Лидеры

Австралийский историк античности Хюн Джин Ким написал довольно неплохой труд "Гунны, Рим и Рождение Европы", где он делает попытку доказать значительную роль гуннов в истории Европы и опровергнуть устоявшиеся о них стереотипы как о бездарных дикарях. Его аргументация порой слабовата, тем не менее его книга это первая качественная работа с подобной концепцией. Тезисы этой его книги перекочевали в другую его книгу "Гунны", более обобщенную и расчитанную на более широкую публику. Прошлым летомя оцифровал и перевел много цитат из работ уважаемого доктора Кима и думаю не мешало бы их запостить и здесь. Кому интересны труды Кима, держите pdf: https://www.dropbox.com/s/o39gzyhcw0sfz0l/The Huns.pdf?dl=0 https://www.dropbox.com/s/pf4xbjekv46lasd/The Huns%2C Rome and the Birth of Europe.pdf?dl=0

Не всегда, все же. Вот, например, дунайские булгары хана Аспаруха и семь славянских племен: все таки огуроязычные тюрки-булгары были поглощены славянским большинством, несмотря на элитарность булгар. Тут говорить об однозначности нельзя, ибо где-то так, а где этак, а где-то можно говорить о смешанном характере. Наверное, вместо "западной" и "восточной" моделей лучше говорить "имперская" и "лояльная", что ли. Все таки здесь дело не в менталитете народов Запада и Востока, а в принципиальности политического устройства - при "имперской" модели все идет на унивикацию и централизацию, при "лояльной" мы этого не наблюдаем - не в интересах "лояльного" центра унивикация языка и культуры подвластного населения; им здесь, как правило, нужно только одно - дань и люди. А уж какого языка, какой веры, какой национальности и т.д. дело не важное.

Ну, друг мой (действительно друг - выделяю специально, просто в последнее время что-то спорим да спорим, вдруг что не так обо мне думаете, что-то плохое на меня держите), это, я бы сказал, "западная" модель перехода на язык, когда язык и культура буквально насаждаются гегемонами в независимости от численности последних. По "восточной" же модели мы видим как раз таки силу не в "престижности" языка и культуры элитарных групп, а именно в численности. Так монголоязычные элиты как малочисленные полностью растворились в тюркском "море", не смотря на то, что "престижней" их уж не было никого в то время; аналогично маньчжуры практически полностью китаизировались (опять разница в числе); также кидани - тоже китаизация (снова разница в числе) и т.д.

Конечно, были. Султан Адиль Аблаев, его сын султан Али и много других в основном из дома Аблай-хана

Читал по карасукской культуре. К сожалению , сходу не вспомню. Просто отложилось в голове. Получается , карасукцы вполне могли занести в Тарим пратюркский , что не противоречит алтайской теории происхождения тюркского языка. Следовательно , если таримцы были одним из субстратов сюнну ( читай карасукцы!) , то и пратюркский у сюнну вполне объясним!

Он не ойрат. Меченосец найман или татарин.

А на каком основании Вы отбрасываете то, что у ираноязычных не было юрт? Есть какие-либо документальные подтверждения, что ираноязычное население Средней Азии не имели юрт? Как я понял, именно ираноязычные кочевники имели такую форму шанырака (рис. 5). Кстати, каракалпакский шанырак почти такой же.

Как по мне он очень европеоидный для калмыка. Сравните его с Кирсаном Илюмжиновым. Такие типажи как Кирсан Илюмжинов редко встречаются у узбеков, а у артиста М. Ражабова вполне узбекская внешность.

Как это?! А Ноин Ула? А Ильмова падь? А Оргойтон? Или они жить не жили , а только князей хоронили?

косы хунну.Нойон Уул.

Н. И. Егоров БУЛГАРО-ЧУВАШСКИЙ ЯЗЫК В ЕВРАЗИЙСКОМ ГЕОПОЛИТИЧЕСКОМ ПРОСТРАНСТВЕ В ПОСЛЕДНИЕ ДВА ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ СВОЕЙ ИСТОРИИ

Вы так говорите, ув. Кылышбай, как будто речь идет о произволе со стороны чингизидов и революции остальной массы кара суек против них. Такого не было, классовой борьбы у нас не было. Если честно, то не верится, что те или иные племена, даже у вас на юге, управлялись самостоятельно без султанов. Потому что казахи не кыргызы и не калмыки. Если хорошо покопаться в архивных документах, то имхо выяснится, что над любыми родоплеменами в той или иной части казахских племен были правители султаны торе. Эта древняя традиция прекратилась только после окончательной ликвидации ханской власти в середине 19 века. Чтобы не быть голословным могу привести имена некоторых торе султанов чингизидов нашего Прииртышья в 18 - 19 веках. Это "тоғай мен Маралды төресі" (чингизиды поймы Иртыша и Маралдов, над родами и поколениями племени Басентиин) Орыс торе, его сын Татен и внуки Канкожа торе и Бопы торе (Мәшһүр Жүсіп Көпейұлы. Сочинения. 10 том. 2007. Стр.370). Над поколениями рода бултын кыпчаков на левобережье Иртыша управлял султан Мамет (АКБ: по моим прикидкам это Султанбет, родной брат Абылай султана) (Путешествие Барданеса в Киргизскую и Зюнгорскую степь в 1771 г., ИКВРИ, Т.4. Стр.81-87). Где-то были у меня материалы об аналогичной традиционной торе-султанской системе управления и над многочисленными поколениями абакты кереев и найманов в ВКО и в Китае в 19 веке. В преданиях сплошь и рядом словосочетания: "керей төресі" (чингизид над кереями), "қанжығалы төресі" (чингизид над канджигалинцами), "уақ төресі" (султан над уаками) и т.д. У казахов даже специальный термин на то был: "ТӨРЕ ҚЫЛАМЫН!", что означает буквальное "ставим тебя над собой в качестве торе! [правителя]" - с такими словами султанов чингизидов те или иные племена приводили к управлению над собой. Батыры не управляли родами и племенами. Батыр это пожизненный народный титул за особые героические заслуги в той или иной схватке. Кара суек - это весь остальной народ, не относящийся к ак суек (чингизидам, торе), в том числе и нокта агасы. Нокта агасы - это приближенные к торе некоторые племена по древней традиции, вероятно из-за близости их происхождения, что явствует по их тамгам в виде трезубца, гребня "тарак", родословным и преданиям - в на юге это джалаиры, в степи таракты, на западе табыны. Элита из кара суек - это влиятельные в народе бии и акыны, которые могли влиять на решения торе (султанов или ханов).

Я думаю что каракалпак как и казах как и узбек это все экзоэтнонимы, внешние названия, данные соседями.

По Худякову, родиной кыргызов был как раз Восточный Туркестан

Ташкентские казахи оставили кое-какие письменные документы.

Безусловно. Этим отличались от среднеазиатских и восточно-туркестанских ходжей. Не знаю, как у туркмен было.

да ладно, что же вы так?! прям роды? может просто кланы: собственно Назарбаевы плюс балхашские Нигматуллины (кожа вроде), джамбульские Сагинтаевы (дулат)

ГУННСКОЕ ИСКУССТВО И ЕГО НАСЛЕДИЕ В ЕВРОПЕ Хюн Джин Ким, доктор исторических наук университет Мельбурна К 4 веку значительный наплыв элементов искусства с восточных степей создал степень гомогенности искусства, видимо прежде невиданного, по всему степному региону от Ордоса и Маньчжурии на востоке до Готских земель на западе, и замечательно то, что эта гомогенность совпала с постепенной гуннской экспансией на запад. Восточные влияния, имевшие начало до гуннских вторжений 4 века, превратились в настоящий потоп в Европе в следующем 5 веке. 5 век узрел рождение универсального стиля искусства в дунайском регионе, который соединил гуннские, аланские, германские и римские формы и мотивы. Это по сути было искусством Гуннской империи, и вне зависимости от этнического разделения это искусство было общим для всех прежних жителей империи Аттилы: готов, ломбардов, турингов, гепидов, франков, алеманнов и так далее, что указывает на влияние гуннского имперского правления на западе, что сумело наложить степень единообразия на физическую культуру в пределах его территории. Форма искусства, что мы зовем готской/германской, раннесредневековой или дунайской, было на деле поздним проявлением той же формы искусства, что существовала в евразийской степи веками ранее среди сарматов и гуннов (хуннов). Таким образом ножи, котлы, драгоценности в стеклянной посуде, фибулы, пряжки, перфорированные ножны на перевязи, булавки с головами животных, все предметы характерные для искусства ранней средневековой Европы есть “не что иное как древнее искусство степей”, которое “наводнило Европу” (цитата из Александра Хойслера). Например позже мы обнаруживаем что аквитанский стиль орнамента, обнаруживаемый в некоторых артефактах по всей Франции (особенно в Орлеане, Арморике и южной Галлии) в основном на поясных пряжках 6 и 7 веков, выдает центральноазиатские мотивы гунно-аланского происхождения. Гунно-аланский (т.е. степной, центральноазиатский) культ меча, символизировавший политический контроль и военную силу в религиозном контексте, также, согласно одному исследователю, мог повлиять на дальнейшие западные традиции, такие как знаменитая история о магическом мече Эскалибур короля Артура. Обычай украшения ювелирны изделий и оружия драгоценными камнями, создавший полихромный стиль (cloisonné), столь характерный для готского и позже германского искусства, также происходит из степи. Неслучайно лучшие творения в этом стиле искусства под степным влиянием датированы 5 веком и были произведены в регионе нижнего Дуная, основной территории гуннов. Наиболее отличительным из камней, используемых в этом новом типе ювелирных изделий, был гранат, некоторые сорта которого могли произойти из Индии через снова центральноазиатское и иранское (сасанидское) посредничества. Гунны и их аланские подданные/соперники таким образом принесли с собой в Европу не только новую политическую традицию, но и новые образы, ценности и культурные стили, благодаря которым Средние Века будут отличаться от классической цивилизации, предшествовавшей им. (original) This gradual influx of artistic influences from the Eastern steppe by the fourth century AD yielded a degree of artistic homogeneity perhaps unseen before across the whole of the steppe region from Ordos and Mongolia in the east to the Gothic areas in the west222 and it is remarkable that this homogeneity coincided with the gradual Hunnic expansion west. The eastern influences that had their beginnings before the Hunnic invasions in the fourth century AD, in the following fifth century in Europe became a flood.223 The fifth century saw a universal art style develop in the Danubian region which mingled Hunnic, Alanic, Germanic and Roman forms and motifs.224 This was in essence the art of the Hunnic Empire and regardless of ethnic differentiation225 this art was shared in common by all previous inhabitants of Attila’s empire: Goths, Lombards , Thuringians, Gepids , 226 Franks, 227 Alamanni etc., 228 an indication of the impact of Hunnic imperial rule in the west 229 which managed to impose a degree of uniformity in physical culture within its territory. 230 The art form that we call Gothic 231 /Germanic, early medieval or Danubian was in fact a later manifestation of the same art form that had been in existence in the Eurasian steppe centuries earlier among the Sarmatians 232 and the Huns (Xiongnu). 233 Thus knives, cauldrons, jewels in glassware, fibulae, clasps, perforated baldric-plates, pins with animal heads, all items that are characteristic of the art of early medieval Europe, are ‘nothing if not the ancient art of the steppes’ that had ‘overflowed over Europe’. 234 We discover later for instance that Aquitainian style of ornamentation found in some 134 artefacts across the whole of France (particularly in the Orléanais, Armorica and southern Gaul) mostly on belt buckles from the sixth and seventh centuries AD, depicts Central Asian motifs of Hunno-Alan provenance.235 The Hunno-Alanic (i.e. steppe, Central Asian) sword cult that symbolized political control and military prowess in a religious context also, according to one critic, could have influenced later Western traditions such as the famous story of King Arthur’s magic sword Excalibur.236 The practice of decorating jewellery and weapons with precious stones to create a polychrome (cloisonné) style,237 so characteristic of Gothic and later Germanic art, also originates in the steppe.238 The finest objects of this style of steppe-influenced art, not surprisingly, date to the fifth century and were produced in the lower Danubian region, the core territory of the Huns.239 The most distinctive of the stones used in this new type of jewellery was the garnet, some of which may have originated from India via again Central Asian and Iranian (Sassanian) intermediaries.240 The Huns and their Alan subjects/rivals thus brought with them to Western Europe not only a new political tradition, but also new imageries, values and cultural styles that made the Middle Ages distinct from the Classical civilization that had preceded it.241 [Hyun Jin Kim. The Huns, Rome and the Birth of Europe - Cambridge University Press, 2013 - p.270-272] Гуннские артефакты из национального музея Венгрии

БИТВА НА КАТАЛУНСКИХ ПОЛЯХ - КТО ЖЕ ПОБЕДИЛ? Хюн Джин Ким Ключевым последствием Каталунского сражения было фактическое уничтожение того что осталось от западной римской военной системы. Вне зависимости от того как оценивать результаты битвы, сложно игнорировать тот факт что после сражения Западная Римская армия больше не являлась имперской армией римских отрядов (некоторые конечно уже были иностранного происхождения, тем не менее они были полностью интегрированы в римскую военную систему). Отныне она скатилась до уровня наемных сил, командуемых явно не-романизированными, неинтегрированными варварскими королями/вождями и их свитой, которые никоим образом не были полностью или даже частично зависимы от имперского правительства и римского государства. Мнения по поводу того кто же выиграл битву разделены: большинство историков выступают за римско-визиготскую победу, Гоффарт (1988) и Вернадский (1951) предположили что сражение на Каталунских полях было в военном плане неопределенным, и меньшинство высказалось за победу гуннов. Что заметно в крайне ненадежном рассказе Иордана так это то что заслуга "победы" над гуннами практически полностью присвоена визиготам, в то время как западные римляне под командованием Аэция, бывшие главной целью кампании гуннов, и аланы, которые по сути сразились с самой мощной частью армии Аттилы в центре поля битвы, практически не удостоены никакого внимания в тексте о сражении. Единственные бесспорные факты которые можно извлечь из свидетельства Иордана это гибель Теодориха, короля вестготов, в начале сражения и уход вестготов из-за этого в их базу в Тулузе, оставивший поле битвы в распоряжении гуннов. Очевидно что эти факты явно не способствуют рассказу о блестящей победе вестготов. В древности гибель командующего генерала обычно означала поражение его армии, а на победу претендовала сторона, остававшаяся во владении полем битвы после сражения, в данном случае гунны. Иордан, пытаясь обойти эти неудобные детали, объясняет стремительный уход вестготов после сражения беспокойством Торисмуда (нового короля вестготов после смерти Теодориха) по поводу его наследства в Тулузе и махинациями хитрого Аэция, который убедил Торисмуда позволить гуннам вернуться домой нетронутыми, так как терпь он боялся возросшей силы вестготов и нуждался в гуннах как противовесе. Эта версия событий однако определенно продукт литературного приукрашивания, добавленного к рассказк о битве Кассиодором или самим Иорданом, чтобы сделать из Аэция нового хитрого Фемистокла (герой греческого сопротивления в годы персидских войн 5 века до н.э., чьи деяния записаны в Истории греческого историка Геродота). Любопытно что в рассказе Иордана мы обнаруживаем странную ситуацию когда и Торисмуд, и Аэций потеряли контроль над собственными армиями в ходе сражения. Согласно Иордану два командира били гуннов в течение дня и это заставило Аттилу в отчаянии укрыться за защитным кольцом из телег. Иордан затем дает известный эпизод где Аттила раздумывает о самоубийстве с помощью самосожжения на стопке их конских седел. Однако, противоположно этой картине римско-готского триумфа мы видим как Аэция, так и Торисмуда оторванными от их соответствующих командований. Торисмуд каким-то необъяснимым образом оказывается среди гуннов в ночь после битвы. Его почти убивают и стаскивают с коня гунны до того как его спасли подчиненные. Аэций также оказывается оторванным от собственных людей посреди ночи и бродит среди врагов, пока не находит убежище в вестготском лагере. Он опасался, соглансо самому Иордану, что произошла катастрофа. Если бы день завершился римско-визиготской победой, как настаивает Иордан, трудно понять каким образом оба союзных командира могли одновременно потерять контроль над своими армиями и оказаться посреди гуннов. Очевидно что эти детали, находимые нами у Иордана, явно описывают не ситуацию в уоторой готы и римляне гнались за побежденными гуннами к их лагерю, а наоборот: гунны гнались за поверженными союзниками к римскому лагерю. Видимо в ходе этой погони и Аэций и Торисмуд оказались отделены от их соремительно разваливавшихся армий. Что это реальность подтверждает любопытная информация у Иордана что гунны, после их так называемого "поражения", не смогли приблизиться к римскому лагерю из-за града стрел со стороны римлян. После битвы лагерь оказавшийся под осадой был не гуннский, а римский. Кто действительно оказался победителем догадаться нетрудно. Анализ этого сражения подтверждается тем фактом что вестготы, как упрмянуто ранее, отступили в Тулузу незамедлительно после сражения, а Аэций как верховный главнокомандующий отослал своих франских союзников. Проспер Аквитанский, современный событиям источник, предоставляет наиболее ясное видение того как римляне оценивали результат победы. Проспер пишет что жертвы были бесчисленны - так как ни одна сторона не уступала - и "похоже что гунны были повержены в сражении потому что те среди них кто выжил потеряли вкус к сражегию и вернулись домой". Иными словами, римляне претендовали на победу, не потому что результат был обязательно в их пользу, но потому что основная гуннская армия вернулась домой, прекратив дальнейшее продвижение в Галлию. Это было интерпретировано как победа и Аэцию с визиготами была приписана заслуга в остановлении гуннов. Однако, как было подмечено ранее, гунны не начали свой поход на восток в родные земли из-за результатов Каталунской битвы. После долгой, изнурительной осады Орлеана, провалившейся из-за стойкости аланского споротивления, и в остальном в значительной степени выполнения своих изначальных целей, а именно завоевания франков (хотя избегание Аэцием битвы с ним вплоть до того момента лишало его решительной встречи которой он так хотел) Аттила уже уходил на восток, когда Аэций и вестготы неожиданно начали преследование. Очеивдно римляне восприняли гуннское отступление как шанс для контратаки и ухватились за возможность ударить по уходившим гуннам. Интересно то что степные армии в течение истории использовали тактику ожного отсутпления чтобы обмануть настороженного противника, нетрешающегося бросить войска в бой, и застыаить его атаковать. Каталунская битва таким образом может быть результатом ложного отсутпления гуннов чтобы втянуть римлян в решающее сражение или преследованием гуннской армии, уже возвращавшейся в Венгрию к зимним базам, союзниками под командовнаием Аэция. Значит, возвращение основной гуннской армии в регион Дуная никоим образом не являлось результатом военного поражения. Основная часть гуннов по обычаю просто вернулась в их базу прсле успешного завершения сезона кампании. Мы видим те же действия а кампании Аттилы против восточных римлян в 447 и позже в итальянской кампании 452, когда он ушел из Италии, не взяв ни Равенну ни Рим, бывшие беззащитными пред его армией. Более того, гунны на самом деле не ушли в полном составе из Галлии после битвы на Каталунских полях. Иордан дает рассказ, в котором вестготы отбивают второе гуннское вторжение после Каталунской битвы и гуннского вторжения в Италию 452 года. Историки отмечают что с военной точки зрения это крайне сомнительно, так как два вторжения из Венгрии в тот же год вряд ли исполнимы. Очевидно что силы, атаковавшие вестготов и алан в центральной Галлии, не могли быть основными силами гуннов, вторгшимися в Италию в тот же год. То был контингент гуннов, оставленный в Галии чтобы разобраться с ситуацией после ухода основных гуннских сил в 451. Тот факт что битва имеет место в регионе Луары западнее Каталунских полей снова указывает на тот факт что битва на Каталунских полях закончилась гуннской победой, что позволила гуннским силам проникнуть дальше на запад в следующем году. [Hyun Jin Kim. The Huns - London-New York: Routledge, 2016 - p.97-101] (original) The most pertinent consequence of the battle was the virtual annihilation of what was left of the Western Roman military establishment. Regardless of how one sees the results of the battle, it is difficult to ignore the fact that after this battle the Western Roman army is not an imperial army of Roman troops (some of course ab-eady of foreign origin, but nonetheless fully integrated into the Roman military system). Henceforth it devolved into hired mercenary forces commanded by clearly un-Romanized, unintegrated barbarian kings/chiefs and their retinues who were in no way completely dependent on or even remotely loyal to the imperial government and the Roman state. Opinion on who actually won the battle is divided among scholars with most advocating a Roman-Visigothic victory, Goffart (1988) and Vernadsky (1951) suggesting that the battle of Chalons was militarily indecisive, and a minority favouring a Hunnic victory. What is noteworthy in Jordanes' highly unreliable account is that the credit for the 'victory' over the Huns is given almost solely to the Visigoths whue the Western Romans under Aetius, who were the main target of the Hun expedition, and the Alans who actually fought the most formidable Hunnic contingent within Attila's army in the centre of the battlefield, receive scarcely any attention at all in the battle narrative. The only undisputed facts that can be gleaned from Jordanes' account is that Theodorid the king of the Visigoths was slain at the beginning of the battle24 and that the Visigoths retreated after the battle to their homebase in Toulouse, leaving the battlefield in the possession of the Huns. Quite obviously these facts do not appear to fit the narrative of a glorious Visigothic victory. In antiquity the death of the commanding general usually meant defeat for the army concerned and victory was always claimed by the side in possession of the battlefield after the battle, in this case the Huns. Jordanes in order to skirt around these awkward details attributes the hasty withdrawal of the Visigoths after the battle to Thorismud s (the new Visigothic king after the death of Theoderid) anxiety over his inheritance in Toulouse and the machinations of the crafty Aetius who persuaded Thorismud to let the Huns return home unmolested because he now feared the overwhelming power of the Visigoths and needed the Huns as a counterweight. This version of events, however, is quite clearly a product of literary embellishment added to the battle narrative either by Cassiodorus or Jordanes himself to make Aetius the new crafty Themistocles (the hero of the Greek resistance during the Persian Wars of the fifth century ВС, whose exploits are recorded in the Histories of the Greek historian Herodotus). Interestingly we discover in Jordanes' narrative the curious situation of both Thorismud (Gothic commander after the death of Theodorid, his father) and Aetius losing track of their armies during the battle. According to Jordanes the two commanders had routed the Huns during the day and this forced Attila to withdraw behind the protective ring of his wagon train in desperation. Jordanes then famously makes Attua contemplate suicide via self-immolation on a pue of horse saddles. However, contrary to this image of Roman-Gothic triumph we see both Aetius and Thorismud becommg separated from their respective commands. Thorismud somewhat inexplicably ends up among the Huns during the night after the battle. He is almost killed and dragged from his horse by the Huns before being rescued by his followers. Aetius also finds himself separated from his men in the confusion of night and wanders about in the midst of the enemy (i.e. Huns, noctis confusione divisus cum inter hostes medius vagaretur), until he finds refuge in the Visigothic camp. He feared, according to Jordanes himself, that a disaster had happened. If the day had ended in a Roman-Visigoth victory, as Jordanes msists, it is difficult to understand how both allied commanders could have simultaneously lost track of their armies and ended up among the Huns. It is clear that these details we find in Jordanes more properly describe not a situation in which the Goths and the Romans are chasing the routed Huns into their camp, but rather the Huns chasing the fugitive allies who had been defeated into the Roman camp. It was presumably during this rout that both Aetius and Thorismud became separated from their rapidly disintegratmg armies. That this is actually the real picture is confirmed by the rather curious piece of information in Jordanes that the Huns, after their supposed 'defeat', were unable to approach the Roman camp because of the hail of arrows from the Romans. After the battle the camp that experienced a siege was not the Hunnic camp, but the Roman one. Who the victors actually were can easily be guessed. This analysis of the battle is supported by the fact that the Visigoths, as mentioned earlier, retreat to Toulouse immediately after the battle and Aetius the overall commander sends away his Frankish allies. Prosper of Aquitaine, a contemporary source, provides us with the clearest insight into how the Romans assessed the outcome of the battle. Prosper records that the slaughter was incalculable - for neither side gave way - and if appears that the Huns were defeated in this battle because those among them that survived lost their taste for fighting and turned back home'. In other words the Romans claimed victory, not because the outcome necessarily favoured them, but because the main Hunnic army returned home without advancing further into Gaul. This was interpreted as a victory and Aetius and the Visigoths were credited with having stopped' the Huns. However, as already noted earlier the Huns did not commence their march eastward to their home territory due to the results of the battle of Chalons. After a long, drawn out siege at Orleans that failed due to the tenacity of Alan resistance and otherwise having largely fulfilled his initial objectives, that is the conquest of the Franks, (although the reluctance of Aetius to engage him in battle until that point had deprived him of the decisive encounter he had wanted) Attila was already withdrawing east when Aetius and the Visigoths suddenly gave chase. Quite obviously the Romans must have interpreted the Hurmic withdrawal as an opportunity for a counter-attack and they leapt at the chance to hit the retreating Huns. What is interesting is that steppe armies throughout history employed the tactic of the feigned retreat to deceive a cautious enemy, reluctant to commit troops to battle, into attacking. The battle of Chalons could therefore either be the result of a feigned retreat (typical steppe strategy) by the Huns in order to draw the evasive Romans into a decisive battle or a pursuit by the allied army under Aetius of the Hunnic army already returning to winter bases in Hungary. Therefore, the return of the main Hunnic army to the Danubian region was by no means the result of a military defeat. The main body of the Huns, as was their standard practice, simply returned to their home base after the successful conclusion of the campaigning season. We see this pattern also m Attüa's campaign against the Eastern Romans т 447 AD and again in the following Italian campaign of 452 AD, when he withdrew from Italy without taking either Ravenna or Rome, which lay defenceless before his army. Furthermore, the Huns did not in fact completely withdraw from Gaul after Chalons. Jordanes records a story about the Visigoths beating off a second Hunnic invasion, after Chalons and the Hunnic invasion of Italy in 452 AD (Getica 43.2268). Historians have pointed out that from a military point of view this is highly implausible, since two invasions from Hungary in the same year are not likely to be feasible. It is clear then that this force that attacked the Visigoths and Alans in central Gaul cannot be the main Hunnic force that invaded Italy in that same year. They were a contingent of Huns left behind in Gaul to mop up the situation after the departure of the main Hunnic force in 451 AD. The fact that the battle takes place in the Loire region further west than Chalons is again indicative of the fact that the battle of Chalons had ended in a Hunnic victory which allowed this Hunnic force to penetrate further west in the following year.

АРЕАЛ ГУННСКОЙ ИМПЕРИИ ПО ДАННЫМ АРХЕОЛОГИИ Что гунны контролировали территорию по меньшей мере вплоть до региона Волги подтверждается археологией через обнаружение гуннских котоов вдоль реки Камы и дарами мехом Аттилы прибывающим послам. Это видимо значит что гуннская данническая система проникла даже вглубь лесного региона западной России за причерноморскими степями. Наличие гуннских знатных гробниц, видимых по отличительным гуннским артефактам таким как золотой лук (инсигнии ранга среди гуннов), датируемых ранним 5 веком, на огромном пространстве от Рейна до земель к востоку от Днепра предоставляет археологические свидетельства гуннской имперской власти над большей частью Центральной и Восточной Европы. [Hyun Jin Kim. The Huns - London-New York: Routledge, 2016 - p.83]

РУНИЧЕСКАЯ ПИСЬМЕННОСТЬ ГУННОВ? Как отмечает Альтхейм, гунны, вопреки ожиданиям многих, вовсе не были безграмотными невеждами. В действительности гунны могли иметь свою собственную письменность. Приск свидетельствует что гуннские секретари зачитывали имена дезертиров, что сбежали к римлянам с гуннской территории, с исписанного листа. Альтхейм подчеркивает что прочитанная письменность определенно не была ни греческой ни латынью. Он предполагает что огурская тюркская руническая письменность поздних гуннских булгар, известная по надписям в Болгарии, была занесена в Европу раньше из Центральной Азии гуннами. Дальнейшее возможное доказательство можно найти в сирийской хронике Захарии Митиленского, пишущего что в 507 или 508 году епископ Кардуст из Аррана отправился в землю кавказских гуннов, где провел семь лет. Он вернулся, принеся с собой книги на гуннском языке. [Hyun Jin Kim. The Huns - London-New York: Routledge, 2016 - p.85]