Лидеры

Так вот и зря-то не рассматривается, ибо там очень интересные детали всплывают. Например, процитирую ув. И. Сабирова по поводу не раз уже мной упоминавшейся детали хуннского языка: "Кроме того, в сюннуской форме мы видим признаки морфологического членения, где конечное 题 ti является суффиксом принадлежности. Для этого есть десятки примеров, например, наименование рода Хуянь, но титул самозваного шаньюя из этого рода - Хуяньти." Вот если бы ув. Игорь был подкован в монголистике, то он бы сразу бы отметил это 题 (ЗХ - "tē") как передачу монгольского притяжательного суввикса "-tej/-tаj", а точнее его хуннскую ворму вида "-te/-tа" (в совр. калмыцком, например, как раз в такую ворму и развилось). Хотя, быть может я чего не знаю о тюркских языках: как у вас принадлежность обозначается? Знаю только про "-лыг" в дренветюркском. Может есть похожие на "tē"?

Лингвистические аспекты гуннского периода Юха Янхунен, доктор филологических наук, монголист и уралист университет Хельсинки Проблема языка, или языков, гуннов в целом и восточных гуннов, или сюнну, в частности, представляет собой одну из величайших загадок в этнической истории Центральной Азии. Хотя родиной сюнну была Монголия, любое заключение об их лингвистической принадлежности имеет непосредственное отношение и к этнической истории Маньчжурии. В ситуации, когда филологическая работа с доступным корпусом лексического и ономастического материала, возможно оставшегося от сюнну, вряд ли способна дать какой-либо ясный результат, основной источник информации касательно лингвистической принадлежности сюнну представляется современным лингвистическим корпусом. В свете доминирующей позиции сюнну над их современниками резонно полагать, что они оставили четкие языковые следы. Хотя мы не можем наверняка отбросить вероятность того, что основной язык сюнну был позже утерян и никак не был связан ни с одной из существующих генетических групп северо-восточной Азии, территориальные и типологические соображения кажется поддерживают две специфических теории. Согласно первой теории, сюнну говорили на языке, предковом по отношению к енисейским языкам, позже распространившимся по языке Енисей и его притокам от региона Минусинска на юге до границы тундры на севере. Согласно второй теории, сюнну говорили на ранней форме тюркского языка, от которой в конечном итоге пошли тюркские популяции Центральной Азии. Две модели необязательно являются взаимно исключающими, так как в любом случае вполне возможно, что конфедерация сюнну говорила на нескольких языках. Основная проблема таким образом касается принадлежности доминирующего языка. В пользу енисейской принадлежности сюнну приводились лексические сравнения (Pulleyblank, The Consonantal System of Old Chinese, 1962. 239-265, см. также The Chinese and their neighbors in prehistoric and early historic times, 1983. 449-452), но все они остаются противоречивыми (Bailey, Iranian in Hiung-nu, 1981). Значит основной аргумент исходит от территориального расположения енисейских языков. Определенно происходя от одного прото-языка, примерно датируемого гуннским периодом (Старостин, Праенисейская реконструкция и внешние связи енисейских языков, 1982), енисейские языки типологически разительно отличаются от всех соседних лингвистических групп (Austerlitz, Agglutination in Northern Eurasia in perspective, 1970. 3-4, Вернер, К типологической характеристике енисейских языков, 1984, Werner, Das Klassensystem in den Jenissej-Sprachen, 1994, см. также Либерман, Слоговая акцентуация кетского языка, 1970, Austerlitz, Typology and universals on a Eurasian East-West Continuum, 1980b, Areal phonetic typology in time: North and East Asia, 1986b), которые включают тюркский на юге, угорский на западе, самодийский на севере и тунгусский на востоке. Эта типологическая аберрация может быть объяснена лишь если предположить, что енисейская семья представляет собой сравнительно недавних мигрантов из Центральной Азии в южную Сибирь. Историческое распределение енисейских языков предполагает, что эта миграция произошла в направлении региона Минусинска незадолго до отюречивания региона. Археологически регион Минусинска является одной из немногих территорий в северо-восточной Азии, имеющей продолжительную преемственность надежно фиксируемых культур начиная с неолита вплоть до средних веков и далее (Грязнов, Южная Сибирь, 1969, Кызласов, Таштыкская эпоха в истории Хакасско-Минусинской котловины, 1960, Вадецкая, Археологические памятники в степях Среднего Енисея, 1986). Гуннский период в этом регионе был ознаменован заменой тагарской культуры раннего железного века (примерно 700-100 гг. до н.э.) скифского круга (см. например Руденко, Культура населения центрального Алтая в скифское время, 1960, Rudenko, Frizen tombs of Siberia, 1970) вторгшейся таштыкской культурой (примерно 100 г. до н.э. до 400 г. н.э.) с явными восточными культурными и антропологическими связями (Кызласов, Таштыкская эпоха в истории Хакасско-Минусинской котловины, 1960). Наиболее логично полагать, что таштыкская культура была принесена в регион прото-енисейской популяцией, которая затем распространилась на север вдоль Енисея, ассимилируя местные этнические группы. В связи с последующей тюркской экспансией с юго-востока, большая часть таштыкской популяции была затем отюречена, составив ядро исторических енисейских кыргызов. Сам этноним Кыргыз (танское Сяцзясы), несмотря на упорные попытки найти другие объяснения (Pulleyblank, The Name of the Kirghiz, 1990), скорее всего тюркского происхождения (*Qïrq-ï-s 'сорок [племен]', множественное число от qïrq 'сорок') (Ligeti, Die Herkunft des Volksnamens Kirgus, 1921-1925, см. также Яхонтов, Древнейшие упоминания названия Киргиз, 1970). Следовательно есть серьезные причины полагать, что прото-енисейская популяция была среди этнических групп, входивших в конфедерацию сюнну. Поскольку, однако, енисейское влияние сюнну четко засвидетельствовано лишь в регионе Минусинска, было бы преждевременным заявлять, что прото-енисейский был основным языком сюнну. Если бы это было действительно так, нам следовало бы ожидать енисейские следы по всей территории сюнну. Наиболее важно то, что мы должны были бы суметь показать явные енисейские заимствования в таких языках, как тюркский и монгольский, на чьих предшественниках определенно ясно говорили на восточных землях сюнну. Вместо этого мы напротив находим огромное число тюркизмов в монгольском языке, наводящих на мысль о том, что был период, когда лингвистические предки монголов находились под властью тюркской популяции с огромным культурным и политическим потенциалом. Этот поток культурного и лингвистического влияния может быть датирован лишь гуннским периодом. Предположение, что основная часть масс сюнну в Монголии была носителями тюркского языка, позволяет отождествить современных им носителей монгольского языка с восточными ху (дунху), как и их прямыми потомками в Западной Маньчжурии, сяньби (см. также Таскин, Материалы по истории древних кочевых народов группы дунху, 1984. 39-62). Последние могли все еще говорить на едином языке, остававшемся на уровне до-протомонгольского, в то время как последующее этнонимическое различие между шивэй и киданями наводит на мысль, что произошло разделение на ветви, ведущие к прото-монгольскому и пара-монгольскому. Конечно, как сяньби так и шивэй могли включать носителей нескольких языков с разными культурными связями (Ratchnevsky, Les Che-wei étaient-ils des Mongols? 1966. 245-251), но монгольские языки остаются единственной языковой семьей, которую можно связать с ними на данный момент. Это приводит нас к увязыванию Уцзи или Мохэ с тунгусской семьей, хотя, в отсутствие других отсылок, они также должны были включать ранних носителей амурского. Общая схема выше подтверждается тем фактом, что нынешние тунгусские языки не демонстрируют никаких однозначных следов раннего тюркского влияния. Это правда что есть значительный корпус лексических элементов, общих для тюркского, монгольского и тунгусского, особенно маньчжурского, но фонологические и семантические детали ясно показывают, что здесь мы имеем дело с вопросом тюркских слов, проникших в тунгусский через посредство монгольского (Doerfer, Mongolo-Tungusica, 1985. 148-150, 226-232, 238-242). Определенно не было прямого контакта между носителями тюркского и тунгусского на уровне или ранее уровня двух прото-языков. Также, все попытки найти следы тюркских элементов в других языковых семьях восточной и южной Маньчжурии, особенно амурской (Панфилов, Нивхско-алтайские языковые связи, 1973 passim) и корейской (Kho Songmoo, On the Contacts between Korean and the Turkic Languages, 1977, Hangwug e wa Teki gyei en'o dur gwa ui jebcog ei daihaye, 1980), похоже провалились, приводя нас к выводу, что территoрия тюркской языковой семьи всегда находилась значительно дальше на запад. Также, поскольку есть свидетельства сюннуского культурного влияния в Трансбайкалье (Коновалов, Хунну в Забайкалье, 1976), возможно, что лингвистические предки северных тунгусов еще не достигли байкальского региона в сюннуский период. Разумеется, многие из заключений выше зависят от того, как мы интерпретируем историю и хронологию тюркского языка. Это область, где высказывались весьма различные мнения, и занимая любую позицию мы непременно сталкиваемся с критикой сторонников других интерпретаций. Некоторые ученые, правильно распознающие присутствие тюркизмов в монгольском языке, предпочитают датировать таковые сравнительно недавними временами, полагая, что лингвистические предки тюрок не являлись политическим фактором, с которым приходилось считаться, до возвышения средневековых Тюркского и Уйгурского каганатов (Pulleyblank, The Name of the Kirghiz, 1990. 106-107). Это означало бы, что основным языком сюнну был ни тюркский, ни монгольский, и что все рамки этнических отношений в Монголии и западной Маньчжурии были фундаментально реорганизованы после гуннского периода. Однако подобные заявления противоречат лингвистическому материалу. Любые лексические сравнения между тюркским и монгольским осложняются тем фактом, что имели место влияния в разные исторические периоды, при разных политических обстоятельствах, и на разных ступенях лингвистической хронологии, создав несколько слоев заимствований в обоих направлениях. Большая часть монгольских заимствований в тюркском была передана во время и после Монгольской империи, но есть и элементы, явно предшествующие возвышению исторических монголов (Doerfer, Mongolica im Alttürkischen, 1992, The Older Mongolian Layer in Ancient Turkic, 1993, см. также Clark, Mongol Elements in Old Turkic? 1977). Тюркские заимствования в монгольском, с другой стороны, были переданы в ходе по меньшей мере двух крупных волн, из которых лишь вторая соотносится с тюркским доминированием в Монголии. Заимствования этой второй волны обладают лингвистическими характеристиками, более менее соответствующими исторически фиксируемым идиомам Тюркского и Уйгурского каганатов (Poppe, The Turkic Loanwords in Middle Mongolian, 1955, Clauson, The Turkish Elements in 14th Century Mongolian, 1959-60, Clark, Turkic Loanwords in Mongol, 1980). Заимствования первой волны, однако, происходят от тюркского языка фундаментально иного типа. Большинство признаков, которыми обладают ранние тюркские заимствования в монгольском языке, представляют собой очевидные архаизмы, такие как сохранение не-начальных гласных (как монгольское ere 'мужчина' и тюркское er < *ere) и определенное число признаков согласных в начале слов (как монгольское del 'грива' и тюркское yel < *del). Для некоторых признаков сам монгольский показывает вторичные развития, такие как спирантизация и потеря начального сильного губного взрывного согласного во всех превокальных позициях (как монгольское kaa- 'закрывать' < kaxa- < *kapa- и тюркское kap-). Мы таким образом можем считать донорский язык этих заимствований очень архаичной формой тюркского языка, куда более архаичной, чем любая возможная реконструкция на основе сравнительного анализа ныне существующих тюркских языков. Если мы определим внутренне реконструируемую протоформу тюркского как прототюркский, то язык, из которого ранние тюркские заимствования попали в монгольский язык, может быть примерно охарактеризован как определенная форма до-прото-тюркского. Есть однако один важный признак, в связи с которым до-прототюркский источник заимствований в монгольском был на инновационных позициях. Это признак ротацизма-ламбдацизма, описывающий стадиальное развитие изначальных сибилянтов (*s and *sh) в плавные согласные (*r and *l, соответственно). Поскольку ротацизм-ламбдацизм отсутствует в большинстве известных тюркских языков, включая средневековые тюркские идиомы Монголии, тип до-прототюркского, от которого произошли ранние тюркские заимствования в монгольском, должно быть принадлежал к другой ветви. Хорошо известно, что ветвь эта может быть идентифицирована с булгарской ветвью тюркского, которая ныне представлена единственным языком, используемом в волжском регионе Восточной Европы: чувашским, предполагаемым потомком языка, когда-то доминировавшем в средневековом волжско-булгарском государстве. Раннюю форму булгарского, давшую заимствования до-протомонгольскому, наиболее подходяще следует назвать до-протобулгарским. В поиске протоисторического соответствия лингвистическим контактам между до-протобулгарским и до-протомонгольским едва ли есть альтернатива взаимодействиям между сюнну и сяньби. Это соответствие также объясняет присутствие булгарского языка в волжском регионе, так как постепенное разложение империи сюнну и ее итоговое поражение от рук сяньби вполне могло вызвать волну этнического передвижения из Монголии в Центральную Азию. Это передвижение в свою очередь могло сподвигнуть другие этнические развития, кульминацией которых стало появление западных гуннов в Восточной Европе, хотя среди последних вполне могли доминировать носители других языков, нежели до-протобулгарского. Интересно, что путь западного распространения до-протобулгарского отмечен заимствованиями булгарского типа в самодийском языке (наиболее примечательно, самодийское *yür 'сто' от булгарского *yür в сравнении с общетюркским yüz) (Janhunen, Samoyed-Altaic Contacts: Present State of Research, 1977. 125, Rona-Tas, On the Earliest Samoeyed-Turkish Contacts, 1980. 380-381, см. также Корнилов, К вопросу о сибирской прародине чувашского языка, 1976). Всё указывает на то, что контакты, давшие эти заимствования, должны были иметь место в южной Сибири к концу гуннского периода. Лингвистические свидетельства таким образом говорят в пользу теории, что среди сюнну доминировали носители до-протобулгарского, хотя на местном уровне также должны были быть задействованы носители других языков, включая протоенисейский. Единственная проблема с такой интерпретацией возникает с вопросом о происхождении исторических тюрок. На данный момент этой проблеме нет иного решения, кроме как предположить, что тюрки возникли из какой-то незначительной части конфедерации сюнну, которая не имела признака ротацизма-ламбдацизма в их тюркской речи. После победы сяньби над сюнну эта часть увеличила её политический потенциал, постепенно занимая прежние позиции сюнну в Монголии. В то же время, возникли новые лингвистические признаки, вновь объединяя булгарскую и обычнотюркскую ветви в более тесно связанную общность, как демонстрируется признаками, ныне общими для чувашского и всех других тюркских языков. [Janhunen, Juha. Manchuria: an ethnic history - Helsinki: Finno-Ugrian Society, 1996 - p.185-189]

Не знаю какая этимология польско-славнякского "казимир", но казахское "казимир" (қазымыр) я попробую объяснить: "Мыр" - это суффикс, в котором присутствует аффикс "р", образующий имена, выражающий значение прилагательного. Примеры: Қазымыр - назойливый, дотошный; Қытымыр - привередливый; Аламыр - побирушка: Қалампыр или гвоздика - перистый; Өткір - острый; Білгір - знающий, мудый; И т.д. Вопрос теперь за польско-славянским объяснением, если оно существует!

Их не мало, я приведу один попавшийся первым под руку. Китайский посол Сюй Тин ("Пэн-дая" или "Краткие сведения о черных татарах"), побывавший у татар Чингизхана в 1235 году, писал: "... [Войлок на каркасе из ивы] затягивается более чем тысячью веревок. [У шатра только]." "... Однако [у татар ] куполообразные хижины бывают двух видов. В тех, которые изготовляются в Янъцзине, каркас, сделанный из ивовых прутьев, совершенно похож на [дно ] бамбукового сита, [которое делается из плетеного бамбука] на юге [Китая] и сворачивается и разворачивается... На самой верхушке каркаса [посредине] проделывается отверстие, которое называется верхним окном. Весь [каркас] снаружи покрывается войлоком. [Такой шатер] можно перевозить на лошадях вьюком." "... В тех [шатрах], которые изготовляются в степях, круглые стены сплетаются из ивовых прутьев и закрепляются волосяными веревками. [Они] не сворачиваются и не разворачиваются, а перевозятся на повозках."

Сам я никого не трогаю пока не тронут меня (мои шутки не в счет, когда они взаимны например с Enhd'ом, мы оба не злимся). Но этот малый сперва пытался наехать на меня так: Я вежливо предупредил его, но он возомнил себя героем и чуть выше приклеил мне эпитеты: "великий мунгалистанец", "фантазер из Казахстана", "возомнил себя единственным великим монголоведом и с умным видом рассказывает сказки неискушенным своим братьям" и прочие. Финал закономерен - в итоге он нарвался на то, что по моему правдиво отражает его знания по обсуждаемому вопросу. Это не у меня ложь, а у него ложь на лжи! Что собственно я и разоблачаю. Зачем спрашивается лез в тему с умным видом?

Это мой зеркальный превентивный ответ, я его предупреждал быть корректным в беседе. А то я смотрю совсем распоясались братья калмыки и буряты, через слово оскорбления. Не выслушивать же их молча.

Я правильно понял что никому и ничему написанному верить нельзя? Верить можно исключительно вам, великому и непогрешимому разоблачителю мошенников и дураков учёных? Да уж, по уровню амбиций никто из юзеров с вами не сравниться.

Если я напишу про Аргентину - меня опять обвинят в наездах на казахский этнос? Казимир и Владимир вообще супер. Демьян тоже. Дартаньян и Манукян тоже наверное тюркизмы? Блеск - общеславянское слово, в словацком например Lesk, польский połysk. УЛИТКА Праславянское – ulitъ. Греческое – «носящий свой лом (об улитке и черепахе)». Образовано от праславянского корня ulitъ со значением «полый». Время появления слова в русском языке достоверно не установлено. Родственным является: Чешское – ulita. Производное: улиточный.

Опять жжете! Типа , книгу не читал , но мнение имею отрицательное! Вы хоть раз в монгольский гэр заходили? Хотя , о чем это я...

А зачем мне что-то доказывать? Аргыно-Аргентину или Владимир от "Владей миром"? Я написал, что часть приведенных терминов является типичной фольк-лингвистикой, когда берутся схожие по звучанию слова. Наши тувинские товарищи уже переводили все слова с тувинского. Даже индейские. Вы запостили здесь бред - Вам это и обосновывать. Иначе зачем все выложили сюда? Просто так? Я не знаю всего лексического кыргызского материла - и что? Это преступление? Может Вы меня просветите и найдете слово казымыр в кыргызском? Польское имя Казимир - типичный славянизм. Предположите еще, что оно имеет основу от слова "казы".