Ашина Шэни Опубликовано 19 февраля, 2017 Поделиться Опубликовано 19 февраля, 2017 Австралийский историк античности Хюн Джин Ким написал довольно неплохой труд "Гунны, Рим и Рождение Европы", где он делает попытку доказать значительную роль гуннов в истории Европы и опровергнуть устоявшиеся о них стереотипы как о бездарных дикарях. Его аргументация порой слабовата, тем не менее его книга это первая качественная работа с подобной концепцией. Тезисы этой его книги перекочевали в другую его книгу "Гунны", более обобщенную и расчитанную на более широкую публику. Прошлым летомя оцифровал и перевел много цитат из работ уважаемого доктора Кима и думаю не мешало бы их запостить и здесь. Кому интересны труды Кима, держите pdf: https://www.dropbox.com/s/o39gzyhcw0sfz0l/The Huns.pdf?dl=0 https://www.dropbox.com/s/pf4xbjekv46lasd/The Huns%2C Rome and the Birth of Europe.pdf?dl=0 5 Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
Ашина Шэни Опубликовано 19 февраля, 2017 Автор Поделиться Опубликовано 19 февраля, 2017 ХУННЫ ИДУТ НА ЗАПАД: ОБЗОР КИТАЙСКИХ ИСТОЧНИКОВ ПО ВОПРОСУ Хюн Джин Ким, доктор исторических наук университет Мельбурна Ко 2 веку нашей эры группы хуннской элиты существовали в восточных степях под властью сяньби и маленькие хуннские государства располагались в Таримском бассейне. Однако основную часть северных хуннов многие историки считали “затерянной” где то на западе. Между 2 веком нашей эры и появлением гуннов в греко-римских источниках середины 4 века нашей эры часто предполагался разрыв в примерно 200 лет во время которого нам практически ничего неизвестно о хуннах. Предполагалось что китайцы мало что могли сказать о хуннах в то время и потому невозможно установить надежную связь между этими хуннами и поздними гуннами. К счастью, недавние исследования китайских источников позволили установить более ясную картину этой “200-летней интерлюдии”. Вэйлюэ (Саньгочжи, цзюань 30) , источник середины 3 века, который мы уже встречали раньше, дает ясное указание на то что северные хунны все еще существовали в то время как политическое целое в алтайском регионе, прямо к западу от их изначальной базы власти в Монголии, 100 лет спустя середины 2 века нашей эры которая предположительно ознаменовала начало 200-летнего “разрыва” в наших источниках. Вэйшу (цзюань 103), история тоба-сяньбийского государства Северной Вэй в Китае, добавляет что к началу 5 века к северо-западу от жужаней (тогдашней правившей силы в Монголии) в районе Алтая еще жили оставшиеся потомки хуннов. Вэйлюэ также предоставляет ясный смысл географического контекста в котором располагались эти хунны в 3 веке нашей эры. Вэйлюэ отмечает что регион Жетысу (современный восточный Казахстан) прямо к юго востоку от Алтая все еще занят народом Усунь, а земля к западу от этой территории и к северу от народа Канцзюй (сконцентрированном вокруг города Ташкент там где сейчас Узбекистан) была территорией тюркских динлинских племен. Усунь и Канцзюй указаны как не расширившиеся но и не сократившиеся с ханьских времен. К 5 веку однако наши китайские источники демонстрируют что эта географическая ситуация радикально изменилась. Вэйшу (цзюань 102) указывает что народ по имени Юэбань Хунну теперь занимает земли усуней и далее делает наблюдение что эти юэбань были ордой шаньюя северных хуннов. Она говорит нам что когда северные хунны были побеждены ханьскими имперскими армиями то они ринулись на запад. Слабые элементы среди них были оставлены позади в зоне к северу от Цюцы (ныне в центральном Синьцзяне). После сказано что эта слабая группа хуннов подчинила землю Усунь и создала новое государство Юэбань. Сильная же группа хуннов по отчетам направилась дальше на запад. Вэйшу (цзюань 102, как и Бэйши, цзюань 97) показывает что остатки побежденных усуней в 5 веке находились на Памире. Археология вдобавок к письменным доказательствам показывает что основная группа гуннов/хуннов в регионе Алтая (то есть сильные хунны в отличие от слабых хуннов юэбань) уже начала поглощать динлинские тюркские племена к запасу, территории соответствующей современному северному/северо-западному Казахстану, и регионам Иртыша и средней Оби (западная Сибирь) в 3 веке нашей эры. Это в точности соответствует территориям откуда гунны Европы и гунны Средней Азии позже начнут их переход в Европу и Согдиану соответсвенно. Вэйшу (цзюань 102) подтверждает что среднеазиатские белые гунны произошли с региона Алтая и спустились в Среднюю Азию в районе 360 года нашей эры, в точности то же самое время когда европейские гунны переходили в Европу побеждая алан и позже готов. Поражение нанесенное хуннам/гуннам руками сяньби под главенством их великого лидера Таньшихуая не уничтожило северных хунну. Отнюдь нет, наши источники ясно указывают что хунны выжили в регионе Алтая и позже расширились в Среднюю Азию. Вэйшу конкретно говорит что правители Согдианы 5 века, то есть белые гунны, происходили от хунну (цзюань 102). Она также называет их страну Вэньнаша, произносившееся Хунаша в раннем среднекитайском, то есть королевство хуннов. Китайский географический источник 5 века Шисань чжоу цзи за авторством Гань Иня (сохраненный в историческом источнике Суншу, цзюань 98), на основании информации полученной видимо от согдийских торговцев, отмечает что аланы Европы и согдийцы (о которых китайцы Тоба Вэй недавно узнали что их завоевали хунны тремя поколениями ранее) были под контролем разные правителей. Как подчеркивает Пуллиблэнк, необходимость уточнять подобное намекает на распространенное заблуждение современников что ба народа управлялись одним и тем же правителем, что можно понять если мы учтем что в общем то оба народа были подчинены в течение где то 10 лет схожими политическими группами, которые обе звались гуннами. Следовательно, письменные доказательства ныне в значительной степени поддерживают политическую (может даже этническую) идентификацию европейских и среднеазиатских гуннов с хуннами Монголии. В первом и втором веках нашей эры хунны были в отчаянном положении. Во всех намерениях и целях их окружали враждебные силы вокруг их центральной базы в регионе Алтая. К западу и югу динлины, Канцзюй и Усунь оказывали давление. К востоку могущественные сяньби и Ханьская империя полностью выдавливали их с восточных территорий. Однако, для них настала передышка после 3 века нашей эры когда каждая из этих угроз исчезла в стремительной последовательности. К востоку Ханьская империя погрузилась в гражданскую войну, развалилась на три царства и больше не могла оказывать никакого влияния на запад. Сяньби, ранее нанесшие сокрушительные поражения хуннам во втором веке нашей эры, разделились на взаимовраждебные племена. К западу и юго западу Канцзюй и Кушанская империя медленно разлагались. Именно эта благоприятная геополитическая ситуация позволила хуннам расшириться в Среднюю Азию и Европу. Археологические доказательства с Уральского региона кажется указывают что гунны проникли на те земли самое позднее в раннем 4 веке. Это предполагает что все государства и племена между Алтаем и Уралом к началу 4 века склонили головы пред народом хунну. [Hyun Jin Kim. The Huns - London-New York: Routledge, 2016 - p.44-46, 49] 2 Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
asan-kaygy Опубликовано 19 февраля, 2017 Поделиться Опубликовано 19 февраля, 2017 спасибо за пдф Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
Ашина Шэни Опубликовано 19 февраля, 2017 Автор Поделиться Опубликовано 19 февраля, 2017 В 4-5 ВЕКАХ ПОД УДАРАМИ ХУННОВ СОТРЯСАЛСЯ ВЕСЬ КОНТИНЕНТ Между 311 годом н.э., когда Лоян, столица Цзиньской династии Китая, был взят и разграблен восточными гуннами (южными сюнну), и 450-ми, когда последние остатки Западной Римской власти над Европой исчезли как последствие поражений нанесенных империи европейскими гуннами, в течение чуть более века степные силы, в основном известные как гунны (сюнну, хуна, хиониты, т.д.) в наших различных источниках, привели к полному или частичному коллапсу 4 оседлых империй: Рим, Цзинь (Китай), Сасанидская Персия (потерявшая свои восточные территории из-за гуннов-эфталитов и гуннов-кидаритов) и Гупты (Индия). Гунны, свершившие эти катастрофические изменения и угрожавшие границам всех мировых сил древнего мира одновременно по всей длине необъятных просторов Центральной Азии, были, как упомянуто ранее, предвестниками целого тысячелетия степного доминирования в мировых делах. Ханьский Китай и Рим, две сверхдержавы античного мира, оказались в тени третьей сверхсилы, гуннов и других степных народов. …ключевым историческим явлением поздней античности, критически важной для более поздней истории мира, было не падение западной части Римской империи, что было одним из его последствий, а изменившая мир динамика или потрясение, подлинная революция в стратегическом и политическом балансе мировой структуры сил, начавшаяся в регионе который специалисты обозначают как Центральная Азия, степной регион что исторически связывал главные цивилизации Евразии: Китай, Греко-Римский мир, Иран и Индия. Действительно 5 век нашей эры, ставший свидетелем коллапса Западного Рима, увидел как эти культурные зоны были связаны вместе с помощью и под властью четырех хорошо организованных и долговечных империй: Гуннская империя в Европе; Белые Гунны (Эфталиты) в Средней Азии, северо-западной Азии и восточном Иране; Жужаньский каганат в Туркестане и Монголии; и наконец Сяньбийская империя Тоба в северном Китае. Из них, первые три имели в качестве ядра гуннский/хуннский компонент и четвертая (сяньби) подобным образом произошла из гуннского/хуннского политического целого. Австралийский историк античности Хюн Джин Ким [Hyun Jin Kim. The Huns, Rome and the Birth of Europe - Cambridge University Press, 2013 - p.3,4] Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
Ашина Шэни Опубликовано 20 февраля, 2017 Автор Поделиться Опубликовано 20 февраля, 2017 ГУННСКИЙ ЦАРЬ УЛЬДИН И СИСТЕМА ШЕСТИ РОГОВ У ГУННОВ В начале 5 века появляется первый гуннский царь, названный римскими источниками - некий Ульдин/Ульдис, базировавшийся вдоль Дуная. Суффикс -ин/-ис его записанного имени это греческий суффикс, добавленый к его личному имени. Следовательно его гуннское имя было видимо Улд/Улт, что возможно является огурской тюркской версией (сравним с ултта в чувашском языке, единственном современном потомке огурского тюркского) распространенного тюркского слова для числа шесть, Алты. Ранние хунны Центральной Азии и булгары, преемствовавшие гуннам в Европе, в равной степени имели аристократический совет шести высших представителей знати. Ульдин таким образом было видимо не настоящее имя этого гуннского правителя, но возможно просто его титул означающий что он был вассальным царем, одним из шести приниципиальных представителей знати в империи, которые в гуннской системе обычно происходили из правящего имперского клана. Возможно он был суб-царем ответственным за западную границу территорий гуннских владений вдоль Дуная и в Паннонии (основные владения гуннов на тот момент находились на Украине и в южной России). В действительности римляне в самом деле звали его лишь так, регулус (малый царь или суб-царь гуннов). [Hyun Jin Kim. The Huns - London-New York: Routledge, 2016 - p.78-79] Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
Ашина Шэни Опубликовано 20 февраля, 2017 Автор Поделиться Опубликовано 20 февраля, 2017 КАРАТОН, ДОНАТ И ПОЛИТИЧЕСКАЯ СИСТЕМА ГУННОВ В ОТЧЕТЕ ОЛИМПИОДОРА Мы узнаем от Олимпиодора, источника раннего 5 века, что во втором десятилетии 5 века (412 год) гуннами правил верховный король по имени Каратон. Олимпиодор, являющийся редким случаем очевидца событий внутри Гуннской империи, путешествовал с посольской миссией к гуннам чтобы вести переговоры с гуннским суб-королем по имени Донат. Он свидетельствует что Донат при невыясненных обстоятельствах был убит, видимо римскими агентами. Его повелитель Каратон, ‘ὁ τῶν ῥηγῶν πρῶτος’ (первый среди королей), был взбешен этим, но по неизвестной причине был каким то образом смягчен щедрыми дарами римлян. Случаем эта запись у Олимпиодора является одним из самых ярких свидетельств того что гунны Европы практиковали разделение власти между верховным владыкой (как и среди ранних хуннов и гуннов Средней Азии) и подчиненными вассальными правителями. [Hyun Jin Kim. The Huns - London-New York: Routledge, 2016 - p.80] Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
Ашина Шэни Опубликовано 20 февраля, 2017 Автор Поделиться Опубликовано 20 февраля, 2017 РАСОВАЯ ПРИНАДЛЕЖНОСТЬ ГУННОВ ПО ПОСЛЕДНИМ ДАННЫМГуннские захоронения в Европе продемонстрировали что лишь 30% или меньше гуннской знати имели некоторые монголоидные черты. Следовательно физически большинство гуннов было трудно отличить от их европейских подданных. Австралийский историк античности Хюн Джин Ким[Hyun Jin Kim. The Huns, Rome and the Birth of Europe - Cambridge University Press, 2013 - p.97] Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
Ашина Шэни Опубликовано 20 февраля, 2017 Автор Поделиться Опубликовано 20 февраля, 2017 РУНИЧЕСКАЯ ПИСЬМЕННОСТЬ ГУННОВ? Как отмечает Альтхейм, гунны, вопреки ожиданиям многих, вовсе не были безграмотными невеждами. В действительности гунны могли иметь свою собственную письменность. Приск свидетельствует что гуннские секретари зачитывали имена дезертиров, что сбежали к римлянам с гуннской территории, с исписанного листа. Альтхейм подчеркивает что прочитанная письменность определенно не была ни греческой ни латынью. Он предполагает что огурская тюркская руническая письменность поздних гуннских булгар, известная по надписям в Болгарии, была занесена в Европу раньше из Центральной Азии гуннами. Дальнейшее возможное доказательство можно найти в сирийской хронике Захарии Митиленского, пишущего что в 507 или 508 году епископ Кардуст из Аррана отправился в землю кавказских гуннов, где провел семь лет. Он вернулся, принеся с собой книги на гуннском языке. [Hyun Jin Kim. The Huns - London-New York: Routledge, 2016 - p.85] 1 Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
Ашина Шэни Опубликовано 21 февраля, 2017 Автор Поделиться Опубликовано 21 февраля, 2017 ПРАВЯЩАЯ СЕМЬЯ И СИСТЕМА НАСЛЕДОВАНИЯ ГУННОВ К 420-м власть над Гуннской империей оказалась в руках двух братьев, Руги (иногда также называемого Руа или готифицированным именем Ругила), верховного короля что управлял на востоке, и Октара, его брата, который кажется действовал как наместник на западе. Было еще два брата: Мундзук, бывший отцом Бледы и Аттилы, и некий Оебарсий (бывший в большой чести и позже сидевший на том же ложе что и Аттила на королевских пирах). С учетом того что сыновья Мундзука, два племянника Руги и Октара, наследовали своим дядям и сам Мундзук не фигурировал как собственно король в римских источниках, можно заключить что Мундзук был старшим из четырех братьев, умерший до смерти предыдущего верховного короля гуннов (видимо отец или дядя четырех братьев). В степях старейший живущий мужчина имперского клана обычно обладал высшим правом на трон империи вне зависимости от того был ли у только что умершего правителя сын или нет. Значит Бледа и Аттила, хотя и были племянниками а не сыновьями двух предыдущих правителей, Руги и Октара, тем не менее наследовали трон империи гуннов, наиболее вероятно по принципу старшинства и также в связи с отказом их дяди Оебарсия (видимо младшего из четырех братьев) от власти. [Hyun Jin Kim. The Huns - London-New York: Routledge, 2016 - p.80] Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
Ашина Шэни Опубликовано 21 февраля, 2017 Автор Поделиться Опубликовано 21 февраля, 2017 ГИБЕЛЬ ОКТАРА И ГУННСКАЯ МЕСТЬ БУРГУНДЦАМ Хюн Джин Ким В правление Руги и Октара гуннская экспансия продолжалась без помех. В 430 году Октар вел кампанию с силой в 10,000 человек на далеком западе гуннских владений чуть к востоку от Рейна, когда он натолкнулся на группу бродивших бургундцев числом в 3,000, согласно церковному историку Сократу. Следующее свидетельство Сократа, воспринимаемое многими специалистами как просто сказочное и совершенно неисторическое, рассказывает как Октар, чрезвычайно любивший поесть, “лопнул” ночью и умер постыдной смертью. Это привело гуннов в замешательство и бургундцы использовали этот хаос в гуннском лагере чтобы полностью разбить гуннов. Поскольку Сократ объясняет эту бургундскую победу вмешательством христианского Бога , довольного обращением бургундцев в христианство перед лицом гуннской опасности, ученые предпочитали отрицать историческую основу этого рассказа. Однако есть основания воспринимать эту историю более серьезно. После этого события бургундцы стали особенно впечатляющей и серьезной угрозой безопасности римской Галлии. Неожиданное возрастание бургундской силы может быть в определенной степени объяснено их неожиданной победой над гуннами, что стало причиной гибели одного из основных королей гуннов. Это дало бургундцам небывалый престиж среди германских племен на западе и могло убедить многих присоединиться к бургундской конфедерации. Что бургундцы покрыли гуннов определенным позором можно также предположить судя по особо серьезным наказаниям бургундцев, побежденных гуннами позже в 437 году. Проспер, римский хронист 5 века, говорит нам что гунны в союзе с Аэцием уничтожили бургундцев в тот год. Согласно отчету 20,000 бургундцев были вырезаны гуннами, а бургундский король Гундахар разделил участь своего народа. Аттила, бывший в то время уже королем западной части Гуннской империи как наместник его восточного повелителя, верховного короля Бледы, видимо играл важную роль в искоренении бургундцев. Он основной персонаж, ответственный за исчезновение бургундцев, в поздней германской саге о Нибелунгах, где он фигурирует как Этцель. [Hyun Jin Kim. The Huns - London-New York: Routledge, 2016 - p.80-81] Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
Ашина Шэни Опубликовано 21 февраля, 2017 Автор Поделиться Опубликовано 21 февраля, 2017 АРЕАЛ ГУННСКОЙ ИМПЕРИИ ПО ДАННЫМ АРХЕОЛОГИИ Что гунны контролировали территорию по меньшей мере вплоть до региона Волги подтверждается археологией через обнаружение гуннских котоов вдоль реки Камы и дарами мехом Аттилы прибывающим послам. Это видимо значит что гуннская данническая система проникла даже вглубь лесного региона западной России за причерноморскими степями. Наличие гуннских знатных гробниц, видимых по отличительным гуннским артефактам таким как золотой лук (инсигнии ранга среди гуннов), датируемых ранним 5 веком, на огромном пространстве от Рейна до земель к востоку от Днепра предоставляет археологические свидетельства гуннской имперской власти над большей частью Центральной и Восточной Европы. [Hyun Jin Kim. The Huns - London-New York: Routledge, 2016 - p.83] 1 Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
Ашина Шэни Опубликовано 21 февраля, 2017 Автор Поделиться Опубликовано 21 февраля, 2017 РЕШАЮЩАЯ РОЛЬ ГУННОВ В ГИБЕЛИ РИМСКОЙ ИМПЕРИИ (original) Naturally in any disaster that involves a collapse of such magnitude as the fall of the Western Empire, a multiplicity of causes is likely to have contributed to the final outcome. The most significant internal cause, among the many that are suggested and which seems somewhat reasonable compared to the rest, may perhaps have been the growth in power of the provincial landowning elite, who by the constraints they could have imposed on the availability of manpower and taxable land (especially in the Western Empire, argues Jones) might have in some way hindered the empire’s efforts to militarily and economically manage the barbarian problem in the fifth century. However, even if this was the case, it is doubtful whether such internal deficiencies were powerful enough to radically alter the political map of the Roman world. These were problems accentuated by external pressures and which exacerbated the difficulties facing the empire. If there were no Hunnic pressure in the east, the Visigoths, Vandals, Alans and Suebi would never have entered the empire in the first place and even if they somehow had, it is inconceivable that the empire could not have managed to eventually destroy the Visigoths and the Vandals. Even as late as the sixth century AD Justinian , with only half of the empire intact (the Western Empire having disappeared completely), could still destroy long-established barbarian states such as the Vandal kingdom in North Africa and the Ostrogoths in Italy. He even recovered parts of Spain from the Visigoths. With the Western Empire still intact the job would have been infinitely easier to accomplish and although the two halves of the empire were more or less separate states in reality by the fifth century AD , the notion/ideal of a single Roman Empire lingered and precipitated periodic Eastern support and substantial military aid to the West to punish barbarian incursions and seizures of Roman territory. Without further Hunnic interventions in Roman affairs, the barbarians in the West would have been either exterminated or pacified by superior Roman economic and military resources and these incursions would have been remembered in the same manner as those of the earlier third century, a devastating barbarian disturbance extinguished with some difficulty and great loss of life by imperial troops, and nothing more. Естественно в любой катастрофе, приводящей к гибели такого масштаба как падение Западной Империи, множество причин вероятно привело к конечному результату. Наиболее важной внутренней причиной, среди многих что предложены и которая кажется наиболее разумной по сравнению с другими, вероятно является возрастание власти провинциальной землевладельческой элиты, которая своим бременем, способным ослабить доступность людских ресурсов и облагаемых земель, могла в каком то плане воспрепятствовать попыткам империи военным и экономическим образом разобраться с варварской проблемой в 5 веке. Однако, даже если это и было причиной, сомнительно что подобные внутренние проблемы были достаточно сильными чтобы радикально изменить политическую карту римского мира. То были проблемы акцентированные внешним давлением и усугубившие трудности, стоявшие на пути империи. Если бы не было гуннского давления на востоке, то вестготы, вандалы, аланы и свевы вообще не смогли бы проникнуть в империю в первую очередь и даже если и сумели бы, сложно представить что империя не сумела бы в итоге разделаться с вестготами и вандалами. Даже в 6 веке Юстиниан, с лишь половиной империи в целости, сумел уничтожить давно устоявшиеся варварские государства такие как Вандальское королевство в северной Африке и остроготов в Италии. Он даже отбил часть Испании у вестготов. Если бы Западная империя еще существовала, дело был бы куда более достижимым и хотя две половины империи были по сути более менее отдельными государствами к 5 веку, идея единой Римской империи продлевала и ускоряла периодическую Восточную помощь и существенную военную поддержку Западу в ответ на варварские вторжения и захваты римских территорий. Без дальнейших гуннских вмешательств в римские дела варваров на западе уничтожили бы или умиротворили, пользуясь превосходящими римскими экономическими и военными ресурсами, а эти вторжения помнили бы так же как и таковые в 3 веке - опустошительные варварские нападения, отбитые с некоторым трудом, и не более. Австралийский историк античности Хюн Джин Ким [Hyun Jin Kim. The Huns, Rome and the Birth of Europe - Cambridge University Press, 2013 - p.55-56] Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
Ашина Шэни Опубликовано 21 февраля, 2017 Автор Поделиться Опубликовано 21 февраля, 2017 МИФ ОБ УПАДКЕ РИМСКОЙ ИМПЕРИИ НА МОМЕНТ ВТОРЖЕНИЯ ГУННОВ Хюн Джин Ким, доктор исторических наук университет Мельбурна Пропагандированный поколениями историков миф об упадке Римской империи со 2 века, особенно в плане военной силы, ныне в значительной степени опровержен в свете значительных данных по 4 и 5 векам, которые показывают живучесть римского государства, особенно его восточной части. Недавние исследования по поздней Римской империи справедливо подчеркивают силу римского государства и его армий лицом к лицу с их непосредственными соседями, германскими племенами, которые, несмотря на их значительные военные силы, в связи с их неспособностью развить более централизованные формы политического контроля, в 4 веке все еще не могли представлять серьезной угрозы для римлян (Heather. The Fall of the Roman Empire: A New History of Rome and the Barbarians. 2006. P.62, 98; Halsall. Barbarian Migrations and the Roman West. 2007. P. 144–7). Римская империя 4 века была настолько же впечатляюща и внушительна, насколько могла быть таковой в более ранний период истории. В плане административной организации, бюрократии и управления военными ресурсами, Империя 4 века была более сложной и потенциально более эффективной чем раньше. Питер Хизер настаивает на возрастании римской военной силы как минимум на треть в период с позднего 3 до середины 4 века, от около 300 тысяч человек до где-то между 400 и 600 тысяч человек (Heather (2006), 63–4; см. также Wickham. The Inheritance of Rome: A History of Europe from 400 to 1000. 2009. P. 9). Эта оценка подкрепляется античными источниками. Иоанн Лидиец дает цифру в общей сложности 389704 человек в армии при Диоклетиане и 45562 во флоте. Агафий дает видимо завышенное число 645000. Числа эти могут быть несколько завышены. Однако нет сомнения в том что армия действительна выросла в размере. По этой причине ученые ныне настаивают на том что 4 век вообще говоря мог являться апогеем римского имперского владычества (Halsall (2007), 74–7). Как указывает Мэтьюс, имперское правительство середины 4 века не имело равных во всей греко-римской истории по масштабу и сложности организации (Matthews. The Roman Empire of Ammianus. 1989.P. 253). Кэлли также отмечает значительный переход от "мягкого" к "жесткому" правительству, что привело к несравненной централизации имперского правительства, бывшего более эффективным и навязчивым (Kelly. Ruling the Later Roman Empire. 2004. P.1, 7, 192–3). Экспансия бюрократии и административная реорганизация очевидно означали большее число налогов, и некоторые современные историки предположили (на базе современной политической идеологии нежели строгого исследования тогдашних условий) что внешне впечатляющая административная организация на самом деле была первопричиной внутреннего разложения, упадка населения и даже военного коллапса. Однако на самом деле произошло противоположное. 4 и 5 века в действительности стали свидетелями роста населения империи (особенно на востоке), а сельская экономика процветала в то время, особенно в восточной половине Римской империи (Cameron. The Mediterranean World in Late Antiquity, AD 395–600. 1993. P.84, 94, 99, 103). Нет никаких оснований ассоциировать более эффективный контроль над ресурсами с "упадком" и "разложением". Централизация имперской власти и большее влияние правительства на самом деле отнюдь не привели к военному упадку, а способствовали возрождению римского военного могущества. Под властью Диоклетиана и его наследников в начале 4 века число легионов в римской армии в сравнении с армиями 3 века под командованием Северских императоров выросло с 33 до 67. В одних восточных провинциях было 28 легионов, 70 кавалерийских единиц, 54 дополнительных алов и 54 когорты. Число пехоты в легионах уменьшилось, а кавалерийское крыло имперских армий, критически важное для противостояния более мобильным врагам Рима в 4 веке, значительно выросло. Это позволило империи создать очень подвижные полевые армии, которые впервые оказались под командованием опытных, профессиональных солдат, подлинно значительное улучшение по сравнению с теми днями ранней империи, когда командиры полков и генералы армий были по большей части гражданские лица, обладавшие временными полномочиями и бывшие по сути любителями, редко обладавшими достаточным военным опытом. Значительная часть лучших войск империи постепенно становилась германской или аланской по происхождению. Однако нет ничего в истории 4 и 5 веков что могло бы заставить нас поверить что эти ассимилированные варвары не были верными римскими солдатами. В действительности, история фиксирует что они часто были самыми эффективными и преданными из имперских войск. Рим в 4 веке все еще оставался самой мощной военной силой в западной Евразии. Единственным достойным соперником Рима была Сасанидская Персидская империя на востоке, которая к 4 веку была по большей части сдерживаема. Геополитическая реальность до 370х годов благоприятствовала Риму. До появления гуннов все свидетельства 4 века, как исторические так и археологические, указывают на видимость дальнейшего римского имперского владычества даже при периодических варварских беспокойствах на границах империи. [Hyun Jin Kim. The Huns - London-New York: Routledge, 2016 - p.75-76] (original) The myth propagated by generations of historians about the decline of the Roman Empire, especially in terms of military power since the second century AD (most famously by Gibbon), has now largely been proved false in the light of overwhelming evidence from the fourth and fifth centuries AD, which shows the vitality of the Roman state, particularly its eastern half. Recent scholarship on the Late Roman Empire has rightly emphasized the strength of the Roman state and its armies vis-a-vis their immediate neighbours the Germanic tribes, who despite their significant military prowess, due to their inability to develop more centralized forms of poltical control, could still not in the fourth century AD seriously pose a mortal threat to the Romans (Heather (2006), 62, 98; Halsall (2007), 144–7). The Roman Empire of the fourth century AD was as impressive and as imposing as it had ever been in its earlier history. In terms of administrative organization, bureaucracy and management of military resources, the Empire of the fourth century AD was more sophisticated and arguably more efficient than it had been before. Peter Heather argues for a minimum of an increase by a third of Roman military manpower in the late third to mid fourth century AD, from ca. 300,000 men to anywhere between 400,000 to 600,000 men (Heather (2006), 63–4; See also Wickham (2009), 9). This estimate is corroborated by ancient sources. John Lydus gives a total of 389,704 men in the army under Diocletian and 45,562 in the navy. Agathias gives the probably exaggerated number of 645,000. These numbers could well be slightly exaggerated. However, there seems to be no doubt that the army had increased in size. Scholars therefore now argue that the fourth century AD may well have marked the highpoint of Roman imperial rule (Halsall (2007), 74–7). As Matthews points out, the imperial government of mid fourth century AD was unmatched in all of Greco-Roman history in its scale and complexity of organization (Matthews (1989), 253). Kelly notes also that there was a noticeable transition from ‘soft' to 'hard' government which brought about an unparalleled centralization of the imperial government which was both more effective and intrusive (Kelly (2004), 1, 7, 192–3). The expansion of bureaucracy and administrative reorganization obviously meant more taxes, and some modem historians have speculated (on the basis of modem political ideology rather than strict observation of contemporary conditions) that the outwardly impressive administrative reorganizations were actually the root causes of internal decay, population decline and even military collapse. However, the opposite was in fact the case. The fourth and fifth centuries AD actually saw the population of the empire increasing (especially in the east) and the rural economy was flourishing at the same time, particularly in the eastern half of the Roman Empire (Cameron. The Mediterranean World in Late Antiquity, AD 395–600. 1993. P. 84, 94, 99, 103). There is no reason whatsoever to associate more effective control over resources with 'decline' and 'decay’. The centralization of imperial authority and greater government intrusion actually, far from bringmg about military decline, was instrumental in the revival of Roman muitary strength. Under Dİocletİan and his successors in the early fourth century AD the number of legions in the Roman army compared to the third century armies under the Severan emperors increased exponentially from 33 to over 67. In the eastern provinces alone there were 28 legions, 70 cavalry units, 54 аuxilarу alae and 54 cohorts. The number of infantry in the legions was reduced and the cavalry wing of the imperial armies, critical to coping with Rome s more mobile enemies in the fourth century, was significantly augmented. This allowed the empire to build up highly mobile field armies that were for the first time commanded by experienced, professional soldiers, a truly significant improvement from the days of the early empire when commanders of regiments and generals of armies had been for the most part actually civilians holding temporary commissions and who were in reality amateurs who rarely had enough military experience. A significant portion of the empire s best troops was progressively becoming Germanic or Alan in origin. However, there is nothing in the history of the fourth and fifth centuries AD that could lead us to believe that these naturalized barbarians' were anything but very loyal Roman soldiers. If anything, historу attests that they were often the most effective and devoted of the imperial troops. Rome in the fourth century AD was still by far the most formidable military power in Western Eurasia. Rome s only real comparable opponent was the Sassanian Persian Empire to the east who by the fourth century had largely been contained. The geopolitical reality until the 370s AD favoured Rome. Before the appearance of the Huns all evidence from the fourth century, both historical and archaeological, points to the likelihood of a lasting continuation of Roman imperial rule even with the occasional barbarian disturbance on the empire's fringes. Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
Ашина Шэни Опубликовано 21 февраля, 2017 Автор Поделиться Опубликовано 21 февраля, 2017 МОГЛИ ЛИ ГЕРМАНЦЫ ПОБЕДИТЬ РИМ БЕЗ ГУННСКОГО УЧАСТИЯ? Хюн Джин Ким Хизер подчеркивает политический прогресс, достигнутый германскими племенами, и настаивает на том что они развились до более крепкой социополитической структуры через то что он называет экономической революцией 3 и 4 веков среди них. Определенно среди вестготов и аллеманов были верховные короли и другие шаткие формы власти. Однако также заметно что по сути та же форма шаткой племенной организации с нестабильной королевской властью, что и в 1 и 2 веках, все еще превалировала среди германских племен большей части Германии в 3 и 4 веках. Нет доказательств что вестготские, франкские и алеманнские конфедерации 4 века хоть в чем то значительно отличались в их организации и политической структуре от этих же конфедераций предыдущего 3 века. Также нет возможности убедительно доказать что более интенсивное взаимодействие с римлянами в течение менее ста лет сделало перенимавших римскую культуру германцев более опасными для Рима. Если бы это было правдой, то как тогда объяснить что визиготы и вандалы, бывшие восточными племенами, среди германских племен наиболее далекими от римского влияния и с кратчайшим периодом взаимодействия с римской цивилизацией, оказались самыми грозными и упорными врагами римлян среди германских племен 4 и 5 веков и следовательно были наиболее организованными? Даже они к концу 4 века не могли претендовать на лучшую организацию и большую степень государственности чем искусно организованные царские скифы почти семь веков ранее или даже более недавнее Дакийское королевство, уничтоженное Траяном в 106. Это правда что германские банды кажется удерживают свое единство дольше в 4 веке по сравнению с 2 и даже 3, и это может, как пытается доказать Хизер, указывать на растущую силу сильного аристократического элемента среди германских племен в 4 веке, чье влияние внесло больше спаянности в некогда хаотично организованные банды. Но спорно то что этот уровень сплоченности и возможности лучшие социально-экономические условия могли сделать германские племена достаточно мощными чтобы одолеть римлян. Кроме готов, которые, как мы увидим позже, были усилены степными элементами и также вандалов (схожим образом ведомых степными аланами) ни одна из германских племенных конфедераций 4 века производила какое либо значимое впечатление на римскую оборону и это определенно имеет значение. Маркоманы и другие дунайские народы вместе с некоторыми сарматами во 2 веке (Маркоманские и Германские войны 166-168, 169-174, 177-180) могли сдержать на какое то время мощь Римской империи на ее пике и заставить Марка Аврелия провести большую часть его правления на имперских границах. В ходе военного кризиса 3 века, когда римское генералы наступали с все большей частотой на Рим во главе пограничных армий, претендуя на имперский трон, и таким образом оставляли границы беззащитными перед германскими вторжениями, алеманны и готы совершали подвиги дерзких вторжений, равнявшиеся и даже превосходившие достижения их потоков: например вторжение алеманнов и франков 269-270 годов, когда варвары почти достигли Рима, и поразительные морские авантюры готов. Поражение и гибель Валента в битве при Адрианополе, излишне драматизированные и преувеличенные благодаря Аммиану Марцеллину, уже имели прецедент в поражении и гибели Деция от рук готов в 251. Следовательно периодические военные успехи вестготов в 4 веке не могут служить доказательством лучшей организованности по сравнению с третьим веком. [Hyun Jin Kim. The Huns, Rome and the Birth of Europe - Cambridge University Press, 2013 - p.57-58] (original) Heather emphasizes the political progress made by the Germanic tribes and argues that they had developed a more cohesive socio-political structure through what he calls the economic revolution of the third and fourth centuries AD 50 among them. Certainly there were over-kings and other loose forms of hegemony among the Tervingi Goths and the Alamanni. However, it is also notable that essentially the same type of loose tribal organization with unstable kingship as in the first and second centuries AD 51 still prevailed among the Germanic tribes in most of Germania in the third and fourth centuries AD . 52 There is no evidence that the Tervingi Gothic, Frankish 53 and Alamannic confederations 54 of the fourth century differed in any significant way in their organization and political structure from the same confederations in the previous third century. Nor can it be convincingly argued that the greater interaction with the Romans in the space of less than a hundred years made the Germanic recipients of Roman civilization more dangerous to Rome. If that were the case, then how can we explain the fact that the Tervingi Goths and the Vandals, who were all eastern tribes, i.e. furthest away from Roman influence and with the shortest time of exposure to Roman civilization among the Germanic tribes, were the most menacing and persistent opponents to the Romans among the Germanic tribes in the fourth and fifth centuries AD and furthermore were also probably the best organized? 55 Even they in the late fourth century AD could not be said to be much better organized and further along the road to statehood than the elaborately organized Royal Scythians almost seven centuries earlier or even the more recent Dacian kingdom destroyed by Trajan in AD 106. 56 True, Germanic warbands do seem to sustain their unity longer in the fourth century than in the second or even perhaps the third, and this may, as Heather argues, suggest the growing power of a strong aristocratic element among the Germanic tribes in the fourth century whose influence brought about greater cohesiveness in the once chaotically organized warbands. 57 But whether this level of cohesiveness and perhaps better socio-economic conditions rendered the Germanic tribes formidable enough to overwhelm the Romans is highly questionable. Other than the Goths who, as we shall see shortly, were strengthened by steppe elements and also the Vandals (likewise led by the steppe Alans ) none of the Germanic tribal confederacies in the fourth century made any noticeable impression on Roman defences in the fourth century and this is surely significant. The Marcomanni and other Danubian peoples together with some of the Sarmatians in the second century (the Marcomannic and German wars of AD 166–8, 169–74, 177–80) could contain for a while the might of the Roman Empire at its height and force Marcus Aurelius to spend most of his reign along the empire’s borders. In the third-century military crisis, when Roman generals marched with ever-increasing frequency to Rome to claim the imperial title at the head of frontier armies and thereby left the borders undefended to Germanic incursions, the Alamanni and the Goths pulled off feats of daring intrusion that matched and in some cases surpassed the exploits of their later descendants: e.g. the invasion of the Alamanni and the Franks in the year 269–70 when the barbarians almost reached Rome and the extraordinary maritime ventures of the Goths. The defeat and death of Valens at Adrianople, over-dramatized and over-emphasized due to Ammianus , already had a precedent in Decius’ defeat and death at the hands of the Goths in AD 251. The occasional military successes of the Tervingi Goths in the late fourth century AD , then, can hardly be used as evidence for better organization than in the third century. Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
Ашина Шэни Опубликовано 22 февраля, 2017 Автор Поделиться Опубликовано 22 февраля, 2017 ВОЙНЫ ГУННСКОЙ И ВОСТОЧНОЙ РИМСКОЙ ИМПЕРИЙ В 440-Х Хюн Джин Ким В 441 году мир между Восточной Римской империей и Гуннской империей, державшийся со смерти Руги в 434, был прекращен. Два гуннских короля вторглись в балканские территории римлян, а сасанидские персы одновременно атаковали римлян с востока, запланированно или по совпадению ли трудно определить. Это нападение было последним персидским посягательством на римские территории в 5 веке, так как персам приходилось разбираться с собственной угрозой белых гуннов на востоке. Они больше не были в состоянии каким либо образом угрожать римлянам. Чтобы дать отпор гуннской армии, вторгшейся в империю с севера, римляне отозвали армию генерала Ареобинда, отправленную против короля Гейзериха и его вандалов, для защиты Константинополя. К концу 442 война завершилась и римляне разрешили конфликт, согласившись платить более высокую дань гуннам. Заняв трон верховного правителя, Аттила возобновил войну с римлянами в 447. В этот раз война была относительно справедливой, так как ни та ни другая империя не были отягощены вторым фронтом. Наши источники свидетельствуют что эта война была гораздо масштабнее предыдущей в 441-442. В течение года все римские силы на Балканах были попросту снесены. Восточная римская полевая армия в полной силе сразилась с гуннами и была систематически уничтожена. Аттила, уничтожив римскую армию под командованием гота Арнегискла на реке Утус и разграбив их операционную базу, Маркианополь, затем окружил и уничтожил последнюю полевую армию, непосредственно доступную Восточной Римской империи (видимо пол командованием генералов Аспара и Ареобинда, так как Арнегискл погиб в битве при Утусе), у Херсонеса (Галлипольсаий полуостров). Феофан сообщает что все три генерала потерпели тяжелое поражение, и Аттила дошел до обоих морей, Черного и Геллеспонта, заставив восточного римского императора Феодосия II принять его условия. Галльская хроника 452 года сообщает что гунны захватили около 70 гоородов на Балканах. Все города во Фракии были захвачены и разграблены, за исключением Адрианополя и Гераклеи, а сам Константинополь оказался под серьезной угрозой. За этим бедствием последовали гуннский рейды вглубь Греции вплоть до Фермопил. Поражения, понесенные Восточной Римской империей, были настолько серьезными, что опустошенные Балканы оказались фактически безззащитными перед лицом бродячих групп варваров вплоть до конца 5 века. [Hyun Jin Kim. The Huns - London-New York: Routledge, 2016 - p.91-92] Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
Ашина Шэни Опубликовано 22 февраля, 2017 Автор Поделиться Опубликовано 22 февраля, 2017 БИТВА НА КАТАЛУНСКИХ ПОЛЯХ - КТО ЖЕ ПОБЕДИЛ? Хюн Джин Ким Ключевым последствием Каталунского сражения было фактическое уничтожение того что осталось от западной римской военной системы. Вне зависимости от того как оценивать результаты битвы, сложно игнорировать тот факт что после сражения Западная Римская армия больше не являлась имперской армией римских отрядов (некоторые конечно уже были иностранного происхождения, тем не менее они были полностью интегрированы в римскую военную систему). Отныне она скатилась до уровня наемных сил, командуемых явно не-романизированными, неинтегрированными варварскими королями/вождями и их свитой, которые никоим образом не были полностью или даже частично зависимы от имперского правительства и римского государства. Мнения по поводу того кто же выиграл битву разделены: большинство историков выступают за римско-визиготскую победу, Гоффарт (1988) и Вернадский (1951) предположили что сражение на Каталунских полях было в военном плане неопределенным, и меньшинство высказалось за победу гуннов. Что заметно в крайне ненадежном рассказе Иордана так это то что заслуга "победы" над гуннами практически полностью присвоена визиготам, в то время как западные римляне под командованием Аэция, бывшие главной целью кампании гуннов, и аланы, которые по сути сразились с самой мощной частью армии Аттилы в центре поля битвы, практически не удостоены никакого внимания в тексте о сражении. Единственные бесспорные факты которые можно извлечь из свидетельства Иордана это гибель Теодориха, короля вестготов, в начале сражения и уход вестготов из-за этого в их базу в Тулузе, оставивший поле битвы в распоряжении гуннов. Очевидно что эти факты явно не способствуют рассказу о блестящей победе вестготов. В древности гибель командующего генерала обычно означала поражение его армии, а на победу претендовала сторона, остававшаяся во владении полем битвы после сражения, в данном случае гунны. Иордан, пытаясь обойти эти неудобные детали, объясняет стремительный уход вестготов после сражения беспокойством Торисмуда (нового короля вестготов после смерти Теодориха) по поводу его наследства в Тулузе и махинациями хитрого Аэция, который убедил Торисмуда позволить гуннам вернуться домой нетронутыми, так как терпь он боялся возросшей силы вестготов и нуждался в гуннах как противовесе. Эта версия событий однако определенно продукт литературного приукрашивания, добавленного к рассказк о битве Кассиодором или самим Иорданом, чтобы сделать из Аэция нового хитрого Фемистокла (герой греческого сопротивления в годы персидских войн 5 века до н.э., чьи деяния записаны в Истории греческого историка Геродота). Любопытно что в рассказе Иордана мы обнаруживаем странную ситуацию когда и Торисмуд, и Аэций потеряли контроль над собственными армиями в ходе сражения. Согласно Иордану два командира били гуннов в течение дня и это заставило Аттилу в отчаянии укрыться за защитным кольцом из телег. Иордан затем дает известный эпизод где Аттила раздумывает о самоубийстве с помощью самосожжения на стопке их конских седел. Однако, противоположно этой картине римско-готского триумфа мы видим как Аэция, так и Торисмуда оторванными от их соответствующих командований. Торисмуд каким-то необъяснимым образом оказывается среди гуннов в ночь после битвы. Его почти убивают и стаскивают с коня гунны до того как его спасли подчиненные. Аэций также оказывается оторванным от собственных людей посреди ночи и бродит среди врагов, пока не находит убежище в вестготском лагере. Он опасался, соглансо самому Иордану, что произошла катастрофа. Если бы день завершился римско-визиготской победой, как настаивает Иордан, трудно понять каким образом оба союзных командира могли одновременно потерять контроль над своими армиями и оказаться посреди гуннов. Очевидно что эти детали, находимые нами у Иордана, явно описывают не ситуацию в уоторой готы и римляне гнались за побежденными гуннами к их лагерю, а наоборот: гунны гнались за поверженными союзниками к римскому лагерю. Видимо в ходе этой погони и Аэций и Торисмуд оказались отделены от их соремительно разваливавшихся армий. Что это реальность подтверждает любопытная информация у Иордана что гунны, после их так называемого "поражения", не смогли приблизиться к римскому лагерю из-за града стрел со стороны римлян. После битвы лагерь оказавшийся под осадой был не гуннский, а римский. Кто действительно оказался победителем догадаться нетрудно. Анализ этого сражения подтверждается тем фактом что вестготы, как упрмянуто ранее, отступили в Тулузу незамедлительно после сражения, а Аэций как верховный главнокомандующий отослал своих франских союзников. Проспер Аквитанский, современный событиям источник, предоставляет наиболее ясное видение того как римляне оценивали результат победы. Проспер пишет что жертвы были бесчисленны - так как ни одна сторона не уступала - и "похоже что гунны были повержены в сражении потому что те среди них кто выжил потеряли вкус к сражегию и вернулись домой". Иными словами, римляне претендовали на победу, не потому что результат был обязательно в их пользу, но потому что основная гуннская армия вернулась домой, прекратив дальнейшее продвижение в Галлию. Это было интерпретировано как победа и Аэцию с визиготами была приписана заслуга в остановлении гуннов. Однако, как было подмечено ранее, гунны не начали свой поход на восток в родные земли из-за результатов Каталунской битвы. После долгой, изнурительной осады Орлеана, провалившейся из-за стойкости аланского споротивления, и в остальном в значительной степени выполнения своих изначальных целей, а именно завоевания франков (хотя избегание Аэцием битвы с ним вплоть до того момента лишало его решительной встречи которой он так хотел) Аттила уже уходил на восток, когда Аэций и вестготы неожиданно начали преследование. Очеивдно римляне восприняли гуннское отступление как шанс для контратаки и ухватились за возможность ударить по уходившим гуннам. Интересно то что степные армии в течение истории использовали тактику ожного отсутпления чтобы обмануть настороженного противника, нетрешающегося бросить войска в бой, и застыаить его атаковать. Каталунская битва таким образом может быть результатом ложного отсутпления гуннов чтобы втянуть римлян в решающее сражение или преследованием гуннской армии, уже возвращавшейся в Венгрию к зимним базам, союзниками под командовнаием Аэция. Значит, возвращение основной гуннской армии в регион Дуная никоим образом не являлось результатом военного поражения. Основная часть гуннов по обычаю просто вернулась в их базу прсле успешного завершения сезона кампании. Мы видим те же действия а кампании Аттилы против восточных римлян в 447 и позже в итальянской кампании 452, когда он ушел из Италии, не взяв ни Равенну ни Рим, бывшие беззащитными пред его армией. Более того, гунны на самом деле не ушли в полном составе из Галлии после битвы на Каталунских полях. Иордан дает рассказ, в котором вестготы отбивают второе гуннское вторжение после Каталунской битвы и гуннского вторжения в Италию 452 года. Историки отмечают что с военной точки зрения это крайне сомнительно, так как два вторжения из Венгрии в тот же год вряд ли исполнимы. Очевидно что силы, атаковавшие вестготов и алан в центральной Галлии, не могли быть основными силами гуннов, вторгшимися в Италию в тот же год. То был контингент гуннов, оставленный в Галии чтобы разобраться с ситуацией после ухода основных гуннских сил в 451. Тот факт что битва имеет место в регионе Луары западнее Каталунских полей снова указывает на тот факт что битва на Каталунских полях закончилась гуннской победой, что позволила гуннским силам проникнуть дальше на запад в следующем году. [Hyun Jin Kim. The Huns - London-New York: Routledge, 2016 - p.97-101] (original) The most pertinent consequence of the battle was the virtual annihilation of what was left of the Western Roman military establishment. Regardless of how one sees the results of the battle, it is difficult to ignore the fact that after this battle the Western Roman army is not an imperial army of Roman troops (some of course ab-eady of foreign origin, but nonetheless fully integrated into the Roman military system). Henceforth it devolved into hired mercenary forces commanded by clearly un-Romanized, unintegrated barbarian kings/chiefs and their retinues who were in no way completely dependent on or even remotely loyal to the imperial government and the Roman state. Opinion on who actually won the battle is divided among scholars with most advocating a Roman-Visigothic victory, Goffart (1988) and Vernadsky (1951) suggesting that the battle of Chalons was militarily indecisive, and a minority favouring a Hunnic victory. What is noteworthy in Jordanes' highly unreliable account is that the credit for the 'victory' over the Huns is given almost solely to the Visigoths whue the Western Romans under Aetius, who were the main target of the Hun expedition, and the Alans who actually fought the most formidable Hunnic contingent within Attila's army in the centre of the battlefield, receive scarcely any attention at all in the battle narrative. The only undisputed facts that can be gleaned from Jordanes' account is that Theodorid the king of the Visigoths was slain at the beginning of the battle24 and that the Visigoths retreated after the battle to their homebase in Toulouse, leaving the battlefield in the possession of the Huns. Quite obviously these facts do not appear to fit the narrative of a glorious Visigothic victory. In antiquity the death of the commanding general usually meant defeat for the army concerned and victory was always claimed by the side in possession of the battlefield after the battle, in this case the Huns. Jordanes in order to skirt around these awkward details attributes the hasty withdrawal of the Visigoths after the battle to Thorismud s (the new Visigothic king after the death of Theoderid) anxiety over his inheritance in Toulouse and the machinations of the crafty Aetius who persuaded Thorismud to let the Huns return home unmolested because he now feared the overwhelming power of the Visigoths and needed the Huns as a counterweight. This version of events, however, is quite clearly a product of literary embellishment added to the battle narrative either by Cassiodorus or Jordanes himself to make Aetius the new crafty Themistocles (the hero of the Greek resistance during the Persian Wars of the fifth century ВС, whose exploits are recorded in the Histories of the Greek historian Herodotus). Interestingly we discover in Jordanes' narrative the curious situation of both Thorismud (Gothic commander after the death of Theodorid, his father) and Aetius losing track of their armies during the battle. According to Jordanes the two commanders had routed the Huns during the day and this forced Attila to withdraw behind the protective ring of his wagon train in desperation. Jordanes then famously makes Attua contemplate suicide via self-immolation on a pue of horse saddles. However, contrary to this image of Roman-Gothic triumph we see both Aetius and Thorismud becommg separated from their respective commands. Thorismud somewhat inexplicably ends up among the Huns during the night after the battle. He is almost killed and dragged from his horse by the Huns before being rescued by his followers. Aetius also finds himself separated from his men in the confusion of night and wanders about in the midst of the enemy (i.e. Huns, noctis confusione divisus cum inter hostes medius vagaretur), until he finds refuge in the Visigothic camp. He feared, according to Jordanes himself, that a disaster had happened. If the day had ended in a Roman-Visigoth victory, as Jordanes msists, it is difficult to understand how both allied commanders could have simultaneously lost track of their armies and ended up among the Huns. It is clear that these details we find in Jordanes more properly describe not a situation in which the Goths and the Romans are chasing the routed Huns into their camp, but rather the Huns chasing the fugitive allies who had been defeated into the Roman camp. It was presumably during this rout that both Aetius and Thorismud became separated from their rapidly disintegratmg armies. That this is actually the real picture is confirmed by the rather curious piece of information in Jordanes that the Huns, after their supposed 'defeat', were unable to approach the Roman camp because of the hail of arrows from the Romans. After the battle the camp that experienced a siege was not the Hunnic camp, but the Roman one. Who the victors actually were can easily be guessed. This analysis of the battle is supported by the fact that the Visigoths, as mentioned earlier, retreat to Toulouse immediately after the battle and Aetius the overall commander sends away his Frankish allies. Prosper of Aquitaine, a contemporary source, provides us with the clearest insight into how the Romans assessed the outcome of the battle. Prosper records that the slaughter was incalculable - for neither side gave way - and if appears that the Huns were defeated in this battle because those among them that survived lost their taste for fighting and turned back home'. In other words the Romans claimed victory, not because the outcome necessarily favoured them, but because the main Hunnic army returned home without advancing further into Gaul. This was interpreted as a victory and Aetius and the Visigoths were credited with having stopped' the Huns. However, as already noted earlier the Huns did not commence their march eastward to their home territory due to the results of the battle of Chalons. After a long, drawn out siege at Orleans that failed due to the tenacity of Alan resistance and otherwise having largely fulfilled his initial objectives, that is the conquest of the Franks, (although the reluctance of Aetius to engage him in battle until that point had deprived him of the decisive encounter he had wanted) Attila was already withdrawing east when Aetius and the Visigoths suddenly gave chase. Quite obviously the Romans must have interpreted the Hurmic withdrawal as an opportunity for a counter-attack and they leapt at the chance to hit the retreating Huns. What is interesting is that steppe armies throughout history employed the tactic of the feigned retreat to deceive a cautious enemy, reluctant to commit troops to battle, into attacking. The battle of Chalons could therefore either be the result of a feigned retreat (typical steppe strategy) by the Huns in order to draw the evasive Romans into a decisive battle or a pursuit by the allied army under Aetius of the Hunnic army already returning to winter bases in Hungary. Therefore, the return of the main Hunnic army to the Danubian region was by no means the result of a military defeat. The main body of the Huns, as was their standard practice, simply returned to their home base after the successful conclusion of the campaigning season. We see this pattern also m Attüa's campaign against the Eastern Romans т 447 AD and again in the following Italian campaign of 452 AD, when he withdrew from Italy without taking either Ravenna or Rome, which lay defenceless before his army. Furthermore, the Huns did not in fact completely withdraw from Gaul after Chalons. Jordanes records a story about the Visigoths beating off a second Hunnic invasion, after Chalons and the Hunnic invasion of Italy in 452 AD (Getica 43.2268). Historians have pointed out that from a military point of view this is highly implausible, since two invasions from Hungary in the same year are not likely to be feasible. It is clear then that this force that attacked the Visigoths and Alans in central Gaul cannot be the main Hunnic force that invaded Italy in that same year. They were a contingent of Huns left behind in Gaul to mop up the situation after the departure of the main Hunnic force in 451 AD. The fact that the battle takes place in the Loire region further west than Chalons is again indicative of the fact that the battle of Chalons had ended in a Hunnic victory which allowed this Hunnic force to penetrate further west in the following year. 1 Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
Ашина Шэни Опубликовано 23 февраля, 2017 Автор Поделиться Опубликовано 23 февраля, 2017 ТРИУМФ АТТИЛЫ В ИТАЛИИ И МИФ О ПОБЕДЕ МАРКИАНА Хюн Джин Ким Когда в 452 году Аттила вторгся в Италию, Аэций не сумел оказать ему никакого сопротивления. Галльская хроника 452 года сообщает что сопротивление гуннам полностью провалилось и Аэций навсегда потерял своих автокритов. На деле Аэций советовал императору просто покинуть Италию чтобы избежать гуннского меча. Хроника Идация, едва надежная, сообщает что Маркиан, восточный римский император, отправил подкрепления на помощь Аэцию и вылумывает приятную сказку что гуннов скосили мор и армия Маркиана: missis per Marcian um principem Aetio duce caeduntur auxiliis pariterque in sedibus suis et caelestibus plagis et per Marciani subiuguntur exercitum. В пасаже Илаций похоже даже намекает на восточное римское вторжение восточной римской армии Маркиана в гуннские земли к северу от Дуная (если sedibus suis означает родные гуннские земли к северу от Дуная) в 452 году. Это конечно не может быть правдой так как прежняя восточная римская территория к югу от Дуная все еще была вне контроля восточного римского правительства позже в середине 450х. Регион был под контролем гуннов и их подданных, что передвинулись в регион после или более вероятно до расторжения договора, заключенного Аттилой и римскими послами Анатолием и Номом, императором Маркианом в 450 году. Идаций лишь предавался желанным мыслям, ведь больше нет свидетельств какого-либо римского сопротивления в Италии. Проспер дает совершенно другую картину о том что действительно произошло в 442 году. Он отмечает что император, сенат и народ Рима не могли представить другого способа спасения кроме как подчиниься и платить дань гуннам. Галльские хроники 452 и 511 годов также не говорят ничего о попытках Аэция и Маркиана защитить Италию, которые без сомнения были ничтожны. Нет никаких свидетельств о победах, одержанных римлянами в открытом бою над гуннами. Маркиан видимо заявил о побеле просто потому что гунны в конце сезона кампании по обычаю вернулись к зимним базам в Венгрии, отягощенные награбленным и данью от папы римского. Поскольку принуждение римлян к дани и вассалитету было главной целью гуннского вторжения, можно сказать что кампания была по большей части успешной для Аттилы и его гуннов. Действительно, Приск, практически всегда более надежный чем другие тогдашние источники когда речь заходит о гуннах, суммирует события 452 года соедующим образом: пооаботив Италию, Аттила вернулся в свои земли. Ни намека на какое либо поражение или военный провал гуннов у Приска нет. Более того, противоположно бравадо Идация, согласно Приску, который будучи восточным римлянином очевидно является более надежным источником по делам на востоке, нежели Идаций бывший далеко на западе в Испании, казалось бы победоносный Маркиан страшился близившегося столкновения с гуннами в 453 году. Это явно не соответствует образу триумфатора, каким его стоило бы видеть если свидетельство Идация о многочисленных римских победах было правдой. Как и в случае с его предшественником, императором Феодосием, Маркиан, согласно Приску, был спасен божественным вмешательством, поразительно удачной смертью Аттилы в 453 прямо перед его планируемым нападением на Константинополь. Последовавшая гражданская война внутри Гуннской империи на некоторое время обнулила угрозу гуннов. Что восточные римляне едва могли противостоять гуннам в 453 году очевидно из того факта что римское возвращение территорий, захваченных гуннами к югу от Дугая, началось лишь в 458 году почти четыре годя спустя начала гуннской гражданской войны и пять лет спустя смерти Аттилы. Больше десяти лет после смерти Аттилы и развала Гуннской империи восточным римлянам все еще трудно было сдержать даже мелкого гуннского вождя как Хормидак, дейсьвовавшего к югу от Дуная и разграбившего город Сардика. Ужасающий эффект, произведенный гуннскими вторжениями в обе части Римской империи, явно виден в том что произошло в 454 году. Вандальский король Гейзерих вторгся в Италию и разграбил Рим с жестокостью, что сделает имени вандалов дурную славу. Ни тот ни другой императоры не смогли сделать ничего против этого безобразия. Только к 467 году Восточная Римская империя сумела вновь собрать свои силы для карательной экспедиции против вандалов. Военные потери из-за поражений, что Рим понес от рук Аттилы Гунна, сделали римскую армию практически бессильной на срок более десятилетия. [Hyun Jin Kim. The Huns - London-New York: Routledge, 2016 - p.101-102] (original) When in 452 AD Attila invaded Italy, Aetius was not able to offer him any resistance. The Gallic Chronicle of 452 records that resistance to the Huns collapsed completely and Aetius forever lost his auctoritas. Aetius actually advised the emperor to abandon Italy altogether to escape the Hunnic onslaught. The Hydatius Chronicle, which is hardly reliable, records that Marcian, the Eastern Roman emperor, sent auxiliaries to assist Aetius and üıvents the pleasant fiction that the Huns were slaughtered by plague and the army of Marcian: missis per Marcian um principem Aetio duce caeduntur auxiliis pariterque in sedibus suis et caelestibus plagis et per Marciani subiuguntur exercitum. Hydatius in the above passage even seems to contemplate an Eastern Roman invasion of Hunnic territory north of the Danube (if sedibus suis is indicating Hunnic home territory north of the Danube that is) in 452 AD by Marcian s East Roman army. This of course clearly cannot bе true because the old East Roman territory south of the Danube was stul beyond Eastern Roman government control years later in the mid 450s. The region was under the control of the Huns and their subjects who had moved into the area after or more likely before the abrogation of the treaty agreed to between Attua and the Roman envoys Anatolius and Nomus by Emperor Marcian in 450 AD. Hydauus was indulging in wishful thinking, since there is no record elsewhere of any Roman resistance in Italy. Prosper gives us an entirely different picture from Hydatius about the actual realities of 452 AD. He notes that the emperor, senate and people of Rome could think of no other way out of the danger except submission and the payment of tribute to the Huns. The Gallic Chronicles of 452 and 511 also have nothing to say about the efforts of Aetius and Marcian to defend Italy, which were undoubtedly negligible. There are no records of any victories won by the Romans in open battle with the Huns. Marcian probably just claimed victory because the Huns at the end of then campaigning season, as was their standard practice, withdrew to winter quarters in Hungary, laden with plunder and tribute from the bishop of Rome. Since subjecting the Romans to tribute and vassalage was the main aim of the Hunnic invasion, it can be said that the campaign was largely a successful one for Attila and his Huns. Indeed Priscus, who is almost always more reliable than other contemporary sources when it comes to the Huns, sums up the events of 452 as follows: after having enslaved Italy Attila returned to his own territories. No hint of any defeat or military reverse suffered by the Huns is present in Priscus. Furthermore, contrary to the bravado of Hydatius, according to Priscus, who being an Eastern Roman is certainly more reliable a source concerning matters in the east than Hydatius who was far away west in Spain, the supposedly victorious Marcian dreaded the coming encounter with the Huns in 453 AD. This is far from the image of a triumphal emperor that one would expect, if Hydatius account of multiple Roman victories was true. As in the case of the emperor Theodosius who preceded him, Marcian, according to Priscus, was saved bу divine intervention, the incredible good luck of Attila dying in 453 AD right before his intended attack on Constantinople. The civil war wiuiin the Hunnic Empire that followed nullified for a while the threat from the Huns. That the East Romans were hardly capable of resisting the Huns in 453 AD is shown by the fact that Roman reoccupation of territory seized by the Huns south of the Danube only began ca. 458 AD nearly four years after the commencement of the Hunnic civil war and five years after the death ofAttua. More than ten years after the death of Attila and the fragmentation of the Hunnic Empire, the Eastern Romans were stÜÎ. having difficulty containing even a minor Hunnic warlord such as Hormidac who operated well south of the Danube and sacked the city of Sardica. The disastrous effect that the Hunnic invasions had on both halves of the Roman Empire is clearly shown by what happened in 454 AD. The Vandal king Geiseric invaded Italy and went on to sack Rome with a ferocity that would make the name Vandal infamous. Neither of the emperors could do anything about this outrage. It was not until 467 AD that the Eastern Roman Empire could again assemble its forces for a punitive expedition against the Vandals. The military losses üıcurred by the defeats Rome suffered at the hands of Attua the Hunn left the Roman army largely impotent for well over a decade. Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
Ашина Шэни Опубликовано 23 февраля, 2017 Автор Поделиться Опубликовано 23 февраля, 2017 ГЕРМАНОФИЛЬСТВО АТТИЛЫ - ПРИЧИНА КОЛЛАПСА ГУННСКОЙ ИМПЕРИИ? Хюн Джин Ким Приход Аттилы к власти в середине 440х радикально расшатал фундаментальную структуру гуннского государства. Не только он жестоким образом узурпировал трон у верховного правителя (его брата Бледы), но и ради успешного прихода к власти видимо премного полагался на поддержку племенных групп западной половины гуннского государства, таких как гепидов, чтобы подавить восточные племена, поддерживавшие Бледу. Аттила настолько полагался на гепидов что один греко-римский источник даже зовет его гунном-гепидом. Эти западные племена, сосредоточенные вокруг Венгрии, до узурпации Аттилы являлись окраинными элементами гуннской властной структуры, которая склонялась в пользу восточных племен украинской степной зоны. Что узурпация Аттилы не была лишь незначительным дворцовым переворотом видно по массовому восстанию, готовившемуся могущественными гуннами-акацирами, принципиальным гунским племенем на востоке, против Аттилы. Восстание было подавлено до того как оно успело нанести существенный политический вред Гуннской империи. Тем не менее в ходе правления Аттилы мы регулярно видим предпочтение знатных лиц с запада Гуннской империи таковым с востока. Ключевые люди Аттилы - Онегесий, Ардарик, Эдеко и Валамер - все являлись западными знатными людьми, чьи базы власти располагались близко к Карпатскому бассейну, куда Аттила сместил гуннский центр правительства. Потому не случайно что после смерти Аттилы разгорелась гражданская война между двумя коалициями, одной во главе с гепидами на западе (наслаждавшимися властью в самом сердце Гуннской империи Аттилы) и другой во главе с акацирами на востоке (попавшей в опалу и оттертой от центра власти после убийства Бледы Аттилой и теперь желавшей вернуть утраченное). Узурпация Аттилы и предпочтение запада востоку, перевернувшее традиционную иерархию и разделение власти в степных империях, таким образом имело катастрофические последствия для политической стабильности Гуннской империи после его смерти, ровно как и неожиданность его кончины, не оставившей ему времени для разрешения наследственного вопроса и организации подобающей передачи власти назнааченному наследнику. Недовольные гуннские принцы и знатные лица, молчавшие при Аттиле, теперь все стали бороться за власть и принципиальные претенденты стали разрешать вопрос силой оружия. Так разгорелся беспрецедентный военный конфликт и это привело к фатальным последствиям для единства Гуннской империи. [Hyun Jin Kim. The Huns - London-New York: Routledge, 2016 - p.105-106] Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
Ашина Шэни Опубликовано 23 февраля, 2017 Автор Поделиться Опубликовано 23 февраля, 2017 АРДАРИК - ГУННСКИЙ ПРИНЦ: БЫЛА ЛИ БИТВА ПРИ НЕДАО ВОССТАНИЕМ ГЕРМАНЦЕВ ПРОТИВ ГУННСКОЙ ВЛАСТИ? Хюн Джин Ким В 454 году при Недао Ардарик, король гепидов, разбил и умертвил Эллака, старшего сынаа Аттилы и правителя акациров. Но кем именно был этот Ардарик и что представляли из себя "гепиды", победившие Эллака? Противоположно распространенному поверью что гепиды были германским народом, восставшим против гуннов, археология с территории, занимаемой гепидами, на самом деле показывает что правящая элита гепидов была гетерогенной группой, обладавшей некоторыми монголоидными чертами, на протяжении 5 и 6 веков н.э. Это без сомнения было результатом браков с гуннами и присутствия самих гуннов в составе гепидской аристократии и правящей семьи. Гепидская элита из всех германских народов культурно и физически больше всего походила на гуннов из Азии. Замечательно что практика гуннской краниальной деформации была широко распространена у гепидов. Почему же Ардарик занимает столь видное место в том что Иордан описывает как войну за распределение земель между гуннскими принцами? Потому что сам Ардарик был наиболее вероятно также гуннский принц. Гунны по традиционному центральноазиатскому обычаю распределили завоеванные народы как наделы междц членами королевской семьи и знатными старейшинами. Гепиды были особенно важным наделом так как они вилимо сформировали ядро восстания Аттилы против его брата Бледы и это объясняет привилегированную позицию Ардарика в свите Аттилы и его принципиальную роль в гражданской войне, последовавшей за смертью Аттилы. Что Ардарик был членом высшей гуннской аристократии доказывается и тем фактом что один из внуков Ардарика, Мундо, племянник гепидского короля Трапстилы (или Траустилы), назван и гепидом и гунном и был на деле потомком как Аттилы так и Ардарика. Пол отсечает чтт Мундо был сыном сына Аттилы, женившегося на дочери Ардарика. Это значит что у Ардарика были связи с гуннской королевской семьей через брак или от рождения. Исландская сага о Хервёр, которая по мнению многих мсториков сохраняет слабую историческую память о событиях 5 века, предоставляет нам еще информацию о том кем был Ардарик и почему он начал войну с гуннами. Сага рассказывает что Хейдрек, король готов, имел двух сыновей, Ангантюра (чья мать не упомянута) и Хлёда от брака с гуннской принцессой, дочерью Хумли, короля гуннов. Хейдрек отождествляется некотоыми историками с никем иным как Ардариком, но судя по тому что происходит далее в саге более вероятно что его сын Ангантюр это Ардарик. Сага утверждает что после смерти Хейдрека Хлёд, сын гуннской жены, выросший при дворе его гуннского деда со стороны матери, потребовал равной доли во власти над готами. Когда Ангантюр отказался выполнять требование, гунны атаковали чтобы утвердить права Хлёда силой, но были побеждены. И Хлёд и Хумли, король гуннов, были убиты в столкновении с готами. Гуннская гражданская война была начата из-за споров за распределение наделов между наслелниками Аттилы, и информация, предоставленная этой сагой, похоже улавливает зерно произошедшего. Эллак (видимо Хумли саги), новый король гуннов, когда он взошел на трон или попытался захватить трон по смерти отца, попытался утвердить свой авторитет над всем досеном его отца, перераспределив наделы в руки его собственных последователей. Ардарик как Ангантюр в саге или терял нечто от этого перераспределения Эллака (т.е. передачи части его народа и земли Хлёду) и поэтому восстал, или возможно поддерживал другого претендента на гуннский трон, может быть своего зятя. Этот сын Аттилы (и зять Ардарика) мог функционировать как корот в его собственном владении в гепидском королевстве, возникшем после конца гражданских войн, и его присутствие может быть объяснением диархии у гепидов, которая в данном случае конечно была сознательнрй имитацией гуннских политических практик. Следовательно Ардарик был не германским "борцом за свободу" против "тиранического" режима гуннов, а в действительности уважаемым членом гуннской королевской семьи, ключевым игроком в борьбе за власть, посоедовавшей за смертью Аттилы. Тот факт что государство, созданное им вскоре после битвы, быстро стало гепидским а не гуннским не смотря на его гуннскую правящую элиту, едва удивительно так как западная часть Гуннской империи в плане этнического состава была практически целиком германской. [Hyun Jin Kim. The Huns - London-New York: Routledge, 2016 - p.106-108] (original) In 454 AD at Nedao Ardaric, king of the Gepids defeated and killed Ellac, the eldest son of Attila and ruler of the Akatziri. But who exactly was this Ardaric and what exactly were the 'Gepids' who defeated Ellac? Contrary to the common belief that the Gepids were a Germanic' people rebelling against the Huns, archaeology from the area occupied by the Gepids actually shows that the ruling elite of the Gepids were a heterogeneous group displaying some Mongoloid features all throughout the fifth and sixth centuries AD. This was no doubt the result of inter-marriages with the Huns and the presence of actual Huns within the Gepid aristocracy and ruling family. The Gepid elite was culturally and physically the most similar to the Huns from Asia of all the Germanic peoples. Noticeably the practice of Hunnic cranial deformation was extremely common among the Gepids. ...why does Ardaric feature so prominently in what Jordanes tells us was a feud over fief distribution among Hunnic princes? The answer is because Ardaric was also most likely a Hunnic prince. The Huns in the traditional Inner Asian manner distributed conquered peoples as ftefs to members of their royal family and senior nobles. The Gepids were a particularly significant fief since they probably formed the core of Attila s revolt against his brother Bleda and this explains Ardaric s privileged position within Attilа's retinue and his principal role in the civil ear follwing Attila's death. That Ardaric was a member of the high Hunnic aristocracy is further evidenced by the fact that one ofArdarics grandsons Mundo, the nephew of the Gepid king Trapstila (or Thraustila), was called both a Gepid and a Hun and was in fact a descendant of both Attua and Ardaric. Pohl points out that Mundo was the son of a son ofAttila who married a daughter ofArdaric. This implies that Ardaric had royal Hunnic connections either by marriage or by birth. The Icelandic Hervararsaga which many historians agree preserves some faint historical memory of fifth century events provides us with more information on who Ardaric actually was and why he engaged in war against the Huns'. The saga tells us that Heithrek king of the Goths had two sons, Angantyr (whose mother is not mentioned) and Hloth from his marriage to a Hunnic princess, the daughter of Humli, king of the Huns. Heithrek has been identified by some historians with none other than Ardaric, but from what happens next in the saga it is more likely that it is his son Angantyr who is Ardaric. The saga relates that Hloth the son of the Hunnic wife who had grown up at the court of his Hunnic maternal grandfather demanded an equal share of the Goths after the death of Heithrek, his father. When Angantyr refused to accept the demand the Huns attacked to enforce the rights of Hloth by force, but were vanquished. Both Hloth and Humli, the Hun king, were killed in the engagement with the Goths. The Hunnic civil war was initially started by disputes over inheritance of fiefs' among Attila s heirs and the information provided by this saga seems to capture the gist of what actually happened. Ellac (presumably Humli of the saga), the new king of the Huns, when he ascended the throne or attempted to seize the throne after the death of his father would have tried to impose his authority over his father s entire domain by redistributing fiefs to his own supporters. Ardaric, like Angantyr in the saga, either stood to lose from the new settlement imposed by Ellac (i.e. ceding part of his people and territory to Hloth) and consequently revolted or possibly even supported another claimant to the Hunnic throne, perhaps his own son-in-law. This son of Attila (and son-in-law of Ardaric) may have functioned as a king in his own right in the Gepid kingdom which emerged after the end of the civil wars and his presence could provide an explanation for the dual kingship found among the Gepids, which incidentally of course was a conscious imitation of Hunnic political practices. Ardaric was thus not a Germanic freedom fighter' against the tyrannical' rule of the Huns, but actuamlly as a respected member of the Hunnic royal family, a key player in the succession struggle that followed Attila s death. The fact that the state he established after the battle rapidly became Gepid, not Hunnic despite its Hunnic ruling elite is hardly surprising as the western half of the Hun Empire was almost entirely Germanic in ethnic composition. Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
Ашина Шэни Опубликовано 24 февраля, 2017 Автор Поделиться Опубликовано 24 февраля, 2017 ПРОРОЧЕСТВО ОБ ЭРНАКЕ И ВОЗРОЖДЕНИЕ ГУННОВ НА ВОСТОКЕ Приск сообщает что Эрнак удостаивался особого внимания со стороны Аттилы так как оказывается было пророчество что род Аттилы падет после смерти Аттилы, но будет возрожден Эрнаком. Этот рассказ у Приска на самом деле может быть окрашен предусмотрительностью, так как Приск знал об успехах Эрнака в течение десятилетий, последовавших за битвой при Недао. Эрнак видимо стал правителем-основателем так называемых булгарских гуннов (согласно именнику болгарских ханов), конфедерации гуннов и различных огуров подчиненных Эрнаком. Объединение это было облегчено тем фактом что сами гунны были в значительной степени огурским тюркским народом. Огурские племена, наводнившие Украину и южную Россию чтобы избежать жужаньского (аварского?) и сабирского (сяньбийского?) господства, были по всей видимости бывшими членами гуннской конфедерации/государства (возможно хуннов Юэбань) в Центральной Азии, что развалилась под давлением жужаней. Новоприбывшие огуры однако оказали долговечное влияние на природу гуннского олсударства, что родилось в позднем 5 веке. Как метко отмечает Голден, имена двух крыльев этого престроенного гуннского государства: гуннов-кутригуров (9 огуров) на западе и гуннов-утигуров (30 огуров) на востоке, оба содержат элемент элемент огур в их политичсеком обозначении. Что эти два крыла были составными частями того же гуннского государства а не изначально отдельными политическими группами подтверждается свидетельствами у Прокопия и Менандра что у них было одно и то же гуннское происхождение. Легенда об основании этих двух крыльев рассказана Прокопием. который говорит что до формирования обоих частей власть в степи была в руках одного правителя (без сомнения Эрнака, сын Аттилы). Этот правитель затем разделил власть/империю между двумя его сыновьями по имени Утигур и Кутригур (видимо представительные титулы данные двум принцам что возглавляли эти конфедерации или эпонимические имена приписанные им). Народы отданные этим сыновьям были названы Утигуры и Кутригуры, при том что утигуры явно обладали превосходством по типичному центральноазиатскому обычаю, будучи упомянуты первыми и занимая старшую позицию на востоке конфедерации/государства. Эта история у Прокопия явно отсылает к реальному историческому процессу, произошедшему в позднем 5 веке когда Эрнак воссоединил Понтийскую степь и затем по центральноазиатскому обычаю разделил свое владение на два крыла. Прокопий локализует утигуров в кубаньской степи (юго-западная Россия), а кутригуров в большой части равнин к западу от Азовского моря, то есть южной Украине. Менандр Протектор, другой наш источник, со своей стороны сообщает в своей рукописи в рассказе о дипломатических попытках Юстиниана провоцировать гражданскую войну между кутригурами и утигурами, что Сандильх, король утигуров, ответил Юстиниану что порочно и неподобающе будет уничтожать собственных соплеменников. Сандильх зовет кутригуров его племенем, подтверждая общее происхождение двух групп. Эти два крыла и другая родственная группа оногуры также называются в наших источниках булгарами, указывая на то что булгар было или альтернативным именем для этих гуннов или их новым этническим обозначением в добавление к политическому имени гунн. Отныне вместе они были известны как гунны-булгары. Термины Утирур, Кутригур и Оногур были не этническими обозначениями, а терминами обозначающими социомилитарную организацию степных народов: 30, 9 и 10 огуров (племен/единиц) Что имя гунн, использовавшееся наряду с именами утигур, кутригур, булгар и оногур в наших источниках 6 века, это не просто анахронизм или общий термин для обозначения кочевников демонстрируется тем фактом Прокопий, Агафий и Менандр все зовут утигуров и кутригуров гуннами, но едва ли в общем смысле. Имя гунн практически всегда используется для обозначения конкретной группы племен. Например, восточному римскому императору Юстину, отвечавшему аварскому послу Таргитию, приписано заявление что он не будет платить ту же дань аварам, что поатил Юастиниан гуннам. Затем кутригуры и утигуры названы по именам. Это ясно обозначает что во-первых утигуры и кутригуры были гуннами, и во-вторых что и авары, и римляне воспринимали кутригуров и утигуров как гуннов не в анахронистическом смысле, а в действительности. Что авары и гунны, и те и другие степные народы, упомянуты как отдельные группы также покащывает что Менандр здесь не использует имя гунн в общем смысле как кочевник. Следовательно восточная половина Гуннской империи все еще была жива и здорова почти сто лет спустя смерти Аттилы, таким образом четко противореча ошибочному стереотипу что Гуннская империя вот так распалась не оставив и следа, а гунны просто исчезли после этого. Гунны востока, как упомянуто ранее, обрели новое имя Булгар (что в тюркском значит "смешиваться или запутывать"), что видимо отсылает к процессу племенного объединения и слияния новых огуров (племен) и изначальных гуннов под властью Аттилидов. Как только объединение завершилось, гунны вновь возвысились, угрожая римлянам. [Hyun Jin Kim. The Huns - London-New York: Routledge, 2016 - p.242-245] (original) Priscus records that Ernakh received preferential treatment from Attila because supposedly there was a prophecy to the effect that Attila s race would fall after Attila s death, but would be restored by Ernakh. This story in Priscus may actually have been coloured by hindsight, since Priscus was aware of Emakh s successes in the decades following Nedao. Ernakh apparently became the founding ruler of the so-called Bulgar' Huns (that is according to the Bulgar Prmce list), the confederation of Huns and the various Oghurs subdued by Ernakh. TUs unification was made easier it seems by the fact that the Huns themselves were largely an Oghuric Turkic speaking people. The Oghur tribes that flooded into the Ukraine and southern Russia to avoid Rouran (Avars?) and Sabir (Xianbei?) domination were in all likelihood formerly constituent members of the Hunnic confederacy/state (possibly that of the Yueban Huns) in Central Asia that had fragmented under Rouran pressure. The new Oghur arrivals, however, made a lasting impact on the nature of the Hunnic state that emerged in the late fifth century AD. As Golden astutely points out, the names of the two wings of this reconfigured Hunnic state: Kutrigur (9 Oghurs) Huns in the west and the Utigur (30 Oghurs) Huns in the east, both contain the element Oghur in their political designation. That these two wings were the constituent parts of the same Hunnic state and not originally separate political groups, is confirmed by the records in Procopius and Menander that they had the same Hunnic origin. The foundation legend of these two wings is told by Procopius, who states that before the formation of both entities power in the steppe was concentrated in the hands of a single ruler (undoubtedly Emakh, son of Attila). This ruler then divided the power/empire between his two sons called Utigur and Kutrigur (probably representative titles given to the two princes who headed these confederations or eponymous names later attributed to them). The peoples allocated to the two sons were then called Utigurs and Kutrigurs, with the Utigurs clearly possessing precedence in the typical Inner Asian manner, being mentioned first and occupying the senior position to the east of the confederacy/statе. This story m Procopius is clearly an allusion to real historical processes, which took place in the late fifth century AD when Ernakh reunited the Pontic steppe and then in the usual Inner Asian manner divided his reahn into two wings. Procopius goes on to locate the Utigurs in the Kuban steppe (southwestern Russia) and the Kutrigurs in the greater part of the plains' west of the Sea ofAzov, i.e. southern Ukraine (8.5.22-3). Menander Protector, our other source, for his part in his record of Justinian s diplomatic efforts to trigger a civil war between the Kutrigurs and Utigurs, reports that Sandukh the king of the Utigurs replied to Justinian that it would be unholy' and altogether improper to destroy one s own fellow tribesmen. Sandilkh calls the Kutrigurs his kin, conflrmmg the common origins of the two groups. These two wings and another related group the Onogurs were also called Bulgars in our sources, indicating that Bulgar' was either an alternative name for these Huns or their new ethnic self-designation in addition to the political name Him'. Henceforth they were known collectively as Bulgar Huns. The terms Utigur, Kutrigur and Onogur were not ethnic designations, but terms signifying the sociomilitary organization of steppe peoples, 30,9 and 10 oghurs (tribes/units). That the name Hun used alongside the names Utigur, Kutrigur, Bulgar and Onogur in our sixth century AD sources is not simply an anachronism or a generic term for nomad is shown by the fact that Procopius, Agathias and Menander all call the Utigurs and Kutrigurs Huns, but hardly ever in a generic sense. The name Hun is almost always used to designate a distinct grouping of tribes. For instance, the Eastern Roman emperor Justin, when replying to the Avar ambassador Targites, is reported to have declared that he would not pay the tribute Justinlan had earlier paid to the Huns, now to the Avars. The Kutrigurs and Utigurs are then mentioned by name. This clearly indicates firstly that the Utigurs and Kutrigurs were Huns and secondly that both the Avars and the Romans regarded the contemporary Kutrigurs and Utigurs to be Huns not in an anachronistic sense, but in reality. That the Avars and Huns, both steppe peoples, are mentioned as distinct groups also shows that Menander is here not using the name Hun in a generic sense for nomad (that would only really begin with Theophylact Simocatta in the seventh century who calls both the Avars and the Turks Huns). Thus the eastern half of the Hunnic Empire was still alive and well nearly 100 years after the death of Attila, firmly contradicting thereby the erroneous assumption that the Hunnic Empire simply disintegrated without leaving a trace and the Huns just vanished thereafter. The Huns of the east, as mentioned above, acquired a new name, Bulgar (which in Turkic means "stir, confuse or mix'), which probably refers to the process of tribal union and the muting of the new Oghurs (tribes) and the original Huns under the Attilids. Once the unification was complete, the Huns again emerged to threaten the Romans. Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
Ашина Шэни Опубликовано 24 февраля, 2017 Автор Поделиться Опубликовано 24 февраля, 2017 ГУННСКОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ ОДОАКРА И ПЛЕМЯ ТОРКИЛИНГОВ Хюн Джин Ким Перечисляя наиболее сильные аргументы гуннского [происхождения Одоакра], стоит упомянуть что племя с которым он был больше всего связан было явно тюркское (т.е. гуннское) племя Торкилинги. Как Иордан в нескольких случаях, так и ломбардский историк Павел Диакон делают это определение ясным, и Иордан, упоминая в своем нарративe турингов (Thuringos/Thoringos), обнуляет ошибочные догадки что он спутал торкилингов с германскими турингами. Иордан упоминает торкилингов 3 раза в отношении завоевания Италии Одоакром, это племенное имя довольно четко этимологически связывается с именами ранних восточных племен, таких как Турки/Turcae (1 век н.э. в регионе Азова, южная Россия) и Тирки/Туrcae (народ на той же территории). Потом есть имя торки (также Turqui), даваемое франкским летописцем Фредегаром в середине 7 века когда речь ясно заходит о гуннском племени в дунайском регионе. Очевидно что имена торки и торкилинги идентичны: Торк + связывающая гласная и + германский суффикс -линг. Этимологические связи между названием Торк/Торки и названием Тюрк также неоспоримы. Имя Тюрк часто писалось как Torc или Tork, как видно в наименовании Торк (обозначавшем западное огузское тюркское племя что сражалось за Киевскую Русь как часть так называемой конфедерации черных клобуков) в позднем 12 веке. Одоакр еще и связан с другой группой потенциально гуннского происхождения, рогами. Иордан зовет Одоакра "по расе рогом", genere Rogu и отсылает к тирании короля (т.е. Одоакра) торкилингов и рогов, sub Regis Torcilingorum Rogorumque tyrannide. Эти роги по традиции отождествляются большинством ученых с германскими ругами с региона Балтийского моря. Однако отождествление это происходит от заблуждения что Одоакр был германским королем и следовательно связанные с ним группы должны были быть германскими. Более вероятно что genere Rogus отсылает к связи Одоакра с кланом/племенем Руги/Роги, гуннского короля и дяди Аттилы Гунна. Мы знаем например что гуннские ультзинзуры, группа зившая на Дунае около 454 года, была названа в честь Ультзиндура, родственника Аттилы. Роги были видимо также группой названной в честь Роги/Руги, великого гуннского короля который первый из гуннских правителей простер свою власть над всей Германий. Связь с Ругой таким образом несла некоторый престиж в Германии, потому и произошло принятие этого имени вероятно смешанной группой гуннов и германцев. Имя отца Одоакра, Эдеко/Эдико или Эдика, не имеет германской этимологии и определенно не является германским именем. Оно однако имеет отличные тюрко-монгольские этимологии. Например, имя может быть увязано с древнетюркским ädgü (значащем "хороший") и монгольским edgü. Само имя Одоакра может быть этимологически связано с именем гуннского принца Октара, брата Руги и Мундзука, и тюркским именем Оттогар. Имя его сына Оклана бесспорно тюркское Оглан (тюрк. молодой). Имя брата Одоакра - Хуноульф (гуннский волк). Связь практически каждой личности и племени, близких к Одоакру, с гуннами это ясное указание на его гуннское происхождение. И Эдеко и его сын Одоакр однако как и прочие гунны были в значительной степени смешаны (расово и этнически) и обладали гетерогенной идентичностью. Одоакр видимо был большей частью скиром в плане кровной линии с материнской стороны и большей частью тюрком-гунном со стороны отца. [Hyun Jin Kim. The Huns - London-New York: Routledge, 2016 - p.110-111] (original) ...to list the most pertinent evidence, the tribe with which he is affiliated most closely is the clearly Turkic (i.e. Hunnic) tribe of the Torcilingi. Both Jordanes on multiple occasions and likewise the Lombard historian Paul the Deacon make this identification clear and Jordanes by mentioning also in his narrative the Thuringians (Thuringos/Thoringos), disqualifies any erroneous conjecture that he had confused the Torcilingi with the Germanic Thuringi. Jordanes mentions the Torcilingi three times in relation to Odoacer s conquest of Italy and the tribal name is quite visibly etymologically linked to names of earlier eastern tribes such as the Turcae (first century AD tribe in the Azov region, southern Russia) and Tyrcae (a people in the same area). Then there is the name Torci (also Turqui) given by Frankish historian Fredegar in the middle of the seventh century AD when refering to a clearly Hunnic people in the Danubian region. It is obvious that the name Torci and the Torcilmgi are identical: Torc + connecting vowel i + Germanic suffix -ling. The etymological links between the name Torc/Torci and the name Turk are also undeniable. The name Turk was frequently rendered Tore or Tork, as in Tork (designating a Western Oghuz Turkic tribe that fought for the Kievan Rus as part of the so-called Chernii Kloboutsi confederation), as late as the twelfth century AD. Odoacer is furthermore identified with another group with possible Hunnic origins, the Rogi. Jordanes calls Odoacer "by race a Rogian", genere Rogu and refers to the tyranny of the king (i.e. Odoacer) of the Torcilingi and Rogi, sub Regis Torcilingorum Rogorumque tyrannide. These Rogians have been identified by most scholars with the Germanic Rugi on the Baltic Sea region. However, this identification derives from the preconception that Odoacer was a Germanic king and therefore the groups associated with him must be Germanic. Rather it is more likely that genere Rogus refers to Odoacer s affîüation with the clan/tribe of Ruga/Roga, the Hunnic king and uncle of Attila the Hun. We know for instance that the Hunnic Ultzinzures, a group that lived along the Danube around 454 AD, was named after Ultzindur the relative of Attila. The Rogi were probably also a group named after Roga/Ruga the great Hunnic king who was the first of the Hun kings to rule over all of Germania. An association with Ruga therefore carried some prestige in wider Germania, hence the adoption of this name by ttus probably mbced group of Huns and Germanic tribesmen. The name of Odoacer's father Edeco/Edico or Edica has no Germanic etymology and it is clearly a non-Germanic name. It does, however, have excellent Turco-Mongol etymologies. For instance, the name is probably linked to the old Turkish name ädgü (meaning 'good') and the Mongolic Edgü. Odoacer's own name may be etymologically linked to the name of the Hunnic prince Octar, the brother ofRuga and Mundzuk, and the Turkic name Ot-toghar. The name of his son Oklan is without a doubt the Turkic Oghlan (Tur. youth). The name of Odoacer's brother is Hunoulphus (the Hun wolf). The association of virtually every individual and tribe closest to Odoacer with the Huns is a clear indication of his Hunnic origin. Both Edeco and his son Odoacer, however, were like all other Huns, probably highly mixed (racially and ethnically) and possessed a heterogeneous identity. Odoacer was probably mostly Scirian in terms of blood lineage on his mother s side and mainly a Turkic Hun on his father s side. Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
Ашина Шэни Опубликовано 24 февраля, 2017 Автор Поделиться Опубликовано 24 февраля, 2017 ГУННСКОЕ НАСЛЕДИЕ В ЕВРОПЕ В 2001 году Питер Голден сделал очень проницательное замечание что нечто похожее на типичные степные обычаи заметно в различных европейских государствах, возникших после падения гуннов. Понятие о коллективной власти королевского клана, концепция тесно связанная с сакральной властью, данной королям, которую мы находим в большинстве степных империй до и после гуннов, также обнаруживается у франков, датчан и различных славянских народов. Так у полабских славян, в Великой Моравии, Польше и может еще в Богемии развилась система братского правления и наследования, дававшая каждому из сыновей короля его собственный надел, но сохранявшая внешнюю политическую и территориальную связанность государства. Это как раз та система что мы уже видели у гуннов и других степных народов. Может ли это быть совпадением? В 4-5 веках "германский" мир действительно развил способность к формированию государств, достаточно хорошо организованных чтобы противостоять прежнему средиземноморскому доминированию. Но эта способность к организации и политическая культура ранних Средних веков происходили не из самого германского мира, а из Центральной Азии через гуннов. Так же как вторжение авар из Центральной Азии обозначило водораздел в политической истории славянских народов 6 века (а также более поздние хазарские и булгарские влияния на политическую организацию восточных славян), гуннское завоевание стало катализатором важных, революционных изменений в политической структуре германских племен. Переход политических учреждений и культурного капитала от евразийских гуннов к германским племенам может показаться в какой-то степени невероятным для многих, но если мы учтем тот факт что то что мы считаем сейчас Центральной и даже Западной Европой регулярно подвергалось культурному влиянию со стороны восточных степей на протяжении почти 9 веков до прибытия гуннов, эта новая интерпретация пост-гуннского европейского политического мира станет куда более привлекательной. Политические и культурные традиции, принесенные в Европу пришельцами из Центральной Азии, гуннами и аланами, были настолько же фундаментальны для формирования Западной Европы, насколько и богатое наследие, оставленное Римской империей. Политический и культурный ландшафт средневековой Европы был оформлен слиянием римских и центральноазиатских влияний. Австралийский историк античности Хюн Джин Ким [Hyun Jin Kim. The Huns, Rome and the Birth of Europe - Cambridge University Press, 2013 - p.251, 253-254, 256] (original) In 2001 Golden made the very astute observation that what seem like typical steppe political customs are detectable in various European polities that emerge after the fall of the Huns. The notion of the collective sovereignty of the royal clan, a concept intimately associated with the sacred power accorded to kings, that we find in most steppe empires before and after the Huns, is also found among the Franks, Danes, and the various Slav peoples. Thus amongst the Polabian Slavs, in Greater Moravia, Poland, and maybe also in Bohemia, a system of fraternal rule and succession developed which gave each of the king's sons his own appanage, but which maintained the outward political and territorial integrity of the state. This is exactly the type of system we have already seen among the Huns and other steppe peoples. Can this be a coincidence? Indeed the 'Germanic' world in these two centuries developed the capacity for forming states that were well organized enough to challenge the old dominance of the Mediterranean region. Yet this capacity for organization and the political culture of the early Middle Ages came not from the Germanic world itself, but from Inner Asia via the Huns. In the same way that the Avar invasion from Central Asia marked a watershed in the political history of the Slavic peoples in the sixth century AD91 (and also later Khazar and Bulgar incursions in subsequent centuries on the political organization of the eastern Slavs92), the Hunnic conquest was a catalyst for momentous, revolutionary changes in the political structure of the Gennanic tribes. The transfer of political institutions and cultural capital from the Eurasian Huns to the Germanic tribes may appear somewhat unbelievable to many, but when we consider the fact that what we now identify as central and even western Europe had constantly been on the receiving end of cultural influences from the eastern steppe for almost nine centuries before the arrival of the Huns, this new interpretation of the post-Hunnic European political world will become much more compelling. ...the political and cultural traditions of Inner Asia brought to Europe by Central Asian immigrants, the Huns and the Alans, were just as fundamental to the formation of Western Europe as the rich legacy left behind by the Roman Empire. The political and cultural landscape of early medieval Europe was shaped by the fusion of Roman and Inner Asian influences. Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
Ашина Шэни Опубликовано 26 февраля, 2017 Автор Поделиться Опубликовано 26 февраля, 2017 ГУННСКОЕ ВЛИЯНИЕ В КОРОЛЕВСТВЕ ВЕСТГОТОВ Хюн Джин Ким Все значительные германские государства обрели свою форму лишь войдя в конктакт с гуннами и другими центральноазиатами. Первое германское политическое целое, образовавшееся на римской территории, Ветсготское королевство, было прямым политическим последствием гуннского вторжения в Моэзию в 395 году, которое дало толчок визиготскому “этногенезу” (или скорее военной централизации) под властью Алариха, который воспользовался массовым движением готов на южные Балканы (бежавших от гуннского вторжения) чтобы возвыситься как лидер и затем как король. Визиготы, хотя и сбежали из под политического доминирования гуннов, тем не менее массово имитировали гунно-аланский опыт. Произошел резкий переход от основанного на пехоте военного дела к кавалерийскому степного типа, и гунно-сарматский элемент в визиготской военной иерархии скоро возвысился в лице Атаульфа, шурина Алариха, который каким-то образом был тесно связан с гуннами и убедил контингент гуннов сражаться с ним за Алариха. Атаульф наследует Алариху как король визиготов и умертвит гота/сармата по имени Сар, который ранее вырезал гуннских солдат Стилихона. Позже он сам был убит сторонниками Сара среди визиготов. Мы уже отмечали ранее что франкские политические учреждения в Галлии видимо оказались под влиянием гуннской политической культуры. Интересно возможно ли что весьма схожим образом организованное Вестготское королевство с его понятием о священности монарха (т.е. божественной харизме правителя), относительно малочисленной бюрократией и доминирующей, сильно милитаризованной знатью, правившей покоренными массами через квази-феодальную структуру, зависевшую от землевладения и более строгой социальной стратификации, подобно Меровингскому королевству (хотя очевидно куда меньше чем франки) имитировало центральноазиатскую политическую культуру гуннов. Как и франки, визиготы в ранние годы своего существования как политического целого имели систему назначения вице-королей в гуннском стиле. Новая феодальная Европа этих германских королей как и степной мир характеризовалась доминированием военной знати. Все прежде светские/гражданские, римские, аристократические иерархии последовательно становились военными под властью новых режимов таким образом, что это напоминало хуннов и другие степные милитаризованные общества. [Hyun Jin Kim. The Huns, Rome and the Birth of Europe - Cambridge University Press, 2013 - p.260-262] Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
Ашина Шэни Опубликовано 26 февраля, 2017 Автор Поделиться Опубликовано 26 февраля, 2017 СТЕПНОЙ РЫЦАРЬ СРЕДНЕВЕКОВОЙ ЕВРОПЫ Влияние гуннов и алан на средневековую европейскую культуру можно увидеть в разном свете. Один из наиболее ярких следов их влияния можно обнаружить в аристократической всаднической традиции конных рыцарей в средневековой Европе. Тяжеловооруженная кавалерия была изначально создана римлянами для противостояния тактической угрозе центральноазиатской кавалерии. Средневековый конный рыцарь, синонимичный знатному сословию, таким образом наиболее вероятно потомок, если не прямой то по крайней мере косвенный, тяжеловооруженной катафрактарии, произошедшей из евразийской степи. Такая тактика как ложное отступление, использованная Вильгельмом Завоевателем при Гастингсе и другими конными войсками в западной Франции, очевидно являются имитациями гуннской и аланской степных тактик. Австралийский историк античности Хюн Джин Ким [Hyun Jin Kim. The Huns, Rome and the Birth of Europe - Cambridge University Press, 2013 - p.268-269] (original) The impact of the Huns and Alans on medieval European culture can be seen in various ways. One of the most visible traces of their influence can be found in the aristocratic equestrian tradition of mounted knights in medieval Europe. Heavily armed cavalry was first created among the Romans to counter the tactical problems posed by Central Asian cavalry.207 The medieval mounted knight, synonymous with the class of nobility,208 is thus most likely the descendant, if not direct then at the very least collateral, of the heavy armoured cataphract cavalry that originated in the Eurasian steppe.209 Tactics such as the feigned retreat employed by William the Conqueror at Hastings and other mounted troops in western France are clearly imitations of Hunnic and Alanic steppe tactics. Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
Ашина Шэни Опубликовано 26 февраля, 2017 Автор Поделиться Опубликовано 26 февраля, 2017 ГУННСКИЙ ГЕНЕРАЛ ХИЛЬДЕРИК И РОЖДЕНИЕ КОРОЛЕВСТВА ФРАНКОВ Хюн Джин Ким, доктор исторических наук университет Мельбурна Другим прямым последствием гуннских деяний в Европе было рождение корoлевства франков. Основателем нового могущественного франкского государства Меровингов был король Хильдерик, бывший вассал Аттилы Гунна. Хильдерик отождествляется венгерским исследователем Бона с упомянутым Приском старшим из двух претендентов на трон салических франков, которого поддерживал Аттила и которому противодействовал Аэций. Это отождествление весьма вероятно в связи с деталями ранней жизни Хильдерика, сохраненными в искаженной форме в хронике Фредегара, в которой о нем говорится что он был взят в "плен" вместе с его матерью гуннами. Освободил его из неволи находчивый слуга по имени Виомад, гунн, который будет занимать видное место в приходе Хильдерика к власти. Согласно как Фредегару, так и Григорию Турскому (значительный источник информации о франках), Хильдерик был якобы изгнан салическими франками за свое безобразное поведение. После того как его выгнали из собственного племени он в течение восьми лет жил в изгнании в контролируемой гуннами Турингии. Традиционно считается что Хильдерик начал свою карьеру в качестве вассала римского генерала Эгидия и что он изначально был под римским протекторатом. Однако материалы из гробницы Хильдерика, наполненной предметами, значительно указывающими на дунайское гуннское влияние, наводит на мысль что источником его власти была не римская армия, а поддержка гуннов. Григорий Турский рассеянно говорит нам что римский генерал Эгидий правильфранками 8 лет в качестве короля пока Хильдерик был в изгнании в Турингии. Ученые, верящие Григорию на слово, приурочили дату изгнания Хильдерика к 456 году а его возвращение к 463 году, когда он кажется сформировал неуий альянс с римлянами против вестготов. Однако эти даты просто не имеют смысла в свете того что мы знаем о деятельности Эгидия в Галлии и 24-х летнем правлении, приписываемом Хильдерику. Григорий дает ему 30'лет правления. Поскольку Хильдерик был мертв к 481 году, это значит что его правление или независимость от какой либо власти (гуннской или римской) началось в 451 году (если он правил 30 лет) или в 457 году (если правил 24 года). Ни то ни другое не дает достаточно времени для восьмилетнего римского правления Эгилия, поскольку Эгидий возвысился в Галлии как генерал западного римского императора Майориана лишь к 457 году. Даже если его возвышение началлсь раньше при императоое Авите в 455, это все равно не предоставляет достаточно времени. Изгнание Хильдерика началось видимо около 451 года или раньше, когда Атилла начал вмешиваться в конфликт по франкскому наследству. Хильдерик был вероятно изгнан салическими франками некоторое время спустя поражения и смерти франкского короля Хлодиона от рук Аэция в 449/459. Большинство салических франков, за исключением тех кто возможно последовал за Хильдериком гуннские земли, таким образом сражались за римлян как сателлиты и возможно оставались на римской службе под командованием генерала Эгидия после Каталунской битвы, пока они не пригласили Хильдерика обратно на трона 457 (от этого и восьмилетнее римское правление сначала под властью Аэция, затем Эгидия с 449/450 по 457). Это объяснило бы и позднее убеждение что его и его мать схватили гунны (его побег в подконтрольную гуннам Турингию в 449/450) и то что он был в изгнании на протяжении 8 лет пока не был коронован как король салических франков в 457 (оттого и правление в 24 года до 481). Другая отсылка к 30-летнему правлению может относиться к началу его правления над частью салических и прочих франков, что подчинились Аттиле в 451 году, прежде чем он завладел властью над большинством салических франков в 47 году. Фредегар заявляет что крупная часть франков (салических) восстало против Эгидия и вернулось к Хильдерику, потому что Эгидий, обведенный вокруг носа гунном Виомадом, попытался обложить франков налогами. Значит Хильдерик видимо сражался на стороне Атиллы на Каталунских полях в качестве командира в армии Атиллы и был затем оставлен в качестве "губернатора" только что завоеванных гуннами земель в Галлии (франкские земли к западу от Рейна) с гуннским отрядом. Это кажется подтверждается тем фактом что таинственный гунн Виомад, чрезвычайно влиятельный в истории о возвышении Хильдерика и сам по себе достаточно могущественный чтобы быть признанным франками суб-королем в своем праве, согласно рассказу спас Хильдерика из гуннского плена, что без сомнения является искаженной версией того факта что Хильдерик был поставлен на трон гуннами, а Виомад был видимо его гуннским надзирателем, который позже уступил ему после падения гуннской власти в Галлии. Виомад таким образом представляет ключевой гуннский элемент во франкской армии. В рассказе о правлении Хильдерика основная фигура, ответственная за восхождение Хильдерика на трон франков, это Виомад (очевидно с его гуннами). Именно Виомад перехитрил Эгидия и таким обращом обеспечил Хильдерику трон салических франков. Виомад также по рассказу убедил императора Маврикия (восточный римский император живший в 539-602, видимо искаженная отсылка к Атилле) отдать Хильдерику великие сокровища, с помощью которых он смог бы победить Эгидия и убить многих римлян. Очевидно что связь императора Маврикия 6 века с Хильдериком 5 века хронологически невозможна, однако наличие солидного числа восточных римских может в гробнице Хильдерика дает право полагать что сведение о получении им великих сокровищ из некоего восточного источника реально. Кто еще к востоку от Рейна мог обладать уймой восточных римских монет, если не сам Атилла, собиравший годовую дань с восточных римлян и распределявший золото как награду своим вассалам? Более того, у Фредегара мы обнаруживаем поразительный миф о происхождении, который дает общую родословную франкам и тюркам. Тюрки здесь, как упомянуто ранее, это очевидно гунны. Сказано что изначальная объединенная группа разделилась на две в районе Дуная. Одна из них мигрировала дальше на запад и стала франками, а вторая осталась в регионе Дуная и стала тюрками. Претензия на родство с тюрками (гуннами) отображает реальное историческое поглощение франками восточных степных элементов в 5 веке и указывает на паннонские/дунайские истоки определенных могущественных элементов в составе франкской элиты (таких как Виомад), а возможно и самого Хильдерика или его турингской жены. Значит не было случайным то что Хильдерик и его сын Хлодвиг возвысились как правители Галлии после Атиллы. Гуннское вторжение создало новую доминирующую политическую силу в сердце Западной Европы и, как мы увидим позже, дало новорожденному Франкскому государству его отличительную средневековую политическую систему. Как Одоакр и Теодорих, которых мы обсуждали ранее, Хильдерик после коллапса Гуннской империи принял римскую сторону, по крайней мере внешне. Он таким образом добился одобрения галло-римской элиты и также получил официальное римское признание его захвата бывших римских земель к западу от Рейна. Письмо епископа Ремигия Реймского Хлодвигу говорит нам что родители Хлодвига (т.е. Хильдерик и его жена Басина) удостоились официального римского признания их администрации Belgica Secunda. Нет нужды говорит что официальная римская печать одобрения мало значила для самих франков, но она была удобным путем сделать их завоеванных подданных более послушными и податливыми. [Hyun Jin Kim. The Huns - London-New York: Routledge, 2016 - p.264-269] (original) Another direct consequence of the Hunnic intervention in Europe was the birth of the kingdom of the Franks. The founder of new powerful Frankish Merovingian state was King Childeric, a former vassal of Attila the Hun. Childeric is identified by the Hungarian scholar Bona with the elder of the two claimants to the Salian Frankish throne mentioned in Priscus,12 the one supported by Attila and opposed by Aetius. This identification is made highly likely by details of Childeric's early life preserved in garbled form in the Chronicle of Fredegar, in which he is said to have been taken into 'captivity' along with his mother by the Huns. He is said to have been freed' from this captivity' by a resourceful retainer called Wiomad, a Hun who would feature very prominently in Childeric's rise to power. According to both Fredegar and Gregory of Tours (a major source of information on the Franks), Childeric was allegedly expelled by the Salian Franks for bis outrageous behaviour. After his expulsion from his tribe he is said to have lived in exile in Hunnic controlled Thuringia for eight years. It has traditionally been thought that Childeric started off his career as the vassal of the Roman general Aegidius and that he was initially under Roman protection. However, evidence from Childeric's tomb filled with items strongly indicative of Danubian Hunnic influence suggests that the source of his power was not the Roman army, but Hunnic support. Gregory of Tours confusingly tells us that the Roman general Aegidius ruled over the Franks for eight years as king during Childeric's exile in Thurmgia. Scholars taking Gregory for his word have thus dated Childeric s exile to 456 AD and his return to 463 AD, when he is thought to have formed some kind of an alliance with the Romans against the Visigoths. However, these dates simply do not make any sense in the light of what we know about Aegidius activities in Gaul and the 24 year reign attributed to Childeric. Gregory attributes a 30 year reign to him. Since Childeric was dead by 481 AD, this would mean his reign or independence from whatever authority (Hunnic or Roman) began in 451 AD (if he reigned for 30 years) or 457 AD (if 24 years). Neither allows sufficient time for an eight year Roman interregnum under Aegidius, since Aegidius became prominent as a general under the Western Roman emperor Majorian in Gaul only ca. 457AD. Even if his rise to power began under the earlier emperor Avitus in 455 AD, this still does not provide enough time. Childeric s exile is likely to have commenced around 451 AD or earlier when Attila got involved in the Frankish succession dispute. Childeric was probably expelled by the Salian Franks sometime shortly after the defeat and death of the Frankish king Chlogio/Chlodio at the hands of Aetius ca. 449/450 AD. Most Salians, except those that possibly followed Childeric into Hunnic territory, would then have fought for the Romans as auxiliaries and possibly stayed in Roman service after the batde of Chalons under the Roman general Aegidius untü they invited Chüderic back to rule them in 457 AD (hence the eight year Roman rule under first Aetius, then Aegidius from 449/450 AD-457 AD). This would then validate both the later tradition of him and his mother being abducted by the Huns (his flight to Hunnic controlled Thuringia in 449/450 AD) and that of him being in exue for eight years until his enthronement as king of all the Salian Franks in 457 AD (hence a reign of 24 years until 481 AD). The other reference to a 30 year reign may be referring to the commencement of his rule over a portion of Salians and other Franks who submitted to Attila in 451 AD well before he added the majority of the Salians to his rule in 457 AD. Fredegar claims that the bulk of the Franks (Salians) revolted from Aegidius and reverted back to Childeric because Aegidius, having been tricked by the Hun Wiomad, tried to impose taxes on the Franks. Childeric thus presumably fought for Attila at Chalons, as a commander in Attila's army and was then left behind as a 'governor' of new Hunnic conquests in Gaul (the Frankish lands west of the Rhine) with a Hunnic garrison. This seems to be confirmed by the fact that the mysterious Hun Wiomad, who is extremely influential in the story of Childeric s rise to prominence and who was powerful enough to be recognized as a sub-king in his own right bу the Franks, is said to have rescued Chüderic from captivity among the Huns, a garbled recollection no doubt of the fact that Chuderic was installed in power by the Huns and Wiomad was presumably bis Hunnic overseer who later deferred to him when Hunnic authority in Gaul crumbled. Wiomad would thereafter represent the key Hunnic element within the Frankish army. In the narrative of Childeric s reign the main figure who is responsible for setting up Childeric as king of the Franks is Wiomad (with his Huns obviously). It is Wiomad who deceives Aegidius and thereby engineers Childeric s elevation to the Salian Frankish throne. It is also Wiomad who is said to have persuaded the emperor Maurice (an Eastern Roman emperor who lived 539 AD-602 AD, probably a garbled reference to Attila) to give Childeric a vast treasure with which to defeat Aegidius and kül many Romans. Obviously the sixth century emperor Maurice associating with Chüderic in the fifth century is chronologically impossible, but the presence of large quantities of Eastern Roman coins in Childeric s grave suggests that the record of him getting a vast treasure from some eastern source is accurate. Who else could have possessed a hoard of East Roman coins east of the Rhine other than Attua himself who collected an annual tribute from the East Romans and distributed the gold as reward to his vassals? Furthermore, we find in Fredegar a fascinating origin myth which attributes a common ancestry to both the Franks and the Turks. The Turks here, as mentioned briefly earlier, are obviously the Huns. The original united group is said to have separated into two in the Danubian region. One of them migrated further west to become the Franks and the other stayed in the Danubian region to become the Turks. The claim to kinship with the Turks (Huns) reflects the real, historical absorption of oriental, steppe elements in the fifth century by the Franks and suggests Pannonian/Danubian origins of certain powerful elements within the Frankish elite (such as Wiomad), perhaps even of Childeric himself or his Thuringian wife. Thus, it was no accident that Childeric and his son Clovis emerged as the rulers of post-Attila Gaul. The Hunnic intervention had created a new dominant political entity in the heart of Western Europe and as we shall see shortly the Hunnic Empire would also provide this new nascent Frankish state with its distinctly medieval political system. Like Odoacer and Theodoric whom we have discussed above, Childeric, after the break-up of the Hunnic Empire, embraced the Roman cause', at least superficially. He thereby gained the approval of the Gallo-Roman elite and also received Roman official recognition for his occupation of former Roman lands west of the Rhine. The letter of Bishop Remigus of Rheims to Clovis tells us that Clovis parents (i.e. Chuderic and his wife Basina) had official Roman recognition for their administrauon of Belgica Secunda. Needless to say ^s official Roman stamp of approval meant little to the Franks themselves, but it was a convenient way to render their conquered subjects more docile and cooperative. 1 Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
