Погребальные традиции

[АксКерБорж]

Современные:

Баян-Ульгий, Монголия:

[АксКерБорж]

Ю.И. Дробышев "О мировоззренческих основах похоронной обрядности средневековых монголов":

"Похоронная обрядность, как и любая другая, является выражением мировоззрения этноса. ...принадлежит к одному из самых консервативных элементов культуры.

О похоронной традиции современных монголоязычных народах:

"Труп, как правило, после совершения обрядов оставляли в степи, где его вскоре уничтожали хищники [Позднеев А.М. Очерки … С. 465-469]

О похоронной традиции средневековых татаров-монголов (со слов побратима и затем врага Чингизхана Джамухи, на мой взгляд полноправного монгола и будущего кагана):

"Если можно, мой друг, то, предавая меня смерти, казни без пролития крови. Когда буду лежать мертвым, то и в земле, Высокой Матери нашей (АКБ: Жер Ана - Земля Высшая Мать?!!!), бездыханный мой прах во веки веков будет покровителем твоего потомства. Молитвенно обещаю это" [Козин С.А. Сокровенное сказание. Монгольская хроника 1240 г. М. - Л., 1941. § 201]

[атыгай]

http://www.happytravel.by/knigi-po-kitaju/pogrebalnye-obrjady-korejcev-/

Погребальные обряды корейцев.

Ю. В. Ионова

Погребальные обряды корейцев

Погребальная обрядность занимала и продолжает занимать значительное место в жизни корейцев. Несмотря на то что их погребальный ритуал весьма подробно описан в литературе, этот вопрос еще недостаточно изучен.

Имеющиеся в Корейском отделе МАЭ ценные предметы конца XIXсвязанные с погребальными обрядами, позволяют уточнить и дополнить сведения о погребальных и траурных обычаях корейцев.

Весьма интересной является траурная одежда из коллекции, привезеннойН. В. Кюнером. Это траурный плащ с тремя разрезами на подоле, шапка-колпак, соломенная глубокая шляп. Интересны также траурный костюм и халат пеньк, которые были переданы в МАЭ Государственным музеем искусства народов Востока в 1950 г.

Погребальные ритуалы корейцев не ограничивались выражением чувства утраты и необходимостью изоляции трупа — в них были сильны религиозные обрядовые действия. Изучение погребальных обычаев да интересный материал для выяснения народных взглядов на жизнь и смерть, на душу и судьбу ее после смерти, на мир мертвых и отношение последних к живым. В погребальных обрядах корейцев обнаруживаются след древнейших представлений, фиксируются нормы поведения и связанные с ними изменения обычаев. В Корее наблюдалось несколько форм погребений — от выбрасывания покойника до сложных многомесячных обрядовых действий. Причем степень сложности обрядности в значительной степени была обусловлена существующей социальной дифференциацией феодального общества. Чем ниже было положение умершего на социальной иерархической лестнице, тем проще, архаичнее были формы погребения.

В высших слоях корейского общества наблюдались сложные погребальные обряды, на развитие которых большое влияние оказала конфуцианская идеология. Конфуцианство древнему культу предков придало определенную форму и предписало совершать в честь умерших родителей сложные погребальные, траурные и поминальные обряды. В XVв. корейское правительство издало «Великое уложение для управления государством», в котором значительное место уделялось религиозным обряд и церемониям. В конце XVIIв. уложение было дополнено и издано всеобщего сведения, устанавливались нормы и требования для проведения погребений, ношения траурной одежды и совершения жертвоприношений во время поминок.

Исполнение этих предписаний считалось строго обязательным в высшем обществе Кореи. Уклонение от их выполнения было равносильно обесчещиванию и нередко каралось преданием суду и строгими наказаниями. Контроль за проведением церемоний, связанных с почестями родителей, возлагался на Палату обрядов и церемоний.

Для внедрения новых похоронных обрядов издавались обрядовые книги — «Церемонии похорон взрослых». Погребальные обряды, выполняемые в соответствии с конфуцианскими требованиями, исполнялись особенно ревниво государственными и военными чиновниками — янба-нями и получили распространение среди городского населения, что касается сельского населения — крестьян, то в их среде продолжали бытовать древние обычаи; среди бесправного несвободного населения Кореи, так называемых ноби (рабов, крепостных), наблюдалась наиболее древняя форма захоронения — выбрасывание покойника.

По свидетельству средневековой истории Корёса, «если ноби заболевал, то его не лечили, а выбрасывали на дорогу. Если же он умирал, то труп его не закапывали в землю, а выбрасывали на дорогу, и его кости глодало скопище собак».

Корейский историк Ким Сок Хён отмечает, что в поселениях ноби дольше всего сохранялись древние обычаи. В их среде влияние идей буддизма и конфуцианства было незначительным. В литературе отмечается, что у большинства отсталых народов, у которых имеется рабство, хотя бы в зародышевой форме, всегда существует погребальный ритуал для свободных членов рода, в то время как тела рабов подчас просто выбрасывают в кусты. Сохранение древнего ритуала у корейцев объясняется не только актом социального пренебрежения к рабам, но также и бытованием среди этой группы населения древнейших, архаических черт в социальной и духовной жизни. Несмотря на то что правительство неоднократно принимало меры для ликвидации этого старого обряда (Палата обрядов и церемоний давала средства бедным для погребения покойников), обычай выбрасывать покойников сохранялся в Корее до конца XIXв. «Трупы покойников до похорон, — писал русский путешественник конца XIXв. В. П. Карнеев, — ставят неподалеку от дома, часто около полей, завернутые в соломенные маты. Здесь часто их обгладывают собаки».

По свидетельству П. А. Дмитревского: «Бедные люди, не имеющие средства на погребение, собирают разное платье и перевязывают труп семь раз старыми холщовыми тряпками. Потом в удаленном от селения месте набирают сухого дерева и, сложив его кучей, кладут на него покойника, сверху плотно прикрывают соломой».

В. Серошевский, отмечал, что к «пережиткам древних погребальных обычаев принадлежит несомненно выбрасывание мертвецов прямо на двор, под легкий соломенный навес, что до сих пор делается в окрестности г. Кюнъ-сань (в Северной Чёлладо) — форма погребения, до сих пор практикующая в Северной Маньчжурии».

Кроме Маньчжурии подобная форма захоронения известна и в Монголии. Там умершего выносили в степь и оставляли на съедение собакам или хищникам.

Поедание трупа собакой рассматривалось как наиболее желательная форма его уничтожения. У корейцев, как и у монголов, с собакой связаны древнейшие религиозные представления: она выступает как предок-тотем и как проводник в мир мертвых.

Подобная форма захоронения отражает, очевидно, древнейшие религиозные представления, когда на ранней ступени развития человеческого общества смерть считалась вынужденной переменой жизни. Такая форма захоронения наблюдается у некоторых малых народов: ительменов (камчадалов), чукчей.

По описанию С. П. Крашенинникова, ительмены трупы мертвых привязав ремнем за шею, вытаскивали из юрты и бросали почти у ее стен на съедение собакам. По их поверьям, тот, кого они съедят, на другом свете будет ездить на добрых собаках. Обычай оставлять трупы у юрт камчадалы объясняли тем, что враги, умерщвлявшие людей, видя мертвеца, довольствовались его гибелью и другим уже не вредили. По их представлениям, люди после смерти, попадая под землю, живут там. В народных верованиях корейцев бытовали представления о том, что только после смерти великих людей остается некая духовная субстанция — душа. Поэтому в похоронных обрядах простых людей не заботились о загробной жизни души. Обряды захоронения в древности совершались без жертвоприношений и оплакивания покойников. Выброшенный или выставленный на всеобщее обозрение покойник сам, очевидно, считался искупительной жертвой. Только в более поздние времена появляются обряды, продиктованные чувством страха перед духом умершего и стремлением задобрить его.

Представления корейцев о том, что только значительные люди, имеющие социальный вес при жизни, продолжают оказывать влияние, воздействие и после смерти, нашли свое отражение в обрядах погребения детей и холостых людей (по корейским нормам они не считались взрослыми): «Ребенка и неженатого молодого человека хоронили без обрядов. Труп такого человека завертывали в постельное белье, на котором он умер, покрывали рисовой соломой и хоронили». Детей, как правило, погребали в поле, на меже, иногда подвешивали к дереву: «Под скалой у рощи на сучьях деревьев были привязаны чурбаны, обвитые соломой. Oказалось, что это трупы младенцев мужского пола».

Помещение трупов на деревья известно у ительменов; они детей хоронили в дуплах.

У древнемонгольских племен трупы умерших клали в лесу на ветви деревьев.

Захоронение детей без обрядов наблюдается и в настоящее время.

Таким образом, обычай выбрасывания трупов на съедение собакам, наблюдаемый среди низших слоев корейского общества, и обычай подвешивания трупов детей на сучья деревьев являются стадиально ранними явлениями и отражают древние представления корейцев о смерти и их отношение к покойникам. В древности у корейцев существовал обычай морить, поедать или сжигать живыми стариков. Со временем под влиянием конфуцианства древние обряды менялись. Но старые обычаи оказывались весьма устойчивыми. Даже в законодательстве XVIIв. мы находим предупреждение о том, что, «кто будет есть мясо мертвого человека, судится по закону о разбойниках».

Закон требовал тщательного выполнения погребальных обрядов и строгого соблюдения траура. Однако сельское население не всегда могло ознакомиться с предписанными законом требованиями и при погребении покойников основным правилом для них, по словам нашего информатора Ян Ман Чуна, являлось стремление оказать почести умершему, а в какой форме, было не так уж важно. В деревнях к покойнику относились как к чему-то зловредному, нечистому, до погребения в земле труп держали в особых помещениях — тока, вынесенных за селения.

Несмотря на строгую регламентацию, в похоронных обрядах сохранялись древние ритуалы и локальные отличия. Так, обряд погребения был более сложен на севере страны, тогда как в Южной Корее особую сложность получили поминальные обряды. Даже когда обряды исполнялись, строго в соответствии с официальными требованиями и конфуцианскими нормами, древнейшие представления настойчиво заявляли о себе. Например, широко практиковался обряд перезахоронения, известный в Корее с древних времен: раскапывание могилы и перенесение костей умершего в другое место.

Традиционный похоронный обряд довольно полно описан в европейской и русской литературе. В свое время Росс сделал перевод книги «Похоронный обряд взрослых», а затем эти сведения попали в русские работы. Поэтому нет необходимости особенно подробно останавливаться на описании обряда. Отметим лишь основные и наиболее интересные моменты. Когда в доме находился умирающий, принимались все меры для того, чтобы в доме и близ него была полная тишина. Умирающего клали на широкую доску так, чтобы он был обращен лицом к югу. Иногда в его ногах ставили кувшин с морской водой (соленой), сверх него — блюдо с золой, покрытое решетом. Сразу после смерти человека поднимали решето и осматривали золу. Если находили следы, напоминающие человеческие, то решали, что умерший возродится в человеческом образе. Если же в золе были узкие трещины, то считалось, что он переродится в змею или другое пресмыкающееся. На лицо умершего клали вату и прикрывали ею рот. Это делалось, как отметил Росс, для того, чтобы помешать выходу вонючего духа — янъчхи, который, если позволить ему вылететь, при соприкосновении с человеком, животным или даже с деревом способен их убить. В то же время таким способом пытались задержать душу в теле, так как верили, что до тех пор, пока душа остается в теле, есть надежда на жизнь. В комнату вносили маленький столик с тремя блюдами риса, тремя чашами сули (рисовая водка), рядом клали три пары соломенных сандалий, три куска бумажной ткани и плащ. Все это предназначалось для трех душ. Существует и другое объяснение этого обряда: «Из трех порций кушанья, — писал П. А. Дмитревский, — одна приносится в жертву духам, встречающим душу умершего, причем рыба, мясо, вино и плоды выбрасываются вне дома; вторая порция предназначается духам — руководителям умершего человека; третья — самому покойнику». В то же время слуга или родственник забирался на крышу дома. Там, стоя лицом к северу, он взмахивал курткой умершего и громко три раза произносил его имя, затем спускался в дом и накрывал этой одеждой покойника. В литературе значение обряда объясняется стремлением вернуть душу. Но среди простого народа, как нам удалось выяснить, обряд совершают с целью прогнать зловредного духа — квисина. Современный американский исследователь Южной Кореи Осгуд пишет, что крестьяне значение этого обряда объясняли так: «Чтобы со временем душа не вернулась бы». В первый день после кончины труп омывали ароматной водой, тщательно расчесывали волосы и подстригали ногти на, руках и ногах. Вычесанные волосы и срезанные ногти собирали в особые мешочки, которые клали на дно гроба. После покойника ничего нельзя было оставлять, в противном случае это могло привести к ненужным осложнениям. Воду после омовения и гребень выбрасывали во двор в особые ямы. В течение первых трех дней труп несколько раз одевали, причем ему закрывали лицо и в нескольких местах туго перевязывали. В этих обрядах прослеживается чувство страха перед умершим, стремление изолироваться, защититься от предполагаемого вреда или мести с его стороны. В основе страха, очевидно, лежит боязнь мертвецов, духа мертвых, которые якобы стремятся увлечь за собой живущих, особенно близких. И в то же время умершего кормили, перед ним ставили пищу, его охраняли от сквозняков и т. д. Почитали не только труп, но и его заместителя — хонбё (небольшая коробочка, в которую клали трижды свернутый лоскут холста). Этот интересный факт сообщил нам Ян Ман Чун. Вместилищем души умершего считалось его платье, поверх которого клали белую ленту или флаг. На третий день тело помещали в гроб. Прежде чем положить его туда, одевалыцики распускали временно все повязки и пояса в надежде, не вернется ли жизнь вновь. В дом приходили четыре рассказчика, жалобным голосом повествующие о жизни и заслугах умершего. Первые три дня родственники не должны были покидать умершего, а обязаны были непрерывно плакать и причитать. Плакали по очереди, иногда для этой цели нанимали специальных плакальщиков. Дети умершего (сын, дочь, сноха) почти ничего не ели. В это время пищу в доме не готовили — ее приносили соседи.

В крестьянских семьях гроб делали из сосновых толстых досок, которые заготовляли еще при жизни. В высших слоях общества гроб делали из четырех толстых кедровых досок. Гроб имел форму высокого четырехугольника с несколько скошенными передними стенками и был близок к китайскому. Гроб покрывался черным лаком, внутри выстилался шелком. Бедные корейцы красили его черной краской, а внутри оклеивали бумагой. На дно гроба насыпали толстый слой угольного порошка, покрывали его листом бумаги и поверх всего помещали «семизвездную доску» — доску с семью отверстиями, соответствующими семи звездам в созвездии Большая Медведица. В деревнях дно гроба засыпали травой, затем застилали одеялом и помещали изголовье. И только после этого сыновья покойного вместе со слугами, сполоснув предварительно руки, опускали тело в гроб. Пустое пространство между телом и стенками гроба заполнялось оставшейся от покойного одеждой и ва­той. Тело накрывали двумя покрывалами, называемыми «небесными». Крышка гроба закрывалась герметически и замазывалась воском и лаком. Когда закрывали крышку, родственники и друзья совершали жертвоприношения и молились о благополучии умершего. По словам нашего информатора Лим Ен Сена, в некоторых районах Северной Кореи бедные крестьянские семьи хоронили покойников без гроба: умерших помещали на «семизвездную доску», семь раз перевязывали веревками, заворачивали в кусок ткани и березовую кору. Перед выносом покойного из дома совершали обряд поминания умершего. Во дворе устанавливали перевитые снопы рисовой соломы, перед ними становились, опираясь на посохи, дети умер­шего. Посох делали из бамбука, когда поминали умершего отца, или из сосны, вогда поминали мать (бамбук — символ неба, отца, сосна — символ земли, матери). Присутствующие во дворе родственники и соседи кланялись и выражали свое соболезнование по случаю смерти родителя. Вынос гроба происходил в нечетные дни: на третий, пятый и седьмой; лучшим днем считался девятый. Янбане, как правило, хоронили спустя три месяца. Все это время гроб стоял во дворе в изготовленной для него беседке. В соответствующее время у гроба ставили завтрак, обед, ужин, любимые покойником плоды и цветы. По утрам приносили таз с чистой во­дой и вешали полотенце.

С погребением в землю связан целый комплекс обрядовых действий, обусловленных культовым отношением к земле и стремлением обеспечить покойного хорошим местом. Место для могилы выбирали пхунъсу - предсказали, геоманты. Они должны были тщательно исследовать местность со всех сторон и с возможной точностью определить, соответствуют ли форма горы, горных вершин и стоки воды в этой местности дню рождения, летам и прочим данным умершего.31 Выбор места для могилы — занятие хлопотливое и долгое. Правильно выбранное место, по народным представлениям, обеспечивало благо умершему, счастье и процветание живущим.

Хоронили непременно на скате холма или горы. Лучшим считался холм, с которого была видна самая высокая вершина в данной местности или по крайней мере третья по счету от выбранного холма, чтобы, как говорилось, сын мог видеть деда или, еще лучше, прадеда. Предсказатель, выбрав такое место, садился и внимательно осматривал вокруг себя все верхушки, затем вставал и снова оглядывал окружающие вершины: если он при этом замечал такую вершину, которую сидя не видел, то выбранное место не годилось для могилы, так как всему потомству похороненного на этом месте угрожало стать ворами.

Глубину могилы также определял предсказатель, ибо ни закон, ни традиции ее не указывали. Ямы, как правило, были неглубокими. Могила рылась с соблюдением различных церемоний. Прежде всего с северной стороны выбранного места ставили невысокий камень — туди, вместилище духа земли или духа, охраняющего могилы.

Утром в день, предназначенный для рытья ямы, руководитель похорон, выбираемый из числа наиболее почтенных родственников, отправлялся на могилу и обозначал место, втыкая ветки сливы (их обычно было семь, что соответствует числу звезд Большой Медведицы). Одна ветка изображала голову, другая помещалась в середине, третья — в ногах. Остальные 4 ветки втыкались по краям очерченной могилы. У центральной ветки ставили посуду с едой и чаши с рисом и сули. При этом присутствующие родственники подходили к столу, поставленному у туди, преклоняли колени, жгли специальную траву, лили на землю воду, сжигали в большой медной жаровне бумагу и. отвешивали несчетное количество поклонов. Руководитель церемонии (или «похоронный староста») становился на колени у обозначенной им могилы, заливался горькими слезами и двукратно бил земные поклоны. Только после всего этого принимались за рытье ямы.

Вынос гроба к могиле совершался в указанный предсказателем счастливый день. Гроб покрывали черной, синей или красной тканью. На крышку клали шляпу и флаг с именем и титулами умершего. Гроб помещали в паланкин — громадные носилки, со всех сторон затянутые разрисованным балдахином. Во время приготовления гроба к выносу присутствующие жгли свечи, благовония, приносили подношения из пищи и вина и низко кланялись. Покойника выносили головой вперед. Когда переступали порог, считаемый шеей духа дома, совершали жертвоприношения и молитвы. Паланкин с гробом несли специальные носильщики. Впереди гроба шли люди с сосновыми ветками и с флагами, на которых было написано имя умершего, и с бумажными полосами — манси («некролог»). Чем больше их было, тем считалось почетнее. Женщин хоронили без некролога. Иногда в процессии участвовали ряженые — панъ-санъ, одетые в звериные шкуры и с масками на лице. Присутствие ряженых встречается и в настоящее время. Американский этнограф Осгуд пишет, что он наблюдал похоронную процессию, впереди которой шли 4 человека с масками (шириной около трех футов), каждая из которых имела по две нары выпученных глаз, оскаленный рот с выступающими зубами. Маски предназначались для устрашения злых духов, изображение которых везли тут же на двуколке. За ними везли изображение лошадей — чхуксанма. Их позже сжигали на могиле, чтобы обеспечить скончавшегося транспортом в потустороннем мире. Интересно отметить, что в древности маски и изображения лошадей погребали вместе с умершими.

Перед гробом несли ящик с платьем покойного или хонбё. За гробом в самом конце кортежа шли в глубоком трауре сыновья и близкие покойного. По обеим сторонам процессии двигались факельщики с зажженными факелами; во время хода исполнялись похоронные песни. Запевала своим пением под аккомпанемент народных инструментов регулировал ход процессии, в которой участвовало несколько десятков человек. Подробное и весьма точное описание похоронной процессии оставил Н. Г. Гарин-Михайловский.

«Вот похороны, — писал он. — Большие парадные похороны. Умерла жена — уже старуха — богатого корейца. Процессия с воплями и плачем медленно проходит. Впереди всех верхом на лошади, по-мужски, женщина в сероватом халате, повязанном веревкой. Женщина эта покрыта каким-то прозрачным серым мешком. Это любимая раба, на обязанности которой лежит оплакивать покойницу ... За рабой тянется ряд хоругвей: на шестах доски с изображениями людей и невиданных зверей, громадные кольца золоченой и красной бумаги. Это деньги — деньги для ада, которыми там будет платить покойница. Их положат с ней в могилу. Она и здесь уже платит — идут двое и разбрасывают такие деньги по дороге. Это умилостивляет духов ада, и, следуя теперь за телом, они ни покойнице, ни ее родным, ни всем тем, мимо домов которых проносят тело усопшей, не будут делать зла. Но для верности женщины каждого дома выносят на порог горсть сухих листьев, хворост, ельник и жгут его. Дым еще лучше денег отгоняет злых духов.

Ближе подходит процессия, и нестерпимей в неподвижном солнечном воздухе трупный смрад. Неудивительно: тело покойницы держали три месяца на дому прежде погребения. Вот и катафалк — громадные закрытые носилки с балдахином, закрытые со всех сторон. Стенки его разноцветные, поверху изображения страшных лиц, драконов, змей, священных птиц. Впереди катафалка дети, родные, друзья. Сзади носилки; в передних сидит подруга покойной и громко плачет — это ее обязанность.

Процессия останавливается на перекрестке, где дорога сворачивает уже загород, и происходит последнее поминание в городе. Перед катафалком устанавливается богатый корейский стол с рыбой, но без мяса, так как это был пост, с чашками риса, с восковыми свечами. Впереди этого стола (не выше полуаршина) полусидят на коленях все мужчины, одетые в траур (такой же, как у рабы). Муж покойной читает какие-то бумаги, сын покойной, лет шестнадцати юноша, стоит перед столом, лицом к катафалку, и кладет частые земные поклоны или, складывая руки, поднимает и опускает их. Чтение нараспев, и иногда все подхватывают и повторяют припев. Какой-то, очевидно, сильный момент, потому что все заметались, припали к земле, и несколько искренних рыданий сливается со страстно тоскливым напевом. Кончилось. Все встают. Обед несут дальше, и вся процессия опять приходит в движение, медленно скрываясь где-то за городом в ярких лучах осеннего дня».

На кладбище носильщики ставили гроб на циновки с южной стороны ямы так, чтобы лицо покойника было направлено к северу. Ряженые кружились у края могилы. Совершали обычные жертвоприношения пищей и водкой, после чего «похоронный староста» бросался на землю с громкими рыданиями. Плач причитания родственников прекращались на некоторое время только после спуска гроба в яму, а затем они возобновлялись с удвоенной силой, когда туда же спускали флаг с именем покойника. Затем руководитель траура совершал поклонение перед туди, около которого стояли блюда с яствами, плодами и чаши с водкой. Содержимое каждого сосуда он черпал ложкой три раза и с поклонами закапывал в землю. Только после этого зарывали могилу. Могильщики насыпали на гроб сначала смесь известки, угольного порошка и белого камня, а затем землю. В народе на гроб клали кору березы, чтобы земля не соприкасалась с гробом. Во время погребения били в гонги и барабаны. Над могилой насыпали обыкновенно круглый курганчик. Знатные янбани ставили каменные обелиски. Похороны завершались обильными жертвоприношениями водкой, которую лили на землю. Здесь же у могилы совершали общую трапезу и сжигали носильные вещи умершего.

По возвращении с кладбища перед домом молились, жгли бумагу, а затем входили и принимались за скромную трапезу. В это время являлись две-три шаманки— муданъ, переодетые покойником. Они под музыку рассказывали в первом лице известные происшествия из его жизни. «Заместителей» умершего — ящик с его одеждой либо хонбё — помещали в комнате предков, где они находились в течение всего траура и где перед ними ежедневно утром и вечером домашние ставили пищу. Если умерший был курящим, то раскуривали его трубку и вставляли ее в ящик. По истечении трех лет хонбё уничтожали и заменяли поминальной табличкой предков. Поминальная табличка считалась вместилищем души умершего. Она представляла собой деревянную дощечку длиной примерно около 30 см, шириной 7 см и толщиной 2 см. У знатных она делалась из каштанового дерева, выросшего в таком месте, куда не доносились лай собаки и пение петуха, т. е. далеко от человеческого жилья. Табличку красили в черный цвет, и на ней белыми иероглифами писали имя умершего. В боках дощечки проделывали отверстия, облегчающие проникновение в нее души усопшего. По конфуцианским представлениям, в табличках с именем предков живут их души. Таблички тщательно оберегались. Похищение, порча, истребление табличек в Корее наказывалось весьма строго. Рабов за это предавали смерти. Преследование христианства началось именно из-за того, что христиане, отвергая поклонение предкам, сжигали их таблички. Перед табличкой происходили поминки, ей приносили в жертву пищу, плоды, водку, цветы. Так ее чествовали до четвертого колена, после чего зарывали в могилу.

Первые поминки совершали дети на следующий день после похорон родителей. Дальше поминали каждые десять дней и на новое полнолуние в продолжение двух-трех лет со дня смерти. Кроме того, поминки про­исходили также в день смерти и в день рождения умершего предка. Весь день накануне женщины готовили различные кушанья. На большом жертвенном столе, поставленном у северной стены комнаты, расставляли пирамидами редкие сорта фруктов, печений, миски с рисом, соусом и вином. За ними помещали ящичек с поминальной табличкой. Перед большим жертвенным столом ставили на маленький стол жаровню с раскален­ными углями и благовонные палочки. Примерно в полночь все домашние мылись и надевали новое платье. Затем подходили к жертвенному столу, кланялись и открывали ящичек с поминальной табличкой. Втыкали ложку в рис. В это время соблюдали полнейшую тишину, так как малейший шум мог помешать принимать пищу предку. Спустя некоторое время ложку из риса вынимали, закрывали жаровню и начинали всеобщую трапезу. На следующий день, как правило, отправлялись на могилу предка. Перед могилой ставили жертвенные дары, лили водку на землю. Жертвоприношения вином совершали и под деревом, растущим у могилы. После этого присутствующие поедали принесенные дары. Считалось, что предок попробовал все вкусное и забрал запахи.

По представлениям корейцев, духи умерших образовывали как бы невидимую часть рода и семьи. Они требовали большого внимания и забот, так как им приписывалась способность мстить и вредить. Отсюда тщательное соблюдение всякого рода поминок по родственникам и ревностный уход за могилами предков, отсюда и постоянный страх, чтобы кто-нибудь не обидел покойников, не потревожил их сна. Нарушение кладбищенских границ, погребение чужого человека вблизи родственных могил вызывало кровавые и ожесточенные распри, в которых принимали участие целые деревни и роды и которые составляли 50% всех судебных дел в провинциальных управлениях полуострова. По убеждению корейцев, удачный выбор места погребения родителей или вообще предков мог обеспечить потомству богатство, почести, удачи. Для того чтобы узнать, было ли место счастливым, через несколько лет раскапывали могилу и вскрывали гроб. Если тело изменило свое положение или почернело, то это считалось неопровержимым признаком того, что покойника постигла обида и что семейству угрожает несчастье. Родные обращались за советом к предсказателю и по его совету переносили тело в другую могилу, соблюдая при этом в сокращении все похоронные обряды.

П. Ю. Шмидт во время путешествия по Корее присутствовал при вырывании тела из земли. «Над раскрытой могилой, — писал он,— был раскрыт шатер, чтобы луч солнца не коснулся костей: от этого может случиться новое несчастье. Родственники в глубоком трауре, сын покойного в особом траурном головном уборе были заняты собиранием костей, заворачиванием их в бумагу и материю и укладыванием в новый гроб». Часто для переноса костей использовали кору с березы. Кости в новом гробу укладывали в таком порядке, чтобы образовался правильный скелет. У гроба расставляли разные яства. Присутствующие, рыдая, дважды поклонялись ему. После чего гроб на носилках переносили в новую могилу, у которой осуществлялись такие же церемонии, как при первых похоронах. На следующий день распорядитель траура и родственники перед алтарем предка совершали жертвоприношения с обычными церемониями. Траурная одежда из желтой пеньковой ткани, надеваемая во время этих церемоний, снималась только спустя три месяца. Конфуцианство предписывало соблюдать по умершим предкам длительный траур: по родителям — три года. Трехлетний траур был известен еще в период трех государств; в период Коре он сократился до ста дней, а в период династии Ли древний обычай был восстановлен. Согласно «Великому собранию законов», определялись следующие сроки траура:

«По смерти своих родителей — три года. Женщины, вышедшие замуж, носят по своим родителям и родственникам траур меньше на один разряд (т. е. вместо трех лет один год). Тетки, сестры, дочери, внучки, расторгнувшие брачные союзы, держат траур, как бы и не выходили замуж». Вообще все родственники покойного должны были соблюдать траур, продолжительность которого убывала соответственно степени родства. Супруги в случае смерти одного из них находились в глубоком трехлетнем трауре. Во время самого глубокого трехлетнего траура по родителям, из которых два года считались тяжелым трауром, а год полутрауром, детям нельзя было заниматься трудом, ходить в гости и принимать посетителей, не следовало вообще проявлять какого-либо интереса к житейским делам, воспрещалось убивать живые существа, даже паразитов, кишащих в грязных одеждах. Во время траура не стригли волос и бород, не ели мяса, рыбы, чеснока. Люди, находящиеся в трауре, считались как бы временно умершими для мирских дел и удовольствий. Жены покидали мужей. Дети, рождённые во время траура по родителям, считались незаконными, происхождение их — позорным; таких детей даже можно было продать в рабство. В этот период не справляли свадеб.

Во время траура носили специальную траурную одежду. В «Пяти разделах траура» «Великого собрания законов» предписывалось по отцу носить полный траур — чжан-цуй (одежда с отсеченным подолом) — три года (солдаты и простой народ носили полный траур по отцу и матери 100 дней, но разрешалось носить и три года). По матери траурную одежду— цзы-цуй (с ровным подолом) — носили также три года, но если был жив отец, то через; 11 месяцев траурное платье меняли. Через 13 месяцев позволялось облегчение в трауре, через 15 месяцев траурное платье переставали носить, хотя не поступали на службу и соблюдали некоторые положенные правила все три года. Во время погребального обряда ближние родственники носили специальную траурную одежду — самбок чёса. В литературе имеются сведения, что при поминании отца сын поверх белого халата надевал коричневого цвета (цвет пеньки) халат с разрезанными сзади и заостренными книзу полами. Два комплекта такой траурной одежды имеются в корейских фондах МАЭ. Она датируется, согласно документации, концом XIXв. Каждый комплект состоит из передника-юбки и халата. Они сшиты из грубой редкой пеньковой ткани. Юбка-передник — самшени — представляет собой две широкие полосы, заложенные байтовыми складками (длина полотнища 42 см, ширина пояса 16 см), пришитые к широкому поясу. Халат покроя кимоно — самбоги— имеет длинные рукава, прямые полы и воротник-стойку. На линии талии пришиты поперечная полоса ткани и четыре треугольных куска. Боковые швы халата не сшиты (длина халата 94 см, длина рукава 68 см, ширина рукава 45 см, ширина пришитой полосы 33 см).

Пеньковая ткань, из которой шили ритуальную траурную одежду, была в Корее, так же как в Маньчжурии и Китае, наиболее древней. Об этом свидетельствует крайне первобытный способ ее изготовления. Он заключался в том, что на выложенное каменьями дно ямы клали большие камни, предварительно докрасна накаленные в печи, устроенной рядом с ямой. Конопля, связанная пучками, сваливалась в эту яму, а между пучками вставлялось несколько кольев. Затем коноплю прикрывали толстым слоем грубой тяжелой травы, а на нее сверху наваливали землю и плотно утрамбовывали. Все это делалось настолько быстро, что камни не успевали остыть. После этого колья вытаскивали, а в образовавшиеся скважины наливали воду, которая, соприкасаясь с горячими каменьями, закипала. В таком положении пучки конопли оставались в продолжение суток, причем успевали настолько разбухнуть и размягчиться, что волокна растения могли быть отделены друг от друга без всякого труда. Отделенные волокна, вымоченные и расчесанные, шли на изготовление тканей, нитей, веревок.

Рекомендации по покрою и раскрою траурной одежды давались в книгах по траурным обрядам. Траурная одежда изготовлялась в первые дни кончины всеми женщинами семьи. Ее шили большими стежками, как бы вчерне, для того чтобы подчеркнуть, в каком горе пребывал те, кто ее шил и кто будет ее носить.

В период продолжительного траура носили пеньковую одежду. Пеньковый халат обычного покроя, только с более широкими рукавами надевали поверх белого халата. Затем стягивали его кушаком из той же материи иди длинной толстой пеньковой либо соломенной веревкой; волосы связывали длинной пеньковой веревкой в палец толщиной так, чтобы концы веревки свисали вдоль щек. На голову надевали шапочку из пеньковой ткани. Женщины вокруг головы повязывали жгут из рисовой соломы, на макушку клали прямоугольный кусок ткани из пеньки, в косы вплетали белые ленты. Белый цвет считается в Корее цветом траура, и никакой другой цвет не допускался в одежде в этот период. Траурный наряд завершался белыми чулками и грубыми соломенными сандалиями с вплетенными матерчатыми белыми полосами. Необходимой принадлежностью траурного наряда являлся посох, с которым лица, находящиеся в трауре, не расставались во время всех поминальных и погребальных церемоний.

В первый год траура мужчины при выходе на улицу надевали особую конусообразную глубокую шляпу из лучин бамбука (высота ее 29 см, ширина 56 см. Для того чтобы шляпа держалась на голове, внутри ее делался каркас с обручем, к которому привязывались белые тесемки. Шляпа закрывала не только голову, но и верхнюю часть лица. Нижнюю часть лица прикрывали экранчиком. Он состоял из куска материи, при­крепленного с двух сторон к деревянным палочкам-ручкам. Траурная одежда, исключая мужские шляпы и посохи, после похорон и положенного периода траура убиралась. Ее надевали во время церемоний, посвящен­ных годовой и двухлетней годовщине смерти, и во время переноса могилы. Мужская шляпа после окончания срока траура сжигалась.

С человеком, находящимся в трауре и носящим соломенную шляпу, никто не заговаривал. Он считался как бы нечистым и находился вне общества. Он не мог быть арестованным, даже если во время траура и совершил проступок.

Социальная значимость погребальной обрядности корейцев не вызывает сомнения. В. Серошевский справедливо отметил, что «продолжительный и тягостный корейский траур является выражением родственной солидарности. Всякая обида, а тем более смерть родственника, подлежит отмщению. Пока это не случилось, ближайшие родственники налагают на себя тягостные ограничения, побуждающие их к скорейшему исполнению этой обязанности. До сих пор в Корее человек в трауре и преступник носит то же название и обозначается тем же иероглифом. Люди, приготовленные к смерти, носят ту же одежду, что и находящиеся в трауре. Вообще люди, потерявшие родителей, держат себя до сих пор в Корее так, как некогда держали себя в Японии люди, скрывавшиеся от родовой мести в предназначенных для этого храмах и убежищах».

В похоронных обрядах корейцев видно двойственное отношение к покойнику. С одной стороны, желание изолироваться, защититься от предполагаемого вреда, отмежеваться от контакта с покойником, продикто­ванное чувством страха и боязни духов мертвых, которым приписывалось стремление увлечь за собой живых людей, особенно близких родственников. С другой стороны, наблюдается забота о нуждах покойника как про­явление социальных связей — духи умерших становятся покровителями семьи, от их расположения зависит благополучие живущих потомков.

[povodok]

Я думаю , современные традиции погребения и казахов и монголов , это отражение религиозных верований последних столетий.И к традициям монголов эпохи Чингизхана , а тем более к хуннским традициям , не имеют никакого отношения!

[АксКерБорж]

Я думаю , современные традиции погребения и казахов и монголов , это отражение религиозных верований последних столетий.И к традициям монголов эпохи Чингизхана , а тем более к хуннским традициям , не имеют никакого отношения!

В том то и дело, что ламаизм (буддизм) к оставлению тел умерших на съедение зверям не причастен. Этот обряд зафиксирован еще у шивэев на Амуре.

По казахам тоже не проблема, хоронили и до ислама в земле.

[атыгай]

http://www.sati.arch...208.htm&id=1046

§ 3. Погребальный обряд амурских чжурчжэней

(покровской культуры)

В данной работе используется первое название культуры, хотя нам предпочтительнее было бы пользоваться неэтническим обозначением культуры. Однако Ю.М. Васильев носителями покровской культуры считает монголоязычных шивэй. Но на Амуре восточная граница северных шивэй проходила по Малому Хингану, а их культура соотнесена с михайловской группой памятников, отличной от покровской.

[сократил цитату - Стас]

Предложенная реконструкция погребального обряда амурских чжурчжэней сближает его с погребальными обрядами как троицкой группы мохэ, так и найфельдской, или хэйшуй мохэ. А последних летописная традиция считает непосредственными предками чжурчжэней. Данное положение не соответствует археологическим данным: в таком случае следовало бы ожидать, что тогда у амурских чжурчжэней аборигенный пласт будет представлен лепной посудой найфельдского типа. Однако лепная керамика культуры амурских чжурчжэней относится к троицкой группе.

[атыгай]

http://www.khti.ru/downloads/katanov/O%20POGREBAL'NYKh%20OBRYaDAKh%20U%20TYuRKSKIKh%20PLEMEN.pdf

О погребальных обрядах тюркских племен Центральной и Восточной Азии, Казань, 1894 год.

[атыгай]

В том то и дело, что ламаизм (буддизм) к оставлению тел умерших на съедение зверям не причастен. Этот обряд зафиксирован еще у шивэев на Амуре.

По казахам тоже не проблема, хоронили и до ислама в земле.

Действительно обряд оставления покойников на воздухе является древним погребальным отрядом, свойственным дальневосточным племенам: корейцам, манчжурам и монголам.

[Стас]

Да, нет, монголы типичные центральноазиаты со своим воздушным погребением, как хакасы, алтайцы, тувинцы. Даже часть татар и кавказских народов близка к нашим обычаям.

[enhd]

У монголов погребение были разные.

В основном хоронение в землю, сожжение и мумицирование.

Сожжение только особых людей т.е. шаманов, знатных людей и т.п.

Хоронение в землю сохранил свой древний жестоковатый характер, например на стороне головы хоронит из слугов или врагов как симболизируя подушку под головой. Из этой традиции происходит поговорка монголов "амьд хүний гэрч болсноос, үхсэн хүний дэр бол - стань подушкой под головой смертного, чем стать свидетелем живого человека".

И на стороне ноги знатного человека также хоронили каких-то чисел слугов чтобы они служили в том свете своему хозяину и т.п.

Также есть хоронение в пещерах или в углублении на скале. Стоявшая поговорка у монголов "хадан гэрт очих - уходить в юрту скальную" что означает о смерти и хоронении.

Некоторые жестокие традиции у монголов связанные с погребением так и соблюдались до принятия/распространения буддизма.

В одной хронике монгольской написано что хатун какого-то чингизида хотела убивать 100 детей и 100 верблюжонок и хоронить их на месте погребения умершего любимого сына, чтобы скорбили матери и верблюды вслед за его сыном. (но число 100 может быть литературным увеличением, но такое решение говорит о некоторых жестоких традициях) И далее написано что эта решение хатуна было остановлено приказом хана, что этот действие противоречит канону буддизма принятого монголами.

Жестокий характер монголов и дикие традиции как этот было запрещены ламаизмом в Монголии, и в первые годы ламаизм и шаманизм сильно боролись. Если верить источникам то даже были случаи что до 1000 шаманов заживо закапывали в землю.

Оставить тело на земле это чисто влияние тибетского буддизма, там не бросали где попало. Были специальные места для усопших, там оставили тело покойных может бедняги или те кем велели ламы так сделать. Чисто копировка тибетских традиции, но поскольку у монголов нет таких людей профессии тибетских хоронителей (разрубивших, размельчивших тело покойных) конечно тело оставалось на произвол судьбы.

После 90-х годов прошлого столетия буддизм/ламаизм вновь усилился в Монголии, были случаи оставления тела покойного что и вызвали испуг у людей которые встречали такие вещи.

Так что господа казахские фольк-хисторики изучайте всю матчасть дела, а не сцепливаетесь за отдельные слова из каких-то текстов причем выборочно взятые.

[атыгай]

http://rus-turk.livejournal.com/160701.html#cutid2

Народы Илийского края (4/6): монголы восточные и западные

...О больных калмыки заботятся мало, труднобольного часто бросают при перекочевке. Умершего не хоронят, а бросают на съедение волкам и собакам, и если труп долго не съедается, то покойника считают большим грешником и на молитвы по нем дают ламе денег. Поминки справляют на 40 день и через год, платя также ламе деньги. Траур носят 7 дней, траурный цвет белый....

[enhd]

Да, нет, монголы типичные центральноазиаты со своим воздушным погребением, как хакасы, алтайцы, тувинцы. Даже часть татар и кавказских народов близка к нашим обычаям.

Воздушное погребение?! Это наверное хоронить на дереве, которое у народов живущих в лесу основном.

[Стас]

Нет, не только на дереве, на специальных помостах и т.п.

[enhd]

Нет, не только на дереве, на специальных помостах и т.п.

Да, это же тоже в принципе схож с тем.

Ну, потом через 3 или лет приходят на это место собирают остатки костей и сжигали. (это я угадываю based on из традиции погребения шаманов дархатских)

[Стас]

Интересно, что енисейские кыргызы тоже оставляли тело на год, а потом собирали кости и сжигали.

[enhd]

http://rus-turk.live...701.html#cutid2

Народы Илийского края (4/6): монголы восточные и западные

...О больных калмыки заботятся мало, труднобольного часто бросают при перекочевке. Умершего не хоронят, а бросают на съедение волкам и собакам, и если труп долго не съедается, то покойника считают большим грешником и на молитвы по нем дают ламе денег. Поминки справляют на 40 день и через год, платя также ламе деньги. Траур носят 7 дней, траурный цвет белый....

Об этом надо посмотреть мой постинг наверху о влиянии тибетского буддизма.

[enhd]

Интересно, что енисейские кыргызы тоже оставляли тело на год, а потом собирали кости и сжигали.

Читал что дархатских шаманов так хоронят, кажется после 3 года. (потом как нибудь даю перевод)

И на этом месте установят онгон того шамана и потомки почтят это место.

А простых смертных обычно хоронят на солнечной стороне горы или возвышенной местности.

[АксКерБорж]

У монголов погребение были разные.

В основном хоронение в землю, сожжение и мумицирование.

Сожжение только особых людей т.е. шаманов, знатных людей и т.п.

Хоронение в землю сохранил свой древний жестоковатый характер, например на стороне головы хоронит из слугов или врагов как симболизируя подушку под головой. Из этой традиции происходит поговорка монголов "амьд хүний гэрч болсноос, үхсэн хүний дэр бол - стань подушкой под головой смертного, чем стать свидетелем живого человека".

И на стороне ноги знатного человека также хоронили каких-то чисел слугов чтобы они служили в том свете своему хозяину и т.п.

Также есть хоронение в пещерах или в углублении на скале. Стоявшая поговорка у монголов "хадан гэрт очих - уходить в юрту скальную" что означает о смерти и хоронении.

Некоторые жестокие традиции у монголов связанные с погребением так и соблюдались до принятия/распространения буддизма.

В одной хронике монгольской написано что хатун какого-то чингизида хотела убивать 100 детей и 100 верблюжонок и хоронить их на месте погребения умершего любимого сына, чтобы скорбили матери и верблюды вслед за его сыном. (но число 100 может быть литературным увеличением, но такое решение говорит о некоторых жестоких традициях) И далее написано что эта решение хатуна было остановлено приказом хана, что этот действие противоречит канону буддизма принятого монголами.

Жестокий характер монголов и дикие традиции как этот было запрещены ламаизмом в Монголии, и в первые годы ламаизм и шаманизм сильно боролись. Если верить источникам то даже были случаи что до 1000 шаманов заживо закапывали в землю.

Оставить тело на земле это чисто влияние тибетского буддизма, там не бросали где попало. Были специальные места для усопших, там оставили тело покойных может бедняги или те кем велели ламы так сделать. Чисто копировка тибетских традиции, но поскольку у монголов нет таких людей профессии тибетских хоронителей (разрубивших, размельчивших тело покойных) конечно тело оставалось на произвол судьбы.

После 90-х годов прошлого столетия буддизм/ламаизм вновь усилился в Монголии, были случаи оставления тела покойного что и вызвали испуг у людей которые встречали такие вещи.

Так что господа казахские фольк-хисторики изучайте всю матчасть дела, а не сцепливаетесь за отдельные слова из каких-то текстов причем выборочно взятые.

1. О каком периоде времени вы писали о захоронении в земле? Опять про 13-14 века?

2. Ув. Атыгай и я привели достаточно литературы о традиции монголоязычных народов оставлять тела умерших на съедение собакам и зверям, корни которой тянутся не из Тибета, а с востока и из леса, сперва на деревьях, помостах, затем в связи с выходом в Степь - в открытой местности (помните я писал, что традиция такого отличительного этнического признака монголоязычных народов как правый запах одежды, тоже имеет амуро-маньчжурские корни?).

3. И еще просьба, запостите если сможете фотки ваших захоронений - древних (не ранее 15 века), старинных (18-19 вв.) и современных (20-21 вв.), если такие существовали конечно.

[Стас]

Да, найдите сами в сети фото ламских, княжеских и шаманских захоронений. Повторю: тонны литературы археологической. Было бы желание разгребать.

Мне другое интересно: почему хакасские, алтайские, тувинские и казахские домовины/склепы 19 века так похожи друг на друга?

[АксКерБорж]

Да, найдите сами в сети фото ламских, княжеских и шаманских захоронений. Повторю: тонны литературы археологической. Было бы желание разгребать.

Мне другое интересно: почему хакасские, алтайские, тувинские и казахские домовины/склепы 19 века так похожи друг на друга?

Захоронения лам, князей и шаманов не нужны, нужны НАРОДНЫЕ и не отдельные могилы, а МАССОВЫЕ КЛАДБИЩА (какие я запостил по казахам). Лично я не нашел фото или рисунков таких, поэтому прошу запостить у кого они есть, кстати вы можете запостить хакасские, тоже было бы интересно.

[Стас]

Ищите в интернете (полно), и сравните с казахскими домовинами в Рудном Алтае. То ли русское влияние, но у всех групп Южной Сибири (Саяно-Алтая) одинаково.

[АксКерБорж]

Я все таки жду от монглоязычных братьев. Когда посещу Монголию неизвестно, так что хочется увидеть здесь и сейчас:

Фото древних (не ранее 15 века), старинных (18-19 вв.) и современных монгольских захоронений - кладбищ (20-21 вв.). Думаю для спецов как Hooker это не проблема, я же могу ошибиться и выставить что-либо за желаемое.

[Rea3]

И на этом месте установят онгон того шамана и потомки почтят это место.

А как выглядит такой онгон?

"Фотку" дайте. хоть парочку

P.S. Упс. Вспомнил, и кавычки вставил

[enhd]

А как выглядит такой онгон?

"Фотку" дайте. хоть парочку

P.S. Упс. Вспомнил, и кавычки вставил

В основном разные "овоо" (обо) - груди камней или пирамида из деревьев прутьев. Также может быть какие то специальное дерево, скала, камни-булыжники etc.

Или вообще местность, гора, берег реки или животные лошадь например.

Это думаю что зависит от особенности конкретнего шамана, и от егой силы.

Овоо.

13 овоо-онгонов на перевале при Хубсугулье.

[Rea3]

Это именно шаманские и только ли дархатских?

Почему синий цвет?

Или вообще местность, гора, берег реки или животные лошадь например.

Это место не понял

"Фотки" - имел ввиду не современные фото. Старые, или зарисовки исследователей