Куны (половцы-кипчаки)
Встает вопрос, кто такие половцы и откуда появились, на эти не простые вопросы, постараемся найти ответы. Обратимся в советский энциклопедический словарь, где о них говорится так: «половцы (кыпчаки), тюрко-язычный народ, в ХI в. (перекочевали) в южнорусские степи»[1]. Как мы видим в словаре один и тот же народ имеет два этнонима «половцы» и «кипчаки». Тогда получается кыпчаки древние хакасы, о чем свидетельствует Л.Н. Гумилев: «А кыпчаки – западная отрасль народа живущего в Минусинской котловине ещё до нашей эры. За 200 лет подчинения тюркютам и те и другие стали тюрко-язычными (впрочем я полагаю, что кыпчаки всегда таковыми были) и слились в один народ, который по словам Шахиб ад-Дина Яхьи, географа ХIV в., отличался от других тюрков своей религиозностью, храбростью, быстротой движения, красотой фигуры, правильностью черт лица и благородством».[2] Для объективности рассмотрим как они воспринимались другими народами: византийцы их именовали – «куманами», венгры – «кунами», к тому же дискуссии по этим названием и другим не прекращаются до сих пор и немалая заслуга в этом Шарафа аз-Заман Тахира ал- Марвази, который в начале ХII в. написал книгу «Табаз ал-хайван», внес в неё дополнения этнографического и исторического характера, вот как описывает Марвази бегство тюрко-язычных племен из Северного Китая и Центральной Азии: «Среди них (тюрков – Л.К.) есть группа племен, которые называются кун, они прибыли из земли Кытай, боясь Кыта-хана (т.е. киданьского. – Л.К.). Они христиане несторианского толка. Свои округа они покинули из-за тесноты пастбищ. За кунами последовал народ, который назывался каи. Они многочисленнее и сильнее их. Они прогнали их с тех пастбищ. Куны переселились на землю шары, а шары переселились на землю туркменов. Туркмены переселились на восточные земли Огузов, а Огузы переселились на земли печенегов поблизости от Армянского (Черного) моря»[3]. Подключимся и мы к поиску половцев в этой цепи миграций, продолжая интереснейшую этимологическую дискуссию, и предложим свою версию. «В начале VI в. в Южной Сибири произошло важнейшее историческое событие: на Алтае и в Хакасско-Минусинской котловине возникли два самобытных государственных образования. Оба они развили высокий для того времени экономический потенциал в результате расцвета горного дела, металлургии и ремесла (в первую очередь железоделательного и кузнечного производства)».[4] «Во главе обоих южно-сибирских государств, стояли тюрко-язычные этнические группы. Государство древних алтайцев возглавила этническая группа, называвшая себя «тюрк» (кит. тугю/тукую). Каганы и знать древних тюрков были выходцами из аристократического рода Ашина. В исторической науке это государство получило наименование Тюркского каганата (VI-VIIIвв.)».[5] Тотем у тюрков волк, по легенде тюрки произошли от волчицы и они её почитают, что отметил Н. Я. Бичурин (Иакинф) описывая тюрков: «Знамена с золотою волчьею головою».[6] «Государство енисейских племен возглавил аристократический род Кыргыз (кит. гяньгунь/цзяньгунь). Поэтому в исторической науке это государство получило название государство древних хакасов или кыргызов».[7] Возможно, основным тотемом у енисейских кыргызов был барс. А у хакасов-кызыльцев основным тотемом был лебедь (у многих тюркских народов «куу»)[8]. Что было отражено в сказаниях («Хуу Иней (имя и образ женщины в героическом эпосе)»)[9], в обычаях у хакасов, тувинцев, шорцев и алтайцев и других тюрко-язычных народов. Хакасский обычай дарения лебедя, давно привлек к себе внимание путешественников, исследователей, ученых. Первый описал обычай дарения лебедя М. А. Кастрин, посетивший хакасов в 1847 г., упомянув в своих путевых заметках, что из птиц хакасы больше всего почитают лебедя. Обладатель лебедя отправлялся с ним к соседу и предварительно угощал айраном, дарил ему, а сосед отдаривал его лучшей лошадью. Новый владелец лебедя, в свою очередь, отправлялся с ним к своему ближнему соседу. Таким образом, лебедь переходил из юрты в юрту, пока за птицу кому-нибудь придется платить лучшим конем. Коротко, но более четко описывает этот обычай у хакасов Н. Попов, приводя интересные детали «О лебеде хакасы говорят,- пишет автор,- что он умнее и осторожнее всех птиц и редко встречается. Если бедняк понесет лебедя богатому хакасу, подвязав на шею птице платок, то богатый хакас, приняв подарок, отдаривает конем, бычком или бараном, а лебедя сохраняет до какого-нибудь праздника: тогда созывает гостей и угощает их лебединым мясом как самым лакомым кушаньем. Об этом же обычае у хакасов сообщает и Н. Костров, и Н. Ф. Катанов, который подчеркивал, что от того к какому виду относится лебедь, зависело, чем отдарит новый обладатель божественной птицы. Если несли большого лебедя, то за птицу получали обязательно лошадь, если особь с желтой окраской перьев, то за птицу получали корову, за маленького лебедя серого цвета брали овцу. Надев на лебедя соответствующую шалому, взяв с собой вина и что-нибудь из одежды (шапку, сапоги или рубаху), обладатель лебедя заворачивал его обычно в большой платок, брал под мышку (головой вперед) и входил в юрту или дом того хозяина, которому он решил преподнести лебедя. Он надевал на хозяина шапку или рубашку, угощал его вином и говорил: «Хуу тöргени кельди» (лебедя в гости принес). После этого, принесший передавал лебедя и отдавший за него коня или корову, хозяин юрты спешил выкурить айран, привязывал к шее птицы новую ленту, закрывал в новый платок, взамен оставленного у себя, и торопился отнести лебедя другому хозяину и так же получал от него лошадь, корову или овцу. Передавали лебедя от хозяина к хозяину не более чем до семи раз. Тот человек, который получал лебедя, но не мог уже дальше его передавать, устраивал у себя «хуу той» (лебединый пир), впрочем, праздник мог сделать любой хозяин, пожелавший оставить у себя подаренную птицу, но только начиная с третьего по счету. Хозяин, устраивавший «хуу той», колол бычка или овцу, выкуривал айран и приглашал гостей, в том числе человека принесшего ему лебедя. Приглашенный приезжал с айраном и обязательно с подарками (деньги, овцы и т.д.), и таким образом, по существу, в известной мере возмещались убыток хозяину, лишившемуся коня или коровы за оставленного лебедя». В кызыльском обычае после того, как лебедя оставлял у себя тот или иной хозяин, с шеи лебедя снимали шкуру и высушивали её. Получался мешок, в котором затем хранили деньги, считая, что это способствует тому, чтобы у хозяина водились деньги. Если тот, кто получал лебедя в подарок, оставлял его, делая «хуу той», ему обычно говорили: «у тебя теперь есть, в чем деньги хранить». Г. Н. Потанин сделал такое предположение: «вначале лебедь покупался теми людьми, которые считали себя его потомками, устанавливалась норма уплаты за него, покупка постепенно превратилась в обязанность, и прежний торг получил вид обмена подарками». Да, действительно «куу» лебедь использовалась как «облигация», т.е. выполняла функции ценной бумаги, встряхивающая хозяйственный оборот. Впоследствии этот обычай у кыпчаков перерос в товарно-денежную систему обмена уже без лебедя. При заключении договора купли-продажи применялись следующие термины: «хуунъ кӧп»=«много денег»=«много лебедей» или «хуунъпер»=«дай деньги»=«дай лебедя» или «хуунъ пар»=«есть деньги»=«есть лебеди» и т. д., здесь окончание «нъ» говорит о принадлежности. Более того эта единица измерения затем распространилась и в Древней Руси: «Словом «гривна» означалось известное число кун, некогда равное ценою с полуфунтом серебра»[10]. «Однако марки или куны долгое время оставались еще в употреблении»[11], «так что в ХIII веке гривна серебра содержала в себе уже семь гривен новгородскими кунами»[12]. Также плата за преступление измерялось в «кунах». У хакасов же он сохранился в архаичном виде, и для них такой взгляд Г. Н. Потанина весьма прогрессивен. В ХIХ и начале ХХ веков лебедя носили к соседу или вообще к богатому человеку с единственной целью – получить за принесённого в гости лебедя лошадь или корову, так как обычай принятия в гости этой птицы все ещё носил обязательный характер, хакасы принимали лебедя даже от русских крестьян и давали за него коня или корову или овцу в зависимости от того, какого лебедя приносили. Крайне критически отнесся к такому предположению Г. Н. Потанина Л. П. Потапов: «соглашаться со столь упрощенным, высказанным мимоходом объяснением, весьма древнего и сложного обычая, существовавшего в условиях общего для всех запрета убивать лебедя». Хотя убивать лебедя можно было весной и летом, а осенью его нельзя стрелять – случится несчастье. Интересно, что за лебедя можно было даже «купить» невесту т.е.хуу как тотем влиял на семейно-брачные отношения, если родители по социальному положению или иным предрассудкам препятствовали браку, тут лебедь мог выступить в роли свата, которому будущие тесть и теща не вправе были отказать, так же полагает Л. П. Потапов: «Лебедь выступал здесь как тотем, как старший предок, покровитель рода и охранитель традиций».[13] Лебедь как тотем был у тувинцев, о чем написаны научные статьи, даже есть лебединые рода Куулар (лебеди), отраженные в современных фамилиях. На основе совокупности фактов, характеризующих лебедя как тотем, сделаем такой вывод: для значительной части тюрков Центральной Азии лебедь – хуу, воспринимался как прародитель, корни которого уходят вглубь времен к хунну, что объясняется таким божественным и устойчивым поклонением перед этой птицей, и что было отражено в названиях родов, фамилиях, сословиях, этнонимах многих народов. Фамилия Куулар состоит из основы «куу»-«лебедь», и окончания множественного числа «лар», вместе «куулар» получается «лебеди». Сословие «казак» и национальность «казах» имеют одну природу происхождения от тотема «хуу»-«лебедь». Проиллюстрируем это на хакасском языке, к слову «хуу» прибавим термин «саг» – «сила»[14], итог слияния «хуу сах» – «лебединая сила». По всей вероятности, выходит «рожденный от лебедя» – «предок лебедь» (тотем); на диалекте хакасского языка «саг»[15]имеет второе значение как «война», выбирая между двумя вариантами, предпочтем «хуу сах» – «лебединая сила», которая в полном объеме отражает смысл этнонима. Рассмотрим следующий этноним «куманы», который переводится дословно «я лебедь», для ясности обратимся к тувинскому языку «куу»-«лебедь»[16] плюс личное местоимение «мен» – «я», выходит «куу мен» – «я лебедь», также имеется в виду от предка «лебедя», впрочем как туркмены, как туркоманы в Ираке, «атаман» = «я отец или отец я». Этноним «Куны» можно дословно перевести «лебединые», «от лебедя», «лебединые дети». Наглядный пример на хакасском языке: к основе «хуу» – «лебедь» прибавим аффикс «нынъ», получается «хуунынъ» т.е. «лебединые», «от лебедя»; «хуунынъ щибищкелери», что означает «лебединые цыплята», так как в отношении людей «щибищкелери» неприменимо, то используется слово «пала» – «дитя», и выходит «хуунынъ палалары». В разговорной речи слово «палалары» упускается если по контексту понятно, что речь идет о потомках тотема. Наши выводы такие: истоки тотема многих тюрко-язычных народов «хуу», «huu»[17] исходят из глубокой древности, который затем закрепился как этноним. Куны влияли на исторические события средневековья. Ослабление влияния Кыргызского каганата в Центральной Азии и Киданское нашествие Х-ХI вв. вынудило бежать многие тюрко-язычные племенные объединения и этнические группы от границ Китая на запад и предопределило продвижение многочисленных племен из бассейна Амура и из Маньчжурии на освободившие степные просторы»[18]. По нашему мнению, куны двигаясь на запад, сначала заняли огромные просторы степей Казахстана и явились основным ядром образования казахского народа. «Куны впоследствии вошли в состав куманов-половцев, которые появились в Европе между 1030 и 1049 гг.»[19]. «В 1054 г. половцы появились на границах Руси как народ-завоеватель, опьяненный победами над гузами и печенегами. В 1068 г. они разбили русских князей на Альте…»[20] и в этом же году они вторглись в Венгрию, «были близки к покорению Восточной Европы. Однако стены русских крепостей остановили их натиск»[21], отмечал Л.Н. Гумилев. Половцы ограничились гегемонией над Киевской Русью. По свидетельству Эломари: «Важнейшими предметами вывоза у половцев были меха и рабы, которые приобретались путем вооруженных набегов и обложения покоренных племен данью». В этой связи Л. Н. Гумилев подчеркивает: «Русско-половецкие отношения прошли длинную эволюцию»[22]. Эти отношения отражены даже в происхождении русского названия кунов – «половцы» здесь наука правильно определила, что она связана с цветом, т.е. слово «половцы» происходит от «половый» – светло-серый, соломенный. Ученые объясняют это по-разному, на наш взгляд, одна из реалистичных точек зрения у В. В. Бартольда, разъяснившего, что скрывается под этим именем: Аль-Марвази писал как «шары» от тюркского «сары» – желтый, и отнес его к племени кипчак, из-за этого в русских летописях они упоминаются как «половцы». Импонирует точка зрения С. Г. Кляшторного с необычной интерпретацией. Но есть и фантастические толкования исходя из перевода «половый» – «светло-серый», «соломенный», «желтый», они приписывают половцев к светловолосым европеоидам, хотя все археологические раскопки половецких курганов показывают монголоидность половцев. Монголоидные половцы повлияли на правящие роды князей Киевской Руси, монголоидные черты стали доминировать особенно у Маномахов. Славяне до прихода татаро-монголов постоянно попадали в зависимость от тюрко-язычных народов: гуннов, авар, болгар, хазар, руссов основатели Киевской Руси, печенегов, торков. Почему же цвет волос и кожи именно половцев настолько потряс воображения летописцев ХI века, что они закрепляют впечатление в этнониме. По нашему мнению цвет действительно играет основную роль, но раса здесь не причем, связано это с этнонимом «куны» (комментарий выше) и тотемом «хуу» или «куу». Многие тюркские народы обожествляли свой тотем «хуу» – «лебедя», что передалось в сравнении и наименовании цвета лебединый, лебяжий, белый, светло-серый, светлый, бледный, бледно желтый, серый. Например «хуу» на кызыльском диалекте будет восприниматься как: лебединый, лебяжий, светлый, светло-сероватый; в хакасско-русском словаре, изданном в 2006 г., дается такое толкование: «ХУУ I лебедь// лебяжий, лебединый; ХУУ II 1) бледный, бесцветный; 2) серый»;[23] на тувинском языке так же: «серый – куу[24]; бледный-куу[25]; лебяжий- куу(нунъ)[26]»; аналогично на кыргызском: «куу- 1)лебедь;2) белый, бледный, бледно-желтый»[27]. Подведем итог: куны в русских летописях калькируется как половцы и связано это с тотемом «хуу» – «лебедь» точнее с его цветом: белый; светлый; светло-серый; бледный; бесцветный; бледно-желтый, что в переводе на славянский: половъ; половый, что свидетельствует о доскональном знании друг друга тюрков и славян. Теперь рассмотрим половцев в ракурсе этнонима «кипчак». Есть много вариантов перевода с тюркских языков, остановимся на одном «iкi – пчак» (екi – пшак) – т. е. «два ножа», «пчак» (пшак) – очень узкий нож, есть и персидская версия. «Кипчак» первое упоминание этого названия было отражено в древнетюркском письменном памятнике, известном тюркологам под названием «Селенгинский камень» (759 г.). Он обнаружен в Центральной Монголии южнее р. Селенги в 1909 г. Г. Рамстедтом. Руническая надпись свидетельствует, что тюрк-кипчак кочевал в Центральной и Западной Монголии (V-VIII вв.), с приходом к власти в регион уйгуров, в 744 г. началась одна из волн переселения кипчаков в верховья Иртыша в казахские степи и далее это пространство мусульманские авторы называют «Дешт-и-Кипчак» в переводе с персидского означает «Кипчакская степь». В целом Дешт-и-Кипчак уже к ХIII в. занимала огромную территорию от запада Тянь-Шаня, Каспия, Кавказских гор, включая степную полосу севернее Черного моря до устья Дуная. Судя по топониму Дешт-и-Кипчак, этноним «кипчак» считается персидского происхождения. Однако Селенгинский камень наталкивает на мысль о его тюркском происхождении: «турк кыбчак елiг йыл олурмыс»- «тюрки кыбчаки 50 лет обитали (у реки Орхон)». Этой точки зрения придерживается Мурад Аджи, утверждающий: «Слово «дешт (дашт)» считается заимствованным из иранских языков, что совершенно неправильно. Иранцы и тюрки понимают его абсолютно по-разному, на это давно обратили внимание географы»[28]. Часто бывает, что тюркские слова, заимствованные в другие языки, возвращаются обратно. Так древнеуйгурское irbiu, тувинское irbiş «барс» вошло в монгольский irbis и вернулось в кыргызское irbis; тюркское караташ в русский карандаш с русского на многие тюркские языки бывшего СССР. Л. Р. Кызласов в статье «Тюркско-иранские культурные взаимосвязи в эпоху средневековья (язык, письменность, религия)» косвенно объясняет это тем, что тюрки средневековья блестяще знали персидский язык и согдийскую письменность. Большинству народов присуще двуязычие, это зависит от исторического времени и соседства. Тюркский язык во времена половцев стал доминировать в Восточной Европе, и двуязычие здесь стала нормой. О чем свидетельствуют исторические данные, подтвержденные многими учеными, такими как А. Куник, В. Розен, которые отмечали, что: «Тюркский язык распространился как международный и общеупотребительный в ХI в. благодаря половцам», а Л. Н. Гумилев добавляет: «До этого этносы говорили дома на своих языках, которые до нас не дошли, а кроме того знали древнетюркский язык воинского начальства»[29]. Тюркский язык способствовал активизации исторических процессов и объединению тюрок и славян благодаря династическим бракам. К тому же когда два народа живут вместе бок о бок, такой феномен становится катализатором образованию нового народа. Это выразилось в слиянии тюркского и славянского языков, образовании древнерусского литературного языка, т. е. «в Х-ХII вв. возник и развивался древнерусский литературный язык».[30]
Г. А. Тюньдешев
