Предлагаю вашему вниманию статью российского исследователя Бармина. Из сети она кажется исчезла, я выудил её гуглом год назад.
В.А. Бармин (Барнаульский гос. пед.ун-т) Позиция Советского Союза в отношении национально-освободительного движения коренных народов Синьцзяна 1944 – 1945 гг.
Осенью 1944 года в трёх северных округах Синьцзяна Илийском, Тарбагатайском и Алтайском вспыхнуло мощное национально-освободительное восстание коренных народов. Национальное унижение, которое испытывало население со стороны китайских властей, тяготы шедшей с 1937 года японо-китайской войны, непосильные налоги и поборы, а также почти полное прекращение с 1942 года торговых связей провинции с Советским Союзом, ещё более ухудшавшее экономическое положение приграничных округов, сделали жизнь проживавших здесь людей невыносимой.
Восстание началось в октябре 1944 года после того, как власти Синьцзяна издали указ о реквизиции у населения провинции 10 тысяч лошадей на военные нужды. Поскольку этот указ затрагивал интересы кочевников-скотоводов, недовольство, стихийно переросшее в восстание, охватило районы кочевий в Илийском округе и, в частности, Нилхинский уезд. В ночь с 7-го на 8-е ноября восстание началось в столице Илийского округа г. Кульдже, которое организовал и возглавил действовавший здесь подпольный военно-революционный штаб.
15 ноября 1944 года, после того как повстанцы овладели городом, ими было образовано временное правительство Восточно-Туркестанской Республики, а к апрелю 1945 года завершено формирование всех государственных институтов, включая регулярную армию. Создание ВТР сыграло значительную роль в расширении повстанческого движения. Весной и летом 1945 года подразделения Национально-освободительной армии ВТР во взаимодействии с партизанскими отрядами Тарбагатая и Алтая очистили от гоминьдановцев эти округа и стали реально угрожать столице Синьцзяна – Урумчи.
Роль и степень участия Советского Союза в разворачивавшихся в Синьцзяне в 1944 – 1945 гг. событиях до недавнего времени практически не находили отражения в работах советских и российских историков. Это было связано, прежде всего, с закрытым характером архивных материалов, способных пролить свет на указанный вопрос. Вместе с тем сегодня появились определённые возможности для того, чтобы внести ясность в то, как развивались события рассматриваемого сюжета.
В 1942 – начале 1943 гг. произошло достаточно резкое ухудшение отношений между Советским Союзом и Синьцзяном, инициированное провинциальным правительством, а последовавшие затем настойчивые, но безуспешные попытки советской стороны исправить положение в лучшую сторону завершились тем, что к исходу 1943 года многолетние плодотворные двусторонние связи были сведены почти на нет. Вследствии этого довольно скоро экономика Синьцзяна, нормальное функционирование которой во многом зависело от тесного сотрудничества с советским государством, начала испытывать всё большие трудности. В то же время советское правительство, “обиженное” на руководство Синьцзяна, теперь уже само начало целенаправленно саботировать поставки даже тех партий товаров, которые нужно было передавать провинции по всё ещё действовавшим отдельным контрактам.
В этот же период частыми становятся инциденты в погранполосе, разделявшей СССР и Синьцзян. Власти Синьцзяна указывают советской стороне на то, что казахи, советские подданные, проникают на китайскую территорию, грабят кочевья и угоняют скот. При попытках задержать грабителей за них вступаются советские пограничники, которые для этого сами нарушают китайскую границу и применяют против китайских военнослужащих оружие. Сведения о подобного рода инцидентах, по крайней мере, в указанной трактовке, стали столь частым явлением, что посол США в Китае Гаусс счёл необходимым информировать об этом госсекретаря Соединённых Штатов Америки Г. Хэлла, иллюстрируя общую картину несколькими примерами, в том числе инцидентом, произошедшим на советско-синьцзянской границе 31 августа 1944 года.
Ссылаясь на телеграмму консула США в Синьцзяне Смита, посол сообщал, что 31 августа 1944 года около 30 (советских – В.Б.) казахов угнали 300 лошадей с китайской территории в 10 километрах от границы. В ходе движения к границе казахи были остановлены китайскими пограничниками, открывшими огонь в 3 – 4 км от русской границы, при этом казахи открыли ответный огонь. В этот момент “… Советские пограничники вошли более чем на 1 километр на китайскую территорию, присоединились к казахам и помогли им пробить себе путь. Советские пограничники участвовали в стрельбе по китайским пограничникам… Четыре китайских пограничника были ранены в ходе столкновения”1. Далее посол сообщает, что Смит, пытаясь получить объективную информацию о подобного рода инцидентах выяснял у представителя МИД Китая при синьцзянском правительстве “… относительно достоверности этих боевых действий, а также советского участия в налётах казахов в Западном Синьцзяне в июле и августе этого года. Представитель МИД дважды заверял Смита, что он проверял наличие этих фактов и уверен в надёжности сведений о советском участии в этих инцидентах”2.
Между тем напряжённость на советско-китайской границе продолжала расти. Судя по сообщениям своему руководству того же американского консула Смита, в сентябре-октябре 1944 года пограничные инциденты между сопредельными сторонами стали чуть ли не еженедельными. Ссылаясь на его донесения, посол Гаусс 19 октября 1944 года докладывал в Вашингтон, что в сентябре-октябре “40 казахов вторглись на китайскую территорию в 8 километрах южнее Чинхуа (китайское название столицы Алтайского округа Шара-Сумэ – В Б.), …100 казахов вторглись …в 16 километрах севернее Чинхуа, а ещё 900 алтайских казахов ограбили и сожгли степной город Фуконг в 40 километрах севернее Чинхуа…. 2 пограничных блокгауза на юго-запад от Кашгара были захвачены 500-ми советскими солдатами в сопровождении… казахов или киргизов”. Кроме того, Смит ставил в известность посла Гаусса, что он сам видел “…много сотен алтайских казахов, вооружённых новыми советскими винтовками и штыками”3. Даже с учётом необходимого критического отношения к содержательной стороне этого документа (большая часть приведённых в нем фактов была получена консулом от китайской стороны и не могла быть им проверена) становится очевидным, что взаимоотношения сопредельных сторон в погранполосе были далеки от нормальных.
Наличие инцидентов с применением оружия на советско-китайской границе нашло отражение и в переписке советских руководителей. Правда, причины этих инцидентов указываются совсем другие, а в соответствии с этим и вина за них возлагается на противную сторону. Основной причиной пограничных эксцессов, судя по имеющимся архивным данным, советские официальные лица называли массовые случаи перехода на советскую территорию синьцзянских беженцев. При пересечении границы китайские пограничники пытались останавливать и возвращать этих беженцев, часто применяя при этом оружие и даже углубляясь на советскую территорию, что неизбежно вызывало конфликты.
С начала 1944 года эти эксцессы стали приобретать столь серьёзное значение в советско-китайских отношениях, что о них стали докладывать непосредственно Сталину. Так, 2 августа 1944 года на имя Сталина была подана оперативная сводка за подписью Берии о том, что ”… 27 июля в 4 часа 30 минут пограничниками Бахтинского отряда (Казахская ССР) задержаны перешедшие из Китая в СССР 21 семья в числе 87 человек с домашним скотом и имуществом…. В тот же день пограничный наряд в районе задержания 21 семьи обнаружил двух китайских солдат и одного в штатском, которые, нарушив государственную границу СССР, углубились в тыл нашей территории на 2 километра…. При попытке задержания… один китайский солдат убит, второй задержан (в штатском скрылся). Задержанный солдат Ли Тин-Сан показал, что они нарушили границу с целью поисков бежавших из Китая граждан”4.
Стремительное ухудшение советско-китайских отношений в целом, и особенно на территории Синьцзяна, не могло не вызвать негативных последствий. Поэтому весь комплекс перечисленных проблем, возникших в отношениях сопредельных сторон, вполне вписывался в логику развития событий, разворачивавшихся в этом регионе. Однако особенный интерес представляет то, что, по некоторым данным, несколько ранее событий, развернувшихся на советско-китайской границе, высшее руководство СССР приняло решение о подготовке и организации на территории провинции повстанческого движения.
Это решение было определено, как представляется, несколькими причинами. Важнейшая из них заключалась в желании сместить Шен Шицая и его окружение и привести к власти в провинции правительство, сформированное из представителей коренного населения, которое было бы лояльно к Советскому Союзу. В данном случае не ставился вопрос об отделении Синьцзяна от Китая или тем более аннексии его территории Советским Союзом. Руководителям СССР было достаточно того, что предполагаемая смена правительства в провинции могла самым серьёзным образом повлиять на весь комплекс советско-китайских отношений в позитивном для советского государства плане.
Есть данные, свидетельствующие о том, что ещё в мае 1943 года на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) в ходе обсуждения ситуации, складывавшейся в Синьцзяне, было отмечено, что Шен Шицай оказался неблагодарным и бесчестным человеком. Несмотря на то, что советское государство помогало ему многие годы, он не только не оценил этого, но, более того, предпринял шаги, наносящие Советскому Союзу серьёзнейший ущерб. Исходя из этого, было сочтено необходимым предпринять меры, которые позволили бы устранить Шен Шицая от власти в провинции. Для этого предполагалось начать создание “групп национального возрождения” как из граждан, проживающих на территории самого Синьцзяна, так и из лиц соответствующих национальностей, имеющих советское гражданство.
Кроме того, в Казахстане, Узбекистане и Киргизии было решено создать несколько школ для подготовки командиров таких групп и пропагандистов, которые должны были работать с населением Синьцзяна. В пользу того, что такие школы были сразу же организованы и начали активно работать, выполняя свою главную задачу: подготовку и переброску в Синьцзян командиров повстанческих групп и пропагандистов по работе с населением провинции, говорит следующий факт. Уже в первой половине 1944 года в округах Синьцзяна, граничивших с Советским Союзом, стали появляться листовки, содержавшие призывы к борьбе за национальную независимость и уничтожение китайской колониальной власти в провинции, которые выпускались некими “Группами национальной независимости”. Несколько позже среди населения стали распространяться своеобразные памфлеты, в которых объяснялись не только цели и задачи деятельности “Групп национальной независимости”, но и излагались основные положения программы деятельности будущего повстанческого движения. Наиболее полно эта программа была изложена в памфлете, озаглавленном “Почему мы ведём борьбу?” В нём, в частности, говорилось:
“1. Мы боремся за уничтожение китайского правления в нашем Восточном Туркестане и за уничтожение всех источников китайской тирании на нашей территории. Восточный Туркестан принадлежит настоящим хозяевам этой территории – уйгурам, таранчам, казахам, киргизам, татарам, узбекам, а также тем, кто страдает от китайского гнёта – монголам и другим некитайским нациям. В Восточном Туркестане нет места ни для китайского колониального правительства, ни для китайских колонистов.
2. Группы национальной независимости борются за установление в Восточном Туркестане настоящего равенства прав между всеми нациями.
3. Мы боремся за создание Политического союза наций, то есть за создание конгресса, состоящего из избранных представителей народов, живущих в Восточном Туркестане.
4. Группы национальной независимости отстаивают интересы людей всех наций, кроме китайской
5. Группы национальной независимости борются за культурное развитие каждой нации, за создание начальных и средних школ с преподаванием на соответствующем языке для каждой нации, эти школы должны находиться на государственном содержании.
6. Группы национальной независимости добиваются восстановления национальных войск, которые включали бы в себя уйгуров, казахов, монголов и солдат других национальностей, расформированных Шен Шицаем из-за опасения возникновения сопротивления его политическому курсу.
7. В настоящее время Восточный Туркестан превратился в одну огромную тюрьму где нации – пленники, а китайцы – палачи. … Группы национальной независимости борются за свержение тюремной системы, установленной угнетателем Шен Шицаем, за то, чтобы вырвать военное и гражданское руководство из рук одного человека и освободить невинных людей из плена.
8. Группы национальной независимости ведут борьбу за освобождение тех, кто… был арестован и заключён в тюрьму Шен Шицаем. …Эти пленённые люди являются самыми надёжными людьми… они самые лучшие из нас и самые дорогие для нас.
9. Ранее существовавшие дружеские, торговые отношения между народами Восточного Туркестана и советским правительством были разрушены китайской администрацией. Прекращение торговли явилось тяжелейшим испытанием для нас и привело к остановке роста крестьянских хозяйств в деревнях и прекращению торговли на базарах, для каждой семьи становилось всё труднее заработать на жизнь. В каждом населённом пункте увеличивалось число тех, кто умирал от голода, не имел одежды, кто не мог найти работу, и чья жизнь вызывала жалость. … Количество людей, встретившихся с таким несчастьем, растёт каждый день. Рынок потерял покупателей скота, шерсти, шкур, зерна и другой продукции сельского хозяйства. Мощный Совсиньторг – крупный покупатель – вышел из торговли с Восточным Туркестаном вследствие проведения жёсткой политики Шен Шицаем. Группы национальной независимости должны вырвать всех людей из когтей голодной смерти, должны вновь установить прочные и искренние отношения с нашим великим свободолюбивым другом и соседом – Советским Союзом и восстановить разносторонние отношения между нашими торговцами и Совсиньторгом.
10. Группы национальной независимости должны добиться снижения и облегчения невыносимого груза налогов и поборов, наложенных на людей китайцами.
11. Группы национальной независимости должны отстаивать свободу религии и бороться против всех ограничений, введённых на вероисповедание.
12. Группы национальной независимости должны составить сильную и непоколебимую оппозицию политике переселения китайцев и китайских бандитов в наш Восточный Туркестан и вытеснения нас с нашей родной земли на Восток.
13. Группы национальной независимости должны бороться за увеличение и расширение орошаемых земель….
14. Группы национальной независимости должны выступать против любых видов тяжёлой работы по принуждению китайцев, которую приходится выполнять местному населению….”5.
15. Есть все основания полагать, что “Группы национального возрождения”, которые предполагалось создать в соответствии с решением Политбюро, и “Группы национальной независимости”, возникшие вскоре после этого в Синьцзяне, это одно и то же. Чувствуется советская пропагандистская школа и в тексте листовок и памфлетов, выпускавшихся “Группами национальной независимости”.
И, наконец, ещё одним подтверждением реализации майских решений Политбюро является докладная записка, поданная И. В. Сталину 6 августа 1946 года за подписью зам. Предсовмина Берии, Министра внутренних дел Круглова и Министра государственной безопасности Абакумова, с представлением “…о награждении правительственными наградами отличившихся работников оперативной группы МВД-МГБ за успешное выполнение заданий ЦК ВКП(б) в Синьцзяне от 4 мая 1943 года…”6.
В начале 1944 года советским консульствам в Синьцзяне было направлено распоряжение подготовить справки о перспективах национально-освободительного движения коренных народов провинции. В апреле 1944 года такие справки поступили в Комиссариат иностранных дел на имя замнаркома Деканозова. Содержание и характер справок были достаточно обнадёживающими, хотя ситуация в различных регионах Синьцзяна выглядела далеко не одинаково.
Так, в “Справке о состоянии и перспективах национально-освободительного движения на Юге Синьцзяна” генеральный консул СССР в Кашгаре Шестериков, дав подробную картину состояния национально-освободительного движения в южных округах провинции, его социальной базы и перспективах, сделал следующие выводы:
“1. Подавляющее большинство всех социальных групп населения некитайских национальностей Юга Синьцзяна относятся с ненавистью к китайцам за установленный ими режим необузданного произвола, полицейского террора, колониального угнетения и непрерывного грабежа, ведущего к всеобщему обнищанию.
2. В настоящее время все внутренние противоречия социального порядка отодвинуты далеко на задний план перед лицом главного врага, знаменующего собой господство китайских колонизаторов.
3. Развёртывание активной национально-освободительной борьбы неизбежно потребует активного толчка извне и реальной внешней поддержки (курсив мой –В. Б.). Это обуславливается практической невозможностью начать внутренними силами активное развёртывание национально-освободительной борьбы, главным образом, за полным отсутствием необходимых для этого материальных предпосылок, наличия относительно больших сил, находящихся в распоряжении китайцев, и отсутствия какого-либо наличия организованности национально-освободительного движения и авторитетного лица, могущего объединить и возглавить национально-освободительную борьбу.
4. Подавляющее большинство всех слоёв населения в настоящее время не относится неприязненно к Советскому Союзу. Только незначительное меньшинство духовенства и купечества придерживается проанглийской ориентации за создание исламистского государства и осуществление, этой идеи мыслится ими при поддержке Англии.
5. В настоящих условиях развёртывание национально-освободительной борьбы невозможно без участия в ней сил мусульманского духовенства, которое, несомненно, будет играть ведущую роль на всех этапах борьбы. Поэтому целью борьбы должен быть лозунг создания такой формы государственного устройства, при которой было бы обеспечено участие мусульманского духовенства”7.
Советский консул в Шара-Сумэ Михайлов, давая в аналогичной справке обзор ситуации в Алтайском округе, акцентирует внимание своего руководства на деятельности повстанческого отряда Оспан-батыра. Он, в частности, подчёркивает, что “возглавляемая Оспаном казахская группа при благоприятных условиях может сыграть решающую роль в деле подготовки и проведения нового казахского восстания на Алтае”. Но особенно важно, по мнению Михайлова, то, что “помимо самой группы Оспана, в развитии национально-освободительной борьбы на Алтае, при благоприятных условиях, может принять участие большая часть населения округа8. Несколько позже, в конце мая 1944 года, Михайлов в другой справке, возвращаясь к последнему тезису, писал: “Среди населения в отношении группы Оспана имеются разговоры о том, что Оспана поддерживает МНР, а её поддерживает Советский Союз. Среди отдельных казахов Кабинского уезда имеются разговоры о том, что если китайцы усилят преследования их, то они уйдут к Оспану или в Советский Союз”9
Аналогичные справки были направлены всеми советскими консульствами в Синьцзяне и, несомненно, сыграли весьма значительную роль в принятии решения советским руководством о времени и месте предполагаемого восстания. Кроме того, анализ ситуации, данный в этих справках, позволял определиться в том, на какие силы и социальные слои коренных народов провинции следовало опираться в будущем движении. В подтверждение этого говорит то, что центром восстания был определён не Юг провинции, где, по мнению консула Шестерикова, при очевидной ненависти к колонизаторам, тем не менее невозможно было начать внутренними силами активное развёртывание национально-освободительной борьбы “…за полным отсутствием необходимых для этого материальных предпосылок… отсутствия какого-либо наличия организованности национально-освободительного движения и авторитетного лица, могущего объединить и возглавить национально-освободительную борьбу10, а Север, где все эти условия, по мнению советских консулов, наличествовали11.
Именно в Илийском, Тарбагатайском и Алтайском округах существовали и активно действовали к этому времени подпольные революционные организации, вели вооружённую борьбу повстанческие отряды, а во главе революционного движения стояли авторитетные народные лидеры, способные повести за собой народные массы. Следует отметить и то, что именно в этих округах в силу объективных обстоятельств оказалось сосредоточено большое количество представителей интеллигенции наиболее многочисленных народов Синьцзяна уйгур и казахов, которые учились и подолгу жили в Советском Союзе. Многие из них в период учёбы и работы в СССР вступили в ВКП(б), а, вернувшись в Синьцзян, активно включились в революционную деятельность. Совершенно очевидно, что в период подготовки и организации восстания, советские компетентные организации опирались в своей деятельности на этих людей. Кроме всего прочего, непременным условием при выборе будущего центра восстания являлось наличие близкой границы с Советским Союзом, ибо только в этом случае можно было говорить о возможности реальной помощи такому восстанию. Три северных округа вполне отвечали и этому требованию.
Дальнейшие события в Синьцзяне, которые могут быть подтверждены архивными источниками, свидетельствуют о высокой степени достоверности приведённых данных. Сегодня, опираясь на эти источники, можно совершенно определённо говорить о том, что советское руководство не только сыграло решающую роль в организации восстания, но и о том, что оно оказывало восставшим материальную, военно-техническую и инструкторскую помощь, а также в значительной степени влияло на деятельность правительства Восточно-Туркестанской Республики. Достаточно сказать, что ещё до начала восстания и создания Восточно-Туркестанской Республики для налаживания сотрудничества и координации взаимодействий с повстанцами советским руководством была создана специальная оперативная группа во главе с начальником отдела спецзаданий НКВД СССР генералом Егнаровым и его заместителем начальником 4-го отдела первого управления НКВД генералом Лангфангом. Штабы этой группы находились в Алма-Ате, а также в приграничном городке Хоргос12.
Кроме того, широкомасштабная работа велась с территории Узбекистана и Киргизии на юге Синьцзяна, где также действовала оперативная группа НКВД. С начала марта 1946 года её руководителем был назначен полковник Ральников13. Однако основная часть сотрудников НКВД действовала на территории “освобождённых округов” самой провинции14. Несколько позже генерал Егнаров начал совмещать руководство оперативной группой с одновременным исполнением обязанностей главного военного советника при правительстве ВТР.
Совершенно очевидно, что без согласования с советскими дипломатами и представителями при правительстве ВТР ни члены этого правительства, ни сам Алихан-тюре не предпринимали сколько-нибудь серьезных шагов как в военной области, так и в вопросах государственного строительства. О подобных согласованиях говорят многочисленные сообщения в Москву, содержащие перечень обсуждаемых вопросов и проблем. Информации с заголовками вроде “О беседе председателя Временного правительства Восточного Туркестана А. Тюря Шакирходжаева с подполковником госбезопасности Прокопюком о действиях повстанцев в Синьцзяне” или “Сообщение тов. Егнарова с приложением текста контрпредложения повстанцев, разработанных совместно с Добашиным (Генеральный консул СССР в Кульдже – В.Б.)”, свидетельствующие о повседневной тесной работе представителей СССР с повстанцами, поступали в заинтересованные советские ведомства и руководству СССР практически еженедельно15.
Нет сомнений в том, что развитие наступления Национально-освободительной армии ВТР, поддержанное в разных районах Синьцзяна новыми вспышками восстаний, было обязано своими успехами не только беззаветному героизму повстанцев, но и той помощи, которую им оказывало советское государство. По некоторым данным, Политбюро ВКП(б) в июне 1945 года приняло специальное постановление об отправке в Синьцзян для укрепления армии ВТР 500 офицеров и 2000 сержантов и рядовых Красной Армии. По крайней мере, несколько позже Берия в специальном письме Молотову сообщил, что переброска “… в Синьцзян рядовых и офицеров, демобилизованных из Красной Армии для участия в повстанческом движении мусульман Синьцзяна” осуществлена16.
В этот же период отрядам повстанцев начали поставлять крупные партии оружия, в том числе артиллерию, боеприпасы, автотранспорт, оборудование для телефонной и радиосвязи, а также расходуемые материалы. Автор работы “Белые пятна” и “болевые точки” в истории советско-китайских отношений” Ю.М. Галенович, ссылаясь на китайские источники, отмечает, что в решающих сражениях повстанцев поддерживали войсковые части СССР17.
В пользу этого свидетельствует и то, что информация о ряде боевых операций армии ВТР против гоминьдановских войск поступала советскому руководству не от Егнарова, а от командования войсками НКВД СССР. Так, например, докладная записка с сообщением “О взятии повстанцами 29 июля 1945 г. г. Дурбульджина в Синьцзяне” была направлена на имя Берии, а от него поступила к Сталину за подписью исполняющего обязанности начальника войск НКВД генерала Стаханова18. Этот факт может говорить только о том, что войска НКВД имели непосредственное отношение к проведению указанной операции. Подобные сообщения были достаточно часты. Есть документальные свидетельства и того, что успехи армии ВТР обеспечивались действиями советской авиации19.
Формально все мероприятия правительства СССР, направленные на оказание помощи повстанцам, предпринимались в ответ на просьбу председателя правительства ВТР Алихана-тюре “…о поддержке Советским Союзом народов Восточного Туркестана”20, которую он изложил в своём письме, направленном советскому правительству в мае 1945 г. Однако обстоятельства, приведённые выше, а также явная противозаконность действий, предпринимаемых советской стороной, имеющей с Китаем дипломатические отношения, всё равно бы не позволили дезавуировать письмо и просьбу Алихана-тюре даже в случае серьёзных осложнений с китайским правительством.
Следует отметить, что помощь Советского Союза и его руководства повстанцам Синьцзяна не ограничивалась поставкой оружия, снаряжения и посылкой нескольких тысяч инструкторов.
В это же время население восставших округов начало пользоваться постоянной, достаточно серьёзной, материальной поддержкой со стороны своего северного соседа. В необходимых случаях помощь оказывалась продовольствием, горючим и промышленными товарами в ответ на просьбы администрации округов. Кроме того, с момента начала восстания отряды повстанцев, а затем подразделения национальной армии ВТР переходили на территорию Советского Союза, в частности в сопредельные области Казахстана. Такие отходы на советскую территорию предпринимались не только под ударами превосходящих сил правительственных войск, но и для отдыха, лечения и перегруппировки сил.
Чаще всего переходы повстанческих отрядов, основная часть которых состояла из казахов-кочевников, совершались целыми родами вместе с семьями и скотом. Явление это было настолько массовое, что для работы с откочёвщиками (так назывались эти отряды в советских партийных и государственных документах – В.Б.) ЦК КП(б) Казахстана создал даже специальную бригаду21. В бригаду ЦК входили “агитаторы-беседчики, медицинские и ветеринарные работники, артисты, киномеханики”22.
В отчёте этой бригады о работе с откочёвщиками в Зайсанском районе Восточно-Казахстанской области её руководитель ответорганизатор ЦК КП(б) Казахстана А. Карагулов сообщал 24 мая 1945 года: “Концертной группой бригады дано 12 концертов… на коих присутствовало 2850 человек. Кроме того, дали 5 концертов по сокращённой программе для узкого круга – батырам и бойцам повстанческого отряда, авторитетам откочёвщиков, семье известного деятеля казахов Шарин-хана (Шарин-хан один из руководителей повстанческого движения в Алтайском округе Синьцзяна – В. Б.) и его брата Заки-хана… Открытие каждого концерта сопровождалось вступительной речью руководителя бригады”23.
Далее А. Карагулов сообщает, что “в Зайсанском районе откочёвщики дали ряд крупных ценных подарков. Например, Курмангали-батыр от имени батыров повстанческого отряда во главе с Аринбай-батыром преподнёс в подарок 250 м мануфактуры, 2 ящика конфет, 2 ящика спирта и 2 ящика папирос “Казбек”. Брат Ширин-хана Заки-хан подарил белую жамбу (слиток серебра в 7 фунтов – В.Б.), белый халат, белую лошадь и белоголового верблюда. Были и другие подарки скотом, бархатным халатом с золотыми нашивками. Отказаться от получения этих подарков бригада никак не могла, ибо это явилось бы оскорблением и грубым нарушением народных обычаев казахов. Поэтому мы их условно приняли и тут же полностью внесли в фонд Народно-освободительной армии казахов-повстанцев Дзимунайского района (Дзимунайский уезд входил в Алтайский округ и граничил с территорией Казахской ССР – В.Б.)”24.
Интересным представляется тот факт, что члены бригады ЦК КП(б) Казахстана были поражены бедностью и забитостью основной массы откочёвщиков даже на фоне крайне бедственного, в условиях войны с фашистской Германией, положения собственного населения. В докладной руководителя бригады, в частности, сообщается, что “… медработники в составе 4-х человек работали с утра до самого вечера…. из заболеваний встречаются в большом количестве: кожные (чесотка – 100%), парша, стригущий лишай и другие. Очень распространены венерические заболевания – сифилис половой и бытовой в разных стадиях (40-50%) и гонорея как хроническая, так и в острой стадии (75%). В связи с хронической формой гонореи замечается большой процент бесплодных браков. Трахома, поголовная завшивлённость. Оспопрививание проводят сами, своими силами. Провести профилактические прививки не представляется возможным, на эти мероприятия они не соглашаются. Надо отметить, что в случае вспышки инфекционных заболеваний среди откочёвщиков, они представляют большую угрозу, как в смысле быстрого распространения, так и в смысле ликвидации очага”25.
Попытки местных властей активизировать работу по медицинскому обслуживанию откочёвщиков и ветеринарии принадлежащего им скота не удались, так как вскоре откочёвщики ушли вслед за отрядами повстанцев “… в Дзимунайский район, освобождённый от китайцев и контролируемый повстанцами”26.
Следует ещё раз подчеркнуть, что, судя по архивным данным, эпизоды, подобные приведённому выше, были повсеместным явлением в приграничных областях Казахстана, а также отчасти Узбекистана и Киргизии. В целом же расходы приграничных с Синьцзяном Советских Среднеазиатских республик в связи с активной помощью Советского Союза Восточно-Туркестанской Республике были так велики, что, например, председатель Совета Министров Узбекской ССР Абдурахманов, учитывая опыт 1945 г., обратился в марте 1946 г. к руководителю МВД Берии с просьбой поддержать его ходатайство перед министерством финансов СССР “… о возможности включения в бюджет Узбекской ССР на 1946 год 5 миллионов рублей на расходы по мероприятиям в Синьцзяне”27. Тот факт, что Совет Министров Узбекистана получил поддержку своей просьбы у Берии, говорил о намерении советского руководства продолжать оказание помощи повстанцам28.
Таким образом, сегодня с определённостью можно сказать, что успехи повстанческого движения в трёх северных округах Синьцзяна в 1944 – 1945 годах были во многом определены активной и всесторонней помощью со стороны Советского Союза.
Для руководства Синьцзяна уже с первых дней восстания не составляло тайны то, что в развернувшихся на севере провинции событиях активную роль играл Советский Союз. Если китайская сторона что-либо и не знала, так это, пожалуй, только реальную степень вовлечённости советской стороны в эти события.
Американский консул в Урумчи Уорд в специальном докладе госсекретарю США писал по этому поводу: “Каждый китаец, с которым приходилось общаться консульству с начала восстания, искренне убеждён, что в нём принимает участие СССР. Во время моего первого звонка генералу Чжу Шаолиню, он категорически заявил, что восстание было инициировано Советским Союзом. Оно началось в квартале белых русских (“Белыми русскими” в Синьцзяне продолжали называть солдат и офицеров бывшей армии Колчака. К моменту рассматриваемых событий многие из них получили советское подданство – В.Б.) в Инине (китайское название города Кульджа – В.Б.) в день Красной Армии 7-го ноября29
Генерал утверждал, что группа белых русских, которая начала восстание, была завербована советским консульством. По словам генерала, руководил группой… Полинов, бывший русский советник генерала Шен Шицая, которого опознали двое заключённых (в ходе восстания повстанцы захватили тюрьму и выпустили из неё около 2000 заключённых – В.Б.). Настоящая же база восстания, по утверждению генерала Чжу Шаолиня, была на русской границе в городе Хоргос…. Из России восставшие получали помощь и припасы. Чтобы доказать этот спорный пункт, он предъявил 20 мм противотанковый и зенитный снаряды, а также 5 винтовочных патронов 25 калибра. Во время второго и последующих диалогов генерал развил эти обвинения. Он утверждал, что ночью можно было видеть отблески света фар грузовиков… везущих свою помощь восставшим”.
Далее консул приводит доказательства участия в восстании советской стороны, которые ему предоставил специальный представитель Центрального правительства в Синьцзяне – Ву. В качестве доказательства Ву предъявил консулу советский паспорт, “взятый на теле убитого командира группы повстанцев, штурмовавшей полицейский участок в Инине…”, а также приглашение на празднование дня Красной Армии в советском консульстве, куда были приглашены 300 белых русских. Ву утверждал, что “…это были те самые 300, которые в ранние часы следующего утра вышли вооружёнными до зубов на захват Инина”30. Консул сообщал также, что “…эти доказательства были отправлены вместе с полным докладом генералиссимусу”31.
Следует, однако, отметить, что, излагая в своём докладе точку зрения китайских официальных лиц на роль Советского Союза в развернувшихся в Синьцзяне событиях и перечисляя все доказательства и свидетельства, которыми китайцы аргументировали свои заявления, сам Уорд достаточно скептически оценивал надёжность и бесспорность этих доказательств и свидетельств.
В том же докладе он, считая необходимым высказать своё мнение руководству, писал: “1. Двойное гражданство не может служить доказательством обвинения…; 2. Китайцы сами долго утверждали, что человека могут заставить сказать что угодно под достаточно суровыми пытками; 3. Существует 2 города с названием Хоргос, один китайский и один русский, в полукилометре друг от друга. Советское правительство не может контролировать, что происходит в Хоргосе… рядом с Инином; 4. Если имеется амуниция, изготовленная в Советском Союзе, доказывает ли это советское соучастие в восстании. Если это так, тогда можно с равной справедливостью сказать, что США последние 40 лет были заняты подавлением революций на всём Западном полушарии и до сих пор оказывают покровительство Японии…. 6. Судя по приглашению (на праздник в советское консульство – В.Б.), можно предположить, что это оригинал, однако до сих пор больше нет ни одной копии. Как же могли другие 299, так называемых гостей, попасть на вечеринку?”31
Можно только догадываться о том, какими соображениями руководствовался американский консул, посылая своему начальству информацию с выводами, которые ставили под серьёзное сомнение официальную точку зрения китайской стороны. Возможно, это было добросовестное заблуждение и неготовность поверить в то, что Советский Союз способен на столь противозаконные, с точки зрения международного права, действия. По крайней мере, в краткой информации, предшествующей указанному докладу, Уорд писал: “Китайцы уверены, что восстание – это советская провокация. Однако непохоже, что бы русские пошли на это в ситуации, в которой они, в конце концов, могут найти простой способ воздержаться от подобной акции и избежать обвинений. У них есть все основания заявить, что восстание является протестом против многих лет дурного управления со стороны китайцев32.
Несколько позже, в другом докладе, Уорд, возвращаясь к своим сомнениям относительно роли русских в организации восстания, вновь подчёркивал: “…очень неправдоподобно, что восстание вдохновлялось Советами. …Ситуация в провинции такая, что всё, что советскому правительству нужно делать – это продолжать воздерживаться от любых действий в полной уверенности, что со временем, учитывая упорство в патологической неспособности смотреть фактам в лицо, китайцы исчерпают их мандат на управление Синьцзяном. Предпринимать что-либо – значит оправдывать интервенцию китайцев в Синьцзяне и ослаблять советские позиции. Для китайцев мысль о том, что во всём виноваты русские – психологическая необходимость. Китай истерзан и испытывает глубокие страдания, и было бы уж слишком признать, что часть этих страданий – его собственная вина33.
С другой стороны, нельзя исключать и того, что Уорд осознанно уходил от принятия доказательств китайской стороны, пытаясь проводить в жизнь линию американской дипломатии, направленную на всемерное улучшение советско-китайских отношений. Поддержка обвинений, выдвигаемых китайцами против Советского Союза, даже на неофициальном уровне, могла в тех обстоятельствах ещё более осложнить ситуацию. Как бы то ни было, американские дипломаты в 1944 – 1945 гг. не поднимали вопрос о вмешательстве Советского Союза в синьцзянские события. В то же время уровень советско-китайских отношений в период до июля 1945 года исключал возможность поиска компромисса в отношении Синьцзяна, тем более что по-настоящему серьёзными доказательствами участия советской стороны в “Революции трёх округов” китайцы всё-таки не обладали.
Нет сомнений в том, что активно поддерживаемые советской стороной успешные наступательные действия, предпринятые Национальной армией ВТР весной и летом 1945 года, могли уже к зиме привести к самым негативным для провинциального правительства последствиям. Достаточно ярким свидетельством тому может служить то, что войсками только одного Центрального фронта и при взятии только двух городов: Шихо и Дзиньхо – было захвачено в плен свыше 4 тыс. гоминьдановских солдат и офицеров, 19 станковых пулемётов, 18 миномётов, 15 орудий, 1800 винтовок, 2 танка, 1 самолёт, 332 авиабомбы, 68 ящиков мин, 4 радиопередатчика, а также много другого имущества34.
Между тем победы армии ВТР были в этот момент повсеместными, и на всех фронтах крупные сражения чаще всего заканчивались с аналогичными результатами. 15 сентября, например, были захвачены нефтепромыслы Тушанцзы, что позволило повстанцам в значительной мере обеспечить свои нужды в горючем. В этот период Национальная армия ВТР насчитывала более 20000 солдат и командиров, кроме того, более 10 тысяч повстанцев воевали в партизанских отрядах различных районов провинции, причём численность и армии и партизан постоянно росла35.
О критическом положении китайских властей говорит хотя бы тот факт, что с лета 1945 г. правительство Синьцзяна, не надеясь более на возможности своей армии, начало предпринимать самые неординарные меры для приостановки наступления повстанцев, в том числе покушения на руководителей Восточно-Туркестанской Республики и попытки подкупить солдат и командиров армии ВТР.
Так, в докладе Главного советского военного советника при Национальной армии, отправленного на имя Берии от 25 августа 1945 г., в частности, сообщалось, что “11 августа с. г. в городе Джимпань самолёт китайцев на бреющем полёте разбросал листовки с обращением к повстанцам всех национальностей. В листовках призывают повстанцев переходить на сторону китайцев. Каждому перешедшему солдату обещают выплачивать 10 тысяч долларов (синьцзянских – В.Б.), командирам взводов 50 тысяч, командирам рот 100 тысяч”36.
Попытки подкупить солдат и офицеров Национальной армии ВТР, осознавших, что они могут добиться полной победы над противником и освободить свою родину от колонизаторов, были обречены на провал. Более того, успехи повстанцев стимулировали активизацию революционного движения даже в тех районах провинции, которые прежде не отличались антиханьскими настроениями. В частях и подразделениях гоминьдановских армии царили пораженческие настроения, а китайские чиновники и просто состоятельные китайцы, проживавшие на территории провинции, начали отправлять свои семьи в глубь Китая. Индийский дипломат, путешественник и исследователь Шивашанкара Менон, совершавший в это время путешествие из Индии в Советский Союз и оказавшийся в Урумчи, писал: “Здесь в воздухе разлито нервное возбуждение. …Люди боятся, что …взбунтуются казахи, как они это сделали в Или. Подобное опасение проявляется самым различным образом. Нань Гуань, или Южное предместье, где мы поселились, становится всё более пустынным37.
Таким образом становится вполне очевидным, что организационная, материально-техническая и инструкторская помощь, оказанная Советским Союзом повстанческому движению коренных народов Синьцзяна, являлась попыткой вернуть утерянной влияние в провинции. При этом основная задача, выдвигаемая советским руководством, в качестве собственной конечной цели, обеспечивалось движением, идеология которого соответствовала политическим доктринам социалистического государства. В тоже время характер этого движения, понятный мировой общественности и вызывавший симпатии даже у американских дипломатов, служил вполне достаточным прикрытием для мероприятий советского руководства, которые не соответствовали нормам международного права.
Однако, казалось, неминуемое падение китайской власти в провинции так и не состоялось в связи с существенными изменениями в советско-китайских отношениях в конце лета 1945 г.38
Примечания
1. Foreign Relations of the United States. Diplomatic Papers 1944. V. VI, China. United States Government Printing Office Washington. 1967. P. 814 – 815.
2. Ibid.
3. Op. Cit. P. 816.
4. ГА РФ. Ф. Р-9401 с/ч. Оп. 2. Д. 66. Л. 116.
5. Цит. По: Benson L. The Ili Rebellion. P. 200 – 205.
6. ГАРФ. Ф. Р-9401 (Особая папка Л.П. Берии). Оп. 2. Д. 149. Л. 167 – 176.
7. АВП РФ. Ф. Референтура по Китаю. Оп. 32-а. П. 299. Д. 11. Л.1 – 18.
8. Там же. Д. 9. Л. 10 – 11.
9. Там же. Оп. 32. П. 237. Д. 14. Л. 14.
10. Там же. Оп. 32-а. П. 299. Д. 11. Л. 17.
11. Там же. Оп. 35. П. 237. Д. 14. Л. 1 – 13; Оп 32-а. П. 299. Д. 9. Л. 9 – 11.
12. Док.: Ф. Р-9401 с/ч. Оп. 2. Д. 96. Л. 197 – 198 // “Особая папка” И.В. Сталина. Из материалов Секретариата НКВД-МВД СССР 1944 – 1953 гг. Каталог документов Архива новейшей истории России. Т. I. М., 1994.
13. Док.: Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. 144. Л. 383 // “Особая папка” Л.П. Берии. Из материалов Секретариата НКВД-МВД СССР 1946 – 1949 гг. Каталог документов Архива новейшей истории России. Т. IV. М., 1996.
14. Там же. Оп. 2. Д. 68. Л. 242-245; Там же. Д. 99. Л. 157 – 158.
15. Док.: Ф. 9401 с. Оп. 2. Д. 104 , 300-303 // “Особая папка” В.М. Молотова. Из материалов Секретариата НКВД-МВД СССР. 1944 – 1953 гг. Каталог документов Архива новейшей истории России. Т. II. М., 1994.
16. ГАРФ. Ф. 9401с. (“Особая папка” Молотова). Оп. 2. Д. 104. Л. 116.
17. Галенович Ю.М. “Белые пятна” и “болевые точки” в истории советско-китайских отношений”. Т. I. С. 141.
18. Док.: Ф. Р-9401 с/ч. Оп. 2. Д. 98. Л. 35-36 // “Особая папка” И.В. Сталина. Из материалов Секретариата НКВД-МВД СССР 1944 – 1953 гг.
19. Там же. Л. 398 – 399.
20. ГАРФ. Ф. Р-9401 с/ч. Оп. 2. Д. 96. Л. 19 7 –198.
21. АП РК. Ф. 708. Оп. 9. Д. 303. Л. 39.
22. Там же.
23. Там же. Л. 39 – 40.
24. АП РК. Ф. 708. Оп. 9. Д. 303. Л. 43.
25. Там же. Л. 41.
26. Там же. Л. 42.
27. Док.: Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. 146. Л. 57 – 65 // “Особая папка” Л.П. Берии. Из материалов Секретариата НКВД-МВД СССР 1946-1949 гг. Каталог документов Архива новейшей истории России. Т. IV. М., 1996.
28. Там же.
29. Так в тексте доклада. Ошибочное название праздника 7-го ноября днём Красной Армии встречается в тексте несколько раз.
30. Foreign Relations of the United States. Diplomatic Papers 1944. V. VI, China. P. 818 – 819.
31. Op. Cit.
32. Ibid.. P. 819.
33. Ibid. P. 817 – 818.
34. Ibid. P. 820.
35. Азад Шарки Туркестан. 1945. 17 сент.
36. Hasiotis A. Op. Cit. P. 142.
37. ГАРФ. Ф. Р-9401 с/ч (“Особая папка” И.В. Сталина). Оп. 2. Д. 98. Л. 207.
38. Шивашанкара Менон. Древней тропою. М., 1958. С. 179.
