него. Дополнением к ре- конструкции ритуала священнодействия с водой, которую пили из тайказана/котла, служит и колодец, расположенный внутри самого мавзолея. [Досымбаева, А.М. Погребально-культовые сооружения //Западный Тюркский Каганат. Атлас - Астана: "Service Press", 2013 - c.261-262, 265-266]

НЕВАКЕТ - ГОРОД ЗАПАДНО-ТЮРКСКОГО КАГАНАТА Город, расположенный на левобережье р.Чу занимал значительную территорию, общая протяженность городища с востока на запад составляла более чем 4 км [Кожемяко, К вопросу о топографии раннесредневековых поселений Чуйской долины, 1959. С. 65; Байпаков, 1998]. Город имеет два шахристана; в северо-западной части в общую прямоугольную планиграфию шахристана вписана особая квадратная часть городища, значительно укрепленная мощными стенами. Протяженность шахристано в 1500–1800 м. Эти органически взаимосвязанные стены шахристанов, в значительной части сохранившиеся до настоящего времени, производят весьма внушительное впечатление. Город был крупным культурным, ремесленным центром и, судя по данным письменных источников был торговым центром. Есть мнение, что на исходе существования Западного Тюркского каганата Невакет являлся его административным центром. В случае войны Невакет мог выставить двадцатитысячное войско [Материалы по истории Кыргызстана, 2003]. Значительные археологические материалы, которые могут способствовать изучению истории осевших тюрков обнаружены именно на территории Краснореченского городища. Находки различных мелких металлических предметов, штампов свидетельствует о развитии местного кузнечного и ювелирного производства. Среди них особо выделяются предметы торевтики. На городском некрополе обнаружено два тюркских захоронения с конем. Одно из них представляет собой двойное захоронение. По данным антропологов, здесь был погребен центральноазиатский монголоид и женщина с европеоидными чертами. По предположению исследователей, погребение тюрка и согдианки в некрополе Краснореченского городища демонстрировало брачные отношения между представителями тюрков и согдийцев. [Табалдиев, К. Памятники на территории Кыргызстана //Западный Тюркский Каганат. Атлас - Астана: "Service Press", 2013 - c.509]

ДЕСЯТЬ ПЛЕМЕН ОН ОК ЗАПАДНО-ТЮРКСКОГО КАГАНАТА ПО ХРОНИКАМ ДИНАСТИИ ТАН Ниже приводится список племен он ок и их вождей, извлеченный из Цзю Таншу ("Старая история династии Тан") (гл. 194Б, с. 46, 14-5а, 4) и переведенный синологом Анатолием Малявкиным. В параллельном тексте Синь Таншу ("Новая история династии Тан") (гл. 215Б, с. 56, 13-15) есть отдельные разночтения, которые даются в предлагаемом переводе в круглых скобках после соответствующего термина из Цзю Таншу. После каждого названия вождя племени дается его восстановленное среднекитайское чтение и предположительный тюркский оригинал титула по статье Михая Добровича "On the Titulature of the Western Turkic Chieftains". Также дается предположительное тюркское название племени, за исключением тюргешей, чье отождествление с туциши бесспорно. Список десяти племен он ок по Таншу “У [пяти племен] дулу есть пять чуров: первый именуется чумукунь люй-чуай 處木昆律啜, ранн.-среднекит. tɕʰɨə̆' məwk kwən lwit tɕʰwiat, позд.-среднекит. tʂʰiə̆'/tʂʰyə̆' məwk kun lit tʂʰyat тюркский титул: (kü)lüg čor? (Dobrovits, 2014-2015, p.81) тюркское племя: čumuqun/čomuqun? (Тишин, с.234) второй - хулуцзюй цюэ-чуай 胡祿居闕啜 (хулуу-цюэ-чуай 胡祿屋闕啜), Ашина Хэлу (западно-тюркский каган, 651-657) взял в жены его дочь, ранн.-среднекит. ɣɔ ləwk ʔəwk kʰuat tɕʰwiat, позд.-среднекит. xɦuə̆ ləwk ʔəwk kʰat tʂʰyat тюркский титул: kül(i) čor (Dobrovits, 2014-2015, p.81) тюркское племя: улуг ок? (Бабаяров, с.115) третий - шэшэти тунь-чуай 攝舍提暾啜, ранн.-среднекит. ɕiap ɕiaʰ dɛj dwən tɕʰwiat, позд.-среднекит. ʂiap ʂia tɦiaj tɦun tʂʰyat тюркский титул: (tu)dun čor? (Dobrovits, 2014-2015, p.81) четвертый - туциши хэлоши-чуай 突騎施賀邏施啜, ранн.-среднекит. dwət giə̆/gi çiə̆/ɕi ɣaʰ laʰ çiə̆/ɕi tɕʰwiat, позд.-среднекит. tɦut kɦi ʂi xha'la'ʂi tʂʰyat тюркское племя: тюргеш пятый - шуниши чубань-чуай 鼠尼施處半啜. ранн.-среднекит. ɕɨə' nri çiə̆/ɕi tɕʰɨə̆' (или: tɕʰɨə̆ʰ) panʰ tɕʰwiat, позд.-среднекит. ʂiə̆'/ʂyə̆' nri ʂi tʂʰiə̆'/tʂʰyə̆' puan'tʂʰyat тюркский титул: čuban/čoban čor? (Dobrovits, 2014-2015, p.81) тюркское племя: сунгуз? (Бабаяров, с.115) У [пяти племен] нушиби есть пять эркинов: первый именуется асицзе цюэ-цицзинь 阿悉結闕俟斤, ранн.-среднекит. ʔa sit kɛt kʰuat ʐɨ'/ʐi' kin, позд.-среднекит. ʔa sit kjiat kʰat ʂɦr̩' kin тюркский титул: kül erkin (Dobrovits, 2014-2015, p.81) тюркское племя: изгиль (Dobrovits, 2011, p.381) второй - гэшу цюэ-цицзинь 哥舒闕俟斤, ранн.-среднекит. ka ɕɨə̆ kʰuat ʐɨ'/ʐi' kin, позд.-среднекит. ka ʂiə̆/ʂyə̆ sit kʰat ʂɦr̩' kin тюркский титул: kül erkin (Dobrovits, 2014-2015, p.81) тюркское племя: кошу? (Бабаяров, с.115) третий - юаньсайгань тунь-шабо-цицзинь 拔塞幹暾沙缽俟斤 (басайгань тунь-шабо-цицзинь 拔塞幹暾沙缽俟斤), ранн.-среднекит. bəɨt/bɛ:t sək kanʰ dwən ʂaɨ/ʂɛ: pat ʐɨ'/ʐi' kin, позд.-среднекит. pɦa:t səə̆k kan' tɦun ʂa: puat ʂɦr̩' kin тюркский титул: (tu)dun ïšba(ra) erkin? (Dobrovits, 2014-2015, p.81) тюркское племя: барсхан? (Бабаяров, с.115) четвертый - асицзе нишу-цицзинь 阿悉結泥孰俟斤, ранн.-среднекит. ʔa sit kɛt ŋɛj (или: ŋɛjʰ) dʑuwk ʐɨ'/ʐi' kin, позд.-среднекит. ʔa sit kjiat ŋjiaj (или: niaj') ʂɦiwk ʂɦr̩' kin тюркское племя: изгиль (Dobrovits, 2011, p.381) пятый - гэшу чубань-цицзинь 哥舒處半俟斤”. ранн.-среднекит. ka ɕɨə̆ tɕʰɨə̆' (или: tɕʰɨə̆ʰ) panʰ ʐɨ'/ʐi' kin, позд.-среднекит. ka ʂiə̆/ʂyə̆ sit tʂʰiə̆'/tʂʰyə̆' puan' ʂɦr̩' kin тюркский титул: čuban/čoban erkin? (Dobrovits, 2014-2015, p.81) тюркское племя: кошу? (Бабаяров, с.115) перевод с китайского: [Малявкин А.Г. Танские хроники о государствах Центральной Азии: Тексты и ис­следования. - Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, 1989. - с.168] Комментарий Михая Добровича по поводу двух вождях племен асицзе и гэшу: "Что становится ясным с первого взгляда, так это то, что два племени должно быть разделены, поскольку мы видим асицзе цюэ сыцзиня и Асицзе нишу сыцзиня, а также Гэшу цюэ сыцзиня вместе с Гэшу чубань сыцзинем. Это в действительности сходится с утверждениями наших сирийских и греческих источников. Согласно отчету Иоанна Эфесского, в стране тюрок восемь правителей помимо Истеми. Сонласно данным, сохраненным в тексте Менандра, на момент смерти Истеми (576) "правитель тюркского народа поделили всю землю на восемь частей". Изначально западные тюрки были организованы как восемь племен и позже были ре-организованы в десять племен". (Dobrovits, 2014-2015, p.80, 82) Использованные работы Бабаяров, Г. Территория и система управления государством //Западный Тюркский Каганат. Атлас - Астана: "Service Press", 2013 - c.113-123 Малявкин А.Г. Танские хроники о государствах Центральной Азии: Тексты и ис­следования. - Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, 1989 Тишин В.В. К истории семиреченского племени чу-му-кунь 處木昆 // Восточная Европа в древности и средневековье. Античные и средневековые общности. XXIX Чтения памяти чл.-корр. АН СССР В.Т. Пашуто. Москва, 19—21 апреля 2017 г.: мат-лы конференции. М.: ИВИ РАН, 2017. С. 233—238 Dobrovits, Mihaly. The Altaic World Through Byzantine Eyes: Some Remarks on the Historical Circumstances of Zemarchus’ Journey to the Turks (AD 569-570) //Acta Orientalia Academiae Scientiarum Hung. Volume 64 (4), 2011 - p.373-409 Dobrovits, Mihaly. On the Titulature of the Western Turkic Chieftains //Archivum Eurasiae Medii Aevi 21 (2014-2015) - p.79-82

ВЛИЯНИЕ ЗАПАДНОГО ТЮРКСКОГО КАГАНАТА НА ЭЛИТАРНУЮ КУЛЬТУРУ СТАРОБОЛГАРСКОЙ АРИСТОКРАТИИ Боян Тотев Иванов, кандидат исторических наук научный сотрудник отдела «Средневековье» Регионального исторического музея (Добрич, Болгария) Проблема европейского наследия Тюркского каганата долгое время обсуждается в научной литературе. Его идентификация связана с рядом элитарных археологических комплексов, встречающихся в европейских степях в течение короткого и ограниченного периода времени (Карта 53). По- казательными в этой связи являются памятники так называемой перещепинской культуры, выделенной еще в середине прошлого века М. И. Артамоновым [Артамонов, История хазар. Издание второе, 2002. С. 521-524]. В то же время, самостоятельную тюрко-согдийскую группу предметов в эпонимном комплексе выделяют Б. И. Маршак и К. М. Скалон [Маршак, Скалон, Перещепинский клад (к выставке «Сокровища искусства древнего Ирана, Кавказа, Средней Азии»), 1972]. Их выводы были подтверждены коллективом авторов, осуществившим полную публикацию Перещепинского клада на более позднем этапе [Залесская, Львова, Маршак и др., Сокровища хана Кубрата, 1997. С. 80-82]. Основными признаками этой группы являются сосуды с восточными формальными характеристиками: кувшины и кружки с кольцевой ручкой (Таб. 29) и бокалы с тонкой и высокой ножкой (Таб. 30, 33, 34) [Залесская, Львова, Маршак и др., 1997, Кат. 69-73, 75]. Примечательно, что аналогии этим предметам известны в Европе только в кочевых комплексах, в то время, как в Азии они широко распространены на территории Западного Тюркского каганата (Таб. 30:8-10; Таб. 31) [Комар, Кочевники Восточной Европы. VI–IX вв., 2008. С. 295-296]. Еще одним элементом центрально-азиатского влияния являются пояса, украшенные овальными накладками с центрально расположенными вставками, окруженными ложной зернью (Таб. 32). С подобными поясами изображены воины на фресках в Афрасиабе [Комар, 2008. С. 289-290]. Тюрко-согдийское происхождение имеет и ряд других поясных деталей из Малой Перещепины, наиболее характерным из которых является украшенная симметричными побегами пряжка (Таб. 32:1) [Комар, 2008. Рис. 1, 15]. Та же орнаментальная схема использована и в декоре элементов вооружения – P- и В-образные петли и на ножнах холодного оружия (Таб. 33). В несколько различном, но также характерном для тюрко-согдийской группы стиле, выполнены декор колчана, облицовки седла и фигурки золотых львов (Таб. 34) [Залесская, Львова, Маршак и др., 1997. Кат. 87-89]. Важным элементом в их орнаментации являются побеги, оканчивающиеся завитыми внутрь плотными листьями. Эта особенность – не изолированное явление, ее развитие видно в ряде памятников из комплексов вблизи Вознесенки, Келегей и Ясинова. Этот особый стиль Б. И. Маршак считал праобразом литых украшений поясов типа Врап [Маршак, Скалон, 1972. С. 16]. Гипотезы о его развитии в более поздней торевтике придерживаются и другие ученые, как, например, А. И. Айбабин [Погребения конца VII – нач. VIII в. в Крыму, 1982. С. 178]. Еще одним, характерным для перещепинской культуры атрибутом, являются однолезвийные мечи с односторонне скошенным клинком и кольцевидным навершием (Таб. 35:4-5). Их аналогии из Китая династии Тан (Таб. 35:10-11) и подобные изображения тюркских воинов на фресках Афрасиаба (Таб. 35, 45) показывают их восточное происхождение [Комар, 2008. С. 290-293]. К этой группе оружия А. К. Амброзом отнесены и коленчатые кинжалы, представленные на образцах сасанидской и пост-сасанидской торевтики (Таб. 35:15-25) и особенно на каменной скульптуре на территории тюркского каганата (Таб. 35:26) [Амброз, Кинжалы VІ–VІІІ вв. с двумя выступами на ножнах, 1986. С. 53-73]. К характеристикам элитарного варианта этой группы оружия следует добавить и насечку золотом (Таб. 35, 43, 47, 51), которую А. И. Семенов считал характерной азиатской техникой [1988. С. 107-108]. Важно отметить, что многие из наиболее важных признаков Перещепинской культуры (кувшины и кружки с кольцевой ручкой (Таб. 36), мечи с золотыми облицовками: Таб. 35:12-13) представлены в княжеских погребениях среднеаварского периода в комплексах Боча и Кунбабони [Комар, 2008. С. 291, 295]. Это явление не нашло в науке однозначного объяснения, а его связь с миграционными процессами восточных групп населения, например, болгар Кубера, пока не доказана. Наследство Западного Тюркского каганата на территории Европы не исчерпывается только погребениями и кладами, оставленными высшей элитой. Приблизительно в одно время с княжескими захоронениями из Бочи и Кунбабоня в бассейне Среднего Дуная прослеживаются погребения другой аристократической группы – Озора-Игар [Gold der Awaren, 2002. P. 84-86]. Для нее характерны погребения с конем. Их инвентарь подобен (Таб. 37:2), но не настолько богат, как открытый в Боче и Кунбабони (Таб. 37:1). Для него характерны серебряные чаши с кольцевой ручкой, встречаются мечи с кольцевидным навершием (Таб. 35, 42), серьги и другие, новые для Карпатского бассейна, элементы материальной культуры [Рашев, Прабългарите през V–VII век, 2000. С. 66-68]. Несмотря на сходство многих из характерных для этой группы поясов с местными образцами, появление группы Озора-Игар в Центральной Европе, вероятнее всего, является следствием миграции населения. Подобная ситуация видна и в Восточно-Европейских степях, где с наследством Западного Тюркского каганата некоторые авторы связывают вторичные захоронения группы Сивашовка и Соколовка [Комар, 2006. С. 234], a с поминальными традициями тюркской аристократии – сооружения Вознесенского комплекса [Амброз, О вознесенском комплексе VIII в. на Днепре – вопрос интерпретации,1982. С. 204-222]. Что на самом деле является причиной появления этих групп памятников на территории Европейских степей? По мнению некоторых исследователей они связаны с хазарской экспансией [Комар, 2006. С. 7-244]. Этот вопрос все еще окончательно не решен. Хронологически появление этой группы совпадает с концом существования Великой Болгарии и может быть идентифицировано с ее элитарной культурой. Особенно убедительна эта теория в части, касающейся связи комплекса из Малой Перещепины с Кубратом [Вернер, Погребалната находка от Малая Пересчепина и Кубрат-хан на българите, 1988]. Принимая эту гипотезу, необходимо поставить вопрос о связях этого владетеля с Западным Тюркским каганатом. Остаётся неясным, какая часть аристократии в разноплеменном обществе Великой Болгарии использовала элитные артефакты, выполненные в тюркско-согдийском стиле, и несёт ли в себе этот факт этническую или социальную нагрузку. В силу географии расселения сыновей Кубрата, логично предположить, что влияние западных тюрков, показательное для памятников перещепинской культуры и видимое в княжеских погребениях на территории Аварского каганата, может быть прослежено и в среде староболгарской аристократии на Нижнем Дунае, где в конце VII в. начинает свое существование мультиэтническая и мульти-религиозная держава, организованная на основании принципов, унаследованных со времен хана Кубрата. В ее массовой культуре наблюдаются различные компоненты. Археологически прослеживаются разнообразные погребальные практики и могильные сооружения, керамический комплекс, металлопластика, оружие и снаряжение, строительные навыки и традиции [Рашев, Българската езическа култура VII–IX век. 2008]. В подобных условиях благодаря авторитету центральной власти, аристократии и введенных ими правил и законов создается и существует Дунайская Болгария, но еще непонятно, насколько культура элиты Аспаруха является прямым продолжением культуры Великой Болгарии. На территории Нижнего Дуная, по крайней мере пока, не открыты богатые комплексы подобные памятникам перещепинской группы или княжеским погребениям. Единственным исключением является показательное для раннеболгарской культуры вторичное погребение молодого воина с конем из Мадары, отнесенное Р. Рашевым к самой южной точке группы Сивашовка [Рашев, Мадарският гроб III/5 и аналогиите му в Северното Черноморие. 1993. С. 54]. В последнее время из этого погребения стал известен еще один артефакт – часть золотой цепочки [Das Golden Byzanz, 2012. S. 319. Abb. IX, 40]. Он еще больше сближает целостное впечатление от инвентаря из умышленно поврежденных гранулированных поясных деталей с Перещепинской группой (Таб. 38:5). Подобные комплексы не встречаются на византийской территории или в Центральной Европе. Впоследствии под названием «Горизонт Мадара 2» авторами выделены различные артефакты из группы Малая Перещепина на территории Нижнего Дуная [Тотев, Пелевина, Сокровище из Малой Перещепины и элитарная культура болгар Нижнего Дуная, 2012. С. 680-687]. К нему принадлежит массивная золотая накладка, открытая у с. Ветрен на Дунае (Таб. 38:6) [Станилов, Художественият метал на Българското ханство на Дунав (7 –9 век), 2006. Обр. 15] и имеющая также близкие аналогии в Малой Перещепине и княжеских погребениях. Однако, припаянные здесь петли являются знаком византийского производства. Даже если это и так, то эта византийская мастерская вероятно выполняла заказы кочевников. К горизонту Мадары могут быть причислены и три, являющиеся реликтовыми находки, найденные в погребениях из более позднего горизонта «Велино-Дивдядово». Золотое колесико с 8 спицами (Таб. 38:1), серебряная облицовка ритуально поврежденного рога (Таб. 38:3) и золотые серьги (Таб. 38:2) имеют прямые аналогии в памятниках перещепинской культуры (Таб. 38:7-11), а рог – в княжеских погребениях в Аварском каганате, как и в группе Озора-Игар (Таб. 39) [Gold der Awaren, 2002. P. 84, Abb. 4; P. 98, Abb. 24-6]. Действительно, последние три памятника открыты вместе с поясами группы Врап, но это едва ли является случайностью. Растительный декор поясов типа Врап является орнаментальным, хронологическим и технологическим про- должением композиций с побегами и «растрепанной» пальметтой, характерных для тюркско-согдийских элементов из Малой Перещепины (Таб. 40) [Тотев, Пелевина, Съкровището от Врап и елитарната култура на дунавските българи, 2011. С. 32-52]. Другим артефактом этого времени является прямоугольная золотая накладка с изображением мифического хищника (Таб. 38:4). Целостное впечатление и вписанные в изображение побеги и даже размеры сближают её с декором двух пластин, изображающих львов, из Малой Перещепины (Таб. 38:9) [Тотев, Пелевина, 2011. Обр. 8, 3, 4]. Наиболее вероятно, что «болгарская» пластина использовалась как облицовка ножен сабли или одно-острого меча. В связи с этим, интересные наблюдения можно сделать и в отношении наступательного оружия, синхронного горизонту Мадара 2. Несколько лет назад опубликована находка палаша с односторонне скошенным клинком и Р-образными скобами ножен (Таб. 35:1) [Хрисимов, Едно ранносредновековно прободно-сечащо оръжие от колекцията на НИМ, 2008. С. 52-61]. Его случайное открытие на территории северо-западной Болгарии не дает возможности для более обстоятельных наблюдений, но наличие почти всех элементов облицовки ножен может свидетельствовать о его использовании в качестве погребального инвентаря. Вопреки отмеченной автором близости оружия с открытыми в Вознесенке, он предлагает его датировку раннеаварским временем. По нашему мнению, более вероятна связь этой находки с горизонтом Мадара 2. Подобное оружие, из района Ришского дефиле, опубликовано В. Йотовым [Въоръжението и снаряжението от българското средновековие (VII–XI век), 2004. Обр. 12] (Таб. 35:2), а авторам известна и третья находка из Силистренского района. Неопубликован пока и однолезвийный меч с кольцевидным навершием (Таб. 35:3), сходный с известными экземплярами из группы Малая Перещепина, из княжеских погребений и из Китая эпохи Тан. Показательно, что все эти экземпляры наступательного оружия напоминают восточные образцы, а их процент, в сравнении с другими известными на территории Болгарии саблями, удивительно велик. Это может быть объясне- но, если свяжем их с переходом ханом Аспарухом Дуная и с войной с Византией, приведшей к созданию Болгарии. Вероятнее всего, подобный однолезвийный меч изображен на поясе воина, представленного на резьбе по кости, открытой около одного из пограничных валов Болгарской державы (Таб. 41:1) [Тотев, Пелевина, 2012. Рис. 6]. Здесь изображен знатный мужчина, стоящий на коленях, с характерной для тюркских воинов длинной косой. С длинными, но свободно падающими волосами изображен на свинцовой печати с византийской иконографией, надписями и титулатурой один из первых болгарских владетелей – Тервел (Таб. 41:2) [Йорданов, Образа на владетелите върху печатите от Първото Българско царство (681-971), 2010. Обр. 1]. Сильное восточное влияние показывает и комплект сосудов, открытый в тайном ходе около дворца Крума в первой столице болгарских царей – Плиске. Сервиз был скрыт при нападении на дворец и сломан при последовавшем пожаре и обвале перекрытия подземного хода [Рашев, Прабългарите през V–VII век. 2004. С. 61-100]. После реставрации из сервиза было восстановлено 36 сосудов (Таб. 42). Всего их было, вероятно, около 50. Все они резко отличаются от местной староболгарской керамики. Сосуды изготовлены на ножном гончарном круге из хорошо очищенной белой глины. Затем, уже в полусухом состоянии изготавливались рельефные шестиугольные в сечении ручки, с полупальметтами на нижнем утолщенном конце (Таб. 43:1-3). На некоторых сосудах декор выполнен профессионально и уверенно, на других – видна рука менее опытного мастера. После окончательного высыхания на поверхность сосудов кистью был нанесен тонкий слой желтой, желто-зеленой глазури или красного ангоба. Все сосуды показывают отличный, равномерный обжиг при высокой температуре. По своим формам и предназначению они могут быть разделены в целом на три типа: кувшины с грушевидным, яйцевидым и сферическим телом, профилированным венчиком и украшенной рельефной пальметтой ручкой – 31 (из них восстановлено 26 сосудов); «чайники» с длинным носиком и маленькой кольцевой ручкой - всего 11 штук (частично восстановлено 9); одна амфора (Таб. 42). Согласно некоторым исследованиям, этот «сервиз» является продуктом византийской мастерской, хотя их авторы и признают, что такие сосуды не известны на византийской территории [Рашев, 2004. С. 61]. Основание для такого заключения они находят в сложной технике изготовления, качестве продукции, изяществе полученных форм, дополнительно украшенных золотистой глазурью. Материалы исследований в Плиске, отраженные в некоторых других публикациях, показывают, что на территории старой столицы открыты, хотя и сравнительно малочисленные, фрагменты подобной белоглиняной керамики. Даже более того – на территории Асар дере может быть локализован и керамический центр, изготовлявший подобную продукцию [Дончева- Петкова, За един вид белоглинена керамика от Плиска, 2007. С. 54-72]. Исследование технологического состава сосудов показали местное происхождение белой глины, месторождения которой находятся вблизи Плиски Отсутствие в староболгарских могильниках подобных форм сосудов показывает, что продукция мастерской обслуживала в основном потребности дворца. Рассматриваемый сервиз из Плиски отличается от характерных для Византийской империи типов керамических сосудов и возможно, византийские мастера пытались найти свою рыночную нишу путем производства такой нестандартной продукции [Рашев, 2004. С. 81]. Находки из Малой Перещепины показывают, что несмотря на наличие роскошных византийских и сасанидских сосудов, а также и возможности изготовления новых, ремонта или копирования старых, существует производство различных по форме и стилю объектов, которые, может, и не обладают таким же изяществом византийской продукции, но тем не менее сохраняют своё утилитарное предназначение. Ярким примером в этом отношении являются скромно декорированные кувшины и кубки с небольшой кольцевой ручкой, восходящие к азиатским образцам. Подобное явление можно проследить и в так называемых аварских княжеских погребениях из Бочи, Кунбабоня и Тепе, где четверть богато украшенного, но разрезанного на части византийского блюда (Таб. 36:4) положена в могилу как драгоценный металл, а сопровождали вождей сосуды совсем другого вида – массивные золотые или деревянные, облицованные золотом сосуды, со скромным декором, простыми формами и характерной кольцевой ручкой (Таб. 36:1-3) [Gold der Awaren, 2002. Fig. 1, 4, 8, 10]. В кладе из «Ерсеке», по крайней мере, часть византийских сосудов (Таб. 44:2) использовалась как сырье для производства поясных деталей (Таб. 44:3). В той же мастерской были изготовлены серебряный и три массивных золотых кочевнических ковша с горизонтальной ручкой (Таб. 44:1), гораздо более простых, чем византийские [Werner, Der Schatzfund von Vrap in Albanien, 1989. Taf. 7-9]. Ярким образцом вкусов и предпочтений «варварской» верхушки является сокровище из Надь-сент-Миклоша (Таб. 47) [Gold der Awaren, 2002. P. 6-44], где часть из сосудов изготовлена византийским мастером, но в соответствии с кочевническими традициями, а другие сосуды просто копируют восточные образцы. Примером предпочтений элиты и непосредственно двора в Плиске, является единственный дошедший до нас роскошный сосуд, без сомнений использовавшийся представителями высшей староболгарской аристократии. Несмотря на мнение ряда исследователей, кубок жупана Сивина [Тотев, Сребърна чаша с надпис от Преслав, 1964. С. 5-14], имеет определённо восточную – китайскую, времён династии Тан (Таб. 45:2), а не византийскую форму (Таб. 45:1). Греческая надпись на дне сосуда, вероятно, добавлена позднее. Следуя этой логике, нам кажется нормальным, что царский сервиз из тайного хода в Плиске изготовлен не в византийской, а в восточной традиции. Действительно, в период VII–VIII вв. сосуды из подобной фарфору глины, покрытые желтой глазурью, не были характерными для балканских провинций империи. Их близкие аналогии находятся на Востоке, исключительно в Китае времён династий Суй и Тан [http:// www.travelchinaguide.com/picture/shaanxi/xian/ shaanximuseum/sui-tang/]. Не характерны для византийского керамического комплекса и кувшины с грушевидным телом и особенно с ручками, украшенными полупальметами на концах. Такими пальметами оканчиваются портупейные скобы для палаша и кинжала, изготовленные мастером из Малой Перещепины (Таб. 33:1). Важно в этом случае сходство ручек сосудов из Плиски с ручками бело-глиняных глазурованных фляг времен династии Тан (Таб. 43:4-6). Следует отметить тот факт, что по крайней мере до сих пор, среди огромного разнообразия форм византийской торевтики нам не известны памятники с поперечно расположенным на ручке декором. Форма «чайников» с кольцевой ручкой не известна на территории Византии этого периода, их близкими аналогиями являются «чайники» из так называемой желтой аварской керамики (Таб. 46:1) [Рашев, 2004. Обр. 20], которая, по мнению некоторых авторов, является продуктом переселившихся центральноазиатских ремесленников [Bialekova, Zur Frage der Genesis der Gelben Keramik aus der Zeit des zweiten awarisghen Kaganates im Karpatenbecken, 1968. S. 26]. Некоторые типы сосудов из аварского керамического комплекса возможно развились на базе местной позднеантичной традиции, но никто до настоящего момента не доказал убедительно такую возможность именно в отношении «чайников». Наоборот, последние исследования показывают их наличие на территории Северного Кавказа – рядом с территорией оногуров и центром Великой Болгарии [Аржанцева, Болгары на Северном Кавказе, 2012]. Стоит отметить, что чайники являются одним из самых характерных типов центрально-азиатской посуды, найденной в городских центрах Тюркского каганата (Таб. 48). Для болгарского керамического комплекса очень важно их наличие на территории Нижнего Дуная, где кроме сервиза из Плиски, они известны из кургана XXXIII в окрестностях Плиски (Таб. 49:2) и из керамического центра вблизи Асар дере [Рашев, 2004. Обр. 19]. Наблюдения показывают, что керамика со среднеазиатскими формами присутствует в погребениях с конем (Таб. 50) на Нижнем Дунае, которые имеют свои аналогии в тюркских погребальных практиках. В окрестностях Пли- ски такая керамика известна из могильника Нови Пазар (Таб. 49:3-5) и из изолированного аристократического погребения в Кабиюке (Таб. 49:1). Другие такие сосуды найдены в могильнике Султана, Румыния (Таб. 51:6-8) [Fiedler, Studien zu Gräberfeldern des 6. bis 9. Jahrhunderts an der unteren Donau, 1992, Taf. 40, 3], Топола (Таб. 51:1-4) [Българите и техните съседи, 2004, Таб. 16, 3-6] и Рогачево в приморской части Южной Добруджи. Все они имеют свои параллели в элитных изделиях четвертой группы из Малой Перещепины и Озора-Игар [Gold der Awaren, 2002, Fig. 15]. Все эти памятники элитарной культуры являются выражением своеобразной политической идеологии и мифологии болгарского царского двора в дохристианский период. Ее зародыш мы находим еще во времена хана Кубрата. Она выражается в продукции «мастера из Малой Перещепины», показывающей связь болгарского владетеля со старыми вождями степей из Западного Тюркского каганата и идентифицирующей его как их наследника. Она, вероятно, находит свое продолжение и при его наследниках на Дунае. По нашему мнению, чтобы подчеркнуть эту преемственность был создан стиль наборных поясов типа Врап-Ерсеке, имитирующий тюркско-согдийские мотивы и распространенный во время династии Дуло [Тотев, Пелевина, Съкровището от Врап и елитарната култура на дунавските българи, 2011, С. 32-52; Тотев, Пелевина, Клад из Врапа (Албания) и аристократические пояса Дунайских болгар, 2012а, С. 339-360]. Подобная идеология отражена в соответствии с титулатурой родовой и военной аристократии. Она заложена и в Именнике болгарских князей, который базируется не на византийском летоисчислении, а на воспринятом от Западного Тюркского каганата китайском календаре. [Тотев, Б.И. Влияние Западного Тюркского каганата на элитарную культуру староболгарской аристократии //Западный Тюркский Каганат. Атлас - Астана: "Service Press", 2013 - c.739-755, 755-767]

ВИЗАНТИЙСКИЕ МОНЕТЫ - ДАРЫ ЗАПАДНОТЮРКСКИХ ПРАВИТЕЛЕЙ ГАОЧАНУ Линь Инь Документ Отани N° 1040, ныне хранящийся в библиотеке университета Рюкоку в Японии, перечисляет несколько подарков, прикрепленных к письмам от правителей западных тюрок: Строка 1. Цзиньцянь (金钱 золотая монета), прикрепленная к письму Тоулю ши 头六抴 в качестве дара от царя. Строка 2. Цзяби Таньхань Дагуань 迦匕贪早大官 приложил цзиньцянь (золотую монету) к письму в качестве дара от катун (кэдунь 可顿, жена кагана), как и черного коня, книгу, две подкладки (саржевый шелк) и три де 畳 (тонкая шелковая ткань). Документ озаглавлен "Гаочан, недатированный (поздний 6 или ранний 7 век). Учетная запись о письмах и дарах от Тоулю ши и прочих". Византийские монеты в Центральной Азии Прежде всего нам стоит объяснить историческое значение цзиньцяня. С 6 по 8 века, византийские золотые монеты, сасанидские серебряные монеты и китайские медные монеты составляли стандартную валюту в международной торговле в Евразии до тех пор, пока в середине 8 века не появились чтсто исламские монеты. В Турфане, важном перевалочном пункте на Шелковом пути, сасанидские серебряные монеты циркулировали задолго до того, как Тан завоевала его в 640 году. Однако, сасанидские серебряные монеты звались иньцянь (серебряная монета) в различных документах, раскопанных в Турфане без каких-либо особых терминов вроде персидский иньцянь и так далее. Наиболее вероятно, что серебряные монеты, чеканенные местной властью (царство Гаочан), имитировали сасанидские драхмы. Следовательно, мы можем полагать, что цзиньцзянь в документе Отани N° 1040 описывает византийские золотые монеты или их имитации. Находки золотых монет в Китае также предоставляют доказательства подобного отождествления. Большинство определяемых имитаций имеют прототипы в византийских солидах, за исключением одной, следовавшей за сасанидской золотой монетой Ардашира III (628-630). Тоулю ши Теперь пора обратиться к титулам и именам в этом документе. Профессором Цзян Боцинем было впервые указано, что Тоулю ши есть альтернативная транслитерация Дулу ше (Дулу шад), появляющегося в танских документах. Цзян Боцинь отождествляет его с Ипи Дулу ше, т.е. Ипи шадом западных тюрок (также звавшегося Юйгу шад), который установил гарнизон к северу от Тяньаня для слежки за Турфаном в раннем 7 веке. Тоулю также записывается как Дулю и Дулу, что отсылает к тюркским племенам, упоминаемым в китайских источниках с 6 века. Профессор Цзян находит трех каганов западных тюрок, чьи имена могут быть переданы как Тоулю. Это Дулю, сын знаменитого западного кагана Датоу (Тарду), Нигу каган, и упрмянутый выше Юйгу шад. Однако, судя по тогдашним китайским источникам, титул Тоулю шад более вероятно связан с пятью племенами Дулу западных тюрок. Мы можем заключить, что Тоулю шад в документе обозначает вождя из пяти Дулу, который приложил византийскую золотую монету к письму в качестве дара. Цзяби Таньхань дагуань Второе имя в документе это Цзяби Таньхань дагуань. Цзяби соттветствует Ка:б (кожаный мешок, расширенное значение включает дальних родственников согласно исследовнию Жуэй Чуаньмина) в тюркском языке, насчет которого предоставляет указание следующая запись о тюрках в Цзю Таншу: "Сымо, соплеменник Сели кагана. Шиби каган и Чуло каган подозревали, что он не из семьи Ашина, поскольку он выглядел как ху (согдиец). Поэтому в периоды правления Чуло и Сели он служил в качестве Цзяби тегина, без возможности занять пост шада, командуя военными силами". Таньхань фигурирует в описаниях тюрок, например в случае с Таньхань каганом. В документе Цзяби Таньхань дагуань ответственен за письмо катун, значит он мог быть приближенным служащим катун. В целом, документ говорит нам, что вождь и катун западных тюрок прикрепили две византийские монеты к их письмам в качестве даров царю Гаочана где-то в 6-7 веках. [Ying L. Western Turks and Byzantine gold coins found in China //Transoxiana 6 (Junio 2003)] статья онлайн: http://www.transoxiana.org/0106/lin-ying_turks_solidus.html#footnote6 имитация золотого византийского солида, найденная в гробнице Ши Сояня (умер в 656, похоронен в 664) у Гуюаня

ДРЕВНЕТЮРКСКАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ Какой была предыстория многочисленных тюрок, участвовавших в политической жизни Багдада и Самарры 9 века? Здесь китайские, а также тюркские источники играют наиболее важную роль. Благодаря им мы обладаем достаточно детальным и подробным видением тюркской цивилизации с 6 по 8 век, который отнюдь не совпадает с таковым, что дают нам арабо-персидские географы 10 века. Я специально использую здесь слово "цивилизация". Тюрки Самарры не появились из ниоткуда. Они принесли с собой всю их культуру, и они не были просто аджамами (варварами), детьми или бездушными роботами, как бы ни считали население Багдада или плохо информированные историки. У степи есть своя история, и то, что мы ее плохо знаем, не мешает многим сводить ее к одним солдатам, рабам и тюркским генералам. Первая тюркская империя возникла до хиджры и прожила уже век к тому моменту, когда первые мусульманские армии пришли в Центральную Азию. Тюркские империи вели дипломатию в масштабе всей Азии, они имели канцелярию, церемониал, административную иерархию, рациональную и инновационную военную организацию, эпиграфику, политические движения, города, позднее монеты - все то, что игнорировали авторы в Багдаде и о чем можно узнать, объединив византийские, китайские и тюркские источники. Французский согдолог Этьен де ла Вэссьер [De la Vaissière, Étienne. Samarcande et Samarra. Élites d'Asie centrale dans l'empire abbasside - Paris: Peeters, 2007 - p.89]

Тюркизмы в бактрийских документах по сборникам Симса-Вильямса "Bactrian Documents" (сначала дается оригинальное греко-бактрийское написание слова, в скобках его передача латиницей, затем латинская транскрипция оригинального тюркского слова и в конце его кириллическая передача и перевод, в скобках - ссылки на документы сборников, где встречаются данные слова) βιλγαυο (bilgauo) - bilgä - бильге, мудрый (T2, T|2, T20, T|20) βοκολαυο (bokolauo) - Bukla - Букла, имя (S8) βονοσογολιγο (bonosogoligo) - Bonchuqlïgh - Бончуклыг, название места (S5) γωρο (gōro) - küri - кюри, мера емкости (К5, К8, V21) ιαβγο (iabgo) - yabγu - джабгу, титул (eh3, ja2, jb1f, jb14) ιενηλο (ienēlo) - ïnal - инал, титул (N8, N|3) μαγατορο (magatoro) - baghatur - багатур, титул (S8) σαβουο (sabouo) - sävüg - савуг, "любимец" (T2, T|2, T20, T|20) σαβολιυο (saboliuo) - sävüglig - савуглыг, "дорогой" (X2, X|2) σπαραυο (sparauo) - ïšbara - ышбара, титул (Y1) σωπανο (sōpano) - čopan - чопан, помощник главы деревни (K3, K4) ταδανο (tadano) - tudun - тудун, титул (Uu6) ταδονο (tadono) - tudun - тудун, титул (S3, S6, S11) ταπαγλιιο (tapagliio) - tapaγlïγ - тапаглыг, "почитаемый" (T2, T|2, T20, T|20) ταποαγλιγο (tapoagligo) - tapaγlïγ - тапаглыг, "почитаемый" (N6, N|3, Q5-6) ταρχανο (tarhano) - tarxan - тархан, титул (jg1, N8, N|3, P|5, Pv4, Q6, Q|5, Qv5) τογγαυο (toggauo) - toŋa - тонга, герой (Y1) τορκο (torko) - Türk - тюрк, этноним (S3, S6, S11, Sv1-2, W|21, W25) τοροσανζο (torosanzo) - Türk-sanzo - "тюркский" (T1, T|1, T20, T|20) υιλιτοβηρο (uilitobēro) - iltäbir - эльтебер, титул (N6, N|3, P|4, Q6, Tt4, Tt13-14, W5, W|4, W26, W|26) χαγανο (hagano) - qaghan - каган, титул (N6, N|3, Nn13-14, Nn|10, Q5, Y2) χαλασανο (halasano) - Khalach - халадж, этноним (T2, T|2, T21, T|20) χινζωιο (hinzōio) - qunčuγ - кунчуг, "королева, жена, принцесса, леди" (T2, T4, T9, T15, T21, T|5, T|16) χοτολογο/χοτολο (hotologo/hotolo) - qutlugh - кутлуг, титул, "удачливый" (T1, T|2, T20, T|20) Имена, не отмеченные Симс-Вильямсом как тюркские и отмеченные отдельно мной βαβαιο (babaio) - Babay - Бабай, имя (Tt7, Tt14, Tt17, Tt24, Uu6) χολχανο (holhano) - khulkhan - Кулькан, имя (N8, N|3, Nv3) [Sims-Williams, N. Bactrian documents from Northern Afghanistan, I: Legal and economic documents, Oxford, 2001] [Sims-Williams, N. Bactrian documents from Northern Afghanistan, II: Letters and Buddhist texts, London, 2007] пример бактрийского документа из северного Афганистана

ТЮРКИЗМЫ В БАКТРИЙСКОМ ЯЗЫКЕ Николас Симс-Вильямс, доктор исторических наук Лондонский университет Я бы хотел обсудить тюркский лингвистический материал - личные имена, титулы и почтительные обращения - встречающийся в бактрийских документах, начиная с 629 грда. Этот материал пока что не привлек много внимания тюркологов, за почетным исключением Марселя Эрдала, который отсылает к нему в его Grammar of Old Turkic, и поскольку материал довольно ранний и записан письменностью, отличной от других ранних тюркских источников, он определенно заслуживает исследования в качестве материала для тюркской исторической фонологии. Однако, чтобы правильно интерпретировать эти данные, следует понимать некоторые особенности бактрийской системы записи. Письменность бактрийских документов есть рукописный вариант греческого алфавита, с добавлением одной буквы (ϸ), представляющей шипящий согласный [š]. Некоторые греческие нормы сохранены или приспособлены: таким образом, двойная гамма (γγ) передает сочетание [ŋg], в то время как буква ипсилон (υ) используется для придыхательного согласного [h]. Другие нормы это особенности бактрийского. Например, сигма (σ) и зита (ζ) передают не только и [z/ž], но также и аффрикаты [ts] и [dz]; где нужно они также передают иностранный [č] или [j]. Возможно самая странная характеристтка этой письменной системы это то, что практически каждое слово заканчивается буквой омикрон (ο), которая в этой позиции обычно не произносится; иногда этот непроизносимый омикрон даже появляется внутри слова, в когце морфемы, нежели в конце словам. Когда он произносится, омикрон передает полугласную [w] или любой округленный гласный - не только [o], но также и , в тюркском также [ü] (и видимо [ö], хотя такое не фиксировано). В ходе 7 века бактрийский язык пережил важное изменение, которое повлияло и на бактрийские, и на тюркские слова: это было ослабление финальной [g], которая видимо была заменена на [h] и затем утрачена. Таким образом бактрийские слова с финальной [g], и тюркские слова с финальной [g] или [γ], стали писаться или исторически с финальной -γο (-go), или в более поздней форме с финальной -υο (-uo) или просто -ο (-о), например χοτολογο (xotologo) > χοτολο (xotolo) = тюрк. qutlu(γ) "удачливый"; σαβουο/σαβοουο (sabouo/saboouo) = тюрк. sävü(g) "любимый"; σαβολιυο (saboliuo) = тюрк. sävü(g)li(g) "милый, дорогой"; ταποαγλιγο (tapoagligo) > ταπαγλιυο, ταπαγλιιο (tapagliuo, tapagliio) = тюрк. tapaγlï(γ) "почтенный". Как только был установлен этот тип написания, стало возможным писать любое слово, заканчивавшееся гласным, с дополнительным ипсилоном, своего рода псевдоисторическое или обратное написание, например βιλγαυο (bilgauo) = тюрк. bilgä "мудрый". Если учесть такие орфографические нормы, многие бактрийские передачи тюркских слов становятся довольно ясными. Помимо примеров, цитированных выше, мы можем упомянуть компонент имени τογγαυο (toggauo) = тюрк. toŋa "герой" и титулы ταρχανο (tarxano) = тюрк. tarxan; ταγινο (tagino) или τιγινο (tagino) = тюрк. tegin; χαγανο (xagano) = тюрк. qaγan, на монетах также писавшееся καγανο (kagano). Но некоторые передачи довольно неожиданны. Форма χινζωιο (xinzōio) "королева", которая видимо передает форму qïnjoy (нежели qunčuγ, какой обычно читается тюркская форма), может быть отброшена как слово китайского происхождения. Аналогично, элемент имени μαγατορο (magatoro) явно не может быть напрямую связан стюркским baγatur, но показывает вариант с начальной m-, который также встречается в китвйских транскрипциях и несомненно отображает изначальную форму этого "до-тюркского" слова. Но написание ταδονο (tadono) длятюркского титула tudun или todun трудно интерпретировать, как и ενηλο (enēlo) или ιενηλο (ienēlo) для титула ïnal. Если, как кажется показывает эта последняя форма, тюркский [а] может быть представлен буквой эта, возможно это может быть использовано для на данный момент необъясненного компонента имени κηραυο (kērauo), который тогда может передавать тюркское qara "черный". Другой сложный компонент имени это σπαραυο (sparauo), который кажется вероятно соответствует тюркскому титулу ïšbara. Написание с σ (s), нежели с ϸ (š), может быть связано с вторичной палатализацией бактрийского после верхнего гласного, которая засвидетельствована в написаниях с ś в бактрийском фрагменте манихейским письмрм, в то время как потеря начального ï- может быть связана с переменоф между начальной VSC- и SC- в бактрийском. Наконец, нам стоит обсудить бактрийскую форму υιλιτοβηρο (uilitobēro), видимо представляющую произношение [hilitber], которая хорошо засвидетельствована и как титул, и как личное имя, и которая ясно соответствует титулу, традиционно даваемому тюрками подчиненным правителям. Тюркская фррма этого титула часто транскрибируется как iltäbir, но он возможно не-тюркского происхождения и его точное произношение неизвестно. Изначальная h- этого слова не фиксируется нигде в тюркских источниках, но отображена в квази-санскритской форме hitivira (для *hiltivira?) и возможно в среднекитайских формах с *γ-. Поскольку сохрананме начального h-это олна из характеристиа современного халаджского языка, можно потенциально предположить, что бактрийское написание отображает специфтчески халаджскую форму титула. [Sims-Williams, N. Turks and Other Peoples in the Bactrian Documents //From Ötüken to Istanbul, 1290 Years of Turkish (720-2010) - Istanbul, 2011 - p.21-24]

ЖЕНСКИЕ ГОЛОВНЫЕ УБОРЫ НА ДРЕВНЕТЮРКСКИХ ЖЕНСКИХ СТАТУЯХ Великолепный знаток казахской этнографии, фольклора, древней и средневековой архитектуры, истории традиционного общества казахов, академик А. Х. Маргулан стремился увидеть развитие каждого культурного феномена в динамике. Анализируя типы головных уборов, изображенных на женских скульптурах Сары-Арки, составляющих единый круг памятников совместно с памятниками святилища Мерке, академик А. Х. Маргулан полагал, что их формы, переданные на каменных статуях, являются признаками социально-возрастной градации, характерной для этнической культуры традиционного общества кочевых народов степи [Маргулан, А.Х. Петроглифы Сарыарки. Гравюры с изображением волчьего тотема. Каменные изваяния Улытау. Соч. Т. 3–4. 2003. С. 3]. О тесной взаимосвязи формы головного убора с положением женщины в обществе кочевников свидетельствуют находки головных уборов женщин в погребениях могильника хуннского времени Усть-Эдиган на территории Горного Алтая [Борисенко, Худяков, Реконструкция женских головных уборов из могильника Усть-Эдиган в Горном Алтае, 2004. С. 72]. Такие типы уборов, как кимешек и чалма, были распространены «главным образом у тюркоязычных народов, женщины которых не закрывали лица» [Сухарева, Древние черты в формах головных уборов народов Средней Азии, 1954. С. 310]. Головные уборы на женских изваяниях святилища Мерке и головные уборы женских скульптур из мемориала Козы Корпеш - Баян Сулу, сходны с таковыми на женских статуях, выделенных в результате повторного анализа тюркских скульптур с территории междуречья Волги и Дона [Гераськова, Скульптура средневековых кочевников Восточной Европы, 1991. Рис. 23-1, 24-6]. [Досымбаева, А.М. Погребально-культовые сооружения //Западный Тюркский Каганат. Атлас - Астана: "Service Press", 2013 - c.248-249]

ДРЕВНИЕ ТЮРКИ НА РОСПИСЯХ ПЕНДЖИКЕНТАГайбулла БабаяровРаскопки показали, что в VI - VIII вв. Пенджикент был значительным культурным центром Согда. Стены зданий – храмовых и светских были покрыты красочными росписями. Можно только удивляться, как на стенах, выложенных из кирпича-сырца, более тысячи двухсот лет пролежавших в завалах под открытым небом, могли сохраниться фрагменты живописи площадью в несколько квадратных метров. Настенные росписи древнего Пенджикента, по их содержанию, можно разделить на две группы: росписи, носившие светский характер и росписи, носившие характер культовый. В сцене оплакивания, обращает на себя внимание, подчеркнутое изображение самоистязания ее участников. Обычай этот, действительно существовавший в Центральной Азии подтверждается рядом источников. Бируни сообщает, что согдийцы и хорезмийцы сопровождали оплакивание умерших причитаниями и поранениями лица. Эта сторона ритуала передана чрезвычайно выразительно. Большинство участников сцены изображено наносящими себе удары. У многих на лицах и теле – следы порезов и царапин. Но, особое внимание привлекают персонажи с тюркскими чертами лица, которые изображены в момент, когда они отрезают мочки собственных ушей. Документальная достоверность этой детали подтверждается двумя сообщениями Табари. Ценность их особенно велика в связи с тем, что они синхронны времени существования пенджикентских храмов. Так, под 110 г. х. (728/729 г. н. э.), в рассказе о столкновении между арабами и тюрками Центральной Азии сообщается о ранении, а затем о смерти одного из тюркских предводителей. И в связи с этим, автор говорит: «начали они обрезать свои уши и наносить безжалостные удары по своим головам, оплакивая его». Другое сообщение относится к 121 г. х. (738/739 г. н. э), когда был убит известный тюркский каган Курсуль. Об оплакивании его воинами, Табари рассказывает почти теми же словами. «Они,– пишет он, обрезали свои уши, царапали лица и горестно оплакивали его». Автор добавляет чрезвычайно интересную деталь: «Когда был убит Курсуль, тюрки привезли какое-то сооружение (в смысле здания) и сожгли его» [Беленицкий А. М. Живопись древнего Пенджикента, 1954. С. 81]. Вполне вероятно, что именно такое сооружение изображено на композиции. [Бабаяров, Г., Умиров, К. Изобразительные памятники южных регионов Центральной Азии. Настенные росписи //Западный Тюркский Каганат. Атлас - Астана: "Service Press", 2013 - c.559]

ДРЕВНЕТЮРКСКАЯ МОНЕТА ТУН-ДЖАБГУ-КАГАНА С ИЗОБРАЖЕНИЕМ КАГАНА НА ТРОНЕ (618-628)Изображение кагана с длинными волосами, держащего что-то и сидящего скрестив ноги на троне. Его лицо смотрит направо, и слева изображены полумесяц и звезды. Обратная сторона: В центре тамга и согдийская легенда вокруг. Надпись начинается против часовой стрелки и читается twn cpγw γ'γ'n pny - "Tun Chabghu Qaghan Pani" ("Монета Тун-джабгу-кагана").Диаметр 2 см, вес 2.3 г. Ханабад-тепе (Ташкент). Бронза. [Dr. Gaybullah Babayar. Köktürk Kağanlığı Sikkeleri Kataloğu. The Catalogue of the Coins of Turkic Qaghanate. - Ankara: Tika, 2007 - p.56]

Дополнительная информация по ферганским и тохаристанским Ашина:

Возможно чачские Ашина Происхождение этой династии от Ашина подтверждается многократными использованиями тамг этого рода на монетах средневекового Чача, среди которых есть и таковые с надписью "эта монета принадлежит Тегину, королю Чача"

КАГАНЫ ФАЯ И ПРАВИТЕЛИ ВАРДАНА Бухаркудаты, правящая династия Бухары, ровно как и уструшанские Афшины, имели тюркское происхождение если верить ономастике. Их соперник, Варданкуда, имел те ж корни. Наршахи зовет его выходцем из Туркестана. Владетель Фая носил титул каган. Не стоит сомневаться в том что правящий каган Фая, как и правитель Вардана были в действительности тюрками. См. текст Табари, где он эксплицитно назван тюрком, и где он противопоставляет свои действия таковым другого кагана тюрок! [De la Vaissière, Étienne. Samarcande et Samarra. Élites d'Asie centrale dans l'empire abbasside - Paris: Peeters, 2007 - p.41, 42]

БУХАРСКИЕ БУХАРКУДАТЫ В Бухаре, поколение что вступает в силу после Кутейбы ибн Муслима носит тюркские имена. Так, брат Тугшады, царя Бухары, отправленный ко двору китайского императора в 726 году, зовется Axilan dagan fudanfali 阿悉爛達干拂耽發黎, произносившееся тогда ʔasitlan tatkan puttampuatlεj, имя чья первая часть есть обычная китайская транскрипция "Арслан Таркан". Само имя Тугшада скорее всего стоит видеть как Туг Шад, великий знаменосец. Пьер Шуван так же интерпретирует это имя. Китайская транскрипция имени, Dusaboti 渡薩波提, включает в себя помимо Dusa (неплохая траскрипция Туг Шад) вторую часть что возможно соответствует титулу βɣtyk "богатый", перевод тюркского титула ülüg, который мы также находим в тюркской титулатуре на бактрийском. На монетах Тохаристана мы читаем βαγδδιγγο χαγανο и ταρχανο βαγδδιγγο. Бухаркудаты, правящая династия Бухары, ровно как и уструшанские Афшины, имели тюркское происхождение, если верить ономастике. [De la Vaissière, Étienne. Samarcande et Samarra. Élites d'Asie centrale dans l'empire abbasside - Paris: Peeters, 2007 - p.41] Наршахи говорит, что местный правитель Бухары - Абруй начал притеснять знать, которая обратилась за помощью к тюркскому кагану Кара Джурину Тюрку, отправившего для наказания Абруя своего сына Шир-и Кишвара, который убив его, взял в свои руки власть в Бухаре. Относительно этого события Р.Фрай предположил, что Кара Джурин Тюрк это Западно-тюркский каган Тарду, а имя его сына Шир-и Кишвар, скорее всего, является персидской версией тюркского имени Иль-арслан (Frye, The History of Bukhara, translated from a Persian abridgment of the Arabic original by Narshakhi, 1954, Р. 108, n. 28). Ряд исследователей возводят к этому царевичу род, правившей в Бухаре в VI-VIII вв. главной династии Бухархудатов, к которому относят и вышеупомянутых царевичей Тугшаду, Арслана и др. [Бабаяров, Г.Б., Кубатин, А.В. Древнетюркские титулы и эпитеты на согдоязычных монетах Средней Азии эпохи раннего средневековья // Мир Большого Алтая 2 (4.2), 2016 - c.899]