Племя татар
Их имя издревле было известно в мире. От них отделились многочисленные ветви. Все то племя [состояло] из семидесяти тысяч домов [или семей].
Места их кочевий, стоянок и юртов были [точно] определены в отдельности по родам и ветвям вблизи границ областей Хитая. Их |S 32| же основное обитание [юрт] есть местность, называемая Буир-наур 403. Большую часть времени они были народом, повинующимся и платящим дань хитайским императорам; постоянно некоторая часть из них восставала и бунтовала, и хитайские государи для противодействия им снаряжали войска и снова приводили [их] к повиновению.
Они также враждовали и ссорились друг с другом, и долгие годы длилась война между этими племенами и происходили битвы 404. (Говорят, [что], когда племена татар, дурбан, салджиут [в тексте салджиун] и катакин 405 объединились вместе, они все проживали по низовьям рек. [102] По слиянии этих рек образуется река Анкара-мурэн 406. Река эта чрезвычайно большая; на ней живет одно монгольское племя, которое называют усуту-мангун. Границы [его расселения] в настоящее время соприкасаются с [пропущено название страны]. Та река [Анкара] находится вблизи города по имени Кикас 407 и в том месте, где она и река Кэм 408 сливаются вместе. Город тот принадлежит к области киргизов. Утверждают, что эта река [Анкара] течет в одну область, по соседству с которой находится море. Повсюду [там] серебро. Имена этой области: Алафхин, Адутан, Мангу и Балаурнан. Говорят, что лошади их [тамошних народов] все пегие [ала]; каждая лошадь сильная, как четырехгодовалый верблюд; все инструменты и посуда [у населения] из серебра. [В этой стране] много птиц.
Соркуктани-беги 409 послала с тысячью людей на корабле [в ту страну] трех эмиров: Тунлик из племени карчукур, Бакджу из племени кара-тут и Мункур-Хитна[?] из племени [слово пропущено] с тысячью мужей. Они доставили к берегу [из глубины страны] много серебра, но положить его на корабль не смогли. Из того войска больше 300 человек не вернулись обратно, оставшиеся погибли от гнилости воздуха и от сырых испарений. Все три эмира [впрочем] возвратились благополучно и жили долго [после того].
Это племя [татар] прославилось поножовщиной, которую оно устраивало промеж себя по причине малой сговорчивости и по невежеству, бесцеремонно пуская в ход ножи и сабли, подобно курдам, шулам и франкам. В ту эпоху у них [еще] не было законов [ясак], которые существуют в настоящее время среди монголов; в их природе преобладали ненависть, гнев и зависть. Если бы при наличии их многочисленности они имели друг с другом единодушие, а не вражду, то другие народы из китайцев и прочих и [вообще] ни одна тварь не были бы в состоянии противостоять им. И тем не менее, при всей вражде и раздоре, кои царили в их среде, – они [уже] в глубокой древности большую часть времени были покорителями и владыками большей части [монгольских] племен и областей, [выдаваясь своим] величием, могуществом и полным почетом [от других].
Из-за [их] чрезвычайного величия и почетного положения другие тюркские роды, при [всем] различии их разрядов и названий, стали известны под их именем и все назывались татарами. И те различные роды полагали свое величие и достоинство в том, что себя относили к ним и стали известны под их именем, вроде того как в настоящее время, вследствие благоденствия Чингиз-хана и его рода, поскольку они суть монголы, – [разные] тюркские племена, подобно джалаирам, татарам, ойратам, онгутам, кераитам, найманам, тангутам и прочим, из которых каждое имело определенное имя и специальное прозвище, – все они из-за самовосхваления называют себя [тоже] монголами, несмотря на то, что в древности они не признавали этого имени. Их [103] теперешние потомки, таким образом, воображают, что они уже издревле относятся к имени монголов и именуются [этим именем], – а это не так, ибо в древности монголы были [лишь] одним племенем из всей совокупности тюркских степных племен. Так как в отношении их была [проявлена] божественная милость в том смысле, что Чингиз-хан и его род происходят из племени монголов и от них возникло много ветвей, особенно со времени Алан-Гоа, около трехсот лет тому назад возникла многочисленная ветвь, племена которой называют нирун и которые сделались почтенны и возвеличены, – [то] все стали известны как племена монгольские, хотя в то время другие племена не называли монголами.
Так как внешность, фигура, прозвание, язык, обычаи и манеры их были близки у одних с другими и хотя в древности они имели небольшое различие в языке и в обычаях, – ныне дошло до того, что монголами называют народы Хитая и Джурджэ 410, нангясов, уйгуров, кипчаков, туркмен, карлуков, калачей, всех пленных и таджикские народности, которые выросли в среде монголов. И эта совокупность народов для своего величия и достоинства признает полезным называть себя монголами. Перед этим, тоже вследствие силы и могущества татар, был такой же случай и по этой причине еще [и поныне] в областях Хитая 411, Хинда и Синда, в Чине и Мачине 412, в стране киргизов, |А 14б, S 33| келаров и башкир, в Дешт-и Кипчаке, в северных [от него] районах, у арабских племен, в Сирии, Египте и Марокко [Магрибе] все тюркские племена называют татарами. Тех татарских племен, что известны и славны и каждое в отдельности имеет войско и [своего] государя, – шесть, идущих в таком порядке: татары-тутукулйут 413, татары-алчи 414, татары-чаган, татары-куин, татары-терат 415, татары-баркуй 416. Племя тутукулйут – самое уважаемое из [всех] татарских племен.
Есть такой обычай, что всякий человек, который происходит из этого племени, если он будет мужчина, его называют – тутукулитай, если же он будет женского пола, то называется – тутукуличин. [Происходящие] из [племени] алчи-татар [называются] алчитай и алчин; из племени куин-татар, – куитай и куичин, [из] племени терат – терати 417 и тераучин 418.
Хотя у этих племен было много сражений и стычек друг с другом и они были постоянно заняты убийствами, разорением и грабежом друг друга, однако случилось так, что между ними и монгольскими племенами [тоже] произошли распря и война. В этом положении [татарские племена] объединились вместе. Старые кровь и вражда между [татарами и монголами] произошли по следующей причине: во времена Кабул-хана, бывшего монгольским ханом, из рода которого происходит большинство племени кият, а монгольские племена нирун суть его двоюродные братья, а другие ветви монголов, из которых каждая [104] [еще] до него были известны под своим особым именем и прозвищем, – все были его дядьями и дедами и все по родству и дружбе с ним [считались его] друзьями и союзниками, а в напастях и [бедственных] случаях они становились ему помощниками и защитниками, – [в это время] занемог [некто] по имени Сайн-тегин, брат Кара-Лику 419 из племени кунгират, которая была женой Кабул-хана. Для лечения [Сайн-тегина] попросили у татар [прислать], шамана по имени Чаркил-Нудуя 420. Он пришел и совершил камланье 421, но Сайн-тегин умер. Над шаманом учинили насилие и отослали домой. После того старшие и младшие братья Сайн-тегина отправились и убили этого Чаркила шамана [кам].
Вследствие этого между татарами и монголами возникла вражда и сыновьям Кабул-хана, вследствие [их] побратимства и свойства 422 с Сайн-тегином, по необходимости и нужде пришлось помогать его племени. По этой причине между ними и татарами возникли ссора, вражда и война, и они неоднократно сражались.
С обеих сторон во всякое время, как находили удобный случай, они убивали друг друга и грабили. Долгие годы продолжались эти войны и распри. В начале событий татары, воспользовавшись удобным случаем, захватили Хамбакай-хана 423 по той причине, которая будет объяснена в [истории] племенных ответвлений тайджиутов. Хамбакай-хан же был из числа государей и вождей народа тайджиут, а происхождение [урук] последнего ведется от племянников Кабул-хана. Вследствие того, что [татары] знали, что хитайский император был оскорблен Кабул-ханом, потому что последний убил его послов и дружинников [нукеров], – как об этом будет рассказано в том повествовании, – что [император] имел злой умысел против Кабул-хана и монголов, которые все были его родственниками и были с ним заодно, [что] ненависть к ним [глубоко] запала в сердце императора, татары же были ему подвластны и подчинены ему, – они отправили к нему Хамбакай-хана. Да к тому же и сами имели к Хамбакай-хану старинную вражду и неприязнь, почему и решились на такую дерзость и непреклонность. Хитайский император приказал пригвоздить Хамбакай-хана железными гвоздями к «деревянному ослу». [Хамбакай-хан] сказал: «Меня взяли другие, а не ты; недостойно и непохвально будет и далеко от благородства так мерзко поступить со мною. Племена монгольские, которые все являются моими родственниками, постараются отомстить [за меня] тебе, и твоим владениям поэтому будет причинено беспокойство». [105]
Алтан-хан 424 не послушал этих слов и пригвоздил Хамбакай-хана на «деревянном осле» 425, отчего тот умер. Одному из его нукеров, по имени Булагачи, [император] разрешил вернуться [домой]. Тот принес монголам дурную весть [о происшедшем]. После этого Кутула-хан отправился с монгольским войском на войну с хитайским императором и разграбил [его] страну. Рассказ об этом во [всех] подробностях будет приведен в повествовании о Кабул-хане.
В другой раз племена татарские, найдя подходящий случай, захватили старшего сына Кабул-хана и предка племени кият-юркин, Укин-Баркака 426, и отправили его к Алтан-хану, чтобы он его, пригвоздив к «деревянному ослу», убил. По этим причинам у монгольских племен |А 15а, S 34| вражда и ненависть к хитайскому императору увеличилась, и до времени Чингиз-хана они постоянно воевали друг с другом. С каждой стороны выходили на другую, убивали и грабили [один другого], [пока] в конце концов, как это рассказывается в повествовании о Чингиз-хане и его роде, Чингиз-хан не сделал кормом [своего] меча все племена татар и хитайских императоров, всех сделал [их] слабыми и своими пленниками и всех их и ту сторону привел под свою власть и повиновение, как это видим воочию на сей день. Из всех сражений, которые во всякое время каждый из монгольских государей вел с вождями и царями татарскими, – некоторые могут быть упомянуты.
Одно таково. Один из татарских государей, по имени Матар 427, воевал с Кадан-бахадуром, сыном Кабул-хана. В первой же атаке Кадан-бахадур ударил копьем его и по седлу его коня, так что низверг его на землю вместе с конем. И хотя Матар был ранен, но не умер от этой раны, однако продолжительное время болел [от нее]. Когда выздоровел, то опять вступил в войну [с монголами]. Кадан-бахадур вторично так поразил его копьем в спину, что оно прошло через спинной хребет, отчего Матар тут же умер; войско его стало добычей [монголов]. Этот рассказ подробно приведен в повествовании о Кабул-хане и его сыновьях.
Другое [сражение] такое, [бывшее] во время Чингиз-хана. Хотя последний и прежде того воевал с татарами, [но однажды], найдя удобный случай, одержал над ними верх, множество из них перебил и полностью [их] разграбил. Это событие произошло так: некоторые татарские племена, вождем и царем которых был Муджин 428-Султу 429, вступили в войну с хитайским императором Алтан-ханом, не [106] желая ему повиноваться. Хитайский император снарядил войско и, поставив предводителем его великого эмира, по имени Чинсан, послал воевать с татарами; так как последние не имели силы сопротивляться хитаям, то устрашились и, отступив, обратились в бегство. Узнавши об этом, Чингиз-хан, [используя] удобный случай, выступил в поход с окружавшим его войском, ударил на них, побил множество [татар] и разграбил все, что они имели. Известно, что на той войне из числа захваченной добычи была серебряная колыбель, шитое золотом покрывало и разные другие блага, ибо в то время татарские племена были самые состоятельные и самые богатые из всех кочевников. После этого [события] сын упомянутого Муджин-Султу, по имени Алак-Удур 430, и его брат Кыркыр 431-тайши объединились с каждым племенем монгольского народа и с другими племенами, [союзными с монголами], и сражались вместе с Чингиз-ханом, как будет [об этом] приведено в повествовании о нем.
Когда всевышняя истина сделала Чингиз-хана могущественным и он победил имевшихся у него врагов вроде племен катакин, салджиут, тайджиут и дурбан, государя кераитов Он-хана [т.е. Ван-хана], Таян-хана, государя [племени] найман, Кушлук-хана, государя [племени] меркит, Токта-беки и других враждовавших с ним, то татары, которые постоянно ходили на помощь и поддержку тех племен, ослабели; а так как они были убийцами и врагами Чингиз-хана и его отцов, то он повелел произвести всеобщее избиение татар и ни одного не оставлять в живых до того предела, который определен законом [йасак]; чтобы женщин и малых детей также перебить, а беременным рассечь утробы, дабы совершенно их уничтожить, потому что они [татары] были основой мятежа и восстаний и истребили много близких Чингиз-хану племен и родов. Ни одному творению не было возможности оказать покровительство тому племени [т.е. татарам] или скрыть [кого-нибудь] из них, или [даже] нескольким из них, кои уцелели от истребления, обнаружиться и объявиться.
Однако в начале державы Чингиз-хана и потом каждое из монгольских и немонгольских племен [брали у татар] себе и для своего рода девушек, а им давали [своих]. Чингиз-хан также взял от них девушек, ибо из [числа] его жен Есулун 432 и Есукат 433 были татарки; старший брат Чингиз-хана, Джочи-Касар, также высватал у них жену; многие эмиры тоже брали [за себя] татарских девушек. По этой причине они скрыто попрятали некоторых татарских детей. Чингиз-хан передал одну тысячу татар Джочи-Касару, чтобы [тот] всех их перебил. [Джочи] ради своей жены и из сострадания, которое оказывал [обреченным], перебил из них пятьсот, а [другие] пятьсот |А 15б, S 35| скрыл. Когда впоследствии [это обстоятельство] стало известным Чингиз-хану, он разгневался на Джочи-Касара и соизволил заметить: «Из прегрешений Джочи-Касара одно есть [как раз] это». Он имел еще два-три других греха, которые будут изложены в повествовании о нем.
В конечном счете, после гнева Чингиз-хана на племя татар и уничтожения их, [все же] некоторое количество [их] осталось по разным [107] углам, каждый по какой-нибудь причине; детей же, которых скрыли в ордах и в домах эмиров и их жен, происходивших из татарского племени, воспитали. От некоторых беременных [татарских] женщин, которые избежали смерти, родились дети; [поэтому] племя, в настоящее время считающееся татарским, – из их рода. Из этого [татарского] народа, как во время Чингиз-хана, так и после него, некоторые стали великими и уважаемыми эмирами и доверенными государства 434 в ордах [высокопоставленных монголов]; к ним применялось положение унгу-богульства 435.
После того, вплоть до нынешнего дня, в каждой орде и в каждом улусе [из них] появлялись великие эмиры. Иной раз им давали девушек из рода Чингиз-хана и от них высватывали [невест]. В каждом улусе также существует из того племени много народа, который не стал эмирами, а присоединился к [монгольскому] войску; всякий из них знает, из какой ветви татар он [происходит].
Из числа татарских детей, которые в эпоху Чингиз-хана стали почтенными [людьми] и эмирами и которых воспитали он и его жены, был некто Кутуку 436-нойон, называвшийся также Шики 437-Кутуку. Обстоятельства его жизни были таковы. В то время как [монголы] разорили татарский народ, Чингиз-хан еще не имел детей, а у его старшей жены, Бортэ-фуджин, было желание иметь ребенка. [Как-то раз] Чингиз-хан неожиданно увидел упавшего на краю дороги ребенка, поднял его и прислал к Бортэ-фуджин [со словами]: «Так как ты постоянно желаешь иметь ребенка, то воспитай этого вместо своего дитяти и храни [его]». Жена [Чингиз-хана] воспитала его, как родного сына, с полным почетом и честью, в своем семействе. Когда он вырос, его нарекли Шики-Кутуку, а также называли Кутуку-нойоном; [сам] он называл Чингиз-хана – эчигэ 438, что означает отец, – а Бортэ-фуджин – тэрикун-экэ 439. Рассказывают, что когда Бортэ-фуджин скончалась, он бил руками по ее могиле и кричал: «О, сайн-экэ 440, мину!» и таким образом рыдал над ней. После Чингиз-хана он был в живых. Угедей-каан называл его старшим братом, и он сиживал с его сыновьями выше Менгу-каана; он был приближенным у детей Тулуй-хана и Соркуктани-беги и скончался во время смуты Арик-Буки. Из его сыновей один находится на службе [великого] каана. [Кутуку-нойону] было восемьдесят два года; он решал тяжбы по справедливости и много оказал помощи и благодеяний преступникам; он неоднократно повторял: «Не нужно, чтобы признавались из-за страха и испуга». Он говорил виновным: «Не бойся и говори правду!». Из прений судей известно, что с той эпохи [вплоть] до настоящего времени как в Могулистане, [108] так и в тех пределах, [кои зависят от нее], в основу судебных решений кладут правила его манер и способов [решать дела]. Причин его величия было много; некоторые [из них] записаны, а две другие причины излагают правдивые повествователи. Одна [из них] такова. [Кутуку-нойон] был в возрасте пятнадцати лет, когда [однажды] зимой орды Чингиз-хана кочевали. Была крайняя стужа, и снега [выпало] непомерно [много]; Кучукур-нойон из племени йисут начальствовал над ордами 441, внезапно по краю дороги, по снежному насту, пробежало стадо диких коз [аху]; Кутуку сказал Кучукуру: «Я догоню этих коз, так как они вследствие массы снега не смогут бежать, и я их перестреляю». Кучукур [на это] заметил: «Ну, что же – можно!». [Кутуку] погнался следом за козами. К ночи, когда орды остановились на ночлег, Чингиз-хан потребовал [Кутуку], [но] он не явился; [Чингиз-хан] спросил о нем Кучукура, [тот] ответил: «Он ушел за дикими козами». Чингиз-хан, до крайности рассердившись, сказал: «При [таком] снеге и морозе мальчик погибнет!» – и ударил Кучукура тележной палкой. Когда легли спать, Кутуку явился. Чингиз-хан спросил его: «Что ты сделал?». Он ответил: «Из числа тридцати диких коз больше, чем три, не смогли ускользнуть; всех остальных же я побил и бросил среди снегов». Чингиз-хан сильно удивился мужеству этого мальчика и послал Кучукура с несколькими нукерами, дабы они привезли тех [убитых] |А 16а, S 36| коз. По этой причине Чингиз-хан сердечно полюбил Кутуку.
Другая причина была такая. Еще ранее [этого], [когда] Кутуку был в возрасте двенадцати лет, Чингиз-хан однажды отправился в поход и дом остался без мужчин. Один конный грабитель, враг из племени тайджиут, проезжал [мимо]; младший сын Чингиз-хана, [по имени Тулуй], был пятилетний мальчик, он бегал вне дома и играл. Тот тайджиут, [нагнувшись] со спины лошади, схватил его, чтобы увезти, захвативши голову [ребенка] подмышку. Мать мальчика подбежала и схватила вора за руку; прибежал [также] Кутуку и схватил [его] за другую руку, но вор [так сильно] сжимал голову царевича, [что] никаким способом не могли освободить [ребенка] из рук вора. [В этот момент] собака Барака 442, который пасет баранов, вскочила и кинулась на вора, и они вырвали царевича из его рук. Следом за этим прибыл Чингиз-хан и отправил по следам вора человека. Его нашли и убили. [Чингиз-хан] чрезвычайно одобрил мужественный поступок Кутуку и его схватку с вором.
Были другие два мальчика, оба родные братья. У одного было имя Кули 443, а у другого – Кара-Мэнгэту-Ухэ 444; они были татары из [племени] тутукулйут 445. Две жены Чингиз-хана, которых он взял из народа татарского, Есулун 446 и Есукат 447, поскольку принадлежали к той же [109] кости, оказали милосердие тем двум мальчикам, выпросив их у Чингиз-хана. Тот подарил им [этих детей]. Оба [мальчика] стали стольниками [баурчи] в орде Есулун.
Кули, который был постарше, в то время тоже был уважаемым человеком. Чингиз-хан доверял ему, и он сделался эмиром. После он принадлежал к орде Тулуй-хана и был чрезвычайно почитаем. После Тулуй-хана потребовали [такого] эмира, который был бы старшим в орде и главою эмиров Суюкту, сына Тулуй-хана; Соркуктани-беги [жена Тулуй-хана] избрала [таковым] Кули-нойона в согласии со своими сыновьями и эмирами. Он сказал Соркуктани: «Каким образом вы отдаете меня такому человеку?». Они ответили ему: «Он – из рода Тулуй-хана!». Он заметил: «Я послужил бы тому сыну, который родился бы от тебя!». Цель этого рассказа та, что степень его была такова, что он мог говорить такие дерзкие слова против сына Тулуй-хана, которому его передали.
В этом государстве [Иране] из его сыновей был Дурбай 448-нойон, бывший эмир войска Диярбекра; сын Дурбая – Бураджу, а сын Бураджу – Денгиз, состоящий эмиром тысячи.
Но Кара-Мэнгэту-Ухэ не снискал большой известности во время Чингиз-хана. У него был сын, по имени Сали. Во время Менгу-каана он сделался эмиром и доверенным [лицом]. Причина этого [заключалась] в следующем. В области Тангут было две крепости; одна называлась Тукджи 449, а другая – Туксенбэ 450. Менгу-каан самолично осадил их. Он издали наблюдал, каким образом воюют [его войска]; [Менгу-каан] увидел своего малорослого воина, который, взяв в руку копье, шел на крепостную стену, а против него, с той стороны, продвигался на бой человек с мечом в руке; воин [Менгу-каана] не отступал, взобрался на стену, поразил копьем в шею того меченосца и поверг его на землю. Когда Менгу-каан увидел такую смелость, она ему понравилась и он тотчас повелел, чтобы того воина с приметою малого роста вытребовали из среды войска и привели к нему; [Менгу-каан] его узнал и когда спросил об обстоятельствах [дела], воин изложил их точно так, как сам Менгу воочию их видел. И [каан] тогда удостоверился, что это [был] тот самый [воин]. [Менгу-каан] наградил его 451, дал ему эмирское звание, и он стал на службе особо доверенным [инак] и почтенным человеком.
Ранее этого события [Менгу-каан] послал на границу Хиндустана двадцатитысячное войско и повелел ему быть в Кундуз-Баглане 452 и в пределах Бадахшана; начальствование же над ним дал Мэнгэту 453. [110] Когда он скончался, [Менгу-каан] передал [командование эмиру] по имени Хукуту 454, а когда и он также умер, [тогда каан] на его место послал этого Сали-нойона в качестве командующего теми двумя туманами войска. Это было в то время, как [Менгу-каан] назначил в Иран Хулагу-хана.
Менгу-каан сказал Сали-нойону: «Страна, в которую ты отправляешься, есть пограничная между Хиндустаном и Хорасаном и соединяется со страной и областями, в которые отправляется Хулагу. Ты будешь всегда там, как ответвление его армии, т.е. твое дело и твое войско поручены ему [Хулагу-хану] и тебе надлежит пребывать под его начальствованием». Тогда Сали-нойон спросил: «До какого же времени я там буду?». [Менгу-каан] соизволил сказать: «Ты там будешь всегда!».
|А 16б, S 37| Сали-нойон повел войско в Хиндустан и Кашмир, завоевал много областей, привез [разную] добычу и прислал Хулагу-хану множество индусов-невольников. И большая часть индусов, которая проживает здесь по деревням инджу, – из числа тех. После [Сали-нойона] тем войском ведал его сын Уладу-нойон 455. Братья Уладу: один из них Абишка 456, который ведает областями Рума [Малой Азии] и тамошними войсками; другой [брат] Элкэн, эмир тысячи. У Уладу есть два сына: один – Бекитут, эмир войска караунов, которое находится в Хорасане; другой – Далкак 457, безотлучно пребывающий при его величестве.
Во время Чингиз-хана Есулун-хатун заявила: «Кули-нойон и его брат Менгу-Ухэ стали старшими, состоят в свите, приобрели доверие в делах; из их старших и младших братьев и из их народа находятся повсеместно. Вот если бы последовал указ собрать их!».
Приказ [был издан], и всех оставшихся татар собрали и хотя они не имели родственной связи с [Кули-нойоном и Менгу-Ухэ], их присоединили к ним и они стали им принадлежать. Из числа тех татар, которых они собрали, в этой стране [т.е. в Иране] проживает тридцать семейств. Уладу-нойон представил заявление, по которому последовал ярлык государя ислама Газан-хана, – да продлит аллах его царствование! – сформировать [из них] старинную тысячу. Они находятся при нем. Есулун-хатун и Есукат, как вышеупомянуто, обе были женами Чингиз-хана; они имели брата по имени Кутукут 458. Он был старшим эмиром и ведал одною тысячей воинов левого крыла войска Чингиз-хана. Джурмэ 459-гургэн, который был в этом государстве [т.е. в Иране], и первая супруга Абага-хана, Нукдан 460-хатун, мать Кайхату, были племянником и племянницей упомянутого Кутукута.
У Чингиз-хана была одна наложница из татарского племени; ее имя не известно; младший сын [Чингиз-хана] Чаган родился от нее; он умер в юных годах. Из племени чаган-татар в этой стране [т.е. в Иране] пребывают: Кирай, его брат Дуладай и его братья: [111]Мухаммед, Хандан 461 и их сыновья. Из этого племени также [происходит] Курбука-бахадур, который ведает войском и пограничной полосой, Хартабиртом и Малатьей 462.
Из племени хойин 463-татар [происходили]: Самкар 464-нойон, конюший [актачи] Хулагу-хана, а во время Абага-хана ставший почтенным и великим эмиром; Туган, Мулай и Куйтай, отец Бука-курчи. Из племени нераит-татар в этом государстве [в Иране] не известно, чтобы кто-либо был почитаем и знаменит, [но] несомненно их много среди [рядовых] воинов. Но так как они не почитаемы и не знамениты, то [о них] не наводилось справок. Из племени алчи 465-татар в этом государстве [тоже] никого, кто бы был почтен, известен и был бы достоин записи. Однако в улусе Джочи-хана старшая жена сына Джочи, Бату, по имени Буракчин 466, была из племени алчи-татар; также из этого племени была супруга Тудай-Менгу, государя того же улуса, по имени Турэ 467-Кутлуг 468; из эмиров Бату из этого племени был старший эмир по имени Ит-Кара; из эмиров Менгу-Тимура, также государя того улуса, из того же племени был старший эмир по имени Бек-Тимур.
Из татарских эмиров, родословие которых не выяснено и не известно, из какого племени они [происходят], был некто Есун-Туа 469 – конюший и эмир конюших четырех чингизхановых кешиков 470 и [вместе с тем] командир сотни в личной Чингиз-хана тысяче. Он принадлежал к главной орде Бортэ-фуджин [супруги Чингиз-хана]; у него был сын по имени Бекдаш 471; Кубилай-каан послал его с посольством к Хулагу-хану. Некоторые эмиры, супруги и уважаемые татарские племена, относящиеся к ним рассказы и их жизненные обстоятельства, выявленные от любого человека и известные из любой книги, будут написаны отдельно.
Рассказывают, что когда Куридай-Татир 472 и Кумус 473-Синджан, [происходившие] из [племени] алчи-татар, оба отправились на войну с Сарык-ханом, государем кераитов, то Куридай-Татир шел в [112] авангарде. Кумус-Синджан сказал ему: «Ты идешь в авангарде, но в действительности ты пренебрегаешь установлением караула и ясаула 474 и принятием мер предосторожности. Благо в том, чтобы я шел в авангарде!». Куридай-Татир ответил: «Потому только, что ты был сыном и братом наместника, ты хочешь отнять у меня, ради [своего] преимущества, убеждения и образ действий моих дедов и отцов. Суть же заключается в том, чтобы тебе идти одному грабить, делать все, что угодно и вернуться с войском обратно!». Кумус-Синджан ответил: |А 17а, S 38| «Я не могу грабить без тебя!». Он двинул войско и пошел. Сарык-хан, перекочевывая [с места на место], подходил [все ближе]. Трижды разгромили его [татары]; ради грабежа оставляли отдельные отряды и преследовали его. В конце концов Кумус-Синджан гнался за ним по пятам с тремястами всадников. Войска Сарык-хана про себя рассудили, что это вражеское войско продвигается без арьергарда. По этой причине они храбро атаковали татар и, отбив Кумус-Синджана от [его] войска, захватили его в плен.
Сарык-хан спросил у него: «Куда ты подходил?». От сказал: «Я слышал, что в лесу Буркан 475 выросли хорошие ветвистые деревья, и я подходил за тем, чтобы нарезать палок для стрел». Сарык-хан сказал: «Для того чтобы нарезать ветви, ты весьма отважно подошел!» – и косо посмотрел на него. Кумус-Синджан заметил: «Ты не можешь [так] косо смотреть на меня, потому что твой род тоже не мог так смотреть, а твое собственное происхождение было такое же, [что и твоего рода]». Сарык-хан сказал окружающим: «Почему вы позволяете так много говорить этому родовитому бахадуру? Сбейте его!». [Кумус-Синджан] возразил: «Твой меч не сделает мне [ничего], а вот мой сделает [что-то] в отношении тебя!». В конце концов Кумус-Синджана убили.
Сарык-хан сказал: «Среди алчи-татар имеется семьдесят колен, но не было мужа, кроме Кумус-Синджана! Теперь время таково, чтобы нам их прогнать!». Тогда он приказал своим кибитковладельцам расположиться на реке Орхоне 476 и при лунном свете втайне собрал войско. Один из его воинов убежал и известил [об этом] Кури-дай-Татира. Куридай-Татир, двинув войско, направился вверх по реке Орхону. Пройдя между кибиток [кераитов], он настиг [войска Сарык-хана] на той самой дороге, по которой они шли. Воины Сарык-хана посмотрели на них с презрением. Но войско [Куридай-Татира], внезапно атаковав Сарык-хана, обратило его в бегство, так что он [в конце концов] из сорокатысячного войска, которое имел, ушел с сорока человеками: всех же остальных поубивали.
При этом поражении с Сарык-ханом убежала женщина [по имени] Тарбай 477-Каян 478 и выбралась с ним из побоища. Во время этих обстоятельств был эмир Джилау. Та женщина сказала: «Мы [до сих пор] обижали верхи и низы [народа]; если все [теперь] умаляется, почему нам не умалиться; если все распадается в прах, почему мы [одни] не распадаемся?!». Сарык-хан заметил: «Эта женщина говорит правильно!». По этой причине он отправился и отдался под покровительство Битактай-Утуку-курчи Буюрук-хана 479. [113]
После этого от той женщины родился Ил-Кутуй. Когда [Сарык-хан] отдался под покровительство того племени, он выдал свою дочь за Куджагуша 480 Буюрук-хана; имя той дочери было Торэ-Каймыш; [она приходилась] сестрой Каджир 481-хану. Затем Каджир-хан и Сарык-хан совместно набрали войско и напали на татар. Освободив для Сарык-хана улус Керайчин, [Каджир-хан] отдал его [Сарыку]. В то время Он-хан со своей матерью Илма-хатун были взяты татарами в плен; их также освободили. Человек [по имени] Элджидай любил Илма-хатун; так как он был соблазнительный человек, то [Каджир-хан] отдал его им [кераитам] навсегда 482.
Распределение сыновей Торэ-Каймыш, [дочери Сарык-хана], таково: Юла, Магус 483, Тай-Тимур и Тайши; были еще четыре других, имена которых не известны.
После того монголы пошли к Сарык-хану. Сарык-хан сказал: «Из сотни жен, которых я имею, нет ни одной, которая приходилась бы [мне] по сердцу. Я не знаю рук и ног той, которая имеет разум, как я не знаю разума той, у которой красивые руки и ноги; нет [у меня] красавицы, знающей [свое] дело, и искусницы. Из тысячи меринов, которых я имею, нет ни одного мне по сердцу: или припадает в беге на ноги, или необузданный и с норовом, или слишком смирен; тот же, который хорошо выезжен и крепко сложен, – не в теле 484. В больших битвах один раз восклицают: «Ху! Ху!», а затем [уже] испытывается – победил ли ты, или потерпел поражение. Трудно воевать с мухой, когда она кусается; если ее убить – будет стыдно [перед] родственниками, а если не убить – невозможно переносить [ее укусов]».
После этого Утуку-курчи Буюрук-хан отправился к Сарык-хану, чтобы [ему] подарили тех монголов. Сарык-хан сказал: «Мы смешались с этими монголами, кои суть наши младшие братья, обнялись |А 17б, S 39| и взяли друг друга за руки, [и теперь] мы не можем отдать их!». [114] Буюрук-хан ответил: «Я твой умерший дух оживил многими людьми! Я [собрал] и заставил остановиться во время полуденного намаза твои [рассеянные] стада и отары на месте стоянки стад, т.е. я обеспечил тебе безопасность и избавил [тебя] от врага, но человек забывчив так же, как изменчива земля. После сего будь в дружбе с монголами, но продолжай оставаться [моим] учеником!». Сказав эти слова, он возвратился обратно. После этого Сарык-хан сказал: «Этот человек не достоин доверия!» – и направил монголов по краю горы, называемой Далан-Дабан 485, и сам пошел той же дорогой, [но] от места Туй-Тагаджу 486 он вернулся обратно, и монголы сказали друг другу: «Сарык-хан голоден и ослабел!». И в качестве уркуджута 487 они дали десять меринов на каждого его человека и, посадивши, устроили [им] угощение. Сарык-хан сказал: «О, мои младшие братья-монголы, никогда не становитесь друг другу сватами 488 и таким же образом будьте далеки от всякого, кто связан с той [чуждой вам] стороной, за исключением тех случаев, когда станете [с другими] побратимами [анда], чтобы быть вам родственниками друг друга. О, мои младшие братья-монголы! Не уединяйтесь с женщиной, которая имела бы [над собой] владычество, т.е. мужа. Не удаляйтесь в ущелья и извилистую холмистую местность!». Все!
Родина Ванхаана Монголия .Он родился у горы Зүрх Хайрхан уул в южной части Богд Хаан Уул. http://itoim.mn/article/тоорил-ханы-хүрээ-жуулчны-бааз-шинээр/9628