Здравствуите Вas1 !!!
Ну мне кажется ваш материал по теме Адаи немного устаревший ,сеичас сами Адаицы более продвинулись начили сдавать ДНК тесты ,во всяком случае большинство галлогруп показывют на монгольскую активность тоесть С3 , похожие с Алиулы и Баиулы .
Лекция. История рода адай.
Среди историков нет единого мнения о происхождении казахского рода адай. Некоторые ученые пытались возвести историю адаев к сакским временам и связывали их с древним племенем даев (даков, дагов, дахов), другие высказывались в пользу происхождения адаев от гаогюйского рода аде (адийе, ады, одоют).
Большинство исследователей также полагает, что племя байулы, в которое входит род адай, является союзом родов различного происхождения, и таким же образом через поиск созвучий с названиями древних племен устанавливается происхождение других родов. Так, например ряд современных историков в своих работах говорит о том, что знаменитый султан Бейбарс происходил из казахского рода берш, отождествляя его с древним кипчакским племенем бурдж (бурч).
Но, видимо, не далек тот день, когда обо всех подобных гипотезах придется забыть. По получаемым сейчас результатам работы группы исследователей казахского ДНК-проекта, выясняется, что народные шежире, возводящие членов одного племени к единому предку, зачастую оказываются правы. Как свидетельствуют проведенные генетические экспертизы, многие современные адаевцы имеют общего предка по мужской линии с другими родами алшинов[1] в относительно недалеком прошлом, а именно – в эпоху монголов. По этой причине, по мнению историка и участника вышеупомянутого проекта Жаксылыка Сабитова, историю алшинов уместнее всего связывать с монгольскими алчи-татарами.
На мой взгляд, такое предположение вполне допустимо, поскольку целый ряд казахских племен возник именно в эпоху монгольского нашествия и носит монгольские названия. В частности, поэтому средневековая история монголов, наполненная сплошь знаковыми для казахского сознания именами найманов, коныратов, уйсунов, жалаиров, аргынов, кереитов, кажется более родной, нежели домонгольская история Казахстана, из которой в современной казахской родоплеменной структуре сохранились имена, пожалуй, лишь кипчаков и канглов.
Перекочевавшие в кипчакскую степь монгольские воины заводили огромные гаремы из тюрчанок и нередко становились отцами-основателями новых родов и племен, передавая своим многочисленным отпрыскам названия собственной родовой принадлежности. При этом уже дети и внуки завоевателей говорили на местных тюркских языках и диалектах. Может быть, поэтому у казахов родной язык принято называть «ана тілі» («материнский язык»).
Вероятно, и племя алшинов образовалось по такой же схеме, и основным его родоначальником стал какой-то чрезвычайно плодовитый алчи-татарский вождь.
После развала Золотой Орды алшины вошли в состав Ногайской Орды, где, судя по отрывочным данным, находились на привилегированном положении. Так, ногайские бии в своих письмах в Москву неоднократно сообщали о каком-то особенном «алчиновом месте».
Но в целом алшины довольно редко попадали на страницы источников, и потому трудно твердо говорить об их средневековой истории. Тем более что кочевья алшинов находились на востоке Ногайской Орды на границе с Казахским ханством, которая постоянно колебалась. Порой казахские ханы подчиняли себе всю степь до самой Волги, а иногда ногайские бии распространяли свою власть вплоть до Балхаша. В основном же граница между двумя улусами пролегала по Эмбе. При этом зимовать алшины уходили в низовья Сырдарьи.
Еще в составе Ногайской Орды от племени алшин отпочковалось группа родов, получивших название байулы[2], и под этим именем с XVI века они стали отдельно упоминаться в русских документах. Основная же часть алшинов фигурировала в источниках под названием алтыулов[3]. Позже у казахов эти алшины получили название – алимулы[4].
Видимо, переход алшинов-алимулы в Казахское ханство следует датировать второй половиной XVI века. Тогда недовольные подчинением Ногайской Орды Русскому государству и нуждаясь в беспрепятственном доступе к своим сырдарьинским зимовьям, вожди алтыулов сначала стали признавать своим сюзереном и союзником хана Хакназара (1538-1580), а затем и Тауекела (1583-1598).
Переход же алшинов-байулы под власть ханов казахской династии, вероятно, следует связывать с нашествием калмыков, окончательно разгромивших Ногайскую Орду в начале 30-х гг. XVII века. Данное событие в казахском фольклоре считалось самым трагическим эпизодом степной истории, и еще в XIX веке песни и сказания о распаде на две части единого народа «по вине пестрого жеребенка» вызывали у кочевников самые горестные чувства. Большая часть ногайских родов под напором тяжелой ойратской конницы бежала за Волгу, но алшины-байулы подались к казахам за Эмбу. Одним из предводителей байулы тех лет являлся современник хана Есима – знаменитый степной бард Жиембет, в произведениях которого впервые за всю историю поэзии жырау, зародившейся именно в Ногайской Орде, используется термин «казах».
Естественно, что все помыслы вождей алимулы и байулы в качестве пришельцев, занявших формально подчиненное положение в иерархической родоплеменной структуре Казахского ханства, носили реваншистский характер. А общее происхождение и общие цели привели к образованию самостоятельного казахского улуса, получившего название Младшего жуза с собственным ханом и военно-политическим курсом, направленным на возврат ногайских кочевий.
Это была невероятно тяжелая задача. Калмыцкие части в русских войсках наводили ужас и на воинственных горцев Северного Кавказа, и на свирепых турецких янычар, и на стойких европейских солдат. Кроме того, на Яике постоянным союзником калмыков против казахов было местное казачество. Однако в начале XVIII века хану Младшего жуза Абулхаиру удалось с помощью огнестрельного оружия нанести ряд мощных ударов по восточным калмыцким улусам. Астраханский губернатор Волынский писал, что «калмыки, конечно, могут пропасть, ежели так сильно оные касаки на них идут, понеже они так перед касаками робки, например, где оных сот 5 или 6, а калмыки пятью или шестью тысячами не могут противу их устоять, понеже касаки имеют больше пищалей, нежели луков». После этих ударов калмыцкие князья уже не решались кочевать за Яиком и в ходе переговоров о заключении мира в 20-х гг. XVIII века признали эту реку границей между двумя народами.
В итоге калмыками была потеряна не только изрядная часть прежних ногайских кочевий, но и бывшие туркменские земли на Мангыстау (Мангышлаке). По праву победителя казахи заняли данный полуостров, с чем, естественно, совсем не согласны были старые хозяева. Но после серии неудачных конфликтов с отрядами казахских батыров туркмены были вынуждены уйти к Хиве.
В начале 1741 г. теснимые с юга Надир-шахом туркмены вновь стали претендовать на Мангыстау и вступили в переговоры с калмыцким ханом Дондук-Омбо. Сообщая об этом, последний писал российским властям: «Напредь сего бывшие у деда и отца моего в подданстве трухменцы между собою возымели ссору и пришли в несогласие, на которые тогда киргиз-касаки нападали и многих разорили, а оставшие на том месте уже жить не могли и отошли к Хиве. А ныне через бывших людей моих в Хиве получил я известие, что прошлою осенью во время взятия персидским Тахмас (имеется в виду Надир-шах. — Р. Т.) ханом Бухарии и Хивы, бывшие прибыли из Бадакшана и Бухарии трухменцы, все, собравшись с нашими трухменцами, желая иметь жительство на прежних своих местах и с нами соединиться, перешли на Мангышлак».
Дондук-Омбо, явно преувеличивая, определял число перекочевавших на Мангыстау туркмен в 300 тысяч очагов, но даже если их численность была в десять раз меньше, все равно это была очень грозная сила, которой на подмогу в любой момент могла подойти калмыцкая конница.
Но в течение лета того же года казахи вытеснили большую часть туркмен с Мангыстау. Астраханский губернатор Голицын в своем донесении от 28 августа 1741 г. сообщал, что туркмены «отошли паки возвратно на прежние свои места, а осталось-де при Мангышлаке показанное малое число и претерпевают от кайсак великие утеснения».
После того как попытка создания военного альянса с калмыками оказалась неудачной, в 1745 г. группа туркменских старейшин обратилась напрямую к астраханскому губернатору Татищеву с прошением о предоставлении им российского подданства, надеясь, что взамен российские власти помогут им вернуть Мангыстау. Но в Санкт-Петербурге не проявили заинтересованности в привлечении новых подданных, мотивируя свой отказ нападениями туркменов на купцов и моряков, что, по мнению канцлера Бестужева-Рюмина, было «с прямым желанием их о вступлении в подданство весьма несходственно».
Очередной известный из источников виток обострения борьбы казахов и туркмен за Мангыстау произошел в 1766 г. Вновь перекочевавшие на полуостров туркмены были подвергнуты страшному разгрому. «Многие из них при этом были убиты, многие попали в плен к киргизам, остальные же, лишившиеся почти всего своего скота, бежали за Тюбкараган и, наконец, даже в Хиву, чтобы там найти защиту против киргиз», - сообщал известный ученый Гмелин.
В январе 1767 г. туркмены при поддержке некоторых хивинских правителей нанесли ответный удар по казахским зимовьям. В результате этого набега было убито около тысячи человек и более трех тысяч казахов уведено в плен.
Однако в целом победа клонилась на сторону казахов, и туркменские вожди решили вновь вступить в переговоры с российскими властями. 17 августа 1767 г. Коллегия иностранных дел предоставила Екатерине II доклад, в котором сообщалось о прибытии туркменских посланцев с прошением о приеме в российское подданство «по причине происходящего им от киргис-кайсак притеснения». В заключении доклада указывалось, что «пока не сыщется удобное на восточном берегу Каспийского моря место к заложению крепости, из принятия в подданство вашего императорского величества трухменцов не только при мангышлакском мысе живущих, но и всех при оном береге располагающихся, по мнению Коллегии иностранных дел, никакой пользы быть не может».
Проиграв борьбу с казахами и получив еще один отказ о приеме в подданство, туркмены стали покидать Мангыстау и уходить в пределы Хивинского ханства. Однако там скоро по вине самих туркменов, разбоями и грабежами парализовавших экономическую жизнь в ханстве, разразился голод.
В итоге некоторые роды решили снова возвращаться на Мангыстау. И как сообщает Гмелин, «едва достигли они своей страны в состоянии полнейшего истощения, причиненного отчасти болезнью, отчасти тяжестью обратного пути, совершенного почти пешком из-за недостатка лошадей, как Нурали-хан прислал к ним своих послов, дабы объявить им под угрозой их полного истребления, что они должны признать своим верховным главой его сына — Пир-Али-хана. При создавшемся положении им не оставалось ничего другого, как согласиться на это. Вскоре Пир-Али-хан появился среди мангишлакских туркмен. Он ввел жесточайшие наказания, самовластно забирал себе наибольшую часть имущества богатых туркмен и отнял у них почти все огнестрельное оружие, так что последнее встречается у них сейчас очень редко».
Именно в это время адаевцы, которые в основном и вели борьбу с туркменами, стали считаться полноправными хозяевами Мангыстау и стали упоминаться в источниках в качестве одного из сильнейших родов Младшего жуза. Видимо, во многом это было заслугой такой легендарной личности, как Бекет, признанного святым еще при жизни и ставшего объектом культа после смерти. Как свидетельствовали очевидцы, восклицанье «О Бекет!» звучало в адаевских аулах гораздо чаще, чем «О Аллах!».
Туркменские племена, не желавшие признавать власти пришельцев, стали подвергаться жестоким набегам адаевцев и были вынуждены отступать в каракумские пески. Хрисанф Неопатрасский, описывая обстановку в регионе, указывал: «Туркоманы, будучи теперь слабы, не смеют там селиться, боясь Киргис-Кайсаков».
Впрочем, и адаевцы, и туркмены вскоре оказались вынуждены признать себя вассалами Хивы, ханы которой всячески подстрекали кочевников к враждебным действиям против России. В начале XIX века на Каспийском море в год до двухсот россиян попадало в плен к адаевцам и туркменам и вскоре оказывалось на невольничьем хивинском рынке. Довольно активное участие принимали адаевцы и в восстаниях против России, протекавших на остальной территории Младшего жуза. Самым известным адаевским батыром, участвовавшим в конфликтах тех лет, являлся Суингара.
Это вынуждало российские власти предпринимать против адаевцев отдельные карательные акции. Так, в январе 1837 г. отряды полковников Данилевского и Мансурова разгромили зимовья адаевцев, которые тревожили своими набегами Ново-Александровское укрепление и нападали на моряков в Каспийском море.
В последующие годы российским властям удалось несколько расширить свое влияние на Мангыстау. Нуждаясь в разрешении торговать в воздвигнутых поселениях, значительная часть адаевцев была вынуждена согласиться на внесение покибиточного сбора, взимаемого властями с подданных кочевников. Но все же власть российских властей над адаевцами носила во многом формальный характер. Султаны-правители Западной части Младшего жуза, занимавшиеся сбором налогов, даже в сопровождении приданных им казачьих отрядов никогда не решались проникать вглубь адаевских кочевий, ограничиваясь лишь инспекцией тех аулов, чьи летние пастбища находились на Эмбе.
После успешных войн России с Кокандом и Бухарой практически все казахские земли оказались под контролем российских властей, и назрела необходимость в реформе государственного управления кочевым населением. Поэтому «Временными положениями» 1867 и 1868 гг. были окончательно ликвидированы даже остатки казахской автономности и серьезно увеличены налоги.
К тому времени воинственные кочевники превратились в мирных полуоседлых животноводов, и на большей части Казахстана эти реформы прошли без эксцессов. Лишь на территории Младшего жуза в 1869 г. возникли народные волнения, которые, в отличие от былых восстаний, были довольно быстро и легко подавлены войсками.
Однако адаевцы отличались от остальных казахов тем, что дольше всех продолжали оставаться чистыми номадами, сохраняя соответствующий стереотип поведения. Автор статьи «Несколько слов по поводу восстания киргизов на Мангишлакском полуострове» (1872 г.) писал: «Вообще, адаевцев считают самым диким, грубым и воинственным из всех киргизских племен. В то время, как другие киргизы оренбургского и сибирского ведомств, вследствие соседства с русскими, успели уже усвоить себе некоторые понятия гражданственности и порядка, адаевцы, почти нигде не соприкасаясь с нами, отделенные от нас огромными пространствами, преданные безначалию, грабежу и насилиям всякого рода, остались почти в первобытном состоянии дикости».
Не без оснований опасаясь присоединения адаевцев к волнениям 1869 г., российские власти вынуждены были отложить введение реформы на Мангыстау до следующего года. Однако несмотря на это за 1869 г. адаевцы также должны были уплатить по новой увеличенной ставке. Вместе с земским сбором каждая семья должна была выплатить в казну 8 рублей. Для многих кочевников такое требование было попросту невыполнимо, поскольку адаевцы считались одним из беднейших казахских родов. Это и было основной причиной начала знаменитого Адаевского восстания.
В конце марта 1870 г. восставшие адаевцы уничтожили небольшой отряд мангышлакского пристава Рукина, а 2 апреля, захватив Николаевскую станицу, осадили Алесандровское укрепление. Вероятно, участь и самого форта была бы также решена, но помимо крепких стен и орудий в распоряжении коменданта был телеграф. В тот же день о масштабах восстания стало известно в Петербурге, и Александр II одобрил предложение экстренно использовать против адаевцев кавказские войска.
С 5 по 8 апреля повстанцы яростно бросались на стены форта, теряя множество человек убитыми под залпами винтовок и орудий, но не прекращая натиска. Комендант форта Зеленин позднее признавал: «Бывши офицером корпуса топографов, я в продолжение своей службы, более 20 лет, бывал командирован в киргизскую степь, имел столкновение с киргизами, но такого отчаянного и упорного нападения не ожидал… судьбу форта решило бы еще несколько таких отчаянных наступлений».
Форт был спасен лишь подоспевшей утром 9 апреля шхуной, на борту которой находились отряды кавказской пехоты во главе с графом Кутайсовым. 12 апреля к Александровскому укреплению прибыл пароход, на котором находились дополнительные силы. После этого аулы адаевцев стали отступать к хивинской границе.
Тем временем на полуостров продолжали стягиваться все новые и новые силы. Но для похода на адаевцев не хватало ни лошадей, ни верблюдов. По этой причине граф Кутайсов попробовал установить связь с туркменскими старейшинами. Однако эти вылазки показали, что в окрестностях форта еще находится большое количество отрядов восставших казахов. Так, 21 апреля отряд самого Кутайсова был атакован. В произошедшей схватке граф потерял 24 человека убитыми и раненными и спасся только благодаря подоспевшей помощи из форта.
Эти стычки стали причиной вызова дополнительных войск, и в течение мая численность сил, находившихся в распоряжении Кутайсова, была доведена до 8 рот пехоты, 5 сотен кавалерии при двух пеших и двух конных орудиях. Военная операция, назначенная на начало июня, была разработана самым тщательным образом, поскольку недооценивать адаевцев никто уже не собирался.
В течение лета войсками были заняты все самые важные для кочевников пастбища и водопои. Каратели расправлялись с мятежными аулами самым жестоким образом. Точного количества жертв никто, разумеется, не подсчитывал, но судя даже по отдельным донесениям, счет шел, по крайней мере, на сотни человек. Причем, как признавали и сами российские власти, никто из активных организаторов и участников разгрома отряда Рукина и штурма Ново-Александровского укрепления не пострадал. Гнев карателей пал в основном на головы невинных. Эти факты даже привели к осуждению одного из офицеров – подполковника Байкова, который был разжалован и сослан в Сибирь.
К осени 1870 г. властям удалось добиться покорности от семи с лишним тысяч семей адаевцев, которые согласились на уплату кибиточного сбора. До реформы кибиточный сбор выплачивали десять тысяч семей, и таким образом количество местного населения, находившегося по контролем российских властей, серьезно сократилось. Впрочем, это не помешало военному руководству рапортовать о своей полной победе и «замирении» края.
Тем временем такие видные предводители восстания, как Иса Тленбаев, Досан Тажиев, Ержан и Ермамбет Куловы, вместе со своими сторонниками в количестве трех тысяч семей в декабре 1870 г. перешли в Хивинское ханство. Но хивинские власти обложили казахов всевозможными платежами и повинностями так, что жизнь под властью России многим показалась просто раем. Весной 1871 г. две тысячи семей приняли решение возвратиться в родные места и капитулировать.
Но, несмотря на внешнюю покорность, кочевья адаевцев продолжали бурлить, и достаточно было небольшого повода, чтобы народное недовольство вновь выплеснулось наружу. Вскоре такой повод был предоставлен.
В 1872 г. российским правительством было принято решение о начале войны против Хивы. Одной из причин для этого решения стали восстания в Младшем жузе 1869-1870 гг., главным подстрекателем которых был объявлен хивинский хан. Согласно скрупулезно разработанному плану похода, русские отряды должны были двигаться с трех сторон. Один из отрядов двумя колоннами выступал с территории Туркестанского генерал-губернаторства, другой двигался со стороны Оренбурга и, наконец, еще два отряда выступали из Кавказского округа (из Ново-Александровского и Красноводска). Общая численность задействованных войск должна была составить свыше двенадцати тысяч человек при нескольких десятках орудий.
Для похода требовалось огромное число верблюдов. Туркестанские и оренбургские власти справились с этой задачей без особых хлопот. Зато кавказских военных ожидал крайне неприятный сюрприз. Адаевцы и туркмены практически поголовно отказались предоставлять верблюдов русским войскам. В результате командирам отрядов пришлось забирать вьючных животных силой. Эти набеги на аулы кочевников продолжались с декабря 1872 г. по март 1873 г. Тем не менее к началу похода необходимого количества верблюдов собрать так и не удалось. Красноводский отряд выступил на Хиву во второй половине марта, но, выбрав неудачный маршрут, пролегавший в безводных песках, оказался вынужден отступить.
Выступление Мангишлакского отряда было отсрочено вследствие задержки со сбором верблюдов. Адаевцы оказывали упорное сопротивление, и лишь в середине апреля подполковник Ломакин сумел, наконец, выступить в поход. По пути отряд продолжал грабить аулы, изымая скот. Так, 5 мая подполковник Скобелев во главе небольшого отряда у колодца Итебай столкнулся с пастухами, пригнавшими своих верблюдов на водопой. Завязалась ожесточенная схватка, в которой едва не погиб и сам Скобелев, чудом избежавший удара дубиной, и исход решило лишь прибытие на помощь пехотной роты. В результате этого нападения у адаевцев было захвачено около 200 верблюдов и 800 пудов риса. Это позволило отряду продолжить поход и соединиться с другими силами.
28 мая русскими войсками была занята уже и сама Хива. Ханское воинство оказывало слабое сопротивление, и за весь поход русские войска потеряли всего 160 человек убитыми и раненными. Так пала фактически последняя опора казахов, боровшихся против России.
В результате один из предводителей восстания Иса Тленбаев решил капитулировать и был амнистирован властями. Позднее он стал волостным правителем. Его соратник Досан Тажиев боролся до конца. Правда,, борьба эта уже не имела никакого смысла. Летом 1874 г. преданный бывшими единомышленниками Досан был окружен в своем ауле отрядом солдат и взят в плен. Командир отряда Аничхин сообщал что «Досан был взят после упорного сопротивления и нанесения ему нескольких ран; кибитка, в которой он спал, была окружена и опрокинута». Тогда же и вскоре после этого были арестованы и задержаны и многие другие активные противники российских властей. Позднее Досан, как и некоторые другие его сподвижники, умер в тюрьме.
Однако репрессии лишь еще больше озлобляли население. Недовольству способствовала и общая социально-экономическая обстановка на Мангыстау. Если в конце XIX века, к примеру, в Акмолинском уезде 16 процентов хозяйств относилось к категории байских (имевших не менее 500 овец и 100 лошадей), то в Мангышлакском уезде таковых насчитывалось всего 2 процента. Пятая часть адаевцев совсем не имела скота и жила в абсолютной нищете. Это привело к огромному росту преступности. Начальник Мангышлакского уезда Михайлов в 1909 г. признавал: «Разбойничество и угон скота стали одним из наиболее болезненных и ранее неизвестных в жизни населения явлений». На территории уезда образовалось огромное количество разбойничьих шаек, которые грабили всех и вся, и власти никак не могли справиться с ситуацией, поскольку преступники явно пользовались поддержкой среди населения.
Ненависть к прежним властям и вызвала среди адаевцев симпатию к большевикам во время гражданской войны. Так, один из волостных правителей Тобанияз Алниязов оказал очень существенную поддержку воспетому в советской историографии походу Алиби Джангильдина. А когда в начале 1920 г. от Урала к Форту Александровскому стала отступать под давлением большевиков армия последнего уральского атамана генерала Толстова, адаевцы своими набегами существенно осложнили и без того нелегкий зимний переход. В итоге из 15000 человек до пункта назначения дошло всего около двух тысяч.
За такую активную поддержку Тобанияз был назначен большевиками председателем уездного ревкома. Впрочем, Табонияз так же как, к примеру Амангельды, очень смутно представлял себе теорию классовой борьбы и необходимость построения светлого будущего. Так, в 1921 г. раздраженный постоянными нападениями басмаческих шаек из пределов Хивы, Тобанияз во главе трехтысячного отряда совершил марш-бросок в пределы недавно образованной Хорезмской Народной Республики, где занял Кунград и выдвинул ультиматум местным партийцам немедленно обуздать своих бандитов. Этот случай вызвал колоссальный скандал, и Алниязова хотели снять с должности с привлечением к ответственности, однако побоялись вызвать шум, поскольку он пользовался огромным авторитетом среди адаевцев.
Разобраться с местной элитой всерьез решился только Голощекин. Для этого весной 1929 г. Адаевский округ (преобразованный в 1928 г. из Адаевского уезда) был упразднен, и его территория была разделена между Актюбинским и Гурьевским уездами. 102 человека из руководства бывшего округа были привлечены к ответственности за контрреволюционную деятельность. Впоследствии 68 человек было осуждено, и 21 из них расстрелян. В числе последних был и Тобанияз Алниязов.
Это вызвало необычайно широкий резонанс среди населения. Недовольство в народе росло и по поводу раскулачивания, повышения налогов и мясозаготовок. Весной 1930 г. многие адаевские аулы стали откочевывать в Турмению, где положение было получше. Власти, препятствуя этому, стали проводить аресты, и больше ста человек были осуждены по новым делам. Но это лишь подстегнуло страсти. Весной 1931 г. началось вооруженное восстание, целью которого было создание независимого Адаевского ханства на территории Туркмении.
В течение весны-лета 1931 г. повстанцы были разбиты в основном силами ОГПУ. Интересно, что тем же летом на территорию Туркмении неожиданно вторгся один из самых известных руководителей басмаческого движения Джунаид-хан, который вскоре также был разбит советскими войсками. Вполне возможно, что это не было простым совпадением, и руководители адаевского восстания действительно координировали свои действия с туркменскими басмачами.
После разгрома восстания и в ходе последовавшей коллективизации десятки тысяч адаевцев погибли или были вынуждены уйти из родных мест на территорию Узбекистана, Туркмении, Афганистана и Ирана Кое-кто десятилетиями скрывался от властей на территории Устюрта. Говорят что советские геологи, исследовавшие это огромное и пустынное плато, вплоть до 60-х гг. натыкались на небольшие аулы адаевцев, которые на вид казались словно вышедшими из XIX века. В местном партийном руководстве их между собой называли «вольными кочевниками» и старались не замечать, дабы не вызывать нареканий со стороны руководства.
Ну если предку примерно 10 тысяч лет это не говорит о том что они не коныраты ,не так ли.Все таки галлогрупа показывает на их присутствие - это мы не можем отрицать . Разница в том как оказались наши с вами Коныраты в составе Баиулы.