Акскл

Gerard Clauson "Turk, Mongol, Tungus" http://www.ihp.sinica.edu.tw/~asiamajor/ p.122 (середина страницы 122) "...This is a pretty clear indication that the Avars were Turks..." "...all the tribes named: - Hsiung-nu (Huns), Wu-huan (?Oguz), Hsien-pei, Mu-jung, T'o-pa (Tavgach), and Jou-jan were Turks..." И авары, и хунну (гунны), тоба (тавгачи), и даже сян-би и жужани - все тюрки.

http://vostlit.narod.ru/Texts/rus/5dinNew/primud1.htm 16 Ань Шэньци (896 — 959 гг.) происходил из тюркского племени шато. Отличался смелостью, отлично ездил верхом и стрелял из лука. ...

Перевод: ОНГУТЫ - Онгуты, у Рашида были известны китайцам как "белые тартары". Одна часть этих вышеописанных тартар называлась "Шахан тартар" т.е. "белые тартары", и кажется довольно очевидным, что эти онгуты были частью собственно тартар. Нам известно, что около 880 г. или 883 г. Chu ye che sin, по-другому называвшийся Li kue chang (который был тюрком шато) и его сын Li ke yung, будучи побеждены He lien tho и другими, покинули Китай, боясь наказания, и удалился от дел у Tha che (это другое название тартар), и когда он опять вошел в Китай с последоваашими за ним Tha che, с их помощью победил мятежного Hoam chao. После этого он поселился с этими Tha che между Yun chau и Tai chau (двумя городами в северной части Shansi - Visdelou, op.cit., 328). У меня нет сомнений, что эти тартары, которые появляются часто в последующей истории и есть те "белые тартары" времен Чингиса. В то время они были на службе у Циньского императора, которому они нанялись в качестве гарнизона части Великой Стены, откуда и их название "онгуты" - от (слова) "онгу" - стена (Рашид, цитированный D'Ohsson, I.82. Note). Имя их главы во времена Чингиса (согласно Рашиду) было Алакуш Тегин Кури. Алакуш - это чисто тюркское имя, которое означает "пестрая птица", Тегин это титул, который носили главы тюркских (кочевых - прим.А.) племен (см. там же). Gaubil, который называет его Alausse, говорит, что он принадлежал к древнему роду королей (т.е. ханов - прим.А.) тюрков (Thu kiu - Op.cit., 10), что в точности согласуется с вышеназванным фактом, что этот лидер, который установил эту колонию онгутов в северной Shan si, был по происхождению из тюрков шато, что объясняет его близкую связь с главой найманов (которые тоже были тюрками - прим.А.). Я считаю что эти онгуты тогда были колонией тартар из Маньчжурии, управляемые тюркской династией.

Я хвастался отсутствием русскоязычных книг? Перевод отвратительный? Приведите более точный в таком случае. Очень интересно. Kalpana Sahni "Crucifying the Orient - Russian Orientalism and the Colonization of Caucasus and Central Asia" - White Orchard Press, Bangkok, Thailand; The Institute for Comparative Research in Human Culture, Oslo, first published 1997 (Перевод с английского - мой, А.) с.214 ИСКАЖЕНИЕ ИСТОРИИ Недавняя карикатура в газете "Москоу Ньюс" показывает мальчика на экзамене по истории. Он спрашивает своего преподавателя: "Как я должен отвечать - согласно учебникам или как это было нас самом деле?" Учебники истории были изъяты из средних школ в 1988 г., и историк Юрий Афанасьев заявил в газете "Известия", что в этих учебниках не было ни единой страницы без фальсификаций. Белые пятна и дезинформация в советской историографии принесли непоправимый ущерб человеческой душе через ее систематическую манипуляцию в течение почти столетия. Распространение неправды активно выдвигалось и объяснялось посредством "данных" и предполагаемой объективности научного марксистского историзма. Сегодня и русские и нерусские винят историков, которые, как они считают, были превращены в служанок режима. Советское государство рассматривало историю в качестве политики управления прошлым, и знало, что тот, кто управляет прошлым, также управляет и будущим. Историография, подобно любому другому аспекту советской действительности, использовалась для формирования общества. Она была превращена в руках государства в марионетку, распространяющую неправду, приспосабливающуюся к изменяющемуся поведению партийных боссов. Кроме того, историография функционировала на различных уровнях. Распространение информации о Востоке осуществлялось прежде всего через школьную и университетскую программы - это мощное средство для формирования отношения народов. Вторым важным каналом информации были СМИ - средства массовой информации. И наконец, были институты, где проводились исследовательские работы по изучению регионов. Все они были подчинены политике и директивам государства. Репрессированные востоковеды: http://www.ihst.ru/projects/sohist/repress/113-124.pdf http://www.ihst.ru/projects/sohist/repress/96-106.pdf http://www.memo.ru/history/vostok/index.htm

Rene Grousset "The Empire of the Steppes - a History of Central Asia" transl. from the French by Naomi Walford, Rutgers University Press New Brunswick, New Jersey, and London, Sixth paperback printing, 1999 p.232 Nevertheless, before turning his attention to the west, Jenghiz Khan entrusted operations in China to one of his best commanders, Muquli or Muqali. With relatively depleted forces (half the "Mongol" regular army, say, 23 000 "Mongols" and as many native auxiliaries), 128, Muqali was to achieve considerable success through tenacity and good planning. After seven years of incessant campaigning (1217-23), he succeeded in confining the Kin once more to Honan province. 129. In 1217 he captures Taming, a citadel in southern Hopei which had once held out against Jenghiz Khan himself. 130. In 1218 he recaptured the capitals of Shansi, Tayan, and Pingyang from the Kin; in 1220 he retook Tsinan, the capital of Shantung. In the part of Honan lying north of the Yellow River, one of his lieutenants captured Changteh in the same year. In 1221 Muqali seized a number of towns in northern Shensi, among them Paoan and Fuchow, and in 1222 the old capital of Shensi, Changan, south of the Wei, was in his hands. In 1223 he had just snatched from the Kin, who reoccupied it by a surprise attack, the important fortress of Hochung (the Puchow of today), in the southwest corner of Shansi at the bend of the Yellow River, when he died, worn out. After his death Hochung reverted once more to the Kin. In this overpopulated country bristling with natural fortresses, the conflict thus degenerated into an interminable siege war. However, after their first groping efforts, the "Mongols" adapted themselves to the new type of warfare by enrolling large numbers of Khitan auxiliaries, Jurchid adherents, and Chinese engineers. с.232 Тем не менее, перед тем как обратить свое внимание на запад, Чингиз хан доверил операции в Китае одному из своих лучших командиров - Мукули или Мукали. Со сравнительно слабыми силами (примерно с половинной "монгольской" армией в 23 000 "монголов" и множеством вспомогательных войск из местного населения) 128 Мукали достиг значительного успеха своим упорством и хорошим планированием. После 7 лет непрестанных военных кампаний (1217-1223 гг.) он уменьшил границы Цинь до провинции Хонань. 129. В 1217 г. он захватил Taming - крепость в южной Hopei, которая однажды уже устояла против самого Чингиз хана. 130. В 1218 г. он захватил столицы Shansi, Tayan, и Pingyang у Цинь; в 1220 г. он заново взял Tsinan, столицу Shantung. В части Honan лежащей к северу от Желтой реки (т.е. Хуанхэ - прим.А.), один из его командиров захватил Changteh в том же году. В 1221 г. Мукали взял много городов в северной части Shensi, среди них Paoan и Fuchow, а в 1222 г. - старая столицу Shensi - Changan, к югу от Wei - была в его руках. В 1223 г. он просто вырвал у Цинь, которая заняла ее нежиданной атакой - важную крепость Hochung (современный Puchow) в юго-западном углу Shansi на изгибе Желтой реки, когда он умер - от переутомления. После его смерти Hochung перешла обратно к Цинь. В этой перенаселенной стране ощетинившейся естественными крепостями этот конфликт выродился в нескончаемую осадную войну. Однако после первых нащупывающих усилий, "монголы" приспособились к этому новому типу военных действий путем мобилизации большого количества киданьских вспомогательных войск, перешедших на их сторону чжурчженей и китайских инженеров.

с.232 Тем не менее, перед тем как обратить свое внимание на запад, Чингиз хан доверил операции в Китае одному из своих лучших командиров - Мукули или Мукали. Со сравнительно слабыми силами (примерно с половинной "монгольской" армией в 23 000 "монголов" и множеством вспомогательных войск из местного населения) 128 Мукали достиг значительного успеха своим упорством и хорошим планированием. После 7 лет непрестанных военных кампаний (1217-1223 гг.) он уменьшил границы Цинь до провинции Хонань. 129. В 1217 г. он захватил Taming - крепость в южной Hopei, которая однажды уже устояла против самого Чингиз хана. 130. В 1218 г. он захватил столицы Shansi, Tayan, и Pingyang у Цинь; в 1220 г. он заново взял Tsinan, столицу Shantung. В части Honan лежащей к северу от Желтой реки (т.е. Хуанхэ - прим.А.), один из его командиров захватил Changteh в том же году. В 1221 г. Мукали взял много городов в северной части Shensi, среди них Paoan и Fuchow, а в 1222 г. - старая столицу Shensi - Changan, к югу от Wei - была в его руках. В 1223 г. он просто вырвал у Цинь, которая заняла ее нежиданной атакой - важную крепость Hochung (современный Puchow) в юго-западном углу Shansi на изгибе Желтой реки, когда он умер - от переутомления. После его смерти Hochung перешла обратно к Цинь. В этой перенаселенной стране ощетинившейся естественными крепостями этот конфликт выродился в нескончаемую осадную войну. Однако после первых нащупывающих усилий, "монголы" приспособились к этому новому типу военных действий путем мобилизации большого количества киданьских вспомогательных войск, перешедших на их сторону чжурчженей и китайских инженеров.

Московский Кремль был построен приглашенными специалистами (из Италии) и на деньги собранные для Орды. Charles Halperin "Russia and the Golden Horde" (стр.84): "...Свидетельства из Москвы показывают, что потерей для экономики были годовая дань в 5-7 тысяч рублей. Когда в 1480 году ожидаемая дань упала до одной тысячи рублей, московские князья продолжали собирать дань в полном обьеме и удерживали у себя разницу. В течение нескольких десятилетий Москва привозила итальянских архитекторов и инженеров, построила 4 больших собора, несколько дворцов и новые каменные стены и башни для города. Были проведены дорогостоящие политические программы: например, Иван III привез свою невесту - Софью Палеолог, племянницу последнего Византийского императора - из Рима вместе с ее свитой. Московская экспансия не могла принять в расчет неожиданность увеличения предоставленного на ее собственное усмотрение дохода, и какие либо явные качественные изменения в экономике при этом отсутствуют...."

Энциклопедия Брокгауза Ф.А. и Ефрона И.А. (1890 - 1916гг.) Церковно-славянский язык — Под именем Церковно-славянский язык или старославянского языка принято понимать тот язык, на который в IX в. был сделан перевод Св. Писания и богослужебных книг первоучителями славян, св. Кириллом и Мефодием. Сам по себе термин Церковно-славянский язык язык неточен, потому что одинаково может относиться как к позднейшим видам этого языка, употребляемым в православном богослужении у разных славян и румын, так и к языку таких древних памятников, как Зографское еванг., и т. д. Определение "древне-Церковно-славянский язык" язык тоже мало прибавляет точности, ибо может относиться как к языку Остромирова Ев., так и к языку Зографского Ев. или Савиной книги. Термин "старославянский" еще менее точен и может обозначать всякий старый слав. язык: русский, польский, чешский и т. д. Поэтому многие ученые правильно предпочитают термин "древнеболгарский" яз. (об этом см. ниже). Церковно-славянский язык язык, в качестве литературного и богослужебного языка, получил в IX в. широкое употребление у всех славянских народов, крещенных первоучителями или их учениками: болгар, сербов, хорватов, чехов, мораван, русских, быть может даже поляков и словинцев. Он сохранился в ряде памятников Церковно-славянский язык письменности, едва ли восходящих далее XI в. и в большинстве случаев находящихся в более или менее тесной связи с вышеупомянутым переводом, который до нас не дошел. У болгар Церковно-славянский язык язык получил особо широкое употребление в Χ веке, при царе Симеоне, в так называемый золотой век болгарской литературы. Около половины XII века в нем замечается более сильное влияние известной группы народных болгарских говоров, дающее языку этой эпохи название "среднеболгарского". В этом измененном виде он продолжает служить языком болгарской духовной и светской литературы до XVII века, когда его вытесняет Церковно-славянский язык язык русских богослужебных книг, печатанных в России, и живой народный язык (напр., в так назыв. Люблянском сборнике). У сербов, окрашенный влиянием живого сербского языка, он служил литературным языком и в золотой век сербской письменности (XIV — XV в.), и после. Даже в начале XIX в. (еще до реформы Вука Караджича, создавшего литературный сербский язык), Церковно-славянский язык яз. (с примесью русской окраски) служил основой сербского книжного языка, так называемого "славено-сербского". У русских он явился также очень рано. В папской булле 967 г. уже упоминается о славянском богослужении на Руси, которое, конечно, совершалось на Церковно-славянский язык языке. По принятия Русью христианства он получил значение литературного и церковного языка и, окрашенный все более и более сильным влиянием живого русского языка, продолжал держаться в первом из вышеназванных употреблений до половины XVIII в., а в исключительных случаях — и дольше, оказав, в свою очередь, сильное влияние на книжный и литературный русский язык. У других славян дело не пошло дальше немногочисленных отдельных случаев употребления. Вопрос о том, какому славянскому народу принадлежал язык перевода, сделанного братьями-первоучителями, долго разделил ученых славистов на два враждебных лагеря, несмотря на сравнительную простоту решения его с точки зрения лингвистической. Если оставить в стороне ставшие уже достоянием истории взгляды времен младенчества славистики, по которым Церковно-славянский язык язык отожествлялся с праславянским (Шлецер и др.) или сербским (Каченовский и др.), то дольше всего из гипотез о происхождении Церковно-славянский язык яз. держались две: согласно одной, Церковно-славянский язык язык есть язык древнеболгарский (altbulgarisch), согласно другой — древнесловинский (altslovenisch). В долголетнем споре между представителями того и другого взгляда в конце концов одержала верх древнеболгарская гипотеза; древнесловинская в настоящее время должна считаться окончательно и бесповоротно сданной в архив. Принадлежность ученых к тому или другому направлению находилась в зависимости частью от общего их научного направления, частью от их национальности. Болгарской гипотезы держались все чистые лингвисты, в том числе самые выдающиеся представители новейшего языкознания начиная со Шлейхера, — его ученики Лескин и И. Шмидт, К. Бругман, Φ. Ф. Фортунатов, И. А. Бодуэн де Куртенэ и целый ряд других представителей сравнительного языкознания на Западе и у нас. Оставляя в стороне неясные и часто сбивчивые свидетельства разных, в общем, мало надежных исторических источников, они судили на основании очевидного совпадения целого ряда лингвистических признаков Церковно-славянский язык и болгарского языков, подобного которому нельзя установить ни у одного другого славянского языка. Совпадение это наблюдается в истории первичных общеславянских сочетаний dj и tj, дающих в обоих языках жд и шт; сочетаний ск и cm перед j = шт; сочетаний кт, гт, хт, дающих перед небными гласными в обоих языках то же шт; в одинаковой судьбе праславянских сочетаний or, ol, er, el = pa, ла (ро, ло), ре, ле и ряде других более мелких особенностей. Из филологов-славистов болгарской гипотезы держались все замечательные русские слависты: Востоков, Бодянский, Григорович, Срезневский, Соболевский, Флоринский, Шахматов, в известной мере В. И. Ламанский и многие другие. Из западных славянских ученых одним из первых "болгаристов" был Шафарик, позже Гаттала, Гейтлер и Облак. Родоначальником "словинской" гипотезы был Копитар (сам родом словинец), ему следовал его ученик, Миклошич (тоже словинец), а последнему — ученик его, Ягич. Наследник кафедры Ягича в Берлине, проф. Брюкнер, судя по употреблению им термина altslovenisch, следовал Миклошичу и Ягичу. "Словинистов", кроме личных отношений учеников к учителям и общности национального происхождения и патриотизма у двух из них, объединяла еще одна черта: все они являются в гораздо большей мере филологами-историками, чем лингвистами чистой воды. Отсюда предпочтение, оказанное ими данным историческим перед свидетельствами самого языка. Только при отсутствии настоящего строго научного лингвистического метода можно было выдвигать такие аргументы против очевидного для лингвистов тожества языков болгарского и Церковно-славянский язык, какие выдвигались в свое время Миклошичем и другими "словинистами". Одним из этих аргументов было указание на вполне определенный "аналитический" характер новоболгарского языка, стоящего в этом отношении особняком среди других славянских языков. Так как этот аналитический характер дает себя чувствовать уже в так называемых среднеболгарских памятниках, то отсюда вытекала якобы невозможность отожествления "синтетического" Церковно-славянский язык яз. с древнеболгарским, который должен был бы носить аналитический характер. Но с этой точки зрения следовало бы отрицать непосредственную связь также между синтетическим латинским языком и несомненно из него возникшими романскими языками. Указывалось еще на отсутствие носовых гласных в новоболгарском языке, также дающее себя знать уже в среднеболгарских памятниках, тогда как Церковно-славянский язык языку они несомненно были свойственны. Но еще В. И. Григорович, в своем "Очерке путешествия по Европейской Турции" (1848), указал на существование остатков носовых гласных в македонских болгарских говорах, а с тех пор явилось много подтверждений этого известия, собранных Гатталой, Миклошичем, Иречком, Дриновым, Теодоровым, Шапкаревым, Драгановым, Сырку и др. Оказалось, что носовые гласные или их остатки до сих пор еще живут в македонских болгарских говорах, особенно в южных, в округах Солунском и Костурском. Как результат диалектического смешения, отдельные слова с остатками носовых гласных встречаются и в других, немакедонских говорах. Факты эти совершенно уничтожают упомянутый аргумент "словинистов" и прекрасно согласуются с общеизвестным происхождением славянских первоучителей из Македонии, а именно из Солуня. Самым естественным являлось предположение, что первоучители должны были лучше всего знать язык своей родной области и, отправляясь к моравским и паннонским славянам проповедовать христианство, захватили с собой уже готовый перевод, сделанный на знакомое им с детства македонско-болгарское наречие. Самый факт призвания для этой цели именно их, а не кого-нибудь другого, служит как бы указанием на то, что они (или один из них, Мефодий) могли уже быть известны не только как знатоки славянского языка, но и как авторы славянского перевода. В последнем случае, очевидно, языком этого перевода должен был быть опять-таки славянский язык их родины — македоно-болгарский. Все эти соображения, и в том числе очевидная близость фонетических особенностей Церковно-славянский язык и болгарского языка, приносились "словинистами" в жертву частью побуждениям ложного патриотизма (у Копитара и Миклошича), частью сомнительным свидетельствам исторических источников и разным другим историческим комбинациям. Родственный "болгарской" гипотезе взгляд высказал В. И. Ламанский, склонный считать Церковно-славянский язык-славянский язык за язык искусственный, чисто литературный, в состав которого вошли элементы из разных славянских языков, но с македоно-солунским, т. е. болгарским, диалектом в основе. Видоизменение этого последнего взгляда представляет гипотеза ученика Ламанского, проф. Будиловича, высказанная им несколько лет тому назад на археологическом съезде в Москве. Будилович кладет в основу Церковно-славянский язык яз. наречие славян Пропонтиды или цареградско-малоазиатских и, как Ламанский, считает его языком искусственным. Последним, решающим моментом в истории этого вопроса является отречение главного современного представителя "словинской" или "паннонской" гипотезы, проф. Ягича, от прежнего взгляда, которого он держался и при жизни своего учителя, Миклошича, и долго спустя. После предпринятого им пересмотра данного вопроса, Ягич пришел к заключению о полной несостоятельности "словинской", или "паннонской", гипотезы и решительно признал Церковно-славянский язык язык македоно-солунским наречием древнеболгарского языка ("Zur Entstehungsgeschichte der kirchenslavischen Sprache", в "Denkschriften der Kais. Akad. der Wiss. Philol.-histor. Classe", Вена, т. LVII). С отречением Ягича и переходом его в лагерь болгаристов, следует считать "словинскую" гипотезу похороненной окончательно и навсегда. Можно только удивляться, как могло держаться так долго учение, идущее вразрез с очевидными фактами языка. Для всех лингвистов этот вопрос давно уже был решен в пользу болгарского происхождения. Мало того, для лингвистов всегда было очевидно, что если бы даже нашлись неопровержимые исторические данные, свидетельствующие о том, что перевод был сделан в Паннонии, или даже Моравии, на языке местных славян, то отсюда вытекало бы неопровержимое заключение, что язык этих местных славян был древнеболгарский, т. е. что в то время в Паннонии и Моравии жили болгары, чего в действительности, конечно, не было (особенно, в Моравии). Если найдутся исторические веские доказательства гипотезы Будиловича, то для лингвистов, конечно, будет несомненно, что и "славяне Пропонтиды" были несомненные болгары. Церковно-славянский язык язык дошел до нас в довольно многочисленных письменных памятниках, но ни один из них не восходит к эпохе славянских первоучителей, т. е. IX в. Древнейшие из этих памятников (если не считать не так давно найденной надгробной надписи 993 г.), датированные и не датированные, принадлежат XI веку, значит, во всяком случае, отделены от эпохи первоучителей по крайней мере целым столетием и даже больше, а то так и двумя. Это обстоятельство, а также то, что эти памятники, за исключением некоторых, носят более или менее сильные следы влияния различных живых славянских языков, обусловливает собой невозможность представить церковный язык в том виде, в каком он являлся в IX веке. Мы имеем дело уже с позднейшей фазой его развития, часто с очень заметными уклонениями от первичного состояния, причем далеко не всегда представляется возможным решить, зависят ли эти уклонения от самостоятельного развития Церковно-славянский язык языка, или от постороннего влияния. Сообразно с различными живыми языками, следы влияния которых могут быть указаны в Церковно-славянский язык памятниках, эти последние принято разделять на следующие "изводы" или "рецензии": 1) "Рецензия "Паннонская" (от предполагаемых "Паннонских" славян, на язык которых было переведено Св. Писание: название, созданное "паннонистами-словинистами" и для "болгаристов" имеющее лишь условное значение), представляющая Церковно-славянский язык язык наиболее чистым и свободным от влияния каких бы то ни было живых славянских языков. Сюда принадлежат древнейшие памятники Церковно-славянский язык языка, писанные глаголицей (см.) и кириллицей (см.): а) глаголические памятники, как Зографское евангелие (начала ХI в., может быть конца X); Мариинское евангелие (того же времени, с некоторыми следами сербского влияния); евангелие Ассемани (ΧΙ в., также не без сербизмов); Синайские псалтирь (XI в.) и молитвослов, или Эвхологий (XI в.); Сборник графа Клода, или Griagolita Clozianus (XI в.), и несколько незначительных по объему отрывков (Охридского евангелия, македонский листок и т. д.; подробности об этих памятниках см. Глаголица), в) Кириллические памятники: Савина книга (XI в., не без сербизмов); Супрасльская рукопись (XI в.); Хиландарские листки или Катехизис Кирилла Иерусалимского; Евангелие Ундольского; Слуцкая псалтирь (один листок; все XI в.; подробности см. Кириллица). 2) Болгарская рецензия, представляющая черты влияния средне- и новоболгарского (смешение в употреблении и после j и мягких согласных: смешение ъ и ь на конце слов, и т. д.). Сюда принадлежат более поздние памятники XII, XIII, XIV в, как Болонская псалтырь (конца XII в.), Охридский и Слепченский апостолы (XII в.), Погодинская псалтырь (XII в.), Григоровичевы Паремейник и Триодь (XII — XIII в.), Трновское евангелие (конца XIII в.), Патерик Михановича (XIII в.), струмицкий апостол (XIII в.), Болг. Номоканон, Струмицкий октоих, Октоих Михановича (XIII в.) и многие другие памятники. 3) Сербская реценция, представляющая влияние живого сербского языка (у, ю вм. , , е вм. : рука, вм. ы: бити вм. быти; k' = ћ и г' = ђ) вместо Церковно-славянский язык шт и жд: свекя вм. свешта, мегю вм. междю, употребление ь вместо ъ на конце слов, смешение ъ и ь с а и т. д.): два евангелия, Мирославово и Волканово, конца XII в.; Кормчая Михановича 1282 г.; Шишатовацкий апостол 1324: г.; Толковая псалтырь Бранка Младеновича 1346 г.; Хвалова рукопись и Никольское евангелие нач. XV в.; Кормчая XIII — XIV в., описанная Срезневским, и многие другие. К сербской рецензии примыкают так называемые хорватские памятники, писанные угловатою, "хорватскою" глаголицею; древнейшие их образцы не старше XIII — XIV в. Родина их — Далмация и главным образом Далматинский архипелаг. 4) Чешская, или моравская, рецензия — с весьма немногочисленными и небольшими по объему памятниками, отражающими влияние чешского или моравского живого говора (ц, з вм. шт, жд: свеца, мезю вм. свешта, между; у вм. и т. д.): так называемые киевские отрывки XI века, пражские XI — XII в. (все глаголические) и глаголическая часть Реймского евангелия (XIV в.). 5) Русская рецензия, самая богатая по количеству памятников (все кириллические) с очевидными следами влияния живого русского языка (у, ю вм. ; а, я вм. и обратно: рука, чадо, сяду; ж, ч вместо шт, жд: свеча, межю; o и e вм. ъ и ь; "полногласие", третье лицо ед. и мн. ч. на -ть и т. д.). Древнейший из памятников с обозначениям года — Остромирово евангелие 1056 — 1057 г. (списанное, очевидно, с очень древнего оригинала); далее XIII слов Григория Богослова XI в. (изд. Будиловичем), Туровское евангелие XI в., Изборники Святослава 1073 г. и 1076 г. (изд. общ. люб. др. письм. и Шимановского), Пандект Антиохов (XI в.), Архангельское евангелие 1092 г., Евгениевская псалтырь XI в., Новгородские минеи 10 9 6 и 1097 г. (изд. Ягичем) и т. д. К XII веку относятся: Мстиславское Евангелие (1125 — 1132 г.), Юрьевское ев., Добрилово ев. (1164 г.) и т. д. Длинный ряд этих памятников заканчивается печатными книгами XVI века, среди которых главное место занимает Острожская библия, представляющая уже почти целиком современный церковнославянский язык наших богослужебных и церковных книг (его характеристику см. С. Булич, "Церковнославянские элементы в современном литературном и народном русском языке", ч. I, СПб. 1893). 6) К "словинской" рецензии относят и так называемые Фрейзингенские отрывки (см.), писанные латинской азбукой и ведущие свое начало, по мнению некоторых, из Χ в. Язык их не имеет ближайшей связи с церковным языком и мог бы скорее всего получить название "древнесловинского" ("Altslovenisch" Миклошича и Ягича). — Наконец, можно указать еще румынскую разновидность Церковно-славянский язык языка, возникшую у православных румын. В связи с разнообразием памятников Церковно-славянский язык языка находится трудность и даже невозможность восстановления его во всей первоначальной чистоте. Ни одной рецензии нельзя дать безусловного предпочтения относительно более широкого круга явлений. Относительное предпочтение должно быть дано паннонским памятникам, как более древним и наименее подпавшим влиянию живых языков. Но и они не свободны от этого влияния, и некоторые особенности церковного языка являются в более чистом виде в русских памятниках, древнейшие из которых должны быть поставлены вслед за паннонскими. Таким образом, мы не имеем одного Церковно-славянский язык языка, а только различные его как бы диалектические видоизменения, более или менее удаленные от первичного типа. Этот первичный, нормальный тип Церковно-славянский язык языка может быть восстановлен только чисто эклектическим путем, представляющим, однако, большие трудности и большую вероятность ошибки. Трудность восстановления увеличивается еще значительным хронологическим расстоянием, отделяющим древнейшие Церковно-славянский язык памятники от перевода братьев-первоучителей. Время для этого восстановления еще не наступило; все прежние и современные попытки его имели более или менее односторонний характер. Во всяком случае, лет 17 — 20 тому назад в этом отношении произошел довольно крутой поворот, вызванный изданием важнейших памятников Паннонской рецензии (Зогр. евангелие 1879 и Мариинское — 1883 г.). Поворот этот сказался наглядно во втором издании известного руководства церковной грамматики проф. Лескина: "Handbuch der altbulgarischen Sprache" (Веймар, 1886). В то время, как первое его издание (1871) целиком еще основывалось на языке старейшего русского памятника — Остромирова евангелия (подобно Церковно-славянский язык грамматике Востокова, основанной тоже на памятниках русской рецензии), второе издание кладет в основание данные "паннонских" памятников, увлекаясь даже в крайность и игнорируя совершенно данные Остромирова евангелия. Эту крайность пытались исправить переводчики книги Лескина на русский язык — А. А. Шахматов и В. Н. Щепкин, приложившие к своему переводу обзор особенностей языка Остромирова евангелия. Литература. Статьи и книги общего содержания: А. X. Востоков, "Рассуждение о славянском языке" ("Труды Моск. Общ. любител. росс. слов.", ч. XVII, 1820, перепечатано в "Филологич. наблюдениях А. Х. Востокова", СПб., 1865); Зеленецкий, "О языке церковнослав., его начале, образователях и исторических судьбах" (Одесса, 1846); Schleicher, "Ist das Altkirchenslavische slovenisch?" ("Kuhn und Schleichers Beiträ ge zur vergleich. Sprachforschung", т. Ι, 1858); В. И. Ламанский, "Непорешенный вопрос" ("Журн. Мин. Нар. Просв.", 1869, ч. 143 и 144); Pol ívka, "Kterým jazykem psány jsou nejstar ś i památky cirkevniho jazyka slovanského, starobulharsky, či staroslovansky" ("Slovansky Sbornik", изд. Елинком, 1883); Облак, "Zur W ürdigung, des Altslovenischen" (Jagiċ, "Archiv fü r slav. Philologie", т. XV); П. А. Лавров, рецензия цитир. выше исследования Ягича, "Zur Entstehungsgeschichte der kirchensl. Sprache" ("Известия отд. русск. яз. и слов. Имп. акад. наук", 1901, кн. 1) и друг. Грамматики: Добровский, "Institution es linguae slavicae dialecti veteris" (Вена, 1822; русский перевод Погодина и Шевырева: "Грамматика языка славянского по древнему наречию", СПб., 1833 — 34); Миклошич, "Lautlehre" и "Formenlehre der altslovenischen Sprache" (1850), вошедшие впоследствии в 1-й и 3-й тома его сравнит. грамматики слав. языков (первое издание 1852 и 1856 гг.; второе — 1879 и 1876 гг.); Schleicher, "Die Formenlehre der Kirchenslavischen Sprache" (Бонн, 1852); Востоков, "Грамматика церк.-славянского яз., изложенная по древнейшим оного письменным памятникам" (СПб., 1863); его же "Филологич. наблюдения" (СПб., 1865); Лескин, "Handbuch der altbulgarischen Sprache" (Веймар, 1871, 1886, 1898; рус. перевод Шахматова и Щепкина: "Грамматика старославянского языка", Москва, 1890); Greitler, "Starobulharsk à fonologie se stálým z ŕ etelem k jazyku litevské mu" (Прага, 1873); Миклошич, "Altslovenische Formenlehre in Paradigmen mit Texten aus glagolitischen Quellen" (Вена, 1874); Будилович, "Начертания Церковно-славянский язык грамматики, применительно к общей теории русского и других родств. языков" (Варшава, 1883); Н. П. Некрасов, "Очерк сравнительного учения о звуках и формах древнецерковнослав. языка" (СПб., 1889); А. И. Соболевский, "Древний церковнослав. язык. Фонетика" (Москва, 1891); Вондрак, "Altkirchenslavische Grammatik" (Берлин, 1900). Из них лучшая — Лескина. Сравнительно-грамматическое освещение см. в книге Бругмана, "Grundriss der vergl. Grammatik der indogerm. Sprachen" (Страсбург, т. I, 1886, 2 изд., 1897, т. II в двух частях, 1889, 1892), и в продолжении ее, Дельбрюка, "Vergleichende Syntax der indogerm. Sprachen" (3 части, Страсбург, 1893,1897,1900). Словари: Востоков, "Словарь Церковно-славянский язык языка" (СПб., 2 т., 1858, 1861); Миклошич, "Lexicon palaeosloveuico-graeco-latinum emendatum auctum..." (Вена, 1862 — 65). Этимологии см. в назв. словаре Миклошича и в его же "Etymologisches W örterbuch der slavisc hen Sprachen" (Вена, 1886). Множество различных частных исследований и статей в журналах: Ягича, "Archiv f ü r slavische Philologie" (с 1875 г.); "Bezzenberger's Beitr ä ge zur Kunde der indogerm. Sprachen" (с 1877 г.); K ühn und Schleicher, "Beiträge zur vergleich. Sprachforschung" (1858 — 74); Kühn, "Zeitschrift fü r vergl. Sprachforschung" (с 1852 г.); "Известия Имп. Акад. Наук по отделению русского языка и словесности" (10 т., 1852 — 63); "Известия отделения русск. языка и словесности Имп. Акад. Наук" (с 1896 г.); "Филологические Записки" (Воронеж, с 1860 г.); "Русский Филологический Вестник" (Варшава, с 1879 г.) и др. Литературу церковнославянской палеографии см. в статье Палеография и в книге И. А. Бодуэна де Куртенэ, "Подробная программа лекций... в 1877 — 78 учебном году" (Казань, 1879). С. Булич.

Энциклопедия Брокгауза Ф.А. и Ефрона И.А. (1890 - 1916гг.) С 146 г. до Рождества Христова Македония жила общей политической жизнью с римской республикой и империей, потом с Византией; вместе с последней она переживала нашествия варваров в эпоху переселения народов. В первые века христианской эры началось заселение Македония славянами, частью вытеснявшими греков, частью смешивавшимися с ними. Христианство начало распространяться в Македония весьма рано; в V в. она была уже сплошь христианской и в церковном отношении подчинялась константинопольскому патриарху. В 811 г. болгарский хан Крум опустошил северную Македония и увел много славян и греков в рабство. С этих пор Македония делается объектом борьбы между Византией и Болгарией. В 918 г. болгарский царь Симеон завоевал большую часть Македония В 963 г. в Македония произошло восстание, окончившееся изгнанием болгар и основанием собственного государства, которое распалось и вновь было подчинено Византии в 1018 г. В конце XII в. на несколько лет Македония опять подпала под власть болгар, потом опять обособилась в самостоятельное государство, затем была захвачена Эпиром, вновь Болгарией и в 1242-1246 г. вновь Византией. Стефан Душан Сербский в 1333-36 г. захватил почти всю Македония Наконец в 1371 г. утвердившиеся в Адрианополе турки начали делать на нее нападения, а Косовская битва (1389) окончательно подчинила ее туркам. Положение Македония под турецким игом было более тяжелым, чем положение Греции и Сербии; вследствие близости к Константинополю Македония, уже разоренная предшествующими событиями, в большей степени подвергалась турецкому гнету, чем другие части империи. Тем не менее общинное самоуправление и церковь, как и в Греции, сохранялись в более или менее неприкосновенном виде. Восстания, по временам поднимавшиеся в Греции, захватывали и Македония, но в более слабой степени. Панэллинистические стремления греков в эпоху борьбы за освобождение не увенчались по отношению к Македония успехом: европейские державы оставили ее под турецким господством. Сильнее затронуло Македония освободительное движение Болгарии; деятельность болгарской революционной партии в период 1868-1875 г. охватила и Македония; Василий Левский (см.) в своих революционных экскурсиях не раз появлялся в Македония Как и Болгария, она была охвачена сетью местных революционных комитетов. Восстание 1875 г. охватило и ее; в этом восстании принимали участие гайдуки и клефты (см.), для которых Македонские горы представляли хорошее убежище. Восстание было подавлено, так же как и в Болгарии. Сан-Стефанский мир отдавал значительную часть Македония Болгарии, но Берлинский конгресс вновь возвратил ее Турции. Мир вызвал крайнее негодование во всей Македония; в ней вновь появились революционные комитеты, гайдуки и клефты, и в течение целого года (1878-79) в ее горах скрывались довольно значительные революционные шайки, делавшие нападения на турецкие поселения и нападавшие на турецкие войска. Вскоре, однако, эти шайки были истреблены или принуждены бежать. Экономический гнет над Македония остался прежний; став, может быть, несколько более мягким по форме, он по существу сделался еще тяжелее, так как турец. правительство поняло всю опасность для него сохранения в подвластных землях свободной церкви и общинного самоуправления и начало их теснить, особенно со второй половины 1880-х годов. К этому присоединяется борьба между церквями болгарской и греческой, из которых каждая хочет захватить господство над македонскими епархиями; обе церкви для осуществления своих притязаний опираются на турок, и ни одна не поддерживает стремлений населения к освобождению. В 1894 г. Стамбулову удалось добиться от турецкого правительства берата на назначение двух болгарских митрополитов в македонские епархии, Велес и Неврокоп, что вызвало сильное раздражение в греческой церкви. Освобождению Македония мешает также политическое соперничество трех держав — Болгарии, Сербии и Греции, из которых каждая мечтает о захвате Македония и в особенности Салоникского порта. Все эти державы, в особенности Греция и Болгария, ведут свою пропаганду в Македонию, вооружают местных жителей друг против друга и сильно тормозят освободительное движение. В Греции и в Сербии, т. е. в двух странах, имеющих сравнительно меньшие права на Македония, возникло и с каждым годом все более и более усиливается стремление к нейтрализации Македония и к основанию балканской федерации, которая могла бы примирить враждебные интересы балканских держав. В Болгарии это стремление встречает мало сочувствия, но зато оно нашло почву в самой Македония Летом в 1895 г. в Македония началось брожение: довольно много революционных отрядов, организовавшихся на болгарской территории, вторглись в Македония, сожгли несколько турецких поселений и городков, разграбили их, выдержали более или менее удачно стычки с отрядами турецких войск и потом вновь скрылись в Болгарии; в самой Македония убито несколько турецких чиновников. В Болгарии образовался центральный революционный комитет, руководимый сперва Китанчевым, а после его смерти — Тюфекчиевым, затем Наумовым. Комитет этот собирал деньги, организовывал отряды, печатал прокламации и газеты. Правительство Стоилова сперва как будто втайне поддерживало движение, но с осени 1895 г. пожертвовало им, чтобы добиться признания со стороны России и Европы: возвращавшиеся из Македония инсургенты подвергались аресту. Вследствие этого в революционной партии окрепло течение, не верящее в помощь извне и ожидающее освобождения исключительно от самих македонцев. Представители этого течения мечтают о Македония, как самостоятельном государстве и, может быть, о балканской федерации (совершенно то же было с болгарской революционной партией в 1867-68 гг., когда безучастие России и двусмысленное поведение Сербии оттолкнуло ее от них). См. Gopč evi ć, "Makedonien und Alt-S erbien" (Вена, 1889); Иречек, "История болгар" (Одесса, 1878); А. Бендерев, "Военная география и статистика Македония" (СПб., 1890); Офейков (он же Шопов), "Народность-та и езика на Македонците" (Пловдив, 1888); его же, "Македония в време илядогодишна-та юбилей на св. Методий" (Пловдив, 1880); Ofeicoff, "La Mac é doine" (Филиппополь, 1888); Веркович, "Топографическо-этнографический очерк Македония" (СПб., 1889); С. Бобчев, "Письма о Македонии и македонском вопросе" (СПб., 1889); Ястребов, "Песни и обычаи турецких сербов" (СПб., 1880); С. Радославльевич, "Бдин. Историjа Бугаризма" (Београд, 1890); В. Теплов, "Греко-болгарский церковный вопрос по неизданным источникам" (СПб., 1889); Л. Добров, "Южное славянство и Турция" (СПб., 1879); Гильфердинг, "Письма об истории сербов и болгар" (в "Сочинениях", т. I); Н. Дурново, "Имеют ли болгары исторические права на Македония, Фракию и Старую Сербию?" (Македония, 1895); В. Карич, "Сьрбия и балканский съюз" (София, 1895; эта книга является как бы политической программой молодой македонской революционной партии. Органом ее служит газета "Право", издающаяся в Софии с середины 1895 г.). В. Водовозов.

Энциклопедия Брокгауза Ф.А. и Ефрона И.А. (1890 - 1916гг.) Литовцы (лит. Liet ùvininkai, Lietù viai, латыш. Leiszi, немецк. Liltauer) — живут в северо-западной России, Царстве Польском и восточной Пруссии, составляя немногочисленный народ, мало исследованный русскими учеными и более известный по наблюдениям немецко-прусских исследователей. Показания относительно численности литовцев, основанные на одном языке, далеко не полны, так как есть немало Литовцы обрусевших, ополячившихся и онемеченных, между тем как их антропологический тип не настолько изменился, как их язык. В современной лингвистике Литовцы рассматриваются наряду с латышами (см.), старопруссами, в XVII в. совершенно затертыми немецким элементом, и древними ятвягами-дейновцами (см. Дейнова), или судавитами. Литовцы, составляющие ветвь балтийской группы, представляют в разных частях территории, ныне ими обитаемой, отнюдь не одинаковые черты и в этнологически-антропологическом смысле до известной степени различаются по языку, быту и типу, как прусы-Литовцы, Литовцы потомки ятвягов и жмудины (в Тельшевском и Россиенском у.). Славянами Литовцы были приперты к Балтийскому морю; как обитатели берегов его они известны с давних пор, напр. в истории янтарной торговли. Бецценбергеру удалось сделать вероятным, что древнейшие доступные нашему изучению жители восточной Пруссии были литовского происхождения. Древность населения этого края восходит по меньшей мере за 5000 лет, т. е. современна теперешнему направлению нижнего течения Немана (см.). Доисторическая археология сев.-зап. края мало выяснена фактически как относительно принадлежности Литовцы так наз. каменных могил (в нынешней Гродненской губ.), так и относительно бронзового и каменного периодов в нынешних губ. Ковенской и Виленской. По археологии Ковенской губ. много работал Т. Довгирд, изд. в 1890 г. "Wiadomość о wyrobach z kamienia gładzonego", в 1886-1889 г. — "Pamią tki z czasów przedhist. na Źmujdzi". Могилы с остатками трупосожжения расследованы Вольтером и Шукевичем в Трокском у. Обзор стоянок человека каменного века дали Глогер и Шукевич по Лидскому и Трокскому уу., а первый — и относительно берегов Немана. Ввиду отсутствия строго подобранных фактов по палеонтологии Литвы, главным источником для древнего периода (до Рождества Христова) все еще остается литовский язык. Летицист Литовцы Биленштейн пришел на основании историко-географических разысканий к несомненному результату, что первые обитатели Балтийского прибрежья были не курофинского, а литовского происхождения. Вследствие этого этнография должна ограничиваться перечислением областей, в которых поныне употребляется в домашнем быту жмудско-литовская речь. Статистические исчисления народонаселения с точки зрения этнографической стали производиться недавно: число обитателей сев.-зап. края, говорящих по-литовски, установлено не поголовной переписью, а единственно по соображениям статистиков-этнографов, основательность которых, однако, отчасти доказана отдельными фактическими вычислениями. Общая цифра Литовцы в 6-ти губерниях зап. края в 1885 г. определена в 2458825 ч. (см. "Стат. плем. состава народонас. сев.-зап. края", "Календарь сев.-зап. края" на 1890 г.). Литовцы живут на С в соседстве с латышами, приблизительно по границе Курляндской губ., на В — в соседстве с белоруссами по линии Друя-Двинск через Видзы, Поставы, Янишки Виленской губ., через Решанскую волость мимо Вильны в Евье, Германишки, Пржелом на Гродно, до Пржерослы на прусской границе, оттуда в Пруссию через Гольдан, Даркемен, Лабиау к Куришгафу, составляющему западную границу, и до Полангена в Курляндии. Вне этого круга встречаются Литовцы еще в Слонимском у. близ Дзенцюлы, в Ошмянском у. на Березе, в Бакштах, Люгомовичах и Юратишках (ср. "Mitteilungen d. Lit.-liter. Gesellschaft" XX, 1895). Число Литовцы, переселившихся в последние 15 лет в Сев. Америку, доходит до 300000. Литовцы, разбросанные по разным местностям Сев.-Ам. Соед. Шт., пользуются достатком; у них процветает общественность и литература. Антропологический тип Литовцы изучали Исидор Бренсон ("Zur Antropologi e der Litauer", Дерпт, 1883), Юлиан Талько-Гринцевич, Владисл. Олехнович ("Charakterystyka antropolog. Litwin ó w z okolic m. Olicy", "Zb. wiad. do antr. Krajowej", Краков, 1895) и К. А. Янчук ("К антропологическому типу Литовцы в 1890 г. на основании антропометрич. измерений Литовцы близ Друскеник"). По Бренсону, Литовцы среднего роста, сильного телосложения; редко заметна склонность к полноте. Цвет кожи белый, растительность на теле мало развита, волоса гладкие, весьма редко вьющиеся. Цвет волос русый или светло-каштановый, редко темный, в виде исключения черный. Рыжих Бренсон не встречал. Бороды редко отращиваются, но большею частью носятся усы. Глаза средней величины, большею частью голубые, нередко и карие. Голова средней величины. Лицо овальное, скулы не выдаются. Цвет лица хороший, лоб средней высоты, нос прямой, рот средней величины, зубы прямые. Литовцы-рекрутов измерял Снегирев, при чем оказался сравнительно небольшой объем груди у двадцатилетних. Олехнович на основании 250 наблюдений причисляет Литовцы к короткоголовому типу Средней Европы и к кельто-славянской или, скоре, кельто-лито-славянской расе. Талько-Гринцевич, сделавший в 1890-91 гг. более 1700 антропометр. наблюдений, утверждает, что Литовцы средним ростом сближаются с финно-эстами, причем большое число высокорослых отделяет их от белоруссов. Мезокефализм Литовцы напоминает тип черепов финских и могильных жителей Белорусии. Подляхи (бывшие ятвяги) между Бобром, Наревом, Нурцем и Бугом типа более длинноголового, что сближает их с латышами; нос у них горбатый, в отличие от прямоносых Литовцы Янчук, исследовавший Литовцы в Гродненском у., заметил, что в некоторых отношениях (цвет волос и глаз, форма головы) Литовцы близко подходят к белоруссу, но тип их более устойчив и лучше сохранился, чем белорусский. По наблюдениям Янчука, Литовцы недоверчивы, при первом знакомстве необщительны, но только из осторожности, которою они в сильной степени отличаются. Черта эта выработалась в литовцах исторически: уж очень часто приходилось им переходить из одного подчинения в другое, так что они перестали даже понимать, кому повиноваться, кого слушать, и ко всем стали относиться подозрительно. Как только литовец увидит, что ему зла не желают, на его права не посягают, он становится самым радушным человеком, в особенности если заговорить с ним на его родном языке (см. "Изв. Имп. Общ. Люб. Ест., Антроп. и Этн.", 68; "Дневник антропол. отд.", М., 1890, стр. 201-211). Выводы Янчука относительно темперамента Литовцы подтверждаются и наблюдениями других наблюдателей. "Флегма" Литовцы (см. Э. Реклю, "Земля и Люди", V, 132) вошла в пословицу; никакой другой народ не покоряется превратностям жизни с таким невозмутимым спокойствием. Многие из них, достигнув 40 или 50 л. возраста, слагают с себя все заботы по дому и хозяйству, уступая свое имущество либо сыну, либо зятю. Еще во 2-й половине X VI ст. Литовцы, осужденные на смерть, вешали себя собственными руками (Blaise de Vigener, "Description du royaume de Pologne", П., 1573). Кант в предисловии к словарю Хр. Г. Мильке так характеризует литовский народ: Литовцы — люди верные, прямодушные, сильные сознанием своего личного достоинства. В старое время Литовцы жили деревнями, как живут еще ныне в виленской Литве; на Жмуди и в сев. части Сувалкской губ. они живут односельцами. По исследованиям Бецценбергера ("Ueber das litauische Haus", Keнигсб., 1866), к первобытному жилому дому присоединились у Литовцы чистая половина и хозяйственная пристройка. Посреди дома очаг; низкий деревянный простенок отделяет центр дома от его служебных, боковых частей. Двор — дединец — представляет главную арену для разных торжеств и сцен домашнего ритуала, свадебного, родинного, похоронного и поминального. Жилые дома, амбары и хлева строятся из бревен сосновых, еловых, осиновых и березовых, а пристройки, свинарники и навесы — из жердей и кольев, переплетенных хворостом, иногда прокладываемых глиною с соломой и коровьим пометом. В старых избах пол земляной, мятой жирной глины. Потолок прежде состоял из жердей и покрывался слоем мха, костры и глины. В курных хатах полуторная дверь, т. е. дверь обыкновенная, плотно закрывающая избу, и полудверь, во время топки печи служащая дымволоком. Особое обрядовое значение имеет высокий свиронь (ср. высокий терем — русск. нар. песни), служащий для приема гостей, сохранения приданого невесты, запасного постельного белья, подушек и перин и вообще одежды взрослых сыновей и дочерей-невест Литовцы-хозяев. При Литовцы домах имеются садик-цветник с рутою, розами, мятою, пиониями и др. обрядовыми излюбленными цветами и фруктовый сад с яблонями, грушами и преимущественно вишнями. Вишни разведено особенно много близ Прусской границы; она дает хороший доход, ранние сорта развозятся на далекий С фруктовщиками. Ближе к Гродненской губ. и в ковенской Литве много хмельников и конопляников. В лесных местностях изготовляются из дерева и древесной коры флейты, дудки или свирели, род гуслей, назыв. канклес или кунклес на манер финской кантеле (ср. Фаминцын, "Гусли", 1890), пастушеские и охотничьи рожки. Канклес делаются из липового дерева; в моск. этногр. музее есть канклес из вербы, 1797 г. (ср. "Описание коллекций Дашковского музея", 2, 1 889, стр. 26). Одежда Литовцы различна по местностям и подвергалась разным влияниям: на прусской границе и у жмудинов — немецкому, на восточной Литве и в Виленской губ. — славянскому. Сермяга старого покроя застегнута на груди доверху, а внизу доходит до половины голени. Нынешние сермяги походят на сюртуки общеевропейского покроя из домашних тканей. На ногах портянки, сапоги-чеботы или деревянные башмаки. Во время жатвы обувь заменяется так назыв. нагинями — род полотняных башмаков с подошвами из толстого сукна или смоленой дерюги — или же лаптями (вижи, плетеные из липового дуба). Женщины сверх рубашки надевают нечто вроде жилета, внизу изрезанного прямоугольными квадратиками и приготовленного из полотняной пестряди, или шнуровку, стягивающуюся на груди. Замужние женщины носят на голове платок, девушки — род кокошника из серебряного широкого галуна. Между кокошником и прическою втыкается рута, символ девичьего состояния. Серег ни замужние женщины, ни девушки не носят. В Вилькомирском у. женщины покрывают голову большими платками, свернутыми наподобие чалмы. В старину девицы украшали голову венками цветов в роде латышских коронок. Ткацким искусством отличаются жмудинки и литвинки Трокского у. Близ городов и нем. границы домашние изделия заменяются фабричным сукном. Кухня литовская отличается разнообразием; особенно употребительна свинина в разных видах. Ковенская губ. дает наибольшее число свиней как по отношению к общей массе домашнего скота (свыше 25%), так и по отношению к сельскому населению (36,4 свиней на 100 чел. сельского населения). Из напитков в старое время славились мед и черное пиво (алус); поныне приготовляют квас из груш или из солоду. Юридический быт Литовцы характеризуется стремлениями к майорату или минорату. На Жмуди и Сувалкской губ. сын не женится, пока отец не переведет на его имя хозяйство, оставляя себе только изъятие, или ишимтине (см.), или анчпиже (с нем. Amtsspeise), в Владиславовском у. состоящий из известного процента с дохода или продуктов. Основою семейных отношений, по словам Гуковского, являются повсеместно в литов. быту не родственные чувства, а материальный интерес и договорное соглашение. С большою предусмотрительностью заключается рядная сделка на счет приданого, которое везде на Литве возвращается по принадлежности в случае смерти получившей его, если она не оставила детей. Младшие братья, получившие при разделе имущества известную часть капитала, стараются идти в ушкуры, т. е. в надомники к вдове или девице. По исследованиям Ю. П. Кузнецова (см. его статью "Экономический и семейно-бытовой перелом в крестьянстве Царства Польск.", в "Изв. СПб. Слав. Благотвор. Общ.", 1888, 1, стр. 13), на Литве в старину применялся родовой порядок наследования таким образом, чтобы дом переходил от брата к брату по старшинству лет и так до самого младшего и затем в следующем поколении опять к старшему сыну старшего сына и т. д. Дочери при выходе замуж получали приданое в размере, установленном обычаем, из домашнего скота, хлебов, одежды и холстов. Сын-ушкур или заводящий новое хозяйство получал выдел из рабочего и прочего скота, земледельч. орудий, хлебов и проч., а также посильные помочи. Сын, не наследовавший дома, оставаясь при отце, получал присевки, или собины (куски земли в свое личное пользование). В наше время почти в каждом лит. семействе один или несколько сыновей получает образование и, окончив гимназию, отправляется в университеты (моск. и спб.) на юрид., матем. или медицинский факультет или же, по окончании 4-рех классов, в дух. семинарии в Вильну, Ковно, Сейны или СПб. для приготовления в ксендзы, что особенно нравится старикам родителям. За последние 15 лет Литовцы стали целыми партиями эмигрировать в Америку (ср. Симоненко, "Заработки крестьян и эмиграция в Америку в губ. из Царства Польского", "Труды Варшав. Стат. Ком." V, 1891), увозя немало денег, полученных младшими братьями от старшего. Характеристичные особенности Литовцы племени рельефно выделяются в семейно-бытовой жизни, в обычаях, обрядовых песнях (см. Дайна), сопровождающих рождение, вступление в брак и похороны. Обстоятельное описание свадебного ритуала издано Ив. Юшкевичем в 1880 г. на лит. яз. и переведено на нем. и польский. Тем же собирателем собрано свадебных дайн 1100 (изд. акд. наук в 1883 г.) и других дайн 1570. Менее известны литовские сказки. В польском пересказе издано Довойно-Сильвестровичем около 300 легенд и сказаний ("Podania źmujdzkie"). На том же поприще трудились Гизевгр (см.), Карлович (см.) и Фекенштедт (см. выше, Литовская мифология). Главные черты семейного быта и бытовой обрядности перечислены в вопроснике Вольтера ("Нам. Кн. Ков. губ." на 1888 г., стр. 282-308). В местностях, где процветает пчеловодство, держится поныне пчелиное сябрство: участвовавшие в улавливании пчелиных роев (битники) делят поровну доход с ульев, причем существует поверье, что пчелы только тогда водятся, когда битники живут в мире и согласии. Из символических обид кое-где еще встречается отрезывание лошадиных хвостов. К остаткам бытовой старины принадлежит употребление кривой палки для созвания сельского схода. В Ковенской губ. кривая палка рассылается по избам также в случае назначения ночного караула при теле мертвеца, найденном в поле. Если такая беда случилась на рубеже двух селений, то караул назначается с обеих деревень. На верхнем конце палки выжигается штемпель сельского правления. Если собрание требуется немедленно, в щель палки вставляется гусиное перо. Разные формы этого baculus nuntii изображены в статье А. Мержинского "Nuncius cum baculo" ("Wisła", 1895). См. L. Geitler, "Litva и Litvan é " (1874); С. С. Uhlenbeck, "Lets over de Baltische Volken" (Лейд., 1894); Maila Talvio (Mikola), "Liettuasta" (в финском журнале "Suomen Kuvalehu" 1894, № 18); "Kansanlaulusta Lietuassa" (ib. № 21); Skirmunt, "Z najstarszych czas ów plemenia litewskiego" (I, 1892). Э. Вольтер. Литовско-русское государство — Литовское племя было расселено на Балтийском поморье между устьями Вислы и Западной Двины; позже оно заняло половину бассейна Зап. Двины и почти весь бассейн Немана, на З доходя до низовьев Вислы, на Ю — до середины Зап. Буга. Соседями Литвы были отчасти финны (ливы), но главным образом славяне (кривичи, дреговичи, мазовшане, поморяне). В Х-XI в. литовцы распадались на несколько народов, известных под особыми названиями: летыгола (латыши) — по правой стороне нижнего течения Зап. Двины, жемгала (семигаллы) — по левому берегу ее от середины до моря, корсь (у западных писателей куроны) — на полуо-ве Рижского залива. По нижнему течению Немана и его притокам, Дубисе и Невяже, жила жмудь, по среднему течению Немана и по Вилии — литва. К З от жмуди по берегу моря жили десять колен пруссов, по южным окраинам собственной Литвы — ятвяги, достигавшие до Зап. Буга и северных пределов Волыни. Из всех этих народов более других развилась культура у пруссов, что объясняется их особым географическим положением, рано заставившим их вступить в борьбу с соседями. У пруссов развились народные мифы, сложились эпические сказания о Войдевуте и Прутене, образовался правильный культ богов и жреческое сословие, бывшее единственною связью между литовскими племенами. Средневековые писатели изображают литовцев в домашнем быту добродушными, обходительными и гостеприимными, на войне — суровыми, хищными. В IX и Х вв. литовцы занимались преимущественно звероловством, рыболовством, изредка земледелием; есть указание на бортевое пчеловодство и на скотоводство, особенно на разведение лошадей, которых они употребляли в пищу. Торговые сношения у них были с городами славяно-балтийского поморья и с землей кривичей: они меняли шкуры, меха, воск на металлические изделия и оружие. Среди литовцев рано встречаются зачатки сословий: были роды, владевшие многочисленной несвободной челядью; из этих родов избирались местные князья (кунигасы). Рабами (несвободная челядь) были главным образом военнопленные. Жреческое сословие не составляло особой касты; доступ в него был свободен. Оно пользовалось громадным значением в народе и было многочисленно. Жрецы у литовцев назывались вайделотами (см.; см. также Жрецы); были и жрицы, вайделотки (см.). Богам своим литовцы приносили в жертву животных, а в торжественных случаях — и людей. При погребении знатные сожигались вместе с любимыми предметами и рабами. Загробную жизнь литовцы представляли себе продолжением настоящей. До XIII века у литовцев не было объединяющей политической власти, как не было и объединяющих центров-городов. Во 2-й половине XIII стол. в источниках упоминаются литовские вожди, но власть их простирается только на незначительную территорию, на сельские округи. Отсутствие политической организации сказалось особенно тяжело после того, как с конца XII и с начала XIII стол. на границах литовской земли стали поселяться немцы, с каждым годом подвигавшиеся все дальше. Сначала Литовско-русское государство племена стараются, каждое в отдельности, отстоять свою самостоятельность; когда силы их ослабевают, они примыкают к государствам ближайших соседей, напр. князей славянского поморья, Святополка и Мествина. Это, впрочем, только на время задержало наступление немцев, к концу XIII в. окончательно подчинивших себе пруссов, латышей и жемгалу. Тогда на политическое поприще выступают Литва и Жмудь и приобретают новую силу вследствие отношений, в какие они стали к русским областям. Соседней с Литвой была Полоцкая область. Неурядицы в этом княжестве заставляли враждующие стороны — князя и вече — обращаться к помощи соседей, между прочим и литовцев, которые, появляясь довольно часто в полоцких пределах, знакомились с положением княжества, его слабостью и пр. С конца XII в. литовцы начинают уже предпринимать систематические походы на Русь. В первой половине XIII в. Литовско-русское государство князья захватывают разные области полоцких, туровских и смоленских князей. В 1239 г. какой-то литвин княжил даже в Смоленске, откуда был изгнан Ярославом Всеволодовичем. Окончательно литовское княжество основывается на русской территории Миндовгом, сыном Рынгольда, княжившим в Новгородке-литовском в Черной Руси. В 1252-5 г. Миндовгу уже принадлежали города Волковыск, Слоним, Здитов, Гродно; Пинск признавал его верховную власть, а его племянники утвердились в Полоцке, Витебске и земле Смоленской. Ему пришлось, однако, бороться не только с новыми подданными, но и с другими Литовско-русское государство князьями, с восставшими ятвягами и жмудью и с ливонским орденом. С ливонским орденом Миндовг заключил договор и даже притворно принял христианство (1250); но уже в 1260 г. под руководством Миндовга, отрекшегося от христианства, вспыхнуло восстание в Жмуди, Литве и Корси, и орден потерпел поражение на р. Дурбе в Курляндии. В 1263 г. Миндовг был убит вследствие заговора многочисленных литовских и русских князей, не примирявшихся с его самовластием. Государство не распалось: в нем начинается только борьба двух партий, русской, представителем которой был обрусевший Товтивил полоцкий, и литовской с Стройнатом жмудским во главе. Товтивил был убит и вокняжился Стройнат. Представителем русских интересов и вместе с тем христианства явился тогда старший из сыновей Миндовга, Войшелк (см.); он одержал победу над Стройнатом, но скоро был убит, после чего опять на двадцать с лишком лет возобладало Литовско-русское государство начало, проявившееся в преобладании язычества и в стремлении к обособленности отдельных земель. Окончательное господство русскому началу в Литовско-русское государство государстве доставила новая династия, вокняжившаяся в Литве между 1282 и 1291 г. По преданию она происходила из жмудских владетельных князей Эйрагола, а основатель ее, Лютувер, служил у Тройдена, князя Новгородка литовского. В 1293 г. Лютувера сменил сын его Витен (1293-1316; см.), а затем второй сын, Гедимин (1316-41; см.). Они соединили под своею властью силы литовцев, остановили движение немец. крестоносцев и присоединили к Литве многие из русских областей. При Гедимине литовцы проявляют немалые успехи в военном деле, что В. Б. Антонович объясняет влиянием русского элемента. Русским поручаются посольства литовских князей к соседним государям. Значение русской народности сказывается и в титуле "великого князя литовского, жмудского и русского". Такое значение русской народности было приобретено не без борьбы с Литовско-русское государство народным началом. Протест поднял в 1286 г. Пелюза, сын Тройдена, лишенный Лютувером наследственного стола; в 1314 г. он попал в руки Гедимина и был казнен. В 1294 г. жмудь в союзе с крестоносцами восстала против Витена. Враждебное отношение литовцев заставляло князей еще больше сближаться с русскими (ср. Н. П. Дашкевич, "Заметки по истории литовско-русского государства", стр. 42-66; M. Ф. Владимирский-Буданов, "Население юго-западной России от половины XIII до половины XVII в.", стр. 38-39; M. С. Грушевский, "Очерки истории Киевской земли", стр. 470-497). Две трети территории Литвы при Гедимине занимала русская народность. С Москвой у Гедимина существовал мир; он сносился также с Польшей, германскими городскими общинами и папой, но попытка последнего крестить Гедимина не имела успеха. Есть известия, что Гедимин находился в сношениях с Золотой Ордой и пользовался татарскими отрядами в войне против крестоносцев. Так как в Литве не существовало определенного порядка престолонаследия, то в течение пяти лет по смерти Гедимина (1341-45) Литовско-русское государство государство подверглось опасности распадения на самостоятельные земли. Оно разделилось на 8 частей, находившихся в управлении брата Гедимина, Войпа, и семи сыновей Гедимина: Монвида, Наримунта, Кориата, Ольгерда, Кейстута, Любарта и Явнутия. Некоторые историки (Нарбут, Стадницкий) видят в Явнутии великого князя, но В. Б. Антонович не допускает этого и думает, что сыновья Гедимина сначала управляли своими областями вполне самостоятельно. Этим хотели воспользоваться крестоносцы, заключившие в 1343 г. союз с Польшей и деятельно готовившиеся к походу на Литву. В это время на сцену выступают братья Ольгерд и Кейстут. Все стремления Ольгерда, христианина и женатого сперва на княжне витебской, затем на княжне тверской, сосредоточены на завоевании русских областей и на приобретении влияния в русских землях. К литовскому началу он относился недружелюбно и не раз жестоко карал литовцев за проявление национальных тенденций. Государственная его система была заимствована из Руси. Право княжения он признавал только за представителями одного княжеского рода; все члены его имели право на княжение, обязываясь только подчиняться, вследствие семейного принципа, старшему в роде. Кейстут (см.), наоборот, был тесно связан с Литвой, женат на дочери жмудина и исповедовал веру отцов. Соглашение между Ольгердом и Кейстутом произошло в начале 1345 г. Явнутий был изгнан, и все братья должны были повиноваться Ольгерду, как великому князю. Попытки сопротивления со стороны бежавших было в Москву Явнутия и Наримунта были безуспешны. Поход крестоносцев на Литву (1345) окончился полной неудачей. Дальнейшая борьба между Литвой и орденом, руководимая Кейстутом, имеет чисто партизанский характер. Ольгерд между тем направляет свои силы на русские земли, стараясь утвердить свое влияние в Новгороде и Пскове. Это ему удается только отчасти вследствие соперничества Москвы; зато смоленский князь находится в прямой зависимости от Ольгерда, несмотря на походы русских в 1368 и 1375 гг. В княжение Симеона Иоанновича Ольгерд находился в мирных отношениях к Москве; при Дмитрии Донском разрыв между ними произошел из-за Твери, где спорили кашинский князь Василий Михайлович с племянником Всеволодом Александровичем Холмским. Первого поддерживала Москва, второго — Литва. Ольгерд совершил несколько походов в московские владения (1368, 1370 и 1372 гг.), но они были неудачны; наконец, литовский князь потерял всякое влияние на тверские дела. На юге владения Ольгерда расширились присоединением около 1360 гг. Брянского, Северского и Черниговского княжеств. В 1362 г. была присоединена к Литве Подольская земля, после победы Ольгерда над тремя татарскими князьями, на берегах реки Синие Воды. Вслед за Подолией была присоединена и Киевская земля: Ольгерд сместил княжившего там князя Феодора, подчиненного Золотой Орде, и отдал Киев своему сыну Владимиру. За обладание Волынью Ольгерду пришлось выдержать упорную борьбу с Польшей, окончившуюся миром в 1377 г. Уделы Берестейский, Владимирский и Луцкий отошли к Литве, а земли Холмская и Белзская — к Польше. В 1377г. Ольгерд умер, оставив после себя двенадцать сыновей. Хотя старшим в ряде оставался Кейстут, но согласно желанию Ольгерда он признал старшинство своего племянника, Ягайла. Последнего не хотели признать братья его; старший из них, Андрей Полоцкий, отъехал в Москву. Вскоре произошел разрыв между Ягайлом и Кейстутом. Последний, узнав о сношениях племянника с орденом, с целью утверждения единовластия в Литве, восстал против него и в 1381 г. свергнул с престола. В следующем году Ягайлу удалось захватить Кейстута и уморить его в тюрьме. Во время этой борьбы Ягайло уступил ордену Жмудскую землю (1382). Сын Кейстута, Витовт (см.), убежал из тюрьмы к немцам и с ними начал наступление на Литву. Ягайло поспешил помириться с Витовтом и в 1384 г. дал ему в удел Гродно и Троки. В 1386 г. Ягайло женился на польской королеве Ядвиге и принял католичество. В 1387 г. Ягайло с Ядвигой приехали в Вильну и здесь начали обращение как язычников, так и православных в католичество. Поляки, из которых главным образом состояло латинское духовенство, получили в это время сильное влияние на литовские дела. Князем литовским был посажен брат Ягайла, Скиргайло, признавший над собой верховную власть польского короля. Литовским боярам, принявшим католичество, Ягайлом была дана привилегия владеть землей без ограничения со стороны князей; имения их освобождались от повинностей, за исключением постройки городов всей землей. Для католиков вводились польские кастелянские суды (Данилович, "Scarbiec diplomat ó w" I, 539). Эти порядки вызвали неудовольствие среди литовцев, во главе которых стал Витовт, ища союзников и в крестоносцах, и в великом князе московском Василии Дмитриевиче, за которого он отдал в 1390 г. свою дочь Софью. Ягайло помирился с Витовтом, который сделался великим князем литовским; Скиргайло был переведен в Киев, где вскоре умер, как говорили — от отравы. Витовт, в 1395 г. подчинивший себе и Смоленск, скоро начал стремиться к полной самостоятельности и отказал Ягайлу в дани. В 1399 г. он решился помочь Тохтамышу, свергнутому с престола, но на берегах Ворсклы потерпел поражение от татарского мурзы Эдигея, вследствие чего вынужден был заключить мир с новгородцами, потерял Смоленск (вскоре, впрочем, им вновь занятый) и стал искать сближения с Ягайлом. В 1401 г. в Вильне был подписан акт, в силу которого по смерти Витовта власть его переходит к Ягайлу, а по смерти последнего поляки обязываются не избирать короля без согласия Витовта. Отношения Витовта к ордену были враждебны; жмудская земля, отданная немцам, постоянно обращалась к Литве с просьбою об освобождении. С помощью Ягайла Витовт нанес ордену в знаменитой грюнвальденской (см.) битве такое поражение, от которого орден уже не мог оправиться (1410). По торнскому миру (1411) Ягайло и Витовт получили Жмудь в пожизненное владение, а в 1422 г. рыцари совсем отказались от нее. После этого в Городле на сейме еще раз было подтверждено соединение Литвы с Польшею: в Литве вводятся польские должности, учреждаются сеймы, литовское дворянство сравнивается правами с польским, но привилегии эти распространяются только на католиков. С этих пор влияние поляков и католического духовенства в Литве делается особенно сильным. Витовт стремился к соединению церквей, считая гуситство компромиссом, на который могут пойти как православные, так и католики; но все его переговоры по этому поводу и поддержка гуситов не привели ни к чему. В последние годы Витовт опять помышлял об отделении Литвы от Польши и задумал с этою целью короноваться, но поляки перехватили послов, везших ему корону от императора Сигизмунда. По смерти Витовта (1430) бояре Литовско-русское государство и русские провозгласили Литовско-русское государство князем Свидригайла, брата Ягайла, и последний признал это избрание. Свидригайло сразу стал вести себя вполне самостоятельно и этим вооружил против себя польских панов. Сигизмунд Кейстутович, опираясь на них, завладел престолом, но Свидригайло еще шесть лет держался в русских областях. Недовольство против Сигизмунда, фанатически преданного католичеству, выразилось в заговоре, от которого он и погиб в 1440 г. Одни стояли за сына Сигизмунда, Михаила, другие — за Свидригайла, третьи — за короля Владислава. Последний, избранный в то время венгерским королем, послал наместником в Литву брата своего Казимира (см.), которого литовцы избрали великим князем. Попытка поляков разделить Литву между Владиславом и Казимиром вызвала сильное сопротивление среди литовцев. Пользуясь советами умного Гаштольда, Казимир изучил язык литовцев и свыкся с их обычаями. В его правление влияние русск. элемента опять усиливается (1444). После смерти Владислава поляки избрали королем Казимира и требовали соединения Литвы с Польшею, но литовцы дружно этому противились. На целом ряде сеймов (люблинский 1447, парчевский 1451, серадский 1452, парчевский и петроковский 1453) трактовался этот вопрос, но соглашения достигнуто не было. Отношения Казимира к Москве были неприязненные, но дело не шло дальше мелких пограничных нападений. При Казимире учреждена была зап.-русская православная митрополия в Киеве (1458). Казимир и его преемники подтвердили независимость митрополичьего суда, неприкосновенность церковных имений; князья почти никогда не вмешивались в поместные соборы. Все это сделало зап.-русских митрополитов гораздо более независимыми от светской власти, чем были московские. Согласно завещанию Казимира (умер 1492) Польша перешла к его сыну Яну-Альберту, Литва — к Александру. По смерти Яна-Альберта (1501) Александр (умер 1506) сделался и королем польским. Он стремился к распространению польского начала в литовско-русском государстве. При нем в 1501 г. была подтверждена политическая уния Литвы с Польшей на началах, установленных еще Ягайлом. Переход в Москву многих служилых Литовско-русское государство князей с своими землями лишил Литву большей части чернигово-северских уделов; это повело в 14 9 9 г. к войне, окончившейся шестилетним перемирием, по которому за Москвой остались завоеванные области и до 20 смоленских и чернигово-северских уделов. Смоленск остался за Литвою. После Александра великим князем Литовско-русское государство был избран младший Казимирович, Сигизмунд (1506-1548), немного позже избранный и королем польским. Постоянной его целью было еще большее сближение Литвы с Польшей. Ему приходилось выдерживать борьбу с притязаниями шляхты, сеймы которой постоянно усиливались. Разладу между королем с одной стороны, духовенством и дворянством — с другой много способствовала и вторая жена Сигизмунда, Бона (см.). Раздача имений с освобождением владельцев от повинностей тяжело ложилась на государственную казну. Земли сначала раздавались во временное пользование, но затем мало-помалу обращались в наследственные. На сейме 1535 г. по предложению Сигизмунда состоялось постановление о поверке шляхетских прав на землю на основании коронной метрики. Сигизмунд решился провести также "экзекуцию прав", т. е. общую поверку шляхетских прав и статутов, а затем восстановить некоторые налоги, отмененные прежними королями, напр. воловщину с продаваемого шляхтой скота. Это возбудило сильное неудовольствие; когда во Львове собралось в 1537 г. посполитое рушенье против Молдавии, шляхта не хотела примкнуть к нему и поход не состоялся. Этот эпизод носит ироническое название "куриной войны". Реформация проникла в Литву из Пруссии, но распространялась сначала довольно слабо. При Сигизмунде-Августе завершился люблинской унией 1569 г. процесс политического соединения Литвы с Польшей, подготовленный предыдущей историей. Уния встретила сильное противодействие среди литовцев; сейм длился девять месяцев; литовские депутаты оставляли его, и только сильным давлением удалось заставить их согласиться на условия унии, поставленные в ущерб Литве. Она должна была уступить Польше Подляхию, Волынь и княжество Киевское. Ливония была объявлена принадлежностью обоих государств; король избирается на общем сейме; в сенате заседают члены от обоих народов; на сейме происходят совещания сообща. Многие важные вопросы дальнейшей жизни соединившихся государств хотя и обсуждались на люблинском сейме, но остались нерешенными. С литовского сейма 1569 г. жизнь Литовско-русское государство-русского государства определяется уже всецело историей Польши. Внутренний строй Литовско-русское государство-русского государства в XIV-XVI вв. Во главе Литовско-русское государство государства стоит с XIV в. великий князь (господарь), происходящий из династии Гедимина, но наследующий престол не по определенному порядку. Раньше князь назначался предшественником (Ягайло), или польским королем (Свидригайло), или сам добивался престола (Витовт); позже (со времен Казимира) он избирался Литовско-русское государство-русскими вельможами. Вельможество приобрело сильное влияние в Литовской Руси и было почти независимо от общих органов управления. Контингент его образовался, с одной стороны, из прежних удельных князей, с другой — путем раздачи великими князьями поветов и волостей в "держанье", в управление, с очень широкими, часто переходившими по наследству правами. Вельможи были и самыми крупными собственниками в Литве. Они составляли раду литовскую, или панов-раду, совета которой князья спрашивали во всех государственных делах. С Ягайла в Литве прививается заимствованный из Польши обычай сеймов, на которых те же вельможи имеют господствующее значение, несмотря на старания некоторых вел. князей поднять значение мелкой шляхты. В руках крупных землевладельцев находились и все важнейшие должности: гетмана — предводителя войск и военного судьи, канцлера — хранителя королевской печати и заведовавшего государственной перепиской, маршалка — представителя служилого сословия, подскарбия — ведавшего доходы государства, воевод — управлявших целыми областями с властью военной, административной и судебной, каштелянов — помощников воевод, старост — подчиненных воеводам правителей целых областей (Жмудь) или отдельных поветов. Строй Литовско-русское государство-русского государства и права сословий определялись особыми привилеями, переносившими польские государственные понятия на литовскую почву. Привилеи давались как целому государству, так и отдельным областям, сословиям или группам лиц (шляхте, горожанам, евреям и пр.). Первый из таких привилеев был дан Ягайлой на сейме 1387 г., когда принявшим католичество литовским панам дарованы были новые права. Затем следуют привилеи: городельский 1413 г., являющийся дальнейшим развитием принципов привилея Ягайла; привилей 1457 г., послуживший основою для развития шляхетских вольностей; привилей 1492 г., подтвердивший все права и преимущества литовские. В 1507 г. на сейме были изданы постановления относительно военной службы и подати на содержание войска (серебщины). В 1519, 1528, 1529 гг. издавались уставы о военной службе (земской обороне), дополнения к ним и т. п. Из привилеев отдельным землям древнейший дан Ягайлом, около 1427 г., земле Луцкой (указатель земских и областных привилеев см. у К. Н. Бестужева-Рюмина, "Русская история", т. II, и у М. Н. Ясинского, "Уставный земские грамоты Литовско-русское государство-русского государства"). Не всегда, конечно, все исполнялось обещанное в этих привилеях, но они значительно приближали литовский строй государства к польскому. В отношении управления Литовско-русское государство-русское государство носило федеративный характер. Собственно литовская земля, составившая ядро государства, занимала преобладающее положение; в состав ее входили, кроме областей, населенных чисто литовским племенем, и те русские земли, которые были слишком слабы, чтобы сохранить отдельное и самостоятельное положение (земля Берестейская, турово-пинские княжества). Собственно Литва делилась на два воеводства, Виленское и Троцкое. Остальные земли, примкнувшие к литовскому княжеству по соглашениям и договорам (Полоцкая, Витебская, Смоленская, Жмудская, Киевская, Волынская, Чернигово-Северская, Подолье), сохранили свою самостоятельность и самобытность. Органами общего управления в литовско-русских областях были первоначально наместники и тивуны, которые чинили суд и расправу. Наместники, сидевшие в центрах удельных княжеств или особых самостоятельных владений, впоследствии по польскому образцу стали называться старостами. Главные наместники бывших княжеств виленского, троцкого, киевского, полоцкого, витебского и смоленского были переименованы потом по польскому образцу в воевод, причем в Литву стала проникать идея, что воевода — глава и представитель местного шляхетства. Воеводы и старосты получили по наследству от удельных князей высшую судебно-административную власть в своих владениях. В пригородах и волостях этих владений суд и управу творили: во-первых, наместники воевод и старост по их уполномочию; во-вторых, наместники и тивуны, назначаемые великим князем по представлению воевод и старост из местных князей, панов и бояр. Они назначались или "до воли" государя, или до "живота" своего, или же "колеею", т. е. по очереди, по годам. В XVI в. великокняжеские наместники и тивуны были переименованы в державцев (кроме Жмуди). Для обозначения административных округов употреблялось сначала русское слово "волость", затем польское повет и изредка "держава". Низшая шляхта по примеру вельмож также стремится к возможно большей независимости от местного управления. В киевском привилее 1507 г. шляхте дается обещание никого не наказывать без суда, в полоцком 1511 г. — не конфисковать имений, не сажать в тюрьму по подозрению. Теми же привилегиями за шляхтой утверждаются все отчины, обращаются в отчину и многие поместья; имения шляхтичей переходят к королю только в случае выморочности. Шляхта становится в господствующее положение относительно своих "подданных", населения своих отчин; головщизна со слуги идет в пользу пана; он судит своих слуг; его имения освобождаются от многих сборов в великокняжескую казну (подымное и проч.). Имения шляхты были населены невольною челядью (хлопами), положение которой равнялось рабскому. Статут 1529 г. перечисляет следующие источники холопства: 1) рождение в этом состоянии; 2) плен; 3) выдача потерпевшему преступника, приговоренного к смертной казни; 4) брак с лицом несвободного состояния. Несвободное сословие составляло тогда, по-видимому, лишь незначительную часть сельского населения. Остальная часть его, крестьянство, была свободна в юридическом смысле, но стеснена фактически. В юридических памятниках крестьяне называются иногда кметами, но больше людьми, мужиками, поспольством. Они владели сообща землей и собирались на сходки для решения различных дел. Такое народное собрание носило название копа или купа, также — громада, великая громада, самое же совещание его еще в XVI в. называлось вечем. Повинности крестьян отбывались как натурой, так и деньгами, изменяясь по местностям и соразмеряясь с количеством скота, земли и рабочих рук. Полное крестьянское хозяйство носило название службы или дворища, к нему причислялось иногда до 60 дес. пахотной и 20 дес. сенокосной земли, на которой помещались два или более дыма (крестьянских хозяйств). Иногда повинности отбывались крестьянами общиной или волостью. С XV в. в Литву проникает из Польши немецкое мызное хозяйство — "волочная система". Лучшая земля выделялась для устройства фермы — фольварка, остальная делилась на волоки, ок. 19 дес. в каждой; каждая волока делилась на три поля по 11 моргов (морг = 1400 кв. саж.) в каждом. На волоке селилось одно крестьянское семейство, а затем и по нескольку. Вводя дробность наделов, волочная система окончательно разрушила общинное землевладение. Сигизмунд II Август издал особую инструкцию, "Устав на волоки господаря его милости у во всем великом княжестве Литовском" (Пам. Киев. Ком., II, отд. 2.). В уставе этом различаются волоки служебные, дававшиеся лицам, обязанным военною службою, и тяглые, за которые крестьяне отбывали барщину и платили чинш. "Уставом о волоках" были регулированы платежи и повинности крестьян, и хотя он относился собственно к господарским имениям, но не мог не оказать влияния на частновладельческие. Крепостное право в шляхетских имениях получает определенные формы уже в XV ст. Земским привилеем 1457 года Казимир IV запрещает перезывать крестьян с частных земель на казенные. Тогда же начинает постепенно развиваться и вотчинный суд помещика, к концу XV и к началу XVI в. сделавшийся принадлежностью землевладения. В большинстве поветов, которыми управляли наместники-державцы, велось господарское хозяйство, т. е. земли и различные угодья эксплуатировались на великого князя. Порядок этот был особенно развит в собственной Литве, где проживал великий князь. В других областях господарское хозяйство было распространено слабее вследствие трудности надзора и контроля над ним. Этим хозяйством и заведовали наместники-державцы. Рабочую силу в господарских имениях образовали невольная челядь (паробки и женки) и тяглые люди, называвшиеся в Полоцке пригонными. Признаком тяглой службы, по мнению М. К. Любавского, служил барщинный труд, а не уплата особой подати сверх службы (дякла), как думал проф. С. А. Бершадский. В разгар работ на помощь призывались и нетяглые разряды крестьян, а также мещане. Отдельные отрасли хозяйства велись особыми разрядами крестьян: бортниками, бобровниками, псарцами, сокольниками и проч. Ремесленный труд лежал на "ремесных людях" (ковали, клепачи, санники), положение которых было выше тяглых людей. От последних отличаются еще данники, платившие дань грошовую, куничью, бобровую, а также господарские слуги разных наименований, набиравшиеся из зажиточного крестьянства и владевшие иногда челядью и крестьянами, путные слуги, разъезжавшие по разным поручениям, панцирные, щитные, доспешные и конные. Предметами обложения барщиной, податью или военной службой в литовско-русском государстве служили пахотные земли, сенокосы, различные угодья, "ухожаи", "входы", "вступы", в общественных, господарских или частновладельческих лесах, реках и озерах. В одних местах эти земельные единицы называются "землями", в других — "дворищами", "сельцами", "селищами", "жеребьями"; они не были одинаковы и часто находились в общем владении семей и родов, которые и несли сообща службу великому государю или пану. Роды в таком случае принимали "потужников", которые, пользуясь известной частью земли, несли вместе с ними и определенные повинности; но потужники становились владельцами-собственниками только тогда, когда их присаживало к крестьянам правительство или когда они приобретали в собственность долю ("след") у кого-нибудь из "отчичей". Если они приобретали право общего пользования в известной доле, то становились сябрами. Село владело иногда сообща некоторыми землями и угодьями (общественные пашни, сеножати и пр.). Общественными землями владели и целые волости; с них несли они сообща и повинности. Стремление правительства перенести повинность с волости на отдельную личность повело, по мнению М. К. Любавского, к прикреплению крестьянина, хотя прикрпление это на первых порах не было безусловным; оно требовалось постольку, поскольку гарантировало исправность отправления лежавшей на земле службы. Обедневшие крестьяне могли покидать свои участки земли и переходить "кормиться" или же "присаживаться" к другим; правительство редко возвращало их на старые места. Землевладельческие права крестьян имели силу только по отношению к другим крестьянам или лицам других сословий, господарь же мог отбирать крестьянские земли когда хотел. М. К. Любавский не соглашается с мнением Ф. И. Леонтовича, что задолженность крестьянства способствовала прикреплению его, в силу давности, а также с мнением М. Ф. Владимирского-Буданова о сильном влиянии немецкого права на повсеместное прикрепление крестьянства в Литве. Для управления княжеским хозяйством по волостям, для суда и управы и для сбора княжеских доходов назначались большею частью тивуны, замененные потом наместниками-державцами. Учет им производили посылаемые два раза в год писари, общий же учет писарям и наместникам-державцам производили воеводы троцкий и виленский вместе с подскарбием земским и маршалком дворным. При наместниках-державцах тивуны заняли место их помощников и назначались обыкновенно из дворной челяди или же из крестьян лучших служеб. Ближайшее заведование крестьянскими работами и повинностями лежало на собственно крестьянских властях. Последние не избирались крестьянами, а только рекомендовались господарю или его урядникам, хотя и служили представителями крестьян. Крестьянские власти в разных местах носили разные названия. В земле Жмудской и собственной Литве они называются "приставами волостными и посольскими", а то просто "десятниками"; в Черной Руси они известны под именем "сотников" — ведавших крестьян всего повета; "сорочников" — ведавших крестьян отдельных волостей, "десятников" — ведавших подразделения волостей, "десятки". В Подляшье крестьянскими властями по немецкому образцу были войты. Сотники и десятники существовали также в землях Киевской и Чернигово-Северской; в первой были и атаманы. Крестьянские власти за отправление своей должности получали различные доходы, а лицам, их назначавшими, платили особое "челобитье". Самыми распространенными из крестьянских повинностей были дякло, взимавшееся натурой — рожью, овсом, сеном, курами, яйцами и пр., мезлева — платившаяся скотом, дань медовая, куничья, белочья, поборы солью, рыбою, углем и пр. Все эти подати взимались обыкновенно с каждого участка, с которого шла служба государю. Были, затем, подати деньгами или натурой с оброчных статей (за право ловить рыбу и пр.) и на военные нужды (подымщина, воловщина, поголовщина, посощина). Серебщина, взимавшаяся с сох воловых и конских, сначала была постоянной и шла в некоторых областях на дань татарам; с общеземского привилея 1457 г. она сделалась временной, и количество ее каждый раз определялось особым "уставом". Крестьяне частновладельческих имений обязаны были еще давать "стации" и подводы господарю, его послам и гонцам. На обязанности наместников-державцев лежал первоначально и сбор податей с мещан; но когда с введением в некоторых частях государства магдебургсского права появились особые мещанские учреждения, за наместниками-державцами остался лишь сбор податей с мещан, не пользовавшихся немецким правом. Наместники-державцы заведовали и постройкой укреплений (помощниками их в этом отношении были городничие), и организацией "польной" и "замковой" сторожи, которую несли как мещане, так и крестьяне частновладельческие и господарские. На войну вместе с крестьянами выходили под предводительством наместника-державца и мещане. Высший разряд военнослужилых людей повета образовали бояре и земяне. Боярство Литовско-русское государство государства было довольно сложное явление. В состав его входило боярство удельных русских областей, затем особая группа военнослужилых людей, образовавшаяся в среде боярства и соответствовавшая московским "детям боярским", и, наконец, те из простонародья, которых великий и удельные князья переводили с крестьянской на боярскую, т. е. военную службу. В. Б. Антонович ("Монография", I, 249-50) ставит земян выше бояр, считая последних классом, переходным к мещанству и крестьянству; но М. К. Любавский видит в этих названиях только географическое различие и доказывает, что ко времени статута 1529 г. земяне от бояр первых двух разрядов не отличаются, а в статуте 1529 г. название "боярин" совершенно вытеснено названием "земянин" ("обл. деление Литовско-русское государство госуд.", 534-544). Название бояр остается с тех пор, по-видимому, только за третьим разрядом боярства. Все землевладельцы, обязанные службой, несут ее лично с известным числом слуг сообразно размерам имений. С земель, находившихся в общем владении родов, семей или сябров, военная служба отбывалась сообща. Она была обязательна со всякого рода имений: отчин, дедин, прадедин, купленных, пожалованных на разных условиях великим князем. Отчиною называлось имение, перешедшее по наследству от отца к сыну; если наследство шло от деда или прадеда, то называлось дединою, прадединою. Сначала великие князья считали боярские отчины своими и нередко отбирали, жалуя их князьям и панам; боярам оставалось, таким образом, покинуть свои земли или же служить новым панам. Обязанность бояр нести с земли военную службу ограничивала их право собственности на землю: они не могли отчуждать ее без разрешения господаря или его урядников; право наследования жены было ограничено, установлен особый порядок наследования сыновей и дочерей; при покупке имений давалось преимущество родственникам перед чужеродцами и т. п. Существовали еще имения, данные "до воли господарской", иногда они назывались в актах "поместьями". В Литовско-русское государство-русском государстве раздача поместий практиковалась в широких размерах как "до воли господарской", так и "на поживенье" или "у хлебокормленье", до очищения отчины, занятой неприятелем, "до живота" владельца и т. п. Имения, пожалованные во временное пользование, часто подтверждались "в вотчину". От несения военной службы владельцы имений освобождались только особыми привилеями, не исключая женщин и лиц, принимавших имения в "заставу", а потом поступавших в духовное звание. Имения, принадлежавшие исстари духовным учреждениям, были освобождены от службы; но с тех, которые были записаны на церковь мирянами, должна была, по статуту 1529 г., отбываться воинская служба. Мелкими землевладельцами из князей и панов, боярами и земянами предводительствовали особые хоружие. Военная служба отбывалась землевладельцами на свой счет, и только в редких случаях вел. князь давал им "вспоможенье". Наместникам-державцам принадлежала также судебная власть над крестьянами, мещанами, не пользовавшимися магдебургским правом, и затем над всеми вообще землевладельцами повета. Изъятия из этой подсудности допускались только по особым привилегиям для отдельных лиц, которые в таком случае судились самим великим князем. С распространением крепостного права возникло и право вотчинного суда у помещиков; сначала правом этим пользовались только помещики-католики, но с 1457 г. оно было распространено на всех, причем из вотчинного суда были изяты некоторые важнейшие уголовные преступления — поджог, изнасилование и т. п. При разборе дел между лицами, подведомственными разным судам, назначался суд "смесный". Наместники-державцы разбирали как уголовные, так и гражданские дела, и их решения были окончательными; в некоторых только местностях в силу местных привилегий они не приводились в исполнение без указа господаря. К XVI в. стал вырабатываться апелляционный порядок, выражавшийся в подаче жалоб господарю на лиц, оправданных памятниками. Статут 1566 г., установивший апелляцию, только утвердил существовавший уже обычай. Судебная деятельность наместников-державцев уменьшалась нередко в земельных делах практикой третейского суда, а также судов копных. Последние, по мнению М. К. Любавского, были дальнейшим развитием и видоизменением деятельности "вервей" Русской Правды и возникли на почве круговой ответственности местных обществ за своих членов и вытекавшей оттуда власти над ними. Границы копных околиц не совпадали с пределами волостей, а имели самостоятельное происхождение, естественное или искусственное. Копные суды действовали тогда, когда потерпевший созывал окольных жителей искать меж себя преступника; кроме того они решали некоторые гражданские правонарушения между соседями (потравы), и их решения, как особый вид полюбовного разбирательства, были обязательны. Наместники-державцы часто поручали чинить суд в управу своим наместникам и маршалкам, а статут 1529 г. узаконил, чтобы в этом разбирательстве еще участвовали двое земян по выбору державцев ("присяжные земяне"), Кроме этих чиновников, были еще децкие, посылавшиеся для приведения кого-нибудь в суд или для имущественных взысканий и получавшие за это "децкованье", которым делились с наместниками-державцами; вижи, получавшие "вижовье" за официальное удостоверение различных правонарушений; увязчие, получавшие "увязчее" за ввод во владание; писари и дьяки, заведовавшие письмоводством при наместниках-державцах. Наместники-державцы при отправлении своих должностей получали разные доходы, а самые наместничества рассматривалась как "кормленья". При назначении на должность они, как и другие урядники, платили господарю "челобитье", так что в XV в. назначение на должность получило характер настоящей продажи. Наместничества раздавались "на год", "до воли государевой", но чаще всего "до живота", а нередко переходили с согласия господаря и по наследству. Некоторые поветы не раздавались в управление наместникам-державцам и тивунам, а подчинялись прямо воеводам и старостам, сидевшим в главных городах и владевшим волостями на тех же основаниях, как и наместники-державцы. Они получали свои воеводства и староства пожизненно или до замены их другим урядом. Воеводам и старостам принадлежал общий надзор за урядниками, не исключая в некоторых случаях и наместников-державцев. Они и выводили в поле из поветов ополчение наместников-державцев, князей и панов и т. д.; последние были только органами их. Ратных людей проверял общий начальник войска, гетман, а сбор серебщины с них — подскарбий. Воеводы и старосты были главными в областях; перед ними часто, помимо низших инстанций, вчинялись судебные дела. Юрисдикция их простиралась на всех жителей области; иногда они судили даже наместников-державцев и тивунов, за исключением тех из них, которые были назначены господарем и панами-радой без представления воевод и старост; были и другие изъятия, по личным привилегиям. На суде воевод и старост присутствовали и подавали "раду" местный владыка, а также господарские урядники, проживавшие в главном городе; к ним присоединялись иногда князья, паны, старшие бояре или наместники, но они были большею частью пассивными свидтелями суда — теми "светками", "людьми добрыми", на которых можно было ссылаться в случае вторичного возбуждения дела. В землях Волынской, Полоцкой, а также, по-видимому, Витебской, Киевской и Подольской суд производится и на областных сеймах, причем решались по преимуществу такие дела, в которых возникал вопрос о местных обычаях и узаконениях. Областные сеймы были органами самоуправления, действовавшими, главным образом, в XIII-XV в. Они собирались по временам для решения областных дел, издания разных обязательных для местности постановлений и выбора некоторых должностных лиц. Особое положение в административном отношении занимали города, пользовавшиеся магдебургским правом, которое стало переходить в Литву в XIV и XV вв. (Вильна получила магдебургию в 1387 г.) из Польши и имело целью поднять упадающее состояние городов, разоряемых постоянными войнами и злоупотреблениями господарских чиновников. Сущность магдебургского права заключалась в освобождении горожан от некоторых казенных податей и повинностей и от подсудности королевским чиновникам, за исключением важнейших уголовных преступлений. Вместе с магдебургским правом переходил в Литву и письменный феодальный свод законов, "Саксонское зеркало". Чуждое учреждение прививалось в Литве очень туго, должно было выдерживать борьбу с господарскими памятниками и старостами и значительно видоизменялось под влиянием местных условий. Вследствие этого в Литве не выработалось общего типа городского самоуправления. Разнообразие его увеличивалось еще существованием владельческих городов. Владельцы с согласия вел. князя дают и им магдебургское право, оставляя за собой лично или через урядников право наблюдать за судом, доходами и управлением и тем сводя самоуправление городов к минимуму. "Саксонское зеркало" и подлинное магдебургское уложение были известны в литовских городах не в подлиннике, а в извлечении, сделанном польскими юристами. По магдебургскому праву, в городе существуют две коллегии — радцы и лавники. Первые под председательством бурмистров ведают полицию, надзор за городскими имуществами и торговлей, а также суд по гражданским делам; лавники в числе 12 образуют род присяжных, которые под председательством войта решают уголовные дела. В Литве этот порядок постоянно нарушался: число радцев и лавников видоизменяется, в обеих коллегиях председательствует войт; иногда они сливаются в одно учреждение — магистрат. Образуется, затем, третье учреждение, "совет сорока (в некоторых городах — "тридцати") мужей", состоящий из выборных от цехов для контроля над городским хозяйством. Путаница увеличивалась частыми спорами этих учреждений и чиновников о пределах власти. В 1468 г. Казимиром после совета с литовскими князьями, панами-радою и всем поспольством был издан "Судебник", который представляет собой главным образом свод наказаний за татьбу в разных ее видах. Преобладает еще частноправовой взгляд на преступление как на ущерб, причиненный отдельной личности, но видны уже и признаки возникающего государственного взгляда (вор ни под каким видом не может быть освобожден от наказания, к которому приговорен). Наказания, установляемые в "Судебнике", суровы; виселица употребляется довольно часто. Первый систематический свод писанных законов, составленный в 1529 г., носит название первого, или старого, Литовского статута (дальнейшую внешнюю историю этого законодательного памятника см. выше, Литовский статут, внутреннюю историю — см. Русско-лит. право). Положение церкви в Литве значительно изменялось по мере проникновения в Литву польских порядков. До брака Ягайла с Ядвигою преобладающим исповеданием в Литве было православие. Ягайло стал стремиться к господству католичества; его дело отчасти продолжал Витовт, которым сделана была попытка отделить литовскую православную епархию от московской: после отказа константинопольского патриарха поставить особого митрополита для Литвы собор зап.-русских епископов по настоянию Витовта поставил в сан киевского митрополита Григория Цамблака. Последний правил митрополией до 1419 г., когда Витовт примирился с московским митрополитом Фотием. Но православие все же оставалось сильным в Литве, и даже ревностный католик Сигизмунд Кейстутович должен был сравнять в своем привилее 1432 г. православных с католиками. Когда затем митрополит Исидор, подписавший флорентийскую унию, был отвергнут в Москве и признан в Литве и уния считалась, таким образом, совершившеюся, Владислав Ягайлович уравнял в 1443 г. права духовенства православного с правами католического. Уния, однако, была непрочной: Исидор не жил в Литве, а великий князь Казимир признавал верховным пастырем москов. митрополита Иону, пока не была учреждена особая зап.-русская митрополия в Киеве (см. выше). Только первый митрополит "киевский, литовский и всей нижней России", Григорий, признавал флорентинскую унию; преемник его Мисаил (1474-77) и последующие митрополиты действовали уже в духе православия. Для борьбы с православием был основан в Вильне Казимиром орден бернардинов; около 1480 г. было запрещено православным строить храмы в Витебске и Вильне. При Александре, несмотря на заверения великого князя, что православие в Литве свободно, насилия над православными продолжались. Главным виновником их был епископ виленский Войтех Табор, нашедший себе помощника в смоленском епископе, возведенном потом в сан киевского митрополита, Иосифе Солтане (1499-1517). При Сигизмунде I церковная политика была неустойчива. В Галиции, напр., православное духовенство было подчинено католическому львовскому епископу; православный Константин Острожский не мог быть назначен сенатором. С другой стороны, в 1511 г. был выдан привилей православному духовенству; в 1531 г. виленскому католическому епископу было запрещено судить православных и т. п. Митрополит киевский то избирался соборами, то указывался вел. князем. Ему подчинялись 8 епископов, а все вместе находились в подчинении константинопольскому патриарху. Православные архиереи сохранили все свои права; за ними было подтверждено право духовного суда по "Номоканону" и так назыв. "Свитку Ярослава" (см. К. А. Неволина, "Сочинения", VI, 310-312). Западнорусское духовенство собиралось на соборы и издавало постановления для местной церкви. Светские лица и даже городские общины принимали участие в церковных делах: это была особенность западнорусской церкви. Уездное городское духовенство и монастыри подчинялись соборному протопопу, который творил суд по церковным делам в первой инстанции как для духовных, так и для мирян. Одни монастыри (не привилегированные) подчинялись епископу, другие — своим патронам, обыкновенно строителям и их потомкам, лицам большею частью светским (монастыри привилегированные). Власть патронов над монастырями была велика: от епископа монастырь не зависел; патрон мог когда угодно закрыть его; патрону подавались все отчеты по монастырю; все доходы шли в пользу патрона. В случае перехода имения патрона в другие руки к новому владельцу переходил и монастырь. Подобное положение занимали и церкви привилегированные и не привилегированные. В церквах не привилегированных было особенно заметно участие лиц светских как в назначении священника, так и в экономических делах. Это особенно выразилось в братствах, сыгравших такую крупную роль в эпоху борьбы католичества с православием после брестской унии. Юридическое положение западнорусского духовенства определялось особыми привилеями великих князей, напр. привилеем 1499 г. вел. кн. Александра. Б 1509 г. Сигизмунд предписал выдавать суду духовенства лиц, нарушающих предписания нравственности и религии (не венчающихся, не крестящих детей, не исповедующихся и пр.). Отдельные льготы предоставлялись частными грамотами монастырям Киево-Печерскому, Межигорскому и пр. Борьба двух начал, польского и русского, мало выразилась в литературных памятниках и в умственном движении. Офицальным языком был русский; статутом 1566 г. употребление его предписывается судам. Господство русского языка не привело к процветанию литературы. Из проповедников известен один Григорий Цамблак (см.), проповеди которого отличаются не глубокомыслием, а ораторскими талантом и одушевлением. Литовско-русское государство-русские летописи кратки, отрывочны и касаются только внешней стороны событий (краткая летопись издана Даниловичем в "Lat. Litwy", подробная — Нарбутом; есть еще летопись Абрамки и др.). В XVI в. была заведена первая типография в Кракове, печатавшая церковнославянские книги. С 1517 г. печатанием книг занимается доктор медицины Франциск Скорина из Полоцка. В 1517 г. он напечатал в Праге чешский псалтырь, затем 22 священные книги на старославянском языке, проверив предварительно переводы по греческому и еврейскому текстам и по Вульгате. Перенеся свою деятельность в Вильну, Скорина напечатал в 1526 г. Апостол и Следованный псалтырь. О распространении грамотности в Литве за это время нет сведений, хотя обилие дошедших письменных актов показывает, что грамотных было немало. Об особых школах для православных не слышно; учились они, вероятно, домашним способом. Для католиков с XVI в. учреждались школы, и даже обязательно, при церквах. Ядвига учредила коллегию из 12 литовцев при пражской академии; затем была восстановлена академия краковская, где окончило курс немало литовских ревнителей католичества. Литература. В. Б. Антонович, "Очерк истории великого княжества Литовского" (К., 1878); его же, "Монография по истории западной и юго-западной Руси" (К., 1882); M. K. Любавский, "Областное деление и местное управление Литовско-русское государство-русского государства ко времени издания первого литовского статута" (М., 1892); его же, разбор книги Ф. И. Леонтовича в "Ж. М. Н. Пр."; Ф. И. Леонтович, "Очерки из истории литовско-русского права" (в "Ж. М. Н. Пр." 1893 и 1894 гг. и отдельно); Н. П. Дашкевич, "Заметки по истории Литовско-русское государство-русского государства" (К., 1885; по поводу труда В. Б. Антоновича); Н. И. Костомаров, статья о Литве в "Рус. Слове" (1860, 5) и "Монографии" (т. III); И. Д. Беляев, "Рассказы из русской истории" (т. IV); Нарбутт, "Dzieje narodu Litewskiego"; Данилович, "Scarbiec diplomat ó w"; Ярошевич, "Obraz Litwy"; M. П. Смирнов, "Ягелло-Яков-Владислав и первое соединение Литвы с Польшею" (ч. I, Од., 1868); Каз. Стадницкий, "Synowie Giedymina"; его же, "Bracia Wladysł awa-Jagie łły" (Львов, 1867); его же, "Olgierd и Kiejstut" (Льв., 1870); его же, "Dodatki i poprawki dalsze do dzieł a Bracia Wladystawa Jagie łły" (Льв., 1873); Шайноха, "Jadwiga i Jagiełło" (есть русский перевод); М. Ф. Владимирский-Буданов, "Поместья литовского государства"; В. Б. Антонович, "О происхождении шляхетских родов в зап. России" и "Об околичной шляхте" ("Арх. юго-зап. России", т. IV; К., 1867); М. С. Грушевский, "Барская околичная шляхта" (в "Киев. Стар."); Тумасов, "Дворянство западной России в XVI в." ("Чт. Общ. Истор. и Древ.", 1868, кн. IV); М. Н. Ясинский, "Уставные грамоты Литовско-русское государство-русского государства" (К., 1889); Н. Д. Иванишев, "О древних сельских общинах в юго-западной Руси" ("Соб. соч.", К., 1876); Ф. И. Леонтович, "Крестьяне юго-западной России по литовскому праву XV и XVI ст." (К., 1863); Д. Литовско-русское государство Мордовцев, "Крестьяне юго-западной Руси" ("Арх. Калачева", кн. III, отд. 3-е); В. Б. Антонович, предисловие к I т. части III "Арх. юго-зап. России"; И. П. Новицкий, предисловие к 6 ч. 1-го тома "Арх. юго-зап. России" (о крестьянах); М. Ф. Владимирский-Буданов, "Формы крестьянского землевладения в Литовско-русское государство-русском государстве" (в "Киев. Сбор." 1892 и в "Чтениях в Истор. Общ. Нестора Летописца", кн. VII); его же, "Немецкое право в Польше и Литве" ("Ж. М. Н. Пр." 1868 и отдельно); В. Б. Антонович, предисловие к "Актам о городах" ("Арх. юго-зап. России", т. I, ч. V); В. Г. Васильевский, "Очерк истории города Вильны"; С. А. Бершадский, "Литовские евреи" (СПб., 1883); его же, "Документы и регесты по истории лит. евреев" (СПб. 1882); Чацкий, "О litewsckich и polskich prawach" (Варш., 1800); Данилович, "Historischer Blick auf die litauische Gesetzg e bung" ("Dorp. Jahrb.", 1824); Ф. Я. Леонтович, "Русская Правда и Литовский Статут" ("Киев. Унив. Изв.", 1865); митр. Макарий, "Ист. Русской Церкви" (т. IV-IX); преосв. Филарет, "Обзор духовной литературы"; "Очерк истории книгопечатного дела в России" (в "Рус. Вестн.", 1872, V); П. В. Владимиров, "Доктор Франциск Скорина"; Д. Цветаев, "Протестантство в Польше и Литве в его лучшую пору" ("Чтения в Общ. Любит. Духовн. Просв.", 1881, дек.); Любович, "История реформации в Польше" (Варшава, 1883); М. О. Коялович, "Лекции по истории западной России"; его же, "Дневник Люблинского сейма" (СПб., 1869); И. И. Малышевский, "Люблинский съезд 1569 г.". Ник. Василенко.

Тмутаракань не исчезла?

E.Bretschneider "Mediaeval Researches - From Eastern Asiatic Sources" v.1, 2001, originally published in 1887 с.304 ...Как правило, считается (Klaproth, d'Avezac, Schott и др.), что печенеги, о которых говорится в русских летописях, которые занимали степи южной России 10 и 11 веках, и которые затем были вытеснены оттуда половцами или куманами, идентичны с канглы (Kanklys), которые во времена Чингиза проживали к востоку от Яика (Iaik) (т.е. река Урал - прим.А.). Это предположение, по-видимому, должно было быть найдено в утверждении Константина Порфирогенета (т.н. Багрянородного - прим.А.) (10 век), что три из наиболее могущественных племени Patzinakites (т.е. печенегов - прим.А.) были известны под названием Kangar. Abulfeda (ii.297) приводит цитату 10 века, в которой написано что Bedjenaks - тюркское племя - покинуло свое первоначальное местпребывание ( в Азии) и устроилось между хазарами и Румом (Византийской империей). Ibn Sayd, который жил тремя веками позже, которого также цитирует Abulfeda (ii.292) говорит, что горы Bedjnaks находятся к востоку от страны куманов. Abulfeda не упоминает Kanklys. Это имя также не появляется по-видимому у мусульманских авторов писавших в до-"монгольский" период...

David Christian ""A History of Russia, Central Asia and Mongolia" v.1, Blackwell Publishers, 1998, 2000, 2001 c.203 "...Миграция в западном направлении гуннов была частью широкого процесса "тюркизации" степей Внутренней Евразии. Вначале в западной Монголии и Джунгарии, затем в Казахских степях, и наконец в южной Центральной Азии и в западных степях, ирано-язычные кочевники (pastoralists) были вытеснены группами говорящими на ранних формах тюркского или монгольского. К 500 г. н.э. тюркские языки доминировали в центральных и восточных степях, а к 1000 г. н.э. они доминировали также и на большей части Центральной Азии. Таким образом крах империи Хунну прогремел эхом по всем степям Внутренней Евразии. " Gerard Clauson "Turk, Mongol, Tungus" http://www.ihp.sinica.edu.tw/~asiamajor/pd...60/1960-105.pdf с.114 (ii) О Хунну, с одной стороны, для названия которых имеется несколько написаний с более-менее одинаковым фонетическим смыслом (см. O.Pritzak, "Xun, der Volksname der Hsing-nu" - Central Asiatic Journal V, 1, 1959; pp.27ff), достаточно много известно. Можно найти лишь немного ученых которые бы отрицали, что они идентичны с хунами, упоминаемыми в согдианском письме в начале 4 века н.э. (см. W.B.Henning "The Date of thr Early Sogdian Letters" B.S.O.A.S. XII, pp.601ff), хуна индийских записей и европейских гуннов. Довольно много написавно о языке хунну, последним вкладом было статья Бензинга в П.Т.Ф. (см. выше) (Benzing in P.T.F.), и много различных мнений было выражено, но некоторые ученые достигли такой удивительной непоследовательности как Ширатори, который в 1900 г. (см. цитату выше) доказал, что они были тюрками, а в 1923 г.(Journal Asiatique, 1923, pp.71ff) доказал, что они были смесью монголов и тунгусов. Нет никаких сомнений в том, что он был прав в первый раз, не прав - во второй. Большая часть относящегося к делу материала была собрана в его статье 1900-го года; все еще много проблем необходимо решить, но решающая фраза есть в Ch'en Han Shu (которая была закончена не позже чем примерно 125 г. н.э.) глава 94А, папка 7 (Shiratori, op.cit. p.3) "этот народ называет его (т.е. своего верховного правителя) ch'eng-li ku-t'u shan-yu; хунну называют "небо" ch'eng-li, а "сына" ku-t'u; shan-yu служит для описания широты и величия; это означает что он (т.е. shan-yu) напоминает небо будучи шан-ю-подобным (т.е. широким и великим). Я полагаю , что это есть пример китайского перефразирования, и фактически, хотя первые два слова вместе соответствуют китайской фразе t'ien tzu "сын неба" - титула китайского императора, эти две составные части этих двух фраз не совсем точно совпадают. В этой и в будущей реконструкциях таких фраз я буду давать "архаический китайский" язык, датируемый приимерно 800 - 600 гг. до н.э. и "древним китайским" языком датируемым до рубежа 6 и 7 веков н.э., звучат как китайские иероглифы, предложенные в работе профессора Карлгрена (B.Karlgren "Grammata Serica") Gerard Clauson "Turk, Mongol, Tungus" http://www.ihp.sinica.edu.tw/~asiamajor/pd...60/1960-105.pdf p.122 (середина страницы 122) "...This is a pretty clear indication that the Avars were Turks..." ...Это является совершенно ясным указанием того, что авары были тюрками... "...all the tribes named: - Hsiung-nu (Huns), Wu-huan (?Oguz), Hsien-pei, Mu-jung, T'o-pa (Tavgach), and Jou-jan were Turks..." ...все названные племена - хунну (гунны), ухуань (огузы?), сянби, му-жунг, тоба (табгачи) и жужани - были тюрками...

Все средневековые путешественники упоминали именно КУМЫС, а не айраг. Каракорум всегда был тюркским городом - и до, и во время, и после Чингиз хана.

The Travels of Marco Polo - The Complete Yule-Cordiere Edition т.1, с.259 нижний абзац В "Si yu ki" ("Путешествие на Запад Чанг Чуна"), мы обнаруживаем напиток под названием tung lo. "Китайский иероглиф тунг ло", пишет Бретшнейдер (Med.Res. I, 94) "означает, согласно словарям, напиток изготовленнй из кобыльего или коровьего молока, такие как кумыс, кислое молоко и т.д." В Юань ши (гл.сххviii) в биографии кипчакского князя Ту-ту-ха утверждается что "черное кобылье молоко" - очевидно "кара космос" Рубрука, очень приятный на вкус, посылался от кипчаков ко двору "монголов" в Пекине. (О напитках "монголов" см. заметку г-на Рокхилла "Рубрук" с.62). Монголы (халха в данном случае - А.) питают слабость к кислому молоку (тарак) и дистиллированному кобыльему молоку (арреки), но г-н Рокхилл (Land of Lamas, 130) говорит, ЧТО ОН НИКОГДА НЕ ВИДЕЛ ЧТОБЫ ОНИ (халха - прим.А.) ПИЛИ КУМЫС. - H.C. ... Приск в своем описании своей миссии вместе с Максимином к Аттиле, говорит что гунны принесли ему напиток из ячменя, который они называли КАМОС. Без сомнения он ошибся с ячменем.

Академик Бартольд "Тюрки" с.17, 2-я строка сверху: ... как сообщил профессор Пельо в своей лекции, прочитанной в Ленинграде, сохранился словарь сяньбийского языка, не оставляющий сомнения в том, что этот язык был турецким (т.е. тюркским - прим.А.). Факт, сообщенный Пельо, имеет большое значение и показывает, что в китайской литературе можно найти более точные, чем полагали до сих пор, сведения o языке кочевых соседей Китая... http://kitap.net.ru/download/Bartold.pdf Насчет Ашины - почитайте "Империю Степей" Рене Груссе - на стр.99-103 упоминается не один Ашина - и все они - тюрки: Rene Grousset "The Empire of the Steppes - a History of Central Asia" transl. from the French by Naomi Walford, Rutgers University Press New Brunswick, New Jersey, and London, Sixth paperback printing, 1999 p.99 ...The imperial general A-shih-na Sho-eul (a Tu-chue prince in Tang service) was commisioned by T'ai-tsung to subdue the rebel city for good... Перевод: ...императорский генерал Ашина Шо-юл (тюркский князь на службе династии Тан) был уполномочен T'ai-tsung-ом подчинить тот мятежный город... (династия Тан правившая Китаем тоже имеет тюркское происхождение - А.) p.100 ...It was too late. A-shih-na Sho-eul, the T'u-chueh prince in the Chinese service, set off for the west with an army of Chinese regulars and T'u-chueh abd Tolach auxiliaries. Перевод: с.100 ...Было слишком поздно. Ашина Шо-юл, тюркский князь на службе у Китая, выступил на запад с армией китайских постоянных (солдат) и тюркских и толачских вспомогательных (солдат). p.101 ...The most characteristic example of his faculty for gathering Turks about him is shown in the story of A-shih-na Sho-eul, related in the Tang Shu 48. This khan, who belonged to the royal family of the eastern T'u-chueh (he was the brother of the khagan Hie-li), had sided with China in 636. He became one of T'ai-tsung's best generals, and to reward him the emperor gave him a T'ang princess in marriage... перевод: с.101 (самый нижний абзац): ...Наиболее характерным примером его (императора T'ai-tsung-а - прим.А.) способности собирать тюрков вокруг себя показан в истории Ашины Шо-юл, описанной в Тан Шу (официальной истории династии Тан - прим.А.). Этот хан принадлежавший к королевской семье восточных тюрков (он был братом кагана Hie-li) принял сторону Китая в 636 г. (которым тогда правила полутюркская, а скорее просто тюркская династия Тан - прим.А.). Он стал одним лучших генералов T'ai-tsung-а и для того чтобы вознаградить его, император дал ему в жены принцессу династии Тан... p.103 ...The imperial court then appointed A-shih-na Mi-sho, a Turk loyal to Chinese service, as the new Tu-lu khan (657-662), while the Nu-shih-pi took as their khan another client of China, A-shih-na Pu-chen (659-665)... Перевод: ...Императорский двор тогда назначил Ашину Мишо - тюрка, лояльного китайской службе, в качестве нового хана Тулу (657-662 гг.), в то время как Нушипи взяли в качечиве своего хана другого подзащитного Китая - Ашину Пучена (659-665 гг.)

E.Bretschneider "Mediaeval Researches - From Eastern Asiatic Sources" v.1, 2001, originally published in 1887 с.301 Канглин в Юань ши это без сомнения то же, что и канкалы и канклы мусульманских историков. В начале 13 века они жили на широких степных землях в востоку от реки Яик (Урал) и к северу от озера Хоразм (Арал). Кипчаки (команы) были их западными соседями. Рашид в своих описаниях тюркских племен (Березин, 18) уделил лишь несколько строк для канглы. Он утверждает что они были первыми кто изобрел колесные повозки - канклы по- тюркски - откуда и происходит их название - но ничего не говорит об их местопребывании. Мы узнаем от Абулгази (1605-64 гг) что канклы во время всупления на престол Чингиз хана занимали страну на востоке до озера Иссык-куль и рек Чу и Талас (Тараз). Два европейских путешественника пересекли в 13 веке степи где эта нация тогда проживала и они оставили следующие короткие записи о них:- Плано Карпини после того как покинул страну команов (кипчаков) утверждает (749): "После этого мы въехали в землю Кангитов, в которой в очень многих местах ощущается сильная скудость в воде, даже и население ее немногочисленно из-за недостатка в воде. ... ... и как Команы, так и Кангиты не обрабатывали земли, а питались только скотом; они не строили также домов, а помещались в шатрах."(в книге написано по латыни - прим.А.). После этого Карпини въехал в страну "бесерминов" (тюрок-мусульман Западного Туркестана). Рубрук описывает этот же народ Кангле. Стр.265: "Quidam Comani qui dicebantur Cangle". C.274: "Cangle quedam parentela Comanorum" (сноска 735 Канклы и кипчаки или команы действительно принадлежали к одной расе - тюркам). Рубрук отъехал от Волги 16 сентября 1253 г. и затем был в пути в восточном направлении через страну Кангле до 1 ноября. В китайских исторических работах "монгольского" периода канглы довольно часто упоминаются, но информация коотрую дают китайские авторы очень ограниченна. Их название в общем пишется как къанг-ли, иногда ханг-ли. Къанг-ли были известны Циннь уже в 12-м веке. Как я уже утверждал (с.223), хан этого народа желал стать вассалом императора Цинь. В Юань-ши имя къанг-ли появляется часто и особенно в биографиях. Поскольку они были воинственным народом "монгольские" ханы привыкли ставить их в свою армию, и многие храбрые генералы "Монгольской" империи принадлежали к канглы. В биографии Бу-ху-му Юань-ши в гл.сххх, который был канглы, утверждается что этот народ берет свое происхождение от као-кю (као-че) (сноска 736 - Как мы видели, китайские историки сделали уйгуров также потомками као-че - см. сноску 596. Последнее название по-китайски означает "высокая повозка" high car). Сын Бу-ху-му Куй-къуй имеет отдельную биографию в гл.схliii. В гл.cxxxvi мы находим биографию А-ша-бу-хуа, который был принцем правящей семьи къанг-ли. Утверждается, что когда Чингиз хан разорил страну къанг-ли, их правитель умер, и оставил вдову, принадлежавшую к племени шен-мие гу-ма-ли. Вследствие порушенного состояния ее дел она долгое время не могла покинуть свою страну. Впоследствие, однако, через какое-то чудесное содействие, получилось так, что у нее неожиданно появились богато нагруженные верблюды. Вследстве этого она поехала со своими двумя сыновьями Къю-лю и Я-я в резиденцию императора, и после двух лет вернулась домой, оставив своих сыновей с О-го-тай (-ем). Тринадцать лет спустя она опять поехала к "монгольскому" двору в Хо-лин (Каракорум) повидать своих сыновей, которые были с императором Менг-ко (сноска 737 - Ее приключения послужили материалом для китайской драмы). А-ша-бу-хуа, в чьей биографии эти подробности были найдены, был внуком этой леди и сыном Я-я. А-ша-бу-хуа, который был генералом армии Кубилая, умер в 1301 г. Его сын Тъо-тъо был выдающимся офицером телохранителей Кубилая. Он был удостоен титула Юн чунг ванг. Его сын Те-му-р-та-ши был министром при последнем "монгольском" императоре Шун ти. Его биография находится в гл.cxl. Я-я также оставил сына по имени Уа-то-ман (Осман). Гл.123 Ай-мо принадлежал к племени ба-ду къанг-ли. Он сопровождал Су-бу-тай нойона, когда когда тот вел войну против кин-ча (кипчаков). Его сын Йе-су-таи-р отличился при завоевании китайской провинции Фу-киен и в экспедиции в Джи-пен (Японию). Он умер в 1288 г. Гл.133 Йе-су-де-р, сын Ай-бо Бо-я-ву (ссылка 738 Под Бо-я-ву вероятно надо понимать Баяутов. Это было, согласно мусульманским авторам (ссылка на д"Оссона, 197) названием одной из ветвей канклы к которому принадлежала Турхан хатун - мать Мухаммед Шаха Хорезма. В Хорезме находилось большое количество канглов, когда "монголы" впервые вторглись в эту страну.). Гл.134 Тъу-ху-лу, на службе у Кубилай был его девятый сын - А-ли-та-ши, который был внуком принца канг-ли - И-на. В этой же главе находится биография Уа-ло-сзе (сноска 739 - Имя этого человека изображено такими же китайскими иероглифами какими в Юань ши в общем представляется название России.), который был секретарем преемника Кубилая. Его отец Минг-ли Те-му-р возглавлял эту же канцелярию при Кубилае, а его дед Хай-ду служил в армии хана Мангу. Его прадед Ха-ши Бо-яо (см. сноску 738 - о баяутах) сдался в давние времена "монголам" и был назначен управляющим стадами, принадлежавшими матери Кубилая. Сын Уа-ло-сзе - Къинг-тъунг, который служил при последнем "монгольском" императоре Шун ти, имеет отдельную биографию в гл.cxlii. Гл.135 Тъа-ли-чъи служил у Кубилая, его отец Йе-ли-ли-бо сдался Чингизу. Там же : Минг-ан, также канглы на службе Кубилая. Наконец, в гл.ccv под рубрикой "Офицеры негодяи" мы находим биографию канглы Ха-ма.

Советских историков, которые писали не то что хотела Москва, репрессировали. Поэтому и сянби и табгачи, а также гунны, авары, т.н. татаро-монголы вдруг перестали быть тюрками.

Китай, Кытай, кара-китаи, кидани - это несомненно тюркские названия. Масса народов Евразии имеют современные названия данные им по имени того или иного рода-племени тюрков-кочевнико правившего когда-то ими. Но это не означает что китайцы, мадьяры, аварцы, черкесы, болгары, албанцы, и возможно германцы, бургундцы, ломбардцы и др. являются тюрками. Кстати, почему тема Жалаиры находится в монгольском разделе?

Энциклопедия Брокгауза Ф.А. и Ефрона И.А. (1890 - 1916гг.) Караимы (библейцы) — еврейская секта, признающая одну часть законов нынешних евреев-раввинистов, а вместо другой их части создавшая свои собственные или же восстановившая староталмудические, древнесаддукейские и др. еврейских сект. История возникновения караимства, считавшаяся долгое время весьма темной и сбивчивой, стала в последнее время мало-помалу разъясняться благодаря открытию новых источников, преимущественно в рукописях Имп. Публичной библиотеки [Излагаемый здесь исторический очерк караимства, преимущественно возникновения его, составляет результат исследований автора на основании найденных им недавно древнекараимских письменных памятников, частью изданных им в "Записках Восточного отделения Имп. русского археологического общества" и в заграничных изданиях.]. Средневековые раввинистские историки и богословы считают Караимы прямыми последователями древних саддукеев, с чем старейшие караимские писатели согласны, хотя и не без оговорок. Относительно новейшие караимские авторы энергично протестуют против этого мнения, выставляя на вид то обстоятельство, что древние саддукеи не признавали бессмертия души и не верили в воскресение мертвых, между тем как Караимы не отличаются в этом отношении от раввинистов. Эти же караимские авторы утверждали, что Караимы всегда сохраняли иудейство в первоначальной чистоте, но до Анана они скрывали свое учение, боясь преследований, со времени же Анана началось публичное исповедование караимства. Для подтверждения этой легенды было составлено генеалогическое древо главных представителей караимства, вверх до царя Давида; сами же Караимы в молитвах за предков и учителей восходят только до Анана. По новейшим данным оказывается, что Анан, основатель караимства, находился под влиянием саддукеизма и др. еврейских сектантов, но, главным образом, все-таки был в зависимости от раввинистов. Образованию секты Караимы способствовало тогдашнее состояние умов на Востоке вообще и среди восточных евреев в особенности. В период времени от VII до X в. от Рождества Христова, во время возникновения и распространения ислама, аравитяне произвели громадный переворот в политической жизни и в умственном и религиозном быту народов Передней Азии, и этот переворот не остался без влияния и на восточных евреев, сосредоточенных тогда в Вавилонии и Персии. Следуя общему брожению умов, еврейство также образовывало тогда различные новые секты и преобразовывало остатки старых расколов. Анан (см. Евреи) удачно воспользовался и искусно сплотил этими обстоятельствами различные элементы в один крупный раскол, в состав которого, кроме значительной доли раввинского иудаизма, вошли материалы из древнего саддукейства и из учений новых тогда сект исавитов и юдганитов. Еще недавно полагали, что после разрушения второго иерусалимского храма саддукеи совсем исчезли с лица земли, не оставив по себе никаких следов в литературе; но теперь стало известно, что еще в X в. караимские писатели пользовались книгой (или книгами), приписываемой основателю саддукейской секты Цадоку и отличавшейся полемическим характером против фарисеев (позднейших раввинистов). Весьма вероятно, что во время сектантского движения среди вавилонских и персидских евреев остатки этой древней секты, сохранившиеся в тайне, ожили на некоторое время и начали обнаруживать признаки литературной деятельности, составив от имени Цадока полемическое сочинение против раввинского иудейства. Во всяком случае, эти остатки саддукейского раскола были вскоре поглощены караимством и окончательно исчезли с лица земли. От саддукеев первоначальное караимство, кроме общего принципа буквального понимания разных мест в Пятикнижии, заимствовало еще много законоположений, противоречащих раввинизму, как, например, непринятие календарных вычислений для определения дней праздников, празднования Пятидесятницы непременно в воскресенье, строгие правила относительно резания скота и соблюдения левитской чистоты. Впрочем, некоторые из заимствованных у саддукеев законоположений Караимы впоследствии оставили и примкнули к религиозной практике раввинистов. Из двух других сект, сильно повлиявших на караимство, исуниты (или исавиты) возникли лет за 60-70 до Анана. Основателем их был Абу-Иса из Испагани в Персии, современник халифа Абдул-Малика (685-705 от Рождества Христова). По примеру тогдашних мусульманских раскольников, защищавших свои религиозные убеждения оружием, Абу-Иса вел вместе с религиозной пропагандой и политическую агитацию. Выдавая себя за пророка и мессию-восстановителя независимости еврейского народа, он во главе 10000 армии поднял знамя восстания, но был побежден правительственным войском и погиб в сражении. Члены его секты верили, что их глава не убит, а остался жив в скрытом месте и должен когда-нибудь появиться вновь. Исуниты, считавшие сначала своих членов многими тысячами, после основания караимства быстро стали уменьшаться, так что в начале Х в. оставалось их только 20 человек в Дамаске. Из религиозной системы Абу-Исы мы знаем только незначительную часть, в которую вошли некоторые саддукейские законоположения. Засвидетельствовано также, что он признавал Иисуса Христа истинным пророком для христиан и Мухаммеда — для мусульман и посему считал необходимым, чтоб и те, и другие оставались верными своей религии, подобно тому, как евреи должны хранить свою. На все время, пока евреи находятся в изгнании и храм их разрушен, он считал употребление мяса и вина безусловно запрещенным. Эти пункты с небольшими видоизменениями включены в первоначальное караимство. Что Анан признавал законность христианства для сирийцев и ислама для арабов — это несомненно, равно как и то, что он дозволял употреблять в пищу только мясо птиц (за исключением кур и петухов) и оленей. Секта юдганитов обязана своим происхождением Юдгану, ученику Абу-Исы, жившему лет 30-40 до Анана. Юдган шел по стопам своего учителя, также объявил себя пророком и мессией, и члены его секты также верили во вторичное его пришествие. И этот раскол после Анана быстро пошел на убыль; в начале X в. последние его члены доживали остаток дней своих в Испагани. Вероучению Юдгана свойственно было усердие к установлению новых постов и частых молитв, что опять-таки было принято Ананом. Другое утверждение Юдгана, что праздники установлены только для памяти и ныне не обязательны, было принято частью Караимы из Бассоры. К заимствованиям от названных сект Анан прибавил еще много раввинистских традиций, не имеющих никакой опоры в Библии, но считавшихся им за достоверные, а во многих других талмудических преданиях он кое-что изменял или принимал мнения раввинов, упомянутые в талмуде, но не получившие значения закона. Основатель караимства принял также всецело раввинистскую догматику, веру в бессмертие души, в воскресение мертвых, в пришествие мессии и т. п. Кроме того, Ананом прибавлено много законоположений, введенных им самим, помощью собственного толкования св. Писания. Из всех этих разнообразных элементов Анан составил свою книгу законов (сефер-мицвот), носившую также арабское заглавие Фадалика (сумма, итог) и написанную на талмудическом еврейско-арамейском наречии. Из этой книги сохранился до нас один только небольшой фрагмент, но имеется значительное количество буквально-точных цитат из нее в сочинениях старинных караимских авторов. Характеристической чертой законоучения Анана и караимства вообще служит, как верно заметил Цунц, искусственная оппозиция раввинизму, к этому следует еще прибавить невозможность ограничиваться одними законами библейскими и совершенно игнорировать талмудическое законодательство. Стремясь обособиться и отделиться от раввинистского иудейства, караимы все-таки не могли выйти из круга его законоположений и часто сохраняли раввинистский закон или обряд, только кое-что изменив в нем. Все недостатки Книги законов Анана искупались для его приверженцев ореолом мученичества ее автора, пламенной и увлекательной его пропагандой и скромным его замечанием в самой книге: "наследуйте хорошо Тору и не полагайтесь на меня". Эклектический характер основного законоучения караимства служил ему в пользу, так как он немало содействовал успеху его среди членов вышеупомянутых еврейских сект, узнавших в новом учении много своего и легко примкнувших к нему. Есть сведения, что Анан верил в переселение душ (метемпсихоз) и будто даже составил сочинение об этом предмете. По смерти Анана главенство над сектой, с титулом наси (князь, глава), осталось у его потомков, которые ничем выдающимся не отличались. Только ок. 820-830 от Рождества Христова судья Вениамин Нагавенди успел выдвинуться из числа заурядных караимских авторов и сделаться настоящим главой секты, так что им обыкновенно обозначается вторая стадия караимства. При нем круг умственных занятий Караимы немного расширился. Главное сочинение Вениамина — его Книга законов — написано по-еврейски, слогом Мишны, так как вообще он усердно, хотя без успеха, ратовал за исключительное употребление еврейского языка как языка литературного. В своем сочинении Вениамин часто не согласуется с мнениями Анана. Вениамин — первый известный караимский писатель, занимавшийся толкованием тех частей Библии, которые не относятся до законов и обрядов, причем он останавливался на таких книгах, которые удобны к аллегорическому объяснению. Для объяснения антропоморфических выражений о Боге в Библии Вениамин полагал, что Бог создал особенного ангела, чтобы тот сотворил вселенную, и поныне этот ангел совершает все в мире без участия первоначального Создателя; к нему же, по мнению Вениамина, относятся все антропоморфические и антропопатические места в Библии. Это мнение заимствовано у Филона Александрийского и у древних ессеев. Младший современник Вениамина, Дангил Кумиси, родом из Персии (ок. 850 г.), также составил Книгу законов на еврейском языке, из которой сохранились только цитаты у позднейших авторов. Он был сначала восторженным поклонником Анана и называл его главой разумных людей, но впоследствии совершенно разочаровался в нем и назвал его главой глупцов. Он рационалистически объяснял библейские слова "ангел" и "ангелы" в смысле явлений природы, посредством которых Бог совершает все свои дела, как, напр., огонь, ветер, облако и т. п. За это мнение, в сущности саддукейское, позднейшие караимские писатели сильно порицают его. Во второй половине IX и в начале X вв. Караимы весьма успешно распространяли свою деятельность и значительно увеличивали число адептов их учения. В тогдашнее время религиозного брожения, когда среди персидских евреев появился даже вольнодумец, открыто отвергавший библейские сказания (Хиви аль-Бальхи, около 870 г.), свобода толкования св. Писания и религиозных законов имела много заманчивого. Новая секта отличалась притом большой энергией: ее миссионеры разъезжали по местностям, где ожидали благоприятных результатов от своей пропаганды, и всячески старались вербовать новых адептов. Раввинизм, руководители которого находились тогда в еврейских вавилонских академиях, оставался совершенно беззащитным: в центр еврейской духовной власти греко-арабская наука еще не проникла, и вавилонские раввины знали только свое традиционное богословие; о научном обобщении, о всестороннем обследовании всего содержания иудаизма и систематическом его изложении у них не могло быть и речи. За весь период VIII-IX в. только три гаона говорят о Караимы, двое из них только вскользь и мимоходом, в ответах на вопросы частных лиц; третий же, Гая-бен-Давид, живший до своего гаоната в тогдашнем центре караимства, Багдаде, написал не дошедшее до нас возражение Анану, где, по-видимому, доказывалось, что все новшества последнего уже указаны в самом талмуде. Взаимное положение раввинизма и караимства совершенно изменилось, когда на арену литературной деятельности в первой половине X в. выступил энергичный ученый Саадия Файюми из Египта (см. Евреи). Он написал на арабском языке "Возражение Анану", а затем последовал целый ряд других полемических сочинений против караимов, равно как и опровержение вольнодумцев из евреев, писавших против достоверности св. Писания. Они заметно остановили успех пропаганды Караимы, и в продолжение многих столетий каждый более или менее значительный писатель из среды последних считал долгом возражать Саадии. Но и Караимы начали около этого времени заниматься светскими науками и выдвинули нескольких крупных писателей (в Х в. — Иосиф бен-Ноах, Яков Киккисани, Салмон бен-Иерухам, Сагль бен-Мацлиах, в XI в. — Иосиф Гароэ, его ученик Иешуа и др.). Многие из них были озабочены утверждением номоканонических принципов, относительно которых между ними господствует, однако, большое разногласие. Так, напр., Иосиф бен-Ноах признает два канона: Библию и согласие всего Израиля, т. е. традицию, сохранившуюся не только у раввинистов, но и у Караимы (позднее она называлась наследственным бременем — себель га-иеруша); Киркисани и Сагль прибавляют еще два канона — применение аналогии и умозрение; Леви бен-Иефет признает только три канона, отвергая употребление умозрения. Точно такие же споры происходили тогда у мухаммеданских богословов, между суннитами, шиитами и другими сектами, и караимские прения по этому поводу являются отголоском мусульманских. Второй из вышеназванных принципов — согласная традиция — причинял и продолжает причинять немало хлопот Караимы, так как он является в явном противоречии с их девизом — признанием Библии единственным источником законодательства. Некоторые караимские писатели старались примирить это противоречие утверждением, что раввинистские традиции, признаваемые их сектой, на самом деле заключаются в Библии, только в скрытом виде, так что по слабости нашего ума мы ныне не в состоянии их открывать. И это утверждение, однако, заимствовано от раввинистов, имеющих принцип асмахты, т. е. обоснование устных законов на библейских словах и выражениях. Караимские ученые, преимущественно в XI в., следуют арабским ученым школам в определении понятий, названии предметов и т. п. Усвоенная Караимы XI в. система арабских мутазилитов (см.) осталась для них последним словом науки, так как последний караимский писатель по религиозной философии, Арон Никомедио (полов. XIV в.), крепко держится системы Иосифа Гароэ и не может усвоить себе, как это сделал Маймонид уже в XII в., арабского аристотелизма. Таким же образом еще долго после открытия трехбуквенности корней еврейского языка Хаюджем и после образцовых трудов по грамматике Ибн-Джанаха, Ибн-Баруна и др. Караимы продолжали держаться обветшалых грамматических и лексикографических правил и форм. Ригористическое и аскетическое направление Караимы не дозволяло им сначала следовать примеру арабов и раввинистов и заниматься светской поэзией. Только в XIII в. появился караимский подражатель Ибн-Гебиролю, Иегуде Галеви и др. — Моисей Дара. Вообще, после XI в. восточное караимство начинает быстро клониться к упадку, и с тех пор оно не произвело ни одного значительного писателя. Иефет бен-Сагир (XII в.), Израиль Магреби (XIII в.), Самуил Магреби (XIV в.) и некоторые другие только повторяют старую полемику или составляют компендии по законоведению, имеющие чисто местный характер, для египетских Караимы И после переселения Маймонида в Египет (1165-1204), где он, следуя примеру гаона Гаи бен-Шериры, действовал в примирительном духе и своим авторитетом произвел сильное впечатление на Караимы, последние не только не распространились и не увеличивались на счет раввинистов, но, наоборот, все теряли своих членов. Многие из них перешли в мусульманство или возвратились к раввинизму, особенно в Палестине и Египте, где при правнуке Маймонида (1313) целая караимская община приняла раввинизм. С тех пор восточное караимство уступает руководительство византийскому. Первая литературная деятельность византийских Караимы была сосредоточена на переводах сочинений своих единоверцев с арабского на еврейский язык. Toвия бен-Моисей, прозванный Гаовед, отправился (во второй полов. XI в.) из Константинополя на Восток (по всей вероятности — в Иерусалим) и учился, по-видимому, у вышеназванного Иeшуи. По возвращении на родину Товия, вероятно, в свою очередь имел учеников из Караимы и при их помощи перевел целый ряд караимских произведений с арабского, преимущественно Иосифа Гароэ и Иешуи. Несмотря на то, что переводы этой школы страдают тяжеловесностью слога и безвкусным выбором слов и выражений, да притом еще весьма часто арабские слова и целые фразы оставались без перевода, они имели большое значение для европейских Караимы, которым совсем недоступны были арабские произведения их единоверцев. Благодаря переводам Товии и его помощников могли появиться главные деятели караимской литературы в Византии: Иегуда Гадаси (1149), Яков бен-Рувим (XII в.), Арон бен Иосиф (в конце XIII в.), Арон бен-Элиа Никомедио (в полов. XIV в.), Элиа Башячи и его зять Калеб Эфендополо (во второй полов. XV в.) и Моисей Башячи (в первой полов. XVI в.). Первый из них составил объемистое сочинение на еврейском языке (на котором писали все Караимы византийские) под заглавием Эшкол Гакофер, написанное рифмованной прозой и в форме комментария на десять заповедей. Желая дать нечто вроде энциклопедии, Гадаси включил в свою книгу не только свод караимских законов с постоянными нападками на раввинистов, но также и догматику, религиозную философию, грамматику еврейского языка и т. д., пользуясь сочинениями всех корифеев караимской письменности, а равно и сведениями (частью сказочными) по естественным наукам из византийских источников. Немаловажное значение имеют сохраненные в этом сочинении цитаты из не дошедших до нас книг. Арон бен-Иосиф имеет значение в караимской литературе как экзегет св. Писания в сочинении под заглавием Мибхар (1294). Он же установил порядок молитв и литургические формы, в которых до него господствовали хаос и произвол. Несмотря на полемический тон Арона, он, однако, советует Караимы держаться тех раввинистских традиций, которые не противоречат явно тексту Библии. — Второй Арон написал религиозно-философскую догматику под заглавием Эц Xauм. Его свод караимских законов под заглавием Гаг Эден был мало распространен, чему способствовали позднейшие своды обоих Башячи, Элии и Моисея, преимущественно свод первого из них, под заглавием Адерет Элиагу, служащий последней законодательной инстанцией для Караимы Известное значение у Караимы имеют также Иегуда Гиббор (литургический поэт, 1503 г.), врач Авраам бен-Иегуда (экзегет, 1520 г.) и Иегуда Поки (законовед, ок. 1580). В XV-XVI в. византийские Караимы жили с раввинистами в мире и нередко учились у последних Библии, раввинской письменности и светским наукам. Точно так же и тамошние раввины относились к Караимы благосклонно. Караимы в Poccиu. В Южной России, преимущественно в Черноморье, единичные Караимы жили, вероятно, еще до монгольского нашествия. Во всяком случае, Караимы вместе с восточными раввинистами (так наз. крымчаками) явились в Крым вскоре после завоевания монголами (в 30-х гг. XIII в.), если не одновременно с последними. Пока Караимы имели своими соседями неподвижных вост. раввинистов, у них господствовал полный умственный застой. Единственные несомненные документы этой эпохи — приписки на полях свитков Пятикнижия, относящиеся к XIV в. В конце этого века литовский великий князь Витовт перевел в Литву вместе с крымскими татарами часть крымских Караимы, назначив им для поселения часть гор. Трок Виленской губ. Позже Караимы поселились также в других литовских городах, равно как и в Галиче. В Литве, в соседстве с европейскими раввинистами, у Караимы мало-помалу развился вкус к занятиям литературой, что привело их к сближению с константинопольскими их единоверцами, а в конце XV в. мы находим караимских выходцев из Литвы учениками Элии Башячи. Прежде всего выдвинулись трокские Караимы, из числа которых известны Исаак Троки, написавший в 1593 г. полемическое сочинение против христианства под заглавием Хиззук Эмуна (это сочинение очень хвалил Вольтер); Зарах бен Натан, занимавшийся математикой и физикой; Соломон Троки, написавший в ответ проф. Пуффендорфу очерк караимских законов под заглавием Апирион и полемическое сочинение против христианства и раввинизма (ок. 1700). За трокскими Караимы последовали галицкие, волынские и весьма немного крымских Караимы Более известны: Мордехай Кукизов, написавший ответы на вопросы шведского короля Карла XII и лейденского проф. Тригланда; Сима-Исаак Луцкий, который переселился, в Крым и написал несколько сочинений, между прочим библиографию караимской письменности (в 50-х гг. прошлого столетия); Исаак бен - Соломон, гахам в Чуфут-Кале, составивший караимскую догматику и сочинение о календарных вычислениях (в начале нашего столетия); Иосиф-Соломон Луцкий, гахам в Евпатории, комментировавший сомнения обоих Аронов (в первой половине нашего века); Давид Кукизов, писавший литургические песни; Мордехай Султанский из Луцка, гахам в Чуфут-Кале, писавший о разных предметах (в 40-х и 50-х гг. текущего столетия); Соломон Бейм, гахам в Одессе, написал "Память о Чуфут-Кале" (1862). Всех этих последних затмил своей деятельностью Аврам Фиркович (см. ниже). От Витовта трокские Караимы получили 24 июня 1388 г. грамоту, тождественную с грамотой, данной им же через несколько дней брестским и вообще литовским раввинистам. В означенной грамоте [Напеч. в известном собрании С.А. Бершадского под № 1.II (грамота брест, евреям там же, № 1.III).] Караимы названы просто трокскими евреями (Żydzi z Trok; в латинских грамотах XV в. также judaei Trocenses), и она была подтверждена королем Сигизмундом I в 1507 г. Вообще, во все время существования великого княжества Литовского и Королевства Польского Караимы подвергались той же участи, что и раввинисты. Так, в апреле 1495 г. они были изгнаны из Литвы вел. кн. Александром и были приняты в Польше братом Александра, королем Яном-Альбрехтом. В 1503 г. все литовские евреи, а с ними и Караимы, были возвращены тем же Александром, ставшим между тем и польским королем, причем как тем, так и другим были возвращены конфискованные при изгнании имущества. Во время восстания Богдана Хмельницкого Караимы пострадали вместе с раввинистами. Сведения, сообщенные А. Фирковичем о Караимы-фаворитах польских королей и литовских вел. князей, пока еще не подтверждены подлинными документами. В продолжение XVI-XVIII в. литовско-польские Караимы были обязаны вносить все государственные повинности раввинистским представителям, которые от себя уже представляли всю сумму польским властям. Равным образом ни крымские татары, ни турки никогда не различали в законодательном отношении раввинистов и Караимы Впервые последние выделены из евреев Екатериной II, в 1795 г., когда она по представлению графа Зубова освободила крымских Караимы от платежа двойного оклада податей, которым были обложены евреи вообще. Большое влияние на положение Караимы имел переселившийся в Крым луцкий Караимы Авраам Фиркович. Сначала он напечатал (1834-1838) несколько полемических произведений в прозе и стихах, направленных против раввинистов. Затем он выступил на поприще практического возвеличения прошлого и настоящего Караимы, в ущерб другим евреям. В это самое время (1839) было основано в Одессе общество истории и древностей, занявшееся, между прочим, исследованием Караимы Вследствие этого таврический губернатор Муромцев послал запросы по части истории и древности Караимы к евпаторийскому гахаму Симе Бобовичу, а тот, по совещании с другими Караимы, поручил составление ответов Фирковичу, которому была исходатайствована командировка для собрания древностей и документов Караимы После двухгодичного странствования по Крыму и Кавказу Фиркович представил целое собрание рукописей, документов и надгробных надписей, между которыми было много действительно ценных для истории и литературы, но все древнейшие памятники относились к азиатским и египетским евреям, раввинистам и Караимы, а к крымским Караимы — лишь сравнительно позднейшие документы. Некоторые документы и надгробные надписи Фиркович составил сам, а во многих подлинных документах и надгробиях сделал поправки в датах и именах. Результаты получились самые неожиданные. Вот некоторые из них: а) Караимы суть древнейшие обитатели Крымского полуострова, который они получили от персидских царей Кира и Камбиза за помощь, оказанную ими персам в войне со скифами. б) Крымские Караимы тождественны с хазарами, и Владимир Святой отправил к ним посольство для исследования их веры. в) Хазарский (по новой теории — караимский) царь командировал в X веке некоего Авраама Керченского для собрания древних рукописей, и миссия эта имела весьма удачный исход. г) Крымские Караимы употребляли в своих документах летосчисление, никому до сих пор не известное и единственное верное, и т. д. Так как Одесское общество истории и древностей не имело в своей среде ученых гебраистов, то оно обратилось к директору еврейского училища В. Штерну, человеку хотя и образованному, но не способному решать трудные археологические вопросы, поднятые Фирковичем. Один только ученый критик С. Л. Рапопорт, которому стали известны некоторые из крымских и кавказских находок, указал на их подложность, но на это не было обращено внимание. В конце 50-х гг. тот же Фиркович был уполномочен Караимы ходатайствовать пред правительством о предоставлении им равноправности с коренными русскими, причем самым сильным доводом его было утверждение, что Караимы, поселившиеся с древних времен в Крыму, не жили в Палестине во время распятия Иисуса Христа. В записке "О происхождении Караимы", напечатанной в 1859 г., Фиркович от имени всех русских Караимы совершенно отрекается от названия евреев. Благодаря усилиям Фирковича Караимы получили в 1863 г. полноправность, а в 1881 г. она была подтверждена циркуляром бывшего министра внутренних дел графа Игнатьева (см. Евреи). Статистика Караимы Статистических данных о Караимы немного. В XII в. путешественник Вениамин Тудельский (см.) насчитывал в Константинополе 500 Караимы, в Дамаске 200, в Аскалоне 40. Караимский путешественник Самуил бен-Давид застал в Египте в 1641 г. 20 домов, принадлежавших Караимы В 1785 г. караимский путешественник Вениамин бен-Элга слышал в Палестине, что из 160 караимских семейств, живших в Египте, большая часть погибла от эпидемии. По свидетельству Симы-Исаака Луцкого, в 50-х гг. прошлого века в Крыму жило 500 караимских семейств, составлявших 4 общины: в Чуфут-Кале, Евпатории, Феодосии и Мангупе. В 1871 г. в записке, представленной Фирковичем австрийскому императору от имени галицких. Караимы, в России насчитывается 5000 Караимы, а в Константинополе, Египтеми Галиции — около 1000. В настоящее время считается в России около 10000 Караимы, и если в вышеназванных местностях число их также удвоилось, то всего число их составляет около 12000 душ. Литература: Jost, "Gesch. des Juden thums u. s. Secten" (т. II, 1858); Pipsker, "Zur Gesch. des Kar äismus" (1860); Steinschneider, "Judische Literatur" ("Ersch u. Gruber's Encycloped.", т. 27); его же, "Catalogus codd. hebr. bibl. Lugd." (1858); его же, "Hebr äische Bibliographie". (1858-82); Fürst, "Geschichte d. Karä erthums" (1862-1869; полна ошибок и несообразностей); Neubauer, "Aus der Petersburger Bibliothek" (1866); Geiger, "Judische Zeitschrift" (1862-1874); его же, "Das Judenthum und seine Geschichte" (ч. II, 1865); Harkavy, "Altj üdische Denkmä ler aus der Krim" (1876); его же, "Сказание Авраама Керченского о посольстве св. Владимира к хазарам" (1871); его же, "К вопросу о крымских древностях, найденных Фирковичем" (1877); его же, "Примечания к русскому переводу V тома соч. Греца "Geschichte der Juden" (1883); его же, "Известия Киркисани об еврейских актах" (1894); Frankl, "Kar ä ische Studien" (1882); его же, "Karalten" (в "Ersch u. Gruber's Encyklop.", т. 33). Документы о Караимы собраны С. А. Бершадским в книге "Документы и регесты к истории евреев в Литве" (1882), откуда они перепечатаны (но не все) З. Фирковичем (с прибавлением татарских грамот, законов о Караимы и вступительной статьей), под заглавием: "Собрание старых грамот и узаконений Российской империи касательно Караимы" (1891). А. Г. Управление духовных дел Караимы В 1837 г., вследствие ходатайства крымских Караимы "о устроении состояния их духовенства и о даровании ему некоторых из тех прав, которыми пользуется тамошнее магометанское духовенство" издано было положение о Таврическом караимском духовном правлении, которое в 1850 г. распространено было и на Караимы зап. губ., а впоследствии вошло в законоположение о Караимы 1863 г. (приложение к ст. 1097, т. XI, ч. I, Св. Зак. по продолж. 1893 г.). В духовном отношении все караимские общества распадаются на два округа. Высшее духовное лицо округа — гахам, один гахам живет в Евпатории, другой — в Троках. К округу первого принадлежат Караимы Таврической губ., Одессы и Киева, к округу второго — Караимы сев.-зап. губ. Для выбора гахама уполномоченные караимских обществ того или другого округа съезжаются в Евпаторию или Троки, где под наблюдением местного городского начальства производится баллотировка. О двух кандидатах, получивших наибольшее число голосов, местный губернатор доносит министру внутренних дел, который об утверждении одного из них представляет сенату. При каждой синагоге состоят два газзана, старший и младший, и шамаш, которые избираются обществами, испытываются в знании закона гахамом и по представлению его утверждаются в должностях местным губернатором. О правах состояния духовных лиц Караимы — см. Духовенство (см.). Духовные лица Караимы не иначе могут быть лишены своего звания за поступки, противные духовным их обязанностям, как по расследовании их вины и по распоряжению власти, от которой зависит их утверждение; но обществам Караимы по истечении 3 лет предоставляется приговором избирателей ходатайствовать об удалении духовного лица; то же право принадлежит и местному губернскому начальству. Гахам производит суд над подчиненными ему духовными лицами по делам, относящимся к обязанностям их звания; он же ежегодно снабжает газзанов метрическими книгами, представляет департаменту духовных дел иностранных исповеданий и местному губернатору ежегодные общие ведомости, составленные по возвращенным ему от газзанов метрическим книгам, рассматривает дела о заключении и расторжении браков, но лишь в отношении духовном. Впрочем, при расторжении браков гахам по просьбе обеих сторон может постановить определение о возвращении приданого и о воспрещении разведенному мужу впредь до исполнения этой обязанности вступать в новый брак; но каждая сторона вправе не подчиниться этому решению, и тогда дело о возвращении приданого переходит на рассмотрение судебных установлений. Решения гахама по другим делам могут быть обжалованы перед губернским начальством, которое в затруднительных случаях вносит дело на рассмотрение министра внутренних дел. Газзаны той синагоги, которая находится в местопребывании гахама, образуют при нем совет под именем караимского духовного правления; мнение последнего для гахама не обязательно, но члены правления могут в трехдневный срок опротестовать решение гахама пред местным губернатором. Дела поступают на рассмотрение духовного правления по усмотрению гахама, но дела о возвращении приданого обязательно рассматриваются в правлении. Газзаны исполняют духовные требы, а старший ведет и метрические книги. Обязанность шамашей — обучение детей и управление хозяйственными делами синагоги. Евпаторийский гахам получает содержание от обществ своего округа по акту 25 сентября 1835 г.; на содержание караимского духовного правления в Троках определено 160 дес. из казенных земель (60 гахаму, двум газзанам по 40, шамашу — 20). Для подготовления газзанов и караимских вероучителей в Евпатории, в ведомстве министерства народного просвещения и под ближайшим наблюдением гахама, открыто в 1894 г. Александровское караимское духовное училище; оно состоит из пяти классов, из которых последние два имеют курс двухгодичный; первые четыре класса — общеобразовательные, пятый — специальный (догматическое богословие, этика, библейская экзегетика). Инспектор и преподаватели училища пользуются правами государственной службы, наравне с служащими в гимназиях.

Безграмотным и непрофессиональным я считаю незнание профессиональными советскими (т.е. экс-советскими уже в наше время) историками трудов иностранных историков.

Стас опять демонстрирует отсутствие логики в своих рассуждениях. Лень даже уже что-либо объяснять.

Энциклопедия Брокгауза Ф.А. и Ефрона И.А. (1890 - 1916гг.) История Венгрии. Географическое положение Венгрия, с одной стороны — на пути народных переселений и нашествий с азиатского Востока в Западную и Южную Европу, с другой — между рано ставшими в культурный и расовый антагонизм друг к другу европейским Востоком и Западом, вместе с этнографической пестротой Венгрия, были решительными факторами в судьбе Дунайских земель и в крайне своеобразной, полной всяких превратностей 1000-летней истории Венгрии. Судьба венгерской территории до поселения мадьяр. Рядом с древнейшими обитателями этой страны, племенами фракийскими и иллирийскими, на севере и востоке (в Карпатах) издавна жили уже славяне. В IV веке до Р. X. с З надвинулись кельты, занявшие зап. часть Среднедунайской земли; с восточной выдвинулись геты и даки. В борьбе последних с кельтами образовалась Дакийская держава. С I в. до Р. X. две новые силы, Римская империя и германские народы, стали оспаривать друг у друга господство на Дунае. Рим завоевал (ок. Р. X.) западные области (Паннонию и Норик) и лишь в начале II в. по Р. X. — Дакию. Римское господство сопровождалось колонизацией и романизацией, с наибольшими успехами в Норике и Паннонии и в некоторых частях Дакии (Банат, Трансильвания). Империя с трудом сдерживала надвигавшихся с севера германцев (см. Великое переселение народов), за которыми в IV веке последовали гунны. Заметим, что мадьяры считают себя на Дунае прямыми наследниками гуннов, в которых они сами не прочь видеть своих предков. В половине V века на развалинах державы Аттилы водворились разные германские народы, а в VI в. надвинулась с Востока новая, родственная гуннам, орда аваров, и утвердила свое господство в Паннонии. Массы славян, живших в области Карпат уже издавна, увлекаемые гуннами, потом аварами, устремились к югу и западу. В V-VI вв. они прочно заселили территорию Венгрия, предоставив лишь степную тиссо-дунайскую равнину кочевым аварам, господству которых над славянами был положен предел во 2-й четв. VII века, когда вождь Само (см. это имя) объединил западных и дунайских славян. По распадении его державы (660) паннонские славяне вновь подпали власти аваров, которым теперь стала грозить все возраставшая и напиравшая с запада сила — Восточно-франкское государство. Борьба между ними завершилась в к. VIII и нач. IΧ в. окончательной победой франков, оттеснивших остатки аваров за Дунай в равнину Тиссы, быстро овладевших частью Паннонии до р. Рааба и энергически начавших здесь свою работу колонизации и германизации. Дунайское славянство стало лицом к лицу со своим отныне опаснейшим врагом — немцами. Первой попыткой политического объединения среднедунайского славянства была в IX веке Великоморавская держава (см. Моравия). В это время территорию будущей Венгрии населяли: славяне — в северных и частью восточных карпатских краях (русские, предки словаков), на юго-западе по Саве и Драве, в древней Паннонии и Норике (словенцы), более разрозненно — в Трансильвании, Банате и других соседних местностях, еще реже в центральной тиссо-дунайской равнине, где кочевали в нач. XI в. остатки аваров. На востоке, в горах Трансильвании и на западе — кое-где в вост. Альпах, жили романцы, остатки ороманившихся туземцев фракийского и иллирийского корня, привлекшие на восток впоследствии соплеменников с юга, из-за Дуная, и послужившие зерном образовавшейся здесь румынской народности; на западной окраине обитали переселившиеся из Баварской области и пустившие здесь корни немцы. Обстоятельства не дали Великой Моравии окрепнуть настолько, чтоб устоять в борьбе. Ей грозила участь стать добычей немцев, не только свивших себе гнездо в ней, но и сделавших к концу IX в. большие успехи в колонизации Паннонии и придвигавшихся к центральной Дунайской равнине. В это самое время появились на нижнем Дунае мадьяры и, вовлеченные в славяно-германскую распрю самими немцами (Арнульфом, см. соотв. статью), решили ее в свою пользу, водворившись на среднем Дунае, овладев наследством Великой Моравии и став надолго грозой Германии и Западной Европы. В то же время (IX в.) в восточной части нынешней Венгрия славяне жили разрозненно, не чувствуя потребности в политическом сплочении и лишь отчасти примыкая с одной стороны к Болгарии, с другой — к Великой Моравии. Вследствие отсутствия здесь политической жизни и борьбы история этой области до самого водворения мадьярской власти остается для нас покрытой значительным мраком. Свидетельства хроники Анонима Нотария королевы Белы (конца XIII века) о славянских и болгарских княжествах на территории карпато-дунайской хотя и недостоверны, однако бросают некоторый свет на предшествовавшее мадьярам, а отчасти и после удержавшееся распределение славянских и романских поселений в этих краях, а также на распространение сюда в IX в. болгарского господства. История Венгрия естественно распадается на три главных периода: 1) с основания государства до 1526 г. — Венгрия цельная и самостоятельная; 2) с 1526 г. (битвы при Могаче) до конца XVII в. — Венгрия разделенная, частью под игом турецким, частью примкнувшая к соседнему государству и только в одном крае (Седмиградье) удержавшая независимость; 3) с конца XVII или начала XVIII века доныне — Венгрия вновь объединенная, но ставшая окончательно наследством чуждой династии и связанная с прочими ее наследственными землями в одну монархию. В 1 периоде Угрия успешно отстаивала свою независимость от соседей и играла видную, определенную роль по отношению к славянскому миру и к германскому западу. Во 2 пер. каждая часть ее боролась с внешними и внутренними врагами и угнетателями за свободу и для объединения. В 3 пер., объединившись вновь, но ценою признания наследственной власти Габсбургов, она продолжала бороться за свои исторические права и отдельное государственное устройство, пока в системе австрийского дуализма (1867) не нашла себе возможного удовлетворения. Насколько разнородно население Венгрия, настолько были различны стремления, направления и влияния, одерживавшие верх в разные эпохи ее жизни и руководившие ее внутренней и внешней политикой; но срединное положение Венгрия между двумя культурно-историческими мирами, на черте соприкосновения двух великих рас (славянской и германской), дало один общий характер венгерской истории — именно известную двойственность ее исторической роли, проходящую через все фазы ее жизни. Смотря по тому, какое из противных течений одерживали верх, Венгрия то служила оплотом славянства, входя в его политическую сферу и культурные интересы, то, напротив, подчинялась влиянию германизма. С точки зрения национальности, в истории Венгрия обозначаются лишь два резко различных и несоразмерных периода: 1-й — обнимающий почти всю историю до конца XVIII в., когда в Венгрия не было настоящего национального антагонизма и владычества одной народности над другими, и когда в ней естественно играл руководящую роль элемент, преобладавший и численно и культурно (т. е. славянский); 2-й — обнимающий новейшую эпоху, когда национальность мадьярская, возродившись под знаменем национальной идеи, опираясь на свое историческое значение и центральное положение, а главное — на политику австрийского правительства и немцев, начала угнетать и давить все прочие народности Венгрия I период. 1). Венгрия при Арпадовичах. Мадьяры (угры), восточно-финское племя, значительно потуреченное уже в своей уральской прародине, теснимое с востока печенегами (см. это сл.), в начале IX в. перекочевало через Волгу и после довольно продолжительной стоянки в южно-русской степи ("Лебедия" Константина Багрянор.), в соседстве и зависимости от хазар (см. это сл.) и в соприкосновении с русскими славянами, было оттеснено печенегами же, в 80-х годах IX в., к нижнему Дунаю, вместе с приставшей к ним частицей хазар (см. Кабары). Скоро, будучи призваны византийским императором Львом Мудрым против болгар и опустошив Болгарию (889), а в 892 г. подвергшись разгрому со стороны царя Болгарского Симеона (см. это имя), они устремились в 893 г. на запад, по Дунаю, в равнину тиссо-дунайскую, по следам своих передовых отрядов, уже ходивших туда (892) по призыву Арнульфа против Моравской державы, и в 894—95 гг. расположились на этой равнин. Альм (Альмош, см. это имя), по преданию, был первый вождь и родоначальник династии, а Арпад (сын его?) привел мадьяр на Дунай. С 89 9 г. начались непрерывные опустошительные их походы в Паннонию и Моравию, восточную Марку, Баварию. Вмешательство их в борьбу славян с немцами кончилось сперва подчинением им Великой Моравии между 904 и 907 г., а затем совершенным поражением немцев и занятием всей Паннонии до р. Энжи. Наступила 50-летняя эпоха набегов мадьяр на запад, наводивших ужас на всю Европу. Первый более удачный отпор мадьярам дал король Генрих I (934); но решительное, для Европы спасительное поражение нанес им король Оттон I у Аугсбурга (955), после чего они прекратили дальние набеги. При поселении на Дунае быт мадьяр был кочевой, и сообразны с ним были устройство и управление. Верховная власть была в руках вождя вроде Арпада (умер нач. Χ в.), которому были подчинены начальники (воеводы) всех 8 колен (племен) мадьярских (8-е составляли кабары). Каждое колено делилось на мелкие части, или отряды (подобные славянск. жупам). Вожди были и судьями. Как преемники Арпада, в Χ в. известны Золтан, Таксоний, Гейза. После 955 г. хищнические инстинкты мадьяр стали утихать. Под их главенством стала складываться мадьяро-славянская держава. Из первоначальных кочевьев между Тиссой и Дунаем мадьяры, оттеснив немцев и сделав запад главною целью походов, сосредоточили власть свою в Паннонии, откуда распространяли ее к югу, востоку и северу, по течению рек, в горные области, не сразу примкнувшие к мадьярскому объединительному центру. Если вначале мадьяры господствовали угрозою и оружием, то позже их отношение к объединенным их властью туземцам совершенно изменились. Туземцы (т. е. славяне), как мирное и культурное племя, стали решительно влиять на мадьяр, а последние стали усваивать их быт, политическую организацию, веру, нравы и понятия. Народность мадьярская на первых порах была подкреплена новым турецким элементом — частями Печенежской орды с нижнего Дуная, а позже — половцами. При Гейзе Венгрия впервые завязала мирные сношения с соседями, но вместе с тем, была втянута в соперничество их династий, причем потеряла западную окраину до Лысой горы. Завязались родственные связи Арпадовичей с династиями (особенно славянскими), начался значительный приток в Венгрия иностранцев, особенно немцев (дворян, торговых и промышленных людей). Великая Моравия оставила дунайскому славянству народную церковь и восточный обряд, по которому и мадьяры впервые приобщились к христианству. Еще около 950 г. двое мадьярских воевод приняли христианство в Византии, приславшей тогда духовную миссию в Венгрию. Сарольта, дочь одного из них, была женой Гейзы, крестившегося под ее влиянием. Но 2-я жена Гейзы, кн. Польская Адельгейда, католичка, влияла в пользу Римской церкви, деятельно вводившей христианство немецкими руками через Пассовскую епархию и Зальцбург. Главную же роль здесь играл еписк. Войтех (Адальберт) Пражский (см. это имя), посетивший Венгрия около 995 г. и торжественно присоединивший к Римской церкви наследника Гейзы от Сарольты, Стефана (Вайка), ранее крещеного по восточному обряду, а также многих приближенных его и сановников. Стефан Святой (997—1038), ставший верным сыном Римской церкви и ее утвердителем у мадьяр, чем, быть может, спас их от окончательного ославянения, был настоящим основателем венгерского государства, расширенного им и объединенного. Предпочтение латинству вызвало оппозицию в многочисленных приверженцах Греческой церкви, выразившуюся в 998 восстанием южно-паннонского воеводы, скоро подавленным Стефаном. В 1000 г. Стефан получил от папы королевскую корону. Из-за Вел. Моравии (сев. ч.), перешедшей в начале Χ в. к чехам, а в конце Χ в. к полякам (Болеслав Хр.), Стефан, по смерти Болеслава воевал с импер. Конрадом Π и чехами; последним досталась нынешняя Моравия, а Венгрии — вся словацкая земля. Установив границы своей державы, Стефан дал ей прочную организацию, взяв в основу быт, градское и жупное устройство туземных славян и проведя принцип полной областной автономии и народной равноправности, чем выказал замечательную государственную мудрость и дальновидность. Каждая жупа (всех было до 72) управлялась жупаном (м. ispán), a высшим государств. сановником был надворный жупан (nador, comes palatinos). Король властвовал еще неограниченно, но созывал народные собрания. Сохранив автономию новых областей Венгрия, Стефан развил не партикуляризм, а напротив, сознание политического и государственного единства. Он мотивировал свою систему в завещании, изречением, что "государство одного языка и обычая бессильно и непрочно". Не было антагонизма племен: все были венгерцы в государственном смысле (государств. языком была нейтральная латынь, сохранившая свою роль до нынешнего столетия), оставаясь мадьярами, славянами, романцами, немцами. Эта государственная система была жизненной силой Венгрия Если была внутренняя борьба, то не племенная, а скорее культурная — консервативных в быте и вере элементов с "западниками" и латинниками. Еще при жизни Стефана возникла распря за корону, чему давал повод и тогда, и долго после не установившийся принцип престолонаследия (борьба права первородства с пр. родового старшинства). Наступившим по смерти Стефана (1038) 40-летним периодом смут и борьбы за престол воспользовалась Герм. империя, стремясь к вассальному подчинению Венгрия Изменник народным интересам, ничтожный Πетр искал (1041) защиты у Генриха III против ставшего королем Самуила Абы (см. это имя), потерявшего затем в войне с Генрихом зап. край Венгрия до Литавы. После нового поражения и умер Абы, Генрих воцарил на престоле снова Петра, признавшего его верховную власть (1045); но уже в 1046 г. Петр свергнут, и на престол призван Андрей I (умер 1061), приверженец вост. веры, женатый на русской кн. Анастасии Ярославне. Он отстоял Венгрия от Генриха, присоединил Срем; но, сделав брата Белу удельным князем вост. части Венгрия, а наместником своим назначив сына Саломона, он вызвал новое междоусобие и погиб в войне с братом, завладевшим короной. При Беле I (до 1063) было новое движение за старую веру (на созванном им народном собрании). Он правил мягко и справедливо. Его сыновья Гейза, Ладислав и Ламберт уступили корону Саломону, с условием остаться удельными князьями, но добились того лишь силою, ибо Саломон зависел от Генриха. Своими военными успехами (против куман, печенегов, Византии, причем Гейза получил от императора Михаила Дуки венец, соединенный позже с короной Стефана) братья стали популярны. Происки Саломона притив них вызвали борьбу, поражение и бегство Саломона и вступление на престол Гейзы I (1074—1077), отразившего попытку Генриха IV добыть корону для Саломона. При преемниках Гейзы Венгрия снова достигла могущества и процветания. Ладислав Святой, брат Гейзы (1077—1095), был энергичным защитником политической, культурной и религиозной самобытности Венгрия Отразив все попытки Саломона вернуть себе власть, Ладислав успешно воевал с куманами и печенегами, часть которых поселил в Тисской равнине ("Языгия"); окончательно утвердил власть Венгрия в Трансильвании, где издавна поселены секлеры (см. это сл.), а в 1 0 91 г. принял под свою власть Хорватию между Савой и Дравой. Ладислав упрочил внутренний порядок в В и особенно установил быт церковный, защищая независимость Угорской церкви и укоренившийся восточный обряд (отстоял брак духовных etc.). Способный и образованный старший сын Гейзы Коломан (до 1114) следовал внутренней политике Ладислава. Покорив Далмацию, он в 1104 г. короновался королем Хорватии и Далмации, предоставив права и привилегии далматинским городам и общинам. Вмешательство Коломана в дела Руси окончилось избиением венгерского войска половцами (1099). При Коломане полчища крестоносцев, одушевленных против схизматического востока и видевших в Венгрия тоже "схизматиков", необузданностью своею на пути через Венгрия вызвали ожесточение населения, выразившееся беспощадным избиением больших масс крестоносцев. Коломан женился на дочери Владимира Мономаха, Евфимии, но скоро, по наветам, прогнал ее, беременную Борисом (род. на Руси). Продолжая защищать независимость народной Угорской церкви от папских посягательств, Коломан был, однако, вынужден уступить папе инвеституру. Законы Коломана были изданы на народном (без сомнения — славянском) языке. XII в. был временем усиленного культурно-религиозного, завоевательного напора латинского запада на схизматический восток, а вместе с тем, подъема могущества Византии и широкой наступательной политики Комненов. При мало выдающихся государях Венгрия все-таки отстояла политическую независимость, но в борьбе с Византией (Мануилом), опираясь на запад и с ним сближаясь, она стала быстрее подпадать его разностороннему влиянию. Правление Коломанова сына, легкомысленного Стефана II (ум. 1131) уронило значение Венгрия малоудачными войнами (с Венецией, Византией) и вмешательством в дела соседей (Чехии, Руси). Стефан питал слабость к куманам и поселял их в центре Венгрия Обманув ожидания брата Бориса, он оставил престол Беле II Слепому (до 1141), которому пришлось защищаться от Бориса и его союзников (Польши). Через жену Белы — Елену возникло обильное последствиями сближение Венгрия с Сербией и вообще южным славянством. При Беле II или еще ранее Босна ("Рама") присоединена к Венгрия и вошла в титул венг. короля. При Гейзе II (ум. 1161), женатом на умной Евфросинье Мстиславовне, Венгрия, отразив в 1146 г. новые попытка Бориса, опиравшегося на немцев (Конрада III), а потом тщетно рассчитывавшего на крестоносное движение французов (2-й крестовый поход через Венгрию, 1147), стала надолго целью завоевательных планов императора Мануила, хотевшего, по отнятии у Венгрии южно-славянских областей, подчинить ее империи. Гейза успешно отстаивал Венгрию против союза двух империй, опираясь на европейский запад (норманнов, Францию); он был в тесных связях с Русью (Изяславом Мстисл.) и Сербией, которую поощрял против Мануила, потом с Чехией (Владислав II) и австр. Бабенбергами, наконец, позже, с Фридрихом I Барбароссой. Гейза поселил немцев (саксов) в Трансильвании и Северной Венгрии. — Стефан III (1161—1173) должен был в упорных войнах (в союзе с Чехией) защищать наследие Белы, Далмацию и Срем, которые пришлось, однако, все-таки уступить Византии. Бела III (1173—1196), прекрасно подготовленный к власти в Византии, поднял снова Венгрия в политическом отношении и водворил в ней благоустройство. Он, по обещанию, оставался верен Мануилу до его смерти (1180), но затем вернул Венгрия и Срем, и Далмацию, от которой только острова отошли к Венеции. Галич был временно присоединен к Венгрия и тоже вошел в титул венгерских королей. Вовлеченная в византийские смуты, Венгрия, наряду с крестоносцами 3-го похода (Фридрих I), играла роль в событиях Балканского полуострова, где усиливалось и освобождалось славянство (основание 2-го Болгарского царства, 1185 г.). Бела упорядочил государственное управление, оградив интересы короны, а также низших сословий, от посягательства магнатов. Но западные феодальные порядки и строй уже проникали в Венгрия, главным образом путем изъятия высшего дворянства, духовенства и городов из жупной организации. Римской церкви и папскому престолу Бела служил верно и делал уступки; с этих пор латинство берет в Венгрия решительный верх, хотя восточный обряд еще долго держится. Правление сына Белы Эмериха (1196—1204) ознаменовалось вмешательством в дела Венгрия папы Иннокентия III, сделавшего из Эмериха своего послушного слугу и подстрекавшего его к походам против сербов и болгар. По поводу вмешательства в сербские дела Эмерих присвоил венгерскому королю еще титул rex Serviae. Андрей II (1205—1235), слабый и беспорядочный, расточал коронные доходы и раздаривал земли, допускал своеволие магнатов и тем возбуждал неудовольствие народа. Дорого стоившие походы в Галицию, где Андрей утвердил венгерскую власть и посадил сына Коломана, впрочем, ненадолго (с 1206 года встречаем титул rex Galiciae et Lodome riae), и ненужный крестовый поход (1217) еще увеличили ропот. При открытом выступлении против Андрея оппозиции, во главе которой стал его собственный сын Бела, только вмешательство папы, примирившего стороны, предупредило кровопролитие. Андрей уступил общему требованию государственных реформ. Данная им в 1222 г. Золотая булла ограничила произвол короля и магнатов, установила права других сословий, обеспечила права и положение мелких землевладельцев и вольных людей. Мелкая шляхта наравне с магнатами стала участвовать в государственном собрании. Наконец, высшему сословию и венгерскому духовенству дано право сопротивления королю, поступающему против закона. В административном отношении комитатское устройство сохранялось, хотя и с изъятиями. Саксам Андрей подтвердил их привилегии и дал им независимое от жупных властей управление. Одному из замечательных государей Венгрия, Беле IV (1235—70), выпали на долю тяжелые испытания и трудные задачи. Вторжение татар, наголову разбивших венгров (1241, при Сайо), причинило Венгрия страшное бедствие и принудило Белу спасаться в Хорватии и Далмации, куда, впрочем, татары тоже проникли. По удалении их из Венгрия (1243) Бела выказал замечательную энергию в восстановлении порядка, упрочении королевской власти, применении Золотой буллы и поднятии благосостояния страны. В города призывались немецкие купцы, промышленники и поселенцы, которым давались привилегии. Новые партии куман были водворены на коронных землях (Вел. Кумания). В Хорватии Бела, rex totius Slavoniae (хорватское королевство — триединое: Regnum Croatiae, Slavoniae, Dalmatiae), раздавал привилегии и дарственные грамоты дворянам, городам и уездам. Преданный Риму, Бела ревностно служил его интересам и латинству. Столкновение его с сыном Стефаном, главой оппозиции, быть может, объясняется именно религиозным разногласием. После краткого правления Стефана V (до 1272) на престол вступил брат его Ладислав IV, носивший прозвище Кумана, как сын куманки (до 1290). Способный, но легкомысленный и испорченный Ладислав расточал коронные имения и по пристрастью к куманам распустил их совершенно, чем вызвал такие с их стороны насилия, что пришлось прибегать к крайним мерам. При таком безначалии и упадке королевской власти в отдельных областях Венгрия выдвинулись полунезависимые правители, напр. Ma твей Чаки Тренчанский, в Словачине, что грозило целости Венгрия Ладислав помог Рудольфу Габсбургскому против Оттокара II Чешского (1278) и этим положил основание политическому преобладанию Габсбургов, предъявивших скоро притязания и на Венгрию. Ладислав убит был куманами из личной мести. Преемник его, Андрей III (1290—1301), восстановил авторитет короны, хотя Матвей Тренчанский удержал в своих руках значительную власть. Сына Рудольфа Габсбургского, Альбрехта, Андрей заставил отречься от притязаний на Венгрия С Андреем III прекратился род Арпадовичей.

Энциклопедия Брокгауза Ф.А. и Ефрона И.А. (1890 - 1916гг.) Кипчаки — так назывался у мусульманских писателей народ, известный у нас под именем половцев. По их имени киргизские (т.е. казахские - прим.А.), уральские, приволжские и придонские степи получили название Дешти Кипчак, т. е. степь Кипчацкая. Преимущественно это имя приурочивалось к степям киргизским (т.е. казахским - прим.А.), где во время господства "монголов" образовалась особая орда, дробившаяся на отдельные, самостоятельные части. Эту орду называют Кипчацкой, но такое название не пользуется распространенностью: у нас ей давали имя Синей, у мусульман — Белой. Н. В.

Энциклопедия Брокгауза Ф.А. и Ефрона И.А. (1890 - 1916гг.) Найманы — одно из четырех племен (кирей, аргын, кипчак и Найманы), составляющих так называемую Среднюю Орду (см. Киргиз-кайсаки, Киргизы - т.е. казахи - прим.А.). Обычные их кочевки — по Тарбогатаю, близ Балхаша и Улу-Тау, но отдельные роды встречаются по всей территории Средней Азии, даже среди чисто (халха-) монгольских аймаков в Монголии. По Аристову, имя Найманы происходит от названия р. Найма, притока Катуни, где было первоначальное местообитание Найманы. Перейдя в Зап. Монголию, они, после падения уйгуро-орхонского ханства, образовали союз родов или племя Найманы. Во время Чингисхана, уничтожившего два Найманы ханства, занимавшие Монголию от Орхона до Черного Иртыша, большая часть Найманы была отброшена на З, в земли, где они частью и ныне обитают; остальные омонголились. Первые достоверные сведения о Найманы — у Рашид-Эддина (XIII в.), который, причисляя их к турецким народам, описывает их так: "Это племя степное: некоторые жили в крепких горах, другие в степях... Обитали Большой Алтай, Каракорум... горы Алуй-Сераса и Кук-Иртыша... у этих Найманы племен были свои почтенные и сильные государи; они имели многочисленное и хорошее войско; обычаи и привычки их были подобны "монгольским". Государей их в древние дни называли Кушулук-хан — сильный, великий государь. Из племен, близких к Найманы и которых юрты соединялись с их юртами, было племя Бикин". Их территория, по Аристову, простиралась до Чингисхана, от pp. Тамира и Орхона до Иртыша. Ко времени Чингисхана Найманы были самым сильным тюркским племенем, и завоевателю удалось сокрушить их только после искусного раздробления сил и предварительного покорения других тюркских народностей. Под натиском "монголов" Найманы, вместе с другими тюркскими племенами, передвинулись на запад, подвергаясь смешению и "омонголению" (??). Вошедши в состав Джагатаева улуса и разделяя до известной степени судьбы чингисидов, они продолжали крепко сохранять свое племенное и родовое устройство. В период походов Тимура Найманы, вместе с аргынами, занимали территорию от р. Ишима на ЮЗ до Каратала и на запад до р. Нуры (Аристов). С середины XV века они входят в состав киргиз-кайсацкого союза (т.е. казахского - прим.А.), судьбу которого они с тех пор и разделяют (см. Киргиз-кайсаки). Еще в XVIII ст. Найманы считались одним из самых "знатных", т. е. сильных и многочисленных киргизских (т.е. казахских - прим.А.) племен (Рычков). Новейшей статистики Найманы, как отдельного племени, не имеется. По данным Спасского (1820 г.) Найманы числилось в русских и китайских владениях до 60900 сем., около 3/8 населения всей Средней Орды. Вероятно, то же соотношение сохраняется и теперь. Из антропологических данных о Найманы имеются 23 измерения Ивановского, дающих рост Найманы — 1626,77 мм., головной указатель — 89,31. Ср. "Сборник Летописей. История "монголов", соч. Рашид-Эддина", пер. Березина (СПб., 1858); Найманы А. Аристов, "Заметки об этническом составе тюркских племен и народностей" (СПб., 1897; у него приведена и литература).