Стас

Насколько мне известно, этой книги, к сожалению, нет в сети.

Здесь лежит следующее:

Buell.P. Historical Dictionary of the Mongol World Empire.Lanham, 2003. (PDF)

Grousset R. A History Of Asia. New-York, 1963. (PDF)

Mongolica. К 750-Летию Сокровенного Сказания. М., 1993. (DjVu)

Mongolica. Памяти академика Б.Я.Владимирцова. М.,1986. (DjVu)

Vasary I. Cumans and Tatars. Cambridge, 2005. (PDF)

Абусеитова М.Х. Казахское ханство во второй половине XVI века. Алма-Ата, 1985. (DjVu)

Адамов А. Ирак Арабский. СПб., 1912. (DjVu)

Аланы. Западная Европа и Византия. Владикавказ, 1992. (PDF)

Алпатов М.А. Русская историческая мысль и Западная Европа XIII-XVII вв. М., 1973. (DjVu)

Артамонов М.И. История хазар. Л., 1962. (PDF)

Балданмаксарова Е.Е. Монгольская литература XIII-XIV вв. Улан-Удэ, 2001. (PDF)

Баллод Ф. Приволжские Помпеи. Пг., 1922. (DjVu)

Банзаров Д. Черная вера или шаманство у монголов. СПб., 1891. (DjVu)

Бартольд В.В. Туркестан в эпоху монгольского нашествия. Ч.2. СПб., 1900. (PDF)

Бартольд В.В. Улугбек и его время. Пг., 1918. (PDF)

Бартольд В.В. Сочинения. Том 1. М., 1963. (PDF)

Бартольд В.В. Сочинения. Т.2.Ч.1. М., 1963. (PDF)

Бартольд В.В. Сочинения. Т.2.Ч.2. М., 1963. (PDF)

Бартольд В.В. Сочинения. Т.3. М., 1965. (PDF)

Бартольд В.В. Сочинения. Т.4. М., 1966. (PDF)

Бартольд В.В. Сочинения. Т.5. М., 1968. (PDF)

Бартольд В.В. Сочинения. Т.6. М., 1966. (PDF)

Бартольд В.В. Сочинения. Т.7. М., 1971. (PDF)

Бартольд В.В. Сочинения. Т.8. М., 1973. (PDF)

Бартольд В.В. Сочинения. Т.9. М., 1977. (PDF)

Бартольд В.В. Тюрки. Алматы, 1998. (DjVu)

Барфилд Т. Опасные границы. Кочевые империи и Китай. СПб., 2009. (PDF)

Безертинов Р.М. Тенгрианство - религия тюрков и монголов. Казань, 2004. (DjVu)

Бейсебаев Р.С. Арабские источники IX - начала XIII вв о Восточном Мавераннахре. СПб., 2008. (PDF)

Бернштам А.Н. Социально-экономический строй орхоно-енисейских тюрок VI-VIII вв. М.-Л., 1946. (DjVu)

Бернштам А.М. Очерк истории гуннов. Л., 1951. (DjVu)

Бертельс Б.Э. Роман об Александре и его главные версии на Востоке. М.-Л., 1948. (DjVu)

Бичурин Н.Я. Записки о Монголии. Т.1. СПб., 1828. (PDF)

Бичурин Н.Я. Описание Пекина. СПб., 1829. (PDF)

Бичурин Н.Я. Сань-Цзы-Цзинь или Троесловие. СПб., 1829. (PDF)

Бичурин Н.Я. История Тибета и Хухунора. Ч.1. СПб., 1833. (PDF)

Бичурин Н.Я. Китай, его жители, нравы, обычаи. СПб., 1840. (PDF)

Бичурин Н.Я. Собрание сведений о народах, обитающих в Средней Азии в древние времена. Том I-III. СПб., 1851. (PDF)

Бичурин Н.Я. Историческое обозрение ойратов или калмыков. СПб., 1854. (PDF)

Большаков О.Г. Средневековый город Ближнего Востока VII - середина XIII вв. М., 1984. (DjVu)

Большаков О.Г. История халифата. Т.1. М., 2000. (DjVu)

Васильев Л.С. Проблемы генезиса Китайской цивилизации. М., 1976. (PDF)

Васильев Л.С. Проблемы генезиса Китайского государства. М., 1983. (PDF)

Веймарн Б.В. Искусство Средней Азии. М.-Л., 1940. (PDF)

Веселовский Н.И. Хан из темников Золотой Орды Ногай и его время. Пг., 1922. (DjVu)

Воронина В.Л. Народные традиции архитектуры Узбекистана. М., 1951. (PDF)

Восточный Туркестан и Средняя Азия в системе культур древнего и средневекового Востока. М., 1986. (DjVu)

Вяткин М. Очерки по истории Казахской ССР. Том 1. М., 1941. (PDF)

Григорьев В.В. Описание клада золотоордынских монет. СПб., 1850 (PDF)

Груссе Р. История степей. (PDF)

Гуревич А.Я. Исторический синтез и школа Анналов. М., 1993. (PDF)

Давидович Е.А. История монетного дела Средней Азии XVII-XVIII вв. Душанбе, 1964. (DjVu)

Давидович Е.А. Нумизматические данные по социально-экономической и политической истории Средней Азии X-XVIII вв. Душанбе, 1964. (PDF)

Давидович М.А. Материалы по метрологии средневековой Средней Азии. М., 1970. (DjVu)

Давидович Е.А. Денежное хозяйство Средней Азии после монгольского завоевания и реформа Масуд-бека (XIII в.). М., 1972. (DjVu)

Давидович Е.А. Денежное хозяйство на территории Южного Таджикистана и Узбекистана во втором десятилетии XVI в. // Нумизматическая сборник. Часть V. Вып.I. М., 1977. (PDF)

Давидович Е.А. Корпус золотых и серебряных монет Шейбанидов. XVI век. М., 1992. (DjVu)

Далай Ч. Монголия в XIII-XIV вв. М., 1983. (DjVu)

Денике Б. Искусство Востока. Очерк истории мусульманского искусства. Казань, 1923. (PDF)

Егоров В.Л. Историческая география Золотой Орды в XIII-XIV вв. М., 2009.(DOC)

Закиров С. Дипломатические отношения Золотой Орды с Египтом. М., 1966. (DjVu)

Захарова И.В., Томилов Н.А. Этнографические научные центры Западной Сибири. Омск, 2007. (DjVu)

Ислам на краю света. История ислама в Западной Сибири. Том 1.Источники и историография. Тюмень, 2007. (DjVu)

Источниковедение истории Улуса Джучи (Золотой Орды) от Калки до Астрахани. 1223-1556. Казань, 2001. (PDF)

Исхаков Д.М. От средневековых татар к татарам нового времени. Казань, 1998. (DjVu)

Исхаков Д.М., Измайлов И.Л. Этнополитическая история татар в VI - первой четверти XV в. Казань, 2000. (PDF)

Исхаков Д.М. Тюрко-татарские государства XV-XVI вв. Казань, 2004. (DjVu)

Исхаков Д.М. Этнография татарского народа. Казань, 2004. (DjVu)

Исхаков Д.М. Татары. Популярная этнография. Казань, 2005. (DjVu)

Казанское ханство. Актуальные проблемы исследования. Казань, 2002. (DjVu)

Казанцев А.Г. Исламские монеты VII-XVI вв. Екатеринбург, 2006. (DjVu)

Кирей Н.И. Этнография Передней Азии и Северной Африки. Краснодар, 1966. (PDF)

Китай. Традиции и современность. М., 1976. (DjVu)

Клейн Л.С. Принципы археологии. СПб., 2001. (PDF)

Ковалевский О. Монгольская хрестоматия. Т.1. Казань, 1836. (PDF)

Козлов П.К. Монголия и Кам. Том 1. Ч.1.СПб., 1905. (DjVu)

Козлов П.К. Монголия и Кам. Т.1.Ч.2. СПб., 1906. (DjVu)

Козлов П.К. Монголия и Кам. Т.5.СПб., 1907. (DjVu)

Козлов П.К. Тибет и Далай-Лама. Пг., 1920. (DjVu)

Козлов П.К. Монголия и Амдо и мертвый город Хара-Хото. М.-Пг., 1923. (DjVu)

Козлов П.К. Путешествие в Монголию. М., 1949. (DjVu)

Колесников А.И. Иран в начале VII века. Л., 1970. (DjVu)

Колесников А.И. Завоевание Ирана арабами. М., 1983. (DjVu)

Корсунский А.Р., Гюнтер Р. Упадок и гибель Западной Римской империи и возникновение германских государств. М., 1984. (DjVu)

Косминский Е.А. Историография средних веков. М., 1963. (PDF)

Косминский Е.А. Проблемы английского феодализма и историографии средних веков. М., 1963. (PDF)

Костюков В.П. Улус Шибана в XIII–XIV вв. (по письменным источникам) // Проблемы истории, филологии, культуры. Вып. VI. М.; Магнитогорск, 1998. (DjVu)

Костюков В.П. Были ли Золотая Орда «Кипчакским ханством»? // Тюркологический сборник 2005: Тюркские народы России и Великой степи. М., 2006. (PDF)

Костюков В.П. Улус Джучи и синдром федерализма // Вопросы истории и археологии Западного Казахстана. - 2007. - №1. (PDF)

Костюков В.П. «Железные псы Батуидов» (Шибан и его потомки в войнах XIII века) // Вопросы истории и археологии Западного Казахстана. - 2008. - №1. (PDF)

Костюков В.П. Шибаниды и Тукатимуриды во второй половине XIV века.// Вестник Челябинского государственного университета. 2009.№28. Вып.34.История. (PDF)

Крадин Н.Н. Кочевые общества. Проблемы формационной характеристики. Владивосток, 1992. (PDF)

Крадин Н.Н., Скрынникова Т.Д. Империя Чингис-хана. М., 2006. (PDF)

Крадин Н.Н. Кочевники Евразии. Алматы, 2007. (PDF)

Крымский А.Е. История арабов. М., 1903. (PDF)

Кудряшев К.В. Половецкая степь. М., 1948. (DjVu)

Кульпин Э.С. Золотая Орда. М., 1998. (DjVu)

Кумеков Б.Е. Государство кимаков IX-XI вв. по арабским источникам. Алма-Ата, 1972. (DjVu/PDF)

Кычанов Е.И. Очерки истории Тангутского государства. М., 1968. (DjVu)

Кычанов Е.И., Мельниченко Б.И. История Тибета с древнейших времен до наших дней. М., 2000. (DOC)

Лунина С.Б. Города Южного Согда в VIII-XII вв. Ташкент, 1984. (DjVu)

Люблинская А.А. Источниковедение истории средних веков. Л., 1955. (PDF)

Магомедов М.Г. Хазары на Кавказе. Махачкала, 1994. (PDF)

Маковский М.М. Сравнительный словарь мифологической символики в индоевропейских языках. М., 1996. (PDF)

Малов С.Е. Образцы древнетюркской письменности с предисловием и словарем. Ташкент, 1926. (PDF)

Малов С.Е. Из третьей рукописи Кутадгу Билиг. М., 1929. (PDF)

Малов С.Е. Таласские эпиграфические памятники. М.-Л., 1936. (PDF)

Малов С.Е. Памятники древнетюркской письменности. Тексты и исследования. М.-Л., 1951. (PDF)

Малов С.Е. Памятники древнетюркской письменности Монголии и Киргизии. М.-Л., 1959. (DjVu)

Марков А. Каталог джелаиридских монет. СПб., 1897. (DjVu)

Маслюженко Д.Н. Этнополитическая история лесостепного Притоболья в средние века. Курган, 2008. (DjVu)

Мейер М.С. Османская империя в XVIII веке. Черты структурного кризиса. М., 1991. (DjVu)

Меликсетов А.В. История Китая. М., 2002. (PDF)

Мец А. Мусульманский Ренессанс. М., 1973. (DjVu)

Миргалеев И.М. Политическая история Золотой Орды периода правления Тохтамыш-хана. Казань, 2003. (DjVu)

Московская торговая экспедиция в Монголию. М., 1912. (DjVu)

Мухамадиев А.Г. Булгаро-татарская монетная система XII-XV вв. М., 1983. (PDF)

Мыськов Е.П. Политическая история Золотой Орды (1236-1313 гг.). Волгоград, 2003. (DjVu)

Накамура С. Японцы и русские. Из истории контактов. М., 1983. (DjVu)

Насонов А.Н. Монголы и Русь. М.-Л.,1940. (DjVu)

Норна у источника судьбы. Сборник в честь Е.А.Мельниковой. М., 2001. (DjVu)

Неусыхин А.И. Возникновение зависимого крестьянства как класса раннефеодального общества в Западной Европе VI-VIII в. М., 1956. (DjVu)

Огородников П. На пути в Персию. СПб., 1878. (PDF)

Огородников П. Очерки Персии. СПб., 1878. (PDF)

Пачкалов А.В. О локализации монетного двора Орда-Базар (XV в.) // Российская археология. - 2005. - №2. (PDF)

Певцов М.В. Путешествие в Кашгарию и Кунь-Лунь. М., 1949. (DjVu)

Певцов М.В. Путешестыия по Китаю и Монголии. М., 1951. (DjVu)

Петрушевский И.П. Земледелие и аграрные отношения в Иране XIII-XV вв. М.-Л., 1960. (DjVu)

Пигулевская Н.В. и др. История Ирана с древнейших времен до конца XVIII века. Л., 1958. (DjVu)

Пирен Ж. Открытие Аравии. М., 1970. (DjVu)

Плетнева С.А. Кочевники средневековья. Поиски исторических закономерностей. М., 1982.(DjVu)

Плетнева С.А. Очерки хазарской археологии. М., 1999.(DjVu)

Попов К.М. Япония. Очерк развития национальной культуры и географической мысли. М., 1964. (DjVu)

Почекаев Р.Ю. Право Золотой Орды. Казань, 2009. (DjVu)

Проблемы истории Казани. Современный взгляд. Казань, 2004. (PDF)

Пугаченкова Г.А. Зодчество Центральной Азии. XV век. Т., 1976. (PDF)

Россаби М. Золотой век империи монголов. СПб., 2009. (DjVu)

Ртвеладзе Э. Древние монеты Средней Азии. Ташкент, 1987. (PDF)

Ру Ж.-П. Тамерлан. М., 2007. (DjVu)

Рязановский В.А. Монгольское право (преимущественно обычное). Харбин, 1931. (DjVu)

Сабитов Ж.М. Генеалогия Торе. Астана, 2008. (DjVu)

Сагдеева Р.З. Серебряные монеты ханов Золотой Орды. М., 2005. (PDF)

Санжеев Г.Д. Монгольская повесть о хане Харангуй. М.-Л., 1937. (PDF)

Санников С.А. Образы королевской власти в эпоху Великого переселения народов. Новосибирск, 2009. (PDF)

Сафаргалиев М.Г. Распад Золотой Орды. М., 1960. (DjVu)

Священное тело короля. Ритуалы и мифология власти. М., 2006. (DjVu)

Сейфеддини М.А. Монеты ильханов XIV века. Баку, 1968. (DjVu)

Сейфеддини М.А. Монетное дело и денежное обращение в Азейбарджане XII-XV вв. Часть II. Баку, 1981. (DjVu)

Селезнев Ю.В. Элита Золотой Орды. Казань, 2009. (DjVu)

Семенова Л.А. Салах ад-Дин и мамлюки в Египте. М., 1966. (DjVu)

Семенова Л.А. Из истории фатимидского Египта. М.. 1974. (DjVu)

Селезнев А.Г. Барабинские татары. Истоки этноса и культуры. Новосибирск, 1994. (DjVu)

Сибирские татары. Казань, 2002. (PDF)

Сингатуллина А.З. Джучидские монеты Поволжских городов XIII века. Казань, 2003. (PDF)

Социальная и социально-экономическая история Китая. М., 1979. (DjVu)

Сиротенко В.Т. История международных отношений в Европе во второй половине IV - начале VI вв. Пермь, 1975. (DjVu)

Средневековые города Южного Казахстана. Алма-Ата, 1986. (DjVu)

Средние века. Вып.1-5. М., 1942-1954. (DjVu/PDF)

Средние века. Вып.6-8, 12-14. М., 1955-1959. (DjVu)

Средние века. Вып.15-19. М., 1959-1961. (DjVu)

Средние века. Вып.20-22. М., 1961-1962. (DjVu)

Средние века. Вып.23-28. М., 1963-1965. (DjVu)

Султанов Т.И. Чингисхан и Чингизиды. Судьба и власть. М., 2006. (DjVu)

Татаро-монголы в Азии и Европе. М., 1977. (DjVu)

Тер-Гевондян А.Н. Армения и Арабский халифат. Ереван, 1977. (DjVu)

Тизенгаузен В.Г. Монеты Восточного Халифата. СПб., 1873. (PDF)

Титов А. Сибирь в XVII веке. М., 1890. (PDF)

Томилов Н.А. Этнография тюркоязычного населения Томского Приобья. Томск, 1980. (DjVu)

Томилов Н.А. Этническая история тюркоязычного населения Западно-Сибирской равнины в конце XVI-начале XX вв. Новосибирск, 1992. (DjVu)

Тортика А.А. Северо-Западная Хазария в контексте истории Восточной Европы. Харьков, 2006. (DjVu)

Трепавлов В.В. Государственный строй Монгольской империи XIII в. М., 1993. (DjVu)

Трепавлов В.В. «Белый Царь» Образ монарха и представления о подданстве у народов России XV-XVIII вв. М., 2007. (PDF)

Тюркологический сборник 2006. М., 2007.(DOC)

Тюркологический сборник 2007-2008. История и культура тюркских народов и сопредельных стран. М., 2009.(DOC)

Федоров-Давыдов Г.А. Кочевники Восточной Европы под властью золотоордынских ханов. М., 1966. (DjVu)

Федоров-Давыдов Г.А. Нумизматика Хорезма золотоордынского периода // Нумизматика и эпиграфика. Т.V. (PDF)

Федоров-Давыдов Г.А. Федоров-Давыдов Г.А. Общественный строй Золотой Орды. М., 1973. (DjVu)

Федоров-Давыдов Г.А. Монеты Московской Руси. М., 1981. (DjVu)

Федоров-Давыдов Г.А. Город Болгар. очерки истории и культуры. М., 1987. (DjVu)

Федоров-Давыдов Г.А. Монеты Нижегородского княжества. М., 1989. (DjVu)

Федоров-Давыдов Г.А. Денежное дело Золотой орды. М., 2003. (DjVu)

Филиппс Э.Д. Монголы. М., 2003. (PDF)

Френ Х.М. Монеты ханов Улуса Джучиева. СПб., 1832. (PDF)

Хазанов А.М. Кочевники и внешний мир. Алматы, 2002. (PDF)

Халиков А.Х. Монголы, татары, Золотая Орда и Булгария. Казань, 1994. (DjVu)

Хара-Даван Э. Чингисхан как полководец и его наследие. Элиста, 1991. (DjVu)

Харузин Н. История развития жилища у кочевых и полукочевых тюркских и монгольских народностей России. М., 1896. (PDF)

Ходжаниязов Т. Денежное обращение в государстве Великих Сельджуков. Ашхабад, 1977. (DjVu)

Ходжаниязов Т. Каталог монет государства Великих Сельджуков. Ашхабад, 1979. (DjVu)

Хафизов Г. Распад Монгольской империи и образование Улуса Джучи. Казань, 2000 (DjVu)

Худяков Ю.С. Военное дело Сибирского ханства в позднем средневековье // Вестник НГУ. Серия: История, филология. 2007. Том 6. Вып.3. Археология и этнография. (PDF)

Чжан-Му. Записки о монгольских кочевьях. СПб. 1895. (PDF)

Шельди Н.М. - Булгаро-татарские монеты XII-XV веков. Казань, 2002. (PDF)

Шишков А.М. Средневековая интеллектуальная культура. М., 2003. (PDF)

Юрченко А.Г. (редактор). Христианский мир и «Великая Монгольская империя». СПб., 2002. (DOC)

Юсупов Г.В. Введение в булгаро-татарскую эпиграфику. М.-Л., 1960.(PDF)

Скрыт взаимный троллинг. В случае продолжения предполагаю снести все посты, не соотвествующие теме.

С. 146

тексте генеральной имперской идеологемы о тотальных масштабах «джунгарской угрозы» для казахской государственности и перспектив физического существования казахов как этноса, призванной аргументировать подобным образом закономерный характер принятия ими российского подданства, и поэтому исследование различных аспектов освободительной борьбы казахского народа против завоевательной политики Джунгарского ханства в регионе считалось второстепенной задачей для историков. В советский период в исторических исследованиях основное внимание по традиции уделялось восстановлению хронологии казахско-джунгарского противоборства в первой половине XVIII в., но конкретная история и историческая география самих военных сражений практически оказались вне поля зрения советских ученых. Исходя из тех же идеологических установок, стала сознательной фигурой умолчания и история разнообразных мирных контактов между двумя кочевыми народами, следы которой явно прослеживаются как во многих письменных и материальных памятниках прошлого, так и в современной исторической памяти казахского народа. Ввиду малочисленности специальных научных работ по указанной тематике большой общественный спрос на такие издания стал быстро покрываться в Казахстане массовым потоком мифологических сочинений о казахско-джунгарских войнах XVIII столетия и боевых подвигах народных батыров, в результате чего реальная фактическая канва взаимоотношений двух этих народов оказалась почти полностью погребенной под плотным слоем разного рода иррациональных идеологических штампов и черно-белых мистификаций, изображающих давно исчезнувших с лица земли былых воинственных соперников казахов в образе неких ужасающих монстров.

Между тем в XVII — первой половине XVIII в. военное противоборство казахских ханств с Джунгарией развивалось с переменным успехом для обеих сторон и носило в целом «маятниковый» характер. Почти перманентные войны Джунгарского ханства с империей Цинов, периодически случавшиеся междинастические распри в урге, частые эпидемии инфекционных болезней, большие стихийные бедствия в ойратских улусах и многие другие факторы исторической жизни ойратов время от времени побуждали джунгарских ханов приостанавливать свои военные походы в Казахскую степь и заключать с давним соперником

С. 147

мирные договоры. Аналогичные ситуации неоднократно возникали и в Казахской степи. В свою очередь это вынуждало ее правящую верхушку активно стремиться в тяжелое для нее время к урегулированию своих вооруженных конфликтов с более сильным юго-восточным соседом и инициировать перед ургой двусторонние переговоры о мире. Именно поэтому и джунгарские, и казахские ханы в разные годы периодически пытались наладить конструктивный диалог между собой. На практике это выражалось в частом обмене посольствами, подарками и услугами, расширении меновой торговли на границе Джунгарии и Казахской степи, во взаимной поддержке аристократическими лидерами обоих народов друг друга в междоусобных распрях с соперниками внутри собственных стран, случаях предоставления джунгарской кочевой знатью временного «политического убежища» в своих владениях опальным казахским ханам или султанам, а правителями казахов, в свою очередь, — джунгарским тайджам и нойонам, принудительной отправке казахской правящей элитой белой и черной кости отдельных неугодных им ханов в «почетную ссылку» к джунгарам прочих взаимовыгодных контактах между ними. Помимо интенсивного общения казахов с джунгарами в политической и социально-экономической жизни оба народа тесно вза-модействовали между собой в области военного дела и разных сферах общественных отношений, быта и культуры. Основными формами этих двусторонних контактов были в рассматриваемый период: постоянный взаимообразный обмен джунгар с казахами и казахов с джунгарами опытом организации военно-потестарных структур своих кочевых социумов (институты бахадуров или батыров и тарханов, статус военнопленных в обоих ханствах и др.), индивидуальными навыками владения оружием ближнего боя и тактическими приемами наступательных операций в специфических условиях «степных войн»; прямое заимствование казахской знатью и народными арбитрами трех жузов различных правовых норм ойратского законодательного уложения «Их цааз» (1640 г.) при кодификации собственного свода законов и традиционных этикетных правил («Жет1 жаргы»), продолжительная традиция заключения добровольных либо принудительных казахско-джунгарских брачных союзов между молодыми людьми, практика усыновления главами ойратских и казахских семей разнополых малолетних де-

С. 144

Определяющей тенденцией казахско-джунгарских отношений в XVII — первой половине XVIII в. была жесткая конкурентная борьба за овладение плодородными пастбищами, водными ресурсами и важнейшими перекрестками транзитных караванных путей на территории Прииртышья, Северо-Западного Жетысу и Присырдарьинского района, имевших большое значение для социально-экономического развития обоих кочевых народов. В XVI -первой четверти XVII в. периодически случавшиеся военные конфликты между казахами и ойратами еще не представляли собой серьезной опасности для казахских жузов, но со времени образования Джунгарского ханства они стали перерастать в долгие изнурительные войны, исход которых ввиду определенных военно-организационных преимуществ джунгар оказывался большей частью неудачным для казахов. Наиболее тяжелые и продолжительные войны между казахами и джунгарами происходили в 1698 г., 1708—1710 гг., 1722 г. и особенно в 1723—1725 гг., получивших печальную известность в народной памяти казахов как «Актабан шубырынды» — «Годы великих бедствий». В результате этих военных действий и понесенных в них поражений казахи к середине 20-х гг. XVIII в. утратили Ташкент, Туркестан, Сайрам и другие присырдарьинские города, а также оседло-земледельческие оазисы и плодородные пастбища в бассейне среднего течения Сырдарьи и были вынуждены откочевать далеко на север и северо-запад казахстанского региона, где владения казахской знати Среднего и Младшего жузов вошли в тесное соприкосновение с кочевьями башкир и волжских калмыков, гарнизонами русских крепостей и станицами яицких и сибирских казаков [14].

Захват джунгарами территории Южного Казахстана, где располагались зимние кочевья всех трех жузов, официальная резиденция казахских ханов г. Туркестан, а также важные объекты военно-политической, торгово-экономической (укрепленные города) и духовной (мавзолей Ходжа Ахмада Ясауи и прочие мусульманские святыни) инфраструктуры Казахского ханства, послужил мощным толчком для роста национального самосознания казахского народа и интенсивного развития интеграционных тенденций в кочевом обществе казахов. Приблизительно в 1726 или 1727 гг. на одном из традиционных курултаев кочевой знати и народных представителей трех жузов, состоявшемся предполо-

С. 145

жительно в Приаральских Каракумах, казахские ханы, султаны и батыры приняли общее решение организовать единое ополчение против джунгаров и избрали хана Младшего жуза Абулхаира (1710-1748) верховным командующим всех воинских сил казахов. В течение последующих четырех лет — с 1727 г. по май-июнь 1730 г. — объединенное казахское ополчение трех жузов под предводительством хана Абулхаира перешло в решительное наступление на противника и навязало джунгарским «караульным» войскам, повсеместно расквартированным по территории расселения казахов, целый ряд крупных сражений в разных географических точках казахстанского региона. В ходе этой наступательной эпопеи боевые отряды казахских батыров нанесли несколько серьезных поражений джунгарам и к весне 1730 г. смогли вытеснить их с территории Центрального и Северо-Восточного Казахстана, Юго-Западного Прибалхашья и долины нижнего течения рек Чу и Талас [15]. Однако в дальнейшем казахские боевые отряды не смогли продолжить свое победоносное продвижение в глубь ойратских кочевий ввиду резкого обострения военных конфликтов казахов Младшего и Среднего жузов с российскими подданными волжскими калмыками и башкирами из-за водных источников и пастбищных мест. По этой причине Абулхаиру пришлось спешно заключить с Галдан-Цэреном мирный договор [16] и затем в апреле-мае 1730 г. вместе с ханом Среднего жуза Семеке (1723/24— 1737/38) откочевать на северо-запад и север Казахстана. В июле того же года хан Абулхаир направил в Петербург к императрице Анне Иоанновне свое письменное прошение о принятии его с подвластным народом в российское подданство [17], которое получило заинтересованное одобрение у царского правительства. Результатом этого обращения явилось официальное вступление в 1731 г. ханов Абулхаира и Семеке вместе с поддерживавшими их султанами, старшинами и батырами под протекторат российского императорского престола [18]. В течение последующих десяти лет их примеру последовали другие ханы и султаны Младшего и Среднего жузов (Абулмамбет, Абылай, Барак и проч.), что положило начало сложному долговременному процессу присоединения казахских жузов к России [19].

В дореволюционной и советской историографии проблема ка-захско-ойратских отношений изучалась в мировоззренческом кон-

Оффтоп скрыт

С. 144

Определяющей тенденцией казахско-джунгарских отношений в XVII — первой половине XVIII в. была жесткая конкурентная борьба за овладение плодородными пастбищами, водными ресурсами и важнейшими перекрестками транзитных караванных путей на территории Прииртышья, Северо-Западного Жетысу и Присырдарьинского района, имевших большое значение для социально-экономического развития обоих кочевых народов. В XVI -первой четверти XVII в. периодически случавшиеся военные конфликты между казахами и ойратами еще не представляли собой серьезной опасности для казахских жузов, но со времени образования Джунгарского ханства они стали перерастать в долгие изнурительные войны, исход которых ввиду определенных военно-организационных преимуществ джунгар оказывался большей частью неудачным для казахов. Наиболее тяжелые и продолжительные войны между казахами и джунгарами происходили в 1698 г., 1708—1710 гг., 1722 г. и особенно в 1723—1725 гг., получивших печальную известность в народной памяти казахов как «Актабан шубырынды» — «Годы великих бедствий». В результате этих военных действий и понесенных в них поражений казахи к середине 20-х гг. XVIII в. утратили Ташкент, Туркестан, Сайрам и другие присырдарьинские города, а также оседло-земледельческие оазисы и плодородные пастбища в бассейне среднего течения Сырдарьи и были вынуждены откочевать далеко на север и северо-запад казахстанского региона, где владения казахской знати Среднего и Младшего жузов вошли в тесное соприкосновение с кочевьями башкир и волжских калмыков, гарнизонами русских крепостей и станицами яицких и сибирских казаков [14].

Захват джунгарами территории Южного Казахстана, где располагались зимние кочевья всех трех жузов, официальная резиденция казахских ханов г. Туркестан, а также важные объекты военно-политической, торгово-экономической (укрепленные города) и духовной (мавзолей Ходжа Ахмада Ясауи и прочие мусульманские святыни) инфраструктуры Казахского ханства, послужил мощным толчком для роста национального самосознания казахского народа и интенсивного развития интеграционных тенденций в кочевом обществе казахов. Приблизительно в 1726 или 1727 гг. на одном из традиционных курултаев кочевой знати и народных представителей трех жузов, состоявшемся предполо-

С. 145

жительно в Приаральских Каракумах, казахские ханы, султаны и батыры приняли общее решение организовать единое ополчение против джунгаров и избрали хана Младшего жуза Абулхаира (1710-1748) верховным командующим всех воинских сил казахов. В течение последующих четырех лет — с 1727 г. по май-июнь 1730 г. — объединенное казахское ополчение трех жузов под предводительством хана Абулхаира перешло в решительное наступление на противника и навязало джунгарским «караульным» войскам, повсеместно расквартированным по территории расселения казахов, целый ряд крупных сражений в разных географических точках казахстанского региона. В ходе этой наступательной эпопеи боевые отряды казахских батыров нанесли несколько серьезных поражений джунгарам и к весне 1730 г. смогли вытеснить их с территории Центрального и Северо-Восточного Казахстана, Юго-Западного Прибалхашья и долины нижнего течения рек Чу и Талас [15]. Однако в дальнейшем казахские боевые отряды не смогли продолжить свое победоносное продвижение в глубь ойратских кочевий ввиду резкого обострения военных конфликтов казахов Младшего и Среднего жузов с российскими подданными волжскими калмыками и башкирами из-за водных источников и пастбищных мест. По этой причине Абулхаиру пришлось спешно заключить с Галдан-Цэреном мирный договор [16] и затем в апреле-мае 1730 г. вместе с ханом Среднего жуза Семеке (1723/24— 1737/38) откочевать на северо-запад и север Казахстана. В июле того же года хан Абулхаир направил в Петербург к императрице Анне Иоанновне свое письменное прошение о принятии его с подвластным народом в российское подданство [17], которое получило заинтересованное одобрение у царского правительства. Результатом этого обращения явилось официальное вступление в 1731 г. ханов Абулхаира и Семеке вместе с поддерживавшими их султанами, старшинами и батырами под протекторат российского императорского престола [18]. В течение последующих десяти лет их примеру последовали другие ханы и султаны Младшего и Среднего жузов (Абулмамбет, Абылай, Барак и проч.), что положило начало сложному долговременному процессу присоединения казахских жузов к России [19].

В дореволюционной и советской историографии проблема ка-захско-ойратских отношений изучалась в мировоззренческом кон-

С. 142

взаимоотношениях с другими странами и народами. В переломные эпохи истории прошлое и будущее почти всегда представляется маргинализированному индивиду в самых ярких и радужных тонах, тогда как современная ему действительность предстает в его глазах преимущественно в сером, тусклом, а то и темно-мрачном виде, лишенном глубокого внутреннего смысла и крупномасштабных героических сцен. Немаловажную роль в такой актуализации различных эпохальных для народа событий прошлого играет формирование в ходе строительства суверенного государства и процесса национально-культурного возрождения системы национальных символов, к которой принадлежат наряду с внешними атрибутами государственной символики (герб, флаг, печать, гимн и т. д.) и знаковые имена исторических героев нации. В них отражается обобщенное историческое представление народа, точнее, его политических и интеллектуальных элит о своем собственном месте в окружающем мире, о своих культурных традициях и корнях, а также о тех соционормативных ценностях, которыми он руководствовался в прошлом и которым по-прежнему намерен следовать в своей жизни и общественно-политической деятельности. Именно поэтому историко-патриотические темы самоотверженной народно-освободительной борьбы казахов всех трех жузов с иноземными завоевателями и царскими колонизаторами, а также различные подвиги казахских ханов, султанов и батыров нового времени являются наиболее притягательной сферой для самых активных и инициативных носителей массового сознания, которые настойчиво стремятся обеспечить своим историческим героям достойное место в официальной памяти нации и вычеркнуть из нее имена тех исторических лиц, которых они считают «предателями» национальных интересов своего народа либо его историческими врагами.

В этой связи одно из главных мест в современной научной историографии и мифологических реконструкциях прошлого евроазиатских стран с давних пор повсеместно занимает история взаимодействия и конфликтов разных цивилизаций. Интерес к ней вполне устойчив и закономерен, так как начальный этап становления почти всех современных независимых государств и национального самосознания народов многих стран Запада и Востока тесно связан с их продолжительной борьбой против внешней экспансии более сильных соседних государств, веками чужеземного господства в завоеванных

С. 143

регионах и решительным изгнанием неприятеля со своей этнической территории. Такое мировоззренческое содержание и значение имела в свое время для национальной историографии Испании история установления арабского господства на Пиренейском полуострове и порожденная им реконкиста (начало VIII — конец XV в.), для Франции — столетняя война с Туманным Альбионом (1337— 1453 гг.), для России — эпоха включения древнерусских земель в состав татаро-монгольского улуса Джучи и длительной борьбы московских великих князей против политического наследия Орды (вторая четверть XIII — начало XVI в.), для Грузии, Армении и Азербайджана — сложный процесс вооруженного сопротивления завоевательной политике Османской Турции и Сефевидского Ирана (XVI-XVIII вв.), для будущей объединенной Италии — упорная двухвековая борьба против присутствия Габсбургского блока и движение Рисорджименто (конец XVIII — 70-е гг.-XIX в.), для послевоенной Германии — бисмарковская политика объединения «железом и кровью» разрозненных немецких земель (1860—1870 гг.) и т. д. Все эти крупномасштабные военно-политические процессы и события, как правило, оставляют глубокий след в народной культуре и исторической памяти, играющих важную системообразующую роль в формировании единой национальной идентичности, а потому «героические темы» далекого и относительно недавнего национального прошлого, по существу, «обречены» на непреходящую актуальность в исторической науке и обществе.

К числу подобных знаковых тем социально-политической истории Казахстана доколониального периода можно бесспорно отнести историю казахско-джунгарских отношений, издавна привлекающую к себе большое внимание профессиональных историков, писателей и публицистов. Ее особая популярность как среди специалистов-ученых, так и современных псевдолюбителей седой старины обусловлена главным образом тем, что процесс становления первого самостоятельного казахского государства и этнического самосознания казахов-кочевников развивался в течение почти двух веков в тесной взаимосвязи с социально-экономическими и этно-политическими процессами в сопредельных юго-восточных регионах Центральной Азии и под сильным воздействием соседних западномонгольских (ойратских) племен, создавших в 1635 г. собственное государственное образование — Джунгарское ханство.

С. 140

В течение двух последних десятилетий под сомнение были поставлены все прежние концептуальные схемы развития казахского общества, в основном касающиеся истории Казахстана эпохи позднего средневековья и нового времени. Вопреки официальной историографии дореволюционного прошлого казахов в массовом сознании стали культивироваться разные мифологемы о некоем «золотом веке» степной государственности и культуры, особом уникальном вкладе кочевников-казахов в развитие других цивилизаций евразийского мира и гармоническом характере социальных отношений у казахского населения Степи до насильственного включения его в состав Российской империи.

Отсюда берет начало также историографическая мифологема о том, что главнейшим, если не единственным, источником достоверных исторических знаний по истории казахского народа является его собственная историческая память, воплощенная в устном народном фольклоре, и для того чтобы написать истинную историю Казахстана и казахов, достаточно знать одни только или почти одни фольклорные исторические материалы.

В числе других факторов становления мифологического дискурса в массовом сознании казахстанской общественности можно указать на относительно непродолжительный период институционального развития национальной историографии в Казахстане в ее научной форме (Академия наук Казахской ССР была создана в 1946 г., а Институт истории, археологии и этнографии им. Ч. Ч. Валиханова — годом раньше, в 1945 г.) и почти полувековую идеологическую и административную зависимость научно-исследовательских учреждений бывшей Казахской союзной республики от центральных научно-организационных структур СССР. За это время в Казахстане был заложен прочный материальный и интеллектуально-инструментальный фундамент научного исторического знания и подготовлена целая плеяда талантливых профессиональных историков; но еще не сложились собственные оригинальные научные школы, не была обеспечена должная преемственность в обеспечении научных традиций в разработке ряда наиболее сложных направлений исторической науки (казахстанская медиевистика, история нового времени, этнография и этнология и др.) и почти не получили развития на казахстанской источниковой основе научные исследования в сфере специальных исторических (генеалогия,

С. 141

сфрагистика, геральдика, хронология, метрология, историческая география и проч.) и смежных дисциплин (геоархеология, этно-археология, историческая фольклористика, этническая экология, историческая география, историческая топонимика, клиометрика и т. Д-)- Кроме того, из-за жесткой иерархической централизации всей системы научных учреждений в Советском Союзе казахстанская академическая историография долгое время сильно зависела от субъективных мнений и предпочтений союзных органов в выборе собственных приоритетов развития как по отношению к историко-этнографической проблематике фундаментальных научных тем, так и методологическим подходам к изучению истории своего региона. А это, в свою очередь, негативно отразилось на недостаточной высокой степени изученности казахстанскими историками многих важных проблем дореволюционной истории Казахстана.

В частности, в советский период были слабо разработаны ряд аспектов истории и исторической географии казахско-джунгарских отношений, почти не исследовалась история традиционных правящих элит Казахской степи, в том числе полководческая и общественно-политическая деятельность абсолютного большинства казахских ханов, султанов, биев и батыров; процесс становления казахской интеллектуальной элиты в новое время и судьбы наиболее видных ее представителей в XIX—XX вв., духовная жизнь казахского дореволюционного аула, развитие антиколониального движения казахов и персональные биографии самых видных казахских общественных и политических деятелей разных эпох. Эти и многие другие вопросы истории казахского народа изучались в советское время крайне поверхностно, тенденциозно и дискретно, в результате чего образовавшийся вакуум социально востребованных знаний на рубеже XX—XXI вв. стал быстро заполняться квазинаучной исторической продукцией.

Нетрудно заметить, что мифологические реконструкции прошлого обычно возникают в результате значительной общественной потребности историографического воссоздания тех или иных эпох расцвета государственности и культуры своих стран как исходной предпосылки их великого будущего и поэтому проецируются в основном на те ключевые моменты истории народа, с которыми он склонен большей частью отождествлять наивысший подъем национального духа и судьбоносные достижения своей страны во

Это албасты

http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%90%D0%BB%D0%B1%D0%B0%D1%81%D1%82%D1%8B

Вот еще

Стас, почему вы стерли мой пост в теме «Казахский фольк-хистори»? Там же ни какого оффтопа не было. Смоей стороны была охарактеризована тема и личное предложение вам открыть другую тему.

Надо всего лишь ссылку привести

Если монгольский и взял какие-то сложные лексические формы от "высокого", литературного древнетюркского языка, то он брал их из огузских (карлукских, уйгурских, хакасских) языков.

А казахский (как кипчакский) мог получить доступ к наследию древнетюркской лексики только через посредство монгольского и окультуренного им тюркских языков (например, чагатайского, см. также так называемый "ойротский"). Так что только через монголизмы казахский язык открывал для себя древнетюркское культурное наследие. Отказывая от монголизмов, казахские пуристы добровольно лишают себя участия в эстафете центральноазиатских народов и культур.

Это не шутка. Скачки на 30-40 км у монголов проводят наездники-дети. Зачастую они пытаются сбить соперника.

А когда китайцы смешивали тюрков и татар? Сами тюрки не смешивали.

В.П.Васильеву принадлежит первый перевод на русский язык «Мэн-да бэй-лу» в 1857 г. с оригинала.

Но ведь академический перевод Мункуева (таки тоже с оригинала!) избавил нас от химер типа Мэн-хуна и т.п. неурядиц.

Обратите внимание, что Вы открыли для себя монголов уже аж в Х в. Зафиксируем это обстоятельство, чтобы всегда обращать Ваше внимание именно на это обстоятельство.

Флуд и оффтоп скрыт.

Вы не ответили на вопрос. Сотру Ваши ряды как флуд.

Солидаризируюсь с Вашим мнением.

Так, "лошадь Пржевальского" не оставила никаких "потомков" в популяции "домашней лошади", так?

В таком случае, отныне все сообщения tal-ad-din'a явно фантастического характера, дабы нас не считали мракобесами, будут скрыты.

Ему предлагается попытаться развить свои идеи, противоречащие законам генетики и наследственного отбора, в других темах. Особенно выпукло это будет смотреться в "фауне".

См. выше.

А где работы хоть каких-то китаистов? Мункуева, например?

Я перестаю понимать участников обсуждения.

Если лошадь Пржевальского имеет 66 хромосом вместо 64, то она не может быть предком ни одной породы домашней лошади.

Так же как полным мифом является скрещивание человека с человекообразной обезьяной.

Это все уже исследовано и опубликовано. Или у меня какие-то устаревшие данные?

С. 138

очень точно заметил, что «чем древнее событие, тем предание менее исторично, и тем более оно тяготеет к легенде. В силу большой удаленности события во времени реальная основа сказания тускнеет, смешивается с вымышленными в ходе долгого устного бытования ситуациями, в результате чего ...предание становится произведением, где герои идеализируются, а их действия гиперболизируются и порою приобретают фантастический характер» [11].

Ввиду указанных особенностей данной категории исторических памятников устные народные предания казахов не являются первичным и, соответственно, самодостаточным источником исторической информации для воссоздания более или менее точной и объективной картины развития казахского общества в эпоху XVII—XVIII вв., а представляют собой достаточно многослойный и многократно субъективизированный исторический источник, который можно использовать в исследовательской практике в основном по принципу дополнительности применительно к различным письменным материалам того времени.

В советский период предметно-тематический диапазон историко-этнографической проблематики и общий уровень ее научного изучения на территории бывшего СССР были обусловлены далеко не только и даже не столько академически заданными параметрами и императивами, а прежде всего прагматическими потребностями построения социалистического общества. В этих общественно-политических условиях тоталитарный режим возвел различные категории и методологические принципы марксистско-ленинской формационной теории в ранг обязательного инструмента конструирования научных концепций национальной и всемирной истории. Вследствие отмеченных обстоятельств, 30—70-е гг. XX в. стали эпохой своеобразной интеллектуальной «мутации» научной историографической парадигмы [12], совершившей резкий крен в сторону официальной концепции исторического процесса; и она приобрела некоторые «вторичные» мифологические признаки. Вместе с тем советская историческая наука в течение многих лет была подвержена сильному деструктивному воздействию на нее частой смены полярных идеократических оценок многих крупных и неоднозначных по своим историческим последствиям событий прошлого казахского народа и других народов бывшего Советского Союза (процессы присоединения их к России, народно-освободительные

С. 139

движения, военно-политические конфликты с соседними народами и др.). В результате этого даже самые зрелые и компетентные исследователи истории казахов данного периода были вынуждены время от времени радикально менять свои авторские концепции этих вопросов (М. П. Вяткин, Е. Бекмаханов), либо в лучшем случае сознательно уходить от научной разработки «опасных» тем (Е. Д. Дильмухаммедов и Др.) [13].

Одним из неизбежных результатов долговременной тотальной идеологизации историографии Казахстана и неоднократной смены биполярных реинтерпретаций действий главных героев дореволюционной истории казахского народа и казахстанского региона явилось постепенное утверждение в массовом сознании неуважительного отношения к историческому источнику и историческому факту. Они стали восприниматься как нечто незначительное и второстепенное в процессе познания истории и культуры страны по отношению к любой удобной для той или иной группы априорной историографической схеме. Параллельно с этим процессом складывался устойчивый стереотип о том, что официальная историография не отражает реальную историческую картину, так как о прошлом казахов писали до сих пор либо их откровенные враги, либо скрытые недоброжелатели, стремившиеся скрыть от народа правду о его истинных исторических достижениях и трагических потерях. В категорию таковых, как правило, попадают некие абстрактные «шовинисты», безуспешно пытающиеся духовно ассимилировать тюркские народы региона, и свои доморощенные «асфальтовые» «манкурты», забывшие Родину-мать и родную культуру (Выделение мое - Стас). Исходя из «метропольной» социокультурной принадлежности подавляющего большинства дореволюционных и советских историков, писавших о казахском народе, примечательного факта использования ими в основном или большей частью русскоязычных письменных источников по истории и этнографии Казахстана и наличия в трудах многих из них разного рода «имперских» стереотипов восприятия образа жизни и культуры азиатских народов, официальная историографическая парадигма получила в маргинализированном сознании определенную этническую окраску и стала отчасти восприниматься его носителями как «необъективная» по сути и «чуждая» по своим соционормативным ценностям истинному «народному духу».

А знаете, так ли это хорошо -

"поднимать самосознание обывателей"? Может правильнее было бы вырабатывать гуманитарные компетенции, воспитывать образованных граждан?

А то, что подобные "книги покупаются луше чем книга Масанова и Ерофеевой",мне кажется прекрасным свидетельством качества книг Масанова и Ерофеевой

С. 136

либо полностью замалчивались дореволюционными историками, и подлинная история казахов еще ждет своего открытия.

В течение XVIII — первой половины XIX в. в России, как и в Европе, происходил процесс становления научной формы исторического знания и познания, и начали создаваться первые специальные труды, непосредственно посвященные истории и этнографии казахов. В то время их писали исключительно отдельные русские колониальные чиновники-интеллектуалы — П. И. Рычков, И. Г. Андреев, Я. П. Гавердовский и А. И. Левшин, занимавшиеся по долгу службы и личным познавательным интересам изучением исторической жизни и быта казахов и собиравшие об этом разнообразные фольклорные материалы в Казахской степи [7]. Во второй половине XIX — начале XX в. данная историографическая традиция получила дальнейшее развитие в научно-исследовательской деятельности и историко-этнографичес-ких трудах российских востоковедов В. В. Вельяминова-Зернова,

B. В. Григорьева, Г. Н. Потанина, В. В. Радлова, Н. А. Аристова, Н. И. Гродекова, В. В. Бартольда и некоторых других профессиональных историков, заложивших прочный фундамент научного исторического казахстановедения [8]. Начиная с середины XIX в. письменные труды по истории и этнографии казахов стали создавать наиболее образованные представители самого казахского народа, среди которых основное место занимали в дореволюционный период и первые десятилетия советской эпохи Ч. Ч. Валиханов, М-С. Бабаджанов, Т. А. Сейдалин,

C. А. Жантурин, А. Н. Букейханов, М. Тынышпаев и С. А. Ас-фендиаров [9]. Они подходили к изучению исторического прошлого своего народа с рационально-аналитических мировоззренческих позиций и по своим конструктивным параметрам (источниковая база, способы извлечения исторических фактов из источников, система доказательств) рассматривали его в общем русле научной историографической парадигмы того времени.

Параллельно с развитием письменной историографии Казахстана и казахов, создававшейся в основном в иноэтничной по отношению к ним социально-культурной среде, у степных номадов издавна бытовала традиция ретрансляции устного исторического знания самих субъектов истории о своем прошлом, отражающая традиционный интроспективный взгляд на историческую жизнь Казахской

С. 137

степи. Историческая память казахов о своих предках отразилась в различных народных преданиях и легендах, которые устно передавались от одного поколения к другому по вертикальным каналам патрилинейных межпоколенных связей сложным многоступенчатым путем.

В этих фольклорных материалах отразились отдельные события общественной и военно-политической жизни казахов, относящихся к эпохе сложения Казахского ханства (XV—XVII вв.), различные аспекты казахско-джунгарских отношений (XVII — сер. XVIII в.), полководческая деятельность и выдающиеся поступки казахских ханов Есима (1598—1613, 1627—1628), Тауке (1680-1715), Абулхаира (1710-1748), Абылая (1771-1780),

Жангира (1824-1845), Кенесары (1837-1847) и некоторых других степных чингизидов, героические подвиги в бесконечных войнах с кочевыми и оседло-земледельческими соседями народных защитников-батыров и проч. [10] В большинстве своем разножанровые произведения устной народной памяти казахов о своем прошлом начали письменно фиксироваться только с середины XIX в., т. е. почти 100 — 150 лет спустя после того, как запечатленные в них события произошли и в Степи сменилось от шести до девяти поколений носителей этих исторических знаний. Подавляющее большинство из них дошло до нашего времени в письменном пересказе на русский или казахский язык известных собирателей казахского народного фольклора второй половины XIX — первой трети XX в.: Ч. Ч. Валиханова, Г. Н. Потанина, С. А. Жантурина, Т. А. Сейдалина, А. А. Диваева, Н. И. Гродекова, А. Н. Букейхенова, Ш. Кудайбердиева, М-Ж. Копеева, К. Халида, М. Тынышпаева и некоторых других исследователей региона.

Примечательными чертами казахских исторических преданий, присущими жанру устной повествовательной традиции, можно считать многослойный и весьма неоднородный характер содержащихся в них фактических сведений, отсутствие более или менее четкой хронологической и пространственно-географической локализации событий, мифологизация реальных личностей, наличие разного рода преувеличений и гротескного изображения конкретных исторических ситуаций. В этой связи известный казахстанский исследователь устного народного творчества казахов С. А. Каскабасов