Калмыцкие части в русских войсках наводили ужас и на воинственных горцев Северного Кавказа, и на свирепых турецких янычар, и на стойких европейских солдат. Кроме того, на Яике постоянным союзником калмыков против казахов было местное казачество. Однако в начале XVIII века хану Младшего жуза Абулхаиру удалось с помощью огнестрельного оружия нанести ряд мощных ударов по восточным калмыцким улусам. Астраханский губернатор Волынский писал, что «калмыки, конечно, могут пропасть, ежели так сильно оные касаки на них идут, понеже они так перед касаками робки, например, где оных сот 5 или 6, а калмыки пятью или шестью тысячами не могут противу их устоять, понеже касаки имеют больше пищалей, нежели луков». После этих ударов калмыцкие князья уже не решались кочевать за Яиком и в ходе переговоров о заключении мира в 20-х гг. XVIII века признали эту реку границей между двумя народами.
В итоге калмыками была потеряна не только изрядная часть прежних ногайских кочевий, но и бывшие туркменские земли на Мангыстау (Мангышлаке). По праву победителя казахи заняли данный полуостров, с чем, естественно, совсем не согласны были старые хозяева. Но после серии неудачных конфликтов с отрядами казахских батыров туркмены были вынуждены уйти к Хиве.
В начале 1741 г. теснимые с юга Надир-шахом туркмены вновь стали претендовать на Мангыстау и вступили в переговоры с калмыцким ханом Дондук-Омбо. Сообщая об этом, последний писал российским властям: «Напредь сего бывшие у деда и отца моего в подданстве трухменцы между собою возымели ссору и пришли в несогласие, на которые тогда киргиз-касаки нападали и многих разорили, а оставшие на том месте уже жить не могли и отошли к Хиве. А ныне через бывших людей моих в Хиве получил я известие, что прошлою осенью во время взятия персидским Тахмас (имеется в виду Надир-шах. — Р. Т.) ханом Бухарии и Хивы, бывшие прибыли из Бадакшана и Бухарии трухменцы, все, собравшись с нашими трухменцами, желая иметь жительство на прежних своих местах и с нами соединиться, перешли на Мангышлак».
Дондук-Омбо, явно преувеличивая, определял число перекочевавших на Мангыстау туркмен в 300 тысяч очагов, но даже если их численность была в десять раз меньше, все равно это была очень грозная сила, которой на подмогу в любой момент могла подойти калмыцкая конница.
Но в течение лета того же года казахи вытеснили большую часть туркмен с Мангыстау. Астраханский губернатор Голицын в своем донесении от 28 августа 1741 г. сообщал, что туркмены «отошли паки возвратно на прежние свои места, а осталось-де при Мангышлаке показанное малое число и претерпевают от кайсак великие утеснения».
После того как попытка создания военного альянса с калмыками оказалась неудачной, в 1745 г. группа туркменских старейшин обратилась напрямую к астраханскому губернатору Татищеву с прошением о предоставлении им российского подданства, надеясь, что взамен российские власти помогут им вернуть Мангыстау. Но в Санкт-Петербурге не проявили заинтересованности в привлечении новых подданных, мотивируя свой отказ нападениями туркменов на купцов и моряков, что, по мнению канцлера Бестужева-Рюмина, было «с прямым желанием их о вступлении в подданство весьма несходственно».
Очередной известный из источников виток обострения борьбы казахов и туркмен за Мангыстау произошел в 1766 г. Вновь перекочевавшие на полуостров туркмены были подвергнуты страшному разгрому. «Многие из них при этом были убиты, многие попали в плен к киргизам, остальные же, лишившиеся почти всего своего скота, бежали за Тюбкараган и, наконец, даже в Хиву, чтобы там найти защиту против киргиз», - сообщал известный ученый Гмелин.
В январе 1767 г. туркмены при поддержке некоторых хивинских правителей нанесли ответный удар по казахским зимовьям. В результате этого набега было убито около тысячи человек и более трех тысяч казахов уведено в плен.
Однако в целом победа клонилась на сторону казахов, и туркменские вожди решили вновь вступить в переговоры с российскими властями. 17 августа 1767 г. Коллегия иностранных дел предоставила Екатерине II доклад, в котором сообщалось о прибытии туркменских посланцев с прошением о приеме в российское подданство «по причине происходящего им от киргис-кайсак притеснения». В заключении доклада указывалось, что «пока не сыщется удобное на восточном берегу Каспийского моря место к заложению крепости, из принятия в подданство вашего императорского величества трухменцов не только при мангышлакском мысе живущих, но и всех при оном береге располагающихся, по мнению Коллегии иностранных дел, никакой пользы быть не может».
Проиграв борьбу с казахами и получив еще один отказ о приеме в подданство, туркмены стали покидать Мангыстау и уходить в пределы Хивинского ханства. Однако там скоро по вине самих туркменов, разбоями и грабежами парализовавших экономическую жизнь в ханстве, разразился голод.
В итоге некоторые роды решили снова возвращаться на Мангыстау. И как сообщает Гмелин, «едва достигли они своей страны в состоянии полнейшего истощения, причиненного отчасти болезнью, отчасти тяжестью обратного пути, совершенного почти пешком из-за недостатка лошадей, как Нурали-хан прислал к ним своих послов, дабы объявить им под угрозой их полного истребления, что они должны признать своим верховным главой его сына — Пир-Али-хана. При создавшемся положении им не оставалось ничего другого, как согласиться на это. Вскоре Пир-Али-хан появился среди мангишлакских туркмен. Он ввел жесточайшие наказания, самовластно забирал себе наибольшую часть имущества богатых туркмен и отнял у них почти все огнестрельное оружие, так что последнее встречается у них сейчас очень редко».
Именно в это время адаевцы, которые в основном и вели борьбу с туркменами, стали считаться полноправными хозяевами Мангыстау и стали упоминаться в источниках в качестве одного из сильнейших родов Младшего жуза. Видимо, во многом это было заслугой такой легендарной личности, как Бекет, признанного святым еще при жизни и ставшего объектом культа после смерти. Как свидетельствовали очевидцы, восклицанье «О Бекет!» звучало в адаевских аулах гораздо чаще, чем «О Аллах!».
Туркменские племена, не желавшие признавать власти пришельцев, стали подвергаться жестоким набегам адаевцев и были вынуждены отступать в каракумские пески. Хрисанф Неопатрасский, описывая обстановку в регионе, указывал: «Туркоманы, будучи теперь слабы, не смеют там селиться, боясь Киргис-Кайсаков».
Впрочем, и адаевцы, и туркмены вскоре оказались вынуждены признать себя вассалами Хивы, ханы которой всячески подстрекали кочевников к враждебным действиям против России. В начале XIX века на Каспийском море в год до двухсот россиян попадало в плен к адаевцам и туркменам и вскоре оказывалось на невольничьем хивинском рынке. Довольно активное участие принимали адаевцы и в восстаниях против России, протекавших на остальной территории Младшего жуза. Самым известным адаевским батыром, участвовавшим в конфликтах тех лет, являлся Суингара.
Это вынуждало российские власти предпринимать против адаевцев отдельные карательные акции. Так, в январе 1837 г. отряды полковников Данилевского и Мансурова разгромили зимовья адаевцев, которые тревожили своими набегами Ново-Александровское укрепление и нападали на моряков в Каспийском море.
В последующие годы российским властям удалось несколько расширить свое влияние на Мангыстау. Нуждаясь в разрешении торговать в воздвигнутых поселениях, значительная часть адаевцев была вынуждена согласиться на внесение покибиточного сбора, взимаемого властями с подданных кочевников. Но все же власть российских властей над адаевцами носила во многом формальный характер. Султаны-правители Западной части Младшего жуза, занимавшиеся сбором налогов, даже в сопровождении приданных им казачьих отрядов никогда не решались проникать вглубь адаевских кочевий, ограничиваясь лишь инспекцией тех аулов, чьи летние пастбища находились на Эмбе.
Вобщем не наше и не чаше (made in China) получается. Вот только одно но, в древности говорили Көк Тәңрі, что означает синее небо. Помоему слово көк и Тәңрі слова синонимы, когда они идут по отдельности. Но в связке получается синее небо. Нужно посмотреть есть ли у Китайцев слова синонимы к небу.И когда они начали использовать слово Тянь. Не исключено что это слово было взаимствованное в Китайском языке.