Peacemaker

Что значит баржигон?

List of sultans of the Ottoman Empire https://en.wikipedia.org/wiki/List_of_sultans_of_the_Ottoman_Empire

Османская империя. Образование государства Порой рождения государства турок-османов можно считать, конечно, условно, годы, непосредственно предшествовавшие гибели Сельджукского султаната в 1307 г. Возникло это государство в обстановке крайнего сепаратизма, воцарившегося в государстве Сельджукидов Рума после поражения, которое его правитель потерпел в битве с монголами в 1243 г. Беи Айдына, Гермияна, Карамана, Ментеше, Сарухана и ряда других районов султаната превратили свои земли в самостоятельные княжества. Среди этих княжеств выделялись бейлики Гермиян и Караман, правители которых продолжали вести борьбу, нередко успешную, против монгольского владычества. В 1299 г. монголам пришлось даже признать независимость бейлика Гермиян. В последние десятилетия XIII в. на северо-западе Анатолии возник еще один практически самостоятельный бейлик. В историю он вошел под названием Османского, по имени предводителя небольшой тюркской племенной группы, главной составной частью которой были кочевники огузского племени кайы. Согласно турецкой исторической традиции, часть племени кайы откочевала в Анатолию из Средней Азии, где предводители кайы некоторое время находились на службе у правителей Хорезма. Вначале тюрки-кайы избрали местом кочевья земли в районе Караджадага к западу от нынешней Анкары. Затем часть их перебралась в районы Ахлата, Эрзурума и Эрзинджана, доходя до Амасьи и Алеппо (Халеба). Некоторые кочевники племени кайы нашли себе пристанище на плодородных землях в районе Чукурова. Именно из этих мест небольшое подразделение кайы (400—500 шатров) во главе с Эртогрулом, спасаясь от набегов монголов, направилось во владения сельджукского султана Алаэддина Кейкубада I. Эртогрул обратился к нему за покровительством. Султан пожаловал Эртогрулу удж (окраинная область султаната) на землях, захваченных сельджуками у византийцев на границе с Вифинией. Эртогрул принял на себя обязательство защищать границу сельджукского государства на территории дарованного ему уджа. Удж Эртогрула в районе Мелангии (тур. Караджахисар) и Сёгюта (к северо-западу от Эскишехира) был невелик. Но правитель был энергичен, а его воины охотно участвовали в набегах на соседние византийские земли. Действия Эртогрула облегчены были немало тем, что население пограничных византийских областей было крайне недовольно грабительской налоговой политикой Константинополя. В результате Эртогрулу удалось несколько увеличить свой удж за счет пограничных областей Византии. Трудно, правда, точно определить масштабы этих захватнических операций, как, впрочем, и первоначальные размеры самого уджа Эртогрула, о жизни и деятельности которого нет сколько-нибудь достоверных данных. Турецкие хронисты, даже ранние (XIV—XV вв.), излагают много легенд, связанных с начальным периодом сложения бейлика Эртогрул. Эти легенды гласят, что жил Эртогрул долго: он умер в возрасте 90 лет в 1281 или, по другой версии, в 1288 г. Сведения о жизни сына Эртогрула, Османа, давшего имя будущему государству, тоже в немалой мере легендарны. Осман родился примерно в 1258 г. в Сёгюте. Этот горный малонаселенный район был удобен кочевникам: здесь было много хороших летних пастбищ, хватало и удобных зимних кочевий. Но, пожалуй, главным преимуществом уджа Эртогрула и наследовавшего ему Османа было соседство с византийскими землями, что давало возможность обогащаться за счет набегов. Эта возможность привлекала в отряды Эртогрула и Османа представителей других тюркских племен, обосновавшихся на территориях других бейликов, так как завоевание принадлежавших немусульманским государствам территорий почиталось у адептов ислама делом священным. В результате, когда во второй половине XIII в. правители анатолийских бейликов в поисках новых владений воевали между собой, воины Эртогрула и Османа выглядели борцами за веру, разоряя в поисках добычи и с целью территориальных захватов земли византийцев. После смерти Эртогрула правителем уджа стал Осман. Судя по некоторым источникам, были сторонники передачи власти брату Эртогрула, Дюндару, но тот не рискнул выступить против племянника, ибо видел, что его поддерживает большинство. Через несколько лет потенциальный соперник был убит. Осман направил свои усилия на завоевание Вифинии. Зоной его территориальных притязаний стали области Брусы (тур. Бурса), Белокомы (Биледжика) и Никомедии (Измита). Одной из первых военных удач Османа стал захват в 1291 г. Мелангии. Этот небольшой византийский городок он сделал своей резиденцией. Поскольку прежнее население Мелангии частью погибло, а частью бежало, надеясь найти спасение от войск Османа, последний заселил свою резиденцию выходцами из бейлика Гермиян и других мест Анатолии. Христианский храм по велению Османа был превращен в мечеть, в которой его имя стало упоминаться в хутбах (пятничных молитвах). Согласно легендам, примерно в это время Осман без особого труда добился от сельджукского султана, власть которого стала совсем призрачной, титула бея, получив соответствующие регалии в виде барабана и бунчука. Вскоре Осман объявил свой удж самостоятельным государством, а себя — независимым владетелем. Произошло это около 1299 г., когда сельджукский султан Алаэддин Кейкубад II бежал из своей столицы, спасаясь от взбунтовавшихся подданных. Правда, став практически независимым от Сельджукского султаната, который номинально существовал до 1307 г., когда последний представитель династии румских Сельджукидов был задушен по приказу монголов, Осман признал верховную власть монгольской династии Хулагуидов и ежегодно посылал в их столицу часть дани, которую собирал с подданных. От этой формы зависимости Османский бейлик освободился при преемнике Османа, его сыне Орхане. В конце XIII — начале XIV в. Османский бейлик значительно расширил свою территорию. Его правитель продолжал набеги на византийские земли. Действия против византийцев облегчались тем, что другие его соседи не проявляли тогда еще враждебности к молодому государству. Бейлик Гермиян воевал то с монголами, то с византийцами. Бейлик Кареси был просто слаб. Не беспокоили бейлик Османа и правители расположенного на северо-западе Анатолии бейлика Чандар-оглу (Джандариды), поскольку и они были главным образом заняты борьбой с монгольскими наместниками. Таким образом, Османский бейлик мог все свои военные силы использовать для завоеваний на западе. Захватив в 1301 г. район Енишехира и построив там город-крепость, Осман стал готовить захват Брусы. Летом 1302 г. он разбил войска византийского наместника Брусы в сражении при Вафее (тур. Коюнхисар). Это было первое крупное военное сражение, выигранное турками-османами. Наконец-то византийцы поняли, что имеют дело с опасным противником. Однако в 1305 г. войско Османа потерпело поражение в битве при Левке, где против них дрались каталонские дружины, находившиеся на службе у византийского императора. В Византии началась очередная междоусобица, облегчившая дальнейшие наступательные действия турок. Воины Османа овладели рядом византийских городов на Черноморском побережье. В те годы турки-османы совершили и первые набеги на европейскую часть территории Византии в районе Дарданелл. Войска Османа захватили также ряд крепостей и укрепленных населенных пунктов на пути к Брусе. К 1315 г. Бруса была практически окружена крепостями, находившимися в руках турок. Брусу захватил несколько позже сын Османа Орхан. родившийся в год смерти своего деда Эртогрула. Армия Орхана состояла в основном из кавалерийских частей. Не было у турок и осадных машин. Поэтому бей не решился на штурм города, окруженного кольцом мощных укреплений, и установил блокаду Брусы, прервав все ее связи с внешним миром и лишив тем самым ее защитников всех источников снабжения. Подобную тактику турецкие войска применяли и впоследствии. Обычно они захватывали окрестности города, изгоняли или обращали в рабство местное население. Затем эти земли обживались людьми, переселенными туда по приказу бея. Город оказывался во враждебном кольце, и над его жителями нависала угроза голодной смерти, после чего турки легко им овладевали. Осада Брусы длилась десять лет. Наконец в апреле 1326 г., когда армия Орхана стояла у самых стен Брусы, город капитулировал. Это произошло в канун смерти Османа, которому сообщили о взятии Брусы на смертном одре. Орхан, наследовавший власть в бейлике, сделал Бурсу (так ее стали именовать турки), славившуюся ремеслами и торговлей, город богатый и процветавший, своей столицей. В 1327 г. он распорядился чеканить в Бурсе первую османскую серебряную монету — акче. Это свидетельствовало о том, что процесс превращения бейлика Эртогрула в самостоятельное государство близился к завершению. Важным этапом на этом пути стали дальнейшие завоевания турок-османов на севере. Через четыре года после захвата Брусы войска Орхана овладели Никеей (тур. Изник), а в 1337 г. — Никомедией. Когда турки двинулись к Никее, между войсками императора и турецкими отрядами, которыми предводительствовал брат Орхана, Алаэддин, произошло сражение в одном из горных ущелий. Византийцы были разгромлены, император ранен. Несколько штурмов мощных стен Никеи не принесли туркам успеха. Тогда они прибегли к испытанной тактике блокады, захватив несколько передовых укреплений и отрезав город от окружавших его земель. После этих событий Никея была принуждена к сдаче. Измотанный болезнями и голодом гарнизон не смог более сопротивляться превосходящим силам противника. Захват этого города открыл туркам дорогу к азиатской части византийской столицы. Девять лет длилась блокада Никомедии, получавшей военную помощь и продовольствие морским путем. Чтобы овладеть городом, Орхану пришлось организовать блокаду узкого залива Мраморного моря, на берегах которого была расположена Никомедия. Отрезанный от всех источников снабжения, город сдался на милость победителей. В результате взятия Никеи и Никомедии турки овладели почти всеми землями к северу от Измитского залива вплоть до Босфора. Измит (такое наименование отныне получила Никомедия) стал для зарождавшегося флота османов верфью и гаванью. Выход турок к берегам Мраморного моря и Босфора открыл им путь к набегам на Фракию. Уже в 1338 г. турки начали разорять фракийские земли, а сам Орхан с тремя десятками судов появился у стен Константинополя, но его отряд был разбит византийцами. Император Иоанн VI попытался поладить с Орханом, выдав за него свою дочь. На некоторое время Орхан прекратил набеги на владения Византии и даже оказывал византийцам военную помощь. Но земли на азиатском берегу Босфора Орхан рассматривал уже как свои владения. Приехав в гости к императору, ставку свою он расположил именно на азиатском берегу, и византийский монарх со всеми своими придворными был вынужден прибыть туда на пир. В дальнейшем отношения Орхана с Византией вновь обострились, его отряды возобновили набеги на фракийские земли. Прошло еще полтора десятилетия, и войска Орхана начали вторгаться в европейские владения Византии. Этому способствовало то обстоятельство, что в 40-х годах XIV в. Орхану удалось, воспользовавшись междоусобицей в бейлике Кареси, присоединить к своим владениям большую часть земель этого бейлика, доходивших до восточных берегов пролива Дарданеллы. В середине XIV в. турки усилились, начали действовать не только на западе, но и на востоке. Бейлик Орхана граничил с владениями монгольского наместника в Малой Азии Эртена, ставшего к тому времени практически независимым владетелем ввиду упадка государства ильханов. Когда наместник умер и в его владениях началась смута, вызванная борьбой за власть между сыновьями-наследниками, Орхан напал на земли Эртена и значительно расширил за их счет свой бейлик, захватив в 1354 г. Анкару. В 1354 г. турки без труда захватили город Галлиполи (тур. Гелиболу), оборонительные укрепления которого были разрушены в результате землетрясения. В 1356 г. армия под командованием сына Орхана, Сулеймана, переправилась через Дарданеллы. Захватив несколько городов, в том числе Дзориллос (тур. Чорлу), войска Сулеймана начали двигаться в сторону Адрианополя (тур. Эдирне), который был, возможно, и главной целью этого похода. Однако около 1357 г. Сулейман умер, не осуществив всех своих замыслов. Вскоре турецкие военные операции на Балканах возобновились под руководством другого сына Орхана — Мурада. Туркам удалось взять Адрианополь уже после смерти Орхана, когда Мурад стал правителем. Произошло это, по данным разных источников, между 1361 и 1363 г. Захват этого города оказался сравнительно простой военной операцией, не сопровождавшейся блокадой и затяжной осадой. Турки разбили византийцев на подступах к Адрианополю, и город остался практически без защиты. В 1365 г. Мурад на некоторое время перенес сюда свою резиденцию из Бурсы. Мурад принял титул султана и вошел в историю под именем Мурада I. Желая опереться на авторитет аббасидского халифа, находившегося в Каире, преемник Мурада Баязид I (1389—1402) отправил ему письмо, испрашивая признания титула султана Рума. Несколько позже султан Мехмед I (1403—1421) стал посылать в Мекку деньги, добиваясь признания шерифами его прав на султанский титул в этом священном для мусульман городе. Так меньше чем за полтораста лет небольшой бейлик Эртогрул преобразился в обширное и довольно сильное в военном отношении государство. Что же представляло собой молодое османское государство в начальной стадии своего развития? Его территория охватывала уже весь северо-запад Малой Азии, распространяясь до вод Черного и Мраморного морей. Начали складываться социально-экономические институты. При Османе в его бейлике еще господствовали социальные отношения, присущие родоплеменному быту, когда власть главы бейлика основывалась на поддержке родоплеменной верхушки, а захватнические операции осуществляли ее военные формирования. Большую роль в формировании османских государственных институтов играло мусульманское духовенство. Мусульманские богословы, улемы, выполняли многие административные функции, в их руках было отправление правосудия. Осман установил прочные связи с дервишскими орденами мевлеви и бекташи, а также с ахи — религиозно-цеховым братством, которое пользовалось большим влиянием в ремесленных слоях городов Малой Азии. Опираясь на улемов, верхушку дервишских орденов и ахи, Осман и его преемники не только укрепляли свою власть, но и обосновывали мусульманским лозунгом джихада, «борьбы за веру», свои захватнические походы. Осман, племя которого вело полукочевой образ жизни, еще не обладал ничем, кроме табунов коней и овечьих стад. Но когда он стал завоевывать новые территории, возникла система раздачи земель его приближенным в награду за службу. Эти пожалования получили название тимаров. Турецкие хроники так излагают указ Османа относительно условий пожалований: «Тимар, который я дам кому-либо, пусть без причины не отнимают. А если тот, кому я дал тимар, умрет, то пусть передадут сыну его. Если сын мал, то все равно пусть передадут, чтобы во время войны слуги его ходили в поход до тех пор, пока он сам не станет пригодным». В этом и состоит суть тимарной системы, являвшейся разновидностью военно-ленной системы и ставшей со временем основой социальной структуры османского государства. Тимарная система обрела законченную форму в течение первого века существования нового государства. Верховное право предоставления тимаров было привилегией султана, однако уже с середины XV в. тимары жаловались и рядом высших сановников. Земельные наделы давались воинам и военачальникам как условное держание. При условии выполнения определенных военных обязанностей держатели тимаров, тимариоты, могли передавать их из поколения в поколение. Примечательно, что владели тимариоты, в сущности, не землями, являвшимися достоянием казны, а доходами с них. В зависимости от этих доходов владения такого рода делились на две категории — тимары, приносившие до 20 тыс. акче в год, и зеаметы — от 20 до 100 тыс. акче. Реальное значение этих сумм можно представить в сравнении со следующими цифрами: в середине XV в. средний доход с одного городского хозяйства в балканских провинциях османского государства составлял от 100 до 200 акче; на 1 акче в 1460 г. в Бурсе можно было приобрести 7 килограммов муки. В лице тимариотов первые турецкие султаны стремились создать прочную и верную опору своей власти — военную и социально-политическую. В исторически сравнительно короткий срок правители нового государства стали обладателями больших материальных ценностей. Еще при Орхане случалось, что у правителя бейлика не было средств для обеспечения очередного захватнического набега. Турецкий средневековый хронист Хюсейн приводит, например, рассказ о том, как Орхан продал пленного византийского сановника архонту Никомедии, с тем чтобы на добытые таким способом деньги снарядить войско и отправить его против этого же города. Но уже при Мураде I картина резко изменилась. Султан мог содержать войско, сооружать дворцы и мечети, тратить немалые деньги на празднества и приемы послов. Причина такой перемены была проста — со времени правления Мурада I стало законом отчисление в казну пятой части военной добычи, в том числе пленных. Военные походы на Балканы стали первым источником доходов осмайского государства. Дань с покоренных народов и военная добыча постоянно пополняли его казну, а труд населения покоренных областей постепенно начал обогащать знать государства османов — сановников и военачальников, духовенство и беев. При первых султанах стала складываться система управления Османского государства. Если при Орхане военные дела решались в тесном кругу его приближенных из числа военачальников, то при его преемниках в их обсуждении начали участвовать везиры — министры. Если Орхан управлял своими владениями с помощью ближайших родственников или улемов, то уже Мурад I из числа везиров стал выделять человека, которому поручал управление всеми делами — гражданскими и военными. Так возник институт великого везира, веками остававшегося центральной фигурой османской администрации. Общими делами государства при преемниках Мурада I в качестве высшего совещательного органа ведал султанский совет в составе великого везира, глав военного, финансового и судебного ведомств, представителей высшего мусульманского духовенства. В годы царствования Мурада I получило первоначальное оформление османское финансовое ведомство. Тогда же возникло сохранявшееся на протяжении веков разделение казны на личную казну султана и государственное казначейство. Появилось и административное деление. Османское государство было разделено на санджаки. Слово «санджак» означает в переводе «знамя», как бы напоминая о том, что управители санджаков, санджак-беи, олицетворяли на местах власть гражданскую и военную. Что касается судебной системы, то она целиком находилась в ведении улемов. Государство, развивавшееся и расширявшееся в результате захватнических войн, проявляло особую заботу о создании сильной армии. Уже при Орхане были сделаны первые важные шаги в этом направлении. Было создано пехотное войско — яя. Пехотинцы в период участия в походах получали жалованье, а в мирное время жили за счет обработки своих земель, будучи освобождены от налогов. При Орхане были созданы и первые регулярные кавалерийские части — мюселлем. При Мураде I армия была усилена за счет крестьянского пехотного ополчения. Ополченцы, азапы, набирались только на время войны и в период военных действий также получали жалованье. Именно азапы составляли на начальном этапе развития Османского государства основную часть пехотного войска. При Мураде I начал формироваться и корпус янычар (от «ени чери» — «новое войско»), ставший впоследствии ударной силой турецкой пехоты и своего рода личной гвардией турецких султанов. Он комплектовался путем принудительного набора мальчиков из христианских семей. Их обращали в ислам и обучали в специальной военной школе. Янычары были подчинены самому султану, получали жалованье от казны и с самого начала стали привилегированной частью турецкого войска; командир янычарского корпуса входил в число высших сановников государства. Несколько позже янычарской пехоты были сформированы конные отряды сипахи, которые также подчинялись непосредственно султану и находились на жалованье. Все эти военные формирования обеспечивали устойчивые успехи турецкой армии в период, когда султаны все более расширяли завоевательные операции. Таким образом, к середине XIV в. сложилось первоначальное ядро государства, которому суждено было стать одной из самых крупных империй Средневековья, мощной военной державой, в короткий срок подчинившей себе многие народы Европы и Азии.

Основатели Османской Империи — монгольского происхождения? Автор: Майдар Сосорбарам по материалам Интернет Эртогрул (1198 — 1281) — тюркский (представитель огузского племени каи) правитель, отец основателя Османской династии Османа I. Правил с 1227 года на территории, получившей название Османский бейлик, с центром в городе Сёгют. Эртогрул был сыном Сулейман Шаха. А его мать - Хайма Хатан. Когда его отец умер (утонул в Евфрате), Эртогрул принял власть над подчинявшимися ему племенами кайи. Сельджукский султан Кай-Кубад I пожаловал ему удел возле Анкары.В правление Эртогрула начинается постепенное усиление кайы.После смерти Эртогрула власть перешла к его сыну, Осману I, основателю Османской династии, и первому монарху Османского государства. Эртогрул Гази (1188-1281) - один из основоположников Османской империи. Монумент расположен в Ашхабаде. Согласно турецкой исторической традиции, часть племени кайы откочевала в Анатолию из Средней Азии, где предводители кайы некоторое время находились на службе у правителей Хорезма. Вначале тюрки-кайы избрали местом кочевья земли в районе Караджадага к западу от нынешней Анкары. Затем часть их перебралась в районы Ахлата, Эрзурума и Эрзинджана, доходя до Амасьи и Алеппо (Халеба). Некоторые кочевники племени кайы нашли себе пристанище на плодородных землях в районе Чукурова. Именно из этих мест небольшое подразделение кайы (400—500 шатров) во главе с Эртогрулом, спасаясь от набегов монголов, направилось во владения сельджукского султана Алаэддина Кейкубада I. Эртогрул обратился к нему за покровительством. Султан пожаловал Эртогрулу удж (окраинная область султаната) на землях, захваченных сельджуками у византийцев на границе с Вифинией. Эртогрул принял на себя обязательство защищать границу сельджукского государства на территории дарованного ему уджа. Но история гласит, что каи тюркизированными монголами. Каи — название одного из двадцати четырех племён огузов, из которого происходит династия османских султанов. У Махмуда Кашгарского приводится древняя форма — кайиг, чем опровергается предложенное Марквартом отождествление с каи, упоминаемыми Бируни и Ауфи на самом крайнем Востоке. Маркварт считает каи тюркизированными монголами, чем и объясняется, по его мнению, «та историческая роль, которую играли запятнанный кровью и братоубийственный род Османов и османский народ». Вполне возможно, что каи были монголами; Махмуд Кашгарский упоминает их вместе с татарами и другими среди народов, говоривших на своих особых языках, хотя и знавших хорошо также и тюркский язык; однако огузское племя кайиг, или кайи, несомненно не имеет ничего общего с этим народом. Сведения о жизни сына Эртогрула, Османа, давшего имя будущему государству, тоже в немалой мере легендарны. Осман родился примерно в 1258 г. в Сёгюте. Этот горный малонаселенный район был удобен кочевникам: здесь было много хороших летних пастбищ, хватало и удобных зимних кочевий. Осман объявил свой удж самостоятельным государством, а себя — независимым владетелем. Произошло это около 1299 г., когда сельджукский султан Алаэддин Кейкубад II бежал из своей столицы, спасаясь от взбунтовавшихся подданных. Правда, став практически независимым от Сельджукского султаната, который номинально существовал до 1307 г., когда последний представитель династии румских Сельджукидов был задушен по приказу монголов, Осман признал верховную власть монгольской династии Хулагуидов и ежегодно посылал в их столицу часть дани, которую собирал с подданных.

Спасибо за государственные мероприятия в КЗ, связанные с распространением монгольской культуры!

Покажите похожие татарские песни!

Может не Букатай,а Бумбутай?

На бурята очень похож.

Ансамбль Борджигин .г.Чойр.Говьсүмбэр аймаг.

Ансамбль Борджигин.г.Чойр.Говьсүмбэр аймак.

Генерал Айткали Исенгулов: «Марал Томпиев – ойратовед или ойратофил?» В одном из недавних номеров Central Asia Monitor было опубликовано интервью с Маралом Томпиевым, который изложил свое видение истории казахско-джунгарских войн. Публикация «Дыхание героической эпохи» вызвала большой читательский интерес: только на сайте газеты количество просмотров превысило цифру 34 тысячи. В то же время, по мнению некоторых наших читателей, точка зрения Томпиева вызывает множество вопросов. Именно об этом сегодня размышляет генерал Айткали Исенгулов. Начну с того, что признаю право Марала Томпиева (на фото) излагать свой взгляд на историю джунгарско-казахских войн, как и вообще право профессиональных историков или историков-любителей на попытки докопаться до истины. Тем более если они, эти попытки, основаны на каких-то новых материалах и не догматизируют старые штампы, которые были присущи советской историографии. Историческую науку во все времена приспосабливали для обслуживания интересов власти. Интерпретация тех или иных событий прошлого подгонялась под требования текущего политического момента. И, как следствие, зачастую история просто искажалась. Поэтому я отчасти согласен с М.Томпиевым в том, что советская историография неправильно подавала многие моменты казахской истории. Я сам по образованию историк и хорошо помню, что в университете на курс по истории Казахстана на заочном отделении отводился лишь один (!) семестр. Как можно уложить летопись государственности казахов в столь краткий курс? В прошлом году мы отметили 550-летие Казахского ханства. Но следует помнить, что оно не возникло из ничего. Ему предшествовала другая форма государственности – ханство Абулхаира (государство кочевых узбеков), когда его ставка из Тюмени была перенесена в Улытау. Если исходить из принципа исторической преемственности, то история нашей государственности уходит в глубь веков. И такой подход вовсе не оригинален. Например, отсчет российской государственности ведут со времен Киевской Руси. Поэтому с точки зрения формальной логики казахская государственность насчитывает гораздо больше, чем 550 лет. А если говорить об истории происхождения этнонима «казах», то процесс этногенеза еще древнее. Сегодня мне хотелось бы высказать соображения, которые вызваны спорными, с моей точки зрения, моментами интервью М. Томпиева. Например, он считает неверным утверждение, что казахи в тяжелый период своей истории обратились с просьбой о подданстве к Российской империи. Я же полагаю, что такое развитие событий исключать все же нельзя. Почему? Потому что даже после принятия подданства России Младшим и Средним жузами, джунгарское нашествие на казахские земли продолжалось. Хан Абулмамбет, султан Барак и часть казахских батыров были вынуждены признать свою вассальную зависимость от джунгар и прислали в качестве аманатов своих отпрысков. Теперь о тезисе М.Томпиева, что между казахами и Российской империей не было общей границы. Но из истории известно, что первый этап джунгарского нашествия начался еще в 1643 году, то есть в середине 17-го века. А переселение части калмыков на российскую территорию пришлось на начало того же столетия. Поэтому я не совсем согласен с этим выводом. Вызывает сомнение и оценка М. Томпиевым хронологии и принципов образования казахских жузов. Он утверждает, что их оформление произошло только к середине 19-го века. А как же тогда быть со всеказахским курултаем 1726 года на Ордабасы? Ведь уже в тот период существовало четкое разделение казахов на жузы. Да, возможно, такое деление было сформировано еще не до конца, но оно уже существовало. Не согласен я и с утверждением, что жузовое деление было обусловлено древней тюркской традицией построения войска. При этом М.Томпиев полностью игнорирует этнический принцип организации казахской нации. Мне представляется, что он имеет весьма отдаленное представление о такой науке, как этнография, которая дает ясное понимание того, откуда берутся корни казахских родов и племен. В качестве иллюстрации своей мысли приведу несколько этнографичес­ких зарисовок. Например, знает ли господин Томпиев, почему в Старшем жузе за дастарханом голову барана преподносят сначала представителям рода жалаир? Потому что название этого рода фигурировало в истории еще раньше, чем этноним «казах». А почему в Среднем жузе такое же первенство признается за представителями рода таракты? Хотя по численности они уступают аргынам и найманам. Потому что, согласно историческим преданиям, таракты произошли от старшей сестры аргынов. К тому же их родовая тамга идентична тамге чингизидов. Именно поэтому, когда за дастарханом нет чингизидов, право старшинства принадлежит представителям этого рода. В Младшем жузе подобное же право закреплено за табынами. Таковы любопытные нюансы процесса этногенеза казахов, свидетельствующие о глубоких корнях этнических переплетений. Поэтому мне не совсем понятна некоторая категоричность суждений в этом вопросе Марала Томпиева. Как мне представляется, он несколько вольно обращается с известными историческими датами. Например, набеги калмыков на Мангыстау произошли намного позднее, чем он это обозначает. А как быть с его утверждением, что в эпоху джунгарских нашествий политонима «қазақ» как такового не существовало?! На самом деле он появился гораздо раньше. Некорректно обращается М. Томпиев и с исторической статистикой. Так, он утверждает, что в годы «Ақтабан шубырынды» «численность казахов времени упала до четверти миллиона человек с прежнего полумиллиона». В действительности же казахов было гораздо больше. Согласно некоторым источникам, в эти годы они потеряли почти до 40% своей численности, что в абсолютных цифрах составляет около миллиона человек. Думаю, путем несложных подсчетов можно вычислить, какова была примерная численность казахов до «Ақтабан шубырынды». Еще одно статистическое «открытие» господина Томпиева: «Численность самих джунгар составляла около миллиона человек, а их подданных – порядка 25 миллионов». Считаю, что такая численность населения на столь огромной территории по тем временам просто нереальна. А как видятся ему процессы этногенеза? Он утверждает: «Мы ассимилировали ираноязычные племена, издавна жившие на нашей территории. А ойраты смешались с тунгусами, халха-монголами, маньчжурами и даже китайцами. Отсюда различия в генотипе». И, если я правильно уловил, в языке тоже. Но ведь ираноязычные племена говорят на языке, который совершенно отличается от казахского. Тут же он утверждает: до этого мы с джунгарами имели практически один язык, однако вследствие того, что мы ассимилировали ираноязычные племена, наши языки стали различаться. Но даже из существующего на сегодняшний день словарного запаса казахского языка можно сделать вывод, что к ираноязычию мы имеем очень отдаленное отношение. Наш язык ближе скорее к тувинскому, чем к персидскому. Подозреваю наличие у самого Марала Томпиева джунгарских корней. Только этим могу объяснить его своеобразную трактовку истории казахско-джунгарских войн. Вероятно, это обстоятельство отчасти и объясняет тот факт, почему именно его восприняли как единственного «ойратоведа» в Центральной Азии и предоставили слово на научном форуме в Монголии. Какой он «ойратовед», судить не берусь, но его трактовка казахской истории – и политической, и этнической – вызывает множество недоуменных вопросов, явно отдает легковесностью и отсутствием научной глубины. В чем я соглашусь с М. Томпиевым, так это в оценке исторической роли Абулхаира, хана Младшего жуза, и батыров – выходцев из «қара сүйек». Имена этих батыров увековечены в названиях улиц, им поставлены памятники, в их честь проводятся самые разные мероприятия, и это справедливо. А вот имя Абулхаира, хотя и не предано забвению, почему-то остается несколько в стороне. Улиц, названных его именем, нет, а единственный памятник установлен в Актобе на постаменте, на котором когда-то возвышался памятник вождю мирового пролетариата. И выглядит это почти как глумление над памятью нашего великого пращура. Уверен, исторический масштаб личности Абулхаира заслуживает большего и время для восстановления справедливости в его отношении наступило давно. Еще одно странное утверждение Томпиева: «вся материальная часть истории джунгар находится на территории Казахстана, все их земли, все их столицы». Никак не могу с этим согласиться. Когда появился этноним «қазақ»? Когда образовалось казахское ханство? И когда на нас стали нападать ойраты? Получается, что наши предки на протяжении двух столетий терпели бы захватчиков на своей земле? Очень несуразная постановка вопроса. Выходит, что ойраты хозяйничали на этих землях в эпоху хана Абулхаира? Тогда странно, что он решил перенести столицу своего государства из Тюмени в Улытау, в самое пекло, где хозяйничали захватчики-ойраты. Какой-то проходной двор получается, а не казахские земли. Не в качестве совета, но все же рекомендовал бы Маралу Томпиеву начать изучать казахскую историю с вопросов этнографии – вместо того, чтобы заниматься вольной интерпретацией каких-то спорных статей про историю Великой степи. А все эти восхищения по поводу единственного «ойратоведа» вызывают, мягко говоря, некоторое недоумение. Может, это связано с необходимостью поиска элементов «сенсационности», но, что уж точно, наукой здесь и не пахнет. Что же касается того, что его признали в Монголии «единственным «ойратоведом», то в этом мало удивительного. Как же не признать такого, с позволения сказать, «ойратофила» (так будет точнее)? Потому что его позиция – сугубо «проджунгарская», но никак не казахская. Подвергать сомнению отдельные аспекты оте­чественной истории, наверное, можно. Но огульно переписывать ее, выстраивая сомнительные конструкции, которые базируются на еще более сомнительных утверждениях, на мой взгляд, непозволительно. Автор: Мади Алимов

http://tatargen.ru/timerbek/003.html

Сайнэры из Внутренной Монголии. Өвөрлөгч түмний сайн эрчүүд http://dorgio.mn/p/50799 https://translate.google.com/

Сказочник.

Никогда не поздно изучать другие языки.Как я знаю ,АКБ изучает карататарский язык Чингисхана в течений 6 лет.Но видимо пока мало успехов.. А почему бы вам потомкам найманов не изучать язык свойх предков? Что вам мешают? Кто доказал,что керей это нирун?

сайн эр Ганган Төгс из сартаулского хошуна Засагтханского аймака/ 19-20 век/.Он предпочитал грабить восновном китайских торговцев со свойми 12 нукерами.. Его кодекс чести -никогда не грабить монгола, а у китайца отнять все имущество. Он жил в пещере у горы Хасагтхайрхан больше 30 лет. http://www.zaluu.com/read/69hg88g

Сайнэры – Робин Гуды степей Во многих регионах, населенных монголами, помнят выражение сайн эр, которое приблизительно можно перевести как «добрый молодец», «удалец». Однако в традициях разных монгольских народов деятельность сайнэров интерпретируется по разному.Наиболее изучены сайнэры Халха-Монголии, обширный пласт народных преданий о которых давно стал объектом внимания фольклористов. В Халхе используются и другие обозначения для этой традиции, например, сайн хулгайч ах «добрый брат-вор». Однако феномен сайнэрства шире обычного воровства или скотокрадства, в Халхе сайнэры стали выразителями идеи социального протеста. В многочисленных преданиях о них подчеркивается, что братство «добрых воров» никогда не претендовало на имущество бедняков, а воровало скот у монгольских феодалов, лам и чиновников. Сайнэры халхаского фольклора предстают в облике бескорыстных степных робингудов своего времени, раздававших награбленное добро беднякам. Можно не сомневаться, что далеко не все сайнэры были такими, какими в целом этот феномен запомнился народу, но есть основания полагать, что это уникальное для степных кочевников движение несло в себе определенный заряд социального протеста. По одной из легенд первые девять сайнэров принесли свою клятву на горе Шилин Богд, что на восточной границе Халхи, именно в годы бегства халхаских феодалов к маньчжурскому императору. Не желая присягать чужеродному правителю, они отстали от войск своих ханов-изменников и поклялись стать изгоями, живущими разбоем. С той поры, согласно преданию, все сайнэры Монголии стали приносить клятву на горе Шилин Богд и жить согласно завету первых девяти названных братьев. Понять, что конкретно обещали степные разбойники духу горы, поможет бурятское предание. Один молодой малоимущий бурят, - рассказывается в нем, - видя как его возлюбленную сватает богатый нойон, решил быстро разбогатеть, занимаясь контрабандой. Неоднократно переходя границу, он познакомился с монгольскими сайнэрами, которые обучили его тактике скотокрадства, в том числе – умению на всем скаку схватить и удержать барана. Некоторое время он промышлял вместе с сайнэрами, затем отделился и стал орудовать по обе стороны границы, сочетая разбой с контрабандой. Он разбогател, вернулся в свои края, женился и стал жить хорошей жизнью, только изредка выходя на ночной промысел для поддержания разбойничьих навыков. Однажды ночью он проснулся, почуяв неладное, и обнаружил, что его табун угнан. Поехав по следам, он вскоре наткнулся на стоянку похитителей, которые поджидали его. К своему удивлению он увидел, что это его бывшие товарищи, сайнэры. Выслушав его упреки, сайнэры в свою очередь заявили ему, что он не имеет права оставлять себе ворованный скот более трех коней, не должен жить на одном месте, не должен торговать. Такова клятва сайнэра, заключили они, но поскольку бурят не успел ее принести, они позволили ему жить, как он хочет, но предупредили, чтобы отныне не занимался скотокрадством. В бурятском предании, бытующем в наши дни в южных районах Бурятии, отчетливо видно различное восприятие сайнэрства. Для монголов это не просто разбой, для бурята – средство обогащения. Еще более ярко это различие заметно в преданиях бурят юго-восточного приграничья. Населенные хоринцами районы довольно долго сохраняли старинный обычай, по которому старший сын наследует от отца только его панцирь и саблю. В прежние времена это означало военную стезю, но к середине 18 века буряты потеряли остатки самостоятельности и не могли предпринимать походы на соседей. Между тем обычай, хотя и ограниченный случаями внезапной смерти отца, был подтвержден документально в своде хоринского права уже в 19 веке, тем самым создавая социальный дисбаланс. В преданиях агинских хоринцев даже отмечается специальный термин для обозначения прослойки оказавшихся на обочине социума старших сыновей, в Аге их именовали YЛYY ХYБYYД «лишние парни». Распространение буддизма в Бурятии смягчало старые нравы, часть «лишних» уходила в монастыри, другие нанимались в работники, кто-то уходил на прииски, но какой-то процент пополнял ряды контрабандистов и картежников, причем эта среда была тесно связана и с выродившимися в криминал обычаями баранты. Распространенная почти среди всех степных кочевников вплоть до башкиров на Урале, баранта, традиция экономической мести путем угона скота, в Монголии со времен Чингисхана была поставлена вне закона и беспощадно преследовалась. На периферии монгольского мира, в Бурятии и в Туве, она сохранялась до начала 20 века. Тувинских барантачей называли кайгалами, бурятские же именовали сами себя сайнэрами (в бурятском произношении hайн эрэ), также как и те, кто приносил клятву на горе Шилин Богд. Таким образом, бурятская традиция напрямую идет от родового права, тогда как на Шилин Богд была сформирован, внешне похожий на бурятский, но в генезисе совершенно иной феномен. В пограничных районах, на стыках расселения разных этносов баранта часто приобретала вполне традиционные черты. Так происходило в зоне соприкосновения ойратов и казахов в Джунгарии, монголов и тибетцев в Амдо, бурят разных групп в Куде. В Джунгарии конец многолетним набегам казахов положил знаменитый Джа-лама, вернувшись из рейда в Казахстан с мешками отрезанных ушей. В Тибете сложился симбиоз монголо-тибетского населения, породив феномен нголоков, разбойников, наводивших ужас на караваны торговцев и путешественников. У казахов тоже были сайнэры?

Са́йнэры (монг. сайн эр; бур. hайн эрэ) — конокрады в Халхе, Бурятии и Внутренней Монголии, занимавшиеся раздачей своей добычи бедным семьям в XVIII — начале XX века. Содержание 1 Именование 2 Образ жизни 3 В искусстве 4 См. также 5 Примечания 6 Ссылки Именование Дословно сайн эр переводится с монгольского как «добрый молодец», «удалец». Согласно легенде, первые девять сайнэров Халхи принесли клятву о том, что они, не подчиняясь маньчжурской власти, будут грабить богатых и раздавать их имущество беднякам, на вершине горы Шилийн-Богд-Уул (современный аймак Сухэ-Батор в Монголии) в конце XVII века, во время массового бегства халхаских феодалов в Китай[1] от джунгарского хана Галдан-Бошогту. С названием этой горы связано одно из их монгольских наименований — шилийн сайн эр, наряду с сайн хулгайч ах («добрый дядя-вор») и другими. В Бурятии, однако, именование hайн эрэ применялось и к конокрадам, не занимавшимся раздачей награбленного беднякам. Распространённым эпитетом по отношению к сайнэрам было выражение төрийн бөөс — «вошь, [сосущая кровь] государства»[2]. Образ жизни Фольклор приписывает сайнэрам необыкновенное мастерство в ловле скота, особое искусство рукопашного боя, а также специфический «кодекс чести»: например, никогда не грабить только ради собственной наживы, воздерживаться от убийств, не воровать у соседей, не заниматься торговлей, охранять простой народ от давления маньчжурской администрации. В связи с этим, жертвами сайнэров становились богатые князья, зажиточные семейства и китайские торговцы. Чаще всего они угоняли у них лошадей, однако забирали и другой скот, а также прочее имущество. Большинство сайнэров имело собственные прозвища, образованные из какой-либо его отличительной особенности или внешности: например, Хэрлэн-Жамьян («Джамьян-Керулен», из-за того, что он однажды переплыл широко разлившийся Керулен[3]), Исгэрдэг-Дамба («Дамба-Свистун», из-за своего очень громкого свиста[4]), Арын-Будуун-Хар («Чёрный Толстяк с севера», из-за внешности[5]) и т. п. В сайнэрской среде, которая пополнялась в том числе и за счёт выходцев из буддийских монастырей (например, таковым был известнейший сайнэр из Дариганги Торой-Банди), существовал обычай чтить некоторых буддийских божеств как особых покровителей своего дела, например, Далха или Шалши-Гомбо (четырёхликого Махакалу)[6]. Зачастую сайнэры не имели собственной юрты и ночевали, где придётся, большую часть жизни оставаясь неженатыми, однако некоторые из них всё-таки заводили жён, особенно на склоне «карьеры». Сайнэрами были прадед и дед вождя народной революции Сухэ-Батора по отцовской линии[7]. После народной революции Служба внутренней охраны Монголии начала активно использовать сайнэров, посылая их в разведывательные миссии во Внутреннюю Монголию[4]. В 1930-е годы, с ликвидацией в МНР класса феодалов и образованием коллективных скотоводческих хозяйств, социальная база для сайнэрства исчезла. В искусстве Из широкого пласта устных преданий, сказок и «протяжных песен» о знаменитых сайнэрах их образ перешёл в монгольскую художественную литературу, где в социалистический период пользовался особой симпатией как образ борца с социальной несправедливостью. Рассказы о самых известных из них, таких как Торой-Банди, Хулгар-Нацаг, Тогос-Цултэм, Цахиур-Тумэр, Хангай-Базар, Улаан-Дама, явились основой для создания образа сайнэров в таких произведениях, как пьеса О. Жамбалжамца «Торой-банди» (1957)[8], романы «Прозрачный Тамир» (образ сайнэра Тумэра, экранизирован в 1970—1973 годах) и «На Алтае» Ч. Лодойдамбы. В Дариганге, на горе Гангын-Цагаан-Овоо установлен памятник Торою-Банди. https://ru.wikipedia.org/wiki/Сайнэры

гора Алтан-Овоо.Дариганга сомон.Сухэбаторский аймак. Здесь конокрады-сайн эры дали клятву.

памятник Торой банди/настоящее имя Нанзад/ чахар-найманского. Халхаские ханы его называли төрийн бөөс /вошь государства/. Ар халхын шилийн сайн эрчүүд https://www.internom.mn/ном/ар-халхын-шилийн-сайн-эрчүүд-i-ар-халхын-шилийн-сайн-эрчүүд