Л.А. Бобров
ПЕРЕДВИЖНЫЕ ПОЛЕВЫЕ УКРЕПЛЕНИЯ В ВОЕННОМ ИСКУССТВЕ КАЗАХОВ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ - СЕРЕДИНЕ XIX В. ОСОБЕННОСТИ КОНСТРУКЦИИ, ЭВОЛЮЦИИ И БОЕВОГО ПРИМЕНЕНИЯ
«Пороховая революция», прокатившаяся по Евразии в эпоху позднего Средневековья и раннего Нового времени, не миновала и Великую степь. Представители кочевых этносов с большим или меньшим успехом осваивали инновационные виды вооружения и тактические схемы оседло-земледельческих народов, основанные на массовом применении огнестрельного оружия. В большинстве случаев эти заимствования производились не механически, а с учетом местных географических, природно-климатических, экономических, политических и, собственно, военных условий. В результате синтеза иностранных оружейных технологий и местных военных традиций формировались оригинальные тактические приемы, оптимально соответствующие ведению боя на степном театре боевых действий. Наибольших успехов на данном направлении добились восточные ойраты (джунгары), создавшие сильное централизованное государство, занимавшее территорию нынешней Западной Монголии, Горного Алтая, Синцзяно-Уйгурского автономного района КНР и Юго-Восточного Казахстана. Правители этой «последней Кочевой империи» не только массово закупали ручное огнестрельное оружие в Средней Азии, но и организовали собственное производство фитильных ружей, пушек и боеприпасов. Триумфальные военные успехи джунгар в последней трети XVII - первой половине XVIII вв., показали, что кочевники могут вполне успешно использовать инновационные элементы военного искусства оседло-земледельческих народов. Массовое применение ручного огнестрельного оружия (а со второй половины 20-х гг. XVIII в. и легких пушек), комбинация действий панцирной копейной конницы с отрядами пеших ружейных стрелков и копейщиков превратили джунгарскую армию в мощную военную силу, с которой были вынуждены считаться правители всех соседних государств (Бобров, 2001, с. 11-19; Бобров, Борисенко, Худяков, 2010; Бобров, Пастухов, 2007, с. 170-247; Бобров, Худяков, 2008; Бобров, Худяков, 2010, с. 204-217).
Однако джунгары не были единственным народом Великой степи, адаптировавшим традиционное военное искусство кочевников к меняющимся военно-политическим реалиям Нового времени. Другим ярким примером данного процесса стала эволюция вооружения и тактики тюркских кочевников Казахстана последней трети XVI - середины XIX вв.
Перевооружению казахских войск огнестрельным оружием и внедрению новых тактических схем посвящена специальная работа (Бобров, 2012). Здесь же отметим, что казахские номады первыми среди кочевых народов Центральной и Средней Азии стали массово применять ручное огнестрельное оружие, основная часть которого приобреталась в городах Мавераннахра. Распространение фитильных и, в меньшей степени, кремневых ружей в казахских войсках привело к значительным изменениям традиционной воинской тактики кочевников Дашт-и-Кипчак. В частности, резко возросло значение боя в пеших порядках. Интересно, что казахи достаточно быстро приобрели у своих степных соседей имидж мастеров пешего боя. Так, например, калмыцкий тайша Доржи Назаров писал в 1724 г. «киргиз-касаки, на лошадях биться плохи, а пеши-крепки» (там же, с. 109). В то же время распространение пехотной тактики не привело к появлению у казахов пехоты как отдельного и самостоятельного рода войск. Как и прежде, вся армия номадов состояла исключительно из всадников. Однако часть из них спешивалась непосредственно перед началом сражения и вела его в пехотном строю. Сочетание мобильности и умения вести бой в пехотных порядках делало казахские войска опасным противником для их соседей в Средней Азии.
Казахские военачальники активно экспериментировали с различными типами боевых построений, применяя к местным военным реалиям и степному театру боевых действий тактические новинки оседлых народов. Некоторые из них, в силу различных причин, не прошли проверку временем и боевой практикой («вагенбург», развернутые линейные построения). Другие получили ограниченное распространение (окопная тактика, применение отрядов спешенных копейщиков и др.).
К началу XVIII в. сложились основные тактические схемы ведения пешего боя, оптимально соответствующие оружейному комплексу и военной организации казахов. К их числу можно отнести ведение оборонительного боя мобильными отрядами пеших ружейных стрелков, использующими в качестве защиты естественные складки местности, а также применение «живых крепостей» из положенных на землю коней и верблюдов. В ходе боя казахские мушкетеры предпочитали разряженный строй. При необходимости применялась шереножная стрельба залпами и «караколе». Главным партнером ружейных стрелков-туфакандазов выступали конные отряды лучников и копейщиков. Данные тактические схемы в целом соответствовали общему уровню развития военного искусства народов Центральной и Средней Азии последней трети XVI-XVIII вв. и позволяли казахам одерживать победы над своими кочевыми и оседлыми соседями. Применение казахами огнестрельного оружия и новой военной тактики стимулировало развитие военного искусства других народов Великой степи: джунгар, волжских калмыков, киргизов, башкир, каракалпаков. Некоторые элементы казахского оружейного комплекса и тактики были заимствованы яицкими (уральскими) казаками (стрельба с применением сошек, «живые крепости» и т. д.).
Если при ведении оборонительного сражения казахи XVIII-XIX вв. спешивались относительно охотно, то атака в пешем строю применялась значительно реже. Сходить с коней степняков вынуждала все возрастающая мощь огнестрельного оружия. В отличие от своих европейских и китайских современников спешенные казахские стрелки XVIII - первой половины XIX вв. предпочитали наступать не в плотных шереножных, а в разряженных построениях, напоминавших цепи европейской пехоты конца XIX-XX вв. Движение осуществлялось перебежками, от укрытия к укрытию. Упав на землю, казахский воин перезаряжал ружье и совершал выстрел из положения лежа или с колена. Ставка обычно делалась не на скорострельность, а на точность попадания. Таким образом, тактика казахских стрелков в наступлении, по европейской классификации XIX в., напоминала, скорее, приемы снайперов-егерей, чем традиционный развернутый строй линейной пехоты. В ходе атаки степняки пытались охватить построения противника и нанести максимальный урон его живой силе с помощью ружейной стрельбы, не доводя сражение до рукопашной схватки. Такой прием ведения боя был максимально эффективен в столкновении с противником, придерживающимся сугубо оборонительной тактики. Неожиданная контратака конницы или пехоты противника представляла значительную угрозу для пеших казахских стрелков. Поэтому в сражении наступающих туфакандазов прикрывали спешенные копейщики и большие массы конницы.
На протяжении XVIII - первой половины XIX вв. роль огнестрельного оружия в сражениях на среднеазиатском театре боевых действий постепенно возрастала. Однако настоящим потрясением для военачальников региона стало знакомство с боевой практикой европейского образца, которая была привнесена в Дашт-и Кипчак и Мавераннахр армией Российской империи. Выдержать «огневой вал» регулярной пехоты и слаженную интенсивную стрельбу спешенных казаков среднеазиатской коннице было крайне сложно. Это придало дополнительный импульс развитию пехотной тактики в казахской армии, а в кокандских и бухарских войсках стимулировало бурное развитие отрядов сарбазов.
Серьезным вызовом для среднеазиатских противников России стало распространение в имперских войсках нарезного оружия. Если эффективная стрельба из гладкоствольных ружей на протяжении большей части XVIII в. была сопоставима с дальностью стрельбы из сложносоставных луков (около 100 м), то уже гладкоствольное кремневое ружье образца 1839 г. имело прицельную дальность 300 м, а 6-линейной винтовки образца 1856 г. - 840 м (Леонов, Ульянов, 1995, с. 34, 139; Шестрем, 2009, с. 122; Энглунд, 2009, с. 148; Михайлов, 2003).Сочетание высокой боевой выучки, богатого военного опыта и передового вооружения превращало российские отряды в опасного противника даже для больших среднеазиатских армий. В случае нападения превосходящих сил кочевников российские солдаты и казаки быстро возводили стационарные полевые укрепления и срывали вражеские атаки меткой стрельбой из огнестрельного оружия. Традиционных способов для быстрого захвата таких «огневых точек» было недостаточно, поэтому степные военачальники начали поиски новых тактических приемов, позволяющих преодолеть простреливаемое пространство с минимальными потерями. Боевая практика показала, что наиболее эффективным способом борьбы с окопавшимися стрелками являются передвижные полевые укрепления, которые сами русские офицеры именовали на европейских манер «турами» и «мантелетами». Данный военный феномен уже был кратко рассмотрен нами (Бобров, 2012, с. 121). В настоящей статье мы подробно проанализируем конструкцию передвижных казахских полевых укреплений и особенности их боевого применения на примере военных кампаний первой половины - середины XIX в.
Вероятно, первым сражением XIX в., в котором казахские войска применили «туры», было боевое столкновение в урочище Ходжаберген в пустыне Музбиль (Западный Казахстан). В сентябре 1803 г. большой российский торговый караван (55 верблюдов), с которым двигалось российское посольство в Бухару, был блокирован и атакован казахскими воинами племени шекты, поколения алимулы Младшего жуза во главе с ханом Абулгазы Каиповым, биями Жаназаром, Жанузаком и др. Их отряды окружили караван и пресекли попытки лояльных России казахов - «чумекейцев» (до 300 чел.) деблокировать российское посольство. Казаки из сопровождения российского посла Я.П. Гавердовского (50 чел.) укрылись в импровизированном укреплении, составленном из тюков с товарами, снятых с верблюдов. Метким ружейным огнем и умелыми контратаками они отбили несколько казахских атак. Тогда кочевники и начали «вязать туры», укрывшись за которыми они стали приближаться к позициям казаков: «Беспрерывное стечение киргизцев увеличилось, наконец, до того, что могли они в саженях в 100 от редута сделать неразрывный круг и облечь нас отовсюду. Некоторые рубили по песках растущий кустарник и сваживая оный в кучи, делали в рост человеческий связки, засыпая их песком наподобие тур, по-киргизски называемые аратура» (История Казахстана., 2007, с. 245).
Судя по записям Гавердовского, этот тактический прием (наряду с жаждой) стал одной из ключевых причин, побудивших его начать переговоры со степными военачальниками: «Утомленные люди, будучи от безводной степи и не пившие двое суток в жар, увеличивающийся до 24 градусов, требовали решительно или выдать им нападающим беспрерывно киргизцам, или напоить их. Не имея сил воспротивиться сему требованию, а более потому, что киргизцы, навязав из прутнику круглые туры в рост человека, пешие подкатывали оные к нашей защите и стреляли из-под оных, не щадя кровь свою, или желая нас обмануть, все еще предлагали договоры, а, напоследок, с согласия отставших купцов и всего общества, я решился принять оные». (История Казахстана., 2007, Т. 5, с. 519). В другом своем произведении Гавердовский дал более подробное описание особенностей боевого применения казахских «туров»: «К вечеру, по беспрерывным стечениям злых партий, скопище неприятелей сделалось несравненно более; они стали рубить по пескам растущий кустарник, потом, связав кучу, делали в рост человеческий связки и засыпали оные песком, уподобляя военным турам, с которыми вместе в сумерки в саженях в 80 от нашего укрепления встали все в круговой около нас караул. Целую ночь, с ужасным шумом, имели они перекличку один к другому сими словами: «Никого из городка, ниже в городок не пропущать!» Хотя в силу мирных переговоров и положено было вчера не начинать воинского действия, но киргизцы между тем пользуясь тишиною, подкатывали к нам ближе сделанные ими туры с намерением, дабы удобнее и безопаснее к нам делать из ружей залп. Часть их, будучи пешими, облегла таким образом весь стан наш и готовилась уже к перестрелке, а другие, сидя на лошадях, готовы были к соделанию атаки. подкатывали к нам сделанные туры и приготовлялись к сильнейшему удару.» (История Казахстана., 2007, Т. 5, с. 137-140, 142, 246).
Согласно данным Я.П. Гавердовского, передвижные казахские укрепления в Ходжабергенском сражении представляли собой большие (в рост человека) плетеные из кустарника корзины («связки»), в которые засыпался песок. То, что поручик именует их «турами», далеко не случайно. В начале XIX в. в европейской военной науке под этим термином понималась: «плетеная из прутьев цилиндрическая корзина без дна, заполненная землей», которая, в зависимости от вида (саперная или батарейная), имела в высоту 1,3 м, диаметр до 1 м и массу до 62 кг (Краткий артиллерийский., 2006, с. 175). В военной практике Европы они использовались «для устройства укрытий для пуль и снарядов, а также для укрепления крутых земляных насыпей» (там же). Таким образом, по своей конструкции казахские туры отличались от европейских аналогов большими размерами и наполнением (песок вместо земли). Более существенными были отличия в системе боевого применения туров солдатами регулярных армий и кочевниками. И те, и другие использовали туры как защиту от пуль. Однако номады воспринимали их не как стационарное оборонительное, а как подвижное полевое укрепление, применяемое для штурма вражеских позиций. Степные стрелки, укрывшись за турами, постепенно передвигали их все ближе и ближе к российским позициям и параллельно вели огонь по казакам (рис. 1, 1). К сожалению, из описания Гавердовского не очень понятен механизм передвижения казахских туров, так как колесная база, как на позднейших мантелетах (см. ниже), российским офицером не упомянута. Если туры не укладывались на повозки, то их могли либо перетаскивать с места на место в вертикальном положении (рис. 1, 3), либо перекатывать, положив на бок (рис. 1, 4). Первый вариант представляется более предпочтительным, так как при перекатке из туры неизбежно высыпался бы песок, что снижало бы ее защитные функции. Интересно, что российский офицер пишет о том, что казахи: «пешие подкатывали оные [туры] к нашей защите и стреляли из-под оных». Это позволяет предположить, что укрывшиеся за турами степные стрелки вели огонь из положения лежа.
Нельзя не отметить и еще одно характерное назначение «туров» в военной практике казахов. Как отмечает Я.П. Гавердовский, ночью кочевники соорудили из них некое подобие охраняемых осадных укреплений, которое, вероятно, должно было помешать казакам совершить неожиданное ночное нападение на военный лагерь кочевников.
Применение казахами туров в Ходжабергенском сражении не привело к разгрому российского отряда, но стало одной из ключевых причин, вынудивших казаков идти на прорыв, бросив многочисленные товары (на общую сумму 260 тыс. руб.), которые и являлись главной целью кочевников. Таким образом, применение туров против окопавшихся ружейных стрелков оказалось достаточно эффективным тактическим приемом. Судя по данным Гавердовского, главной проблемой для степняков было перетаскивание туров с места на место, что требовало много времени и сил, а также длительность изготовления плетеных корзин. Данные сложности были с успехом разрешены казахскими военачальниками 30-х гг. XIX в.
Во второй половине 30-х - середине 40-х гг. XIX в. Казахская степь стала центром мощного повстанческого движения во главе с султаном (впоследствии ханом) Кенесары Касымовым. Этому правителю удалось установить в своих отрядах суровую дисциплину, что сразу повысило их боеспособность. Уже в первых сражениях с российскими войсками воины Кенесары применили против них передвижные полевые укрепления нового образца.
В конце 1837 г. казахские кочевники совершили нападение на казачий отряд, охранявший караван, направлявшийся в Ташкент (Национально-освободительная борьба., 1996, с. 68). Охрана каравана состояла из 48 казаков и 6 урядников под командованием хорунжего Рытова. Последний недальновидно разделил своих подчиненных на две группы, одна из которых (20 казаков и 3 хорунжих) подверглась неожиданному нападению кочевников и была полностью уничтожена. Вторая группа во главе с самым Рытовым была блокирована в районе Актауского укрепления отрядами Кенесары Касымова, которые (по российским данным) насчитывали 800 всадников. Люди Рытова успели выбрать «удобнейшее к защите место», спешиться и встретить огнем лавину наступающей степной конницы. О дальнейших событиях мы узнаем из рапорта коменданта Актауского укрепления войскового старшины Симонова (записанного со слов пробившихся из окружения казаков) и донесения начальника Сибирского таможенного округа министру финансов (от 20 марта 1838 г.). После того, как казаки «сделали сильный отпор из карабинов» (там же, с. 59), К. Касымов приказал своим воинам спешиться и начать обстрел российских позиций из ружей. Чтобы отрезать казакам пути к отступлению, степные стрелки вели огонь по казачьим лошадям, убив и ранив большинство из них: «Киргизы с криком бросились на казаков, но, встретив залп из карабинов, отступили и начали издали стрелять из винтовок. Эти выстрелы делали много вреда казакам, так что лошади были почти все переранены, а некоторые и убиты» (Национально-освободительная борьба., 1996, с. 68, 69). Однако, даже лишившись лошадей, казаки продолжали вести активный огонь, не подпуская кочевников к своим позициям. Именно тогда К. Касымов выложил свой главный тактический козырь: «Предводитель разбойников, видя ущерб своих сообщников, распорядился сделать наскоро из мелкого полевого растения (карагана) укрепление. Это было сделано тогда, когда уже у казаков лошади были пристрелены, а потому и полагали киргизцы их уже побежденными», «в следующий день киргизы начали вязать фашинник из кустарника и этот фашинник, положив на арбы (телеги о 2-х колесах), составили, таким образом, подвижное укрепление и, быв защищены от выстрелов, начали подступать к отряду казаков» (там же, с. 59, 68, 69).
Рытов сразу оценил грозившую его отряду опасность и принял, вероятно, единственно возможное в данной ситуации решение: подпустив арбы с фашинником на минимальное расстояние, атаковать и захватить вражеские передвижные укрепления. Неожиданная контратака казаков с последующей рукопашной увенчалась успехом, но в ходе нее небольшой отряд понес значительные потери, причем погиб и сам хорунжий Рыков: «По благоразумному распоряжению г-на хорунжего Рытова в крайнем сем случае казаки взяли штурмом сделанное киргизами укрепление с приобретением одного знамени, 33 пик, 9 ружей, 5 сабель и 10 ятаганов (или айбалтов). Донося о происшествии этом Вашему высокоблагородию, с прискорбием моим осмелюсь доложить, что приобретением таких ничтожных трофеев оценено потерей хорунжего Рытова, 4 урядников, 22 казаков и одного фельдшера», «офицер Рытов видя опасность, решился отнять у киргиз сделанное ими укрепление и, подпустивши их на близкое расстояние к себе, бросился со всеми людьми и вытеснил киргиз. Но при этой схватке убит был сам Рытов, получив удар топором в голову, убиты также два урядника и несколько казаков» (Национально-освободительная борьба., 1996, с. 59, 68, 69).
Оставшиеся в живых казаки не рискнули пробиваться к своим, не имея лошадей, и «остались в отнятом у киргизов временном укреплении в ожидании помощи от отряда через посланных в Актав отважных казаков.» (Национально-освободительная борьба., 1996, с. 59). Интересно, что захваченные казаками арбы кочевников оказались весьма надежным укрытием и позволили отбивать атаки противника на протяжении нескольких последующих дней: «Прочие же казаки, оставшиеся живыми, засевши в отнятом у киргиз укреплении, с большим успехом начали отражать киргиз, делая выстрелы весьма удачные, и в этом укреплении пробыли 5 суток, оставаясь там и тогда, когда уже киргизы удалились от них. Наконец, они, не могши дожидаться никакой помощи из Актау, решились сами идти туда и, прошедши верст 5, были встречены войсковым старшиной Симоновым с отрядом казаков» (Национально-освободительная борьба., 1996, с. 68, 69).
Анализируя события данного боевого столкновения, можно отметить, что применение передвижных укреплений для штурма позиций российских казаков вновь (как и в Ходжабергенском сражении) оказалось весьма успешным. Приближающиеся арбы вынудили казаков оставить свое «удобнейшее к защите место». Если бы не отчаянная контратака людей Рытова, в ходе которой русские отбили арбы у степняков, то вторая часть отряда вполне могла разделить участь своих погибших товарищей. Ход сражения продемонстрировал Кенесары Касымову как эффективность применения передвижных укреплений, так и необходимость их защиты от встречных атак противника.
Уже в следующем 1838 г. казахи попытались применить «вагенбург» из нагруженных арб в оборонительном бою. Однако подобный способ обороны оказался не слишком эффективным перед картечным ударом русских пушек и атакой спешенных казаков. Ход этого боевого столкновения подробно описан начальником заграничного военного отряда войсковым старшиной Карбышевым: «Я послал сотника Лебедева и хорунжего Швабского с 4 взводами казаков, чтобы до стемнения вечера поспешнее из аулов оных захватить почетных людей. Но с приступлением к исполнению посланными киргизы, пользуясь гористою местностью, стемнеющимся вечером из свернутых в виде защиты тарантаек своих с тяжестью, с легко поставленными кошами оказали упорство свое, с открытием ружейных выстрелов, застрелив под казаком 2-го полка Файлиевым строевую лошадь, и приготовились к рукопашной драке с дубьем. Как с прибытием моим доложил мне хорунжий Швабский, киргизы на несколько сделанных по ним из пехотных ружей выстрелов по распоряжению офицеров сих, остаются неприклонными. Чтобы не промедлить до совершенной темноты ночной, я приказал усеять их двумя картечными выстрелами из орудий. Затем посланным мною сотником Лебедевым с 4 урядниками и 48 казаками пешими захвачено несколько киргизов. С возвращением ко мне доложил, что часть упорствовавших истреблена на месте и часть, пользуясь стемнением вечера, на неровной местности скрылась бегством, доставя при том от первых 4 турки » (Национально-освободительная борьба., 1996, с. 89-90).
Тактика применения груженых арб для защиты наступающих стрелков от огня обороняющихся российских войск не была забыта и преемниками Кенесары. Причем враждебные России казахские военачальники пытались научить ей своих узбекских союзников. Так, например, сын Кенесары султан Садык инициировал применение данной тактики в знаменитом сражении под Иканом в 1864 г., когда небольшой отряд российских казаков был атакован армией Кокандского ханства.
Интересно, что этот эпизод получил двустороннее освещение. Он описан как самим султаном Садыком, так и его противником есаулом Серовым. По словам Садыка, когда он со своим отрядом подошел к Икану, то: «.узнал, что русские все еще не разбиты, а продолжают отстреливаться. Тогда султан Садык сказал Алимкулу : «Этих русских таким порядком разбить нельзя, сколько бы вы ни нападали на них. Мой отец, Кенисара-хан, при нападении на таких, остановившихся и засевших, русских обыкновенно атаковал их, защищаясь от пуль толстым, непроницаемым валом травы». Потом он приказал войску нарезать камыша и нарвать полыни и сделать большия связки. Эти связки (манталеты) покатили к русским, при чем для каждой было назначено по ста человек. Подкативши связки к русским возможно близко, нападавшие выскочили из-за них и бросились; в это время главное войско подскакало сзади; русские были разрознены, частью убиты, а частью взяты в плен и увезены. Начальник русских казаков, есаул Серов, пробился чрез кокандское войско и с 30 казаками стал отступать к Туркестану» (Султаны Кенесара и Садык., 1889, с. 43).
Этот же эпизод в изложении есаула Серова в донесении коменданту г. Туркестан 08.12.1864 г.: «Видя совершенную невозможность подойти ближе к нашему отряду, без всякого прикрытия, неприятель начал подвозить камыш и разный мелкий лес для устройства мантелетов и каких-то щитов на двухколесных арбах... Рано утром 6-го декабря, заметивши, что у неприятеля были уже готовы мантелеты и щиты с разных сторон нашей позиции, числом 16, видя более чем критическое положение своего отряда и в ожидании помощи из Туркестана, чтобы как-нибудь оттянуть время, предупредив казаков, я вышел вперед на несколько шагов из занятой позиции, махнул к неприятелю рукой, показывая этим, что хочу иметь переговоры. Заметивши в это время, что мантелеты и щиты начали подкатывать к отряду, я упрекнул кокандца, что при переговорах наступление никогда не делается, и тотчас же вернулся на позицию. Выиграл времени более, чем на два часа. Снова началась стрельба и началась прежде из моего отряда, чтобы не дать неприятелю подойти ближе, что и продолжалось с 7 утра до часу пополудни. Ожесточенный неприятель стрелял чрезвычайно часто и метко, раза четыре кидался из-за мантелетов, но был отбиваем нашими выстрелами, причем окончательно были перебиты все лошади и убито наших 3 урядника, 33 казака и 1 фурштат, ранено 4 артиллериста и несколько человек казаков.. Не находя решительно никакой возможности держаться более на своей позиции при такой сильной стрельбе и натиске тысячной кавалерии неприятеля, живо заклепали единорог и с криком «ура!» кинулись отступать, выстрелами пролагая дорогу, решившись пасть или пробраться к своему отряду.» (Султаны Кенесара и Садык., 1889, Приложение, с. 34-37).
Таким образом, оба участника сражения сходятся в том, что главной причиной ухода казаков с занимаемых позиций стала комбинированная атака пеших стрелков, укрывавшихся за 16 «мантелетами», и натиск многочисленной конницы. Данный эпизод весьма интересен еще и тем, что, приблизившись к российским позициям, среднеазиатские воины не только вели обстрел, но и «кидались» из-за своих передвижных укрытий в атаку.
Надо сказать, что практика использования казахами и кокандцами передвижных «мантелетов» привлекла внимание российского командования и военных теоретиков. Известный исследователь генерал М.А. Терентьев особо отметил роль передвижных укреплений в событиях 1864 г.: «Боясь атаковать лагерь [русский] открытой силой, они [кокандцы] принялись свозить камыш и колючку, из которых устроили что-то вроде мантелетов и щитов на двуколесных арбах и, подкатывая эти подвижные блиндажи, безопасно приближались к осажденному отряду... Уральцам приходилось плохо: утром 6 декабря неприятель имел уже до 16 щитов, под прикрытием которых он, по-видимому, готовился окончательно атаковать лагерь. Что это за щиты? Официальное донесение называло их и мантелетами, очевидцы уверяли, что это просто вязанки сена, подвязанныя и снизу, и сверху арбы, которую и катили к казакам, закрываясь ею от выстрелов» (Терентьев, 1906, с. 301, 303). Несмотря на весь скепсис по отношению к «подвижным блиндажам», офицеры императорской армии не могли не отметить эффективность таких укрытий для атакующих пеших стрелков. Идея применения передвижных щитов (но уже из металла) для защиты наступающей пехоты периодически будоражила умы российских военных теоретиков вплоть до Первой мировой войны. Дело дошло даже до полевых испытаний экспериментальных образцов, которые неплохо себя зарекомендовали. Однако вернемся к классическим казахским «мантелетам» середины XIX в.
Через два года после Иканской битвы султан Садык снова применил «мантелеты» против российских казаков. По данным султана, в столкновении у источника Сары-булак в 1866 г. его отряду (800 чел.) противостояло 200 казаков: «Сто сорок казаков, оставшиеся на песчаном холме, еще не успели узнать об этом [разгроме кочевниками российского конвоя в 60 чел. - Л.Б.], султан Садык приказал собрать саксаулу, джингылу и других кустарников, связать из них связки, непроницаемые для пуль, и подкатил их к холму с трех сторон. Увидя это, казаки тоже укрепились, сделав насыпи из песка. Киргизы, подкатывая связки и стреляя из-за них, продолжали нападение три дня. Русские были в весьма тяжелом положении: без воды между раскаленным солнцем песком. Не вынося безводия (жажды) и жары песка, они три раза делали вылазки с холма к подкатываемым связкам. Однажды, когда они, стреляя из ружей, подбежали к связкам на длину веревки, вдруг появились лазутчики с известиями, ходившие в сторону Перов- ска. Джигиты Садыка, набранные им из ташкентских киргизов, все стали проситься домой. Не находя возможности отказать им в этой просьбе, султан Садык отступил, захватив с собой отбитых у русских лошадей и верблюдов» (Султаны Кенесара и Садык., 1889, с. 56, 57).
Таким образом, по мнению Садыка, его атака у Сары-булак была весьма успешной. Ему удалось взять в кольцо российский отряд, отразить контратаки казаков, пытавшихся отбить «мантелеты» и захватить коней и верблюдов. По версии султана, его отступление было вызвано не ожесточенным сопротивлением блокированных русских, а уходом «ташкентских» казахов, составлявших значительную часть его корпуса. В сражении отряд Садыка потерял 22 чел. убитыми и 40 ранеными. Потери русских Садыку известны не были. По его предположению русские потеряли более 60 чел. (Султаны Кенесара и Садык., 1889, с. 57).
Подробные описания современников, многочисленные рисунки, фотографии и этнографические материалы позволяют реконструировать устройство казахских «штурмовых повозок» и особенности их боевого применения.
Столкнувшийся под Иканом с казахскими передвижными укреплениями есаул Серов обозначил их, как «мантелеты». В европейской военной практике XIX в. мантелетом назывался «.большой тур длиной до 230 см и диаметром до 120 см, заполнявшийся 25 фашинами до 25 см каждая, связанными в 4-5 колец» (Краткий артиллерийский., 2006, с. 103). Принципиальное отличие казахского «мантелета» от своего европейского аналога заключалось в том, что он имел колесную базу, то есть был передвижным.
Основными компонентами казахского «мантелета» были арба и заполняющие ее фашины. Классический вариант «туркестанской» или «бухарской» арбы XIX в. представлял собой одноосную повозку с парой больших колес и длинными массивными оглоблями (рис. 2-4). По данным авторов российской «Военной энциклопедии» начала XX в. выделялись два типа повозок: «одноконная» и «пароконная». Они имели идентичную конструкцию и отличались только размерами. К деревянной оси арбы крепились две «дрожины», их передние концы составляли оглобли, в которые впрягалась лошадь. У парной арбы вторая лошадь припрягалась сбоку с помощью веревочных постромков. Кузов повозки мог иметь от 1 до 4 вертикальных или наклонных бортов. Характерной особенностью узбекских арб были огромные (до 2 м в диаметре) колеса, позволявшие повозке преодолевать арыки, не замочив лежащего в кузове груза (рис. 2, 3). Судя по изображениям, казахские арбы имели колеса меньшего диаметра (рис. 4). При движении погонщик находился не в самой повозке, а верхом на впряженном в нее коне (рис. 2-4). Фашинник для наполнения арб изготовлялся из связок собранных на поле боя растений - травы и кустарников. В числе прочих современниками упомянуты караган, саксаул, полынь, джингылу, камыш.
Перед атакой лошадь выпрягалась из арбы. Повозка разворачивалась оглоблями назад, задним бортом вперед. Возможно, что борта телеги, а также пространство между высокими колесами арбы могли дополнительно прикрываться деревянными щитами. В кузов загружали связки травы и кустарников с таким расчетом, что за повозкой с фашинником могли укрыться следующие за арбой стрелки, построенные в колонну. Численность такой колонны могла насчитывать несколько десятков человек. «Мантелет» приводился в движение мускульной силой воинов, ухватившихся за оглобли повозки и упершихся руками в ее борт (борта) (рис. 1).
Принцип применения казахских «мантелетов» на поле боя отдаленно напоминал танковую атаку. Груженные фашинником арбы медленно двигались в сторону позиций противника, укрывая за своими щитами и бортами пеших кочевников, практически неуязвимых для легкого стрелкового оружия противника (рис. 1). Даже если пуля и пробивала деревянные борта повозки, то она вязла в связках травы и кустарника, заполнявших кузов. В свою очередь укрывшиеся за арбами кочевники вели активную стрельбу по вражеским позициям, а приблизившись на минимальное расстояние, выскакивали из-за мантелетов и бросались в атаку (рис. 1). Если осажденным удавалось отбить натиск, то номады возвращались под защиту мантелетов, чтобы через некоторое время повторить атаку. Можно предполагать, что для повышения защитных свойств передвижных укреплений (особенно при использовании колонн воинов большой численности) арбы могли располагаться вплотную друг к другу, формируя своеобразную «стену щитов». Судя по описаниям современников, применялся и принцип одновременной атаки под прикрытием «мантелетов» с разных сторон. Партнером пеших стрелков наступавших под прикрытием повозок была многочисленная конница, которая страховала и поддерживала пехотинцев.
При всей своей простоте казахская тактика атак в пешем строю под прикрытием туров и мантелетов оказалась весьма эффективной в столкновении с противником, вооруженным ручным огнестрельным оружием. Заполненные песком туры и прикрытые щитами повозки лишали российских казаков их главного преимущества в дистанционном бою - способности быстро и метко поражать противника на максимальном расстоянии. В течение первой половины XIX в. изначальная практика применения плетеных туров была усовершенствована за счет добавления колесной базы в виде арбы с высокими бортами. Подобные изменения позволили существенно повысить скорость передвижения полевых укреплений, а также сэкономить время на их изготовление (трудоемкая плетеная «корзина» тура была заменена связками травы и кустарника в кузове арбы). Эффективность действий «боевых повозок» была особенно высока при поддержке артиллерии и конницы. Атака под прикрытием мантелетов позволяла решить главную тактическую задачу - преодолеть простреливаемое из винтовок пространство, подойти вплотную к вражеским позициям и заставить обороняющихся оставить укрытия. Приближение «боевых повозок» вынуждало российских казаков покидать свое укрепление и проводить контратаку с целью захвата мантелетов (столкновение у Актауского укрепления и у Сары-булак), либо начать отступление с позиций (Иканское сражение).
Отмечая общую эффективность применения «боевых повозок», нельзя не отметить и слабые стороны данной тактики. Так, например, казахские повозки часто были малоэффективны при ведении оборонительного боя, так как «вагенбург», составленный из легких арб, был уязвим для огня российской артиллерии. Пушки вообще оказались главным «противоядием» против степных мантелетов. В наступательном бою борты и щиты повозок, защищавшие от ружейных пуль, легко разбивались ядрами и гранатами. Многое зависело и от поведения противника. Приблизившиеся вплотную к вражеским позициям мантелеты могли стать жертвой стремительной контратаки противника (см. выше). Наконец, следует учитывать еще один немаловажный фактор. Если траву и кустарник для изготовления фашин можно было собрать непосредственно на поле сражения, то за арбами надо было, как правило, отправляться в ближайшее кочевье или иной населенный пункт. Подобная временная отсрочка могла дорого стоить кочевникам.
Вопрос о времени появления тактики передвижных туров и мантелетов у казахов остается открытым. Сплетенные из прутьев или сбитые из деревянных досок станковые щиты для прикрытия спешенных лучников и копейщиков активно использовались кочевниками еще в период Средневековья (Бобров, Худяков, 2008, с. 500-503). На вооружении среднеазиатской армии 1486 г. упомянуты некие передвижные укрепления, которые Мухаммад Шейбани-хан именует «араба-тура» (досл. «повозка- щит»). В ходе битвы они служили основой строя хорасанско-хорезмийской армии, а вечером, после сражения, среднеазиатские воины «составили араба-тура как крепость» (Материалы по истории., 1969, с. 24, 499). Интересно, что термин «араба-тура» применялся казахами для обозначения своих полевых укреплений даже в начале XIX в. Ретранслированная турками на восток гуситская тактика вагенбургов получила известное распространение в Мавераннахре XVI в. и эффективно применялась Бабуром в Индии (Бобров, 2012, с. 113). «Вагенбурги» из сцепленных телег для прикрытия ружейных стрелков и лучников использовались кочевниками из Дашт-и Кипчак в последней трети XVI в. (Бобров, 2012, с. 113). Однако в этот период, в силу различных причин, тактика «вагенбургов» не получила широкого распространения среди номадов (Бобров, 2012, с. 114). На наш взгляд, рост популярности мантелетов был связан с распространением в регионе огнестрельного оружия в XVIII - первой половине XIX вв. Необходимость защиты от огня ойратов и узбеков привело к распространению среди казахов тактики «живых крепостей», составленных из положенных на землю верблюдов и коней. Однако такие «живые щиты» были эффективны при ведении оборонительного боя, в то время как в наступлении более действенными оказались передвижные туры и мантелеты. Бурное развитие передвижных укреплений в первой половине XIX в. было вызвано, в первую очередь, необходимостью защиты стрелков от дальнобойных российских ружей. Мантелеты не стали панацеей от «огневого вала», но существенно повысили боеспособность казахских войск на поле боя. Тактика передвижных укреплений стала интересным оригинальным примером адаптации военного искусства номадов к военным реалиям Нового времени.
Литература
1. Бобров Л.А. Вооружение и тактика восточных и западных монголов в эпоху позднего Средневековья (XVII в.) / Историко-культурное наследие Северной Азии: Сб. науч. тр. / Под ред. А. А. Тишкина. - Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2001. - С. 11-19.
2. Бобров Л.А. Вооружение и тактика монгольских кочевников эпохи позднего Средневековья / Para-BeUum: военно-ист. журнал. Спец. вып. - СПб., 2002 а. № 13. - С. 93-98.
3. Бобров Л.А. Казахская тактика ведения боя в пешем строю в последней трети XVI - середине XIX вв. / Война и оружие. Новые исследования и материалы. Ч. I. - СПб: «ВИМАИВиВС», 2012. - С. 105-135.
4. Бобров Л.А., Борисенко А.Ю., Худяков Ю.С. Взаимодействие тюркских и монгольских народов с русскими в Сибири в военном деле в позднее Средневековье и Новое время. Учебное пособие. - Н.: Новосиб. Гос. Ун-т, 2010. - 288 с.
5. Бобров Л.А., Пастухов А.М. Ойратская артиллерия XVII-XVIII вв.: вопросы происхождения, конструкции и боевого применения / Вооружение и военное дело кочевников Сибири и Центральной Азии. - Новосибирск, 2007. - С. 170-247.
6. Бобров Л. А., Худяков Ю.С. Вооружение и тактика кочевников Центральной Азии и Южной Сибири в эпоху позднего Средневековья и Нового времени (XV - первая половина XVIII вв.). - СПб: Факультет филологии и искусств СПбГУ, 2008. - 770 с.
7. Бобров Л. А., Худяков Ю.С. Огнестрельное оружие в войсках Джунгарского ханства (1635-1758 гг.) / Роль номадов в формировании культурного наследия Казахстана. - Алматы: Print-S, 2010. - С. 204-217.
8. Краткий артиллерийский военно-исторический лексикон, или терминологический словарь всего, преимущественно до русской полевой артиллерии начала XIX столетия касаемого. - М., 2006: «Государственный исторический музей». - 232 с.
9. Леонов О.Г., Ульянов И.Э. Регулярная пехота: 1698-1801. История Российских войск. - М.: ТКО «АСТ», 1995. - 296 с.
10. Материалы по истории Казахских ханств XV-XVIII веков (извлечения из персидских и тюркских сочинений). - Алма-Ата: Изд-во «Наука», 1969. - 540 с.
11. Михайлов А.А. Первый бросок на юг. - М.: «АСТ»; СПб: «Северо-Запад- Пресс», 2003. - 427 с.
12. Национально-освободительная борьба казахского народа под предводительством Кенесары Касымова (Сборник документов). - Алматы: «Гылым», 1996. - 512 с.
13. Пенской В.В. Великая огнестрельная революция. - М.: «Яуза», «Эксмо», 2010. - 448 с.
14. Султаны Кенесара и Садык. Биографические очерки султана Ахмета Кенисарина. Обработано для печати и снабжено примечаниями Е.Т. Смирновым. - Ташкент, 1889.
15. Терентьев М.А. История завоевания Средней Азии. С картами и планами. - СПб., 1906. Т. I. - 510 с.
16. Шестрем О. Шведская тактика на поле боя в эпоху Карла XII. 1700-1709 / Военно-исторический журнал; Старый Цейхгауз. Совместный выпуск, посвященный 300-летнему юбилею Полтавского сражения, 2009. - С. 121-128.
17. Энглунд П. Полтава. Рассказ о гибели одной армии. - М.: «Новое литературное обозрение», 2009. - 340 с.
По рис. 1. Применение казахских «туров» (1, 3, 4) и «мантелетов» (5-9, 11, 13) в бою. Схемы (1-12) и художественная научно-историческая реконструкция (13).
1, 3,4. Стрельба из-под прикрытия туров.
2. Стрельба казаков из-за «баррикад», составленных из товаров, снятых с верблюдов.
5,9. Стрельба из-за мантелетов.
6,7. Движение пеших казахских воинов под прикрытием мантелетов.
8. Атака из-за мантелетов.
10. Конница, прикрывающая атаку пеших воинов.
II. Колонна пеших воинов, наступающих под прикрытием мантелетов.
12. Стрельба казаков из-за земляной насыпи.
13. Казахские воины первой половины XIX в., катящие «мантелет», представляющий собой арбу, усиленную деревянным щитом и заполненную связками травы и кустарника.
Рис. 2. Среднеазиатская («бухарская») арба XIX в.
Рис. 3. Изображение среднеазиатской («бухарской») арбы XIX в.
Рис. 4. Изображение казахской арбы XIX в.
С гравюры «Казахи во время кочевки» из еженедельного иллюстрированного журнала «Всемирная иллюстрация», СПб., 1875 г.
