Ермолаев

Не соглашусь, что "улаан залаа" исконно маньчжурская традиция, ибо в еще в 1437 Тогон-тайши ввел указ о ношении "Улан Зала". А маньчжуры, видимо, стали носить улан зала, так как так делали члены рода Айсин Гюро, видимо, имеющего родственные связи с монголами-нирун (то есть нирунского происхождения род; само название Айсин Гюро - "Золотой род" - подражание роду Чингисхана). Да, слово вполне может быть тюрк. происхождения: "Turk. *jala-gu, *jala-ga and *jala-ma seem to be derived from a common root, thus it is most probable that Mong. ǯalama 'sacred strips' and ǯalaɣa 'tassel, thick silk thread' are borrowed from Turkic and not vice versa." Перевод: "Turk. * Джала-гу, * Джала-га и * Джала-ма, кажется, происходит от общего корня, таким образом, наиболее вероятно, что монг. 'Священные полосы' ǯalama и ǯalaɣa 'кисточкой, толстые шелковые нити' заимствованы из тюркских, а не наоборот." Но также, возможно, слово "зала/залаа" (арх. "жалага") исходит из слова "ǯali" (пламя) + "aɣa(n)" (эта часть часто встречается при обозначении цветов: "хулаган" - красный, "чагаган" - белый, "ягаган" - розовый). То есть от слова "ǯalaɣa(n)" (букв. "пламенный"), то есть "улаан залаа" - "красно-пламенный". Хотя, если исходить из изначально ойратской природы, то тогда просто (улан зала), то тогда просто "красное пламя". Вообще, огонь играет заметную роль в культуре как ойратов, так и монголов вообще: "Огню как священному элементу специальных исследований не было посвящено, но есть ряд работ, затрагивающих данную проблему в обрядовой поэзии калмыков. В нашей статье мы попытались рассмотреть специфику коммуникативного поведения калмыков через призму традиции и обычаев, связанных с огнем, так как с давних пор важное место в жизни калмыка-кочевника занимает культ огня ‘hал’. Несмотря на то, что в современном калмыцком обществе забывается и теряется родной язык, но все же в сознании народа сохраняются культура и традиции наших предков, идентифицирующие калмыков как отдельный самостоятельный этнос. Огонь олицетворял бога Солнца на земле, поэтому с огнем связано много табуированных норм поведения. Так, например, нельзя плевать, переступать через огонь; нельзя тушить огонь водой или иной жидкостью, а нужно дождаться, когда он сам потухнет или засыпать песком или землей и т. д. Калмыки не только поклонялись огню, но и совершали жертвоприношения ему. Б. Басангов в повести «Булгун» описывает этот обычай: «Он налил араки в чашку, прошептал молитву, побрызгал аракой на огонь. Лишь после этого предложил выпить старикам» [Басангов: 12]. Данную особенность коммуникативного поведения калмыков описал известный поэт В. Хлебников в своем рассказе «Есир»: «Первую чашку он плеснул в огонь, вторую – в небо, третью – на порог. И бог пламени Окын-Тенгри принял жертву» [Хлебников: 235]. Жертвоприношения огню встречаются в свадебных и похоронных обрядах и поныне. Например, в свадебном обряде: жир жертвенного барана бросают в огонь и произносят молитву, в которой просят даровать дочери счастья и благополучия в новой семье. В похоронном обряде через 7 и 49 дней и через год после похорон жир жертвенного барана бросают в огонь, таким образом «кормят» своего умершего родственника. Мы склонны предполагать, что огонь калмыками воспринимается как проводник между миром людей и миром божественных существ. В калмыцкой культуре огню как нечто божественному и сверхъестественному приписываются очистительные силы. Примером может служить обряд «Шюр», описанный А. Амур-Сананом в романе «Мудрешкин сын»: «Впереди по краям дороги, мать раскладывает два костра. Когда они разгораются, бросает в них по горсточки соли. Между кострами прогоняется весь скот. После стада между кострами медленно проходит наша кибитка, и мы гурьбой плетемся за ней. hә-садһ тоот һалдг орҗ әрлтхә ‘Сгинь, пропади, нечистая сила!’ – говорят калмыки в таких случаях» [Амур-Санан: 6]. И сегодня данные национальные особенности проявляются в коммуникативном поведении современных калмыков: с помощью огня очищают дом, обходя его по ходу солнца; после похорон, прежде чем войти в дом держат руки над огнем и т. д. Необходимо отметить, что в культе огня прослеживается сплетение языческих и буддийских верований. В язычестве огонь – это олицетворение бога Солнца, поэтому производятся жертвоприношения огню в виде жира, масла, водки и др.; а в буддийской традиции огонь символизирует мудрость, сжигающую всякое невежество. Так, примечателен буддийский ритуал «Огненная пуджа», основная цель которого – это устранение препятствий на пути к просветлению; кроме того, проведение ритуала подношений предотвращает неблагоприятный ход событий. Во время этого ритуала совершаются подношения через огонь просветленному Ямантаке. Таким образом, в буддийской культуре огонь является проводником между миром людей и миром просветленных существ. Подношение огню так же очищает местность, удаляет препятствия, уничтожает болезни. Примечательно то, что огонь в калмыцкой культуре символизирует счастье, благополучие (күүнә һарар һал бәрх ‘чужими руками жар загребать’); нечто светлое, хорошее, доброе (үмснә дор бәәсн һал медгдг уга ‘незаметен огонь, находящийся под золой’). Раньше калмыки никому не давали огня в первый день перекочевки. Наши предки верили, что с огнем может уйти счастье с нового места. Поэтому самым страшным проклятием было проклятие очагу: һулмтчнь харлг! ‘пусть почернеет твой очаг!’; һулмтчнь арат мааҗг! ‘пусть твой очаг поцарапает лиса!’ [Борджанова: 149]. В калмыцкой культуре домашний очаг олицетворял весь род, всю семью, и если должен был по желанию проклинающего потухнуть, значит должен погибнуть весь род. Данная особенность миропонимания калмыков прослеживается в свадебном обряде, в котором предусматривается поклонение домашнему очагу невестой в доме жениха. Этот обряд проводится и сегодня в современных калмыцких свадьбах. Таким образом, невеста поклоняется предкам своего мужа, приобщаясь к новому очагу, к новой семье. Обобщая результаты изложенного исследования можно сделать следующие выводы: - огонь в национальном сознании калмыков воспринимается как нечто божественное, сверхъестественное; - огонь символизирует саму жизнь человека и всего живого на земле; - огонь-очаг олицетворяет всю семью, весь род. Несмотря на современный, динамичный и поликультурный мир, в котором стираются грани между традициями народов, калмыки сохраняют свои этническую самобытность. Эта идентичность проявляется в коммуникативном поведении калмыков, в его национальном сознании."

Очень большой интерес (лично у меня, по крайней мере) вызывает скотоводческая терминология хунну: Кит. " kwjāt-d(h)ē" (совр. чтение - "цзюэти"): Шовэнь утверждает, что это тип мула, а Сюй Гуан в комментарии к Ши цзи полагает, что это крупные лошади, каких разводят северные варвары, наиболее пригодные для запря- гания в повозки и пр. Однако интересно вот что: "Пуллиблэнк собрал три отрывка из древнекитайских источников, иллюстрирующие, что под цзюэ-ти – katiroм древние китайцы подразумевали лошадей очень хорошей породы. Вот, что пишет Д. Пуллиблэнк: «Отрывок, прекрасно иллюстрирующий то, что под цзюэ-ти подразумевались высоко ценившиеся лошади очень хорошей породы, и между прочим, показывающий, что она была извест- на в Китае еще до объединения его династи- ей Цинь в 221 г. до н.э., находится в докладе Ли Сы князю царства Цинь, включенном в «Ши цзи». Ли Сы, родом из царства Чу, за- щищаясь от чиновников царства Цинь, кото- рые хотели изгнать всех иностранных советников («гостей»), находившихся при циньском дворе, для примера указывает на многие ценности, которые царство Цинь получало из- за границы. Он говорит: «Если бы предметы должны были производиться в Цинь прежде, чем их разрешат … женщины из царств Чжэн и Вэй не наполняли бы ваш внутренний дворец, а прекрасные цзюэ-ти не стояли бы в ваших стойлах». В других текстах из «Ши цзи», цитируемых в «Тайпин юйлань» и «Хуайнань цзы», о цзюэ-ти говорится как о лучших ло- шадях для экипажа. В биографии Цзоу Яна в «Ши цзи» в другом отрывке, который, по- видимому, указывает, что эти животные бы- ли известны в позднечжоуское время, говорится, что князь царства Янь угощал Су Циня блюдом, приготовленным из цзюэ-ти, причем подразумевалось, что это было проявлением особой милости»" При этом Лай Миндэ поясняет последние три названия так: цзюэти — скакуны, таоту — пони, тоси — дикие лошади. Также, примечательна запись вида 駃騠 (оба означают "скаковая лошадь"). То есть видно, что речь идет не о мулах или лошаках, а о лошадях, при чем скаковых. Тогда, исходя из протомонгольского, вонетически и семантически выводится слово "katari-" (рысь, скакать рысью; сравните совр. монг. "хатир"), а если быть точнее, то по смыслу должно идти "katarigа", или "kataritаi", или "katarichin" (рысак, рысистый). Но наиболее логична связь "kwjāt-dē" с исходной глагольной вормой "katari", что можно в общем объяснить тем, что, возможно, китаец, записывающий хуннуские слова, не знал всех правил грамматики языка хунну и записал глагол "скакать рысью" как существительное, обозначающее "рысака". Кит. "d(h)ān-gēh" или "d(h)ān-kēh" (совр. чтение "тоси"): в составе слова имеется 驒 (дикая лошадь); Лай Миндэ поясняет так: "тоси" — "дикие лошади". Интерпретируют (Дыбо) как пратюрк. "*taɣɨ" (самка кулана), что, как пишет Дыбо, заимств. в протомонг. Однако, следует полагать о наличии тюрко-монгольской параллели слов "taɣɨ"-"taki" (обозначение кулана и дикой лошади); "teke" - "tаki" (козел), и "toku" - "tаki" (обряд; жертвоприношение; уважение), причем последняя параллель указывает на происхождение первых двух от понятий "жертвоприношения, обряда и уважения", что вполне может объясняться как часть тюрко-монгольской культуры, а точнее тюрко-монгольского вероисповедания, в котором в жертву, для обрядов, да и как уважаемое (священное?) животное использовались дикие лошади, куланы или козлы. Следует связать с протомонг. "taki" (дикая лошадь; так называют монголы лошадь Пржевальского). Видимо, конечная "н" в первом слоге есть ошибка записывающего. То есть: "taki" - "tā-kē" - "dān-kēh". Кит. "g(h)oŋ-g(h)oŋ" (совр. чтение - "кьён-кьён"): видимо, имеется ввиду масть/порода лошади. Следует связать с протомонг. "koŋ-" , если учитывать редупликацию (повторение, по сути) вида "goŋ-goŋ". Также могло быть записано протомонг. "koŋgor", близкое к среднемонг. "qoŋqor" (конечные "р" обычно записывают как "н" - "татар" - "дадань"; однако тут видим "ŋ", что больше говорит о первом варианте - редупликации). То есть: "koŋ-koŋ" - "goŋ-goŋ" или же "koŋgor" - "goŋ-goŋ". Кит. "thāk-lhāj": Пуллиблэнк не предлагает иноязычной интерпретации этого двусложного слова (оно может толковаться как «вьючный верблюд», но то, что вторая часть композита значит «верблюд» только с Хань, наводит на подозрения о заимствовании). Лучше, видимо, связать с пратюрк. "tạj-kak" (уменьш. от "жеребенок"; сравните совр. тур. "тайлак" - верблюжонок). Но от протомонг. же можно предъявить "tаkir" (кривой, согнутый), или даже "tаkirlаh" (искривляться, сгибаться), где "р" передалась как "л" (курыкан - гулигань) и слилось с "л" глагольного определителя. То есть: "tаkirlаh" - "tāk(i)llāh" - "thāk-lhāj"

А разве советники Ши Лэ были не собственно цзесцами? Впрочем, вам лучше знать, а я так, дилетант, могу ошибаться. Ну, не знаю. Все таки понятие "пять варваров" (ву-ху) включает в себя: хунну, цзе, ди, цян и сяньби. То есть, цзесцы как бы отдельно показаны от собственно хунну, наряду с другими племенами иного происхождения. По сему полагаю, что нельзя считать абсолютно верным тождественность языков хунну и цзе (цзе, впрочем, могли быть и билингвами, находясь в свере влияния хунну). И тогда если уж и определять языковую принадлежность хуннов, то лучше по точно хуннуским словам, кои приведены у Дыбо как аппелятивная лексика.

А разве враза то хуннуская? Разве в источниках написано "на языке сюнну"? Нет, ибо она вроде на языке цзе написана (кой, соглашусь, и вправду явно тюрк.), из которых, видимо, и вышли тюрки Ашина (если судить по общему месту жительства - Шэньси). Разве цзе не могли быть иноязычным племенем в составе хунну (тем более, что сюнну и цзе показаны отдельно)?

Ну если это поздние миграции, то тогда почему южная ветвь так неимоверно сильно отличается от северной (халха, буряты, ойраты и т.д.)? Они как бы особняком стоят.

Текстов нет, ув. Ашина Шэни. Но просто никак не объяснить наличие на землях туйхуней третьей ветви (южной) монгольских языков. Откуда они тогда там взялись, да еще с языками, сильно отличающимися от северной ветви?

Вы под орхоно-тюркским подразумеваете язык древнетюркской руники, ведь да? Тогда можете посмотреть в ДТС, там указано откуда слово и каково его звучание-написание в исходнике. Арабизмы: "муссанив" (сочиняющий); "муссалат" (господствующий); "мулк" (владение); "мувлис" (разорившийся); "мункар" (порицаемый); "манкалиб" (вращающийся) и мн. др.

Ну, что поделать, перевелись ныне хорошие монголисты, хоть как-нибудь да пытающиеся отстоять монгольскую версию (Шабалов реально жжёт, связывая все с совр. звучанием кит.). По вразе мудреца Вотудэна погодите, может и будет читаться (не с монгольского только, а с протомонгольского). Так ведь я и не говорю о статусе хуннуского как предка для монгольского, ибо он тогда уж должен быть параллельным "дунхусскому", кой предок всех совр. монгольских языков. И разве монгольская ветвь алтайской семьи от одних только мэнгу-шивэй исходит? А как же южная группа (монгоры, дунсянь, баоань), кои, видимо, от туйюхуней? А дауры, кои, видимо, с киданями связь имеют? Да монголы (мэнгу) были лишь одним племенем во всей массе монголоязычных, кои имели другое происхождение, но были с ними близкородственны.

Еще по разбору некоторых хуннуских слов: Кит. "sāk-lāk" (сапог с голенищем, низким спереди): не может ли это быть связано с протомонг. "sigаlаk" (сдирать кожу/шкуру). Возможно, нужно учитывать параллельность ветвей протомонгольского: дунхусское "i" соответствует совр. "а" (так, например, протомонг. "sigаl-" соответствует письм. монг. "šaɣal-"). Тогда, возможно, следует предполагать хун. "sаgаl-" (сдирать кожу/шкуру). Совр. монг. показателю действия "-аh/-eh" соответствует протомонг. "-аk/-ek". То есть: "sаgаlаk" - "sаg(а)lаk" - "sāklāk". Кит. "bjəś sa" (украшение для заплетания волос, сделанное из золота): возможно, это протомонг. "biči ser" (гребешок). Так "ch" легко могло стать в записи "sj" (ś - звучит примерно как "щ"); в слове "ser" вонема "е" могла восприняться как "а", а конечная "r" могла отпасть (сравните: "татар" стало в кит. записи "dаdа"). То есть: "biči ser" - "bjəś(i) sа(r)" - "bjəś sa". Кит. "kət" (камень?): "Пуллиблэнк полагает, что именно так следует интерпретировать название одного из подразделений сюнну, существовавших в IV в. н.э. в Северном Китае; один из аргументов — имя основателя династии Поздней Сяо, Ши Ло, происходившего из этого племени, первая часть китайского имени которого означает «камень»." Тогда, возможно, нужно связать с протомонг. "kada" (скала). То есть: "kada" - "kad(a)" - "kət".

Если про иранизмы персидского происхождения, то: "бэнд" (сохранять); "абадан" (населенный); "адина" (пятница); "бор" (вино); "манистан" (местопребывание) и т.д. Но гораздо больше все же заимствовано из арабского (особенно на "м").

Я лично не исключаю тюркоязычия (или как минимум орхоно-уйгурского происхождения) найманов, но все же думаю будет уместным сказать о единственно известном найманском слове: "На языке найманов и некоторых монголов букаула называли кишат, а монголы говорят кичат" "Его называют Унгуз-кысат, ибо на языке найманов букаула называют кысат, что значит насыщение" Но если быть точным, то: "В тексте тюркско-персидское канишмиши кардан; в этом глаголе первое слово у Березина – кисмиши, которое он производил от тюркского глагола кысмак (***) – «давить, жать», – что ни в коей мере не подходит под понятие букаул. Здесь, повидимому, следует иметь в виду казанско-татарский глагол канмак (вз. – канышмак) – «насыщаться». В таком случае предшествующее слово (у найманов) должно быть не кысат (у Березина – к?нсат, по его чтению – «гансат»), а канишат." Сравните: совр. монг. "ханасан" (насыщенный; для того периода в среднемонгольском следует видеть замену "с" на "ш") и ханаш (ненасытный). Это, конечно, не говорит о языке найманов как о монгольском (может это вообще монголизм в найманском-уйгурском). По хунну: насчет этимологий достопочтенной Дыбо лично у меня есть большие сомнения на основании, скажем так, "подгона" под тюркский язык, как, например: "Брат Юфулоу (см. ниже), правил вслед за ним, т.е. с 195 г. н.э. Предположительное чтение: ВХ wā dwa ʒjwan. Может быть, Odočin? Тогда сопоставимо с тюрк. ota-či ‘лекарь’ (EDT 44)." Но ведь в приведенной самой Дыбо интерпретации имеем "Одочин", а не "Отачи", то есть Дыбо просто отбросила конечный "н", сделав слово "тюркским". Однако, этот конечный "н" как раз говорит о монгольском происхождении сего слова, ибо именно в монгольской ветви имеют хождение "-чин" для показателя провессии, в то время как, например, в древнетюркском братья-тюрки показывали единственное "балыкчин", что, впрочем, можно назвать словом, образованным тюрк. корнем "балык" и монг. "чин", дабы избегать тождественности в произношении со словом "балыкчи" (балыкчи - рыбак; балыкчин - птица-рыболов, емнип). И слова хуннуские в общем то и с протомонгольского хорошо этимологизируются (по крайней мере по моему наискромнейшему мнению), как то я стараюсь делать в теме о хунну. В общем, не надо хоронить монгольскую версию, сайн-аха

Там кажется не "Belgian desertum", а "Beigian desertum", то есть "бейцзинская пустыня", а судя по Эдзине, Ханбалыку и др. городам - так называли европейцы Гоби.

Запутанная эта штука, популяционная генетика)) Тогда уж получается от угорцев? Весело, значит, получается))

Точнее было вот такое переселение. Многоуважаемый сайн-саха-аха Ньукуус пишет:

Значит точно от "уральцев" у якутов и долганов, а точнее от юкагаиров , ведь они были до тунгусского вторжения доминирующей культурой в Восточной Сибири.

Спасибо большое, раньше искал инвормацию, но либо ничего не понимал, либо просто говорили что "гаплогруппа N1c". Значит, якутская N1c от автохтонов Восточной Сибири? От ассимилированных юкагиров, возможно. А точнее от отунгусенных юкагиров. В любом случае какая-то "палеоазиатская" (если смотреть по юпикам и корякам, впрочем лучше бы узнать их субклады, а то вдруг):

Для того периода более характерно наличие медиальной "г" меж двумя "у", так что должно быть что-то вроде "курыкугу", наверное (хотя, опускания медиальных "г" всегда имеют место быть, вне зависимости от времени): Proto-Turkic: *Kugu Altaic etymology: Altaic etymology Meaning: swan Russian meaning: лебедь Old Turkic: quɣu (Yen., OUygh.) Karakhanid: quɣu (MK) Turkish: koɣu, kuɣu Tatar: qū, qu (Буд.); Sib. quɣɨ 'polar duck' Middle Turkic: quɣu (Ettuhf.), qu (Pav. C., AH) Uzbek: quw Uighur: quw Azerbaidzhan: Gu, Guɣu Turkmen: Guv Khakassian: xū Shor: qū Oyrat: qū Yakut: kuba Dolgan: kuba Tuva: qū Kirghiz: qū Kazakh: quw Noghai: quw Balkar: quw Karaim: quɣu, qoɣu, quw Karakalpak: quw Kumyk: quw, qū

А может даже, эти "недостающие" 7/9 хоринских родов были частью туматов, кои затем укочевали на юг, то есть тогда от 20 родов хори-туматов осталось 11 племен собственно хоринцев

У саха другие субклады N1c (надеюсь правильно термины расставляю)?

Не думаю, что языки курыкан и киргизов были сильно отдалены (если принять как истину их тюркоязычие), ведь древнекиргизский и орхоно-уйгурский являлись по своей сути диалектами древнетюркского, то есть различия были небольшими. Лично я вижу (впрочем очень сомнительно), что тюрк. "курыкан" есть передача протомонгольского "kori kuna(s)" (двадцать лебедей; "с" - множ. число), которое могло в тюркском языке преобрести ворму "quriqn". В силу такого перевода может говорить тотемизм лебедя для хори-бурят и легенды о происхождении сего племени от лебедя (или о тесной связи хоринцев с лебедем). Также очень интересны наскальные рисунки на горе Сахюрта (IV-I в.в. до н. э.), где отмечены рисунки лебедей. Может быть такая ситуация, что нужно говорить об изначальных автохтонных 11/13 родах хоринцев (курыкан?), к которым затем примкнули 7/9 родов иного происхождения (телесцы с Енисея?), кои вместе образовали 20 родов "лебедей", однако затем, возможно, телесские рода либо ушли, либо слились. Также интересны данные легенды, где говорится о трех женах Хоридой-мэргэна. Не могло ли это отразиться на "уч-курыкан" (три курыкана; видимо, три племени, три ветви народа курыкан): "Старинные бурятские летописи свидетельствуют: Хоридой-мэргэн имел трех жен: Баргажан-гуа, Шаралдай и Нагатай. От первой жены родилась одна единственная дочь Алан-гуа, от второй родились сыновья: Галзут, Хуацай, Хубдут, Шарайт и Гучид, а от третьей - Харгана, Худай, Бодонгут, Хальбан, Батанай, Саган и также близнецы Хайтал и Чинут. Эти отхончики по каким-то причинам оторвались от своего племени; одни считают, что они остались на западном берегу Байкала, а другие предполагают, что они ушли вместе с туматами на юг, третьи, - что братья умерли в раннем возрасте. У древних шаманистов, дети прародителей, даже ушедшие из земной жизни, всегда считались живыми, и поэтому, наверное, долгое время большое племя хоринцев состояло из тринадцати родов." Как-то так. Впрочем, как писал Рашид-ад-Дин: "Аллах мудрее и лучше знает"

Ну, не думаю что правомочно считать (впрочем, кто может знать наверняка) предков хоринцев - курыкан - тюркоязычными, ведь примечательны сведения из "Худад-ал-Алам": «Furi [Quri ?], название племени, которое также принадлежит хырхызам, но проживает к востоку от них и не смешивается с другими частями хырхызов. Они — людоеды (mardum-khwar) и лишены жалости. Прочие хырхызы не знают их языка (zafan-i ishan digar Kh. nadanand), и они подобны дикарям (va chun wahshiyand)». То есть, тюркоязычные киргизы не знали курыканского, который по сути должен исходить из той же, скажем так, "телесской" ветви, как и язык киргизов, что в принципе может говорить об ином происхождении языка сего племени (вплоть до иной ветви алтайской семьи, то есть до монгольской или даже тунгусо-маньчжурской).

Весьма интересна хуннская терминология кисло-молочных продуктов, которая уже не раз была представлена выше, но все же лучше подытожить и максимально детально все объяснить с позиций монгольского языка: Имеем китайские записи хуннских слов: rāk (кумыс, хмельное); t(h)ēg(h)ā (чистая разновидность кумыса); sā-rāk (то, что обазует плавающий слой на поверхности кумыса); toŋh (молоко; упоминается при изготовлении напитка из сбитого молока). Возможные интерпретации из монгольского: Кит. "rāk" (кумыс, хмельное): это слово заимствовано в китайский язык из хуннского (значение 酪 - сыр; кумыс; хмельное). Наиболее приемлемо связать с протомонг. "ajirag" (кумыс), которое в китайской записи утратило начальное "аji" (впрочем, весьма странное усечение, хотя оно могло присутствовать и в самом хуннуском языке как ), а конечный "g" легко перешел в глухой "k" ("kаgаn" - "kehаn"). Вкратце: "ajirag" - "(aji)rak" - "rak". Кит. "sā" (то, что образует плавающий слой на поверхности "rāk", то есть кумыса или айрага): записано иерогливом 酥 (творог, сыр; вместе 油 - "сливочное масло"). Ничего лучше, чем протомонг. "sаgа-" (подниматься; переливаться через край; сочиться; бродить) не имеется. Возможно, имело место быть усечение медиального "г" при записи или же в самом хуннуском (на что может указывать высокотональный "а"). То есть: "sаgа" - "sа(g)а" - "sā". Кит. "t(h)ēg(h)ā" (чистая разновидность кумыса): вариант "thēg(h)ā" очень хорошо согласуется с совр. халх. "цагаа" (кипяченый кумыс), бур. "цэгээ" (кумыс). Однако для протомонгольского будет слово вида "chаgаgа" (совр. "ц" соответствует арх. "ч"). Однако, это для протомонгольского, восстановленного по, так сказать, ветви дунху. А хунну, если считать их протомонголами, были тогда уж параллельной ветвью для дунху, то есть они в языковом плане не предки, но, так сказать, братья предков совр. монголов (в языковом плане), кои исходят из дунхусской ветви. Тогда нельзя ли предположить диалектный вариант протомонгольского "cаgаgаn", которое могло быть записано в китайской гравике с опущенным "г" (а может даже в самой устной речи хунну медиальная "г" опускалась в силу гипотетических особенностей языка); также вероятно опущение конечного "н" как в китайской записи, так и в монгольских языках, равно как слова "мори(н)", "мунгу(н)", "цэгээ(н)" и т.д. Вкратце: предположительное хуннуское "cаgаgа(n)" - "thаgа(g)а" - "thаgаа" - "thēgā" (причем конечный высокотональный "а" может указывать на дивтонг в исходнике). Кит. "toŋh" (молоко?; упоминается при изготовлении напитка из сбитого молока): возможно, следует связать с протомонг. "taŋ" (нежный). То есть: "taŋ" - "toŋ" - "toŋh".

Можно влезть в беседу? Монгольское "ард" означает "народ", "трудящийся". Видимо, слово исходит от "хара" (черный; также как "простой"), то есть арх. "к/харан" - простой народ; чернь. Прибавление конечного "н" может говорить о образовании существительного от прилагательного (впрочем, Энхд-аха лучше знает, если что он поправит), как то показывает слово "munggun" (серебро), кое лучше всего выводится от "mungke" (вечный), что указывает на почитание древними монголами сего металла как "вечного" (как-то так). В общем от этого: Proto-Mongolian: *kara Altaic etymology: Altaic etymology Meaning: black Russian meaning: черный Written Mongolian: qara (L 931) Middle Mongolian: qara (HY 41, SH), qara (IM), qăra (MA) Khalkha: xar Buriat: xara Kalmuck: xarъ Ordos: xara Dongxian: qara Baoan: xera Dagur: xara, xar (Тод. Даг. 174), hare (MD 157) Shary-Yoghur: xara Monguor: xara (SM 158) Mogol: qarō; ZM qarā (13-8) Comments: KW 168, MGCD 328. Mong. > Evk. karā, Man. qara etc. 'black (of horse)' (ТМС 1, 379, Doerfer MT 99, Rozycki 101, 133); > MKor. kara (măr), see Lee 1958, 119). Получилось это (конечное "д" видимо показатель множественности для исходного "(х)аран"): Proto-Mongolian: *haran Altaic etymology: Altaic etymology Meaning: people Russian meaning: народ Written Mongolian: aran (L 49) Middle Mongolian: haran (SH, HYt), harān (IM), harǝn (Lig.VMI), harān (MA) Khalkha: aran, pl. arad Buriat: arad Kalmuck: ardǝ (КРС) Ordos: arat

Как-то так, наверное, я в монгольском не силен:

И как тогда был получен европеодный тип тюрков? Разве пратюрки были европеодны? (для той эпохи вполне возможна корелляция антропологического типа с языком определенной группы, ведь языки образовывались отхождением от праязыка, то есть какая-то группа населения отходила от основной части, при этом они имели более-менее единый антропологический тип, ведь уже закрепленный для той эпохи для одной группы населения антропологический тип уже мог измениться только как следствие смешения с другим типом). То есть европеодные скиво-сарматы могли возникнуть только от европеодных предков, но не в результате смешения. То есть при допущении суждения, что пратюрки были европеодны нужно предполагать появление монголоидных тюрков как следствие ассимиляции автохтонного монголоидного населения? Я так понял? По иранизмам (из восточно-иранских языков) в тюрк. языках у Дыбо есть (стр. 115). А разве восточно-ИЕ гаплогруппа R1а, европеодность одних тюрков в противовес другим (якутам, тувинцам, древним тюркам и т.д., кои имеют монголоидный тип), культурные аспекты и т.д. не есть следы иранцев?