Самодийские народы

[Гость Эльтебер]

Самодийские народы

Самодийские народы наряду с финно-уграми составляют другую ветвь уральских народов. Они проживают редкими разрозненными группами на громадных пространствах тундровой и таежной зоны Сибири. К северной ветви самодийцев относятся ненцы, энцы и нганасаны. Кроме них, к самодийцам причисляют также селькупов, кимисипцев и матерой. Две последних народности из перечисленных - группа саянских самодийцев - уже слились с окружавшими их тюркскими народами, либо были ассимилированы пришедшими на их территории русскими переселенцами, т. е. на их языках уже никто не говорит. Раньше среди саянских самодийцев существовали территориально-диалектные подгруппы. Подгруппы матрсов: собственно матеры, тийгийцы и карагасы. Внутри камасинцев различали также собственно камасийцев и койбалов.

Общесамодииская предыстория.

История самодийцев - а точнее, их предыстория - начинается около шести тысяч лет тому назад, когда в восточной части прауральского языкового ареала сложился диалект, ставший предком самодийских языков нового времени. Постепенное нарастание отличий этого диалекта от соседних (дофинно-угорских, в том числе и наиболее близких ему доугорских) диалектов уральского праязыка было по всей вероятности, обусловлено его территориальным обособлением, в том числе возможным продвижением древнейших самодийцев дальше на восток. Итогом этого процесса стало полное отделение древнейших самодийцев от финно-угров, ещё продолжавших сохранять относительное территориальное и языковое единство.

Ареной этих и в значительной части последующих событий являлась, скорее всего, таёжная полоса Западной Сибири. Речь может идти об Обь-Иртышском регионе или о междуречье Оби и Енисея, если, вслед за П. Хайду, локализовать уральскую прародину в районах по обе стороны от Уральского хребта - в бассейне Печоры и большей частью в Западной Сибири (представляется, что данная концепция прародины наиболее убедительным и непротиворечивым образом объясняет всю совокупность известных фактов). В пределах западносибирской тайги оставались самодийцы и на протяжении нескольких последующих тысячелетий - приблизительно до рубежа нашей эры, когда произошёл распад прасамодийского языкового единства. Только этим можно объяснить полную сохранность в их языке уральских названий всех основных пород хвойных деревьев- кедровой сосны, ели, пихты, сосны. При расселении в иных природных зонах (тундра, лесостепь, степь) или при удалении от Западной Сибири (единственного региона, где кедровая сосна издавна имела широкое распространение) эти названия были бы быстро утрачены.

Как и у уральских народов, основой хозяйственного уклада у самодийцев была охота (на птицу, северного оленя, пушного зверя) и рыболовство (в частности: запорное рыболовство на небольших речках). Это обуславливало кочевой или оседлый образ жизни, частые миграции "челночного" (англ. shuttle) типа. Промысловое использование огромных территорий с очень низкой средней плотностью населения - особенности, которые сохранились у самодийцев дольше и полнее, чем у большинства родственных им финно-угорских народов. Столь же архаичными являются, по-видимому, и многие элементы духовной культуры самодийских народов - от мифа о сотворении мира ныряющей птицей и тернарной структуры пантеона до принципов стихосложения и классифицирующих систсем счета родства.

В течение всей прасамодийской эпохи могли сохраняться маргинальные контакты самодийцев с уграми, позднее с обскими уграми; для ряда археологических культур II - I тыс. до н. э. в Обско-Иртышском регионе предполагается смешанное угорсксо-самодийское происхождение. Хорошо документируются лингвистически ранние и многообразные связи самодийцев с предками тунгусских народов. Определенно культурное влияние оказали на самодийцев и тюрки, которые в последние века I тыс. до н. э. продвинулись в северную часть Алтайского нагорья и на юг западносибирской тайги. С другой стороны, в алтайских (тунгусских, тюркских отчасти монгольских) языках отмечаются самодийские заимствования, связанные флорой и фауной таежных областей (например, названия кедровой сосны, ели, соболя, северного оленя).

Возможно, под влиянием скотоводческих алтайских народов произошла доместикация хорошо известного уже древним уральцам северного оленя. Во всяком случае, самодийский праязык отражает хорошо развитые навыки домашней оленеводства и связанного с ним кочевого быта, всего того, что в новое время обнаруживалось, с минимальными различиями у всех групп самодийцев от Саянских гор. до побережья Белого моря.

Совокупность лингвистических данных позволяет предположительна локализовать позднюю самодийскую прародину (накануне распада праязыковой единства) в районе Чулыма - Среднего Енисея, ориентировочно вокруг Треугольника Томск - Красноярск - Енисейск. Из самодийских народов нового времени в этом регионе оставались южные селькупы и камасинцы. Естественно, если территория поздней самодийской прародины была достаточно велика, что вполне вероятно, то она могла включать в себя, полностью или частично, и ряд сопредельных территорий - бассейн Средней Оби с её притоками (хабитат центральных селькупов). Северный Алтай, Присаянье (хабитат маторов), земли к востоку от Среднего Енисея. Однако, было бы, видимо, неосторожным ограничивать эту прародину какой-либо из названных сопредельных территорий, например, только Прииртышьем или только Саянским нагорьем (как это иногда делается). Совершенно устаревшими следует признать гипотезы, локализующие самодийскую прародину в приполярой Европе или в Приуралье. В то же время вопрос о возможных археологических коррелятах прасамодийской эпохи остается открытым - в частности, из-за недостаточной археологической изученности обозначенного выше региона.

Предыстория отдельных самодийских народов.

Как уже упоминалось, распад прасамодийской языковой общности произошёл около двух тысячелетий назад (эта датировка приблизительна, хотя и подтверждается рядом независимых лингвистических свидетельств - от глоттохронологии до анализа фонетического облика заимствовании). При этом обособились друг от друга четыре ветви, четыре этнических подразделения - предки селькупов, камасинцев, маторов и северных самодийцев (не исключено, конечно, существование в прошлом и других, "парасамодийских" ветвей, впоследствии исчезнувших; гипотетические следы таких ветвей находят - нередко без достаточных оснований на северо-востоке Казахстана, в Нижнем Приобье, в Европейском Приуралье).

Если утрата прауральского единства, а в более позднюю эпоху - разделение северносамодийских народов шли путём медленного, постепенно углублявшегося территориального и диалектного обособления, то в случае с прасамодийцами ситуация иная. Соотношение основных ветвей самодийских языков указывает на иной, более "взрывной", "скачкообразный" характер процесса, на быстрый распад прасамодийской общности, до того сравнительно единой. Причина распада могла быть внешней. Например, речь может идти о вторжении инородного населения, сдвинувшего отдельные племена самодийцев с места и резко оборвавшего их взаимные связи. В этой связи уместно упомянуть, что после вторжения гуннов, в Минусинскую котловину и на соседние территории во II в. до н. э. начинается длительная бурная эпоха в истории Южной Сибири, хорошо прослеживаемая по археологическим материалам (частые смены культур, не носящие эволюционного характера, рост числа военных захоронений) и отчасти историческим документам (древнекитайские хроники). Одной из внутренних причин или предпосылок распада могло быть развитие в самодийской среде транспортного оленеводства.

Можно предполагать, что именно в это время предки саянских самодийцев - маторов и камасинцев -были порознь частично оттеснены в предгорные и горные районы Саян. Здесь после этого сложилась своеобразная ситуация этнического и экологического баланса между горно-таёжными саянскими самодийцами и их многочисленными тюрко-, монголе- и тунгусоязычными соседями. Маторы и камасинцы поддерживали с этими соседями тесные экономические связи, постоянно испытывали их культурное воздействие, платили дань тюркским и монгольским государственным образованиям. Однако они оставались не затронутыми теми многочисленными завоевательными походами и массовыми переселениями, которые в течение I тыс. - первой половины II тыс. и. э. начинались в ближайшем соседстве от Саянского нагорья и, как известно, многократно перекраивали этническую карту всей степной полосы Евразии. Этот баланс поддерживался вплоть до времени завоевания Сибири Русским государством.

Указанными выше причинами была обусловлена, вероятно, и миграция предков Северных самодийцев на север вдоль течения Енисея, которая привела их в конечном счёте в полосу арктической тундры. Эта миграция, сопровождавшаяся интенсивным взаимодействием с тунгусскими аборигенами Севера Средней Сибири, могла занять несколько сотен лет. К середине I тыс. н. э. на правобережье Нижнего Енисея - на западе п-ова Таймыр - появляется население, принесшее с собой керамику Южносибирского характера. В этом населении естественно видеть ранних северных самодийцев. Из низовий Енисея начинается их постепенное расселение по тундрам на запад (ненцы - крайний Север Западной Сибири с п-овами Гыдан и Ямал) и на восток (нганасаны - п-ов Таймыр и бассейн реки Хатанга); в самих низовьях Енисея Я в примыкающем с запада бассейне реки Таз сформировались энцы.

Открытые и слабозаселённые пространства тундры, возможность преодолевать в зимнее время большие расстояния в оленьих упряжках способствовали быстрому освоению всего региона и в то же время замедляли процесс этнической и диалектной дифференциации. Вследствие этого энцы не только географически, но также и в культурном, лингвистическом отношении занимают промежуточное положение Между ненцами и нганасанами. К западу от них, на левобережье Енисея существовала группа ненцев-юраков, диалект которых (старо восточный, или собственно юрацкий) составлял промежуточное звено между ненецким и энецким языками. Особое природно-географическое положение заняли лесные ненцы и таежных районах к востоку от Нижней Оби. Как и у соседей - хантов, доминирующую роль в их хозяйственном укладе играли охота и рыбная ловля, а не оленеводство (как у тундровых ненцев).

Уже на рубеже 1-II тыс. и. э. северные самодийцы (тундровые ненцы) проникают через Приполярный Урал в Большеземельскую тундру на крайнем северо-востоке Европы и становятся известными скандинавским и славянским землепроходцам как северные соседи пермских и угорских народов, об этом упоминается в древнерусской летописи "Повесть временных лет". Дальнейшее продвижение на запад приводит к расселению ненцев в Малоземельской тундре (левобережье Печоры), Тиманской и Конинской тундрах (восточное побережье Белого моря), в южной части о-вов Новая Земля.

В ходе заселения арктических тундр северные самодийцы постепенно вытесняли и ассимилировали достаточно редкое досамодийское население этих территорий этническая принадлежность и язык которого совершенно неизвестны. Память о предшественниках тундровых ненцев, которые, по-видимому, занимались и основном морским зверобойным промыслом нa арктическом побережье сохранилась в ненецких преданиях о "sixirt'a" (иногда они упоминаются среди предков ненецких родов). Вероятно, более значительным было субстратное влияние со стороны древнейших аборигенов Таймыра на нганасанов. В нганасанском словарном фонде, мифологии, материальной культуре обнаруживается много элементов не самодийского происхождения, свидетельствующих о сильном воздействии местных традиций. Кроме того, у нганасанов и тундровых энцев (в отличие от лесных энцев и тундровых ненцев) охота на дикого северного оленя не уступала по своей хозяйственной значимости домашнему оленеводству. Наряду с природными условиями (таймырская популяция дикого оленя до сих пор является наиболее крупной в Евразии), в этом также могли отразиться хозяйственные приоритеты субстратного населения.

Постоянный характер носили культурные и торговые контакты с южными соседями - эвенками (нганасаны и энцы), кетами (энцы), хантами, манси, коми (ненцы). Воинственные, склонные к дальним вылазкам эвенки с их характерной военной татуировкой ("шитыми лицами"), постоянно фигурируют в фольклоре всех северно-самодийских народов как наиболее опасные враги. Остроконфликтный характер, нередко сопровождавшийся боевыми столкновениями, приобрели с течением времени и взаимоотношения между ненцами с одной стороны, и тундровыми энцами и нганасанами - с другой. Значительное распространение (по данным фольклора и языка) приобрел обычай обращения пленных иноплеменников в услужение (патриархальное рабство).

Возможно, в наименьшей мере среди самодийских народов миграционными процессами оказались затронуты селькупы, по крайней мере их южная группа, которая на протяжении более чем полутора тысячелетий сохраняла свой исконный хабитат в бассейне Средней Оби и её притоков. Лишь весьма ограниченно шло расселение селькупов на северо-запад (вниз по Оби) и на север. В южной части современной Томской области селькупское население постепенно оттеснялось или ассимилировалось тюркоязычyыми соседями (барабинскими, чатскимb, томскими и чулымскими татарами); это давление, по-видимому, усилилось в период после монгольских завоеваний (XIII-XVI вв.).

Устойчивые связи и жизнь в сходных природных условиях сформировали значительное сходство хозяйственных и культурных традиций трех соседних народов - хантов, селькупов и енисейских кетов. Не случайно все они были известны многим другим народам под общим названием (тюрк. ist((, русск. остяк, '. ненецк. , энецк. bago, эвенк, andri). Ряд данных указывает на то, что язык селькупов нередко использовался в западносибирском регионе как cредство межэтнического общения. Менее благоприятно складывались отношения с эвенками и с родственными селькупам энцами и ненцами, которые выступают в фольклоре как традиционные военные противники селькупов (в отличие от союзников-кетов).

Предыстория самодийских народов завершается с включением Сибири в составе Русского государства, происходившим в течение XVI-XV11 вв. Начиная с этого времени, судьбы этих народов и отдельных их подразделений прослеживаются по документальным историческим свидетельствам (донесения и учётные документы русской администрации, с XV11I в. - материалы путешественников и исследователей).

Завоевание Севера русскими было сопряжено лишь с весьма небольшими прямыми военными потерями со стороны противостоявшего им коренного населения; более значительным был ущерб, нанесённый эпидемией ранее неизвестных болезней, особенно оспы. Следует, кроме того, отметить, что русская администрация никогда не проводила политики прямого истребления - геноцида по отношению к коренному населению это нередко случалось в практике других колониальных держав и империй). Ее целью было "замирение" аборигенов: превращение их в исправных плательщиков дани, (ясака); даже за нередкими бунтами обычно не следовало чрезмерно жёстких карательных санкций. Важную роль играло стремление русской администрации опереться на племенных и родовых старшин -"князцов", которым в дальнейшем нередко предоставлялись привилегии российского дворянства. Миссионерская деятельность православной церкви носила по преимуществу формальный характер. Приняв крещение, коренное население Севера обычно продолжало придерживаться своих религиозных обычаев, поклоняясь идолам и практикуя шаманизм. Однако принятие крещения создавал потенциальную возможность сближения с пришлым православным населением, а в дальнейшем и к полной культурной ассимиляции.

В то же время военное завоевание Сибири русскими, а затем и её колонизация, сопровождавшаяся массовым притоком населения из европейской России, вели к радикальным изменениям этнической ситуации и условий жизни в ряде сибирских регионов. Эти изменения затронули в первую очередь тех самодийцев, которые оказались в зонах русской земледельческой колонизации или в непосредственной близости от центров военной экспансии - камасинцев, маторов, южных селькупов, энцев. Следует считаться и с опосредованными результатами продвижения русских в Сибирь: стремясь уйти от военного противника или избежать ясачного бремени многие племена коренного населения сдвинулись с насиженных мест в поиске новых, более удалённых и более спокойных земель. Отдельные группы самодийцев непосредственно включились в этот процесс (предки северных селькупов, ямальские ненцы), другие, напротив, стали наряду с русским давлением испытывать давление со стороны своих давних соседей. Всё это означало разрушение сложившегося этнического, и одновременно экологического и экономического равновесия. Для ряда относительно крупных северных народов потеря части исконных территорий вела к катастрофическим последствиям; кроме того, они могли найти людские другие внутренние резервы для частичной трансформации жизненного уклада в соответствии с условиями нового времени. Однако многие этнические группы - том числе самодийские - всегда были весьма немногочисленны, насчитывая от нескольких сотен до нескольких тысяч человек, и способны сохранять свою самостоятельность и самобытность только благодаря связи с определенной ограниченной территорией и определенным типом хозяйствования. Для таких народов адаптационных механизмов не нашлось: единственным способом биологического выживания оказались культурная и языковая ассимиляция (либо русскими, либо одним из более крупных соседних народов).

Значительная часть этнических групп Севера сохранила, однако, свою самобытность на протяжении первых трёх веков русской колонизации. Более того, ряду народов - в частности, ненцам и селькупам - после сокращения или стагнации их численности в XVII-XVIII вв. удалось в XIX в. восстановить и даже заметно увеличить свою численность. В этом плане положительную роль сыграла грабительская (по отношению к северянам), но хорошо отлаженная система торговли: коренное население в обмен главным образом на пушнину регулярно получало продовольствие, охотничье снаряжение и другие привозные товары, могло рассчитывать на хлебный кредит в голодные годы. В ряде местностей появилось медицинское обслуживание и санитарное просвещение, хотя и в самых примитивных формах.

В XX в. неблагоприятные тенденции этнического развития не только сохранились, но и значительно усилились. Началось интенсивное промышленное освоение Севера, сопряженное с многократно увеличившимся притоком русскоязычного населения и с резким, часто катастрофическим, ухудшением экологической обстановки. Создание в сталинские годы гигантского "архипелага ГУЛАГ" означало, в частности, отторжение ряда территорий исконного расселения сибирских народов и их административное отселение. Достаточно сказать, что лагеря и шахты Воркуты были построены в ненецкой тундре (по-ненецки Warkuta - "место, изобилующее медведями"), что так называемая "мёртвая", никогда не введённая в строй железная дорога Салехард-Игарка прошла по землям тундровых ненцев, лесных ненцев и тазовских селькупов; что одним из основных районов ссылки постоянно служил населённый селькупами север Томской области - Нарымский край; что в низовьях Енисея, по соседству с энцами и нганасанами, возник ещё один крупнейший лагерно-промышленный район-Норильск. В 1950-х гг. ненцы были полностью выселены с о-вов Новая Земля и из некоторых прилегающих районов, где был создан полигон для испытаний ядерного оружия. В ряде местностей Большеземельской тундры и Приполярного Урала после этих испытаний происходило выпадение радиоактивных осадков, имели место случаи массовой гибели оленей. В самые последние десятилетия развернулась добыча нефти и газа в Западной Сибири, ведущаяся с нарушением всех экологических и моральных норм.

На смену православному миссионерству в советский период пришла близкая по сути и целям, но гораздо более жёсткая идеологическая индоктринация. Применительно к этническим меньшинствам Севера так называемая "ленинская и национальная политика" всегда была направлена на подрыв национальных традиций - в этом и состоял "путь народов Севера от первобытно-общинного строя к социализму". Школа, учреждения культуры, средства массовой информации служили основными инструментами приобщения коренного населения "к жизни всей страны", т. е. фактически русификации этого населения. Такие просветительские меры, как создание национальных письменностей у ненцев и селькупов - с начала 30-х гг. на латинской, а с конца 30-х гг. на кириллической графической основе), издание и использование национальных учебников для начальных классов преследовали по сути дела те же цели: дети, приходившие в школу без знания русского языка, подвергались начальной идеологической обработке на их родном языке; по мере же овладения русским языком использование ненецкого, селькупского и других северных языков свертывалось. Не случайно сегодня у народов Севера большинство людей читают и пишут по-русски, тогда как грамотность на родном языке является достоянием лишь очень узкого круга представителей гуманитарной интеллигенции. Идеологическими мотивами была продиктована в основном и кампания по переводу кочевого населения на оседлость и ликвидации мелких и полуоседлых поселений, которая велась особенно активно в 1960-е гг. Коренное население было вынуждено оставлять свои традиционные промыслы и переселяться во вновь построенные (хотя и мало благоустроенные) поселки. По отношению к тем, кто пытался остаться на своих традиционных угодьях, использовалось административное и экономическое принуждение (прекращение продажи продуктов и снаряжения и т. п.). Концентрация коренного населения в посёлках имела определенные преимущества с сточки зрения, например, организации медицинского и культурного обслуживания, снабжения продовольствием и топливом. Но его гораздо более значимыми последствиями стали повсеместная утрата традиционные навыков, массовая люмпенизация коренного населения, распространение алкоголизма. В отношении ряда северных народов - в частности, нганасанов - эта кампания по своим последствиям была равносильна геноциду.

Достаточно формальный характер носило и создание и 1929-1932 гг. сеть национальных автономий, в которую вошли, в частности, и национальны! (впоследствии автономные) округа с самодийским населением: Ненецкий (европейские ненцы-центр Нарьян-Мар в составе Архангельской обл.), Ямало-Ненецкий (ямальские, тазовские и лесные ненцы, северные селькупы-центр Салехард в составе Тюменской обл.), Таймырский = Долгано-Ненецкий (енисейские ненцы, энцы, нганасаны-центр Дудинка в составе Красноярского края). В условиях жестко централизованной советской системы эти округа были лишены самостоятельности в принятии решений, не могли выражать и защищать интересы коренного населения. В настоящее время представительные и административные органы северных округов целиком находятся под контролем пришлого русскоязычного населения, которое составляет большинство во всех северных регионах.

Таковы общие линии судьбы самодийцев в XVII-XX вв.

Список литературы:

1. Историко-культурный атлас Республики Коми. Москва, 1997

2.Сородичи по языку. Будапешт, 2000

http://www.finugor.ru/info/narod/nen.html

[Гость Muza]

Здравствуйте!

Не может ли кто-нибудь подсказать литературу, где можно прочесть об этике нестяжания самодийцев, их отношении к собственности как таковой?

Если посоветуете что-то на околорелигиозную тематику, буду тоже очень благодарна!

[Урянхаец]

А, Малолетко

Лишь в 20-х гг. XX в. языки финно-угорские и самодийские были обьединены в одну семью, а финно-угры и самодийцы признаны физическими родственниками. Эта точка зрения закрепилась ныне как в языкознании, так и в этнографии. Самодийские группы имеют общее самоназвание, отличающееся от финно-угорских. Если у последних понятие «человек» ку/ко, то у нганасан – хаса, ненцев-юраков – хасава, лесных ненцев – каса, восточных ненцев – хасава, койбалов – касса. Лишь у селькупов обьединяющим термином является куб/куп/кум «человек», селькуп – «земляной человек».

Таким образом, топонимический материал образует тонкую ниточку, которая связывает самодийцев Сибири с давними жителями (доиранскими?) жителями Передней Азии к югу от Каспия. Эта ниточка позволяет предполагать, что самодийский язык был принесен в Сибирь из Южного Прикаспия.

Перед маршем в Сибирь предки самодийцев концентрировались в Южной Туркмении, куда они мигрировали с Иранского нагорья. На рубеже 2 и 3 тыс. до н.э. вследствие резкого усиления аридизации климата начался мощный отток населения. Из Южной Туркмении население мигрировала в двух направлениях: 1) в район исторической области Сеистан 2) по северным предгорьям Средней Азии до Иртыша и Оби и по их долинам на север до лесной зоны. В результате взаимодействия с местным населением возникла самуськая культура, в которой усматриваются три компонента: два аборигенных и один пришлый. Урало-западносибирский компонент связан с древнейшими насельниками (ранние финно-угры), восточносибирский – с потомками верхнепалеолитического населения, а именно с создателями ымыяхтахской культуры. Из среды ымыяхтахцев вышли ительмены. По-видимому, ымыяхтахцы в качестве географического термина «река» имели слово кыка. Предки ымыяхтахцев явились субстратом для селькупов. На урало-западносибирском субстрате в левобережье Оби сформировалась кулайская культура, носители которой говорили на самодийском языке камасинского типа. Давняя враждебность по отношению к касам предопределило относительную изолированность этой группы, что наложило отпечаток на их язык, на материальную и духовную культуру.

Сами кулайцы примерно на рубеже эр испытали ушли из левобережья Оби на запад до Иртыша, на юг до предгорий Алтая, на юго-восток в Саяны и Кузнецкий Алатау. Европеидный физический тип пришельцев был трансформирован в ходе длительных процессов метисации с аборигенным и более поздним населением.

[Eger]

Лишь в 20-х гг. XX в. языки финно-угорские и самодийские были обьединены в одну семью, а финно-угры и самодийцы признаны физическими родственниками. Эта точка зрения закрепилась ныне как в языкознании, так и в этнографии. Самодийские группы имеют общее самоназвание, отличающееся от финно-угорских.

понятие «человек»

- у нганасан – хаса,

- ненцев-юраков – хасава,

- лесных ненцев – каса,

- восточных ненцев – хасава,

- койбалов – касса.

Таким образом, топонимический материал образует тонкую ниточку, которая связывает самодийцев Сибири с давними (доиранскими?) жителями Передней Азии к югу от Каспия. Эта ниточка позволяет предполагать, что самодийский язык был принесен в Сибирь из Южного Прикаспия.

Очень уж сходно с названием ещё одного народа населявшего Прикаспий в IV - X - ХАЗАРы.

Случайность?

[cheroki]

Ненец. 

[cheroki]

Селькуп. 32 года.

[Iwan Bohun]

П.А.Косинцев, Н.В.Федорова. Ненэй ненэць` и сихиртя.

http://www.yamalarchaeology.ru/index.php?module=subjects&func=viewpage&pageid=83

Опубликовано в: Самодийцы. Материалы IV Сибирского симпозиума «Культурное наследие народов Западной Сибири». Тобольск – Омск, 2001. С. 51 – 53.

Существуют совершенно определенные и устоявшиеся традиции восприятия некоторых фактов, касающихся этногенеза самодийских народов. Одна из них связана с пластом (если его так можно назвать) ненецких легенд о сихиртя. Суть этой традиции в следующем. Все исследователи, в той или иной степени касающиеся этногенеза ненцев, приводят один вариант этих легенд: сихиртя – это небольшого роста люди, ранее обитавшие в тундре, а впоследствии ушедшие под землю (в холмы, сопки) с приходом ненцев; они могут вступать в связь с людьми (наземными жителями), в результате чего рождаются дети. С сихиртя (с их деятельностью) связывают металлические изделия, находимые на поверхности земли ( см.: Лашук, 1968; Хомич, 1995, и другие). Иногда добавляются подробности, например, об их способности становиться невидимыми и так скрываться от преследователей (Головнев, 1995). Но вне зависимости от тех или подробностей, сихиртя воспринимаются как доненецкое, досамодийское население, постоянно обитавшее в тундре и занятое, преимущественно морским зверобойным промыслом, а ненцы – пришлым откуда-то, с юга ли, с запада ли, но появившимся в западносибирской Арктике относительно недавно: временные рамки этого события колеблются в пределах нескольких веков I - начала II тыс. н.э. А.В.Головнев даже называет культуру оленеводов-кочевников «стремительно сложившейся» (Головнев, 1995, с. 106).

В издании «Мифы и предания ненцев Ямала», вышедшим в 2001 г., впрочем, приводится только одно сказание о сихиртя, в нем рассказывается о потопе («большой воде с пахнущего моря»), спасаясь от которого часть людей по совету шамана построила большую лодку и покрыла ее собачьими шкурами, другие же выкопали глубокую яму. После окончания бедствия «те люди, которые жили в большой яме, так и остались жить под землей», «Люди называют их сихиртя» (Мифы и предания, 2001, с. 273). Остальные подробности описания обычны для сюжетов про сихиртя: маленький рост, боязнь дневного света. Здесь интересно вот что: не нынешние жители тундры, оленеводы – самодийцы пришли откуда-то и застали сихиртя, а некий народ (в ненецком варианте сказания, кстати, употребляется термин «ненэця») разделился на две части – те, которые построили лодку (что характерно, это были не морские зверобои - сихиртя, как их обычно интерпретируют) и те, которые выкопали яму.

Воздержимся от комментариев по этому поводу, отметим только, что, по-видимому, сюжеты о сихиртя не так уж однородны, как всегда казалось. Формирование устоявшейся традиции восприятия «сихиртянского пласта» до недавнего времени, казалось бы прочно опирается на археологический фундамент, состоящий в убеждении, что на Ямальских побережьях археологически фиксируется постоянно (круглогодично) присутствующее население, в основе системы жизнеобеспечения которого лежит своего рода «эскимосская модель» – подземные (или полуподземные) жилища, охота на морского зверя, кожаные лодки-каяки, гарпуны и т.д. Мы не будем здесь останавливаться еще раз на истории возникновения этого фундамента, отсылая желающих выяснить ее к нашим работам на эту тему (Федорова, Косинцев, Фитцхью, 1998; Федорова, 2001), а лишь посмотрим на некоторые из его краеугольных камней под углами зрения двух соавторов: биолога и археолога.

Итак, насколько реально существование постоянного населения в тундровой зоне Западной Сибири? Для постоянного обитания человеку необходимо круглогодичное наличие достаточного количества пищевых ресурсов, шкур для изготовления теплой одежды и жилищ, топлива.

Доступные для человека пищевые ресурсы в тундровой зоне включают: крупных млекопитающих (северный олень, песец, волк, росомаха, белуха, нерпа, лахтак, морж), птиц (куропатки, белая сова и водоплавающие) и рыб (пресноводных внутренних водоемов и прибрежных морских). Из наземных млекопитающих только северный олень имеет постоянную относительно высокую численность, тогда как численность остальных подвержена значительным колебаниям, следовательно, они не могут являться надежным источником жизнеобеспечения. Однако годичный цикл большинства стад северных оленей состоит из сезонных миграций: летом в тундру, на север, зимой в лесотундру, на юг. Среди морских млекопитающих Карского моря относительно высокую численность имеют нерпа, белуха и морж. Из них около побережья круглогодично держится, и то в небольшом количестве, только нерпа (Млекопитающие Советского Союза, 1976). Моржи образуют лежбища на западном побережье Ямала лишь в летнее время. Среди птиц высокую численность имеют водоплавающие и белая куропатка, но только в летнее время. Зимой они либо откочевывают в лесотундру (белая куропатка), либо улетают на юг (водоплавающие). Численность рыб, в зависимости от типа водоемов, также значительно колеблется в течение года. К тому же достаточный для жизнеобеспечения промысел рыб в тундре возможен только при наличии крупных сетей, так как создание сколько-нибудь крупных запоров в условиях многолетней мерзлоты невозможно.

Таким образом, из пищевых ресурсов, только северный олень, нерпа и рыба доступны круглый год. Но численность первых двух видов в холодное время года настолько невелика, что не дает возможности для обитания на этой основе стабильного человеческого коллектива. Ловля рыбы в достаточных количествах была невозможна, так как крупные сети появились в тундре только с приходом русского населения в 17 веке. Отсюда очевидно, что пищевые ресурсы в большей части Ямальской тундры были достаточны только в теплый период года.

Мы не будем касаться вопроса о необходимом для жизнеобеспечении количестве шкур животных – их, в конце - концов, можно было запасти где угодно и привезти (или принести) в тундру. А вот вопрос с наличием достаточного для обогрева жилищ в зимнее время топлива – это серьезно. Эскимосы Берингии, хозяйство которых основывалось на морском зверобойном промысле, отапливали (и освещали – что немаловажно в условиях полярной ночи) свои жилища жиром морских млекопитающих, для чего у них служили своеобразные лампы-жирники. Ничего подобного в археологических находках с полуострова Ямал нет. Впрочем, дров в тундре тоже нет. Богатые запасы плавного дерева, которые можно использовать на побережьях, доступны только летом, так как зимой они скрыты под снегом и торосами, вморожены в лед. Этот фактор также свидетельствует против возможности круглогодичного обитания населения в ямальских тундрах.

Археологические факты, полученные в результате раскопок поселений, которые дали материалы, достаточные для реконструкции хозяйства, достаточно недвусмысленны. Так, на поселении Тиутей-Сале, где было зафиксировано два периода обитания – в VI-VIII и XII- XIV вв. н.э. В оба периода их жители вели промысел северного оленя, песца, моржа, нерпы, белого медведя, водоплавающих птиц. Доля моржа и нерпы составляла в рационе не более 30%. Никаких специализированных орудий промысла моржа, характерных для культур зверобоев не найдено (Федорова, Косинцев, Фитцхью, 1998). Судя по видовому и возрастному составу забитых животных, поселение в оба периода было обитаемо только в теплый период года.

Городище Ярте VI существовало на рубеже XI - XII вв. н.э. Здесь кости северного оленя составляют 99% всех остатков. Как свидетельствуют результаты анализа древесины и костных остатков, поселение было обитаемо в также теплое время года.

На основе результатов анализа костных остатков установлен сезон функционирования еще трех археологических поселений в тундрах Ямала, про которые можно с высокой степенью уверенности сказать, что все они были обитаемы в теплые периоды года.

Далее, поиски аналогий археологическому материалу с памятников Ямала во всяком случае от эпохи энеолита уводят почти исключительно в северотаежные районы Западной Сибири. Мы далеки от мысли отождествлять керамику с носителями конкретного языка, но во всяком случае археологические памятники демонстрируют общее происхождение многих элементов материальной культуры. Куда направлен вектор движения - на север или с севера – это в каждом конкретном случае предстоит решать особо, отметим лишь, что по нашим данным заселение Ямала к северу от реки Юрибей состоялось не ранее рубежа эр, следовательно, все-таки, скорее всего довлеет северное направление вектора. А вот следов некоей циркумполярной, эскимосоподобной, отчетливо «досамодийской» культуры, как уже неоднократно отмечалось, при раскопках поселений на Ямале мы не нашли.

Так кто же такие сихиртя и в каких отношениях родства они состоят с ненэй ненэць’, ненцами, самодийцами? Один из авторов в свое время предложил одну из возможных гипотез, которая заключалась в том, что разница между сихиртя и ненцами не этническая, а скорее культурная – сихиртя - народ, обитавший на побережьях, где было много плавного дерева, что дало ему возможность и далее развивать традицию плавки цветных металлов и варки железа (Федорова, 2000, с.63-64). Естественно, имеется в виду обитание в летнее время, а общие генетические корни с северотаежным западносибирским населением предполагают и общую традицию металлобработки, что неоднократно зафиксировано в археологическом материале.

В качестве выводов мы можем пока констатировать только одно: прежние представления о сихиртя и их роли в самодийском этногенезе на севере Западной Сибири необходимо пересмотреть, причем можно начинать и с детального непредвзятого анализа цикла «сихиртянских» легенд. Тем более, что поступающие в последнее время археологические материалы, в частности, полученные при раскопках погребальных памятников, отчетливо свидетельствуют: процессы этногенеза, происходящие на севере Западной Сибири, были много сложнее, чем мы до сих пор себе представляли.

Работа выполнена при поддержке гранта РГНФ № 01-01-00412а

Литература:

Головнев А.В. 1995. Говорящие культуры. Традиции самодийцев и угров. Екатеринбург.

Лашук Л.П. 1968. «Сиртя» – древние обитатели субарктики. // Проблемы антропологии и исторической этнографии Азии. М. Мифы и предания ненцев Ямала. 2001. Тюмень, ИПОС.

Млекопитающие Советского Союза. 1976. Т.2, ч. 3. М.

Федорова Н.В. 2000. Олень, собака, кулайский феномен и легенда о сихиртя // Древности Ямала. Вып. 1. Екатеринбург-Салехард.

Федорова Н.В. 2001. Призраки и реальности ямальской археологии // РА, № 4.

Хомич Л.В. 1995. Ненцы. СПб, «Русский двор»

[Iwan Bohun]

Федорова Н.В.

"О человецех незнаемых в Восточной стране". Ямальский Север с точки зрения археолога

Опубликовано в: Тобольск и вся Сибирь. Лукоморье. Тобольск, 2005.С.203-204

http://www.yamalarchaeology.ru/index.php?module=subjects&func=viewpage&pageid=207

Ямальский север до второй половины 20 века - безраздельное владение ненцев, кочующих со своими стадами с севера на юг осенью, и с юга на север весной; ненцев, освоивших весь полуостров вплоть до его северных побережий. Невозможно представить себе тундру без чумов, оленьих стад, плывущих на горизонте аргишей… Но насколько ярко явление, настолько темна его история, и чем древнее, тем меньше реальных фактов и больше фантазий.

Окружающий мир впервые узнает население тундры в летописном рассказе, датированном XI веком, в котором лишь упоминается Самоядь, которая соседит с Югрой «на полуночных странах». Через 400 лет, в XV веке в Сказании «О человецех незнаемых в Восточней стране» описываются «люди самоедь», причем наряду с подлинными реалиями северного быта («А ядят мясо оление да рыбу… А в землю не хоронят… А люди резвы, не велики ростом, плосковиды, носы малы, а ездят на оленях. А платье носят соболье и оление. А торг у них соболи») много места занимают характерные для средневековой книжной культуры «чудеса» («над морем же есть иная самоядь: по пуп мохнаты до долу, а от пупа вверх как и прочие человецы… над тем же морем иная самоедь таковы. Вверху рты, рот на темяни, а видение в пошлину человечье. А когда едят, и они крошат мясо или рыбу, да кладут.. под шапку»). В середине XVII в. обитатели тундры были для русских все еще преимущественно «воровской самоядью», которая нападала на их кочи, передвигавшиеся по Мангазейскому морскому ходу. И только в 30-е годы XVIII века в результате Академических экспедиций появились более-менее реальные описания народов, живущих на севере Западной Сибири: остяков и самоедов.

Ненцы о древнем населении тундры рассказывают следующее. Раньше жили в тундре сихиртя, люди небольшого роста, со светлыми глазами. Сихиртя обладали многими умениями, не свойственными современным ненцам, так, например, они умели плавить металл и изготавливать украшения из него. Судя по легендам, сихиртя жили раньше в чумах и имели оленей, правда, не говорится, что они их пасли, но они на них ездили. А потом земля перевернулась, или случился потоп, и теперь сихиртя живут под землей, пасут мамонтов. Иногда ночью они выходят на землю и даже вступают в различные отношения с людьми. Женщин сихиртя узнают по звону, который издают их металлические украшения. Во многих легендах обращает на себя внимание деяния сихиртя, которые свойственны культурным героям – предкам в мифологиях многих народов, и, в конце концов, некоторые из них становятся богами. А у ненцев существует особое отношение к древним украшениям, которые они иногда случайно находят – их привешивают к поясу или хранят как-нибудь иначе.

Археология тундровой зоны Евразии еще не выстроилась в систему фактов, прочную базу для исследователя тех или иных проблем. Следы древнего населения представляют собой пунктир, а не сплошную линию, хотя отдельные черты этого пунктира проступают все яснее и яснее…

В 1995 году, приступая к раскопкам поселения Тиутей-Сале на северо-западном побережье полуострова Ямал, мы еще не знали, что нас ждет: остатки сихиртя в их подземных жилищах или культура западносибирских морских зверобоев с гарпунами и кожаными каяками. И то, и другое казалось интересным, немного романтичным и научно заманчивым. Действительность – как всегда – оказалась проще, суше, но логичней красивых легенд. Первым делом выяснилось, что подземные жилища в тундре проблематичны из-за влаги, которая выступала, едва снимались первые дециметры грунта. И те, кто хотел бы построить здесь жилище с углубленным котлованом, должны были тратить уйму сил на дренажные работы. Вторым разочарованием явилось полное отсутствие зверобойных орудий и малое количество костей морских животных. А дальше началась нормальная работа по отбору фактов, их систематизации, классификации, интерпретации и прочим атрибутам научного поиска.

Эта работа продолжилась на городище Ярте VI на р. Юрибей, казалось бы, классическом варианте «сопки сихиртя» – после открытия памятника экспедицией А.В.Головнева именно с этими волшебными подземными обитателями связывали местные жители остатки древнего поселения. Там мы обнаружили остатки жилищ и всего комплекса оленеводческого быта: оленья упряжь, масса орудий для обработки шкур и кожи, детские игрушки – нарты, луки. 99 % костей, оставленных на поселении, принадлежали северному оленю.

С тех пор вот уже десять лет каждый год прирастают научные факты, одевая плотью легендарный костяк «человецей незнаемых». Мы прослеживаем шаг за шагом историю освоения полуострова, становление оленеводческого хозяйства, формирование ненецкого этноса и его традиционной культуры. Мы убедились, что освоение пространств открытой тундры началось только тогда, когда человек вполне освоился с оленьим транспортом – иных возможностей пересечь полуостров не было вплоть до появления вертолетов. Наши коллеги – палеозоологи – выяснили, что все остатки костей млекопитающих и птиц, а также ягод, трав и других природных компонентов, свидетельствуют о проживании здесь людей в теплое время года. Практически, все новые памятники археологии, которые мы находили в тундре, локализовались на маршрутах кочевий современных ненцев, не оставляя камня на камне от теории «досамодийского прибрежного зверобойного населения» по типу эскимосов Восточной Сибири и Аляски. В древности – как и сейчас - люди выбирали для своих стоянок песчаные холмы, оставляя на них обломки своей посуды, куски медных котлов или даже потерянные украшения (железки сихиртя), потому что только на этих песчаных холмах было достаточно сухо, чтобы поставить переносное жилище - чум. Все эти остатки древней жизнедеятельности заносили перевеваемые ветрами пески, потом они снова оказывались на поверхности, их находили следующие обитатели песчаных холмов, которые рассказывали друг другу легенды о подземных жителя сихиртя…

Так кто же эти «человеци незнаемые» западносибирских тундр? Откуда пришли ненцы со своей кочевой оленеводческой культурой и в каких отношениях родства или не родства они находятся с легендарными сихиртя? Археологические факты говорят следующее. Заселение тундры шло постепенно. Людей вынуждали сдвигаться все дальше на север и адаптировать свою жизнь к его суровым условиям многие факторы: относительное перенаселение более южных таежных районов; приток мигрантов из других регионов, откуда их вытесняли победившие в войнах различного масштаба: по мнению Е.В.Переваловой «средневековое Северное Приобье представляло собой театр непрерывных военных действий»; да и просто тяга к освоению новых пространств, свойственная роду человеческому отнюдь не только в новое время. Люди, использовавшие оленя как транспортное средство к тому времени уже около пятисот лет - с I в. до н.э., наращивали свои стада, так как только с оленьими стадами они могли кочевать с юга на север, дважды в год совершая дальние переходы, как и современные ненцы. Формировалась новая культура со всей ее атрибутикой – чум, нарты, набор утвари, тип одежды, погребальный обряд – «в землю не хоронят» удивляется источник XV века. Попробуйте выкопать яму в мерзлоте.

Кочевая культура подвижна, а тундра в чем то подобна степи – летят по ней упряжки, как летят по степи конники, в любую сторону, куда душа пожелает или нужда погонит. Сегодняшние соседи завтра становятся родственниками или врагами, население постоянно перемещается, перемешивается, обменивается, воюет, заключает браки – и вот в результате, через многие века однажды осознает себя единым народом с единой культурой, ненцами-оленеводами.

Растения в тундре не имеют глубоких корней, но их сообщества цепко держатся за холодную северную землю. Олени тысячелетиями ходят по тундре с юга на север и обратно. Человек ходит за оленями, и ему кажется, что корни его также неглубоки, как у тундровых растений. На самом же деле он связан с этой землей тысячелетиями жизней своих предков. И не «человеци незнаемые» осваивали тундру и учились пасти оленей, а предки тех, кто это делает из года в год теперь. В их жилах течет кровь одной из ветвей их легендарных предков – сихиртя.

[zhanna]

Cихиртя - легенда. И нет подтвержений их существования.

[Курсант]

У ботайцев после отделения от предков окуневцев 7200 лет назад был адмикс около 40 % компонента "ghost ANE" (Fig. S21). 
То есть самодийцы пришли в Западную Сибирь после 7200 лет назад из Европы, что совпадает по времени с распадом прауральского языка и возрастом R1b-M73 в Сибири, и принесли этот компонент "ghost ANE", смешавшись с местным населением, родственным окуневцам (енисейцы?) (50 % Shamanka_EN+ 50 % ANE).

http://forum.molgen.org/index.php/topic,9955.msg419494/topicseen.html#msg419494

[povodok]

34 минуты назад Shymkent написал:

У ботайцев после отделения от предков окуневцев 7200 лет назад был адмикс около 40 % компонента "ghost ANE" (Fig. S21). 

Откуда взялась эта дата? 7200? Окуневская культура датируется вторым тысячелетием д.н.э.

[Курсант]

1 час назад povodok написал:

Откуда взялась эта дата? 7200? Окуневская культура датируется вторым тысячелетием д.н.э.

без понятии

пишет,  от предков окуневцев

 

[povodok]

13 часов назад Shymkent написал:

без понятии

пишет,  от предков окуневцев

Поток свободного сознания.