Происхождение монголоязычных народов

[Erchis]

ПРОИСХОЖДЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА по данным археологии, антропологии и ДНК-генеалогии

http://www.organizmica.org/archive/611/pcpda3-24.shtml

 

Клёсов А.А., Тюняев А.А.
Бостон – Москва, 2009 г.

Подписка на журнал «Organizmica» в каталогах:
«Роспечать» - 82846; «Пресса России» - 39245

Часть 3. Теория происхождения человека по новейшим данным.

Приведущий раздел  Содержание  Следующий раздел

24. Введение

В современной науке существует положение, что все современные люди принадлежат к одному виду Homo sapiens, рода Homo, семейства гоминид, отряда приматов. Это мы подробно обсуждали в первой части книги. В настоящем разделе мы не будем больше рассматривать этот вопрос, к тому же, возможно, тысячелетия последующих скрещиваний людей разных типов привёли к практическому уничтожению этих различий в рамках Homo sapiens, если таковые и были.

При указанном допущении один и тот же вид человека, Homo sapiens, не мог образоваться параллельно и независимо из разнообразия другого вида, Homo erectus, к тому же живущего в совершенно разных концах Земли и в столь разных условиях. Именно о таком разнообразии происхождения человека из разных предшественников и говорит «мультирегиональная теория», сторонников которой за последнее время заметно поубавилось. Разумное обоснование сводится к тому, что современный человек мог произойти только в одном месте, и затем эти потомки мигрировали в разных направлениях, заселив планету. Остальные параллельные или последовательно-параллельные виды или подвиды просто не выжили, не оставили потомства, живущего в настоящее время.

Об этом и свидетельствует ДНК-генеалогия. Строение Y-хромосом и характер мутаций в них, как мутаций-спипов, практически необратимых, так и обратимых, значительно более быстрых тандемных мутаций в гаплотипах, совершенно надёжно относит всех людей, живущих на Земле, и тестированных на ДНК к настоящему времени на всех континентах и практически всех популяций, к одному общему предку. Этот предок, по совокупности подавляющего количества данных, собранных к настоящему времени, жил в Африке во временном интервале 200 – 60 тысяч лет назад. Его потомки вышли из Африки примерно 80 – 60 тысяч лет назад и расселились по всем континентам, включая Русскую равнину, о которой речь пойдёт позже.

Костные остатки остальных гоминидов, найденные в различных частях света, естественно, показывают, что такие гоминиды существовали, причём во многих случаях существовали задолго до приведённых выше сроков. Но они не оставили потомства, которое жило бы в настоящее время. Мы не знаем гаплогрупп и гаплотипов этих гоминид, но можно со всей опредёленностью сказать, что они – когда будут определены – будут принципиально отличаться от гаплогрупп и гаплотипов современных людей. У них будут обнаружены мутации-снипы в совершенно необычных участках Y-хромосомы, у них будут совершенно необычные тандемные мутации, которые не будут укладываться ни в один из современных человеческих родов. Эта информация окажется чрезвычайно важной для понимания путей развития современного человека в том отношении, что будет показывать тупиковые линии, тупиковые пути развития гоминидов.

Но такой информации пока нет, за исключением данных по немногим неандертальцам. Однако новая область науки, палео-ДНК-генеалогия, уже продвигается в своём развитии. Этот путь колоссальной трудности и фантастически затратный. Это и отвечает на вопрос людей, далёких от ДНК-генеалогии, генетики, да и биологии в целом – а, мол, собственно, в чём дело? Выкопали эректуса или какого другого неандертальца (!) и проанализировали его ДНК. Долго ли умеючи?

Долго. С умением тоже существуют проблемы при работе с такими системами. В мире есть фактически только одна лаборатория, работающая над расшифровкой ДНК неандертальцев – это лаборатория Сванте Паабо в Институте эволюционной антропологии им. Макса-Планка в Лейпциге. И то исследователи предпочитают работать с митохондриальными ДНК, не с Y-хромосомальными. Y-хромосомальная ДНК – в три тысячи раз больше по размеру, то есть по числу в ней нуклеотидов. Длина мтДНК – 16,5 тысяч нуклеотидов. Длина Y-хромосомы – 50 миллионов нуклеотидов.

Проблема ещё в том, что когда древнюю ДНК извлекают из костей остатков гоминида, то она на 99% загрязнена ДНК микробов, которые разлагают эту древнюю гоминидную ДНК и давно проникли в кости. То есть эта древняя ДНК ещё и значительно разложена, деградирована, укорочена, расщеплена на куски и фрагменты. Средняя длина ДНК неандертальцев при их анализе – примерно 50 – 85 нуклеотидов. Это, как анализировать сгоревшие книги из библиотеки, собирая и связывая страницы, а потом параграфы, фразы и слова на уцелевших обгорелых кусочках бумаги.

Например, в одном конкретном анализе потребовалось 147 раз прогонять анализ полной мтДНК по 454 нуклеотидов каждый раз, чтобы получить полную последовательность [Rusk, 2009, p. 629]. Это стоило более миллиона долларов. И это для митохондриальной ДНК, в 3500 раз меньшей по размеру по сравнению с Y-хромосомной.

Ещё проблема – загрязнение древней ДНК буквально единичными молекулами ДНК археологов, техников, биологов, генетиков, лаборантов, почти неизбежное в реальных условиях [Stiller, 2009].

Тем не менее, геномы пяти неандертальцев были недавно реконструированы (ibid.). Оказалось, что они были очень сходны друг с другом, значительно более сходны по сравнению с геномами современных европейцев. Учитывая, что неандертальцы жили в Европе не менее 200 тысяч лет, а предки современных людей – менее 40 тысяч лет назад, то исследователи сделали вывод, что популяция неандертальцев была очень мала [Briggs et al., 2009]. И не просто мала, а, можно добавить, была на грани экстинкции, вымирания. Сходство Y-хромосом, или их гаплотипов у ряда субъектов означает, что их родительская популяция не столь давно прошла «бутылочное горлышко» популяции, и немного уцелевших особей фактически начали новую ДНК-генеалогическую линию. Видимо, популяция неандертальцев уже давно пульсировала на грани исчезновения, что в итоге и привело к их вымиранию примерно 28 тысяч лет назад в Европе.

К настоящему времени опубликованы только несколько работ с результатами анализа хромосомных ДНК, в контексте материалов настоящей книги. Среди них – группа ископаемых останков, отнесённых к культуре шнуровой керамики в Германии с датировкой 4600 лет назад [Haak et al., 2008] и к андроновской культуре в Красноярской области с датировкой 3800 – 3400 лет назад [Keyser et al., 2009]. В обоих случаях это были гаплогруппы R1a1. Есть ещё несколько работ, но по анализу более поздних ископаемых останков, включая останки царской семьи из Екатеринбургского захоронения, которые не входят в круг вопросов настоящей книги. Краткий перечень наиболее древних ДНК Y-хромосомы представлен в таблице 24.1:

 

Возраст Y-хромосомных ДНК лет назад; Место раскопок; Гаплогруппы; Ссылка

(культура шнуровой керамики): Eulau, Германия R1a1
(3 родственника) Haak et al, 2008 3800 – 3400

(андроновская культура) : Красноярский край R1a1 (9 из 10),
C(xC3) (1 из 10) Keyser et al, 2009 2800 – 1900

(тагарская культура):Там же R1a1 Там же 1900 – 1500

(таштыкская культура): Там же R1a1 Там же 3000 – 2700 Лиштенштейская пещера, Германия I2b (12 чел):

R1a1 (2 чел),
R1b1b2 (1 чел) Schlitz, 2006 2300

 

Монголия: N1c, Q, C Keyser et al, 2006

 

(Таблица 24.1. Перечень палео-ДНК, в которых идентифицированы гаплогруппы и гаплотипы Y-хромосомы).

 

Остатки носителей гаплогруппы R1a1 в Красноярской области были без всякого основания отнесены к курганной культуре. Причиной этого послужило, видимо, то обстоятельство, что по распространённой легенде (опять же, без всяких оснований) R1a1 в Евразии – это курганная культура. Это, в свою очередь, базируется на постулате Марии Гимбутас: курганная культура – это «праиндоевропейцы». А поскольку именно R1a1 прибыли в Индию примерно 3500 лет назад и принесли туда европейский язык, который и стал «индоевропейским», то R1a1 – это, якобы, «курганная культура».

Остаётся только поражаться путанице в литературе и многочисленности ничем не обоснованных утверждений, которые значительно (с обилием басен и легенд) обгоняют достигнутый уровень развития науки.

[Haze]

Чего ради пустой спор разводить? Казахи и совр. монголы относятся к разным ветвям Монгольской империи. Казахи - наследники западной части, совр. монголы - восточной. Несмотря на то, что казахи говорят на кыпчакском, суть не меняется. Из самых многочисленных казахских племен(найманы, алшыны, аргыны, жалайыры) лишь аргыны не являются пришлыми. По своей системе и составу населения, казахи не являются преемниками Кыпчакского ханства, как пишут некоторые совр. историки. 

Вопрос "на каком языке говорили монгольские племена времен Чингис хана?" тут даже не стоит. В любом случае, казахи являются частью Монгольской империи. 

Есть маргинальная версия что "казахов когда-то захватили монголы". Это то же самое, если англичанин скажет американскому янки, что его предков когда-то поработили англичане. Переход на кыпчакский язык - другой разговор, и от этого казахские найманы, коныраты, торе и др. кыпчаками не становятся.

 

И кстати, к западным относятся далеко не только казахи если что.

[Erchis]

Чего ради пустой спор разводить? Казахи и совр. монголы относятся к разным ветвям Монгольской империи. Казахи - наследники западной части, совр. монголы - восточной. Несмотря на то, что казахи говорят на кыпчакском, суть не меняется. Из самых многочисленных казахских племен(найманы, алшыны, аргыны, жалайыры) лишь аргыны не являются пришлыми. По своей системе и составу населения, казахи не являются преемниками Кыпчакского ханства, как пишут некоторые совр. историки. 

Вопрос "на каком языке говорили монгольские племена времен Чингис хана?" тут даже не стоит. В любом случае, казахи являются частью Монгольской империи. 

Есть маргинальная версия что "казахов когда-то захватили монголы". Это то же самое, если англичанин скажет американскому янки, что его предков когда-то поработили англичане. Переход на кыпчакский язык - другой разговор, и от этого казахские найманы, коныраты, торе и др. кыпчаками не становятся.

 

И кстати, к западным относятся далеко не только казахи если что.

 

Понимаю, понимаю, история кипчаков неинтересно.

[Erchis]

Этнические аспекты истории Центральной Азии: древность и средневековье.

Коновалов П. Б.

http://сувары.рф/ru/content/etnicheskie-aspekty-istorii-centralnoy-azii-drevnost-i-srednevekove

Этнические аспекты истории Центральной Азии: древность и средневековье. / Диссертация на соиск. уч. степени доктора исторических наук : 24. 00.02, 07.00.07. — Улан-Удэ, 2000. — 317 с.

Специальность: Историческая культурология

Источник: http://www.dissercat.com/content/etnicheskie-aspekty-istorii-tsentralnoi-azii-drevnost-i-srednevekove

Оглавление
Введение
Часть первая. Ранние этнокультурные образования в Центральной Азии и их контакты (динлинско-дунхуский период).
Глава 1. Этническая дифференциация и контакты древних культур Центральной Азии
Глава 2. Плиточные могилы и курганы-керексуры Монголии и Бурятии: проблема синтеза протокультур
Глава 3. К проблеме исторических корней Гэсэриады
Часть вторая. Суперэтнический культурогенез прото и ранних тюрко-монголов (период кочевых государственных образований от хунну до уйгуров)
Глава 4. Этнический аспект истории и культуры хунну
Глава 5. Происхождение и ранняя история хунну
Глава 6. К истокам этнической истории тюрков и монголов
Глава 7. О культе неба у хунну и монголов
Часть третья. Этноэволюция и этнотрансформация тюрко-монгольских племен: формирование средневековых монголов (татарско-монгольский период).
Глава 8. Корреляция средневековых археологических культур Байкальского региона и проблема историко-археологического синтеза
Глава 9. К историзму мифов о Бортэ-Чино и Эргунэ-Кун
Глава 10. Духовное освоение центральноазиатских ландшафтов и рождение экологической концепции Родины у древних монгольских и тюркских племён
...


Введение

Чтобы правильно освещать этническую историю Центральной (Внутренней) Азии, необходимо адекватно понимать и корректно объяснить своеобразные процессы межэтнического взаимодействия в динамичном мире кочевых племен этого региона.

В ситуации, когда конечным результатом сложного этноисторического развития явились формирование и утверждение на этой территории монгольских народов, постановка вопроса об этнических аспектах истории данного региона предполагает выработку исследователем исходной концептуальной схемы решения проблемы, обозначить свое отношение (понимание) к вопросу этногенеза монголов вообще и в Центральной Азии в частности. Автору предстоит выбрать одну из двух существующих в отечественной историографии концептуально-методологических позиций, с которых те или иные авторы пытаются разрабатывать проблему этногенеза и этнической истории монголов.

Согласно первой точке зрения средневековые монголы рассматриваются как выходцы с Амура, Приамурья, откуда они вышли в центральноазиатские степи лишь с X века, вытеснив тюрков. За два века они из народа с оседлым комплексным хозяйственно-культурным типом превратились в классических степных номадов. В соответствии с этой концепцией история Центральной Азии решается в парадигме полной смены этносов.

Позиция вторая заключается в том, что происхождение монгольских пародов невозможно рассматривать и понять в отрыве от истории контактировавших с ними на территории современной Монголии этносов, в первую очередь тюркских племен, сыгравших огромную роль в их судьбах. Во всех раннегосударственных образованиях кочевников, начиная от Хуннской империи до Киданьской шли этнические процессы с участием монголоязычных этносов, и все они (процессы) явились ступенями на пути складывания последних.

Стать на ту или иную из обозначенных позиций необходимо в силу того, что перед нами вопрос об этнических аспектах истории в рамках Центральной Азии, но не проблема этногенеза монголов вообще.

Последняя действительно не ограничивается рамками Центральной Азии, ее решение связано частично и с территорией Маньчжурии и Приамурья, т. е. с районом Дальнего Востока. Но обратившись к истории Центральной Азии, где окончательно сформировалось большинство монголоязычных этносов, носителей центральноазиатского культурного комплекса, мы должны отвлечься от дальневосточной историко-культурной области, где, в свою очередь, сформировались тунгусо-маньчжурские народы. А это означает, что поставленную задачу надо попытаться решить не на основе постулата миграционизма и полной смены в Центральной Азии тюрков монголами, а на основе постулиро вания идеи сосуществования и взаимодействия древних и средневековых этносов, т. е. решить в рамках парадигмы суперэтнического феномена данного региона.

Таким образом, предметом нашего исследования является этнический аспект длительного исторического процесса взаимодействия разноплеменного древнего и средневекового населения на территории Внутренней Азии, приведшего к утверждению там монгольской этнической общности. Это не этническая история монголов как таковая и тем более не этническая история Центральной Азии в целом, для чего потребовались бы иная постановка вопроса и иное построение работы.

Мы ставим проблему — показать роль монгольского этнического фактора в истории Центральной Азии и с этой точки зрения посмотреть на сущность кочевых государственных образований, на идентификацию некоторых важных для нашей темы этнонимов и политонимов. Основной целью автора, идеей всей диссертации является: проследить историю той части монгольских племен, чья история была интегрирована в этнополитический организм, подвержена этнотрансформационным процессам.

Объектом же нашего внимания является не история всех контактировавших этносов в систематическом историко-хронологическом изложении, а монгольские этносы, их устные и письменные исторические памятники, этническая генеалогия и памятники героического эпоса.

В соответствии с такой постановкой темы территориальные рамки исследования мы берем от Хингана на востоке до Алтая и Восточного Тяныпаня на западе и от Забайкалья (с Прибайкальем) и Саян на севере до Наньшаня (с Хухэнором) и Хуанхэ (верхнее и среднее течение) на юге. В указанных рамках рассматриваем или, по крайней мере, учитываем археологические памятники Монголии, Внутренней Монголии, Бурятии, Читинской и Иркутской областей, Тувинской и Горно-Алтайской республик, и частично Синьцзян-Уйгурского автономного района и Северного Китая. В этих же рамках оперируем данными письменных источников о древних и средневековых этносах.

Хронологические рамки исследования нами взяты в диапазоне от позднего бронзового века, карасукской эпохи по археологической периодизации, до периода образования Монгольской империи. В целом это длительный период приблизительно XIII в. до н. э. — XIII 7 в. н. э., в рамках которого рассматриваются археологические и этнографические реалии трех узловых моментов историческою процесса — карасукского времени, хуннского и тюркско-монгольского периодов.

Вышеназванная цель конкретизируется постановкой следующих задач (в порядке их решения в работе) : 1) дать по-возможности этническую атрибуцию древних и средневековых археологических памятников и культур; 2) проследить на археологическом материале контакты разных этнокультур эпохи сложения ранних этнических общностей (поздний бронзовый и ранний железный века), выявить в них общие черты и элементы взаимной интеграции, а также реконструировать характер взаимоотношений контактировавших этнических массивов; 3) исследовать происхождение и раннюю историю хунну и выявить их прамонгольские и пратюркские связи; 4) проанализировать в этническом аспекте археологическую культуру хунну эпохи их великодержавия и дать ей соответствующую историко-зтнологическую интерпретацию; 5) проследить этнокультурную и этнополитическую преемственность кочевых государственных образований Центральной Азии от хунну до монголов; 6) дать анализ средневековых археологических комплексов Байкальского региона и прилегающих территорий Монголии с целью выявления в них «монгольских» и «тюркских» черт, что дает возможность; 8) интерпретировать их в этноисторическом контексте.

Научная новизна предпринятого исследования состоит прежде всего, пожалуй, в самой постановке темы: объяснение этнического аспекта безусловно своеобразной истории кочевых народов Центральной Азии эпохи средневековья, характеризуемой многими исследователями как история суперэтнической общности. Новизна подхода к теме заключается как раз в углублении и конкретизации 8 понятия тюрко-монгольского суперэтноса, в исследовании межэтнической взаимопроницаемости и культурной нивелировки в рамках данного феномена, в попытке раскрыть механизм интеграции и последующей дифференциации тюркских и монгольских этносов. И как результат такого анализа — вычленить и проследить монгольскую линию этногенеза.

Методологический подход к проблеме этнической истории Центральной Азии сложился под влиянием трудов широкого круга отечественных и зарубежных этнологов, археологов, антропологов, филологов, востоковедов разных специальностей.

В рождении авторского взгляда на этногенез вообще и этническую историю монголов в частности имели значение, с одной стороны, труды антропологов, в особенности, теоретический вывод В. П. Алексеева о перманентности процесса этнообразования и «бесконечной дали этноса» (1982, 1986, 1989) (т. е. о стадиально-хронологической глубине понятия «этнос» в принципе), а также, с другой стороны, теории и гипотезы алтайского языкознания, отрицающие прежнюю теорию единого алтайского праязыка и объясняющие родство тюркских, монгольских и тунгусских языков на основе их схождения (сближения), а не расхождения из одного корня (Санжеев, 1965; Щербак, 1966; Клоусон, 1969; Рона-Таш, 1974 и др.)

В сложении нашей концепции центральноазиатского автохтонизма монгольского этногенеза и этнической истории на стадии формирования степной скотоводческой культуры на территории Монголии и Забайкалья (частично ареал древних и ранних монголов, как известно, выходит за пределы центральноазиатской степной ойкумены — в Приамурье и Маньчжурию, где они тесно контактировали с тунгусо-маньчжурскими этносами, имея с ними более древние, возможно генетические, связи) сыграли свою роль взгляды Н. Я. Бичурина и его сторонников, в том числе монгольских учёных — Н. Ишжамца, 1974; Н. Сэр-Оджава, 1971: Ш. Вира, 1978; Г. Сухбаатара, 1971, 1980, 1992, а в конечном счете наша личная оценка археологических культур региона.

Хотя этническая идентификация археологических памятников и культур всегда проблематична, только достаточно широкий взгляд на историческую географию и учет данных других научных дисциплин — лингвистики, эпосоведения, религиеведения, этнической генеалогии, письменно-исторических источников могут помочь оценить этнокультурную принадлежность археологических комплексов. На основе такого комплексного метода и предлагается подойти к решению поставленной в диссертации цели.

Наша исходная посылка состоит в обосновании тезиса о том, что монголы как этносы с присущей им культурой формировались на территории Центральной Азии, но их этноэволюция временами была сопряжена с явлениями этнотрансформации в духе суперэтнического культурного феномена.

Особо значимыми при окончательной выработке теоретико-методологического подхода автора к разрабатываемой теме были теоретические труды этнологов (Ю. В. Бромлей, 1973, 1981, 1983; С. А. Токарев, 1964; С. А. Арутюнов, 1982, 1987; В. И. Козлов, 1982; М. В. Крюков, 1976, 1982; H. H. и H. A. Чебоксаровы, 1985; С. И. Брук и H. H. Чебоксаров, 1978; Л. Е. Куббель, 1982; Л. Н. Гумилев, 1989 и др.), в которых разрабатываются различные аспекты теории этноса, этнических общностей, этногенеза и этнической истории. Из теоретического арсенала этнологии безусловно привлекательной для нашей темы является идея этнотрансформации — этноэволюции.

Источниковая база диссертации. В основу диссертации положен археологический материал, к которому приложены данные фольклора (генеалогические легенды, тотемические мифы), героического эпоса, религиозных воззрений монголоязычных народов, а также письменные источники китайской и монгольской историографии.

Археологический материал. По периоду поздней бронзы и раннего железа существует значительное количество публикаций в виде монографий и статей о памятниках культуры плиточных могил, среди которых имеются и введенные в научный оборот автором настоящей диссертации. В ряду основных исследователей культуры плиточных могил назовем Г. П. Сосновского, А. П. Окладникова, H. H. Дикова, Ю. С. Гришина, В. В. Волкова, А. Д. Цыбиктарова, Э. А. Новгородову и монгольских ученых Д. Наваана, Д. Эрдэнэбаатара и Г. Санжмятава.

Невелик по объему, но вполне представителен для использования материал по курганным памятникам позднего бронзового века Монголии и Бурятии — керексурам и оленным камням. Имеются публикации Ю. Д. Талько-Грынцсвича, Г. И. Боровко, А. П. Окладникова, В. В. Волкова, Ю. С. Худякова, А. Д. Цыбиктарова, П. Б. Коновалова, C. B. Данилова, Д. Наваана и Г. Санжмятава.

Огромная литература существует по археологическим памятникам и культуре хунну. В числе исследователей, внесших большой вклад в археологию хунну, следует назвать: Ю. Д. Талько-Грынцевича, П. К. Козлова, Г. П. Сосновского, A. B. Давыдову, С. С. Миняева, С. И. Руденко, А. Н. Бернштама, C. B. Данилова, монгольских исследователей — Ц. Доржсурэна, X. Пэрлээ, Д. Цэвэндоржа, Д. Наваана, венгерского ученого И. Эрдэли. Не один десяток лет посвятил исследованию хуннских памятников в Бурятии и Монголии и автор диссертации, опубликовавший несколько десятков работ и ныне работающий над новыми материалами из десятилетних раскопок в Монголии в 1981—1991 гг.

В диссертации использованы материалы по хунну из китайской археологической литературы: во-первых, публикации самих китайских авторов на русском языке в российских изданиях (работы У Энь, 1988; У Энь, Чжун Кань и Ли Цзиньцзэн, 1988, 1990), а также перевод с китайского оригинала работы Тянь Гуаньцзиня (1983); во-вторых, публикации российских археологов по материалам из Северного Китая, Внутренней Монглии (работы С. С. Миняева, С. А. Комиссарова, A. B. Варенова, Ю. С. Худякова, Н. В. Полосьмак и Ю. А. Заднепровского).

Если материалы из Северного Китая и Внутренней Монголии дают возможность получить представление о генезисе ранних хунну, то материалы из Монголии и Забайкалья позволяют нам изучить процесс окончательного формирования их культуры.

И, наконец, третья группа археологических источников относится к периоду развитого средневековья — приблизительно VIII — XIII вв н. э. Происходят они, главным образом, из Забайкалья, Предбайкалья, частично из Монголии. Исследователями средневековых памятников в указанных районах, чьи материалы (публикации) использованы и учтены в диссертации, являются: Ю. Д. Талько-Грынцевич, Б. Э. Петри, Г. Ф. Дебиц, Г. П. Сосновский, А. П. Окладников, Е. Ф. Седякина, Е. А. Хамзина, H. H. Мамонова, В. В. Свинин, И. В. Асеев, И. И. Кириллов, Е. В. Ковычев, М. А. Зайцев, В. Ф. Немеров, Ю. С. Гришин, П. Б. Коновалов, Л. Г. Ивашина, Н. В. Именохоев, Б. Б. Дашибалов и C. B. Данилов. В Монголии средневековые памятники исследовались Н. Сэр-Оджавом, Д. Навааном, Д. Баяром, Г. Мэнэсом и др.

Автором диссертации средневековые погребения исследованы в ряде мест Бурятии и Монголии (см. Коновалов, 1989; Коновалов, Данилов, 1981; Коновалов, Именохоев, 1982; Именохоев, Коновалов, 1985; Коновалов, Данилов, Именохоев, 1989; материалы раскопок автора в Монголии не изданы, но учтены в работе).

В целом, археологические источники средневекового периода дают представление о народонаселении северной окраины Центральной Азии, точнее, ее северо-восточной части, и возможность судить о характере происходивших там этнокультурных процессов.

Генеалогические легенды и тотемические культы. К ним относятся взятые из китайских, монгольских и персидских исторических сочинений, а также из известий греческих и латинских авторов, генеалогические мифы древних и средневековых племен и родов Центральной Азии, равно как и современных монгольских и тюркских народов (бурят, якутов), бытующие и поныне. Перечислим в хронологическом порядке:

• известия о племенах цюань-жун (в переводе: «собаки-жуны») и гуань-жун (с тотемами волка и оленя);

• известия о племенах ухуань, сяньби и муюн — почитателях тотема собаки;

• легенда о Лани, показавшей гуннам дорогу (вброд) через Меотиду (Азовский лиман);

• легенда о тюркском предке Белом Олене с золотыми рогами;

• тукюэская легенда в двух вариантах о праматери-волчице;

• телеская легенда о прародителе-волке;

• легенда о прародителе теле-уйгуров (токуз-огузов) Буку-хане (Огуз-хане);

• легенда о мифическом предке булагат — бурятского племени Буха-нойоне и якутском Буга-божестве;

• миф о прародителях царского рода монголов Бортэ-Чино и Гуа-Марал.

Эти мифы и легенды в сопоставлении с археологическими данными дают возможность судить об очень глубоких этнических корнях их создателей.

Материалы о религиозных воззрениях тюркских и монгольских народов. Из громадного комплекса тюрко-монгольского (центрально-азиатского) шаманизма в диссертации использованы лишь несколько сюжетов, свидетельствующих, с одной стороны, об отдаленных культурных связях и заимствованиях, с другой, на наш взгляд, о глубокой идеологической общности ранних тюркских и монгольских этносов, сложившейся на одном общем ландшафтном пространстве:

• пантеон высших небесных божеств бурято-монгольского шаманизма — 99 тэнгриев, разделенных на два враждующих лагеря — западных и восточных;

• культ Неба-отца и Земли-матери (бурят-монгольское Ундэр Тэнгри эсэгэ мэни — Улгэн дэлхэй эхэ мэни, алтайское Ульгсн -Божество верхнего мира и Умай — Божество Земли).

• ландшафтный культ Земли-Воды (бурят-монгольские Газар-УЬан, древнетюркское Йер-Су);

• культ гор — общий для тюркских и монгольских народов.

Материалы эпоса «Гэсэр». Из величайшего эпоса Центральной Азии нами использованы: сюжет так называемого «небесного пролога», рисующего картину противостояния 55 Западных Тэнгриев и 44 Восточных Тэнгриев, и ряд других сюжетов, отражающих реалии очень древних этапов человеческой истории вообще, такие как освоение металла — бронзы, железа, культ меча, борьбы животных, борьбы человека с чудовищами и т. п. Подобные реалии, с нашей точки зрения, вполне сопоставимы с археологическими материалами эпохи бронзы и раннего железного веков, со «звериным стилем» евразийских кочевников и этническими контактами и взаимной враждой племен.

Письменные источники. Использованы:

• «Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена» (Бичурин, 4. 1, 2. 1950);

• «Китайские известия о народах Южной Сибири, Центральной Азии и Дальнего Востока» (Кюнер, 1961);

• «Материалы по истории древних кочевых народов группы дунху». Введение, перевод, комментарии B. C. Таскина (1984);

• «Материалы по истории сюнну». Предисловие, перевод и примечания B. C. Таскина (1968; 1973);

• «Шань Хай цзин» — «Книга гор и морей» (в переводе Э. М. Яншиной называется «Каталог гор и морей», 1977), содержащий материалы по древнекитайским мифам;

• «Юян Цзясу» — «Юянская смесь» и «Тайпин гуаньцзи» -»Пространные записки, составленные в годы Тайпин» — китайские сочинения (используются по работе Ю. А. Зуева) (см.: Абдурахманов, 1979).

• «Монголын нууц товчоо» — «Тайная история монголов» или «Сокровенное сказание»;

• «Алтан тобчи» Лубсан Данзана (см.: Лубсан Данзан, 1973; монг. изд.: Лувсанданзан, 1990);

• «Алтан тобчи» Мэргэн Гэгэна (см. Балданжапов,1970);

• «Сборник летописей» Рашид-ад-дина т. 1, кн. 1, 2 (1952,);

• «Родословное древо тюрков» Абуль-Гази (1906);

• «Легендарная рассказы о доисторических временах уйгуров» (глава из книги В. В. Радлова, 1893);

• Мифологический словарь (1990).

2. Краткий историографический анализ проблемы

Думается, для нашей темы нет необходимости давать полный систематический обзор литературы. Для краткого историографического анализа трудов, связанных с нашей темой, целесообразно сгруппировать их следующим образом:

1) археологические работы, в которых наряду с источниковедческой проработкой материала дается его историческая интерпретация, иногда с использованием палеоантропологических данных, и этническая атрибуция (это могут быть как монографии, так и статьи);

2) сборники статей или сборники тезисов, посвященные этнокультурным процессам, этногенезу и этнической истории народов Центральной Азии, Южной Сибири, Юго-Восточной Сибири или вообще Сибири, в том числе специально посвященные, например, тюркоязычным народам, в которых указанная тема разрабатывается, в силу специфики жанра, фрагментарно, хотя в той или иной степени комплексно;

3) монографические труды, посвященные проблемам этногенеза отдельных народов интересующего нас региона, их насчитывается немного: отнюдь не все народы или их подразделения удостоились внимания исследователей в этом плане.

Однако, как уже сказано выше, мы не ставим задачу представить сколько-нибудь полный обзор литературы по указанным категориям, но предлагаем краткий историографический анализ некоторых трудов отечественных и зарубежных авторов, причем не только монографических, но и статей.

Сообразно логике построения нашей работы анализ удобно начать с восточного ареала Центральной Азии. Здесь в эпоху позднего бронзового и раннего железного веков имеем обширный по занимаемой территории и многочисленный по своим памятникам археологический комплекс, называемый культурой плиточных могил. Говоря о «восточном ареале» Центральной Азии, мы имеем в виду прежде всего область возникновения и формирования данной культуры и наибольшего сосредоточения памятников в средней и восточной части Монголии вместе с Забайкальем (в России) и Внутренней Монголией (в КНР), хотя за многовековой период своего существования население плиточных могил распространилось вплоть до Западной Монголии; в меридиональном направлении область распространения плиточных могил простирается от Прибайкалья до Наньшаня.

Первые попытки этнокультурного определения населения плиточных могил были сделаны в духе сопоставления с хуннами. А. П. Окладников (1955, 1956) не усматривал этнической связи между культурами хунну и плиточных могил*, зато отмечал наследие культуры плиточных могил в орнаменте ольхонских бурят (1954).

Конкретно и однозначно по вопросу этнической принадлежности населения плиточных могил высказался H. H. Диков (1958), охарактеризовав его как предположительно тюркское (правильнее надо: прототюркское или пратюркское — П. К.), при этом он также отрицал генетическую связь между хуннами и плиточниками.

Вслед за Диковым другое мнение выразил В. В. Волков (1967), отнеся культуру плиточных могил к предкам монгольских народов и ни та, ни другая культура в то время, как впрочем и сейчас, не получила какого-либо окончательного (по нашему мнению, надо говорить — однозначного) этнического определения считая ее одним из источников формирования культуры северных хуннов.

Точка зрения Волкова нашла поддержку монгольского археолога Д. Наваана, подкрепившего свое мнение большим количеством памятников, исследованных им на востоке Монголии (1974, 1974а, 1975). Наваан считал культуру плиточных могил исконно восточно-монгольской, уходящей своими корнями в тамошний неолит, а своими историческими судьбами связанной со сменившей ее хуннской.

Ю. С. Гришиным было сделано предположение об этнической неоднородности населения плиточных могил (1980) на основании того факта, что кроме подавляющей массы типичных плиточных могил с прямоугольной оградой значительно реже встречаются так называемые фигурные плиточные могилы. Как и Наваан в отношении восточномонгольских плиточных могил, Гришин усматривал истоки восточнозабайкальских могил в памятниках предшествующего периода позднего неолита — ранней бронзы, а в отношении исторических судеб населения он предполагал возможность разных путей; на востоке Забайкалья потомки плиточников могли попасть в орбиту развития дунхуских племен и дать начало бурхотуйской культуре средневековья; (1975. — С. 105106); в Западном же Забайкалье они были ассимилированы (?) хуннами.

Вот, собственно, основные взгляды и мнения, которые сложились о культуре плиточных могил на вышсрассмотрснном этапе ее изучения. Кроме упомянутых исследователей данной культуре уделяли внимание многие авторы — C. B. Киселев, М. ГТ. Грязнов, Э. А. Новгородова, Н. Л. Членова, В. Е. Ларичев, И. И. Кириллов и другие, большинство их признавало ее однородность, но каждый, вероятно, оставлял для себя открытым вопрос об этнической атрибуции или симпатизировал какой-либо одной из точек зрения — тюркизма или монголизма.

Завершающим на сегодняшний день этапом изучения культуры плиточных могил является монография А. Д. Цыбиктарова (1998), в которой автор на основе новых своих исследований обобщил все имеющиеся материалы, представил более полную, с учетом современных достижений археологии смежных территорий и народов, характеристику этой культуры.

Во-первых, Цыбиктаров предложил новую, по сравнению с прежней разноречивой, непомерно растянутой, более конкретную и твердую датировку культуры карасукско-раннескифским временем от XIII в. до н. э. по VI в. до н. э. (1998. — С. 88—106)

Во-вторых, наиболее полно обосновал местные истоки формирования культуры на базе памятников поздненеолитического и раннебронзового периодов Забайкалья и Монголии, подкрепив тем самым аналогичные предположения вышеупомянутых исследователей (Д. Наваана и Ю. С. Гришина) (1998. — С. 157—160)

В-третьих, подтвердил мнение об этнокультурном единстве погребальных комплексов самих плиточных могил, присовокупив к этому единству фигурные могилы и погребения дворцовской культуры Восточного Забайкалья, но вопросы этнической атрибуции и исторических судеб населения он оставил открытыми, в том числе и вопрос о его связи с культурой хунну, безотносительно к этнической дефиниции той и другой (там же).

И наконец, в-четвертых, Цыбиктаров затронул и возвел в важную проблему вопрос о соотношении плиточных могил и керексуров на территории Монголии и Забайкалья (см. также: 1995. -С. 37-46).

Таким образом, все отмеченные нами результаты исследования культуры плиточных могил, вытекающие из работ Цыбиктарова, имеют прямое отношение к теме нашей диссертации.

Как новые знания о культуре, так и возникшие нерешенные вопросы одинаково инициируют поставленную нами проблему этнических аспектов древней истории Центральной Азии. Особенно это относится к вопросу о соотношении плиточных могил и курганов-керексуров, поднятому нами в своих прежних публикациях, (см.: Коновалов, 1983, 1988, 1990 и др.)

Дело в том, что курганы-керексуры — это выдающиеся памятники археологии Центральной Азии, за которыми скрывается столь же крупная по своей территории и количеству памятников археологическая культура (или этнокультурная общность), вступившая в тесный контакт с культурой плиточных могил. И именно контакты этих двух культур, представляющих крупные этнические массивы, и их результаты занимают ключевое, в полном смысле этого слова, место в нашей диссертации. Об этом подробно будет сказано во второй главе, где кроме сюжетов взаимоотношений этносов, оставивших эти памятники, большое внимание уделено характеристике керексуров, поскольку они были гораздо менее известны, чем плиточные могилы, и изложенный там материал — в основном авторские исследования.

Здесь, в историографической части нашего труда есть, пожалуй, необходимость остановиться на вопросе изучения не столько монголо-забайкальских керексуров, сколько типологически сходных с ними, но не всегда и во всем идентичных им курганных памятников Саяно-Алтайского нагорья (в Туве и Горном Алтае). Понятно, что их этнокультурная характеристика будет иметь большое значение для нашей темы.

Впервые типологически выделил каменные курганы типа керексуров А. Д. Грач (1965. — С. 86-87; 1967) в Туве, назвав их монгун-тайгинскими, с которыми В. В. Волков (1967. — С. 46-47) сопоставлял исследуемые им в то время керексуры Западной Монголии. Впоследствии подобные сооружения с погребальной камерой в форме цисты под каменной насыпью кургана, а также в форме сруба или плиточного ящика в подкурганной яме А. Д. Грач классифицировал как курганы-керексуры «центрально-азиатского» типа (1980. — С. 9,11,20, 23, 37) в отличие от курганов им же названного «алтайского» типа с пазырыкским погребальным обрядом (см.: Маннай-оол, 1970. — С. 7).

В классификации типов погребальных сооружений уюкской культуры Тувы в книге X. Маннай-оола (1970) представлены все варианты курганов. Из них наиболее близки, если не сказать идентичны, к монгольско-забайкальским керексурам тувинские курганы типов Д1 и Е1 и, вероятно, также типов В и Г (там же, с. 1011, рис. 1), то есть те, которые А. Д. Грач называл монгун-тайгинскими.

Среди исследователей скифского периода Тувы не сложилось единого мнения по культурно-типологической классификации памятников. Если все только что упомянутые типы и варианты погребальных сооружений Л. Р. Кызласовым и X. Маннай-оолом (1970) были объединены в одну культуру под названием уюкская, а С. И. Вайнштейн назвал ее казылганской, то А. Д. Грач разделил весь этот комплекс на три части, из которых одна определена им как монгун-тайгинский тип курганов доскифского времени, две — как архсологические культуры: алды-бсльская ( раннсскифская) и саглынская ( позднескифская).

Следует отметить, что из тувинских курганов пока лишь монгун-тайгинский тип обнаруживает, по мнению В. В. Волкова, (1967. — С. 46-47), наиболее близкую аналогию монгольским керексурам карасукско-скифского времени. В книге Л. Р. Кызласова «Древняя Тува» (1979) показаны результаты раскопок таких курганов, отнесенных им к уюкской культуре. Захоронения в цисте, со скорченными костяками, имеют инвентарь раннескифского времени (УП-У1 вв . до н. э.), наиболее близки по шлребальному обряду и материальной культуре к захороненияим в кургане Аржан.

Эти и другие варианты подкурганных захоронений в каменных ящиках или срубах в дальнейшем позднескифском периоде заменяются семейно-коллективными усыпальницами. Это, по мнению Кызласова, не смена культур, а «отражение определенных общественно-экономических и ритуальных сдвигов». Этим замечанием он объясняет свою критику А. Д. Грача за то, что тот выделяет в Туве несколько культур скифского времени (см. выше) вместо одной. Однако трудно сказать, чем отличается его следующий вывод «Аржанская этническая группа была сакской по своему этническому происхождению и составляла в Туве аристократический династийный род, господствующий над другими этническими группами, входящими в уюкский племенной союз» (Кызласов, 1979. — С. 39) от представлений критикуемого им Грача об этнической картине в Туве того периода. Ведь у обоих авторов речь идет о существовании нескольких этнических группировок, «различающихся особенностями погребальных сооружений и обрядов» и изменяющихся во времени.

Однако остается неясным, какого же таксономического уровня эти этнические различия предполагаемых групп, кого они именно представляли собой. А. Д. Грач писал об «исконной принадлежности алды-бельцев и саглынцев к древнеиранской степной ойкумене (1980. — С. 95).

Л. Р. Кызласов отмечал, что конструктивные особенности кургана Аржан восходят к дандыбай-бегазынским погребальным сооружениям саков и что последние — несомненные предшественники Аржана. А так как дандыбай-бегазынских памятников на территории Тувы нет, он полагал, что люди, погребенные в кургане Аржан и соорудившие его, были пришельцами с запада из центральноказахстанских степей (1979. — С. 35)

Об этническом и физическом облике подвластного сакскому аристократическому роду населения можно судить по данным палеоантропологии. Со ссылкой на работы В. П. Алексеева вышеназванные археологи констатируют и антропологическую неоднородность населения Тувы скифского периода. Более конкретно пишет об этом X. Маннай-оол (1970. — С. 106) :». на территории Тувы в основном жили люди смешанного европеоидно-монголоидного типа с преобладанием европеоидных черт. Однако различие в устройстве погребальных сооружений и курганов, также находки чистых европеоидов и монголоидов в уюкских погребениях говорят о неоднородности населения.» (подчеркнуто мной — П. К.); и далее:». во вторую этнически обособленную группу входили люди, оставившие курганы с кольцами или квадратными оградами. Они по-видимому имели ближайшую родственную связь с племенами Монголии, так как именно эти типы погребальных сооружений наиболее широко распространены на ее территории. На эту связь указывают также и оленные камни» (там же).

По данным Маннай-оола в Туве известно более двух десятков оленных камней. Их исследователи связывают их с курганами уюкской культуры (стоят непосредственно у курганов, но нередко и отдельно, одиночно). Обозревая хорошо известные факты широкого распространения оленных камней Евразии от Монголии до Балкан, Л. Р. Кызласов предполагает, что распространение ранних оленных камней так далеко на запад связано с миграцией в предскифское время какой-то этнической группы из Южной Сибири или Западной Монголии, что вероятнее всего это были носители карасукских традиций в материальной культуре, которые в Центральном Казахстане оставили не только оленные камни, но и погребальные памятники дандыбай-бегазынской культуры (1978. — С. 25—26).

Таким образом, здесь признается факт хронологического приоритета и исхода ранних оленных камней также и из Монголии, где связь их с монгольскими керексурами несомненна (во второй главе нашей работы см. подробно о керексурах Монголии и Забайкалья и там затрагивается вопрос о судьбах его населения, отчасти причины такой миграции).

Что касается алтайских керексуров и оленных камней, то они мало исследованы, что и отмечает В. Д. Кубарев, одни из немногих исследователей этих памятников, в своей книге «Древние изваяния Алтая (оленные камни) « (1979). В Горном Алтае им обследовано замечательное святилище на р. Юстыд, состоящее из скопления оленных камней и керексуров. Последние он считает культовыми памятниками (не погребениями) ввиду того, что под курганами обнаружены лишь зольные пятна и кости животных. Аналогичные результаты получены им и на р. Уландрык, а также Д. Г. Савиновым при раскопках керексуров на р. Барбургазы (Кубарев, 1979. — С. 3638).

Поддержку своего мнения о том, что исследованные керексуры являются культовыми сооружениями, В. Д. Кубарев находит в раскопанном А. Д. Грачом скифском кургане Улуг-Хорум, названном «Храмом солнца», т. е. памятником солярного культа (1979. — С. 37).

По вопросу датировки алтайских керексуров и оленных камней он, не приводя каких-либо конкретных данных и ориентируясь на сложившиеся среди некоторых исследователей мнение, пишет:». те и другие сооружены, вероятно, как и многие центрально-азиатские керексуры, в эпоху бронзы. Возможно, что древняя местная традиция воздвигать керексуры оставалась неизменной в скифское время и даже сохранилась вплоть до гунно-сарматской эпохи.» (там же, С. 38)

Как было сказано, мы специально уделили столько внимания вопросам изучения южносибирских керексуров для того, чтобы разобраться в их этнокультурной характеристике, поскольку традиционно было принято соотносить их с керексурами Монголии и Забайкалья. В результате анализа можно сделать следующие заключения: во-первых, они плохо исследованы в целом; во-вторых, они разнообразны как в хронологическом срезе (изменялись во времени), так и в территориальном плане; в-третьих, они не совсем идентичны монголо-забайкальским; и в-четвертых, наибольшую близость к последним можно отметить, пожалуй, прежде всего у самых ранних курганов — тех, которые были названы в свое время «монгун-тайгинского типа» (в «цистах, на горизонте, без вещей»).

Изложенным выводам не противоречило наше предварительное представление о соотношении забайкальско-монгольских керексуров с саяно-алтайскими, когда мной была предложена тезисная публикация под названием «Культура курганов-керексуров Центральной Азии» (1987), а в последующих работах (1988, 1990, 1992а, б) под этой культурой я имел в виду лишь знакомые мне керексуры Забайкалья и Монголии, которые склонен был выделять в особую группу или вариант.

Между тем, имеется обстоятельная большая статья Ю. С. Худякова (1987), посвященная керексурам и оленным камням, в которой автор впервые в литературе систематизирует имеющиеся данные по всем керексурам Центральной Азии, классифицирует их по внешним формам, размерам, коррелирует с данными об оленных камнях, дает свою, помимо существующих, классификацию последних на всей указанной территории и, наконец, весь этот материал признает единокультурным комплексом, который и предложил назвать культурой керексуров и оленных камней. Районом возникновения этой культуры Худяков предполагает Западную Монголию, откуда она могла распространиться по разным направлениям — в Минусинскую котловину, Забайкалье и бассейн Хуанхэ.

Признавая статью Ю. С. Худякова исключительно ценным обобщением, созвучным моему представлению о культуре курганов-керексуров, но намного дополнившим его, считаю необходимым в дальнейшем обратить особое внимание на своеобразие монголо-забайкальских керексуров в контексте важной проблемы этнической идентификации.

История хунну была и остается одной из узловых проблем кочевниковедения Евразии. Одним из главных в этом узле является вопрос об этнической характеристике хунну и созданного ими политического объединения. Данный вопрос стоит в центре внимания на протяжении всей истории изучения хунну и, к сожалению, остается нерешенным по сегодняшний день.

Изучение истории кочевых народов Центральной Азии начинается с китайских исторических источников. Китай с глубокой древности развивался в тесной связи с окружавшими его «варварскими» племенами, и сведения о них содержатся уже в самых ранних памятниках письменности — иньских гадательных костях и чжоуских надписях на бронзе. Позднее появились более подробные известия о многочисленных соседях древних китайцев.

Основателем хуннологии и вообще науки о кочевых народах Центральной Азии можно считать автора «Исторических записок» («Ши-цзи») Сыма Цзяня, жившего во II в. до н. э. Последователем его был Бань Гу, написавший в конце I в. н. э. «Историю династии Хань» («Хань-шу»). Историком Фань Е в V в. н. э. написана «История поздней династии Хань» («Хоу Хань-шу»). Можно также назвать большое количество более поздних сочинений, в которых содержатся сведения о хунну и других кочевых народах — динлинах, тюрках, монголах и т. д.

Достоянием европейской, а затем и мировой науки китайские исторические сочинения стали с XVIII века благодаря переводам французских миссионеров, которые позволили Дегиню составить первую сводку истории кочевых народов — «Историю Хуннов, Тюрков, Монголов и прочих восточных Татаров до и после рождества Христова» (Париж, 1756-1758).

Продолжателями дела изучения истории хуннов и их связей с другими племенами Азии и Европы явилась огромная плеяда европейских и отечественных ученых, одно только перечисление имён которых составил бы длинный список. Как известно, возникли четыре основных теории происхождения хуннов и гуннов: монгольская, турецкая, финская и славянская. Главными представителями первой являются Г. Паллас, Тунман, Ф. Бергман, И. Шмидт, И. Бэр, Н. Я. Бичурин, К. Нейман, Х. Хоурс, отчасти Ам. Тьерри; представителями второй — А. Ремюза, Ю. Клапрот, Ф. Мюллер, Жирар де Риалль, В. В. Радлов, Н. Аристов, Ф. Хирт, И. Блейер, В. Панов, Л. Нидерле, Е. Паркер, Ф. Шварц, К. Риттер, Н. Толль. Сторонниками третьей теории являются: М. Кастрен, Коскинен, Вивьен де Сен-Мартен, Уйфальви, П. Услар. Мнения о славянской принадлежности европейских гуннов придерживались Д. Венелин, А. Вельтман, А. Погодин, Д. Иловайский. Были ученые, которые считали азиатских гуннов одного происхождения, а европейских — другого (например, тот же Ю. Клапрот).

Широкий обзор литературы, вышедшей до 1925 года, был сделан К. А. Иностранцевым в книге «Хунну и Гунны» (1926), содержание которой понятно из подзаголовка: «Разбор теорий о происхождении народа Хунну китайских летописей, о происхождении европейских Гуннов и о взаимных отношениях этих двух народов».

Этим замечательным сочинением отечественной историографии, в котором автор проделал обстоятельный анализ всех существовавших к тому времени концепций, завершается длительный период историографии хунну, который базируется исключительно на письменных источниках.

Так же огромен и, прямо скажем, бесконечен был бы перечень иностранных и отечественных исследователей, продолжавших и продолжающих изучать проблему истории кочевников и этническое взаимодействие между ними, невозможно взяться за их перечисление, не рискуя пропустить то или иное заслуживающее упоминания имя.

В настоящее время славянская теория изжила себя, финнская всё ещё, вероятно, имеет своих приверженцев, но эти две теории относятся к западным гуннам. Что касается восточных, центральноазиатских, хуннов, то проблема их этнической принадлежности обсуждается, в основном, в рамках двух теорий — монголизма и тюркизма.

Не так давно к этим теориям прибавились еще две точки зрения, не менее, если не сказать более, аргументировано высказанные в литературе. В 1962 г. Э. Пуллиблэнк опубликовал статью «Язык сюнну» (E. G. Pullyblank. The Hsiung-nu language. - AM. New series. Vol. IX, 1962, pt. 2, C. 239-262: русский перевод см.: Пуллиблэнк, 1986), в которой при лексическом сопоставлении хуннских слов с кетскими обнаружил совпадение и в то же время — фонологическое противоречие» алтайским языкам (1986, — С. 30). Аналогичную гипотезу выдвинул А. П. Дульзон (1968) в статье «Гунны и кеты», где список таких совпадений был расширен. Таким образом Пуллиблэнк и Дульзон выдвинули гипотезу о принадлежности хуннского языка к палеосибирским (через родство с кетским).

В 1973 г. Г. Дерфер в большой статье «О языке гуннов» (G. Doerfer. Zur Sprache der Hunnen. CAJ. vol. XVII. 1973, №1. — C. 1—50: русский перевод см.: Дерфер, 1986) опроверг версию о генетической связи хуннского и кетского языков и пришел к выводу о невозможности отнести язык хуннов к какому-либо из ныне существующих языков, а следовательно об отнесении его к языкам вымершим. «Является ли этот вывод неожиданным?»- вопрошает Дерфер в конце своей работы и отвечает: «Но мертвых языков больше, чем живых» (1986. — С. 113).

Следует ли растеряться от такого действительного неожиданного заключения авторитетного ученого-лингвиста? Нет, конечно. Исследователей, жаждущих истины, не приведет в уныние даже эпиграф, предпосланный Дерфером к своей работе: «А знать нам ничего, я вижу не дано! И этой думою все сердце сожжено». Гете. «Фауст». (Там же. — С. 71). Ведь отрицательный (против ожидаемого в каких-то пределах) вывод — это тоже результат, научная истина.

Г. Дерфер просит у читателя снисхождения за вынужденную краткость своего изложения, так как предложенная им гипотеза могла бы стать темой целой диссертации, которая все же привела бы к результатам «критического и негативного характера». «А кто же возьмется писать диссертацию, приводящую к негативным выводам?» — пишет он (Там же).

Надо полагать, такие диссертации еще появятся как со стороны лингвистов, так и со стороны прочих специалистов, а скорее — совместными усилиями тех и других; надо при этом надеяться и на то, что таковые будут не только с «отрицательными», но и с «положительными» решениями проблемы, хотя по мнению, например, С. С. Миняева (1998. — С. 79) вывод Дерфера будет определять состояние данного вопроса на многие годы вперед.

Археология значительно продвинула вперед хуннологию, как и всё кочевниковедение Центральной Азии и всей Евразии, но надо признать, что она так и не способствовала однозначному решению этнических аспектов истории и культуры хунну. Интересно, что первооткрыватель археологических памятников хунну Ю. Д. Талько-Грынцевич в конце XIX в. сделал предположение об их принадлежности к тюркским племенам (1905—1906), но оно было основано не на каких-то вещественных материалах, указывающих на этнос, а на знакомстве с известными к тому времени теориями, и ему оставалось лишь примкнуть к одной из них.

В дальнейшем археология намного обогатила наши знания о хунну, ввела в мир материальной культуры создателей первого кочевого государства, выявила неожиданно богатую высокоразвитую культуру: скотоводческую в своей основе, но с поселениями и городищами, крепостными сооружениями, с ремесленными центрами, со следами обработки металлов, кости, камня и дерева; изрядное количество импортных вещей — показатель активных экономических связей, богатое изобразительное искусство — показатель духовного мира, имеющего общую со скифо-сибирскими культурами мировоззренческую основу.

Археологическая культура хунну на территории Монголии и Забайкалья периода империи оценивается как монолитная и оригинальная, в целом отличная от предшествующих и последующих культур и памятников, что на первый взгляд, по суммарной оценке, не позволяет исследователям увидеть и решить вопросы её генетических связей и исторического наследия в местных культурах. Но в ходе накопления материалов, с выявлением новых памятников и культур на территории Южной Сибири, Забайкалья и Монголии в них обнаруживается немало элементов хуннского наследия, а отдельные сопоставимые черты были отмечены ранее и в дохуннских культурах.

Подлинные же генетические связи и истоки формирования культуры хунну, по сравнению с прежними весьма общими представлениями о них по письменным источникам, стали проясняться за последние примерно два десятилетия уже по археологическим источникам с территории Китая, накапливаемым китайскими археологами, в исторической интерпретации которых принимают участие и российские.

Таким образом, резюмируя изучение простой и, казалось бы, ясной по своей формулировке проблемы происхождения и этнической принадлежности хунну, приходится констатировать ее достаточно сложный характер.

Под словом «происхождение» в данном случае нужно понимать прахуннские истоки, о которых априори, из письменных источников, было известно, что они находятся на юго-востоке центрально-азиатской ойкумены, на территории Китая, где они постепенно выявляются и археологически.

Вместе с тем, в литературе постоянно обсуждается вопрос если не о генетических связях, то во всяком случае о некоторых общих элементах в культурах хунну, с одной стороны, и плиточных могил с другой. Все это требует своего объяснения.

Понятие же «этническая принадлежность» в применении к хунну очень сложно. Очевидная монолитность (единообразие) культуры вступает в противоречие с господствующим представлением о полиэтническом характере хуннского объединения, который был присущ этой культуре, как теперь выясняется, с самого начала ее формирования на прахунской стадии.

В результате, возникает проблема решения этнических аспектов культуры хунну в целом.

Подытоживая наш краткий историографический анализ, можно прийти к следующим выводам.

1. Об этнических культурах в Центральной Азии исследователи уверенно начинают говорить с бронзового века, эпохи укрепления производящей экономики, возникновения металлургии и скотоводческого хозяйства.

2. О широкой экспансии индоевропейских и индоиранских этносов в западном ареале Центральной Азии вплоть до центральных районов Монголии и Забайкалья пишут, начиная с энеолита и продолжительностью до хуннского времени.

3. О культуре пратюркских и прамонгольских этносов на территории Монголии и Забайкалья говорят, начиная с конца бронзового и на протяжении раннего железного веков; при этом одну и ту же культуру — плиточных могил — относят одни к предкам тюрков, другие к предкам монголов; лишь немногие формирование тюркской культуры склонны связывать с позднескифскими, в частности, пазырыкскими памятниками Алтая.

4. Мнения об этнической принадлежности культуры хунну делятся не только между сторонниками двух точек зрения — тюркизма и монголизма, но и высказывается точка зрения связей ее с предками кетов и даже о неизвестной нам языковой принадлежности (языку, вероятно, вымершему).

5. Что касается других государственных образований кочевников послехуннского времени, то относительно сяньби и жужаней существует единогласное мнение о их монголоязычности; относительно же тюркских и уйгурского каганатов — о их тюркоязычности. Причем, большинство исследователей, даже признавая политическую (династийную) сущность указанных названий кочевых государств, склонно представлять себе историю последних как чередующуюся кардинальную смену этносов.

6. Как видим, если не все, то многое в этих тезисах спорно, а значит, этническая проблема истории Центральной Азии не решена.

Заключение

В заключительной части своей диссертации представляется целесообразным сделать обобщение и выводы по трем выделенным частям, составляющим основные этапы этнической истории исследуемого региона.

Первые две главы, взаимодополняющие друг друга, посвящены эпохе образования этнокультурных общностей на территории Центральной Азии. Если в первой главе на общем фоне диахронного обзора древних и средневековых культур, начиная с самых ранних проявлений дифференцирующих признаков, выделены два археологических комплекса периода поздней бронзы и раннего железа, оцениваемые нами как этнокультурные общности, вступившие в тесный продолжительный контакт между собой и вызвавшие вследствие этого стартовые импульсы для будущих этнических процессов, имевших далеко идущие последствия, то во второй главе нами специально рассмотрены эти две культуры палеометаллической эпохи Центральной Азии, подробно разобраны археологические данные, свидетельствующие о взаимоотношениях разнородных групп населения этих комплексов.

Данные, которыми мы пользуемся при оценке этнических контактов строителей курганов-керексуров и плиточных могил, следующие:

1) территориальное и топографическое совмещение этих типов сооружений;

2) наложение части плиточных могил на керексуры, т. е. факты археологической стратификации памятников;

3) оленные камни — первоначальные атрибуты культуры курганов-керексуров — впоследствии вторично были использованы населением плиточных могил в качестве строительного материала, а затем и как объект почитания.

Эти данные, с нашей точки зрения, достаточно ярки и убедительны, чтобы на их основе представить картину сложных коллизий сосуществования и взаимодействия древних этнических массивов. Результаты контактов нам представляются в виде некоего этнокультурного субстрата, представленного населением, достаточно разнородным, но в культурном отношении ставшим однообразным. Последнее обусловлено не только единством территории обитания и хозяйственно-культурного типа контактирующих этнических групп, но и возобладанием культурных черт одной из групп — полагаем, что ди~дили~динлинских этносов.

Мировоззрение и идеология той эпохи формирования ранних степных скотоводческих племен культуры курганов-керексуров и культуры плиточных могил и их общих потомков нашли свое отражение, как нам кажется, в героическом эпосе монгольских народов — Гэсэриаде, чему и посвящен следующий очерк «К проблеме исторических корней Гэсэриады». Тема Гэсэриады в данном контексте заслуживает более широкого и подробного исследования, особенно по части исторических реалий южных связей с тибетским «Гэсэром», но то, что подмечено нами уже теперь, несомненно, является реликтами очень древних эпох — периодов освоения человеком металлов и широкого распространения изделий из них, сыгравших огромную роль в жизни общества. В перекличке эпических образов и археологических материалов можно видеть отражение идеологий борьбы добра и зла, культа силы и ловкости, культа предков и героев, наконец, культа небесных светил и их земных символов. Изобразительное искусство ранних кочевников, в частности, скифо-сибирское искусство звериного стиля в его крайних восточных вариантах и эпические образы, и сюжеты героического эпоса кочевых народов, в том числе Гэсэриады, можно считать разными формами отражения одного и того же культурно-исторического явления, соотношения которых требуют дальнейшего исследования.

И, наконец, именно анализ общей археологической ситуации привел нас к мысли поддержать высказанную когда-то догадку (Цыбиков, 1981. — С. 171) о том, что так называемый небесный пролог эпоса «Гэсэр», рисующий ситуацию противопоставления и борьбы западных и восточных богов, имеет под собой этническую подоплеку, в смысле противостояния этносов. Предложенный вывод, теперь уже аргументированный нами дуализмом археологических комплексов, безусловно, рискован, не бесспорен, но заманчив, ибо почему же не предположить, что вошедший в эпос религиозный небесный пантеон мог быть мифологической проекцией вполне земных дел и страстей эпических предков создателей героических поэм.

Таким образом, в первой части нашей диссертации рассмотрено праэтническое состояние обитателей Центральной Азии, когда сложились крупные этнокультурные массивы разных по происхождению корней, связанных соответственно один с западным и другой с восточным ареалами центрально-азиатской ойкумены, а затем эти этносы вступили во всесторонние продолжительные этнокультурные связи на огромной территории контактной зоны и заложили начало синтеза протокультур, в полной мере реализовавшийся в дальнейшем, в новых исторических условиях.

Новые исторические условия — это историко-культурная обстановка, сложившаяся с появлением хунну в Центральной Азии. Ей посвящена вторая часть, в которой исследуется нами проблема этнической дефиниции хуннского историко-археологического комплекса. Начать эту тему пришлось традиционно — с обобщения существующих гипотез по вопросу этнической принадлежности хунну периода их великодержавия и авторской оценки современного состояния и возможностей решения данной проблемы. В главе об этническом аспекте истории и культуры хунну изложена точка зрения, согласно которой хуннское общество периода созданной ими номадической империи представляло собой новое этнополитическое образование, не поддающееся однозначному этническому определению. Культуру хунну, представленную единообразными археологическими памятниками на всей территории ее распространения, можно охарактеризовать как государственную суперэтническую, но сложившуюся еще до образования державы, вобрав и переработав в себе элементы культур разных этносов на юге Центральной Азии.

К этому краткому резюме сводится содержание четвертой главы. Только что сказанным, т. е. потребностью углубиться в прахуннское состояние, продиктовано место, отведенное следующей главе 5 «Происхождение и ранняя история хунну».

В данной главе мы предприняли анализ публикаций российских исследователей, изучивших доступную им китайскую литературу по вопросам происхождения и формирования ранних сюнну. При этом выясняется, что изучение поднятой проблемы, по археологическим материалам, находится на начальной стадии, и лишь в последние два десятилетия началось накопление материалов, и что среди китайских и российских ученых нет единого мнения в решении данной проблемы.

Ознакомившись с точками зрения отечественных ученых и опираясь на их исследования, мы приходим к мнению, что разность их взглядов на происхождение и формирование раннесюннуского археологического комплекса происходит из-за того, что эти исследователи непременно и, как правило, строго детализируют во времени и пространстве исторические процессы и явления, ищут, с одной стороны, заведомо конкретные археологические памятники среди некоторого их разнообразия, а с другой, — затрудняются признать в качестве протосюнну какой-либо этноним из множества этнических названий, представленных в китайских письменных источниках. Между тем, если подходить к делу иначе, с поправкой на только что сказанное, то, кажется, и не нужно будет много спорить.

Мы попытались изложить свою позицию, с которой можно интерпретировать этногенез хунну на стадии до ухода их в степи Монголии и создания империи. Если коротко сформулировать ее, то она сводится к следующему: в своих корнях сюнну произошли из группы восточных племен ху, южной Маньчжурии, где первоначально не различались ни дунху, ни хунну, но в результате вековых контактов этой этнической общности с другими группами этносов из числа жунов и ди (жун-ди) обособилась и выделилась хуннуская группа этносов, втянутая в западные связи и противостоявшая теперь своим прежним соплеменникам, которых китайские летописцы стали называть дунху. Произошло разделение прежде единой этнической общности на две ветви — дунхускую и хуннускую.

Таким образом, образование хуннуской ветви этносов обусловлено контактами и смешением между восточными ху, жунами и ди. Вот почему возможна следующая трактовка: к генезису хунну имеют отношение прежде всего памятники крайнего юга Маньчжурии, связанные с дунхуской группой племен, и памятники Ордоса, связанные с жундискими этносами. Смешавшиеся и ассимилировавшиеся с жунами и ди хунну перешли Гоби и возглавили также смешанные этносы северных степей Монголии.

Этим еще более усложняется проблема этнической характеристики населения хуннской державы, о чем мы писали выше и в чем состоит, между прочим, узловой момент этнической истории кочевников Центральной Азии. Дело в том, что как бы ни толковали этническую историю Центральной Азии, трудно начисто отрицать тот факт, что все послехуннские этнополитические образования кочевников являли собой комбинацию в основном тюркоязычных и монголоязычных этносов, пребывавших не только и не всегда в состоянии противоборства друг с другом и подчинения одних другими (смотря, какая династия находилась во главе объединения), но и находившихся в состоянии дуальнобрачного этнического родства между собой. Именно это последнее обстоятельство и нашло отражение в генеалогических легендах ранних тюрков и монголов, по следам которых мы и попытались пойти к истокам их этнической истории.

Глава 6 «К истокам этнической истории тюрков и монголов» является центральным во всей книге. Вложенная в нее концепция строится на следующей цепочке фактов, связанных с генеалогическими представлениями о себе тюрков и монголов: средневековые монголы, создатели Монгольской империи, считали своими прародителями волка и оленя; племена теле (хойху-ойхор-уйгур) производили себя от волка; тюрки-тукю вели свое происхождение от волчицы, и те, и другие были историческими преемниками хунну; но вместе с тем у туюо была и другая легенда о тюркском предке в образе белого оленя с золотыми рогами; у западных гуннов была легенда о том, как лань показала им дорогу (брод) через Меотиду (Азовское море); культ оленя развит в бонских верованиях тибетцев — потомков жунов и жун-ди.

Вообще-то, обозревая шире, поиски фольклорно-мифологических и художественно-изобразительных прообразов этих тотемных животных могут привести нас куда угодно: их мы видим и в изобразительном искусстве саков, савроматов и скифов, и в капитолийской волчице, вскормившей Ромула и Рема; и в мифологии греков, германцев, иранцев и хеттов; и наконец, тюркское слово бёри~бюри~бури — волк является индоиранским заимствованием, а имя иранского племени «sag» означает олень.

Но вместе с тем образы оленя и волка мы видим на петроглифах неолита и бронзового века Сибири и Центральной Азии, на оленных камнях, в пазырыкском и татарском изобразительном искусстве, в искусстве ордосских бронз и связанном с ними искусстве хунну. Там, на юге, где сформировались протосюнну (хунну) в непосредственном этническом контакте с жунами и ди, китайскими источниками зафиксированы эти тотемические образы. Они и вошли в легенды сначала хунну, затем тюрков-тукю и теле-уйгуров. Вот по какой линии связи должен идти и, как мы показали в работе, проходит путь движения генеалогических легенд тюрков и монголов.

Таким образом, от чтения второй части диссертации читатель получил представление об исторических и этнических процессах на юго-восточной окраине центральноазиатской степной ойкумены, результатом которых явился хуннский этнокультурный феномен, распространившийся оттуда на всю названную ойкумену. Суть этого феномена была все та же — контакты этносов и культур. И хотя последние на юге были, судя по письменным данным, более сложными и многокомпонентными, нежели аналогичные процессы на севере Центральной Азии, мы расцениваем их как эквивалент последних, отдавая при этом полный отчет в том, что археологические комплексы, соответствующие контактирующим этносам, здесь несколько иные, чем на севере. Тем не менее, на основании предложенной оценки ситуаций на севере и юге Центральной Азии как эквивалентных между собой, мы полагаем, что некоторые из имен, контактировавших на юге этносов, такие, как ди>дили>динлин и ху>дунху>хунну, можно было бы перенести на этнические общности севера, т. е. на этносы курганов-керексуров и плиточных могил соответственно.

Наконец, если обозначить этап и определить характер этнического процесса данного периода, приходящегося на позднюю древность -раннее средневековье, то его можно сформулировать как суперэтнический культурогенез в условиях тюрко-монгольской межэтнической интеграции, т. е. это была стадия, которую неизбежно должны были пройти хуннские племена и которая была предопределена предыдущей эпохой контактов крупных этнических массивов.

Глав 8, 9 и 10 посвящены эпохе средневековья — периоду Тюркских и Уйгурского каганатов и начала Монгольского государства (VI—XIII вв.). Суть этнических процессов этого периода и их результат можно охарактеризовать следующим образом: продолжение тюрко-монгольского суперэтнического развития, его неоднократные кризисы и, наконец, этническая трансформация. Последняя, т. е. этнотрансформация, связана с образованием очередного в истории кочевников Центральной Азии государства, возглавляемого на этот раз монгольской династией, потомков все того же знаменитого рода волка, связанных, как мы показали выше, с хуннской ветвью. Возникает естественный вопрос, кто были создатели великого Монгольского государства и какова была предшествующая их история.

Мы уже писали (см. главу «К истокам»), что единоплеменников царского рода монголов было много. Судя по тому, что их потомки — роды волка распространены в районе Байкала (среди западных бурят), в Западной Монголии (среди ойратов) и в Калмыкии (среди ушедших ойратов), можно лишний раз убедиться во мнении, что это — потомки племен, чья история и судьбы так или иначе связаны с хунну и их историческими преемниками по созданию кочевых государств в Центральной Азии. Со значительной долей вероятности, они могли быть потомками некогда сложившихся в одно целое хунну-сяньбийцев, прошедших свою историю через Сяньбийскую державу, затем через

281

Жужаньский каганат, а после разгрома последнего ушедших «в небытие» (в легендарный Эргунэ-Кун). Основные районы сосредоточения жужаней, их северные кочевья и политический центр каганата находились, судя по имеющимся сведениям, в горных долинах и степях Хангая и Алтая, где они и были, кстати, разгромлены тукюэсцами.

Исходя именно из этих данных, мы стали на сторону тех, кто подвергает сомнению версию восточной, связанной с Аргунью, локализации легендарного Эргунэ-Куна, и попытались подкрепить некоторыми соображениями западное направление поиска того места, куда племя буртэ-чино ушло, где оно возродилось и откуда вышло на арену истории, чтобы создать великую империю под именем монголов (см. главу «К историзму мифов»). Мы пришли к выводу, что местность Эргунэ-Кун, которая находилась, по признанию самих создателей легенды, в чужой земле (джадын-дзадын-задын газар) и которую, кстати, следует называть прародиной монголов лишь условно, может быть отнесена к западу от Байкала, где-то в горнотаежных котловинах типа Прихубсугулья и Восьмиречья или, даже возможно, Тувинской котловины.

Археологическая обеспеченность периода средневековья по сравнению с предыдущими, к сожалению, наименьшая. О комплексе различных видов памятников, составляющих единую археологическую культуру того времени, говорить не приходится. Объясняется это прежде всего неравномерностью исследования территории, на которой образовалось Монгольское государство и сложились окончательно монголоязычные этносы, но в то же время такое положение зависит, несомненно, и от характера исторических (политических) процессов в динамичном мире номадов Центральной Азии. Раскрыть и конкретизировать эту зависимость — задача не из легких, для этого необходимы повсеместные исследования интересующей нас территории и тщательная корреляция выявленных археологических памятников средневековья.

Особенность с археологическим обеспечением третьей части нашего исследования состоит в том, что сравнительно лучше исследованы Предбайкалье, Западное Забайкалье и Восточное Забайкалье, т. е. северная окраина монгольского мира. Однако именно с этими территориями, как выясняется, было поначалу связано появление на исторической арене тех монголов, которые создали государство, затем и империю. Вот почему, думается, не должно быть больших претензий к автору за то, что в этой части своей диссертации мы ограничились археологической панорамой лишь Байкальского района (см. главу «Корреляция»).

Что же касается существа дела, то автор в полной мере отдает себе отчет в том, что рассмотренные им памятники отражают неоднообразную этническую картину того периода и что какую-либо из групп выявленных погребальных комплексов невозможно связать конкретно с интересующими нас родами буртэ-чино — предками царского рода монголов, ибо там вблизи Байкала и в верховьях Онона китайскими и монгольскими летописцами констатируется присутствие народа дада (китайское наименование монголов) и бэдэ (самоназвание некоторых групп монгольских этносов, в частности, северных). Важно то, что археологические памятники по обе стороны Байкала демонстрируют смену погребальных комплексов с тюркскими чертами на комплексы с признанными монгольскими элементами погребальной обрядности. Иначе говоря, на примере средневековой археологии ближнего Прибайкалья можно констатировать процесс этнотрансформации — явление, о котором пишут теоретики этнологической науки.

Согласно нашей концепции важно и то, что земля Прибайкалья оказалась на пути движения к Онону племени буртэ-чино и там была заложена традиция брачного родства предков Чингисхана по женской линии. С тех пор эта прекрасная земля получила почтительное и святое для монголов имя «Баргуджин-Тукум».

И, наконец, последний очерк «Духовное освоение центральноазиатских ландшафтов и рождение экологической концепции Родины не нуждается в комментариях, ибо само его название говорит о том, где формировались монгольские племена как этническая общность.

Итак, на основе систематизации и корреляции материалов археологических культур и памятников Центральной Азии и с помощью данных религии, мифологии, героического эпоса, этнической генеалогии монгольских и тюркских народов мы попытались изложить свое понимание этнической истории Центральной Азии в древности и средневековье, приблизительно от XIII в. до н. э. до XIII в. н. э.

Автору удалось прийти к выводу об изначально разных корнях прамонгольских и пратюркских этносов, уходящих в крупные археологические комплексы позднего бронзового и раннего железного веков — культуру плиточных могил и культуру курганов-керексуров. Результатом длительных контактов этих культур явился сложный этнокультурный субстрат, на котором продолжилась и вместе с тем началась история суперэтнических образований кочевых племен Центральной Азии, начиная от Хуннской империи и кончая Монгольской.

На археологических и письменных источниках автор показал времена и пространства, в которых происходили ранние этнические контакты, приведшие в конце концов к трудно дифференцируемой этнографической близости тюркских и монгольских племен древности и средневековья.

В предлагаемой работе, думается, впервые нашла свою дополнительную развернутую аргументацию часто подвергаемая сомнению концепция о том, что родина монголов находится все же в Центральной Азии, а не вне ее, и что историю и культуру монгольских народов нельзя понять и изучить в отрыве от древних кочевых племен не только тюркского, но и тибетского происхождения.

Список литературы

1. Абдурахманов А., 1979. Этнотопонимика Казахстана. Алма-Ата, 1979.

2. Абетеков А. К., 1978. О погребении собаки в усуньском кургане Чуйской долины // КСИА 1978, № 154. С. 59-65. Абрамзон С. М., 1971. Киргизы и их историко-культурные связи. — JL, 1971. 404 с.

3. Алексеев В. П., 1961. Палеоантропология Алтае-Саянского нагорья эпохи неолита и бронзы // Антропологический сборник, III // Тр. ИЭ. -Т. 21. -М., 1961.

4. Алексеев В. П., 1982. О самом раннем этапе расообразования и этногенеза // Этнос в доклассовом и раннеклассовом обществе. — М., 1982. — С. 32-55.

5. Алексеев В. П., 1986. Этногенез. — М. Д986. 176 с.

6. Алексеев В. П., 1989. Историческая антропология и этногенез. М., 1989. 446 с.

7. Алексеев В. П., Гохман И. И., Тумэн Д., 1987. Краткий очерк палеоантропологии Центральной Азии (каменный век эпоха раннего железа) // Археология, этнография и антропология Монголии. — Новосибирск, 1987. — С. 208-241.

8. Алексеев Н. А., 1980. Ранние формы религии тюркоязычных народов Сибири. Новосибирск, 1980. 318 с.

9. Алексеев H. A., 1984. Шаманизм тюркоязычных народов Сибири. -Новосибирск, 1984. 233 с.

10. Алкин С. В., 1990. Погребения с подбоем в Центральной Азии // Палеоэтнология Сибири: Тез. докл. XXV PACK. Иркутск, 1990. -С. 68-70.

11. Амар А., 1989. Монголын товч туух. Улаанбаатар,1989. 207 с.

12. Артамонов М. И., 1973. Сокровища саков. М.,1973. 246с.

13. Арутюнов С. А., 1982. Этнические общности доклассовой эпохи // Этнос в доклассовом и раннеклассовом обществе. М., 1982. — С. 55-83.

14. Арутюнов С. А., 1987. Народы и культуры (развитие и взаимодействие). -М., 1987. 246 с.

15. Архив ЛОИА, ф. 42, д. 235-237.

16. Асеев И. В., 1980. Прибайкалье в средние века. Новосибирск, 1980. 152 с.

17. Асеев И. В., Кириллов И. И., Ковычев Е. В., 1984. Кочевники Забайкалья в эпоху средневековья. Новосибирск, 1984. 201 с. 287

18. Балданжапов П. Б., 1970. Altan tobci: Монгольская летопись XVIII в. -Улан-Удэ, 1970. 415 с.

19. Башаров Д., 1955. Собрание сочинений. М.,1955. 360 с.

20. Бернштам А. Н.,1935. Изображение быка в находках Ноин-Улинских курганов // Проблемы истории докапиталистических обществ. № 5-6. -С. 127-130.

21. Бернштам А. Н., 1935 а Историческая правда в легенде об Огуз-кагане // Советская этнография. -№ 5-6, с. 33-43.

22. Бернштам А. Н., 1951. Очерки истории гуннов. -JL, 1951. 256 с.

23. Бертагаев Т. А.,1976. Этнолингвистические этюды о племенах Центральной Азии // Исследования по истории и филологии Центральной Азии Вып. 6,- Улан-Удэ, 1976. — С. 24-39.

24. Билэгт JL, 1993. Гипотеза о времени ухода монголов в Эргунэ-Кун // Этническая история народов Южной Сибири и Центральной Азии. -Новосибирск, 1993. С. 106-113.

25. Билэгт Л., 1995. К вопросу о достоверности родословной Чингисхана // Археологийн судлал. Т. XV, f. 1-11. — Улаанбаатар, 1995. — С. 97-110.

26. Билэгт Л., 1995 а. К вопросу уточнения местонахождения Эргунэ-Куна // Туухийн судлал. Т. XXVII-XXVIII, f. 9. — Улаанбаатар, 1995.

27. Бира Ш., 1978. Монгольская историография (XIII—XVII вв.). М., 1978. — 320 с.

28. Бичурин Н. Я., 1950. Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена. Ч. 1. — М,- Л., 1950.

29. Боргояков М. И., 1976. Гунно-тюркский сюжет о прародителе-олене (быке) // СТ. -1976. -№ 3. С. 55-59.

30. Боровка Г. И.,1927. Археологическое обследование среднего течения р. Толы // Северная Монголия. Вып. 2. — Л., 1927.

31. Бромлей Ю. В., 1973. Этнос и энография. М., 1973. 284 с. 288

32. Бромлей Ю. В., 1981. Современные проблемы этнографии (очерк теории и истории). М., 1981. 290 с.

33. Бромлей Ю. В., 1983. Очерки теории этноса. М., 1983. 412 с.

34. Брук С. И., Чебоксаров H. H., 1976. Метаэтнические общности // Расы и народы, 1976, №6. С. 15-41

35. Вадецкая Э. Б.,1983. Проблема интерпретации окуневских изваяний // Пластика и рисунки древних культур. Новосибирск, 1983. — С. 8697.

36. Вайннггейн С. И.,1966. Памятники кызылганской культуры // Тр. ТКАЭЭ. Т. 2. — M. — Л.,1966. — С. 7-125.

37. Вайнштейн С. М., Липец Р. С., 1978. Проблемы взаимосвязи эпоса и народного изобразительного искусства кочевников Евразии («Джангар» и проблемы эпического творчества тюрко-монгольских народов) : Тез. докл. Элиста, 1978. — С. 23-25.

38. Варенов А. В., 1993. Где проходила восточная граница расселения сюнну (к проблеме этнической атрибуции погребений) // Двадцать четвертая науч. конф. «Общество и государство в Китае»: Тез. докл. -Ч. 1. -М., 1993. -С. 61-64.

39. Варенов А. В., 1995. Скифские памятники Алтая, Ордоса и происхождение сюннуской культуры // Проблемы охраны, изучения и использования культурного наследия Алтая: Тез. конф. -Барнаул, 1995. С. 123-125.

40. Варенов А. В.,1995 а. Древнее население Алтая и происхождение сюнну // Аборигены Сибири: проблемы изучения исчезающих языков и культур: Тез. докл. Междунар. конф. Новосибирск, 1995. -С. 12-15.

41. Васильева Т. Б.,1995. Архетип младенца в бурятской мифологии // Россия и Восток: проблемы взаимодействия: Тез. докл. III Междунар. конф. Ч. 3. — Челябинск, 1995. — С. 96-99. 289

42. Викторова Л. Л., 1972. Этно-культурные связи монгольских и тибетских племен в древности и раннем средневековье // Центральная Азия и Тибет. История и культура Востока Азии, т. 1. -Новосибирск, 1972. — С. 64-68.

43. Викторова Л. Л., 1984. Ранние формы религии киданей // Бронзовый и железный век Сибири. Новосибирск, 1984. — С. 261-266.

44. Викторова Л. Л., 1980. Монголы. Происхождение народа и истоки культуры. -М., 1980. 224 с.

45. Викторова Л. Л., 1987. Основные проблемы этногенеза монголов и состояние источников для их решения // Этнографийн судлал. Т. X, £ 1-9. -Улаанбаагар, 1987. — С. 6-12.

46. Владимирцов Б. Я., 1929. По поводу древнетюркского Ошкеп у1Б // Докл. АН СССР,-№7,-С. 161-169.

47. Владимирцов Б. Я.,1934. Общественный строй монголов: Монгольский кочевой феодализм. Л., 1934. 431 с.

48. Волков В. В., 1967. Бронзовый и ранний железный век Северной Монголии. Улан-Батор, 1967. 148 с.

49. Волков В. В.,1980. Курганы афанасьевского типа в Монголии // Археологийн судлал. Т. IX. — Вып. 1-4. — Улан-Батор, 1980. — С. 1317.

50. Волков В. В., 1981. Оленные камни Монголии. Улан-Батор, 1981. 254 с.

51. Воробьев М. В., 1994. Манчжурия и восточная Внутренняя Монголия (с древнейших времен до IX в. включительно). Владивосток, 1994. 410 с.

52. Вяткина К. В.,1960. Монголы Монгольской Народной Республики // Восточно-Азиатский этнографический сборник. М,- Л., 1960.

53. Галданова Г. Р.,1987. Доламаистские верования бурят. -Новосибирск, 1987. 116 с. 290

54. Гафуров Б. Г., Мирошников Л. И.,1976. Изучение цивилизаций Центральной Азии. (Опыт международного сотрудничества по проекту ЮНЕСКО). М.,1976. 128 с.

55. Георгиевский С.,1888. О корневом составе китайского языка в связи с вопросом происхождения китайцев. СПб., 1888.

56. Гоголев А. И.,1986. Историческая этнография якутов: Вопросы происхождения якутов. Якутск, 1986. 92 с.

57. Гоголев А. И.,1989. Раннесредневековые истоки в традиционной культуре якутов и бурят // Этнокультурные процессы в Юго-Восточной Сибири в средние века. Новосибирск, 1989. С. 126-132.

58. Гоголев А. И., 1993. Якуты (проблемы этногенеза и формирования культуры). -Якутск, 1993. 200 с.

59. Гонгор Д.,1970. Халхтовчоон-Улаанбаатар, 1970. 342 с.

60. Гохман И. И.,1977. Антропологическое изучение Забайкалья в Троицко-Кяхтинском отделении Русского Географического общества // Очерки истории русской этнографии, фольклористики и антропологии. Вып. 7 // Тр. ИЭ. — Т. 104. — Л.,1977. С. 158-164.

61. Гохман И. И., 1980. Происхождение центрально-азиатской расы в свете новых палеоантропологических материалов // Сб. МАЭ. Вып. 36. — Л.,1980. — С. 5-34.

62. Грач А. Д., 1965. Проблема соотношения культур скифского времени Тувы, Алтая и Минусинской котловины в свете новейших исследований 1954 г. в СССР. Баку, 1965.

63. Грач А. Д., 1967. Могильник Саглы-Бажи II и вопросы археологии Тувы скифского времени археологии Тувы скифского времени // СА. 1967. — № 3.

64. Грач А. Д., 1971. Новые данные о древней истории Тувы // Уч. зап. ТувНИИЯЛИ. Вып. 15. -Кызыл, 1971. — С. 93-106.

65. Грач А. Д., 1980. Древние кочевники в центре Азии. М.,1980. 256 с. 291

66. Гришин Ю. С.,1975. Бронзовый и ранний железный века Восточного Забайкалья. -М., 1975. 136 с.

67. Гришин Ю. С., 1980. О «фигурных» плиточных могилах Забайкалья и Монголии // КСИА, 1980. Вып. 162. — С. 12-15.

68. Гришин Ю. С., 1981. Памятники неолита, бронзового и раннего железного веков лесостепного Забайкалья. М., 1981. — 204 с.

69. Грумм-Гржимайло Г. Е.,1907. Описание путешествия в Западный Китай. -Т. З. СПб., 1907.

70. Грумм-Гржимайло Г. Е.,1926. Западная Монголия и Урянхайский край. Исторический очерк этих стран в связи с историей Средней Азии. -Л., 1926. 898 с.

71. Грязнов М. П.,1961. Древнейшие памятники героического эпоса народов Южной Сибири // Археологический сборник ГЭ. Вып. 3. -Л,1961. — С. 7-31.

72. Грязнов М. П.,1977. Бык в обрядах и культах древних скотоводов // Проблемы археологии Евразии и Северной Америки. М.,1977. — С. 80-88.

73. Гумилев Л. Н., 1959. Динлинская проблема // Изв. Всесоюзного Географического общества. -Т. 91. Вып. I.

74. Гумилев Л. Н., 1960. Хунну. М.,1960. 292 с.

75. Гумилев Л. Н.,1967. Древние тюрки. М.,1967. 504 с.

76. Гумилев Л. Н., 1989. Этногенез и биосфера Земли. Л., 1989. 496 с.

77. Давыдова A. B., 1985. Иволгинский комплекс (городище и могильник) памятник хунну в Забайкалье. — Л., 1985. 112 с.

78. Данилов С. В., 1985. Жертвоприношения животных в погребальных обрядах монгольских племен Забайкалья // Древнее Забайкалье и его культурные связи. Новосибирск, 1985. — С. 86-91. 292

79. Данилов C. B., Коновалов П. Б.,1988. Новые материалы о курганах-керексурах Забайкалья и Монголии // Памятники эпохи палеометалла в Забайкалье. Улан-Удэ, 1988. — С. 71-79.

80. Данилов C. B., 1995. Жертвенный комплекс у с. Нижний Бургултай и некоторые вопросы древних обрядов и верований // Культура и памятники бронзового и раннего железного веков Забайкалья и Монголии. Улан-Удэ, 1995. — С. 91-101.

81. Дашибалов Б. Б.,1995. Археологические памятники курыкан и хори. -Улан-Удэ, 1995. 190 с.

82. Двадцатая конференция «Общество и государство в Китае». М., 1989.

83. Дебец Г. Ф.,1926. Могильник железного века у с. Зарубино // Бурятиеведение. -№ 2. Верхнеудинск,1926. — С. 14-19.

84. Дебец Г. Ф.,1948. Палеоантропология СССР // Тр. ИЭ, нов. сер. Т. 4. -М,-Д.,1948.

85. Дебец Г. Ф.,1951. Антропологические исследования в Камчатской области // Тр. ИЭ (новая серия). Т. 17.

86. Дебец Г. Ф.,1958. Опыт графического изображения генеалогической классификации человеческих рас // СЭ. № 4.

87. Дерфер Г., 1986. О языке гуннов // Зарубежная тюркология. -М.,1986. -С. 71-134.

88. Диков Н. Н.,1958. Бронзовый век Забайкалья. Улан-Удэ, 1958. 108 с.

89. Добжанский В. Н., 1990. Наборные пояса кочевников Азии. -Новосибирск, 1990. 162 с. + Приложение рис.

90. Довдойн Б., 1995. Монголчуудын чулуун хОрОг (XIII -XIV зуун). -Улаанбаатар, 1995. 112 с.

91. Дорж Д., 1971. Неолит Восточной Монголии. Улан-Батор, 1971. 172 с.

92. Доржсурэн Ц.,1961. Умард хунну. Улаанбаатар, 1961. 112 с. 293

93. Дорошенко Е. А.,1982. Зороастрийцы в Иране (Историко-этнографичеекий очерк). -М., 1982. 134 с.

94. Дутаров Д. С., 1991. Исторические корни белого шаманства. -М.,1991. 200 с.

95. Дутаров Р. Н.,1989. Ю. Н. Рерих и «звериный стиль в Тибете» // Проблемы археологии скифо-сибирского мира (социальная структура и общественные отношения) : Тез. Всесоюз. археол. конф. -Ч. 2. Кемерово, 1989. — С. 67-69.

96. Дульзон А. П. Д968. Гунны и кеты // Известия СО АН СССР, сер. общ. наук. № 11, вып. 3. — С. 137-142.

97. Дьяконова В. П., 1977. Религиозные культы тувинцев // Сб. МАЭ «Памятники культуры народов Сибири и Севера (вторая половина XIX нач. XX вв.)». — Т. 33. — Л., 1977.

98. Дэвлет М. А., 1980. Сибирские поясные ажурные пластины: II в. до н. э. — I н. э. -М.,1980. 110 с.

99. Дэвлет М. А.,1980а. Петроглифы Мугур-Саргола. М.,1980. 272 с.

100. Дэвлет М. А.,1990. Новые материалы о древнем культе быка в Центральной Азии // Археология Средней Азии, Кавказа и Сибири. -Краткие сообщения Института археологии АН СССР. № 199.

101. Еремеев Д. Е.,1990. «Тюрк» этноним иранского происхождения? (К проблеме этногенеза древних тюрков) // СЭ. — № 3,- С. 129-136.

102. Жирмунский В. М.,1974. Тюркский героический эпос. Л.,1974. 728 с.

103. Заднепровский Ю. А.,1991. Происхождение и этническая атрибуция срубных могил периода II в. до н. э. II в. н. э. в Северной Корее // Изв. СО РАН. Сер. история, филология и философия. — Вып. 1,- С. 53-61. 294

104. Зайцев М. А.,1984. Ритуальные и погребальные памятники курумчинской культуры в Приольхонье (оз. Байкал) : Автореф. дис. канд. ист. наук. Кемерово, 1984. 16 с.

105. Зеленин Д. К.,1936. Культ онгонов в Сибири. -М.,1936.

106. Зориктуев Б. Р.,1987. К вопросу о времени и путях формирования монголоязычного ядра бурят в Прибайкалье // Актуальные проблемы истории Бурятии. Улан-Удэ, 1987. — С. 29-34.

107. Зориктуев Б. Р.,1997. Прибайкалье в середине VI начале XVII в. -Улан-Удэ, 1997. 104 с.

108. Зуев Ю. А.,1967. Древнетюркские генеалогические предания как источник по ражей истории тюрков: Автореф. дис.. канд. ист. наук. Алма-Ата, 1967

109. Иванов В. В., 1968. Дуальная организация первобытных народов и происхождение дуалистических космогонии // СА, 1968, № 4.

110. Именохоев Н. В.,1988. Средневековой могильник у с. Енхор на р. Джиде // Памятники эпохи палеометалла в Забайкалье. Улан-Удэ,1988,-С. 109-121.

111. Именохоев Н. В.,1989. К вопросу о культуре ранних монголов (по данным археологии) // Этнокультурные процессы в Юго-Восточной Сибири в средние века. Новосибирск, 1989. — С. 55-62.

112. Именохоев Н. В.,1992. Раннемонгольская археологическая культура // Археологические памятники средневековья в Бурятии и Монголии. -Новосибирск, 1992. С. 23-48.

113. Именохоев Н. В., Коновалов П. Б.,1985. К изучению погребальных памятников монголов в Забайкалье // Древнее Забайкалье и его культурные связи. Новосибирск, 1985. — С. 69-86.

114. Иностранцев К. А.,1926. Хунну и гунны. Л.,1926. 152 с.

115. История Сибири. Т. 1. — Л., 1968. 454 с.

116. История Тувы. Т. 1. -М., 1964. 410 с. 295

117. Ишжамц Н., 1974. О формировании монгольской народности // Роль кочевых народов в цивилизации Центральной Азии. —Улаанбаатар, 1974. -С. 155-158.

118. Каталог гор и морей: Шань хай-цзин. М., 1977. 236 с.

119. Кириллов И. И.,1979. Восточное Забайкалье в древности и средневековье. Иркутск, 1979. 69 с.

120. Кириллов ИИ.,1983. Ундугунская культура железного века в Восточном Забайкалье // По следам древних культур Забайкалья. -Новосибирск, 1983,- С. 123-138.

121. Кирюшин Ю. Ф., Тишкин A. A., 1997. Скифская эпоха Горного Алтая. Культура раннескифского времени, Барнаул, 1997.

122. Киселев С. В.,1949. Древняя история Южной Сибири // МИА. № 9. -М,- Л., 1949. 364 с.

123. Киселев С. В.,1960. Неолит и бронзовый век Китая // CA. № 4.

124. Клоусон Дж., 1969. Лексико-статистическая оценка алтайской теории //ВЯ, 1969, №5.

125. Кляшторный С. Г.,1965. Проблемы ранней истории племен турк (ашина) // Новое в советской археологии. -М.,1965.

126. Кляшторный С. Г., 1981. Мифологические сюжеты в древнетюркских памятниках. // Тюркологический сборник 1977. — М.,1981,- С. 117139.

127. Ковалев A. A., 1988. Зарубежная Центральная Азия в эпоху древних кочевников // III Всесоюз. конф. востоковедов «Взаимодействие и296взаимовлияние цивилизаций и культур на востоке»: Тез. докл. Т. 1. — (Душанбе, 16-18 мая 1988). -М» 1988. -С. 167-169.

128. Ковычев Е. В.,1982. К вопросу о древних связях племен Забайкалья с тюркоязычными соседями в I тыс. н. э. // Археология Северной Азии. -Новосибирск, 1982. С. 148-156.

129. Ковычев Е. В.,1983. Могильник железного века у станции Дарасун // По следам древних культур Забайкалья. Новосибирск, 1983. — С. 112-123.

130. Ковычев Е. В.,1984. История Забайкалья I сер. II тыс. н. э. -Иркутск, 1984. 96 с.

131. Ковычев Е. В.,1989. Этническая история Восточного Забайкалья в эпоху средневековья (по археологическим данным) // Этнокультурные процессы в Юго-Восточной Сибири в средние века,-Новосибирск, 1989. — С. 21-27.

132. Кожин П. М., 1977. Некоторые данные о древних культурных контактах Китая с внутренними районами евразийского материка // Н. Я. Бичурин и его вклад в русское востоковедение. (К 200-летию со дня рождения). Материалы конф. Ч. П. -М. Д977.

133. Козин С. А.,1941. Сокровенное сказание: Монгольская хроника 1240 г. -М,-Л.,1941. -Т. 1.

134. Козлов В. И., 1982. Особенности воспроизводства населения в доклассовом и раннеклассовом обществе // Этнос в доклассовом и раннеклассовом обществе. М., 1982. — С. 9-32.

135. Козлов П. К.,1925. Северная Монголия. Ноин-улинские памятники // Краткие отчеты экспедиции по исследованию Северной Монголии в связи с Монголо-Тибетской экспедицией П. К. Козлова. Л., 1925. 61с. 297

136. Комиссаров С. А. Д987. Археологические памятники дунху: проблема отождествления // Международный конгресс монголоведов: Докл. сов. делегации. -М.,1987.

137. Комиссаров С. А.,1988. Комплекс вооружения Древнего Китая. Эпоха поздней бронзы. Новосибирск, 1988. 120 с.

138. Комиссаров С. А.,1992. Археологические памятники шаньжунов. // Петр Алексеевич Кропоткин гуманист, ученый, революционер. -Российская науч. конф.: Сборник тезисов. — Чита, 1992. — С. 95-96.

139. Коновалов П. Б.,1976. Хунну в Забайкалье. Улан-Удэ, 1976. 220 с.

140. Коновалов П. Б., Именохоев Н. В., 1982. Об изучении средневековых памятников Западного Забайкалья // Проблемы археологии и этнографии Сибири. Тез. конф. — Иркутск, 1982. — С. 128- 130.

141. Коновалов П. Б.,1983. Древнейшие этнокультурные связи народов Центральной Азии // Этнические и историко-культурные связи монгольских народов. Улан-Удэ, 1983. — С. 36-46.

142. Коновалов П. Б.,1983 а. К проблеме этнической дифференциации древних культур Центральной Азии. // Рериховские чтения. -Препринт. Новосибирск, 1983.

143. Коновалов П. Б.,1984. Об этническом аспекте истории хунну. // Этническая история народов Сибири и сопредельных территорий: Тез. докл. Омск, 1984. — С. 70-74.

144. Коновалов П. Б., 1987. Культура курганов-керексуров Центральной Азии // Проблемы археологии Степной Евразии: Тез. докл., ч. I. -Кемерово, 1987. -С. 120-124.

145. Коновалов П. Б., 1987 а. К проблеме историко-археологического синтеза на современном этапе изучения средневековой истории Бурятии // Актуальные проблемы истории Бурятии, тез. док. конф. -Улан-Удэ, 1987. -С. 13-18. 298

146. Коновалов П. Б., 1988. Древнейшие контакты тюрков и монголов в свете археологических данных. // Тюркология-88: Тез. докл. V Всесоюз. конф. ФрунзеД988. -С. 583-585.

147. Коновалов П. Б., 1989. Корреляция средневековых культур Прибайкалья и Забайкалья. // Этнокультурные процессы в Юго-восточной Сибири в средние века. Новосибирск, 1989,- С. 5-21.

148. Коновалов П. Б., 1989 а. Генеалогические легенды древних тюрков и монголов и археология. // Цыбиковские чтения: Тез. докл. -Улан-Удэ, 1989. -С. 70-73.

149. Коновалов П. Б., 1990. Историко-археологическая интерпретация мифа о Буртэ-Чино и Гуа-Марал «Сокровенного сказания монголов» // Mongolica: An International Annual of Mongol Studies. Vol. 1 (22) -Ulanbator,1990. -C. 54-71.

150. Коновалов П. Б.,1990 а. К изучению тотемических воззрений тюркских и монгольских народов. // Традиционное мировоззрение и культура народов Сибири и сопредельных территорий: Тез. докл. Всесоюз. конф. Улан-Удэ, 1990. -С. 83-85.

151. Коновалов П. Б.,1990 б. Древние культуры Бурятии и этническая динамика. // Актуальные проблемы истории Бурятии. Улан-Удэ, 1990,-С. 3-6.

152. Коновалов П. Б.,1991. Эпос «Гэсэр» и археология. // Гэсэриада: прошлое и настоящее. Улан-Удэ, 1991. — С. 89-95. 299

153. Коновалов П. Б., 1992. О культе неба у монголов // «Банзаровские чтения»: Докл. и тез. науч. конф., посвящен. 170-летию со дня рождения Доржи Банзарова. Улан-Удэ, 1992. — С. 24-32.

154. Коновалов П. Б., 1992 а. Плиточные могилы и курганы-керексуры Монголии и Бурятии: проблемы синтеза протокультур // VI Междунар. конгресс монголоведов (Улан-Батор, 1992) : Докл. российск. делегации. Вып. 1. — М.,1992. — С. 112-118.

155. Коновалов П. Б., 1992 б. О двух археологических культурах эпохи бронзы Монголии и Бурятии // Олон улсын монголч эрдэмтдийн VI Их хурал: Илтгэлуудийн товчлол. Улаанбаатар, 1992. -С. 137-139.

156. Коновалов П. Б.,1992 в. Роль древних культур Центральной Азии в формировании экологических традиций и культурно-исторического ландшафта // Экологические традиции в культуре народов Центральной Азии. Новосибирск, 1992.

157. Коновалов П. Б., 1993. К истокам этнической истории тюрков и монголов // Этническая история народов Южной Сибири и Центральной Азии. Новосибирск, 1993. — С. 5-29.

158. Коновалов П. Б., 1995. Об историческом и этническом сознании средневековых монголов // «Тайная история монголов»: источниковедение, история, филология. Новосибирск, 1995,- С. 2648.

159. Коновалов П. Б.,1995 а. К проблеме исторических корней Гэсэриады // Гэсэриада духовное наследие народов Центральной Азии. -Улан-Удэ, 1995,-С. 27-29.

160. Коновалов П. Б.,1996. О происхождении и ранней истории хунну // 100 лет хуннской археологии: Докл. и тез. Междунар. конф. Улан-Удэ,1996,-С. 58-62. 300

161. Коновалов П. Б., Свинин В. В., Зайцев М. А., 1983. Могильник Ацай II и некоторые вопросы изучения плиточных могил Прибайкалья // По следам древних культур Забайкалья. Новосибирск, 1983. — С. 85100.

162. Коновалов П. Б., Наваан Д., Волков В. В., Санжамятав Г., 1995. Керексуры в Тосонцэнгэле (р. Идэр, Монголия) // Культуры и памятники бронзового и раннего железного веков Забайкалья и Монголии. Улан-Удэ, 1995. -С. 47-58.

163. Коновалов П. Б., Данилов С. В., Именохоев Н. В., 1995. Бронзовый меч из села Петропавловка (р. Джида, Бурятия) // Культуры и памятники бронзового и раннего железного веков Забайкалья и Монголии. Улан-Удэ, 1995,- С. 59-61.

164. Кононов А. Н., 1949. Опыт анализа термина турк // СЭ. 1949. -№1,-С. 40-47.

165. Кононов А. Н., 1982. История изучения тюркских языков в России. Дооктябрьский период. Изд. 2-е. Л., 1982. 360 с.

166. Константинов И. В., 1975. Происхождение якутского народа и его культуры // Якутия и ее соседи в древности. Якутск, 1975. — С. 106173.

167. Константинов М. В.,1994. Каменный век восточного региона Байкальской Азии. Улан-Удэ-Чита, 1994,- Изд-во ЧГПИ. 180 с.

168. Крюков М. В., 1976. Эволюция этнического самосознания и проблема этногенеза // Расы и народы, 1976, №6. С. 42-63.

169. Крюков М. В., Софронов М. В., Чебоксаров Н. Н., 1978. Древние китайцы: проблемы этногенеза. М., 1978. 342 с.

170. Крюков М. В., 1982. Этнические и политические общности: диалектика взаимодействия // Этнос в доклассовом и раннеклассовом обществе. М., 1982. — С. 147-163. 301

171. Ксенофонтов Г. В., 1977. Эллэйада (материалы по мифологии и легендарной истории якутов. М., 1977. 248 с.

172. Кубарев В. Д., 1979. Древние изваяния Алтая. (Оленные камни). -Новосибирск, 1979. 120 с.

173. Кубарев В. Д., 1984. Древнетюркские изваяния Алтая. -Новосибирск, 1984. 230 с.

174. Кубарев В. Д., Черемисин Д. В., 1987. Волк в искусстве и верованиях кочевников Центральной Азии // Традиционные верования и быт народов Сибири. Новосибирск, 1987.

175. Куббель Л. Е., 1982. Этнические общности и потестарно-политические структуры доклассового и раннеклассового общества // Этнос в доклассовом и раннеклассовом обществе. М., 1982. -С. 124-147.

176. Кузьмина Е. Е., 1981. Происхождение индоиранцев в свете новейших археологических данных // Этнические проблемы истории Центральной Азии в древности. М., 1981. — С. 101-125.

177. Кызласов И. Л., 1982. Гора прародительница в фольклоре хакасов // Советская этнография. — 1982. — № 2.

178. Кызласов Л. Р., 1960. Таштыкская эпоха в истории хакасско-минусинской котловины. -М., 1960. 195 с.

179. Кызласов Л. Р., 1969. История Тувы в средние века. М., 1969. 212 с.

180. Кызласов Л. Р., 1975. Ранние монголы (к проблеме истоков средневековой культуры) // Сибирь, Центральная и Восточная Азия в средние века. История и культура востока Азии. Т. З. Новосибирск, 1975. -С. 170-177.

181. Кызласов Л. Р., 1978. К изучению оленных камней и менгиров // КСИА. 1978. — Вып. 154. — С. 25-30.

182. Кызласов Л. Р., 1979. Древняя Тува. М., 1979. 208 с. 302

183. Кызласов Л. Р., 1984. История Южной Сибири в средние века. М., 1984. 168 с.

184. Кызласов Л. Р., Ивашина Л. Г., 1989. Курганы средневековых тюрков в Северо-Восточной Бурятии // Этнокультурные процессы в Юго-Восточной Сибири в средние века: Сб. науч. тр. Новосибирск, 1989. — С. 34-52.

185. Кычанов Е. И., 1980. Монголы в VI первой половине XII в. // Дальний Восток и соседние территории в средние века. — История и культура востока Азии. — Новосибирск, 1980. -С. 136-148.

186. Кюнер Н. В., 1961. Китайские известия о народах Южной Сибири, Центральной Азии и Дальнего Востока. М., 1961.

187. Ларичев В. Е., 1959. О происхождении культуры плиточных могил Забайкалья // Археологический сборник (1). Улан-Удэ, 1959. С. 63-73.

188. Ларичев В. Е., 1990. Предисловие // Китай в эпоху древности. -Новосибирск, 1990. С. 5-8.

189. Лбова Л. В., 1994. Брянский палеолитический комплекс (Западное Забайкалье) // Автореферат дис. канд. ист. наук. Новосибирск, 1994. 20 с.

190. Липец Р. С., 1978. Меч из редкостной бронзы. (Отголоски эпохи освоения металлов в тюркско-монгольском эпосе) // СЭ. 1978. -№2. -С. 107-122.

191. Лубсан Данзан., 1973. Алтан тобчи («Золотое сказание») // Пер. с монгол., введ., коммент. и прилож. Н. П. Шастиной. М., 1973. 440 с.

192. Лувсанданзан., 1990. Алтан товч: Эртний хаадын ундэслэсэн тер есны зохиолыг товчлон хураасан Алтан товч хэмээх оршивай. -Улаанбаатар, 1990. 192 с.

193. Малов С. Е., 1951. Памятники древнетюркской письменности. Тексты и исследования. — М.; Л., 1951. 303

194. Малявкин А. Г., 1989. Танские хроники о государствах Центральной Азии. Новосибирск, 1989.

195. Мамонова Н. Н., 1974. К антропологии гуннов Забайкалья // Расогенетические процессы в этнической истории. М., 1974. — С. 227-248.

196. Мамонова Н. Н., 1980. Антропологический тип древнего населения Западной Монголии по данным палеоантропологии // Сб. МАЭ. -Вып. 36. -Л., 1980. -С. 60-74.

197. Манжигеев И. А., 1978. Бурятские шаманистические и дошаманистические термины. М., 1978. 125 с.

198. Маннай-оол М. X., 1968. Оленные камни Тувы // Учен. зап. ТНИИЯЛИ. Вып. 13. — Кызыл, 1968.

199. Маннай-оол М. X., 1970. Тува в скифское время. (Уюкская культура). -М., 1970. 118 с.

200. Маргулан А. X., 1979. Бегазы дандыбаевская культура Центрального Казахстана. — Алма-Ата, 1979. 336 с.

201. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 21. — Изд. 2-е.

202. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 1.

203. Материалы по истории древних кочевых народов группы дунху // Введ., пер. и коммент. В. С. Таскина. -М., 1984. 486 с.

204. Материалы по истории сюнну. (По китайским источникам) // Предисл., пер. и прим. В. С. Таскина. -М., 1968. 176 с.

205. Материалы по истории сюнну. (По китайским источникам). Вып. 2 // Предисл., пер. и прим. В. С. Таскина. -М., 1973. 172 с.

206. Мелетинский Е. М., 1963. Происхождение героического эпоса. М., 1963.

207. Миняев С. С.,1979. Культуры скифского времени Центральной Азии и сложение племенного союза сюнну // Тез. докл. Всесоюз. конф. 304

208. Проблемы скифо-еибирского культурно-исторического единства». -Кемерово, 1979. С. 74-76.

209. Миняев С. С., 1986. Исчезнувшие народы. Сюнну. Природа. — 1986. — № 4. — С. 42-53.

210. Миняев С. С., 1987. Происхождение сюнну: современное состояние проблемы // Проблемы археологии степной Евразии: Тез. докл. конф. -Ч. 2. Кемерово, 1987. — С. 124-145.

211. Миняев С. С., 1991. О дате появления сюнну в Ордосе // Проблемы хронологии в археологии и истории. Барнаул, 1991. — С. 108-120.

212. Миняев С. С., 1998. Дырестуйский могильник. СПб., 1998. 113 с.

213. Мифологический словарь., 1990. М.: «Советская энциклопедия», 1990. 672 с.

214. Михайлов Т. М., 1980. Из истории бурятского шаманизма. -Новосибирск, 1980. 320 с.

215. Михайлов Г. И., 1983. Мифы в исторических сочинениях XIII-XIX вв. монгольских народов // Фольклор и историческая этнография. -М., 1983. С. 88-106.

216. Михайлов В. А., 1993. Войлочная и деревянная юрта у бурят. -Улан-Удэ, 1993. 75 с.

217. Михайлов В. А., 1993а. Оружие и доспехи бурят. Улан-Удэ, 1993. 71 с.

218. Молодин В. И., 1985. Бараба в эпоху бронзы. Новосибирск, 1985. 200 с.

219. Монголын нууц товчоо. Хуучин монгол хэлнээс одоогийн монгол бичгийн хэлээр Ц. Дамдинсурэн орчуулав. Улаанбаатар, 1990.

220. Мэнэс Г., 1986. О семантике теонима «Ульген» // Исследования по исторической этнографии монгольских народов. М., 1986. — С. 93-101. 305

221. Наваан Д., 1974. Керамика из плиточных могил по р. Онон // Бронзовый и железный век Сибири. Новосибирск, 1974. С. 110-113.

222. Наваан Д., 1974 а. Бронзовый век Монголии в истории Центральной Азии // Тов Азийн иргэншилд нуудлчдийн роль. Улаанбаатар, 1974. -С. 211-213.

223. Наваан Д., 1975. Дорнод Монголын хурлийн уе. Улаанбаатар, 1975. 200 с.

224. Неклюдов С. Ю., 1981. Мифология тюркских и монгольских народов. (Проблемы взаимосвязей) // Тюркологический сборник. -1977. -М., 1981. С. 183-202.

225. Немеров В. Ф., 1981. Восточное Забайкалье в первой половине II тыс. н. э. (по материалам погребений) : Автореф. дис.. канд. ист. наук. Новосибирск, 1981. 23 с.

226. Нимаев Д. Д., 1990. Об интерпретации некоторых сюжетов из «Сокровенного сказания» // Актуальные проблемы истории Бурятии. -Улан-Удэ, 1990. -С. 25-27.

227. Новгородова Э. А., 1962. Ножи карасунского времени из Монголии и Южной Сибири // Монгольский археологический сборник. М., 1962-С. 11-17.

228. Новгородова Э. А., 1970. Центральная Азия и карасукская проблема. -М» 1970. 192 с.

229. Новгородова Э. А., 1981. Ранний этап этногенеза народов Монголии (конец III—I тысячелетие до н. э.) // Этнические проблемы истории Центральной Азии в древности. М., 1981. — С. 207-215.

230. Новгородова Э. А., 1984. Мир петроглифов Монголии. -М., 1984. 168 с.

231. Новгородова Э. А., 1989. Древняя Монголия. М.: Изд-во «Наука», 1989. 284 с. 306

232. Новоженов В. А., 1994. Наскальные изображения повозок Средней и Центральной Азии. Алматы., 1994. 266 с.

233. Окладников А. П., 1937. Очерки истории западных бурят-монголов XVII-XVIII вв. -Л., 1937.

234. Окладников А. П., 1948. Древняя тюркская культура в верховьях Лены // КСИИМК. 1948. — Вып. 19.

235. Окладников А. П., 1951. Археологические исследования в Бурят-Монголии // Изв. АН СССР, сер. ист. и филос. 1951. — Т. 8. — № 5. -С. 440-450.

236. Окладников А. П., 1954. Образ птицы в искусстве бронзового века Забайкалья и его аналогии в народном искусстве бурят // СЭ, 1954, №1. С. 150-153.

237. Окладников А. П., 1955. История Якутской АССР. Л., 1955. — Т. 1. 432 с.

238. Окладников А. П., 1956. Древнее население Сибири и его культура // Народы Сибири. М. -Л., 1956. — С. 21- 107.

239. Окладников А. П., 1958. Археологические данные о появлении первых монголов в Прибайкалье // Филология и история монгольских народов: (Памяти академика Б. Я. Владимирцова). М., 1958. — С. 202-213.

240. Окладников А. П., 1959. Триподы за Байкалом. СА. — 1959. — № 3. -С. 114-132.

241. Окладников А. П., 1960. Бурхотуйская культура железного века в Юго-Западном Забайкалье // Тр. БКНИИ. Улан-Удэ, 1960. Вып. 3. -С. 16-30.

242. Окладников А. П., 1964. Первобытная Монголия. К вопросу древнейшей истории Монголии // Studia archaeologica. 1964. — Т. 3, fase. 8-10. 307

243. Окладников А. П., Запорожская В. Д., 1969-1970. Петроглифы Забайкалья. 4. 1. -Л., 1969. 220 е.; 4. 2. -Л., 1970. 264 с.

244. Окладников А. П., 1976. Оленный камень с р. Иволги // История и культура Бурятии. Улан-Удэ, 1976. — С. 207-220.

245. Окладников А. П., Кириллов И. И., 1980. Юго-восточное Забайкалье в эпоху камня и ранней бронзы. Новосибирск, 1980. 176 с.

246. Окладников А. П., Худяков Ю. С., Асеев И. В., Конопацкий А. К.,1983. Археологические исследования в Монголии в 1979-1980 годах // Археология эпохи камня и металла в Сибири. -Новосибирск, 1983.

247. Петри Б. Э., 1922. Далекое прошлое Бурятского рая. Иркутск, 1922.

248. Петри Б. Э., 1928. Далекое прошлое Прибайкалья. Иркутск, 1928.

249. Позднеев Д., 1899. Исторический очерк уйгуров. СПб., 1899.

250. Полосьмак Н. В., 1990. Некоторые аналоги погребениям в могильнике у дер. Даодуньцзы и проблема происхождения сюннуской культуры // Китай в эпоху древности. Новосибирск, 1990. -С. 101-107.

251. Потанин Г. Н.,1881-1883. Очерки Северо-западной Монголии. -СПб., 1881. Вып. 2; 1883. — Вып. 3.

252. Потапов Л. П., 1935, Следы тотемических представлений у алтайцев //СЭ. -1935. -№4-5.

253. Потапов Л. П., 1946. Культ гор на Алтае // Советская этнография. -1946. -№2. 308

254. Потапов JI. П. 1957. Новые данные о древнетюркеком otukan // Советское востоковедение. 1957. — № 1.

255. Потапов Л. П., 1968. Тюркские народы Южной Сибири // История Сибири. Т. 1. — Л, 1968. — С. 266-284.

256. Потапов Л. П., 1969. Этнический состав и происхождение алтайцев. -Л., 1969. 196 с.

257. Потапов Л. П., 1973. Умай божество древних тюрков в свете этнографических данных // Тюркологический сборник, 1972. — М., 1973. -С. 265-286.

258. Потапов Л. П., 1978. Древнетюркские черты почитания Неба у саяно-алтайских народов // Этнография народов Алтая и Западной Сибири. -Новосибирск, 1978.

259. Потапов Л. П., 1979. «Йер суб» в орхонских надписях // Советская тюркология. 1979. — № 6.

260. Пропп В. Я., 1976. Фольклор и действительность. -М., 1976

261. Пубаев P. E., 1974. Материалы по истории монголов в труде «Пагсам-чжонсан» Ешей-Балчжора // Исследования и материалы по Монголии. Улан-Удэ, 1974. -С. 188-195.

262. Пубаев P. E., 1981. «Пагсам-чжонсан» памятник тибетской историографии XVIII века. — Новосибирск, 1981. 307 с.

263. Пуллиблэнк Э., 1986. Язык сюнну // Зарубежная тюркология. М., 1986. — С. 29-70.

264. Путилов Б. Н. 1975. Типология фольклорного историзма // Типология народного эпоса. -М., 1975.

265. Пухов И. В., 1975. Героический эпос тюрко-монгольских народов Сибири. Общность, сходства, различия // Типология народного эпоса. -М» 1975. -С. 12-63. 309

266. Пэрлээ X., 1956. Монголын туухийн урьд мэдэгдээгуй зарим он цагийн мэдээ. Некоторые неизвестные даты истории Монголии. -Улаанбаатар, 1956.

267. Рашид-ад-дин, 1952. Сборник летописей. -М.; Л., 1952. -Т. 1, кн. 1,2.

268. Радлов В. В., 1892,1896. Атлас древней Монголии // Тр. Орхонской экспедиции. Вып. 1. — СПб., 1892; Вып. 3. — 1896.

269. Радлов В. В. 1893. К вопросу об уйгурах. СПб., 1893

270. Рерих Ю. Н., 1982. По тропам Срединной Азии. Хабаровск, 1982. 304 с.

271. Рона-Таш А., 1974. Общее наследие или заимствование? // ВЯ, 1974, №2.

272. Румянцев Г. Н., 1962. Происхождение хоринских бурят. Улан-Удэ, 1962. 265 с.

273. Румянцев Г. Н., 1963. О некоторых вопросах этногенеза монголов и бурят // Тр. XXV Междунар. конгресса востоковедов в Москве, 1960. -Т. 5. -М., 1963. С. 319-325.

274. Савинов Д. Г., 1980. Изображения собак на оленных камнях // Скифо-сибирское культурно-историческое единство. Кемерово, 1980.

275. Савинов Д. Г., 1981. Антропоморфные изваяния и вопрос о ранних тюркокыргызских связях // Тюркологический сборник, 1977. М., 1981. — С. 232-248.

276. Савинов Д. Г., 1984. Народы Южной Сибири в древнетюркскую эпоху. -Л., 1984. 175 с. 310

277. Савинов Д. Г., Членова Н. Л., 1978. Западные пределы распространения оленных камней и вопросы их культурно-исторической принадлежности // Археология и этнография Монголии. Новосибирск, 1978. — С. 79-94.

278. Санжеев Г. Д., 1965. Сравнительно-исторические исследования в алтаистике // Лингвистическая типология и восточные языки. М., 1965.

279. Свинин В. В., 1974. Основные этапы древней истории населения побережья озера Байкал // Древняя история народов юга Восточной Сибири. Иркутск, 1974. -В. 2. — С. 7-24.

280. Свинин В В., Зайцев М. А., 1982. К вопросу о так называемых «шатровых могилах» // Проблемы археологии и перспективы изучения древних культур Сибири и Дальнего Востока. Якутск, 1982.

281. Свинин В. В., Зайцев М. А., Дашибалов Б. Б., 1982. Новый курумчинский (курыканский) памятник Хужир-Ш // Проблемы археологии и этнографии Сибири. Иркутск, 1982. — С. 126-128.

282. Седякина Е. Ф., 1965. Могильник Усть-Талысин // Тр. БКНИИ СО АН СССР. Сер. востоковед. Вып. 16. — Улан-Удэ, 1965. -С. 196-202.

283. Седякина Е. Ф. Курыканы // История Сибири. Л., 1968. — Т. 1. — С. 129-296.

284. Соколова З. П., 1972. Культ животных в религиях. М., 1972.

285. Сосновский Г. П., 1933. Древнейшие следы скотоводства в Прибайкалье // Изв. ГАИМК. 1933. — Вып. 100. -С 210-222.

286. Сосновский Г. П., 1941. Плиточные могилы Забайкалья //ТОИПК ГЭ. 1941. -Т. 1 -С. 273-309.

287. Сосновский Г. П. Забайкальский карасук // Архив ЛОИА АН СССР, ф. 42, арх. 172,173.

288. Сосновский Г. П. Архив ЛОИА АН СССР, ф. 42, д. 235, 236, 237. 311

289. Стеблева И. В., 1972. К реконструкции древнетюркской религиозно-мифологической системы // ТС -1971. М.,1972.

290. Степи Евразии в эпоху средневековья. М., 1981. — С. 59-61.

291. Степная полоса азиатской части СССР в скифо-сарматское время. -М» 1992

292. Суразаков С. С., 1985. Алтайский героический эпос. -М., 1985. 256 с.

293. Сухбаатар Г., 1971. Сяньби. Улаанбаатар, 1971. 217 с.

294. Сухбаатар Г. 1980. Монголчуудын эртний овог. Улаанбаатар, 1980. 288 с.

295. Сухбаатар Г., 1992. Монгол нирун улс. Улаанбаатар, 1992. 278 с.

296. Страны и народы. Общий обзор. -М.: «Мысль», 1978.

297. Сэр-Оджав Н., 1971. Древняя история Моноголии (XIVb. до н. э. -ХПв. н. э.) // Автореферат докторской диссертации. Новосибирск, 1971. 28 с.

298. Талько-Грынцевич Ю. Д., 1900. Древние обитатели Центральной Азии // Тр. ТКОПОРГО. Т. 2. — Вып. 1, 2. -М., 1900. — 61-76.

299. Талько-Грынцевич Ю. Д., 1902. Археологические памятники долины р. Хилка // Тр. ТКОПОРГО,. Т. 3. — Вып. 1. — Иркутск, 1902. — С. 458.

300. Талько-Грынцевич Ю. Д., 1902. Материалы к палеоэтнологии Забайкалья // Тр. ТКОПОРГО. Т. 1. — Вып. 3. — М., 1900; — Т. 4. -Вып. 2. -М., 1902. -С. 32-59.

301. Талько-Грынцевич Ю. Д., 1905-1906. Древние обитатели Забайкалья в сравнении с современными инородцами // Тр. ТКОПОРГО. Т. 8. -Вып. 1. — СПб., 1905-1906. — С. 32-47.

302. Талько-Грынцевич Ю. Д., 1928. Население древних могил и кладбищ Забайкальских. Верхнеудинск, 1928. 13 с. 312

303. Таскин В. С., 1979. Китайские источники о древних тюркских и монгольских племенах // П. И. Кафаров и его вклад в отечественное монголоведение. Мат-лы конф. — Ч. 2. — М., 1979.

304. Таскин В. С., 1984. Значение китайских источников в изучении древней истории монголов // Мат-лы по истории древних кочевых народов группы дунху. М., 1984. — С. 3-62.

305. Ташак В. И., 1996. О двух традициях каменной индустрии в мезолите Западного Забайкалья // Археология, палеоэкология и этнология Сибири и Дальнего Востока. Тез. док. XXXVI PACK, ч. 1. -Иркутск, 1996. — С. 52-54.

306. Токарев С. А., 1964. Проблемы типов этнических общностей (К методологическим проблемам этнографии). ВФ, 1964, №11. — С. 53

307. Токарев С. А., 1982. О культе гор у народов Евразии // Советская этнография. 1982. — № 3.

308. Тулохонов М. И.,1989. Генеалогические легенды и предания как источник по этнической истории бурят // Этнокультурные процессы в Юго-Восточной Сибири в средние века. Новосибирск, 1989. — С. 164-172.

309. Тумэн Д., 1985. Вопросы этногенеза монголов в свете данных палеоантропологии: Автореф. дис. канд. наук. -М., 1985. 20 с.

310. Тянь Гуаньцзинь, 1983. Цзиньняньлай нэймэнгу дицюйдэ еюнну каогу. Археологические исследования хунну в районе Внутренняя Монголия за последние годы // Каогу сюэбао. — 1983. — № 1. — С. 724.

311. Уланов А. И., 1963. Бурятский героический эпос. Улан-Удэ, 1963. 220 с.

312. Урбанаева И. С., 1992. Концепции Байкальской культуры: идея суперэтнической традиции // Философия и история культуры: национальный аспект. Улан-Удэ, 1992. — С. 7-28. 313

313. Урбанаева И. С., 1995. Человек у Байкала и мир Центральной Азии: философия историй. Улан-Удэ, 1995. 289 с.

314. У Энь, 1990. Лунь сюнну каогу яньцзючжундэ цзигэ вэньти // Каогу сюэбао. 1990. — № 4. — С. 409-437.

315. У Энь, Чжун Кань, Ли Цзиньцзэн, 1988. Нинся тунсиньсянь даоуньцзы сюнну муди // Каогу сюэбао. 1988. — № 3. — С. 333-356.

316. У Энь, Чжун Кань, Ли Цзиньцзэн, 1990. Могильник сюнну в деревне Даодуньцзы уезда Тунсинь в Нинся // Китай в эпоху древности. -Новосибирск, 1990. С. 88-101.

317. Хамзина Е. А., 1970. Археологические памятники Западного Забайкалья. Улан-Удэ, 1970. 142 с.

318. Хамзина Е. А., 1984. Археологические памятники Бурятии. Улан-Удэ, 1984. 153 с.

319. Хангалов М. Н., 1958-1960. Собрание сочинений. Улан-Удэ, 1958. -Т. 1; 1960. -Т. 2, 3.

320. Хлобыстина М. Д., 1971. Древнейшие южносибирские мифы в памятниках окуневского искусства // Первобытное искусство. -Новосибирск, 1971. С. 165-180.

321. Хлобыстина М. Д., 1978. Тотемно-космогонические образы в искусстве южносибирской бронзы // У истоков творчества. (Первобытное искусство). Новосибирск, 1978. — С. 115-163.

322. Хлопин И. Н., 1981. Образ быка у первобытных земледельцев в Средней Азии // Древний Восток и мировая культура. М., 1981. — С. 26-30.

323. Худяков Ю. С., 1987. Херексуры и оленные камни // Археология, этнография и антропология Монголии. Новосибирск, 1987. — С. 136-162. 314

324. Худяков Ю. С., 1999. Материалы хуннского времени в музеях Восточного Туркестана // Древности Алтая. Горноалтайск, 1999. -С. 152-159.

325. Цыбиков Г. Ц., 1981. Шаманизм у бурят-монголов // Избранные труды. Новосибирск, 1981. -Т. 2. — С. 169-177.

326. Цыбиктаров А. Д., 1988. О датировке керексуров в Южной Бурятии, Северной и Центральной Монголии // Хронология и культурная принадлежность памятников каменного и бронзового веков Южной Сибири. Барнаул, 1988. — С. 130-132.

327. Цыбиктаров А. Д., 1989. Культура плиточных могил Забайкалья и Монголии: Автореф. канд. дис. -М., 1989. 24 с.

328. Цыбиктаров А. Д., 1995. Херексуры Бурятии, Северной и Центральной Монголии // Культуры и памятники бронзового и раннего железного веков Забайкалья и Монголии. Улан-Удэ, 1995. -С. 38-47.

329. Цыбиктаров А. Д., 1998. Культура плеточных могил Монголии и Забайкалья. Улан-Удэ, 1998. 288 с.

330. Цыбиктаров А. Д., 1998а. Предварительные результаты раскопок могильника эпохи поздней бронзы Баин-Улан в Южной Бурятии // Археология и этнография Сибири и Дальнего Востока. Тез. док. XXXVIII РАЭСК. — Улан-Удэ, 1998. — С. 76-78.

331. Цыбиктаров А. Д., 1999. Плиточные могилы и херексуры Южной Бурятии в свете изучения некоторых проблем бронзового века Центральной Азии // Палеоэкология человека Байкальской Азии (путеводитель к полевым экскурсиям). Улан-Удэ, 1999. — С. 65-76.

332. Цыдендамбаев Ц. Б., 1969. Периоды истории бурят по данным тотемных культов // Мат-лы конф. «Этногенез народов Северной Азии». Вып. 1. — Новосибирск, 1969. — С 174-176. 315

333. Цыдендамбаев Ц. Б., 1972. Бурятские исторические хроники и родословные. Улан-Удэ, 1972. 664 с.

334. Цыремпилов В. Б., 1990. Об этимологии терминов «монгол», «хори» и «бурят» // Актуальные проблемы истории Бурятии. Улан-Удэ, 1990. — С. 17-32.

335. Цэвэндорж Д., 1978. Чандманьская культура // Археология и этнография Монголии. Новосибирск, 1978. — С. 108-118.

336. Чагдуров С. Ш., 1980. Происхождение Гэсэриады. Новосибирск, 1980. 272 с.

337. Чагдуров С. Ш., 1993. Поэтика Гэсэриады. Иркутск, 1993. 368 с.

338. Чагдуров С. Ш., 1997. Эргунэ-хун прародина монголоязычных родов и племен // VII Международный конгресс монголоведов (Улан-Батор, август 1997 г.) : Докл. российской делегации. — М., 1997. — С. 168- 172.

339. Чагдуров С. Ш., 1998. Горная Бурятия прародина всех монголов // Филологический сборник. — Улан-Удэ, 1998. — С. 190-193.

340. Чебоксаров H. H., 1967, Проблема типологии этнических общностей в трудах советских ученых // СЭ, 1967, №4.

341. Чебоксаров H. H., Чебоксарова И. А., 1985. Народы, расы, культуры. -М., 1985. 272 с.

342. Членова Н. JL, 1962. Об оленных камнях Монголии и Сибири // Монгольский археологический сборник. -М., 1962. С. 27-35.

343. Членова Н. Л., 1967. Происхождение и ранняя история племен тагарской культуры. -М., 1967. 299 с.

344. Членова Н. Л., 1984. Оленные камни как исторический источник. -Новосибирск, 1984. 100 с.

345. Шаракшинова Н. О., 1962. Миф о Буха-Нойоне // Этнографический сборник БКНИИ СО АН СССР. Вып. 3. — Улан-Удэ, 1962. — С. 128137.

[Haze]

 

Чего ради пустой спор разводить? Казахи и совр. монголы относятся к разным ветвям Монгольской империи. Казахи - наследники западной части, совр. монголы - восточной. Несмотря на то, что казахи говорят на кыпчакском, суть не меняется. Из самых многочисленных казахских племен(найманы, алшыны, аргыны, жалайыры) лишь аргыны не являются пришлыми. По своей системе и составу населения, казахи не являются преемниками Кыпчакского ханства, как пишут некоторые совр. историки. 

Вопрос "на каком языке говорили монгольские племена времен Чингис хана?" тут даже не стоит. В любом случае, казахи являются частью Монгольской империи. 

Есть маргинальная версия что "казахов когда-то захватили монголы". Это то же самое, если англичанин скажет американскому янки, что его предков когда-то поработили англичане. Переход на кыпчакский язык - другой разговор, и от этого казахские найманы, коныраты, торе и др. кыпчаками не становятся.

 

И кстати, к западным относятся далеко не только казахи если что.

 

Понимаю, понимаю, история кипчаков неинтересно.

 

Ну заставь казахских найманов, кереев, жалайыров и др. считать себя "кыпчаками" , не получится. 

Но вот облом, те самые монголы на западе к вам уже отношения не имеют . Так же как и Тамерлан со своими походами, хех, с каких пор монголы гордятся чужими предками?)  А кое-кто продолжает копипастить огромные тексты, в надежде что они кого-то хотя бы волновать будут. 

[Erchis]

История Тамерлана незначительно для монгольской истории.

[Haze]

История Тамерлана незначительно для монгольской истории.

Однако, как-то раз у меня с одним из ваших была беседа на эту тему)))

А что имеет значение? Золотая Орда? Оппа, Золотая Орда тоже не имеет отношения к совр. монголам. 

Часть истории, имеющая отношение исключительно к совр. монголам - то что связано с гос. образованиями на востоке(Монголия, Китай). 

Вы же не думаете, что казахским найманам, жалайырам, коныратам, торе-чингизидам и другим, кыпчакская история интереснее своей? Я тоже так не думаю

[Erchis]

http://forum-eurasica.ru/index.php?/topic/4852-arkheologiia-mongolii/

 

http://forum-eurasica.ru/index.php?/topic/3518-kultura-plitochnykh-mogil/

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A1%D1%8F%D0%BD%D1%8C%D0%B1%D0%B8

[Erchis]

Вы же не думаете, что казахским найманам, жалайырам, коныратам, торе-чингизидам и другим, кыпчакская история интереснее своей? Я тоже так не думаю

Некоторые монгольские роды тоже произошли от других народов: казахи (хасаг),  башкиры, киргизы, тангуты, осетины, эвенки и т.д. Но мы не трогаем истории других стран.

 

Древний казах

 

http://pikabu.ru/story/pro_drevnikh_kazakhov_2331305

http://www.kazakh.ru/talk/mmess.phtml?idt=130153

 

http://forum-eurasica.ru/index.php?/topic/3961-anekdoty-o-kazakhakh/page-2

 

Древние казахи были высокими голубоглазыми блондинами. И не потому, что быть маленьким узкоглазым брюнетом как-то не в кайф, а потому что все знают, что настоящие казахи – это голубоглазые блондины. Легенда гласит – однажды в древние времена в один аул, в котором жили узкоглазые и черноволосые казахи, пришли голубоглазые блондины, и тогда все жители аула вышли на улицу и сказали блондинам – Вы, блондины, и есть настоящие казахи, а мы – ненастоящие. А блондины спросили ненастоящих казахов – А почему это мы – настоящие казахи? И тогда ненастоящие казахи ответили блондинам – А потому что настоящие казахи – голубоглазые блондины. Вот такая вот древняя легенда.

А вот древние узбеки, наверное, не были двухметровыми блондинами как древние казахи, потому что все казахи знают, что раньше казахи были голубоглазыми блондинами, а вот про древних узбеков казахи ничего не знают.

Однажды знаменитый Христофор Колумб, зная об исключительной честности и трудолюбии древних казахов, позвал их с собой открывать новый континент Америку. И быть бы древним казахам первооткрывателями Америки, но они опоздали на два часа, и корабли Христофора Колумба уплыли без древних казахов.

Кушали древние казахи исключительно бешбармак, потому что в те далёкие времена древние уйгуры ещё не придумали лагман, а древние узбеки не придумали плов. Получается, что бешбармак – это самое древнее блюдо, а древние казахи первыми в мире начали есть бешбармак! Некоторые спрашивают, а что же тогда ели древние узбеки и древние уйгуры в те далёкие времена, когда древние казахи ели бешбармак. Так как лагмана и плова тогда ещё не было, то можно предположить, что древние уйгуры и древние узбеки не ели ничего.

Однажды знаменитый Христофор Колумб рассказал знаменитому Фернану Магеллану о знаменитой древнеказахской пунктуальности. И потому, когда знаменитый Фернан Магеллан предложил древним казахам пересечь Тихий океан, он специально отложил выход кораблей на два часа. Но древние казахи опоздали уже на четыре часа, и корабли Фернана Магеллана уплыли без древних казахов.

Говорили древние казахи, естественно, на шумерском языке. И все географические названия в древнем Казахстане были, конечно же, только шумерские. Но потом древние казахи стали говорить на древнетюркском языке, и специальная древнеказахская комиссия все древнешумерские названия переименовала в древнетюркские. И, на всякий случай, оставила только улицу Фурманова.

Однажды древние казахи украли где-то древнюю китайскую рукопись, в которой был список 50-ти развитых стран древнего мира. Удивились тогда древние казахи, что в этом списке нет страны древних казахов, и решили, что к 30 году обязательно нужно в этот список войти. И стали древние казахи развивать с этой целью самую развитую в Центральной Азии финансовую систему. А так как письменности у древних казахов не было, то самая развитая в Центральной Азии банковская система строилась на «отвечаю». Казахское «отвечаю» стоило в древнем мире дорого, за один казахский «отвечаю» некоторые дураки давали десять баранов.

В самой середине древнеказахской земли существовал первый в мире космодром. И первые в мире космические корабли уходили в космос без космонавтов не потому, что так было задумано, а потому что древнеказахские космонавты постоянно опаздывали к отлёту на два часа.

Когда Христофор Колумб позвал древних казахов во второе своё плаванье в Америку, то древние казахи с радостью согласились. И, конечно же, все думают, что они опоздали на два часа. Но нет, в то время когда Колумб оплывал в Америку, у прото-киргизов случилась первая прото-революция, и древнеказахстанскую границу просто-напросто закрыли.

Древние казахи любили охоту и войну, а древние казашки просто любили. А ещё они не умели разговаривать, и поэтому любили молча. Как это происходило, все знают по фильму «Келiн». Примерно через тысячу лет древние казашки научились разговаривать, а ещё через тысячу лет они научились болтать по телефону. С тех пор казашки не только любят, но и ещё болтают по телефону.

Однажды древние казахи захотели купить водки и пошли в круглосуточный супермаркет. И опоздали на два часа. Некоторые могут спросить – как можно опоздать в круглосуточный супермаркет? Можно. Потому что спиртное в древнем Казахстане продавалось только до 23.00.

Ещё древние казахи любили танцевать народный танец Каражорга (музыка Константина Меладзе, слова Онегина Гаджикасымова). Этот танец был послан древним казахам из суверенного будущего с указанием – Хватит устраивать языческие пляски под Верку Сердючку и Юлдуз Усмонову, ну-ка собрались по десять тысяч и начали плясать древний казахский танец. А в далёком будущем, в отсутствии национальной идеологии, этот танец должен будет сконсолидировать казахов, потому что джунгаров к тому моменту уже не будет, а против русских или китайцев гнать всякую хрень будет не вполне многовекторно.

Однажды в одной древнеказахской семье родился мальчик Темуджин. Он, как и положено древнему казаху, был голубоглазым и рыжебородым. Точнее говоря, он был рыжеволосым, а когда стал рыжебородым, то назвался Чингисханом и пошёл воевать против древних казахов. Некоторые современные умники задаются вопросом – как же так, Темуджин был казахом и воевал против казахов. А вот не надо разным умникам задаваться глупыми вопросами. Загадочная у нас история.

Между прочим, древние казахи курили ещё за тысячу лет до того, как знаменитый Христофор Колумб привёз из Америки табак. Древнеказахские курильщики жили в низовьях Аспары, здесь же был основан первый в мире Дурь-Банк, куда за Дурь-кредитом приезжали гонцы даже из страны восходящего Солнцево. И великий генетик академик Вавилов, и великий селекционер Мичурин, и прочие растаманы каждый год в августе приезжали в Аспару собирать образцы дикорастущих трав.

Известное не только лингвистам чередование в тюркских языках букв «м» и «б» (например, курман-курбан, мейрам-байрам), позволяет предположить, что знаменитый ныне коктейль «Мохито» (правильнее «Бахито» или даже «Бахыто») был изобретён именно древними казахами. Впоследствии обязательный чуйский семилистник был заменён мятой, а вместо кусочков курдюка в коктейль стали класть лёд. Древние казахи хотели даже запатентовать рецепт «Бахито», но опоздали на два часа.

Предки всех современных казахов были ханами, беками, биями, султанами, ну, в крайнем случае, батырами или ханскими гвардейцами. В древности обычных казахов не было.

И в заключение скажу, что в современном Казахстане казахов-блондинов гораздо меньше, чем казашек-блондинок. Это означает, что в настоящее время настоящих казашек гораздо больше, чем настоящих казахов. Это могут подтвердить наблюдатели от ОБСЕ, но наблюдатели от ЕС не могут, потому что в ОБСЕ мы попали, а в ЕС опоздали на два часа.

 

satbek

Ну давай продолжай. У нас псевдоисториков , которые хотят свой народ возвеличить ,приписывая ему несуществующий черты и достижения, в достатке.

[АксКерБорж]

Понимаю, понимаю, история кипчаков неинтересно.

 

Чем захламлять интереснейшую тему своими обширными копипастами и надсмехаться над кыпчаками, лучше почитайте мои мысли про то, что татары (у фольков - монголы) Чингизхана были на самом деле ближайшими этническими и лингвистическими родственниками тюрков кимаков, кыпчаков (половцев) и мамлюков и что их страна обитания все таки никогда не располагалась в современной Монголии, а была в верховьях Иртыша, западнее Алтая и северо-западнее Чина!!!  Вам должно быть интересно хотя бы потому, что через слово я буду упоминать ваш ник-нэйм. 

 

 

Официальная фольк-хистори скрывала от людей все, что хоть как-то могло пролить свет на историческую правду о татарах (или по привычному - о монголах) Чингизхана.

 

Я неоднократно уже высказывал свою мысль, что под этот чудовищный обман подметалось всё, что хоть чем-то было связано с историей кочевых татар. Я, например, приводил факты искажения истории, в результате которой страна татар-монголов оказалась по воле этих фольков в восточной Халхе, уйгуры с кыргызами в связи с Ордабалыком тоже оказались там же, а Ханбалык у них считался Пекином. Таких искажений масса, по мере возможности все их я приводил.

 

На этот раз я хотел бы остановиться еще на одной исторической лжи, имхо. К которой, как и к другим, все тоже до того привыкли что даже и не пытаются задуматься о ее погрешности, переосмыслить и пересмотреть ее!

 

Академическая наука прошлого традиционно размещает кимаков на ..... Среднем Иртыше (к примеру, это приблизительно места моей родины и жительства ). Именно на Среднем, а не в низовьях или в верховьях реки.

 

Однако исторические свидетельства противоречат этому. Я предполагаю, что наука переселила кимаков (как это делала с кыргызами, уйгурами, каракитаями, тангутами и другими) вниз по течению реки опять же из-за этих кочевых татар. Так, согласно обосновываемой мной версии страна кочевых татар (или средневековых монголов) располагалась в регионе, центром которого было междуречье Или, Имиля и Черного Иртыша (то есть верховий Иртыша, по другому - Черного Иртыша, Кок Иртыша).

 

Вот эти факты (не все, но первые попавшиеся):

 

1) На знаменитой круглой карте Махмуда Кашгари местность под названием "Степи татар" отмечена близ верховий Иртыша, западнее Алтая.

 

2) Емнип, Ахинжанов удивлялся, как это татары могли оказаться на Среднем Иртыше? Хотя ответ был очевиден, наверняка он прекрасно знал все это, но не мог открыться согласно духу и правилам своего времени?

Ведь ни в одном из источников не говорится о том, что кимаки/татары обитали именно в среднем течении Иртыша!

 

3) Гардизи в своем сообщении о северных народах рассказывает, что кимаки происходят от татар: "... Что касается кимаков, то их история началась, когда умер вождь татаров" и приводит легенду о двух сыновьях умершего вождя татар, младшего из которых звали Шад, который со своей девушкой не поделив власть ушел от старшего брата и добрался до местности, где была большая река и много лесов, изобилующих дичью, где они раскинули свой шатер (юрту) и остались жить, пока из родных татарских краев не явились к ним семь человек: Илим, Имак, Татар, Баяндур, Кыпчак, Ланказ, Ачлад. Увидев их девушка Шада сказала им: “Иртыш!", что значит "Поселяйтесь здесь!” И потому ту реку назвали Иртыш. Со временем размножившись они рассеялись и разделились на семь племен по именам тех семи человек.

Гардизи в своем труде неизменно связывает татар и кимаков с рекой Иртыш, что они почитают реку и поклоняются ей.

 

Автор описывает дорогу к стране татар/кимаков: "... От реки Асус следует направляться к реке Иртыш, от которой уже начинаются земли кимаков. По берегам этой реки повсюду водятся дикие лошади, их можно видеть тысячу или даже две тысячи одновременно, и говорят, что происходят они от скаковых лошадей тамошнего правителя, которые одичали и размножились. Этих лошадей можно словить только арканом. Словив лошадь, они вскакивают на нее и объезжают, и лошади поддаются обучению и привыкают к человеку...  Вода ее черного цвета (АКБ: не отсюда ли ее название "Қара Ертіс"?). Если переправится через эту реку, то можно увидеть шатры кимаков...  В летнее время питаются они кобыльим молоком - они его называют “кумыз” (АКБ: так, по-тюркски, напиток называли не только кимаки/татары, но и татары времен Чингизхана!), а зимой готовят высушенное на воздухе мясо, каждый в том количестве, сколько есть у них овечьего, лошадиного и коровьего мяса. В той местности выпадает огромное количество снега, иногда высота сугробов равняется длине копья."

 

4) Академическая фольк-хистория упоминаемых в Орхонских надписях в честь Кюль-тегина и Бильге-кагана тридцать племен татар, представители которых участвовали в поминальной тризне Бумын-кагану и Истеми-кагану, опять-таки преднамеренно переселила на далекий восток (АКБ: оказывается ссылкой людей и депортацией народов на далекий восток баловался не только Сталин и Берия, но и историки той поры ), как восточных соседей Тюркской державы. Однако имеющиеся материалы свидетельствуют об обратном - татарские племена были западными соседями Тюркского каганата и обитали в верховьях Иртыша и на западных склонах Алтая!

 

5) При этом арабский аноним определяет этих кочевых татар как "ветвь тогузгузов", т.е. тюрков! Кстати многие исследователи происхождение кереев (керейтов) связывают с тогузогузами, а сегизогузов (найманов) - с сегизогузами.  

 

 

6) Йакут тоже не согласен с российскими и совковыми фольками и никак не связывает кимаков/татар со Средним Иртышом, а располагает их на запад начиная от границ с Чина, т.е. там же, где позже в 12-13 вв. возник и существовал Могулистан (Монголия) Чингизхана, а еще позже в 15-16 вв. существовал уже исламизированный Могулистан (начиная от самых крайних северо-западных районов прежнего Чина, это чуть ближе к нам от современных северо-западных окраин КНР): "... Кимак - это обширная провинция на границе Чина. Его обитатели - тюрки, живущие в шатрах и следующие за пасущимися стадами. Он отстоит от Турарбанда, где кончаются от владения ислама (АКБ: далее идут владения неверных тюрков. т.е. татар; а "Турарбанда" это согд. "переход", др.иран. "узкий проход", т.е. современное казахско-китайское приграничье по Тарбагатаю, где расположены переходы в горах, соединяющие запад с востоком, там, где "Джунгарские ворота")."

 

Об этнической связи кимаков/татар с кыпчаками известно всем, последних уверенно считают одним из племенем кимаков/татар , слава Аллаху сюда руки фольков не достали.

Вот и объясняется кажущееся странным этническое родство между татарами Чингизхана и половцами, между монголами и мамлюками Египта, о котором писали арабо-персидские авторы (я неоднократно приводил эти данные).

 

 

Короче, если разоблачить один официальный миф, то само собой начнут разоблачаться и все другие, связанные с ним, потому что все они выдуманы были с единой целью - сокрыть истинную историю племен Чингизхана!

Дерни за веревочку и клубок сам начнет разматываться!!!

 

А потому официально принятое и не обсуждаемое четкое разделение народов и племен прошлого на монгольские и тюркские, на монголоязычные и тюркоязычные, лично я считаю самой настоящей фольк-хисторией!

(хотя и допускаю, что начиная приблизительно с 14-16 вв. произошли значительные события, приведшие к резкому отчуждению и разрыву этих двух групп одного целого)

[Peacemaker]

Переход на кыпчакский язык - другой разговор, и от этого казахские найманы, коныраты, торе и др. кыпчаками не становятся.

 

Вы сказали,что под тюрками понимаются тюркоязычные. А почему бы не назвать кыпчаками кыпчакоязычных казахов ?

[Erchis]

Короче, если разоблачить один официальный миф, то само собой начнут разоблачаться и все другие, связанные с ним, потому что все они выдуманы были с единой целью - сокрыть истинную историю племен Чингизхана!

Дерни за веревочку и клубок сам начнет разматываться!!!

 

А потому официально принятое и не обсуждаемое четкое разделение народов и племен прошлого на монгольские и тюркские, на монголоязычные и тюркоязычные, лично я считаю самой настоящей фольк-хисторией!

(хотя и допускаю, что начиная приблизительно с 14-16 вв. произошли значительные события, приведшие к резкому отчуждению и разрыву этих двух групп одного целого)

 

Казахстанские журналисты намерены доказать наличие у Будды казахских корней

 

 

http://i-news.kz/news/2014/06/09/7577503-kazahstanskie_zhurnalisty_namereny_dokaz.html

 

 

 09.06.2014

Казахстанские журналисты намерены доказать наличие у Будды казахских корней. Об этом на пресс-конференции заявил продюсер портала 365info.kz Дмитрий Бацией, передает КазТАГ.

«Сейчас наши корреспонденты находятся в Непале. Там снимается фильм об исследованиях казахской научной экспедиции. Цель — доказать, что у Будды есть казахские корни. Я еще не знаю, какие материалы будут оттуда привезены, но я думаю, в любом случае они будут интересны», — сказал Дмитрий Бациев.

При этом он отметил, что проводится целый комплекс исследований для того, чтобы доказать эту точку зрения. «Там серьезные люди. Там проводится целый комплекс исследований, включая анализ ДНК», — пояснил продюсер.

На вопрос о том, верит ли он сам в то, что у Будды были казахские корни, Дмитрий Бациев ответил, что «готов поверить в самые невероятные вещи».

 

http://www.yaplakal.com/forum3/topic832712.html

Будда - казах!

 

Хан Мамай- хохол, Будда- казах... Куда катится мир?

 

 

В каждом народе есть альтернативный историк, который пытается доказать, что его народ - великий. Не обращайте на них внимание.

в советское время в Армении на портретах висящих в людных местах и на памятниках - Ленин был похож на армянина,

носом был похож ,

замечено было неоднократно это сходство, Раньше подобной хней только туркмены страдали. Помнится, под мудрым руководством Туркменбаши Сапармурата Ниязова туркменские ученые нашли, что на туркменских коврах (сами ковры, кстати, очень красивые и знаменитые на весь мир, без шуток) узор такой же, как на циновках американских индейцев.

И сделали вывод, что индейцы произошли от туркмен.

Казахи как народность, появились приблизительно в 16м веке. Это утверждал еще сам Ч. Валиханов (казах).

 

Экватор..

Легенда гласит, что было время, когда всем миром владели поровну два могучих батыра. Один - ровно одной половиной, второй - ровно другой половиной.

Но каждый из них хотел быть единоличным хозяином на этой земле. И столкнулись они в жестокой схватке на границе своих владений. И бились они ровно 100 лет и 100 дней и ночей, пока не умерли от старости. С тех пор, называется это место – Екi батыр...

Древние казахи были отличными мореплавателями. Благодаря чему совершали морские путешествие в разные страны... Однажды в неизвестном заливе с казахского корабля спустили пять лодок для высадки на берег неизвестной страны (позже казахские ученые узнали что это была Испания). Но попав в бурю эти лодки затонули. Погоревав казахи окрестили этот злосчастный залив Бес кайк - Бискайским заливом...

Италия …

Италия происходит от Ит елi, с казахского языка переводится, как "страна собаки". Всем известно, что по легенде Рим основали выкормыши волчицы или дикой собаки. ..

Не всем известно, но Украинский город Харьков основали казахи.

В первый день их пребывания всю местность завалило снегом и старейшина Рода воскликнул: О! Кар коп! (т.е. Много снега!).

Также нуждается в глубоком изучении происхождение города Москвы, который казахи назвали Мас коп, и как утверждают другие народы, назвали очень метко...

На самом деле, первым Америку открыл не Колумб, а .... казахи.

Бразилия .. Приплыв в Южноамериканский континент, они наткнулись на такое множество племен, что находясь в месте их наибольшего скопления они сказали Бiраз ел бар , то есть "тут довольно много всяких народов". И называется то место с тех пор Бразилия. ..

Южная Америка вообще очень продвинутый континент в плане заимствования из казахского. Кроме Бразилии и Эквадора, еще целый ряд стран ведет свои названия от казахских корней. Так, крупный экспортер вишни (жители США могут подтвердить) - Республика Чили на самом деле так и называется - Шиелi, просто в ходе использования слово было искажено. Не исключено, что нарочно. И не иначе как злобными конквистадорами. ..

Далее известная древняя легенда о путешествиях братьев Оракбая и Паракбая, которые основали южноамериканские государства Уругвай и Парагвай ..

Аргентина.. Присутствие казахских корней еще более специфически отражено в названии соседней страны - Аргынтины. По звучанию этого слова можно сделать однозначный вывод о том, в честь какого из казахских родов была названа местность. Причем с очень большой степенью точности. ..

Но это еще не все. Изыскания продолжаются, и следующий этап охватит и Центральную Америку. Так, еще предстоит исследовать историческую роль ранее неизвестного Сал-батыра, в честь которого названа и страна Сальвадор и даже столица этой страны. ..

Плыли както казахи по морю и приплыли к одному острову. И жила на том острове только одна девушка. Звали её Таня. Посмотрели на неё казахи и подружили с ней чуток... А остров назвали БiрТания..

Казахи часто совершали военные походы на Европу. Европейцы их ошибочно называли то гуннами, то монголами. Как то участвовали в одном из таких походов 4 брата - Мурат, Жанатай, Шырак и Арман. Во время захвата одного города во Франции четыре брата влюбились в местных девушек и решили остаться в той стране навсегда. Потомки этих четырех братьев до сих пор называют своих детей Арман, Мюрат, Ширак и Жан...

Как известно предки казахов - гунны (или хунны) были очень воинственным народом. Они воевали с Китаем, и до того доконали бедных, то китайцам пришлось построить Стену, чтобы отгородиться от гуннов. Гуннам не с кем стало воевать, они обиделись на китайцев и дружно поскакали на запад. На западе (в Европе)гунны, под предводительством Атиллы, стали воевать с Римской империей. И сразу всем стало весело. И то место где они кочевали гунны назвали - Хун жерi (земля гуннов). С тех пор эта страна так и называется Hungary (Венгрия)...

После того хан татаров (тюрков) Токтамыш хан сжег столицу Руси и порезал всех их жителей, он вернулся к себе в Орду.. и его би спросил его "как ты захватил столицу урусов, как вырезал все население этого города?".. Токтамыш сказал "Это было довольно легко, аксакал.. когда я со своими верными батырами и воинами ворвался в город, все жители были пьяны и мы без труда перебили их всех" (это кстати историческая правда).. Би поразмыслив сказал "Иа, сол калада мас коп екен" (Да, много в этом городе пьяниц).. так и нарекли они этот город - "Мас коп" что преобразовалось в Москов, Московия, Москва..

Казахи как известно издавна кочевали в Южной Сибири. В 17 веке туда переехало много русских семей, которые убегали от царского гнета. Русские спросили у казахов "Есть ли у вас ненужное место чтобы мы построили себе там деревню?". Гостеприимные казахи закивали: "Иа! Орын бар, орын бар" (Есть у нас место). Русские обрадовавшись и построив деревню так и назвали её - Орынбар. Деревня разрослась, стала городом, и когда туда приехала царские чиновники, они изменили название на европейский лад - Оренбург...

Давным-давно, когда казахи еще не были мореплавателями, решили они открыть новую землю. Построили корабль, дошли до моря, оттолкнул от берега, и главный казах сказал: "Алга!" Но первой же волной корабль прибило к берегу. Казахи не растерялись, снова спустили свое судно на воду и предводитель опять провозгласил: "Алга!!". Но и тут им не повезло - корабль выкинуло на пляж так же, как и в первый раз. И когда судно было спущено на воду в третий раз, главный казах сказал:

"Алга, акен аузын!!!" - и корабль поплыл. Первый остров, который открыли казахи, до сих пор называется Окинава...

Высадившись на этот остров гордые казахи-мореплаватели увидели маленьких и желтых японцев. Увидев их, казахи ужаснулись и воскликнули

"Ой-бай! Сумрай !! Аузына сiгейiн !!"

Таким вот образом в японской истории появились легендарные самураи и сёгуны...

Хотелось бы надеяться, что другие исследователи внесут свой посильный вклад в поиски утерянных следов казахского языка на глобусе.

из цикла "Казахские народные игры"

Баскетбол - народная казахская игра. Название происходит от трех казахских глаголов в повелительном наклонении: бас - наступай, дави

кет - уходи, отходи бол - будь, давай. Поистине, мудрое название! Довольно лаконичное – концепция игры отражена в трех словах!

Все знают, что означает слово секс, но мало кто знает, откуда оно произошло. А дело было так. Когда казахи мореплаватели приплыли к острову Альбион, их встретила представительная местная делегация. Причем очень гостеприимно, ну и желая удивить гостей, повели их показать Стоунхендж. Когда пришли к Стоунхенджу, оказалось, что, молодые люди из местных, парень и девушка, устроились заниматься любовью в тени строения. Встречающие, конечно, очень смутились и постарались отгородить спинами влюбленных. Но казахам было не до них. Они в восхищении рассматривали величественное строение, цокали языками и удивлялись тому, сколько усилий ушло на его постройку – «еее, каншама сігыс». Ну, говорили они конечно на казахском, и британцы разобрали в чужом языке только одно слово, которое чаще всего повторялось «сігыс». Корректные британцы не стали уточнять, в каком смысле гости использовали слово «сігыс», а просто в честь пикантной ситуации произошедшей во время дипломатического мероприятия, назвали занятия любовью этим иностранным словом, немного переделав на свой лад «секс».

 

  

Вся правда о киргизах

http://rus.azattyq.mobi/comments/a2100543p2nl2.html?ex=True

 

Не все знают, но первый человек был киргизом. когда Бог сотворил человека, он спросил у него "На земле под моей сенью живут много тварей. Звери, птицы, рыбы. Как ты хочешь для того, чтобы тебя назвали? Как тебя звать?" Первый Человек ответил: "Мен - АДАМ" (Я - ЧЕЛОВЕК). так и назвал его Бог – Адамом. Киргизы были широко известны своими географическими открытиями и прочими названиями. Экватор.. Легенда гласит, что было время, когда всем миром обладали поровну 2 могучих батыра. Один - ровно одной половиной, второй - ровно другой половиной. Но каждый из них хотел быть единоличным хозяином на этой земле. И столкнулись они в бесчеловечной схватке на границе своих владений. И бились они ровно 100 лет и 100 дней и ночей, пока не умерли от старости. С тех пор, называется это место – Екi батыр... Древние киргизы были замечательными мореплавателями. Благодаря чему совершали морские поездка в различные страны.. Однажды в неизвестном заливе с киргизского корабля спустили 5 лодок для высадки на берег неведомой страны (позже киргизские ученые узнали что это была Испания) Но попав в бурю эти лодки затонули. Погоревав киргизы окрестили этот злосчастный залив Бес кайк - Бискайским заливом... Италия … Италия происходит от Ит ели, с киргизского языка переводится, как "страна собаки" Всем понятно, что по легенде Рим основали выкормыши волчицы или же необузданной собаки. .. Не всем понятно, но Украинский город Харьков основали киргизы. В первый день их присутствия всю местность завалило снегом и старейшина Рода воскликнул: О! Кар коп! (т.е. Много снега!). Тоже нуждается в глубоком изучении происхождение города Москвы, который киргизы назвали Мас коп, и как заявляют другие народы, назвали очень метко... Действительно, первым Америку открыл не Колумб, а ... киргизы. Бразилия . Приплыв в Южноамериканский континент, они наткнулись на такое большое колличество племен, что находясь в месте их наибольшего скопления они сказали Бираз ел бар , другими словами "тут достаточно много всяких народов" И называется то место с тех пор Бразилия. .. Южная Америка вообще очень продвинутый континент в плане заимствования из киргизского. Помимо Бразилии и Эквадора, еще целый ряд стран ведет свои названия от киргизских корней. Так, крупный экспортер вишни (жители США имеют все шансы подтвердить) - Республика Чили действительно так и называется - Шиели, просто в ходе использования слово было искажено. Не исключено, что нарочно. И не иначе как злобными конквистадорами. .. Далее распространенная древняя легенда о путешествиях братьев Оракбая и Паракбая, коие основали южноамериканские государства Уругвай и Парагвай .. Аргентина. Наличествие киргизских корней еще больше специфически отражено в названии соседней страны - Аргынтины. По звучанию этого слова можно сделать однозначный вывод про то, в честь какого из казахских родов была названа местность. Причем с очень большой степенью точности. .. Но далеко не все. Изыскания продолжаются, и следующий рубеж охватит и Центральную Америку. Так, еще предстоит исследовать историческую роль ранее неведомого Сал-батыра, в честь которого названа и держава Сальвадор и даже столица этой страны. .. Плыли както киргизы по морю и приплыли к одному острову. И жила на том острове только одна девушка. Звали её Таня. Смотрели на неё киргизы и подружили с ней чуток.. А остров назвали БирТания.. Киргизы часто совершали военные походы на Европу. Европейцы их ошибочно называли то гуннами, то монголами. Как то участвовали в одном из таких походов 4 брата - Мурат, Жанатай, Шырак и Арман. Во время захвата одного города во Франции 4 брата влюбились в местных девушек и решили остаться в той стране навеки. Потомки этих четырех братьев до сих пор называют своих детей Арман, Мюрат, Ширак и Жан... Как понятно предки киргизов - гунны (или хунны) были очень воинственным народом. Они воевали с Китаем, и до такого доконали бедных, что китайцам пришлось построить Стену, для того, чтобы отгородиться от гуннов. Гуннам не с кем стало воевать, они обиделись на китайцев и все вместе поскакали на запад. На западе (в Европе)гунны, под предводительством Атиллы, стали воевать с Римской империей. И незамедлительно всем стало весело. И то место где они кочевали гунны назвали - Хун жери (земля гуннов) С тех пор эта держава так и называется Hungary (Венгрия)... В последствии такого хан татаров (тюрков) Токтамыш хан сжег столицу Руси и порезал всех их обитателей, он вернулся к себе в Орду. и его би спросил его "как ты захватил столицу урусов, как вырезал все население этого города?". Токтамыш сказал "Это было достаточно просто, аксакал. когда я со своими верными батырами и воинами ворвался в город, все обитатели были пьяны и мы без труда перебили их всех" (это кстати будет заметить что историческая правда). Би поразмыслив сказал "Иа, сол калада мас коп екен" (Да, много в этом городе пьяниц). так и нарекли они этот город - "Мас коп" что преобразовалось в Москов, Московия, Москва.. Киргизы как понятно издавна кочевали в Южной Сибири. В 17 веке туда переехало много русских семей, коие убегали от царского гнета. Русские спросили у киргизов "Есть ли у вас ненужное место для того, чтобы мы построили себе там деревню?" Гостеприимные киргизы закивали: "Иа! Орын бар, орын бар" (Есть у нас место) Русские обрадовавшись и построив деревню так и назвали её - Орынбар. Деревня разрослась, стала городом, и когда туда приехала царские чиновники, они скорректировали название на европейский лад - Оренбург... Давным-давно, когда ккиргизы еще не были мореплавателями, решили они открыть новую землю. Построили корабль, дошли до моря, оттолкнул от берега, и главный киргиз сказал: "Алга!" Но первой же волной корабль прибило к берегу. Киргизы не растерялись, вновь спустили свое судно на воду и вожак опять провозгласил: "Алга!!" Но вдруг им не повезло - корабль выкинуло на пляж так же, как и в первый раз. И когда судно было спущено на воду в третий раз, главный киргиз сказал: "Алга, акен аузын!!!" - и корабль поплыл. Первый остров, который открыли киргизы, до сих пор называется Окинава... Высадившись на этот остров гордые киргизы-мореплаватели увидели небольших и желтых японцев. Увидев их, киргизы ужаснулись и воскликнули. "Ой-бай! Сумрай !! Аузына с...гейин !!" Таким вот образом в японской истории появились легендарные самураи и сёгуны... Хотелось бы предполагать, что другие исследователи внесут свой посильный вклад в поиски утерянных отпечатков киргизского языка на глобусе. из цикла "Киргизские народные игры" Баскетбол - народная киргизская игра. Название происходит от трех киргизских глаголов в повелительном наклонении: бас - наступай, дави. кет - уходи, отходи бол - будь, давай. Воистину, мудрое название! Достаточно лаконичное – концепция игры отражена в трех словах!

[Haze]

Erchis, здесь не "Кривое зеркало", так что обойдемся без шуток)

Мне редко ставят минусы, сочту это за скрытое согласие с моими словами

[Haze]

 

Переход на кыпчакский язык - другой разговор, и от этого казахские найманы, коныраты, торе и др. кыпчаками не становятся.

 

Вы сказали,что под тюрками понимаются тюркоязычные. А почему бы не назвать кыпчаками кыпчакоязычных казахов ?

 

Ну ладно, тогда тюрки, происходящие от средневекового племенного объединения - монголов. Я не противоречу самому себе) 

По-вашему кыпчаки не тюрки а отдельная категория? Ну и где тут логика?

[Аrсен]

Детский сад...

[Peacemaker]

С. Г. КЛЯШТОРНЫЙ 
НОВЫЕ ЭПИГРАФИЧЕСКИЕ РАБОТЫ В МОНГОЛИИ 
(1969-1976 гг.)

III

         Уйгурская эпоха имеет особое значение в истории Монголии. В течение менее чем столетия в рамках Уйгурского каганата окончательно оформились экономические, социальные и культурные основы традиционной для Центральной Азии цивилизации, созданной кочевыми скотоводами. Между тем при изучении именно этой эпохи исследователи менее всего могли опереться на местную историографическую традицию. Открытый в 1891 г. Н.М. Ядринцевым трехъязычный Карабалгасунский памятник с тюркской, согдийской и китайской версиями был разрушен еще в древности, причем в наибольшей степени пострадала тюркская версия, а согдийская не была изучена в должной мере. Другой памятник, стела из Могон Шине-Усу, установленная при погребении уйгурского Элетмиш Бильге-кагана в 759 или 760 г., была в 1909 г. открыта Г. Рамстедтом. Однако значительная часть текста была разрушена. Иных памятников этой эпохи известно не было. Между тем в надписи из Могон Шине-Усу сообщалось, что по приказу Элетмиш Бильге-кагана и от его имени в местах его летних и зимних ставок устанавливались стелы с надписями. 
         В 1957 г. Ц. Доржсурэн обнаружил в Тарьят-сомоне (Архангайский аймак), на берегу р. Терхин, неизвестную руническую надпись. В 1969 г. эпиграфический отряд СМИКЭ исследовал памятник и обнаружил, что надпись установлена на каменной черепахе. В 1970 г. Н. Сэр-Оджав и В.В. Волков произвели раскопки, в ходе которых были обнаружены два фрагмента той же стелы. Стела оказалась еще одним памятником Элетмиш Бильге-кагана. Первое издание надписи предпринято М. Шинеху [8], который, однако, не определил точной даты памятника, отнеся его к первой половине эпохи VI-IX вв. [9]. Шинеху в переводе памятника основывался на грамматике монгольского языка; как отмечает ответственный редактор книги доктор Н. Сэр-Оджав, "научная ценность монографии тов. М. Шинэхуу состоит в том, что им впервые применен метод сравнительного изучения древнетюркского и классического монгольского письменного языков" [10]. 
         Возникла необходимость в ином переводе памятника - на основе собственно древнетюркской грамматики и лексики. Теперь этот перевод завершен [11]. Надпись открывается торжественной декларацией Элетмиш Бильге-кагана о начале его правления:

         "(1) Я, неборожденный Элетмиш Бильге-каган, [вместе с] Эльбильге-катун, приняв титулы каган и катун... тогда повелел поставить [свою] ставку на западной окраине Отюкена, в верховьях [реки] Тез. [Там] в год Тигра (750) и в год Змеи (753) (2) я провел два лета. В год Дракона (752) я провел лето посредине Отюкена, к западу от священной вершины Сюнгюз Башкен. Я повелел поставить здесь [свою] ставку и возвести здесь стены. Свои вечные (букв. "тысячелетние и десятитысячедневные") письмена и знаки здесь (3) на плоском камне я повелел начертать (букв. "создать"), на грузном камне я повелел воздвигнуть. Так как [мне] благоволило голубое Небо, что наверху, так как [меня] взлелеяла бурая Земля, что внизу, то были созданы мое государство и мои установления. Народы, обитающие впереди (на востоке), там, где восходит солнце, и народы, обитающие позади (на западе), там, где восходит луна, (4) [и] народы [всех] четырех углов [света] отдают [мне свои] силы, а мои враги утратили свою долю... Среди восьми [рек] мой скот и мои пашни. Восемь [рек], Селенга, Орхон, Тола радуют [меня]. [По рекам] Карга и Бургу в той стране я кочую (букв. "поселяюсь-переселяюсь") по двум моим рекам". 
         Поразительное совпадение древнетюркской и современной гидронимики дает возможность уверенно локализовать обе ставки уйгурского кагана. Одна из них, "в середине Отюкена", была известна из погребальной надписи Элетмиш Бильге-кагана в Могон Шине-Усу; еще до того она была обнаружена археологически - это Ордубалык (городище Карабалгасун). Вторая, западная, "в верховьях [реки] Тез" (современная р. Тэс), расположена на территории Юго-Восточной Тувы. Здесь, в междуречье Каргы (Карга нашего текста) и Каа-хема (Древнетюркское Бургу), на прибрежном островке озера Тере-холь, С.И. Вайнштейном была обнаружена дворцовая постройка уйгурского времени [12]. Каа-хем вместе с притоками упомянут под названием Секиз-мурэн (Восьми-речье) у Рашид ад-Дина [13]; теперь очевидно, что гидроним восходит к более древнему времени. Упоминание в надписи, наряду со скотом, пашенного земледелия как одной из форм хозяйства и вместе с тем строительство городов-ставок показывают, что уже на самом раннем этапе истории Уйгурского каганата там формировались иные хозяйственно-культурные типы, чем те, которые принято считать обычными для тюркских предшественников нового государства. 
         Терхинский памятник в значительной части текстуально совпадает с надписью из Могон Шине-Усу и отражает те же события, связанные с возникновением Уйгурского каганата. 
         Большая часть Терхинской надписи посвящена разгрому тюрков. В этой связи необходимая ревизия памятника из Могон Шине-Усу была предпринята в ходе полевых исследований 1974-1975 гг. В результате текст, установленный Г. Рамстедтом, был уточнен и оказалось возможным его новое понимание. Так, например, сопоставляя обе надписи, удалось реконструировать текст той части восточной стороны стелы из Могон Шине-Усу, где, как и в цитированных строках Терхинского памятника, говорится об учреждении двух ставок:

         "(7) ... Затем в год Тигра (750) я пошел на чиков. Во втором месяце, в 14-й день, возле [реки] Кем (8) я их разбил. В том же году я приказал учредить ставку Касар Кордан в верховьях [реки] [Те]з (на западном склоне Отюкена). Я приказал воздвигнуть там стены и провел там лето. Там я установил границы [моих владений]. Там я приказал начертать (букв. "создать") мои знаки и мои письмена. Затем осенью того же года я пошел на восток и призвал к ответу татар. В год Зайца (751) (9). на пятый месяц... В год [Дракона] (752) я провел лето посре[дине Отюкена], к западу от священной вершины [С]юнгюз [Баш]-кан, у слияния реки Ябаш и Тукуш. Там я повелел воздвигнуть ставку и возвести стены. Свои вечные (букв. "тысячелетние и десятитысячедневные") знаки и письмена на плоском камне (10) я приказал начертать, на грузном камне я приказал установить" [14]. 
         Реконструируемый текст сообщает дополнительные сведения о возведении ставок и сохраняет название западной ставки - Касар Кордан. Племя касар (хазар) входило в уйгурский племенной союз [15], а Кордан, тюркское наименование Хотана [16], оказалось перенесенным на далекую от Восточного Туркестана ставку Уйгурского кагана в Туве. 
         Особый интерес представляет открытие еще одного памятника уйгурской эпохи, известного под названием "Сэврэйского камня". Летом 1948 г. в Гоби работала Монгольская палеонтологическая экспедиция АН СССР. На крайнем юге пустыни начальник экспедиции И.А. Ефремов записал сообщение об обнаруженных местным учителем близ Сэврэй-сомона двух камнях с какими-то надписями, знаки которых походили на "европейские буквы". И.А. Ефремов предположил, что речь шла о древнетюркских рунических надписях [17]. Это было первое, хотя и непроверенное сообщение о рунической эпиграфике в Гоби. До того зона ее распространения связывалась в Монголии только с северной частью страны. Годом позднее (1949) в другом месте Гоби, у подножия Арц Богдо (Гобийский Алтай), А.П. Окладников обнаружил камень с одиннадцатью руническими знаками [18]. Наличие древнетюркской эпиграфики в Гоби получило подтверждение. 
         В 1968 г. акад. Б. Ринчен опубликовал рисунок нескольких знаков Сэврэйской надписи и слепую фотографию камня, на который они были нанесены [19]. Предположение И.А. Ефремова оправдалось: знаки действительно оказались руническими. В 1969 г. С.Г. Кляшторному удалось обследовать памятник на месте. Камней оказалось не два, как сообщил И.А. Ефремову его информатор, а один, но надписей действительно было две. Лежащая на равнине в 6 км к юго-востоку от Сэврэй-сомона стела из крупнозернистого трещиноватого мрамора, прямоугольная в сечении, имеет лишь одну затесанную и отшлифованную грань, на которую нанесен текст. Остальные грани и оба основания грубо обколоты. Размеры стелы: высота 0,8 м, ширина по затесанной плоскости 0,45 (0,47) м, толщина 0,7 м. 
         Памятник не раз повреждался; видимо, сколота его верхушка, а вся лицевая грань покрыта крупными щербинами, вследствие чего текст совершенно испорчен. На лицевой грани строго симметрично, занимая разные доли поверхности, расположены две надписи, каждая из семи строк: согдийская - по одной стороне и руническая - по другой. Рунические знаки размещены необычно далеко один от другого - несомненно, чтобы сохранить внешнюю симметрию расположения текстов. Визуальное изучение памятника, эстампаж и фотографии с трудом позволяют установить очень небольшую часть согдийской и лишь немногие знаки рунической надписи [20].

Перевод согдийской надписи
(Выполнен В.А. Лившицем)

         (1) ... год. Тогда господин уйгурский каган (?)... 
         (2) и затем к (?) Иналь-тархану... 
         (3) и затем [он обратился] к уйгурскому кагану - де, мол... 
         (4) Потом... там ... 
         (5) ... к кагану он так обратился... 
         (6) …они ... И затем (9) ...

Перевод тюркской надписи

         (3) ... десять (?) ... мятеж(ный?)... 
         (4) ...род (?) ... 
         (5) Кю(ль)-тар(кан)... 
         (6) ...(Ы)над Кутлу(г)... 
         (7) Инги Яглага (р) ... 

         Памятник не содержит никаких датирующих указаний. Тем не менее попытка его датировки отнюдь не безнадежна. Судя по начертаниям согдийских букв, надпись относится не ранее чем к концу VIII-IX вв. Рунический дуктус, более развитой в сравнении с кошоцайдамским, ближе к варианту памятника из Могон Шине-Усу (около 759 г.), чем к чрезмерно вычурным начертаниям конца уйгурской эпохи, столь характерным для Карабалгасунской стелы (821 г.). Палеографическую датировку подтверждает упоминание некоего уйгурского кагана в согдийском тексте и родового имени уйгурской династии в тюркском [21]. Общая датировка Сэврэйского камня не выходит, таким образом, за пределы времени существования Уйгурского каганата в Монголии (744-840). Основанием для более точной датировки памятника может стать: а) рассмотрение обстоятельств, связанных с местоположением и назначением памятника, б) наличие параллельного тюркскому согдийского текста; в) атрибуция имен и титулов, наличествующих в обоих текстах. 
         Вблизи камня нет никаких следов погребальных сооружений, что исключает мысль об эпитафии и заставляет предположить иное назначение стелы. В надписи из Могон Шине-Усу и Терхинской надписи содержатся сообщения о сооружении первыми уйгурскими каганами триумфальных памятников. Так, завоевав территорию нынешней Тувы, Элетмиш Бильге-каган призывает сочинить и врезать в камень его "знаки и письмена". Вслед за тем, подчинив татар, он вновь призывает "сочинить на плоском камне" его "вечные письмена" [22]. Вряд ли иной была причина сооружения Сэврэйского памятника. Его местоположение близ южной границы каганата, в прорыве между хребтами Дзолэн и Сэврэй, на прямой дороге тюркских и уйгурских походов в Китай, как будто указывает и возможное содержание надписи. Белая мраморная глыба, резко выделявшаяся на бурой поверхности щебенчатой пустыни, установлена в горловине широкой межгорной долины, открытой на юг, к обширной дельте р. Эдзин-гол, удобному пути через алашаньские пески к Великой стене [23]. 
         Останавливаясь на определении Сэврэйского камня как триумфального памятника или, быть может, одного из триумфальных памятников, воздвигнутого по приказанию упоминаемого в тексте уйгурского кагана при возвращении победоносного уйгурского войска после похода в Китай, мы получаем возможность сузить хронологический диапазон обеих надписей. Все сколько-нибудь значительные уйгурские походы в Китай отмеченные источниками, относятся к периоду 757-791 гг.[24]. Собственно, речь идет о четырех походах (конца 757 г., конца 762 г., 765 и 790-791 гг.), последний из которых следует исключить, так как в этом случае местом действии была Джунгария, где уйгуры сражались против тибетцев [25]. Лишь один из этих походов (конца 762 г.) возглавлялся непосредственно уйгурским каганом. 
         Другим обстоятельством, помогавшим датировать памятник, является наличие наряду с тюркским согдийского текста. Теперь уже достаточно прояснилась значительная роль согдийцев в политической, экономической и культурной жизни Тюркского и Уйгурского каганатов [26]. Первый тюркский историко-биографический памятник - мемориальная стела одного из членов тюркского каганского рода Ашина (начало 80-х годов VI в.) - написан на согдийском языке, очевидно достаточно распространенном среди тюркской аристократии той эпохи [27]. Однако уже памятники второго Тюркского каганата (682-744) писались только на тюркском языке [28]. Ничем не отличаются от рунических текстов тюркского времени и большие уйгурские надписи руническим письмом - памятники Элетмиш Бильге-кагана. Иное дело трехъязычный Карабалгасунский памятник, тюркский текст которого сохранился лишь во фрагментах. Две его другие версии, китайская и согдийская, рассказывают не только о военных победах и политических успехах уйгурских каганов, но и о событии, которое стало центром повествования - обращении уйгурского кагана и его окружения в манихейство под влиянием согдийских миссионеров. Именно смена веры и сделала согдийский язык, язык новой религии уйгуров, вторым государственным языком каганата [29]. Принятие новой веры произошло в 763 г. 
         В согдийской версии Сэврэйского памятника несколько раз упомянут "господин уйгурский каган", о словах и делах которого повествовала надпись. Имя кагана здесь не сохранилось. В тюркской версии не сохранилась каганская титулатура, но читается имя Инги Яглакар. Вторая часть имени хорошо известна и означает принадлежность к правящему роду (династии) уйгурских каганов. Первое же слово является адекватной передачей китайского ин-и [30], встречающегося среди имен и титулов уйгурских каганов дважды: в поименованиях уйгурского правителя Ганьчжоу (Яньмэй Ин-и-кэхань, ум. в 924 г.) [31] и третьего уйгурского государя в Монголии - Идигянь Мэуюй-кэханя (Идикэн Бёгю-каган, 759-779 гг.) [32]. Первый случай выпадает из рассмотрения. Что же касается Бёгю-кагана, то он стал именоваться Инги в 762 г. 
         В 765 г. китайский военачальник, выходец из знатного тюрко-согдийского рода, Ань Лушань, поднял восстание в Фаньяне [33]. Его армия, состоявшая главным образом из конницы тюркских федератов империи, одерживала победу за победой над императорскими войсками. Император Сюаньцзун бежал на юг, а обе столицы, Лоян и Чанань, перешли в руки восставших. В этот критический момент танский двор обратился за помощью к Элетмиш Бильге-кагану (747-759). Уйгурская конница, возглавляемая наследником каганского престола, носившим титул ябгу [34] нанесла поражение войскам Лушаня. Получив обещанное вознаграждение, уйгуры вернулись обратно, чтобы принять участие в походе против кыргызов (758) [35]. 
         Однако внутренняя война в Китае продолжалась. В 757 г. Ань Лушань был убит своими приближенными. Его сын, Ань Цинсюй, сменивший его, также стал жертвой заговора (759), и восстание возглавил опытный полководец, соратник Ань Лушаня, согдиец Ши Сымин, а с апреля 761 г. его старший сын Ши Чаои [36]. Северо-Восточный Китай был опустошен военными действиями, имперские войска терпели неудачи, но и их противник уже не был способен одержать решающую победу. В такой обстановке внешнее вмешательство могло окончательно склонить чашу весов в пользу той или иной стороны. 
         Первым понял это Ши Чаои. Его послам удалось было склонить Бёгю-кагана на сторону мятежной армии, но более эффективные действия танской дипломатии изменили положение. "В первый год Бао-ин (762) Тайцзун, который только что вступил на престол... послал евнуха Лю Цинтана [к кагану] просить уйгурского войска и укрепить прежний союз" [37]. Застав уйгурский отряд уже вблизи границы, "в местности севернее Трех крепостей" (Ордос), танский посол сумел убедить кагана выступить против мятежников [38]. С четырьмя тысячами основного войска и девятью тысячами вспомогательного каган двинулся к Шань-чжоу, где соединился с императорской армией. В ноябре 762 г. с мятежом было покончено, а в январе 768 г. был казнен Ши Чаои. "Эти двое согдийцев (Ань Лушань и Ши Чаои) опустошили весь Китай, и только к исходу восьмого года [восстания] в стране... воцарился мир", - заключает автор "Жизнеописания Ань Лушаня" [39]. По справедливой оценке Р. де Ротура, восстание Ань Лушаня - Ши Чаои стало началом конца Танской империи, которая так и не смогла оправиться от потрясений [40]. 
         Решающую роль в разгроме мятежных армий сыграли уйгуры. Но после подавления восстания дальнейшее пребывание уйгурского отряда в окрестностях столицы стало для танского двора не только дорогостоящим, но и опасным. Предпринимались все усилия, чтобы с почетом и как можно скорее выпроводить союзников. Военную помощь щедро оплатили, Бёгю-каган, его супруга и военачальники получили почетные титулы. Отныне в каганский титул Бёгю были введены слова "ин-и цзянь-гун". В марте - апреле 763 г. уйгуры покинули Китай [41]. 
         Вместе с военной добычей и императорскими дарами Бёгю-каган увозил в Ордубалык, свою столицу на Орхоне, проповедников нового учения, чью веру он принял в Лояне, - согдийских миссиинеров-манихеев. Уйгурское манихейство пережило Уйгурский каганат и создало в оазисах Восточного Туркестана свою культуру и искусство, свою письменную традицию на тюркском и согдийском языках [42]. Память о Бёгю-кагане как об учредителе уйгурской манихейской общины сохранилась в этой рукописной литературе: один из тюркских манихейских фрагментов, найденных в Турфанском оазисе, именует его "великим государем", "мудрым Уйгурским каганом", "эманацией Мани" [43]. 
         У границы своих земель, на пути возвращающегося войска, каган установил победную стелу, где рядом с тюркским письмом, за шестьдесят лет до создания Карабалгасунской трилингвы, впервые появилась надпись на другом языке, на языке новой веры. Сэврэйский камень стал первым свидетельством новой ориентации культурно-идеологической политики последней из тюркских империй Центральной Азии - ориентации на согдийский запад [44].

[Джамука]

Ну заставь казахских найманов, кереев, жалайыров и др. считать себя "кыпчаками"  , не получится. 

Но вот облом, те самые монголы на западе к вам уже отношения не имеют  . Так же как и Тамерлан со своими походами, хех, с каких пор монголы гордятся чужими предками?)  А кое-кто продолжает копипастить огромные тексты, в надежде что они кого-то хотя бы волновать будут. 

Тамерлан происходил из монгольского племени барлас, а найманы, кереиты и джалаиры никогда кыпчаками не были и не будут, по той простой причине что они монголоязычные племена.

Историю на территории С.Азии делали монголы, Тамерлан тому подтверждение.

[Джамука]

Оседлые корни ранних монголов исследовал Л.Р. Кызласов в работе «Ранние монголы (к проблеме истоков средневековой культуры)». Монгольский ученый Л. Билэгт и российские исследователи П.Б. Коновалов, Д.Д. Нимаев и Б.Р. Зориктуев не согласились с мнениями Л.Р. Кызласова и Е.И. Кычанова в том, что до X века монголов не было в самой Монголии, а переход к кочевому скотоводству относится к X-XII векам. Доводы Л. Билэгт, П.Б. Коновалова, Д.Д. Нимаева, Б.Р. Зориктуева в пользу того, что монголы вышли в степи гораздо раньше Х века, вполне аргументированы. Монголоязычные народы (еще не имевшие этнонима монгол) освоили степной образ жизни задолго до киданьского движения. Еще в дунхусский период своей жизни монголоязычные племена распространились до Центральной Монголии и Забайкалья. Б.Р. Зориктуев много внимания уделил выяснению вопроса локализации Эргунэ-кун на реке Аргуни (Улан-Удэ, 1996).

Отдельной темой стоит вопрос языковой принадлежности хунну. Его решали специалисты в области лингвистики, археологии, антропологии. В целом мнения разделялись: язык хунну относится к вымершим языкам; большинство считало их тюркоязычными; были и малочисленные сторонники монголоязычности хунну. Новые исследования П.Б. Коновалова, И.Л. Кызласова, Б.Б. Дашибалова вновь поднимают вопрос о монгольском происхождении хунну.

 

Дашибалов, Эрдэм Баирович. Древние и ранние монголоязычные народы и их связи с населением Маньчжурии и Корейского полуострова : диссертация ... кандидата исторических наук : 07.00.03 / Дашибалов Эрдэм Баирович; [Место защиты: Ин-т монголоведения, буддологии и тибетологии СО РАН].- Улан-Удэ, 2011.- 139 с.: ил. РГБ ОД, 61 11-7/396

[Haze]

 

Ну заставь казахских найманов, кереев, жалайыров и др. считать себя "кыпчаками"  , не получится. 

Но вот облом, те самые монголы на западе к вам уже отношения не имеют  . Так же как и Тамерлан со своими походами, хех, с каких пор монголы гордятся чужими предками?)  А кое-кто продолжает копипастить огромные тексты, в надежде что они кого-то хотя бы волновать будут. 

Тамерлан происходил из монгольского племени барлас, а найманы, кереиты и джалаиры никогда кыпчаками не были и не будут, по той простой причине что они монголоязычные племена.

Историю на территории С.Азии делали монголы, Тамерлан тому подтверждение.

 

Согласен, казахские и не только казахские найманы, коныраты и др. племена Чингис хана не являются кыпчаками и никогда ими не будут.

Но история Монгольской империи от ее начала до разделения не является исключительно совр. монгольской. К ней также относятся потомки тех племен, которые входили в состав Улуса Джучи и Улуса Чагатая. И совр. монголы не могут считать историю Золотой Орды и др. своей и при этом обвинять казахов в краже истории. 

[Erchis]

По версии тюрков Монголия может быть наследником тюркских государств:

-почти все монгольские племена были тюрками (найманы, меркиты, хэрэйды и т.д) и монголы произошли от тюрков.

-столицы древних тюркских государств находились на территории Монголии: Хунну, Жужаньский каганат, Сяньби, Тюркский каганат и Уйгурский каганат

 

http://commons.wikimedia.org/wiki/File:3-%D0%B9_%D0%A3%D0%B9%D0%B3%D1%83%D1%80%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9_%D0%BA%D0%B0%D0%B3%D0%B0%D0%BD%D0%B0%D1%82.png?uselang=ru

 

https://commons.wikimedia.org/wiki/File:%D0%92%D0%BE%D1%81%D1%82%D0%BE%D1%87%D0%BD%D0%BE-%D0%A2%D1%8E%D1%80%D0%BA%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9_%D0%BA%D0%B0%D0%B3%D0%B0%D0%BD%D0%B0%D1%82.png?uselang=ru

[Erchis]

Когда и как Казахстан был покорен монголами?

Искандер Ундасынов

http://www.arba.ru/article/4252

Казак  Добавлено: 21.07.2008, 10:12:16

 

5.Поэтому Чингизхан - это по-существу первый казахский хан, который объединил всех тюрков, а западных кипчаков, которые не признали его частично разогнал.

 

Путник Добавлено: 18.07.2008, 20:47:39

3) Более верно то, что 50% казахов и есть монголы, которые пришли с Чингисханом!

[Erchis]

Тюрко-монгольские народы в ХII столетии

http://admw.ru/books/Imperiya-tyurkov--Velikaya-tsivilizatsiya-/56

После тысячелетнего тюркского могущества на территории современной Монголии и на всей Центральной Азии пришло время монголов.

Монголия может рассматриваться как наиболее восточная часть евразийской степной зоны, которая протянулась от Маньчжурии до Венгрии. С древнейших времен эта степная зона была колыбелью различных кочевых племен иранского, тюркского, монгольского и маньчжурского происхождения.

Термин «монголо-татары» – достаточно искусственный. Название «монголы» под именем «мэньу» или «мэнва» упоминается в старых и новых историях китайской династии Тан (618–908 гг.). Древние монголы были выходцами из племен шивэй. Шивэй – одна из этнических групп киданей – занимали с юга на север пространство от Великой Китайской стены и находились на различных ступенях культурного развития. Та часть племен шивэй, которая именовалась монголами, жила кочевой жизнью в степных районах к югу от нижнего течения Аргуна и верхнего течения Амура. После падения Уйгурского каганата (середина IX в.) древние монголы стали переселяться на запад, на территорию современной Монголии.

Согласно монгольским легендам, собранным Рашид-ад-Дином, монгольский народ, который в далекой древности покорили тюрки, ушел в горы Эркене-Кун. В какую-то эпоху, которую персидские историки относят к IX в., предки монголов, предположительно, снова спустились с Эркене-Кун на равнины Селенги и Онона.

Слово «татары» впервые встречается в древнетюркских рунических надписях в 732 г., и с тех пор оно получает широкое распространение в Центральной Азии. Название «татары», как полагают, было названием конкретных племен из совокупности племен шивэй.

Древнетюркская и мусульманская письменные традиции распространили название «татары» на все монголоязычные и тюркоязычные племена, превратив таким образом этот этноним в общий политоним. Термин «татары» через древних уйгуров попал в китайский язык и регулярно фиксируется в китайских текстах с 842 г. Между тем на рубеже 60—70-х гг. ХII в. при попустительстве китайских властей татары учинили разгром монголов, и название «монгол» почти исчезло в самой Монголии, уступив место названию «татары».

Однако в начале XIII в. Чингисхану удалось разбить татарское воинство. В «Сокровенном сказании», монгольской хронике 1240 г., устами самого Чингисхана об этом событии сказано следующее: «…мы сокрушили ненавистных врагов – татар, этих убийц дедов и отцов наших».

Название «монгол» (в мусульманских источниках – «могол» или «могул») было не только восстановлено, но со времени правления Чингисхана стало употребляться в качестве официального названия династии и государства (с 1211 г.), а позднее – и как названия народа. Что касается Европы, то тюрко-монголы даже после своего возвышения были известными там, прежде всего, под нарицательным именем «татары». Эта именная форма была частично игрой схожести изначального имени с классическим Тартаром. Как объясняет хронист Матвей Парижский, «эта ужасная раса Сатаны – татары… рванули вперед, подобно демонам, выпущенным из Тартара (поэтому их верно назвали „тартарами“, ибо так могли поступать только жители Тартара)».

Многие воины монгольских армий, которые вторглись на Русь, были тюрками под монгольским руководством, и поэтому имя «татары» в конечном итоге применялось на Руси к ряду тюркских племен, которые поселились там после монгольского вторжения, подобно казанским и крымским татарам.

Тот странный факт, что имя «татары» скоро стало обозначать всех тюрков, всех степняков Восточной Европы, Центральной Азии и Сибири, не случаен, поскольку он, должно быть, свидетельствовал о том, какое важное место занимал этот народ в монгольском конгломерате.

Итак, приблизительно до тысячного года монгольские племена входили в состав древнего тюркского государства Хунну; с VI по VIII в. – в Великий Тюркский каганат; с VIII по IX в. – в Уйгурский каганат. После распада Уйгурского каганата уйгуры ушли из Каракорума и на территории современной Монголии остались монгольские и малые тюркские племена. В X в. киданьский император государства Ляо даже приглашал уйгуров вновь вернуться из Ганьчжоу в Каракорум, но последние отказались.

Столетиями монгольские воины вместе с тюрками ходили в походы против общего врага – Китайской империи. Будучи вассалами тюрков (тюрки в ранний период контролировали Монголию), монголы участвовали почти во всех военных походах. Совместные военные походы, совместное сосуществование и, как следствие, метисация – все это, безусловно, отразилось на обычаях, традициях тюрков и монголов.

По версии певцов монгольских степей, волк и лань были первыми прародителями царских родов до Чингисхана. Этих эмблематических животных часто находили отлитыми в бронзе в многочисленных поселениях Сибири.

Волк – животное-тотем великих древних мифов у тюрко-монгольских народов. Можно удивляться при виде лани, спаренной с волком, хищником, чьей добычей она чаще всего является. Но речь идет здесь, очевидно, о символическом союзе мужских качеств волка – силы и смелости – с женскими добродетелями лани – ловкостью и грацией.

Среди мифов, восходящих к предкам Чингисхана, известна легенда, которая связана одновременно с животными и с солнцем: так, от союза волка и лани родилась женщина по имени Алан Коа. Затем она была оплодотворена солнечным лучом, который, проникнув через отверстие для дыма в крыше юрты, коснулся живота женщины, и из него вышли предки великого хана – монголы-нируны, в их числе Бодончара, предок Чингисхана в восьмом поколении.

Тюрки мало чем отличались от монголов. Они издавна имели племенные федерации, объединявшие алтайских степняков, тюрков, монголов, тунгусов. Дистанция между двумя различными тюркскими племенами не больше, чем между тюркским племенем и монгольским. И если их языки не похожи друг на друга, то у них одинаковая синтаксическая система, которая предполагает одинаковую систему рассуждений. Эти племена всегда действовали вместе, но крупных соединений кочевников из Верхней Азии, уйгуров, подданных Караханидов, и, конечно, туркменов Ирана и Афганистана, кыпчаков и булгар было больше, чем монголов на полях битв в Западной Азии и Восточной Европе.

Близкие родичи тюрков, рожденные, как и они, в духовной среде шаманизма, поселившиеся на той же земле, где они черпали свою энергию в продолжение нескольких сотен лет, монголы начали организовываться и обеспечивать свое превосходство. У них был долгий и мучительный «период беременности», но он закончился рождением гиганта. Давно реки Орхон и Селенга ничего не порождали, но там скапливались активные силы, которым вскоре предстояло вырваться наружу. А пока, до Чингисхана, относительно крепким государством, образованным монголоязычными племенами – сяньби в Восточной Монголии (I–IV вв.); кидани – в Монголии, Маньчжурии и Северном Китае (IX в.), – не удавалось сыграть ведущую роль в степной политике.

Кочевое общество проявляло высшую мобильность, а политика кочевников отличалась динамизмом. Пытаясь использовать проживающие рядом народы и контролировать наземные торговые пути, кочевники собирались время от времени в огромные орды, способные начать натиск на далекие земли. Однако в большинстве случаев, создаваемые ими империи не были особо крепкими и разваливались так же легко, как и создавались. Периоды единения кочевников и концентрации их власти в одном особом племени или группе племен перемежались с периодами раскола во власти и отсутствия политического единства. Следует вспомнить, что западная часть степной зоны – Причерноморские степи – контролировались вначале скифами и сарматами, а затем гуннами, аварами, хазарами, печенегами и половцами, также и тюрки в ранний период контролировали Монголию.

В ХII в. в Монголии не существовало централизованного государства. Множество племен и объединений родов жили в различных частях страны без каких-либо пограничных линий между ними. Большая часть их говорила на монгольском языке, за исключением западного региона, где тюркский язык был в активном обиходе. В более отдаленном этническом фоне имелось присутствие примеси иранской крови, как у тюрков, так и у монголов.

Каким бы то ни был этнический источник племен, населявших Монголию в ХII столетии, все они были схожи в стиле жизни и социальной организации, и поэтому можно говорить об их принадлежности к одной культурной сфере.

Итак, в конце XII в. карта Азии представляла собой следующую картину: Китай был разделен на две империи – Южный Китай находился под властью династии Сун; на севере управляли маньчжурские завоеватели – чжурчжэни, которые обосновались в Пекине в 1125 г. Они были известны как Золотая династия (Цзинь). Продолжая традиции ранних китайских императоров, Цзинь жестко отслеживала события в Монголии, с тем чтобы предотвратить создание там единого государства.

В северо-западной части Китая, в нынешнем Ордосе и Ганьсу, образовалось тангутское царство Си-Хья тибетских племен. В северовосточной части Тарима, от Турфана до Кучи, жили уйгуры – «цивилизованные» тюрки, впитавшие в себя буддийскую и несторианскую культуры. Район Иссык-Куля, Чу и Кашгария составляли империю Каракитаев, народа монгольской расы и китайской культуры. Мавераннахр и Иран почти целиком принадлежали султанам Хорезма – тюркам по расе, мусульманам по религии, воспитанным в духе арабо-персидской культуры. За ними остальная часть мусульманской Азии была поделена между аббасидскими халифами Багдада, айюбидскими султанами клана курдской расы и арабской культуры (Сирия и Египет) и султанами-сельджуками тюркской расы, иранизированной культуры (Малая Азия).

Это была уже оседлая Азия. За ее пределами, на севере, у сибирско-монгольских пределов, в степях к северу от Гоби и в предгорьях Алтая, Кунгея и Кентау, кочевало множество племен, принадлежавших к трем ветвям алтайской расы: тюркской, монгольской и тунгусской. Несмотря на языковое разделение, большая часть кочевников Верхней Азии вела одинаковый образ жизни, жила в одной климатической зоне и имела этническое родство, которое удивляло всех путешественников. Все европейские и китайские историки дают один и тот же физический портрет этих народов: круглое лицо, плоский нос, выступающие скулы, раскосые глаза, толстые губы, редкая борода, черные жесткие волосы, смуглая кожа, продубленная солнцем, ветром и морозом, невысокий рост, массивное тело, кривые ноги. Этот портрет хунна или монгола напоминает и жителей Севера, к примеру эскимосов, потому что тяжелая жизнь на просторах, продуваемых зимними ветрами и обжигаемых летним солнцем, формирует расы, способные противостоять суровому климату.

Невозможно определить точное местопребывание многих из этих племен, поэтому ниже приводится предположительная их локализация.

Один из главных тюрко-монгольских народов, найманы, обитали, по всей вероятности, в районе нынешнего Кобдо и Убса-Нора до самого Черного Иртыша и в Зайсан-Норе до верхнего течения Селенги. «Хотя их имя и кажется монгольским – „найман“ означает „восемь“ по-монгольски, – их далекие предки были тюрками, т. е. они являются монголизированными тюрками» – так писал Пеллио. Ж.-П. Ру отмечал, что найманы были тюрками, переживавшими глубокую монголизацию, и «в неустойчивом положении между тюркоязычием и монголоязычием» они находились под влиянием одновременно несторианства уйгуров и шаманизма. Среди них было много приверженцев несторианства. В «Джахан-Кушай» даже говорится о том, что в начале XIII в. один из их ханов, знаменитый Кючлюк, был воспитан в духе этой религии. Однако «Сокровенное сказание» свидетельствует о том, что шаманы также имели огромное влияние на найманов, потому что якобы могли во время войны вызвать бурю и другие разрушительные явления. Найманы заимствовали свои культурные принципы у уйгуров, своих южных соседей. В начале XIII в. найманский хан держал при себе грамотного уйгура в качестве «хранителя печати» и писца, этот тюрк звался (в китайской транскрипции) Та-Та-Тонга.

Лоск найманской культуре придавали постоянные связи с оседлыми народами и более тесное общение с западными путешественниками. Рубрук говорит о найманах-несторианцах как об «истинных подданных Отца Жана».

Здесь следует отметить, что монголы, не имевшие ни письменности, ни самых примитивных наук, тянулись к знаниям и искали учителей и чиновников для своей администрации и дипломатии. Позже учителями стали китайцы и мусульмане, которые не оказали большого влияния на генезис монгольской культуры. Зато уйгуры, их соседи, издавна поддерживали с ними контакты. Может быть, они понимали всю перспективность таких связей и делились с монголами всем, что знали, по крайней мере всем, что те могли усвоить: они дали им алфавит, который с тех пор стал монгольским, дали им свой язык для международных отношений, свою культуру, которая в некоторой степени стала чингисидской культурой. Сами они также извлекли из этого выгоду: укрепили свое положение в империи и свой престиж, тем самым обеспечив себе жизнестойкость, благодаря чему письменный уйгурский язык с уйгурскими буквами продержался до самых потрясений, которые имели место уже в новые времена.

Возвращаясь к найманам, следует сказать, что Китай чжурчжэней также пользовался у них большим почетом, о чем свидетельствовал титул тайанг, который носили их ханы во времена Чингисхана и который происходил от китайского словосочетания тайванг, т. е. «великий царь».

Севернее найманов, в верховьях Енисея, жили кыргызы, тюркские племена, чьи вожди носили титул инала; примерно в 920 г. их изгнали из Верхнего Орхона кидани, и с тех пор они уже не играли выдающейся роли в истории.

В смысле могущества с найманами можно сравнить кераитов. Некоторые востоковеды локализуют их к югу от Селенги, в верховьях Орхона, Тулы и Онгкина. По мнению других, найманы ушли далеко на восток, в район Каракорума, где начиналась территория кераитов. Кераитов обычно считают тюрками. Пеллио писал: «В легенде о происхождении монголов им нет места, и сегодня трудно сказать, были ли кераиты монголами, попавшими под тюркское влияние, или тюрками на стадии монголизации; во всяком случае, многие кераитские правители были тюрками, а Тогрул – это, скорее, тюркское имя, чем монгольское». Возможно, кераиты приняли несторианство в самом начале второго тысячелетия в обстоятельствах, о которых сообщает сирийский историк Бар Хебраеус: «Кераитский хан заблудился в степи, и его спас святой Саргис (святой Сергий). По совету торговцев-христиан, которые находились в стране, он попросил несторианского митрополита Мерва (Хорасан) Эбеджесу приехать лично или прислать священника, чтобы окрестить свое племя». Письмо Эбеджесу несторианскому патриарху Багдада Жану VI (около 1011 г.), датированное 1009 г., на которое ссылается Бар Хебраеус, гласит, что 200 тыс. тюрков-кераитов были окрещены вместе с их ханом.

В ХII в. члены царствующей кераитской фамилии продолжали носить христианские имена, что породило на Западе легенду об Отце Жане.

Севернее кераитов, в нижнем течении Селенги, к югу от Байкала, жили меркиты, племя тюркской, возможно, монгольской расы, среди которых были и христиане. Кстати, некоторые ученые идентифицируют их как «мукри», другие называют «мо-хо», т. е. амурскими тунгусами. Еще дальше на север, к западу от Байкала, жили ойраты, народ монгольской расы (их имя означает «конфедераты»). Именно здесь в VIII в. предположительно находилась конфедерация Трех Курикан, упоминаемая в надписях в Цайдаме.

На самой северной окраине Маньчжурии, между Аргунью и Амуром, где сегодня живут саланы тунгусской расы, обитали их предки саланги.

Южнее, на южном берегу Керулена до самого Хингана, кочевали татары, которых Пеллио относит к тюркоязычным племенам. Татары, объединенные в конфедерацию «Девять татар» или «Тридцать татар», упоминаются в тюркских надписях в Цайдаме (VIII в.), когда они жили, возможно, в нижнем течении Керулена. Татары ХII в. были грозными воинами и считались самыми свирепыми из этих народов. Они представляли собой большую угрозу для китайского царства Цзиней. Поэтому цзиньский двор в Пекине ослаблял их, помогая Чингисхану.

«Чистые» монголы (в историческом смысле и в узком значении этого слова), в среде которых родился Чингисхан, кочевали в северовосточной части нынешней Внешней Монголии, между Ононом и Керуленом.

История зафиксировала существование народов, говоривших на монгольских языках, задолго до появления племен, которые, вместе с Чингисханом, дали это имя всей группе, точно так же, как мы узнали тюркютов до появления тюрков. Так, к монголоязычным народам относят сеньпеев III в., жужаней и эфталитов V в., аварцев Европы VI–IX вв.; общепризнано, что кидани, игравшие большую роль в VIII в., говорили на монгольском диалекте.

Что касается «чистых» монголов, то в XII в. они разделились на множество улусов («улус» означает и племя, и небольшую народность, например Владимирцов толкует слово «улус» как нация или народность, слово «ирген» переводит как племя, а «улус-ирген» – как государство). Эти независимые племена постоянно враждовали между собой, а также со своими соседями. По мнению Груссе, семья, из которой вышел Чингисхан, принадлежала к ветви рода борджигинов, клана киятов. Впоследствии, после того как Тэмуджин стал Чингисханом, монгольские племена начали делить на две категории: по принадлежности или непринадлежности к киятам. Первые входили в категорию «нирунов», Сынов Света, «чистых», а вторые – «дюрлюкины» – относились ко второму сорту. В число нирунов входили тайджиготы, тайчиуты, или тайджиуты (жившие обособленно от основной массы к востоку от Байкала), урууды и мангкуды, джаджираты, или джуйраты, барласы, баарины, дорбаны (дорботы), салджигуты, или салджиуты и катагины, или катакины. В группу дюрлюкинов входили арулаты, или арлады, байауты, короласы, или корласы, сулдусы, икирасы и конгираты, онгираты, конкураты, или конграды (последние обитали на юго-востоке, в районе Северного Хингана, рядом с татарами). Пеллио отмечает, что джаджираты и конгираты упоминаются вместе с меркитами в китайской истории киданей с 1123 по 1124 г. Джелаиры, которых относят к монголам и локализуют либо южнее слияния Хилока и Селенги, либо ближе к Онону, – это, вероятно, тюркское племя, вассал монголов, ассимилировавшееся с монголами во времена легендарного монгольского героя Кайду.

С точки зрения их образа жизни монгольские племена в конце ХII в. можно чисто теоретически разделить на степные, жившие в степных районах, и племена охотников и рыбаков, обитавших в лесах. Надо отметить, что в этой приграничной зоне между Сибирью и Монголией сфера обитания монголов находилась как раз между степью, переходящей в пустыню на юге, и лесными районами на севере. Гренар полагает, что изначально монголы не были степным народом, а, скорее, представляли собой жителей лесных предгорий. Он подчеркивает, что об их «лесном» происхождении свидетельствует широкое распространение деревянных повозок: до сих пор в отличие от степняков – хазар – они использовали не кожаные емкости, а деревянные бочки.

Степные племена, особенно кочевые, периодически меняли место обитания в поисках пастбищ. На стоянках они разбивали войлочные шатры, так называемые юрты. Лесные племена жили в хижинах, сделанных из березовой коры.

Во главе степных, или скотоводческих, племен, которые были более зажиточными, стояла очень влиятельная аристократия, а ее предводители носили титулы баатура (герой, богатырь), нойона (вождь, господин), а также сэчэна (мудрый) и билгэ (мудрый, по-тюркски), тайши (китайский титул принца). Их главной задачей был поиск пастбищ и обеспечение соплеменников работниками и рабами, которые пасли скот, ставили и разбирали юрты. На ступень ниже аристократии стояли остальные социальные классы: воины, или, вернее, люди, в основном свободные (нокоры), простолюдины (карачу) и, наконец, рабы (боголы). В последнюю категорию входили не только отдельные работники, но и целые покоренные племена, из которых, помимо всего прочего, набирали вспомогательные войска.

У племен лесных охотников (хойин-ирген) аристократическая верхушка не играла такой большой роли, как у скотоводов. На лесных охотников значительное влияние оказывали шаманы. Когда последние объединяли в своих руках и царскую власть и магические способности, они получали титул баки, или баги, который, кстати, носили при Чингисхане вожди ойратов и меркитов. У всех тюрко-монгольских народов важную роль играли шаманы, или колдуны (камы – на древнетюркском; бога и шаманы – на монгольском; шань-мани – в китайской транскрипции). Например, важное место в создании империи Чингисхана принадлежит шаману Кокчю, о котором речь пойдет далее.

На практике разделение между скотоводческими и лесными народами было не столь явным. Например, «настоящие» монголы, тайджиуты, были лесными охотниками, а Чингисхан происходил из племени скотоводов. С другой стороны, все тюрко-монголы в какой-то мере были охотниками: лесные люди в зимнее время на деревянных или костяных лыжах добывали зверя для пропитания и торговли, скотоводы охотились с помощью аркана или лука. Степная аристократия предпочитала соколиную охоту. Любой клан мог менять образ жизни в зависимости от окружающей среды. В юности у Чингисхана отобрали родительское стадо, и ему вместе с матерью и братьями пришлось вести тяжелую борьбу за выживание – и охотиться, и ловить рыбу, – прежде чем он получил своих законных лошадей и коз.

Очевидно, лесные племена были более дикие и почти не поддерживали отношений с цивилизованным миром, в отличие от кочевников, которые имели в этом смысле преимущество, так как жили по соседству с уйгурами в Центральном Гоби, с киданями, чжурчжэнями Пекина. У них не было городов, во время стоянок они разбивали лагерь, организованный по семейным группам (аилам), где войлочные юрты ставились на колесные повозки, расставленные по кругу, – это был прообраз будущих городов, но впоследствии эти «передвижные города» исчезли из употребления.

Этнографы отмечают постепенный переход от убогой хижины лесного монгола к войлочной юрте кочевника, которую легко собрать и разобрать и которая у великих чингисидских ханов XIII в. стала удобной и просторной, устланной мехами и коврами, настоящим походным дворцом.

Однако в целом очевидно, что в XII в. в Монголии произошел регресс по сравнению с IX в. В эпоху владычества монголов на Орхоне тюркские племена, особенно уйгуры, начали создавать сельскохозяйственные центры; начиная с кыргызского владычества, с 840 г., этот прогресс остановился, страна вернулась к степному образу жизни.

Захват страны кыргызами в 840 г. привел к угасанию сирийско-согдийской культуры, носителями которой были манисейцы. После изгнания кыргызов в 920 г. страна погрузилась в хаос, хотя присутствие уйгуров препятствовало полной деградации. Уйгуры жили южнее, в Бешталигхе (Гучэн) и Турфане. Оттуда шла несторианская вера, хотя в Монголии она деградировала до шаманства и соперничала с ним в завоевании авторитета у племенных вождей.

Надписи уйгуров на Орхоне свидетельствуют об уровне цивилизации, которого мы не видим в истории Чингисхана. Многие слова, перешедшие из тюркского в монгольский язык, указывают на культурное превосходство тюрков над монголами. То же самое, по мнению Бартольда и Поппа, можно сказать и о языках тюрков и монголов. Сегодняшний монгольский язык любого региона кажется архаичным по сравнению с самыми древними тюркскими языками. Письменный монгольский остался, в смысле фонетики, почти на том же уровне, на каком находился примитивный алтайский, т. е. тюрко-монгольский язык.

Что же касается имени «монгол», то оно избежало забвения благодаря причуде истории – случайной принадлежности будущего императора Чингисхана к одному из монгольских родов. С его приходом к власти все племена Монголии объединились под его предводительством, и была создана новая «нация», известная как монголы, по сути являющая собой тюрко-монголов.

Стоит напомнить в этой связи, что в ходе степных войн побежденные присоединялись к победителям и, как гласит один старинный текст, «отдавали им свою энергии и силу». Наряду с разными кланами, которые составляли ядро чингисханских войск, под его властью были большие тюркоязычные племена – найманы, кераиты, онгуты, карлуки, кыргызы, уйгуры, татары. Другими словами, как отмечает Ж.-П. Ру, «на одного монгола приходилось семеро тюрков!»

[Haze]

По версии тюрков Монголия может быть наследником тюркских государств:

-почти все монгольские племена были тюрками (найманы, меркиты, хэрэйды и т.д) и монголы произошли от тюрков.

-столицы древних тюркских государств находились на территории Монголии: Хунну, Жужаньский каганат, Сяньби, Тюркский каганат и Уйгурский каганат

 

http://commons.wikimedia.org/wiki/File:3-%D0%B9_%D0%A3%D0%B9%D0%B3%D1%83%D1%80%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9_%D0%BA%D0%B0%D0%B3%D0%B0%D0%BD%D0%B0%D1%82.png?uselang=ru

 

https://commons.wikimedia.org/wiki/File:%D0%92%D0%BE%D1%81%D1%82%D0%BE%D1%87%D0%BD%D0%BE-%D0%A2%D1%8E%D1%80%D0%BA%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9_%D0%BA%D0%B0%D0%B3%D0%B0%D0%BD%D0%B0%D1%82.png?uselang=ru

По версии каких тюрков? Все зависит от конкретного человека. Для некоторых даже Аль Фараби - казах...

Это я к тому, что не надо считать чье-то конкретное мнение - обще-тюркским. 

А тюркских следов на терр. Монголии много, и из этого тоже можно делать разные выводы.

[Erchis]

А тюркских следов на терр. Монголии много, и из этого тоже можно делать разные выводы.

 

Монголия наследник Тюркского каганата.

[Erchis]

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A5%D0%B0%D1%80%D0%B0-%D0%91%D0%B0%D0%BB%D0%B3%D0%B0%D1%81

 

Хар-Балгас или Карабалгасун («чёрный город») — древняя столица Уйгурского каганата в VIII—IX веках, называвшаяся также Орду-балык ("столичный город").