Модераторы reicheOnkel Опубликовано 14 марта, 2010 Модераторы Поделиться Опубликовано 14 марта, 2010 Что-то я не пойму Вашу формилировку. Также ошибочно можно и татаро-монголов Чингизхана сформулировать как народ, образовавшийся в 12-13 вв. путём смешения разных племен Евразийской Степи, Приволжья и Приуралья, среди этих племен были предки современных монголоязычных, тюркоязычных, угро-финских и славянских народов. Но ведь Вы сами понимаете что это не правильно. Зачем тогда создавать путаницу? Ведь вопрос не в том, какие народы вовлекались (как правило, силой) в войска хуннов-гуннов (также как и у татаро-монголов), а кто были они сами. Не будете же Вы утверждать, что Аттила был "монголо-тюрко-угро-фино-славянином"?! Аттила конечно либо монгол либо тюрк. Я думаю он монгол. Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
Модераторы Стас Опубликовано 14 марта, 2010 Модераторы Поделиться Опубликовано 14 марта, 2010 Да, Вы прямо как кумир Акскла Рене Груссе Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
tal-ad-din Опубликовано 14 марта, 2010 Поделиться Опубликовано 14 марта, 2010 Аттила конечно либо монгол либо тюрк. Я думаю он монгол. Уважаемый reicheOnkel! Вобще-то прежде, надо это доказать. Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
Модераторы Стас Опубликовано 14 марта, 2010 Модераторы Поделиться Опубликовано 14 марта, 2010 Действительно, reicheOnkel! Как Вы докажете, что Вы именно так думаете? Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
АксКерБорж Опубликовано 14 марта, 2010 Поделиться Опубликовано 14 марта, 2010 Да, Вы прямо как кумир Акскла Рене Груссе Вы это reicheOnkel (-ю) или мне? Судя по тому, что Ваш пост следует после слов reicheOnkel (-я), Ваши слова адресованы ему? Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
Модераторы Стас Опубликовано 14 марта, 2010 Модераторы Поделиться Опубликовано 14 марта, 2010 Да, он думает как и Р. Груссе, что гунны были монголоязычными. Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
АксКерБорж Опубликовано 14 марта, 2010 Поделиться Опубликовано 14 марта, 2010 Да, он думает как и Р. Груссе, что гунны были монголоязычными. Да-уж... Сюнну-Хунну-Гунны = Монголы Сяньби-Жужани-Авары = Монголы Тюрки = Монголы Уйсуни-Дулаты-Кереи-Меркиты-Найманы-Коныраты-Жалаиры-Онгуты и др. = Монголы предки Калмыков = Монголы Хазара = Монголы А как Вы считаете "язычность" скифов-саков? Думаю что тоже = Монголы. И что странно: Шивэи НЕ Монголы... Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
Модераторы reicheOnkel Опубликовано 15 марта, 2010 Модераторы Поделиться Опубликовано 15 марта, 2010 Действительно, reicheOnkel! Как Вы докажете, что Вы именно так думаете? Ну Вы смайлик не видели? Если, серьезно нет достаточно убедительных подтверждении о тюркоязычности или монголоязычности гуннов. Это моя точка зрении. Хотя есть такие паралели Аттила-Эцел-Иджил, Денгизих-Тэнгис, Карамурин-хара морин. Или жену Аттилы называли Эрка кажись, чем не Эркэ-балованная. Но эти же слова в тюркском языке есть. Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
Модераторы reicheOnkel Опубликовано 15 марта, 2010 Модераторы Поделиться Опубликовано 15 марта, 2010 Да-уж... Сюнну-Хунну-Гунны = Монголы Сяньби-Жужани-Авары = Монголы Тюрки = Монголы Уйсуни-Дулаты-Кереи-Меркиты-Найманы-Коныраты-Жалаиры-Онгуты и др. = Монголы предки Калмыков = Монголы Хазара = Монголы А как Вы считаете "язычность" скифов-саков? Думаю что тоже = Монголы. И что странно: Шивэи НЕ Монголы... Насчет сюнну спорно. Сяньби-протомонголы, Туцзюэ-тюрки. Предки калмыков однозначно монголоязычные ойраты, хотя в их союзе было немало тюрков. Хазарейцы были монголами, но теперь они ведь на фарси говорят? Скифы? Что Вы, Если даже они и забредали в Монголию то только в Алтай, находят до сих пор их мумии на Алтае. И не думаю что они монголоязычны, хотя имя Таргитай так симпатично выглядит. Ну шивэи я же говорил тунгусы. Их потомки сибо сейчас компактно проживают в Синьцзяне. Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
nik1 Опубликовано 15 марта, 2010 Поделиться Опубликовано 15 марта, 2010 Ну Вы смайлик не видели? Если, серьезно нет достаточно убедительных подтверждении о тюркоязычности или монголоязычности гуннов. Это моя точка зрении. Хотя есть такие паралели Аттила-Эцел-Иджил, Денгизих-Тэнгис, Карамурин-хара морин. Или жену Аттилы называли Эрка кажись, чем не Эркэ-балованная. Но эти же слова в тюркском языке есть. http://140.247.132.248/huri/pdf/hus_volumes/vVI_n4_dec1982.pdf "The Hunnic Language of the Attila Clan" 428 OMELJAN PRITSAK ------ I. Names of Members of the Dynasty 1. Balamur, Balamber. This name occurs three times in the work of Jordanes (551); it has come down to us in five variants, which can be systematized into three categories:5 Balaber Balamber Balamur Balambyr Balamir. The form Balaber is undoubtedly a corruption of Balamber, resulting from the omission of -m-. The forms with the second -b- (Balamber, Balambyr) seem to evolve from a dittography (b- ; -mir, in the variant Balamir, is certainly secondary and owes its existence to the Gothic onomastic "suffix"-mir/-mer.6 Therefore I regard Balamur as the only original Hunnic form of the name. The word recalls the appellative attested in Mongolian (SH bałamut7 ~ WMo balamud ~ balamad),8 meaning "savage, wild, reckless, venturous, dashing, crazy." Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
Урянхаец Опубликовано 15 марта, 2010 Поделиться Опубликовано 15 марта, 2010 Да шивеи это тунгусы. Да шивеи или же бо (северные) шивеи и южные тунгусы? Да шивеи выходцы из Якутии отличались по языку от осталльных шивей. Было мнение что они предки монголов. В последнее время фундаментальными исследованиями институтов СО Ран установлено, что прародина монголов располагалась в Корее, что монголы и клрейцы как родные братья, Фуюй или Когуре было их монгольское предковое образование. До этого они могли прибыть на больших катамаранах из просторов океана, скажем из Микронезии. Откуда у монголов есть понятия о катамаране если они обитают в пустыне Гоби? Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
Гость vadu Опубликовано 15 марта, 2010 Поделиться Опубликовано 15 марта, 2010 Да шивеи это тунгусы. Да шивеи или же бо (северные) шивеи и южные тунгусы? Да шивеи выходцы из Якутии отличались по языку от осталльных шивей. Было мнение что они предки монголов. В последнее время фундаментальными исследованиями институтов СО Ран установлено, что прародина монголов располагалась в Корее, что монголы и клрейцы как родные братья, Фуюй или Когуре было их монгольское предковое образование. До этого они могли прибыть на больших катамаранах из просторов океана, скажем из Микронезии. Откуда у монголов есть понятия о катамаране если они обитают в пустыне Гоби? В праалтайском языке, общем для тюркских, монгольских, тунгусо-маньчжурских прослеживаются термины, связанные с плотами и лодками. Что вполне логично, если эти языки зародились задолго до переселения в степь. Древние люди могли передвигаться по речным и горным долинам, степь им скорее всего была ещё чужда, так как для степной охоты нужны были совершенно другие навыки, которые появились м.б. после одомашнивания верблюда, лошади, оленя. Лошадь была одомашнена 5500 лет назад, верблюд скорее всего раньше - 7-8000 лет назад. То есть сам праалтайский язык ещё древнее или же эти термины остались как наследие гаплогруппы С3. Всё это личное мнение, конечно и не претендует на истину. Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
nik1 Опубликовано 15 марта, 2010 Поделиться Опубликовано 15 марта, 2010 Да шивеи это тунгусы. Да шивеи или же бо (северные) шивеи и южные тунгусы? Да шивеи выходцы из Якутии отличались по языку от осталльных шивей. Было мнение что они предки монголов. В последнее время фундаментальными исследованиями институтов СО Ран установлено, что прародина монголов располагалась в Корее, что монголы и клрейцы как родные братья, Фуюй или Когуре было их монгольское предковое образование. До этого они могли прибыть на больших катамаранах из просторов океана, скажем из Микронезии. Откуда у монголов есть понятия о катамаране если они обитают в пустыне Гоби? Tangaroa <--> Tangra? "Tagaloa is one of the oldest Polynesian deities and in Western Polynesia (for example, Samoa and Tonga) traditions has the status of supreme creator god. In Eastern Polynesia Tangaroa is considered of equal status to Tāne and thus no longer supreme. * In Samoan mythology, Tagaloa is the father of Losi and Fue. * In Mangaia (Cook Islands), Tangaroa is a child of Vatea (daylight) and Papa (foundation) and the younger twin brother of Rongo. Rongo and Tangaroa share food and fish: Tangaroa's share is everything that is red (the red taro, red fish and so on). Tangaroa is said to have yellow hair and when Mangaians first saw Europeans they thought they must be Tangaroa's children (Gill 1876:13, Tregear 1891:464). * In Manihiki (Cook Islands), Tangaroa is the origin of fire. Māui goes to him to obtain fire for humankind. Advised to reach Tangaroa's abode by taking the common path, he takes the forbidden path of death enfuriating Tangaroa who tries to kick him to death. Māui manages to prevent that and insists that Tangaroa give him fire. Māui kills Tangaroa. When his parents are horrified, Māui uses incantations to bring him back to life (Tregear 1891:463-464). * In Hawaii, Kanaloa is associated with the squid or heʻe. * In Tahiti, by the goddess Hina-Tu-A-Uta, Ta'aroa is the father of Oro. * In the Marquesas Islands, the equivalent deities are Tana'oa or Taka'oa. * In Tonga, the Tangaloa family of gods resided in the sky and were the ancestors of the Tuʻi Tonga kings. * In Rotuma (Fiji), Tagroa Siria was the supreme deity, living in the spirit region known as Oroi' Hanua Favi or The Hidden." Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
nik1 Опубликовано 15 марта, 2010 Поделиться Опубликовано 15 марта, 2010 Каскыру - я имел в ввиду уже кыпчакизированых и огузированных (так интересно можно писать?) представителей племени КАЙ. ЦЗЕ были европеоидами в III в. д.н.э., до племени КАЙ, упоминаемого Кашгари прошло почти тысячу лет. Игорю - заренее спасибо. Буду ждать. Ааа, Buluoji - Булгар, Булгар!! SANPING CHEN SOME REMARKS ON THE CHINESE “BULGAR” (Ottawa) The ethnic, linguistic and cultural identity of the Buluoji, an ethnic group in China during the Northern dynasties, is examined to show that it represented the Altaic remnants of the Xiongnu confederation with an Iranic/Caucasian admixture. The author solves an age-old puzzle regarding the name Buluoji which exemplifies the epochal three-way interactions between Chinese, Altaic and Iranic cultures. Evidence suggesting possible connections between the Buluoji and the European Bulgars is presented, with implications for other issues, particularly the long-hypothesized Xiongnu-Hun equation. Introduction In the early sixth century when the Tuoba Wei dynasty disintegrated in the wake of the Six-Garrison Revolt, there appeared in northern China a Hu “Barbarian” group with the name Buluoji (middle Chinese pronunciation b’uo lak-kiei)[1], also known as Jihu. The late Peter Boodberg was the first to identify this ethnonym with that of the Volga and Danube Bulgars[2]. Boodberg’s insightful paper unfortunately does not seem to have attracted much attention.[3] At the time, the etymology bulga, “to mix, to become mixed” for the ethnonym Bulgar, which Boodberg followed regarding the Buluoji in China without providing substantiating data, was well-entrenched. Boodberg took Bulgar as a generic name, and considered the Bulgars in northern China just another “mixed” race, not at all related to the other Bulgar groups. Given the generally accepted view that various Bulgars groups in Europe and Inner Asia were not only related but also of the same origin, it seems worthwhile to reexamine this issue of the Bulgars of China, which also has implications for several topics related to the Xiongnu. The origin and ethnic/linguistic affiliation A summary account of the Buluoji is found in Chapter 49 of Zhou shu,[4] which has been copied or abridged by several classic encyclopedic sources, namely Tong dian, Taiping huanyu ji, Tongzhi, and Wenxian tongkao.[5] Other brief passages related to the group are scattered in Bei shi, Bei Qi shu, Zhou shu and other minor sources. Lin Gan’s compilation of Xiongnu materials [6] represents perhaps also the most complete collection of Buluoji data, while Zhou Yiliang and Tang Changru - have each done an extensive study on the Zahu, of which the Buluoji was regarded as a component [7]. According to Zhou shu[8], the Buluoji were minor or subordinate tribes (bie zhong) of the Xiongnu, and were the descendants of the followers of Liu Yuan, the founder of the Former Zhao Dynasty (304—329), generally regarded as a Xiongnu regime. This earliest account appears to be at least partially accurate, namely in that the Buluoji contained in great part the remnants of the Xiongnu confederation that had not been absorbed by the Xianbei. Besides the Zhou shu testimony, additional evidence includes: (i) As convincingly demonstrated by Tang Changru [9], the geographic distribution of the Buluoji as reflected in various records well matched that of the Southern Xiongnu during the Western Jin. (ii) Several Buluoji clan names, particularly that of the leading clan Liu, plus Huyan and Qiao , were well-recognized Xiongnu names [10]. (iii) The Bei Qi shu biography of Poliuhan Chang, whose surname was but a variant of Buluoji, states unambiguously that the clan descended from the Xiongnu [11]. (iv) As will be further examined, the Buluoji belonged to a group or groups of “barbarians” loosely called Zahu during the Northern dynasties. According to Tang Changryu, the name Buluoji actually superseded the use of the latter. Tang therefore concludes that the Buluoji represented the final amalgamation of the Zahu [12]. Most Zahu groups can be linked with the Xiongnu in Chinese records. Indeed this old Xiongnu connection will have other implications to be discussed later. On the other hand, to judge by the Zhou shu’s biezhong characterization, it is difficult to argue that the Buluoji represented the original core clans of the Xiongnu or their direct, “pure-blood” descendants [13]. On the racial side, there were strong indications that the Buluoji included a conspicuous European or Caucasian admixture: (i) Taiping huanyu ji quoted a Sui source on a contemporary popular saying about the Buluoji being “Hu-headed but Han-tongued” [14]. This shows that, after apparent sinification (Han-tongued), the Buluoji still maintained their distinct physical appearance. (ii) Several Buluoji and Shanhu (see later) clan names like Bai and Cao were of typical Central Asian origin [15]. (iii) If as Tang Changru has concluded that the Buluoji was the final amalgamation of various Zahu tribes, then it naturally included the Jie, well known their Caucasian physical features [16]. (iv) Another argument for the Buluoji’s Caucasian traits is the rather sudden change of the primary meaning of the Chinese character hu from referring to the Xiongnu to designating the Caucasian Central Asians, which happened to coincide with the appearance of the Zahu. This issue will be examined later. On their lifestyle, the Zhou shu account showed that the Buluoji were mostly settled at the time, and partly engaged in agricultural pursuits. However, one may not attribute this entirely to their apparent sinification (adopting Han dress and burial customs, etc., as reported by Zhou shu), or the Central Asian elements among them. Modern archeology has revealed that, contrary to classical records, both the Xiongnu and European Huns had maintained substantial agricultural activities[17]. Despite the conspicuous Central Asian elements, we have solid evidence for the Buluoji’s steppe cultural heritage: Tang huiyao, Jiu Tang shu and Xin Tang shu all classified Buluoji music as belonging to the Beidi “Northern Barbarians”. Further, it was grouped together with that of the Tuyuhun and the Xianbei[18]. The latter two groups’ Altaic affinity is beyond doubt. Moreover, Tang huiyao and Jiu Tang shu both noted that the music was of the “cavalry” genre. Given the familiarity and popularity of Central Asian music during the Tang era[19], these official records separating Buluoji music from that of the “Western barbarians” are strong proof of the Buluoji’s nomadic past. The Buluoji’s steppe cultural identity is further strengthened by the limited linguistic data. A few surviving words of the Chinese Bulgars all seemed to be Altaic, Turkic in particular. Boodberg had identified kuli “slave”, and keye “fort”. This author notes that the Buluoji word weiya (jwei-nga), referring to some kind of wetland tree[21] can be identified with middle Turkic yiγac “wood”, “tree or shrub”[22]. Another toponym Kutuo, identified by Boodberg with Mongolian word kuda ,[23] was also from the area populated by the Buluoji[24]. We may add yet another piece of data: in describing the music of the “three northern-barbarian states” namely the Xianbei, Tuyuhun and Buluoji, Jiu Tang shu states that their songs sung the name kehan “khaghan” frequently, and this was particularly the case with a chapter called Boluohui an apparent variant of the root buluoji.[25] Thus we learn that the Buluoji called their ruler khaghan, a distinct Altaic trait, though the title itself may not be of Altaic origin. To summarize, the Buluoji/Bulgars of China appear to be a group consisting of the remnants of the Xiongnu confederation that were not absorbed by the succeeding Xianbei conglomerate, with a conspicuous Europoid admixture. Their cultur and linguistic affinity seems mostly Altaic. The ethnonym Buluoji Boodberg listed some ten attestations of this name in Chinese records, to which we can add many more. Karl Menges, in a rare citation of Boodberg’s work (in a foot note!), pointed out that the Chinese character ji showed a terminal -r in the last syllable (which he again attributed to an oral communication from Boodberg)[26], in support of Menges’ proposed archaic Altaic collective suffix -gir, attested most prominently by tribe and clan names. The ethnonym Bulgar represents but a variant of this suffix. We would like to point out more prominent evidence for the -r ending in the name Buluoji, which in fact creates a direct correspondence between the names Buluoji and Bulgar/Bular. This is the –n ending in the variants Poluohan/Poliuhan, Buliuhan, Buluojian and Bulugen, attested mostly in personal names. It is well-known that Chinese -n was frequently used to transcribe a foreign – r/l.[27] The most prominent example is perhaps the ethnonym Xianbei, widely believed to be a transliteration of *Srbi or *Serbi.[28] For example of terminal -r, see Pulleyblank’s reconstruction *Taxwar of the name Dayuan.[28] To the argument that this usage may have “died out” in the Middle Ages, let us point out numerous medieval attestations like “Samarkand” in Wei shu and “Farghana” in Tongdian.[30] In fact such usage continued to be observed during the Yuan and the Ming, in names like for Altai and for Altan Khan. Even today, it is still seen in modern Cantonese, amply demonstrated by the official Chinese transcription for the Timor Islands, and for Brunei. Also in our particular case, we note numerous -han endings, who medieval pronunciation directly indicates a consonant or gh in the final syllable. Because they lived in mostly mountainous areas, the Buluoji was also known as Shanhu, “Mountain Barbarians”. The direct evidence for this designation is that Bei Qi shu consistently uses this name to identify the Buluoji figures and tribes mentioned in the Zhou shu. Hu Sanxing, the Yuan historian and annotator of the masterpiece chronicle Zizhi tongjian, also made this observation.[31] This identification later provides an interesting piece of data on the Buluoji’s possible connections beyond China. On the origin of the name Bulgar/Buluoji, since the early days of the seemingly unanimous opinion on bulga meaning “to mix, to become mixed”, several alternative etymologies have been proposed.[32] Of particular interest is the etymology “Aufwhler, Aufwiegler” (подстрекатель, смутьян), now preferred by J. Nmeth who had earlier advocated the “mixed” theory. One notes that the Buluoji and in general the Zahu (see below) had been a perpetual “security problem” for the Tuoba Wei dynasty and its successors, namely the Northern Zhou and the Northern Qi (also the Sui and the early Tang) to control. The histories of these dynasties were filled with incidents of the Zahu insurrections and revolts, as well as the government’s continued efforts to subdue or pacify them. Indeed even during the early Tang, the appearance of the name Buluoji was almost always related to such upheavals. The fact that the tribes were constant “trouble-makers” was expressed explicitly by Zhou shu. The perennial strife between the Zahu/Buluoji and the Tuoba (including its successors the Zhou and the Qi) appeared to be a carry-over of the old Xiongnu-Xianbei rivalry.[33] In this connection, “trouble-maker” in the eyes of the rulers of the Northern dynasties seems a plausible etymology for the name Buluoji too. However, the Buluoji belonged to a group or groups of “barbarians” loosely called Zahu during the Northern dynasties. There are precedents for zahu to mean “miscellaneous barbarians”.[34] But in our case, Zahu was evidently the short for zazhong hu[35] which in all likelihood should be understood in the context of “mixed races”. The best example is the case of An Lushan, a self-acknowledged son of a Turk father and an Iranic/Sogdian mother.[36] An was thus called a zazhong hu, translated by Pulleyblank to none other than a “hu barbarian of mixed race”. This plus the observation that the Buluoji represented the final amalgamation of such “mixed barbarians”[38] leads the author to submit that Chinese data strongly supports the traditional “mixed race” etymology for the ethnonym Bulgar/Buluoji.[39] One may note that this etymology is still preferred by a great many authorities, including the acclaimed Russian dictionary of Old Turkic Древнетюркский словарь and The Cambridge History of Early Inner Asia.[40] The rooster puzzle A perplexing story recorded in Bei Qi shu shows a peculiar explanation of the name Buluoji. Gao Zhan, the ninth son of Gao Huan and the fourth sovereign of the Northern Qi, had a xiaoming “childhood name” Buluoji. Around the year 561 while Gao Zhan was in a precarious position of Right Chancellor under his elder brother Emperor Xiaozhao (Gao Yan), the following children’s ballad reportedly circulated in the Northern Qi: There lives in the Zhongxing Temple an old white fu bird Whose harmonious singing was earnestly listened to everywhere. A monk rings the bell at night after hearing it.[41] As the spin doctors of the day explained in Bei Qi shu, the Chancellor’s residence was exactly where the Zhongxing Temple used to be, and the fu bird, “meaning rooster”, referred to Gao Zhan’s childhood name Buluoji. The ballad was therefore an omen of Gao Zhan’ s ascendance to the throne. Divination based on children rhymes was a time-honoured tradition (or much-exercised political manoeuvre) in China. Of particular import in this case is the political connotation of the rooster. Starting in the Northern dynasties, a golden rooster became a token of the imperial voice, especially in proclaiming an imperial amnesty a standard act to celebrate the enthronement of a new emperor.[42] Actually there was a similar story during Gao Zhan’s reign as the Northern Qi emperor in which one of his prince nephews was similarly linked with a rooster in a children rhyme, presaging the latter’s imperial fortune. Not to take any chances, Gao Zhan had the nephew immediately put to death.[43] On this key link the rhyme allegedly prophesying Gao Zhan’s enthronement has two difficulties. First, character fu “duck”, or more generally “water bird”[44] has never been attested as referring to a rooster — there does not appear any way to explain this peculiar allusion within classical Chinese literature and linguistics.[45] Secondly, if Zhan’s childhood name Buluoji was to serve the allusion, as Bei Qi shu explicitly stated, an extensive search of ancient and modem Turco-Mongol sources yields no clue to the word implying or pertaining to “rooster”. Despite his examination of the case of Gao Zhan regarding this xiaoming, as well as his other detailed study of the Gao regime, Boodberg completely avoided this “rooster story”, which had a conspicuous appearance in Bei Qi shu regarding Gao Zhan’ s accession to the throne. This author admits to have been too baffled for years for a solution to the aforementioned double puzzle until he realizes the Central Asian elements in both the Northern courts and the Buluoji. We submit that an answer to both difficulties is found in the Iranic root mwr for “bird”.[46] In old and middle Chinese, labials m- and b- were often interchangeable, particularly in transcribing non-Chinese words and names. Examples include muxu <*buxsux “alfalfa”, moheduo “hero”,[47] Pojie (b ‘uo-tsia) mole (mualk) wan (miwan) became Turkic ban and wu (mu) became bou.[50] In our particular case, at least four Chinese transcriptions of the root bula start with m- . The bul- > mwr- equation leads to the identification of fu “water bird” with buluoji, partially answering our double puzzle on linking fu with Gao Zhan’s childhood name. Here mwr- is a fairly general root for “bird”. What about the specific “rooster” insinuation which in fact was the gist of the prophecy? The answer lies in the twelve- animal cycle, widely in use in Inner Asia at the time. Corresponding to the Chinese year of rooster, the Sogdians used none other than the word mryy.[51] This point makes the Iranic/Sogdian equation a perfect answer to the original double puzzle. It is both intriguing and telltale that the fu’s “rooster” allusion would be derived from an Iranic word. Despite the popularity of the twelve-animal cycle among the steppe people within the sphere of Chinese cultural influence (an issue to be further examined later), and the above Iranic equation, Gao Zhan’s childhood name Buluoji was not chronographic, as he was recorded to have been born in 538, a “horse” year.[52] In other words, though the contemporary “campaign managers” went to an Iranic/Sogdian word in order to demonstrate the divine political message, Gao Zhan’s “barbarian” name derived from elsewhere, perhaps either in Gao clan’s questionable ethnic background, or that Gao Zhan himself had been a “trouble-maker”.[53] While this case is an interesting example of the three-way interaction between the Altaic, Iranic and Chinese cultures, it does not seem to suggest yet another etymology for the ethnonym Bulgar. A related issue is the heavy Iranic elements in the ethnic northern regimes of the era, which were largely ignored by the sinocentric classic historiography.[54] Were the Buluoji related to European Bulgars? If the name Buluoji is a cognate to Bulgar as Boodberg has proposed, then a natural question is: were the Bulgars of China in any way related to their European and Inner Asian namesakes? Boodberg apparently did not think so. However, we think there are several indications suggesting such a link: (i) The use of the animal cycle as shown by the famous Bulgarian Prince’ List.[55] Though the underlying dizhi cycle was attested as early as in Shang oracle bones, there has been some doubt on the true origin of the animal “mapping”. However, in addition to the observation that some of the dizhi names appear to be pictographs of the corresponding animals,[56] recent archaeological discoveries have shown that the animal cycle had been in use in China no later than the Warring States era, much earlier than what was thought before.[57] The Austroasiatic link uncovered by Jerry Norman[58] further makes the China-to-steppe transmission route beyond dispute. The apparent historical fact remains that other Inner Asian peoples namely the Turks, the Tibetans, the Mongols, and various ancient Indo-Iranic groups in the region who used the animal cycle had all been in direct contact with the Chinese cultural world. Louis Bazin for example has documented this fact in the case of the Turks.[59] It would be very hard to explain why the Bulgars, of whose calendar the animal cycle was a centerpiece, should be an exception. (ii) The Arab author al-Nadim’ s statement on the Bulgars having once used the Chinese script,[60] suggesting again that they had had direct contact with the Chinese. Indeed this testimony corresponds well with the Zhou shu description that the Buluoji leaders knew quite a bit of [Chinese] writing, yet their language was “like that of barbarians”.[61] (iii) Chinese data suggest Central Asian elements in the Buluoji, which is further strengthened by this author’s Sogdian solution to the “Rooster puzzle”. Given the prominent role the Sogdians and other Central Asians had played in the spread of Manichaeism, particularly to the Turkic-speaking people,[62] al-Nadim’ s statement of the Bulgars having used “Manichaean scripts”[63] now has added implications. (iv) Omeijan Pritsak has suggested that the most prominent “Geschlecht” (род) Dulo on the Bulgarian Princes’ List be identified with the Xiongnu clan name Tuge (Old Chinese pronunciation *d’o-klak).[64] The leading clan of the Buluoji in China was repeatedly identified as Liu. This clan name among the Xiongnu and the Zahu has been proven to refer to none other than Tuge.[65] The prestige carried by the clan name Tuge may indeed be partially based on this connection, for Liu was the name of the Han imperial house and the Xiongnu nobles’ adoption of the name was allegedly based on them being the descendants of some Han imperial princess. Bei Qi shu which was compiled during the Tang). Along this line we have identified an intriguing datum. In the year 751, Tang troops led by Korean general Gao Xianzhi suffered a decisive defeat at the hands of the Arabs and local Turk groups on the banks of Talas River.[66] As a result, many Chinese became prisoners of war and were sent to the heartland of the Abbasid Arab empire. According to Joseph Needham, this event much accelerated the spread and transmission of Chinese technologies and inventions, paper-making in particular to the rest of the world.[67] One such prisoner Du Huan eventually made it back to China via the ocean trade route and recorded his travels based on this extraordinary experience, which included, inter alia, an eyewitness report on Chinese craftsmen working in the Abbasid Arab capital Aqula (Kufa).[68] Among a few precious remaining pieces of Du Huan’s since lost memoir Jingxing ji preserved Tongdian compiled by Du Huan’s clansman Du You, we find the following passage: In the countries I traveled through overland [Central Asia to the Abbasid capital], there was but one kind of Mountain Barbarians, yet several different religions.[69] After years of living in Central and West Asia, Du no doubt was very familiar with the cultures and linguistics of this region.[70] Therefore his choice of the name Shanhu instead of the standard Tang-time designation Hu for Iranic Central Asians is intriguing. In our view Du’s wording has both racial and linguistic underpinnings, and very possibly reflects the flourishing of, if not the Buluoji/Bulgars per se, at least many Turkicized Iranic groups in the area,[71] which was consistent with the subsequent Turkicization of much of the region. On the other hand, we indeed have an earlier record on Buluoji persons travelling westward into the Ruanruan (Jua Juan) territories,[72] demonstrating the Buluoji’s exchanges with people beyond China The above items may not be conclusive, but they suggest that the issue merits further study. As for long-distance migrations undertaken by the Inner Asian nomad tribes, the Tuyuhun and the Volga Kalmyks are two well-known examples,[73] among many others. The Xiongnu and the ethnonym Hu Despite centuries of extensive interactions with the two Han dynasties and their successors, both in violent warfare and through peaceful exchanges, the ethnic and linguistic identity of the Xiongnu has remained to this day an enigma. The question is: Were the Xiongnu Mongols? Or Turks? Or neither? Ever since Shiratori Kurakichi started the research on this subject early this century, the issue for quite some time was the choice between a Mongolian and a Turkic identity for the Xiongnu.[74] But Edwin Pulleyblank in 1963 advanced the theory based on linguistic data that the Xiongnu might not be Altaic at all. Likely enlightened by Otto Maenchen-Helfen’ s earlier observation,[75] Pulleyblank proposed that the Xiongnu language belonged to the Yenissei group, with Kettish as its modern relative.[76] Related to this issue is an old yet eclusive puzzle in Xiongnuno-Chinese relationships, namely the change of the primary meaning of character hu. From the two Han dynasties on down until well into the Southern-Northern dynasties, Hu as an ethnonym had primarily referred to the Xiongnu (and members of their confederation).[77] But during the Tang, Hu became largely reserved for Central Asians. This issue has attracted the attention of several prominent scholars. None has provided a satisfactory explanation for this rather sudden change in the meaning of character hu.[78] Though the Buluoji could not with certainty be traced back to the “hard-core” Xiongnu, the disintegration and dispersion of the latter under the growing Xiabei pressure and dominance apparently resulted in the appearance of various Hu groups leading to the summary Zahu designation with the Buluoji as its last representative. This process is relatively well documented in Chinese sources.[79] While we still cannot answer with certainty the question of ethnic identity, the reconstruction of the process of its break-up inevitably leads to the inference that the original Xiongnu federation had a major Europoid component.[80] Maenchen-Helfen has also demonstrated the increasing Caucasian elements in the Xiongnu during and after the Han Dynasties.[81] At least, we can conclude with much certainty that the end-product of the break-up of the Xiongnu Empire included many Altaicized Caucasian groups. The Hephthalites, the War-Huns and/or the White Huns, etc., represented perhaps such groups who migrated westward,[82] whereas the Buluoji (and other Zahu groups) remained behind. It is worth noting that from early on, the Turks were also known to have descended from the Zahu.[83] We submit that the ethnonym Buluoji/Bulgar may serve as the missing link for the change of the primary meaning of the hu designation, which happened to coincide with the appearance of the Zahu in the Northern dynasties. The fact that Buluoji/Bulgar was the last name for the Zahu was not a mere accident. As we have examined earlier, the evolution of the Zahu included the increasing Caucasian elements in the former Xiongnu groups. With the continued intermixing between the Xiongnu remnants and the Indo-Europeans both native in northern China and from Central Asia, coupled with the westward movement of many such groups, the name Hu acquired in a relatively short time its new primary designation. Besides, this may also have been a harbinger of Central Asia’s turkicization. The Xiongnu and the Huns Another related topic is the enormously popular identification of the European Huns with the Xiongnu in Chinese records. W. B. Henning’s study of the “ancient Sogdian letters”,[84] particularly about the Sogdian name xwn, was once acclaimed as having finally proved such a link.[85] But Maenchen-Helfen soon pointed out the problems in this “final proof’.[86] Denis Sinor has also discounted this evidence and considers the theory yet unproven.[87] The possible connection between the Buluoji in China and the European Bulgars may provide some fresh arguments on this old question. As we have demonstrated, the link between China’s Bulgars and the Xiongnu confederation is well-substantiated. On the other hand, the European Bulgars’ connection to the Huns has also been recorded ever since the nomad’s first appearance in European history. In fact contemporary European sources kept equating the Bulgars with the Huns.[88] At the very least, the Hun-Bulgar connection was much more tangible than the Hun-Xiongnu identification. Therefore, if the Buluoji in China can be successfully identified with the European Bulgars, the prolonged controversy on the Hun-Xiongnu identification may for the first time be examined using more than just a plausible phonetic correspondence. Final remarks In addition to their connections and implications beyond China discussed in this essay, the Buluoji also had an enormous impact on Chinese history, political as well as cultural, which went largely unrecognized in the traditional sinocentic historiography. We have already touched upon the Buluoji’s political role. The best example must’be the Six-Garrison Revolt which eventually brought down the Tuoba Wei regime. It was first started and led by a person named none other than Poulihan Baling.[89] What may have been neglected even more was the Buluoji’s significant contributions to China’s cultural and religious heritage. For example arguably the most prominent real-life figure in the vast Dunhuang grotto arts the Buddhist monk Liu Sahe who was of well-documented Buluoji ethnicity.[90] But perhaps the least noted case was the author Lu Fayan of the single most important historical treatise on Chinese phonology, namely Qieun.[91] Here the clan name Lu was but the sinified form of Buliugu, yet another variant of the root Buluoji. Even today, one cannot but marvel at the great accomplishments of such a presumably “marginal” “barbarian” group in medieval China. ________________ [1] The old and middle Chinese pronunciations are largely based on Bernhard Karlgren Grammata Serica Recensa, Stockholm: The Museum of Far Eastern Antiquities, Bulletin No. 29, 1957; reprint, Goteborg, 1964. [2] Peter Boodberg, Two notes on the history of the Chinese frontier — II. The Bulgars of Mongolia, HJAS, 1 (1936) 291—307. [3] To this author’s knowledge, Karl Menges appears to be the only scholar to quote Boodberg’s said work in two essays: Etymological notes on some Pacanag names, Byzantion 17 (1944-45) 256—280, and Altaic elements in the Proto-Bulgarian inscriptions, Byzantion 21(1951) 85—118. [4] Beijing 1971 edition, pp. 897—99. [5] Du You, Tongdian, Shanghai 1935, 197.1067; Yue Sh , Taiping huanyu ji, Taipei 1963, 294.646—47; Zheng Qiao, Tongzhi, Shanghai, 1935, 200.3208—09; Ma Duanlin, Wenxian tongkao, Shanghai 1936, 342.2686. [6] Xiongnu shiliao huibian , Beijing 1985 [7] Zhou Yiliang, Beichao de minzu wenti yu minzu zhengce, in Wei-Jin Nanbeichao shi lunji, Beijing 1963, 116—176. Tang Changru, Wei-Jin za-hu kao, in Wei-Jin Nanbeichao shi luncong, Beijing 1962, 382—450. [8] Zhou shu’s other theory, namely that the Buluoji descended from the Rong and Di of the Spring and Autumn period, can be disregarded. See Zhou Yiliang, op.cit., p. 151. It was popular among the Chinese historians of the time to trace the Northern nomads back to ancient “barbarians” in early Chinese records. As Pulleyblank has stated in The Chinese and their neighbours in prehistoric and early historic times, in David N. Keichtley ed., The Origins of Chinese civilization, Berkeley 1983, 411—66, such claims usually had little substantiation. See also Jaroslav Prusek, Chinese Statelits and the Northern Barbarians in the Period 1400—300 B.C., Dordrecht 1971, 222—23. [9] Tang Changru, op.cit., p. 443. [10] Yao Weiyuan Beichao huxing kao, Beijing 1958, pp. 277 and 288. [11] Li Baiyao, Bei Qi shu, Beijing 1972, 27.378. [12] Tang, op.cit., p. 444. [13] However, Jiu Tang shu, Beijing 1975, 29.1072, did call the Tuyuhun “Murong biezhong”. [14] Taiping huanyu ji 35.292. [15] Zhou Yiliang, op.cit., pp. 151—53, went as far as to conjecture that the Buluoji were originally Central Asians from the Western Regions. Tang Changru pointed out that Zhou’s claim could not be supported by the Buluoji’s geographic distribution and numerous old Xiongnu clan names. [16] The Jie people were said to be “high-nosed and heavy-bearded”. See Sima Guang, Zizhi tongjian, Beijing 1956, 98.3100. For an exposition of the Jie’s Central Asian traits, see Tan Qixiang, Jie kao, in his Changshui ji, Bei 1987, 224-33. [17] On the Xiongnu, see Nicola Di Cosmo, Ancient Inner Asian nomads: their economic basis and its significance in Chinese history, JAS 54 (1994), 1092—1126. About the Hun agriculture, see Otto J. Maenchen-Helfen, The World of the Huns, Berkeley 1973, pp. 174—78. [18] Tang huiyao, Taipei 1963, 33.621; Jiu Tang shu, 29.1027; Xin Tang shu, Beijing 1975, 22.478—79. After the completion of this essay, the author has uncovered an interesting archeological datum regarding the Buluoji. A Tang tomb inscription, dated 705, quoted the following “old Buluoji tradition: “Watering sheep must not to be disturbed, whereas a trouble- making horse ought to be quickly eliminated”. (Zhou Shaoliang et al. comp. Tangdai muzhi huibian, Shanghai 1992, p. 1044.) Among other things, this old saying corroborates the notion that the Buluoji had a nomadic past. [19] Xiang Da, Tangdai Chang’an yu Xiyu wenming, Beijing 1957. [20] Boodberg, op.cit. p. 297. [21] Taiping huanyu ji, 35.293. [22] Mahmud al-Kashghari, Compendium of the Turkic dialects (Turk Siveleri Lulgati), edited and translated by Robert Dankoff and James Kelly, Cambridge, Mass. 1982—1985, 111. 225. [23] Peter Boodberg, An early Mongolian toponym, HJAS, 19 (1956) 407—08. [24] Please note that Pulleyblank has raised doubts on the claim that the leading elements of the Xiongnu were Altaic. See later. [25] Jui Tang shu, 29.1072. [26] Karl Menges, 1951 op.cit., p.87n3. [27] Edwin Pulleyblank, The consonantal system of Old Chinese: Part II, Asia Major, n.s. 9 (1963) 206—265, in particular pp. 228—229. [28] See for example Peter Golden, An introduction to the history of the Turkic peoples: ethnogenesis and state-formation in medieval and early modern Eurasia and the Middle East. Wiesbaden 1992, p. 69. [29] Edwin Pulleyblank, Chinese and Indo-Europeans, JRAS, 1966, 9—39. [30] See Feng Chengjun, Xiyu diming, 2nd ed, Beijing 1980. One may also see another Tang time attestation transcribing the Gandhari word *sakala, according to John Brough, Buddhist Chinese etymological notes, BSOAS 38 (1975) 581—585. [31] Zizhi Tongjian, 150.4709. That the Buluoji were also known as Shanhu has been pointed out by every author we have cited here: Boodberg, Zhou Yiliang and Tang Changru, as well as the modern encyclopaedia Cihai, Beijing 1980, p. 1755. [32] See for example, Paul Pelliot, Notes sur l’histoire de la horde d’or, Paris 1949, pp. 224—230; Otto Maechen-Helfen, The World of the Huns, Berkerley, 1973, p. 384; J. B. Rudnickij, An etymological dictionary of the Ukrainian language, Winnipeg 1962, 1.164—65 and Julius Németh, The meaning of the ethnonym Bulgar, in A. Rona-Tas ed., Studies in Chuvash etymology I, Szeged 1982, 7—13. [33]Fang Xuanling et al., Jin shu, Beijing 1974, 63.1707, for example, has a telling incident showing the traditional enmity between the Tuge and the Xianbei. [34]Chen Shou, Sanguo zhi Beijing 1959, 16.512. On p. 513, this was changed to zhuhu, or “miscellaneous barbarians”. [35] For example, Fan Ye, Hou Han shu, Beijing 1965, 76.2463, specifically called the Xiutu cavalry zazhong huqi. The Xiutu, also known as Tuge later was identified as one of the Zahu groups. [36] Jui Tang shu, 104.3213, and Zizhi tongjian, 216.6916 [37] Tang shu, 150a. 5367; Pulleyblank, The background of the rebellion of An Lu-shan, London 1955, p. l04nl. However, Paul Pelliot in his Note sur les T’ou-yu-houen et les Sou-p’i, T’oung Pao 20 (1921) 323—331, translated in Shen Yue, Song shu 96.2370, to “les tribus mélanges du Nord-Ouest”. [38] Tang Changru, op.cit. p. 444. [39] We may further observe that many newer “revisionist” etymologies for the name Bulgar seem to have been partially motivated by a sense of “political correctness” to avoid the negative connotations of the notion of a “mixed race”. But as Boodberg pointed out, this feeling was absent among the ancient steppe people. [40] For the DTS explanation, see Nmeth’s quoted article. For the other, see Denis Sinor (ed.), The Cambridge History of Early Inner Asia, Cambridge 1990, p. 258. [41] Bei Qi shu 14.183. [42] Xin Tang shu, 48.1269. [43] Bei Qi shu, 11.146. See also Feng Yan, Fengshi wenjian ji, 4.26—27 in Jin-Tang zhaji liuzhong, Taipei 1963. [44] Shi jing, Ode 258. [45] Ci Yuan, Beijing 1988, p. 1917, in fact, can only cite the Gao Zhan story to substantiate this allusion. [46] For ancient attestations, see Harold Bailey, Dictionary of Khotan Saka, Cambridge: Cambridge University Press 1979, p. 336, and Ilya Gershevitch, A Grammar of Manichean Sogdian, Oxford 1954, p. 8. [47] Lin Zhengtan et al., Hanyu wailaici cidian, Shanghai 1984, pp. 249, 246. [48] Feng Chengjun, op.cit., p. 64. [49] Peter Boodberg, An early Mongolian toponym, HJAS 19 (1956) 407—08. [50] Annemarie von Gabain, Altturkische Grammatik, 3. Auflage, Wiesbaden 1974, pp. 107 and 326. [51] Harold W. Bailey, Hvatanica, BSOS 8 (1935—37) 923—34. [52] As Boodberg discussed the case of Gao Yang in his Marginalia to the histories of the Northern Dynasties, II, HJAS 3 (1938) 225—235, errors in these dates were common. [53] The Gao clan claimed a Han ancestry. But the family was repeatedly identified by the contemporaries as Xianbei. See Yao Weiyuan op.cit. pp. 135—37. Tan Qixiang has suggested the possibility that the Gao was of Korean descent. See Miao Yue, Dushi cungao, Beijing 1963, pp. 93—94. [54] Both Northern Qi and Northern Zhou courts were under some form of Zoroastrian influence. See Chen Yuan Huoxianjiao ru Zhongguo kao, in Chen Yuan xueshu lunwenji, Beijing 1980, 1:303—328. Please note that the powerful Northern Zhou regent Yuwen Hu’s style Sabao (Zhou shu, 11.165) was likely of Zoroastrian origin too. For the bias in classic historiography regarding ethnic regimes in China, see this author’s essay Succession struggle and the ethnic identity of the Tang imperial house, JRAS Series 3,6,3 (196) 379—405. [55] See Omeijan Pritsak’s famous study Die Bulgarische Furstenliste und die Sprache der Protobulgaren, Wiesbaden 1955. [56] Zhai Hao, Tongsu bian, Taipei 1963, 38.22. [57] See, e.g., Yu Haoliang Qinjian Ri shu.jishi jiyue zhu wenti in Yunmeng Qinjian yanjiu, Beijing 1981, 315—357. [58] Jeny Norman, A Note on the Origin of the Chinese Duodenary Cycle, in G. Thurgood et al. ed., Linguistics of the Sino—Tibetan area; the state of the art, Canberra 1985:85—89. [59] Louis Bazin, Man and the concept of history in Turkish Central Asia, Diogenes, 42 (1962) 81—97, and lately his Les systèmes chronologiques dans le monde turc ancien, Paris, 1991. [60] Bayard Dodge, ed. and transl. The Fihrist of al-Nadim: a tenth-century survey of Muslim culture, New York 1970, 1:37 [61] Zhou shu 49.897. [62] Samuel N. C. Lieu, Manichaeism in the later Roman Empire and medieval China 2nd ed., Tubingen 1992. [63] Bayard Dodge op.cit. 1:37. [64] Pritsak op.cit. p.64. This suggestion may require some qualification: Chinese data suggests an original name Xiutuge or *cio(g)-d’oklak for the name Tuge, and one may need a c-/g- >‘ change of the initial. But Xiutuge may well be a short form of Xiuzhu Tuge. See Hou Han shu 90.29 83 and 90.2990. [65] Yao Weiyuan Dugu ji Tuge kao, in Lin Gan, ed. Xiongnu shi lunwen xuanji, Beijing 1983, PP. 69—74. [66] For a most extensive examination of this battle and its consequences, see Bai Shouyi Cong Daluosi zhanyi shuodao Yisilan zhi zuizao de Huawen jilu, in his Zhongguo Yisilan shi cungao, Yinchuan 1982, 56—103. [67] Joseph Needham, Science and civilization in China, Vol. 1, London 1954, pp. 236—37. [68] Paul Pelliot, Les artisans chinois a la capitale abbasside en 751—762, TP 26 (1928) 110-12. [69] Tongdian 193.1041. [70] For example, Du’s accurate comments on Iran having been conquered by the Arabs for more than a hundred years were quoted by Du You to correct the out-of-date Chinese account of the old Sasanid Persia. See Tongdian 193.1042. In addition, Du’s brief descrition of the three major religions current in the region appears quite accurate also. Two of the religions namely Daqin and Dashi can be easily identified as (Nestorian) Christianity and Islam, respectively. The third namely Xunxun (Middle Chinese pronunciation zim zim), requires some erudition. Cihai, Shanghai 1989, p. 2788, suggests that it was likely to refer to Zoroastrianism, claiming, without providing its sources, that the Arabs had called Zoroastrians “Zemzem”. This author has indeed found that the famous early Arab author Abu-l Hassan aI-Mas’udi had reported that a vulgar name, not for Zoroatrians but rather for their sacred book the Avesta (Bestah), was zemzemeh. See Muruj al-Dhahab wa Ma ‘adin al-Jawhar (The meadows of Gold), edited with a French translation by C. B. de Maynard and P. de Courteill, Paris 1861—77, II.123. In view of this evidence, Du’ s accusation of the Xunxun being the worst offenders of sexual morality leaves little doubt that he was indeed talking about Zoroastrianism, which was famed for practicing xvaetvadatha, “next-of-kin marriage”. See for example Mary Boyce, A History of Zoroatrianism, Vol. II, Leiden 1982, P. 75. In fact, the pre-Islamic Iranian tradition of consanguineous marriages had been observed from Herodotus (3.31) on down including Chinese historians. Zhou shu 50.920 has a similar passage on Persians having “the most immoral” marriage customs among the “barbarians”, whereas Sui shu, Beijing, 1973, 83.1856 states specifically that Persians “marry their own sisters”. [71] In fact, Du had also accurately recorded the location of the Kharzar “Turks”. See Tongdian 139.1044 [72] Li Yanshou, Bei shi, Beijing 1974, 98.3264. [73] Thomas D. Carroll, Account of the T’u-yu -hun in the history of the Chin dynasty, Berkeley 1953, and Stephen A. Halkovic, The Mongols of the West, Bloomington 1985. [74] Shiratori himself seemed to have hesitated between the two characterizations. See K. Shiratori, Sur l’origine de Hiong-nu, JA 202 (1923). G. I. Constantin’s work Were the Hiung-nu’s Turks or Mongols; regarding some etymologies proposed by Shiratori, Bucarest 1958, is inaccessible to this author. [75] Otto Maenchen-Helfen, Huns and Hsiung-nu, Byzantion 17 (1944—45) 222—243. On p. 224, Maenchen-Helfen observed that there lived in Xiongnu empire the ancestors of the present-day Ket or Yenissei-Ostiaks, and some of the Xiongnu words might have been borrowed from the Proto-Ket. See also L. Ligeti, Mots de civilisation de Haute Asie en transcription chinoise, AOH I (1950), 141—185. [76] G. Pulleyblank, The Consonantal System of Old Chinese: Part II, Asia Major n.s. 9 (1963) 206—65. It is of particular interest to note that the same Yenissei groups have also been linked, with some degrees of succeess, to the Sino-Tibetan linguistic family. See Sergei A. Starostin, Praeni seiskaia rekonstruktsiia i vneshnie sviazi eniseiskikh iazykov, in E. A. Aleksenko et al. ed., Ketskii sbornik III. Leningrad 1982, pp. 144—237, and Starostin, Gipoteza o geneticheskikh sviaziakh sino tibetskikh iazykov s eniseiskimi i severnokavkazskimi iazykami, in Lingvisticheskaia rekonstruk tsiia i drevneishaia istoriia Vostoka: tezisy i dokiady konferentsii, IV. Moscow 1984, pp. 19—38. The Xiongnu language problem would therefore seem to have come full circle. Indeed in another essay Sino-Tokarico-Altaica: two linguistics notes, to appear in CAJ, this author has observed possible proto-Sinic linguistic connections of the Xiongnu. [77] For Xiongnu data, see the explanation for the clan name Tiefu in Wei shu Beijing 1974, 95.2054. For hu being the general name for the Beidi “Northern barbarians”, see Jin zhongxing shu (quoted in Lin Gan, ed. 1988, 11.1046). [78] Wang Guowei, Xihu kao and Xihu xukao, in Guantang jilin, Beijing 1959, 13.606—19. For the essays by Cen Zhongmian and Lu Simani, see Lin Gan, ed., 1983. Both Wang and Cen tried to explain for character hu’s double meaning by alleging that the Xiongnu were largely Caucasian or had an Iranic origin. [79] For example, Jin shu, 56.1533-34 stated that the Hu of Bingzhou “had in fact been the Xiongnu”. See Tang Changru and Lin Gan for other well-documented cases. [80] For instance, the largely Indo-Iranic Central Asian states had for a long time been under the Xiongnu’s direct control. Some had demonstrated unwavering loyalty to the Xiongnu under the Han pressure. See Denis Sinor, ed., The Cambridge History of Early Inner Asia, London 1987, p. 128. Also of interest is the “blue-eye” Xiongnu portrait. See Lin Gan, ed. Xiongnu shi lunwen xuanji, p. 81. This author thinks that a potentially fruitful direction for addressing the Xiongnu ethnicity problem is to follow up on Owen Lattimore’s ingenious notion of “progressive barbarization” (a fine elaboration of this theory is given by Peter Boodberg in a 1942 lecture, in Selected works of Pete A. Boodberg, Berkeley 1979, 1—23.), and to examine the great economic and social changes in nothern China in the second half of the last millennium BC which led to the simultaneous advent two empires, one agraric and one nomadic, in East Asia. Along this line, it would seem natural to find among the Xiongnu, not only Altaic and paleo-Asiatic components, but also (native) Indo-European and proto-Sinic elements (cf. note 73) which had been “progressively barbarized” and forced into nomadism by the ever-growing intensive farming in the Chinese heartland. [81] The world of the Huns, pp. 369—74. [82] For a recent survey of some of these groups, see Peter Golden, op.cit., pp. 79—83. [83] Sui shu 84.1862. This Zahu origin of the Turks was maintained or copied by Bei shi (57.3286) and Tongdian (197.1067). [84] The date of the Sogdian ancient letters, BSOAS 12 (1948) 601—15. Please note that Henning’s dating of the letters to be after the sack of Luoyang by the Xiongnu Liu Cong j (311), once universally accepted, now seems untenable after J. Harmatta’s meticulous studies The archaeological evidence for the date of the Sogdian letters, in J. Harmatta ed. Studies in the Sources of the History of Pre-Islamic Central Asia, Budapest 1979,75—90, and Sogdian sources for the history of pre-Islamic Central Asia, in J. Harmatta ed, Prolegomena to the Sources on the History of Pre-Islamic Central Asia, Budapest 1979, 153—65. As Harmatta has argued, the letters were more likely to describe the events of 193 when the generals of the murdered warlord Dong Zhuo called in the (Southern) Xiongnu troops for the fightings in and around Chang’an. [85] Read for example Prusek op.cit. p. 16 [86] Otto Maenchen-Helfen, Pseudo-Huns, CAJ I (1955): 101—106. However, Maenchen’s use of the Tuyuhun as yet another “Hun” group in his arguments after taking his cue from the Tang period shortened appelation for the group is misplaced. Chinese records have shown unequivocally that, unlike the Zahu, the Tuyuhun had an unmistakable Xianbei origin. At any rate, the Tang time pronunciation of the character hun is certainly quite different than that of xiong . [87] The Cambridge history of early inner Asia, p. 179. [88] See for example Maenchen-Helfen, The world of the Huns, pp. 164, 199, 381 and 43 1—32. Please also note the identification of the name Irnik on the Bulgarian Princes’ List with and the youngest son Ernach of Attila. See Steven Runciman, A History of the First Bulgarian Empire, London, 1930, pp. 279—81. [89] Zizhi tongjian 149.4674. This somehow can be viewed as the final revenge the former Xiongnu groups took on the Xianbei who had earlier replaced the Xiongnu as the dominating power on the steppe. [90] Read for example Hlne Vetch, Lieou Sa-ho et les grottes de Mo-kao, in Nouvelle contributions aux etudes de Touen-houang, Genve 1981, 137—148. Vetch unfortunately was otherwise uninformed about the Jihu, as shown by her speculation that ji in Jihu referred to Kashmir (p.147n34). Liu Sahe’s reported pilgrimage to India and/or the Western Regions may provide further evidence for the Buluoji’s links with Central Asia. [91] Chen Yuan, The Ch’ieh-yun and its Hsien-pi authorship, MS 1 (1935—36) 245-52 Copyright©elbilge 2003-2004 ---------------- В обобщение, Buluoji/Bulgars в Китай се явяват група, състояща се от остатъците на Xiongnu съюза, която не е погълната от придошлия по-късно Сянбийски конгломерат, със забележим европеиден примес..... Другие китайские автори (в книгата са цитирни) ясно свързват булоцзите със старото тохарско население - юечжите... Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
Гость vadu Опубликовано 28 марта, 2010 Поделиться Опубликовано 28 марта, 2010 Род Кай, упоминаемый на этом форуме как монгольский, согласно древнетюркскому словарю, основанному на древнетюркских надписях, является одним из тюркских родов. Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
Гость vadu Опубликовано 28 марта, 2010 Поделиться Опубликовано 28 марта, 2010 Если судить по гаплогруппному составу, то согласно некоторым российским форумам на Эйгин Гол лежат С3 и конечно же, арии Ra1a. на зарубежных форумах несколько иная картина - C3, N и Q. То есть состав хунну-сюнну был разношёрстным изначально. Говорить они могли как на одном, так и на нескольких языках, имея какой-либо в качестве "языка межнационального общения". Судя по гаплогруппам это могли быть и тунгусы и тюрки и монголы и кеты и угры, вплоть до чукчей. Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
Ramojz Опубликовано 29 марта, 2010 Поделиться Опубликовано 29 марта, 2010 В википедии написано, что гунны пришли с северного Китая, точнее с Алтайского Китая и, мигрируя на запад, оставили свои корни, поселения в Монголии, м.б. и в северной Монголии? Так, м.б. Чингизхан, родившийся там же, был гунном и унаследовал от Атиллы его черты характера - покорять западные европейские страны, ибо, на восток уже идти то некуда - там Тихий океан. Чингизхан тоже, мигрируя, кочуя на запад, повторил, почти скопировал путь - деяния Атиллы?. Только Атилла, его отец это сделали на несколько веков раньше. Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
eleri Опубликовано 3 апреля, 2010 Поделиться Опубликовано 3 апреля, 2010 Редко встретишь монголоведа который бы признавал хунну тюрками. Вот Викторова Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
eleri Опубликовано 3 апреля, 2010 Поделиться Опубликовано 3 апреля, 2010 Тут 5 карт из книги. Л. А. БОРОВКОВА. Царства «Западного края» во II-I веках до н. э. Восточный Туркестан и Средняя Азия сведениям из «Ши цзи» и «Хань шу». Москва, ИВ РАН, Крафт, 2001 Там внизу картинка - original image, нажать ее для полной картинки. Картинки легкие (не более 200кб), но большие, поэтому через тот сайт предлагаю Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
Гордий Опубликовано 26 июня, 2010 Поделиться Опубликовано 26 июня, 2010 http://kronk.narod.ru/library/kovalov-aa-2002.htm А.А. Ковалёв Происхождение хунну согласно данным истории и археологии. В последние годы заметно активизировался поиск археологических памятников хунну [сюнну] до начала экспансии Маодуня [см. обзор: Коновалов, 1996]. Это связано прежде всего с публикацией новых памятников кочевых племен эпохи Чжаньго (V-III вв. до н.э.), обнаруженных на современной китайской территории. Тянь Гуаньцзинь [1997, с. 299-304], Линь Юнь [Lin Yun, 1992; Линь Юнь, 1993], У Энь [1990], С.В. Комиссаров [1988, с. 100-102], Н.В. Полосьмак [1990], Ю.А. Заднепровский [1991], С.-К. Псаррас [Psarras, 1994, 1995, 1996] указывают на сходство различных черт материальной культуры степных племен гунно-сарматского времени и предшествующего периода, однако таковое сходство само по себе не может быть принято как свидетельство происхождения исторических хунну [сюнну] как особого этнического образования из определённого района степи [Lin Yun, 1992, p. 7; Линь Юнь, 1993, с. 140]. Выявление этноопределяющих признаков хунну затруднено в связи с тем, что культура хунну ханьского времени имела многокомпонентный характер; под их властью объединились многие племена, жившие к югу и к северу от пустыни Гоби. Примером некорректного подхода к определению собственно хуннуских памятников в контексте многоэтничной империи является этническая атрибуция могильника Даодуньцзы в Нинся (средний — поздний период Западной Хань), который, хотя и отнесён китайскими исследователями к эталонным «сюннуским» [У Энь и др., 1988, 1990], но по погребальному обряду и облику большинства сосудов резко отличается от известных нам памятников хуннского времени севернее Гоби [Варёнов, 1995а, 1995б] и скорее всего оставлен потомками ордосских племён, вошедших в состав хуннуского союза. Кроме того, возвышению хунну способствовали инновации в комплексе вооружения «северных племён» на рубеже III-II вв. до н.э., связанные с широким освоением железа. Поэтому искать «прототипы» многих компонентов материальной культуры государства хунну, видимо, просто бессмысленно. (150/151) Попытки выявить специфические стороны культуры собственно хунну на позднем материале и обнаружить их в раннем контексте предпринял в последнее время С.С. Миняев [Миняев, 1987; Миняев, 1998, с. 79-83; Minyaev, 1985, 1992; Minyaev, 1996, p. 11]. Ключевым для него является погребальный обряд «рядовых» могил II-I вв. до н.э. [определённой конструкции деревянный гроб в каменном ящике, вытянутое на спине положение костяка], аналогию которому он усматривает в памятниках так называемой «культуры верхнего слоя Сяцзядянь» раннескифской эпохи. Однако временной разрыв по меньшей мере в 3-4 века между «верхнесяцзядяньскими» и забайкальскими хуннускими памятниками [о датировке памятников так называемой «культуры верхнего слоя Сяцзядянь» см. напр.: Цзинь Фэнъи, 1987; Ковалёв, 1998; Wagner, Parzinger, 1999], отсутствие в маньчжурских каменных ящиках сколько-нибудь похожих на хуннуские сосудов не даёт возможности пока определить верхнее течение Ляохахэ как прародину хунну. Кроме этого, вызывает сомнение и само определение понятия «каменный ящик», ставшее центральным пунктом в рассуждениях С.С. Миняева. Как и китайские археологи, использующие термин «шигуань му», т.е. «могила с каменной конструкцией», он рассматривает как единое целое и «настоящие» каменные ящики, сложенные из вертикальных плит или горизонтальной каменной кладкой, и могилы с беспорядочной каменно-земляной забутовкой между деревянной рамой [срубом] и стенками ямы. В памятниках Северо-Восточного Китая «настоящие» каменные ящики не имеют внутреннего деревянного гроба [см. напр. Деревянко, 1976, с. 212-232], но в Дырестуйском могильнике сюнну, на материалах которого С.С. Миняев основывает свои предположения [Миняев, 1998] таких ящиков, составленных из вертикальных плит, только два (!) — могилы 53 и 61; ещё три таких ящика имеют внутри деревянную конструкцию (№ 43, 45, 58). Общим для конструкции некоторых могил «верхнего слоя Сяцзядянь» и Дырестуйского могильника можно считать только беспорядочную наброску камней за стенками гроба. Однако сравнивать забутовку с забутовкой по меньшей мере рискованно. Сложно назвать культуру степей Евразии, в погребениях которой не использовался бы этот технический приём. В Северо-Восточном Китае могилы с каменной забутовкой между стенками ямы и стенками деревянной конструкции встречены в большинстве в уезде Нинчэн АР Внутренняя Монголия. Однако эти могилы, на материал которых также ссылается С.С. Миняев, в большинстве своём не имеют прямого отношения к «культуре верхнего слоя Сяцзядянь». В 1992 г., охарактеризовав их типологические особенности, я предложил их предварительно именовать «памятниками типа Наньшаньгэнь» [Kovalev, 1992, S. 63-72]. Новые материалы не только подтвердили их типологическую обособленность, но и дали возможность датировать их временем не позже первой четверти VII в. до н.э.; в то же время появились новые аргументы в пользу отнесения этих памятников к наследию племени «шаньжун» [«бэй- (151/152) жун»], хорошо известного китайским хронистам в этот период [Ковалёв, 1998; Чжун Сук Бэ, 2000, с. 130-133]. Кроме этого, приводимые С.С. Миняевым аналогии [Миняев, 1998, с. 82] территориально не совпадают с регионом прародины хунну, очерченным самим исследователем по материалам письменных источников. К востоку от хунну, согласно приводимым им самим сообщениям «Ши цзи», должны были располагаться до конца III в. до н.э. дунху, и если «исконные кочевья» хунну, — с чем согласен С.С. Миняев, — находились севернее Юньчжуна и Дай, то именно для дунху остается место там, где были исследованы могильники, на которые исследователь ссылается в подтверждение своей гипотезы. Представляется, что выделить какие-либо «этноопределяющие» черты материальной культуры «хунну» только на основе поздних (эпохи хуннского государства) материалов принципиально невозможно. Даже если допустить, что нам удалось выявить погребения собственно хунну рубежа нашей эры, отличающиеся чем-то от погребений подвластных им племён, мы не сможем без дополнительных доказательств экстраполировать эти особенности на ранние материалы, поскольку материальная и духовная культура хунну как господствующего этноса могла принципиально отличаться от их культуры до этого периода. Инновации прослеживаются именно — и в первую очередь — в погребальном обряде, почему-то во всех случаях считающемся наиболее консервативным элементом культуры. Так, обычай захоронения погребённого по принципу «гроб в срубе» — не что иное, как «калька» китайского погребального обряда эпохи Чжаньго (наличие «внешнего» и «внутреннего» гроба), тем более что по китайским обычаям земляная яма должна была иметь пологий пандус, который мы видим и в курганах хуннуской знати. Естественно, что хунну копировали обычаи высшего слоя китайского общества, с тем чтобы подчеркнуть свою равнозначность элите ханьской империи. На мой взгляд, необходимо сначала как можно более точно определить территории, где присутствие хунну засвидетельствовано историческими источниками в «дохуннскую» эпоху (до рубежа III-II вв. до н.э.), затем выяснить, не появляются ли в памятниках этого времени на этих землях те новые элементы материальной культуры, которые затем, в ханьскую эпоху, станут ведущими для культур кочевников, объединённых общим названием «хунну» («сюнну»). Тем самым мы, с одной стороны, подтвердим надёжность используемых исторических источников, а с другой — выявим специфические признаки материальной культуры собственно хунну до воцарения Маодуня. Выяснив таким образом местоположение хунну накануне их возвышения, мы сможем затем ретроспективно, с учётом новых материалов, продвигаться далее в поисках хуннуской «прародины». Нельзя согласиться с утверждением С.С. Миняева о том, что возможности исторических источников в деле поиска прародины хунну исчерпаны [Миняев, 1987, с. 142]. Дело в другом — до сих пор однозначно не установ- (152/153) лены все упоминания о хунну, относящиеся к доханьскому периоду. Так как в эпоху Хань зародилось представление о том, что все варварские племена северо-запада были предками хунну, в исторических сочинениях с этого времени слово «сюнну» стало употребляться для обозначения кочевников вообще. Поскольку большинство исторических сведений о хунну известно нам именно в интерпретации ханьских источников, необходимо строго отчленить все вероятные случаи такого словоупотребления и работать далее только с доказуемыми упоминаниями хунну как особого варварского племени эпох Чжаньго (475-221 г. до н.э.) и Цинь (221-207 г. до н.э.). Это могут быть, во-первых, сообщения ранних (доханьских) источников (в том числе дословно включённые в состав более позднего текста), а во-вторых, отрывки, в которых «сюнну» как особое племя упоминаются в противопоставлении другим варварским народам доханьского времени. Наиболее полная сводка сообщений об истории хунну в доциньскую эпоху приведена в статье Сюн Цуньжуя [Сюн Цуньжуй, 1981]. Достоверность ряда исторических источников о ранней истории хунну анализируется в работах Л.А. Боровковой и С.С. Миняева, вышедших на рубеже 90-х годов [Боровкова, 1990; Миняев, 1990, 1991]. К сожалению, российскими исследователями были привлечены не все письменные упоминания о хунну и их взаимоотношениях с китайскими княжествами, относящиеся к доханьскому времени; в статье Сюн Цуньжуя недостаточное внимание уделяется внутренней и внешней критике приводимых источников; за аксиому принимаются некоторые, на наш взгляд, спорные локализации географических пунктов. В связи с этим представляется необходимым привести как можно более полную критическую сводку сведений о доханьской истории хунну. Первое определённое упоминание «сюнну» как отдельного племени воспроизведено в сочинении «Шо юань» (глава 1 «Цзюнь дао»): «Яньский Чжао-ван, спрашивая Го Вэя, сказал: «Мои земли утеснены, населения мало. Цисцы отобрали и уничтожили восемь [моих] крепостей, сюнну мчатся во весь опор на лоуфаней...» [Шо юань, с. 33; Сюн Цуньжуй, 1983, с. 112]. Приведённый отрывок взят из диалога Чжао-вана и Го Вэя, в котором Го Вэй предлагает вану созвать ко двору мудрецов со всех концов Поднебесной. Этот диалог традиционно относят к самому началу пребывания Го Вэя при яньском дворе, т.е. мы можем принять его датировку как 311-310 гг. до н.э. Захват восьми крепостей, о котором идёт речь, таким образом мог иметь место в 314-312 гг. до н.э., когда циские войска, воспользовавшись смутой в Янь, вторглись в это княжество, убив его правителя Цзы Чжи. [ШЦ, 2, с. 732-733; 5, с. 1556-1557; 7, с. 2268; Сыма Цянь, V, с. 87-89; VII, с. 113-114]. Сборник «Шо юань» («Сад высказываний») был составлен известным учёным, компилятором и писателем ханьского времени Лю Сяном (около 79-8 гг. до н.э.), заслугой которого является также составление книги «Чжаньго цэ» («Планы сражающихся царств»). Как пишет Лю Сян, имея доступ к дворцовым книгохранилищам, он использовал тексты (153/154) хранящихся там «в беспорядке» ранних сочинений, которые стремился упорядочить и передать без повторов и ошибок. Учёный уделял огромное внимание аутентичности воспроизведения текстов более ранних источников, входящих в его книги. В частности, он описывает методы «двойного сличения» древних текстов, в котором принимают участие два человека, взаимно проверяющих текст оригинала и копии [Васильев, 1968, с. 7-9, 45]. К.В. Васильев разбирает методы работы Лю Сяна применительно к составлению им книги о военно-политической истории «Чжаньго цэ». Однако те же выводы правомерны и для сборника текстов философско-политической проблематики «Шо юань», составленного таким же образом из фрагментов более ранних сочинений, а потому весьма вероятно, что «Шо юань» точно передаёт текст записей эпохи Чжаньго, включая этноним сюнну, который в данном случае не является интерполяцией ханьского времени. Сюнну здесь показаны как особое племя, противопоставленное племени лоуфань. Правитель Янь обеспокоен нападениями сюнну на лоуфаней. Это может быть связано с тем, что по крайней мере часть лоуфаней была союзниками или вассалами Янь. О нападениях враждебных Янь варваров на лоуфаней повествуется в «Чжаньго цэ» (глава 12 «Ци 5», параграф «Су Цинь шо Ци Минь-ван»). Мудрец Су Цинь (или его брат Су Дай — см. ниже), обращаясь к цискому Минь-вану, говорит: «Некогда (иероглифами «сичжэ» степень древности указанных событий не может быть определена, корректнее было бы перевести их словами «прежде», «в прошлом» [см. ГДХЮЦД, с. 1665]. — А.К.) [царства] Янь и Ци сражались в лабиринте [гор] Хуань. Янь потерпело поражение и потеряло стотысячную армию. Люди [народа] ху (в оригинале — «ху жэнь», что может обозначать и «варваров» вообще, и представителей одного из племен ху — линьху или дунху; в переводах В.С. Таскина обычно «хусцы». — А.К.) напали на несколько владений лоуфаней, [подвластных] Янь (в оригинале — «Янь лоуфань шу сянь», т.е. «[входящие в] Янь несколько уездов лоуфаней»; это весьма существенно, так как использование слова «сянь» [уезд] — административной единицы в срединных государствах — однозначно говорит о включении неких территорий, заселённых лоуфанями, непосредственно в состав яньских земель под управлением назначенных ваном чиновников [Creel, 1970; Васильев Л.С., 1983, с. 271-276]. — А.К.), захватили их быков и лошадей» [ЧГЦ, с. 434, цит. по: К. Васильев, 1968, с. 211; см. Мэн Вэньтун, 1958, с. 101]. Минь-ван Ди правил в Ци, согласно данным Сыма Цяня (глава 15 «Лю го бянь»), с 323 по 284 гг. до н.э. [ШЦ, 2, с. 730-740; см. Сыма Цянь, III, с. 279-293]. По хронологии «Чжушу цзинянь», его правление началось только в 300 г. до н.э. [Сыма Цянь, III, с. 808]. Хронологическая таблица, составленная по данным «Чжаньго цэ» Юй Чаном, относит начало правления Минь-вана к 301 г. до н.э. [ЧГЦ, с. 1249]. (154/155) Су Цинь был убит вскоре после того, как Минь-ван начал царствовать [Сыма Цянь, V, с. 86; VII, с. 111]. Таким образом, он мог лично обращаться к Минь-вану либо в 323-322, либо в 301-300 гг. до н.э. В одном из списков «Чжаньго цэ» с дополнительными комментариями Яо Хуна иероглифы «Су Цинь» в начале этого эпизода отсутствуют. В списке «Чжаньго цэ», отредактированном Бао Бяо, вместо «Су Цинь» здесь указано «Су-цзы». У Ши считал, что в этом эпизоде речь идёт не о Су Цине, а о его младшем брате Су Дае, также прозывавшемся «Су-цзы» [ЧГЦ, с. 427, прим. 1]. Вопрос о том, кто из братьев Су должен был произнести приведённую речь, остается дискуссионным [ЧГЦ, с. 445-446, прим. 38]. Если это был Су Дай, то согласно общепринятой хронологии он мог беседовать с Минь-ваном либо в 319-317, когда был посланником в Ци, либо в 312-285 гг. до н.э., до свержения Минь-вана [ШЦ, 2, с. 731-740; см. Сыма Цянь, III, с. 281-293, VII, с. 113-114]. Однако в этой речи «Су-цзы» упоминаются также военные столкновения царств Ци, Чу, Цинь, Хань, Вэй, зафиксированных в «Ши цзи» по хроникам отдельных государств и относящихся к 303-298 гг. до н.э. [ЧГЦ, с. 431; ШЦ, 2, с. 735-737]. Таким образом, только период с 298 по 285 годы до н.э. может быть принят как время произнесения приведённой речи независимо от того, кому из братьев Су она принадлежала. Казалось бы, два приведенных отрывка о нападениях враждебных варваров на яньских союзников-лоуфаней могут отражать одно и то же историческое событие, т.е. «Су-цзы» (в 298-285 гг. до н.э.) мог напомнить Минь-вану ситуацию 314-311 гг. до н.э., сложившуюся как раз во время оккупации иньской территории цискими войсками. Об этом говорит и комментарий к «Чжаньго цэ» из издания Бао Бяо «Бао бэнь», который относит описываемую Су Цинем войну Ци и Янь ко времени «[Цзы-]чжи и Гуай[-вана]» в Янь [ЧГЦ, с. 435, прим. 16]. Однако во время похода Минь-вана на царство Янь никаких крупных сражений вообще не было. Народ, ненавидевший узурпатора Цзы-чжи «до мозга костей», встречал циские войска хлебом-солью, цисцы беспрепятственно дошли до яньской столицы, ворота которой им открыли сами жители [см. напр.: яркое описание этих событий в средневековом романе «Дун Чжоу лего чжи»: Фэн Мэнлун, 1997, с. 1002-1103]. С другой стороны, горы Хуань, судя по всему, находятся в глубине территории Ци. Комментарий из издания «Бао бэнь» говорит, что эти горы располагаются на границе царств Ци и Лу [ЧГЦ, с. 435, прим. 14], т.е. за сотни километров от яньских границ. Горы с таким названием Шан Уинь в своём словаре упоминает только на территории уезда Туншань провинции Цзянсу [ЧГГЦДМДЦД, с. 715]. Так что скорее всего в приведенном отрывке речь идёт о нападении Янь на Ци, что ни в коем случае не могло иметь места во время яньской смуты, связанной с неудачным правлением Гуай-вана. Таким образом, в «Чжаньго цэ» и «Шо юань» упоминаются два различных, происходивших в разное время нападения на яньских лоуфаней: (155/156) одно — со стороны неких «ху», а другое — со стороны «сюнну». Считать эти тексты восходящими к одному первоисточнику невозможно. Тем самым отпадает один из основных аргументов в пользу того, что слово «сюнну» в «Шо юань» могло появиться в результате изменения текста первоисточника, где упоминались «ху», «сохранившиеся» в тексте «Чжаньго цэ». Лоуфани неоднократно упоминаются в исторических источниках — сначала «на север» от Цзинь, а затем и от Чжао (т.е. на севере нынешней провинции Шаньси) [ШЦ, 9, с. 2883; ШЦ, 9, с. 2885], в конце IV в. до н.э. их помещают «на запад от Чжао» [ШЦ, 6, с. 1805, 1809; ЧГЦ, 657], в 297 г. до н.э. чжаоский Чжуфу (Улин-ван) встречается с их ваном на запад от Чжао, на «Сихэ», т.е. «Западной Реке» (восточный отрезок излучины Хуанхэ) [ШЦ, 6, с. 1813], в конце III — конце II вв. до н.э. их местопребывание — в «Хэнань» (Ордосе) [ШЦ, 8, с. 2719; 9, с. 2890; 2906, 2923]. Скорее всего, источники отражают реальное перемещение лоуфаней в Ордос на рубеже IV-III вв. до н.э. вследствие разгрома этого племени чжаоским Улин-ваном [Мэн Вэньтун, 1958, с. 95, сводку сообщений о расселении лоуфаней см.: Ковалёв, 1999, с. 77]. Таким образом, наиболее вероятное размещение лоуфаньских кочевий, подвластных Янь, на которые могли нападать как «ху», так и сюнну до конца IV в. до н.э., — земли к западу от тогдашней границы Янь, в районе сегодняшнего Датуна. Лоуфани, «подведомственные» либо дружественные Янь, не могут считаться домыслом автора-составителя «Шо юань» и «Чжаньго цэ» Лю Сяна либо кого-либо другого из позднейших авторов. При раскопках кладбища нижней столицы царства Янь была исследована относящаяся к позднему периоду Чжаньго могила М30 с богатым инвентарём, включавшим, с одной стороны, яньские сосуды, вооружение, колесничное снаряжение, а с другой стороны, набор великолепно исполненных китайскими (видимо, яньскими) мастерами предметов вооружения и золотых украшений, выполненных в «алтайском» зверином стиле [Янь ся ду, 1998, с. 678-715]. Эти предметы ювелирного искусства аналогичны находкам из погребения Сигоупань М2 того же времени, исследованного в Ордосе [Тянь Гуаньцзинь, Го Сусинь, 1986, с. 351-371]. В том числе здесь было обнаружено 7 серебряных бляшек для украшения конской узды, подобных найденным в М20, на оборотной стороне которых, как и на предметах из яньской столицы, китайским мастером указан точный вес драгоценного металла. В моей статье 1999 г. подробно рассматривается феномен проникновения на территорию варварских племён Ордоса так называемого «алтайского» или «пазырыкского» звериного стиля [Ковалёв, 1999]. Поскольку его проявления были обнаружены только в «элитных» погребальных комплексах высшего слоя кочевого общества Ордоса конца IV-III вв. до н.э. и эти специфически «пазырыкские» образы доживают в пластике Северного Китая до II в. до н.э., мною был сделан вывод о том, что «алтайские» идеологические представления с конца IV по конец II в. до н.э. стали ведущими (156/157) именно для элиты ордосского кочевого общества, каковым в это время по данным исторических источников могли быть только лоуфани либо союз племён, возглавлявшийся неким «ваном» лоуфаней и байян, продержавшиеся в Ордосе до походов Вэй Цина в 128 г. до н.э. Таким образом, могила M30 в яньской столице показывает высокое положение в яньском обществе именно представителя племени лоуфаней, который, несомненно, в ней был захоронен. Эта находка должна существенно укрепить наше доверие к разбираемым историческим источникам, поскольку до неё трудно было даже предполагать достоверность сообщения о «уездах лоуфаней в Янь», т.е. о прямом включении варварского кочевого населения в административную структуру этого государства. Видимо, поэтому и К.В. Васильев в своём переводе, как мы показали выше, опустил слово «сянь» («уезд»), включив вместо него слово «владение». В текст главы 81 «Ши цзи» «Лян По, Линь Сянжу лечжуань» включено описание разгрома племен северных кочевников (включая «сюнну»), учинённого Ли My, военачальником царства Чжао, на севере чжаоских земель: «Ли My, служивший в северных пограничных областях царства Чжао... постоянно пребывал в Дай или Яньмэне (в переводе В.С. Таскина — «в созданном на землях владения Дай округе Яньмэнь» [Таскин, 1968, с. 63]), этот перевод следует ошибочному комментарию танского Чжана Шоуцзе (737 г. н.э.) [ШЦ, 8, с. 1449], исходившего из того, что Яньмэнь располагался на землях так называемого «владения» Дай; однако ко времени Ли My в Чжао уже были образованы как округ Яньмэнь, так и самостоятельный округ Дай [ШЦ, 9, с. 1885; Ян Куань, 1957, с. 535]). — А.К.), готовый отразить нападение сюнну.... Вдоль границы были поставлены башни с сигнальными огнями... Когда сюнну вторглись малыми силами, то он отошёл... Узнав об этом, сюннуский шанъюй вторгся в чжаоские земли с огромной массой своих воинов. Но Ли My... развернул свои левый и правый фланги и ударил по армии сюнну, нанеся ей крупное поражение. Погибло более 100 тысяч сюннуских конников. Он уничтожил [племена] даньлань, разгромил [племена] дунху, принудил сдаться [племена] линьху. Шанъюй спасся бегством. В последующие десять с лишним лет племена сюнну уже не решались приближаться к пограничным городам Чжао (в переводе В.С. Таскина — «к пограничной стене» [Таскин, 1968, с. 64]), однако в тесте оригинала однозначно говорится о пограничных укрепленных городах («бянь чэн» — см. ГДХЮЦД, с. 85, а не о стене («чанчэн») или укреплениях («сай»). — А.К.). [ШЦ, 8, с. 2449-2450; цит. по: Сыма Цянь, VII, с. 258-260]. Эти события не могут быть датированы временем позже 244 г., когда Ли My направили в поход против царства Янь [ШЦ, 8, с. 2450; см. Сыма Цянь, VII, с. 260]. Сюн Цуньжуй относит этот разгром кочевников к 265-245 гг. до н.э. [Сюн Цуньжуй, 1983, с. 111]. Об этой же победе Ли My говорит в главе 102 «Ши цзи» Фэн Тан: «Ли My... на севере прогнал шанъюя, нанёс поражение дунху, уничтожил дань- (157/158) линь...» [ШЦ, 9, с. 2758, см. также: Таскин, 1973, с. 145]. Слова «уничтожил даньлинь» из главы 102 «Ши цзи» могли появиться, самое вероятное, в результате ошибки при переписке фразы, воспроизведенной в вышеприведенной редакции в главе 81: «... уничтожил даньлань, разгромил дунху, принудил сдаться линьху» или осмысленного сокращения названий этих племён. Так что племени даньлинь, скорее всего, не существовало вовсе. Комментатор Жу Чунь (189-265 гг.) идентифицировал это несуществующее племя даньлинь с одним из племён, участвовавших в походе, — с линьху [ШЦ, 9, с. 2885]. Отрывки однозначно повествуют о сюнну как особом племени, поскольку в тексте упоминается предводитель сюнну с титулом шанъюя, описание действий которого встроено в общий ряд с сообщениями о судьбе иных варварских народов. Л.А. Боровкова предлагает считать эпизод главы 81, описывающий борьбу Ли My с сюнну, позднейшей вставкой на том основании, что упомянутые масштабы победы совершенно нереальны, тем более что в других местах «Ши цзи» об этом умалчивает [Боровкова, 1990, с. 4-5]. Однако, во-первых, преувеличение военной мощи своих армий и армий противника — общее место многих классических сочинений Китая; во-вторых, соединение Ли My было далеко не самой крупной из армий эпохи Чжаньго: сильнейшие царства (такие, как Чжао) имели в это время постоянную армию численностью в миллион человек и могли выставить ещё 600 тысяч для одной кампании [Сайер, 1998, с. 17]; в-третьих, как мы видели, об этой победе говорится ещё и в главе 102, в-четвёртых, локализация сюнну совпадает с данными приведённого отрывка из «Шо юань». Поэтому вероятное преувеличение масштабов победы не должно быть поводом для отвержения этого текста. Местность, где Ли My одержал победу над силами шанъюя, определяется достаточно точно. Это — территория царства Чжао в округах Дай и Яньмэнь [см.: ЧГЛШДТЦ, 1, л. 37-38]. Северная граница Чжао в это время проходила по линии длинных стен чжаоского Улин-вана, которые прослежены у южного подножия гор Иньшань от Баотоу и далее на восток до уезда Чжоцзы [Внутренняя Монголия] [Гэ Шаньлинь, Лу Сысянь, 1981, с. 21-24, рис. 1; Ли Синшэн, Хао Липин, 1994], что соответствует сведениям «Ши цзи» («Он (Улин-ван) построил длинную стену, которая протянулась от Дай вдоль подножия гор Иньшань до Гаоцюэ и служила укреплённой границей» [ШЦ, 9, с. 2885, цит. по: Таскин, 1968, с. 37]). Судя по тому, что Ли My вынужден был поставить вдоль своего участка границы «башни с сигнальными огнями», его войска размещались на том отрезке границы Чжао, который стенами защищён не был, т.е. восточнее современного Чжоцзы. В пользу такой локализации говорит и то, что армия Ли My не заходила в округ Юньчжун, располагавшийся к западу от Яньмэня и защищённый длинной стеной. С востока же земли Чжао здесь ограничивались территорией царства Янь. Ко времени Ли My яньские земли были (158/159) расширены на севере за счёт захвата земель, принадлежавших племени дунху, и обнесены длинной стеной [ШЦ, 9, с. 2886, см.: Таскин, 1968, с. 37]. Исходя из этого сообщения «Ши цзи», длинная стена, построенная по северной границе Янь, должна была оканчиваться с запада в округе Шангу. Археологически яньские стены прослежены на запад до Чжанбэя [Чжэн Шаоцзун, 1981, с. 36, рис. 1]. Таким образом, наиболее вероятная дислокация соединений Ли My — между современными Чжанбэем и Чжоцзы (по прямой с запада на восток около 180 км). Согласно «Ко ди чжи», даньлинь в эпоху Чуньцю обитали в танском округе Шочжоу, управление которого находилось в Май [ШЦ, 9, с. 2885, прим. 11; КДЧ, с. 81-82], т.е. на севере Шаньси и прилегающих землях АР Внутренняя Монголия [см. Малявкин, 1981, с. 107], что полностью соответствует нашим выводам. В период объединительных войн будущего императора Ши-хуанди из Цинь в Янь бежал изменивший своему государю полководец в чине цзянцзюня Фань Уци. Прибытие Фань Уци в Янь создало большую проблему для яньского правящего дома, поскольку это могло послужить предлогом для нападения циньских войск, только что завоевавших соседнее царство Чжао. «Чжаньго цэ» передаёт высказанные в связи с этим слова наставника Цзюй У, обращённые к наследнику яньского престола (тайцзы) Даню (глава 31 «Янь 3», параграф «Цинь бин Чжао бэй сян ин Янь»): «Для тайцзы желательно срочно направить цзянцзуня Фаня к сюнну, чтобы избавиться от него. Прошу на западе объединиться с тремя Цзинь, на юге связаться с Ци и Чу, на севере договориться с шанъюем, после чего будет допустимо это организовать» [ЧГЦ, с. 1129]. Бегство Фань Уци от правителя Цинь относится к 228 г. до н.э. [Сюн Цуньжуй, 1983, с. 111]. Об аутентичности текста «Чжаньго цэ» мы уже говорили выше. Кроме этого, в речи Цзюй У упоминается шанъюй — титул предводителя хунну. Таким образом, этот отрывок также можно использовать в целях локализации сюнну. Как уже говорилось, земли Янь в это время простирались к западу до района Чжанбэя. На востоке же северная яньская граница доходила до Ляоси [Ян Куань, 1957, с. 536-537; ЧГЛШДТЦ, 1, л. 39-40]. Однако на север от Янь к тому времени оставались ещё «отброшенные на север» племена дунху. Это следует из нижеприводимого отрывка, а также из сообщения главы 43 «Чжао ши цзя» за 273 г. до н.э. о землях в Дай, «подвергавшихся нападениям дунху». Восточный отрезок северной границы в Ляодуне и Ляоси отделял яньские земли от древнекорейских племён емек [Бутин, 1982, с. 42-73]. Таким образом, ставка шанъюя хунну могла находиться только на западном отрезке северных яньских рубежей. Последний отрывок относится уже к описанию свершений шанъюя Маодуня [конец III в. до н.э.]: «Правитель дунху, ещё более возгордясь, начал захватывать земли на западе. Между [дунху] и сюнну пролегала брошенная земля, на которой на расстоянии более 500 ли никто не жил; и те и другие жили по её краям, (159/160) образуя оуто» [ШЦ, 9, с. 2889; цит. по: Таскин, 1968, с. 38, 39]. Из этого текста следует, что сюнну жили на запад от дунху, причём на расстоянии более 200 км. В то же время дунху, отброшенные в первой половине IV в. яньскими войсками к северу «на 1000 ли» [ШЦ, 9, с. 2886, см.: Таскин, 1968, с. 37], обитали теперь на север от вышеуказанной яньской длинной стены. Таким образом, земли сюнну могли находиться по отношению к северной границе Янь только на северо-западе. Следовательно, все четыре вышеприведенных отрывка относят действия хунну в конце IV-III вв. до н.э. к одной и той же местности — территории Внутренней Монголии к северу от границ современной провинции Шаньси, к северо-западу от границ провинции Хэбэй. Эта локализация совпадает с позднейшим местоположением ставки шанъюя «напротив [округов] Дай и Юньчжун» [см.: Таскин, 1968, с. 40], которая, как справедливо замечает С.С. Миняев, могла оставаться на традиционном месте [Миняев, 1990, с. 152; 1998, с. 80]. Имеется ещё один комплекс менее достоверных, но весьма вероятных упоминаний хунну в письменных источниках доханьской эпохи. При создании цзюаней 5 и 6 «Ши цзи» и «Цинь бэнь цзи» [«Основные записи [о деяниях дома] Цинь» и «Ши-хуан бэнь цзи» («Основные записи [о деяниях Цинь] Ши-хуана») Сыма Цянь, несомненно, широко использовал циньскую летопись — «Записи дома Цинь», сохранившуюся к его времени. («Тогда я последовал за «Записями дома Цинь», продолжив [описание событий] после хроники «Чуньцю» [ШЦ, 2, с. 687; цит по: Сыма Цянь, III, с. 233]). На это указывает и М.В. Крюков во вводной статье к русскому переводу «Основных записей» [Сяма Цянь, I, с. 92]. Таким образом, в труде Сыма Цяня, именно в этих главах, весьма вероятно точное воспроизведение текста оригинала «Записей дома Цинь», в том числе используемых там этнонимов. В этой связи следует обратить внимание ещё на несколько эпизодов. В 318 г. «войска княжеств Хань, Чжао, Вэй, Янь и Ци, ведя за собой отряды сюнну, совместно напали на Цинь» [ШЦ, 1, с. 207; цит по: Сыма Цянь, II, с. 42-43]. Г. Халоун не сомневался в том, что слово «сюнну» в тексте Сыма Цяня восходит к эпохе Чжаньго и считал эту фразу первым дошедшим до нас упоминанием сюнну в исторических источниках [Haloun, 1922, S. 433; 1926, S. 130]. Мэн Вэньтун замечает, что в «Чжаньго цэ» при описании планов нападения пяти княжеств на Цинь в 318 г. в том же контексте действуют ицюйские жуны, из чего он делает вывод о генетической связи этих племён [Мэн Вэньтун, 1958, с. 106-107]. Правда, с таким же успехом можно предположить, что ицюйские жуны были союзниками пяти царств, а сюнну, например, чем-то вроде наёмников, которых «вели за собой». Поскольку сюнну при описании этого похода более не упоминаются, Л.А. Боровкова считает их упоминание в этом отрывке позднейшей вставкой [Боровкова, 1990, с. 3-4]. (160/161) Далее в главе «Цинь бэнь цзи» сообщается о походе против «сюнну» в 214 г.: «Тогда (215 г.) Ши-хуан послал военачальника Мэн Тяня на север с трёхсоттысячной армией для нападения на ху. В результате [войска] захватили земли Хэнани (к югу от северного отрезка излучины Хуанхэ. — А.К.). На тридцать третьем году [214 г.]... на северо-западе [Ши-хуан] вытеснил и прогнал [племена] сюнну. От Юйчжуна вдоль реки на восток вплоть до гор Иньшань [он] учредил тридцать (сорок?) четыре уезда, построил стену вдоль Хуанхэ в качестве заслона (в оригинале «чэн (обносить стеной) хэ (река) шан (верх, верхнее течение) вэй (в качестве) сай (укрепление, застава)». — А.К.) Снова послал Мэн Тяня перейти [с войсками] Хуанхэ; [Мэн Тянь] занял Гаоцюэ, [Тао] [Янь]шань и Бэйцзя, где соорудил заставы и вышки, чтобы отгонять жунов. » [ШЦ, 1, с. 253; цит. по: Сыма Цянь, II, 75]. Итак, перевод Р.В. Вяткина не может быть принят без существенных корректировок. Аналогичное словосочетание «хэ вэй сай» использовано в той же главе 6 за 26 годом Цинь Шихуана (219 г. до н.э.), где Сыма Цянь описывает границу империи Цинь на более раннем этапе, до захвата земель кочевников. Здесь это выражение переведено Р.В. Вяткиным, на мой взгляд, более корректно: «[земли Цинь] ... на севере тянулись вдоль Хуанхэ, служившей им заслоном» [ШЦ, 1, с. 239; см. Сыма Цянь, II, с. 65]. Столь близкая аналогия в рассказе об одном и том же регионе подтверждает вывод о том, что автор «Ши цзи», обратившись к вопросу о расширении северных границ, имел в виду дальнейшее укрепление упоминавшегося им естественного рубежа по Хуанхэ. Исходя из того, что под именем Иньшань в ханьское и доханьское время подразумевались не только горы, носящие это имя сегодня, но и горный массив, простиравшийся к востоку от них [см.: ШЦ, 1, с. 239; 9, с. 2885, ХШ; 11, с. 3803, согласно комментарию «Хуй чжэн» горами Иньшань назывался горный район на северо-восток от излучины Хуанхэ, современные горы Шибадантушань в аймаке Улато АР Внутренняя Монголия: ЛГГЦЧЦХБ, с. 14, прим. 59], можно считать, что линия пограничных крепостей-уездов могла доходить к востоку до циньского округа Шангу. Те же события описаны Сыма Цянем в «Хронологических таблицах» (глава 15), главах 88 «Мэн Тянь лечжуань» и 110 «Сюнну лечжуань», а также упоминаются в трактате Цзя И, включённом в текст главы 6. В «Хронологических таблицах» [«Ши цзи», глава 15] вышеуказанные события излагаются под 33 годом правления Ши-хуана (214 год). «... На северо-западе, на захваченных у жунов землях (в оригинале «си бэй (на северо-западе) цюй (в данном контексте корректнее перевести «разгромили и овладели землями» — см.: ЧГХЮЦД, с. 1290) жун». — (161/162) А.К.), создал 44 (34) уезда. Построил великую (? — А.К.) стену (в оригинале «чан чэн», что корректнее переводить как «длинная стена», как обозначаются любые длинные стены, строившиеся китайскими княжествами в эпоху Чжаньго; словом «великая» в русскоязычной литературе обычно обозначают «объединённую» стену эпохи централизованных империй — А.К.) вдоль Хуанхэ (в оригинале «хэ шан (в верховьях реки)». — А.К.). Мэн Тянь возглавил трёхсоттысячное войско» [ШЦ, 2, с. 757-758, цит. по: Сыма Цянь, III, с. 318]. В переводе Л.А. Боровковой это место выглядит так: «На северо-западе овладели [землями] жунов и образовали [на них] 34 уезда. Мэн Тянь командовал трёхсоттысячным войском» [Боровкова, 1990, с. 6]. Оснований излагать текст в форме причастного оборота «на захваченных у жунов землях», как делает Р.В. Вяткин, в оригинале нет. В этой части перевод Л.А. Боровковой ближе к оригиналу как синтаксически, так и грамматически, не говоря уже о стилистике источника (краткие сообщения в табличном варианте). Кроме этого, перевод иероглифа «цю» в смысле «разгромить [жунов] и завоевать их земли» соответствует повествованию о тех же событиях в главе 6, где Р.В. Вяткин переводит: «вытеснил и прогнал [племена] сюнну» (см. выше) [ШЦ, 1, с. 253; цит. по: Сыма Цянь, II, с. 75]. Оба перевода без указаний на сомнительность такой трактовки помещают новые уезды на «захваченные у жунов земли», хотя перевести текст в целом можно и как два совершенно не связанных между собой предложения: «На северо-западе разгромили жунов и захватили их земли. Создали 44 [34] уезда». В этой редакции перевод корреспондируется с текстом главы 6 (см. выше) [ШЦ, 1, с. 253]. Словом «хэшан» обозначается верхнее течение реки. Поэтому последнюю фразу следует переводить как «построили длинные стены в верхнем течении реки [Хуанхэ]». Такой перевод соответствует вышеприведённой фразе из главы 6 «обнесли стеной Хуанхэ в верхнем течении» [ШЦ, 1, с. 253; цит. по: Сыма Цянь, II, с. 75]. О тех же событиях повествуется и в главе 110 «Ши цзи»: «В дальнейшем, после того, как Цинь уничтожило шесть царств, [император] Ши-хуан приказал Мэн Тяню во главе войска численностью в 100 000 человек напасть на севере на ху. [Мэн Тянь] (? — А.К.) отвоевал обратно все земли к югу от реки (Хуанхэ) (в оригинале — «си шоу хэ нань ди («полностью отобрал земли Хэнань»). — А.К.), создал вдоль Хуанхэ укрепления (в оригинале «инь хэ вэй сай (в результате река стала рубежом). — А.К.), построил 44 уездных города у реки и заселил их преступниками, приговорёнными к ссылке на границу» [ШЦ, 9, с. 2886; цит. по: Таскин, 1968, с. 37]. В переводе Л.А. Боровковой начало этого отрывка выглядит так: «Позже [царство] Цинь уничтожило шесть царств и Ши-хуанди послал Мэн Тяня вести трёхсоттысячное войско на север ударить по хусцам. [Мэн Тянь] полностью овладел землями к югу от [Хуан]хэ, и Хуанхэ ста- (162/163) ла рубежом. Построили 44 уездных города вдоль [Хуан]хэ и переселили ссыльных и жунов, чтобы заполнить их» [Боровкова, 1990, с. 6]. Перевод Л.А. Боровковой выполнен более корректно. Фраза о постройке 44 городов вдоль Хуанхэ в оригинале безлична и приписывать эти и последующие по тексту достижения Мэн Тяню, как это сделал Р.В. Вяткин, нет оснований. Таким же образом, безличными оборотами, переводит этот отрывок и Де Грот [De Groot, 1921, S. 39]. В главе 88, специально посвящённой жизнеописанию Мэн Тяня, к его личным достижениям отнесены разгром варваров «на севере» и захват «Хэнань», строительство длинных стен (неизвестно где!), приведение в порядок существовавших укреплений вдоль всей границы, переправа через Хуанхэ к горам Иньшань. Разгром варваров «на северо-западе» и основание 44 (34) уездных городов-крепостей по Хуанхэ, в том числе в районе Юйчжуна, здесь не упоминаются [ШЦ, 8, с. 2565-2566; De Groot, 1921, S. 44]. О словосочетании «хэ вэй сай» говорилось выше. Перевод Л.А. Боровковой в этой части соответствует тексту глав 6 и 15 [ШЦ, 1, с. 253]. Иероглиф «си» («полностью») — в оригинале предшествует иероглифу «шоу» («отбирать»), а не словам «Хэнань ди», и таким образом является дополнительной характеристикой действия, а не размеров местности, отобранной Мэн Тянем. Говорить о захвате всех земель Ордоса на этом основании нельзя. Перевод Л.А. Боровковой в этой части выполнен более корректно. Слово «Хэнань» может, конечно, обозначать все земли к югу от реки, т.е. весь Ордос, однако так могла обозначаться и совершенно определённая местность, которая могла занимать меньшую площадь, по аналогии с Хэси («к западу от реки», округ в Вэй), Хэнань (ханьский округ на территории современной провинции Хэнань), Хэшан («верхнее течение реки», ханьский округ в современной провинции Шэньси), Хэдун («к востоку от реки», ханьский округ в современной провинции Шаньси) и т.п. Приведённые отрывки наглядно показывают, что кампания «на северо-западе» против «сюнну», о которой говорится в главе 6 и упоминается в «Хронологических таблицах» за 33 год правления Цинь Ши-хуана, не связана в тексте «Ши цзи» с деятельностью Мэн Тяня, с походом на кочевников в северном направлении, с учреждением уездов по Хуанхэ и далее на восток, а также с постройкой новой длинной стены в верхнем течении Хуанхэ. Более того, кроме этого похода все перечисленные события происходили на север от столицы империи. Мэн Тянь был направлен с войсками «на север» согласно всем источникам. Захватил он земли «Хэнань», т.е. часть (?) Ордоса, что прямо на север от циньских земель. Под топонимом «хэшан», обозначающим место, где Мэн Тянем были построены укрепления, можно понимать в этом контексте только верхнее течение Хуанхэ на восточном участке её излучины, где река несёт свои воды с севера на юг. В конце 205 г. до н.э., как сообщает глава 8 «Ши цзи» «Гао- (163/164) цзу бэнь цзи», были «приведены в порядок укрепления в верхнем течении реки [Хуанхэ]» [ШЦ, 2, с. 369]. Перевод Р.В. Вяткина («Были приведены в порядок и достроены укрепления [вдоль границ] области Хэшан») [Сыма Цянь, II, с. 176] здесь не может быть использован, поскольку искажает смысл источника. Во-первых, иероглифы «шаньчжи» означают не «достроил», а «привёл в порядок», «отремонтировал» [ГДХЮЦД, с. 1366]. Во-вторых, ни о какой «области» в оригинале не говорится. Включение слова «область» увязывает эти укрепления с округом Хэшан, учреждённым Гао-цзу в центральной части ханьских земель [ШЦ, 2, с. 369]. Поскольку и в этом сообщении использовано выражение «хэ шан сай», которое мы видим и в рассматривавшихся отрывках из глав 6 и 15, можно считать, что здесь говорится о той же линии укреплений, которая была построена Мэн Тянем в северной части восточного отрезка излучины Хуанхэ. Комментарий сунского Пэй Иня «Цзи цзе» к этому отрывку приводит цитату из жизнеописания западноханьского Чао Цо, включённого в «Хань шу» [ШЦ, 2, с. 370]. В тексте «Хань шу» (глава 49) слова Чао Цо, обращённые к императору, звучат так: «...в циньское время на севере напали на хумо, построили укрепления в верхнем течении реки [Хуанхэ] («чжу сай хэ шан». — А.К.), на юге напали на янских юэ, устроили там пограничные гарнизоны» [ХШ, 8, с. 2283]. Таким образом, Чао Цо под словами «сай хэ шан» также имел в виду укреплённую линию в верхнем течении Хуанхэ именно на север от коренных земель Цинь, в противопоставлении пограничным гарнизонам на юге. Упоминание «хэшан сай» за 205 годом до н.э. в главе 7 «Ши цзи» означает, что земли «к югу от реки», которые защищала эта оборонительная линия, к тому времени ещё оставались под властью Срединного государства, что полностью корреспондируется с сообщением Сыма Цяня о том, что на момент вторжения Маодуня в Ордос (которое можно датировать в пределах 204-203 гг. до н.э. [см. Боровкова, 1990, с. 7-11]) там находились как племена лоуфань и байян, так и территории, контролируемые империей Хань [ШЦ, 9, с. 1890]. Китайскими археологами исследована длинная стена, которая находится именно в этих местах — от современного Юйлиня в провинции Шаньси до Токото на севере, однако они считают это сооружение более ранним, относящимся ко времени циньского Чжао-сян-вана, поскольку укрепления Мэн Тяня, по их мнению, должны были располагаться к западу от излучины Хуанхэ, и Цинь Ши-хуан якобы захватил весь Ордос [Ши Няньхай, 1981a, 1981б]. Это не соответствует действительности. Кроме косвенного указания на то, что на территории Ордоса к концу III в. до н.э. находились не только ханьские владения, но и племена лоуфаней и байян, Сыма Цянь прямо пишет, что «старая укреплённая линия к югу от реки» (т.е. длинные стены циньского Чжао-сян-вана, в противопоставлении «новой» линии — стенам Мэн Тяня) в районе южнее реки («Хэнань») проходила от Чжаона до Фуши [ШЦ, 9, с. 2890], т.е. от сегодняшней Гуюани до современного Суй-дэ, где археологически исследован другой, южный отрезок стены [Ши Нянь- (164/165) хай, 1981, с. 60-64]. Поэтому более северные земли собственно Ордоса при Чжао-сян-ване циньцы не контролировали, и стена на север к Токото могла быть построена только Мэн Тянем. Более того, в 127 г. до н.э., по сообщению «Сюнну лечжуань», в результате похода Вэй Цина хань «восстановила укрепленную линию, воздвигнутую Мэн Тянем при бывшей династии Цинь» [ШЦ, 9, с. 2906, цит. по: Таскин, 1968, с. 52]. Эта линия могла находиться только в Ордосе, а не к западу от него, поскольку согласно общепринятой точке зрения в западноханьское время Китай всем Ордосом не владел, и с запада кочевники свободно проходили через Хуанхэ на это плато [см. ЧГЛШДТЦ, 2, л. 17-18]. Последний и неотразимый аргумент в пользу того, что укрепления, воздвигнутые Мэн Тянем, проходили в восточной части Ордоса — личные наблюдения Сыма Цяня во время одного из его путешествий. В 110 г. до н.э. он возвращался в ханьскую столицу с «северной границы» (как буквально сообщается в тексте «Ши цзи») и по пути видел остатки этих стен. «Я выезжал на северную границу, возвращался в столицу по прямому тракту и видел пограничные башни длинных стен, построенных Мэн Тянем по приказу Цинь» [ШЦ, 8 с. 2570]. И далее: «Срывали горы, засыпали ложбины — прокладывали прямой тракт. Как дёшево ценили труд простого народа!» [ШЦ, 8, с. 2570, цит. по: Крюков, 1972, с. 23]. Под «прямым трактом» здесь однозначно подразумевается дорога, построенная Мэн тянем по приказу Ши-хуана из столицы по прямой через территорию Ордоса до Цзююани на берегу излучины Хуанхэ (отрывок взят из жизнеописания Мэн Тяня и характеризует его достижения; фраза «срывали горы, засыпали ложбины» применяется в тексте «Ши цзи» и «Шо юань» (глава 20) именно к строительству прямой дороги Мэн Тянем [ШЦ, 1, с. 256; с. 2566; 9, с. 2886; 8, см.: Сыма Цянь, II, 78; Таскин, 1968, с. 37; Шо юань, с. 649] (о проблеме «прямого тракта» и локализации Цзююани см. ниже). Таким образом, Сыма Цянь, проезжая по «прямому тракту» по территории Ордоса, видел невооружённым глазом укрепления Мэн Тяня. Это было бы совершенно невозможно, если бы эти укрепления находились с запада от излучины, самое малое в двухстах километрах от «прямого тракта», даже если Цзююань, как считает ряд исследователей, находилась около Баотоу. Свидетельство самого Сыма Цяня не оставляет места вольным интерпретациям его слов и доказывает, что длинные стены, идущие от сегодняшнего Юйлиня к Токото, были построены именно Мэн Тянем и отгораживали, так самым, небольшой участок на востоке Ордоса в верхнем течении восточного отрезка излучины Хуанхэ («хэ шан»). Что же касается организации новых уездов вдоль Хуанхэ, то и они, если строго следовать тексту «Ши цзи», были созданы не «вокруг» излучины реки с запада, а на север и северо-восток от Ордоса. Локализация этих уездов зависит от того, куда можно поместить упоминаемый в связи с этими уездами в главе 6 «Ши цзи» Юйчжун. Китайские историки и археологи исходят из сведений «Шуи цзин чжу», комментария «Инь и» и (165/166) комментария «Цзи цзе» сунского Пэй Иня, идентифицировавших этот Юйчжун с одноимённым уездом, образованным позже на землях близ Ланьчжоу, в ханьском округе Цзиньчэн [ШЦЧ, глава 2 «Хэ шуй 2», с. 31; ШЦ, 1, с. 253, прим. 7, ХШ; 6, с. 1610-1611]. Таким образом выходит, что цепь пограничных уездов Ши-хуана, тянувшаяся «вдоль Хуанхэ», охватывала всю излучину реки — до гор Иньшань. Из этого следует, что первым императором Цинь был захвачен весь Ордос. Соответственно, построенные Мэн Тянем длинные стены должны были охватывать излучину Хуанхэ с запада. Такое видение исторических событий отражено в ряде статей и исторических карт [ЧГЛШДТЦ, 2, л. 5-6; Ши Няньхай, 1978, с. 63-65; 1981, с. 65-66; Оу Янь, 1987, с. 16-17]. В то же время «стены Мэн Тяня» с запада от излучины Хуанхэ не видели ни средневековые географы, ни современные археологи. От Ланьчжоу до гор Иньшань уезды не могли располагаться «вдоль реки на восток», поскольку на этом участке Хуанхэ несёт свои воды на север. Само толкование отрывка из главы 6 «Ши цзи» в смысле «на восток вплоть до Иньшань», исходя из того, что имя Иньшань носили, по словам самого Сыма Цяня, горы, располагающиеся северо-восточнее излучины Хуанхэ, допускает размещение цепи уездных городов на восток вплоть до округа Шангу. Таким образом, локализация Юйчжуна в Ганьсу создает ряд существенных трудностей и заставляет «домысливать» текст источника. Однако историческая география Китая говорит и о другом Юйчжуне, в районе северо-восточного поворота излучины Хуанхэ [ЧГГЦДМДЦД, с. 1027]. Согласно «Ко ди чжи» [КДЧ, с. 65], этот Юйчжун располагался на месте танского уезда Юйлинь округа Шэнчжоу. Танский уезд Юйлинь располагался по северной части западного отрезка излучины Хуанхэ на территории современного АР Внутренняя Монголия [Малявкин, 1981, с. 125, прим. 117]. В отличие от «западного» Юйчжуна эта местность упоминается даже в доханьских источниках. В «Чжаньго цэ» (глава 19 «Чжао 2». Параграф «Ван по Юаньян» говорится о Юйчжуне при рассказе о военных достижениях правителя царства Чжао Улин-вана: «Вслед за тем ван ввёл [в армии] одеяния ху, повёл конные [отряды] против ху. Он вышел из «Ворот Забвения», преодолел преграды «Девяти пределов», пересёк труднодоступные места «Пяти троп», достиг центра [расселения] ху (в оригинальном тексте — «Юйчжун», однако переводчик последовал комментариям из издания «Бао бэнь», которые предлагают читать «Хучжун» [ЧГЦ, с. 675, прим. 4]), открыл земли протяженностью в тысячу ли» [ЧГЦ, с. 675, цит. по: К. Васильев, 1968, с. 191]. Те же события описываются в «Ши цзи» (глава 43 «Чжао ши цзя»): «На двадцатом году [правления, 306 г. ] [Улин-]ван отнял земли [царства] Чжуншань вплоть до Нинцзя, на западе отнял земли ху вплоть до Юйчжуна. Ван линьху преподнёс лошадей. По возвращении [Улин-вана]... Первый советник царства Дай — Чжао Гу, управляя племенами хусцев, собрал их войска» [ШЦ, 6, с. 1811]. Согласно комментариям «Чжэн и», под Юйчжуном здесь имеется в виду (166/167) северный берег Хуанхэ в области Шэнчжоу [ШЦ, 6, с. 1811, прим. 2]. Приводим здесь собственный перевод этого отрывка, поскольку переводы Э. Шаванна, Р.В. Вяткина и Де Грота не могут быть использованы по различным причинам. Перевод Де Грота: «...[Dann zog er] westwärts [und] ergriff Besitz vom Gebiete der Hu bis Yuzhong, [und] der Kenig von Linhu lieferte [ihm] (dazu?) Pferde.» ([Затем он двинулся] на запад [и] захватил владения ху вплоть до Юйчжуна, [и] правитель линьху преподнёс [ему] (для этого?) лошадей. — А.К.) (квадратные скобки в тексте отсутствуют, добавлены мною. — А.К.) [De Groot, 1921, S. 35]. Перевод Э. Шаванна: «La ninctieme année (306), le roi parcourut le territoire de Zhongshan et parvint jusqu’à Ningjia; a l’ouest, [il] parcourut le territoire des Hu et arrived jusqu’a Yuzhong. Le roi des Linhu [lui] offrit des chevaux. A sou retour...» (На двадцатом году (306), правитель проехал (? — А.К.) земли Чжуншань и достиг Нинцзя, на западе [он] проехал (? — А.К.) земли ху и прибыл в Юйчжун. Правитель линьху [ему] поднёс лошадей. По возвращении... — А.К.) (квадратные скобки в тексте отсутствуют, добавлены мною — А.К.) [Chavannes, V, р. 84]. Перевод Р.В. Вяткина: «На двадцатом году [правления, 306 г. ] [Улин-]ван отправился (? — А.К.) в земли Чжуншаня, [доехал] до Нинцзя. [Далее] поехал (? — А.К.) на запад в земли хусцев, [добрался] до Юйчжуна. Правитель линьху подарил [ему] лошадей. По возвращении [Улин-вана]... первый советник царства Дай — Чжао Гу, управляя племенами хусцев, собрал их войска.» (квадратные скобки в тексте отсутствуют, добавлены мною. — А.К.) [Сыма Цянь, VI, с. 66]. Э. Шаванн представил текст источника как описание поездок правителя Чжао по соседствующим территориям. Иероглиф «люэ», означающий в данном контексте «отнимать», «отбирать» [ГДХЮЦД, с. 1020-1021], в обоих случаях переводится им как «parcourir» («пробегать», «проходить», «объезжать» и т.п.), хотя такое значение этот иероглиф мог принимать только при описании объезда собственных границ с инспекцией или дозором. Здесь же мы имеем дело с территорией, заведомо Чжао не принадлежащей. Перевод Р.В. Вяткина, подготовленный с учётом труда Шаванна [см.: Сыма Цянь, VI, с. 297, прим. 1], трактует действия Улин-вана в том же смысле. Кроме того, одинаковые иероглифы «люэ» передаются в русском переводе разными словами «отправился» и «поехал», что не соответствует стилистике источника. В переводе Де Грота слово «люэ», напротив, принимает значение «Besitz ergreifen» [«завладеть», «овладеть»], так что текст выглядит как описание территориальных приобретений царства Чжао в 306 г. до н.э. Дальнейший текст «Истории наследственного дома Чжао» повествует о кампании против царства Чжуншань, предпринятой Улин-ваном в 305 г. до н.э. [ШЦ, 6, с. 1811; см.: Сыма Цянь, VI, с. 66], в ходе которой основные части чжаоской армии под руководством вана взяли «Хао, Шин, Фэнлун, Дунъюань». Все эти пункты находятся именно в районе Нинцзя (Маньцзя), в глубине чжуншаньских земель, граница которых определяется (167/168) Чжэн Шаоцзуном по состоянию на 414 г. до н.э. [Чжэн Шаоцзун, 1992, с. 137]. О захвате территории Чжуншань к западу и юго-западу от Нинцзя в течение кампании 305 г. «Ши цзи» не упоминает. Это косвенно подкрепляет трактовку сообщения за предыдущий, 306 год «люэ Чжуншань ди чжи Нинцзя» в смысле «отнял (захватил) земли Чжуншань вплоть до Нинцзя», так как в этом случае рубежи Чжао к началу кампании 305 года вплотную должны были бы приблизиться к району «Хао, Шии, Фэнлуна и Дунъюаня». Таким образом, наиболее вероятно, что в рассматриваемом отрывке имеется в виду захватнический поход Улин-вана в 306 г. до н.э. против царства Чжуншань, а затем против «ху», в результате которого земли последних «вплоть до Юйчжуна» были присоединены к Чжао. Это соответствует рассказу «Сюнну лечжуань» о выдающихся победах Улин-вана «на севере» над варварами линьху и лоуфань и организации им трёх новых округов [видимо, на завоёванных территориях] [ШЦ, 9, с. 2885; см. Таскин, 1968, с. 37]. Судя по итогам исследований чжаоских длинных стен [Гэ Шаньлинь, Лу Сысянь, 1981, с. 21-24], в результате этой операции территория царства увеличилась по меньшей мере вдвое и новые территории охватывали как раз северный берег Бэйхэ — северного отрезка излучины Хуанхэ — в районе, где комментатор разместил упомянутый Юйчжун. Согласно «Чжао ши цзя», Су Ли направил в 283 г. до н.э. письмо чжаоскому вану от имени жителей царства Ци, обеспокоенных враждебным союзом Чжао и Цинь. В этом письме в том числе говорилось о возможных угрозах царству Чжао со стороны Цинь и его союзника — царства Янь: «Если Янь поглотит северные земли Ци, то Вы сократите на триста ли расстояние между Шацю и Цзюйлу, а у ханьского Шандана останется всего сотня [защитных] ли от Ханьданя. Правители Янь и Цинь, замыслив приобрести Ваши, ван, реки и горы и сократив себе путь до Вас на триста ли, быстро пройдут его. [Земли] циньской [области] Шанцзюнь близки к [чжаоской (? — см. ниже. — А.К.)] заставе Тиньгуань. До [района] Юйчжун тысяча пятьсот ли. Если циньцы из этих трёх областей (в тексте «цзюнь», что обычно переводится «округ». — А.К.) нападут на Ваш Шандан, то земли к западу от Янчана и к югу от Гоучжу уже не будут Вам принадлежать, ван» [ШЦ, 6, с. 1817-1818; цит. по: Сыма Цянь, VI, с. 71]. «Три области (округа)», о которых говорится в тексте, — Цзюйлу и Ханьдань, располагавшиеся к востоку от Чжао, а также округ Шанцзюнь, образованный царством Цинь на землях сегодняшней Шэньси, к юго-западу от Чжао. Перевод Р.В. Вяткина отходит от пунктуации, принятой в современных изданиях «Ши цзи», где фразы о расположении заставы Тингуань и Юйчжуна разделены запятой, а не точкой, т.е. вторая фраза может восприниматься как пояснение первой. То же рассуждение от имени Су Циня приводится в тексте «Чжаньго цэ» (Глава «Чжао 1», параграф «Чжао шоу тянься, це и фа Ци»): «Сейчас (168/169) Янь поглотило ханьскую Хэнань, достигло Шацю, и до границы [в] Цзюйлу [осталось] 300 ли [Цинь? — вряд ли имеется в виду царство Янь, поскольку его войска не могли дойти в это время до заставы Ханьгуань, где бы она ни размещалась согласно принятым версиям. — А.К.], достигло [заставы] Ханьгуань, до Юйчжуна 1500 ли. Если Цинь поглотит ханьский и вэйский Шандан, тогда в округа и уделы, [находящиеся на] территории союзных [Чжао] государств, не будет больше входить 700 ли плодородных и возделанных земель. Если эти три войска Цинь натянут арбалеты, находясь на вершине Янцзюня (в издании «Бао бэнь» — «Яньчана», [см. ЧГЦ, с. 610, прим. 11. — А.К.]), то это будет на землях, от которых до Ханьданя 20 ли. В дальнейшем (или «вот-вот») эти три циньских войска нападут на Ваш, ван, Шандан, также угрожая ему с севера, тогда [земли] на запад от Гоучжу уже не будут принадлежать Вам, ван» [ЧГЦ, с. 608]. Сходства и отличия приведённых текстов «Ши цзи» и «Чжаньго цэ», на наш взгляд, позволяют уточнить местоположение Юйчжуна, упоминаемого в обоих источниках. И в «Ши цзи», и в «Чжаньго цэ» упоминание Юйчжуна происходит в конструкции, симметричной упоминанию ханьских и чжаоских территорий, на которые должны напасть войска Цинь: в первом случае — ханьского Шандана, во втором случае — чжаоского Цзюйлу. Из этого уже можно сделать вывод о том, что указанный Юйчжун должен был располагаться на границе Чжао. Использование в этом контексте информации о другом Юйчжуне — том, который расположен недалеко от сегодняшнего Ланьчжоу в сотнях километрах от чжаоских земель и не входил в это время в состав земель Цинь, — по меньшей мере бессмысленно. Застава Тингуань, от которой до Юйчжуна должно быть 1500 ли, во втором случае названа заставой Ханьгуань с указанием того же расстояния до Юйчжуна. Если считать заставу Тингуань чжаоским пограничным пунктом, то нужно предположить, что она носила одновременно название «Ханьгуань», либо ошибку переписчика. В то же время застава Ханьгуань известна как пограничный пункт царства Чу на реке Янцзы, укреплённый для защиты от царства Шу, покорённого в конце IV в. до н.э. царством Цинь [см.: ЦГК, с. 268]. Как предполагает «Да ши цзи», «Ханьгуань» было обычным названием для застав в эпоху Чжаньго, и у Чжао должна была быть сухопутная застава с таким именем, а у Чу — речная [по ЧГЦ, с. 610, прим. 8]. Поэтому, наверное, авторы «исторического атласа Китая» поместили заставу Тингуань на территорию Ордоса (где, кстати, никакого чжаоского присутствия никогда не было) [ЧГЛШДТЦ, 1, с. 37-38]. Однако из контекста второго отрывка следует, что Ханьгуань — пункт, до которого добрались войска царства Цинь или его союзников, откуда до Юйчжуна 1500 ли. Такой заставой, близ которой в это время однозначно находились крупные соединения циньских войск, являлась как раз чуская застава Ханьгуань, от которой до «северного» Юйчжуна, находящегося на границе царства Чжао, было в точности 1500 ли, т.е. около 600 км [см.: ЧГЛШДТЦ, (169/170) 1, л. 45-46]. Поэтому приведённые отрывки из «Ши цзи» и «Чжаньго цэ» могут быть поняты буквально, без дополнительных построений о неизвестной чжаоской заставе. В них говорится, что царство Цннь и его союзник — царство Янь могут быстро перебросить свои войска на границы Чжао. Даже от самой южной точки, в которой находится соединение циньских войск, — от царства Шу, где они стоят на чуской границе близ заставы Ханьгуань, до северных границ Цинь недалеко, и Циньские войска могут быстро пройти расстояние в 1500 ли и оказаться в Юйчжуне — северо-восточном углу излучины Хуанхэ, на западной границе Чжао, что позволит напасть на это царство с северо-запада. Таким образом, и в этих отрывках с гораздо большей вероятностью имеется в виду «северный», «ордосский» Юйчжун, нежели отстоящий от района стратегического планирования на сотни километров «южный» Юйчжун, находившийся на тот период за пределами китайских государств и о циньском присутствии в котором в то время нет никаких сведений. Ещё одно сообщение о Юйчжуне в эпоху Чжаньго приведено в главе 51 «Хань шу» «Жизнеописание Гу [Шаня], Цзоу [Яна], Мэй [Чэна], Лу [Вэньшу]». «Мэй Чэн, отвечая У-вану, сказал: “В прежние времена [княжестве] Цинь на западе отражало угрозу «ху-жун» (варваров. — А.К.), на севере держало наготове заставы Юйчжуна, на юге достигло укреплённой линии цянов и цзэ, на западе противостояло нашествиям «шести государств»”» [ХШ, 8, с. 2362]. В этом отрывке однозначно имеется в виду «северный», «ордосский» Юйчжун. В 210 г. до н.э., как сообщает глава 6 «Ши цзи», «[Ши-хуан] переселил тридцать тысяч дворов в Юйчжун в районе Бэйхэ (в оригинале «Бэйхэ Юйчжун»), пожаловав [главам семей] один ранг знатности» [ШЦ, 1, с. 259; цит. по: Сыма Цянь, II, с. 82]. Р.В. Вяткин в своем переводе исходил из комментария «Чжэн и», разъясняющего, что в тексте имеется в виду Юйчжун, располагавшийся в уезде Юйлинь округа Шэнчжоу, т.е. в северовосточном углу излучины Хуанхэ, на Бэйхэ [ШЦ, 1, с. 260, прим. 6]. В главе 7 «Ши цзи» «Сян Юй бэнь цзи» приводится текст письма полководца Чэнь Юя, направленного в 208 г. циньскому главнокомандующему Чжан Ханю, где упоминается о печальной судьбе Мэн Тяня: «Мэн Тянь, будучи циньским военачальником, на севере изгнал жунов, устроил [там] земли на протяжении нескольких тысяч ли в [области] Юйчжун, но в конце концов был обезглавлен в Янчжоу» [ШЦ, 1, с. 308; цит. по: Сыма Цянь, II, с. 128]. Комментарии к этому эпизоду расходятся. «Со инь» приводит мнение Фу Цяня, помещающего Юйчжун в уезд Цзиньчэн, т.е. в Ганьсу, а также противоположное суждение Су Линя, считающего Юйчжун областью в пределах округа Шанцзюнь, где находилась ставка Мэн Тяня, т.е. в северо-восточном углу Хэтао [ШЦ, 1, с. 309, прим. 6]. Контекст данного отрывка вкупе с вышеприведенными сведениями о походах Мэн Тяня в (170/171) северном направлении и о его многолетней деятельности именно в округе Шанцзюнь на Сихэ [ШЦ, 8, с. 2566] заставляет принять мнение Су Линя. В главе 130 «Ши цзи» содержание главы 88 «Мэн Тянь лечжуань» («Жизнеописание Мэн Тяня») вкратце излагается следующим образом: «Волей [императора] Цинь было освоено ещё большее множество земель, на севере низвержены сюнну, вследствие этого и река [Хуанхэ] стала рубежом, и горы стали укреплены, упрочили Юйчжун, [это] изложено [в главе] «Мэн Тянь лечжуань 28» [ШЦ, 10, с. 3315]. В главе «Мэн Тянь лечжуань» [ШЦ, 8, с. 1565-1566] говорится в интересующем нас аспекте исключительно о деятельности Мэн Тяня на северном направлении против варваров и о десятилетнем пребывании его в округе Шанцзюнь. Поход на «северо-запад» против «сюнну» и учреждение уездов вдоль Хуанхэ здесь не упоминаются. «Обустройству Юйчжуна» в тексте этого «Жизнеописания» соответствуют только лишь усилия Мэн Тяня по освоению земель «Хэнани» (Ордоса) и территорий севернее Бэйхэ, т.е. Сыма Цянем и здесь мог быть указан только «северный» Юйчжун, что совпадает с данными вышеуказанного письма Чэнь Юя. Итак, все поддающиеся локализации упоминания Юйчжуна применительно к событиям доханьского времени относятся к «северному» Юйчжуну. Исходя из этого, Юйчжун, от которого «на восток вдоль Хуанхэ» располагались циньские новообразованные уезды, также необходимо размещать на севере, т.е. в восточной части северного участка излучины Хуанхэ. Такая локализация этого Юйчжуна позволяет снять все указанные выше неясности, появляющиеся при попытке протянуть полосу пограничных уездов от Ланьчжоу до Хух-Хото. Таким образом, цепь учреждённых Цинь Ши-хуаном на 33-м году правления уездов шла по северному берегу северного отрезка излучины Хуанхэ, начиная от современного города Баотоу на восток вплоть до границы современной провинции Хэбэй, и говорить о циньской пограничной полосе с запада от Ордоса нет оснований. Вышеприведённые сведения, а также иные сообщения «Ши цзи» о завоеваниях императора Цинь в 214-212 гг. до н.э. [ШЦ, 2, с. 757-758; 8, 2565, 2566; 9, 2887, 2890, 2906, 2923] показывают, что мы имеем дело определённо с двумя различными военными кампаниями. Одна из них проводилась на северном направлении под руководством Мэн Тяня. Противниками циньцев здесь были некие варвары под обобщающими названиями «жунди» или «ху». В результате империя приобрела земли на северо-востоке Ордоса, укрепила район Юйчжуна (от Баотоу на восток), а также земли севернее Хух-Хото. Вокруг захваченных земель в Ордосе (от современного уезда Шэньму до современного города Токото) была построена стена, ограждавшая от нападений варваров стратегически важный путь из Цинь в Янь, обладание которым обеспечивало единство (171/172) империи Цинь Ши-хуана. В результате анализа письменных источников и сведений о размещении длинных стен эпох Чжаньго выяснилось (в дополнение к «северной» локализации Юйчжуна и «хэ шан сай», т.е. укреплений в верхнем течении восточного отрезка излучины Хуанхэ), что и «прямой тракт», построенный затем на захваченных землях Мэн Тянем из Ганьцюань в Цзююань, проходил восточнее ордосской линии укреплений, которую мы связываем с деятельностью Мэн Тяня, а не был направлен к современному Баотоу (как утверждают китайские исследователи, уверенные в захвате Цинь Ши-хуаном всего Ордоса [см.: Ши Няньхай, 1975]). Этот путь напрямую соединял территории бывших царств Цинь и Янь через Цзююань, которая находилась не с севера от излучины Хуанхэ, а в северном течении восточного её отрезка (согласно «Ко ди чжи», административный центр циньского округа Цзююань находился в уезде Лянгу танского округа Шэнчжоу, т.е. на землях современного уезда Шэньму провинции Шэньси [КДЧ, с. 65, ЧГГЦЦМДЦД, с. 857])» и потому имел большое значение для сохранения единства империи [см.: ШЦ, 1, с. 264; 6, с. 1811, 1812-1813; 7, с. 2298; ЧГЦ, с. 1052]. Вторая кампания разворачивалась на северо-западном направлении — возможно, против «сюнну». Длинная стена, построенная здесь в начале III в. до н.э. циньским Чжао-сян-ваном, т.е. граница циньских земель ко времени начала завоевательных походов Ши-хуана проходила значительно южнее Хуанхэ, от современного Линьтао через Гуюань на Хуаньсянь [Ши Няньхай, 1981, с. 60-62; Чэнь Шоучжун, 1984, с. 88-96; Пэн Сичжу, 1990]. Северо-запад, с точки зрения циньских хронистов, располагался как раз между этой стеной и Хуанхэ, на землях сегодняшнего Нинся — Хуэйского АР КНР. Если наше предположение верно, должны существовать ещё какие-либо подтверждения оккупации этих земель войсками империи Цинь. Согласно ходу событий, воспроизводимому в главе 110 «Ши цзи», после смерти Ши-хуана и начала смуты в империи «сюнну почувствовали свободу, постепенно переправились на южный берег Хуанхэ и стали граничить со Срединным государством по старой укреплённой линии (в оригинале «гу сай»)» [ШЦ, 9, с. 2887-2888, цит. по: Таскин, 1968, с. 38]. Под «старой укреплённой линией» подразумеваются, как уже указывалось, стены циньского Чжао-сян-вана [об этом — ЛДГЦЧЦХБ, с. 20-21, прим. 10], построенные от Линьтао до Суйдэ и, по мнению (как показано выше, — ошибочному) многих исследователей, далее на север до Токото [см.: Ши Няньхай, 1981; Чэнь Шоучжун, 1984; Пэн Сичжу, 1990]. Однако через несколько лет Маодунь «на юге присоединил земли, принадлежавшие правителям [или «правителю». — А.К.] [племён] лоуфань и байян; ...полностью вернул сюннуские земли, отобранные Мэн Тянем по приказу [императора] Цинь, и установил с Хань границу по прежней укреплённой линии к югу от Хуанхэ [в оригинале «гу хэ нань сай». — А.К.] до Чжаона и Фуши» [ШЦ, 9, с. 2890; цит. по: Таскин, 1968, с. 39]. Можно ли считать (172/173) сообщения о совершённом дважды присоединении земель до «старой укреплённой линии» ошибочными, поскольку на первый взгляд в них просматривается необъяснимый повтор, разрушающий логику изложения событий? На наш взгляд, в этих эпизодах «Ши цзи» автор не допустил ошибки. Длинная стена Чжао-сян-вана («гу сай»), как уже говорилось, начиналась на западе близ современного города Линьтао в провинции Ганьсу или ещё далее на юго-запад — в уезде Миньсянь провинции Ганьсу [см.: Ши Няньхай, 1981, с. 60-61, рис. 7]. Однако во втором отрывке говорится о захвате Маодунем земель «до Чжаона и Фуши», т.е. прилегающих к восточному участку стен — от современной Гуюани в Нинся до Суйдэ в Шэньси [см.: ЧГЛШДТЦ, 2, л. 5-6]. Этот участок стен точно назван «хэ нань сай», поскольку он располагается, в отличие от западного отрезка, прямо на юг от излучины Хуанхэ. Таким образом, можно реконструировать следующую непротиворечивую картину событий. Кочевники (возможно, собственно «сюнну») переходят Хуанхэ на юг в районе от Ланьчжоу до Чжунвэя, вновь занимают здесь покинутые китайским населением собственные земли и вплотную приближаются к стенам Чжао-сян-вана на участке от Линьтао до Гуюани. Восточнее, в Ордосе, на этот момент размещаются кочевья лоуфаней и байян, а земли в верхнем течении восточного отрезка излучины Хуанхэ, захваченные Мэн Тянем, продолжают оставаться под властью китайских правителей. На следующем этапе Маодунь покоряет лоуфаней и байян, захватывает ранее завоёванные китайцами земли на востоке Ордоса и только тогда тем самым утверждается на землях напротив продолжения стен Чжао-сян-вана на отрезке «Чжаона-Фуши», т.е. от Гуюани до Суйдэ. Таким образом, приведённые отрывки указывают на существование отдельного земельного анклава, завоёванного Цинь Ши-хуаном на северозападном направлении (в ходе вышеуказанной «северо-западной кампании»), до Хуанхэ на отрезке приблизительно от Ланьчжоу до Чжунвэя. Эти земли территориально были отрезаны от северных приобретений Цинь Шихуана ордосскими кочевьями лоуфаней и байян. На этой же территории, по нашему предположению завоеванной Цинь в ходе северо-западной кампании 214 г., позже, в западноханьское время, располагался район, имевший название «Синьциньчжун», т.е. «вновь приобретённые земли Цинь». Его стали заселять при императоре У-ди, после походов Вэй Цина, отвоевавшего у сюнну земли Хэнань (Ордоса) и Шофана (на северо-запад от излучины Хуанхэ). «Сюнну лечжуань» (запись за 121 г. до н.э): «После того, как [династия] Хань приобрела князя Хунье, набеги хуцев на округа Лунси, Бэйди и Хэси ещё более сократились: в связи с этим из земель к востоку от заставы был переселён бедный люд для заселения района Синьциньчжун, находившегося на отобранных у сюнну землях к югу от реки, наполовину уменьшилась численность гарнизонов к западу от округа Бэйди» [ШЦ, 9, с. 2909; цит. по: Таскин, 1968, с. 54]. (173/174) В комментарии «Со инь» к этому отрывку говорится, что Синьциньчжун располагался «от Чанъани (сегодняшняя Сиань. — А.К.) к северу, от Шофана к югу» и приводится фраза из «Хань шу» (глава 24б «Ши хо чжи») о том, что народ переселялся «на запад, вплоть до находящегося южнее Шофана Синьциньчжуна», согласно комментарию «Чжэн и» Синьциньчжун располагался в округе Бэйди, севернее столицы Чанъань, южнее Шофана. Тот же комментарий, однако без объяснений, локализует Сициньчжун на землях, завоеванных Мэн Тянем, что, как мы видели, не соответствует действительности [ШЦ, 9, с. 2910, прим. 2]. В главе 30 «Ши цзи» «Пин чжунь шу» это же переселение упоминается за 120-м годом до н.э.: «Стали переселять бедный народ на земли к западу от застав и заполнять (народом) Синьциньчжун, что к югу от Шофана. Более 700 тысяч душ в одежде и пище полагались теперь на казну» [ШЦ, 4, с. 1425; цит по: Сыма Цянь, IV, с. 207]. Заселяемый в 121-120 г. Синьциньчжун находился в пределах излучины Хуанхэ, поскольку только в 119 г. ханьское население перешло через западный отрезок излучины реки. Так говорит «Сюнну лечжуань»: «После этого (т.е. военной кампании 119 г. до н.э. — А.К.) сюнну бежали далеко, и к югу от пустыни уже не было ставки их правителя. Ханьцы, перейдя Хуанхэ повсюду, от Шофан и далее на запад до Линцзюй, построили оросительные каналы, поставили чиновников, ведавших вопросами земледелия, [поселили] солдат в количестве пятидесяти-шестидесяти тысяч человек, и, понемногу захватывая земли, стали граничить с сюнну по их [бывшей] северной границе» [ШЦ, 9, с. 2911; цит. по: Таскин, 1968, с. 55]. Согласно приведённым комментариям, Синьциньчжун находился в округе Бэйди. Однако об этом же прямо сказано в главе 30 «Ши цзи» за 113-м (? — см. ниже) годом до н.э.. В этом году из округа Лунси император «направился на север через горный проход Сяогуань... Император поохотился в Синьциньчжуне и, перед тем как вернуться (в столицу), стал проверять войска на границе. При этом [обнаружилось, что] в районе Синьциньчжуна на протяжении тысячи ли нет постов и дозоров. Тогда [император] казнил правителя [северной] (вставка переводчика не обоснована. — А.К.) области Бэйди и нижестоящих чиновников [ответственных за это] и повелел предоставить народу [переселиться] в уезды вдоль границы, чтобы заниматься там скотоводством. Власти заимообразно давали [таким переселенцам] кобылиц, которых через три года те обязаны были возвращать, а в качестве платы отдавать одного из десяти [молодых жеребят]. Используя освобождение от обвинений в накоплении [излишних] богатств, заполняли [населением] район Синьциньчжуна» [ШЦ, 4, с. 1438; цит по: Сыма Цянь, IV, с. 218]. Как мы видим, последний отрывок локализует Синьциньчжун севернее прохода Сяогуань на границе округа Лунси) на юго-востоке уезда Гуюань в Нинся [см.: Сыма Цянь, IV, с. 334]), на территории, однозначно подведомственной управлению округа Бэйди и не имеющей отношения к иным ханьским округам: Шофан, Уюань, Юньчжун, (174/175) Шанцзюнь, в пределах которых локализуются завоевания Мэн Тяня. Синьциньчжун при этом граничил с сюнну на протяжении 400 километров, причем граница проходила по степи. Западноханьский округ Бэйди на севере («севернее прохода Сяогуань») охватывал пустынные земли, ныне — север Нинся-Хуэйского АР КНР. Судя по тому, что император выехал в округ Бэйди из округа Лунси через проход Сяогуань, указанные события происходили до образования нового округа Аньдин, в который вошли земли округов Лунси и Бэйди как раз в этом районе. Согласно «Ди ли чжи» («Хань шу», глава 28б), образование округа Аньдин приходится на 114-й год до н.э (третий год эры правления юань-дин) [ХШ, 6, с. 1615], однако Сыма Цянь не учитывает этого изменения административного устройства, что может указывать на ошибку в хронологии событий. Как мы отмечали выше, земли Синьциньчжуна должны были располагаться восточнее Хуанхэ. Поэтому Синьциньчжун (если он рассматривается в границах округа Бэйди до образования округа Аньдин) должен находиться в пределах территории, с запада ограниченной Хуанхэ на отрезке от Ланьчжоу до Инчуани, а с севера и востока — современной границей Нинся [см.: ЧГЛШДТЦ, 2, л. 5-6, 17-18; ХШ, 6, с. 1616]. Итак, можно обоснованно предполагать, что во время похода 214 г. «на северо-запад» против сюнну армией Цинь были завоёваны земли к юго-востоку от Хуанхэ на отрезке от Ланьчжоу до Чжунвэя или Иньчуани, ставшие позже известными под названием «Синьциньчжун». «Сюнну лечжуань» говорит, что некогда шанъюй сюнну, отец Маодуня Тоумань ушёл на север после столкновения с Цинь [ШЦ, 9, с. 1887]. Переводы этого отрывка сильно отличаются по смыслу. В переводе В.С. Таскина: «Тоумань, оказавшись не в силах покорить [царство] Цинь, переселился на север» [Таскин, 1968, с. 37]. Вставка «царство» однозначно относит описываемые события к эпохе Чжаньго, т.е. до принятия Ши-хуаном титула императора. С другой стороны, переводчик представляет Тоуманя агрессором, который якобы пытался покорить Цинь (необходимо отметить, что столь далеко идущие планы шанъюя не находят подтверждения в других источниках и представляются совершенно невероятными). Такой перевод не даёт возможности связать бегство Тоуманя с кампанией 214 г. против «сюнну» на северо-западе, где именно «сюнну» стали объектом нападения китайских войск, а не наоборот. Однако оригинальный текст не содержит слова «царство», а иероглиф «шэн» не может быть переведён словом «покорить». В гораздо более достоверном и, собственно, буквальном переводе Де Грота фраза выглядит так: «Touman war Qin nicht überlegen und zog nach Norden» [De Groot, 1921, S. 48] (Тоумань не превозмог Цинь и ушёл на север. — А.К.). Так что, в свете вышеизложенного, подлинные слова Сыма Цяня могут означать, что Тоумань ушёл на север именно с земель «Синьциньчжуна», в результате их захвата императором Цинь в 214 г. до н.э.. Это косвенно подтверждается ещё и тем, что, согласно традиции, именно на север от Синь- (175/176) циньчжуна какое-то время находилась ставка Тоуманя. Место, куда удалился Тоумань, не желая покориться Цинь, как предполагает Де Грот [De Groot, 1921, S. 48-49], было известно в ханьском Китае. Одна из крепостей в округе Уюань, в районе Бэйцзя севернее Бэйхэ, на западе освоенных ханьцами земель севернее Хуанхэ, которую «Ко ди чжи» относит к оборонительной линии гуанлу [102 г. до н.э.] [Ко ди чжи, с. 66], носила название «крепость Тоуманя» [«Тоуманьчэн»] [ХШ, 6, с. 1620]. На основании вышеупомянутых сообщений «Ши цзи» Л.А. Боровкова также приходит к выводу о том, что императором Цинь были организованы две различные кампании: одна на «севере», другая — на «северо-западе», и только в ходе северо-западного похода циньские войска столкнулись с сюнну [Боровкова, 1990, с. 7]. Однако она локализует местопребывание сюнну северо-восточнее, чем мы, в северо-восточной части Ордоса, не учитывая данных о локализации Синьциньчжуна, длинных стен эпохи Чжаньго, а также исходя из того, что Мэн Тянь якобы командовал тем и другим походом, что на самом деле, как мы показали, не следует из содержания источников. Если обобщить вышеприведённые сведения о столкновениях китайских государств с хунну на западе и севере, легко представить, что подконтрольные последним земли в III в. до н.э. могли охватывать подковообразно излучину Хуанхэ, начиная от современного Ланьчжоу вдоль стены Чжао-сян-вана (тогдашней границы царства Цинь), затем на север по левому берегу Хуанхэ, огибая Ордос, заселённый племенами лоуфань и байян, и выходили на границы Янь и Чжао в районе северной окраины Дай (рис. 1). В центральной части этой дуги находились северные отроги горного массива Иньшань, где, по косвенным сведениям, находилась ставка Тоуманя и пребывал до захвата престола Маодунь. «Именно среди этих гор шанъюй Маодунь нашёл себе прибежище, здесь он изготовлял луки и стрелы, отсюда совершал набеги, это был его заповедник для разведения диких птиц и зверей» [ХШ, 11, с. 3803; цит. по: Таскин, 1973, с. 40]. Так что исторически сюнну (хунну) заселяли пустынные степи, в пределах которых и впоследствии находилась ставка шанъюя, что и предопределило общеизвестную специфику их кочевого образа жизни; на западе сюнну граничили с юэчжами, жившими в районе Ганьсуйского коридора [ШЦ, 9, 2888, прим. 1; КДЧ, с. 219], а на востоке — с дунху (см. выше). Изменение «геополитической ситуации» началось только во времена Маодуня. Именно на тех землях, где, по данным письменных источников, должны были присутствовать хунну в доханьскую эпоху, известны комплексы эпохи Чжаньго, содержащие предметы, которые относятся к типам, характеризующим культуру хунну более позднего времени. В современном уезде Лянчэн (Внутренняя Монголия), где, по нашему предположению, полководец Ли My сражался с силами кочевников под руководством шаньюя хунну, были исследованы три могильника северных (176/177) Рис. 1. Китайские государства и племена кочевников в IV-III вв. до н.э. Расположение: дунху, лоуфань, байди — на конец III в. до н.э.; линьху, Ицюй — на конец IV в. до н.э.; сюнну — на конец IV-III вв. до н.э. (К сожалению, карта напечатана с дефектами; открыть исправленную карту в новом окне: в .jpg, 790 Кб, или в .pdf, 570 Кб) (177/178) варваров, все в современном уезде Лянчэн (Внутренняя Монголия): Маоцингоу, Иннюгоу и Госяньяоцзы [Вэй Цзянь, 1984, 1989; Гянь Гуаньцзинь, Го Сусинь, 1986, с. 227-341; Graberkatalog Maoqinggou, 1992] (рис. 1, 1-3). Большинство захоронений в этих трёх могильниках совершены в подпрямоугольных в плане ямах, ориентированных длинной осью приблизительно по линии запад — восток, на спине, вытянуто, головой в восточный сектор. В головах погребенного были установлены глиняные сосуды и уложены головы крупного и мелкого рогатого скота. Наиболее характерной чертой таких погребений является содержащаяся в них керамика: бомбовидные плоскодонные сосуды с невысоким воронковидным горлом без выделенного венчика без ручек (Маоцингоу М3, М5, М6, М9, М11, М22, М29. М30, М33(?), М37, М41, М42, М43, М44, М45, М46, М58, М60, М62, М63, М65, М68, М74, М75 [Гянь Гуаньцзинь, Го Сусинь, 1986, с. 252-257, рис. 27 (1, 2, 4-9), 28 (1, 3-6), 29 (2), табл. 96 (1, 2, 4), 97 (1-3)], Госяньяоцзы M1, М2, М21, М26 (?), М28, М29 [Вэй Цзянь, 1989, рис. 10 (5-8. 12, 13), табл. 14 (2-6), 15 (4, 5)], Иньнюгоу М5, М9 [Вэй Цзянь, 1984, рис. 9 (3, 4)], либо с двумя ручками на плечиках Маоцингоу М3, М59 [Гянь Гуаньцзинь, Го Сусинь, 1986, рис. 27 (3), 28 (2), табл. 96 (3), 97 (4)], Госяньяоцзы М3, М5, М7, М9, М11, М12, М13, М19, М20, М22, М23, М27(со срезанным горлом) (раструб горла сосудов из могил М19, М20 не показан на рисунке в публикации, но виден на фотографии) [Вэй Цзянь, 1989, рис. 9, табл. 12, 13] (по опубликованным рисункам и фотографиям). В инвентарь таких погребений входили также специфические бронзовые бляхи, изображающие идущего волкообразного хищника (Маоцингоу М5, М55, М74) [Гянь Гуаньцзинь, Го Сусинь, 1986, с. 280, рис. 45, табл. 67-68]. Видимо, такие же парные бляхи, выполненные из железа и поэтому сильно коррозированные, обнаружены в могилах Маоцингоу М27, М31, М38 [Тянь Гуаньцзинь, Го Сусинь, 1986, с. 280, табл. 73; Katalog, S. 114]. Не встречены в иных регионах степи и найденные здесь же бронзовые бляшки с изображением орлиных головок (Маоцингоу, М8, М9, M10, М17, М44, М47, М59, М61, М65, М71, М72; Иннюгоу, М9; Госяньяоцзы M1, М2, М5, М8, М12 [Вэй Цзянь, 1984, с. 29, рис. 8 (2) (выполнен неверно), табл. 8 (2) (фото); 1989, с. 67, 79-80, рис. 11 (1-5), табл. 16 (5-8); Гянь Гуаньцзинь, Го Сусинь, 1986, с. 272-276, рис. 42, табл. 87]. В остальном инвентарь погребений схож с инвентарём могил VI-III вв. до н.э., исследованных на северной и северо-западной границах китайских государств [см.: Линь Юнь, 1993; Чэнь Пин, 1996]. Единство погребального обряда рассматриваемых погребений и наличие в них специфического инвентаря позволяют говорить об их типологическом и хронологическом единстве. Обнаруженные здесь кинжалы с биволютными навершиями, проушные чеканы, пряжки для ременного набора с изображением центральносимметрично расположенных головок грифонов либо завитков заставляют отнести все эти комплексы к позднескифскому времени, к V(VI)-III вв. до (178/179) н.э. Нет необходимости приводить аналогии предметам каждой из этих категорий, поскольку это сделал в своей статье проф. Г. Коссак, детально проанализировавший материал из могильника Маоцингоу, относящийся к более широкому кругу скифо-сакских культур [Kossack, 1992, S. 97-106; см. также: Семёнов, 1997, с. 19, рис. 26]. Китайский клевец «гэ» из типичной по погребальному обряду M58, где, по описанию, обнаружен также сосуд с воронковидным горлом, бомбовидным туловом и текстильными отпечатками (тип АII, по Тянь Гуанцзиню и Го Сусинь) [Гянь Гуанцзинь, Го Сусинь, 1986, с. 253], можно датировать по аналогиям самым концом эпохи Чуньцю [Хаяси Минао, 1972, рис. 60; Rhi, 1992, S. 34], схожие экземпляры датируются и эпохой Чжаньго, о чем пишет Г. Коссак, опираясь на типологический ряд «гэ» по Ли Цзи, а также на выводы М. фон Деваль [Kossack, 1992, S. 101]. На мой взгляд, неправильно сравнивать этот клевец с предметом из комплекса Наньшаньгэнь 1958 г., как это делают авторы китайской публикации [Гянь Гуаньцзинь, Го Сусинь, 1986, с. 300], поскольку ось бойка «гэ» из Маоцингоу, в отличие от наньшаньгэньского, резко поднята вверх по отношению к оси обуха. С другой стороны, странно проводить параллели и с некоторыми памятниками эпохи Западная Хань, как это делает С.-К. Псаррас [Psarras, 1995, р. 9-10], поскольку клевцы из этих западноханьских комплексов похожи на клевец из Маоцингоу совсем не теми чертами, которые имеют доказанное хронологическое значение. Таким образом, наиболее вероятной датой комплекса является V в. до н.э. В типичной по обряду могиле Маоцингоу М27 совместно с зооморфной бляхой из железа обнаружено китайское бронзовое копьё, относящееся к III в. до н.э. [Тянь Гуаньцзинь, Го Сусинь, 1986, с. 301; Rhi, 1992, S. 35; Хаяси Минао, 1972, рис. 151-155, прил. 2, рис. 152, 154], С.-К. Псаррас, правда, приводит аналогии этому предмету и из комплексов эпохи Западная Хань [Psarras, 1994, р. 9-10]. Таким образом, рассматриваемые погребения относятся ко времени до возвышения Маодуня, и имеет смысл рассмотреть наличие в их инвентаре следов влияния сюнну, чьё военное присутствие в этом регионе в IV-III вв. до н.э., как было показано выше, зафиксировано письменными источниками. Полагаю, можно отнести погребения с восточной ориентировкой в могильниках Иннюгоу, Госяньяоцзы и Маоцингоу к памятникам племени линьху, упоминающимся источниками на север и запад от царства Чжао и на север от царства Янь [ШЦ, 6, 1806, 7, с. 2243; 8, с. 2249-2450; 9, с. 2883, 2885; ЧГЦ, с. 1039]. Как уже говорилось, комментатор Жу Чунь (189-265 гг.) идентифицировал линьху и «даньлинь», — по нашему мнению, обобщённое название племён (включая линьху), с которыми сражался Ли My в первой половине III в. до н.э. [ШЦ, 9, с. 2885]. Согласно «Ко ди чжи», даньлинь в эпоху Чуньцю обитали в танском округе Шочжоу, управление которого находилось в Май [ШЦ, 9, с. 2885, прим. 11; КДЧ, с. 81-82], т.е. на севере (179/180) Шаньси и прилагающих землях АР Внутренняя Монголия [см.: Малявкин, 1981, с. 107]. Исключительно на основании фразы из главы 43 «Ши цзи»: «На двадцатом году [правления, 306 г.] [Улин-еван отнял земли [царства] Чжуншань вплоть до Нинцзя, на западе отнял земли ху вплоть до Юйчжуна. Ван линьху преподнёс лошадей» [ШЦ, 6, с. 1811]; ряд исследователей помещают линьху в Ордосе, исходя из «западной» локализации Юйчжуна, — как мы показали, ошибочной [см.: Чжунго лиши дитуцзи, 1982, 1, л. 31-32 и др.]. В типичных по обряду погребениях могильника Госяньяоцзы обнаружены костяные трёхгранные стрелы с расщеплённым насадом (Госяньяоцзы, М6, М14) и костяные концевые накладки на лук (Госяньяоцзы, М2, М6, М21). [Вэй Цзянь, 1989, с. 71, 72, 79, 80, рис. 14 (1, 13), табл. 11 (3-5, 9)] (рис. 2, 1-6, 7-9, 11-24). На типичных для указанных погребений сосудах с воронковидным горлом, найденных в типичных погребениях с ориентировкой в восточный сектор, в ряде случаев появляется орнамент в виде бегущей волны, ограниченной сверху и снизу одной-двумя горизонтальными линиями. Такие сосуды обнаружены в могиле Госяньяоцзы М28 [Вэй Цзянь, 1989, с. 65, рис. 10 (6), табл. 15 (4), на рисунке сосуд изображён неверно, якобы с рассечённым валиком на тулове, в то время как по фотографии видно, что никакого валика на тулове нет, а вместо этого по средней части тулова нанесён орнамент из двух двойных вдавленных горизонтальных линий, между которыми проходит такая же волнистая линия], Маоцингоу М5, М33, М37, М62, М63 [Гянь Гуаньцзинь, Го Сусинь, 1986, с. 253-257, рис. 27 (1, 7, 9), 28 (3), 29 (2), табл. 96 (1), 97 (1), 98 (1)] (рис. 2, 10, 3, 4). Три костяные концевые накладки на лук найдены также в погребении M1 могильника Бэйсиньбао (уезд Хуайлай, провинция Хэбэй), на северозападной окраине царства Янь [Лю Лайчэн, 1966, с. 238, рис. 9 (10)] (рис. 1, 4). Богатый инвентарь этого погребения включал в том числе бронзовые сосуды дин, ху, фоу, цзянь, бронзовый клевец гэ, четыре однотипных бронзовых ножа, бронзовый кинжал китайского производства, бронзовый кинжал-акинак с биволютным навершием, бронзовые детали колесницы, два каменных оселка, бронзовые колокольчики и различные мелкие украшения [Лю Лайчэн, 1966, с. 231-238, рис. 2-9] (рис. 4, 7-22). Клевец гэ из M1 может быть датирован концом IV — первой половиной III в. до н.э. [Хаяси Минао, 1972, рис. 98, прил. 2, рис. 113, 133, 135, 136, 155, 167]. Найденные в могиле бронзовый кинжал китайского производства и бронзовые ножи с кольцевым навершием относятся к эпохе Чжаньго [Хаяси Минао, 1972, рис. 290, 345], а бронзовый кинжал с биволютным навершием типичен для памятников V-IV вв. до н.э. Южной Сибири. Автор статьи датирует могилу по бронзовым сосудам, относящимся, по его мнению, к рубежу Чуньцю — Чжаньго [Лю Лайчэн, 1966, с. 242], однако форма клевца гэ указывает скорее на поздний период Чжаньго. (180/181) (181/182) (182/183) Рис. 2. Комплексы доциньского времени с признаками влияния хунну: 1-9, 11-25 — могильник Госяньяоцзы (уезд Лянчэн, АР Внутренняя Монголия): 1-6 — M14, 7-9 — М2, 10 — М28, 11-16 — M21, 17-24 — М6 [по Вэй Цзянь, 1989]. 2-4, 6, 9, 12, 15, 18, 21 — кость; 5, 8 — камень; 7, 13, 14, 19, 20, 22, 24 — бронза; 10, 17, 24 — керамика. Рис. 3. Комплексы доциньского времени с признаками влияния хунну. Могильник Маоцингоу (уезд Лянчэн, АР Внутренняя Монголия): 1-7 — M5, 8-14 — М63 [по Graberkatalog, 1992]. 3, 5-7, 9-12, 14-16 — бронза; 4, 13 — керамика. Рис. 4. Комплексы доциньского времени с признаками влияния хунну. 1-6 — могильник Маоцингоу (уезд Лянчэн, АР Внутренняя Монголия) (1-3 — М37; 4-5 — М62; 6 — М33) [по Graberkatalog. 1992]; 7-22 — могила Бэйсиньбао M1 (уезд Хуайлай, Хэбэй) [по Лю Лайчэн, 1966]. 1, 2, 4, 8-11, 13-22 — бронза; 3, 5, 6 — керамика; 7, 12 — кость. (Открыть Рис. 2 в новом окне) (Открыть Рис. 3 в новом окне) (Открыть Рис. 4 в новом окне) (183/184) Костяные концевые накладки на лук обнаружены и в ряде датированных комплексов эпохи Чжаньго в районе ханьского Синьциньчжуна, «на северо-запад» от бывшего царства Цинь, в нынешней волости Пэнбу уезда Гуюань в Нинся (рис. 1, 5-7). Костяная концевая накладка на лук была обнаружена в могиле из Дабэйшань (волость Пэнбу, уезд Гуюань, Нинся). В могильной яме обнаружены 20 овечьих черепов, по 4 лошадиных и коровьих черепа. В комплекс входили также бронзовое копьё с ромбическим пером, бронзовый пластинчатый нож, бронзовая бляшка с изображением двух хищников, два бронзовых навершия с шаровидным завершением, 10 бронзовых выпуклых округлых блях со скобой на лицевой стороне, оселок, костяная бляшка в виде трёх соединенных дисков, костяные колечки, костяной разделитель ремней, квадратные костяные бусины, костяной псалий с двумя отверстиями [Чжун Кань, Хань Кундун, 1983, с. 203, рис. 2, табл. 11 (2)] (рис. 5, 1-11). Такая же парная накладка длиной 14, шириной 1.6 см найдена в могиле Юцзячжуан SM2 — подпрямоугольной земляной яме, ориентированной длинной осью по линии запад — восток. Вместе с ней в могиле были обнаружены бронзовые удила, бронзовые бляшки от наборного пояса в виде двух запятых, костяная обойма, костяная накладка [Чжун Кань и др., 1995, с. 80, 89, 93, 98, 100, рис. 12 (13), 14 (15), 18 (2, 8), табл. 17 (5), 18 (2)] (рис. 5, 12-15). Костяная концевая накладка на лук была найдена в могиле Самэнцунь М2 (волость Пэнбу, Нинся) (земляная яма, погребённый ориентирован головой на восток, на дне лежали черепа лошади, овцы (2), коровы), где наряду с ней были обнаружены костяные псалии с отверстиями в разных плоскостях, 6 бронзовых колокольчиков разных типов, двухдырчатые роговые псалии, бронзовые бляхи от конского убора, 2 изогнутые бронзовые трубки [Ло Фэн, Хань Кунлэ, 1990, с. 403, 417, рис. 6 (7), 8 (6, 7), 9 (1-4), 10 (3, 7), 14 (8)] (рис. 5, 16-27). Бронзовые копья с ромбическим пером и костяные псалии с отверстиями в разных плоскостях являются характерным инвентарём погребений в подпрямоугольных в плане земляных ямах, часто сопровождающихся захоронениями лошадей с элементами боевых колесниц. Ещё в 1992 г. я отнёс копья с ромбическим пером к этноопределяющим признакам материальной культуры ицюйских жунов [Ковалёв, 1992, с. 98-100], о покорении которых в конце IV в. до н.э. царством Цинь сообщают источники [см.: ШЦ, 1, с. 206; 9, с. 2885]. «Хань шу» (глава 28б) указывает Ицюйдао как округ области Бэйди [ХШ, 6, с. 1616]. Согласно «Ко ди чжи», Нинчжоу, Юаньчжоу и Цин — танские округа, которые размещены на землях, бывших в эпоху Восточного Чжоу территорией государства ицюйских жунов [КДЧ, с. 61, см.: Мэн Вэньтун, 1958, с. 106]. Таким образом, территория, занимаемая ицюйскими жунами, охватывала во всяком случае район современной Гуюани и уезды Цинъян и Нинсянь в Ганьсу [Малявкин, 1981, с. 232, 235]. Поскольку (184/185) Рис. 5. Комплексы доциньского времени с признаками влияния хунну (уезд Гуюань, Нинся). 1-11 — Дабэйшань [по Чжун Кань, Хань Кундун, 1983); 12-15 — Юцзячжуан SM2 [по Чжун Кань и др., 1995); 16-27 — Самэнцунь М2 [по Ло Фэн, Хань Кунлэ, 1990]. 1, 3, 8, 6, 11, 13, 15, 21-27 — бронза; 2, 5, 7, 9, 12, 14, 16-20 — кость; 10 — камень. (Открыть Рис. 5 в новом окне) (185/186) после покорения ицюйских жунов на рубеже IV-III вв. до н.э. по границе новоприобретённых земель государство Цинь (при Чжао-сян-ване) построило длинную стену (о ней см. выше), ицюйские жуны должны были в IV в. до н.э. как минимум владеть землями к югу от этой стены в Нинся и в районе Цинъян в Ганьсу. Это как раз район наибольшей концентрации находок бронзовых копий с ромбическим пером. В ряде комплексов, содержащих копья с ромбическим пером, были найдены датирующие предметы, происходящие с Центральной Равнины. Клевцы «гэ» из могил Янлан IM4, Гуантай и Люпинцунь датируются средним периодом эпохи Чжаньго — IV в. до н.э. [Ню Чэн и др., 1993, с. 22, 28, 30, 35, 37, 47, 53, рис. 11, 16 (1, 13), 17 (17), 20 (6, 8), 28 (6), табл. 6 (4); Ло Фэн, Ян Шичжун, 1993, с. 17-18, рис. 1; Янь Шичжун, 1992; Хаяси Минао, 1972, прил. 2, рис. 91]. Клевец «гэ» из Шилацунь может быть датирован поздним периодом Чуньцю — первой половиной V в. до н.э. [Ло Фэн, 1983; Хаяси Минао, 1972, прил. 2, рис. 31]. Клевцы «гэ» из Юаньцзя и Самэнцунь М3 могут датироваться началом эпохи Чжаньго — второй половиной V в. до н.э. [Лю Дэчжэнь, Сюй Цзюньчэнь, 1988, с. 413-414, рис. 2 (6, 11, 12, 13, 14, 15), 4 (1, 2, 3), 7 (2), 18(3), табл. 4 (8, 9); Ло Фэн, Хань Кунлэ, 1990, с. 403, 417, рис. 1 (1), 2 (1), 3 (7), 5 (1), 7 (7), 11 (11), 13 (10), 14 (2, 6), табл. 4 (8); Хаяси Минао, 1972, прил. 2, рис. 27, 29, 31]. Биметаллический кинжал из могилы в Гуантай [Ло Фэн, Ян Шичжун, 1993, с. 17-18, рис. 1] датируется средним — поздним периодами эпохи Чжаньго [см.: Kan Yong, 1985, р. 60, 62; Orioli, 1994, р. 92, 94; Цай Цин, Сюй Сюэшу, 1994, с. 21, 31, 32, рис. 5, 55 (8, 9)]. Бронзовый нож из комплекса Мачжайцунь датируется самое позднее рубежом Западного и Восточного Чжоу [Чэнь Чжэньчжун, 1985, с. 76, рис. 7; Хаяси Минао, 1972, с. 190, рис. 276]. Эти находки вкупе с типичными для скифской эпохи предметами вооружения и украшениями, обнаруженными в комплексах с вышеуказанными копьями и псалиями, относят бытование последних к VIII-IV вв. до н.э., т.е. к дохуннскому времени, что совпадает с периодом активной деятельности здесь ицюйских жунов. Парная костяная концевая накладка на лук длиной не менее 10.3 см (на рисунке обломана) обнаружена в типичной для памятников Нинся севернее стены Чжао-сян-вана катакомбе Юцзячжуан М17. В инвентарь погребения входили глиняный сосуд, бронзовый клевец «гэ», бронзовые пулевидный и три трёхлопастных втульчатых наконечника стрел, бронзовая пряжка, бронзовые бляшки от поясного набора, бронзовые выпуклые округлые бляшки (в том числе — с петлями на лицевой стороне), бронзовый пластинчатый нож [Чжун Кань и др., 1991, с. 56-58, рис. 2-4; Чжун Кань и др., 1995, с. 83, 86, 87, 91, 92, 96, 101, рис. 7, 10 (1), 11 (7, 17, 19), 13 (6), 14 (2, 5), 17 (1, 3), 19 (5)] (рис. 6, 1-7). Клевец «гэ» из этого комплекса датируется в пределах второй половины VI-V вв. до н.э. [Хаяси Минао, 1972, с. 57-62]. (186/187) Сложный лук длиной почти полтора метра с небольшими парными роговыми накладками на концах был обнаружен в могиле 406 могильника царства Чу под Чанша [Хунань], датирующейся эпохой Чжаньго [Чанша фацзюэ баогао, 1957, с. 59-60, табл. 27] (рис. 6, 8). Костяные накладки — концевые и срединные — являются характернейшим элементом лука «гуннского» типа, появившегося в вооружении племён степей Евразии в последние века н.э., распространение которого обычно связывают с экспансией хунну [Хазанов, 1971, с. 30-34; Савинов, 1981, с. 147-148; Худяков, Цэвэндорж, 1990, с. 126, 129-131; Чжоу Цзе, 1965]. Костяные стрелы с расщеплённым насадом рассматриваются как типичные для хунну [Коновалов, 1976, с. 177]. Керамика хунну, в том числе с харак- Рис. 6. 1-7 — комплексы доциньского времени с признаками влияния хунну (уезд Гуюань, Нинся), Юцзячжуан М17 [по Чжун Кань и др., 1995]; 8 — лук из М406 в Чанша (Хунань): 8a, b — роговые накладки. 2 — кость; 3, 5-7 — бронза; 4 — керамика; 8 — дерево, рог. (Открыть Рис. 6 в новом окне) (187/188) терным орнаментом из волнистой врезной линии, опоясывающей верхнюю часть сосуда, заключённой в поясок между двумя прочерченными параллельными линиями, традиционно считается их «этническим признаком» [Могильников, 1992, с. 263]. С.С. Миняев обратил внимание на появление в маоцингоуских комплексах керамики с таким орнаментом, однако интерпретировал этот факт как свидетельство поздней датировки этих погребений. Как он пишет, «в пользу поздней даты свидетельствует и появление сюннуских культурных традиций в поздней группе памятников Ордоса (что проявляется, в первую очередь, в орнаментации и способах обработки керамики)». По его мнению, могильник Маоцингоу оставлен лоуфанями, которые в конце III в. до н.э. попали под власть хунну и были «зафиксированы здесь (? — А.К.) и столетие спустя». «Такое предположение хорошо объясняет проявление в памятниках Ордоса (? — А.К.) сюннуских традиций и наличие сюннуских изделий при сохранении в погребальном обряде обычаев скифской эпохи», — заключает исследователь [Миняев, 1991б, с. 124]. Однако Маоцингоу, Госяньяоцзы и Иньнюгоу находятся в уезде Лянчэн, близ озера Дайхай, а совсем не в Ордосе, и таким образом сведения о лоуфанях, зафиксированных в конце II в. до н.э. китайскими источниками именно на плато Ордос, не могут использоваться как аргумент для поздней датировки комплексов из этих могильников. Во-вторых, нам неизвестно время формирования «хуннуской» традиции изготовления и орнаментации керамики, мы только пытаемся найти её истоки, и на этом пути логически недопустимо делать выводы о датировках, исходя из даты тех находок «хуннуской» керамики, которые относятся ко времени после образования империи Маодуня. В датировке комплексов Маоцингоу необходимо опираться на независимо полученные даты вещей: как по переднеазиатской линии хронологии (вещи «скифо-сибирских» типов), так и по «восточной» линии (предметы с Центральной Равнины), что нами и было показано выше. Казалось бы, влиянием хунну можно объяснить появление в могильниках Маоцингоу и Иньнюгоу могил с северной ориентировкой (Маоцингоу M1, 15, 19, 20, 21, 24, 25, 28, 40, 50, 53, 81, Иньнюгоу М2, 8, 10, 12, 13, 15), некоторые из которых содержали погребение в двойной деревянной камере (Маоцингоу М25, Иньнюгоу М8, М15), однако в этих погребениях не обнаружено предметов, которые могли бы быть однозначно отнесены к доциньскому времени, а инвентарь могил и особенности погребального обряда отличны от вышеописанных погребений с восточной ориентировкой, поэтому нельзя сказать, являются ли эти могилы свидетельствами присутствия здесь хунну до нашествия Маодуня [Graberkatalog, 1992; Вэй Цзянь, 1984, с. 32; Варёнов, 1995а, 1995б]. Костяные концевые накладки на лук и, например, северная ориентировка не были в эпоху Чжаньго характерны исключительно для сюнну. Об этом свидетельствуют материалы могильника Пинъян в провинции Хэйлунцзян, где на 118 могил были обнаружены 52 такие накладки, подавляющее боль- (188/189) шинство погребённых ориентировано на север, но все остальные ведущие черты позднейшего погребального обряда и материальной культуры сюнну отсутствуют [Ян Чжицзюнь и др., 1990]. В аналогичном погребении (М211) обнаружена костяная накладка и в могильнике Чжаньдоу [уезд Тайлай, Хэйлунцзян] [Ли Чэньци, Чжэн Сыдэ, 1989]. Поэтому предположение о том, что концевые накладки, обнаруженные в Нинся, свидетельствуют о присутствии здесь именно сюнну, а не какого-нибудь другого северного племени, остается только предположением, пусть даже и подкреплённым сведениями письменных источников. В то же время стрелы с расщеплённым насадом неизвестны в памятниках доциньского времени на территории современного Северного Китая. В Пинъяне, например, такие стрелы встречены только в одном погребении — Чжуанчан М121, в то время как в остальных могилах найдены черешковые костяные стрелы [Ян Чжицзюнь и др., 1990, с. 96-101, 150, рис. 62 (11)]. Сочетание костяных накладок, костяных стрел с расщеплённым насадом и горизонтальных волнистых линий в орнаменте сосудов, зафиксированное в могильнике Госяньяоцзы, на мой взгляд, с высочайшей вероятностью свидетельствует о присутствии здесь хунну до походов Маодуня и подтверждает сообщение Сыма Цяня о союзе сюнну и линьху при нападениях на округ Дай в середине III в. до н.э. Рис. 2. Комплексы доциньского времени с признаками влияния хунну: 1-9, 11-25 — могильник Госяньяоцзы (уезд Лянчэн, АР Внутренняя Монголия): 1-6 — M14, 7-9 — М2, 10 — М28, 11-16 — M21, 17-24 — М6 [по Вэй Цзянь, 1989]. 2-4, 6, 9, 12, 15, 18, 21 — кость; 5, 8 — камень; 7, 13, 14, 19, 20, 22, 24 — бронза; 10, 17, 24 — керамика. Рис. 3. Комплексы доциньского времени с признаками влияния хунну. Могильник Маоцингоу (уезд Лянчэн, АР Внутренняя Монголия): 1-7 — M5, 8-14 — М63 [по Graberkatalog, 1992]. 3, 5-7, 9-12, 14-16 — бронза; 4, 13 — керамика. Рис. 4. Комплексы доциньского времени с признаками влияния хунну. 1-6 — могильник Маоцингоу (уезд Лянчэн, АР Внутренняя Монголия) (1-3 — М37; 4-5 — М62; 6 — М33) [по Graberkatalog. 1992]; 7-22 — могила Бэйсиньбао M1 (уезд Хуайлай, Хэбэй) [по Лю Лайчэн, 1966]. 1, 2, 4, 8-11, 13-22 — бронза; 3, 5, 6 — керамика; 7, 12 — кость Боровкова Л.А. Где и когда сюнну вышли на историческую арену (по материалам «Ши цзи») // Двадцать первая научная конференция «Общество н государство в Китае». Тезисы докладов.М., 1990. Ч. 2. С. 3-12. Бутин Ю.М. Древний Чосон (историко-археологический очерк). Новосибирск, 1982. 329 с. Варёнов А.В. Древнее население Алтая и происхождение сюнну // Аборигены Сибири. Проблемы изучения исчезающих языков и культур. Труды международной научной конференции. Новосибирск (Академгородок), 26-30 нюня 1995 г. Археология. Этнография. Новосибирск, 1995. Т. II. С. 12-15. Варёнов А.В. Скифские памятники Ордоса и происхождение сюнну // Проблемы охраны, изучения и использования культурного наследия Алтая. Барнаул, 1995. С. 123-125. Васильев К.В. Планы сражающихся царств. Исследование и перевод. М., 1968. Васильев Л.С. Проблемы генезиса китайского государства (формирование основ социальной структуры и политической администрации). М., 1983. 326 с. Деревянко А.П. Приамурье (I тысячелетие до нашей эры). Новосибирск, 1976. 384 с. Заднепровский Ю.А. Происхождение и этническая атрибуция срубных могил периода II в. до н.э. — II в. н.э. в Северной Корее // Известия Сибирского отделения АН СССР. Серия истории, философии, филологии. 1991. № 1. С. 53-61. Ковалёв А.А. Варварские племена скифской эпохи на границах китайских государств (к проблеме локализации) // Северная Евразия от древности до средневековья. Тезисы конференции к 90-летию со дня рождения Михаила Петровича Грязнова. СПб., 1992. С. 97-100. Ковалёв А.А. Древнейшие датированные памятники скифо-сибирского звериного стиля (тип Наньшаньгэнь) // Древние культуры Центральной Азии и Санкт-Петербург. Материалы Всероссийской конференции, посвященной 70-летию со дня рождения А.Д. Грача. СПб., 1998. С. 122-131. Ковалёв А.А. О связях населения Алтая и Ордоса в V-III веках до н.э. // Итоги изучения скифской эпохи Алтая и сопредельных территорий. Барнаул, 1999. С. 75-82. (189/190) Комиссаров С.В. Комплекс вооружения Древнего Китая. Эпоха поздней бронзы. Новосибирск, 1988. 120 с. (Истории и культура Востока Азии). Коновалов П.Б. Хунну в Забайкалье: Погребальные памятники. Улан-Удэ, 1976. Коновалов П.Б. О происхождении и ранней истории хунну // 100 лет гуннской археологии. Номадизм: прошлое, настоящее в глобальном контексте и исторической перспективе. Гуннский феномен. Международная конференция (тез. докл.). I часть. Улан-Удэ, 1996. С. 58-63. Крюков М.В. Сыма Цянь и его «исторические записки» // Сыма Цянь. Исторические записки (Ши цзи). Том I. Перевод с китайского и комментарий Р.В. Вяткина и В.С. Таскина под обшей редакцией Р.В. Вяткина. Вступительная статья М.В. Крюкова. М., 1972. С. 12-65. Малявкин А.Г. Историческая география Центральной Азии. Новосибирск, 1981. 336 с. Миняев С.С. Происхождение сюнну: современное состояние проблемы // Проблемы археологии Степной Евразии. Тез. докл. Кемерово, 1987. С. 142-145. Миняев С.С. «Сюнну-лечжуань» и проблема ранней истории сюнну // Двадцать первая научная конференция «Общество и государство в Китае». Тез. докл. Часть 2. М., 1990. С. 149-153. Миняев С.С. О дате появления сюнну в Ордосе // Проблемы хронологии в археологии и истории. Барнаул, 1991. С. 108-120. Миняев С.С. К хронологии и периодизации скифских памятников Ордоса // Проблемы хронологии и периодизации археологических памятников Южной Сибири. Тезисы докладов к всесоюзной научной конференции (3-5 апреля 1991 года). Барнаул, 1991. С. 122-124. Миняев С.С. Дырестуйский могильник. СПб., 1998. 118 с., 120 л. ил. (Археологические памятники сюнну. Вып. 3). Могильников В.А. Хунну Забайкалья // Археология СССР. Степная полоса Азиатской части СССР в скифо-сарматское время. М., 1992. С. 254-273. Полосьмак Н.В. Некоторые аналоги погребениям в могильнике Даодуньцзы и проблема происхождения сюннуской культуры // Китай в эпоху древности. Новосибирск, 1990. С. 101-107 (История и культура Востока Азии). Савинов Д.Г. Новые материалы по истории сложного лука и некоторые вопросы его эволюции в Южной Сибири // Военное дело древних племён Сибири и Центральной Азии. Новосибирск, 1981. С. 140-156. Сайер Р. Предисловие // Семь военных канонов Древнего Китая. Перевод с англ. Р.В. Котенко, научный ред. доктор философских наук, профессор Е.А. Торчинов; предисловие, комментарии: Р.Д. Сайер. СПб., 1998. 336 с. Семёнов Вл.А. Монгун-Тайга. СПб., 1997. Сыма Цянь. Исторические записки (Ши цзи). Т. I. Перевод с китайского и комментарий Р.В. Вяткина и В.С. Таскина под общей редакцией Р.В. Вяткина. Вступительная статья М.В. Крюкова. М., 1972. 439 с. Сыма Цянь. Исторические записки (Ши цзи). Т. II. Перевод с китайского и комментарий Р.В. Вяткина и В.С. Таскина под общей редакцией Р.В. Вяткина. М., 1975. 579 с. Сыма Цянь. Исторические записки (Ши цзи). Т. III. Перевод с китайского, предисловие и комментарий Р.В. Вяткина. М., 1984. 943 с. Сыма Цянь. Исторические записки (Ши цзи). Т. IV. Перевод с китайского, предисловие и комментарий Р.В. Вяткина. М., 1986. 453 с. Сыма Цянь. Исторические записки (Ши цзи). Т. V. Перевод с китайского и комментарий Р.В. Вяткина. Вступительная статья Р.В. Вяткина. М., 1987. 364 с. Сыма Цянь. Исторические записки (Ши цзи). Т. VI. Перевод с китайского и комментарий Р.В. Вяткина. М., 1992. 483 с. Сыма Цянь. Исторические записки (Ши цзи). Т. VII. Перевод с китайского Р.В. Вяткина. Комментарий Р.В. Вяткина и А.Р. Вяткина. М., 1996. 462 с. Таскин В.С. Материалы по истории сюнну (по историческим источникам). Выпуск первый. Предисловие, перевод и комментарии В.С. Таскина. М., 1968. 176 с. Таскин В.С. Материалы по истории сюнну (по историческим источникам). Выпуск второй. Предисловие, перевод и примечания В.С. Таскина. М., 1973. 171 с. У Энь, Чжун Кань, Ли Цзиньцззн. Могильник сюнну в деревне Даодуньцзы уезда Тунсинь в Нинся // Китай в эпоху древности. Новосибирск, 1990. С. 88-101 (История н культура Востока Азии). (190/191) Хазанов А.М. Очерки военного дела сарматов. М., 1971. 171 с. Худяков Ю.С., Цэвэндорж Д. Новые находки хуннских луков в Гобийском Алтае // Археологические, этнографические и антропологические исследования в Монголии. Новосибирск, 1990. С. 126-131. Чжун Сук Бэ. О хронологии комплексов с кинжалами эпохи поздней бронзы из Северного Китах // Археология, палеоэкология и палеодемография Евразии. М., 2000. С. 110-137. Chavannes Ed. Les mémoires historiques de Se-ma Ts’ien. Vol. I-V. P. 1898-1905; Vol. VI. P. 1969. Creel Н.G. The Beginnings of Bureaucracy in China: The Origin of the Hsien // Creel Н.G. What is Taoism and Other Studies in Chinese Cultural History. Chicago; London, 1970. Haloun G. Zu J.J.U. de Groot. Die Hunnen der vorchristlichen Zeit // Orientalistische Literaturzeitung. Vol. 25, 1922. № 11. S. 433-438. Haloun G. Seit wann kannten die Chinesen die Tocharcr oder Indogermanen überhaupt. Erster Teil. Leipzig, 1926. De Groot J.J. М. Die Hunnen der vorchristlichen Zeit. Chinesische Urkunden zur Geschichte Asiens. Erster Teil. Berlin; Leipzig, 1921. 304 S. Graberkatalog Maoqinggou // Maoqinggou. Ein eisenzeitliches Gräberfeld in der Ordos-Region (Innere Mongolei) / Nach der Veröffentlichung von Tian Guanjin und Guo Suxin beschr. und komm. T.O. Hollmann und G.W. Kossack u. Mitarb. Mainz am Rhein, 1992, S. 110-119 // (Materialien zur Allgemeine und Vergleichende Archäologie; Bd 50). Kan Yong. The Bronze Culture of West Yunan // Bulletin of the Ancient Orient Museum. Vol. VII, 1985. P. 47-92; Kossack G. Dolche und Gurtelzubchor aus Maoqinggou im Vergleich zu anderen Fundferbanden // Maoqinggou. Ein eisenzeitliches Graberfeld in der Ordos-Region (Innere Mongolei) / Nach der Veröffentlichung von Tian Guanjin und Guo Suxin beschr. und komm. T.O. Hollmann und G.W. Kossack u. Mitarb. Mainz am Rhein, 1992, S. 97-109 // (Materialien zur Allgemeine und Vergleichende Archäologie; Bd 50). Kovalev A. «Karasuk-Dolche», Hirschsteine und die Nomaden der chinesischen Annalen im Altertum // Maoqinggou. Ein eisenzeitliches Graberfeld in der Ordos-region (Innere Mongolei) / Nach der Veröffentlichung von Tian Guanjin und Guo Suxin beschr. und komm. T.O. Hollmann und G.W. Kossack u. Mitarb. Mainz am Rein? 1992. S. 46-87 // (Materialen zur Allgemeine und Vergleichende Archäologie. Bd 50). Lin Yun. The Archaeological Study of Xiongnu (Hun) Origin in China // The International Academic Conference of Archaeological Cultures of the Northern Chinese Ancient Nations. Huhchaote, 1992. Minyaev S. On the Origin of the Hsiong-nu // UNESCO International Association for the Study of the Cultures of Central Asia. Information Bulletin. № 9. Moscow, 1985. P. 69-78. Minyaev S. On the Origin of Xiung-Nu // The International Academic Conference of Archaeological Cultures of the Northern Chinese Ancient Nations. Huhehaote, 1992. Minyaev S. Archäologie des Xiongnu en Rusie: Nouvelles découvertes et quelques problèmes // Ars Asiatiquics. T. 51, 1996. P. 5-12. Orioli M. Pastoralism and Nomadism in South-West China: a Brief Survey of the Archaeological Evidence // The Archaeology of the Steppes. Methods and Strategies. Papers from the International Symposium held in Naples 9-12 November 1992. Napoli, 1994. P. 87-108. Psarras S.-K. Exploring the North: Non-Chinese Cultures of the Late Warring States and Han // Monumenta Serica 42 (1994). P. 1-125. Psarrat S.-K. Xiongnu Culture: Identification and Dating // Central Asiatic Journal. 39 (1995), № 1. P. 102-135. Psarrat S.-K. Pieces of Xiongnu Art // Central Asiatic Journal. 40 (1996), № 2. P. 234-259. Rhi C.-S. Die Maoqinggou Kultur und ihre Zeitsellung // Maoqinggou. Ein eisenzeilliches Graberfeld in der Ordos-Region (Innere Mongolei) / Nach der Veröffentlichung von Tian Guanjin und Guo Suxin beschr. und komm. T.O. Hollmann und G.W. Kossack u. Mitarb. Mainz am Rhein, 1992. S. 28-45 // (Materialien zur Allgemeine und Vergleichende Archäologie; Bd 50). Wagner М., Parzinger Н. Bemerkungen zur inneren Gliederung der spatbronzezeitlichen Kultur Oberes Xiajiadian und deren Bedeutung für die sudsibirische Kulturentwicklung // Eurasia Antiqua. Bd 4 (1998). 1999. S. 37-72. (191/192) На китайском и японском языках Взй Цзянь. Лянчэн Иньнюгоу муцзан цинли цзянбао (Упорядоченное краткое сообщение о могильных сооружениях в Иннюгоу в уезде Лянчэн) // Нэймэнгу вэньу каогу. 1984. Т. 3. С. 26-32, 25. Взй Цзянь. Лянчэн Госяньяоцзы нуди (Могильник Госяньяоцзы в уезде Лянчэн) // Каогу сюэбао. 1989. № 1. С. 57-81. Гудай хань ю цыдянь (Словарь старокитайского языка) / Чэнь Фухуа — гл. ред. Пекин; Шан Уинь шугуань, 1998. 2087 с. Гэ Шаньлинь, Лу Сысянь. Иньшань нань лу дэ Чжао чанчэн (Длинная стена царства Чжао на южных склонах гор Иньшань) // Чжунго чанчэн ицзи дяоча баогао цзи (Сборник отчетов об обследовании остатков китайских длинных стен). Пекин, 1981. С. 21-24. Ко ди чжи (Всеобъемлющее описание земель). Т. 1-2. Пекин: Чжунхуа шуцзюй чубаньшэ. 1991. 242 с. (Сер. Цуншу цзичэн, выпуск первый). Ли Синшэн, Хао Липин. Умэн Чжоцзы сянь Чжаньго Чжао чанчэн дяоча (Обследование длинных стен царства Чжао эпохи Чжаньго в уезде Чжоцзы аймака Уланьчабу) // Нэймэнгу вэньу каогу, 1994, № 2. С. 21-24. Ли Чэньци, Чжэн Сыдэ. Хэйлунцзян Тайлай сянь Чжаньдоу муди фацзюэ цзяньбао (Краткое сообщение об исследовании могильника Чжаньдоу в уезде Тайлай, Хэйлунцзян) // Каогу. 1989. № 12. С. 1098-1102. Линь Юнь. Гуанью Чжунго дэ дуй сюнну цзу юань дэ каогусюэ яньцзю (Касательно китайских археологических исследований происхождения племени сюнну) // Нэймэнгу вэньу каогу. 1993. № 1-2. С. 127-141. Ло Фэн. Нинся Гуюань Шилацунь фацзюэ и цзо Чжаньго му (Могила эпохи Чжаньго в Шилацунь, уезда Гуюань, Нинся) // Каогусюэ шикань. 1983. Т. 3. С. 130-142. Ло Фэн, Хань Кунлэ. Нинся Гуюань цзиньнянь фацзюэ дэ бэйфан си цинтунци (Ряд бронзовых изделий северного типа, обнаруженных в последние годы в округе Гуюань, Нинся) // Каогу. 1990. № 5. С. 403-418. Ло Фэн, Ян Шичжун. 1988 нянь Гуюань чуту дэ бэйфан си цинтун ци (Бронзовые изделия северного стиля, раскопанные в Гуюани в 1988 году) // Каогу ю вэньу. 1993. № 4. С. 17-21. Лю Дэчжэнь, Сюй Цзюньчэнь. Ганьсу Цинъян Чуньцю, Чжаньго муцзай дэ цинли (Упорядоченное описание могильных сооружений эпох Чуньцю и Чжаньго округа Цинъян, Ганьсу) // Каогу. 1988. № 5. С. 413-424. Лю Лайчэн. Хэбэй Хуайлай Бэйсиньбао Чжаньго му (Могилы эпохи Чжаньго в Бэйсиньбао, уезда Хуайлай, Хэбэй) // Каогу. 1966. № 5. С. 231-247. Мэн Вэньтун. Чжоу Цинь шаошу миньцзу яньцзю (Исследование национальных меньшинств эпох Чжоу и Цинь). Шанхай, 1958. 109 с. Мяо Вэнъюань. Чжаньго ши си нянь цзи чжэн (Собранные свидетельства об истории Сражающихся царств, изложенные по годам). Чэнду, 1997. 277 с. Ню Чэн, Ли Цзиньчжэн, Вэй Чжун, Хань Сяоман, Янь Шичжун. Нинся Гуюань Янлан цинтун вэньхуа (Культура бронзового века [могильника] Янлан в уезде Гуюань, Нинся) // Каогу сюэбао. 1993. № 1. С. 13-56. Оу Янь. Во го цзао ци дэ чанчэн (Длинные стены в ранний период истории нашей родины) // Бэйфан вэньу. 1987. № 2. С. 11-18. Пэн Сичжу. Чжаньго Цннь чанчэн каоча ю яньцзю (Детальное описание и исследование длинных стен царства Цинь эпохи Чжаньго). Сиань, 1990. 298 с. Сюн Цуньжуй. Сянь Цинь сюнну цзи ци ю гуань дэ цзигэ вэньти (Сюнну в доциньское время, а также некоторые имеющие касательство к этому вопросы) // Шэхуй кесюэ цзяньфан. 1981. № 1. С. 110-113. Тянь Гуаньцзинь. Чжунго бэйфан си цинтун ци вэньхуа хэ лэйсин дэ чубу яньцзю (Предварительное исследование культур бронзового века северных районов Китая н сходных типов предметов) // Каогусюэ вэньхуа лунь цзи (Сборник статей об археологических культурах). № 4. Пекин, 1997. С. 266-307. Тянь Гуаньцзинь, Го Сусинь. Ордосы ши цинтунци (Бронзы ордосского стиля). Пекин, 1986. 402 с., 120 л. ил. (192/193) У Энь. Лунь сюнну каогу яньцзю чжун дэ цзигэ вэньти (Касательно некоторых вопросов в области археологических исследований сюнну) // Каогу сюэбао. 1990. № 4. С. 409-437. У Энь, Чжун Кань, Ли Цзиньцзэн. Нинся Тунсинь Даодуньцзы сюнну муди (Могильник сюнну в Даодуньцзы уезда Тунсинь, Нинся) // Каогу сюэбао. 1988. № 3. С. 333-356. Фэн Мэнлун. Дун Чжоу лего чжи (Описание событий в государствах эпохи Восточного Чжоу). Сиань, 1997. 1197 с. Хань шу (Книга о династии Хань) / Бань Гу автор. Янь Шигу комм. Т. 1-12. Издание десятое. Пекин: Чжунхуа шуцзюй чубаньшэ, 1997. 4273 с. Хаяси Минао. Тюгоку Инь-Сю цзидай-но буки (Оружие Кита« эпох Инь-Чжоу). Киото, 1972. Цай Цин, Сюй Сюэшу. Сычуань Маосянь Муту и хао шигуань му цзи пэй цзанкэн цинли цзянбао (Краткое упорядоченное сообщение о каменной гробнице № 1 и связанных с ней погребальных ямах в Муту уезда Маосянь провинции Сычуань // Вэньу. 1994. № 3. С. 1-40. Цзан Лихэ. Чжунго гу цзинь ди мин да цидянь (Большой словарь древних н современных географических названий Китая). Шанхай, Шанъу иньшугуань. 1933. 1410 с., 365 табл. Цзинь Фэнъи. Сяцзядянь шан цэн вэньхуа цзи ци цзуши вэньти (Культура верхнего слоя Сяцзядянь и проблема ее этнической атрибуции) // Каогу сюэбао. 1987, № 12. С. 177-208. Цзянь Боцзань, Чэнь Шу, Сунь Юэ, Чу Миншань, Ван Гунлян, У Хэн. Лидай гэцзу чжуаньцзи хуйбянь (Собрание записей о различных народах, сменявших друг Друга). Т. 1. Шанхай: Чжунхуа шуцзюй чубаньшэ. 1958. 786 с. ЦГК — Ци го као дин бу (Исследование семи государств, исправленное н дополненное). Дун Шо (эпоха Мин) — автор. Мяо Вэньюань — исправления и дополнения. Шанхай, 1987. Издание второе. 774 с. Чанчэн вэньхуа цзыляо цзилюэ (Сокращенное собрание письменных сообщений о длинных стенах) // Чжунго чанчэн ицзи дяоча баогао цзи (Сборник отчётов об обследовании остатков китайских длинных стен). Пекин, 1981. С. 119-140. Чанша фацзюэ Баогао (Сообщения об исследованиях в Чанша). Пекин, 1957. 174 с., ил. (Чжунго тянье Каогу баогао цзи. Каогусюэ чжуанькань. Динчжун цзян эр хао. (Сборник отчетов о полевых исследованиях в Китае. Серия археологическая. Четвёртый раздел, выпуск 2.)). Чжаньго цэ (Планы сражающихся царств). / Лю Сян автор. Т. 1-3. Издание четвёртое. Шанхай, Шанхай гу цзи чубаньшэ. 1995. 1390 с. Чжоу Цзе. Гуанью у го бэй ди ци чуту ваньчжуан гу, изяо ци дэ минчэн хэ юнту (К вопросу о наименовании и предназначении изогнутых костяных и роговых предметов, раскопанных в северо-восточных районах нашей страны) // Каогу. 1965. № 8. С. 416-419. Чжун Кань, Хань Кундун. Нинся наньцзюнь Чуньцю Чжаньго шици дэ цинтун вэньхуа (Культура бронзовых изделий эпох Чуньцю и Чжаньго в южной части Нинся) // Чжунго каогусюэ хуй дисы цынянь хуйлунь вэньцзи (Сборник материалов четвёртого ежегодного конгресса Археологического общества Китая). Пекин, 1983. С. 203-213. Чжун Кань, Чэнь Сяохуа, Янь Шичжун. Нинся Гуюань Юцзячжуан муди фацэюэ цзянбао (Краткое сообщение об исследовании могильника Юцзячжуан в уезде Гуюань, Нинся) // Хуася каогу. 1991. № 3. С. 55-63. Чжун Кань, Чзнь Сяохуа, Янь Шичжун. Нинся Пэнбу Юцзячжуан муди (Могильник Юцзячжуан в волости Пэнбу, Нинся) // Каогу сюэбао. 1995. № 1. С. 79-107. Чжунго лиши дитуцзи (Исторический атлас Китая). В 6 томах. Шанхай, 1982. Чжэн Шаоцзун. Хэбэй шэн Чжаньго, Цинь, Хань шици гу чанчэн хэ чэнчжан ичжи (Руины длинных стен и укрепленных линий эпох Чжаньго, Цннь, Хань в провинции Хэбэй // Чжунго чанчэн ицзи дяоча баогао цзи (Сборник отчётов об обследовании остатков китайских длинных стен). Пекин, 1981. С. 34-51. Чжэн Шаоцзун. Люэ тань Чжаньго шици Чжуншань го дэ цзян чэн вэньти (Обзорное изложение вопросов, касающихся пограничных укреплений царства Чжуншань в период Чжаньго) //Ляохай вэньу сюэкань. 1992. № 2 (Вып. 14). С. 128-138. Чэнь Чжэньчжун. У го гудай дэ цинтун сяодао (Кривые бронзовые ножи нашей страны в древности) // Каогу ю вэньу. 1985. № 4. С. 72-80, 83. Чэнь Шоучжун. Ганьсу цзин нэй Цннь чанчэн ицзи дяоча цзи каочжэн (Отчёт об остатках длинных стен царства Цинь в пределах Ганьсу и критическое исследование) // Сибэй шиди. 1984, № 2. С. 88-96. (193/194) Чэнь Пин. Люэлунь «шаньжун вэньхуа» дэ цзушу цзи сянгуань вэньти (Немного об этнической атрибуции «шаньжунской культуры» и связанных с этим проблемах) // Хуася каогу. 1996. № 3. С. 63-76. Ши Няньхай. Цинь Ши-хуан чжидао ицэи дэ таньсуо (Разведка остатков «прямого пути» Цинь Ши-хуана) // Вэньу. 1975. № 10. С. 44-54, 67. Ши Няньхай. Хуанхэ чжун ю Чжаньго цзи Цннь ши чжэ чанчэн ицзи дэ таньсо (Исследования остатков длинных стен в среднем течении Хуанхэ, относящихся к эпохам Чжаньго и Цинь). Шэньси ши да сюэбао. 1978. № 2. С. 50-66. Ши Няньхай. Хуанхэ чжун ю Чжаньго цзи Цинь ши чжэ чанчэн ицзи дэ таньсо (Исследования остатков длинных стен в среднем течении Хуанхэ, относящихся к эпохам Чжаньго и Цинь) // Чжунго чанчэн ицзи дяоча баогао цзи (Сборник отчётов об обследовании остатков китайских длинных стен). Пекин, 1981a. С. 52-67. Ши Няньхай. Ээрдосы гаоюань дун цэюнь Чжаньго шици Цинь чанчэн ицзи таньсуо цзи (Записи о разведке остатков длинных стен царства Цинь периода Чжаньго в восточной части плато Ордос) // Чжунго чанчэн ицзи дяоча баогао цзи (Сборник отчётов об обследовании остатков китайских длинных стен). Пекин, 1981a. С. 68-75, 117. Ши цзи (Записи историка) / Сыма Цянь авт. Пэй Инь, Сыма Чжэн, Чжан Шоуцзэ комм. Т. 1-10. Изд. четырнадцатое. Пекин: Чжунхуа шуцзюй чубаньшэ. 1996. 3322 с., 56 с. прил. Шо юань (Сад высказываний) / Лю Сян авт. Пекин, 1976? (Чжунго цзысюэ минчжу цзи чэн, 26). Шуи цзин чжу (Речной канон с комментариями) / Ли Даоюань автор. Издание третье. Чанша: Юэ Лу шуинь чубаньшэ. 1996. 597 с. Ян Куань. Чжаньго ши (История периода Чжаньго). Шанхай, 1957. Ян Чжицзюнь, Хао Сыдэ, Ли Чэци. Пинъян муди (Могильник Пинъян). Пекин, 1990. 257 с., ил. Ян Шичжун. Нннся Гуюань Люпинцунь фацзюэ и цзо Дун Чжоу му (Могила эпохи Восточного Чжоу обнаружена в Люпинцунь уезда Гуюань, Нинся) // Каогу. 1992. № 5. С. 469-470. Янь ся ду (Нижняя столица Янь). Т. 1-2. Пекин, 1998. Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
Гордий Опубликовано 26 июня, 2010 Поделиться Опубликовано 26 июня, 2010 Карта! http://kronk.narod.ru/img/kovalov-aa-2002-02.jpg Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
юлбарс74 Опубликовано 25 августа, 2010 Поделиться Опубликовано 25 августа, 2010 я на форуме новенький.зовут-Марат,башкирин племени СУУН(суннарсы).Джигиты,попробуйте в гугле набрать-Фильмы Салавата Хамидуллина,когда выдут ссылки посмотрите Под знаком Сатурна,хороший фильм,еще он снял История племени Уннов в торренте есть,в Рутракере Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
asan-kaygy Опубликовано 18 сентября, 2010 Поделиться Опубликовано 18 сентября, 2010 Ya govoruy o mongoloidnosti Hunnu.Te narodi kotorie hsitaet naslednikami segodnya sploshnie metisi. Possmotrite na turkov Anatolii.Oni bili po litsom kak nineshnie manchjuri.No oni segodnya nexotyat ix predki bili kosoglazimi. Nelzya zayevlyati chto Hunnu govorili na turkskom.Eto ne nauchno. 1. монголоидность не является синонимом монгол 2. Почему не научно, мы встречаем кучу косвенных свидетельсмтв тюркоязычия. А по монголоязычию есть какие-нибудь упоминания в источниках? Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
АксКерБорж Опубликовано 18 сентября, 2010 Поделиться Опубликовано 18 сентября, 2010 Научно наверно только одно, что они вышли из областей современной Монголии. Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
Акскл Опубликовано 18 сентября, 2010 Поделиться Опубликовано 18 сентября, 2010 Gerard Clauson "Turk, Mongol, Tungus" {{{ http://www.ihp.sinica.edu.tw/~asiamajor/pdf/1960/1960-105.pdf }}} с.122 ...Жужани обычно описываются как монголы (см. например Груссе с.104) видимо по причине не лучшей чем та что они каким-то образом связаны с сян-би. Этот факт однако больше указывает на то что они были тюрками и такое свидетельство как это указывает фактически в этом направлении. Меморандум в Пей-ши говорит что каждый споследующий каган когда он восходит на трон берет себе королевский титул как кoнечно же тюркский и уйгурский каганы делали после них. Эти титулы даны и их значения объяснялись на "языке Династии Вей" - т.е. тавгачском. Это является очень ясным индикатором того что авары были тюрками. Gerard Clauson "Turk, Mongol, Tungus" {{{ http://www.ihp.sinica.edu.tw/~asiamajor/pdf/1960/1960-105.pdf }}} с.114 (ii) О Хунну, с одной стороны, для названия которых имеется несколько написаний с более-менее одинаковым фонетическим смыслом (см. O.Pritzak, "Xun, der Volksname der Hsing-nu" - Central Asiatic Journal V, 1, 1959; pp.27ff), достаточно много известно. Можно найти лишь немного ученых которые бы отрицали, что они идентичны с хунами, упоминаемыми в согдианском письме в начале 4 века н.э. (см. W.B.Henning "The Date of thr Early Sogdian Letters" B.S.O.A.S. XII, pp.601ff), хуна индийских записей и европейских гуннов. Довольно много написавно о языке хунну, последним вкладом было статья Бензинга в П.Т.Ф. (см. выше) (Benzing in P.T.F.), и много различных мнений было выражено, но некоторые ученые достигли такой удивительной непоследовательности как Ширатори, который в 1900 г. (см. цитату выше) доказал, что они были тюрками, а в 1923 г.(Journal Asiatique, 1923, pp.71ff) доказал, что они были смесью монголов и тунгусов. Нет никаких сомнений в том, что он был прав в первый раз, не прав - во второй. Большая часть относящегося к делу материала была собрана в его статье 1900-го года; все еще много проблем необходимо решить, но решающая фраза есть в Ch'en Han Shu (которая была закончена не позже чем примерно 125 г. н.э.) глава 94А, папка 7 (Shiratori, op.cit. p.3) "этот народ называет его (т.е. своего верховного правителя) ch'eng-li ku-t'u shan-yu; хунну называют "небо" ch'eng-li, а "сына" ku-t'u; shan-yu служит для описания широты и величия; это означает что он (т.е. shan-yu) напоминает небо будучи шан-ю-подобным (т.е. широким и великим). Я полагаю , что это есть пример китайского перефразирования, и фактически, хотя первые два слова вместе соответствуют китайской фразе t'ien tzu "сын неба" - титула китайского императора, эти две составные части этих двух фраз не совсем точно совпадают. В этой и в будущей реконструкциях таких фраз я буду давать "архаический китайский" язык, датируемый приимерно 800 - 600 гг. до н.э. и "древним китайским" языком датируемым до рубежа 6 и 7 веков н.э., звучат как китайские иероглифы, предложенные в работе профессора Карлгрена (B.Karlgren "Grammata Serica") Gerard Clauson "Turk, Mongol, Tungus" {{{ http://www.ihp.sinica.edu.tw/~asiamajor/pdf/1960/1960-105.pdf }}} p.122 (середина страницы 122) "...This is a pretty clear indication that the Avars were Turks..." ...Это является совершенно ясным указанием того, что авары были тюрками... "...all the tribes named: - Hsiung-nu (Huns), Wu-huan (?Oguz), Hsien-pei, Mu-jung, T'o-pa (Tavgach), and Jou-jan were Turks..." ...все названные племена - хунну (гунны), ухуань (огузы?), сянби, му-жунг, тоба (табгачи) и жужани - были тюрками... Академик Бартольд "Тюрки" с.17, 2-я строка сверху: ... как сообщил профессор Пельо в своей лекции, прочитанной в Ленинграде, сохранился словарь сяньбийского языка, не оставляющий сомнения в том, что этот язык был турецким (т.е. тюркским - прим.А.). Факт, сообщенный Пельо, имеет большое значение и показывает, что в китайской литературе можно найти более точные, чем полагали до сих пор, сведения o языке кочевых соседей Китая... http://kitap.net.ru/download/Bartold.pdf Можно скачать всю книгу! P.M.Barford "The Early Slavs" Cornell University Press, Ithaca, New York 2001 p.56 ...The arrival of the Turkic-speaking Avar nomads in the lower Danubian area in the 560s further disrupted the situation. 35 The original Avars had been expelled from the destruction of a hegemony in the area of Mongolia, and after a spell on the Pontic steppes, with their numbers swollen with other peoples (including in all probability some Slavs), in 559-61 they settled on the north bank of Danube, where they absorbed the Slavs already settled there. The East Romans attempted to enlist the aid of the nomad Avars to subdue the Slavs and other peoples north of the limes in return for payments from the East Romans to desist from raiding Byzantium. As a result, large quantities of imperial gold of the period were directed into the middle Danube valley and Carpathian basin as tribute (some of it being redistributed further to the north) 36. Avar attacks on their neighbours reached as far as Thuringia (in 562-3) on the eastern edge of the Franks' lands..." Перевод: с.56 (3-я строка снизу) Прибытие тюрко-говорящих авар-кочевников в регион нижнего Дуная в 560-х гг. еще больше подорвало эту ситуацию. 35 Первоначальные авары были изгнаны из-за потери гегемонии (?) на территории Монголии, и после периода времени в Понтийских (т.е. причерноморских -А.) степях, с их числом приумноженным за счет других народов (включая по всей вероятности некоторых славян), они в 559-561 гг. поселились на северном берегу Дуная, где они поглотили (захватили) славян, уже поселившихся там. Восточные римляне пытались заручиться помощью этих кочевых авар, чтобы подчинить славян и другие народы к северу от limes (граничная линия) в обмен на оплату (со стороны восточных римлян), чтобы те воздерживались от набегов на Византию. В результате большое количество имперского золота этого периода было направлено в долину среднего Дуная и Карпатский бассейн в качестве дани (часть которой была перераспределена далее на север) 36. Аварские атаки на их соседей на западе достигли Тюрингии (в 562-563 гг.) - на восточном крае франкских земель. Далее: Авары затем были вовлечены в ломбардско-гепидский (Longobard-Gepid) конфликт и уничтожили гепидов - те исчезли из истории, и авары заняли их земли. Они затем сместили ломбардов (которые переселились в Римскую Империю несколькими десятилетиями (?) позже (568 г.) чтобы захватить Италию. Авары сами поселились в Карпатском бассейне (Юстиниан Второй Justin II позволил им поселиться в Паннонии по договору в 570-571 гг. - (т.е. территории современной Венгрии - А.)) 37 Борьба между славянами и новоприбывшими аварами за полосу земли вдоль нижне-дунайской границы была кровавой, и дополнительно была подпитана провереннной временем восточно-римской политикой сталкивания одной стороны с другой. The March of Islam TimeFrame AD 600-800 Time-Life Books, Inc., Alexandria, Virginia, 1988 p.59 ...And now, Byzantium's enemies were encroaching further upon the inheritance from Rome, even threatening the very existence of the empire. Heraclius took charge of a government desperately fighting a two-front war on Byzantine soil. In eastern Europe the Avars - a warlike TURKIC people originally from Central Asia - and their allies the Slavs had crossed the Danube and penetrated deep into the Balkan Peninsula. To the southeast the Persians, who had been warring against the empire on and off for centuries, had recently overrun much of Byzantium's territory in Syria and Mesopotamia and were advancing Asia Minor towards Constantinople. And Heraclius and the Byzantines were unaware of an even greater thread that before long would materialize out of the flaming visions of an Arab prophet named Muhammad... David Christian ""A History of Russia, Central Asia and Mongolia" v.1, Blackwell Publishers, 1998, 2000, 2001 c.203 "...Миграция в западном направлении гуннов была частью широкого процесса "тюркизации" степей Внутренней Евразии. Вначале в западной Монголии и Джунгарии, затем в Казахских степях, и наконец в южной Центральной Азии и в западных степях, ирано-язычные кочевники (pastoralists) были вытеснены группами говорящими на ранних формах тюркского или монгольского. К 500 г. н.э. тюркские языки доминировали в центральных и восточных степях, а к 1000 г. н.э. они доминировали также и на большей части Центральной Азии. Таким образом крах империи Хунну прогремел эхом по всем степям Внутренней Евразии. " Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
