Ермолаев

1) В древнетюркском имеются такие явные монголизмы как: "мурэн" (река); "нукер" (товарищ, друг; дружинник); показатель "деятеля" вида "чин" в слове "балыкчин" (птица-рыболов) для отличия от "балыкчи" (рыбак); "бичэ" (маленький); "чебэр" (красивый); "чонг" (ленивый); "даруга" (управитель) и т.д. Также этнонимы: Род Ашина: возможно, что Ашина были изначально монголоязычны на что может указывать запись их этнонима на бугутской стели: "аšinаs". Может тогда был прав Лев Николаевич Гумилев: протомонг. "činua" (волк) + кит. "а" (в восточных диалектах префикс имен существительных, ласкательных или почтительных) + монг. "s" (показатель множ. числа при словах, оканчивающихся на гласные или дивтонги). Тогда получается протомонг. "а-činuа-s" = "[почтенные] волки". На такую семантику как "волки" как раз указывают легенды о происхождении Ашина: "Впоследствии сей род был разбит одним соседним владетелем и совершенно истреблен. Остался один десятилетний мальчик. Ратники, видя его малолетство, пожалели убить его: почему, отрубив у него руки и ноги, бросили его в травянистое озеро. Волчица стала кормить его мясом. Владетель, услышав, что мальчик еще жив, вторично послал людей убить его. Посланные, увидя мальчика подле волчицы, хотели и ее убить. В это время, по китайским сказаниям, волчица эта появилась в стране на восток от западного моря, в горах, лежащих от Гао-чан на северо-запад (Алтай. — Авт.). В горах находится пещера, а в пещере есть равнина, поросшая густою травой на несколько сот ли окружностью. Со всех четырех сторон пещеры лежат горы. Здесь укрылась волчица и родила десять сыновей, которые, пришед в возраст, переженились и все имели детей. Впоследствии каждый из них составил особливый род. В числе их был Ашина, человек с великими способностями, и он признан был государем: почему он над воротами своего местопребывания выставил знамя с волчьею головою — в воспоминание своего происхождения. Род его мало-помалу размножился до нескольких сот семейств" Также от Льва Николаевича Гумилева: "Китайские авторы считают понятия «тюркский хан» и «волк» синонимами, видимо опираясь на воззрения самих тюркских ханов. Не случайно сяньбийская царевна говорит про своего мужа, хана Шаболио: «хан по его свойствам есть волк»; и в инструкции при нападении на тюрок сказано: «таковую должно употребить меру: гнать кочевых и нападать на волков»." Племя Туцзюэ (Тукюэ): здесь уже нельзя говорить о монголоязычии кёк-тюрков, ибо они были тюркоязычны с самого своего начала. Но сей этноним, как я полагаю, указывает на монгольское происхождение правящей части кёк-тюрков (то есть опять таки подтверждает монголоязычность ранних Ашина), кои таким словом называли своих доблестных тюркоязычных воинов, кои были быстро скакали на отборных конях, словно ветер в степи. И вот почему: кит. "tū-jué" для нужного нам периода звучало как "thot-kwǝt", что можно вывести как протомонгольское "türgen" (быстрый, резкий) + "d" (показатель множ. числа для слов, оканчивающихся на "n", "r", "l" и "č") = "türged" (быстрые, резкие). На это может указывать значение первого иероглива: 突 - "неожиданно, внезапно, врасплох". Также интересно объяснение от китайцев: "Естественное положение Алтайских гор походит на шлем; посему и принял слово шлем (как этноним)". Не может ли это быть путаницей из-за созвучия слов протомонг. "türgen" (быстрый) и протомонг. "teriɣün" (голова)? Также возможно и связь с среднемонг. "du'uluqa" или "dăwulɣa" (шлем), если исходить из того, что звук "r" с среденекит. уже воспринимался как "l". То есть, чисто вонетически китайцы должны были воспринять этноним вида "türgen" и тюрк. "türük", как "tulgen" и "tuluk", соответственно, что вонетически можно спутать со среднемонг. "du'uluqa" или "dăwulɣa" (шлем). Однако, это, видимо, нужно считать путаницей. А имеющиеся запись вида "thot-kwǝt" можно объяснить попыткой записывающего помимо передачи вонетики этнонима еще и его истинное значение как "быстрый, резкий", в результате чего записывающий выбрал наиболее подходящий "компромиссный" иероглив со схожими значением и звучанием как и оригинальное слово. 2) Авары не совсем сяньби-жужани. Под аварами вообще следует принимать небольшую тюркизированную правящую прослойку (потомки жужаней; представители монголоидного и туранского типов у авар) и количественно доминирующее оугроязычное подвластное (или союзное) население, в основном кутригуры (вот они то и являют нам европеоидный компонент аваров). Жужани все же были монголоязычны (могу привести жужаньскую лексику, ежели хотите, сайн-аха). Но при образовании каганата эта маленькая прослойка монголоязычных сяньбийцев-жужаней быстро перешла на огурский сначала как билингвы, а затем и как на родной. Меркиты жили на Селенге (север Монголии), кереиты жили в совр. Халхе (вся центральная Монголия), а также видать имели совместные земли с коренными монголами ("кереиты живут при реках Онон и Керулен - земля монголов"). Монголы там были всегда, сайн-аха: "Уже подчеркивалось, что уход с политической арены того или иного этноса вовсе не означал его физического исчезновения. И это убедительно подтверждают раннемонгольские погребения. Возвышение на политической арене Центральной Азии после падения Жужаньского каганата в середине VI века сначала тюркоязычных племен тугю, затем уйгуров, кыргызов вовсе не означал исчезновения с этнической карты Центральной Азии монголоязычных племен. Они по-прежнему жили в степях Монголии и Забайкалья, но уже под властью I и II Тюркского каганатов в У1-У1П вв. и Уйгурского каганата в УШ-1Х вв. Монголоязычное население степей Центральной Азии в это время испытывало на себе сильное тюркское, в том числе культурное и этническое, влияние. Об этом свидетельствует несколько тюркизированный облик инвентаря раннемонгольских погребений хойцегорского этапа." http://www.istmira.com/istdr/buryatiya-v-drevnosti/page/60/

Почему же отсутствует культурное родство? Оно как раз таки явное: культура, так сказать, "оригинальных" хунну (все то, что отлично от скиво-сарматского культурного типа юэчжей и иже с ними) как раз и совпадает с элементами культур плиточных могил (дунху) и верхнего слоя Сяцзадань (бэй-ди). Вот в общем-то опять для пользы дела укажу все, что указывает на родство сих культур. Так сказать, "протомонгольский культурный треугольник" вида "хунну-бэйди-дунху": ПРОТОМОНГОЛЫ-ДИ В период династии Чжоу (1046-256 г.г. до н.э.), а точнее в период Вёсен и Осеней (722-481 г.г. до н.э.) и периода Сражающихся царств (от V в. до н.э. до 221 г.г. до н.э.), когда бэй-ди подверглись процессу ассимиляции китайской цивилизацией, и ранее этой длительной эпохи, когда еще не было никакого сильного культурного влияния хуасцев, "северные варвары" (бэй-ди) располагались "строго" к северу от Китая, то есть это современные аймаки Ордос, Баян-Нур, Баотоу, Хух-хото, Уланчаб, Шилин-гол, Чивэн в Автономном районе Внутренняя Монголия, а также северная половина провинции Хэбэй. Судя по определенному промежутку времени и по геогравии расположения племени ди можно заключить, что именно представители сего "варварского" народа были носителями археологической культуры верхнего слоя Сяцзадань (1000-300 г.г. до н.э.): "Здесь, на северо-востоке Внутренней Монголии, в степных и лесостепных районах Маньчжурии и Ляонина выявлен целый ряд комплексов названного времени. Их число пока незначительно, но ряд образцов так называемой «скифской триады» (оружие, детали конской сбруи и предметы изобразительного искусства) оригинальны и не имеют аналогий в других синхронных памятниках степного пояса. Это обстоятельство позволяет предположить, что к востоку и юго-востоку от Забайкалья и Монголии существовал ещё один своеобразный регион скифского мира. Особое внимание среди памятников этого региона привлекают так называемые «погребения культуры верхнего слоя Сяцзядянь». Находки в них характерных деталей конской сбруи, зеркал и ножей «скифского» типа, пуговиц с насечками по краю позволяют отнести эти погребения к кругу памятников степных скотоводческих племён, что справедливо подчёркивают и авторы раскопок, и датировать их в пределах VIII-V вв. до н.э.; эту дату подтверждают и стратиграфические наблюдения. «Погребения культуры верхнего слоя Сяцзядянь» объединяет ряд общих признаков: преобладающее положение погребённых — вытянуто на спине; наличие внутри прямоугольной могильной ямы деревянного гроба, короткие стенки которого вставлены в длинные, перекрытие гроба каменными плитами и обкладка такими плитами стенок ямы. В этих погребениях, как и в «рядовых» сюннуских, представлены бронзовые пуговицы, зооморфные бляшки, колокольчики, имитации каури. Ряд категорий сюннуского инвентаря, особенно черешковые трёхлопастные стрелы и плоские стрелы-срезни из железа, можно рассматривать как результат развития аналогичных бронзовых стрел из рассматриваемых скифских погребений. Отметим, что форма и вес этих стрел указывают на применение большого лука, по размерам, видимо, близкого к сюннускому. Таким образом, из всех известных сейчас памятников скифского времени на востоке степного пояса наиболее полно предполагаемый комплекс «протосюннуских» признаков проявляется именно в «погребениях культуры верхнего слоя Сяцзядянь». Это обстоятельство позволяет наметить регион, где протекали, видимо, ранние этапы истории сюнну и определить круг памятников, детальный анализ которых является первоочередной задачей при разработке проблемы происхождения сюнну." Причем у культуры верхнего слоя Сяцзадань обнаруживается родство с протомонгольской культурой плиточных могил (дун-ху): "В подтверждение концепции А.П. Шульги можно привести и тот факт, что археолог С.А. Коммисаров связывает погребальные памятники культуры «верхнего слоя Сяцзядань» с племенами Дунху, которых в тоже время считают и носителя- ми культуры плиточных могил. В связи с этим, весьма интересно, что такие элементы погребального обряда культуры «верхнего слоя сяцзядань», как укладывание покойника в гроб и захоронение собаки вместе с ним, характеризуются С.С. Миняевым как сходные с хуннскими. Между тем, эти элементы были основными в погребальном обряде дунхусского племени Ухуань и подробно описаны в «Хоуханьшу»" Также надо учесть мнение кандидата исторических наук, старшего преподавателя кафедры истории и регионоведения стран Азии Бурятского государственного университета Э.Б. Дашибалова: "С древним дунхуским этапом истории монгольских народов соотносится археологическая культура верхнего слоя Сяцзядянь." Также от "Вестника Бурятского госуниверситетеа": "В числе возможных родственников носителей культуры плиточных могил в последние десятилетия выделяют культуру верхнего слоя Сяцзядянь в северо-восточном Китае. Для такого предположения есть существенные причины. Во-первых, представителей этой культуры идентифицируют с племенами дунху, общепризнанными предками монголов. Напомним, что на "ВЕСТНИКЕ БУРЯТСКОГО ГОСУНИВЕРСИТЕТА 2010" селение культуры плиточных могил также связывают с протомонголами – дунху. Во-вторых, фиксируются явные аналогии в материальной и духовной культуре двух названных племенных образований. Особо отметим наличие триподов и присутствие образа птицы с распростертыми крыльями в изобразительном искусстве двух культур. При этом наибольшее сходство указанная культура Дунбэя проявляет с дворцовскими памятниками Восточного Забайкалья. Соглашаясь или нет с тем, что А.Д. Цыбиктаров вообще предложил считать дворцовские памятники погребениями знатных плиточников, тем самым декларировав их однокультурность, нельзя отрицать значительного сходства между этими локальными группами. Выявленные археологические аналогии между культурой верхнего слоя Сяцзядянь, плиточными могилами и дворцовской группой памятников, по всей видимости, свидетельствуют в пользу предположения А.Д. Цыбиктарова, а также могут указывать на близкородственные отношения носителей всех трех традиций. Хронологический размах радиокарбоновых и радиоуглеродных дат по культурам плиточных могил и верхнего слоя Сяцзядянь (по дворцовской культуре даты, полученные естественно-научными методами, нам не известны), в целом также показывает синхронность их существования. По совокупности полученных исследователями данных культура плиточных могил датируется с XIII по IV в. до н.э., а культура верхнего слоя Сяцзядянь – с IX по IV в. до н.э. Последующая судьба носителей культуры плиточных могил покрыта завесой неизвестности, за ключающейся в отсутствии переходных археологических памятников между ними и хунну. Заметим, что такая картина возникает, если принять точку зрения ряда исследователей, датирующих появление памятников хунну в Монголии и Забайкалье не ранее II в. до н.э. и согласиться с А.Д. Цыбиктаровым, ограничивающим бытование культуры плиточных могил на этой же территории VI в. до н.э." Дополнительно можно добавить из статьи "Этнокультурные контакты Китая с народами Центральной Азии в древности": "По границам чжоуских государств существовали широкие зоны «смешанных» культур, в рамках которых влияние хуася осуществля­лось в одном ряду с другими культурными взаимодействиями. Харак­терный пример - культура верхнего слоя Сяцзядянь, где слились в едином комплексе традиции изготовления вооружения Центральной равнины, сибирско-ордосских степей и древнекорейских племен Ляо­нина. Следует, однако, учитывать, что культура верхнего слоя Сяцзя- дянь представляет собой лишь выдвинутую в контактную зону южную оконечность культурной общности, охватывавшей Ордос, Восточную Монголию и Забайкалье[63]. Географический ареал ее распространения - косвенное подтверждение справедливости гипотезы о том, что носи­телями культуры верхнего слоя Сяцзядянь были дунху, предки мон­гольских народов. Культура верхнего слоя Сяцзядянь характеризуется относитель­ной полнотой опубликованных и исследованных материалов. Инвен­тарь отличается значительным своеобразием. Исследование отдель­ных памятников культуры Сяцзядянь началось в середине XX в. К чис­лу наиболее богатых находками относится раскопанная в 1963 г. моги­ла № 101 у д. Наньшаньгэнь (уезд Нинчэн, провинция Ляонин). Погре­бальный инвентарь составляют ритуальные сосуды, оружие, орудия труда из бронзы, три золотых кольца, два каменных топора и различ­ные изделия из кости. Среди бронзовых сосудов оказались изделия специфических форм, неизвестные на других памятниках. Так же сме­шан по характеру комплекс вооружения. Кинжалы, шлемы, наконечни­ки стрел, накладки на ножны специфичны. Четыре кинжала близки к карасукским «выемчато-эфесовым». Еще два кинжала сочетают раз­личные традиции. Точные аналогии этим предметам не известны, од­нако традиция украшать кинжалы изображениями животных примеча­тельна для искусства кочевников северных степей. В 1958 г. в районе Наньшаньгэнь исследовалась могила со сход­ным инвентарем. Внутри при раскопках была найдена коллекция из 71 бронзового изделия. Для большинства из них характерно украшение зооморфными фигурами. Многие изделия оказались украшенными изображениями трех-четырех стоящих животных. Н.Л. Членова пред­лагает датировать этот комплекс временем около VI в. до н.э. Одна­ко, судя по инвентарю, эта могила по дате близка к погребению № 101. К тому же этапу относится наньшаньгэньская могила № 102. Вме­сте с костяком обнаружены бронзовые ножи, кельты, части сбруи (уди­ла, обоймы, бляшки), одно зеркало и ряд других предметов. Интерес вызывает найденная в могиле костяная пластинка с резным рисунком, изображающим человека на лошади с луком в руке. Как считает А.В. Варенов, изображение такой лошади стилистически близко к изо­бражениям на оленных камнях. Наньшаньгэньские аналогии прослеживаются и на других памят­никах в районе Чифэна и соседнего уезда Цзяньпин. Исследуя эти комплексы, ученые находят близкие аналогии в культуре плиточных могил из Восточной Монголии. Памятники верхнего слоя Сяцзядянь выделяются своеобразной керамикой и изделиями из бронзы. В числе специфических бронзовых изделий можно назвать некоторые типы металлических сосудов, кель­ты с «веерообразным» лезвием, зеркала и зеркаловидные украшения, бляхи, изображающие животных и птиц. Б0льшая часть предметов вооружения, найденных в погребениях (шлемы, кинжалы, наконечники копий), восходит к более ранним бронзовым изделиям северных наро­дов. Для искусства примечательны украшения, выполненные в тради­циях «звериного стиля». В составе инвентаря прослеживается ряд элементов, сходных с одновременными находками на сопредельных территориях, что позволяет ставить вопрос о «смешанном» характере сяцзядяньских памятников[68]. Эти особенности свидетельствуют о са­мобытном характере культуры верхнего слоя Сяцзядянь, которая су­мела усвоить и переработать на собственной основе достижения дру­гих народов. Археологические параллели для верхнего слоя Сяцзядянь про­слеживаются среди позднебронзовых раннескифских культур Цен­тральной Азии. Прежде всего следует отметить дворцовые памятники Восточного Забайкалья, которые можно включить в состав «карасук- ских по облику культур». С культурой верхнего слоя Сяцзядянь ее сближают длинные бронзовые ножи с упором для пальцев на рукояти, многоярусные бляшки, привески в виде ложечек или фигурок птиц с распластанными крыльями. Такие же изделия отмечаются в коллек­циях случайных находок Ордоса и Монголии. Важность их заключается в том, что они как бы объединяют воедино Дунбэй и Забайкалье. Это единство подчеркивается также тем, что изображения хищных птиц из рода орлов в отмеченной характерной позе (с распластанными крыльями) широко представлены на писаницах, обнаруженных в цен­тральных и восточных аймаках МНР, в Бурятии и Читинской облас­ти. Определенное сходство в способе захоронения и в инвентаре прослеживается между верхним Сяцзядянь и культурой плиточных могил Восточного Забайкалья и Монголии. Это относится к таким важным элементам, как триподы типа ли, некоторые формы ножей (особенно с ритмически повторяющимися фигурами людей или живот­ных на рукояти), полусферические и ярусные бронзовые бляшки. Для определения связей культуры на поздних ее этапах значи­тельный интерес представляет погребение с двумя узкими кинжалами, «крылатым» копьем, зеркалом и некоторыми другими вещами, обна­руженными у сопки Известковой (Голубиной) в Приморье. По вопросам этнической принадлежности культуры Сяцзядянь вы­сказываются различные точки зрения. Одна из них заключается в том, что она принадлежит племенам дунху. Антропологическое заключение, сделанное на основе анализа скелетных остатков из погребений и изображений на бронзовых изделиях, определяет, что носители куль­туры верхнего слоя Сяцзядянь являются классическими монголоида­ми, к которым относятся не только монгольские, но и многие тюркские народы. Более конкретным является замечание о форме прически, которая может быть существенным этноразличительным признаком. На упомянутых фигурках и рисунках у людей бритые головы, что отли­чается от прически как древних китайцев, укладывавших волосы на затылке с помощью шпилек, так и сюнну, носивших косу, но зато пол­ностью соответствует обычаю ухуаней, считавших, «что бритье головы приносит облегченье и удобство». В совокупности указанные выше моменты служат дополнительными, хотя и косвенными доказательст­вами в пользу дунхуской теории, которую в настоящее время разделя­ет большинство китайских археологов. С.С. Миняев, проанализировав особенности погребальных соору­жений и обряда, высказал мнение о «протосюннуской» принадлежно­сти культуры верхнего слоя Сяцзядянь. Есть определенное сходство между погребениями рядовых сюнну и могилами представителей верхнесяцзядяньских племен, которое можно объяснить их принад­лежностью к одному культурно-хозяйственному типу и взаимными кон­тактами. Но не исключено также, что отдельные дунхуские группы приняли непосредственное участие в формировании сюннуского пле­менного союза." В общем, видно, что культура верхнего слоя Сяцзадань, носителями которой предположительно были люди племени бэй-ди, имеет явное родство с кочевой культурой плиточных могил, носителями которой были протомонголы-дунху. Исходя из такой корреляции можно заключить, что в культурном плане представители племени бэй-ди были протомонголами и, соответственно, представители народа хунну, кои потомки бэй-ди, также культурно относятся к протомонгольской общности, что доказывается, например, схожестью погребений у "плиточников", "сяцзаданьцев" и хунну: "Другой отечественный археолог П.И. Шульга в своей статье «Об истоках погребального обряда хунну», убедительно доказывает, что погребальный обряд хунну является одной из вариаций погребального обряда некой историко-культурной общно- сти существовавшей на обширной территории от Байкала до Ордоса на протяжении всего I тысячелетия до н.э. Этот учёный пишет, что погребальный обряд полиэтничных хунну в конце I тыс. до н. э. заметно различался, но наиболее характерным является одиночное погребение, в вытянутом на спине положении, головой в северный сектор или с заметными отклонениями к востоку. Умерший часто помещался в деревянный гроб, установленный в сравнительно неглубокие и узкие могилы. Характерной чертой считается размещение в головах черепов или шкур животных. Последние фиксируются по сохранившимся черепам, костям ног и хвостовым позвоночникам. Для территории Китая выделяются погребения со специальными уступами или нишами в головах умерших, предназначенные для размещения сосудов. Погребальный обряд носителей культуры плиточных могил (могил сооружённых из вертикально врытых в землю плоских каменных плит) также включал в себя вы- тянутое на спине положение погребённого, восточную ориентацию головы, захороне- ние части тела лошади и наличие сосудов (триподов) в погребальном инвентаре. Помимо выше перечисленного следует упомянуть, что иногда погребённых посыпали охрой (обряд известный на данной территории с эпох неолита и энеолита) а среди погребального инвентаря были ножи с фигурками людей и животных на рукоятях [см. там же]. По нашему мнению основные элементы погребального обряду хунну и «плиточников» имеют определённое сходство, выражающееся в вытянутом на спине положении погребённого, восточной ориентации головы, наличии частей тел животных, а также присутствии в погребальном инвентаре сосудов. Мы также считаем, что сходство этих элементов может свидетельствовать о родстве культур хунну и плиточных могил. Существующие различия сооружений могил в виде деревянного гроба, небольшой каменной кладки на поверхности и врытых в землю плоских каменных плит, на наш взгляд можно объяснить этническими контактами, которые способны влиять на элементы погребального обряда народов. В подтверждение концепции А.П. Шульги можно привести и тот факт, что археолог С.А. Коммисаров связывает погребальные памятники культуры «верхнего слоя Сяцзядань» с племенами Дунху, которых в тоже время считают и носителя- ми культуры плиточных могил. В связи с этим, весь- ма интересно, что такие элементы погребального обряда культуры «верхнего слоя сяцзядань», как укладывание покойника в гроб и захоронение собаки вместе с ним, характеризуются С.С. Миняевым как сходные с хуннскими. Между тем, эти элементы были основными в погребальном обряде дунхусского племени Ухуань и подробно описаны в «Хоуханьшу». Из этого следует, что идентификация археологических культур восточной части Центральной Азии, второй половины II тыс. до н.э.- начала I тыс. до н.э. является достаточно сложной задачей, по причине наличия в них сходных элементов погребального обряда. Поэтому вполне возможно, что племена «плиточников», Хунну и Дунху, населявшие эту территорию в указанный период вышли из единой этнокультурной общности, и имели генетическое родство между собой."

Почему вообще сяньби и жужани (кои по сути сяньбийцы, а точнее этносоциальная группа из разнородных сяньбийцев с сомнительным прошлым, по имени которой китайцы и стали называть подчиненное ей остальное сяньбийское население Монголии; по сути Жужаньский каганат - сяньбийское государство во главе хунты, которая называлась "жужань") когда-либо говорили на тюркском? Разве есть данные, указывающие на это? Сяньби хуннского времени не монголы, а протомонголы, выделившиеся из союза дунху. Почему они должны говорить на тюркском? Аварская знать (а точнее собственно авары, кои потомки жужаней, кои еще не смешались с огурами вполне могла говорить на монгольском (этим можно объснить монголизм "telege(n)" в древнерусском еще до монгольского нашествия). Все "тёрки" с найманами, кереитами - борьба за гегемонию; с меркитами - череда событий после оскорбительного для меркитов умыкания Есугеем Оэлун, матери Чингисхана, у меркита Чиледу, емнип, или Чилигера (один из них потом украдет Бортэ у Чингисхана). И на Алтае только найманов (видать, орхонские уйгуры, кои явно негативно относились к "некультурным варварам-дикарям", то есть к монголам; особенно часто воевали найманы с кереитами). Меркиты и кереиты указаны как часть монгольского племени, но при этом не относятся ни к нирунам, ни к дарлекинам; то есть, они две параллельные ветви протомонгольского этноса, по-видимому, сяньбийского происхождения. Ойраты пришли в область Секиз-мурэн (восьмиречье) из степей Монголии; ранее в Секиз-мурэн жили туматы. Их также надо считать потомками сяньбийцев. Все они УЖЕ были частью монгольского племени (общее слово "монгол" для группы племен, разговаривающих на монгольских языках), и уже говорили на среднемонгольском (точнее на диалектах, кои находились на средней стадии своего развития).

Все таки ув. Игорь великий человек! Эх, вот бы посмотреть эти переводы вамилий табгачских военачальников. Впрочем, тюркские лексемы, кои обозначаются как "сюннуские" вполне могут исходить от той части населения хуннской державы, которая, по моей версии, являлась пратюркоязычной. То есть, это жители Ганьсу - жуны. Как раз в период раздела хунну на южных и северных, к южным отошли земли Ганьсу (в составе западной Цинь). Затем появляются из состава южных сюнну (кои на самом деле огуроязычные жуны) племя цзе, язык которых определенно является тюркским (точнее огурским, если исходить из интерпретации Дыбо). Эти тюркоязычные "сюнну", цзе были позднее подвержены геноциду со стороны китайецев; затем их остатки попали под власть монголоязычных табгачей, после чего, оказавшись в свере монгольского и китайского влияния они полностью слились с более сильными соседями. Подробней надо чуть позже будет все это обосновать. В любом случае хунну если не по языку, то, как минимум, культурно относились к протомонгольской общности, на что явно указывает археология.

Немного перепутал: распад собственно тюркского языка пришелся на II в. н.э., то есть во II в. н.э. один из диалектов собственно тюрк. языка ("прасибирский" с последующим распадом его на якутскую, саянскую, "кыргызскую" ветви) свормировался как самостоятельный язык, кой затем также распался. Орхоно-енисейский есть письменный язык, то есть это по сути тот же собственно тюркский, только его письменная ворма (при этом обретшая диалектные различия в разных регионах проживания древних тюрков). Древние тюрки же говорили на устном собственно тюркском языке, а точнее на его диалектах: "прасибирский" (предок саянской, якутской и "кыргызской" ветвей), "пракарлуко-кыпчакский" (предок карлукской, кыпчакской, горно-алтайской ветвей) и "праогузский" (предок огузской ветви; это, собственно, и есть собственно тюркский, а предыдущие по сути есть диалекты "праогузского"). Так вот орхоно-енисейский язык рунических надписей - это письменная виксация именно "праогузского" диалекта (по сути самого собственно тюрк.). Даже я бы сказал, собственно тюркский язык и "праогузский" диалект это одно и то же. Авары еще не вакт, что тюркоязычны. Нужно будет как нибудь на днях разобрать с протомонгольского надпись на чаше на их языке. В пользу монголоязычия авар (по крайней мере ранних) может говорить раннее заимствование в славянские языки из протомонгольского - это протомонг. "telege(n)", которое стало совр. русским "телега". Сяньби оставили своих потомком в виде кереитов, меркитов, баргуджинцев, ойратов и др., кои определенно были монголоязычны, но не входили в группу коренных монголов, то есть они монголы, кои не потомки мэнва-шивэй, а те, что были еще до прихода в Монголию этих самых дарлекинов и нирунов (да и то, они пришли только в местность Онона и Керулена, малой части Забайкалья). Коренные монголы (дарлекин и нирун) определенно были потомками древнего племени мэнва в составе союза племен шивэй (шивэи вообще обозначены как кидани, но только живущие на севере; скорее от собственно шивэев и произошли совр. дауры). Само слово "мэнва" для того времени звучало как "монгуд".

Очень интересную версию на воруме видел: Слово "сарт" - тюркизированная краткая ворма монгольского "сартай" (букв. "имеющий луну"), что может быть обозначением монголами мусульман, ибо все же символ ислама - полумесяц со звездой. Возможно, что этноним "сартуул" восходит к монг. "sаrt(аj)" (имеющий луну) + "uul" (гора) = "горные мусульмане".

В IV в. н.э. распался собственно тюркский язык, но не пратюркский. То есть явления отклонения от пратюрк. мягких "l" и "r" ("ль" и "рь") в виде собственно тюрк. "ш/с" и "з" и т.д. уже было до этого момента времени. Раскол же пратюркского языка нужно считать не одномоментным, а длительным периодом с 300-200 г.г. до н.э. по 30-0 г.г. до н.э., то есть к 30-0 г.г. до н.э. уже окончательно овормились огурский и собственно тюркский диалекты пратюркского как самостоятельные языки.

Многоуважаемый провессор Добрев (извиняюсь за "в" в слове - у меня не работает нужная клавиша), вы перепутали: я писал выше о жунах, но никак не о жужанях. Первые жили в Ганьсу еще до хунну, а вторые - в Монголии, уже после них. Да и в вашем посте ведь как раз таки говорится никак не о тюркоязычии жужаней, а об их монголоязычии (вместе с табгачами, ухуанями, сяньби да и дунху вообще). Жуны же, кои жили в Ганьсу, были априори пратюркоязычными, ибо распад пратюркского языка определяется в рамках 300-200 г.г. до н.э. по 30-0 г.г. до н.э., тогда как жуны жили в период Вёсен и Осеней (722-481 г.г. до н.э.) и в период Сражающихся царств (от V в. до н.э. до 221 г.г. до н.э.)

Да, такое мы наблюдаем часто для дунсянского: сравните ордос. "ǯirge" и дунс. "ǯuGe/ǯuɣǝ" (сердце); практически всегда отсутствуют в дунс. конечные "r". Иногда для калмыцкого: ср. калм. "utǝ" и халх. "urt" (длинный); письм. монг. " alir-su(n)" и калм. "älsn". В принципе, то очень может быть, что ваши багуды и наши баргуты имеют связь: так баргуты делятся на шинэ-баргут (новые баргуты) и хуушин-баргут (старшие баргуты, но букв. "сильные баргуты"), равно как калмыцкие багуты на шин-багут (новые багуты) и ики-багут (старшие багуты) и др. Хотя, также этноним "багут" можно этимологизировать как "bagul-" (протомонгольский корень-основа для слова "плечо") + "d" (показаетель множ. числа при виналях "l", "r", "n" и "č") = "bagud" - "плечи", что в переносном смысле нужно понимать как "те, на ком все держится", то есть племя-опора, на котором зиждется что-либо.

С превеликой радостью, сайн-аха 1) Рашид ад-Дин Кара-Корум размещает неподалеку от Эмиля, где по его словам была ставка Чингизхана, Угетая и позже Куйука: "... каан приказал построить там город, который был назван Орду-балык, хотя он больше известен как Каракорум". Ув. Кайрат-аха, это вы путаете, это Джувейни: "После того Хатым Века и Правитель Мира утвердился на троне царства и, успокоив свои мысли относительно похода в земли Китаев, торжественно направился в великую орду своего отца, собственную резиденцию, которая находилась неподалеку от Эмиля, он отдал своему сыну Гаюку, избрав для своего нового местожительства и столицы государства область на берегу реки Орхон, в горах Каракорум (совпадает с совр. Хархорином) В том месте прежде не было ни города, ни селения, кроме остатков крепостной стены, называемых Орду-балык (опять таки его развалины около совр. Хархорина). Во время его восшествия возле развалин крепости был найден камень, на котором была надпись, сообщавшая, что основателем этого места был Буку-хан. Монголы прозвали его Маубалык, и Каан приказал построить там город, который был назван Орду-балык, хотя он больше известен как Каракорум. Туда были доставлены разные ремесленники из земель Китаев, а также мастера из стран ислама; и они начали вспахивать землю. И по причине великой щедрости и доброты Каана туда устремились люди из многих стран, и через короткое время это стал большой город»." Как видно, Каракорум был на Орхоне, рядом с развалинами Орда-Балыка. 2) Гияс аль-Лугат: "... Каракорум тюркское название города в области Туркестан". Видимо, под Туркестаном понималась также Западная Монголия (до Хангая), где были земли найманов, ибо к востоку от найманов уже была земля татар, собственно Могулистан. Так что, Каракорум в земле тюркоязычных найманов (как потомки орхонских уйгуров) как раз на тюркской (для того момента) земле. 3) Ордосский летописец и знаток Монголии Саган Сэцэн утверждал, что в Халхе со времен Кубилай-хана было только 2 города, это Эрчугийн-Цаган-балгас и Ардын-Цаган-балгас, других городов в современной Монголии он не отмечал. Можно процитировать? Или указать поточнее откуда данные. Просто в повествовании о Даян-хане ничего не нашел по двум городам. 4) На средневековых европейских картах татарский Кара-Корум расположен на западной стороне Алтая, например, на сегменте из "Книги глобусов" Коронелли есть надпись: "К западу за горами Алтай находятся земли меркитского народа, а регион этот именуется "Крит-Меркит" со столицей Каракоран". Если быть точным, то там написано: "К западу за горами Алкай, находятся земли мекритского народа, а регион этот именуется «Крит Мекрит, или Сисиан» со столицей Каракоран»" Вообще, видно, что составитель карты многое напутал: так Каракорум - это часть земли Сисиан (Си Ся)и на карте он между Алтаем и Тангутом; при этом видно, что Эдзина где-то восточнее Каракорума, тогда как она должна быть к югу от него (по М. Поло): Остальное чуть позже, сайн-аха.

ПРАТЮРКИ-ЖУНЫ Жуны или си-жуны (западные жуны) - воинственные "варварские" племена, кои располагались к "западу" (но, очевидно, что к северо-западу) от Чжоу, то есть современные провинции Ганьсу и Нинся, а также северо-восток провинции Цинхай. В переводе с китайского этноним "жун" означает "воин, солдат; боевой; великий; крупный". Очень часто упоминаются вместе с дисцами как "жуны и ди", что может указывать на родство этих народов или на политический союз этих двух народов, а скорее и на то, и на другое. Причем родство это скорее определяется как тюркская и монгольская ветви алтайской языковой семьи. И лично наше видение такое: пратюрки - часть тюрко-монголов, которая примерно в 3500 г. до н.э. откололась от сей общности, при этом раскол общности мы связываем с уходом на запад от культуры Хуншань (V-III тыс. до н.э.) в Ганьсу и Цинхай, где эта часть тюрко-монголов ассимилировала автохтонное население культуры Мацзяяо (IV-III тыс. до н.э.); при этом автохтонное население перешло на диалект тюрко-монгольского, который примерно в 3500 г. до н.э. и выделится как самостоятельный пратюркский язык. Местожительство жунов и период их существования (те же даты, что и у бэйди) позволяют сделать вывод о корреляции жунов с культурой Каюэ (900-600 г.г. до н.э.) на востоке Цинхая, которая ведет свое происхождение от Мацзяяо (3300-2100 г.г. до н.э.) и последующих культурр Цицзя (2200-1600 г.г. до н.э.), Сиба (1900-1500 г.г. до н.э.) с последующей ей культурой Сива (1500-1000 г.г. до н.э.), и параллельной ей культурой Синьдян (1500-1000 г.г. до н.э.). Культура Мацзяяо (IV-III тыс. до н.э.) Культура Цицзя (2200-1600 г.г. до н.э.) №4 - культуры Сиба (1900-1500 г.г. до н.э.) и Сива (1500-1000 г.г. до н.э.) Конец эпохи этой культуры (около 600 г. до н.э.) коррелируется с несколькими важными датами: 650 г. до н.э. - нападение на бэй-жунов (северных жунов) со стороны царств Ху и Ци. После этого они практически не упоминаются, что указывает на поглощение части жунов государствами Ци и Цзинь 645 г. до н.э. - первое упоминание юэчжи. Около этого года и находится дата прихода ираноязычных кочевников-юэчжэй в западную часть Ганьсу, что коррелируется со временем Пазырыкской культуры (примерно VI-III в.в. до н.э.). То есть, можно сделать вывод, что около 645 г. до н.э. жуны попадают в зависимость от пришедших с запада юэчжей, ослабев от войн с китайскими государствами и другими племенами (662 г. до н.э. - бэй-ди заставили уйти жунов из Тайюаня в совр. провинции Шэньси). Зависимость жунов от юэчжей продолжалась до 203 г. до н.э., когда хуннский шаньюй Маодунь покорил юэчжей вместе с подчиненными им жунами. 203 г. до н.э. коррелируется с датой первого упоминания енисейских киргизов (201 г. до н.э.) в числе покоренных Маодунем племен (наряду с динлинами). А уже эти две даты коррелируются с периодом Таштыкской культуры (II в. до н.э. по V в. н.э.), которую связывают с собственно енисейскими киргизами. В добавок, все эти даты совпадают примерным временем начала распада пратюрского языка на собственно тюркскую и огурскую ветви, т.е. примерно в период III-II в.в. до н.э. При этом под "кыргызами" 201 г. до н.э. нужно понимать только образовавшийся собственно тюркский этнос, раскол которого (то есть отхождение якутской ветви) придется только во II в. н.э. Причем, видимо, "кыргыз" - тюркское наименование племени чи-ди (красные ди), ведущее свое происхождение от бэй-ди (кои, как было рассмотрено выше, как минимум культурно являлись протомонголами), кои в составе группы бэй-ди вместе с жунами стали жить к западу от Хуанхэ. При этом племя бай-ди (белые ди) вскоре ушли на восток, а чи-ди же остались в пратюркской среде, где и тюркизировались. Именно чиди записаны как предки гаоцзюйцев, то есть телесцев или поздних динлинов (уже тюркоязычных). То есть в какой-то момент (как выяснено выше, это 203-201 г.г. до н.э.) чиди (кыргызы?) ушли из Ганьсу на север (видимо, убегая от хунну, кои при походе на юэчжи в первую очередь напали на ганьсуйских "юэчжи", то есть подвластное юэчжи пратюркское насение в Ганьсу, которое упоминается как "жуны", в составе которых и были чиди), в земли динлинов, где, войдя с ними в тесное соседство, они создали свой культурный тип (таштыкская культура), ассимилировав (или вытеснив) собственно динлинов. То есть, на тюркоязычие (а точнее пратюркоязычие) жунов указывает генеалогическая связь гаоцзюйцев и чидисцев, кои к приходу в земли динлинов были уже носителями пратюркского языка (а точнее, его диалекта, кой даст начало собственно тюрк. ветви). В общем, доказательства тезиса "жуны - это пратюрки" основываются на корреляции дат различных событий в истории потомков жунов, периодов свзяанных с жунами, их потомками и их соседями археологических культур.

Ув. Кайрат-аха, но ведь Марко Поло четко определяет положение Каракорума к северу от Эдзины: "ГЛАВА LXIII Здесь описывается город Езина От Канпичиона на двенадцатый день — город Езина. Стоит он в начале песчаной степи, на севере, в Тангутской области. Народ — идолопоклонники; много у них верблюдов и всякого скота. Водятся тут славные соколы: балабаны и сероголовые. Народ здешний не торговый, занимается хлебопашеством и скотоводством. Тут забирают продовольствие на сорок дней; как выедешь отсюда, так сорок дней, знайте, едешь на север, степью, и нет там ни жилья, ни пристанищ; люди живут там только летом, по долинам, а в горах много диких зверей, много также диких ослов. Кое-где тут сосновые рощи. Через сорок дней начинается область, а какая — услышите. ГЛАВА LXIV Здесь описывается город Каракорон Город Каракорон в округе три мили, им первым овладели татары, когда вышли из своей страны. Расскажу вам об их делах, о том, как они стали властвовать и распространились по свету. Татары, нужно знать, жили на севере, в Чиорчие 155; в той стране большие равнины и нет там жилья, ни городов, ни замков, но славные там пастбища, большие реки и воды там вдоволь. Не было у них князей, платили они великому царю и звали его по-своему Унекан, а по-французски это значит «поп Иван»; это тот самый поп Иван, о чьем великом могуществе говорит весь свет. Татары платили ему дань, из десяти скотов одну скотину. Случилось, что татары сильно размножились; увидел поп Иван, что много их, и стал он думать, не наделали бы они ему зла; решил он расселить их по разным странам и послал воевод своих исполнить то дело. Как услышали татары, что поп Иван замышляет, опечалились они, да все вместе пустились на север в степь, чтобы поп Иван не мог им вредить. Возмутились против него и перестали ему дань платить. Так они прожили некоторое время." Как раз к северу от Эдзины и распологается в 617 км (если напрямую) город Хархорин:

ЖУНЫ И ДИ - ПРАТЮРКИ И ПРАМОНГОЛЫ Вся вышестоящая версия о протомонгольском происхождении хунну базируется на двух постулатах: жуны и ди - это пратюрки и протомонголы, соответственно. Ниже попытаемся привести доказательства в пользу справедливости сего тезиса. Итак, кто же такие жуны и ди? Согласно древнему китайскому мировосприятию, хуасцев (собственно китайцев) окружали "варвары", соответствующие четырем сторонам света: на севере - бэй-ди; на западе - си-жуны; на юге - нан-мань; на востоке - дун-и. Причем в китайских источниках жуны и ди практически всегда идут бок-о-бок, часто упоминаются вместе как "жуны и ди". Исходя из этого возникает желание полагать, что эти два народа имели некую близость, некое родство, которое, как будет доказываться далее, представлено как обозначение терминами "жуны и ди" носителей родственных друг другу пратюркского и протомонгольского языков алтайской языковой семьи. Распределение "варварских" племен, согласно хуасскому мировосприятию На чем же основано такое отождествление пратюрков и протомонголов с жунами и ди? Ответ кроется в "земле", то есть - в археологии. ПРОТОМОНГОЛЫ-ДИ В период династии Чжоу (1046-256 г.г. до н.э.), а точнее в период Вёсен и Осеней (722-481 г.г. до н.э.) и периода Сражающихся царств (от V в. до н.э. до 221 г.г. до н.э.), когда бэй-ди подверглись процессу ассимиляции китайской цивилизацией, и ранее этой длительной эпохи, когда еще не было никакого сильного культурного влияния хуасцев, "северные варвары" (бэй-ди) располагались "строго" к северу от Китая, то есть это современные аймаки Ордос, Баян-Нур, Баотоу, Хух-хото, Уланчаб, Шилин-гол, Чивэн в Автономном районе Внутренняя Монголия, а также северная половина провинции Хэбэй. Судя по определенному промежутку времени и по геогравии расположения племени ди можно заключить, что именно представители сего "варварского" народа были носителями археологической культуры верхнего слоя Сяцзадань (1000-300 г.г. до н.э.): "Здесь, на северо-востоке Внутренней Монголии, в степных и лесостепных районах Маньчжурии и Ляонина выявлен целый ряд комплексов названного времени. Их число пока незначительно, но ряд образцов так называемой «скифской триады» (оружие, детали конской сбруи и предметы изобразительного искусства) оригинальны и не имеют аналогий в других синхронных памятниках степного пояса. Это обстоятельство позволяет предположить, что к востоку и юго-востоку от Забайкалья и Монголии существовал ещё один своеобразный регион скифского мира. Особое внимание среди памятников этого региона привлекают так называемые «погребения культуры верхнего слоя Сяцзядянь». Находки в них характерных деталей конской сбруи, зеркал и ножей «скифского» типа, пуговиц с насечками по краю позволяют отнести эти погребения к кругу памятников степных скотоводческих племён, что справедливо подчёркивают и авторы раскопок, и датировать их в пределах VIII-V вв. до н.э.; эту дату подтверждают и стратиграфические наблюдения. «Погребения культуры верхнего слоя Сяцзядянь» объединяет ряд общих признаков: преобладающее положение погребённых — вытянуто на спине; наличие внутри прямоугольной могильной ямы деревянного гроба, короткие стенки которого вставлены в длинные, перекрытие гроба каменными плитами и обкладка такими плитами стенок ямы. В этих погребениях, как и в «рядовых» сюннуских, представлены бронзовые пуговицы, зооморфные бляшки, колокольчики, имитации каури. Ряд категорий сюннуского инвентаря, особенно черешковые трёхлопастные стрелы и плоские стрелы-срезни из железа, можно рассматривать как результат развития аналогичных бронзовых стрел из рассматриваемых скифских погребений. Отметим, что форма и вес этих стрел указывают на применение большого лука, по размерам, видимо, близкого к сюннускому. Таким образом, из всех известных сейчас памятников скифского времени на востоке степного пояса наиболее полно предполагаемый комплекс «протосюннуских» признаков проявляется именно в «погребениях культуры верхнего слоя Сяцзядянь». Это обстоятельство позволяет наметить регион, где протекали, видимо, ранние этапы истории сюнну и определить круг памятников, детальный анализ которых является первоочередной задачей при разработке проблемы происхождения сюнну." Причем у культуры верхнего слоя Сяцзадань обнаруживается родство с протомонгольской культурой плиточных могил (дун-ху): "В подтверждение концепции А.П. Шульги можно привести и тот факт, что археолог С.А. Коммисаров связывает погребальные памятники культуры «верхнего слоя Сяцзядань» с племенами Дунху, которых в тоже время считают и носителя- ми культуры плиточных могил. В связи с этим, весьма интересно, что такие элементы погребального обряда культуры «верхнего слоя сяцзядань», как укладывание покойника в гроб и захоронение собаки вместе с ним, характеризуются С.С. Миняевым как сходные с хуннскими. Между тем, эти элементы были основными в погребальном обряде дунхусского племени Ухуань и подробно описаны в «Хоуханьшу»" Также надо учесть мнение кандидата исторических наук, старшего преподавателя кафедры истории и регионоведения стран Азии Бурятского государственного университета Э.Б. Дашибалова: "С древним дунхуским этапом истории монгольских народов соотносится археологическая культура верхнего слоя Сяцзядянь." Также от "Вестника Бурятского госуниверситетеа": "В числе возможных родственников носителей культуры плиточных могил в последние десятилетия выделяют культуру верхнего слоя Сяцзядянь в северо-восточном Китае. Для такого предположения есть существенные причины. Во-первых, представителей этой культуры идентифицируют с племенами дунху, общепризнанными предками монголов. Напомним, что на "ВЕСТНИКЕ БУРЯТСКОГО ГОСУНИВЕРСИТЕТА 2010" селение культуры плиточных могил также связывают с протомонголами – дунху. Во-вторых, фиксируются явные аналогии в материальной и духовной культуре двух названных племенных образований. Особо отметим наличие триподов и присутствие образа птицы с распростертыми крыльями в изобразительном искусстве двух культур. При этом наибольшее сходство указанная культура Дунбэя проявляет с дворцовскими памятниками Восточного Забайкалья. Соглашаясь или нет с тем, что А.Д. Цыбиктаров вообще предложил считать дворцовские памятники погребениями знатных плиточников, тем самым декларировав их однокультурность, нельзя отрицать значительного сходства между этими локальными группами. Выявленные археологические аналогии между культурой верхнего слоя Сяцзядянь, плиточными могилами и дворцовской группой памятников, по всей видимости, свидетельствуют в пользу предположения А.Д. Цыбиктарова, а также могут указывать на близкородственные отношения носителей всех трех традиций. Хронологический размах радиокарбоновых и радиоуглеродных дат по культурам плиточных могил и верхнего слоя Сяцзядянь (по дворцовской культуре даты, полученные естественно-научными методами, нам не известны), в целом также показывает синхронность их существования. По совокупности полученных исследователями данных культура плиточных могил датируется с XIII по IV в. до н.э., а культура верхнего слоя Сяцзядянь – с IX по IV в. до н.э. Последующая судьба носителей культуры плиточных могил покрыта завесой неизвестности, за ключающейся в отсутствии переходных археологических памятников между ними и хунну. Заметим, что такая картина возникает, если принять точку зрения ряда исследователей, датирующих появление памятников хунну в Монголии и Забайкалье не ранее II в. до н.э. и согласиться с А.Д. Цыбиктаровым, ограничивающим бытование культуры плиточных могил на этой же территории VI в. до н.э." Дополнительно можно добавить из статьи "Этнокультурные контакты Китая с народами Центральной Азии в древности": "По границам чжоуских государств существовали широкие зоны «смешанных» культур, в рамках которых влияние хуася осуществля­лось в одном ряду с другими культурными взаимодействиями. Харак­терный пример - культура верхнего слоя Сяцзядянь, где слились в едином комплексе традиции изготовления вооружения Центральной равнины, сибирско-ордосских степей и древнекорейских племен Ляо­нина. Следует, однако, учитывать, что культура верхнего слоя Сяцзя- дянь представляет собой лишь выдвинутую в контактную зону южную оконечность культурной общности, охватывавшей Ордос, Восточную Монголию и Забайкалье[63]. Географический ареал ее распространения - косвенное подтверждение справедливости гипотезы о том, что носи­телями культуры верхнего слоя Сяцзядянь были дунху, предки мон­гольских народов. Культура верхнего слоя Сяцзядянь характеризуется относитель­ной полнотой опубликованных и исследованных материалов. Инвен­тарь отличается значительным своеобразием. Исследование отдель­ных памятников культуры Сяцзядянь началось в середине XX в. К чис­лу наиболее богатых находками относится раскопанная в 1963 г. моги­ла № 101 у д. Наньшаньгэнь (уезд Нинчэн, провинция Ляонин). Погре­бальный инвентарь составляют ритуальные сосуды, оружие, орудия труда из бронзы, три золотых кольца, два каменных топора и различ­ные изделия из кости. Среди бронзовых сосудов оказались изделия специфических форм, неизвестные на других памятниках. Так же сме­шан по характеру комплекс вооружения. Кинжалы, шлемы, наконечни­ки стрел, накладки на ножны специфичны. Четыре кинжала близки к карасукским «выемчато-эфесовым». Еще два кинжала сочетают раз­личные традиции. Точные аналогии этим предметам не известны, од­нако традиция украшать кинжалы изображениями животных примеча­тельна для искусства кочевников северных степей. В 1958 г. в районе Наньшаньгэнь исследовалась могила со сход­ным инвентарем. Внутри при раскопках была найдена коллекция из 71 бронзового изделия. Для большинства из них характерно украшение зооморфными фигурами. Многие изделия оказались украшенными изображениями трех-четырех стоящих животных. Н.Л. Членова пред­лагает датировать этот комплекс временем около VI в. до н.э. Одна­ко, судя по инвентарю, эта могила по дате близка к погребению № 101. К тому же этапу относится наньшаньгэньская могила № 102. Вме­сте с костяком обнаружены бронзовые ножи, кельты, части сбруи (уди­ла, обоймы, бляшки), одно зеркало и ряд других предметов. Интерес вызывает найденная в могиле костяная пластинка с резным рисунком, изображающим человека на лошади с луком в руке. Как считает А.В. Варенов, изображение такой лошади стилистически близко к изо­бражениям на оленных камнях. Наньшаньгэньские аналогии прослеживаются и на других памят­никах в районе Чифэна и соседнего уезда Цзяньпин. Исследуя эти комплексы, ученые находят близкие аналогии в культуре плиточных могил из Восточной Монголии. Памятники верхнего слоя Сяцзядянь выделяются своеобразной керамикой и изделиями из бронзы. В числе специфических бронзовых изделий можно назвать некоторые типы металлических сосудов, кель­ты с «веерообразным» лезвием, зеркала и зеркаловидные украшения, бляхи, изображающие животных и птиц. Б0льшая часть предметов вооружения, найденных в погребениях (шлемы, кинжалы, наконечники копий), восходит к более ранним бронзовым изделиям северных наро­дов. Для искусства примечательны украшения, выполненные в тради­циях «звериного стиля». В составе инвентаря прослеживается ряд элементов, сходных с одновременными находками на сопредельных территориях, что позволяет ставить вопрос о «смешанном» характере сяцзядяньских памятников[68]. Эти особенности свидетельствуют о са­мобытном характере культуры верхнего слоя Сяцзядянь, которая су­мела усвоить и переработать на собственной основе достижения дру­гих народов. Археологические параллели для верхнего слоя Сяцзядянь про­слеживаются среди позднебронзовых раннескифских культур Цен­тральной Азии. Прежде всего следует отметить дворцовые памятники Восточного Забайкалья, которые можно включить в состав «карасук- ских по облику культур». С культурой верхнего слоя Сяцзядянь ее сближают длинные бронзовые ножи с упором для пальцев на рукояти, многоярусные бляшки, привески в виде ложечек или фигурок птиц с распластанными крыльями. Такие же изделия отмечаются в коллек­циях случайных находок Ордоса и Монголии. Важность их заключается в том, что они как бы объединяют воедино Дунбэй и Забайкалье. Это единство подчеркивается также тем, что изображения хищных птиц из рода орлов в отмеченной характерной позе (с распластанными крыльями) широко представлены на писаницах, обнаруженных в цен­тральных и восточных аймаках МНР, в Бурятии и Читинской облас­ти. Определенное сходство в способе захоронения и в инвентаре прослеживается между верхним Сяцзядянь и культурой плиточных могил Восточного Забайкалья и Монголии. Это относится к таким важным элементам, как триподы типа ли, некоторые формы ножей (особенно с ритмически повторяющимися фигурами людей или живот­ных на рукояти), полусферические и ярусные бронзовые бляшки. Для определения связей культуры на поздних ее этапах значи­тельный интерес представляет погребение с двумя узкими кинжалами, «крылатым» копьем, зеркалом и некоторыми другими вещами, обна­руженными у сопки Известковой (Голубиной) в Приморье. По вопросам этнической принадлежности культуры Сяцзядянь вы­сказываются различные точки зрения. Одна из них заключается в том, что она принадлежит племенам дунху. Антропологическое заключение, сделанное на основе анализа скелетных остатков из погребений и изображений на бронзовых изделиях, определяет, что носители куль­туры верхнего слоя Сяцзядянь являются классическими монголоида­ми, к которым относятся не только монгольские, но и многие тюркские народы. Более конкретным является замечание о форме прически, которая может быть существенным этноразличительным признаком. На упомянутых фигурках и рисунках у людей бритые головы, что отли­чается от прически как древних китайцев, укладывавших волосы на затылке с помощью шпилек, так и сюнну, носивших косу, но зато пол­ностью соответствует обычаю ухуаней, считавших, «что бритье головы приносит облегченье и удобство». В совокупности указанные выше моменты служат дополнительными, хотя и косвенными доказательст­вами в пользу дунхуской теории, которую в настоящее время разделя­ет большинство китайских археологов. С.С. Миняев, проанализировав особенности погребальных соору­жений и обряда, высказал мнение о «протосюннуской» принадлежно­сти культуры верхнего слоя Сяцзядянь. Есть определенное сходство между погребениями рядовых сюнну и могилами представителей верхнесяцзядяньских племен, которое можно объяснить их принад­лежностью к одному культурно-хозяйственному типу и взаимными кон­тактами. Но не исключено также, что отдельные дунхуские группы приняли непосредственное участие в формировании сюннуского пле­менного союза." В общем, видно, что культура верхнего слоя Сяцзадань, носителями которой предположительно были люди племени бэй-ди, имеет явное родство с кочевой культурой плиточных могил, носителями которой были протомонголы-дунху. Исходя из такой корреляции можно заключить, что в культурном плане представители племени бэй-ди были протомонголами и, соответственно, представители народа хунну, кои потомки бэй-ди, также культурно относятся к протомонгольской общности, что доказывается, например, схожестью погребений у "плиточников", "сяцзаданьцев" и хунну: "Другой отечественный археолог П.И. Шульга в своей статье «Об истоках погребального обряда хунну», убедительно доказывает, что погребальный обряд хунну является одной из вариаций погребального обряда некой историко-культурной общно- сти существовавшей на обширной территории от Байкала до Ордоса на протяжении всего I тысячелетия до н.э. Этот учёный пишет, что погребальный обряд полиэтничных хунну в конце I тыс. до н. э. заметно различался, но наиболее характерным является одиночное погребение, в вытянутом на спине положении, головой в северный сектор или с заметными отклонениями к востоку. Умерший часто помещался в деревянный гроб, установленный в сравнительно неглубокие и узкие могилы. Характерной чертой считается размещение в головах черепов или шкур животных. Последние фиксируются по сохранившимся черепам, костям ног и хвостовым позвоночникам. Для территории Китая выделяются погребения со специальными уступами или нишами в головах умерших, предназначенные для размещения сосудов. Погребальный обряд носителей культуры плиточных могил (могил сооружённых из вертикально врытых в землю плоских каменных плит) также включал в себя вы- тянутое на спине положение погребённого, восточную ориентацию головы, захороне- ние части тела лошади и наличие сосудов (триподов) в погребальном инвентаре. Помимо выше перечисленного следует упомянуть, что иногда погребённых посыпали охрой (обряд известный на данной территории с эпох неолита и энеолита) а среди погребального инвентаря были ножи с фигурками людей и животных на рукоятях [см. там же]. По нашему мнению основные элементы погребального обряду хунну и «плиточников» имеют определённое сходство, выражающееся в вытянутом на спине положении погребённого, восточной ориентации головы, наличии частей тел животных, а также присутствии в погребальном инвентаре сосудов. Мы также считаем, что сходство этих элементов может свидетельствовать о родстве культур хунну и плиточных могил. Существующие различия сооружений могил в виде деревянного гроба, небольшой каменной кладки на поверхности и врытых в землю плоских каменных плит, на наш взгляд можно объяснить этническими контактами, которые способны влиять на элементы погребального обряда народов. В подтверждение концепции А.П. Шульги можно привести и тот факт, что археолог С.А. Коммисаров связывает погребальные памятники культуры «верхнего слоя Сяцзядань» с племенами Дунху, которых в тоже время считают и носителя- ми культуры плиточных могил. В связи с этим, весь- ма интересно, что такие элементы погребального обряда культуры «верхнего слоя сяцзядань», как укладывание покойника в гроб и захоронение собаки вместе с ним, характеризуются С.С. Миняевым как сходные с хуннскими. Между тем, эти элементы были основными в погребальном обряде дунхусского племени Ухуань и подробно описаны в «Хоуханьшу». Из этого следует, что идентификация археологических культур восточной части Центральной Азии, второй половины II тыс. до н.э.- начала I тыс. до н.э. является достаточно сложной задачей, по причине наличия в них сходных элементов погребального обряда. Поэтому вполне возможно, что племена «плиточников», Хунну и Дунху, населявшие эту территорию в указанный период вышли из единой этнокультурной общности, и имели генетическое родство между собой." Инвентарь могильников культуры плиточных могил Сюнну глазами древних китайцев и соседей-кочевников; сюннуское оружие и конская упряжь: 1 — изображение северных кочевников в средневековой китайской энциклопедии; 2 — голова сюнну, прорисовка каменного рельефа с гробницы Хо Цюй-Бина; 3 — деревянные «отрубленные» головы сюнну на узде из Пазырыкского кургана; 4 — сюннуский лук: 5 — железные наконечники стрел; 6 — костяные наконечники стрел; 7 —стрела со свистунком; 8 — конская узда Украшения конской упряжи — серебряные, бронзовые и чугунная бляхи с изображениями животных из «царских» курганов сюнну: 1 — Ноин-Ула; 2,3,7 — Ноин-Ула; 4,5 — Царам; 6 — Северный Китай Бронзовая поясная фурнитура сюнну Сюннуские бронзовые котлы (1—3) и керамические сосуды (4) Сюннуские жилища, повозки и всадники: 1-4 — сюннуские жилища; 5 — сюннуские жилища, изображенные на берестяной шкатулке из кургана в местности Царам; 6,7 — петроглифы сюннуского времени в Северной Монголии; 8 — «Чикойский всадник». Прорисовка бронзовой фигурки, найденной возле сюннуского поселения в Забайкалье Абаканский дворец — реконструкция, план и находки: Абаканский дворец, реконструкция И. Л. Кызласова, рис. Т. С. Добровой; 2 — бронзовые дверные ручки; 3 — черепичный диск; 4 — реконструкция плана Абаканского дворца Сюннуские погребения: «царский» курган из Ноин-Улы; план погребальной камеры одного из курганов; погребение сюнну с черепами жертвенных животных

Имеется ввиду, что они не тождественны. Конечно, имеются различия, но по основным критериям родства их можно определить как родственные. Это так-то один из основных критериев определения родства культур. "Хунгар" - не звучание в оригинале, а интерпретация Дыбо. Об этнониме "хунну" (а точнее "хунна(р)") есть в самом начале темы. Так ведь наоборот: большая часть северных хунну (которая осталась после разгрома), вошла в состав сяньби. И не забывайте про чувашско-монгольские параллели.

Да, культуры разные, но, самое главное - единого происхождения. У хунну, "плиточников" и "сяцзаданьцев" очень уж схожие погребения, что указывает единство происхождения культур (как следует полагать - от Хуншаня). "В связи с этим, весьма интересно, что такие элементы погребального обряда культуры «верхнего слоя сяцзядань», как укладывание покойника в гроб и захоронение собаки вместе с ним, характеризуются С.С. Миняевым как сходные с хуннскими. Между тем, эти элементы были основными в погребальном обряде дунхусского племени Ухуань и подробно описаны в «Хоуханьшу»." И как раз ухуани - потомки дунху. Можно процитировать места, где дун-ху предстают как "рабы"? Что-то сомнения в этом есть. В источниках корелляции нет, но есть в археологии, а она нам больше может сказать. Впрочем, видно не зря дун-ху так названы: возможно, китайцы видели общие черты у хунну и дунху, посему и обозначали их как "восточные ху" (а чаще и просто "ху"), то есть восточная часть "ху" (обозначение, как правило, сюнну; видимо, общее имя всех жителей монгольских степей).

Сяньюи - часть "белых ди" (бай-ди) из племени бэй-ди (северные ди), кои жили к северу от Чжоу (1045-770 г.г. до н.э.), что по времени и по геогравии совпадает с культурой верхнего слоя Сяцзадань (1000-600 г.г. до, которая, видимо, связана с протомонголами: "Как известно, среди современных учённых нет единого мнения о происхождении древнего центрально-азиатского народа хунну, создавшего во II-III вв. до н.э. первую в истории кочевую империю. Такие исследователи как Г.П. Сосновский, Л.Н. Гумилёв, Н. Сэр-Оджав и Э.А. Новгородова полагали, что предками хунну были носители культуры плиточных могил, охватывавшей большую часть востока Центральной Азии. По мнению других российских учённых С.А. Комиссарова и А.В. Варенова прахуннские племена обитали в Ордосе и были носителями культуры «Ордосских Бронз». Археолог С.С. Миняев видит прародину хуннов в Юго-Западной Маньчжурии где расположены захоронения культуры «верхнего слоя Сяцзядань» датированные VIIIIV вв. до н.э. и по его мнению обладающие признаками характерными для погребений рядового населения хунну в III-I вв. до н.э. Среди этих признаков он указывает вытя- нутое на спине тело погребённого, деревянные гробы в неглубокой яме, захоронение вместе с человеком собаки, а также небольшая каменная кладка на поверхности.По мнению учённого, именно погребения рядовых хунну являются исконно хуннскими так как их в малой степени затронула социальная поляризация в период II-I вв. до н.э.Что же касается захоронений хуннской знати, то она в отличие от своих рядовых соплеменников, копировала элементы погребального обряда знати Древнего Китая [34, С. 395]. С.С. Миняев полагает, что именно из территории Юго-Западной Маньчжурии в IV-III вв. до н.э., хунну двинулись на Запад и овладели степями между Ордосом и Забайкальем [18]. Другой отечественный археолог П.И. Шульга в своей статье «Об истоках погре- бального обряда хунну», убедительно доказывает, что погребальный обряд хунну яв- ляется одной из вариаций погребального обряда некой историко-культурной общности существовавшей на обширной территории от Байкала до Ордоса на протяжении всего I тысячелетия до н.э. Этот учённый пишет, что погребальный обряд полиэтничных хунну в конце I тыс. до н. э. заметно различался, но наиболее характерным является одиночное погребение, в вытянутом на спине положении, головой в северный сектор или с заметными отклонениями к востоку. Умерший часто помещался в деревянный гроб, установлен- ный в сравнительно неглубокие и узкие могилы. Характерной чертой считается раз- мещение в головах черепов или шкур животных. Последние фиксируются по сохранившимся черепам, костям ног и хвостовым позвоночникам. Для территории Китая выделяются погребения со специальными уступами или нишами в головах умерших, предназначенные для размещения сосудов. Погребальный обряд носителей культуры плиточных могил (могил сооружённых из вертикально врытых в землю плоских каменных плит) также включал в себя вы- тянутое на спине положение погребённого, восточную ориентацию головы, захоронение части тела лошади и наличие сосудов (триподов) в погребальном инвентаре. Помимо выше перечисленного следует упомянуть, что иногда погребённых посыпали охрой (обряд известный на данной территории с эпох неолита и энеолита) а среди погребального инвентаря были ножи с фигурками людей и животных на ру- коятях [см. там же]. По нашему мнению основные элементы погребального обряду хунну и «плиточников» имеют определённое сходство, выражающееся в вытянутом на спине положении погребённого, восточной ориентации головы, наличии частей тел животных, а также присутствии в погребальном инвентаре сосудов. Мы также считаем, что сходство этих элементов может свидетельствовать о родстве культур хунну и плиточных могил. Существующие различия сооружений могил в виде деревянного гроба, небольшой каменной кладки на поверхности и врытых в землю плоских каменных плит, на наш взгляд можно объяснить этническими контактами, которые способны влиять на элементы погребального обряда народов. В подтверждение концепции А.П. Шульги можно привести и тот факт, что архе- олог С.А. Коммисаров связывает погребальные памятники культуры «верхнего слоя Сяцзядань» с племенами Дунху, которых в тоже время считают и носителями культуры плиточных могил. В связи с этим, весьма интересно, что такие элементы погребального обряда культуры «верхнего слоя сяцзядань», как укладывание покойника в гроб и захоронение собаки вместе с ним, характеризуются С.С. Миняевым как сходные с хуннскими. Между тем, эти элементы были основными в погребальном обряде дунхусского племени Ухуань и подробно описаны в «Хоуханьшу». Из этого следует, что идентификация археологических культур восточной части Центральной Азии, второй половины II тыс. до н.э.- начала I тыс. до н.э. является достаточно сложной задачей, по причине наличия в них сходных элементов погребального обряда. Поэтому вполне возможно, что племена «плиточников», Хунну и Дунху, населявшие эту территорию в указанный период вышли из единой этнокультурной общности, и имели генетическое родство между собой." То есть, видно, что бэй-ди (и их потомки , как наиболее вероятные носители культуры верхнего слоя Сяцзадань, имели явные культурные связи с протомонголами (дунху) культуры плиточных могил (именно поэтому я и считаю, что "плиточники" - освоившие степи носители культуры нижнего слоя Сяцзадань). В общем можно сказать, что дунху и бэйди (с их потомками сяньюнями) вероятней всего исходят из одной этнокультурной общности (видимо, хуншаньская культура). "Культура плиточных могил охватывала огромную территорию, включавшую в себя Забайкалье, Северный Тибет, степную часть Маньчжурии, всю Внутреннюю, Восточную и Центральную Монголию [9, С. 20, 21]. Антропологически, носители культуры плиточных могил принадлежали к палеосибирскому типу монголоидной расы, к которому антропологи также относят хунну и сяньби [2, С. 369; 8, С. 121; 9, С. 20, 21; 30]. Согласно исследованиям монгольского антрополога Д. Тумэн, краниологический материал из плиточных могил северо-восточных районов Монголии характеризуется брахикранией а материал из центральных районов Монголии, мезокранией. Д. Тумен в результате сравнительного анализа краниологических материалов вы- явила большое сходство между мезокранным типом «плиточников» и антропологи- ческим типом хунну. По мнению этого учённого, брахикранный тип «плиточников» также участвовал в формировании антропологического типа хунну. Кроме того срав- нительный краниологический анализ свидетельствует о большом сходстве антропо- логического типа хунну с антропологическим типом кочевников раннего средневе- ковья, средневековья и современного населения Монголии, что по мнению Д. Тумен свидетельствует о генетической связи населения рассматриваемых периодов истории Монголии [30]. Также в ходе палеоантропологических исследований, было установлено явное сходство антропологических типов хунну Восточной и Центральной Монголии, c сяньби [32, С. 369]. Учёными доказано, что среди хунну существовало несколько антропологических типов в зависимости от территории их расселения. Это неудивительно, так как хунну смешивались с покорёнными народами, что вело к отличию в краниологических осо- бенностях. Например, хунну Центральной, Западной Монголии, Алтая и Синьцзяна, характеризуются небольшой европеоидной примесью [см. там же]. Это объясняется тем, что указанные территории издревле являлись зоной смешения европеоидов с монголоидами. Помимо этого, в ходе войн Хунну могли захватывать пленных из чис- ла враждебных им европеоидных народов Юэчжей, Тохар и Усуней, которых вероят- но приводили даже в Байкальский регион, где антропологи Г.Ф. Дебец, И.И. Гохман и Н.Н. Мамонова также фиксируют у местных хунну европеоидную примесь [31, С. 40]. Нужно заметить, что очень важным фактом является принадлежность населения культуры плиточных могил, хунну и сяньби, к одному и тому же палеосибирскому типу монголоидной расы, который скорее всего, и был основой при формировании антропологических типов этих этносов, а отличия некоторых краниологических осо- бенностей между ними можно объяснить контактами с инородными племенами других расовых типов." Дунху они еще как взяли: культура плиточных могли сменилась родственной её хуннской. Чи-ди - это байди, асимилированные в итоге жунами (пратюрками). Ди и жуны - разные в культурном плане народы (первые - потомки Хуншаня, то есть имеют явную связь с протомонголами; вторые - ноистели луншаноидных культур востока Ганьсу). Жуны идут отдельно от бэйди и сяньюней (предков хунну): так в си-жуны и сяньюи в 877-841 г.г. до н.э. соврешают свои набеги на Чжоу; в 662 г. до н.э. бэй-ди выгнали жунов из Тайюаня.

Ув. Зэйк, южной границей Могулистана все таки была китайская стена от страны уйгуров до Хитая и Джурджэ, то есть остальная часть Могулистана - к северу от китайской стены, то есть совр. АРВМ, Монголия и Бурятия (как Баргуджин-Токум). Рашид-ад-Дин: "Все их юрты простираются от пределов страны уйгуров до границ Хитая и Джурджэ в тех областях, которые ныне называют Могулистан." "...известных под именем Могулистана [т.е. страны монголов, – А.С.] и принадлежащих народу кераит, как то: [по рекам и озерам] Онон, Кэлурэн, Талан-Балджиус, Буркан-Калдун, Кукана-наур, Буир-наур, Каркаб, Куйин, Эргунэ-кун, Калайр, Селенга, Баргуджин-Токум, Калаалджин-Элэт и Уткух 215, кои смежны с Китайской стеной." Также по кераитам: "Они [представляют] собою род монголов; их обиталище есть [по рекам] Онону и Кэрулэну, земля монголов. Те округа близки к границам хитайской страны."

В смысле от "ответа"? Разве был задан вопрос? Я просто подтвердил огрехи в составлении карт-схем.

Если честно, впервые о "кайы" слышу. Но может что-то да получитя при разборе этнонима: Известно, что слово "кайы" означает "тот, у кого есть сила и сила в отношениях". Скорее всего, имеем дело с тюрк. "qajɨr" (крепкий, сильный, жестокий), что в такой ворме встречено в южно-алтайском, башкирском (диалектная ворма), киргизском (в значении "возражение"), в балкарском (как "злой"). Наиболее близко семантически и вонетически к южно-алтайскому варианту, причем южно-алтайский вместе с киргизским входят в одну кыргызо-кыпчакскую группу горно-алтайских языков в тюрк. ветви. Так что, исходя из этимологизации, надо говорить, что "кайы" - племя кыргызо-кыпчакского происхождения в составе огузов.

Сайн-аха, как смог, так и сделал. Конечно, границы все очень примерные, но все же общую картину вроде как передают. И много где косо-криво. "Окуневцы" вроде с 2500 или 2000 г. до н.э. были, а "аванасьевцы" - по 2500, если мне не изменяет память. Так что вроде не одномоментно. Впрочем, я могу сильно ошибаться с датами, так что поправьте, если где не так. Вот и с дунху, да, явно накосячил: там ведь хунну на начальном этапе должны быть чуть севернее Ордоса немного растянувшись на восток. А я им что-то сильно много от "плиточников" дал. Так что да, надо было на схеме дунху показать на территории всей плиточной культуры, а хунну - между "плиточниками и Ордосом.

ПЛЕМЯ ЧИ-ДИ И ЕНИСЕЙСКИЕ КЫРГЫЗЫ: СВЯЗЬ ЭТНОНИМОВ Этноним "chì-dí" (赤狄), что для нужного нам периода читается как "khiak-l(h)ēk", переводится как "красные Ди". Эти чи-ди в какой-то момент ушли из Ганьсу в земли динлинов, где, поглотив их, дали начало собственно тюрк. этносу. Предположительно, этот процесс шел с 203-201 г.г. до н.э. (нападение на юэчжэй в Ганьсу и завоевание племен Южной Сибири). Но не может ли китайская запись быть семантической (да и в принципе и вонетической тоже) передачей этнонима "kɨr-kɨr" и "kɨr-kɨz"? Возможно, что этноним "kɨr-kɨr" есть пратюрк. "kɨr" ( степь, пустыня, равнина, край, отдельно стоящая гора, вершина горы, гребень горы, возвышенность) + "kɨ̄ŕ" (красный) = "kɨr-kɨ̄ŕ" - "красная степь", "красный край", "красная пустыня" и т.д., то есть этноним надо понимать как образованный от топонима, причем "красный" в данном случае обозначение стороны света (у гуннов, уйгуров - "юг"). Затем, уже в собственно тюрк. языковой среде, пратюрк. "kɨr-kɨ̄ŕ" стало совр. "kɨr-kɨz". Также интересен этноним "l(h)ēk": не может ли это быть протомонг. "(h)ulaɣa(n)" (красный), причем начальная и конечная вонемы могли отпасть еще в самом языке протомонголов-бэйди; а образованное тогда "ulaɣa" уже утратило свои начальную и конечную вонемы при виксации на слух и при записи: "(h)ulaɣa(n)" - "(u)laɣ(a)" - "lēk". Вообще красный цвет имеет особое значение у монголов, и опять же ассоциируется с югом: "Буряты с древности, как и многие другие народы, проявляли особое пристрастие к красному цвету. Красный цвет олицетворяет образ древнейшего объекта почитания - Солнца и, связанных с ним, огня, света и тепла, без которых невозможна жизнь на Земле. Буряты полагали, что он приносит радость и счастье в семью, дарует мир и благополучие народу. Солнце и Луна считаются непосредственными предками монголоязычных народов и поэтому всячески покровительствуют им. Уважительное отношение к своим древним предкам выражалось, в частности, в расположении входа в жилище, ориентированного на юг, в сторону высокого (в зените) солнца. Красный цвет, по представлениям бурят, символизирует красоту, очищение. Красные камни - рубин, коралл служили самыми излюбленными материалами для изготовления украшений. Красные шелковые кисти и красный шарик (дэнзэ) венчают навершие головных уборов бурят, монголов. Это символическое изображение солнца и его лучей. В эпосе кочевников слово "красный" (улаан) ассоциируется с каким-нибудь важным культом, поэтому словосочетания Улаан-Батор, Улаан Хаан, Улаан Хонгор, Улаан-Удэ характеризовали воина, богатыря, знаменосца. Красное обозначает также власть, величие. Император подписывался пурпурными чернилами, восседал на пурпурном троне, только императрица имела право носить красные сапожки. Красному цвету приписывались также целительные свойства, способность противостоять сглазу и колдовству. Считалось, что от нечистой силы и дурного глаза помогают красные нити, пасхальные яйца, ткани, кораллы, цветы и растения (роза, гвоздика, рябина, калина, лотос)." Возможно, что дисцы именовали себя "красными" ("южными"?) по отношению к своим северным соседям, кои были носителями культуры плиточных могил (предки дунху).

1. Чидисцы - племя из группы бэйди (исходя из их связи с хуншаноидными культурами на юго-востоке АРВМ, то надо предполагать, что они - протомонголы), кои ассимилировались жунами (по моей теории - пратюрки). Они указаны как предки гаоцзюй, то есть они в какой-то момент времени ушли из Ганьсу на север, в земли тогда еще индоевропейских динлинов, где, поглотив их, дали начало собственно тюркскому этносу (в противоположность оставшимся в Ганьсу пратюркам - предкам огуров). Полагаю, что этот процесс перехода чиди (как часть жунов под властью юэчжэй) на север имел место быть в 203 г. до н.э. (в этот год хуннский шаньюй Модэ свершил свой победоносный поход на юэчжэй в Ганьсу). С этой датой кореллируются: даты начала распада пратюркского языка (300-200 г.г. до н.э.), дата конца Тагарской и начала Таштыкской культур (300-200 г.г. до н.э.); первое упоминание енисейских кыргызов (гэгунь), коих покорили хунну (201 г. до н.э.), причем я практически уверен в связи этнонимов "чи-ди" (красные ди) и "кыргыз/кыркыр" (пратюрк. "кыр" - красный), о чем я поведаю подробней чуть позже. Кстати, кыргызы упомянуты вместе с динлинами, то есть можно предполагать, что мигрировавшие чи-ди (кыргызы/кыркыры?) нашли себе приют у индоевропейцев-динлинов, кои были ассимилрованы беженцами в период даннической зависимости от хунну. Вообще вот по жунам и бэйди, если интересно: Турванцы: так ведь индоевропейцы-турванцы перешли на тюркский только после падения державы хунну, когда начали появляться государства собственно тюрков. Ведь да? 2. Исходя из вышеизложенного: собственно тюрки образовались как результат ассимиляции динлинов и тюркоязычных чидисцев. То есть, хунну повлияли на тюркизацию динлинов только заставив чидисцев бежать на север. 3. Почему же невозможно? Языки в целом, смотря со стороны, очень похожи, а если учитывать их древность и, соответственно, большую близость друг к другу, то тюркские и монгольские будут легко названы как "в общем сходные, но имеющие некоторые отличия". Сравните две одинаковые по смыслу вразы на письменном монгольском и на тюркском (уйгурский, емнип): "[Под] силой вечного Неба": "M(ä)ngu t(ä)ngri küč(ü)ndä" - по-тюркски. "Möngke tngri-yi:n küčündür" - письменно монгольский. Как видите, можно сказать, что вразы на языках в общем сходных, но имеющих некоторые отличия. Мы ж братские народы, сайн-аха

Сайн-аха, почему же? Разве хунну насаждали свои язык и культуру? Они вроде как только дань собирали с покоренных народов. Максимум были вынуждены стать билингвами, то есть родной тюркский/иранский и т.п. + язык завоевателей для общения с ними. Да и взять к примеру монголов XIII века: разве они насаждали свои язык и культуру? Покоренные ими народы как ранее говорили на своем языке, так на нем и изрекались опосля завоевания. Да и о языках хунну и теле говорится теми же словами, что многие лета позже будет говориться о схожести языков тюрков, монголов, чжурчжэней, тангутов и др. То есть особо ничего и не говорит о принадлежности языка хунну к какой-либо группе языков сие высказывание. Да лексический материал все же и с протомонгольского достаточно хорошо изъясняется, по крайней мере лексика скотоводческой продукции (которую, например, такой сторонник тюркоязычия хунну как Дыбо выводит из иранских языков).

ЭТНИЧЕСКИЕ СВЯЗИ ХУННУ С ПОЗИЦИЙ МОНГОЛЬСКОЙ ВЕРСИИ: Все завиксированные в китайских источниках потомки хунну есть народы и племена, коих определяют как тюркоязычные, что является одной из основ вундамента тюркской версии о хунну. Но так ли все просто в этих связях? Разберемся: Род Ашина: возможно, что Ашина были изначально монголоязычны на что может указывать запись их этнонима на бугутской стели: "аšinаs". Может тогда был прав Лев Николаевич Гумилев: протомонг. "činua" (волк) + кит. "а" (в восточных диалектах префикс имен существительных, ласкательных или почтительных) + монг. "s" (показатель множ. числа при словах, оканчивающихся на гласные или дивтонги). Тогда получается протомонг. "а-činuа-s" = "[почтенные] волки". На такую семантику как "волки" как раз указывают легенды о происхождении Ашина: "Впоследствии сей род был разбит одним соседним владетелем и совершенно истреблен. Остался один десятилетний мальчик. Ратники, видя его малолетство, пожалели убить его: почему, отрубив у него руки и ноги, бросили его в травянистое озеро. Волчица стала кормить его мясом. Владетель, услышав, что мальчик еще жив, вторично послал людей убить его. Посланные, увидя мальчика подле волчицы, хотели и ее убить. В это время, по китайским сказаниям, волчица эта появилась в стране на восток от западного моря, в горах, лежащих от Гао-чан на северо-запад (Алтай. — Авт.). В горах находится пещера, а в пещере есть равнина, поросшая густою травой на несколько сот ли окружностью. Со всех четырех сторон пещеры лежат горы. Здесь укрылась волчица и родила десять сыновей, которые, пришед в возраст, переженились и все имели детей. Впоследствии каждый из них составил особливый род. В числе их был Ашина, человек с великими способностями, и он признан был государем: почему он над воротами своего местопребывания выставил знамя с волчьею головою — в воспоминание своего происхождения. Род его мало-помалу размножился до нескольких сот семейств" Также от Льва Николаевича Гумилева: "Китайские авторы считают понятия «тюркский хан» и «волк» синонимами, видимо опираясь на воззрения самих тюркских ханов. Не случайно сяньбийская царевна говорит про своего мужа, хана Шаболио: «хан по его свойствам есть волк»; и в инструкции при нападении на тюрок сказано: «таковую должно употребить меру: гнать кочевых и нападать на волков»." Племя Туцзюэ (Тукюэ): здесь уже нельзя говорить о монголоязычии кёк-тюрков, ибо они были тюркоязычны с самого своего начала. Но сей этноним, как я полагаю, указывает на монгольское происхождение правящей части кёк-тюрков (то есть опять таки подтверждает монголоязычность ранних Ашина), кои таким словом называли своих доблестных тюркоязычных воинов, кои были быстро скакали на отборных конях, словно ветер в степи. И вот почему: кит. "tū-jué" для нужного нам периода звучало как "thot-kwǝt", что можно вывести как протомонгольское "türgen" (быстрый, резкий) + "d" (показатель множ. числа для слов, оканчивающихся на "n", "r", "l" и "č") = "türged" (быстрые, резкие). На это может указывать значение первого иероглива: 突 - "неожиданно, внезапно, врасплох". Также интересно объяснение от китайцев: "Естественное положение Алтайских гор походит на шлем; посему и принял слово шлем (как этноним)". Не может ли это быть путаницей из-за созвучия слов протомонг. "türgen" (быстрый) и протомонг. "teriɣün" (голова)? Также возможно и связь с среднемонг. "du'uluqa" или "dăwulɣa" (шлем), если исходить из того, что звук "r" с среденекит. уже воспринимался как "l". То есть, чисто вонетически китайцы должны были воспринять этноним вида "türgen" и тюрк. "türük", как "tulgen" и "tuluk", соответственно, что вонетически можно спутать со среднемонг. "du'uluqa" или "dăwulɣa" (шлем). Однако, это, видимо, нужно считать путаницей. А имеющиеся запись вида "thot-kwǝt" можно объяснить попыткой записывающего помимо передачи вонетики этнонима еще и его истинное значение как "быстрый, резкий", в результате чего записывающий выбрал наиболее подходящий "компромиссный" иероглив со схожими значением и звучанием как и оригинальное слово. Теле и уйгуры: "Предки Тиле принадлежали к тем потомкам Сюнну, имеющим самые большие разделения племен." "Предки Хуэйхэ (Уйгур) были Сюнну из-за их обычая ездить на высоких колесных телегах." Видимо, теле и иже с ними потомки хунну в политическом плане: они входили в державу хунну, приняли во время владычества сего народа общее имя народа-гегемона, а после распада державы на обломках империи создали свое государство со схожим типом государственного устройства, с правящей верхушкой, возможно, сюннуского происхождения, на что указывает легенда о происхождении от внука по дочери хуннского шаньюя: "Некоторые говорят, что родоначальником гаоцзюйцев является внук по дочери сюннуского [шаньюя]. В их ветвь входят роды Диши, Бяохэши, Хулюйши, Цзепиши, Хугуши и Ицицзиньши. Как говорят в народе, у сюннуского шаньюя родились две дочери необыкновенной красоты, поэтому население владения считало их богинями. Шаньюй заявил: «Поскольку у меня такие дочери, разве я могу выдать их замуж за [обыкновенных] людей? Я отдам их Небу!» После этого он насыпал на севере владения, в безлюдной местности, высокую террасу и поселил на ней двух дочерей, сказав: «Прошу Небо встретить их». Через три года мать хотела встретить дочерей, но шаньюй сказал: «Нельзя [этого делать], их ожидает переселение». Прошел еще год, и появился старый волк, который днем и ночью, охраняя террасу, выл. Он вырыл под террасой нору и не выходил из нее. Тогда младшая дочь сказала: «Наш отец поместил меня здесь, желая отдать Небу. Ныне появился волк, который, возможно, является чудесным существом, посланным Небом». Она хотела спуститься с террасы, чтобы пройти к волку, но старшая сестра в испуге воскликнула: «Это животное, ты только осрамишь отца и мать!» Однако младшая сестра не послушалась ее, спустилась с террасы, стала женой волка и родила сына. Впоследствии его потомки размножились и создали государство. [Вот почему] люди этого государства любят протяжные, длинные песни, исполняя которые воют, подобно волкам." А настоящие предки теле и иже с ними были, по-видимому, чиди, тем не менее имевшими родство с хуннами (хунну - потомки бэйди, которые вместе с жунами в древнее время поселились к западу от Хуанхэ, где разделились на две группы - чиди и байди, причем вторые потом вернулись в Ордос, но оттуда были вскоре выгнаны на восток и на север, причем последние - будущие хунну; а чиди же оставались в тюркоязычной среде, где и ассимилировались, а потом, возможно около 200 г. до н.э., бежали на север, поглотив динлинов и дав начало собственно тюркскому этносу): "Гаоцзюй, по-видимому, оставшаяся ветвь древних чиди. Первоначально они назывались дили, на севере их называют чилэ, а в Китае — гаоцзюй динлин (высокотележные динлины). Их язык в общем сходен с сюннуским, но иногда встречаются небольшие различия."