Продолжу свою тему данными о пазырыкцах.
http://history.novosibdom.ru/node/40
Пазырыкская культура (эпоха раннего железного века)
В середине 1-го тысячелетия до н. э. на огромны: территориях, от Карпат и почти до Тихого океана складываются новые формы хозяйственной деятельности — кочевое и полукочевое скотоводство. Появляется и находит повсеместное применение новый материал -железо. Начинается ранний железный век или, по-другому эпоха ранних кочевников.
С тех пор как лошадь была приучена носить всадника, протяжённые степные ландшафты перестали разобщат людей. Большие расстояния словно сжались. Вчера еще разрозненные и чуждые племена все чаще вступают в добровольные, а то и вынужденные отношения друг с другом, обмениваются идеями и технологиями.
По всему поясу степей Евразии устанавливается новый кочевой стиль жизни. От самых глубин Азии до Северного Причерноморья формируются разнообразные, и вместе с тем сходные во многих проявлениях, культуры. Ареал их распространения получил название скифский мир — по имен кочевников, ставших знаменитыми благодаря исторически трудам Геродота и сенсационным находкам в причерноморских курганах. Поскольку большая часть этого мира находится за Уральскими горами (Рифейскими, по Геродоту) то целый ряд здешних культур называют ещё скифо-сибирскими.
Общность этих культур, основанная на близости хозяйственного уклада и родстве идеологий, проявляется в сходстве трех элементов — это предметы вооружения, конская упряжь и, наконец, «звериный стиль» в искусстве. Название последнего говорит само за себя.
Следует отметить, что границы древних культур не всегда точно совпадают с ландшафтными, однако они всё же соответствуют ареалам Верхнего и Таежного Приобья, западно-сибирской лесостепи, Алтайских и Саянских гор, Минусинской котловины, верховьев Енисея.
Рис. 1. Навершие головного убора пазырыкского вождя. Яркий образец «звериного стиля». Представляет собой голову хищного фантастического существа — грифона, держащего в клюве голову оленя. Дерево, кожа. 21x18 см. V—IV вв. до н. э. Урочище Пазырык, Горный Алтай. Раскопки С. И. Руденко.
По всему поясу степей Евразии устанавливается новый кочевой стиль жизни. От самых глубин Азии до Северного Причерноморья формируются разнообразные, и вместе с тем сходные во многих проявлениях, культуры. Ареал их распространения получил название скифский мир — по имен кочевников, ставших знаменитыми благодаря исторически трудам Геродота и сенсационным находкам в причерноморских курганах. Поскольку большая часть этого мира находится за Уральскими горами (Рифейскими, по Геродоту) то целый ряд здешних культур называют ещё скифо-сибирскими.
Общность этих культур, основанная на близости хозяйственного уклада и родстве идеологий, проявляется в сходстве трех элементов — это предметы вооружения, конская упряжь и, наконец, «звериный стиль» в искусстве. Название последнего говорит само за себя.
Следует отметить, что границы древних культур не всегда точно совпадают с ландшафтными, однако они всё же соответствуют ареалам Верхнего и Таежного Приобья, западно-сибирской лесостепи, Алтайских и Саянских гор, Минусинской котловины, верховьев Енисея.
Что же это за культуры? Начнем с Горного Алтая того времени. Его благодатные долины и альпийские луга у самых вершин занимало население пазырыкской культуры, названной так по раскопкам погребальных сооружений в одноименном урочище. Благодаря редкому стечению обстоятельств, которые дарит нам порой природа, под каменными насыпями курганов на высокогорных плато образовались линзы вечной мерзлоты, и эти природные холодильники сохранили то, о чем могли только мечтать археологи, — одежду, ткани, ковры, деревянную утварь и забальзамированные тела жителей той далекой эпохи.
Рис. 3. Конный лучник. На первый взгляд, его оружие менее всего напоминает лук. Но если присмотреться, становится ясно, что вогнутая середина М-образного или сигмовидного, как его часто называют, лука просто расположена выше кисти воина. Столетия спустя эта середина станет усиливаться жесткими роговыми накладками. Такое усовершенствование оружия изменит саму манеру стрельбы из лука, и все кочевыенароды от хунну до монголов будут пускать стрелы из лука, удерживая его за середину. V—IV вв. до н. э. Золотая фигурка из собрания Г. Ф. Миллера, Эрмитаж. Санкт-Петербург.
Пазырыкцы — смешанное кочевое население, в их внешнем европеоидном облике порой проступали черты монголоидной расы. Со своими многочисленными стадами пазырыкцы кочевали, перегоняя зимой скот в высокогорья, где меньше снега, а летом — к богатому разнотравью долин. Знали они и земледелие. Перемалывая зерно на тяжелых каменных жерновах, хранили его зимой в глубоких, выстланных берестой, ямах и пекли из него пресные лепешки. Жили в домах, срубленных из массивных лиственничных бревен. Из таких же брёвен устраивали подкурганные склепы для своих умерших. Непременными атрибутами их жизни были конь, оружие и вера в помощь предков и небесных покровителей.
Пазырыкское общество возглавляли вожди, которым после смерти воздвигали гигантские курганы в самых живописных урочищах и долинах рек. Немало сокровищ было скрыто под их насыпями. К сожалению, по большей части курганы были разграблены еще в древности алчными современниками. Но и того, что попало в руки археологам, вполне хватило, чтобы поразить воображение любителей древности и украсить экспозиции самых лучших музеев мира.
Основу воинской силы пазырыкцев составляли отряды всадников, вооруженных луками и стрелами. Луки алтайского образца склеивались из четырех слоев дерева. Для лучшего сцепления места склейки покрывались косыми насечками. Затем готовое изделие обматывалось сухожилиями и оклеивалось берестой. Судя по найденным фрагментам, луки пазырыкцев достигали в длину 110 сантиметров.
Кроме больших сложных луков, воины использовали и маленькие — так называемого «скифского типа» — о них мы уже упоминали в предыдущей главе. Такой лук имел достаточно длинную, плавно выгнутую рукоять, почти прямые плечи кибити и небольшие загнутые концы. Форма его часто была асимметричной — с плечами разной длины и, соответственно, разного изгиба. Как свидетельствуют многочисленные изображения, воин брал при стрельбе лук не за центр кибити, а за выгиб плеча вблизи рукояти. Частота, с которой древние художники подчеркивают эту деталь, позволяет говорить о такой манере скорее как о правиле, а не как об исключении.
Стрелы помещали в кожаные колчаны, скроенные из двух кусков кожи: первый представлял собой прямоугольник длиной около двух третей длины стрелы, который сворачивался в трубку, второй выкраивался в форме полусферы и крепился к нижнему краю этой трубки, образуя дно колчана. Для жесткости в продольный шов вставлялась гладкая каркасная дощечка, окрашенная, как правило, в красный цвет. Иногда такие рёбра жесткости покрывались резным растительным орнаментом или рельефными изображениями хищников. К колчану подшивался широкий чехол — налучье, куда помещался лук. Так получался горит — футляр для одновременного ношения лука и стрел. Гориты чаще носились слева у пояса, а стрелы располагались в них наконечниками вниз. Впрочем, оружие могло быть подвешено и справа — древние лучники свободно стреляли с любой руки.
В ближнем бою пазырыкцы использовали железные и бронзовые чеканы. Это были гранёные или кинжаловидные, слегка изогнутые острия, насаженные на длинные деревянные рукояти. Чекан являлся высокоэффективным оружием в руках всадников и пехотинцев. Его называют также клевцом. Клевец отличается тем, что его ударная часть в соответствии с траекторией удара имеет дуговидную форму. Впрочем, на этот счёт среди оружиеведов существуют и другие мнения. Во избежание путаницы мы будем далее называть чеканом оружие с прямым, колющим или рубящим носиком, клевцом - с изогнутым. Оружием ближнего боя были и знаменитые акинаки — железные и бронзовые кинжалы с характерным перекрестием в форме прямого бруса или развернутых крыльев бабочки. Реже перекрестие выполнялось в виде голов хищных птиц и зверей. Окончания рукояти акинаков часто украшали навершиями в виде парных головок грифонов, направленных клювами друг к другу. Но, по большей части, здесь помещался поперечный брусок-противовес или простое кольцо.
Грифон — мифическое животное с туловищем льва, орлиными крыльями и головой орла или льва. Необыкновенно популярный персонаж у сибиряков раннего железного века. Изображался чаще всего в виде орла с ушами и гривой, стоящей зубцами.
Рис. 6, а, б. Особенностью устройства луков скифского типа были круто выгнутые наружу окончания оружия. Этот элемент позволял использовать при выстреле не только силу упругости древесины, но и энергию сокращения тетивы. Когда такой лук натягивался, тетива выходила из специальной канавки, прорезанной в изгибах, и рабочая длина её, таким образом, несколько увеличивалась. В момент выстрела все части оружия резко возвращались в исходное состояние. Тетива, как бы вновь наматываясь на крутые дуги окончаний, сокращалась, и стрела получала дополнительное ускорение (б). На выгнутые концы лука, чтобы сделать их более прочными и упругими, наклеивались роговые накладки (а). V—IV вв. до н. э. Могильник Верх-Кальджин-2. Плато Укок. Горный Алтай. Раскопки В. И. Молодина. МА ИАЭТ СО РАН.
Основным защитным вооружением пазырыкцам служили наборные щиты двух типов. К первому относят щиты прямоугольной формы (высотой от 40 до 80 см.), ко второму — щиты, верхний край которых был пол круглым. Собирались щиты из гладких, оструганных прутьев диаметром чуть больше сантиметра, стянут: между собою кожей и окрашенных. Прутьев обыкновенно было около сорока. Посередине тыльной стороны располагалась широкая кожаная петля-рукоять. При изготовлении щитов использовалась сырая кожа, которая высохнув, сжималась и стягивала между собой деревянные части. Эти щиты при всех своих достоинствах легкости, упругости, слабой проницаемости для удара стрелы — были весьма чувствительны к дождю и влажности и могли применяться не при всякой погоде, так как отсыревшая кожа растягивалась, и щит терял свою надежность. Для защиты от влаги щиты хранили в специальных чехлах, снимаемых непосредственно перед боем.
Рис. 7. Железный чекан, обнаруженный в одном из «замёрзших» курганов у снежных вершин Горного Алтая. Он имеет гранёную ударную часть и небольшой топорик на обухе т. е. подходит как для колющих, так и для рубящих ударов. V—IV вв. до н. э. Могильник Верх-Кальджин-2. Раскопки В. И. Молодина. МА ИАЭТ СО РАН
Рис. 8. Лезвие этого оружия — плоское. По сути, перед нами акинак на рукояти. Предназначался он для борьбы с не защищенным латами неприятелем. Прямой удар им наносил проникающие колотые раны, скользящий же мог причинять и резаные повреждения. IV в. до н. э. Могильник Ташанта-1, Горный Алтай. Раскопки В. Д. Кубарева. МА ИАЭТ СО РАН
Рис. 9. На обушках чеканов располагался противовес, усиливающий удар. Мастера превращали его в дополнительный поражающий элемент в виде молоточка или топорика. Иногда эта деталь выполнялась в виде фигурки животного. IV в. до н. э. Могильник Уландрык-3. Горный Алтай. Раскопки В. Д. Кубарева. МА ИАЭТ СО РАН.
Рис. 11. Техническая сметка и ловкость пазырыкских мастеров блестяще проявилась в системе крепления бойка к рукояти. Чтобы он не слетал, деревянные клинья в торце рукояти чекана размещались крест-накрест, распирая древесину во всех направлениях.
Рис. 12. Посредством свернутых в петлю ремней с двумя продольными разрезами чекан крепился к поясу. Вместо застёжки нередко использовались медвежьи или кабаньи клыки, исполнявшие роль амулета. Реконструкция по материалам раскопок В. И. Молодина и Н. В. Полосьмак на плато Укок.
В погребениях пазырыкцев найдены и маленькие (до 40 см в высоту) цельнодеревянные щиты прямоугольной формы. Желобки на них имитировали фактуру наборных щитов. Они предназначались, скорее всего для ритуальных целей, так как не могли защитить от удара чеканом. Впрочем, кинжал их не пробивал, а в рукопашной схватке небольшие размеры подобных изделий вполне себя оправдывали. Такие маленькие круглые щиты в XIV веке появились на вооружении европейских армий и хорошо проявили себя в тесноте рукопашных схваток. Еще совсем недавно они были распространены и на Кавказе среди вайнахов — признанных мастеров фехтовального искусства.
Головы воинов прикрывались высокими войлочными колпаками с нащёчниками и назатыльником, а толстые плотные двойные шубы свободного кроя защищали от стрел или чекана, если его удар оказывался скользящим. Защитный эффект свободно свисающей плотной ткани был хорошо известен в древнем мире. Так, древнегреческие гоплиты защищали ноги, подвешивая к нижнему краю щита куски кожи, в которых вязли стрелы.
Шуба прекрасно предохраняла тело и от удара плетью. Плеть у древних кочевников тоже была своего рода оружием. Ею в поединке сбивали противника с лошади, оглушали его. Существовал и другой способ — стегнув вражеского коня, заставить его сбросить наездника.
Рис. 13, а—в. Ножны для акинаков вырезались из цельного куска дерева (а) и окрашивались в красный цвет. С тыльной их стороны выбирался неглубокий паз под лезвие (б). Он закрывался куском толстой кожи, выкроенной по форме деревянной части (в), а, б — V—IV вв. до н. э. Могильник Верх-Кальджин-2. Плато Укок. Горный Алтай. Раскопки В. И. Молодина. МА ИАЭТ СО РАН; в — V—III вв. до н. э. Могильник Ак-Алаха-1. Плато Укок. Горный Алтай. Раскопки Н. В. Полосьмак. МА ИАЭТ СО РАН
Рис. 14. Прорисовка деревянных поножей, которые закрывали в сражениях ноги витязя из Первого Туэктинского кургана. Они состояли из двух частей: более широкая и короткая (31 сантиметр) прикрывала бедро, а узкая и длинная (39 сантиметров) — голень. Обе детали, по-видимому, соединялись между собой широкой кожаной лопастью, дополнительно закрывавшей колено. К ноге это приспособление подвязывалось ремнями л щиколотки, под коленом и вокруг бедра. Эти поножи указывают на возможность изготовления доспехов из кедровых дощечек. Чтобы древесину нельзя было расколоть, пластины таких панцирей плотно обматывались тонкой жильной нитью. V—IV вв. до н. э. Эрмитаж. Санкт-Петербург
Рис. 15. Носились кинжалы на правом бедре воина. Для этого в лопастях ножен сверлились отверстия, через которые пропускались ремни, охватывавшие бедро. Одна из лопастей дополнительным ремнем скреплялась с поясом. По В. Д. Кубареву.
Плети по сей день используются конными пастухами при охоте на волков — одного умелого удара ею хватает, чтобы убить зверя. Еще в начале XX века среди конноспортивных состязаний кочевых народов (например, киргизов) встречались своеобразные «дуэли» на нагайках. На эти поединки отваживались только самые выносливые и храбрые люди. Чтобы парализовать действия соперника, они стремились ударить его в самое уязвимое место — руку выше локтя, запястье, шейное сухожилие, коленную чашечку, щиколотку. Точный удар практически означал победу.
Особенности боевой тактики пазырыкцев диктовал сам горный ландшафт. По-видимому, они действовали небольшими отрядами легковооруженных конных стрелков. Скорее всего, пазырыкцы использовали тактику засад, внезапных — может быть, даже ночных — нападений на стойбища и быстрого отхода с военными трофеями, самыми ценными из которых был скот, особенно породистые лошади. Интересно, что набор вооружения пазырыкских воинов напоминает арсенал боевых средств североамериканских индейцев со Скалистых Гор.
Плеть в экипировке всадника указывает на восточную манеру езды, которой присущи мягкое седло без заметно выраженной задней луки, отсутствие шпор и управление конем при помощи плети. Такая манера управления верховым животным начала складываться уже в эпоху раннего железного века. Плети, бичи и нагайки сохранили свои функции управления верховым животным и поражения противника вплоть до этнографической современности. У киргизов, по наблюдениям Г. Н. Симакова, всадник не выходил на поединок без нескольких нагаек. Одну он вешал на наружную луку седла, другую брал в руку, а третью зажимал в зубах за кожаную петельку — дрему. В поединке необходимы были запасные нагайки, так как без них киргизская лошадь плохо управлялась.
Это наводит на мысль, что в сражениях те и другие использовали похожие приемы. Да и военные обычаи наверное, не слишком различались.
У древних скотоводческих племен, как свидетельствуют античные авторы и китайские хроники, существовал военный обычай отделения голов поверженных в сражении врагов и изготовления из них особых чаш — знаков воинской доблести. Пазырыкцы не были исключением. Например в курганном могильнике Уландрык рядом с воином покоится череп убитого им врага. Подтверждая сообщения «первого журналиста и этнографа» Геродота о причерноморских скифах, раскопки пазырыкских курганов доказали, что обычай скальпирования характерен не только для американски индейцев: следы скальпирования хорошо видны на голове мумии вождя, обнаруженной в одном из курганов урочищ Пазырык в Горном Алтае. Скальпы, по сообщениям Геродота привязывались к узде коня — количеством таких «подвесок определялась мера воинских умений их владельца.
Рис. 21. По древней легенде Аристея Прокнесского (VI в. до н. э.), известной нам со слов путешественника-публициста IV в. до н. э. Геродота, далеко за Рифейскими горами жили «стерегущие золото грифы». Трудно сказать определенно, о каком из древних народов идет речь. В последнее время все более популярным становится предположение о связи этой легенды с носителями пазырыкской культуры. Хотя изделий из золота в алтайских курганах найдено пока немного, самих месторождений драгоценного метала в Горном Алтае более чем достаточно: рудные залежи и россыпное золото в долинах рек встречаются по всему горному краю. Надо полагать, что всадники заставы, стерегущей узкие проходы на перевалах, в своих косматых шубах и гладких войлочных колпаках с навершиями в виде птичьих голов, вполне могли восприниматься издали как некие гигантские хищные птицы.
Археологические данные говорят о том, что в те времена кочевники отсекали и кисти рук врагов — возможно, их прикрепляли на конскую упряжь, как и нанизанные на кожаный ремешок верхние челюсти поверженного врага. И объясняется это вовсе не особой жестокостью и извращенной психикой, а особыми религиозными верованиями, которые оправдывали и заставляли творить этот «варварский» ритуал.
Рис. 22. Реконструкция внешнего вида коня из Первого Пазырыкского кургана. На нем маска из толстого войлока, обшитого кожей (а). Маска представляет собой сцену борьбы тигра и мифологического существа — тигриного грифона (б). Этот мифический небесный зверь имеет туловище (в) и морду тигра (г), рога антилопы (д), гриву коня (е), перья и крылья птицы (ж). Тигр как бы вздыбился — его голова располагается на лбу лошади, передние лапы помещены над глазами (з), а задние проходят по верхней губе и под ноздрями коня (и). Изображение выложено листовым золотом с прорисованными поверх него черными полосками. Грифон занимает верхнюю часть маски и её нащечные лопасти. Его голова и шея, покрытая пестрыми птичьими перьями (к), объемно выполнены из толстого войлока и размещены меж ушей коня. Щетинистая грива сделана из красного конского волоса. Рога увенчаны позолоченными шариками (л) и украшены колечками драгоценного металла (м). К лопаткам прикреплены поднятые вверх крылья. Туловище сшито из цветной кожи со вставками листового золота и олова. Передними лапами (н) существо обхватило шею тигра, который вцепился, в свою очередь, зубами в его грудь и когтями в корпус чуть ниже лопаток. Нижняя часть тела грифона завернута, в соответствии с канонами «звериного стиля», в кольцо так, что лапы его упираются в живот (о). Грива коня с обеих сторон обшита пластинами войлока, превратившись в плотную, вертикально стоящую стенку, на которую надевался нагривник в виде чехла (п), обтянутого кожей и отороченного бахромой из красного конского волоса. На боковых поверхностях нагривника расположены четыре петуха с позолоченными головами (р). Хвост лошади упакован в кожаный, в виде трубки, прорезной чехол (с).
Седло по бокам украшено свисающими фигурами рыб (т). Они вырезаны из толстой кожи, к их плавникам привязаны кусочки бахромы из красного конского волоса. На войлочной подушке седла помещены кожаные аппликации тигра, терзающего лося (у). Ремни нагрудника и узды украшены на перекрестьях позолоченными скульптурными фигурками горного козла, выполненными из трёхслойной кожи (ф). На груди коня красуется изображение орлиного грифона с раскинутыми вдоль ремней крыльями (х). Не ясно, был ли этот убор лошади исключительно церемониальным и сшитым для погребальных нужд, или все же скакали по горным пастбищам нарядные всадники на украшенных подобным образом животных. Некоторые маски на головах породистых тонконогих пазырыкских скакунов были снабжены огромными, сшитыми в натуральную величину из толстой кожи, рогами оленя с пучками крашеного конского волоса на отростках, либо вырезанными из дерева и покрытыми золотой фольгой рогами горного козла. В древности в воинской среде целесообразность часто приносилась в жертву символу и колдовской мощи амулета. И личная воинская магия касалась не только человека. Хорошо известно, например, что боевая раскраска наносилась и на воинов, и на их коней. Быть может, и этот наряд, который мистически изменял животных, имел особое, принятое и понятное в воинской среде, магическое значение, оккультный смысл которого восходил еще к убранству упряжек лошадей колесничих бронзового века. Ранний железный век. Первый Пазырыкский курган. Горный Алтай.
Согласно преданиям, амазонки — женщины-воительницы древности — сеяли ужас и смерть на античных поля сражений. Сам Геракл, величайший герой Древней Греции совершил свой девятый подвиг, добыв пояс Ипполиты, царицы амазонок. Раскопки древних погребений, в том числе и на алтайском плато Укок, показали, что в древних мифах истины гораздо больше, чем кажется на первый взгляд. Прекрасная половина пазырыкского населения имела в своем распоряжении тот же арсенал, что и мужчины: лук со стрелами, кинжал и даже чекан. Одежда у алтайских амазонок была мужская, хотя само оружие, как и следовало ожидать, было изящнее. Кроме того, оно богаче украшено яркой воинственной символикой «звериного стиля». Женщины всегда остаются женщинами. Даже на поле боя.
Археологи, исследуя алтайские курганы, неоднократно находили детские погребальные камеры, причём размеры их насыпей порой не уступали «взрослым». В детских погребениях было обнаружено оружие малых размеров: луки, стрелы, чеканы, кинжалы.
В те незапамятные времена, когда по извилистым тропам Алтая пробирались пазырыкские воины, в сибирской тайге проживали угры и самодийцы — предки ныне здравствующих хантов, манси, селькупов. На южных опушках великого леса и на поросших колками просторах лесостепи встречались они с кочевниками, испытывая на себе мощное духовное влияние кочевого мира. Отражалось это влияние и в традиционных верованиях. Несомненно, что именно здесь хранятся ключи ко многим тайнам ушедших времён.
Представители этих народов до недавнего времени были убеждены в том, что с каждым новорожденным возвращается в мир душа кого-либо из умерших. После специального ритуала, призванного определить, кто же из предков вернулся, младенцу присваивали имя покойного с возложением на него всех прав, а со временем и обязанностей некогда ушедшего. Даже дети умершего считались теперь детьми новорожденного.
Рис. 23. Погребали умерших пазырыкцы в глубоких ямах, на дно которых ставился деревянный сруб —своего рода дом почившего. Отдавая ушедшему частичку привычной для него земной обители, строители нередко использовали при его возведении венцы бревен настоящих жилищ. Внутри сруба воссоздавался привычный интерьер жилища или, во всяком случае, его подобие. Пол и стены склепа застилались войлоком или, если хоронили знатного воина, дорогими коврами. Умершего, одетого в войлочные сапоги-чулки с кожаными галошами, шубу и войлочный колпак, укладывали на правый бок в позе спящего. За его спиной помещали лук и стрелы, у пояса — чекан и кинжал. На шею надевали покрытую золотой фольгой гривну. В рядовых погребениях и погребениях средней знати в головах ставилось походное деревянное блюдо-столик с короткими ножками, на нем лежал кусок мяса с воткнутым в него ножом. Тут же стояло несколько сосудов — деревянный, глиняный и роговой. Вероятно, этот непременный набор был связан с мифологическим сценарием загробного странствия, когда умершему, чтобы достичь конечной цели, требуются ёмкости из разных материалов. Впрочем, мы никогда достоверно не узнаем сути всех предполагавшихся посмертных приключений. За перегородкой, будто у стенки настоящего дома, лежали мертвые кони, число которых в могилах знатных воинов и вождей могло достигать нескольких десятков. Рядовым же воинам полагалось лишь по одной—две лошади. Сруб закрывался бревнами и засыпался камнями и щебнем. У знатных пазырыкцев таких перекрытий могло быть несколько, а в яму, кроме лошадей, иногда укладывались каркасы переносных разборных жилищ и даже повозки. Сверху над могилой возводилось каменное сооружение, которое с течением времени превращалось в обычную насыпь.
Задача окружающих состояла в том, чтобы помочь новорожденному вспомнить свое прошлое. Поэтому с самого раннего возраста детям готовили комплект такой же, как у взрослых, одежды и снабжали снаряжением, положенным взрослым охотникам и воинам, но в уменьшенной копии.
Рис. 24. Такими татуированными рисунками было покрыто тело пазырыкского вождя. По С. И. Руденко.
Может быть, и юные пазырыкцы точно так же получали свои чеканы, акинаки, боевые пояса и луки со стрелами? И если умирали в младенчестве, то уходили в загробную жизнь в сопровождении того же ритуального набора вещей, что и их взрослые соплеменники. Конечно, это всего лишь предположение. Определенно же можно сказать одно — кочевники воспитывали подрастающее поколение в духе силы, воинской доблести и готовности к борьбе за жизнь, семью и родные горы.
Когда наступало время зрелости, юноши должны были с оружием в руках показать свою силу. Проходя через ряд жестоких обрядовых испытаний, вводивших их в мир духовных ценностей коллектива, они переживали магическое перерождение, в корне менявшее их психологическую сущность, — в этих испытаниях они получали доступ к знаниям и техникам, позволявшим преодолевать страх, входить в состояние боевого исступления и вести себя в сражении так же, как ведет себя хищный зверь на охоте — агрессивно, азартно, жестоко и неукротимо, не чувствуя ни боли, ни усталости. Магическим знаком этого превращения служили татуировки мифологических животных на теле. И подобно тому, как фигурки хищных зверей наделяли смертоносной силой оружие, татуировки давали бойцу звериную мощь и яростный пыл в сражении. Вероятно, небольшое число акинаков и чеканов, украшенных в «зверином стиле», связано не только с трудностями их изготовления и имущественным рангом владельца. Не каждый мог достичь такого боевого транса, в который входили, например, легендарные скандинавские берсерки — знаменитые «безумцы» средневековых побоищ. Особое оружие полагалось только тем, кто мог с ним совладать и надлежащим образом направить его магическую мощь. Берсерки не пользовались доспехами. Думается, что и многие пазырыкские воины не скрывали от глаз врага некоторые свои рисунки на теле, которые были знаками сверхбойца.
Берсерки (бер — медведь, серк — одевать) — в литературе: воины в медвежьих шкурах. Шли в бой в одних рубахах без лат, их состояние боевого безумия начиналось с того, что воин начинал грызть зубами край своего щита. Чтобы стать таким бойцом, мало было личной храбрости, надо было преобразить свою человеческую сущность и войти в состояние исступленного боевого восторга, экстаза, рвущегося из самых глубин существа. «Они шли без лат, дикие как собаки или волки. Они впивались зубами в свои щиты и были сильны как медведи и быки. Они убивали людей, и всё, даже железо и сталь, были бессильны перед ними. Это называлось ярость берсерков», — так говорится о подобных воителях в скандинавском эпосе (Инглингасаге).
Оружие, украшенное звериными образами, было особенным и «живым». Подобно тому, как «живыми» были в представлениях сибирских аборигенов и шаманский бубен, и подвески на шаманском костюме, и вещь, изображающая животное, и вообще необычной формы предметы, особенно напоминающие людей и зверей. В представлениях аборигенного населения Сибири такие «живые» предметы — могучие фетиши. Они сами выбирают себе нового хозяина и заставляют его принять их. Они не теряются, а уходят сами. Известны факты таинственных, нередко кровавых, ритуалов, которые совершались, чтобы оживить оружие (вдохнуть в него душу), наделить его особой волшебной силой. Определенным указанием на то, что в эпоху раннего железного века существовало «живое», одушевленное оружие, может служить свидетельство Геродота о том, что военное божество скифов имело форму меча, и скифы поклонялись ему. То есть это оружие само было вместилищем сверхестественных сил. Конечно же, на роль такого вместилища претендуют не рядовые клинки, а, надо полагать, особым образом оформленные. Этим, видимо, объясняется то, что настоящие боевые кинжалы, выполненные в зверином стиле, за исключением небольших моделей, известны в Сибири в числе случайных находок. Они не встречены в погребениях, куда их, вероятно, нельзя было класть. Они жили вечно, меняя хозяина. Их можно было потерять, оставить на святилище, спрятать, но никак не похоронить с владельцем, ведь в таком случае они становились смертельно опасными для живых. Далёким отзвуком тех представлений и мистических ритуалов оживления оружия, некогда совершённых глубокими ночами в таинственных и жутких местах, стали легенды самых разных народов Европы и Азии о заклятых мечах-кладенцах, которые по руке лишь избранным героям, и волшебным клинком которых можно было одолеть любого врага.
Вероятно, первые татуировки наносились, когда юноша выдерживал экзамен на зрелость. Это был знак родовой принадлежности, оберег. В дальнейшем количество татуировок увеличивалось. Они, как награды за боевые заслуги, покрывали руки и плечи воителей. Возможно, что рисунки на коже имели еще и прикладное значение: известно, например, что многие народы Сибири наносили на тело надрезы и рисунки, чтобы исцелиться от недугов — как бы призывая в помощь небесные силы. Это приносило иногда положительный результат, чему есть и современное объяснение. Подобные надрезы и рисунки-татуировки есть не что иное, как воздействие на вполне определенные нервные окончания, своеобразное иглоукалывание.
Рис. 26. Фляжка, сшитая из двух лоскутов кожи. На ее плоской поверхности с двух сторон нашиты фигуры грифов, схвативших когтями тетеревов. По окружности прикреплены кожаные ромбы. В этой фляге хранились зёрна конопли. Согласно сведениям Геродота, скифы кидали зерна конопли на раскаленные камни, вдыхали наркотический дым и «громко ликовали». Ранний железный век. Второй Пазырыкский курган. Горный Алтай. Реконструкция по материалам раскопок С. И. Руденко
Пазырыкцы успешно противостояли вторжениям больших отрядов противника, рассеивая их, но они оказались бессильны перед постепенным, настойчивым внедрением в горы Алтая групп переселенцев, вышедших откуда-то из глубин Центральной Азии. Пришельцы занимали горные долины медленно, но верно, вытесняя пазырыкских всадников в высокогорье — к самым небесным кручам.
И хотя по историческим меркам пазырыкская куль тура просуществовала недолго, она осталась одной из самых ярких культур раннего железного века.
Рис. 27. Так мог выглядеть один из военных предводителей пазырыкской культуры. Он облачен в головной убор (а), украшенный аппликацией листового золота (б), вырезанными из дерева позолоченными фигурками животных (в) и увенчанный головой орлиного грифона (г), который держит в клюве голову копытного. Корпус защищен латами, которые представляют собой кирасу (д), собранную из прямоугольных медных пластин, связанных между собой ремешками в уголках по принципу, хорошо известному в китайской оружейной традиции. Руки до локтей закрыты наборными оплечьями (е), которые видны под матерчатыми лопастями с аппликациями в зверином стиле из золотой фольги (ж). На плечи наброшена шуба (з). Вооружение воина состоит из лука скифского типа (и), горита со стрелами (к), кинжала с головками грифонов (л) в окрашенных ножнах (м), прикрепленных к ноге, чекана (н) у пояса, большого квадратного щита (о), собранного из раскрашенных жердочек, стянутых между собой кожей. Шею закрывает массивная позолоченная гривна (п), выполненная в зверином стиле, на талии — широкий боевой пояс (р), составленный из накладок с изображением зверей. Эти предметы являются не только магическим, но и вполне реальным защитным средством. Вместе с головным убором они являются знаком высокого социального ранга. V—III вв. до н. э. Реконструкция по материалам археологических раскопок в урочищах Пазырык, Уландрык, долине р. Ак-Алаха.
В основной своей массе пазырыкские воины не использовали доспехи. Во всяком случае, надёжных свидетельств массового применения защитного вооружения у населения Горного Алтая пока не обнаружено. Впрочем, мы вполне допускаем мысль, что оно все же могло делаться из самых доступных органических, но недолговечных материалов - плотного войлока и очень жёсткой лиственничной древесины. На это указывает блестящее мастерство деревообработки и катания различных разносортных войлоков, которые демонстрируют нам материалы «замёрзших» курганов. Также говорят об этом находки реальных деревянных поножей и старинная традиция эффективно защищать свое тело специальными доспехами, изготовленными из многослойных войлочных полотнищ, которая сохранилась у кочевников Центральной Азии вплоть до этнографической современности. Впрочем, учитывая развитие обменных и торговых отношений с населением древнейших очагов культуры Центральной, Средней Азии и Китая, мы не вправе отрицать, что наряду с прочими товарами к верхушке пазырыкского общества могли попадать металлические доспехи, особенно из такого развитого района культуры оружейного производства, каковым являлся в те времена Китай.
Для воссоздания облика горно-алтайского вождя эпохи раннего железного века были использованы материалы «царских» курганов пазырыкской культуры. Судя по находкам, сделанным в мерзлотных курганах плато Укок, штаны и головные уборы у местного населения были красного цвета. На нашей реконструкции они синие. Дело в том, что на шубе пазырыкца из могильника Верх-Кальджин ярко выделяются синяя окантовка подола, рукавов и круглые пушистые «мишени» синего цвета, к которым крепились пучки окрашенных волос. Синего цвета и костюм у всадника перед божеством со знаменитого пазырыкского ковра. Можно предположить что этот цвет в убранстве воинских костюмов с выраженной птичьей символикой ассоциировался с небом и мог считаться принадлежностью представителей высшей знати. Погребённые на плато Укок пазырыкцы являлись знатью среднего звена, которой позволялось использование такой цветовой гаммы только в небольшом количестве как знака, указующего на родство с главным домом. Разумеется, это не более, чем предположения, но исторические параллели статусного использования цветовой символики в соответствии с социальным положением можно найти среди материалов Китая и античного мира Среди материалов пазырыкской культуры известно использование золотых лент — накладок на штаны, которые делали полосатыми. Надо полагать, что такая одежда была исключительно церемониальной. В повседневной реальности подобные штаны могли быть сшиты из простых чередующихся полос ткани.
А.И. Соловьёв
