Ермолаев

Как бы про Абаоцзи (опять этот "Амбагай", ув. Зэйк!) там сказано: А "Сокровенное Сказание" все таки надо внимательней читать, там легенда про "луч света" именно как "отца", а у Абаоцзи просто во время родов был какй-то волшебный свет. Где вы тут копипасту-то узрели? Таким макаром эти эпосы тоже стали источником для ССМ: При том не забывайте, что персонажи ССМ сами в этом сомневаются:

Хе, а с ними нужно детально разбираться. Тема вроде бы уже есть для сего. В вашей интерпретации все к Могулистану ведь тянется, вы ведь все вырываете из контекста. А река монголов XIII в. текла и до сих пор течет на восток.

Ну: Во избежение придирок к гидронимии: традиционно река Хэрлэн называется как "kerülen" (ᠬᠡᠷᠦᠯᠡᠨ). Вот здесь подробнейший путь китайца по Монголии:

А именно из-за совпадения территории по времени. Известно, что динлины жили южнее Байкала и к северу от хунну (оные же жили в тот момент в районе Ордоса или немного севернее него, точно не помню). Это соответственно современная Халха. И в это же время точно в том же регионе культура "плиточников" и культура херексуров и оленных камней (они друг друга перекрывают в большей своей части): Но культура херексуров отпадает из-за анахронизма: она процветала в поздней бронзе (где-то не позднее VIII в. до н.э.). А культура "плиточников" же процветала вплоть до возвышения хунну, т.е. "плиточники" (динлины?) были разгромлены и покорены хунну. Нет, вот тут главная и очень большая ошибка, которая идет со времен Гумилева, как понимаю. Европеоидами были в источниках именно енисейские кыргызы, а о динлинах ни слова, если не считать, что отмечают "необыкновенную волосатость". Впрочем, для китайцев и Чингисхан был необыкновенно волосат. Вот работа о динлинах: У нас даже есть изображение динлина:

Вот здесь и Селенга, и Орхон и Туул:

Вообще китайцы различали две группы динлинов: одни жили к югу от Байкала, другие где-то к северо-западу от усуней. Причем отмечается, что это не одни и те же динлины. Динлины, живущие к югу от Байкала (по сути собственно динлины) = "плиточники" (совпадение территорий по времени абсолютное), а оные есть известные монголоиды.

Мне кажется здесь опечатка вводившего текст, а в действительности товарищ хотел написать Туул (клавиши "у" и "ы" рядом просто находятся). Собственно сама река Туул в письменно-монгольском так и называется - "тогула".

РАННЕМОНГОЛЬСКАЯ КУЛЬТУРА. Могильники раннемонгольской культуры располагаются, как правило, на южных, юго-восточных и юго-западных склонах гор и сопок, хорошо прогреваемых солнцем. На седловинах, гребнях и перевалах они встречаются редко. Количество курганов обычно не более 10-15. Большие могильники - редкость. Каменные курганные насыпи имеют круглую, овальную и изредка подпрямоугольную форму. Диаметр насыпей достигает 5-6 м. Кладки курганов раннего, хойцегорского этапа VII-X вв. очень плотные, сооружены из нескольких слоев камней. Толщина их достигает 50-60 см, а максимальная - до 100-120 см. По краям располагаются крупные камни, образующие крепиду. Они предохраняликаменную насыпь от развала. Иногда в центре высокой насыпи бывает установлен высокий, вертикально поставленный камень. По краям насыпь часто круто опускается вниз. Курганы позднего, саян-туйского этапа Х-ХIV вв. конструктивно устроены гораздо проще. Кладки принимают уплощенный вид. Камни нередко укладываются в один ряд, со значительными пустотами между ними. Возможно, над могилами имелись земляные насыпи, поверх которых располагалась каменная обкладка. Такая насыпь со временем могла оплыть, и курган приобретал вид уплощенной кладки. Под кладками курганов находятся могильные ямы. Размеры их зависели от возраста умершего человека. Глубина колеблется от 50 см до 2 м. Во многих курганах могильные ямы смещены от центра к северному краю насыпи. Возможно это делалось с целью предотвращения ограбления или осквернения могилы. В некоторых случаях встречаются так называемые подбои - на дне могилы сбоку выкапывалась ниша, чаще с северной стороны. В ней и производилось захоронение. В таких случаях подбой закрывался каменными плитами или деревянной загородкой. По-видимому, такой вариант погребения применялся к людям относительно высокого социального положения, т. к. захоронения в подбоях сопровождаются более богатым инвентарем. Умершие лежат в могилах обычно на спине, реже на правом или левом боку и изредка ничком «на животе». Внутри могильных ям какие-либо конструкции, как правило, отсутствуют. Из встреченных зафиксированы каменные ящики, деревянные гробы, колоды, многослойные берестяные мешки, умерших заворачивали в войлок или овчину. Сопроводительный инвентарь представлен разнообразными изделиями из железа, реже бронзы и драгоценных металлов, а также из кости, стекла, дерева и бересты (рис. 51). Редко встречается керамика. В мужских захоронениях преобладает оружие, представленное наконечниками стрел, костяными и роговыми накладками луков, наконечниками копий, ножами. Однако отсутствуют сабли, палаши. Очень редко фиксируются панцирные пластины. Конская сбруя представлена удилами и другими деталями узды. В женских могилах обычны украшения и находки инвентаря производственного характера. В детских могилах инвентарь обычно отсутствует. Керамические сосуды встречаются редко. Облик инвентаря в погребениях на всем протяжении существования раннемонгольской культуры подвергся изменениям в соответствии с динамикой развития материальной культуры населения евразийских степей эпохи средневековья. Но внутри выделенных этапов в значительной степени неизмененными оставались конструкция курганов и внутримогильных сооружений. Еще более яркой чертой, связывающей захоронения под курганами раннемонгольской культуры в единую этническую общность, явился обрядовый ритуал установки в изголовье погребенного бедренной кости барана узкой частью вниз, что указывало, вследствие «неудобности» установки в таком положении, на особую значимость этого ритуала. Именно эта характерная черта во многом придавала своеобразие и отличала погребения раннемонгольской культуры от других синхронных культур восточной части евразийской степной зоны: бурхотуйской, дара-сунской и ундугунской культур Восточного Забайкалья, курумчин-ской Прибайкалья, древнетюркской (курайской) Алтая, Тувы и Монголии, сросткинской Северного Алтая, культур чаатас, тюхтятской и аскизской Хакасии. Иногда в могилу клали несколько других мясных кусков баранины, от которых сохранились позвонки. Наличие бедренной кости указывает на помещение с умершим целого бараньего стегна в качестве заупокойной пищи. Однако основное смысловое содержание этого ритуала было иным. Кость ноги барана играла роль «сульдэ» - вместилища души умершего человека, необходимой в его посмертном существовании. Весьма интересен и примечателен тот факт, что подкурганные захоронения в подбоях, сопровождавшиеся специфической деталью монгольского погребального обряда - помещением в могилы бедренной кости барана, зафиксированы далеко на западе на территории Золотой Орды в Поволжье среди памятников ХIII-ХIV вв. Подбои в них были закрыты деревянными плашками. Именно их там связывают с пришедшими из Центральной Азии монголами. Это лишний раз подтверждает этнокультурную привязку данной детали погребального обряда с средневековым монгольским этносом. Охарактеризованный выше комплекс особенностей погребального обряда объединил в одну культуру погребения ранних монголов, удаленных на сотни и даже тысячи километров от Гоби на юге до Северного Байкала на севере и от Восточного Забайкалья на востоке до Хубсугула и Хангая на западе. На начальном этапе своего развития население раннемонгольской культуры испытывало значительное влияние древнетюркской культуры. Это хорошо прослеживается в инвентаре погребений. Среди находок встречаются изделия явно тюркского облика: фигурные бронзовые бляшки сердцевидной, лировидной и других форм, иногда украшенные растительным орнаментом, наконечники ремней характерных тюркских форм и другой инвентарь. Но, в отличие от собственно древнетюркского погребального обряда, в курганах раннемонгольской культуры отсутствуют скелеты взнузданных лошадей, комплекс вооружения имеет совершенно иной состав. В то же время раннемонгольские захоронения стабильно сопровождает бедренная кость ноги барана, установленная узкой частью вниз, что, как указывалось выше, больше ни у каких других групп степного населения этого времени не встречается, даже у их непосредственных соседей - бурхотуйцев и курумчинцев. Несколько тюркизированный облик раннемонгольских погребений хойцегорского этапа VII-Х вв. хорошо согласуется с беспокойным временем падения одних кочевых держав и возвышением других, о чем ярко свидетельствует политическая история Центральной Азии в I тысячелетии н. э. Уже подчеркивалось, что уход с политической арены того или иного этноса вовсе не означал его физического исчезновения. И это убедительно подтверждают раннемонгольские погребения. Возвышение на политической арене Центральной Азии после падения Жужаньского каганата в середине VI века сначала тюркоязычных племен тугю, затем уйгуров, кыргызов вовсе не означал исчезновения с этнической карты Центральной Азии монголоязычных племен. Они по-прежнему жили в степях Монголии и Забайкалья, но уже под властью I и II Тюркского каганатов в VI-VIII вв. и Уйгурского каганата в VIII-IХ вв. Монголоязычное население степей Центральной Азии в это время испытывало на себе сильное тюркское, в том числе культурное и этническое, влияние. Об этом свидетельствует несколько тюркизированный облик инвентаря раннемонгольских погребений хойцегорского этапа. Сказалось и прямое этническое влияние тюрок, о чем свидетельствует значительная европеоидная примесь в черепах некоторых раннемонгольских захоронений, например могильника Баин-Улан II на границе Бурятии и Монголии. И, что примечательно, в этом же погребении костяк сопровождался золотыми ременными обкладками тюркского облика. Большинство раскопанных на территории Бурятии средневековых курганов относится к раннемонгольской культуре. Но наряду с ними здесь имеется несколько могильников с захоронениями тюркского культурного облика: на сопке Тапхар недалеко от Улан-Удэ, в районе еравнинских озер Исинга и Харга, в местности Хукшол в Баргузинской долине (рис. 52). Их малочисленность свидетельствует, видимо, о монголоязычности основного населения края в эпоху тюркских каганатов и о незначительном присутствии здесь собственно тюркского населения. На дюнных стоянках в южных районах Бурятии встречается керамика уйгурского типа. Однако погребения самих уйгуров пока не обнаружены. Долгое время с захоронениями знати селенгинских уйгуров связывали курганы-херексуры. Однако, как окончательно выяснилось в результате их исследования в 80-х гг., они здесь датируются концом бронзового и началом раннего железного веков, и отношения к селенгинским уйгурам не имеют. С другой стороны, в Прибайкалье, особенно на западном побережье озера, одновременно с памятниками хойцегорского этапа раннемонгольской культуры существовала курумчинская культура тюркоязычных курыкан. На курыканской территории для последней четверти I тысячелетия совершенно неизвестны памятники раннемонгольской культуры. Но они появляются там с начала II тысячелетия в Приангарье, на о. Ольхон, в верховьях Лены, долине Баргузина, в прилегающей к Байкалу Тункинской долине. По общепринятому мнению исследователей, их появление в Прибайкалье ознаменовало собой массовое проникновение туда монголоязычного населения и начало монголизации населения ос-тепненных участков этого региона. Тюркоязычные курыкане частью подверглись ассимиляции, а частью ушли по Лене на север, где, смешавшись с местным населением, дали начало формированию якутской народности. Именно с XI в. в развитии курумчинской культуры начинается новый этап. Он характеризуется постепенным угасанием курумчинского этнокультурного комплекса и заменой его комплексом раннемонгольской культуры. Наиболее ярко это проявилось в появлении рядом с костяками курыкан-курумчинцев жертвенных костей в виде бедренных костей барана, а также позвонков. В курумчинских могилах появляются не присущие курыка-нам берестяные пакеты с трупоположениями на спине вытянуто. Однако черты курумчинской погребальной обрядности полностью не исчезли. В качестве отдельных элементов они сохранялись вплоть до ХII-ХIV веков. Рис. 52. Инвентарь из погребений средневековых тюрков в Северо-Восточной Бурятии. Могильники Бухусан, Харга I, III. / - фрагмент наборного пояса. 2 - бронзовая серьга. 3,4 - серебряные многофасеточные фигурные бляшки. 5 - костяная пряжка. 6 - железные удила с псалиями. 7-10 - наконечники стрел (железо, кость). Вместе с тем, особенно после образования Монгольской империи, к монголам поступало большое количество изделий - шелковые и хлопчатобумажные ткани, предметы роскоши, зеркала, украшения и посуда, поливная керамика и т. д. из завоеванных земель: Китая, Средней Азии, Тибета и других. Особенно интересные материалы в этом отношении дали раскопки памятников дворцового типа, Хир-хиринского городища и связанного с ним могильника. Из них происходит большая часть перечисленных выше находок. Курганы скотоводов-кочевников также бывают разными по составу и богатству сопровождающего инвентаря. Одни из них содержат большое количество вещей, в том числе из драгоценных металлов, золота и серебра, другие, напротив, бедные или вовсе лишены находок. К сожалению, до сих пор неизвестны могилы монгольской знати. Это объясняется, видимо, особым способом погребения ее представителей, о чем имеются свидетельства в письменных источниках. Интересные сведения о скрытом характере совершения похорон знати, особенно ее высшего слоя - ханов и членов их семей, сообщил францисканский монах Плано Карпини, совершивший в 1245-1247 гг. по поручению папы Иннокентия IV путешествие в Монголию с целью сбора сведений о монголах. Погребения знати сопровождались человеческими жертвоприношениями, умерщвлением людей, занятых земляными работами, и случайных свидетелей похорон. Над могилами монгольской знати не сооружались какие-либо насыпи, а земля утаптывалась путем прогона над захоронением многотысячных конских табунов. В результате уничтожались какие-либо малейшие внешние признаки произведенных похорон. Делалось это, конечно, с целью предотвращения осквернения и ограбления могил, в которые помещалось множество дорогих вещей и драгоценностей. Тот же Плано Карпини оставил сведения еще об одном способе погребения знати, по-видимому, рангом пониже: «Иной же способ существует для погребения некоторых знатных лиц. Они идут тайком в поле, удаляют там траву с корнем и делают большую яму и сбоку этой ямы делают яму под землею... Мертвого же кладут в яму, которая сделана сбоку, вместе с теми вещами..., затем зарывают яму, которая находится перед его ямой, а сверху кладут траву, как было раньше...». Этот способ захоронения хорошо согласуется с раннемонгольскими захоронениями в подбое, сделанном сбоку на дне ямы. Однако в раскопанных памятниках над могильными ямами всегда сооружались каменные курганные насыпи, нередко очень плотные и мощные. А в источниках сообщается, что сверху кладут траву, как было раньше, т. е. маскируют, хотя и не так тщательно, как у высшей знати. Могильники данной культуры свидетельствуют об удивительном единстве погребальной обрядности этих племен независимо от того, жили они у берегов холодного Байкала или в жаркой, раскаленной от зноя Гоби, в горных степях Хангая и Прихубсугулья или у истоков одной из величайших рек Азии Амура. Различные группы населения раннемонгольской культуры, разделенные сотнями и тысячами километров, проживая в самых разных природно-климатических условиях, везде хоронили своих умерших по единому обряду, по одним и тем же представлениям о загробной жизни. Значит они, несмотря на разную родовую и племенную принадлежность, ощущали себя одним единым народом. Их погребальные памятники-курганы убедительно свидетельствуют о том, что в период создания единого Монгольского государства существовала и единая народность - средневековые монголы. Составной ее частью являлось и население Забайкалья того времени. (http://www.istmira.com/istdr/buryatiya-v-drevnosti/page/62/)

Путевые записки китайца Чжан Дэ Хой во время путешествия его в Монголию в первой половине XIII столетия. …Пробыв в Пекине десять дней, я выехал из него, проехал станцию Синь-дянь, в местечке Шуан-та-бу, и въехал в Нань-коу. Выехавши из северного устья ущелья, я направился на запад, проехал станцию Юй-линь, где есть гостиница Лэй-цз-дян и прибыл в Хуай-лай-сянь; на восток от города устроен мост из поперечных дерев, а вверху и внизу все из камня; на запад от моста есть селение, но город совершенно разрушен. Следуя отсюда на запад, я проехал по южную сторону горы Цзи-мин-шань, тут есть почтовая станция, называемая Пин-юй, на самой вершине горы стоит жилище Буддистских монахов. Далее, я ехал подле горы на запад, потом на север, вверх по реке Сан-гань-хэ; через реку устроен мост, от которого на запад идет дорога в Дэ-синь-фу. На север я проехал станок Дин-фан-шуй, переехал Каменную лестницу и прибыл в Сюань-дэ-чжоу. Отсюда на северо-запад я проехал ущельем песчаного хребта к станции Сюань-пин и чрез ущелье Дэ-шень-коу прибыл к хребту Эху-лин.(1) Но спуск с хребта, есть станция Бо-ло. Отсюда на север станции устроены и управляются Монголами; каждая станция называется по имени управляющего оной.(2) Направляясь от хребта на северо-восток, я начал усматривать войлочные юрты и кибитки, кочевья по местам, где есть трава и вода, пастбища для скота, и более ничего; здесь нет уже обычаев Китая. Вскоре я проехал Фучжоу, от которого остался только пустынный вал. (3) На север отсюда, я приехал в Чан-чжоу; жителей в нем не более ста семейств; здесь есть присутственное место, учрежденное государем; есть также магазины в ведении Соляной управы. На восток от города есть соляное озеро, около ста ли (32,3 км по системе Тан – прим. Д.А. Ермолаева) в окружности, называемое Собачьим Озером, по сходству формы его с видом собаки. (4) В ста с лишним ли (более 32,3 км по системе Тан – прим. Д.А. Ермолаева) на север от города, я заметил старинный вал, который тянулся вдаль по горам и падям; с юга примыкает к нему разрушенный городок. На вопрос: «что это такое?» жившие тут отвечали, что то было при прежней династии укрепленным местом, в котором стояла пограничная стража.(5) От этой крепости я ехал еще четыре станции и затем вступил в Ша-то; на всем пространстве его нет ни камня, ни глыбы земли; издали видишь как будто кряжи и холмы, а когда подъедешь к ним, то все оказывается кучами песка: деревья, которые могут расти на этой почве, суть только ильмы и ивы, и те дряблы, разбросаны и растут купами; вода везде солонцеватая. Я ехал по Ша-то шесть станций и затем выехал из него.(6) Потом на северо-запад я ехал одну станцию до озера Юй-эр-по. Озера собственно два; оба в окружности сто с лишним ли (более 32,3 км по системе Тан – прим. Д.А. Ермолаева); промеж них есть сухой проход с юга на север. На юго-восток от озера есть временный дворец Царевны. Внешняя стена дворца вышиною более десяти футов (более 3 м – прим. Д.А. Ермолаева), в окружности около двух ли (около 646 м – прим. Д.А. Ермолаева); посредине построена жилая палата с двумя пристройками по бокам; назади (на севере) есть павильон Черепахи; по сторонам - флигеля; впереди возвышается дозорная башня; когда поднимаешься на нее, то взоры наслаждаются вдоволь. На восток от дворца и расположены жилища крестьян и мастеровых, составляющие нечто вроде селения; тут есть башня с надписью Ин-Хой (встречающая свет). (7) От озера в четырех станциях есть следы длинной стены, которые тянутся в бесконечную даль; это тоже внешняя ограда прежней династии. Далее пятнадцать станций до одной реки, которая по глубине и ширине равняется 3/10 реки Ху-то (в северном Китае); по-северному она называется Хилулянь (Кэрэлун; однако правильно будет «Кэрулэн» – прим. Д.А. Ермолаева), т.е. «осленок»; по обоим берегам её густо растут ивы; она течет на восток и бежит стремительно. Тамошние жители говорили, что в ней водятся рыбы длиною в три и четыре фута (0,9 и 1,2 м – прим. Д.А. Ермолаева), которых, однако ж, нельзя ловить ни весной, ни летом, ни осенью, а зимой делают проруби и ловят их. При реке живут вместе и монголы и китайцы; есть несколько лачужек с земляными кровлями; много возделывают землю, но сеют только коноплю и пшеницу. По северную сторону реки есть большая гора, называемая Ку-су-ву, т.е. «Черная Гора»; если смотреть на нее за переезд расстояния, то на ней как будто растет густой лес; а вблизи это оказывается темными камнями, принявшими этот цвет от постоянных туманов над горою.(8) От южной стороны горы я ехал на юго-запад девять станций и прибыл к другой реке, по глубине и ширине равной 1/3 реки Хилулянь; здесь водятся такие же большие рыбы и ловятся тем же способом. Эта река течет на запад чрезвычайно быстро, так что нельзя переправляться чрез нее. По северному она называется Хунь-ду-ла, т.е. «зайчик».(9) Я ехал вниз по реке на запад одну станцию до древнего городка, построенного киданями; в окружности он будет около трех ли (около 969 м по системе Тан – прим. Д.А. Ермолаева); сзади прислонен к горе, спереди обращен к реке. Отсель река течет на север.(10) От городища на северо-запад через три станции я прибыл в Билихэду – место, где содержатся мастеровые, занимающиеся деланием луков.(11) Потом чрез одну станцию проехал мимо большого озера около 70 ли (около 22,61 км по системе Тан – прим. Д.А. Ермолаева) в окружности; вода в нем необыкновенно чиста и прозрачна; по-северному оно называется Вувугенор. От озера есть особая объездная дорога в Холинь (Каракорум), которая идет сначала на юг и потом на запад, на протяжении ста с лишним ли (более 32,3 км по системе Тан – прим. Д.А. Ермолаева).(12). От озера прямо на запад есть небольшой древний городок, построенный киданями. От городища на запад открывается равнина ли во сто (32,3 км по системе Тан – прим. Д.А. Ермолаева) в окружности; кругом повсюду горы; по северной стороне их много соснового леса; при воде зеленая осина и густая ива; по среди протекает река Холинь (13). Жители много занимаются земледелием и орошают поля водопроводами; попадаются и огороды. В это время была последняя декада первой осенней луны (в августе), а просо и пшеница уже повяли; когда я спрашивал о причине этого у земледельцев, они сказали мне, что уже три раза выпадал иней. От долины на северо-запад я ехал одну станцию до горы, называемой «Лошадиная Голова»; жители говорили, что гора получила такое наименование от того, что в ней лежит огромная лошадиная голова. Объезжая северную сторону этой горы, я повернул на юго-запад и проехал гору Хулань-чи-гинь, т.е. «Красное Ухо», названную так по тому, что она походит на красное ухо. Здесь живут ремесленники и художники, работающие на монголов; тут есть река Тами, текущая на северо-восток (14). Потом я проехал станцию до Каменного Маяка; он стоит подле почтовой дороги; вышина его не более пяти футов (не более 1,5 метров – прим. Д.А. Ермолаева); в окружности сорок с лишним шагов; форма его четырехугольная; стоя одиноко на равнине он чрезвычайно выдается; издали его можно принять за большой пограничный маяк, от чего он получил такое название. От маяка я ехал три станции до реки Тан-гу, чрез которую и переправился; истоки реки находятся в тангутском владении Сися; оттого она и названа так; река это течет также на северо-восток(15). На запад от реки есть высокий хребет; камни по хребту походят на железо; по северную сторону хребта густой сосновый бор; по южную сторону горы расположена ставка князя (Хубилая); это летняя резиденция его. Обождавши здесь конца осени, мы двинулись в путь на восток по почтовой дороге, проехали Каменный Маяк и прибыли в Хулань-чи-гинь; отюда мы углубились в горы и холмы, и то шли, то останавливались не более как на два ночевья. По пути не встречалось знатных гор, ни больших рек; поэтому нет возможности всего описать. 9-й луны 9-го числа (в октябре) князь созвавши своих подвластных перед главной ставкой, совершил возлияние молоком белой кобылицы; то было обычное жертвоприношение по времени; употребляемые при этом сосуды сделаны из бересты и не окрашены ни золотом, ни серебром; таково здесь уважение к простоте. Наконец в средней декаде 10-й луны (в ноябре) мы прибыли к одной горе, под защитою которой провели зиму. Здесь было много леса; вода повсюду замерзла крепко, все спешили запастись топливом и водой на наступающие холода. Без мехового платья здесь нельзя обходиться; обыкновенная пища есть мясо; рис считается здесь драгоценною редкостью. В последний день первой луны (в феврале-марте) мы снова отправились на юго-запад. В средней декаде второй луны (в марте) прибыли в Хулань-чи-гинь; потом на восток дошли до горы «Лошадиная Голова» и здесь остановились по случаю весеннего вскрытия рек. 4-й луны 9-го числа (в мае) князь опять собрал своих подвластных перед главной ставкой для возлияния молока от белой кобылицы; сосуды были такие же, как и прежде. Жертвоприношение совершается ежегодно два раза: в 9-е дни 9-й и 4-й лун; в другие периоды года его не бывает. От сего дня мы начали возвращаться опять почтовой дорогой на юго-запад к летней резиденции князя. Вообще монголы с наступлением лета кочуют по высоким и прохладным местам, а к зиме перекочевывают в места более теплые, открытые на полдень, и где легко можно доставать топливо и воду. По прошествии этих периодов они переходят с одного места на другое; сегодня идут, завтра стоят, останавливаясь там, где есть трава и вода. Таковы потребности и обычаи страны. Я пробыл в княжеской ставке всего десять месяцев. Всякий раз при свиданиях князь обращался со мной вежливо, и меня снабжали юртами, подушками, платьем, пищей и лекарствами со всяким старанием. Из этого можно видеть, какое благорасположение князь питал ко мне; сознавая себя негодным и бездарным, я не знаю, за что удостоился такого внимания; вероятно, причина тому была любовь князя к добру и то, что, во внимание к учению Конфуция, он желал через то привлечь к себе мудрых мужей; конечно, я сам по себе не мог соответствовать этому, а подал только пример, вследствие которого несомненно придут к князю мужи несравненно достойнейшее меня. Для того я и записал свое путешествие с начала до конца. В год Ву-шэнь (1248 г.), летом, в 6-й луне 15-го дня. Чжан-дэ-хой из Тай-юаня тщательно написал. Примечания: 1) Чжан-дэ-хой ехал до нынешнего города Сюань-хуа-фу тою же дорогою, по которой проложен и нынешний почтовый тракт; разница только в названиях городов и местечек, которые в Китае часто изменяются. Нынешние почтовые станции на этому пути учреждены в таком порядке: 70 ли (40 км по системе Цин – прим. Д.А. Ермолаева) от Пекина до г. Чан-пин-чжоу. 60 ли (34,29 км по системе Цин – прим. Д.А. Ермолаева) до крепости Цзюй-юн-гуань, расположенной в ущелье, в 15 ли (8,57 км по системе Цин – прим. Д.А. Ермолаева) от южного и в 25 ли (14, 29 км по системе Цин – прим. Д.А. Ермолаева) от северного устья его. 60 ли (34,29 км по системе Цин – прим. Д.А. Ермолаева) до г. Хуай-лай-сянь. Во время Чжань-дэ-хоя он был разрушен при нашествии монголов на Китай. 60 ли (34,29 км по системе Цин – прим. Д.А. Ермолаева) до станции Ту-му-и. 60 ли (34,29 км по системе Цин – прим. Д.А. Ермолаева) до ст. Цзи-минь-и. Здесь протекает речка Янь-хэ, составляющая приток Сан-гань-хэ, а не есть самая эта река, называют ее путешественник. Каменного моста чрез эту бурную реку уже нет. Дэсинь-фу Чжань-дэ-хоя, бывший тогда главным городом на этой долине, теперь знатный город старый Бао-ань-чжоу. 60 ли (34,29 км по системе Цин – прим. Д.А. Ермолаева) до Сюань-хуа-фу, называвшегося при Чжань-дэ-хое Сюань-дэ-чжоу. Каменная лестница есть несомненно дорога, высеченная в каменном кряже, который называется драконовой спиной. 60 ли (34,29 км по системе Цин – прим. Д.А. Ермолаева) до Чжан-цзя-коу или Калгана. Надобно-ли разуметь под ущельем Дэ-шень-коу Калганское, или одно из те, которые лежат западнее его, трудно решить. Калганское ущелье под именем Чжан-цзя-коу сделалось преимущественно известным в XIV столетии, при династии Мин, когда при южном устье его учредили меновой торг между монголами и китайцами. Слово Калган теперь неизвестно китайцам; в старинных же Китайско-монгольских словарях слово Халга значит то же, что Гуань-коу, т.е. «горный проход, преимущественно укрепленный природною или искусством»; следственно это монгольского название легко узнать в слове Калуга, равносильном слову Дербент, как названы некоторые горные дефилеи в Западном Туркестане. Эху-лин, иначе Е-хулин, есть старинное название пограничному между Монголией и Китаем хребту, который ныне называется неодинаково: Инь-шань (северными горами), Цин-шань (синими горами) и внутренним Хинганским хребтом; из китайских географов одни ведут начало его от Небесных гор (Тянь-шань), другие считают его восточным продолжением Куньлуньских гор; в самом же деле он начинается Алашаньскими горами, близ Ордоса, и идет на восток к границам Маньчжурии. 2) Станция Боло, вероятно, монгольского названия, была очевидно первою в монгольском Китае. Станционные или почтовые дороги учреждены были ханом Огодаем; почтовая дорога от границы Китая шла в местечко Юй-эррь-ли; отсюда далее она соединяла все так называемые четыре великие орды или резиденции ханов; Юй-эррь-ли, вероятно, была южною ордою; отсюда один почтовый тракт шел в восточную орду, бывшую на нынешнем протоке Уршунь, который соединяет озера Буир и Далай; другой тракт шел на р. Толу, где долженствовала быть северная орда, бывшая при Чингисхане главною; обратный тракт из восточной орды на запад полегает вверх по течению р. Кэрэлуна (Керулен – прим. Д.А. Ермолаева); он снова соединялся с трактом из Юй-эррь-ли на севере там, где Кэрэлун (Керулен –прим. Д.А. Ермолаева) поворачивает на запад в западную орду Холинь, или Харакорум, а оттуда в Чжагатайское владение и далее. Чжан-дэ-хой ехал на Юй-эррь-ли и Кэрэлунь (Керулен – прим. Д.А. Ермолаева), оттоле на Толу, с Толы в Холинь и наконец в резиденцию Хубилая. 3) Фу-чжоу несомненно надобно искать в руинах городища Харабалгасу. По развалинам его видно, что он был город, укрепленный по-китайски: со рвом, стеною и бойницами; на северо-западном углу его есть протяжение шагов на 80, оканчивающееся высоким Обо; с вершины его можно озирать степь кругом на далекое пространство; вероятно, здесь была дозорная башня. Внутри вала, на северо-востоке, есть особый вал; тут же стоят остатки жертвенного стола; в ров проведена вода из близ текущей речки. Пустынное городище представляет груды развалин и все поросла травою. При монгольской династии этот город носил название Син-хэ-чэн, когда был восстановлен, и сохранил его при династии Мин; назывался он также маленьким Пекином. При постоянных набегах монголов, Мины под конец потеряли его. Монголы передают предание, что Харабалгасу занимали Бурни и Галда, защитники монгольской независимости в борьбе с маньчжурами. Заметки во время переезда по Монголии в 1859 году. 4) «Чан-чжоу Китайской истории» должно быть нынешнее городище Цагань-балгасу; внутри его много развалин; есть каменный памятник, от времени весь углубившийся в землю». Jb. См. плыне Харабалгасу и Цагань-Балгасу, снятые под руководством г. Турбина. 5) Вал существует и ныне. «25-го июня отправились в путь, оставив Цагань-балгасу, близ которого кочевали. Ехали верст 25 (26,67 км – прим. Д.А. Ермолаева) по длинным увалам до станции Тулга. 26-го июня проехали верст 40 (42,67 км – прим. Д.А. Ермолаева) до станции Цзамыйн-худук; дорога шла тоже по длинным увалам; вдали впереди виднелись цепи холмов, издали казавшихся значительными горами; вблизи их, верст за семь (7,47 км – прим. Д.А. Ермолаева) до станции, при въезде в горную долину, мы заметили древний вал, который тянется с востока на запад; сопровождавшие нась монголы называли этот вал Мо-хэрмэ, т.е. «дурной стеной», в противоположность Цагань-хэрмэ, т.е. «Белой и Великой Стене»; они уверяли, что он тянетя на восток до моря. Все пространство около вала изрыто широкими впадинами. Вероятно, что этот вал составлял так называемую Минчанскую границу, по имени Цзиньского государя Мин-Чан (1190-1195 г.г.), которой провел здесь сторожевую линию против вторжений монгольских орд». Зам. во вр. пер. по Монг. в 1859 г. 6) Далее следить за нашим путешественником довольно трудно: проезжая по тогдашней почтовой дороге на Юй-эрр-ли он, быть может, следовал восточнее нынешних дорого из Калгана в Ургу. Притом показания расстояний переездами неопределенны; эти переезды, как и ныне, могли быть от 50 до 80 ли (28,575-45,72 км по системе Цин – прим. Д.А. Ермолаева), т.е. приблзительно от 25 до 40 верст (около 26,67-45,67 км – прим. Д.А. Ермолаева). Сказание его, что все шесть станций он ехал по сплошными сыпучим пескам не сходно с новейшими наблюдениями; надобно или принимать его не безусловно, или предположить вековые физические перемены в песчаной степи. Монгольские степи в китайских сочинениях безразлично называются Гоби, Хань-хай, Шамо, или, как Чжан-дэй-хой, Шато; но более точные географы имя Шамо придают той печаной полосе степей, которая тянется от границы Маньчжурии до озера Лобнора. По пути из Калгана на север южная окраина Шамо прилегает к границам Чахарских кочевий, а северную можно предположительно провести на линии станции Удэ (средней дорогой), на расстоянии около 370 верст (около 394,72 км – прим. Д.А. Ермолаева) от древнего вала на север. 7) Юй-эрр-по, иначе, Юй-эрр-ли, есть название китайское и значит «рыбное озеро». Под именем Царевны путешественник, вероятно, разумеет цзиньскую принцессу, выданную за Чингисхана, или, может быть, за одного из его преемников. По монгольскому обычаю в каждой из четырех Великих Орд жила постоянно одна из ханш; во дворце Юй-эрр-ли, может быть, пребывала ханша из Китайского Дома. Описание дворца напоминает развалины урочища Олон-байшин, близ каменного пояса Бусын-чоло; сходство замечательное, но эти развалины далеко севернее (от ст. Удэ в 140 верстах [149,35 км – прим. Д.А. Ермолаева] на с.-з.) и если не предположить ошибки редакции дорожника Чжан-дэ-хоя в исчислении его переездов, то невозможно признать Олон-байшин за Юй-эрр-ли. «Развалины Олон-Байшин расположены на севере от каменного пояса Бусын-чоло, на скате увала, близ болотистых признаков существовавшего здесь озера; урочище усеяно кучами в виде курганов, покрытых огромными кирпичами, или тесанными каменными плитами, которые употреблены были в дело вместе с кирпичами; кирпичи пережжены до черна. Кое-где разбросаны обломки зеленых черепиц и разные кирпичи. Во всем заметна китайская архитектура; главное здание должно быть то, у которого по обе стороны были пристройки, называемые по-китайски Эрр-фан (ушными комнатами); назади его стоят остатки здания, обведенного галереей. Впереди этого здания возвышается подъем, под которым виднеется свод, идущий в глубину под помост залы. Рядом с этим зданием на восток есть другое подобное, но без пристроек; на западе также есть зала; перед ней проходная, называемая у китайцев Чуань-тан. Далее на юг поднимается огромная куча развалин, вероятно, башни вышиною в несколько саженей (1 сажень есть 2,1336 м – прим. Д.А. Ермолаева). На восток и запад есть по зданию, более простому, в одну линию с главным; кроме того, рассеяно множество мелких развалин и кое как уцелевших башенок со сводами, иные с фоканями или кивотами для кумиров. Вне этой группы руин на восток есть другие и одна из них значительная. На западе есть небольшой увал, на вершине которого есть тоже развалины. Впереди на юге, невдалеке, окраина Бусын-чоло, кое-где усаженная ильмами. Говорят, что здесь обитал зять Китайского Царя, разумея его под именем Хун-тай-цзи. С неохотою оставили мы молчаливые памятники былой оседлой жизни, остатки тех времен, когда здешние степи не были так безлюдны и бесплодны. К северу мы поднялись на вершину кряжа Бусын-чоло; оттуда открывается перед глазами вся долина, окаймленная низменными холмами; следы озер блестят по местам; небольшие песчаные возвышения по зеленой равнине замечаются по кучкам дересу, скрепляющего почву. Скат к долине со всех сторон отлогий. Долина огромная». Замечания во время переезда по Монголии в 1859 году. 8) Всего вероятнее, что эта гора, называемая ныне Тоно; Кэрэлунь (Керулен – прим. Д.А. Ермолаева), протекающий с севера, делает около нее полукруг, чтобы устремиться на восток. 9) По-китайски «ту-эрр». Это река Тола. Путешественник, по-видимому, не переправлялся чрез нее, а ехал далее по южную сторону ее; прибыл он на Толу, вероятно, в том месте, где и ныне проходят караваны с юга. 10) Это городище не должно быть далеко от Урги. Кидани (в X и XI веках) оставили памятники своего господства во странах, прилегающих к Китаю с севера; развалины их укреплений или городища встречаются, кроме р. Толы, на Кэрэлуне и в Маньчжурии. 11) Это были мастеровые по разным ремеслам из китайцев и туркестанцев, которых монголы переселяли в северо-западные части Монголии. 12) Чжан-дэ-хой говорит об объездной дороге, может быть бывшей более удобною, чем прямая на запад, которая пролегала горами подле озера. 13) Здесь и был Харакорум. Автор, почему-то, не распространяется об этой резиденции ханов и останавливался в ней, как кажется, на короткое время, спеша в резиденцию Хубилая. 14) Тами, очевидно, есть нынешняя Тамир. Странно, что автор не упоминает об Орхоне, как будто на нем и был Харакорум. 15) Что за река Тангу, трудно определить без точных географических сведений о всех этих малоизвестных местностях; во всяком случае там нет реки, которая вытекала бы из Тангутского владения Си-ся (в северо-западной части собственного Китая). Вероятно, автор введен был в заблуждение названием реки. О. ПАЛЛАДИЙ (под редакцией Д.А. Ермолаева, 2017)

Не особо в этом разбираюсь, но вроде должно работать: https://yadi.sk/i/nO3ybfoZ3R4MwQ.

Не встречал, видимо нигде нет. Но если надо, то могу вам перепечатать (только уже на современную русскую запись) и перевести текст в PDF. Только немного подождать надо будет.

Да просто всегда произносил "ң" (ŋ) как именно как "нг". Просто вы написали без веляризации носового согласного, вот что удивило.

И произносится через "нг"? Т.е. "тэнгир"?

У вас же вроде "Тәңірі"? Т.е. должны же как "тэнгири" произносить? Или "Танир" - диалектальное?

По традиционным монгольским убеждениям - да, влияют. Я же лично не верю.

Это путевой дневник китайского путешественника в Монголию в 1248 г., который просто заносил в дневник свои путевые впечатления (а может не просто, а с разведывательными целями). В книге прекрасно описана система почтовых станций Монгольской империи. Текст дневника был переведен еще XIX в. замечательной личностью - архимандритом Палладием (Кафаровым) и издан в 1867 г. в "Записках Сибирского отдела ИРГО", кн. 9-10.