Перейти к содержанию
Гость Artak

Казахи

Рекомендуемые сообщения

Продолжатели дел предков:

Kazak_batyr_bala.jpg

Kazak_aqyn_bala.jpg

:)

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

Криг, я тут перечитал Ерофееву и нашёл в работе очень интересный момент.

Она пишет, что российская администрация опасалась, скорее панически боялась объединения казахов и джунгар в некое единое кочевое государство,

в котором они видели призрак "окаянной Золотой Орды".

Сейчас это выглядит смешно, неужели в то время такие опасения действительно были?

Никогда про такое не слышал :huh: и вообще это маловероятно. Все-таки джунгар и "киргиз-кайсаков" не воспринимали в России как какую-то серьезную внешнюю угрозу. Скорее это домысел А.Левшина (на которого ссылается Ерофеева).

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

Кокандское ханство на территории ЮКО

ТУРКЕСТАН - столица позднесредневекового Казахстана

Как известно, до XV в. казахи и кочевые узбекские племена составляли единый народ, который условно можно назвать праузбекским или праказахским. Разные события на протяжении веков способствовали разобщению прежде единого народа. Причем, когда одна из частей оказывалась в политической зависимости от другой, последняя стремилась навязать ей и свое этническое название.

Эта традиция бытовала с древнейших времен и была отмечена Н. Я. Бичуриным (Иакинф) в "Предуведомлении" к его книге "Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена" на примере монгольского народа, который "получал народное название от господствующего Дома (династии). Сим образом один и тот же народ под Домом Хунну назывался хуннами, под Домом Дулга (Тукюе) - дулгасцами под Домом Монгол назывался монголами, и будет дотоле носить сие название, пока вновь усилившийся какой-либо Дом покорит его и сообщит ему свое, другое народное название".

Первое разделение произошло при Абулхайрхане, когда часть народа под предводительством Гирея и Джанибека отложилась от него и откочевала в Моголистан на берега реки Чу, где и осела на временное жительство при содействии могольского хана Эсен Буки (1431-1462), потомка Чагатая, сына Чингизхана.

Однако после смерти Абулхайрхана в государстве начались смуты и неурядицы, в связи с чем значительная часть его подданных перешла к Гирейхану и Джанибекхану и стала называться узбек-казахами. Поскольку их численность постоянно возрастала за счет вновь примыкавших, соответ ственно расширялась и территория кочевий.

В этот период в улусе казахов было несколько султанов, претендовавших на ханскую власть. Наиболее видными среди них являлись Бурундук, Касим, Джаниш, Таниш и др. Они возглавляли отдельные казахские племена и подчинялись верховному хану.

Окончательное размежевание узбек-казахов на самостоятельные народы произошло при Шейбанихане, когда во главе кочевых узбеков он обосновался в Мавераннахре и образовал там государство Шейбанидов. Однако он не ограничил свои завоевания территорией бывшей империи Тимура и стал прибирать к рукам южные земли Дашти Кипчака, где верховным ханом признавали Бурундука, в то время как подлинная власть была сосредоточена в руках Касим султана, командовавшего казахскими войсками. Вскоре Бурундукхан был изгнан из Дашти Кипчака и ханом стал Касим (начало XVI в.).

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

Салам алейкум уважаемые,

Есть ли какие-нибудь новости о "Кочевниках"?

В сроки укладываются?

смотрел я недавно чингис-хана, снятого во внутренней монголии, конечно есть ляпы. но к актерам придраться нельзя. там даже хорезм-шаха и все его воинство подобрали подобающее.

Да, я тоже видел этот фильм. Хоть денег маловато, но постарались ребята, молодцы! Парвда лошади уж больно мелкие :D , поменьше Кз-ных ослов будут однако :D:D:D

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

QUOTE (Акскл @ Dec 28 2003, 02:22 AM)

Кыргызский язык отличается от казахского лишь тем, что:

1) все "с" заменены на "ш",

2) все "ш" заменены на "ч",

3) а все "ау" - на "оо"

Наверное корректнее было было бы говорить не

- все "с" заменены" на "ш",

а

вместо "с" используется "ш" и т.д.

Иначе получается кыргызы переделали казахский язык.

:rolleyes::D

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

Вопрос.

какие сведения о казахах есть у Абылгазы в "Родословной тюрков"?

Там кажется только краткие сведения о генеалогии ханов, рассказ о том, как он жил у Есима в

Туркестане и обстоятельствах борьбы Есима и Турсуна. А что-нибудь более интересное есть?

Да ещё кажется он писал, что "Касым сделал Мухаммеда-Шейбани шахидом", т.е. убил :rolleyes:

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

Узын Орал - кун мен тун шекарасы,

Бiр жагы кун, бiр жагы тун баласы!

Аргы жак кок коздi жын уясы,

Бергi жак Турiктiн сар даласы!

М. Жумабаев.

Мне очень интересно, кто есть М.Жумбаев, насколько он известен, популярен, насколько "народны" данные представления об Урал-тау.

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

Магжан Жумабаев

jumabaev.jpg

Он известен и имеет определенную популярность в среде казахоговорящих национал-патриотов, остальные КЗ-цы знают про него и его творчество немного.

Данные представления имеют определенное распространение в среде размышляющих казахоязычных казахов.

К сожалению, среди обывателей все еще распространено привитое имперской шовинистической культурой чувство собственной неполноценности на фоне европейских народов.

-----

Магжан Жумабаев - замечательный казахский писатель, поэт, публицист, один из основателей новой казахской литературы. Его стихам, поэмам, рассказам присущ обостренный трагизм, выражающий чувство ответственности перед народом и вытекающее из него обращение к истокам и переломным моментам истории. В то же время Магжан воспринял общечеловеческое художественное и научное наследие, начиная с Шекспира, Пушкина, Соловьева и кончая символизмом, технократизмом и Шпенглером. Столь распространенные в наши дни экзистенциальные мотивы довольно явственно просматриваются в его творчестве. После долгих лет замалчивания Магжан Жумабаев открылся нам заново.

Магжан Бекенулы Жумабаев родился 25 июня 1893 года в урочище Сасыккуль Сарыайгырской волости Петропавловского уезда. Умер 19 марта 1938 года в Алма-Ате. Магжан происходил из зажиточной семьи, его отец Бекен был бием, волостным управителем. С четырех лет он начинает изучать восточные языки и литературу. Ранние стихи Магжана не сохранились. Арабский, персидский и турецкий языки он продолжает осваивать в медресе Бегишева в Кзыл-Орде, получив там среднее мусульманское образование. В 1910 году он поступает в медресе Галия, высшее мусульманское заведение в городе Уфе. Но по совету преподавателя Галымжана Ибрагимова, ставшего классиком татарской литературы, Магжан ищет другие пути пополнения образования. При содействии Ибрагимова в 1912 году в Казани впервые выходят в печати произведения юного Магжана. В этот же период при наставничестве со стороны Миржакипа Дулатова и Ахмета Байтурсынова он изучает русский язык, знакомится с русской и европейской литературой, сотрудничает с газетой "Казах". Магжан поступает в 1913 году в Омскую учительскую семинарию. В годы, проведенные в Омске, Магжан принимает активное участие в создании общества "Бирлик" ("Единство"), редактирует его рукописный журнал "Балапан".

С первых шагов в поэзии Магжан обнаруживает яркий самобытный талант. Широкое признание принес ему поэтический сборник "Шолпан" (1912). Первый этап творческого пути Жумабаева охватывает период с 1910 по февраль 1917 годов. Все сильнее звучат мотивы национально-освободительной борьбы в стихах поэта, смело обращающегося к истории. В стихотворении "Прошлое" Магжан называет имена героев борьбы против джунгарских поработителей. Для него подлинный герой тот, кто "помнит о своей нации".

После февральской революции Жумабаев, имя которого как поэта уже было известно в кругах казахской интеллигенции, был введен в состав областного комитета партии "Алаш". Хотя на всеказахстанских съездах этой партии он избирался кандидатом в депутаты учредительного собрания, активной политической деятельности он не вел. В дальнейшем, на втором этапе своего творческого пути (1917-1924) Жумабаев стремится отказаться от стереотипов в своем мировоззрении. Он занимается журналистикой, работает на ниве просвещения, издает в 1922 году труд под названием "Педагогика". Магжан некоторое время был редактором газеты "Бостандык туы" ("Знамя свободы"), издававшейся в Омске, а с 1921 года - в Петропавловске.

Напряженный и творчески плодотворный период жизни Жумабаева связан с переездом в 1922 году в Ташкент, где он создает поэму "Батыр Баян", цикл стихов о Туркестане, статьи об Акан-Сери, Бухаре-жырау, Абубакире Диваеве. Он сотрудничает с газетой "Ак жол" и журналом "Шолпан". Здесь же, в Ташкенте, а также в Казани в 1922-23 годах один за другим выходят в свет два сборника стихотворений Жумабаева, в которых проявились отличительные черты его дарования. Магжан принадлежит к тому поколению поэтов, которые первыми в регионе Средней Азии и Казахстана воссоединили два потока духовного развития народов Востока и Запада. Он жадно следил за мировым литературным процессом, стремясь попасть в струю художественных течений современности. Подобно западным и русским символистам Жумабаев пытался заглянуть в "запредельный мир", где по его глубокому убеждению, таятся истинные идеи, он старался сосредоточиться исключительно на переживаниях, заменить образ символом.

В этот же период взлета начинается волна обвинений в национализме, пантюркизме, самолюбовании. Эти наветы продолжались и в период его учебы в 1923-26 годах в Московском литературно-художественном институте, возглавляемом В.Брюсовым, который высоко ценил талант казахского поэта. Параллельно Магжан работал в Московском Восточном издательстве. Летом 1927 года он возвращается на родину и занимается преподавательской деятельностью в Петропавловске, Боровом. В это время он создает ряд патриотических стихов, воспевающих новую жизнь. Жумабаев принимает активное участие в создании литературы для детей, пишет учебники.

В 1929 году по ложному обвинению Жумабаева осудили на 10 лет лишения свободы, он отбывал наказание на Севере, затем в 1935 году благодаря ходатайству М.Горького был освобожден досрочно. Однако, пребывание на свободе длилось недолго. Проработав учителем русского языка и литературы в средней школе, Жумабаев по приглашению С.Сейфуллина прибыл в Алма-Ату. 30 декабря 1937 года по злостному навету поэт вновь подвергается аресту. В ежовских застенках 19 марта 1938 года Жумабаев был расстрелян. В издании "Шыгармалары" ("Произведения"), подготовленном Институтом литературы и искусства Казахской Академии и вышедшем в свет в 1989 году, имеется приложение, содержащее статью Ж.Аймауытова о поэтике Магжана Жумабаева. Статья представляет собой текст выступления в 1923 году перед студентами Ташкента. Оценивая творчество Магжана, Аймауытов пытается защитить его, каким-то образом снять с поэта обвинения в самолюбовании, созерцании, идеализме, преклонении перед стариной и т. п. Печать времени на статье Аймауытова о Жумабаеве имеет не только негативный привкус.

Показывая, что гнет царизма не мог не пробудить в душе Магжана национального самосознания, Аймауытов относит его бурный рост к 1914-1915 годам. После Февраля творчество Жумабаева пронизывается гражданской ответственностью писателя перед народом. Его потрясает чувство безысходности. Переходя к чисто художественной оценке творчества Жумабаева, Аймауытов говорит: "Легкости, прозрачности стиха, его гармоничного воздействия на слух, изящества в оборотах, умения одним словом нарисовать картину стремился добиться и Абай, но никому не удавалось достичь такого словесного совершенства, какого достиг Магжан". И далее продолжает: "Какие ценности вечны, необманчивы, чисты в своей сути? Это природа. Природа, любовь, красота - вот нетленные ценности, которые поэты с незапамятных времен воспевают, перед чем они преклоняются, в чем находят отраду. Этому закону поэтического творчества следует и Магжан". В общем, Аймауытов характеризует Магжана как великого национального поэта. Его сила в том, что он ведет за собой подражателей, учеников, создал целое направление, школу.

"Среди современных поэтов большинство не могут уже писать, не заимствуя формы или внутреннего стихотворного строя Магжана. Кто бы ни писал, не может избежать того, чтобы не взять чего-нибудь из словесного массива Магжана. Даже не хочет сознательно взять, как бы против своей воли берет у него. Почему? Красивое, ладное, сильное, готовое слово само как бы подготовлено к тому, чтобы попасть на язык. Поэтому поэты, которые не возлюбили Магжана, все-таки следуют стилю Магжана, технике выражения. Если посмотреть, критически оценить тех поэтов, которые выступают прямо против Магжана, то можно увидеть, что они пользуются уже выработанными им формами. Те, которые раньше были наставниками Магжана, ныне, когда пишут, испытывают влияние своего ученика. Другими словами, на ниве поэтики после Абая внес новые формы, повел за собой учеников, создал школу как поэт вне сомнения Магжан. Именно он разнообразил после Абая размеры стиха".

В целом же, как поэт Жумабаев - мастер интимной лирики. Он боготворит дар любви как неземное счастье и радость. Он живописует саму страсть, ее яркую вспышку и бурное течение. Такие его стихотворения как "Мое желание", "И меня ты, смерть, убаюкай", "Люблю", "Эй, Сарсембай", "Темная буревая ночь" составили сокровищницу казахской поэзии. Отдавая дань символизму, Магжан подобно другим представителям этого направления сделал много полезного для развития литературы.

Литературное наследие Магжана Жумабаева выдержало испытание временем, оно органически вошло в историю казахской поэтической культуры, составив наряду с творчеством других классиков ее неотъемлемую часть.

http://www.heritagenet.unesco.kz/kz/conten...et/jumabaev.htm

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

Был один казах-аксакал.

Он прожил славно свою жизнь, вот уже лет десять более назад он переходил в свой покойный мир, мир и слава ему.

Слышал что он много земли видал до прихода в Монголию.

Путь его странствия:

- Джунгария, т.е. значит его предки поселились туда после опустошения ойратских земель маньчжурами.

- Восстание мусульман. Подавление.

- Уход или поход в Индию.

- Арабские страны, помню что говорили что он был даже в Саудовской Аравий.

....

- Монголия. Как он приехал в Монголию это загадочно, может быть тот кто слышал его рассказы при его жизни или его дети знают наверное.

Может он обращался в посольство МНР в Аравии, вряд ли.

Или коминтерновцы повлияли, т.е. как это бывает в фильме холливуд-а сработала программа защиты своих людей.

Все таки он был почтенным человеком среди местных, т.е. у монголов, его дети потомки сейчас живут здесь вполне благополучно.

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

Enhd.

Расскажите про жизнь этого человека подробней, если можно.

Особенно интересует поход в Индию.

Кстати, сколько казахов в Монголии?

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

Enhd.

Расскажите про жизнь этого человека подробней, если можно.

Особенно интересует поход в Индию.

Кстати, сколько казахов в Монголии?

Кажется звали его Аманхан, может ошибаюсь, жил он в Дархане.

Если найду более подробные инф-ы сообщу.

Согласно по статистике 2002 года, в Баян-Улгийском аймаке:

Население: 98 000 чел.

Где:

Казахи - 88,7 %

Урианхайцы - 7,2 %

Дербеты - 1,5 %

Тувинцы - 1 %

Другие - 1,6 %

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

altaykazakhchina.jpg

Казахи на Алтае. Празднования по случаю обрезания.

Работа иранского фотографа Реза. National Geographic 1996 год. Восточный Туркестан. Китай.

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

Везде где нынче живут тюрки, считается их прародиной. Волга-Урал, Казахстан, Средняя Азия, Северный Кавказ, Азербайджан, не говоря уже

Хакасию, Туву, Алтай. В последнее время некоторые с пеной в ртах доказывают изначальность тюрков в Малой Азии или в Якутии. На самом деле

наша прародина за Великой Китайской стеной - Ордос. Отвоюем все вместе

Внутреннюю Монголию - общую прародину у Китая!

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

Павел Степанович Назаров. Русский, родился в Оренбурге, с детства знал казахский язык, высокообразованный человек, закончил МГУ в царские времена, боролся с большевиками в Туркестане, затем скрывался у казахов, узбеков, кыргызов, бежал в Китай, оттуда на Запад.

http://www.us.oup.com/us/catalog/general/s...803689&view=usa

Эту книгу можно купить недорого на www.hamiltonbook.com

Paul Nazaroff "Hunted Through Central Asia" Oxford University Press 1993

First published 1932

p.87

В истории тюркских народов выдающиеся женщины играли важную роль. Нет ни малейших причин, чтобы сомневаться в том, что история Геродота о царице массагетов Томирис, которая победила завоевателя Азии персидского императора - самого Кира. Историики считают всю эту историю мифом, но она идеально вписывается в то, что мы знаем о кочевниках Азии. Нет никаких сомнений, как считает профессор Мищенко, что скифское племя массагетов было ничто иное как предки сегодняшних казахов Тургайской области, где до сих пор сохранились такие названия как река Массагатка и гора Муссагат.

Не будь у нас колоссального примущества в вооружении, возможно наш великий герой генерал Скобелев разделил бы судьбу Кира. Имя Томирис, как и другие скифские имена - тюркского происхождения. Это имя означает "сокрушающее железо" или "согни железо" - от "темир"; оно напоминает другого знаменитого завоевателя из Азии Темурленга, Хромого Тимура или Тамерлана - отдаленного потомка своей знаменитой соотечественницы Томирис. Если внимательно читать у Геродота описание амазонок и их происхождения, то приходишь в неизбежному заключению, что эти амазонки - жены все тех же тюркских кочевников, чье мужское население ушло на военную экспедицию в некий отдаленный район. Первый слог самого слова есть тюркское слово, передающее саму идею женщины. В то же время его замечательное описание скифов, их манер и обычаев не оставляет ни малейшего места сомнениям, что он описывал предков сегодняшних казахов, которые с древнейших времен античности населяли степи Южной России и Западной Сибири.

с.286-288

На бескрайних просторах Азии, где рассеяны кочующие казахи, их образ жизни и их своеобразная культура развивались сквозь тысячилетия существования в открытой степи, и были едиными и в пространстве и во времени. Эти кочевники свободно передвигались по равнинам по своей собственной воле, и так же как в открытом море, казахам ничто не препятствовало перемещаться от Тянь-Шаня в степи Сибири, Урала или ВОлги, кроме, разумеется, сегодняшнего большевистского правительства.

Эта свобода и мобильность кочевников степи выработали их своеобразную культуру, характер и образ жизни, и сыграли очень важную роль в истории Азии, которая еще как следует не оценена историками и недостаточно ими изучена Она глубоко повлияля на судьбу России, и даже Западная Европа, без сомнения, не избежала его влияния. Жгучие пески Египта, долины Месопотамии и Палестины (мирады всадников Гога и Магога) и Индии, и долины России и Центральной Европы и даже Шалон, Каталаунские долины Франции, Эллады, а также и Рима - все они видели предков наших сегодняшних казахов - хотя и под другими именами - такими как скифы или массагеты, гунны, половцы, кипчаки, куманы, печенеги, аланы, тартары и т.д. Везде их вторжения оставили свои следы - не только разрушительные, но иногда они изменяли курс исторического развития и повлияли на кровь, язык, характер, манеры и обычаи народов, с которыми они входили в контакт. Так же как норманы распространили свое влияние на Запад, эти кочевники степей Азии сделали то же самое на Востоке. Широкий пояс травянистых долин вдоль старого конинента, который дал рост своеобразному типу тюрков-кочевников и их неразлучному товарищу - степному коню, оказал громадное влияние на судьбы оседлых народов и самой цивилизации.

Все дальние вторжения и "переселения народов" стали возможны благодаря единственному фактору до сих пор игнорируемому историками - и этот фактор есть степной конь. Это животное обладает наиболее ценными качествами, такими как преодоление усталости, бесконечная выносливость, и способность к тяжелой работе с питанием только на зеленом корме, т.е. просто пасясь, в то время как другие породы на это не способны, будучи зависимыми от наличия кукурузы. Эти выдающиеся качества степных лошадей были высоко оценены и широко использовались великими военными лидерами Азии - завоевателями Чингиз ханом и Тамерланом и другими (см. Иванов "О военном искустве монголо-татар" - малоизвестная, но чрезвычайно интересная работа, и две мои статьи "The Scythians Past and Present" "Edinburgh Review" July 1929, pp.108-122, and "The Sons of Gog" "English Review" March 1930), которыми объясняется секрет их успеха.

Пределы достижения и завоевания бесчисленных орд Азии зависели не от силы сопротивления подчиненных народов, не от их армий - они определялись лишь только пределами влажных полян пастбищ - холодной сыростью на севере и тропической жарой на юге долин Индии, которые были смертельными для лошадей казахов.

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

Paul Nazaroff "Hunted Through Central Asia" Oxford University Press 1993

First published 1932

с.144

...Многие из этих рек являются золотоносными.

В ущелье одной из них - Таласа - на срезе обрыва есть таинственные письмена, написанные алфавитом непохожим ни на один из известных азиатских - ни древних, ни современных. Я позже узнал о том, что он был таким же как и знаменитые Орхонские письмена на далеком Енисее. Они были в конце концов расшифровавны датским археологом, профессором Томсеном, который доказал, что это был уйгурский язык - древний язык тюркских народов, которых мы сейчас называем казахами и кыргызами. Интересная вещь, то что буквы орхонских письмен идентичны с одной стороны тамгам казахов - т.е. племеннным знакам, используемым для клеймения их скота, хотя с другой стороны они очень сильно напоминают старый арамейский алфавит, которым писали на языке, на котором разговаривали в Палестине во времена нашегл Господа, и который заменил иврит в качестве местного языка. Трудно сказать, были ли эти тамги заимствованы из арамейского, или они еще древнее. Отпечатки отдельных тамг далеко не редки на скалах в стране казахов и относятся к очень древней эпохе. Тюрки сами являются народом самой древней культуры, и нельзя забывать, что древнейшая из известных цивилизаций - более древняя чем ассиро-вавилонская - это шумерская, которая считается расой тюркского происхождения.

Вот какие мысли и воспоминания и далеком прошлом человечества может вызвать лишь один вид простой тамги - всего лишь клейма владельцев на боку казахской лошади!

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

П.С.Назаров

с.82

Казахи, с другой стороны, очень поэтичный народ. Они обожают музыку и песню, и очень любят импровизировать. Широко известный поэт В.Крестовский несколько лет назад опубликовал книгу очаровательных стихов под названием "Песни Испании". На самом же деле это были переводы песен не с испанского, а с казахского. Они были собраны в Западной Сибири и переведены для Крестовского одним образованным казахом - Чоканом Валихановым.

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

Монке би: Хранитель духа.

(Мухтар Кул-Мухаммед, советник Президента Республики Казахстан, доктор юридических наук, профессор).

Би Монке – один из ярчайших деятелей казахской истории, популярность которого воистину непреходяща и имя которого не только не знает забвения, но всё чаще звучит как в народных устах, так и в философских исканиях современных ученых.

Со времен его жизнедеятельности и по сей день устойчивый интерес к личности и деяниям Монке би только углублялся, в связи с чем достаточно вспомнить, что, озарившись в начале ХХ века трудами М.-Ж.Копеева, А.Байтурсынова, Ж.Аймауытова и обогатившись исследованиями А.Жубанова, А.Кекилбайулы, Т.Какишева, Б.Адамбайулы, Н.Торекула, С.Негимова, в наше время эта традиция обретает всё новых энтузиастов. Кроме строго научных, не остались в стороне и литературно-художественные жанры: так еще в XIX-ХХ веках образ Монке – вещего прорицателя и пронзительного сказителя-жырау – был воссоздан и воспет в сочинениях Нуржана Наушабаева, Нурпеиса Байганина и ряда других народных акынов, жырау и жыршы. Более того, философско-риторическое наследие Монке продолжает жить и в современной политической ораторике, одним из впечатляющих примеров чему служит известное выступление в парламенте страны народного писателя Казахстана, депутата Шерхана Муртазы, канвой своей речи выбравшего знаменитый футуристический прогноз Монке би.

После жизни Монке успело миновать около двух с половиной столетий. Но на протяжении всего этого срока (эпоха царизма, советский период, время с момента обретения Казахстаном независимости) казахская литература и наука в лице представителей десятков поколений периодически обращались к его наследию и в этом диалоге со степным мудрецом сквозь толщу времен ставили вопросы и находили ответы по трудным, сложнейшим, мучительным, а порой казавшимся безысходными, проблемам национального бытия.

Непревзойденный оратор, чьи поэтические раздумья наполнены магической силой слова и медитацией духа.

Дальновидный прорицатель, предсказавший будущее по облику и закономерностям развития своего времени.

Справедливый би и вершитель судеб, вердикты которого давно заняли прочное место в хрестоматиях казахского правосудия.

Виртуозный полемист, логика речений которого всегда отличалась ориентацией на всеобщий баланс интересов и гармонию в многосложном кочевом социуме степных реалий.

Кто же он? Кем он был в земной своей жизни? Или, выражаясь крылатыми словами Абая:

«Так знает ли сей суетный народ

Исконный облик этого героя?..»

Поиск ответа на этот вопрос и поставили мы задачей сегодняшнего разговора.

1. Завидное тезоименитство

«Чистейший, благородный камень Лежит в морской тиши. Чистейшее, благородное слово Лежит в глубине души.

Чистейший, благородный камень Выносит морская волна. Чистейшее, благородное слово Выносит мысль со дна».

Асан Кайгы

Одним из последователных и скрупулезных исследователей феноменологии казахских биев и шешенов по праву считается доктор филологических наук, профессор Нысанбек Торекул. В объемистом, превышающем 50 печатных листов дополненном и исправленном сборнике Н.Торекула «Великие ораторы Степи» приведены сведения о двух деятелях, известных под именем Монке би. Первый из них – внук Чингисхана Монке Толеулы.

Стремившийся стать повелителем вселенной, Чингисхан наделил своих четырех сыновей четырьмя частями покоренного им света: старший Жошы получил в наследство всю великую степь Дешт-и-Кыпшак, второй Шагатай – современную Среднюю Азию, третий Угедей – регион Алтая и Тарбагатая, младший Толе – землю отцов, Монголию. С кончиной Чингисхана его золотой трон первым унаследовал Угедей, а после смерти последнего и последовавшей за тем пятилетней смуты в 1246 году на престол великого хана взошел старший сын Угедея – Гуюк. Царствование его было недолгим: пробыв на троне не более двух лет, он вскоре скоропостижно скончался. И тогда при решительной поддержке хана Бату в 1251 году бразды правления были препоручены старшему сыну хана Толе по имени Монке.

«И великана рождает мать», – не зря говорят в народе. В этом смысле уместно припомнить летописные свидетельства Рашид-ад-Дина, согласно которым у Чингисхана имелось более пятисот жен и наложниц, однако правами законных байбише (хатун-и-бузург) обладали только пять из них. Из этих пятерых байбише (Борте, Кулан, Есукат, Кунжи и Есулан) именно Борте-ханым, дочь коныратского вельможи Дат-шешена (по-монгольски сэчэн – «мудрый, всесведущий, проницательный»), была выбрана судьбой, чтобы стать матерью всем четырем «сизогривым волкам» Великого кагана – Жошы, Шагатаю, Угедею и Толе, которые, оправдав надежды отца, расширили его владения, установили в них закон и дисциплину и преумножили славу Монгольской империи.

«Эти четыре сына Чингисхана были умны, исполнены достоинств и совершенны, отважны и мужественны, ценимы отцом, войском и народом», - писал о них Рашид-ад-Дин (Рашид-ад-Дин. Сборник летописей. М. - Л., 1952. Т. 1. Кн. II. С. 68-69), и эти его слова с полным правом можно распространить и на их потомков, в роли великих правителей ярко запечатлевших себя в истории народов Азии. Заметим попутно, что и пятеро дочерей, рожденных Борте, – принцессы Куджын, Жетыген, Алагай, Тумалын, Алталын – в свою очередь не просто состоялись как верные и мудрые жены своим мужьям – не менее высокородным царям и принцам, но и сами стали матерями, которые воспитали немало доблестных богатырей, продолживших ратную дорогу великого предка.

Итак, воссев в 1251 году на престол Потрясателя Вселенной, хан Монке (в разных источниках именуемый Мункэ, Менгу и т. п.) тем самым удостоился титула «Великого Хана», что было равнозначно званию «Правителя половины мира». Произошло это событие, как уточняет Рашид-ад-Дин, 4 июля 1251 года на Великом курултае потомков Чингиса. Великоханское правление Монке продлилось 8 лет.

Казахская история, в которой история, генеалогия и биография ханов – выходцев из домов Жошы и Шагатая расписаны достаточно обстоятельно, а местами и скрупулезно до третьестепенных деталей и мелочей, почему-то не проделала этого в отношении династийного древа Толе. А между тем все три ветви, происходящие от Толе (по-монгольски толе означает «зеркало», и этот культурный термин в функции личного имени владыки почитался настолько, что после смерти хана на употребление слова было наложено строжайшее табу, а для обозначения реалии вместо запретного имени монголы выбрали тюркское слово кузгу – «зеркало»), золотом и кровью вписали свои имена в историю Азии и обессмертили их на все времена: Монке стал великим ханом, Кубылай основал правившую Китаем династию Юань (именно он построил современную, «северную» столицу Китая – город Ханбалык, которую ханьцы потом прозвали Пекином, и впервые в мировой истории ввел в оборот бумажные деньги), а Хулагу дал начало династии Хулагуидов, с тех пор на протяжении нескольких веков господствовавшей над персами.

За столь детальным обращением к истории хана Монке стоит единственный посыл: с самого начала отделить зерно от плевел и заострить внимание читателя на том, насколько не соприкасаются линии судеб двух разных Монке и насколько разобщены между собой генеалогические корни, эпохальные срезы, жизненные среды, исторические роли бия Монке и Монке хана.

Во-первых, монгольский государь Монке являлся не просто ханом, а великим ханом. И усматривать или предполагать в реально властвовавшем над половиной мира верховном правителе абсолютной и сверхвоенизированной державы поэта и философа – явный алогизм и нонсенс.

Во-вторых, доподлинно и достоверно известно, что у монголов не было института биев, как и не существовало самого понятия «би». В этом хронологическом ракурсе институт биев – относительно поздний продукт, возникший в ногайлинскую эпоху. Касаясь генезиса тюрко-мусульманских терминов политического лидерства, следовало бы уточнить, что би – это название высшего должностного лица в ногайлинском государстве, эмир – повелителя в государстве Хромого Тимура и тимуридов, халиф – царя у арабов, султан – верховного владыки в государстве Турков-Сельджуков, а затем в Османской империи. К тому же для тех, кого у казахов называли биями, у монголов существовал синонимичный, но не тождественный термин сэчэн (в собственно казахской фонетической форме шешен, напр., Жиренше-шешен). К слову, в социальной иерархии монгольского общества статусы хана и сэчэна разнились, что называется, как небо и земля.

В-третьих, каким бы великим ханом ни считался и почитался Монке, в народной памяти великой степи Дешт-и-Кыпшак имя его никогда не воспламеняло души, как Жошы, не звучало богатырским, как Бату, и славу о благоденствии его времен не берегли, как о Берке… Не случайно во всем безбрежном фольклоре тюркского мира от лица Монке-хана или о нем почти не встречается не то чтобы эпических сказаний и исторических песен, но даже незатейливых преданий, рассказов, былей. По нашим наблюдениям, реликтовых музыкальных, речевых или комбинированных сочинений (мелодекламаций), оставленных ханом Монке, приписываемых ему или повествующих о нем, практически не знают и родные, и наследные по отношению к нему народный фольклор и литература современного халха-монгольского народа.

Перечисленных выше фактов и доводов как будто бы достаточно, чтобы краеугольным камнем стартовой площадки всех и всяческих разысканий по Монке бию решительно узаконить внешне незначительный, но весьма необходимый постулат: не имеют и не могут иметь рациональных оснований попытки приписать, примерить или даже сопоставить наследие, касающееся бия Монке, с жизнью и деяниями хана Монке.

2. Расплетая косы родословных

Второй Монке, указанный в вышеназванном сборнике, по формальным признакам стоит куда ближе к предмету нашего разговора, поскольку в действительности его так и зовут – Монке би. «Монке би Аманулы (1763-1836 гг.). Знаменитый би-острослов, родом из племени Шекты Младшего жуза. Обрел широкую славу, заступив на арбитрское поприще на смену Сырым-шешену. По свидетельствам аксакалов, на момент кончины Монке би его сын Мурат Монкеулы (1843-1906), впоследствии поэт и большой знаток поэзии, был семи лет от роду», – считает важным сообщить составитель сборника, который, к сожалению, воспроизвел здесь весьма распространенное ошибочное мнение, следуя которому множество исследователей часто путает Монке бия из племени Шекты с отцом поэта Мурата Монкеулы. И это вполне уместный повод внести ясность в этот вопрос.

Мастер героической поэзии, «словом острым, как меч, рассекающий надвое волос», Мурат Монкеулы родился в 1843 году и умер в 1906-м.

В первые десятилетия советской власти и до середины ХХ века судьба литературного наследия Мурата складывалась благополучно: его жизнь и творчество получили разностороннее освещение в исследованиях таких маститых ученых-литературоведов, как Х.Досмухамедов, М.Ауэзов, С.Сейфуллин, С.Муканов, Е.Исмаилов, Х.Жумалиев, З.Кабдолов, и до 1949 года хрестоматийные материалы о нем не сходили со страниц школьных учебников. Однако со временем обнаружилось, что убийственно изобличающие карательную политику русского колониализма пламенные стихи поэта категорически несовместимы с предпочитающей любому возмущению всеобщую сонную одурь коммунистической идеологией. И тогда акын Мурат раз и навсегда был изъят из всех учебников. Наряду с Шортанбаем, Дулатом и другими поэтами той поры на него стали навешиваться целые гирлянды ярлыков, а его имя было велено упоминать исключительно в негативном контексте, в числе «поэтов печального периода». Так литературное наследие давно покинувшего этот мир поэта стало объектом полномасштабных политических репрессий.

По неопровержимым свидетельствам, накопленным и систематизированным «живой энциклопедией Атырауского края» Бериком Коркытовым, родовая принадлежность Мурата Монкеулы – Берш. «Происходящий из этого племени Мурат очень рано был прозван среди народа Берш Мурат акын, что является естественным уточнением – «поэт Мурат, что из племени Берш». Берш раздваивается на линии Байсеит и Байбакты. Мурат относится к первой из них. Байсеит, в свою очередь, разветвляется на Тлес и Китас. Мурат – из Тлесов. От Тлеса рождены Каратокай и Бокен; эти две фратрии носят самоназвание «Каратокай-Берш». Мурат родом из этих Каратокаев, и по младшему праотцу еще одно его прозвище – «Каратокай Мурат». Родословная от Каратокая развивается так: Каратокай – Сасыган – Аккулы – Байбоз – Жиенбай – Рапхан – Аман – Монке. От этого Монке родился Мурат», – так, словно вручая посох незрячему, без суеты, запинок и домысливаний четко и ясно пишет старейший генеалог (Подробнее см.: Мурат, А., 2001. С. 7-8). В этом – необходимый и достаточный сигнал и ориентир для всех остальных биографов: впредь не смешивать Монке Берша с Монке Шекты.

Поскольку Мурат осиротел очень рано, сведения о его отце крайне скудны, а в сохранившемся минимуме информации практически не встречается даже намеков на то, что Монке Аманулы мог быть бием.

После смерти Мурат был похоронен на землях аула Жарсуат современного Индерского района. В наши дни благодарные земляки возвели над его могилой прекрасный мавзолей. В ходе моей прошлогодней поездки в Атыраускую область я специально посетил Индер, где вместе со старейшинами побывал на упокое Мурата и совершил в честь великого предка поминальный молебен. В ходе множества интересных встреч и обстоятельных бесед местные аксакалы полностью подтвердили сведения, приведенные в родословных книгах Б.Коркытова: мать акына Мурата была родом из племени Адай, а жена – из Есен-Берш; у Мурата было два сына – Сары и Даулеткали.

Вывод из этого однозначен: отец Мурата не имеет никакого отношения к Монке бию из племени Шекты; Монке Аманулы – не шектинец, а бершевец; данных о том, что Монке Аманулы был бием, – не существует.

3. Ногайский след в биографии бия

В большинстве источников об историческом Монке би обращает на себя внимание высокая частотность упоминаний о нем в составе весьма регулярного словосочетания “Ногайлы Монке би”. Например, Машхур-Жусуп Копеев в свое время привел его знаменитое обращение-толгау «Когда однажды закручинишься, народ мой…» под заголовком «Декламация Монке би, выходца из Ногайлы» (А., «Гылым», 1992. Том 2. С. 55-58).

До сих пор не разгаданный и не прочитанный до конца таинственный обладатель высокого вещего знания, изумительный энциклопедист своей эпохи Машхур-Жусуп отнюдь не случайно вложил толгау-речитатив Шекты Монке би в уста Монке би Ногайлинского. Потому что в действительности это - один и тот же человек. И теперь самая пора обстоятельно аргументировать этот тезис.

В 1992 году издательство «Рауан» выпустило сборник «Алты Ата Алім» - «Шестиколенное племя Алим» (составители: Ж.Дауренбекулы, С.Куттыбайулы). В нем относительно родословной Шекты (подлинное имя этого родоначальника – Жаманак) приводится нижеследующее предание: «Занятый выпасом лошадей, старший сын Жаманака по имени Шынгыс (по другим источникам, это был младший брат Шынгыса Орис. – М.К.-М.) случайно набрел на бившегося в агонии юношу. Оказав первую помощь и вырвав его из когтей смерти, он привез незнакомца к себе в аул. Объявив всем ближним и дальним о своей находке, Шынгыс «стал купать найденыша в молоке, кормить мясом бедренной кости и выделил ему для жилья отдельную юрту» (то есть усыновил по обычаю. – М.К.-М.). Юноша так и не сказал, как его имя и какого он роду-племени, и между собой его стали называть Маку. Потом сосватали ему умную девушку по имени Зерип, но счастье молодых было недолгим: вскоре молодой муж тяжело заболел. Поняв, что дни его сочтены, приемный сын сказал Шынгысу всю правду о себе. Оказалось, что звали его Калу, его отца – Сирак, а отцом Сирака был знаменитый ногайлинский хан Муса. Кроме Сирака, от байбише (старшей жены) у Муса-хана имелись сыновья Орак, Мамай, Алшагыр. От токал (младшей жены) у Муса-хана было семеро детей, старшего из которых звали Исмаил… Исповедовавшись на смертном одре, Калу напоследок завещал, чтобы младенца от его беременной жены, если родится сын, нарекли именем Болек (что значит «отдельный, особый, другой». – М.К.-М.). Так несчастный умирает спустя всего шесть месяцев после женитьбы на Зерип. Когда та разрешилась от бремени ребенком мужского пола, Жаманак назвал его Болеком и воспитал равноправным среди прочих своих потомков» (Указ. соч. С. 21)

Дальнейшая родословная развивалась так: от Болека пошли два сына – Айт и Бужыр, от Айта – Тлеу и Кабак. Тлеу прославился как храбрый полководец во времена хана Тауке Праведного и героически погиб в 1684 году в битве при Сайраме. Его прах покоится в священном Туркестане под стенами мавзолея Св. Кожа Ахмета Иассауи. Монке би – прямой потомок этого Тлеу-батыра. Кстати сказать, знаменитые батыры Есет и Бекет – также потомки братьев Тлеу и Кабака.

Вышеизложенное делает теперь понятным и прозрачным, почему родословная бия Монке сначала следует по линии Тлеу – Айт – Болек - Калу и упирается в отчима Шекты, а в дальнейшем удлиняется цепочкой Калу – Сирак – хан Муса и в конце концов венчается именем основателя Ногайлинского улуса, воспетого во многих исторических песнях и сказаниях тюркских народов богатыря-правителя Едыге. Вот почему великого Монке бия мы также могли бы именовать по генонимам – «Ногайлы Монке би, Шекты Монке би», ибо в этом не было никакого противоречия или ошибки.

Ногайская Орда – наследница славы Золотой, Белой и Синей Орды и последнее после них великое государство кочевников. К сожалению, в эти дни в силу множества объективных и субъективных причин и факторов достославная история Ногайской Орды начала тускнеть, забываться, а местами и напрочь стираться в сознании современников. Сегодня далеко не каждый, в чьих жилах течет кровь былых ордынцев, отдает себе отчет в том, что ногаи и казахи – единокровные братья и дети одного прародителя, в пору седой старины являвшиеся представителями одного народа и гражданами одной страны. И эта ситуация побуждает нас более подробно остановиться на наиболее ключевых, на наш взгляд, проблемах и обстоятельствах единого этногенеза.

Об этимологии слова «ногай» имеется множество разноречивых мнений. Одна из трактовок связывает происхождение этого хоронима (хороним [< греч. хора «край, страна» + оним «имя»]) и в данном случае названия улуса с именем внука Жошыхана по имени Ногай, служившего командующим тумена (в русских энциклопедиях – «темник Золотой Орды») и умершего в 1300 году.

Как известно из истории средних веков, богатырь Ногай в качестве главнокомандующего многократно водил армию хана Берке в походы и сражения, в результате которых расширил границы Золотой Орды до Дона и Дуная, а потом успешно правил этой огромной территорией от имени хана Берке. По замечанию известного востоковеда Н.И.Веселовского, авторитет Ногая среди современников был настолько высок и бесспорен, что в 1273 году он сочетался браком с Ефросинией, дочерью византийского императора Михаила Палеолога. Наряду с Польшей, Венгрией, Болгарией, Сербией многие русские княжества стремились и почитали за высокую честь для себя быть в союзе с находившимся в зените могущества и славы Ногаем (Веселовский Н.И. Хан из темников Золотой Орды Ногай и его время // «Записки Российской академии наук». 1922. Серия 8. Том 13, № 6).

На наш взгляд, традиция называть государство по имени правителя или правящего дома (Джучиев улус, Чагатаев улус, Узбеков улус, династия Хулагу) повелась со времен Чингисхана; аналогичным образом государство, созданное Ногайханом, получило название Ногайской Орды, а возникшая в нем нация, соответственно, была прозвана ногаями. Косвенное этому доказательство заключается в том, что в источниках, датируемых дочингисовой эпохой, ни племени, ни даже малочисленного рода под названием «ногай» практически не встречается: упоминания о такой стране и таком народе стали фиксироваться на письме только по минованию эпохи Ногайхана.

Впрочем, на это возражает ученый-историк Б.-А.Кочекаев, немало времени посвятивший изучению ногайской истории: «Такую версию трудно допустить, так как сразу возникает вопрос: почему же подданные Ногая никогда не называли себя ногайцами. Известно, что Ногай погиб в 1300 г., сыновья его в 1301 г., и только спустя почти два века появились понятия «ногай», «Ногайская орда» (Кочекаев Б.-А. Ногайско-русские отношения в XV-XVIII вв. А., 1988. С. 21-22). Не приемлющий устоявшейся точки зрения на происхождение этнонима «ногай» автор настаивает на том, что начало государственности Ногайской Орды было заложено ханом Едыге, почему его имя и запечатлелось в многочисленных произведениях фольклора, а имени Ногая народная память якобы не сохранила.

С таким заключением крайне трудно согласиться. Во-первых, имя Ногая и описания его победоносных походов встречаются в бесчисленном множестве средневековых арабских, персидских, русских, византийских летописей. Во-вторых, в действительности этнонимы «ногай», «ногайлы» начали обретать письменную фиксацию никак не «спустя почти два века» после гибели Ногайхана, как о том заявляет Б.-А.Кочекаев, а немногим меньше столетия после нее.

Умноживший славу Орды бий Едыге родился в 1352 году и в 1396-м воссел на трон. Бесспорно и несомненно, что именно Едыге всемерно укрепил и благоустроил Ногайскую Орду, приведя ее к расцвету, и в этом вопросе мы абсолютно солидарны с Б.-А.Кочекаевым. Что же касается игнорирования уважаемым ученым очевидной, а главное – всемерно достоверной причинно-следственной этимологической связи между политонимом «Ногайхан» и этно-хоронимом «ногай», то здесь, на наш взгляд, мы имеем дело с исследователем, оказавшимся в ловушке прямолинейного и негибкого концептуализма, устроенной им же самим. Подоплека прозрачна и кроется в отстаиваемом Б.-А.Кочекаевым также весьма шатком тезисе о том, что «Едыге происходил не из чингисидов и даже не из монголов, а из самой гущи кочевников – из племени мангыт». (То, что Едыге никакой не мангыт, мы докажем несколько ниже, а пока продолжим разбор наиболее популярных версий.)

Еще одна группа исследователей (М.Г.Сафаргалиев и др.) придерживается убеждения, что этноним «ногай» произошел от монгольского нохай - «собака» (См., например: Распад Золотой Орды. Ученые записки Мордовского университета. Саранск, 1960. Вып. 11. С. 226). Судя по всему, энтузиасты такого решения избрали своей путеводной гипотезой распространенный в культурно-антропологических изысканиях постулат о том, что древние тюрки возводили свою легендарную генеалогию к всеобщему праотцу-волку, а в мифо-поэтических представлениях ряда монгольских племен псовым отведена функция тотемных животных. В самом деле, древнейшая и богатейшая традиция сакрализованного культа пса-волка у тюрко-монгольских народов имеет место быть, а учеными-ногаеведами зафиксированы и записаны многочисленные и разнообразные фольклорные материалы, повествующие о том, что ногайцы произошли от чудесной крылатой собаки, именуемой в народе «самыр». Нисколько не отклоняя этой версии, мы тем не менее считаем своим долгом напомнить читателю, что и в этом смысле ногай в значении «ногаец, ногайлинец» является производным от имени собственного Ногай (хан), которое, в свою очередь, и весьма вероятно, является производным от слова ногай в значении «пес, собака». Но никак не наоборот. Многочисленные примеры из систем личных имен тюрко-монгольских народов не опровергают, а только лишний раз подтверждают наш градационный порядок, ср.: Таз Мойнак (двойное «собачье» имя половецкого хана, известного в русских летописях как Боняк Шелудивый), Барак хан (барак – кудлатый дворовый пес), Кокжал Барак (Сизогривый Барак) и т. п.

Во времена правления «пламенеющего сердцем за народ» бия Едыге Ногайская Орда раздольно расправила крылья и, добившись для своего народа мощи и независимости, счастья, достатка и благоденствия, превратилась в могучее степное государство, слава о котором разнеслась по всем уголкам Европы и Азии.

Едыге (в русских и татарских летописях и жизнеописаниях – Едигей, Идигу, Идику) официально воцарился в 1396 году, однако к реальной власти пришел задолго до этого. Первоначально в его владениях находилось междуречье Едиля и Жайыка (Волги и Урала). Затем, заключив союз с Темир-Кутлуком, в 1399 году в решающем сражении на реке Ворскла он наголову разбивает объединенное польско-литовское войско.

Оказавшись после кончины Темир-Кутлука единовластным правителем Золотой Орды, Едыге начинает покровительственно собирать под свои знамена некогда благодатно располагавшийся в великой степи Дешт-и-Кыпшак Джучиев улус, успевший к тому времени натерпеться изрядных расстройств от безжалостных рейдов кровопийцы Хромого Тимура.

В 1409 году Едыге поставил на колени практически всю тогдашнюю Русь. Окружив Москву, отступил, взяв крупный выкуп. Но занял Серпухов, Дмитров, Переяславль, Ростов, Нижний Новгород и еще много крупных и мелких русских городов. Обозначив состоявшийся под знаменами Золотой Орды апофеоз великой кочевой цивилизации, Едыге навсегда оставил свое славное имя в многочисленных героико-эпических сказаниях своего народа, в настоящее время бережно хранимых среди новых наций: казахов, ногайцев, татар, башкортов, каракалпаков, узбеков. Начиная с эпохи Чокана Валиханова, которому затем плодотворно наследовали М.Ауэзов, А.Маргулан, К.Сатпаев, лишь редкие исследователи истории и литературы казахов не писали о Едыге. А на правах одного из лучших образцов казахского исторического эпоса дастан «Ер Едыге» вплоть до 1950-х годов включался в программу общеобразовательной школы. Несколько лет назад молодой талантливый ученый Едыге Магауин защитил на эту тему кандидатскую диссертацию.

Вот уже несколько столетий имя Едыге не меркнет в народной памяти. И за это бурное и насыщенное время не только он сам, но и его потомки – Орак, Мамай, Карасай и даже Кази – только усилили свои позиции в качестве центральных персонажей казахского эпоса. Что за этим стоит?

4. Зов неразделенного наследства

Сегодня, когда покончено с ограничениями и запретами, замалчиваниями и фальсификациями колониальных и тоталитарных времен, ученый мир немало говорит и пишет о том, что исчислять историю казахского народа с момента образования Казахского ханства – это непростительное пренебрежение к прошлому нации, неуважение к ее исторической памяти, равнозначное вульгарному ее зашориванию и оскоплению. С этой же принципиальной позиции мы должны подходить и к рассмотрению генезиса, места и роли как исторических личностей, вроде Едыге, так и всех преждепрошедших состояний – вроде Ногайлинского государства – современного казахского и других братских народов.

Территориально Ногайский улус охватывал огромное (нынче кажущееся необозримым, невероятным и фантастическим) пространство от междуморья Азова и Арала по южным границам до Дона и Дуная в западной оконечности и до Есиля (Ишима) и Ертыса (Иртыша) в северо-восточных пределах. Как уже отмечено выше, общий для населения страны этноним «ногай» появляется в письменных памятниках не ранее XIV века.

Так кем же были ногайцы, каков был этнический состав этой последней империи кочевых тюрков?

Многочисленные исследователи сходятся в общем мнении, что по своей этнической принадлежности так называемые «ногайлинцы» Едыге би были кыпшаками. Если А.И.Мусин-Пушкин расплывчато предполагал, что ногайцы возникли из смешения монголов с тюрками, то П.Бутков уверенно пишет о «кыпшаках, которых собрал под единое знамя бий Едыге». Мнение Л.Люлье о ногаях, как о «кыпшаках, оставшихся после монгольской орды», подтверждает и уточняет С.А.Плетнева: «По существу Ногайская Орда состояла в основном из потомков половецкого населения, включенного в середине XIII века в состав Золотой Орды» (Плетнева С.А. Кочевники средневековья: поиски исторических закономерностей. М., 1982. С. 140).

Сегодня не нуждается в пространных доказательствах тот факт, что в средние века название «кыпшак» применялось едва ли не ко всем племенам, впоследствии принявшим участие в этногенезе казахов и в эти дни входящим в состав казахского народа. Что касается этнической ситуации в Ногайской Орде, то по ней исследователями приводятся достаточно дискретные сведения: наряду с мангытами там находился известный под дублетным этнонимом «алшын» почти весь Младшежузовский конгломерат, а также подавляющее большинство подразделений племенных союзов аргын, найман, канлы, уйсун, кыпшак, керей.

Остается только сожалеть, что советский период развития казахской исторической науки оказался «потерянным» в этой части: ногайлинская эпоха в то время не изучалась всерьез в той мере, каковой она заслуживает, и инерция такого невнимания ощутима по сей день. Достаточно сказать, что в увидевшем свет пять лет назад дополненном издании «Истории Казахстана» Ногайской Орде отведено всего-навсего 1,5 страницы. Вообще за исключением кандидатской диссертации семипалатинского ученого-историка Амантая Исина в современной казахской исторической науке нет ни одной серьезной научной работы по данному историческому периоду.

Этой затянувшейся паузой наших историков не преминули воспользоваться отдельные татарские исследователи, которые открыто взялись адаптировать и интерпретировать ее исключительно как свою собственную. В результате история Ногайской Орды стала преподноситься как история их государственности, ногайлинские богатыри – их богатыри, ногайлинский исторический и героический эпос – образцами их народного фольклора и литературы.

Другой вопиющий пример являет прямолинейная «патриотичность», с которой татарский ученый М.А.Усманов приписывает татарам и авторство, и содержательную адресацию знаменитого «Собрания родословных» Кадыргали Жалайри (См.: Усманов М.А. Татарские исторические источники XVII-XVIII вв. Казань, 1972). А другой современный ученый по фамилии Р.Фахрудинов пошел в своих притязаниях еще дальше, договорившись до следующего заявления: «Золотая Орда была общим и единым средневековым государством всего татарского народа, всех этнографических групп, окончательно сформировавшихся как народность на той обширной территории, которая исторически была золотоордынской. Естественно, она имела свои отдельные регионы с локальными вариантами этноса, его языка и культуры. Однако это было, например, не казахским (выделено нами. – М.К.-М.), не узбекским, хотя эти народы занимали его периферийные восточные районы, а прежде всего татарским государством. История этого государства, язык, материальная и духовная культура его населения – это татарская история, татарский язык, татарская культура» (Золотая Орда и татары. Набережные Челны, 1993. С. 16).

Казахским ученым, по-видимому, еще не попадалось на глаза это «исследование». Если же попадалось, то мы вынуждены с прискорбием признать, что они пока не в состоянии дать достойный отпор подобным наукообразным несуразицам.

Но мир не без честных людей, а правду боготворят не только казахи. Суровой отповедью, достойной Доспамбета-жырау, отреагировал на это известный ногайский писатель Иса Капаев: «Хотелось бы сказать и о вопросе периферийности казахов, которые поднимают некоторые ученые. Для Золотой Орды периферийным было, скорее, место расселения казанских татар, нежели земли, занятые казахами: они примыкали к территории древнего ногайского государства. В вышеупомянутом тексте явно прослеживается главная мысль: после отделения Казахстана и Узбекистана в Российском государстве остается только один народ, который должен присвоить культурное наследие Золотой Орды, – это современные казанские татары. Иначе, чем культурным грабежом, мародерством, такую позицию не назовешь» (Капаев И. Уплывающие тени. Ставрополь, 1999. С. 172). К этой позиции, выбравшей «вместо ласковой лжи беспощадную правду», как говорится, нечего прибавить. Ибо истина в том, что история Золотой Орды и ее наследия в первую очередь и самым непосредственным образом относится именно к казахам. Добавим к этому, что, когда к Ногайской Орде присоединилось множество подразделений и без того (и задолго до того) многочисленных и внутренне разветвленных кыпшакских племен, то присутствовавшие среди ногайцев мангыты, являвшиеся по крови монголами, подверглись последовательной и сплошной естественной ассимиляции. Башкортский ученый Р.Г.Кузеев так пишет об этом: «Племя мангыт, из которого происходил Ногай, смешалось с тюрками и полностью кыпчакизировалось» (Происхождение башкирского народа. М., 1974. С. 484).

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

Монке би: Хранитель духа.

Кыпшаки были основным населением и главными действующими лицами политической истории сменявших одна другую в едином ареале политико-государственных доминант: и государства Дешт-и-Кыпшак, и Золотой Орды, и Ногайской Орды, что лишь с незначительными и частными оговорками признается абсолютным большинством исследователей евразийского средневековья. В этой связи разговор о происхождении ногайцев уместно резюмировать одним ценным выводом ногайского ученого Би-Арслана Кочекаева: «Мы полагаем, что ногайцы монголо-кыпчакского происхождения, но не монголо-татарского. У татар не было родового деления, как у ногайцев, тем более сходных родов по происхождению с ногайцами. Зато ногайцы имели общие с казахами» (Б.-А.Кочекаев. Указ. соч. С. 24).

Среди исторических событий, способствовавших «кыпшакизации» (которую вполне можно понимать как казахизацию) ногайцев, непременно нужно назвать походы знаменитого хана Хакназара 1569-го и 1577-го годов, в результате которых границы казахских владений шагнули за правый берег Жайыка (Урала) и продвинулись до среднего течения Едиля (Волги). В исторических документах обращают на себя внимание те фрагменты и упоминания, где хана Хакназара величают не только казахским, но и ногайским государем, что известный ученый П.П.Иванов комментирует так: «Массовое организованное передвижение в Среднюю Азию ногайских улусов должно было смениться разрушительными переходами отдельных незначительных групп, присоединившихся к казахским родам и действовавшим заодно с ними. Этот процесс перехода к казахам носил, по-видимому, весьма значительные размеры, особенно усилившиеся после гибели одного из важнейших ногайских князей - Ормамбета в конце XVI века» (Иванов П.П. Очерки истории каракалпаков. С. 30-31). Здесь имеется в виду легендарный Ормамбет (Ораз-Мухаммед) – внук Исмаил бия, а печальное это событие запечатлелось в казахских изустных летописях в виде регулярной формулы «Когда настигла смерть бия Ормамбета, когда пришло смятение в ряды десяти чисел ногаев…».

Так вот, когда со смертью бия Ормамбета великая сверхдержава оказалась поверженной во мрак нестабильности, племена Младшего жуза принимают решение выйти из-под прежней юрисдикции (которой со смертью Ормамбета уже практически не было) и вместе со своими землями и водами, движимым и недвижимым имуществом и наличным населением отложиться от Ногайлы под власть только что выбравшегося на бескрайний простор Великой Степи нового «сизогривого» – молодого Казахского ханства. Вот как пишет об этом великий ученый-тюрколог, академик В.М.Жирмунский: «Восточная группа ногайских улусов <…> растворилась, по-видимому, в составе казахов так называемого “Младшего жуза”, владения которого простирались впоследствии от Яика и Эмбы до Иргиза и Аральского моря, охватывая земли, когда-то населенные ногайцами» (Тюркский героический эпос. С. 489-490).

Если учесть, что, согласно русским летописям и документам, би Ормамбет погиб в 1597 году, то с большой степенью вероятности можно полагать, что воссоединение пребывавших в составе Ногайлинского улуса казахов Младшего жуза с Казахским ханством было осуществлено в первой четверти XVII века.

Итак, предоставив читателю достаточную информацию о Ногай хане, Ногайской Орде, ногайлинском народе, мы получаем возможность вернуться к фигуре Едыге.

5. Монке – потомок Едыге

Во всех крупнейших русских энциклопедических словарях – от дореволюционных Брокгауза и Ефрона и «Гранат» до всех трех изданий Большой Советской Энциклопедии – части статьей о Едыге, сообщающие о его происхождении, повторяют одну и ту же дефиницию: «правитель, выходец из племени мангыт» и глухо обрываются на этом, не распространяясь о его родословной. Но уже это довольно однозначно говорит о том, что Едыге не был потомком Чингисхана. Английский ученый Клиффорд Эдмун Босфорт, глубоко и обстоятельно изучавший историю мусульманских правителей и правящих домов, пишет: «Когда Тохтамыш умер, реальная власть в Золотой Орде перешла к энергичному «управителю дворца» Эдигею (Едигею). Однако после смерти последнего в 822/1419 г. в связи с нескончаемыми внутренними смутами начался распад Золотой Орды», – тем самым отказывая Едыге в праве быть поименованным в составленном им списке ханов Золотой Орды. В действительности же Едыге находился на троне Золотой Орды еще при жизни Токтамыша, судьбой которого стала пожизненная и злосчастная для него борьба с Хромым Тимуром.

Первоначально появившись в теле Джучиева улуса, Золотая Орда достигла расцвета при Бату хане (1227-1255) и Берке хане (1257-1266), а затем при Монке Темир хане [Менгу-Тимуре] (1266-1280), Озбек хане (1312-1342) и Жаныбек хане (1342-1357) превратилась в невиданную за всю прежнюю историю сверхдержаву, распространившую свое владычество почти на всю обитаемую в то время Евразию. Сомнительную роль “восточного Герострата” взял на себя хладнокровный убийца Тимур (Тамерлан), подрубивший вместе с корнями межтюркского единства трехсотлетнюю традицию этой государственности и тем самым задержавший ход тюркского прогресса, как минимум, на полстолетия. Слава Токтамыша – чингисида, “последнего степного тигра”, покорившего Русь и подвергнувшего пожару Москву, не давала покоя хромцу, и, трижды напав на соперника, наконец, в 1391 году на берегу Жайыка он с 200-тысячной армией наносит последний удар Токтамышу. По большому счету, именно кровопийцу Тимура следует считать главным виновником распада Золотой Орды, а затем ее дробления на Ногайскую Орду, Абулхаиров улус, Могулистан и так далее.

Вот какое наследие и какая страна досталась Едыге, которому довелось пережить и Токтамыша, и Железного Хромца, но который, однако, своим дальновидным и сильным правлением удостоился-таки незабываемого в веках народного звания “саблезубого льва, точащего клыки об Луну”.

Версии о “происхождении Едыге из племени мангыт” не выдерживают критики, поскольку не согласуются с исторической реальностью. О многом говорит и то обстоятельство, что в подборе для себя монархического титула Едыге не стал именовать себя ни “ханом” на монгольско-тюркский манер, ни провозглашать себя “эмиром” в подражание Тимуру, а предпочел называться “бием”.

Наиболее полные, подробные и точные сведения о происхождении Едыге бия приводит Кадыргали Жалайри в разделе “Дастан о Едыге би” своего “Собрания родословных”. Там его генеалогия излагается так: “В истоках его рода стоит благословенный и боголюбимый Амир Аль-Момун Абу Бакр аль-Садык (здесь и до конца цитаты выделено нами. – М.К.-М.), у которого милостию Божией было четыре сына. Младший из них был велик, звали его Мухаммед. Был он царем в Шаме. Сын его Султан Каиб, он тоже был царем в Шаме. Сын его Султан Халид был царем в Сарсаре. Сын его Султан Кайдар также был царем в Сарсаре. Сын его Абу-л-фана был царем в Антакии. Сын его Султан Махмед также был царем в Антакии. Сын его Султан Салим также был царем в Антакии. Сын его Султан Садык также был царем в Антакии. Сын его Султан Абу-л-хак был царем в Медине. Сын его Жалаладдин был он царем в Константине (Константинополе). Было у него два сына, одного из коих звали Баба Туклас. Баба Туклас был царем в Каабе. У Баба Тукласа было три известных сына. Первого звали Аббас, справа от Каабы, второго звали Абдрахман кожа. Он также лежит в Каабе. Третьего сына звали Тырма. Этот Тырма (Терме) на Едил-Жайыке (Хасиле) погиб. Сына его звали Карачи. Он тоже погиб на Едил-Жайыке. Сын его Ислам Кия, он тоже погиб на Едил-Жайыке. Сын его Кутлу Кия погиб в Кумкенте. Сын его - Едыге, да снизойдет на него милость Аллаха <…>” (Кадыргали Жалайыр. Собрание родословных. А., 1997. С. 117). На наш взгляд, это самая полная и точная родословная Едыге би.

Из вышеприведенного родословного древа следует однозначный вывод: прародителем Едыге является никакой и ни один из “мангытов”, как о том ошибочно пишут большинство авторов, а не кто иной, как халиф Абубакир. Тот самый халиф (в переводе с арабского халиф – наследник, последователь), который был верным сподвижником Пророка нашего Мухаммеда [да благословит его Аллах и приветствует], являлся отцом любимой жены Пророка, пречистой праматери нашей Айши, после кончины Мухаммеда в 632 году основавший династию “праведных халифов” (ал-хулафа ар-рашидун).

6. Связь со святым

В этой родословной названо еще одно имя, на которое просто не может не обратить внимания человек, мало-мальски сведущий в культуре и мифологии тюркских народов.

В самом деле Баба Туклас (ср. современную казахскую огласовку – туктес - “волосатый”) – это тот самый Баба Тукты Шашты Азиз – популярнейший персонаж казахских эпических, сказочных, ритуальных, медитативных, календарных фольклорных жанров. Его мазар по сей день сохранился на территории современного аула Кумкент Сузакского района Южно-Казахстанской области. Хотя на этот счет имеется и другая версия: по данным ногайского писателя Исы Капаева, могила святого первоначально находилась на окраине Астрахани, а затем, в связи со строительством судоверфи, прах был изъят и вывезен для перезахоронения в город Мошайык. По нашему мнению, могилу святого все-таки следует искать в Кумкенте. К тому же место рождения Едыге – все тот же Кумкент. По родословным К.Жалайри, Едыге и Баба Тукласа разделяют всего пять поколений, а это примерно 150 лет. Если учесть, что Едыге родился в 1352 году, то получается, что Баба Туклас жил в XII веке. А это – время расцвета Кумкента как политического, торгового, культурного центра, который был заложен, как известно, в IX веке.

Хотя Баба Тукты Шашты Азиз был реальным, а не вымышленным лицом, в героическом эпосе его имя обросло разнообразными мифическими сюжетами и подробностями, а с течением времени он стал восприниматься как полностью абстрагированный от действительности, завершенный сказочный персонаж. Имя Бабы встречается и в эпосе “Алпамыс батыр”. Испрашивая себе детородного счастья, до поры бездетный отец будущего героя Байбори ночует на могиле святого, где ему и является Шашты Азиз со словами вещего благоволения:

“Моё имя – Шашты Азиз.

Коль светла твоя мечта,

Хватит плакать. Поднимись! –

Бог дает тебе дитя ”.

В историческом сказании “Едыге” Баба Тукты Шашты Азиз фигурирует в качестве одного из предков богатыря. Представляя себя собеседникам, Едыге говорит:

“Если спросите меня:

Кто таков я, чей я сын? –

Пращур мой охотник был –

Алатайлы Аншыбай.

Баба Тукты Шашты Азиз

Аншыбаю сыном был.

Шашты Азиза сын – мой дед

Парпарией-султаном был.

Мой отец – Куттыкия

Славен был, из беков бек.

То отец мой. Сам же я

Именуюсь Едыге…”

В составе героико-эпического цикла «Сорок крымских богатырей» жыр (сказание) «Парпария» начинается словами аль-киссы (прозаической преамбулы-интермедии): «Отцом Парпарии был святой человек по прозванию Баба Тукты Шашты Азиз. Был он священнослужитель и была у него своя мечеть». Последняя деталь вносит важное уточнение в биографию реального Баба Тукты Шашты Азиза: как видим, он не рядовой священник, но содержавший храм крупный религиозный деятель. Вспомним и странноватое на первый взгляд сообщение К.Жалайри о том, что Св.Азиз “был царем в Каабе”.

Эти фольклорные материалы вполне согласуются с содержанием персоналий в “Казахской Советской Энциклопедии”, в которой дословно сказано: “<…> По отдельным источникам, его настоящее имя – Баба Туклас. Его отец – Керемет [Чудотворный] Азиз. Баба Туклас был правителем в Мекке. По другим источникам, Баба Тукты Шашты Азиз – из дальних предков Ахмета Иассауи, человек, живший в начальную пору распространения ислама в Средней Азии, современник Коркыта (VIII-IX вв.). По третьим источникам, Баба Туклас – дед Едыге батыра, добравшийся с кочевьями до междуречья Волги и Урала; от его сына по имени Кутлубек родился народный герой Едыге” (КСЭ. А., 1973. Том 2. С. 64).

При тексте данной статьи не указан автор, но мы можем догадываться, что ее авторство принадлежит великому академику Алькею Хакановичу Маргулану и в то время еще молодому фольклористу, а ныне академику Сеиту Аскаровичу Каскабасову. В сезон 1946 года А.Маргулан стоял с археологической экспедицией на городище Кумкент, а с того момента проводил целевые исследования по результатам раскопок. Само собой разумеется, что наряду со вскрытием древних культурных слоев и обследованием сохранившейся архитектуры ученые, как это водится, опрашивали местное население и осуществляли сбор фольклорных материалов. К тому же А.Маргулан, по праву считавшийся непревзойденным знатоком творчества Ч.Валиханова, был более чем хорошо знаком и с родословными К.Жалайри, отрывки из которых в свое время перевел на русский восхищенный Чокан. Поэтому, идентифицировав Баба Тукласа из сочинений Жалайри с Баба Тукты Шашты Азизом казахского фольклора, авторы и поместили в энциклопедическую статью указание на то, что Баба Туклас был верховным правителем в Мекке.

Так же, как и у казахов, у современных ногайцев Баба Тукты Шашты Азиз – один из главных героев народных эпических сказаний. Как свидетельствует ногайский фольклорист А.И-М.Сиккалиев (Шейхалиев): «…Эдиге возводит свой род то к мусульманскому святому предку – покровителю ногайских князей – Баба Тукли Шашлы Азиз, то к охотнику Аншыбаю, то к арабскому святому халифу Абубекиру Саддыку» (Ногайский героический эпос. Черкесск, 1994, с.88).

Аншыбай и Парпария “Сорока крымских богатырей” – полностью вымышленные герои, подтверждений о существовании которых не найти в исторических материалах. В то время как Баба Туклас и Куттыкия – реальные предки Едыге, имена которых упоминаются как в былинах и сказках, так и в исторических хрониках и родословных. А посему нисколько не удивительно, что, если Монке би – потомок Едыге, то магия святости и дар провидения могли быть генетически унаследованы им от самого Баба Тукты Шашты Азиза.

Как видим, Кадыргали Жалайри вполне заслуживает того, чтобы мы воздали должную дань уважения этому крупнейшему ученому и эрудиту своей эпохи и добросовестному хроникеру-генеалогу. Еще бы: Кадыргали, кроме родного и близкородственных тюркских, в совершенстве владел арабским, персидским (часть “Собрания родословных” написана им на фарси), русским языками. Он появился на свет, идейно оформился, жил и творил в том же ареале, где прожил и Едыге, и, родившись всего век с небольшим спустя после великого государя, начал собирать историко-биографические сведения о нем в ту пору, когда истина о Едыге еще не успела превратиться в легенду. Поэтому крайне трудно, не взяв на себя грех субъективизма, подвергать сомнению достоверность его свидетельств.

7. Калу – внук Мусы бия

Дальнейшую судьбу Едыгеева потомства Жалайри систематизирует следующим образом: «У Едыге было пятеро детей мужского пола, но, поскольку двое из них умерли в раннем детстве, имена их неизвестны. Известны выжившие – мурзы Нур-ад-дин, Касым, Саид-Али. Нур-ад-дин умер 37-и лет от роду. После него правил Мансур би. После него правил Кази би. У Нур-ад-дина было трое детей: Афас, Уакас, Хоразми. После Кази сначала правил Афас би, потом Уакас би. Последний умер 47-и лет от роду. У Уакаса были сыновья Муса, Ямгуршы (Жанбыршы). После Уакаса правил Муса. Потом с небольшими временными перерывами власть перешла сначала к сыну Жанбыршы Агышу (у казахов – Телагыс), затем к Хасану (у казахов – Асан), затем к Алшагыру. После этого власть перешла к Шидаку, Шейху Мамаю, Юсуфу, в конце концов бием стал сын Муса бия Исмаил…» На этом месте прервемся и мы, чтобы вернуться к тому, с чего начали – родословной племени Шекты.

Что не перестанет поражать меня в феномене изустных родословных сказаний кочевых тюрок, так это то, что, не будучи зафиксированы в буквенных и текстовых выражениях, но «намертво» запечатлены в сердцах и умах поколений, по своему качеству они тем не менее нисколько не уступают ни одной письменной традиции. Как, надеюсь, помнит читатель, родословная Шекты называет отцом найденыша Калу Сирака, а отцом Сирака – ногайлинского владыку Мусахана. Связка же «Муса – Исмаил» полностью согласуется с генеалогическими картами К.Жалайри.

Далее в составе героико-эпического цикла «Сорок крымских богатырей» существует сказание «Муса-хан». В этом и других, посвященных потомкам Муса-хана эпосах, говорится, что у него было 30 сыновей. В эпической поэме «Каргабойлы - Казтуган» есть такие строки:

«У Мусы было тридцать сыновей.

А если расспросить хорошенько,

[Наидостойнейшими] Были Калу и Сары».

Назвать это случайным совпадением не повернется язык. Тем более, что в сказании «Сын Жанбыршы – Телагыс» из того же цикла неизменная комбинация из тех же имен повторяется с удивительной закономерностью:

«Тридцать сыновей у Мусы.

Эх, Бог воздает опрометчивому.

Спросишь: кто из них самый младший? –

Отвечают: Калу и Сары».

Отсюда вывод, что Калу – реально существовавшее, вполне конкретное историческое лицо. Неудивительно, если Калу приходился Мусе даже не сыном, а внуком. В данном эпическом цикле от Кази рождается Муса, хотя в действительности Муса был сыном Уакаса. В цикле же последний попросту выпал из родословной цепочки. А это значит, что генеалогическую градацию между Монке би и Едыге можно реконструировать в виде следующей непрерывности: Монке би < Тлеу < Айт < Болек < Калу < Сирак < Муса- хан < Уакас би < Нур-ад-дин мурза < Едыге би. Расписывать эту линию до халифа Абубакира нет смысла, ибо это уже сделано выше.

… Вполне отдаю себе отчет в том, что в голове иного читателя возникает вопрос: «Стоило ли затевать весь этот сыр-бор и растягивать ветхозаветную канитель вместо того, чтобы строго и лаконично изложить уже выясненную родословную Монке би?».

Заявляю со всей ответственностью, что это я делаю осознанно и целенаправленно. И вот почему.

Во-первых, история Ногайлинского государства – неотъемлемая часть нашей отечественной истории. Она, начертанная золотом и кровью запись в национальном паспорте не только наших ногайских братьев, общая численность которых сегодня не насчитывает даже 100 тысяч, но и всего казахского народа, численность которого только недавно перевалила за 12 миллионов.

Во-вторых, жизнь и деяния, подвиги и культурный след таких наших героических государей, как Едыге би, – это история вечного движения кочевой цивилизации, от великого и непобедимого гуннского вождя Аттилы до последнего ордынского царевича, растерзанного, но не сломленного хана Кене, демонстрировавшей остальному миру все величие естества и все естество величия неистребимого и постоянно возрождающегося степного гена. Высокая обязанность каждого ученого: уподобившись ловцу жемчуга и бесстрашно погружаясь в глубины прошлого, вызволять на берег сокровища национальной истории и щедро одаривать ими молодежь – поколения, идущие следом.

В-третьих, казахи – народ, который имеет собственную богатейшую историю. Это значит, что за густым зеленым лесом общетюркского братства мы должны прежде всего уметь различать отцовские деревья и материнские травы. От общих тюркских корней мы не отречемся никогда, но с тех незапамятных времен у нас успела разрастись своя оригинальная, неповторимая и самодостаточная национальная история, которой на наши головы хватит сполна и «ни за одну из страниц которой нам не приходится краснеть» (Н.А.Назарбаев). А это напоминает нам о том, что теперь, обретя свою независимость и полноценную государственность, мы просто обязаны привести в систему и гармонию свое историческое самосознание – как приводит в порядок свой очаг каждый добродетельный гражданин и домохозяин.

Вот почему я постарался донести до читателя историческую правду о прямом потомке Едыге – выдающемся степном оракуле Монке бие во всей полноте противоречий того непростого времени.

Следует непременно оговориться, что относящиеся к Едыге би жыры и дастаны являются достоянием не только племени Шекты или Младшего жуза, но в большей и полнейшей степени составляют духовное богатство всего казахского народа. И раз уж затронута вечно притягательная тема литературного наследия, выскажем несколько наблюдений и по ней.

8. Благословенное начало…

Некогда грозившие своей безвозвратной утерей для потомков, но попавшие на письмо, а затем и в книгу благодаря своевременнейшей рекомендации гениального в своей прозорливости Мухтара Омархановича Ауэзова, исполнявшиеся Мурыном жырау Сенгирбаевым «Сорок крымских богатырей» (прототипическая версия – «Сорок ногайлинских богатырей») и сравнимые по своей эпической силе с «Илиадой» и «Махабхаратой», эти сказания почти что чудом были вызволены из плена забвения. Все заглавные персонажи этого историко-героического цикла – политические, военные, духовные и культурные деятели, яркие личности Ногайской Орды.

К великому сожалению, несмотря на положенное М.О.Ауэзовым доброе благословенное начало, никто из его учеников и последователей, за исключением профессора С.Садырбаева, так и не превратил этот огромный и потенциально плодотворный участок казахской народной поэзии в объект своих специальных исследований (См.: Садырбаев С. Вопросы циклизации казахского эпоса. Автореферат кандидатской диссертации. А., 1965).

С тех пор прошло четыре десятилетия. Пусть даже ценой неимоверных потерь и издержек – через бесцеремонное цензурное вмешательство в текст, вымарывание целых фрагментов и зачистку важнейших эпизодов, «причесывание» произведений в соответствие «единственно верному» классовому подходу – выбранные места из «Сорока крымских богатырей» все-таки были опубликованы в удобоваримой для режима советской канонической серии «Батырлар жыры» («Героический эпос»).

Но ведь недаром говорится: из песни слова не выкинешь. Одни лишь названия эпосов говорят сами за себя: «Куттыкия» (реально существовавшее лицо, отец Едыге), «Едыге» (сам правитель), «Нурадын» (сын Едыге), «Мусахан» (внук Едыге), «Орак и Мамай» (внуки хана Мусы), «Карасай и Кази» (сыновья Орака), «Сын Жанбыршы – Телагыс» (Жанбыршы – младший брат хана Мусы; сына Жанбыршы Агыса казахи увековечили под именем правителя Телагыса)…

Столь цельную и совершенную архитектуру ногайлинской словесности так и хочется сравнить с великолепным блистающим градом из белых веж, которые возводившие его поэты-воины крепили булатными щитами – вместо шаныраков, стальными копьями – вместо уыков, калеными стрелами – в перекрестьях кереге…

Степной поэтический Олимп – столица кочевого Духа – золотая Песнь-Орда, где на царствие возглашали ораторов, а прекрасное мудрое слово бывало сильнее меча…

Увы, нам о современных исследователях из числа наследников Едыге приходится говорить, что, сделав шаг внутрь этого дворца, они так и застыли в растерянности, не смея приблизиться к трону.

Академику Сеиту Каскабасову принадлежит такое высказывание о «Сорока крымских богатырях»: «Этот эпос прошел все виды и стадии циклизации: и сюжетной, и биографической, и генеалогической, и исторической. Благодаря такой генерализации, внутренней упорядоченности и единооформленности изложенные в жанре сказаний героические жизнеописания правителей Золотой Орды, Ногайской Орды и Казахского ханства выстраиваются в масштабную эпопею, золотым стержнем которой является «Сказание о Едыге». К столь глубокому наблюдению нечего добавить, правда, кроме чувства сожаления о том, что интеллектуальный и теоретико-методологический багаж Сеита Аскаровича так и не был применен к изучению этого памятника в виду того, что «в свое время эта тема достаточно подробно исследована В.М.Жирмунским, в связи с чем мы не станем на ней задерживаться» (Каскабасов С. Пища духовная. А., 2001. С. 493).

В этом его замечании есть доля истины. Несмотря на то, что, кроме М.О.Ауэзова и К.И.Сатпаева, теме Едыге в разные годы посвящали свои специальные исследования С.Садырбаев, Р.Бердыбаев, С.Каскабасов, Е.Магауин, Д.Есенжанова, следует признать, что фундаментальных трудов масштаба и уровня «Тюркского героического эпоса» В.М.Жирмунского до последнего времени не появлялось.

Несколько выше мы упомянули жившего в XIX веке акына Мурата Монкеулы. Не зря говорят: от судьбы не уйдешь. Что поразительно, так это то, что в основу сочиненного Муратом жыра «Карасай-Кази» также легли исторические предания, связанные с именами главных героев эпоса «Едыге».

Вот она, времен связующая нить, вот прекрасный пример верности, бессмертия и универсализма народной памяти!

9. Истоки изучения бия

Итак, выше мы выяснили, что Ногайлы Монке и Шекты Монке – одно лицо. Что же сообщают о Шекты Монке казахские ученые и литературоведы? Рассмотрим наиболее любопытные и значимые из этих сообщений.

Гениальный просветитель Алаша Ахмет Байтурсынович Байтурсынов, поместив в своем увидевшем свет в 1926 году учебном пособии «Обучитель грамоте» под заголовком «Мунке би» народный рассказ о том, как семилетний Монке вынес справедливый вердикт и тем самым осуществил успешное судейство по уголовной тяжбе, заключает в финале: «Тот мальчик стал знаменитым среди всех трех жузов бием Монке, и слава его поднялась до небес». Примечательно, что А.Байтурсынов называет его Шектыулы Мунке.

У другого деятеля Алаша и соратника Байтурсынова – Жусупбека Аймауытова тема Едыге и Монке отчетливо присутствует сразу в двух произведениях: в романе «Акбылек» и пьесе «Кров народный». В написанном в 1927 году романе «Акбылек» автор цитирует из сказания «Едыге» фрагмент прекрасного колыбельного речитатива:

«Кто же не любит свое дитя?

Когда ты родился, Нуралы мой,

Я велел заколоть кобылу со звездочкой на лбу.

Велел вырыть очаг

в четыре стороны…

Повелел запеленать тебя

в крепкую ткань,

Чтобы не впивалась в тельце

слишком плотная

и слишком тонкая ткань,

Повелел пеленать

тебя в детскую ткань.

Из золота велел

высверлить шумек,

Из серебра велел

установить тубек».

(в казахской колыбели – бесыке шумек и тубек – принадлежности туалета ребенка. – М.К.-М.).

А в малоформатной пьесе «Кров народный» цитата из Монке вложена в уста одного из персонажей – почтенного аксакала: «Недаром предсказал перед своим уходом достославный би Монке:

«Будут у тебя судьи

из младых детей,

Будут у тебя дома

из застывшей гущи.

Лучшие из лошадей

будут при арбе,

Лучшие из джигитов

будут при торговле».

До октябрьского переворота произведения Монке не издавались в виде отдельных авторских сборников. И приведенные примеры – свидетельства тому, насколько популярно было его творческое наследие среди казахов начала ХХ века.

В разные годы жизнь и творчество Монке изучали и подвергали описанию академик А.Жубанов, член-корреспондент Национальной академии наук, профессор Т.Какишев, доктора филологических наук, профессора С.Негимов, Ш.Керим, профессора, кандидаты наук Б.Адамбаев, К.Сыдыкулы, М.Тлеужанов, С.Байменше, Б.Омарулы. В этом ряду следует обязательно отметить большие заслуги актюбинских исследователей Жубаназара Асанова и Кемейдуллы Толеубайулы, немало сделавших для кропотливого собирания и публикации творений великого предка.

В свое время образ Монке нашел высокохудожественное воплощение в романе народного писателя Казахстана Абиша Кекилбайулы «Плеяды».

Академик Ахмет Куанович Жубанов в своей посвященной истории казахской музыки фундаментальной монографии «Соловьи столетий» так отзывается об уроженце Актобе, знаменитом певце Сары Батакове: «<…> Предок Сары по имени Монке би в свое время прославился находчивостью, незаурядным умом и талантом оратора, с которым сложные судебные тяжбы он умел разрешать одной фразой. Подобно Кердери Абубакиру, Монке пессимистично оценивал наступающие новые времена, которые считал знаком надвигающейся “большой беды”. Но начавшаяся с Монке традиция искусства изящного и находчивого слова имела в тот период огромное влияние» (Жубанов А. Соловьи столетий. А., 1975. С. 222).

Наряду с высокой оценкой ораторства Монке академик А.Жубанов счел нужным отметить и ту составную его творчества, которая в его толгау проникнута разочарованием наступившими временами и мрачными прогнозами относительно будущего родного народа. Но это мнение Ахмета Куановича мы должны понимать в политическом контексте тех лет сталинистского разгула: на примере родного брата, членов своей семьи и современников наблюдая воочию, как малейшее инакомыслие наказывается навешиванием обвинительных ярлыков «враг народа» и «носитель байско-патриархальных предрассудков», об акынах и жырау вроде Абубакира и Монке историк-музыковед просто не мог писать иначе.

В последние десятилетия ХХ века известный ученый-литературовед Турсынбек Какишев организовал своих учеников на собирание выдающихся образцов казахской народной словесности, результатом чего явился выпуск нескольких жанрово-тематических сборников. Один из них под названием «Речения биев» увидел свет в издательстве «Казахский университет» в 1992 году. В нем ученый привел созданный Монке бием в форме ребуса толгау «Кермиык кенесінен калды» и его же разгадку к нему.

В посвященном этой же тематике учебном пособии «Ораторское искусство» профессор С.Негимов, приведя толгау-пророчество Монке «Будете вы жить в сборных высоких домах…», так комментирует его: «Этот высказанный в рифмованной, поэтической форме прогноз Монке би отличается прежде всего высокой точностью предсказания весьма отдаленного во времени будущего его народа. Каждой фразе присуща строгость, логичность, лаконизм. Вместе с тем каждое слово в прогнозе несет глубокую художественную и изобразительную нагрузку. Все здесь работает на гармонию: и смысловая завершенность высказывания, и образность мысли, и совершенство изображения, и экспрессивно-эмоциональная мощь» (Негимов С. Ораторское искусство. А., 1997. С. 125).

Один из самых молодых среди серьезных исследователей творчества Монке, доктор филологических наук профессор Ш.Керим, избрал предметом своих изысканий прежде не обследованный апокалиптический толгау Монке би «Когда наступит конец света», который был обнаружен им в Рукописном фонде Центральной библиотеки Национальной академии наук, а затем опубликован и прокомментирован им на страницах газеты «Ана тiлi».

Известный ученый-фольклорист Балтабай Адамбаев всю свою жизнь посвятил исследованию творчества не одного лишь Монке би, а всех более или менее заметных биев и шешенов казахского народа. В нескольких индивидуально составленных им сборниках увидели свет знаменитый философский диалог между Монке би и Сырым батыром и толгау «Этот селезень - птица…», также известный под названием «Слово, молвленное Монке би на совете с шеркешем Турке би и тана Нурке би». Последнее сочинение ученый воспроизвел по варианту, опубликованному в 1924 году в первом номере журнала «Сауле», то есть оттуда же, откуда этот текст некогда взял Сакен Сейфуллин для своего труда «Казахская литература».

Автором ряда больших обзорных материалов о Монке является журналист и ученый Сериккали Байменше, оригинальная статья которого «Чем Монке би не Нострадамус?», опубликованная три года назад на страницах газеты «Егемен Казакстан», обернулась добротным аналитическим обобщением публикаций и исследований о Монке, появившихся за годы с обретения независимости.

Все это конкретным образом подтверждает наши слова о том, что и в старину, и в советское время, и в наши дни Монке би никогда не выпадал из народной памяти и общенационального сознания. Во все времена народ обращался к вечно живому источнику его творчества, утолял свою духовную жажду, находил ответы на непростые вопросы своего бытия. Образ Монке обрел удачное отражение в романе А.Кекилбая «Плеяды», впоследствии удостоенного Государственной премии республики. Отметим, что описанные в романе события и факты не просто имели место в действительности, но и зафиксированы в исторических документах.

10. Советник хана Абулхаира

Один из столпов казахской духовности, вот уже три столетия кряду Монке би не сходит с пьедестала всенародного преклонения. Кем же он был и чем примечательна его биография? Поищем ответ и на этот вопрос.

Время жизни, датировка рождения и смерти Монке би на сегодня еще не прояснены и не систематизированы. К примеру, энциклопедии «Казахская литература» и «Актобе» пестрят на этот счет разноголосицей, а в последнем издании время жизни Монке и вовсе нелепо отодвинуто на столетие назад.

Но мы не должны забывать, что Монке – это прежде всего современник хана Абулхаира, мудрый наставник и один из ближайших советников хана

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

Жаль времени, но можно было бы сесть и последовательно опровергнуть практически каждое предложение из первой половины этого текста, начиная с цитаты из Кочекаева.

А фантастическая генеалогия ногайских беков от Абу Бекра, типичная династическая легенда, проанализирована с привлечением всех мыслимых письменных и фольклорных источников американцем Девизом (DeWeese D. Islamization and native religion in the Golden Horde: Baba Tukles and conversion to Islam in historical and epic tradition. University Park, Pennsylvania: The Pennsylvania State Univ. press, 1994).

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

Вадим Винцерович, а Вы не могли бы, пожалуйста, указать ( как только, разумеется, у Вас появится время) основные неточности в этой статье?

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

Гость
Эта тема закрыта для публикации ответов.



×
×
  • Создать...