С. 262
изначальному фатуму, этот автор дефинирует нации как «воображаемые сообщества».
Комментируя эту достаточно рациональную научную версию, автор фундаментального и во многом пионерного в области этнологии труда «Реквием по этносу», авторитетнейший российский ученый В. Тишков пишет: «При данном подходе понятие нация видится как социальный конструкт и как воображаемый коллектив, члены которого лично не знают друг друга и не взаимодействуют и, тем не менее, рассматривают себя как единую общность с общими характером, надеждами и судьбой. Рождается эта общность в результате «печатного капитализма», т. е. с распространением массовой печати и книжного дела, через которые транслируется идея нации. И эта воображаемая общность становится реальностью по мере того, как массы обретают веру в данную идею и в то, что ее составляет» [20].
В самом деле, осознавали ли себя саксонцы и баварцы немцами до того, как О. Бисмарк «железом и кровью» не объединил Германию? Мыслили ли себя испанские колонисты Южной Америки «уругвайцами», «чилийцами», «аргентинцами» до движения Боливара и Сан-Мартина? Кем виделись в своем идентификационном воображении венецианцы, сицилийцы или флорентийцы до политического объединения Италии, после которого Массимо дАдзельо говорил: «Мы создали Италию, теперь нам нужно создать итальянцев»? [21] (Выделено мной - Стас) Представляли ли себя американской нацией дети своих ирландских, немецких или итальянских отцов-пилигримов до провозглашения североамериканскими колониями государственной независимости, когда они стали проникаться национально консолидирующим смыслом латинской надписи на ленте в клюве орла (герб США) — «Е pluribus un-um» («Едины в многообразии»)? Наконец, почему, если взять в пример более близкое нам центральноазиатское пространство, в первой Всесоюзной переписи 1926 г. (т. е. когда прошло всего менее двух лет после национально-территориального размежевания Туркестанской АССР и процесс национально-государственного строительства во вновь образованных республиках едва набирал свою силу), отвечая на вопрос об этнической атрибуции, многие респонденты выбирали такие автоэтнонимы, как, например, «сарты» (но не «узбеки»), «ягнобцы», «локайцы» или «помири» («памирцы»), а не «таджики»?
С. 263
