Литовцы

[Гость Вячорка]

Ну, это вы со своими непонятными именами разбирайтесь , нам, свои все понятны.

А что означают имена литовских князей Витень, Войшелк?

Например, среди полабских славян известны князья Вицан (сравните с Витенем), Готшалк (сравните с Войшалком).

Кстати, в конце XIX века Юргевич составил этимологию так называемых "литовских" имен со славянской точки зрения.

Вот пример литовской народной этимологии, ставшей официальной версией литовских историков.

Йогайла (Ягайло, Ягелло)

joti "ехать верхом"

gailas устар. "сильный" (galia "сила", galiūnas "силачь")

Сильный всадник

Вся ошибочность данной реконструкции заключается в неверной первоначальной установке, что это имя языческое, а значит - литовское. Имеется огромное количество свидетельств, не принимаемых к сведению литовскими историками, о православии ("руской" вере) Ягайлы с именем Яков.

Имя Яга (йло), является лишь уменьшительно-ласкательной, фамильярной формой христианского имени Яков, искаженной в народном литовском произношении. Это касается и имён других литовско-русских князей.

Это же подтверждают и монеты, найденные на территории Нижнего замка (Вильнюс-Вильня) в 2002 г. На монетах имеется легенда КНЯЗЬ IАГА ("Я" - это "юс малый","IА" - "а -йотированная") , с другой стороны шестиконечный крест на щите, наподобие современного православного, но нижняя меньшая горизонтальная перекладина параллельна верхней...

далее см. http://civ.icelord.net/read.php?f=3&i=65367&t=65181

Реконструкции Юргевичем других имён:

Ольгерд. Это имя представляет собой образец коверкания в народном говоре иностранных имен, от этого никому не приходило в голову, что оно испорченное Александр, имя, под которым этого князя поминали в церковных молитвах, когда был оглашенным. Между тем легко в этом убедиться, зная сокращенную форму Ольксандр, употреблявшуюся у новгородцев (Новгородская 1 летопись, П. С. III, 40) , и сравнить разные чтения имени Менандр в разных списках Лаврентьевской летописи, где мы читаем вместо Менандр – Менедр, Мендр, и Менерд, из чего видно, что окончание – ксандр в имени Ольксандр за неимением у литовцев звука - кс перешло в – кендр и - керд, - герд. (См. П. С. т. I, 18). То, что звук – андр был также труден для выговора доказывает и другое имя Андрей, из уменьшенной формы которого Андреня образовалось имя литовского князя Ардень (См. Рословие князей литовских. Врем. X, 222) и Ердень (Воскресенская летопись. I, 48) и с предыхательною Гердень (Herden) Даниловича № 201. Сравним Holgerd вместо Olgerd в латинской грамоте у Даниловича № 417. Замену – андр на – ерд, как в Менерд мы в другом уменьшительном этого имени Гедруш – Едруш. Брат Тройдена и Ольши (Алеша), сын князя Рогмунда (умер в 1278), назывался Гедруш (Андрюша). Сравним польское Iedrus. Замену – андр на – ерд, как в Менерд, представляет имя Гердута, подписавший со стороны Ягайло договор с Виндрихом Книпроде (Данилович № 164), которое является Андрюта и фамилия Гирдило (Куропатницкий) из Андрило. Окончание – ерд с переменой на – ирд и – орд, встречающееся уже во времена Ольгерда (Олкирт в русской грамоте у Даниловича № 361, Олкорт в Софийской летописи) прибавляется к другим именам как окончания –слав (Святослав) и – мир (Владимир). Сравни Монтигерд, Мисгиорд, Виссогерд, Висгерд, Ейгирд, Довгирд (у Куропатницкого). Ольгерд крестился еще при жизни отца, женившись на княжне витебской (Карамзин. IV, 8 пр. 267).

Информация из "Вестника Западной России" за 1869.

"В крещении Ольгерд был назван Андреем; об этом свидетельствует надпись на евангелии 14 в., принадлежавшем виленской Пречистенской церкви, которое видел Нарбут (Pomniejsze pisma historyczne, 83):

"великiй князь Андрей Гедиминовичъ, во святой схимIЪ АлексIЪй, усопше на память св. мучениковъ Платона и Романа"; это подтверждается русскими летописями, особенно - никоновскою."

Кейстут.Первоначальная форма этого имени Константин очевидна, когда сравним дошедшие до нас разные чтения Кынстут, Кыстутий ( у немце Kynstod и Kunstutte), Кестутий, в сокращенной форме у новгородцев народное Кестуй (Врем. X, 222). Сравним у них же Костяй, Костяйко (Врем. XII, 153). Здесь в первом слоге трудный звук для литовцев – ы перешел в – ей

(см. Юргевич. В. Опыт объяснения имен князей литовских//Чтения в Императорском Обществе истории и древностей российских при Московском университете. 1883.)

Добавлю, что у белорусов до сих пор в хождении имя Кастусь (вспомним даже знаменитого Калиновского), наравне с Петрусь (от Петра), Витусь (от Витовта) и т.д.

[starichok]

А что означают имена литовских князей Витень, Войшелк?

Например, среди полабских славян известны князья Вицан (сравните с Витенем), Готшалк (сравните с Войшалком).

Кстати, в конце XIX века Юргевич составил этимологию так называемых "литовских" имен со славянской точки зрения.

Вот пример литовской народной этимологии, ставшей официальной версией литовских историков.

Йогайла (Ягайло, Ягелло)

joti "ехать верхом"

gailas устар. "сильный" (galia "сила", galiūnas "силачь")

Сильный всадник

Вся ошибочность данной реконструкции заключается в неверной первоначальной установке, что это имя языческое, а значит - литовское. Имеется огромное количество свидетельств, не принимаемых к сведению литовскими историками, о православии ("руской" вере) Ягайлы с именем Яков.

Имя Яга (йло), является лишь уменьшительно-ласкательной, фамильярной формой христианского имени Яков, искаженной в народном литовском произношении. Это касается и имён других литовско-русских князей.

Это же подтверждают и монеты, найденные на территории Нижнего замка (Вильнюс-Вильня) в 2002 г. На монетах имеется легенда КНЯЗЬ IАГА ("Я" - это "юс малый","IА" - "а -йотированная") , с другой стороны шестиконечный крест на щите, наподобие современного православного, но нижняя меньшая горизонтальная перекладина параллельна верхней...

далее см. http://civ.icelord.net/read.php?f=3&i=65367&t=65181

Реконструкции Юргевичем других имён:

Ольгерд. Это имя представляет собой образец коверкания в народном говоре иностранных имен, от этого никому не приходило в голову, что оно испорченное Александр, имя, под которым этого князя поминали в церковных молитвах, когда был оглашенным. Между тем легко в этом убедиться, зная сокращенную форму Ольксандр, употреблявшуюся у новгородцев (Новгородская 1 летопись, П. С. III, 40) , и сравнить разные чтения имени Менандр в разных списках Лаврентьевской летописи, где мы читаем вместо Менандр – Менедр, Мендр, и Менерд, из чего видно, что окончание – ксандр в имени Ольксандр за неимением у литовцев звука - кс перешло в – кендр и - керд, - герд. (См. П. С. т. I, 18). То, что звук – андр был также труден для выговора доказывает и другое имя Андрей, из уменьшенной формы которого Андреня образовалось имя литовского князя Ардень (См. Рословие князей литовских. Врем. X, 222) и Ердень (Воскресенская летопись. I, 48) и с предыхательною Гердень (Herden) Даниловича № 201. Сравним Holgerd вместо Olgerd в латинской грамоте у Даниловича № 417. Замену – андр на – ерд, как в Менерд мы в другом уменьшительном этого имени Гедруш – Едруш. Брат Тройдена и Ольши (Алеша), сын князя Рогмунда (умер в 1278), назывался Гедруш (Андрюша). Сравним польское Iedrus. Замену – андр на – ерд, как в Менерд, представляет имя Гердута, подписавший со стороны Ягайло договор с Виндрихом Книпроде (Данилович № 164), которое является Андрюта и фамилия Гирдило (Куропатницкий) из Андрило. Окончание – ерд с переменой на – ирд и – орд, встречающееся уже во времена Ольгерда (Олкирт в русской грамоте у Даниловича № 361, Олкорт в Софийской летописи) прибавляется к другим именам как окончания –слав (Святослав) и – мир (Владимир). Сравни Монтигерд, Мисгиорд, Виссогерд, Висгерд, Ейгирд, Довгирд (у Куропатницкого). Ольгерд крестился еще при жизни отца, женившись на княжне витебской (Карамзин. IV, 8 пр. 267).

Информация из "Вестника Западной России" за 1869.

"В крещении Ольгерд был назван Андреем; об этом свидетельствует надпись на евангелии 14 в., принадлежавшем виленской Пречистенской церкви, которое видел Нарбут (Pomniejsze pisma historyczne, 83):

"великiй князь Андрей Гедиминовичъ, во святой схимIЪ АлексIЪй, усопше на память св. мучениковъ Платона и Романа"; это подтверждается русскими летописями, особенно - никоновскою."

Кейстут.Первоначальная форма этого имени Константин очевидна, когда сравним дошедшие до нас разные чтения Кынстут, Кыстутий ( у немце Kynstod и Kunstutte), Кестутий, в сокращенной форме у новгородцев народное Кестуй (Врем. X, 222). Сравним у них же Костяй, Костяйко (Врем. XII, 153). Здесь в первом слоге трудный звук для литовцев – ы перешел в – ей

(см. Юргевич. В. Опыт объяснения имен князей литовских//Чтения в Императорском Обществе истории и древностей российских при Московском университете. 1883.)

Добавлю, что у белорусов до сих пор в хождении имя Кастусь (вспомним даже знаменитого Калиновского), наравне с Петрусь (от Петра), Витусь (от Витовта) и т.д.

Ага, добрый вечер... Вечоркас.

[Гость Вячорка]

Ага, добрый вечер... Вечоркас.

Кушайте на здоровье...starichok

Попросите добавки - обращайтесь сюда

[starichok]

Цитата

Наверно вы незнаете что родной - рсский язык priezzhix

княгинь znachil, no ne vsjo, v gosudarstve, где элита - говорила na drugom jazyke - по литовски, в совренном смысле этого слова . И Gediminas, i Algirdas, i Kęstutis, i Vytautas s Jogailoj - все говорили на родном - литовском языке .

Тут вам следовало бы привести доказательства против моих аргументов. Но вы ограничиваетесь лишь голословными утверждениями. Какая элита? Перечислите их. Покажите, что они говорили na drugom jazyke (т.е. литовском в современном понимании). Между тем, "В Литве язык народа - славянский" - писал итальянский гуманист Эней Сильвий Пиколомини (в 1458 - 1464 гг. - папа Римский Пий II) в своей работе "Описание Азии и Европы и их народов", источником для которого послужил Иероним из Праги - духовник Ягайло (Jogailo).

Поздней об этом писал секретарь великого князя ВКЛ - Александра Ягеллончика, епископ Эразм Тёлак-Вителиус на аудиенции у папы Александра VI в 1501 г. Он назвал язык, который чаще всего используют литвины (жители ВКЛ) - руським.

Izvinite neotkryvaetsja moj translit.

Da chto vy tut viljaite. Tut i duraku ponjatno chto v Litve govorili ne tol'ko na russkom no i na litovskom. Rech' to sovsem ne o tom. Govorila li jelita na litovskom. Ja vam otvechaju - govorila. Kto konkrekto ? Pochitajte svoix belorusskix elitnyx istorikov kotorye ukazyvajut na to chto "verxuzhka" ( voennaja i vsja ostal'naja ) byla iz sovremennoj Aukstaitiji ( jeto te zhe samye knigi kotorye vy mne sovetovali chitat' - smotrite v disk: "otkuda est', poshla..." ). chto kasaetsa nashix svami knjazej to otvette mne na vopros ( koneshno esli znaite ) - kto napisal pervuju knigu na litovskom, a ?

[starichok]

Зато в Аникщяй нашли. Знаю знаю.

несогласны ? с чем ? po конкретьней

[Гость Вячорка]

С уровнем аргументации. Типа - один предположил, а второй осмотрев - подтвердил - дескать, да, она самая и не иначе. Короче смех один.

С таким же успехом можно заключить что Ворут(а) - это Туров, только наоборот. Как вам такое экзотическое мнение Так вот, это посторение ничуть не лучше вашего по уровню аргументированности.

[Гость Вячорка]

Izvinite neotkryvaetsja moj translit.

Nav problemas.

Tut i duraku ponjatno chto v Litve govorili ne tol'ko na russkom no i na litovskom. Rech' to sovsem ne o tom. Govorila li jelita na litovskom. Ja vam otvechaju - govorila. Kto konkrekto ?

Сомневаюсь я сильно в этом. Правда если вы сегодняшнее воплощение Ягайло с Ольгердом (или Якова с Александром), то может вам и стоит поверить на слово. Но боюсь вы не в курсе особенно, источники тоже, как я показал ранее, вашу точку зрения не разделяют особенно. Какая была элита в ВКЛ я уже показал. Пару-тройку фиктивных потомков Полемона (та еще легенда...) и основная масса славяноязычного "боярства". О какой элите вы вещаете???

Pochitajte svoix belorusskix elitnyx istorikov kotorye ukazyvajut na to chto "verxuzhka" ( voennaja i vsja ostal'naja ) byla iz sovremennoj Aukstaitiji

Скиньте цитату, я кажется, пропустил это "открытие" своих сябров. Там и конкретные рода перечислены?

chto kasaetsa nashix svami knjazej to otvette mne na vopros ( koneshno esli znaite ) - kto napisal pervuju knigu na litovskom, a ?

Кажется, опять в воздухе запахло очередным открытием... Неужели Гедимин, после того как основал Вильню, которая и так существовала до него (впрочем археология лишь бледная тень народного эпоса - не так ли?)? Или Витовт? А что, неужели до вашего Мажвидаса (1547 в Кенигсберге - так называемая Малая Литва)? Заинтригован, - не то слово.

Кстати, о Малой Литве в Восточной Пруссии.

Не кажется ли вам, что вся литовская нынешняя письменность в современном исполнении (и сопутствующие исторические легенды) пришли именно оттуда, и не имеет общего с той, другой Литвой, которая вам так приятна и притягательна, но с которой кроме легенд вас ничего особенно не связывает. Задумайтесь. И тогда многое прояснится. Почему славянский язык, славянская знать, славянские города в Литве. Почему до сих пор Виленский край этнически иной (и всегда был таким), чем остальная Lietuva. Должно же быть этому рациональное объяснение. Как вы думаете?

[KestaS]

Все споры о том, где точно находилась Ворута - безпочвенны, так как нет точных исторических письменных данных. Если они найдутся в архивах (например, в Ватикане или еще где нибудь, тогда ситуация прояснится).

Локализация Воруты в городище Шяйминишкеляй (недалего от Аникщяй) - только одна из многих гипотез.

Ворута не могла быть в окрестностях Новогрудка (Naugardukas - по литовски), так как до этих мест меченосцы из Риги никогда не доходили. По этой же причине можно предпологать, что Ворута была севернее Вильня (Вильнюса). Больше конкретных данных нет.

[KestaS]

В 12-13 веках крестоносцы завоевали земли балтских прусских племен (Кулм, Семба (Самба), Нотанга, Барта, Варме и другие) и земли литовских племен - Надрува и Скалва. Миндог (Миндаугас) в своих посланиях папе Римскому и в других документах пишет, что эти две земли до реки Ална принадлежат ему по праву наследства.

--------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Kingdom of Mindaugas in the 2nd half of the 13th century

http://www.istorija.net/photos/show-album....=35&photoid=359

--------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Топонимика тоже доказывает, что эти земли были литовскими - тут практмчески нет прусских названий.

--------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Балтийские языки в 13 в.

http://linguarium.iling-ran.ru/maps/baltic-13c-150.gif

(после нажатия на линк сайта. подождать пока на карте в правом нижнем углу появится окошло и нажать на него - карта "вырастет")

--------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Кенигсберг построен на месте балтской крепости с названием Твангста (земля Семба, на приграничье с литовской землей Надрува и прусской землей Нотанга) - это записали в своих крониках сами крестоносцы.

До 18 века восточно - севернее Кенигсберга большинство жителей были литовцы, но правящая элита говорила по немецки. Очень много литовцев в этой територии умерли от эпидемий в 18 веке (мор в 1709-1711). На их место были переселены колонисты из Германских земель (так называемая великая немецкая колонизация - Дранг нах Остен).

До этого Малая Литва (Klein Litthauen, Klein Litauen) (так ее называли в немецких письменных и литературных источниках того времени, а литовцы заимствовали это название у немцев !!!) долгое время была одним из главных культурных очагов зарождающейся литовской нации.

--------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Литовские книги XVI-XVIII вв.

Всего в XVI-XVIII вв. выпущены 494 литовские книги, из них 287 в Пруссии, 207 – в ВКЛ.

По векам они распределяются таким образом:

ВКЛ Пруссия Всего

XVI век 8 22 30

XVII век 32 22 54

XVIII век 167 243 410

Всего 207 287 494

(Zigmas Zinkevičius. Lietuvių kalbos istorija. Vilnius, 1988. T. 3: Senųjų raštų kalba, p. 9).

Литовские книги XVI-XVIII вв. выпущеные в ВКЛ

http://www.istorija.net/lituanistica/rastijos_kurejai.jpg

Взято из http://www.istorija.net/lituanistica/litov...k.htm#praviteli

--------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

В официальных немецких документах Пруссии (немцы позаимствовали это название у порабощенных пруссов) эти земли назывались Литовской провинцией (Provinz Litthauen), Прусской Литвой (Preussisch-Litauen), Литовским округом (Littauische Kreis), Литовскими волостями (Littauischen Aembtern).

В 1938 году по личному приказу Гитлера все названия в Прусской Литве (Preussisch-Litauen) были заменены на немецкие.

После 1946 года в созданной СССР так называемой Калининградской области все названия были переименованы по русски.

Интересно отметить, что територия Калининградской области почти совпадает с древними литовскими землями Надрува и Скалва. Как показывают уже рассекркченные документы переговоров между Сталиным и Западными союзниками, Сталин требовал эту територию аргументируя тем, что она является частью литовских этнических земель, а Литва - часть СССР. Сталин представил и соответствующие архивные документы из захваченных немецких архивов, которые подтверждали правоту его слов.

Союзники официально не признавали аннексию Литвы, Латвии и Эстонии, но с доводами Сталина согласились.

[KestaS]

Источник - http://www.istorija.net/lituanistica/litov...k.htm#praviteli

********************************************************************************

********

О языке великих князей литовских и знати ВКЛ

до XV в. и дальнейших судьбах литовского языка

Различие между разговорным и письменным языками

Разговоры о "государственном языке" в средневековой Литве и рассуждения о разговорном языке по языку грамот отражают лишь непонимание специфики того времени, когда письменность играла лишь вспомогательную роль в культуре Литвы, основанной на устном слове.

Средневековые правители Литвы не писали и даже не подписывали своих грамот. Они всего лишь запечатывали их своей печатью. Грамоты и писали, и читали писари, при этом язык грамоты не имел никакого значения, так как великому князю содержание грамоты передавалась на его разговорном языке. Разговорным же языком правителей и знати до Казимира Ягеллончика был литовский, а при Казимире мог быть уже и польским, который ему был родным, хотя его еще обучали и литовскому.

Грамоты правителей могли издаваться на самых разных языках, что вообще не свидетельствует о прямом отношении правителя к этому языку. Писалось на языках писменных, т. е. таких, на которых писать считалось привычным, которые будут понятны писарю адресата. Так было везде.

На пример, в Польше до 1543 г. польский язык фактически не использовался в канцелярии, все документы составлялись на латинском языке, хотя от крещения Польши прошло уже почти 600 лет.

Литовской писменности тоже пришлось пройти долгий, хотя и более короткий чем польской, путь развития. Должны были развиться более-менее устойчивые нормы этого языка, появиться достаточное число людей, способных читать на этом языке.

Парадокс, но первые литовские государственные документы появляются тогда, когда литовский язык был уже вытеснен из окружениия великих князей польским языком. Известны литовские грамоты Владислава Вазы 1639 и 1641 гг., изданные в Пруссии для литовцев Малой (или Прусской) Литвы (так называлась область расселения литовцев в Пруссии).

В конце XVIII в. на литовский язык уже переводятся важнейшие государственные документы того времени: Конституция 3 мая 1791 г., некоторые постановления Четырехлетнего Сейма, по-литовски печатаются воззвания правительства повстанцев 1794 г. Конечно, литовские грамоты Владислава Вазы от 1639 и 1641 гг. не доказывают, что он говорил по-литовски точно также, как и немецкие, латинские и русинские грамоты Витаутаса ничего не говорят о его разговорном языке.

Роль писаря в составлении грамот правителя. Из сообщения посланцев папских легатов 1324 г.:

"Тогда в ответ он [Гедиминас] начал говорить, что не приказывал писать этого [о желании принять крещение], а если брат Бертольд написал, то пусть это падет на его голову. (...)

И, короче говоря, король целиком подтверждал содержание послания, исключив только крещение, поскольку он не желал креститься... (...)

После этого на следующий день переводчик короля, христианин, позвал нас на подворье братьев миноритов. Там мы нашли королевского уполномоченного вместе с его советниками в присутствии братьев доминиканцев и миноритов, и этот-то королевский уполномоченный спросил у братьев-миноритов, кто [писал] первое послание, направленное апостольскому наместнику.

Брат Генрих ответил, что то послание, с которым король направил своего собственного посла в город, писал он сам. С послом [же] тем в дороге обошлись плохо, бросили в темницу и морили голодом, а послание господину папе было переслано.

Тогда [уполномоченный] спросил у брата Бертольда, не он ли составлял послание, будто король хочет креститься.

Тот отвечал, что он составлял послание, которое было направлено через советников Риги, и в нем ничего не писал, кроме исходившего из уст самого короля, что тот-де желает быть покорным сыном и войти в лоно святой матери-церкви, принять христиан и, короче говоря, прославить веру христову, ибо он осознал свое [духовное] заблуждение.

И уполномоченный сказал в ответ так: "Значит, ты припоминаешь, что король не приказывал тебе писать о крещении?"

Тогда сам Бертольд и брат Николай из Ордена доминиканцев и мы все возразили, что быть покорным сыном и войти в лоно святой матери церкви есть не что иное, как крещение.

На это уполномоченный и брат Николай сказали в ответ, что именно брат Бертольд был тем, кто ввел короля в столь великое заблуждение, и, сказав так, они удалились."

(Gedimino laiškai = Послания Гедимина. Вильнюс, 1966, с. 126-136.)

Разговорный язык правителей средневековой Литвы

Всегда надо различать данные о языке письменном и разговорном. Витаутас сам говорит о своем разговорном языке.

На, пример, он пишет (т. е. диктует писарю, который в данном случае излагает всё по-латински) о ситуации, когда в присутствии императора Зигизмунда он заговорил с Йогайлой по-литовски, а также раньше этому же императору объяснял, что по-литовски означают названия Аукштайтии и Жемайтии, и что у литовцев и жемайтов один язык.

Крещение литовцев в Вильнюсе в 1387 г. по Яну Длугошу (Владислав Йогайла говорит литовцам на родном языке):

…всё литовское племя и народ, отрекшись от древнего заблуждения, охотно и с покорной преданностью согласились принять христианскую веру. В течении нескольких дней они были основам веры, которые надлежит соблюдать, и молитве господней, а также символу веры польскими священниками, однако в основном священниками короля Владислава, который знал язык племени и с которым легче соглашались, научены, святой водой крещения возрождены.

(…universa Lithuanorum gens et natio fidem christianam suscipere et vetusto errori renuntiare prona et obedienti devotione consensit. Per dies autem aliquot de articulis fidei, quos credere oportet, et oratione dominica atque Symbolo per sacerdotes Polonorum, magis tamen per Wladislai Regis, qui linguam gentis noverat et cui facilius assentiebat, edocta, sacra baptismatis unda renata est…)

Крещение жемайтов в 1413 г. по Яну Длугошу (Владислав Йогайла говорит жемайтам на родном языке):

Так как ни один из духовных мужей, прибывших вместе с королем Владиславом в Жемайтию, не умели говорить по-жемайтски, Владислав, король Польши, был вынужден народу Жемайтии проповедовать веру и насаждать истинную религию.

(Et quoniam nemo ex viris spiritualibus, qui cum Rege Wladislao Samagittiam advenerant, linguam Samagitticam noverat exprimere, Wladislaus Poloniae Rex ad populum Samagittiae pro fide et religione orthodoxa suscipienda declamare coactus est.)

Витаутас объясняет императору Сигизмухду в 1420 г., что значит названия аукштайтов и жемайтов на литовском языке:

«…вы сделали и объявили решение по поводу Жемайтской земли, которая есть наше наследство и вотчина из законного наследия наших предков. Ее и теперь имеем в своей собственности, она теперь есть и всегда была одна и та же самая Литовская земля, поскольку есть один язык и одни люди (unum ydeoma et uni homines). Но так как Жемайтская земля находится ниже Литовской земли, то и называется Жемайтия, потому что так по-литовски называется нижняя земля (quod in lythwanico terra inferior interpretatur). А жемайты называют Литву Аукштайтией, то есть верхней землей по отношению к Жемайтии. Также люди Жемайтии с древних времен называли себя литовцами, и никогда жемайтами (Samagitte quoque homines se Lythwanos ab antiquis temporibus et nunquam Samaytas appelant), и из-за такого тождества мы в своем титуле не пишем о Жемайтии, так как все есть одно - одна земля и одни люди.» (Codex epistolaris Vitoldi, Krakow, 1882, c. 467).

Примечание: по-литовски žemas - "низкий", aukštas - "высокий".

В письме Йогайле 1429 г. Витаутас напоминает о том, как обсуждался вопрос о его коронации на Луцком собрании:

"Когда мы были в вашей комнате, господин король Римский [Сигизмунд] начал говорить с Вашей Светлостью, напоминая о вчерашнем деле [т. е. о коронации Витаутаса]. Ваше Светлость сказали сразу, как вам это нравится, и как вы будете рады. Но мы сказали вам по литовски (nos vero in lithwanico diximus ad vos): господин король, не спешите с этим делом, давайте посоветуемся прежде с вашими баронами и прелатами…" (Codex epistolaris Vitoldi, Krakow, 1882, c. 816).

Языковую ситуацию в среде знати в конце 15 в. хорошо отражает отчет послов г. Гданьска, которые в 1492 г. в Вильнюсе вели переговоры с Казимиром Ягелончиком и знатью ВКЛ. Они писали, что переговоры вести понадобилось и по-польски, и по-литовски, и по-русински: "Daruff wart manchfaldig handelt gehat itzundt Polnisch, itzundt Lithows, itzundt Reuszch" (Hansisches Urkundenbuch, Munchen u. Leipzig, 1916, XI, p. 364).

Когда при дворе правителя литовский язык был вытеснен польским, на полький язык стала переходить и знать. Литовский язык всё более вытеснялся из публичной жизни, хотя в то же время свое развитие начала литовская литература.

Литовский язык в летописях и хрониках XIII-XV вв.

Генрих Латвийский, Хроника Ливонии (XIII в.):

* Зимой 1207-1208 г. литовцы напали на Турайду и направились грабить костел Кубеселы: «...в костел явился один из врагов, обежал все кругом, был уже почти в ризнице, но, увидев обнаженный алтарь и не найдя ничего, что можно присвоить, сказал: "Ба!" [inquit: 'Ba!'] и пошел к своим.»

Согласно 20-томному словарю литовского языка (Lietuvių kalbos žodynas), одно из значений литовского слова "ba" - о! действительно! как же нет!. Т. е. литовский воин вздохнул: "Действительно!", "И в правду!" (здесь ничего нет).

Ипатьевская летопись (XIII в.):

* В 1256 г. Данил и Василко отправились в поход на Возвягль. К ним на помощь должны были прийти литовцы, однако они, не дождавшись литовцев, взяли город, сожгли его, поделили пленников и вернулись домой. Когда пришли литовцы, они нашли лишь пустое место, где грабить было уже нечего: «Романови же пришедшоу ко граду, и ЛитвЋ, потокши на градъ ЛитвЋ, ни вЋдЋша нишьто же, токмо и головнЋ ти псы течюще по городищоу. Тоужахоу же и плевахоу, по своискы рекуще «Янда», взывающе богы своя, Андая, и Дивирикса, и вся богы своя, поминающе, рекомыя бЋси» (ПСРЛ, т. 2: Ипатьевская летопись, стб. 839).

Ян Длугош (XV в.):

* Признается, что пруссы, литовцы и жемайты имеют те же обычаи, язык и происхождение... (Unius enim et moris et linguae, cognationisque Prutheni, Lithuani et Samagitae fuisse dignoscuntur...) (Ioannis Dlugossii seu Longini... Historiae Polonicae libri XII / ed. I. Żegota Pauli. Cracoviae, 1873. T. 1, p. 151. - (Opera omnia; t. 10). - Под 997 годом).

* Литовцы, жемайты и ятвяги, хотя различаются названиями и разделены на множество семей, однако были одним племенем, происходящим из римлян и итальянцев... (Lithuani, Samagittae et Iatczwingi, licet appelationem diversam sortiti et in familias plures divisi, unum tamen fuere corpus a Romanis et Italis ducentes genus...) (Ioannis Dlugossii seu Longini... Historiae Polonicae libri XII / ed. I. Żegota Pauli. Cracoviae, 1876. T. 3, p. 473. - (Opera omnia; t. 12). - Под 1387 годом).

Литовский язык в хрониках и историях ВКЛ XVI-XVII вв.

У людей, писавших историю ВКЛ, не возникало сомнений на счет языка создателей Литовского государства. Особенно часто к литовскому языку в изложении истории ВКЛ ссылается Мацей Стрыйковский - автор первой печатанной истории Литвы и наиболее авторитетный автор вплоть до 19 в. Если собрать все литовские глоссы в его произведениях, получится несколько страниц текста. Ниже приводится лишь несколько образцов.

1. Stryjkowski M. Kronika Polska, Litewska, Żmódzka i wszystkiej Rusi. Warszawa, 1846. T. 1.

(Первое издание - 1582 г.)

* Dziewołtow od Bożego imienia, bo Dziewoz po żmodzku i litewsku Bóg (s. 85).

* Na cześć Bogom pogańskim pictos Gudos Dziewie,

Płak pocziss, tak wołali, aż szumiało krzewie. (s. 221)

Литовский текст: «Злых гудов (=русинов), Боже, пори самих» (Piktus gudus, Dieve, plak pačius).

* Stąd tamto pole i dziś zowią po litewsku Kaulis, to jest: bitwa... (s. 319)

Стрыйковский здесь ошибается – название поля от слова «kaulas» – «кость», а не от «kautis» – «биться».

* A o Dowmancie przerzeczonym, iż był mąż wielkiej dzielności, i dziś chłopstwo Litewskie pospolicie spiewa po litewsku „Dowmantas, Dowmantas Gedrotos Kunigos, łabos Rajtos ługuje.“ etc. (s. 320).

Литовский текст: „Даумантас, Даумантас, князь Гедрайтский, хороших всадников просит.“ (Daumantas, Daumantas, Giedraitis kunigas, labus raitus lūgoja [= prašo]).

2. Stryjkowski M. O początkach, wywodach, dzielnościach, sprawach rycerskich i domowych sławnego narodu litewskiego, żemojdzkiego i ruskiego. Warszawa, 1978.

(Издано по рукописи 1575-1577 гг.)

* Muś, ażmuś thos hudos, z Żmudzią, krzyczy Litwa (s. 146).

Речь идет о битве 1205 г. Литовский текст: «Бей, убей тех гудов (=русинов)» (Mušk, užmušk, tuos gudus).

Литовский язык занимает должное место и у других авторов, писавших историю Литвы в XVI-XVII вв.

3. Historiae Litvanae pars prior, de rebus Litvanorum ante susceptam Christianam Religionem, conjunctionemque Magni Lituaniae Ducatus cum Regno Poloniae, Libri novem / Auctore P. Alberto Wiiuk Koialowicz, Soc. Iesu S.T.H.D. - Dantisci..., 1650.

* Рассуждение о «герульской молитве», опубликованной Вольфгангом Лазиусом (в действительности молитва латышская):

Читая ее по-внимательней, я понял, что этот язык совершенно такой же, на каком сегодня говорят литовцы и латыши. Поэтому вряд ли можно сомневаться в том, что у древних герулов были усадьбы и они получили начало в Литве и других землях этого племени. (Кн. 1, Разд. 1: «О прошлом литовцев до прибытия италов в Литву», параграф «Литовцы - родственники герулов»; Vijūkas-Kojelavičius A. Lietuvos istorija, Vilnius, 1989, p. 45).

4. Полное собрание русских летописей, Москва, 1980, т. 35: Летописи белорусско-литовские.

* Цитата из Литовской летописи начала XVI в. об обучении русинскому языку легендарного князя Римантаса (Римонта) [в основном соответствует историческому Вайшалгасу (Войшелгу)]:

И коли сын его Рымонт доростал лЋт своих, и отець его Троиидень дал его для науки языка руского до Льва Мъстиславича, которыи заложыл город во имя свое, Львов. И мешкаючи Рымонту у князя Льва, и навчылся языка руского... (с. 150 и др.)

* Цитата из Литовской летописи начала XVI в., где рассказана легенда об основании Вильнюса:

И очутилъся [Гедимин] от сна своего и молвить ворожбиту своему, именем Лиздеику, которыи был наиден у-в орлове гнезде, и был тот Лиздеико у князя Кгидимина ворожбитом наивышъшым, а потом попом поганским... (с. 153 и др.)

Смысл фразы "которыи был наиден у-в орлове гнезде" понятен лишь на основе литовского языка: "lizdas" по-литовски - "гнездо". Текст явно ориентирован на литовскоязычного читателя.

[KestaS]

********************************************************************************

*********

В разных форумах постоянно разгораются споры об этнической принадлежности правящей элиты Литовского королевства (во времена Миндога - Миндаугаса) и позже - ВКЛ (Великого Княжества Литовского).

Мое личное замечание

Назовите хоть один источник 13-14 веков, в котором говорится о крещении какого нибудь славянского княжеского рода на територии бывшей Киевской Руси. Или говорилось бы о князе славянского происхождения, как о язычнике.

Я таких источников не знаю.

Могу только предположить, что в 13 веке в какой нибудь глухомани все еще прятались от преследований православной церкви последние язычники-славяне.

В Литве, например, язычников католическая церковь находила даже в 16-17 веках (имеются архивные документы это подтверждающие). Иногда даже в некоторых статьях пишут, что последний литовский род, исповедовший язычество, дожил до начала 20 века. Об этом много писали в 30-ые годы в Литовской прессе.

То есть в 13-14 веках на Руси может и были язычники-славяне, но это явно была не правящая элита славянских княжеств.

В противоположность этому факту - практически все князья балтских племен (и Литвы в том числе) были язычниками до конца 14 века. Правда, они часто крестились по политическим мотивам, но также часто и возвращались в язычество.

Даже будущий святой православной церкви, литовский князь Довмант (Даумантас), был крещен в Пскове, когда сбежал туда вместе со своим войском, после убийства своего родственника Миндога (Миндаугаса).

Заговор он затеял вместе с еще одним родственником Миндога (Миндаугаса) - жмудским (Жямайтским) князем Трениотой. Они были не довольны именно тем, что Миндог (Миндаугас) крестился, а они хотели остатся язычниками (может и не хотели, но подданные их удельных княжеств этому очень противились, а Миндог (Миндаугас) под этим предлогом их бы обоих ликвидировал).

Такая тогда была реальная политическая жизнь во всех раннесредневековых государствах.

********************************************************************************

*********

[Гость Вячорка]

Ворута не могла быть в окрестностях Новогрудка (Naugardukas - по литовски), так как до этих мест меченосцы из Риги никогда не доходили.

Некоторые исследователи помещают его на берегу реки Рута на Новогородчине(там даже есть остатки укреплений), а название связывают с особенностями летописи - повторение предлогов "за Домонтом за Нильщанским", так фраза "Миндог вниде во град во Руту" могло превратиться в "Миндог вниде во град Воруту"

Что же касается меченосцев, вернее Ливонского Ордена - филиала "тевтонцев", то Миндовг держал оборону Воруты в 1251(2) от Товтивила и войск галицкого князя.

С таким же успехом можно усомнится в проникновении "так далеко" в Аукштайтию галицких войск.

Не стоит забывать, что согласно Густынской летописи Миндовг принял корону в Новогрудке в 1253 г.

В коронации принимал участие помимо прочих и магистр Тевтонского Ордена Андреас фон Штирланд. Так что - "меченосцы"-ливонцы-тевтонцы вполне могли доходить и до Воруты. Тем более, что в соседней Пруссии Тевтонский Орден действовал как у себя дома. Не обязательно надо было посылать гарнизон из Риги (точнее из Вендена, так как Рига принадлежала к землям рижского епископа (после - архиепископа) и не являлась частью Ордена, пока ее укрепления в конце концов не взяли штурмом войска Ордена - но это было в 14 в.).

[KestaS]

********************************************************************************

********

По вопросу о мнимой столице Литовского королевства во времена Миндога - Миндаугаса

В только что созданном (не ранее 1180- 1190) раннесредневековом государтве - Литве - не было и не могло быть столицы в современном понимании этого слова.

В таких государствах столица была там, где в тот момент находился правитель со своим войском.

Конечно, у него должен был быть родовой замок или родовое городище - центр его родного племени. Но в териториально большом государстве таких замков было много, а владыка и его войско кочевало из одного замка в другой.

Это зависело от элементарных обьективных причин - область вокруг одного замка физически не могла продолжительное время прокормить разросшуюся армию владыки. А именно сильная (то есть и многочисленная профессиональная) армия (дружина) и была залогом сохранения власти. На прокорм приходилось кочевать по всему государсту.

Эта причина (регулярно повторяющийся голод - по причине не урожая, засухи и т.д.) была основной стимулирующей силой, заставлявшей людей уходить в дальние походы - и литовцев, и куршей, и викингов (варягов), и франков, и славян, и другие племена.

Посмотрите, что пишут в хрониках того времени - угнали много скота, нашли много зерна, и только затем исчисляется другое добро.

Везло не всем - многие в таких походах погибали. В свою очередь именно в таких походах создавалась и закалялась регулярная дружина князя. Кроме того увеличивались ресурсы.

Конечно только у самых удачливых вождей походов, которые (или их сыновья. внуки) опираясь на эти ресурсы и закаленную в дальних походах дружину со временем и создавали новые ранне средневековые государства. Литовское государство именно таким образом была создана в 12- начале 13 века.

Так что у Миндаугаса могло быть только родовое городище, а не постоянная столица.

Более менее постоянная столица в ВКЛ появилась только через 100 лет - во время правления Гедиминаса. Именно по этому и писали в крониках, что это он основатель города Вильня (Вильнюса). На самом деле балтское городище тут было уже 1000 лет назад, а то и раньше. Столицами ВКЛ того времени (и немножко раньше, и попозже) можно назвать и Тракай (Троки) (Старые и Новые - замок на острове).

Кярнаве вряд ли можно называть древней столицой ВКЛ - это был настоящий город того времени, но не столица в полном смысле этого слова. Насколько я знаю, пока не найдено ни одного документа, который был бы написан в Кярнаве каким нибудь князем ВКЛ.

[KestaS]

********************************************************************************

*********

Источник - http://viduramziu.lietuvos.net/socium/karunacija-ru.htm

Место коронации Миндаугаса

Томас БАРАНАУСКАС

В историографии и популярной литературе можно встретить разные мнения о месте коронации Миндаугаса. Иногда при решении этого вопроса отождествляются понятия «замок Миндаугаса», «столица» и «место коронации». Отмежеваясь от первых двух понятий, не буду здесь затрагивать таких вопросов, как локализация столицы Миндаугаса1 или локализация его замка Воруты2. Вопрос о месте коронации является особым вопросом, ибо место коронации могло не совпадать с местом столицы или случайно упомянутого замка. Существуют три основные версии о месте коронации Миндаугаса – Новогрудок, Вильнюс и Латава, – о которых и буду здесь говорить.

В XV–XVI вв. в литовском обществе Миндаугас был забыт. Среди 36 легендарных князей, описанных во второй редакции Литовской летописи (около 1515 г.), место для него не нашлось. Лишь в третьей редакции Литовской летописи, известной под названием Хроники Быховца (около 1520–1525 гг.3), рассказ о Миндаугасе включен в легендарную часть в виде фрагментов Ипатьевской летописи, но эта редакция вплоть до появления работ М. Стрыйковского оставалась почти неизвестной. Даже в не сохранившейся Хронике Августина Ротунда (1560 г.), о содержании которой можно судить по историческому экскурсу в «Разговоре поляка с литовцем» (1564 г.), не было никаких намеков о существовании Миндаугаса4.

Мацей Стрыйковский по этому справедливо писал в своем произведении «О началах, происхождении, подвигах, рыцарских и домашних делах славного народа литовского, жемайтского и русского» (1577 г.): «Того Мендога Литва неосмотрительно и глупо в своих летописях не упоминает, который был первым королем литовским, коронованным от папского трона, и более доблестным, чем все его предки»5. Исправляя это положение М. Стрыйковский обещает рассказать об этом «сыне Рынгольта по свидетельствам Меховиты, Кромера, прусских и лифляндских хроник»6.

В действительности же он начинает с пересказа сведений третьей редакции Литовской летописи, из которой берет и саму идею, что Миндаугас якобы является сыном Римгаудаса (Рынгольта) и лишь далее переходит к известиям других источников, на основании которых говорит о коронации Миндаугаса. Лишь в «Хронике польской, литовской, жмудской и всей Руси» (1582 г.) он уже прямо ссылается на третью редакцию Литовской летописи, замечая в конце взятого из нее рассказа: «До этого места рассказ о Мендоге, князе литовском, идет по старинному летописцу, которого я получил у князей Заславских, милый читатель; а теперь сразу по Длугошу, Меховиусу и Кромеру конец его дел обоснованно опишем»7.

Считая коронацию Миндаугаса главной его доблестью, Стрыйковский старался указать и место этого события, однако сведений о нем не было в его источниках. Поэтому место коронации в разных своих произведениях Стрыйковский определяет по разному.

В первом его произведении – поэме «Посланник благонравия к благородным шляхтичам» (1574 г.) – сообщается о коронации Миндаугаса в Кернаве:

Потом окрестился, Мендольфус был назван,

На Литовское королевство коронован,

В Кернове с позволения Папского,

И Царского.8

Немножко позже в произведении «О началах...» (1575–1577 гг.) М. Стрыйковский повторяет ту же версию:

Не позволил папа долго упрашивать, бо ему мило,

Что такое великое и славное государство окрестилось.

Мгновенно сделал корону и в Риме освятил,

И легатам своим с Литвой немедленно ее нести поручил.

Так волею папы его короновали

В Кернове и литовским королем объявили.

Гемдерык, легат, на него наложил корону с иными

Епископами, с рижским, с дерптским, с крыжаками прусскими.9

Однако в своем последнем и наиболее известном произведении, – в «Хронике польской, литовской, жмудской и всей Руси», выпущенной в 1582 г., – М. Стрыйковский изменил свое первоначальное мнение и таким же безапелляционным образом объявил, что коронация имела место в Новогрудке: «Итак тогда Инноцентий, папа Римский, видя дело полезным Римскому Костелу, что такое великое и храброе языческое государство добровольно присоединилось к Христу, сразу без всякого откладывания корону Литовскую освятил и Мендога объявил Королем Литовским, и желая его еще больше охранять, послал легата, своего монашеского брата Гейндерика, провинциала Польского, перед тем Армаканского епископа, а в то время Кульменского или Хелменского в Пруссии, который, приехав в Новогрудок Литовский, с архиепископом Рижским и с Крыжаками Прусскими и Лифляндскими, Миндауга или Мендока на королевство Литовское по обычным церковным церемониям помазал, объявил и с поручения папского и царского, короной новой Литовской короновал»10.

Появление в свет на страницах знаменитой «Хроники польской, литовской, жмудской и всей Руси» обеспечило Новогрудской версии долгую жизнь и всеобщее признание. Вплоть до 19 в. история Литвы воспринималась лишь через хронику Стрыйковского. В основном содержание хроники Стрыйковского передает тоже не малое влияние имевшая «История Литвы» Альберта Виюка-Кояловича (2 т., 1650–1669 гг.). Место коронации Миндаугаса в ней тоже однозначно локализируется в Новогрудке: «С великим почетом принял послов Иннокентий IV, а корону послал через Геиденрейха (или Генрика), епископа Армаканского, а позже Хелмского; тот с архиепископом Рижским в поле у Новогрудка (так как в Новогрудке не было достаточно просторных костелов) по обычным обрядам короновали нового короля»11.

Ту же версию излагает и в первой половине XVII в. в Украине составленная Густинская летопись. Под 1252 г., к которому коронацию Миндаугаса ошибочно отнес М. Стрыйковский, в Густинской летописи читаем: «Въ то жъ лто великій князь Литовскій Миндовгъ коронованъ бысть на королевство Литовское въ Новогродку, за благословеніемъ папы Инокентія, презъ Генрика бискупа Хелмского, въ Прусхъ кардинала папежского»12. Влияние М. Стрыйковского на Густинскую летопись очевидно. Как в процитированном фрагменте, так и в дальнейшем изложении фактов истории Литвы, отчетливо прослеживается зависимость от информации М. Стрыйковского. Так после смерти Вайшалгаса (Войшелка) отмечается о конце фамилии Палемона13, в летописный текст вводятся имена легендарных князей и события легендарной истории Литвы14. Автор Густинской летописи пользовался также и «Описанием Европейской Сарматии» Александра Гваньини15, которое представляет собой едва ли не самую раннюю работу М. Стрыйковского, написанную в 1573 г. и присвоенную А. Гваньини16. О месте коронации Миндаугаса в ней еще не говорилось17.

Упомянутые произведения являются основными источниками версии о коронации Миндаугаса в Новогрудке, которая впоследствии десятки и сотни раз повторялась в историографии XIX–XX вв., переходила из книги в книгу, из статьи в статью. Из-за частого повторения этой версии многие историки стали воспринимать ее как факт, не нуждающийся в критическом осмыслении. Из сказанного однако видно, что все древнейшие упоминания этой версии восходят к единственному источнику, – Хронике Стрыйковского, – и является лишь домыслом этого хрониста. Сам Стрыйковский не знал места коронации Миндаугаса и в своих произведениях колебался между Кернаве и Новогрудком, которых, исходя из интерпретаций легендарной части Литовских летописей, считал столицами Литвы.

В Литве в настоящее время получило популярность другое мнение, что коронация Миндаугаса имела место в Вильнюсской кафедре. «Письменные источники упоминают лишь один костел, построенный в Литве в XIII в. Это кафедра короля Миндаугаса, построенная по случаю его крещения и коронации. Только до сих пор было не установлено ее место. Современные исследования позволяют предположить, что тем самым ранним костелом в Вильнюсе и является кафедра короля Миндаугаса», – пишет один из ведущих проповедников вильнюсской концепции археолог Витаутас Урбанавичюс18.

Основы таких интерпретаций были заложены архитектором Наполеонасом Киткаускасом на основе раскопок 1986 г. в подземельях Вильнюсской аркикафедры, где были исследованы ее древнейшие слои 19 . Не смотря на отсутствие надежно датирующего материала, Н. Китакаускас без колебаний отнес остатки первой кафедры к середине XIII в. Такая датировка вытекает главным образом из предположения о том, что первая кафедра якобы была переделана в языческое святилище, а потом – опять в кафедру. Это связывается с крещением Миндаугаса, возвратом Литвы в язычество и новым крещением в 1387 г.20

Остатками языческого святилища считаются две лестницы неизвестного назначения, обнаруженные в северной нефе. Нижняя часть этих лестниц опускалась на 30–40 см ниже уровня пола первой кафедры у ее северной стены, а верхняя часть, разрушена позднейшими строительствами, поднималась в направлении центра кафедры. По представлениям Н. Киткаускаса и его последователей на этом месте находились ступенчатые языческие алтари, описанные Теодором Нарбуттом на основании обнаруженной им хроники Ривиуса. Эти алтари якобы были сооружены на верху разрушенных колон первой кафедры, на которых, по убеждению Н. Киткаускаса, и должны были опираться упомянутые лестницы. Верхняя часть кафедры якобы была снесена, и святилище осталось без крыши, как известно по описанию Т. Нарбутта. В 1387 г. на том же фундаменте якобы достраивается верхняя часть и святилище опять превращается в кафедру. Так обнаружение в подземельях кафедры некой лестницы вырастает в теорию кафедры Миндаугаса и ее переоборудования в языческое святилище. Главным подспорьем здесь служит алтарь с 12 ступенями в описании Ривиуса и Т. Нарбутта.

Исследования Артураса Дубониса подвергли большим сомнениям подлинность хроники Ривиуса. Хотя основа этой хроники, видимо, является подлинным произведением начала XVIII в., однако состоит она из достаточно бесполезных записок ливонского автора, к тому же не связанных с историей Литвы. Известия же о литовской истории вписаны в разных местах этой «хроники» другим почерком21 и содержат уникальные сведения о древней истории Литвы, якобы взятые из пропавшей хроники Августина Ротунда, но никаким другим источникам не известные. При этом ссылаясь на хронику Ривиуса Нарбут никогда не указывал страниц и взял из нее гораздо больше сведений, чем впоследствии поместилось на страницах этой хроники. В связи с этим в комментарии к готовящейся публикации этой хроники Нарбут предложил экзотическое объяснение, что в конце хроники якобы было несколько листов с выписками из хроники Ротунда, которые погибли во время пожара в его имении. Дубонис делает вывод, что этой хроникой Нарбут воспользовался для того, чтобы оправдать свои домыслы вписывая в нее недостающие «свидетельства»22. Ясно таким образом, чего стоит такой «источник» и на нем основанные выводы.

Связь первой Вильнюсской кафедры с Миндаугасом Киткаускас и его сторонники подкрепляют и дипломатическими документами Тевтонского ордена конца XIV – начала XV вв. В письме папе римскому 1388 г.23, в заявлениях полякам в Торуньских переговорах 1399 г.24 и всеобщему церковному собранию в Констанце (1414–1418 гг.) тевтоны утверждали, что Миндаугас якобы учредил Вильнюсское епископство, но потом стал апостатом, в связи с чем тевтоны ставили под сомнение и новое крещение Литвы. Так в заявлении Констанцскому собранию Петера Вормдитта говорится: «Был в Литве некий король, называемый Миндав, который со своей женой принял христианское крещение и пригласил в свою страну братьев ордена и учредил некий кафедральный костел в одном городе, которй называется Вилле [обычная форма названия Вильнюса в немецких источниках XIV–XV вв. – Т. Б.], и взял от какого-то епископа одного пресвитера, брата ордена...» и т. д.25

Упоминание о Вильнюсе является единственным местом в высказываниях тевтонов, которое не было подтверждено предъявляемыми ими документами. Документы эти хорошо известны и сейчас. В них говорится о крещении Миндаугаса, учреждении Литовского епископства и дарении Ордену земель в Литве. Вполне очевидно, что для тевтонов в конце XIV в. не вызывало сомнений тождественность понятий «Вильнюсское епископство» и «Литовское епископство», не задумываясь переносили они реалии своего времени в прошлое и предпочитали привычное им определение Литовского епископства как Вильнюсского. Ничего другого эти документы не отражают и ничего в пользу Вильнюсской кафедры Миндаугаса не могут сказать.

Вильнюсская версия таким образом остается голословной, ничем лучшим, чем новогрудская версия не обоснованной.

Отбросив теории, основанные на домыслах позднейших источников, мы должны обратить внимание на документы, непосредственно связанные с коронацией Миндаугаса. Сохранилась дарственная грамота Миндаугаса, выданная в июле 1253 г. Тевтонскому ордену по случаю коронации. О выдаче этой грамоты говорит и Рифмованная хроника Ливонии26. Эта грамота позволяет уточнить дату коронации, но также содержит данные и о месте коронации, ибо в ней указано место, где она выдана: «Дано в Летовии, в нашем имении, в лето Господне 1253 месяца июля» (Datum in Lettowia in curia nostra anno domini MCCLIII mense Julio)27. Еще одна грамота, подтвержденная в 1260 г., но подготовленная, как видно по списку свидетелей, в том же 1253 г.28 В ней Миндаугас записывает Тевтонскому ордену право наследства на трон Литвы в случае своей смерти без наследников. Грамота тоже содержит подобную формулу – Datum Lettovie in curia nostra29.

Недоумение некоторых историков вызывает название имения, которое в немецко-латинской транскрипции полностью совпадает с названием Литвы, употребляемом в тех же грамотах. В связи с этим многим историкам казалось, что грамоты эти выданы в каком-то неопределенном имении в Литве, т. е. формулу надо понимать «в Литве, в нашем имении».

Здесь сразу следует отметить, что в формуле датирования почти исключительно всегда указывается конкретное место, в котором выдана грамота. Мне удалось обнаружить лишь одну грамоту Тевтонского ордена, которая выдана просто в Чехии – «Datum Bohemie»30. Нет однако никакого указания о каком-нибудь безымянном имении да и вряд ли оно может быть, ибо нет смысла конкретизировать место выдачи грамоты, определяя его как «имение» и не указывая при этом названия этого имения. Если уж говорится, что грамота выдана «in curia», то рядом обязательно указывается название этой «курии».

По сути дела вопрос был решен еще в 1910 г. Эдуардом Вольтером. В своей статье «Город Мендовга, или где искать Летовию XIII века?»31 исследователь обратил внимание на то, что конкретная местность, называемая Летовией, действительно существовала в Литве и известна сейчас под названием Латава (Latava). Так называется деревня к северо западу от г. Аникщяй у одноименного ручейка, притока реки Швянтойи. Упоминается этот ручеек Латава в подложной грамоте Миндаугаса 1261 г., в которой описываются границы Селы. Проводится они по реке Швянтойи, а потом поворачивает по ручейку Латава и идет далее к западу. Название ручейка в грамоте пишется точно так же, как писалось название имения Миндаугаса – «in ripam Lettowiae»32. Описание границы дает возможность предельно точно локализировать место нахождения этого ручейка, не оставляя ни малейшего сомнения в тождественности названий «Леттовия» и «Латава». Более того, сохранилось другое описание границ Селы, датируемое концом XIV в. Здесь от реки Швянтойи граница поворачивает к «городищу, называемому Леттов» (borchwal, nomine Lettow)33. Подтверждается таким образом не только тождество названий «Летовия» и «Латава», но и наличие городища с таким же названием.

Вольтер однако не смог найти этого городища, хотя он прилагал для этого усилия и в 1935 г. даже сам посещал Латаву. Позволяло это историкам, приверженным к историографическим традициям, толковать «городище именем Леттов» как некое неопределенное городище на стороне Литвы, не имеющее ничего общего с ручейком Латава34. Продолжало преобладать и мнение о том, что грамоты Миндаугаса выданы в каком-то неопределенном имении в Литве. Название же ручейка просто игнорировалось как совпадение.

Лишь в 1997 г. было обнаружено городище на берегу ручейка Латавы, находящееся в лесу у деревни Палатавис (Palatavys), недалеко от деревни Латава. Городище имеет площадку круглой формы диаметром в 30–33 м, ров и вал со стороны возвышенности и является типичной княжеской резиденцией. По случайным находкам городище датировано XIII–XIV вв. После этого открытия не осталось больше сомнений о положении городища Леттов и тождественности его названия с современным топонимом «Латава».

Следовательно, можно считать доказанным существование княжеской резиденции, название которой в немецко-латинской транскрипции полностью совпадало с написанием названия Литвы. Вызывающее у некоторых исследователей сомнения пограничное положение Латавы в действительности хорошо объясняет выбор места коронации. Дело в том, что в торжествах коронации принимал участие глава соседнего государства – магистр Ливонского ордена Андрей Штирланд. По обычной в средние века практике главы государств встречались на границах своих владений35. Не удивительно, что и в 1253 г. имение, находящееся на пограничье Литвы и Ливонии стало наиболее удобным местом для проведения коронации Миндаугаса и приема зарубежных гостей36. Палатавское городище таким образом надо считать наиболее вероятным местом коронации Миндаугаса.

--------------------------------------------------------------------------------

1 «Столичный» аспект в истории Новогрудка обсуждается в отдельной моей статье: Баранаускас Т. Новогрудок в XIII в.: история и миф // Castrum, urbis et bellum: зборнік науковых прац : прысвячаецца памяці прафесара Міхася Ткачова. Баранавічы, 2002. С. 29–44.

2 Этому вопросу посвящена отдельная моя статья: Baranauskas T. Vorutos pilis // Mūsų praeitis. Vilnius, 2001. T. 7. P. 43–70. См. также: Забела Г. Городище Шяйминишкеляй – предполагаемое место замка Ворута // Castrum, urbis et bellum. Баранавічы, 2002. С. 131–145.

3 О времени составления Хроники Быховца (в среде канцлера ВКЛ Альбрехта Гоштаутаса) см.: Jasas R. Bychovco kronika ir jos kilmė // Lietuvos metraštis. Bychovco kronika / vertė, įvadą ir paaiškinimus parašė R. Jasas. Vilnius, 1971. P. 26–38.

4 Rozmowa Polaka z Litwinem // Šešioliktojo amžiaus raštija. Vilnius, 2000, p. 264: "…księstwo Lithewskie po Ringolcie, czwartym wnuku, po łacinie adnepos zową, Radiwiłowym, na Swintaurusa potomka Centaurusowego, Ktorego syn Syuimbud poiął był dziewkę Cernowę, Poiatę, iako się pierwey powiedziało, przypadło, y panowali Centaurusow rod, aż do Troydena w Litwie”.

5 Stryjkowski M. O początkach, wywodach, dzielnościach, sprawach rycerskich i domowych sławnego narodu litewskiego, żemojdzkiego i ruskiego, przedtym nigdy od żadnego ani kuszonę, ani opisane, z natchnienia Bożego a uprzejmie pilnegp doświadczenia / opracowała Julia Radziszewska. Warszawa, 1978. S. 194: "Tego Mendoga Litwa niebacznie a głupie w swych latopiscach nie wspomina, który był pierwszym królem koronowanym z stolca papieskiego litewskim i dzielniejszym nad wszystkie przodki swoje.”

6 Там же: "Przeto, ja widząc w tej mierze prostotę onej starej Litwy, to znaczne acz pogańskie książę, własnego syna Ryngoltowego z dowodu Miechowity, Kromera, pruskich i liflandzkich krojnik tum sprawy wypisał”.

7 Stryjkowski M. Kronika polska, litewska, żmódzka i wszystkiej Rusi. Warszawa, 1846. T. 1. S. 288: "To póty z Latopisca starodawnego, któregom dostał u xiążąt Zasławskich o Mendogu xiędzu Litewskim, rzecz idzie, Czytelniku miły; a teraz zasię z Długosza, Miechowiusa i Cromera, ostatek spraw jego napiszemy dowodnie.”

8 Stryjkowski M. Goniec cnothy, do prawych slachciczów // Stryjkowski M. Stryjkowski M. Kronika polska, litewska, żmódzka i wszystkiej Rusi. Warszawa, 1846. T. 2. S. 541:

Potym się okrzcił, Mendolphus jest nazwan,

Na Litewskie królestwo koronowan,

W Kiernowie z dozwolenia Papieskiego,

I Cesarskiego.

9 Stryjkowski M. O początkach... S. 197:

Nie dał się długo papież prosić, bo mu milo,

Iż się tak wielkie państwo i sławne ochrzciło.

Co w skok koronę sprawił i w Rzymie poświęcił,

A legatom swym z Litwą pilnie ją nieść zlecił.

Tak go z wolą papieską ukoronowali

W Kiernowie i litewskim królem obwołali.

Hemderyk, legat, nań kładł koronę z inszymi

Biskupy, z ryskim, z derptskim, z Krzyżaki pruskimi.

10 Stryjkowski M. Kronika… T. 1. S. 289: "Tak tedy Innocentius, papież Rzymski, widząc rzecz być pożyteczną Kośćiołowi Rzymskiemu, iż tak wielkie a waleczne państwo pogańskie do Christusa dobrowolnie przystąpiło, zaraz bez wszelkiego odkładania koronę Litewską poświęcił i Mendoga Króla Litewskiego być obwołał, a chcąc mu się tym więcej zachować, posłał legata swojego zakonnego brata Heinderika prowinciała Polskiego, Armakańskiego przed tym biskupa, a na ten czas Kulmienskiego albo Chełmienskiego w Prusiech, który przyjachawszy do Nowogrodka Litewskiego z arcibiskupiem Rigenskim i s Krzyżakami Pruskimi i Liflandskimi, Mindauga albo Mendoka na królestwo Litewskie według zwykłych ceremonij kościelnych pomazał, obwołał i z ramienia papieskiego i cesarskiego, koroną nową Litewską koronował.”

11 Vijūkas-Kojelavičius A. Lietuvos istorija. Pirma ir antra dalis / iš lotynų k. vertė L. Valkūnas. Vilnius, 1989. P. 103.

12 Густинская летопись // Полное собрание русских летописей. Санктпетербург, 1843. Т. 2. С. 342.

13 Густинская летопись. С. 344: «но Литва такоже собрашася и поставиша себе князя Утена, зъ дому Китавровъ, понеже уже на Войшелку преста фамиля зъ дому Палемонова, албо Урсиновъ»; Stryjkowski M. Kronika… T. 1. S. 306: "W tym Wasiełku zabitym synu Mendogowym (…) skończyła się familia xiążęcia Rzymskiego Palemona, z herbu Kolumnów. A stolica Litewska przeniesiona powtóre do Kitaurussów Dorsprungowiczów, tychże potomków xiążąt Rzymskich, ale inszej familiej, na którą był wybrany Swintoróg Utenussowic.”

14 Густинская летопись. С. 345–346: под 1276 г. – Трабусь, Нарамунтъ, Довмонтъ, под 1277 г. – Наримонтъ, под 1278 г. – Наримунт, Тройден, Довмонтъ, Римонтъ, Витен «гербу Китавровъ князей Римскихъ».

15 Так в сообщении о смерти Вайшалгаса говорится о вокняжении князя Утянися, как у Гваньини (Gvagnini A. Sarmatiae Evropeae descriptio. Spirae, 1581. P. 48), но замечание о конце фамилии Палемона содержится только в Хронике Стрыйковского (см. выше).

16 Stryjkowski M. Kronika… T. 1. S. 245: "Także też in eo libro, quem latine sub titulo Descriptionis Sarmatiae Europeae (…) anno 1573 exaravi, dum adhuc adolescens in Witebsca cuidam Italo cohortis pedestris praefecto familiariter adhaererem, ac marte interdum respirante obscoena perosus ocia, ingenuis musis operam navarem.”

17 Gvagnini A. Sarmatiae Evropeae descriptio. P. 47: "…Innocentius Papa fratrem Heindenricum olim prouincialem Poloniae, & Episcopum Armacanum, cum alijs Episcopis de Riga Liuoniae misit, qui Mendogonem in Regem Lituaniae inunxerunt…”

18 Urbanavičius V. Vilniaus Perkūno šventovės klausimu // Iš baltų kultūros istorijos. Vilnius, 2000. P. 23.

19 Kitkauskas N., Lisanka A., Lasavickas S. Perkūno šventyklos liekanos Vilniaus žemutinėje pilyje // Kultūros barai. 1986. Nr. 12 (264). P. 51–55; 1987. Nr. 1 (265). P. 60–63; Nr. 2 (266). P. 53–57.

20 Kitkauskas N. Vilniaus arkikatedros požemiai. Vilnius, 1994. P. 10–18; Kitkauskas N., Lisanka A. Šventykla Vilniaus Žemutinėje pilyje // Baltų religijos ir mitologijos šaltiniai. Vilnius, 2001. T. 2. P. 455–460.

21 Baltų religijos ir mitologijos šaltiniai / sudarė N. Vėlius. Vilnius, 2001. T. 2: XVI amžius. P. 452 (Rimantas Jasas).

22 Dubonis A. Rivijaus kronikos byla // Lituanistica. 1997. Nr. 4 (32). P. 3–12.

23 Scriptores rerum Prussicarum. Leipzig, 1866. Bd. 3. S. 610–611.

24 Codex epistolaris Vitoldi, magni ducis Lithuaniae. 1376–1430 / collectus opera Antonii Prochaska. Cracoviae, 1882. P. 33.

25 Codex epistolaris Vitoldi. P. 996–997: "Fuit quidam rex in Litwania Myndaw nominatus, qui christianitatis beptismum assumpsit cum sua uxore et invitavit ad partes suas fratres ordinis et fundavit quandam ecclesiam cathedralem in quadam civitate que vocata est Wille, et cepit a quodam episcopo quendam presbiterium fratrem ordinis. Qui idem rex aliquo tempore amorem magnum erga ordinem gerebat, quod ipse aliquas terras ordini in perpetuum contulit, super quibus ordo ad huc bonas obtinet litteras. Post hoc per aliquod tempus in sua vita, dedit et commisit ordini omnes Littauwicas terras, si ipse sine herede moriretur. Hoc idem donum et testamentum fuit a domino papa Innocencio quarto confirmatum et eciam ab Allexandro. Modo ita factum est quod ipse in christiane fidei ritu bene annis octo permansit, tempore illo quo magnas terras illarum patriarum ordo possidebat ac eciam quidam episcopus fuit in Wille constitutus. Post hoc ille rex prefatus fuit a quibusdam ductu demoniaco immutatus a fide christiana, et fratres et christicole illi qui cauti non prefuerunt interficiebantur omnes, et facta est magna prodicio in populo christiano.”

26 Atskaņu hronika = Livländische Reimchronik / V. Bisenieka atdzejojums, Ē. Mugurēviča piekšvārds, Ē. Mugurēviča, K. Kļaviņa komentari. Rīgā, 1998. Lpp. 118 (строчки 3562–3567):

der kunic was der crône vrô.

dem meister gab er mit brîven dô

rîchlîch in sîne hant

rîche unde gûte lant

in sîme kunicrîche sân.

27 Preußisches Urkundenbuch. Politische Abtheilung. Königsberg, 1909. Bd. 1. Hlft. 2 / Ed. A. Seraphim. S. 35 (№ 39).

28 Łowmiański H. Studja nad początkami społeczeństwa i państwa Litewskiego. Wilno, 1932. T. 2. S. 325–326.

29 Preußisches Urkundenbuch. Politische Abtheilung. Königsberg, 1909. Bd. 1. Hlft. 2. S. 93 (№ 106).

30 Preußisches Urkundenbuch. Königsberg, 1882. Bd. 1. Hlft. 1. S. 219 (№ 294): ,,Datum Bohemie Anno dom. millesimo CCLIIII in vigilia exaltationis sancte crucis” (грамота великого магистра Попона из Остерны 1254 г.).

31 Вольтер Э. А. Город Мендовга, или где искать Летовию ХIII века? Спб., 1910.

32 Bielenstein A. Die Grenzen des Lettischen Volksstammes und der Lettischen Sprache in der Gegenwart und im 13. Jahrhundert : ein Beitrag zur ethnologishen Geographie und Geschichte Russlands. St. Petersburg, 1892. S. 434–435.

33 Там же. С. 451.

34 Paszkiewicz H. Jagiellonowie a Moskwa. Warszawa, 1933. T. 1: Litwa a Moskwa w XIII i XIV wieku. S. 82; Batūra R. XIII a. Lietuvos sostinės klausimu // Lietuvos TSR Mokslų akademijos darbai. A serija. 1966. T. 1 (20). P. 142, 148–149; Gudavičius E. Mindaugas. Vilnius, 1998. P. 162.

35 Hamilton K., Langhorne R. The Practice of Diplomacy. Its Evolution, Theory and Administration. London and New York: Routledge, 1995. P. 128–131.

36 Подробней об имении Миндаугаса Латава говорится в статье: Baranauskas T., Zabiela G. Mindaugo dvaras Latava // Lietuvos istorijos metraštis. 1997 metai. Vilnius, 1998. P. 21–40.

Доклад, прочитанный на конференции «Станаўленне Вялікага княства Літоўскага (да 750-годдзя каранацыі Міндоўга)», Новогрудок, 16 мая 2003 г.

********************************************************************************

*********

[Гость Вячорка]

Разговорным же языком правителей и знати до Казимира Ягеллончика был литовский, а при Казимире мог быть уже и польским, который ему был родным, хотя его еще обучали и литовскому.

Это из Баранаускаса. А он то откуда взял это??? На чем построил эти выводы?

Почему разговорный не мог быть руський (распространенный на подавляющей территории ВКЛ) или скажем татарский?

Есть источники, которые свидетельствуют, что разговорный язык правителей и знати был литовский а не руський или татарский?

На, пример, он пишет (т. е. диктует писарю, который в данном случае излагает всё по-латински) о ситуации, когда в присутствии императора Зигизмунда он заговорил с Йогайлой по-литовски, а также раньше этому же императору объяснял, что по-литовски означают названия Аукштайтии и Жемайтии, и что у литовцев и жемайтов один язык.

Чтобы не вводить читателя в заблуждение, нужно было бы указать, что Витовт и Ягайло наравне с руським понимали и литовский язык. Мать Витовта - из жмудского племени. У Ягайло правда мать русская, а отец - по крайней мере наполовину русский (см. генеалогия литовских князей выше).

Именно об этом говорит Ян Длугош, когда пишет о крещении в Вильне "язычников": ...священниками короля Владислава, который знал язык племени и с которым легче соглашались

[KestaS]

********************************************************************************

*********

Источник - http://viduramziu.lietuvos.net/socium/novogrudok-ru.htm

НОВОГРУДОК В XIII в.: ИСТОРИЯ И МИФ

Томас Баранаускас

В ряде работ историков XIX–XX в. утверждается, что первой столицей Великого княжества Литовского был Новогрудок. Такие выводы более характерны для ранней историографии, в первой половине XX в. от таких воззрений ведущие историки отказались [1]. Однако статус первой столицы Литвы приписывается Новогрудку иногда и сейчас, а в белорусской историографии это стало восприниматься как аксиома [2].

В связи с этим встает вопрос: на чем основана версия о Новогрудке как о первой столице Литвы, каким его показывают достоверные источники, что известно о его ранней истории.

Следует отметить, что Новогрудок XIII в. известен по единственному достоверному источнику — Ипатьевской (Волынской) летописи. Другие источники дают лишь косвенную информацию, помогают лучше понять контекст событий вокруг Новогрудка, не упоминая его имени.

Начало истории Новогрудка

По археологическим данным, Новогрудок был основан в XI в. главным образом в ходе дреговичской колонизации [3, с. 66, 106–107]. Исторически он известен лишь с XIII в. Утверждения, что Новогрудок якобы был основан в 1044 г., во время похода киевского князя Ярослава на Литву, являются очевидным недоразумением. Сторонники такой точки зрения (начиная с В.Татищева [4, с. 79]) ссылаются на поздние новгородские летописи, где сказано, что в 1044 г. «ходи Ярослав на Литву, а на весну заложил Новгород и сделал и» [5, с. 116; 6, с. 127; 7, с. 20]. Какой город здесь имеется в виду, хорошо видно по более раннему и более полному тексту Новгородской первой летописи старшего извода: «Ходи Ярослав на Литву; а на весну же Володимиръ заложи Новъгород и сдела его. В лето 6553 [= 1045]. Заложи Володимиръ святую Софею в Новегороде» [8, с. 181]. То есть новгородский князь Владимир в Великом Новгороде сделал то же самое, что в 1037 г. его отец в Киеве: «Заложи Ярославъ город Кыевъ, и церковь святыя Софея сверши» [8, с. 180]. Очевидно, что «заложение города» означает здесь строительство укреплений. И конечно же, нет никакой связи ни с Новогрудком, ни с походом Ярослава на Литву.

Хотя история Новогрудка XI–XII в. неизвестна, можно предположить, что он, как и большинство других дреговичских земель, входил в состав Туровского княжества [9, с. 13 (карта)], известного позже под названием Полесья. Интересно, что в описании похода русско-татарских войск на Новогрудок в 1275 г. Полесьем называется Новогрудское княжество или его часть («Мьстиславъ... шелъ бяшеть от Копыля воюя по Полесью») [10, стб. 873]. Принадлежность Новогрудка к Турово-Пинской земле косвенно подтверждает первое упоминание новогрудцев, действующих вместе с ополчениями Пинска и Турова в 1228 г.

Поход 1228 г. был направлен на Каменец, владение волынского князя Даниила Романовича. Инициатива принадлежала пинскому князю Ростиславу, мстящему Даниилу за взятых в плен его детей. Ростислава поддержал Владимир Киевский и Михаил Черниговский. Последний привел также курское ополчение, поэтому возможно, что упоминаемые «новгородци» могли быть и ополчением Новгорода Северского, хотя новогрудская идентификация представляется более вероятной. Об этом можно судить и по порядку перечисления участников похода («и Куряны, и Пиняны, и Новгородци, и Туровци»), и по цели похода, которая предполагает активное участие соседей Пинска [10, cтб. 753; 11, c. 1–72].

Несмотря на сосредоточение огромных сил, поход на Каменец закончился неудачно. Даниил с братом Васильком двинулись на Киев и заставили Владимира и Михаила примириться на выгодных условиях. Это означало попадание Пинска в зону влияния волынских Романовичей.

В том же году Романовичи отправились в поход в Польшу, на Калиш, в котором уже вынужден был участвовать и Владимир Пинский. М.Грушевский отнес этот поход к 1229 г. [11, c. 22], однако в летописи сказано, что поход связан с тем, что «В та ж лета Льстько убьенъ быс» и Конрад Мазовецкий попросил помощи в борьбе за власть. Поляки участвовали уже в походе Романовичей на Киев, и, очевидно, вскоре последовавший поход Романовичей в Польшу был платой Конраду за услугу. Так как Лешек умер 23 ноября 1227 г., можно предположить, что летописец здесь имел в виду сентябрьский 6736 год, в котором должны поместиться и смерть Лешека, и война Романовичей с пинско-киевской коалицией, и поход на Калиш. Однако Романовичи, видимо, не доверяя ему полностью, оставили его в Бресте «стеречи земле от Ятвязь». В то время у Бреста появились литовцы, возвращающиеся из похода на Польшу и не опасающиеся волынских князей, с которыми были в мирных отношениях («мняще мирни суще»). Однако Владимир Пинский позволил себе не считаться с политикой волынских князей. «Оже есте мирни, но мне есте не мирни», — заявил он литовцам и разбил их [10, cтб. 754]. Этот факт свидетельствует о напряженных отношениях между князями Туровской земли и литовцами.

Союзнические взаимоотношения Литвы и Волыни сохраняются и в дальнейшем. Весной 1238 г. «Данилъ же возведе на Кондрата Литву Минъдога, Изяслава Новгородьского» [10, cтб. 776]. Здесь еще очевидна независимость друг от друга Миндаугаса и новогрудского князя Изяслава — их связывает лишь воля Даниила.

Подчинение Новогрудка Литве

1238 г. стал роковым для Руси и Литвы. На Русь навалилась волна монгольского нашествия, вскоре превратившая в руины многие цветущие города. В Литве же, наобoрот, прекратились междоусобицы и утвердилась единоличная власть Миндаугаса. Об усобицах внутри Литвы, предшествовавших этому, известно немногое [10, cтб. 858]. Однако период усобиц, видимо, отражает десятилетний перерыв литовских военных походов. В первые десятилетия XIII в. они проводились фактически ежегодно, а в 1229–1237 г. известны лишь 2 военных похода литовцев (в 1230 и 1234 г.) [12, с. 177]. В то же время наблюдается независимость от Литвы ятвягов [10, cтб. 754, 776], хотя еще в 1209 г. они действовали вместе с Литвой [10, cтб. 721] и в дальнейшем будут ей принадлежать.

После похода войск Миндаугаса на Мазовию в 1238 г. открывается новый этап военной активности Литвы. Разоренная монгольским нашествием Русь стала наиболее легкой добычей для литовских отрядов. Никогда в истории литовские набеги на Русь не проводились с такой интенсивностью, как в 40-е г. XIII в. Именно в это десятилетие в судьбе Новогрудка происходит перелом — он оказывается под властью литовских князей. В 1249 г. Даниил уже нападает на Новогрудок как на владение Литвы.

Каким образом Новогрудок оказался под властью Литвы, можно судить по рассказу о сыне Миндаугаса Вайшалгасе: «Воишелкъ же нача княжити в Новегородече, в поганстве буда, и нача проливати крови много, убивашеть бо на всякъ день по три, по четыри; которого же дни не убьяшеть кого печаловашеть тогда, коли же убьяшеть кого, тогда веселъ бяшеть. Посем же вниде страхъ Божии во сердце его, помысли в собе, хотя прияти святое крещение. И крестися ту, в Новегородце, и нача быти во крестьянстве» [10, cтб. 858–859]. Этот текст отражает насильственное вокняжение Вайшалгаса в Новогрудке, за которым следовали жесткие репрессии.

Перемена политики Вайшалгаса в дальнейшем, возможно, связана с тем, что в начале своего правления он был еще малолетним, и все решения от его имени принимали назначенные Миндаугасом регенты [13, с. 8, 16, 20–21, 93–97]. Он же был склонен к более мягкой политике, которая его отцу явно не нравилась. Об этом можно судить по характеристике их взаимоотношений в конце жизни Миндаугаса: «Отец же его Миндовгъ укаривашеться ему по его житью. Онъ же на отца своего нелюбовашеть велми» [10, cтб. 859].

Трудно сказать, что случилось с бывшим Новогрудским князем Изяславом. Зимой 1254–1255 г. упоминается некий Изяслав Свислочский [10, cтб. 831]. Если это тот же Изяслав, который в 1238 г. еще княжил в Новогрудке, можно было бы предположить, что он сохранил жизнь, но был оттеснен на Свислочь. Однако это мог быть и совсем другой Изяслав.

Точную дату присоединения Новогрудка к Литве установить трудно, но можно предположить, что это случилось вскоре после разорения западной Руси Батыем в 1240-1241 г. Уже во второй половине 1241 г., во время похода Даниила на Бакоту, его брату Васильку пришлось остаться «стеречи земле от Литвы» [10, cтб. 792]. Это свидетельствует о немедленном наступлении Литвы на разоренную татарами Русь, что согласуется с исторической традицией, отразившейся в Литовских летописях. В них подчинение Новогрудка Литве связывается с последствиями похода Батыя: «А в тот час доведался князь великии Монтивил жомоитскии, иж Руская земля спустела и рускии князи розогнаны, и он, давши воиско сыну своему Скирмонту, и послал с ним панов своих радных (...). И зашли за реку Велю, и потом перешли реку Немон и нашли в чотырех милях от реки Немна гору красную, и сподобалася им, и вчинили на неи город и назвали его Новъгородок» [14]. Имена и детали здесь недостоверны, но суть, видимо, отражена верно [15, с. 133].

Урегулирование взаимоотношений между Литвой и Волынью после подчинения Новогрудка Литве произошло накануне Ярославской битвы (17 августа 1245 г.). Готовясь к решающей схватке с Ростиславом Михаиловичем, Романовичи просили о помощи не только Конрада Мазовецкого, но и Миндаугаса: «Данило же и Василко посласта в Литву помощи просяща. И послана быс от Миндога помощь. Не дотягшу же обоимъ, явлешу же Богу помощь свою над ними» [10, стб. 801]. Такая просьба была бы невозможна без заключения мира, который, видимо, был скреплен браком Даниила с племянницей Миндаугаса (она упоминается как жена Даниила в 1249 г.). Однако союз с Литвой не принес Романовичам той пользы, на которую они надеялись (на битву литовцы опоздали). Вероятно, и литовцы остались недовольны предпринятым походом (как это было в 1255 г.). В конце 1245 г. Плано Карпини, провожаемый Васильком Романовичем в Киев, сообщает о новых набегах литовцев [16].

Зимой 1245–1246 г. Василько Романович по предложению Конрада Мазовецкого отправился вместе с ним в поход на ятвягов [10, стб. 808]. Ввиду того, что акт разграничения прусских епископств от 29 июля 1243 г. к Литве уже относит не только земли ятвягов, но и галиндов (границы прусских епископств, проводимые реками Пасленка и Преголя, доходили до границ литовцев) [17, с. 108–109], этот поход затрагивал и интересы Литвы. Правда, тогда его пришлось отменить из-за неблагоприятных погодных условий. Но зимой 1248–1249 г. совершенный совместный поход на ятвягов Даниила и Василька Романовичей и польских князей [10, стб. 810–813] должен был окончательно нарушить мир с Литвой.

Новогрудок во время войны 1249–1254 г.

Зимой 1248–1249 г. Миндаугас послал в поход на Смоленск своих племянников Таутвиласа, Гедивидаса и их дядю Викинтаса, разрешив им всю добычу оставить себе [10, стб. 815]. Однако они зашли значительно дальше, на Протве разбили Московского князя Михаила, но потерпели поражение у Зубцова [18]. Развал литовского войска вызвал гнев Миндаугаса. Разбитые князи решили бежать на Волынь к Даниилу.

Даниил видел здесь хорошую возможность расширить свою ятвяжскую кампанию. Он снова обратился к своим польским союзникам: «время есть христьяномь на поганее, яко сами имеют рать межи собою». Поляки, однако, уклонились от похода. В то же время литовские беженцы нашли поддержку в Ятвягии и в половине Жемайтии (вотчина Викинтаса), что дало возможность Даниилу решить ятвяжский вопрос дипломатическими средствами.

Сами же Романовичи напали на Новогрудок: «Данило же и Василько поидоста к Новугороду. Данилъ же и Василько, брат его, розгадав со сыномъ брата си, посла на Волковыескь, а сына на Услонимъ, а самъ иде ко Здитову, и поимаша грады многы и звратишася в домы» [10, стб. 816].

Сразу после похода к Таутвиласу пришло известие, что Ливонский орден его поддержит.

Таутвилас с доверенным ему войском Даниила пробился через владения Миндаугаса в Ливонию. В дальнейшей борьбе Новогрудок теряет свое значение. К нему внимание вновь обращается, лишь когда Таутвилас потерпел поражения у Ворутского замка (1251 г.) и в Жемайтии. Тогда он снова обращается к Даниилу: «Тевтивилъ присла Ревбу река поиди к Новугороду. Данило же поиде с братомъ Василкомъ, и со сыномъ Лвом, и с Половци со сватомъ своимъ Тегакомъ, и приде к Пиньску. Князи же Пиньсцеи имеяху лесть, и поя е со собою неволею на воину». Видно, вместе с Новогрудком в зависимость от Литвы попал и Пинск. Однако охраняемая Литвой граница проходила севернее, у озера Выгонощанского и реки Щары (т.е. там, где и в XVI в. проходила граница между Вядзской волостью Пинского повета и Липской волостью Новогрудского повета [19]): «И послаша стороже Литва на озере Зьяте, и гнаша чересъ болота до рекы Шарье». После неожиданного нападения литовцев Даниил с трудом вновь сплотил свое войско (пинские князи отказывались пойти дальше), спешно ограбил Новогрудскую землю и вернулся назад («Наутрея же плениша всю землю Новгородьскую, оттуда же возвратишася в домъ свои») [10, стб. 818–819].

Отметив неожиданное отсутствие ятвягов в походе («Ятвязем же поехавши на помощь Данилу, не могоша доехати, зане снези велице быша») [10, стб. 819], летописец описывает поход людей Даниила на Гродно. Поход состоял из двух этапов: на первом «люди» Романовичей взяли Гродно (Даниил возвратился из Бельска), а на втором Романовичи «посласта многы своя пешьце и коньникы на грады ихъ и плениша всю вотчину ихъ страны ихъ. Миндог же посла сына си, и воева около Турьска». Из текста непонятно, чья страна и вотчина имеются в виду. Эдвардас Гудавичюс считает ограбленные территории вотчиной Миндаугаса [20], однако, летописец мог иметь в виду и владения гродненцев, литовцев или же предавших Даниила ятвягов. Миндаугас не участвовал в этих событиях непосредственно, действовал через сына (видно, Вайшалгаса). Упоминание Турийска говорит о том, что войска Романовичей двигались от Гродно по побережью Немана в направлении Новогрудка, что представляло угрозу Вайшалгасу и его княжеству.

В то же время Миндаугас заставил бежать Таувиласа из Жемайтии, возвратил жемайтов и ятвягов под свою власть и предложил Даниилу мир: «Тогож лета присла Миндовгъ к Данилу, прося миру и хотя любви о сватьстве. Тогда же Тевти(ви)лъ прибеже к Данилу, и Жемойть, и Ятвязь река, яко Миндовгъ убеди я серебром многимъ, Данилу же гнев имеющю на не» [10, стб. 819–820]. Переход ятвягов на сторону Миндаугаса, возможно, произошел уже накануне новогрудского похода Даниила, что объяснило бы не только уклонение ятвягов от участия в походе, но и следовавший потом поход волынян на в значительной мере ятвяжское Гродненское княжество (участие ятвягов в этом походе уже не предполагалось).

Несмотря на предложенный Миндаугасом мир, Даниил в конце 1252 г. еще раз отправился на Новогрудок: «Данилови же пошедшу на воину, на Литву, на Новъгородокъ, бывшю раскалью» [10, стб. 828–829]. Это третий и последний новогрудский поход Даниила.

Княжение Романа Данииловича в Новогрудке

Война Даниила и Миндаугаса закончилась миром 1254 г., который от имени отца заключил Вайшалгас: «Потом же Воишелкь створи миръ с Даниломъ и выда дщерь Миндогдову за Шварна, сестру свою, и приде (в) Холмъ к Данилу, оставивъ княжение свое, и восприемь мнискии чинъ, и вдасть Романови, сынови королеву, Новогородъкъ от Миндога и от себе, и Вослонимъ, и Волковыескь, и все городы» [10, стб. 830–831]. Другими словами, Новогрудок и все подвластные ему города (Слоним, Волковыск и др.) были даны Роману Данииловичу от Миндаугаса как верховного правителя и от Вайшалгаса как непосредственного правителя [21]. Это пожалование в свою очередь ставило Романа в вассальную зависимость от Миндаугаса, как видно из дальнейших событий, в частности, из заявления Миндаугаса 1255 г.: «...прислаша Миндовгъ к Данилу: пришлю к тобе Романа и Новогородце, абы пошелъ ко Возвяглю» [10, стб. 838].

Это хорошо вписывалось в общую политику урегулирования взаимоотношений Миндаугаса со своими соседями после войны 1249–1254 г. — периферийные земли своего государства Миндаугас передал в ленное управление бывшим врагам. Дарственной грамотой, выданной сразу после своей коронации в июле 1253 г., Миндаугас пожаловал в лен Ливонскому ордену земли в западной части Литовского государства — часть Жемайтии (волости Колайняй у Юрбаркаса, Каршува, Кражяй, половину волостей Расейняй, Лаукува, Бетигала, Арёгала), половину Дайнавы (или Ятвягии, включая волости Вейсеяй и Павейсининкай — видимо, из другой половины), а также всю Надровию. Земли жаловались при условии, что братья Ливонского ордена «сами и со своими силами, на свой счет материальным мечем, помощью и советом (auxilio et consilio) будут вечно помогать нам и законным наследникам нашего королевства против наших врагов и врагов веры» [22]. Из такого условия следует, что упомянутые земли теоретически не исключались из состава Литовского государства.

В пожаловании 1253 г. было резервировано место для будущих владений епископа Литвы Кристиана — в 1254 г. ему были пожалованы другие половины волостей Расейняй, Лаукува и Бетигала в Жемайтии. Чередование земель ордена и литовского епископа должно было поддерживать статус всего комплекса этих земель как составной части Литвы.

Есть основания думать, что мир с Даниилом стоил Миндаугасу не только пожалования Новогрудка в лен Роману Данииловичу. Видимо, пришлось уступить часть Ятвяжской земли и Даниилу. Претензии Даниила и Земовита Мазовецкого на треть ятвяжских земель были признаны Тевтонским орденом в Рацёнжском договоре от 24 ноября (?) 1254 г. [17, с. 221–222]. Зимой 1254–1255 г. Даниил совершает поход на ятвягов. Характерно, что в нем принимал участие Роман Даниилович с новогрудцами, а это значит, что поход Даниила был согласован с Миндаугасом: «Поиде Данило на Ятвязе с братомъ и сыномъ Лвомъ, и с Шеварномъ, младу сущу ему, и посла по Романа в Новъгородокъ и приде к нему Романъ со всими Новгородци, и со тцемь своимъ Глебомъ, и со Изяславомъ, со Вислочьскимь, и со сее стороны приде Сомовитъ со Мазовшаны, и помочь от Болеслава со Судимирци и Краковляны» [10, стб. 831]. Поход окончился победой Даниила и наложением дани на ятвягов [10, стб. 835–836].

Следует отметить, что совершенно аналогично реальную власть на пожалованную Миндаугасом Жемайтию приходилось устанавливать и Ливонскому ордену, однако, с меньшим успехом. Жемайты оказали упорное сопротивление, причем стратегической целью восставших жемайтов, как отмечается в Ливонской рифмованной хронике, была не независимость, а возвращение Жемайтии под власть Миндаугаса [23].

Здесь можно заметить на первый взгляд парадоксальное явление: чем тесней была связь пожалованных территорий с центром государства, тем трудней было привести в действие дарственные грамоты.

На самом деле никакого парадокса здесь нет — всё зависело от условий вхождения этих территорий в состав Литовского государства. Жемайты были литовцами («литовцы, которые называются жемайтами»), как их неоднократно называет Ливонская рифмованная хроника [24], полноправными гражданами государства. Переход под власть Тевтонского ордена означал понижение их статуса. Ятвяги входили в состав Литвы как периферийное, не совсем полноправное и неокончательно интегрированное в структуру государства племя, однако, тоже на более-менее добровольных основах. Они противились изменению их статуса, но ненастойчиво. Новогрудок же был включен в состав Литвы путем насилия, и поэтому не оказывал никакого сопротивления передаче города представителю традиционной для него династии Рюриковичей. Жители Новогрудка от такой реформы лишь выигрывали.

Взаимоотношения и внутренние противоречия между Литвой, Новогрудком и Волынью во время правления Романа Данииловича в Новогрудке проявились во время похода на подвластный татарам Возвягль (в Киевском княжестве) летом 1255 г. Даниил и Василько первыми отправились в поход, к ним на помощь должны были прийти посланные Миндаугасом литовцы и новогрудцы во главе с Романом. Однако Даниил и Василько литовцев не дождались, взяли город, сожгли его, поделили между собой пленников и вернулись домой.

Пришедшие литовцы нашли лишь пустое городище, где грабить было уже нечего. Это их разозлило, т.к. они рассчитывали на добычу: «Романови же пришедшу ко граду и Литве, потокши на град Литве ни ведеша нишьто же, токмо и головне ти псы течюще по городищу. Тужаху же и плеваху, по своискы рекуще «Янда», взывающе богы своя Андая и Дивирикса, и вся богы своя поминающе, рекомыя беси» [10, cтб. 839].

Видимо, не посмевший возвращаться назад с разгневанным войском, Роман решил погостить у отца, а войско должно было возвратиться домой. Литовцы же на обратном пути опустошили Луцкую землю, потом потерпели поражение. Загнанные к озеру, литовцы пытались переплыть его, но тонули, ибо за одного коня пытались держаться десять мужей. Следовательно, в поход отправилось литовское войско в полном составе — не только княжеские дружины, но и пешее народное ополчение. Это все-таки были «людие Миндогови» [10, cтб. 840], которые считали возможным не считаться с волей Романа и даже вести самостоятельную политику по отношению к Волыни. На долю Романа выпала тяжелая участь быть вассальным князем в государстве, которое не терпело князей нелитовского происхождения. Впоследствии эта дипломатическая победа отца стала причиной гибели Романа.

Новогрудок под властью Вайшалгаса во второй раз

В 1258 г. татарский воевода Бурундай заставил Даниила принять участие в походе на Литву. Даниил уклонялся, зная, чем это грозит его сыну и мирному договору 1254 г. Не имея возможности воспротивиться требованию татар, вместо себя он послал своего брата Василька. Как только Василько начал военные действия против Литвы, Роман стал заложником в руках Вайшалгаса и Таутвиласа, которые руководили обороной литовских владений. Зря искал Василько своего племянника по Литовской и Нальшянской землям. Зря и Даниил отправился в поход на Волковыск, «бо еха ко Волковыску, ловя яти ворога своего Вышелка и Тевти(ви)ла, и не удуси ею в городе, искаше ею по стаемь, посылая люди, и не обрете ею, беста бо велику лесть учинила — я Вышелгъ сына его Романа» [10, cтб. 847]. Это — последнее известие о Романе Данииловиче, грустную судьбу которого нетрудно предугадать.

Разорение Литвы татарами с участием Романовичей свело на нет сравнительно хорошие отношения между Литвой и Волынью, завязавшиеся после мирного договора 1254 г. Часть ятвяжских земель, ранее подчинившихся Даниилу, 7 августа 1259 г. Миндаугас передал Тевтонскому ордену, а другую часть оставил себе [22, c. 69–70].

Сразу после устранения Романа Данииловича Новогрудок возвратился в руки Вайшалгаса, хотя тот уже был пострижен в монахи. На берегу Немана (видимо, в Лаврышеве) он построил себе монастырь «межи Литвою и Новымъгородкомъ», из которого и управлял Новогрудским княжеством последние пять лет правления Миндаугаса [10, cтб. 859].

Новогрудок после убийства Миндаугаса

Осенью 1263 г. в результате заговора Даумантаса и Тренёты был убит Миндаугас. Бурные события, развернувшиеся после этого, привели новогрудского князя Вайшалгаса на трон Литвы. Сначала, когда власть перешла в руки Тренёты, Вайшалгас должен был спасаться бегством в Пинск. Однако Тренёта удержался у власти лишь полгода и был убит конюшими Миндаугаса весной 1264 г. Услышав о гибели Тренёты, Вайшалгас сразу вернулся в Новогрудок, а оттуда с пинским и новогрудским войсками отправился в Литву занимать трон [10, cтб. 859–861].

Хотя первоначальной опорой Вайшалгаса были новогрудские и пинские ополчения, важнейшие события разыгрывались в Литовской земле и в других землях Аукштайтии. В Литве заговорщики против Тренёты уже подготовили почву к признанию сына Миндаугаса великим князем: «Литва же вся прияша и с радостью своего господичича». Радость, однако, не была всеобщей — православный князь не пользовался популярностью в Литве. В Девилтовской и Нальшянской землях замки пришлось брать силой, причем сила эта была в большей части иностранного происхождения. Врагов Вайшалгас избил «бещисленое множество» [10, cтб. 861]. Участник заговора против Миндаугаса нальшянский князь Даумантас в 1265 г. сбежал в Псков «съ 300 Литвы с женами и с детми» и был избран псковским князем [8, c. 85].

Сторонники у Вайшалгаса, конечно, были и в Литве — в первую очередь верные соратники его отца, которым переход власти в руки другой династии ничего хорошего не обещал. По Новгородской первой летописи, Вайшалгас «съвкупи около себе вои отца своего и приятели, помоливъся кресту честному, шедъ на поганую Литву, и победи я, и стоя на земли ихъ все лето» [8, c. 85]. Однако победа, как свидетельствует Ипатьевская летопись, стоила Вайшалгасу и Литве независимости, так как для этой борьбы была необходима помощь волынских князей: «и поча ему помагати Шварно князь и Василко, нареклъ бо бяшеть Василка отца собе и господина» [10, cтб. 862].

Наречение Василька Романовича отцом означало признание вассальной зависимости Литвы от Волынского княжества (Даниил Галицкий в этих событиях уже не принимал участия, так как заболел и вскоре умер). Более того, согласно Новгородской первой летописи, Вайшалгас обязался через три года отречься от власти и вернуться в монастырь [8, c. 84–85]. Таким образом, Вайшалгас действовал как ставленник волынских князей и должен был подготовить почву к переходу Литвы под их власть.

Наметился и кандидат на трон Литвы — Шварно Даниилович, за которого в 1254 г. Вайшалгас выдал замуж свою сестру. Он остался в Литве, и после подавления оппозиции в литовском походе 1265 г. на Польшу принимали участие и отряды Шварна. Ипатьевская летопись в связи с этим характеризует его как соправителя Вайшалгаса: «княжащу Воишелкови во Литве и Шварнови, иде Литва на Ляхы воевать, на Болеслава князя, идоша мимо Дрогичинъ, слуги же Шварновы идоша с ними же и воеваша около Скаришева и около Визълъже и Торьжку, и взяша полона много» [10, cтб. 864].

Шварно, однако, не пользовался большим влиянием в Литве. Между волынскими князями и галицким князем Львом Данииловичем шли споры о том, кому должна достаться Литва. Старший брат Шварна Лев Даниилович считал себя более подходящим кандидатом на литовский трон. Позже, в 1267 г., он даже убъет Вайшалгаса за то, что тот «бяшеть далъ землю Литовьскую брату его Шварнуви» [10, cтб. 868].

Как соправитель Вайшалгаса Шварно не имел влияния на внешнюю политику Литвы. За участие в походе на Польшу ему оставалось лишь неубедительно объясняться польскому князю Болеславу: «не воевалъ язь тебе, но Литва тя воевала». Однако Болеслав не склонен был простить его: «я на Литву не жалуюс, оже мя воевал немирник мои, а воевал мя тако и гораздо, но на тя жалую». Это явилось причиной похода Болеслава на Холм — волынскую вотчину Шварна. Шварно во время переговоров с Болеславом и во время похода Болеслава на Холм был в Новогрудке («тогда же Шварнови сущю в Новегородче») [10, cтб. 864]. Втянутый в войну с Болеславом, Шварно вынужден был спешно возвратиться в Холм («посем же Шварно приеха из Новагородка вборзе»), чтобы вести тяжелую борьбу с Болеславом (в 1266 г.). Можно сделать вывод, что Новогрудское княжество Вайшалгас передал своему соправителю и намеченному наследнику Шварну. Новогрудок, таким образом, в 1264–1267 г. можно считать резиденцией субмонарха Литвы.

Однако положение этого силой навязанного Литве субмонарха было весьма шатким. Как только к началу 1267 г. Шварно успел урегулировать конфликт с Болеславом, возникший, по сути дела, из-за его бессилия в роли субмонарха Литвы, к нему пришло известие, что Вайшалгас, согласно своему обязательству, уступает ему всю власть в Литве и возвращается в монастырь. Это сообщение не обрадовало Шварна, чувствовавшего себя в Литве неуверенно: «Шварно же моляшеться ему по велику, абы еще княжил с ним в Литве, но Воишелкъ не хотяшеть. Тако река: согрешилъ есмь много перед Богомъ и человекы — ты княжи, а земля ть опасена. Шварно же не може умолити его, и тако нача княжити в Литве, а Воишелкъ иде до Угровьска в манастырь...» (в Холмском княжестве) [10, cтб. 867]. Вскоре (18–23 апреля 1267 г.) Вайшалгас был убит Львом Данииловичем.

Не зря опасался Шварно власти в Литве — погубившая десять лет назад его брата Романа, с трудом принявшая православного Вайшалгаса, Литва не была готова подчиниться чужому князю. Это не имело прецедента в истории средневековой Литвы. Княжение Шварна в Литве было коротким, летописец умалчивает подробности, только кратко обобщает: «Княжащю же по Воишелце Шварнови в Литовьскои земли, княжив же немного лет, и тако преставися. И положиша тело его въ церкви святыа Богородица близъ гроба отня. Посем же нача княжити в Литве окаанныи, безаконныи, проклятыи и немилостливыи Троидени...» [10, cтб. 868–869].

Смерть Шварна в Холме говорит о том, что умер он, будучи изгнанным из Литвы «окаянным» Трайдянисом. В дальнейшем рассказе летописца находим намек на вооруженную борьбу между Трайдянисом и волынскими князями: «князь Василко убил на воинахъ 3 браты Троиденеви» [10, cтб. 871]. Так как смерть и Шварна, и Василька относится к 1269 г. [11, c. 47], упомянутые войны могли идти только во время княжения Шварна в Литве (1267–1269 г.). Это княжение представляется, скорее, борьбой за власть в Литве, чем реальным правлением. Наверное, прав был Ежи Охманьски, считавший, что говорить о реальном княжении Шварна в Литве нет оснований [25, c. 157–158].

В сентябре 1269 г. волынская проблема в Литве была решена. С нападения на Куявию начинается период активной наступательной политики Литвы против Тевтонского ордена и его союзников, что характерно для правления Трайдяниса [26, c. 45–46].

Дальнейшая судьба Новогрудка

Во время правления Трайдяниса Новогрудок упоминается лишь два раза в связи с татарско-русскими походами на Новогрудок (1275 и 1277 г.).

Зимний поход 1275 г. был организован Львом Данииловичем, который хотел отомстить Трайдянису за опустошение Дрогичина. Целью похода был не Новогрудок, а Литва, однако, обстоятельства вынудили ограничиться Новогрудком.

С помощью татарского хана Менгу-Тимура была сплочена огромная антилитовская коалиция, в которую входило татарское войско под предводительством воеводы Ягурчина, а также отряды заднепровских князей — Романа Брянского, Глеба Смоленского и «инныхъ князии много, тогда бо бяху вси князи в воли в татарьскои». В поход отправились и князи галицко-волынские, а также пинские и туровские. Соединившись с татарами у Слуцка, они двинулись прямо к Новогрудку. Однако у его стен между союзниками произошел конфликт. Лев с татарами, тайком от братьев, не дождавшись заднепровских князей, занял Новогрудок, кроме детинца. Другие князи, оставленные без добычи и славы, рассердились «про то, оже не потвори ихъ людми противу себе». Это сорвало намеченный поход на Литву — обиженные союзники возвратились домой [10, cтб. 871–874].

Ответные меры Трайдянис предпринял в духе своей обычной политики. Сосредоточивая свое внимание на ударах по Тевтонскому ордену и на поддержке восстаний балтских племен (пруссов, земгалов) против Ордена, он и оборону литовских интересов в Новогрудской земле видел в балтской колонизации края. В 1276 г. «придоша Пруси къ Троиденеви из своея земле неволею пред Немци. Онъ же прiя я к собе и посади чясть их в Гродне, а часть ихъ посади у Слониме» [10, cтб. 874]. В дальнейшем увидим, что пруссы успешно обороняли и Волковыск. Расселение пруссов и бартов было гораздо более широким, чем говорит летопись — об этом можно судить по топонимике [27] и по присутствию бартов (бортев) уже как крестьянского сословия во многих великокняжеских имениях XVI в. [28].

Галицко-волынские князи попытались воспротивиться колонизации края: «Володимеръ же, сдумавъ со Лвом и с братом своимъ, послаша рать свою ко Вослониму, взяста е [пруссов], а быша земле не подъседале» [10, cтб. 874]. Однако зимой 1277–1278 г. во время похода галицко-волынских князей на Литву прусские колонисты доказали свою верность Литовскому государству. Поход был задуман татарским ханом Ногаем якобы в поддержку галицко-волынских князей в их борьбе против Литвы. Но помощь была непрошенной и несвоевременной, так как галицко-волынские князи уже пришли к мирному соглашению с Литвой. Намереваясь напасть на Новогрудок, они узнали, что он уже ограблен татарами, и повернули в направлении Гродно. Однако у Волковыска пруссы и барты напали на их войско, ночующее после ограбления окрестностей. Многие были перебиты, другие попали в плен. Галицко-волынские князи обложили город, взяли приступом у его ворот стоявшую каменную башню, которую обороняли пруссы. Не имея достаточно сил для дальнейшего штурма, галицко-волынские князи пришли к соглашению с пруссами, что за освобождение из плена своих бояр отступят от города. Так закончился последний известный поход галицко-волынских князей на Литву [10, cтб. 876–878].

Локальные столкновения еще некоторое время продолжались. Так, в 1289 г. «Литовьскии князь Будикидъ [= Бутигейдис] и брат его Будивидъ [= Бутивидас] даша князю Мьстиславу город свои Волъковыескь, абы с ними миръ держалъ» [10, cтб. 933]. На каких основаниях был дан этот город — неизвестно, как неизвестно, сколько времени Мстислав владел Волковыском (вряд ли это продолжалось долго).

С начала XIV в. Новогрудская земля прочно закрепляется за Литвой. Литва во времена Гедиминаса начинает наступление на Волынь, отодвигая все территориальные споры далеко на юг от своих границ. В конце 1316 — начале 1317 г. Новогрудок стал центром учрежденной тогда православной митрополии Литвы [29, c. 126], что означает рост его значения в управлении литовских владений на Руси. Наряду с этим Новогрудок становится ареной религиозных экспериментов великих князей литовских. В 1312 г. Витянис построил в Новогрудке католический костел для миссионеров францисканского ордена. Это была первая попытка Витяниса воплотить в жизнь свои намерения крестить Литву [30]. В 1314 г. она навлекла на Новогрудок поход тевтонских рыцарей [31], которые сожгли этот костел, так как крещение Литвы лишило бы их повода воевать с Литвой. Однако это уже другая страница истории Новогрудка.

Место Новогрудка в политической системе Литвы

Обобщим факты, имеющие отношение к вопросу о «столичности» Новогрудка. Во всех событиях времен Миндаугаса явно отразилась периферийность Новогрудка в структуре Литовского государства. В междуусобной войне между Таутвиласом и Миндаугасом Новогрудок играет второстепенную роль. Нападения на него совершаются лишь в начальной стадии войны, когда еще не была сплочена коалиция против Миндаугаса, и в заключительной, когда эта коалиция распалась.

Миндаугас никогда не управлял Новогрудком непосредственно, а только через своих вассалов, т.е. через своего сына Вайшалгаса и некоторое время через Романа Данииловича. Данные об управлении Новогрудком через вассалов полностью исключают предположение, что он мог быть столицей во времена Миндаугаса. Совершенно невозможна передача столицы в лен князю чужой династии. Не сохранилось ни одного достоверного свидетельства о том, что Миндаугас вообще когда-нибудь лично посещал Новогрудок. Это, конечно, не исключает такой возможности, но чисто теоретическая возможность не меняет выводов о значении Новогрудка для Миндаугаса.

В годы правления в Литве бывшего новогрудского князя Вайшалгаса (1264–1267 г.) Новогрудок становится резиденцией субмонарха и наследника трона Шварна Данииловича. Однако Шварно был навязан Литве внешней силой, не имел в ней ни влияния, ни авторитета. Перемещение столицы Литвы в Новогрудок в данной ситуации тоже не представляется возможным, хотя вполне вероятно, что он стал последней опорой Шварна (1267–1269 г.), вытесняемого из Литвы Трайдянисом.

Новогрудок явно отличается от собственно Литовской земли и не считается ее частью. Так, Вайшалгас в 1258 г. «приде опять в Новъгородокъ, и учини собе манастырь на реце, на Немне, межи Литвою и Новымъгородкомъ, и ту живяше» [10, cтб. 859]. Положение монастыря «между Литвой и Новогрудком» указывает на положение Новогрудка за пределами собственно Литвы. То же самое отмечается и в летописном рассказе о походе на Новогрудок в 1275 г., где говорится о плане татар и русинов «вземше Новъгородокъ, тоже потомъ поити в землю Литовьскую» [10, cтб. 873–874].

Изменения в этом отношении не произошли и в XIV в. В описании похода Тевтонского ордена на Новогрудок в 1314 г. Петр Дусбург считает Новогрудок землей кривичей: «...пошли на землю Кривичей и тот город, который называется Малым Новгородом, взяли...» (venit ad terram Criwicie, et civitatem illam, que parva Nogardia dicitur, cepit) [31, c. 180]. В 1361 г. Виганд Марбургский отмечает, что Делятичи (у Немана, к северу от Новогрудка) находятся на Руси: «В лето 1361 (...) перешли в Русь, в землю Делятичи...» (Anno 1361 (...) transeunt in Russyam in terram Delitcz) [32, c. 527 (§52)]. В вегеберихте 1385 г. в свою очередь подтверждается принадлежность Делятичей к Новогрудской земле: «до Делятичей, королевского двора в земле Новогрудской» (bis czu Dolletitsch des koninges hoff im lande czu Nowgarthen) [33, c. 704]. К Руси Виганд Марбургский относит и Гродно в описании похода 1364 г.: «...Маршалек созывает войско иностранцев для обложения Гродна, намереваясь идти также против русинов» (marschalkus convocat copiam de longinquis in obsidionem Garten, temptans eciam super Rutenis) [32, c. 544 (§57)].

Положение стало меняться лишь в XV–XVI в., когда Новогрудская земля уже на столько была интегрирована в Литовское государство, что стала восприниматься как часть собственно Литвы [34, c. 206–211]. Однако этот факт не следует переоценивать, ибо всегда существовало и более узкое понимание границ Литвы, не включающей Новогрудка [35]. Тем более неправомерно принадлежность Новогрудка к Литве в узком смысле переносить в более древние времена.

Рождение мифа

На чем основана версия о Новогрудке как о первой столице Литвы? Как столица Литвы — Новогрудок — впервые изображена в Литовской летописи третьей редакции (в так называемой Хронике Быховца), составленной около 1520–1525 г. [36, с. 26–38]. Эта версия повторяется в произведениях Мацея Стрыйковского, который ссылался на доступный ему список Литовской третьей летописи.

Во второй редакции Литовской летописи (около 1515 г.) о Новогрудском княжестве рассказывается лишь как о независимом владении, управляемом князями, пришедшими из глубины Литвы (Жемайтии). Со смертью легендарного Рынгольта (Римгаудаса) рассказ о Новогрудском княжестве заканчивается. Оно попадает в состав владений литовского князя Швянтарагиса, столицей которых была Кернаве. Именно вокруг Кернаве, согласно исторической традиции Литовской летописи, объединялись литовские земли. Уже во времена прадеда Швянтарагиса Гирюса (или Живинбутаса) в состав владений Кернавских князей была включена Жемайтия [37].

Приписание роли столицы Литвы Новогрудку в Хронике Быховца связано с включением в нее фрагментов из Ипатьевской летописи о Миндаугасе и его сыне Вайшалгасе. Перед автором хроники неизбежно встал вопрос: куда поместить эти выдержки из Ипатьевской летописи. Легендарная история Литвы почти не имела точек соприкосновения с реальной историей, известной по Ипатьевской летописи. Исключение составляло лишь одно место, где описывается конец новогрудской династии. Здесь во второй редакции Литовской летописи имелось неясное упоминание о Вайшалгасе — по некоторым рассказам, якобы сыне последнего новогрудского князя Римгаудаса: «И пришед до Новагородка, и рознеможеся, и умре без плоду; тот ся доконал род княжати римского Палемона. А иныи поведають, рекучи: и тот Ринкголт, пришодши з оного побоища до Новагородка, и был у Новегородцы и уродил трех сынов, и зоставит по себе на великом кнеженю Новгородском Воишвилка, и сам умре. Ино далеи о том Воишвилке и не пишет» [37]. Это было смутным отражением реальной истории — Вайшалгас действительно княжил в Новогрудке. Однако ошибочность его родственной связи с Римгаудасом была очевидна даже автору Хроники Быховца. Он-то точно знал, что отцом Вайшалгаса был Миндаугас.

И все-таки автор Хроники Быховца воспользовался этим местом, чтобы «привязать» Миндаугаса к легендарному тексту летописи. Вопрос о родстве он решил просто — «втиснул» Миндаугаса между Римгаудасом и Вайшалгасом. Таким нехитрым способом он превратил Миндаугаса в сына Римгаудаса и сделал его новогрудским князем: «Y zyl [Ryngolt] mnoho let na Nowohorodcy, y umre, a po sobi zostawil syna swoieho na kniazenij Nowhorodskom Mindowha. Y panuiuczy welikomu kniaziu Mindowhu na Nowohorodcy y na ruskich horodach, y naczal zbiwaty plemia swoie» [38, c. 132]. Далее следует рассказ Ипатьевской летописи. Фраза «Y tut sia dokonal rod kniazaty rymskoho Polemona» [38, c. 134] перенесена в конец вставки, после описания смерти Вайшалгаса. В этой нехитрой операции нет смысла искать ни исторической традиции, ни идеологической подоплеки. Просто фрагмент Ипатьевской летописи нужно было куда-нибудь вставить — и эта чисто техническая проблема породила миф о столице Миндаугаса в Новогрудке.

Хроника Быховца после этой вставки столицу Литвы снова возвращает в Кернаве. В конце концов Гедиминас переносит столицу Литвы из Кернаве в Вильнюс [38, c. 134–138]. Так что в исторической традиции только Кернаве и Вильнюс известны как столицы Литвы. Но вряд ли это означает, что Кернаве действительно была столицей. Здесь, вероятно, мы имеем дело всего лишь с искаженной исторической традицией о Кернавском княжестве (Литве Завилейской). Автор Хроники, судя по его знанию местной традиции о Девилтаве (Дялтуве), о культе Паяуты в Жасляй и т.п., был уроженцем окрестностей Кернаве и местную традицию о Кернаве как столице данного региона перенес на всю Литву.

Миф о Новогрудке был подхвачен Мацеем Стрыйковским и получил широкое распространение благодаря популярности его Хроники (1582 г.) [39], которая была первой печатанной историей Литвы и основным источником информации о литовской истории в течение 250 лет. Сочинители более поздних хроник и историй следовали М.Стрыйковскому («Хроника Литовская и Жамойтская» XVII в., «История Литвы» Альберта Виюка-Кояловича 1650 г. и др.) [40]. Его версия истории Литвы стала традиционной. Вместе с тем прочно укоренился миф о Новогрудке как о древней столице Литвы.

Первые представители критической историографии, во многих случаях высокомерно относившиеся к легендам М.Стрыйковского и литовских летописей, в данном случае засомневались. Миндаугас ведь — исторический деятель, так, может быть, и «традиция» о его столице имеет историческую основу? Версия Хроники Быховца оказалась такой живучей, что на некоторых историков оказывает влияние даже сейчас, хотя в 1907 г. были опубликованы все важнейшие списки Литовской второй летописи, по которым прослеживается искусственность «привязывания» Миндаугаса к легендарному новогрудскому князю Римгаудасу.

В столичность Новогрудка верили многие историки, в том числе и литовские. Предпринимались попытки модифицировать легенду — например, признание лишь коронации Миндаугаса в Новогрудке [41, с. 157, 178], отвергая столичность Новогрудка. Это — попытка примерить факты и легенду, не разобравшись в истоках легенды. Здесь проявляется сила традиции, унаследованная от М.Стрыйковского.

В Беларуси вера в столичность Новогрудка стала восприниматься как аксиома, не требующая доказательств. М.Ермалович и другие историки на этом недоразумении построили свои теории о белорусском характере средневековой Литвы [42]. И, к сожалению, «строительство» на этом фундаменте продолжается даже в работах, претендующих на академический статус. Алесь Кравцевич написал книгу о генезисе ВКЛ, один из главных выводов которой следующий: «началом ВКЛ стал заключенный около 1248 г. союз восточнославянского города Новогрудка с балтским нобилем Миндовгом» [43, с. 174]. Однако он не привел ни одного доказательства столичности Новогрудка. Автор даже не повторил легенд М.Стрыйковского и счел возможным этот вопрос вообще обойти молчанием.

Выводы

Версия о столице Литвы в Новогрудке в современной научной историографии — пройденный этап. Она совершенно необоснованна и противоречит достоверным историческим данным. Остается сожалеть, что до сих пор она всплывает на поверхность, вводит в заблуждение общественность и некоторых исследователей.

В реальной истории Новогрудка отразились сложные отношения Литвы и Руси в начале литовской экспансии. Новогрудок стал первой и главной опорой литовской власти на Руси. Здесь вырабатывались те отношения, на основании которых строились контакты Литвы с другими подвластными территориями Руси. Это, с одной стороны, жесткое подавление сопротивления, недоверие к князям нелитовского происхождения, с другой стороны, принятие православия литовским князем, терпимость к местным традициям, поиски способов интегрировать русские территории в Литовское государство. В итоге этот сложный процесс сближения Литвы и Руси именно в Новогрудской земле продвинулся дальше всего.

Список литературы

1. Łowmiański H. Studia nad początkami społeczeństwa i państwa litewskiego. — Wilno, 1932. — T. 2. — S. 109; Paszkiewicz H. Jagiellonowie a Moskwa. — Warszawa, 1933. — T. 1: Litwa a Moskwa w XIII i XIV wieku.

2. Краўцэвiч А. К. Стварэнне Вялікага княства Лiтоўскага. — Мн., 1998; Арлоў У., Сагановiч Г. Дзесяць вякоў беларускай гiсторыi: 862–1918. Падзеi. Даты. Iлюстрацыi. — Вiльня, 2000.

3. Зверуго Я.Г. Верхнее Понеманье в IX–XIII в. — Мн., 1989.

4. Татищев В.Н. История Российская. — М.–Л., 1962. — Т. 2.

5. Новгородская четвертая летопись // ПСРЛ. — Петроград, 1915. — Т. 4. — Ч. 1. — Вып. 1.

6. Софийская первая летопись // ПСРЛ. — С-П., 1851. — Т. 5.

7. Paszkiewicz H. Regesta Lithuaniae ab origine usque ad Magni Ducatus cum Regno Poloniae unione = Regesta źródłowe do dziejów Litwy od czasów najdawniejszych aż do unii z Polską. Varsoviae, 1930. T. 1: Tempora usque ad annum 1315 complectens.

8. Новгородская первая летопись. — М.–Л., 1950.

9. Лысенко П.Ф. Туровская земля в IX–XIII в. — 2-е изд. — Мн., 2001.

10. Ипатьевская летопись // ПСРЛ. — С-П., 1908. — Т. 2.

11. Грушевский М. Хронольогiя подїй галицько-волиньскої лїтописи // Записки Наукового Товариства iмени Шевченка. — 1901. — T. 41. — Кн. 3.

12. Baranauskas T. Lietuvos valstybės ištakos. — Vilnius, 2000.

13. Экземплярский А.В. Великие и удельные князья северной Руси в татарский период с 1238 по 1505 г.: Биографические очерки по первоисточникам и главнейшим пособиям. — С-П., 1889. — Т. 1.

14. Летопись Красинского // ПСРЛ. — М., 1980. — Т. 35. — С. 129; Евреиновская летопись // ПСРЛ. — Т. 35. — С. 215; Летопись Рачинского // ПСРЛ. — Т. 35. — С. 146; Ольшевская летопись // ПСРЛ. — М., 1980. — Т. 35. — С. 174; Румянцевская летопись // ПСРЛ. — Т. 35. — С. 194.

15. Łowmiański H. Uwagi o genezie państwa litewskiego // Przegląd Historyczny. — Warszawa, 1961. — T. 52. — Zesz. 1.

16. Джиованни дель Плано Карпини. История монгoлов; Пер. А.И.Малеина. — М., 1957.

17. Preußisches Urkundenbuch. Politische Abtheilung (далее — PUB). — Königsberg, 1882. — Bd. 1, Hälfte 1.

18. Лаврентьевская летопись // ПСРЛ. — Л., 1926. — Т. 1. — С. 472; Тверская летопись // ПСРЛ. — С-П., 1863. — Т. 15. — Стб. 395; Gudavičius E. Kryžiaus karai Pabaltijyje ir Lietuva XIII amžiuje. — Vilnius, 1989. — P. 93.

19. Jakubowski J. Mapa wielkiego Księstwa Litewskiego w połowie XVI wieku. I. Część północna. — Kraków, 1928.

20. Гудавичюс Э. «Литва Миндовга» // Проблемы этногенеза и этнической истории балтов: Сб. статей. — Вильнюс, 1985. — С. 224; Gudavičius E. Mindaugas. — Vilnius, 1998. — P. 155–156, 236.

21. Грушевський М. Iсторiя Україны-Руси. — Вид. 2-е, розширене. — Львiв, 1907. — Т. 4: XIV–XVI вiки — вiдносини полїтичнi; Пашуто В.Т. Образование Литовского государства. — М., 1959. — С. 380.

22. PUB. Königsberg, 1909. Bd. 1. Hälfte 2. S. 33–35 (N. 39).

23. Atskaņu hronika = Livländische Reimchronik / V. Bisenieka atdzejojums, Ē. Mugurēviča piekšvārds, Ē. Mugurēviča, K. Klaviņa komentari. Rīgā, 1998. Lpp. 130 (строки 4115–4118), 179 (строки 6350–6353), 180 (строки 6399–6402).

24. Atskaņu hronika = Livländische Reimchronik. Lpp. 138 (строки 4466–4467), 159 (строки 5445–5446), 258 (строки 9965–9966).

25. Ochmański J. Uwagi o Litewskim państwie wczesnofeudalnym // Roczniki Historycznie. — 1961. — R. 27.

26. Błaszczyk G. Dzieje stosunków polsko-litewskich od czasów najdawniejszych do współczesności. — Poznań, 1998. T. 1: Trudne początki.

27. Гаучас П. К вопросу о восточных и южных границах литовской этнической территории в средневековье // Балто-славянские исследования. 1986: Сборник научных трудов. М., 1988. — С. 210–211; Dubonis A. Lietuvos didžiojo kunigaikščio leičiai : iš Lietuvos ankstyvųjų valstybinių struktūrų praeities. — Vilnius, 1998. — P. 75–76.

28. Jablonskis K. Lietuviški žodžiai senosios Lietuvos raštinių kalboje. — Kaunas, 1941. — D. 1.

29. Голубинский Е. История русской церкви. — М., 1900. — Т. 2.

30. Gedimino laiškai / parengė V. Pašuta ir I. Štal = Послания Гедимина / Подготовили В.Т.Пашуто и И.В.Шталь. — Вильнюс, 1966. — C. 24–25, 30–31; Nikžentaitis A. Nuo Daumanto iki Gedimino: ikikrikščioniškos Lietuvos visuomenės bruožai // Acta Historica Universitatis Klaipedensis. — Klaipėda, 1996. — T. 5. — P. 111.

31. Peter von Dusburg. Chronicon terrae Prussiae //SPR. — Leipzig, 1861. — Bd. 1. — S. 180/

32. Wigand von Marburg. Die Chronik / herausgegeben von Theodor Hirsch // SRP. — Leipzig, 1863. — Bd. 2.

33. Die littauischen Wegeberichte // SRP. — Leipzig, 1863. — Bd. 2/

34. Спиридонов М.Ф. «Литва» и «Русь» в Беларуси в XVI в. // Наш Радавод. — Гродна, 1996. — Ч. 7.

35. Пазнякоў В. У пошуках Белай Русі // Полымя. — 2001. — № 11. — С. 270; Reklaitis P. Prarastosios Lietuvos pėdsakų beieškant. — Vilnius, 1999. — P. 260–263.

36. Jasas R. Bychovco kronika ir jos kilmė // Lietuvos metraštis. Bychovco kronika — Vilnius, 1971.

37. Летопись Археологического общества // ПСРЛ. — М., 1980. — Т. 35. — С. 91–92; Летопись Красинского // ПСРЛ. — М., 1980. — Т. 35. — С. 129– 131; Летопись Рачинского // ПСРЛ. — Т. 35. — С. 146–149; Ольшевская летопись // ПСРЛ. — М., 1980. — Т. 35. — С. 174–177; Румянцевская летопись // ПСРЛ. — Т. 35. — С. 194–197; Евреиновская летопись // ПСРЛ. — Т. 35. С. 215–218.

38. Хроника Быховца // ПСРЛ. — М., 1975. — Т. 32.

39. Stryjkowski M. Kronika Polska, Litewska, Żmódzka i wszystkiej Rusi. — Warszawa, 1846. — T. 1.

40. Хроника Литовская и Жмойтская // ПСРЛ. — М., 1975. — Т. 32; Vijukas-Kojelavičius A. Lietuvos istorija. — Vilnius, 1989. — P. 103.

41. Ivinskis Z. Lietuvos istorija: iki Vytauto Didžiojo mirties. — Roma, 1978 (репринт: Vilnius, 1991).

42. Ермаловiч М.I. Па слядах аднаго мiфа. — Мн., 1989.

43. Краўцэвiч А. К. Стварэнне Вялікага княства Лiтоўскага. — Мн., 1998.

(Castrum, urbis et bellum: зборнік науковых прац: прысвячаецца памяці прафесара Міхася Ткачова, Баранавічы, 2002, с. 29–44.)

********************************************************************************

*********

[Гость Вячорка]

Крещение жемайтов в 1413 г. по Яну Длугошу (Владислав Йогайла говорит жемайтам на родном языке):

Так как ни один из духовных мужей, прибывших вместе с королем Владиславом в Жемайтию, не умели говорить по-жемайтски, Владислав, король Польши, был вынужден народу Жемайтии проповедовать веру и насаждать истинную религию.

(Et quoniam nemo ex viris spiritualibus, qui cum Rege Wladislao Samagittiam advenerant, linguam Samagitticam noverat exprimere, Wladislaus Poloniae Rex ad populum Samagittiae pro fide et religione orthodoxa suscipienda declamare coactus est.)

Владислав Йогайла говорит жемайтам на родном языке - явно подтянуто. Так и хочется спросить, НА РОДНОМ ЯЗЫКЕ КОГО? В хронике ведь этого утверждения нет.

Кроме того, вывод из этого сообщения вовсе не говорит в пользу того, что король Польши сразу же лично начал проповедь на понятном жемяйтам языке.

Вызывает удивление и тот факт, что Владислав-Ягайло целеноправленно искал проповедников в Польше, владеющих именно руськой речью. Естественно, найти в Польше владеющих жемяйтским наречием было проблематичнее, поэтому бывшему князю, а ныне королю, пришлось проповедовать и насаждать истинную религию (слова Длугоша) согласно своим понятиям. Вряд-ли определяющую роль здесь играло то, что он мог понимать литовский и жемяйтский, тем более, что времени долго проповедовать у него, как короля Польши - не было.

Витаутас объясняет императору Сигизмунду в 1420 г., что значит названия аукштайтов и жемайтов на литовском языке:

«…вы сделали и объявили решение по поводу Жемайтской земли, которая есть наше наследство и вотчина из законного наследия наших предков. Ее и теперь имеем в своей собственности, она теперь есть и всегда была одна и та же самая Литовская земля, поскольку есть один язык и одни люди (unum ydeoma et uni homines). Но так как Жемайтская земля находится ниже Литовской земли, то и называется Жемайтия, потому что так по-литовски называется нижняя земля (quod in lythwanico terra inferior interpretatur). А жемайты называют Литву Аукштайтией, то есть верхней землей по отношению к Жемайтии. Также люди Жемайтии с древних времен называли себя литовцами, и никогда жемайтами (Samagitte quoque homines se Lythwanos ab antiquis temporibus et nunquam Samaytas appelant), и из-за такого тождества мы в своем титуле не пишем о Жемайтии, так как все есть одно - одна земля и одни люди.» (Codex epistolaris Vitoldi, Krakow, 1882, c. 467).

Это всего лишь свидетельствует о том, что жемяйт по матери - Витовт был крайне заинтересован, чтобы Жемяйтия, долгое время находившаяся под властью Ордена, и неоднократно восстававшая против князей литовских (за что и была без сожаления отдана во власть Ордена его предшественниками на литовском троне), наконец стала его наследством. Отсюда и пространный экскурс в историю для императора и замечания, что Литва и Жемяйтия - одно есть. Почти как Россия с Украиной, когда нужно подчеркнуть, что славяне-братья.

[Гость Вячорка]

Ян Длугош (XV в.):

* Признается, что пруссы, литовцы и жемайты имеют те же обычаи, язык и происхождение... (Unius enim et moris et linguae, cognationisque Prutheni, Lithuani et Samagitae fuisse dignoscuntur...) (Ioannis Dlugossii seu Longini... Historiae Polonicae libri XII / ed. I. Żegota Pauli. Cracoviae, 1873. T. 1, p. 151. - (Opera omnia; t. 10). - Под 997 годом).

* Литовцы, жемайты и ятвяги, хотя различаются названиями и разделены на множество семей, однако были одним племенем, происходящим из римлян и итальянцев...

Подобная легенда дает основание крайне осторожно относится к сведениям Длугоша по части происхождения литовского племени. Степень достоверности подобных сообщений находится на одном уровне с многочисленными генеалогическими легендами, столь распространенными в то время, благодаря интересу к античным источникам и искусственному возвеличиваниям отдельных родов, модному занятию состоятельных лиц того времени.

Странно, что историк Баранаускас без критики сыплет все в кучу.

На счет остальных статей Баранаускаса.

Рассматривать их надо не как аргументированные, объективные исследования по теме, а как подготовленные под определенную теорию статьи, призванные кое-где выпятить (где-то домыслить), кое-где нивилировать (а то и попросту опустить) моменты истории, с одной лишь целью - доказать зарание сформированную свою теорию.

Читать такие статьи с заранее известными выводами - терять время.

Особенно, показательна статья о Новогрудке, которому вероятно не повезло только тем, что ныне он находится по ту сторону границы.

В этом весь пафос этих "работ".

[KestaS]

********************************************************************************

*********

Витаутас (родился около 1350 в Старые Тракай - умер в 1430 в Новые Тракай) - старший сын Тракайского князя Кястутиса и его второй жены (родом из Паланги?) Бируте. То есть оба его родители были литовцы, а не славяне. Был крещен под именем Александра в 1386.

Первая жена Витаутаса - Она (крестное имя)(языческое не известно), дочь князя Судиманта из Ейшишкес. Ихняя дочь София вышла замуж за Великого князя Московского Василия I. Похоронена в Вильнюской кафедре.

********************************************************************************

*********

Йогайла (родился около 1351 в Вильня (Вильнюсе)? - умер в 1434 в Городоке (сейчас Львовская область)). Его отец Альгирдас (брат Кястутиса), а мать русская - вторая жена Альгирдаса - княжна из Твери Юлияна.

По приказу Йогайлы в замке Крева был убит его дядя Кястутис, а Витаутас сумел сбежать. Потом помирились.

В 1386.02.15 был крещен под именем Владислав, женился на польской принцесе Ядвиге и стал королем Польши Владиславом II.

Йогайла, конечно выучил язык своей матери, но и литовский должен был знать - так как в то время все языческое его окружение в Вильна говорила в основном по литовски. Крещеных людей в его молодости при княжеском дворе не могло быть много. Язычники из ближайшего круга князя такое кощунство не допустили бы. Не надо забывать, что это средневековье - одно дело язык (на это мало кто обращает внимание), а совсем другое - религиозные чувства верующих.

Насколько помню в летописях есть упоминания, как в Виьня топили в реке православных монахов за то, что "влезли в чужой огород".

********************************************************************************

*********

[Гость Вячорка]

Даже будущий святой православной церкви, литовский князь Довмант (Даумантас), был крещен в Пскове, когда сбежал туда вместе со своим войском, после убийства своего родственника Миндога (Миндаугаса).

Заговор он затеял вместе с еще одним родственником Миндога (Миндаугаса) - жмудским (Жямайтским) князем Трениотой. Они были не довольны именно тем, что Миндог (Миндаугас) крестился, а они хотели остатся язычниками (может и не хотели, но подданные их удельных княжеств этому очень противились, а Миндог (Миндаугас) под этим предлогом их бы обоих ликвидировал).

И после этого, Довмонт крестился сам?

Стоило ли тогда убивать крещеного Миндовга, чтобы принять затем крещение от "злых гудов" и стать впоследствии не только поборником православия, но и Святым Довмонтом Псковским?

Думаю, тут могла сыграть роль именно то, что Миндовг крестился по западному обряду, что могло вызвать неудовольствие в литовских (Гродно, Новогрудок, Слоним, Волковыск), Полоцких и иных землях, где со времен Ярослава Мудрого, население, возможно, было частью православным.

А термин "язычники" не надо воспринимать буквально. Именно так называли часто в западных хрониках приверженцев "восточного" обряда христианства.

В этой связи получает объяснение побег Довмонта к "православным язычникам" в Псков, спасаясь от мести православного же Войшелка - сына Миндовга. Да и галицкий князь Шварно Данилович, утвердившись в Литве при содействии Войшелка вряд-ли отрекся от православия ради этого случая.

Такие вот язычники в 13 в. в Литве.

[KestaS]

О месте карунации Миндаугаса я уже выложил статью,

поэтому повторяться в этой теме не стану.

Читайте http://www.kyrgyz.ru/forum/index.php?showtopic=1917&st=40 (но вы ее уже читали )

Вы лучше изложите свой взгляд на мой вопрос о язычестве в среде литовских князей. Если литовские князья были славяне, как вы пытаетесь утверждать, может обьясните, каким это чудом весь элит Литовского государства состоял из язычников? И откуда они взялись в славянской среде, какой по вашему была древняя Литва?

[Гость Вячорка]

Витаутас (родился около 1350 в Старые Тракай - умер в 1430 в Новые Тракай) - старший сын Тракайского князя Кястутиса и его второй жены (родом из Паланги?) Бируте. То есть оба его родители были литовцы, а не славяне. Был крещен под именем Александра в 1386.

Вы забыли, что отец Витовта - Кастусь (Кейстут) был сыном Смоленской княжны, также как и его брат Ольгерд (женатый на дважды, и оба раза на русских княжнах).

Йогайла, конечно выучил язык своей матери, но и литовский должен был знать - так как в то время все языческое его окружение в Вильна говорила в основном по литовски. Крещеных людей в его молодости при княжеском дворе не могло быть много. Язычники из ближайшего круга князя такое кощунство не допустили бы.

Его мать - христианка. На Руси своих дочерей княжеского рода за язычников не выдавали. Этому нет примеров ни в домонгольский, не в послемонгольский период. Брали - да, но не выдавали. А тут - Ульяна Тверская, Мария Витебская, Ольга Всеволодовна Смоленская... - жены великих князей.

Да и похоже Ольгерд (Александр, хр.Андрей) и Ягайло (Яков) были христианами. Подобные сведения встречаются, несмотря на расхожее (правильное ли?) мнение об их изначальном язычестве.

Насколько помню в летописях есть упоминания, как в Виьня топили в реке православных монахов за то, что "влезли в чужой огород".

Впервые слышу о сем. Кстати, православные церкви в Литве были в 13-14 вв. По крайней мере в Понеманье, да и Вильне, учитывая наличие православных даже в среде литовско-русских княгинь и их окружения.

все языческое его окружение в Вильна говорила в основном по литовски.

Это только по Баранаускасу.

[KestaS]

********************************************************************************

********

"Гродно, Новогрудок, Слоним, Волковыск, Полоцких и иных землях, где со времен Ярослава Мудрого, население, возможно, было частью православным" - вот именно, что православным..... (KestaS)

********************************************************************************

********

Даумантас был князем земли Нальшя, то есть правил в окрестностях Утяны (северо-восточная Литва) - место его домена по источникам локализовано довольно точно.

Ну а его сподвижник при убийстве Миндаугаса Трениота (князь жямайтский, или, если вам так больше нравится - жмудский), вообще был язычник - фанатик (если говорить современным языком).

********************************************************************************

*********

На счет крещения Даумантаса я ведь ясно написал - не он сам и его близкое окружение, а большое число его подданных не желали креститься по любому христьянскому обряду.

Православных, между прочем, в ВКЛ в 13 веке никто не перекрещивал насиьно заново (в католичество).

Крестили только язычников (и именно насиьно - Витаутас после крещения должен был подавлять бунты непокорных, особенно в Жямайтии.

********************************************************************************

*********

Кроме того, если опорой Даумантаса были бы православные из "Гродно, Новогрудок, Слоним, Волковыск, Полоцких и иных землях, где со времен Ярослава Мудрого, население, возможно, было частью православным" он бы и бежал бы туда, а не на север - в Псков.

Но почему-то именно южные земли были под властью сына Миндаугаса - Вайшелги, а не северные.

********************************************************************************

*********

[Гость Вячорка]

каким это чудом весь элит Литовского государства состоял из язычников?

Для ответа, я хотел бы знать эту элиту поименно. Я писал об элите. "Истинных язычников"- литовцев там явное меньшинство.

[Гость Вячорка]

Кроме того, если опорой Даумантаса были бы православные из "Гродно, Новогрудок, Слоним, Волковыск, Полоцких и иных землях, где со времен Ярослава Мудрого, население, возможно, было частью православным" он бы и бежал бы туда, а не на север - в Псков.

Так он туда и не бежал, потому как там его уже ждал другой православный - Воишелк. И отнюдь не для объятий.

Но почему-то именно южные земли были под властью сына Миндаугаса - Вайшелги, а не северные.

Заметьте - старшего сына, наследника, православного, южные земли включая, после смерти отца и Новогрудок (о котором вы (вернее Баранаускас) писали как нестолице, а я давно (и первый раз почему-то эту статью на украинском языке) читал. Баранаускас пишет на украинской мове, или просто рекламирует там свои мысли?