Jagalbay

1 доктор филологических наук, профессор кафедры калмыцкого языка и монголистики, директор Научного центра монголоведных и алтаистических исследований Калмыцкого государственного университета (Ph. D. of Philology, Professor of the Chair of Kalmyk and Mongolian Languages, Head of the Scientifi c Center for Mongolian and Altaic Studies at Kalmyk State University). E-mail: rassadin17@mail.ru.

2 академик АН Монголии, директор Института языка и литературы Академии наук Монголии (Academician of the Academy of Sciences of Mongolia, Head of the Institute of Language and Literature of the Mongolian Academy of Sciences). E-mail: b.khaliunaa@yahoo.com.

В данной статье речь идет о тюрко-монгольских лексических параллелях, имеющихся в пласте лексики монгольских языков, касающемся использования домашних животных в транспортных целях. Рассматриваются термины, касающиеся лошадей и верблюдов, используемых для езды верхом и перевозки грузов на телеге и во вьюках. Этимологический анализ выявленных тюрко-монгольских параллелей показал их тюркское происхождение, что явилось свидетельством древних контактов монгольских племен с тюркскими и тюркского влияния на них.

Ключевые слова: тюрко-монгольские лексические параллели, транспортные животные, лошадь, верблюд, верховые сёдла, вьючные сёдла, детские сёдла, телега, оглобля, верблюжье вьючное седло, древние тюрко-монгольские контакты, древние тюрко-монгольские культурные контакты.

Актуальность данной статьи определяется необходимостью решения проблемы существования тюрко-монгольской лексической общности в контексте тюрко-монгольского гипотетического праязыка и установления характера этой общности, предопределённой либо генетически, либо древними контактами тюркского и монгольского этносов.

Цель научной статьи: рассмотреть тюрко-монгольские параллели, представляющие собой названия транспортного использования скота в монгольских языках.

Методика: В статье применены методы сравнительно-исторического анализа лексики с привлечением семантического метода исследования алтайских языков. С применением метода этимологического анализа выявленных общих лексем установлены их праформы, и данные языки сопоставлены на уровне этих праформ.

Результаты: исходя из представленного в научной статье материала, можно заключить, что древние монголы, переселившись в пределы Центральной Азии и впитав часть тюркского этноса, усвоили у тюрков более сложное устройство верхового седла и некоторые типы вьючных седел, от тюрков же получили понятие о колесном транспорте и перевозке грузов на верблюдах, о чем свидетельствуют тюркские этимологии многих терминов.

Дискуссии. Как известно, тюркские, монгольские и тунгусо-маньчжурские языки отнесены к классическим алтайским языкам, предположительное родство которых изучается уже почти 300 лет, начиная с Т. Страленберга [1730]. Ученых давно поражало наличие большого количества общих элементов в этих языках, что породило гипотезу о происхождении их от когда-то бытовавшего алтайского праязыка. При дальнейшем, более подробном, изучении этой гипотезы выявилась наибольшая общность между тюркскими и монгольскими языками, что, кстати, дало основание в одно время предполагать существование в прошлом гипотетического тюрко-монгольского праязыка. Так, один из классиков алтаистики, В. Л. Котвич, в своем труде «Исследования по алтайским языкам» [1962: 351] утверждал, что между тюркскими и монгольскими языками имеется около 50 % общих элементов в грамматике и около 25 % в лексике. Это достаточно существенное сходство. К сожалению, В. Л. Котвич, как и другие алтаисты, не оставил списка алтайских соответствий, в том числе тюрко-монгольских параллелей, хотя это представляет собой актуальнейшую задачу алтаистики, причем весьма большое научное значение имеет распределение общей алтайской, а особенно общей тюрко-монгольской лексики, по тематическим группам, чтобы определить степень глубины взаимовлияния этносов. Поэтому в данной статье, восполняя наметившийся пробел, мы поставили своей целью рассмотреть тематическую группу тюрко-монгольской лексики, относящуюся к хозяйственному использованию домашних животных, конкретно — транспортного направления. Актуальность статьи и ее научное значение не вызывают сомнения.

При исследовании мы применяли хорошо себя зарекомендовавшие и достаточно апробированные сравнительно-сопоставительный и этимологический методы.

В качестве материалов по современным монгольским языкам привлекались халха-монгольский, бурятский и калмыцкий языки — языки естественного традиционного исторического развития, имеющие собственную литературную письменную форму — а также старописьменный монгольский классический язык как наиболее архаичный из всех монгольских языков. По всем этим указанным монгольским языкам в настоящее время имеются достаточно полные словари: 4-томный «Большой академический монгольско-русский словарь» [Т. I, II, III, 2001; Т. IV, 2002], 2-томный «Бурятско-русский словарь» [2010], «Калмыцко-русский словарь» [1977], «Калмыцко-немецкий словарь» Г. И. Рамстедта [1935], «Монгольско-русско-французский словарь» О. Ковалевского [1844], «Монгольско-английский словарь» Ф. Лессинга [1960]. Тюркский лексический материал привлечен из «Древнетюркского словаря» [1969], в котором отсутствуют массовые монголизмы, хлынувшие в тюркские языки в период монгольской экспансии. Кроме того, общетюркские и межтюркские слова, их праформы и этимологии приведены из «Этимологического словаря тюркских языков» Э. В. Севортяна [1974], а также из «Сравнительно-исторической грамматики тюркских языков. Лексика» [2001].

Относительно транспортного использования домашних животных древними монголами следует сказать, что ими использовались главным образом лошади и верблюды. В горных северных районах отмечалось наряду с ними использование домашних северных оленей и яков (сарлыков), на которых ездили верхом и возили во вьюках грузы, но при этом для оленей и яков употреблялись те же верховые и вьючные седла, что и для лошадей, поэтому выделять отдельно оленей и яков в особую группу мы не будем.

Как известно, лошадь у многих народов является одним из древнейших домашних животных, которое помогло этим народам освоить обширные степные пространства. За время своего исторического развития как тюркские, так и монгольские народы выработали разветвленную половозрастную терминологию относительно лошади. Это касается и терминов, относящихся к транспортному использованию лошади у тюркских и монгольских народов. Прежде всего лошадь издревле использовалась для верховой езды и для перевозки грузов во вьюках. При этом следует отметить, что верховое конское седло в монгольских языках называется примерно одинаково: стп.-монг. emegel, х.-монг. эмээл, калм. эмəл, бур. эмээл. Это слово не имеет параллелей в тюркских языках – cр. др.-тюрк. edär // eδär «верховое седло», а также фонетический вариант эjər, представленный во многих современных тюркских языках, о чем свидетельствует «Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков. Лексика» [2001: 539– 540]. Монгольская словоформа в ее более архаичном варианте emegel, зафиксированном в старомонгольском языке, совпадает скорее с тунгусо-маньчжурским названием седла эмэгэн, представленным, например, в эвенкийском языке и имеющим в генезисе тунгусо-маньчжурский глагольный корень эмэ= «ехать».

Не имеют аналогов в тюркских языках также названия узды, которая в стп.-монг. называется qaǰaγar, в х.-монг. и бур. хазаар, в калм. хазар; поводьев, именуемых в стп.-монг. ǰiluγa, в х.-монг. и бур. жолоо, в калм. җола, а также стремян, которые в стп.-монг. называются dӧrüge, в х.-монг. дөрөө, в бур. дүрөө, в калм. дөрə. В тюркских языках представлены, соответственно: др.-тюрк. jügün «узда», tin, tin tizgin, к которым в древнетюркском словаре дан перевод «узда», хотя в действительности эти слова означают «поводья», üzäŋü «стремя», эти же термины широко представлены в этом же облике и в современных тюркских языках, являясь исконно тюркскими, о чем свидетельствует «Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков. Лексика» [2001: 548; 556–557].

Среди названий конской сбруи, представленных в монгольских языках, тюркские параллели имеются лишь у слов х.- монг. хөмөлдрөг, бур. хүмэлдэргэ, стп.-монг. kӧmüldürge «нагрудный ремень верхового седла при езде по горам»; х.-монг. хударга, бур. хударга, калм. худрh, стп.-монг. qudarγ-a «подхвостная шлея верхового седла»; х.-монг. олом, бур. улам, калм. олң, стп.-монг. olung «подпруга», ср., соответственно, др.-тюрк. kӧmüldürük «нагрудный ремень седла лошади» (от др.-тюрк. kӧŋül «сердце»), quduruq, qudruq, quδruq «хвост» (тюркское слово, лежащее, по нашим предположениям, в генезисе монгольского qudarγ-a, явного тюркского заимствования). В современных тюркских языках, как утверждает «Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков. Лексика» [2001: 549; 552; 553], широко представлены термины kӧmüldürük ~ kӧŋüldürük «нагрудная шлея», quδurγun ~ quδurγan «подхвостник», qolan ~ olaŋ ~ qoluŋ «подпруга».

Калмыцкое көвцг «седельная подушка» является параллелью к др.-тюрк. kӧpčük «передняя и задняя подушки седла». Слово широко представлено в тюркских языках в виде көпчүк~көпчик~көпшик «подушка седла», о чём свидетельствует «Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков. Лексика» [2001: 547–548], где приводится его тюркская этимология.

Если рассмотреть названия предметов, используемых при седлании лошади, то увидим, что, хотя х.-монг. тохом, бур. тохом, калм. тохм, стп.-монг. toqum «потник, кусок войлока, подкладываемый на спину лошади под седло» и имеют параллель в виде чагатайского, туркменского диалектного, киргизского, алтайского диалектного, уйгурского тоқум, кара-калпакского, казахского, шорского тоқым, узбекского тоқим, башкирского туқым, уйгурского диалектного тоқам «потник из войлока; чепрак», как утверждает «Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков. Лексика» [2001: 544–545], это тюркское слово заимствовано из монгольских языков, о чём свидетельствует та же грамматика [2001: 545]. Хотя морфологическая структура данного тюркского слова и представляет собой общетюркский тип, в тюркских языках отсутствует соответствующая производящая глагольная основа, которая широко представлена в монгольских языках: ср. стп.- монг. toqu=, х.-монг., бур. тохо=, калм. тох= [тохы=] «осёдлывать, накладывать седло на спину лошади».

У стп.-монг. keǰim // kiǰim, х.-монг. хэжим // хижим, бур. хэжэм «чепрак», калм. keǰim [Ramstedt 1935: 222] «чепрак» праформа восстанавливается в виде *kedim, из которой и развилась эта монгольская форма, поскольку в определенный исторический период в древности в монгольских языках произошел переход слога *-di- в -ǰi-. Монгольская праформа *kedim соответствует др.-тюрк. kedim «одежда, одеяние» < др.- тюрк. ked= «надевать» и является явным тюркским заимствованием. Этого же мнения придерживался и Г. Рамстедт [1935: 222]. Бытующее в некоторых тюркских языках слово keǰim «чепрак, попона» является монгольским заимствованием, о чем свидетельствует «Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков. Лексика» [2001: 546]. Здесь тюркское слово как бы возвращается обратно в тюркские языки, но уже в монголизированной форме, что является обычным для тюрко-монгольских параллелей.

С монгольскими словами х.-монг. янгиа, янгирцаг, калм. яңрцг, стп.-монг. janggirčaγ «вьючное седло», бур.-окин. янгарсаг, янгарцаг «вьючное седло для домашнего северного оленя, вола или яка» [Рассадин 1996: 215] следует сопоставить тюркское слово ынғырчақ «вьючное седло; седёлка» [Севортян 1974: 658–659], распространенное в современных тюркских языках, здесь же утверждается их исконно тюркское происхождение. Чувашское йенер, якутское ыңыр «седло» свидетельствуют о древности этого слова в тюркских языках, -чақ осмысляется как тюркский уменьшительный аффикс. Отсутствие этого слова в древнетюркском словаре в данном случае не следует трактовать как его отсутствие в тюркских языках.

Детское седло с высокими луками, предназначенное для перевозки детской колыбели и малолетних детей, называемое в х.-монг. эрвэлж, калм. эрвəлҗн, стп.- монг. erbelǰin можно сопоставить со словом эримəəш «седло, предназначенное для перевозки колыбели и маленьких детей», представленным в тюркских языках саянской группы таежного ареала — тофаларском, уйгуро-цаатанском и сойотском языках [Рассадин 2012: 150]. Здесь такое же соотношение звуков -lǰ- монгольских языков и согласного -š- тюркских языков, как в тюрко-монгольских параллелях типа стп.-монг. qorγulǰn // тюрк. qorγašїn «свинец», монг. elǰigen // тюрк. ešäk «осёл». «Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков. Лексика» [2001: 540] с этим тюркским словом сравнивает также кирг. ajyrmač ~ ajyrmaš, возводя его к тюркскому глаголу ajr= «разделять, отделять».

С лошадью также связано использование и колесного транспорта: так, х.-монг. тэрэг, бур. тэргэн, калм. тергн, стп.-монг. tergen «телега, повозка» имеет параллель в др.-тюрк. tergän «телега». Это слово в современных тюркских языках имеет очень ограниченное распространение и считается заимствованием из монгольских языков. Х.- монг. арал «оглобля», зап.-бур. арал «телега, арба», калм. арш «дышло, оглобля», стп.-монг. aral «оглобля» может быть сопоставлено с тюркским словом арыш «оглобля, дышло», широко представленным в тюркских языках, о чем свидетельствует «Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков. Лексика» [2001: 555– 556], здесь же говорится о связи с тюркским арыш монгольского термина арал «оглобля».

Х.-монг. хөлөг «лошадь, экипаж, скакун», хөллөх «запрягать, впрягать», хөлөглөг «лучший конь, аргамак», хөллөлгөө «упряжь», соответственно, стп.-монг. kөlge «лошадь, экипаж, скакун», kɵllükü «запрягать, впрягать», kɵlüglig «лучший конь, аргамак», бур. хүлэг «аргамак, рысак», хүллэхэ «запрягать, впрягать», калм. көлгн «средство передвижения; транспорт», көллх «запрягать, впрягать» следует сопоставить с др.-тюрк. kӧlük «вьючное животное» и с глаголом kӧl= «запрягать». Халхаское хөлөг и бурятское хүлэг «аргамак, рысак, славный конь» можно возвести к древнетюркскому külüg at «славный, знаменитый конь», в основе которого лежит др.-тюрк. kü «молва, весть».

С лошадью также связано действие спутывания ее передних ног, чтобы она далеко не ушла при пастьбе. В монгольских языках это действие называется туших, «опутанные передние ноги лошади» носят название тушаа, причем одинаково во всех современных монгольских языках. В старописьменном монгольском языке этот глагол называется tuš=, а путы носят название tušaγa, что соответствует древнетюркским tuša= «путать, надевать путы» и tušaγ «путы, надеваемые на передние ноги лошади». С верблюдом связана перевозка грузов во вьюках. Это обычное, кроме лошади, транспортное животное степных, полупустынных и пустынных районов Центральной Азии. Имеющееся во всех монгольских языках: х.-монг., хом, бур. хом, калм. хом, стп.-монг. kom «вьючное верблюжье седло» — в древнетюркском языке может быть сопоставлено со словом qom «верблюжье вьючное седло». О распространении этого слова в тюркских языках и его связи с монгольским термином свидетельствует «Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков. Лексика» [2001: 541].

С верблюдом связан также верблюжий повод, прикрепляемый к носу верблюда и называемый во всех монгольских языках бурантаг. Это слово имеет в своей основе тюркскую лексему burun «нос». Таким образом, исходя из представленного выше материала, можно заключить, что древние монголы, переселившись в пределы Центральной Азии и впитав часть тюркского этноса, усвоили у тюрков более сложное устройство верхового седла и некоторые типы вьючных седел, от тюрков же получили понятие о колесном транспорте и перевозке грузов на верблюдах, о чем свидетельствуют тюркские этимологии многих терминов.