asan-kaygy

Ее нельзя локализовать так точно смотрите все по субкладам и кластерам.

alp-bamsi с днем рождения!!!

Вроде бы 8 бабасанов готово, пока СТР-маркеры не видны, жду их ввода. Кажется большая их часть R1a

Оплатил еще 5 бабасанов и одного шога-уака. Кажется бабасаны для тестирования кончились. Аргын-толек также оплачен до 67 маркеров.

Оплатил ДНК-тесты еще 5 бабасанов. Кажется бабасаны для тестирования кончились.

+100

Эти вопросы в другой теме обсуждайте.

Спасибо за ссылку. У нас блогспот блокирует так что выкладываю полный текст здесь: Исянгулов Ш.Н. Башкиры и кочевые узбеки в XV - начале XVI вв. // Проблемы востоковедения (Уфа). 2011. № 1. С. 29-33. Одной из малоизученных проблем в историографии являются вопросы взаимоотношения башкирских племен с государством кочевых узбеков, оформившимся в 1420-е гг. в восточной части улуса Джучи. Термин узбек появляется в 1360-е гг., а с 80-х гг. XIV в. восточная часть улуса Джучи именовалась узбекским улусом (дийар-и узбек или вилайат-и узбек) [1, с. 38]. После смерти Едигея за власть начали борьбу Улуг-Мухаммед и Барак. Последний был сыном Кайричак-оглана, внуком Урус-хана, и принадлежал к династии Тукатимуридов. Абд-ар-раззак Самарканди пишет, что в 826 г. х. «Борак-оглан захватил орду Мухаммед-хана, и большая часть улуса Узбекского подчинилась и покорилась ему» [2, с. 196]. По мнению М.Г. Сафаргалиева, в 1422–1423 гг. большинство улусов на западе было подвластно Бараку [3, с. 450]. Барак был государем так называемых кочевых узбеков. Примерно в 1421 г. его поддержали мангыты, прежде всего их предводитель – сын Едигея – Мансур [4, с. 94]. Следует отметить, что Мансур был племянником Барака: его родная сестра Суйдуним-Султан была женой знаменитого эмира Едигея и, соответственно, матерью Мансура. Сохранилось предание о противостоянии башкир воинам Барака и Мансура. В 1960 г. оно было опубликовано в книге «Башкирские шежере» как приложение к шежере племен бурзян, кыпсак, усерган и тамьян [5, с. 77–78, 80]. Р.Г. Кузеев обратил внимание, что в предании говорится о междоусобной войне в Золотой Орде, разыгравшейся в 1420-е гг. между Улуг-Мухаммедом и Бораком [5, с. 199]. В 1428/9 г. Барак погиб в борьбе с сыновьями Едигея. Вскоре выдвинулся молодой хан Абулхаир – представитель династии Шибанидов, который и объединил вновь кочевых узбеков. Главенство на востоке улуса Джучи перешло к Шибанидам. При этом Абулхаиру вначале пришлось разгромить своих родственников: хана Джумадыка (1428 г.), позже Хаджи-Мухаммеда (1430 г.). О Хаджи-Мухаммеде хивинский историк XVI в. Утемиш-хаджи писал, что он был великим падишахом над башкирами, алатырами, мокшами и городом Булгаром, а также подчинил себе могущественных мангытов вблизи города Тура [6, с. 40]. З. Валиди Тоган, ссылаясь на того же Утемиш-хаджи, считал, что Башкортостан в указанный период подчинялся Шибанидам. Прежде всего, правителями в Башкирии он называет Ильбака, сына Минтимура, Каанбая, сына Ильбака, Махмудек Ходжу, сын Каанбая, Гали, сына Бекконды, Хаджи-Мухаммеда, сына Гали и других представителей сибирских Шибанидов [6, с. 37–39]. Однако Абулхаир являлся представителем другой линии Шибанидов, был внуком Ибрагима, сына Булат-Тимура, который, по словам Абульгази, в летнее время кочевал «при вершине Яика» [7, с. 162]. В состав государства кочевых узбеков в период правления Абулхаира (1428–1468) входили следующие роды и племена: барак, буркут, дурман, ички, йджан, каанбайлы, карлук, кенегес, конграт, кыйат, курлаут, кушчи, мангыт, масит, найман, таймас, табгут (тангут), тубай, туман, туман-минг, уйгур, уйсун, украш-найман, утарчи, хытай, чат (джат), чинбай. В основном данный список приводится в работе Масуда бен Османа Кухистани. По сообщению Махмуда бен Вали, в составе войска Абулхаира были также ополчения племен ойратов, маджар, кыпчаков [8, с. 8]. Из них такие племена, как дурман, конграт, кушчи, туман-минг, уйсун, хытай могли иметь отношения к башкирам. В основном это роды, которые впоследствии стали называться зауральскими башкирами. Также З. Валиди Тоган сообщает, что в числе великих эмиров хана Абулхаира были башкирские батыры Жыгыз и Жал [6, с. 36]. Государство Абулхаира было непрочным, и само состояло из полунезависимых государственных образований. В 1446 г. он завоевал Сыгнак, и политический центр Шибанидского государства переместился в Среднюю Азию. Еще при жизни Абулхаира от узбеков в середине XV в. откололись казахи, и ушли в Моголистан во главе с Тукатимуридами Гиреем и Джанибеком, сыном Барака. В 1468 г. со смертью Абулхаира государство кочевых узбеков распалось. В 1470–1471 гг. Шибаниды окончательно потеряли верховную власть в Восточном Дешт-и-Кипчаке, которая перешла к казахским ханам [4, с. 104]. Однако вскоре за власть в степи начал борьбу молодой пассионарный внук Абулхаира – Мухаммед Шейбани (1451–1510). Реальной силы у него не было, нередко число сторонников М. Шейбани не превышало 200–400 человек. Например, когда он оказался под покровительством астраханского правителя Касима в 1472 г., то с молодым царевичем было всего 40 человек, из них половину составляли представители рода кушчи [9, с. 20]. Среди племен и родов, оставшихся верными М. Шейбани во время его скитаний были следующие: аргун, ас, башгырд, джуркун, ички, ички-байри, йети-минг, конграт, кушчи, маджар, мангыт, найман, салор, татар, тили-минг, тубай, туман, уйгур, уйсун, хытай [8, с. 8]. Также в сочинении «Таварих-и гузида-йи нусрат-наме» сообщается: «Когда Мухаммад Шайбани-хан и Махмуд-Бахадур-султан[1] вернулись, забрали из Бухары свой урук и направились примерно со ста человеками в Туркестан, то имена вышедших вместе с ханом и пришедших в Туркестан [людей были]: из дурманов – сын Йа'куб-бека Ахир-Заман-бек, его младшие братья – Шах Салих-бек, Урус-бек, Джан-Вафа-мирза, из кушчи – Йа'куб-кукельташ, из уйгуров – Хушамад и Канбар Али, из ички-байри – Лукманбек, из кушчи Бурундук-бахадур, из найманов – Хаджи Вали, из джуркунов – Узра-бахадур, из йети-мингов – Тайран-бахадур, из конгратов – Миср-Али-бек, из чагатаев – Фаррух-бахадур, Дарвиш-Берди-бахадур, из ички – Ходжа Асил, Тангри-Берди и Айким-Берди-бахадур, из башгирдов Чингиз-бахадур и Чалбаш-бахадур» [9, с. 28]. В сочинении К. Бинаи «Шайбани-наме» среди сопровождающих узбекского хана лиц названы «из баджкиров – Джагир и Чалбаш-бахадур» [9, с. 111]. Данное событие относится к началу 1490-х гг. В дальнейшем в составе узбекских племен упоминаются такие роды, как минг, йуз, кырк, джалаир, кунгурат, кыбчак, калмак, хытай, канглы, джалджиут, кераит, меркит, табын, уйшун, тама, тилау и другие [8, с. 29–33, 40–44]. По мнению Р.Г. Кузеева, среднеазиатские корни среди башкирских племен и родов имеют такие, как мин, тамьян, айле, кошсы, дуван, катай, табын и т. д. [10, с. 167, 198–199, 215–216, 231, 259, 305–308 и др.]. Удачливого полководца – узбекского хана, несомненно, поддерживали наиболее пассионарные силы отдельных башкирских родов. М. Шейбани удалось сохранить определенную харизму, идущую от деда, с чем не могли не считаться его противники и тем более сторонники. Он был популярен в степи, являлся известным поэтом, художником и историком своего времени. В начале XVI в. Шейбани завоевал Мавераннахр и вытеснил Тимуридов из Средней Азии в Афганистан и Индию. В эти годы в составе войска хана перечисляются следующие роды: джалаир, сихиут, тама, сулдуз, адгу, адлу-оглы, мекрит, калмак, барин [8, с. 8–9]. В 1500-е годы, таким образом, степи Дешт-и-Кыпчака, в том числе и Башкортостан, покинуло значительное количество кочевых и полукочевых племен и ушло в Среднюю Азию. Однако многие роды еще находились в степи, в подчинении у других Шибанидов. В 1510 г. Мухаммед Шейбани был разгромлен иранским правителем Исмаилом Сефеви и погиб. В одном из шежере племени юрматы есть следующее выражение: «Первый пришедший в Булгар муж – калбак Шабан-хан» [11, с. 67]. В другом шежере говорится, что «предком Юрматы является Шибан хан с Аеры Калбака. Его сын Абужай хан, его сын Исмагил хан, его Алмалы султан…» [12, с. 36]. В комментариях М.И. Ахметзянов пишет, что Аеры Калбак – одно из татарских племен, переселившихся из Нижнего Поволжья в Хорезм в 1420-е гг. А упомянутого Шибан хана связывает с узбекским ханом Мухаммедом Шейбани (1451–1510), Абужая – с сыном Шибана Апачи (Аячи) [12, с. 38]. Как известно, у Шибана, сына Джучи, восьмым сыном по Рашид-ад-Дину был Аячи, который в свою очередь имел сына Учкур-Туку. В «Книге, прославляющей генеалогии в родословном древе монгольских султанов» («Муизз ал-ансаб фи шаджарат салатин могул»), составленной неизвестным автором по поручению сына эмира Тимура Шахруха, восьмой сын Шибана назван Апачи [2, с. 53–56]. У узбекского же хана М. Шейбани было трое сыновей от разных жен: Мухаммад Тимур, Хуррамшах (племянник З. Бабура, умер в детском возрасте), Суйундж-Мухаммад. Таким образом, татарстанский ученый перепутал узбекского хана с его далеким предком Шибаном, жившим, как известно, в XIII в. Вскоре после гибели М. Шейбани в 1511 г. Хорезм был завоеван остававшимися до сих пор в степи узбекскими племенами под предводительством шибанидских принцев – Ильбарса и Бильбарса – потомков Арабшаха, хана Золотой Орды в 1377–1380 гг., брата Ибрагима. Образовалось Хивинское государство. В 1510-е гг. произошел, таким образом, еще один массовый исход так называемых узбекских племен из степи в Среднюю Азию. Данное событие было зафиксировано в местных источниках: «Около города Уфы, на реке Белой, там, где впадает река Дема, была крепость Кунгурат; жители оттуда переселились в Ургенч. Там соорудили крепость и ее назвали тоже Кунгуратом. На реке Белой есть гора Тура-тау. Тура – это имя кунгуратского хана. На вершине этой горы, чтобы было безопаснее, он построил крепость. Поэтому назвали ее Тура-тау. Там остались ее развалины; побывавшие там (люди) их видели» [13, с. 123]. Здесь речь идет о городе, существовавшем на месте современного города Уфы. Важно то, что в источнике дается ответ на вопрос, почему города, существовавшие на территории Башкирии еще задолго до 1552 г. оказались заброшенными. Очевидно, что жители этих городищ не были башкирами, а в них проживало население, тяготевшее к городской жизни, желающее прочно осесть. Именно подобные процессы происходили в «узбекской» среде в XV в., нашедшие свое решение в завоевании Мавераннахра и Хорезма в начале XVI в. Массовый исход узбекских племен в Хорезм был зафиксирован в 1510-х гг. под предводительством упомянутых шибанидских султанов. По нашему мнению, именно в это время конграты со своими загадочными правителями – Тураханами – покинули Башкортостан. З. Валиди Тоган писал, что от конгратов в Башкирии никого не осталось [6, с. 52]. Город (Конграт – Уфа) опустел и пришел в упадок. Современный исследователь Т.И. Султанов также отмечает, что племена конгратов были выходцами из Дешт-и-Кипчака, и откочевали в Среднюю Азию вместе с Шибанидами в начале XVI в. [8, с. 18][2]. В других источниках также сообщалось, что правитель города Уфы Тура-хан, боясь русских людей, намеревавшихся взять Казань, ушел на Кубань [14, с. 264]. Обычно в башкирской историографии имя Тура-хана связывалось с ногайцами. Однако современный исследователь Ю.М. Юсупов высказывает сомнения по этому поводу, отмечая, что такие факты являются противоречивыми и не достаточно убедительными [15, с. 80]. Вполне возможно, что в воспоминаниях башкир события, связанные с исходом так называемых узбекских племен из Дешт-и-Кипчака, имевшем место в начале XVI в., впоследствии тесно переплелись с аналогичными явлениями, произошедшими в 1620–1640-е гг., когда Приуралье покинули ногайцы. Впрочем, здесь могли отразиться и более ранние события середины XVI в., когда произошел раскол Ногайской державы на три орды, и в связи с этим имело место бегство определенной части ногайцев на правобережье Волги в Казыев улус (Малую Ногайскую Орду). В местной историографии вопрос об исходе узбекских племен с территории современного Башкортостана в начале XVI в. никогда не поднимался. Между тем, современное состояние исторической и археологической науки позволяет нам определенно сказать, что в конце XV – начале XVI вв. территорию Башкортостана покинуло достаточно значительное количество населения. Данное явление было связано с двумя волнами шибанидского завоевания Средней Азии в 1500–1510 гг. Об исходе большого количества населения из Башкирии говорится во многих источниках, в том числе и в башкирских шежере. Здесь приведем лишь один отрывок из летописи, хранившейся в Казани: «Русский (хан) окончательно утвердился в Казани, все были ему подчинены. Осталось в Уфимском юрте (земле) два народа: башкиры и бобыли, и они дали слово подчиниться…» [13, с. 123]. Автор летописи дает понять, что до середины XVI в. в Башкирии проживало значительное количество населения, которое затем покинуло ее. Вполне возможно, что здесь имелись в виду не только ногайцы, но и представители других родов и племен. Несомненно, и то, что вместе с «узбеками» (как и с ногайцами) Башкирию покидало и немало собственно башкирского населения, о чем свидетельствует вышеприведенные сведения об этническом составе населения Узбекского улуса. В то же время в Башкирии могли быть лишь периферийные силы узбеков, тогда как основные улусы тех же Арабшахидов до завоевания Хорезма находились в непосредственной близости от него, в приаральских степях. Также известно, что в Уфе вплоть до вхождения башкир в состав Русского государства существовали какие-то властные структуры. Со времен П.И. Рычкова их считают ногайскими правителями. Вполне возможно, что ногайцы после ухода узбекских племен и родов использовали заброшенные ими городища лишь как административные центры и ставки князей и мурз. О том, что ногайцы сами города не сооружали, а пользовались ранее существовавшими сооружениями писал еще А.Н. Усманов [16, с. 66]. Ведь у ногайцев кочевые традиции были еще более сильными, чем у башкир. Что касается узбеков, то определенный интерес представляет статья казахстанского ученого Ж.М. Сабитова. По его мнению, марионеточными ханами Ногайской Орды были представители Арабшахидов: Ядигер, Абулек, Аминек и другие. А после завоевания Ильбарсом и Бильбарсом отдельные из Арабшахидов остались в Башкирии. В частности, упоминаемый в юрматинских шежере Абужай хан отождествляется им с Абаком, четвертым сыном Ядигера, а Исмаил-хан, сын Абужай-хана – с Исмаилом, правителем Башкирии накануне взятия Казани, известного из сочинения П.И. Рычкова [17, с. 138–141]. Родство отмеченных башкирских правителей с Арабшахидами на сегодняшний день доказать невозможно: ни в одной из родословных Чингизидов потомки Абака, четвертого сына Ядигера, не указаны. Однако сама постановка вопроса о правлении представителей Арабшахидов в Башкирии является достаточно интересной. Известно, что именно ногайский правитель Муса в 1457 г. объявил ханом узбеков Ядигера, правнука Арабшаха. Не вызывает сомнений и ханство (номинальное) Абулека и Аминека в Ногайской Орде, рассмотренное в капитальной работе В.В. Трепавлова. Однако утверждения казахстанского ученого о башкирских Арабшахидах, как уже было сказано, остаются пока лишь смелыми гипотезами, и не более того. Таким образом, башкирские роды и племена нередко оказывались в составе государственных образований, созданных узбекскими Шибанидами в XV в., а отдельные батыры входили в ближайшее окружение наиболее выдающихся представителей династии – Абулхаира, Мухаммеда Шейбани, обладателей особой харизмы, отличавшей их от других представителей восточных Джучидов. Возможно, что многочисленные городища, существовавшие на территории Башкирии, были заселены до начала XVI в. так называемыми узбекскими племенами. Завоевание в начале XVI в. узбекскими Шибанидами Мавераннахра, а Арабшахидами – Хорезма вызвало массовый исход отдельных племен и родов с территории Башкортостана, привело к значительным политическим, экономическим, этносоциальным и демографическим изменениям в регионе. Если в начале XVI в. Башкирию покидало общество, которое стремилось прочно осесть, то через сто лет, ее покинули наоборот полные кочевники – ногайцы, вытесненные калмыками в правобережье Волги. «Башкиры» же – полукочевники – остались на Родине и выбрали нового государя. В каком-то смысле это было единственно верное решение – «золотая середина» – в историческом выборе дальнейшего развития общества по сравнению с узбеками и ногайцами. ЛИТЕРАТУРА 1. Ахмедов Б.А. Государство кочевых узбеков. – М.: Наука, 1965. – 196 с. 2. Тизенгаузен В.Г. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. Т. 2. Извлечения из персидских сочинений, собранные В.Г. Тизенгаузеном и обработанные А.А. Ромаскевичем и С.А. Волиным. – М.–Л.: АН СССР, 1941. – 306 с. 3. Сафаргалиев М.Г. Распад Золотой Орды // На стыке континентов и цивилизаций… (из опыта образования и распада империй X–XVI вв.). – М.: ИНСАН, 1996. 4. Трепавлов В.В. История Ногайской Орды. – М.: Вост. лит., 2001. – 752 с. 5. Башкирские шежере. – Уфа: Башк. кн. изд-во, 1960. – 304 с. 6. Тоган Валиди Ахметзаки. История башкир / Ахметзаки Валиди Тоган; [перевод с турецк. А.М. Юлдашбаева; авт. вступ. статей А.М. Юлдашбаев, И. Тоган] (перевод с турецкого). – Уфа: Китап, 2010. – 352 с. 7. Абуль-Гази. Родословное древо тюрков / Перев. и предисл. Г.С. Саблукова. – Казань, 1906. – 336 с. 8. Султанов Т.И. Кочевые племена Приаралья в XV–XVII вв. (вопросы этнической и социальной истории). – М.: Наука, 1982. – 133 с. 9. Материалы по истории казахских ханств XV–XVII веков (извлечения из персидских и тюркских сочинений) / Сост.: С.К. Ибрагимов, Н.Н. Мингулов, К.А. Пищулина, В.П. Юдин. – Алма-Ата: Изд-во «Наука» Казахской ССР, 1969. – 651 с. 10. Кузеев Р.Г. Происхождение башкирского народа: этнический состав, история расселения. – М.: Наука, 1974. – 572 с. 11. Башкирские родословные / Сост., предисл., поясн. к пер., пер. на рус. яз., послесл. и указ. Р.М. Булгакова, М.Х. Надергулова; Науч. рук. Р.Г. Кузеев. – Уфа: Китап, 2002. – Вып. 1: Издание на русском языке. – 480 с. 12. Әхмәтжанов М.И. Татар шәжәрәләре. – Казан: Татар. кит. нәшр., 1995. – 128 б. 13. История Татарии в документах и материалах. – М.: Государственное соц.-эк. изд-во, 1937. – 503 с. 14. Рычков П.И. Топография Оренбургской губернии. – Уфа: Китап, 1999. – 312 с. 15. Юсупов Ю.М. История Башкортостана XV–XVI вв. (социально-политический аспект). – Уфа: Гилем, 2009. – 192 с. 16. Усманов А.Н. Добровольное присоединение Башкирии к Русскому государству. 2-е изд., испр. и доп. – Уфа: Башк. кн. изд-во, 1982. – 336 с. 16. Сабитов Ж.М. Ханы Ногайской Орды // Средневековые тюрко-татарские государства. Сборник статей. Вып. 1. – Казань, 2009.

Скорее всего 13-начало 14 века. Голод 1920-30 конечно был большой но это всего лишь один эпизод. Насчет численности казахов есть хороший пост Радика Темиргалиева: Казахский секрет Р.Темиргалиев В представлениях о собственной истории у всех народов присутствуют определенные и общие для всех стереотипы, с которыми не часто берутся спорить даже ученые-историки. Напротив, основная часть тех же историков, равно как писателей или режиссеров, старательно продолжает разрабатывать привычные штампы, как бы они не противоречили источникам и здравому смыслу. Так было всегда, поскольку историография с самого своего возникновения использовалась государством в целях идеологической пропаганды. Как заметил по этому поводу Джером К. Джером, «на войне солдаты каждой страны – всегда самые храбрые в мире. Солдаты враждебной страны всегда вероломны и коварны – вот почему они иногда побеждают». У каждого народа существуют и свои специфические темы, вращающиеся вокруг идеи собственной исключительности по поводу былых успехов нации либо, наоборот, по поводу ее бед. Для казахов в большей степени присуще отношение к собственной истории как к величайшей трагедии в планетарном масштабе. «Мен – қазақпын мың өліп, мың тірілген» («Я казах, умиравший и воскресавший тысячу раз») и «Тозақтың өзінен аман-сау қалыппыз» («Мы выжили в самом аду») – вот гвозди, на которых висит казахская историография. Но вся беда заключается в том, что эта горестная картина не слишком сильно увязана с известными историческими сведениями. На самом деле те же джунгары или калмыки, которые в отечественной историографии изображаются вечными беспощадными и кровожадными обидчиками казахов никогда не устраивали таких побоищ, которые им приписываются. А вот в том, что разбросанные по территории различных стран потомки грозных ойратов ныне столь малочисленны и фактически лишены собственной государственности, казахи сыграли огромную, можно даже сказать, решающую роль. Подобное необходимо сравнивать с подобным, и следует отметить, что, к примеру, в начале XVIII века казахи как народ были сопоставимы с такими же соседними кочевыми народами, как джунгары, башкиры, калмыки, каракалпаки, кыргызы. Численность всех этих народов находилась в диапазоне от от 50 до 500 тысяч человек. Так, по российским документам (разумеется, очень приблизительно), численность кыргызов составляла от 80 до 120 тысяч человек, башкир – 80-100 тысяч, каракалпаков – 60-80 тысяч, калмыков – 120-160 тысяч человек, казахов – 300-400 тысяч, джунгар – 400-500 тысяч. По современным меркам, эти этносы бы внесли в группу вымирающих, но для того времени это были неплохие цифры, позволявшие народу надеяться на продолжение своей истории. Однако к концу XIX века картина изменилась очень существенным образом. Численность кыргызов в России составила около 200 тысяч человек, калмыков – 190 тысяч, каракалпаков – 100 тысяч. Несколько десятков тысяч потомков джунгар, смешавшихся с халха-монголами и потомками калмыцких беглецов 1771 года, проживали на территории Цинской империи. Зато казахов в это время только в пределах Российской империи насчитывалось около 4 миллионов человек. То есть численность казахов за неполных два века увеличилась как минимум в 10 раз! В этом плане их можно сравнить только с башкирами, численность которых росла такими же темпами и в 1897 г. составила около 1 миллиона 300 тысяч человек. Но, увы, башкирам не удалось сохранить эти темпы в дальнейшем. В данное время их численность в России составляет всего около полутора миллиона человек и в последние годы сокращается. А еще надо учесть колоссальные территориальные приобретения, сделанные казахами в XVIII веке! Территория, контролируемая казахскими племенами в начале того же столетия, с запада на восток ограничивалась пространством от Эмбы до Сарысу (причем часть Сырдарьи занимали каракалпаки). В Жетысу и Сары-Арке кочевали джунгары, а на территории современных западных областей полновластными хозяевами себя считали башкиры и калмыки. Но казахи, сумев переломить ситуацию в свою пользу, в течение того же XVIII века сумели отбить земли и заняли колоссальную территорию. Причем даже российские власти, впоследствии заняв часть северных казахских кочевий, в ответ выделили казахам территорию на правобережье Урала и правобережье Иртыша. А еще не мешает вспоминать о том, что цинским властям просто элементарно не хватило сил для поглощения северо-восточных джунгарских земель, которые казахи заняли явочным порядком, на основании чего впоследствии права на них были заявлены российским престолом. Вообще соприкосновение с абсолютно доминировавшей на тот момент на планете европейской цивилизацией очень печально сказывалось на народах, находившихся, что называется, в стадии родоплеменного строя. И дело не всегда было в военном превосходстве регулярных европейских войск. Разнообразные сообщества туземцев и аборигенов распадались, прежде всего, от внутренних потрясений, вызванных культурным влиянием «бледнолицых». Прежние институты с треском ломались и уходили в небытие по причине своей неактуальности, а ничего нового на их месте не возникало. В итоге начинались процессы деградации и вымирания целых этносов. Некоторые исследователи пророчили подобное будущее и казахам. Так, к примеру, А. Харузин писал: «Как бы ни было грустно, но приходится сказать, что и киргизы (т. е. казахи – Р. Т.) пойдут вероятно по общему пути вымирания инородцев… Вымрут не по какому-нибудь слепому «закону вымирания инородцев», но в силу жизненных условий, которые их сначала оторвали от старого строя и сблизили с иным им чуждым, затем поставили их в конкуренцию с другими народностями, имеющими за собою более древние культурные традиции – вымрут все, кто вовремя не сольется с элементом или русским или татарским». Однако, как известно, казахи не только не вымерли, но и сумели приспособиться к новым обстоятельствам. В связи с этим авторы этнографических работ практически единодушно отмечали резкое отличие казахов от других кочевых этносов. К примеру, В. В. Радлов указывал: «Киргизы резко отличаются от тюрков-кочевников Алтая, и по образу жизни и мышления они находятся на более высоком уровне». В свою очередь, Л. Мейер, рассказывая о казахах, отмечал, что «с умственной стороны они выгодно отличаются от других азиятцев; науки им довольно доступны, особенно легко им понятен аналитический способ изложения; однако между ними очень часто встречаются достаточно обширные умственные способности, чтобы понять такие синтетические умозаключения, которые никак нельзя было предполагать доступными малоразвитым людям». Конечно, замечания эти были довольно неполиткорректны с точки зрения дня сегодняшнего, и, кстати, выводы из этого делались соответствующие. Так, К. К. Крафт, замечая, что в прежние времена казахи в своих набегах уводили в плен множество русских, задавался такими вопросами: «Не в этом ли смешении крови высшей расы с кровью туземцев следует видеть одну из причин того, что киргизская народность не подвергается участи многих инородческих племен, находящихся даже в лучших условиях – вымиранию, а обнаруживает живучесть, жизнеспособность и стремление к высшей культуре? Не в этом ли освежении крови кроется одна из причин того, что киргизы свободно и умело переходят к земледельческому быту, становясь на один уровень, а иногда и опережая исконных земледельцев – русских колонизаторов?». Разумеется, не стоит строго судить исследователя, оставившего нам много важной и ценной информации об истории и культуре казахского народа. Тем более что он хотя бы задался вопросом о природе казахского успеха, о чем даже помыслить не могут многие наши историки, философы или писатели, продолжающие оплакивать страдания предков. Между тем исторические источники таят еще массу в должной степени не осмысленной информации о прошлом казахов. Именно эти не афишируемые факты объясняют, каким образом, к примеру, казахам удалось добиться гегемонии на территории современного Казахстана. Первым и главным секретом казахских военных побед (вопреки привычным представлениям, кочующим от одного автора к другому) стало то обстоятельство, что казахи освоили огнестрельное оружие первыми из кочевников региона. Именно с использованием огнестрельного оружия была связана самая громкая победа над джунгарами в 1643 г., когда всего 600 воинов-казахов сумели в горном проходе остановить 50-тысячное джунгарское войско. Впоследствии джунгары также стали широко использовать «огненный бой» и даже вырвались вперед за счет освоения технологии производства артиллерии, но остальные кочевые народы, являвшиеся противниками казахов, не могли тягаться с ними в этом компоненте. Так, в ходе участившихся в 20-е гг. XVIII в. казахо-калмыцких столкновений астраханский губернатор А.П.Волынский отмечал, что «калмыки, конечно, могут пропасть, ежели так сильно оные касаки на них идут, понеже они так перед касаками робки, например, где оных сот 5 или 6, а калмыки пятью или шестью тысячами не могут противу их устоять, понеже касаки имеют больше пищалей, нежели луков». В свою очередь, А. И. Тевкелев отмечал, что казахи «сайдаков употребляют мало, а войне имеют большую часть огненного ружья без замков с фитилями. Башкирцы в военный случай употребляют токмо одне сайдаки с луками, а огненного ружья никакова нет». Но победа народа куется, конечно, не только и не столько на полях сражений. Другим чрезвычайно важным фактором в условиях резко-континентального климата и регулярных, как нынешние финансовые кризисы, джутов (случавшихся, кстати, в соответствии с народной приметой чаще всего в год зайца) стала уникальная система казахской взаимоподдержки. Как писал Ч. Ч. Валиханов, «кроме врожденной чувствительности, кайсака заставляет быть сострадательным еще то понятное всякому опасение сегодня или завтра обнищать самому через баранту или падеж, столь частые в степи. Взаимная друг другу помощь, оказываемая кайсаками в последнем случае, достойна подражанию и просвещенному европейцу». Вообще для кочевников взаимопомощь всегда была характерна, можно вспомнить законы того же Чингисхана, где этому вопросу уделялось огромное внимание, однако казахи более ревностно хранили эти принципы до перехода на полусоедлый и оседлый образ жизни. Кстати, одним из сильно раздутых мифов являются представления о необычайной раздробленности казахов. Конечно чингизидские кланы перманентно оспаривали власть друг у друга, а племена соперничали между собой за кочевья, но в основном дело ограничивалось лишь барымтой, и даже отдельные убийства вызывали огромный резонанс. А уж до ожесточенного взаимоистребления, как у джунгар или ногайцев, дело и вовсе не доходило. Так, А. И. Тевкелев, комментируя возможность использования при необходимости военных сил казахов Младшего жуза против Среднего жуза, отмечал, что «киргизец с киргисцом рубиться не будут, и тако оная Киргиская орда вся останется безполезна». Еще одним очень важным обстоятельством, оказавшим воздействие на ход истории, была сама система общественного устройства, где главной ценностью считалась свобода. Обычно историки упоминают об этом в негативном контексте, считая, что отсутствие сильного централизованного государства и нескончаемые распри племенной знати и чингизидов между собой препятствовали выработке единого курса для этноса. Так, еще П. С. Паллас говорил: «Многочисленный киргизский народ живет в неограниченной вольности в сравнении калмыков, которые так много малых властителей над собой имеют. Каждый киргизец живет так, как вольный господин, и потому киргизцы не так страшны, как другие неприятели». Однако, железная дисциплина и безукоснительное подчинение начальству, часто приносившие успех ойратам на полях сражений, в конце концов привели к национальной катастрофе в 1771 году, когда калмыки единодушно поддержали авантюру своих правителей по перекочевке в Китай. И к примеру, Ю. Костенко, посвятивший работу исследованию этой откочевки, отзывался об этих кардинальных отличиях следующим образом: «У калмыков невежество, бедность и отсутствие всякой свободы в жизни народа вынуждало его естественным образом к полной зависимости и безусловному повиновению своим владельцам. Такого пассивного повиновения не замечается у других кочевых народов, как например, у киргизов, отличающихся свободолюбием; у калмыков эта черта характеристическая, почему и обращаем на нее внимание». Вообще среди казахских правителей такие авантюристические планы тоже возникали нередко. Так, например, вожди Младшего жуза в том же XVIII веке долго вынашивали возможность переселения на Кубань и объединения с ногайцами. Но реализовать такие проекты было невозможно в силу сопротивления народных масс. Очень своеобразные отношения сложились у казахов с российскими властями. Другие народы, оказавшиеся на пути беспрестанно расширявшейся империи, обычно выбирали либо путь борьбы и подобно черкесам несли огромные потери, либо полностью подчинялись и принимали новые правила игры, что также действовало разрушительно на этнос. Однако казахи, добровольно признав себя российскими подданными, еще почти сто лет сохраняли фактическую самостоятельность. И после ликвидации ханской власти вплоть до конца 60-х гг. XIX века, в степи продолжал сохраняться очень высокий уровень самоуправления. Во-первых, конечно, тому способствовали чисто экономические обстоятельства. Уже с середины XVIII казахи стали самыми крупными поставщиками скота на российские рынки, и эта торговля была чрезвычайно выгодна для российского купечества. При этом казахи стали потребителями огромного количества русских товаров, не представлявших интереса для той же Европы. Поэтому отдельные представители российских властей всеми силами мешали переходу казахов на оседлый образ жизни, считая, что они лишь в качестве скотоводов представляют ценность для империи. А. И. Левшин в связи с этим восклицал: «Подлежит ли сомнению польза, получаемая Россиею от установления связей с казачьими ордами? Какой другой народ доставил бы нам в таком же большом количестве произведения, вымениваемые нами теперь у них? И кто взял бы от нас все те товары, которые мы ныне им отпускаем?». Во-вторых, маловодные казахские степи, полупустыни и пустыни не давали российским военным особенно развернуться даже тогда, когда из Санкт-Петербурга приходило высочайшее дозволение «достойно наказать киргизцев за их дерзости». Стоило войскам только выступить с Линии, как степной телеграф начинал свою работу, и аулы кочевников, снимаясь с места, уходили вглубь степей, куда отряды идти не рисковали, поскольку это закачивалось очень плохо, что нагляднее всего продемонстрировал поход генерал-майора М. М. Траубенберга в 1771 г. и поход графа В. А. Перовского в 1839 г. В-третьих, эта же самая территория по большей части не подходила для земледелия. Поэтому не столько гуманность славян в сравнении с англосаксами, сколько существенная разница в плодородии почв между Сары-Аркой и Великими равнинами была одной из причин отличия судеб казахов и североамериканских индейцев. Правда, после отмены крепостного права в России переселение крестьян в Казахстан приобрело достаточно широкий размах, но эти мигранты в основном ограничивались лишь несколькими регионами, а на большей части остальной территории продолжали кочевать казахи. Огромную роль в казахском подъеме сыграл и ислам. Народы, исповедовавшие «языческие» религии, как правило, очень быстро сдавались перед проповедями христианских миссионеров и предавали забвению старые культы, после чего начиналась ассимиляция. Мусульманская идеология, несмотря на общий кризис в странах ислама, оказалась вполне в состоянии противостоять культурному давлению православия. Необходимо упомянуть также и о чисто практической пользе ислама для казахов. В этом плане особое значение имели гигиенические требования, содержащиеся в исламе. Конечно, кочевое животноводство сам по себе не способствует поддержанию особенной чистоты в быту, но в сравнении с другими кочевниками, жившими в чудовищно антисанитарных условиях, казахи смотрелись в более выигрышном свете. Так, описывая казахский быт, П. С. Паллас отмечал: «Киргизцы, по обыкновению других степных азиатских народов, живут в войлочных кибитках, которые от калмыцких разнятся только тем, что обыкновенно бывают гораздо больше и чище, так что в их кибитке больше 20 человек сидеть могут. Вообще киргизцы во всем наблюдают чистоту гораздо больше, нежели калмыки». Может быть, еще большее значение имел запрет Корана потреблять спиртные напитки. Как известно, «огненная вода» была причиной деградации множества народов и племен Сибири и Северной Америки, к которым казахи очень близки в генетическом плане. В то же время гибкость и восприимчивость казахов (которую многие считают бесхребетностью и показателем отсутствия национальной гордости) позволила им в кратчайшие сроки освоить торговлю, ремесла, земледелие, рыболовство, рабочие профессии. Уже в конце XIX века образовалась пусть немногочисленная, но совершенно блестящая прослойка национальной интеллигенции. Эти успехи народа, совсем еще недавно ничем не отличавшегося в глазах европейцев от других «кочевых татар», вызывали огромный интерес у многих исследователей, иногда дававших, пожалуй, даже слишком уж преувеличенную положительную оценку данному процессу. Особенно это касается таких крупных ученых, как В. В. Радлов и В. В. Григорьев, описавших казахское общество во многом с идеалистических позиций. Но таково было влияние впечатления от реально происходившего на их глазах перерождения казахского народа. Нет, конечно, никакого смысла рисовать историю казахов только в радужных красках. Первая половина XX века действительно стала эпохой ужаса. Восстание 1916 г., Гражданская война, голод 1919-1920 гг, раскулачивание, коллективизация, репрессии, Великая Отечественная вкупе нанесли сильнейший удар по генофонду нации. Свою лепту также внесла протекавшая как естественным образом, так и сознательно проводимая русификация, в ходе которой часть казахов была ассимилирована «старшим братом». Но ведь казахам удалось преодолеть эту череду испытаний и не просто выжить и уцелеть, а стать одним из больших этносов на постсоветском пространстве и обрести государственность. Соответственно, и в этом плане акцент можно ставить не только на трагических аспектах, но и понимать, что в данный период казахский этнос как система успешно прошел испытание на прочность, и это тоже победа, которой можно гордиться. Этим казахи еще раз подтвердили свое право на место под солнцем в этом жестоком мире. Поэтому для понимания своего пути совсем не обязательно ездить за моря и изучать историю народов, развивавшихся совсем в другом времени и пространстве, когда опыт собственных отцов, дедов и прадедов еще не вполне понят и оценен. Ведь перед казахами и сейчас стоят очень серьезные вызовы, ответить на которые нужно не хуже предков. http://yvision.kz/post/252042

Переносите свои посты если хотите. Свои же посты я не буду переносить не охото дублироваться и терять время.

Нет не берберская.

Могли начинать и с 10-20 детей первые поколения, как было у Нангудая конырата (30) и Едиге мангыта (30-40).

Скорее всего 13-начало 14 века. За 700 лет размножится так можно. Если брать за 3-4 сына в поколении (учитывая полигамию это возможно, причем у некоторых особых биев было и за 30 детей мужского пола), то за 30 поколений размножиться можно.

Это тоже имена родоначальников.

Первый каракесек в коммерческом ДНК-проекте. G1a 13 23 13 10 13-17 11 12 13 14 12 29

Коныратов всего 4 в коммерческой базе данных и еще около 100 неопубликованных из разных подородв в основном Арысьский район ЮКО. вторые пока не доступны по гаплогруппам и гаплотипам.

Ну так протестируйте их, я же по опыту скажу что все эти созвучия созвучиями и остались. Гаплогруппы не подтвердили ни одного созвучия емнип.

Итого в Открытом Казаъхском ДНК-проекте готово уже 112 гаплотипов, 12 ждут вестей с лаборатории, 5 идут в среду туда. Еще есть данные по гаплотипам из Закрытого ДНК проекта.

Оплачены адай-косай и шеркеш-шомак.

О3 слишком глобальная гаплогруппа чтобы такое утверждать к ней относятся до 700 миллионов человек они что все кидане?

Не думаю у сарыжетим типичный G1a у коныратов другие гаплогруппы.

Есть данные не опубликованные а есть два каракесека которые скоро будут готовы. по первым данным среди каракесеков превалирует гаплогруппа G1a, как среди других аргынов

Не так, нельзя эта большую гаплогруппу называть по национальностям, она слишком глобальная для этого.

Если отбрасываете то известие о месте смерти Джучи просто нет и вся ваша концепция рушится.

А насчет моей лжи, я не вру я верю в достоверность данного произведения.