VII. Падение Цзиньской династии.
Мы говорили уже, что с X-го столетия северо-запад Монголии ускользнул от влияния сильных после того в Китае династий. Очевидно, что это не препятствовало народам, там жившим, продолжать обычную им методу внутренних раздоров и образования независимых владений, которые могли дробиться и переменяться постоянно. Мы видели уже в начале, при обозрении границ Киданьской династии, что там жили многие племена. Теперь исчезает их название; но это вовсе не значит, чтобы те народы не существовали: изменились только властители поколений, которые и дали имена осиленным ими. Так точно в Китае, династия, переменяющая название страны, вовсе не переменяет народа и даже, говоря вообще, прежнего состава государства. Нет сомнения, что во все время от X-го века до XIII-го столетия, все эти земли ни разу не соединялись под одну власть, исключая разве темного и кратковременного владычества западных Киданей (Си-ляо), которых главное господство было, кажется, только в Туркестане. Даже из событий, которые совершались еще во время слабости. Чингисхана, видно, что поколения не только враждовали между собою, но и составляли союзы для противодействия опасным врагам (Чжамхак). Это лучше всего показывает, что нечего и надеяться встретить в поколениях этого времени старые названия, сообщаемые китайскою историей, потому что перевес одного племени означался всего более затмением прежнего названия и появлением нового. Притом, нет [128] обязанности думать, что Китайцы передали нам именно те названия, которые носили самые племена. Нет сомнения, что инородческие племена, которые мы видели выше расположенными вдоль границ Цзиньской династии, начиная с Дай-тун-фу до Маньчжурии, имели сродство с дальнейшими обитателями пустынь Монголии. Так как они первые сделались добычей Чингисхана, то очевидно, что в биографиях его сподвижников мы встретили бы хоть кого нибудь из происходящих отсюда; а между тем, ни у Рашид-Эддина, ни в Юаньской истории на китайском языке, не встречаем никакого напоминания (если только Дилэ не есть Дарлиган, и Цзилу — Кэрэ). Было бы долго распространяться в исследованиях о происхождении племен и поколений, которые выступают на историческое поприще со времен Чингисхана; но мы позволяем себе сделать одно замечание касательно того языка, которым говорили в то время в Монголии. Западные авторы толкуют много о различии Турок от Монголов; китайские источники ясно указывают на маньчжурское происхождение Татар 112. Но из этого еще далеко от вывода, чтобы во время Чингисхана и после его на всем почти пространстве нынешней Монголии говорили различными этими языками, потому что происхождение рода или поколения относится только к происхождению управлявшей им фамилии. Когда один народ приобретал перевес над другим, то очевидно, что над родами последнего старались поставить родственников или знаменитых лиц из числа завоевателей, и имена этих старшин были поводом к перемене названия всего поколения. Таким образом, показания Рашид-Эддина, у которого большая часть названий [129] произведена от собственных имен, довольно вероятно. Но старшина или несколько лиц не могли так же легко изменить и языка у побежденных народов: он зависел от местностей и численности побежденных и победителей. Мы видим, что между тремя главными народами, поселившимися в Средней Азии, начиная от Восточного океана до Каспийского моря, встречаются и ныне сходные названия в поколениях и родах, говорящих однакож различными языками. Что же это значит, как не то, что народы, колыхаясь на этом огромном пространстве, подобно волнам моря, оставили повсюду следы своего появления. Если бы монгольский язык появился только с народом, в главе которого стал Чингисхан в самом начале, то возможно ли было бы допустить, чтоб этот язык мог сделаться общим для племен, кочевавших от Боир-нора до Иртыша, от берегов Байкала до Великой стены? Уже во времена династий Ляо и Цзинь, мы встречаем в истории множество слов, принадлежащих нынешнему монгольскому языку; между тем, Цзиньская династия, как известно, говорила маньчжурским языком. В названиях поколений Наймань, Ойрат, Тумэнь, Дэрбэт и проч., предшествовавших великому завоевателю, не видим ли мы чисто монгольские названия, так что скорее можем допустить, что сам Чингисхан не говорил языком, который мы ныне называем монгольским (так, например, многие собственные имена: Чингис, Угэдэй, Тэмучэнь, Мухури и другие, принадлежат к неизвестному языку); но дав имя и своим подданным и их языку, переменил свой язык на язык большинства. Одним словом, мы полагаем, что огромные пространства Средней Азии издревле говорили языками близкими к нынешним, т. е. на востоке маньчжурским, в центре монгольским и на западе турецким; [130] что и востоку и западу доставалось быть владетелем центра, равно как и этому удавалось господствовать над сопредельными пунктами; но это производило только некоторые оттенки в наречиях одного языка 113 и оставило следы в общности конструкции и сходстве множества наименований. Не забудем еще более важного и замечательного факта: история постоянно упоминает о множестве китайских выходцев и пленных, увлеченных во внутренность Монголии во все времена, начиная от нашествия Гуннов до поселений, заведенных Киданями и продолжавшихся далее при всей династии Юаньской, а между тем язык китайский, при всем превосходстве этой нации над номадами, не мог сделаться господствующим. При всем преобладании одного племени над другим, при всех показаниях истории, что такое-то поколение было уничтожено другим, вовсе не надобно допускать, чтоб главные обитатели известной местности составились из пришельцев и победителей, и тем более это относится к языку 114. Если бы, например, в южную или юго-восточную Россию вторглись Монголы или Маньчжуры, то можно сказать наверное, что мы все таки имели бы там дело с нынешними Татарами, потому что племя и язык не так легко могут быть занесены в степи между Уралом и Крымом с берегов Онона. Конечно, существование Калмыков в нашей Астраханской губернии служит опровержением этого; но удержались ли бы Калмыки без нашей поддержки посреди Тюркских народов? это сомнительно. Итак, [131] подвержено сомнению, говорили ли Киргизы, обитатели Сибири, тем же языком, как и нынешние Буруты, переселившиеся из Сибири на берега Тэмурту-нора. Уйгуры, жившие на берегах Селенги, легко могли превратиться в Турок, когда они заняли владения Туркестана; точно так же Татане, выходцы Маньчжурии, сделались Монголами в новой своей отчизне. Как бы то ни было, мы имеем все причины думать, что язык монгольский существовал уже с давнего времени, только не назывался этим именем
http://www.vostlit.info/Texts/rus/Zidan_2/vved3.phtml
