Статья о тюрках в Китае при"монголах" (на англ.)

[Акскл]

IGOR DE RACHEWILTZ, Turks in China under the Mongols: A Preliminary Investigation of Turco-Mongol Relations in the 13th and 14th Century, in: CHINA AMONG EQUALS - THE MIDDLE KINGDOM AND ITS NEIGHBORS, 10th - 14th CENTURIES, EDITED BY MORRIS ROSSABI, Chapter 10, University of California Press - Berkeley - Los Angeles – London, pp.281-310.

One of the facts that immediately strikes the student of Chinese history is the international and pluri-national character of the Yuan period - broadly from 1215 (the date of the capture of Peking by the Mongols) to 1368. International because of the political ties and exchanges of the Yuan state with other states, or domains (ulus) within the Mongol empire (yeke mongghol ulus), as well as with the rest of the world that had not submitted to Mongol rule (bulgha irgen). Pluri-national because of the various ethnic groups (se-mu-jen) that had settled in China in the wake of the Mongol conquest and gained their living largely by serving their masters in military and administrative capacities.

Among these foreign settlers - Turks from different parts of Asia, Alans from the Caucasus, Armenians, Tibetans, Persians, and Arabs, and a sprinkling of "Franks" (i.e., Europeans) - it is the Turks who stand out conspicuously and command our attention. They were unquestionably the most influential group, both culturally and politically; at times they even played a vital role in the internal affairs of the Mongol court, directly affecting the course of the dynasty.

Although we cannot properly speak of the Turks in Yuan China as forming a state within the state, for this was certainly not the case, there is no doubt that they represented a different and distinctive culture in the society of the time. They retained a sense of identity, even though a number of prominent Turkish families exposed to Chinese culture eventually became sinicized.

Thus, the activity of the Turks in China must be studied within the framework of the intercultural relations of the pluri-national Yuan society rather than within the framework of multi-state relations in contemporary East Asia. Even in the case of political relations between the Uighur iduq qut or the (Ongut Turks of North China and the Mongol court, it is a moot point whether one can properly speak of multi-state relations, since the Uighur kingdom was a Mongol protectorate, and the Ongut kingdom the appanage of the ruling prince (who was the imperial son-in-law), and later became a frontier district incorporated into the metropolitan province administration. For the purpose of our investigation we must, therefore, retain a somewhat flexible approach to the evaluation of the nature of the relationship between the Mongols, representing the major alien ruling group, and the lesser alien groups, such as the Turks, which though forming part of the management, were, in purely social terms, an artificially established infrastructure between the thin Mongol layer at the top and the broad mass of Chinese subjects at the bottom.

The First Phase (ca. 1200-1259)

Before we start our investigation, we must clarify one important point: what do we mean by Turks? By Turks I mean individuals who identified themselves, or were so identified by the Chinese historian, as belonging to one of several known and well-established Turkish peoples or tribes of the time, such as the Uighur and Kipchak, and whose original language and family background were unequivocally Turkish.

The Turkish peoples that I have surveyed for the present investigation are the following: Uighur1 Kharlukh, Khangli, Kipchak, Ongut, Kereyid, Naiman..

The information that I have collected comes from many Chinese historical, literary, and epigraphical sources [1]. However, since this is a preliminary investigation, additional information, especially from Persian sources, may enlarge the final picture considerably.

The Kereyid and Naiman are included in this survey with serious reservations, as the degree of Turkishness of these tribes is still a debatable point [2]. I have not included the Baya'ut and the Khwarazmian Turks. The Baya'ut tribe poses a problem because the Baya'uts were divided into various branches that had developed independently, and in the thirteenth century they lived in different parts of Asia. Some inhabited northern Mongolia and were definitely Mongols. Others lived among the Khangli and Kipchak peoples in western Asia and seem to have been Turks - at any rate they were thoroughly turkized already in Chinggis Khan's time. It seems, however, that the Western Baya'ut had migrated from Mongolia in the middle of the eleventh century and must, therefore, be regarded also as a basically Mongol people [3].

As for the natives of Khwarazm, they have not been included because those who are mentioned in the Chinese sources are not necessarily Turks.

In the second half of the twelfth century when Temujin, the later Chinggis Khan, was struggling to achieve leadership in Mongolia, these Turkish people were distributed as follows:

The Uighurs occupied the region of East Turkestan, modern Sinkiang, that lay just southwest of Mongolia. Their two main centers were Besh Balikh near Guchen, and Khocho near Turfan. They had settled there in the ninth century, and during the following three hundred years they had developed a sophisticated and cosmopolitan civilization. At first they adopted Manicheism as their religion, which they later discarded in favor of Nestorian Christianity and Buddhism. In the period we are concerned with, the Christians represented a minority [4].

The Kharlukhs lived in the Ili River valley south of Lake Balkash in East Kazakhstan, where they had apparently migrated from the valley of the Chu after the arrival of the Kharakhanids in the tenth century. They had been largely influenced by Islam, and so also had the Khanglis, who had settled in the area of Turgai north of the Aral Sea, and the Kipchaks, who were scattered over the vast steppeland north of the Caspian and Black seas [5].

The Onguts lived on the northernmost border of China, in the Ordos region of Inner Mongolia. They were the descendants of Turkish tribes that had been settled outside the Great Wall by the T'ang court in the ninth century. They too had been converted to Nestorianism; at the same time they were very much influenced by Chinese culture [6].

In Mongolia itself lived two powerful tribes, the Kereyid and the Naiman of northern and western Mongolia respectively, whose ethnic origin is still obscure, but whose ruling clansmen and aristocracy apparently consisted of mongolized Turks. They had benefited from contacts with the Uighurs, and they practiced a mixture of Nestorianism and Shamanism. Of these two, the Kereyid tribe was, historically speaking, the most important, and its leader, in Chinggis Khan's time, was one of the men who unwittingly perpetuated the medieval legend of Prester John [7].

At the beginning of the thirteenth century, after twenty years of warfare and steppe diplomacy, Temujin eventually unified the major tribes of Mongolia under his leadership, and in 1206 he had himself elected supreme chief with the title of Chinggis Khan.

Although he was an illiterate Mongol warrior, he had in his immediate entourage a number of advisers and secretaries who were educated men of Chinese and Turkish cultural background. We must not forget also that, as a young man and for many years, Chinggis Khan had been a client and an ally of the Kereyid court, and that he must inevitably have been exposed to Turkish culture through this close association. It is perhaps not fortuitous that the very title he assumed, Chinggis Khan, is of Turkish origin [8].

In the year 1204, or thereabouts, an Uighur official called in Chinese phonetic transcription T'a-t'a T'ung-a (Tatar-Tonga?) who had formerly been the seal-bearer and chief administrator at the Naiman court, passed into the service of the Mongol conqueror. He is traditionally credited with the introduction of the Turkish Uighur vertical script among the Mongols, a script used with minor modifications until thirty years ago in the Mongolian People's Republic and still used today in Inner Mongolia. Chinggis Khan appointed him his personal assistant and ordered him to teach his sons to write Mongolian using this script [9]. Subsequently, another Uighur Turk called Ha-la I-ha-ch'ih Pei-lu (Khara Ighach Buirukh) was appointed tutor to the Mongol princes [10]. He had previously served in this capacity at the court of the gurkhan of the Karakhitay, and had defected to Chinggis Khan soon after the submission of the iduq qut Barchukh Art Tegin to the Mongols (i.e., in 1209 or 1210) [11]. At that time (1210) the conqueror’s four sons were aged about twenty-six, twenty-five, twenty-four, and twenty [12], and one may well wonder what the Uighur preceptor taught them. However, the point here is that the period 1205-1210 was a crucial one in Chinggis's career, for it marked his consolidation of power in Mongolia, his election as supreme tribal leader, and the reshaping of his army and social organization. Whereas the immediate model for the restructuring of the Guard, which was to form the backbone of his military power, was the Kereyid army organization [13], the main "outside" cultural influence in the court entourage and administration in this period came undoubtedly from his Uighur Turkish advisers [14].

Within the following decade, the Kereyid Chen-hai (Chinkhai, 1168/ 9-1251/2) was put in charge of the newly established Uighur-Mongol Chancellery or Secretariat, subsequently sharing with one or two colleagues the direction of Central Asian affairs at court - a key position which he held on and off until 1251. Chinkhai was an early companion of Chinggis Khan's and took part in all his major campaigns. At various times he wielded immense power, and he is known to us not only through the Chinese and Persian sources but also through John of Pian di Carpine's account of his mission to the Great Khan Guyug. Chinkhai was a literate man of Nestorian Christian faith, a fact from which we can surmise that his cultural roots were almost certainly Turkish [15].

Now, by 1225, Chinggis Khan's generals had conquered, or overrun, most of the territories where lived the Turkish peoples I mentioned. The Uighurs and the Onguts had wisely submitted of their own accord to Chinggis Khan and had given him military support [16]. They were, therefore, in a privileged position, and from then on their ties with the Mongol court, first at Karakorum, then at Daidu (Peking), became very close through adoption and intermarriage, and service in the Guard. As for the Kharlukhs, Khanglis, and Kipchaks, many of their tribesmen were recruited into the Mongol army in the 1220s and 1230s, and gave loyal service to their new masters [17].

Turkish influence at the Mongol court in Karakorum must have been very strong in the first half of the thirteenth century (i.e., under the first two successors of Chinggis Khan). When Ogodei was enthroned in 1229, he

Table 10.1 Turks in Service of Mongols

ca.1200-1259 1260-1294? (1280-1330) 1295-1368 TOTAL NO DATA TOTAL

U1GHUR 37(12) 73(21) 32(9) 169(47) 311(89) 158 469

KHARLUKH 7(1) 10(3) 5(1) 19(3) 41( 8 ) 20 61

KHANGLI 7 12(3) 11(2) 36( 8 ) 66(13) 26 92

KIPCHAK 4(1) 12(3) 13(4) 15( 8 ) 44(16) 16 60

ONGUT 12 30(6) 3 (2) 43 (6) 88 (14) 42 130

KEREYID 13(2) 14(2) 3(2) 22(3) 52(9) 11 63

NAIMAN 5(1) 12(5) 2 25( 8 ) 44(14) 26 70

Totals: 85_(17) 163 (43) 69 (20) 329 (83) 646 (163) 299 945

NOTE: Figures in parentheses = darughachis.

assumed the old Turkish title of kaghan, or emperor; and it was during his reign that, through the influence of Chinkhai, the Uighur-Central Asian faction at court took the upper hand. As a result, people from the Western Regions were brought in, in increasing numbers as administrators and advisers. It was in this period, between 1235 and 1250, that the commercial associations known as ortakh (a Turkish word meaning "partner") began their operations in the Mongol empire, which by then included also most of the northern half of China. Other Central and Western Asians - chiefly Muslims, judging by their names - were granted the privilege of farming taxes in China [18].

Although among the members of the ortakh associations there were undoubtedly many Turks from different parts of Asia (this would also apply to the foreign tax-farmers), we have only the scantiest information about individuals [19].However, besides the largely autonomous tax-farmers, the Mongol court also made use of specially appointed commissars, called darughachi, for the purpose of tax collection. They were usually placed in charge of a district administration in the conquered territories, and in this early period often combined civil with military functions [20].

From the beginning of the thirteenth century to 1260, when Khubilai became emperor - a period which, incidentally, is very poorly covered by the Chinese sources - thirty-seven Uighurs are mentioned with the offices they held and other biographical data. They represent, of course, an elite by the mere fact of being so recorded in history.

Of these 37 individuals, 7 held positions as advisers-secretaries and imperial tutors; 9 were military men (i.e., army leaders and officers of the Guard); 16 were local officials, administrators, and judges (darughachis, jarghuchis, etc.); and 2 were religious (Buddhist) personalities.

The seven Uighurs of the first group included the already mentioned Tatar Tonga and Khara Ighach Buirukh. The other five were the following: (1) Su-lo-hai (Sologhai), Tatar Tonga's son who inherited his office [21]. (2)

Yeh-li-chu, or "Elishu," a Nestorian Christian from Khocho who became a secretary (bichigechi) and after the annexation of Chin assisted Shigi Khutukhu in taking the census of North China (l235~1236) [22]. (3) To-lo-chu (died before 1260), also from Khocho, who taught the Uighur script to Mongol nobles and also to Khubilai [23]. (4) Hsi-pan, or Shi ban (died ca. 1295), another Nestorian and the son of an Uighur officer who had served under Chinggis Khan in the Western Campaign. He also became a tutor to the Mongol princes and taught Uighur script to Khashi (the son of Ogodei), then he served Khubilai as senior secretary before 1260. He had a brilliant career under Khubilai, holding in succession the posts of darughachi of the Chen-ting district, Minister of Revenue (hu-pu shang-shu) special envoy to Khaidu, Assistant of the Right in the Secretarial Council (chung-shu yu-ch'eng), and executive Hanlin academician (ch'eng-chih) [24]. (5) K'u-erh-ku-ssu - Korguz, or George (?-1243?), a Nestorian from Besh Balikh and a protege of Chinkhai's. He was an expert in Uighur and in Central Asian affairs [25].

The nine military men were mostly leaders of prominent Uighur families and relatives of Barchukh who served in the Mongol armies after the iduq qut pledged his support to Chinggis Khan. They fought in western Asia and in China, where several of their descendants settled and became prominent figures in their own right [26].

As for the local officials, the majority were darughachis (12 out of 16), some of them controlling large areas of North China [27].

Of the two Buddhist personalities, one, An-tsang (?-1293) from Besh Balikh, was a great scholar and leading translator of Chinese classics, histories, and works on government into Mongolian under Mongke and Khubilai [28].

Among the Uighurs we must include A-li Hai-ya (Arigh Khaya, 1227-1286), Yeh-hsien Nai (Esen Nai, ?-1304), and Ai-ch'ilan. The first two came into Khubilai's service when the latter was still a prince (i.e., before 1260), but their duties in this early phase of their careers are not clearly specified in our sources. Both became eminent personalities in the following decades. Ai-ch'uan was an Uighur who entered the service of Tolui (Khubilai's father) and was employed in Tolui's wife's fief in Chen-Ting [29].

But Uighurs were not the only Turks in the Mongol service at this time. For the same period, our sources record the activity of 7 Kharlukh, 7 Khangli, 4 Kipchak, and 12 Ongut officials. As we might expect, most of

them were army chiefs, members of the Guard, and regional (military) commanders, but two of them were darughachis (1 Kharlukh and 1 Kipchak) [30].

To the above, we must add 13 Kereyid and 5 Naiman officials. The Kereyid comprise chancellor Chinkhai [31], his colleague and fellow Christian Bolghai (?-l264) [32], 2 great darughachis of Shan-hsi [33], 1 senior secretary and I official in the heir apparent's administration [34], and 8 military leaders.

Of the 5 Naimans, 1 was Batu’s teacher Pai Pu hua (Beg Bukha) [35], another was Ytieh-li-ma-ssu (? Yormez, ?-1276), a darughachi and special envoy [36], and the other 3 were military men.

Thus we know of over eighty Turkish personalities who in various degrees, held power and influence in the early phase of Mongol rule. To be sure, many more Turks are actually mentioned in our sources but I have not taken them into account. The information about them is far too scanty; often only their names are given with the statement that they "followed" this or that Mongol leader in this or that campaign [37].

It goes without saying that the lives of many of these Turkish personalities spanned the reign of Khubilai; in fact, several of them reached the peak of their careers under this emperor [38].

The Second Phase (1260-1 294)

The first or early phase ends with the election of Khubilai in 1260 and the transfer of the court from Karakorum in northern Mongolia to Shang-tu and, subsequently, Peking (Yen-ching, Chung-tu, Ta-tu/Daidu).

With regard to the appointment of Turkish officials, Khubilai's attitude was, if anything, even more favorable than that of his predecessors. We must not forget that Khubilai's mother was the Kereyid Nestorian princess Sorghakhtani Beki, the wife, then (after 1231/32) widow, of Tolui [39]. It was Sorghakhtani, by all accounts a most remarkable woman, who personally took care of the education of her famous sons (Mongke, Khubilai, Hulegu, and Arigh Boke) [40].

As was mentioned earlier, Kliubilai was instructed in Uighur script by To-lo-chu. While still a prince he had as senior secretary Shiban, and among the people who, in one capacity or another, served him in these formative years were Uighurs like Lien Hsi-hsien, Esen Nai, Arigh Khaya, and Meng-su-ssu (Mungsuz).

Sorghakhtani held great authority and power at court during Ogodei's reign and until Mongke's enthronement (she died soon after, probably in 1252). Both she and Guyug favored Christianity; therefore, members of the educated Turkish elite, many of whom were Christians, thrived in this period. Under Guyug state affairs were virtually in the hands of Chinkhai and Khadakh, and although both of them perished in the purges following the election of Mongke (they had backed another candidate), we know that Mongke continued to show favor to the Christians, that he was surrounded by Uighur monks, and that he appointed Chinkhai's former colleague, the Kereyid Bolghai – also a Christian - as his chief secretary or chancellor [41].

Mongke died while fighting the Sung in Szechwan in August 1259. When the news of his death and of his younger brother's claims to the succession reached Khubilai, who was also fighting in China at the time, some of his high officials, close advisers, and princes of the blood, as well as his supporters in Karakorum urged him to accept the imperial dignity and set him on the throne in K'ai-p'ing fu on 5 May 1260 [42]. Among the officials who played a role in convincing Khubilai to become khaghan was the Uighur Mungsuz [43].

Khubilai completed the unification of China under Mongol rule with the conquest of Southern Sung in 1279. He was, for a Mongol, a liberal and enlightened monarch, and on the whole well disposed toward Chinese culture: witness the Chinese scholars he patronized while still a prince [44]. However, he was not prepared to entrust the management of the country to Chinese officials and therefore continued his predecessor's policy of employing "sundry aliens" (se-mu-jen) at the top level of the central and local administration [45].

Khubilai inherited some of the Turkish officials from the previous administrations and gave offices-which in the Mongol system were normally hereditary to their sons. He appointed many more Turks than his predecessors did. It is no surprise that these privileged foreign officials having formed by now powerful cliques and pressure groups, tended to recommend and appoint their own relatives, countrymen, and protégés. This phenomenon is reflected in the breakdown of figures obtained from Chinese sources for the period of Khubilai (1260-1294).

We have records of seventy-three Uighur personalities, more than half of whom continued in office after 1294. Only seven of the seventy-three were military men [46]. One of the leading generals in Khubilai's time was Arigh Khaya (whom I have included among the Uighurs of the First Phase). Of the others, fifty-nine held positions at court and in the central and the provincial administrations (twenty-one of them were darughachis). Among the high officials some deserve special mention: A-lu-hun Sa-li (Arghun Sali, 1245-1307), A-shih T'ieh-mu-erh (Ashigh Temur, 1250-1309), and the notorious Sang-ko (Sengge), who in 1287 became the head of the Presidential Council (shang-shu sheng) and was in charge of government finances until his death in l291.

With the restoration of the Hanlin Academy (1264) and other learned institutions, several Uighurs were appointed as academicians. Besides the great An-tsang, nine are recorded, one of whom held a concurrent position in the central administration [48]. Among these civil officials we find also several imperial advisers and tutors to the princes [49], as well as multi-lingual scholars, who did valuable work as translators, particularly of Buddhist texts [50]. The ro1e played by the Uighurs in the script reform and the creation of the new national script (the so-called square script devised by ‘Phags-pa) cannot be overlooked [51]. The translation work of these foreign scholars in China prepared the ground, as it were, for the intense literary activity of the great Buddhist translators of the first decades of the fourteenth century, about whom more will be said later.

Other Turkish groups are also well represented: 10 Kharlukhs, 12 Khanglis, 12 Kipchaks, 13 Ongilts, 14 Kereyid. and 12 Naimans. Out of a total of 90 individuals, 34 were military men and 53 were officials in the central and provincial administrations [52]. The scholars - including translators - in these groups were very few, three in all; however, we can add to them perhaps two who were appointed academicians after 1294. All of them were Onguts. Only one, the sinicized Ongut Chao Shih-yen (1260-1336), deserves mention [53].

On the other hand, the other ethnic groups produced a number of leading political and military personalities, such as the Kharlukh Ta-shih-man (Dashman, 1258-1317) and his son Mai-nu (Mainu), the Khanglis Asha Pu-hua (Asha Bukha, 1263-1309) and I-na T'o-t'o (Inal Toghto, 1271-1327), the Kipchak T'u T'u-ha (Tugh Tugha 1237 1297) and his son Ch'uang-wu-erh (Chong'ur, 1260 1322), the Kereyid Ta-shih-man (Dash man, 1248-1304) and Yeh-Hsien Pu-hua (Esen Bukha, ?-1309) and the Naiman Nang-chia-tai (Nanggiadai) [54].

One of the most important figures among them is Tugh Tugha, the Kipchak general under whose command were placed the ethnic armies created between 1284 and l286. These armies were composed of Kharlukh, Khangli, and Kipchak troops, and their creation had the immediate effect of enhancing the prestige of these groups through the appointment of many of their leaders to high military ranks. It had also a long-range effect, as the security of the throne in the following reigns rested largely on these elite troops and on the Guard.

Before passing to the Third Phase, I should mention that there are a number of Turkish officials whose activity must be placed from the end of thirteenth to the beginning of the fourteenth century, but not later than 1330. Unfortunately, the texts concerning them do not provide specific clues as to the dates for the beginning of their careers; there is no doubt, however, that some of them, perhaps the majority, were already holding office under Khubilai, but this cannot be definitely established. They are 59 in all, distributed as follows: 32 Uighurs, 5 Kharlukhs, 11 Khanglis, 13 Kipchaks, three Onguts, three Kereyid and two Naimans. Of these, forty were local officials and darughachis and the rest chiefly military men [56].

The Third Phase (1295-1368)

From the death of Khubilai in 1294 to the expulsion of Toghon Temur from China in 1368, we have seventy-five years of Mongol rule during which the Turks became a key factor in policy making.

For this period, not counting the Turks who had been appointed under Khubilai and who continued in office after his reign, we have the following figures: Uighur officials and scholars, 169, Kharlukhs, 19, Khanglis, 36, Kipchaks 15, Onguts, 43, Kereyid, 22, and Naimans, 25.

As usual, the Uighurs are by far the largest group, more than all the other groups together. Sixty percent of them are found in the local administration (among them 47 darughachis) and about 20 percent in the central administration. Out of 169 individuals, only 5 were military men-mostly (hereditary) members of the Guard; 46 were scholars and academicians (26 holding chin-shih degrees), 28 of whom also held office either in the central or the local administration.

Kharlukhs were mainly appointed to central and provincial posts (3 of them were darughachis); only the name of one military man is recorded. An interesting fact is that out of 19 Kharlukhs, 8 were scholars and academicians (6 of them concurrently holding other official posts), 4 of whom had chin-shih degrees. Of the 36 Khanglis 7 were military men, 22 were officials in the central and local administrations (including 8 darughachis) and 7 were scholars and academicians of whom only one had a chin-shih degree. Of the 15 Kipchaks, 3 were army leaders and 9 were central government and local officials, including 8 darughachis. The other 3 held minor posts. Of the Onguts, 5 were military men, 2 were in the central and 20 in the local administration, including 6 darughachis, 11 were scholars and academicians (6 of them concurrently holding administrative posts), 9 of whom had chin-shih degrees. Of the Kereyid officials, only 5 were army leaders or military men, fifteen were in the local and central administrations (including 3 darughachis), and 6 were scholars and academicians (only I a chin-shih), all of them concurrently holding other official posts. As for the Naimans, the same trend is discernible: out of twenty-five officials, only three were military men, eighteen were in the central and local administrations (including eight darughachis), and six were scholars and academicians - all chin-shih - 4 of whom concurrently held other official posts.

These are the figures, which show the continuous involvement of Turks in government affairs. But, in the Third Phase, more important than the figures is the actual role played by a number of individual Turks in these affairs and in the cultural life of the period.

Among the leading personalities of the post-Khubilai era is Yen T'ieh-mu-erh (El Tenitir, d.1333) [57], a Kipchak who, as a young officer, had assisted Prince Khaishan in the war against the anti-khan Khaidu and the

Ogodeids in 1299. El Temur and his father, together with the Khangli official Inal Toghto [58] and his brother Asha Bukha [59] - all members of the Khaishan faction at court - played a leading part in the successful enthronement of Khaishan (Wu-tsung, 1308-1311) in 1308 against the other pretenders to the throne. In reward for their services, they were all given high-ranking posts in the government and the army [60].

After Khaishan's death in 1311, the throne passed to his brother Ayurbarwada (Jen-tsung 1312-1320), then in 1321 to Ayurbarwada's son Shidebala (Ying-tsung, 1321-1323), and in 1324 to Shidebala's cousin Yisun Temur (T'ai-ting 1324-1327). When Yisun Temur died in 1328, the rivalry between the lines of Ayurbarwada and Khaishan started again, the son of Khaishan, Khoshila, was backed by the Kipchak officers led by El Temur, who also had the support of Uighur, Khangli, and Ongut officials and scholars. El Temur felt strong enough to stage a coup, which was successful. As Khoshila had died in the meantime, his brother Tugh Temur was elected emperor (Wen-tsung, l330~I332) [61].

The outcome of this operation was that by 1330 El Temur became, as sole chancellor, the most powerful man in China after the emperor. Most of the Guard units were under his direct control. He married his sisters to imperial princes, and his daughter became the wife of Toghon Temur (Shun-ti, 1333-1368) and, therefore, empress in 1333 [62].

Thus, for a few years, the Kipehak clique dominated the court, the govern'ment, and the administration until ~? was suprressed by Baya'n and his faction in 1335 [63].

Bayan, a Mongol of the Merkid tribe, was not only a rabid anti-Confucian but was also anti-Turk. After his dismissal in 1340, the Turks came to the fore again, and among the chief ministers in 1341 we find two Khanglis: T'ieh-mu-erh Ta-shib (Temur Tash, 1302~I347) [64] and Ting-chu (d. 1358) [65]. Temur Tash was Left Chancellor until 1347. Ting-chu was director of political affairs under the Mongol chancellor T'o-t'o (Toghto, 1314/15-1356) [66]. Another Khangli, Yu-shu Hu-erh-t'u-hua (Uch Khurtkha) [67] was assistant of the Right in the Secretarial Council. Soon after, another Khangli Turk, called Ha-ma (Khama) 68], was appointed director of political affairs. It was Khama who, in 1354, brought about the dismissal of Chancellor Toghto, the last great Mongol minister. The chancellorship then passed again into Khangli hands for two years. The last Turk to play an important part in Mongol politics was the famous Naiman Ch'a-han T'ieh-mu-erh (Chaghan Temur, fl. 1352~1362) [69] who was warlord of Shen-hsi and Ho-nan from 1358 to 1362. This was the swan song of Turkish power in China: the Yuan dynasty was fast nearing its end [70].

It is clear from all this, I think, that among the Turkish groups in China the Kipchaks and the Khanglis played the leading political role, no doubt because they controlled many of the key army units and elite corps in the capital and in strategic areas. The Restoration of 1328 and the dismissal of Toghto in 1354 - two major events in Yuan history - were largely the work of the Turkish faction at court. Yet Kharlukhs, Khanglis, and Onguts became known also as scholars and patrons of letters. For the whole Yuan period (1260-1368), ten men from these groups distinguished themselves for their literary accomplishments in Chinese, their calligraphic skill, and their active support of Confucianism: men like Nai-hsien (a Kharlukh), Nao-nao (a Khangli), and Ma Tsu-ch'ang (an Ongut) [71].

The Uighurs, as a single group, contributed more to scholarship and culture under the Mongols than any other. Most of the se-mu holding chin-shih degrees were of Uighur extraction, and from early in the dynasty, Uighur literati knowledgeable in Chinese had been translating Chinese works into Mongolian (???!!!). One of the most active translators from Chinese in the first half of the fourteenth century was the Uighur academician Hu-tu-lu Tu-erh-mi-shih (Khutlugh Tormish) [72]. Moreover, from the time of Khubilai onwards, the Mongol court and nobility favored Buddhism as a religion, and under their patronage translations of important Buddhist texts were carried out by learned Uighur and Tibetan monks. The names of some of them, like that of the famous Biratnashiri, are recorded in both Chinese and Mongolian sources [73]. The most celebrated translator of all, Chos-kyi 'od-zer, who was active in the first quarter of the fourteenth century, was in all probability an Uighur, although this point is still disputed [74]. Peking was the main translation and printing center in China, and beautifully executed block prints in Uighur-Mongol and 'Phags-pa scripts were produced there [75].

The Uighur cultural influence is also reflected in the Mongolian language where most of the terminology relating to culture and scholarship is borrowed from Uighur Turkish; but many of these terms were no doubt borrowed by the Mongols well before Khubilai [76]. Tibetan influence was felt not only in the religious and spiritual field, and in the national script, but probably also in such fields as medicine and art [77].

It is noteworthy that whereas the Mongol ruling class was on the whole not greatly influenced by Chinese culture, this being too sophisticated for them to appreciate, a considerable number of Uighurs became sinicized, and several of them acquired fame as scholars and literateurs in Chinese. The late Professor Ch'en Yuan (1880-1971) has dealt competently with them in his well-known study on the sinicization of people from the Western Regions in the Yuan period. In his monograph Ch'en discusses the lives and works of about thirty Turkish personalities [78].

Conclusion

This survey shows that the Chinese sources of the Yuan period investigated so far can supply us with information, sometimes scanty, but often quite detailed, on the lives of 646 Turks from various tribes, the Uighurs being by far the largest single group (311 individuals). Of these 646 individuals, between 10 percent and 20 percent were either top-ranking officials, such as imperial advisers, heads and acting heads of the Secretarial and Presidential Councils, ministers and vice-ministers, grand judges, regional commanders, leading generals, and outstanding scholars. From this figure are excluded (1) eminent Turkish women, who are also occasionally mentioned in Chinese sources (princesses, Buddhist nuns, etc.) [79]. (2) Turks whose names have been preserved, but who were neither scholars nor officials [80]; (3) individuals mentioned in the Persian sources and in the Chinese sources that I have not yet tackled, in particular a number of wen-chi and gazetteers [81].

My tentative total estimate of Turks with individual records (which in many cases may be little more than their name) is between 1,000 and 1,500. This, as I said earlier, is only a fraction of the total number of Turks from different parts of Asia who lived and worked in China in the thirteenth and fourteenth centuries. Indeed, there must have been many thousands of Turks in various walks of life: soldiers, tradesmen, couriers, clerks and scribes, interpreters, teachers, minor officials and scholars, craftsmen, monks, and adventurers. The existence of this sizable body of Turks can be inferred, somewhat indirectly, from the edicts and ordinances found in the administrative codes of the period [82].

Pending a full investigation of other "alien" groups that were active in China in the Yuan period, such as Persians and Arabs, Alans and Russians, Baya'uts, Tanguts, and (sinicized) Khitans and Jurchens, we can say, I think, that the Turks formed the backbone of the se-mu people in whose hands the Mongol court entrusted much of the actual management of the country. The trend to delegate the business of the court administration to Turks had already started, as we have seen, in the time of Chinggis Khan and Ogodei. It may be opportune to elaborate this point further so as place the phenomenon in its correct historical perspective.

It is known that toward the end of Chinggis Khan's life there grew a profound dissension among his sons and heirs and the Mongol aristocracy on such important issues as the succession to the throne and the court's policy toward the conquered territories. The rivalry between Chinggis's sons and, in particular, between the lines of Ogodei and Tolui, accounted for the delay in electing the new khan after Chinggis's death in 1227, and again after Ogodei's and Guyug's deaths in 1241 and 1248. The Toluid line eventually won, but the ensuing conflict between Khubilai and his younger brother Arigh Boke (and, later on, his cousin Khaidu) highlighted a different kind of polarization in which ideological forces played no small part.

At the core of this conflict there was, in fact, a basic opposition between two antithetic views or tendencies. One tendency was centripetal, or Mongolocentric, and attracted followers among all those elements in society that staunchly upheld the jasagh and Mongolian traditional values. The other was centrifugal, as it were, and favored the adoption of religious and political ideas, as well as administrative models from some of the more advanced subject countries, advocating the employment of foreigners (i.e., non-Mongols), to run the business of the administration.

These two tendencies are very evident and in open conflict during Ogodei's reign, the conservative element (largely but not exclusively represented by the military) eager to carry out the destruction or, at any rate, the ruthless exploitation and parceling of the sedentary population of conquered territories, while at the same time the more enlightened group, composed mainly of non-Mongol officials led by bureaucrats like Yeh-lu Ch'u-ts'ai, was trying to introduce formal rules and regulations in order to rationalize the administration of the growing empire [83].

However, there was no agreement even among the followers of these two political currents. In the course of the great Mongol campaigns in Central and Western Asia and in China, the Mongol army had been swelled by the steady incorporation of non-Mongol troops into its ranks, so that before the middle of the thirteenth century there were Turkish and Chinese generals commanding authority and respect fighting alongside Mongol generals. Now, these alien military commanders (Kipchak, Khangli, Jurchens, Chinese, etc.) and their troops did not have the world view and attitudes of the Mongol "Old Guard," that is, of men like Subotei, and naturally tended to lean toward the side of the foreign elements at court and of the Mongol princes who supported them [84]. These foreign advisers and officials were, unfortunately , also divided and, by the end of Ogodei's reign, in open disagreement over administrative and other policies. There was a Chinese faction led by sinicized Khitans and Jurchens and closely linked with Chinese generals, scholars, and influential religious leaders in North China, and a Kereyid - Central Asian faction comprising Muslims and Nestorian Christians. Both factions were, in turn, split by internal rivalries and jealousies (Nestorian Uighurs versus Central Asian Muslims, Chinese Taoists versus Chinese Buddhists), all vying at the same time for the Mongol princes' favors [85].

Representatives of both the Chinese and the Central Asian (largely Uighur-Nestorian) factions rallied round the Kereyid Nestorian princess Sorghakhtani and her son Khubilai when the latter was still a young prince. The rise of the Nestorian Turks and the decline of the influence of the Chinese advisers must be viewed in the light of the bitter and many-sided factional struggle that took place at Karakorum from the mid-1230s to the late 1250s and its ramifications and repercussions in North China. Khubilai's enthronement and Arigh Boke's anti-khan stand - with Karakorum (the true Mongol capital) posed against Shang-tu - were the inevitable outcome of this ideological contest in which Turks and Chinese played an important and still imperfectly known part.

The involvement of Turks in Mongol state affairs was certainly very close throughout this period, Turks being employed as chancellors, secretaries, advisers, priests, and preceptors. It was this personal involvement that brought about Chinkhai's and Khadakh's downfall and demise at the time of Mongke's election. In Khubilai's time, and later in the Yuan, the Uighurs continued to be the cultural mentors oа the Mongols although they had now to share this role with Tibetan lamas and, to a lesser extent, Confucian scholars. The Uighurs' relationship with the Mongol rulers was a classic case of symbiosis. They carried out essential politico-administrative, economic, and cultural activities for their masters and received in return protection and material advantages. Culturally more advanced than the Mongols and more removed from the steppe than the Kipchaks, Khanglis, and Kharlukhs - they felt more keenly the attraction of Chinese mores and civilization, which many of them had already adopted during the Yuan dynasty. A similar phenomenon is noticeable among the Onguts, who had been in even closer contact with China for a long time before the Mongols appeared on the scene.

In the post-Khubilai period other Turkish groups, the Kipchak in particular, came to the fore and became a key factor in the security of the throne. The so-called Restoration of 1328, which led to the enthronement of Tugh Temur in 1330, has been aptly described by Dardess as "to a degree ... a seizure of power by the foreign, largeky Turkish elements in China officially known as se-mu." [86]. From then on, predominantly Turkish - but other than Uighur - factions played power politics with alternate fortunes until the end of the dynasty. Further research is needed to seek the motivation, in terms of "steppe" history as opposed to "Chinese" history, of Kipchak and Khangli factionalism [87].

Although much remains to be said, I hope that within the limits of this preliminary investigation I have been able to show that the Turks cannot be ignored when we discuss and write about the political, social, and cultural history of China in two crucial and traumatic centuries of her long history. Moreover, in view of the close interaction between Turkish-speaking people and China in previous centuries, especially during the T'ang dynasty, the "Turkish presence" in China may turn out to be an even more significant factor in Chinese history than is generally acknowledged.

[Акскл]

APPENDIX

Mongol and Yuan Emperors

Mongol Emperors

CHINGGIS (r. 1206-1227)

OGODEI (r. 1229-1241) Tolui

GUYUG (r. 1246-1248) Kochu Kashi 1. KHUBILAI MONGKE (r. 1251-1259)

Shiremun Chen-chin Khaidu

/ I

Kammala Darmabala 2.TEMOR

6.YISUN TEMUR 3.KHAISHAN 4.AYURBARWADA

/ I I

7. KHOSHILA 8.TUGH TEMUR 5.SHIDEBALA

I I

10. TOGHON TEMUR 9. IRINJIBAL

Yuan Emperors

1. KHUBILAI (r. 1260-1294)

2. TEMUR (r. 1295-1307)

3. KHAISHAN (r. 1308-1311)

4. AYURBARWADA (r. 1312-1320)

5. SHIDEBALA (r. 1321-1323)

6. YISUN TEMUR (r. 1324-1327)

7. KHOSHILA (r. 1329)

8. TUGH TEMUR (r. 1330-1332)

9. IRINJIBAL (r. 1332)

10. TOGHON TEMUR (r. 1333-1368)

NOTES

1. These works will be referred to by giving the corresponding number in the Table of Titles, Authors and Editions of the Index to Biographical Material in Chin and Yuan Literary Works, First Series, by Igor de Rachewiltz and M. Nakano (Canberra, 1970), preceded by FS; idem, Second Series, by Igor de Rachewilts and M. Wang (Canberra. 1972), preceded by SS; idem Third Series by I. de Rachewiltz and M. Wang (Canberra, 1979), preceded by TS.

2. On this controversial problem see Paul Pelliot, La Haute Asie [Paris, 1931], p.25; Paul Pelliot and Louis Hambis Histoire des campagnes de Gengis Khan: Cheng wou ts'in-tcheng lou, I (Leiden 1951) (hereafter Campagnes) p 218 Paul Pelliot, T'oung Pao (TP) 37 (1943-1944): 36 and by the same author Recherches sur les chretiens d'Asie centrale et d extreme-orient (Paris, 1973) (hereafter Recherches), pp. 243-244; S. Murayama, “Sind die Naiman Turken oder Mongolen?” Central Asiatic Journal 4 (1958-1959): 188 198. See also Louis Ligeti, A mongolok titkos tortenete (Budapest, 1962) (hereafter Ligeti), pp. 158-159, 167; A. Rona-Tas in "Some Notes on the Terminology of Mongolian Writing. "Acta Orientalia 18 (1965), p. 121, n. 7; and William Hung. "Three of Ch'ien Ta-hsin's Poems on Yuan History," Harvard Journal of Asiatic Studies (HJAS) 19(1956): 31, n. 6.

3. See Campagnes. pp.82-95.

4. See Recherches, p. 243; cf. .1. Dauvillier in Melanges Catiallera (Toulouse, 1948). pp. 307~~308. For the Uighurs in the Mongol period see the information contained in Abe Takeo, Nishi Uiguru kokuslit no kenkyu (Kyoto, 1955) and Gendaishi no kenkyu (Tokyo, 1972). pp.71-86 of the English text, A. von Gabain, Das Leben im uigurischen Konigsreich von Qoco (850-1250), 2 vols. (Wiesbaden 1973) passim; D. 1. Tikhonov, Khozyaistvo i olischestvennyi stroi uigurskogo gosudarstva X-XIV vv. (Moscow Leningrad, 1966), passim; M. Kutlukov in Tataro-mongoly v Azii i Ewope (Moscow, 1970), pp 85-99. Cf. P. Pelliot Notes on Marco Polo, I (Paris, 1959) (hereafter Notes I), pp.161-165.

5. The sources on the Kharlukhs, Khanglis, and Kipchaks have not been fully investigated, arid there is not yet a comprehensive study of these people. Information about them is scattered in various works, such as F.Bretschneider, Mediaeval Researches from Eastern Asiatic Sources, 2 vols. (London, 1888; rep.1967), esp.1, pp.301-304; 11.39-41, 68-73; W. Barthold, ZwoIf Vorlesungen uber die Geschichte der Turken Mittelasiens, 2nd ed. (Hildesheim, 1962), see the relevant entries in the Index; by the same author, Turkestan Down to the Mongol Invasion, 4th ed. (London, 1977), and Four Studies on the History of Central Asia, trans. V. and T. Minorsky, I (Leiden, 1956); Campagnes, esp. pp.109-116; P. Pelliot, "A propos des Comans," Journal Asiatique 11, ser. 15 (1920). pp.133-150; 0. Pritsak, "Von den Karluk zu den Karachaniden," Zeitschrift derDeutschen Morgenlandischen Gesellschaft 101(1951): pp.270-300 (cf. chap. 7 in this book); Notes 1, p.402; 3. W. Dardess, Conquerors and Confucians: Aspects of Political Change in Late Yuan China (New York, 1973) (hereafter Conquerors). p.189, nn. 51 and 53. Cf. also the relevant entries in the Encyclopaedia of Islam (both the old and new editions), and in D. Sinor, Introduction a l'e'tude de l'Eurasie Centrale (Wiesbaden, 1963).

6. On the Onguts (= Ongguts), see provisionally the references given in my translation of the Secret History of the Mongols, chapter 6, Papers on Far Eastern History 16 (1977): 59, n. 182.

7. See Notes I, pp. 303-305. Pelliot's monograph on Prester John which was to be included in his Notes s.v. "Uncan" (see ibid., p. 114) has never been found.

8. On the title Chinggis Khan, see Notes 1, pp. 296-303.

9. On T'a-t'a T'ung-a, see Sung Lien et al., Yuan shih (hereafter YS) (Peking,

1976), 124, p. 3048; K'o Shao-min, Hsin Yuan shih (hereafter II YS) (P0-na ed, 1930), 136, 9a; T'u Chi, Meng-wu-erh shih-chi (hereafter MWESC) (Taipei, 1962 reprint), 45, Ia; P. Pelliot, "Les systemes d'ecriture en usage chez les anciens Mongols," Asia Major 2 (1925): 287; and "Notes sur le 'Turkestan' de M. W. Barthold," TP 27 (1930), p.34, n. 1; W. Hung, "The Transmission of the Book Known as The Secret History of the Mongols," HJAS 14(1951): 485-486; Ligeti, pp. 207-208; Rona-Tas, loc. cit., and the references contained therein. See also I. de Rachewilts, "Personnel and Personalities in North China in the Early Mongol Period," Journal of the Economic and Social History of the Orient 9 (1966): 100. T'a-t'a T'ung-a has been known in the West for a long time through his biography written by J.-P. Abel Remusat in Nouveaux melanges asiatiques 2 (1829): 61-63, on the basis of the biography in the Shao Yuan-p'ing, Yuan-shih lei-pien (hereafter YSLP) (1795 ed.), 28,

2a. His name can be reconstructed as Tatar Tonga (tonga means "leopard; hero" in Turkish; but why Tatar?), or Tatar Tungkhagh (tungkhagh means "proclamation; order" in Mongolian - it could have been a nickname given to him by the Naimans with reference to his office of seal-bearer or chancellor - still, why Tatar?). In support of the latter reading there are other Chinese texts of the thirteenth and fourteenth centuries in which the name Tung-a alternates with T'ung-ha. See TS, 4/57/30a, 59/2b, and 1 1/(1916 ed.)/2/12b. However, Tonga was used as a personal name among Turks. There is, in any case, no justification for altering the name T'ung-a into A-t'ung as Yuan Chi has done in his article "Yuan-tai chih Wei-wu-erh" in Yuan-shih yen-chiu lun-chi (Taipei, 1974), pp. 192-194. T'a-t'a T'ung-a's dates of birth and death are not known.

10. This personage has a biography in YS, 124, 3046; cf. HYS, 136,10a, and MWESC 45, 1b. On him, see also Campagnes, p.298. He died before 1224.

11. The gurkan or ruler of the Karakhitay/Hsi Liao was then Chih-lu-ku (*Jirgu?; 1178-1211), on whom see K. A. Wittfogel and Feng Chia-sheng, History of Chinese Society. Liao (907-1125) (Philadelphia, 1949), pp.621 and n. 26, 646, 652-653. On Barchukh's submission, see Juvaini, The History of the World Conqueror, trans. J. A. Boyle (Manchester, 1958) (hereafter Juvaini Boyle), pp. 45-46; Rashid al-Din, Sbornik letopisei, 1/2, trans. O. I. Smirnova (Moscow-Leningrad, 1952), pp. 152-154; and the Secret History of the Mongols, 238 (1Ј. Haenisch, trans., Die Geheime Geschichte der Mongolen, 2nd ed. [Leipzig, 1948], pp. 111-112; Ligeti, p. 109). The submission of the Uighurs to the Mongols is discussed in detail by Thomas Allsen in his contribution to the present volume.

12. Jochi was probably born in 1184 (d. 1227), Chaghadai ca. 1185 (d. 1242), Ogodei in 1186 (d. 1241), and Tolui ca. 1190(d. 1231/32). See Campagnes, pp. 266, 375; Notes 1, pp.253, 287.

13. See Ligeti, p. 160, n. 170; p.166, n. 191.

14. A point already made by W. Barthold, Turkestan, p. 387. On the adoption of the Uighur script, the origin of the literary culture among the Mongols, and the role of the Naimans, the most recent discussion is found in Ch. Dalai, Yuan gurnii ueiin Mongol (Ulan Bator, 1973), pp.162 ff.

15. There is a considerable literature on Cliinkhai (? Chingkhai) and his descendants who held office throughout the Yuan dynasty. His major biographies are in YS, 120, 2963, and HYS, la, both based on material contained in his funerary inscription composed by Hsu Yu-jen (1287-1364). On him see also Juvaini, p. 737a; Rashid al-Din, The Successors of Genghis Khan trans. J. A. Boyle (New York and London, 1971) (hereafter Successors), p 353b, A.van den Wyngaert Sinica Franciscana, I (Quaracchi-Firenze, 1929) (hereafter Smica Franciscana) pp. 119, 123; C. Dawson, ed., The Mongol Mission (New York, 1955), pp. xxiv, 63, 66-67.

A. Waley, trans., The Travels of an Alchemist (London, 1931), pp. 33-38, (see however, P. Pelliot in TP 28 [1931]: 417-419, and I. de Rachewiltz,” Sino-Mongol Culture Contacts in the XIII Century. A Study on Yeh-lu Ch'u-ts'ai " Ph.D. disssertation, Australian National University, Canberra, 1960, pp. 287-291, n.149); P Pelliot, "Chretiens d'Asie centrale et d'extreme-orient," TE 15 (1914) (hereafter "Chretiens"): 628-629; Recherches, p.246, Notes on Marco Polo II (Paris 1963) p.825; F. W. Cleaves in HJAS 14 (1951): 495, 501 and n. 23,18 (1955):397-398 and n. 238, 407-409; W. Hung in HJAS 14 (1951): 484-485, Ligeti, p.208, Rona-Tas loc. cit.; I. de Rachewiltz, "Personnel and Personalities, pp 100-101 n.4 The name Sinkhay or Singhay found in the Uighur document studies by J. Hamilton in Turcica 1(1969): 26-52 (see p.50), seems to be the Turkish form of Chinkhai. Yuan Chi, op. cit., p.189, repeats the old error of making Chinkhai an Uighur.

16. The Uighurs were led by Barchukh Art Tegin, as we have already seen. As for the Onguts, their leader Alakhush Tigit Khuri had pledged his support to Chinggis Khan as early as 1204, and the alliance was sealed with the marriage of Alakhush with Chinggis's daughter Alakhai Begi. The intermarriage between Mongol princesses and Ongut princes continued under subsequent reigns, so that the Ongtit ruler was regularly called "imperial son-in-law" (Chin. fu-ma Mong guregen). See YS, 118, 2924; "Chretiens, pp 629-631 Recherches pp. 261-267' and I. de Rachewiltz in Papers on Far Eastern History 16 (1977): 59, n. 182, for further references. Barchukh had also married a daughter of Chinggis Khan See YS 109, 2760; cf., however, Recherches, p.128, and Abe, Gendaishi p.71. For the relations between the Uighurs and the Mongol court, see also J. W. Dardess "From Mongol Empire to Yuan Dynasty: Changing Forms of Imperial Rule in Mongolia and Central Asia." Monumenta Serica 30 (1972- 1973): 128, 132, 139-140; for the Onguts and the Mongol court, see ibid., pp.146-147. The article by Yuan Chi cited earlier (nn. 9 and 15) is rather superficial and inaccurate. A useful survey with genealogical tables of Uighur personalities (based largely on those of Ch’ien Ta-hsin and T’u Chi) is Li Fu-t'ung's article "Wei-wu-erh-jen tui-yu Yuan-ch’ao chien-kuo chih kung-hsien" in Sung Hsi (ed.), Shih-hsueh lun-chi (Taipei, 1977), pp.328 398.

17. See Conquerors, pp.42-43; Notes I, p.304. On the relationship between the first Mongol rulers and the Kipchaks, see the remarks of G. A. Fedorov-Davydov in Obshchestvennyi stroi Zolotoi Ordy (Moscow, 1973), pp.31 ff.

18. On the political and economic changes in Mongolia and North China in the years 1229-1250, there is now a fairly large literature. One should mention in particular the works of Abe Takeo, Hok-lam Chan, E. Haenisch, Hsiao Ch'i-ch'ing, Iwamura Shinobu, S. Jagchid, Meng Ssu-ming, N. C. Munkuev, Murakami Masatsugu, Otagi Matsuo, H.P. Schurmann, Sun K'o-k’uan, Wang Kuo-wei, Yanai Watari, Yao Ts'ung-wu; the unpublished works of Thomas Allsen and Paul Buell, and my own contributions, in particular my (unpublished) doctoral dissertation. With regard to the organization of the ortakh, there is no single comprehensive study of this important institution. See, provisionally, Weng Tu-chien in Yen-ching hsueh-pao 29 (1941): 201-218; Murakami Masatsugu in Toho gakuho 13, 1(1942): 143-196; Sun K'o-k'uan, Meng-ku Han-chun yu Han wen-hua yen-chiu(Taipei, 1958), pp. 173-180; Hsiao Ch'i-ch'ing, Hsi-yu-jen yu Yuan-ch'u cheng-chih (Taipei, 1966), passim; and Yukio Yamane and Ritsuko Ohshima, A Classified Bibliography of Articles and Books Concerning the Yuan Period in Japanese and Chinese (Tokyo, 1971), nos. 595-604, for further references. On the term ortakh (Mong. ortokh through labialization) see G. Doerfer, Turkische und mongolische Elemente im Neupersisehen, I-IV (Wiesbaden, 1963-1975) (hereafter Doerfer), no. 446; G. Clauson, An Etymological Dictionary of Pre-Thirteenth Century Turkish (Oxford, 1972), pp. 205a-b.

19. References to ortokhchi (Chin. wo-t'o-ch'ih), i.e., members of the ortakh, in Chinese sources are extremely rare. See Tamura Jitsuzo, Genshi goi shuѕei, I-III (Kyoto, 1961-1963), p. 2247a; TS, 11/1/2b; and the Indexes to the Yuan-tien-chang (Gentensho sakuin-ko), published by the Jimbun Kagaku Kenkyujo, Kyoto University, IV (1961), p. 2b.

20. On the role of the darughachi, see the articles by Yao Ts'ung-wu in Wen shih che hsueh-pao 12(1963): 1-20, and S. Jagchid, ibid., 13(1964): 293-441; Yang P'ei-kuei, Yuan-tai ti-fang cheng-fu (Taipei, 1975), passim; the (unpublished) dissertation of P. D. Buell, "Tribe, Qan, and Ulus in Early Mongol China: Some Prolegomena to Yuan History" (University of Washington, 1977), pp. 32-34, 87 ff.; I. de Rachewiltz, "Personnel and Personalities," pp. 135-136, 140; and the further references in Yamane and Ohshima, op. cit., nos. 823-828. On the terms darugha and darughachi, see Doerfer, no.193; F. W. Cleaves in Harvard Journal cf Asiatic Studies 16 (1953): 237-255. On the problem of "civil" (wen) versus "military" (wu) in the Yuan period, see below, n. 46.

21. On Sologhai ("Left-handed"), see YS, 124, 3049; MWESC, 45, 1b.

22. On "Elishu," see YS, 135, 3271; HYS, 136, 12b. On his name, see Recherches, p.247. On the connotations of the Mongol term bichigechi (bichechi), which derives from Turkish bitigchi bitikchi, bitkechi "scribe-secretary, minister," see de Rachewiltz, "Personnel and Personalities," pp. 100-102; Doerfer, no.717; Rona-Tas, ibid., p. 127. In the Chinese sources there are also references to "senior" (chang) bichigechi (see, e.g., the biographies of Shiban and Ch'ieh-lieh-ko, below, nil. 24 and 34); I wonder whether this title corresponds to Turkish ulugh bitkechi, "great secretary."

23. See HYS, 192, Sb; MWESC, 116, 7a.

24. See YS, 134, 3245; HYS, 136, iSa; MWESC, 45, 12a. On his name, see Recherches, p.267. His father, Ch'ueh-pieh Wo-ch'ih, became darughachi of K'un-lu-ch'eng - one of the earliest such officials appointed by Chinggis Khan in Central Asia.

25. See HYS, 150, 7b; MWESC, 58, 1a. On his name, see Recherches, p.250, n. 3.

26. One of them was Pa-ssu Hu-tu (? Bars Khut "Tiger Happiness"), the grandfather of T'o-li-shih-kuan, who achieved distinction as military leader under Khubilai. See YS, 133, 3228; HYS, 154, 8b; MWESC, 47, 4a.

27. Of these local officials one, Hsiao-yun-shih T'o-hu-lien (= lin), Sewinch Toghril, was appointed as jarghuchi or judge of Chen-ting; see his biography in YS, 134, 3262; another, Yueh-chu-lien-ch'ih Hai ya (Ogrunch Khaya) began his career under Mongke and rose to be associate director of political affairs (ts 'an-chih cheng-shih) in the Ssu-ch'uan Regional Secretariat (hsing- chung shu-sheng) under Khubilai See YS, 135, 3279. Among the darughachis four deserve special mention (1) Pu lu Hai-ya (? Burukh Khaya, 1197-1265), an educated Uighur who under Ogodei became darughachi of the important Chen-ting district, then commissioner of all the Surveillance Bureaus (lien-fang shih) south of Yen-ching and, soon after, jarghuchi. See YS, 125, 3070; Su T'ien-chueh Kuo-ch'ao ming-ch 'en shih-lueh (hereafter KCMCSO) (1335 ed.), 7, 11b, 12a; HYS, 155, 8a; MWESC, 79, Ia. (2)Yueh-lin Tieh-mu-erh (Eren Temur), who, before his appointment to the key post of general (tu) military and civil darughachi, i.e., governor general (see below, n. 33), of Ho-nan and other places, had been the tutor of the sons of Chinggis's younger brother Temuge Otchigin. See YS, 124, 3049; FS, 7/25/lb, 39/17b, and 16/1 1/Sb, 6a, 8a; HYS 136, 2a; MWESC, 45, 3A. (3) Sa-chi-ssu (Sa[r]gis, i.e., Serge) Eren Temur’s younger cousin, who began his career as secretary (bichigechi) of Temuge Otchigin, then became his principal tutor, eventually rising to be one of the overlords (hsing-sheng tu-tu) of Shan-tung and darughachi of I-tu. On him, see YS, 134, 3243, HYS, 136, 5a, MWESC, 45, 6a. He had numerous descendants, among them Yueh-chu (1280-1332), on whom see Ch'en Yuan Western and Central Asian in China Under the Mongols: Their Transformation into Chinese, trans. Ch’ien Hsing-hai and L. C. Goodrich (Los Angeles, 1966) (hereafter Ch'en), pp. 238-239. (4) Meng-su-ssu (transformed into Mo-se-ssu in SS, 40/6/9a). His Turkish name was Mungsuz, "Carefree." He was an educated Uighur from Besh Balikh who became a trusted adviser to Chinggis Khan and administrator of Tolul's fief in Chen-ting; he was appointed darughachi under Mongke and jarghuchi under Khubilai. He was one of the members of Khubilai's entourage who encouraged him to become emperor in 1260. He died in 1267. We shall return to him later. On him see YS 124 3059 HIS, 136, 13b; MWESC, 45,11a; 154, 12a, and the Ch’ en" Hsueh-lou wen-chi (Yuan-tai chen-pen wen-chi ed.; Taipei, 1970), 6, 5b, which is a much better edition than SS 40. In the interesting fragments of the Chinese Uighur block print from Turfan now in the Museum fur Indische Kunst in Berlin-Dahlem, which were recently published by A. von Gabain ("Ein chinesisch-uigurischer Blockdruck " Tractata Aitaica [Wiesbaden, 1976], pp.203 210), there is a "Familienbild" of chancellor Meng-su (Mungsu[z]) with the names of 47 members of his family. See H. Franke, "A Sino-Uighur Family Portrait: Notes on a Woodcut from Turfan," Canada-Mongolia Review 4 (1978): 33-40. Among the local officials and administrators I have included also Lien Hsi-hsien (1231-1280) from Besh Balikh, son of Buirukh Khaya, who began his career under Khubilai when the latter was still a prince. He was in Khubilai's entourage and in 1254 was appointed by him pacification Commissioner (hsuan-fu shih) for the region of Peking. He subsequently rose to be assistant of the Right (yu-ch'eng) in the Secretarial Council. On him, see YS, 126, 3085; PS, 6/65/1a and 20/5/45b; HYS, 155, 9b; MWESC, 79, la; Ch'en, p. 316b.

28. An-tsang, one of the earliest Yuan translators and encyclopaedic men, was appointed by Khubilai as executive Hanlin academician (hsueh-shih ch’eng-chih). Strangely enough, there is no biography of him in the YS. See, however, HYS, 192, 1a; MWESC, 118, 1a; and SS, 40/9/5a. Cf. also W. Fuchs, "Analecta zur mongolis chen Uebersetzungsliteratur der Yuan-Zeit" in Monumenta Serica 11 (1946) (hereafter Fuchs): 37, 41-43.

29. On Arigh Khaya from Besh Balikh, one of the leading generals in the war against Sung and overlord of Hu-kuang (Hunan and Hupeh), see YS, 128, 3124; FS, 5/13/12a, 6/59/la, and 16/9/37b; HYS, 160, 1a; MWESC, 92, la; Ch'en, pp. 82-83, 179. On Esen Nai, who served in the administrations of Turfan, Yun-nan, Chiang-hsi, and Shen-hsi, mainly as director of political affairs (p’ing-chang cheng-shih), see YS, 133, 3227; HYS, 154, 7b; MWESC, 80, 6b. On Ai-ch'uan, see below, n. 41. On .Sorghakhtani Beki, see below, n. 40.

30. Mi-li Huo-che (? Mir Khoja, ?-1260), on whom see YS, 133, 3226; KCMCSL, 7, 15a-b; MWESC, 65, 7a; and Chan-ch'e Pa-tu-erh (? Jangi Batur), on whom see YS, 123, 3031; HYS, 152, 4a; MWESC, 91, 9b. Both were appointed darughachi in myriarch Administrations (wan-hu fu), and their role is not clear.

31. Sec above, n. 15.

32. Bolghai is known in the Chinese sources as Po-lu-ho (Bolgha), Pu-lu-hua (Buigha), and Pu-lu-huan (Bulghan), as well as in the aberrant form Pu-erh-ha (*Burgha) of the Ch'ien-lung revisors. In the Latin and Persian sources his name alternates Bolgai/Bulghai/Bulgha. On him, see FS, 5/13/7a; HYS, 133, 9b; MWESC, 50, 4b; Sinica Franciscana, p.584 (cf. Dawson, The Mongol Mission, p.240); Juvaini Boyle, p. 736a; Successors, p. 352b. Cf. "Chretiens," p.629; Recherches, p.287.

33. They were Su-ko, i.e., Suke (under Ogodei), and his son Hu-lan (Khulan), who inherited Suke's office. See YS, 124, 3051-3; MWESC, 43, 2b-3b. I think that "great" (ta) darughachi is synonymous with "general" (tu) darughachi, corresponding to a governor general of a large district, a term frequently assimilated in this period to hsing-sheng "regional commander" and liu-shou "vice-regent" (in a district or regional capital). See I. de Rachewiltz, "Personnel and Personalities," pp.135, n. 3; 137, n. 2. Cf. Buell, "Tribe, Qan, and Ulus," pp. 126ff.

34. Ch'ieh-lieh-ko (? Keage), on whom see HYS, 133, 9b; MWESC, 50, 4b; and P'u-lan-hsi (Buralki), on whom see YS, 122, 3015; HYS, 130, 7a.

35. Beg Bukha was the grandfather of T'ieh-lien (Tering), who has a biography in YS, 134, 3247.

36. On him, see YS, 123, 3036; HYS, 152, 1b; MWESC, 84, 11b.

37. Other important personages have not been included in this survey because their ethnic origin is not clear, even though it is almost certain that they were of Turkish origin. The most notable of them is Khadakh, the Nestorian colleague of Chinkhai known to us through the Persian authors and John of Pian di Carpine's account, who was in all likelihood a Kereyid. (A homonymous person, Khadakh Ba'atur, is mentioned in 185 of the Secret History; he was the leader of the Jirgins, a subtribe of the Kereyid.) This minister of Guyug is mentioned only once in the YS (3, 45) among the people who perished in the purges following the election of Mongke in 1251. His name is transcribed as Ha-ta/Ho-ta (Khada[kh]). He is probably the "great judge" (yeke jarghuchi) Ho-ta mentioned briefly in Ch'eng Hsueh-lou wen-chi, 25, 17b, and PS, 5/19/10b. On Khadakh, see Sinica Franciscana, p.123 (cf. Dawson, op. cit., pp. 66-67); Juvaini Boyle, p. 751b; Successors, p. 364a. Cf. also "Chretiens," pp. 628-629. In addition to the above, there are Turks holding positions at the Mongol court who are mentioned in the Persian sources, but whom I have not included in this survey, such as the Khangli soothsayer in Ogodei's service (Juvaini Boyle, p.193; cf. J. A. Boyle in Folklore 83 [1972]: 190).

38. As in the case of Shiban, Ogrunch Khaya, Sargis, Yueh-erh-ssu-man, Antsang. Chib-li-hua-t'ai (Jirkhatai), Wang Liang-ch 'en, Wang Wei-cheng, Ma Yueh-ho-nai (Yuhumai); and, in particular, Arigh Khaya, Lien Hsi-hsien, and Esen Nai. In fact, the last three should properly have been listed among the Uighur officials of the Second Phase; however, they did begin their careers under Khubilai's auspices before 1260.

39. The year of Tolui's death is not known with certainty, but it appears that he died in Mongolia in 1232. See F. W. Cleaves in HJAS 11(1948): 318, n. 18.

40. See Juvaini Boyle, p.550; Successors, p.168. On Sorghakhtani, see Morris Rossabi's "Khubilai Khan and the Women in His Family," in Sino-Mongolica: Festschrift fur Herbert Franke, ed. W. Bauer (Wiesbaden, 1979), pp.153-180.

41. On all these questions, see Juvaini Boyle, pp.550-553, 572 and n. 69, 605; Successors, pp. l68~ 171, 188, 222; Sinica Franciscana, pp.66, 245,261,287-289 (cf. Dawson, op. cit., pp.26, 163, 175, l85--186); "Chretiens," pp.628-629; Recherches, pp.66-67. The Chinese sources mention also Turks given by Mongke to his mother, who employed them in various capacities; among them are the Uighur Ai-ch'uan, who was held in great consideration and was transferred to Sorghakhtani's fief in Chen-ting (HYS, 192, 9b; MWESC, 118, lob), and the Khangli Ha-shih Po-yao (Khashi Boyo?), who became an official in charge of her herds (YS, 134 3263; HYS, 199, 6a; MWESC, 123, 1a). Both have been included among the Turks of the First Phase. Other Turks in Tolui's service, like Sewinch Toghril and Mungsuz, were also employed in the Chen-ting administration. See above, n. 27.

42. See Successors, pp.248-252; YS, 4, 61-63; MWESC, 7, 2a-3b; NOTES I, p.566.

43. YS, 124, 3059. The arguments put forth by Mungsuz were that the throne should not be left vacant for too long and that Khubilai was the senior among the imperial princes and the wisest. From this passage, we can infer that Khubilai had already a reputation for wisdom as early as 1260 and that his epithet of sechen probably goes back to this time.

44. See 1. de Rachewiltz and H.L. Chan (eds.), Yuan Personalities (in preparation).

45. As with other important aspects of Yuan society, a comprehensive investigation of the se-mu is long overdue. See, provisionally, Yanai Watari, Mokoshi kenkyu (Tokyo, 1930; rep. 1966), pp.263-362; Meng Ssu-ming, Yuan-tai she-hui chieh-chi chih-tu (Lung-men shu-tien rep., 1967), passim; the relevant articles listed in Yamane and Ohshima, op. cit., nos. 697-724, and Morris Rossabi, "The Muslims in the Early Yuan Dynasty," in John Langlois (ed.), China Under Mongol Rule (Princeton, 1981), pp.257-295.

46. It goes without saying that offices were often cumulative and that in the Yuan it is sometimes difficult to separate a military office from a purely civil one; also, officials could move easily from a civil to a military post and vice versa. This reflects the basic lack of distinction between wen and wu in the Mongol society of the time, where wen was generally in the service of wu and, more often than not, a function of it. This phenomenon is well illustrated by the "civil" functions of members of the Guard (keshig) - itself the core of the Mongol military organization - and by the institution of darughchis in wan-hu-fu and ch'ien-hu fu (i.e., Myriarch's and Chiliarch's administrations respectively), in the conquered territory. Moreover, some darughachis were both "military and civil" (chun-min) as, e.g., Eren Temur, on whom see above, n. 27. There are numerous references to this problem and observations by contemporaries in the Chinese sources. This frequent lack of distinction between wen and wu must constantly be borne in mind when classifying an official. In the present investigation I have defined a person as being a "military man" when his main duties as recorded in our sources were concerned (1) with the actual leadership of troops (as, e.g., a general in one of the Mongol armies); (2) with membership of the Guard tout court, i.e., when his duties in the Guard are not specified; (3) with activity of an obvious military nature in the capital or in the provincial administration. Although I have included darughachis among local officials, I always mention their number separately in view of the ambiguous character of their functions. On this problem, see Murakami Masatsugu in Toho-gakuho 11 (1940): 348-359; Yanai Watari, op. cit., pp. 314-317; Honda Minobu in Shigaku zasshi 62 (1953): 701-726; and I. de Rachewiltz, "Personnel and Personalities," pp. 139-140.

47. Arghun Sali (or Sari "Yellow"?) was a native of Besh Balikh who became a multilingual secretary and adviser to the Mongol court, especially on matters concerning the appointment of foreign scholars and education. He eventually rose to director of political affairs in the Secretarial Council. On him, see YS, 130, 3174; FS, 14/7/12a; HYS, 197, 3b; MWESC, 118, 2b; Ch'en, pp. 64-67, 81; Louis Ligeti in Ural-Altaische Jahrbucher 33 (1961): 235-240. On Ashigh Temur, son of Mungsuz and likewise a native of Besh-Balikh, see SS, 40/7/2b; HYS, 136, 14b, I 5a; MWESC, 45, 12a. He served with distinction as judge in the Department of Military Affairs (shu-mi yuan) and as Hanlin academician, and held other important posts. On Sengge (Sang-ko), see YS, 205, 4570, et passim; HYS, 223, 13a; Successors, pp. 293, 297; H. Franke, "Sen-ge: Das Leben eines uigurischen Staatsbeamten zur Zeit Chubilai's dargestellt nach Kap. 205 der Yuan-Annalen" in Sinica 17 (1942): 90-113, and in "Ahmed: Ein Beitrag zur Wirtschaftsgeschichte Chinas unter Qubilai," Oriens 1(1948): 223 and n.; 226; and, by the same author, Geld und Wirtschaft in China unter der Mongolen-Herrschaft. Beitrage zur Wirtschafts-geschichte der Yuan-Zeit (Leipzig, 1949), pp.77 and n. 6. See also P. Demieville in Oriente Poliano (Rome, 1957), pp.212-214. Sengge has occasionally been referred to as a Tibetan because of his name (Tib. Sen-ge from Skr. simha "lion"); however, Uighurs also bore this name; see, e.g., the Sengge mentioned in the Uighur document studied by P. Zieme in Altorientalische Forschungen V, Schriften zur Geschichte und Kultur des alten Oriens (Berlin, 1977), p.161 and n. 53. See L. Petech's essay, chap. 7 in this volume, for another view of Sengge. Sengge is mentioned in many wen-chi of the Yuan period, and a biography of this important man is being prepared by the Yuan Biographical Project in Canberra. With regard to the Uighurs' activity in this period it should be noted that as a result of Khaidu's rebellion and his military campaigns in East Turkestan (1275-1290), many Uighur families had left their homeland and settled in China, eventually creating something of a refugee problem.

48. Lachen (Lachin), who was director of political affairs in the Secretarial Council and, concurrently, executive academician. He was proficient in both Uighur and Mongolian. On him, see YS, 134, 3263; MWESC, 45, ba. The other eight were (1) A-shih T'ieh-mu-erh (Ashigh Temur 1250-1309) teacher of Uighur to Kammala (1263-1302, eldest son of Chen chin) who was appointed Hanlin academician in 1289. On him, see SS 40/7/4a HIS 136 14h MWESC 45 12a (2) Lien Hsi-kung, the brother of Lien Hsi-hsien. See FS 8/6b (3) Ta-ch’eng-tu (1228 1299) of Besh Balikh, appointed Hanlin academician in 1295. See SS 40/8/13a HYS, 192 2b; MWESC, 118, 2a. (4) Ta-tz'u-tu, son of Ta-ch’eng tu. See FS 7/43/11a; SS, 40/8/20b; MWESC, 118, 2a. (5) T'ang Jen-tsu (1249 1301). See YS, 134, 3253, HYS, 192, 3b; MWESC, 118, 7b. (6) Wen-shu-nu. See FS, 9/15/Sa; MWESC, 154, 30a. (7) Yeh-hsien (Esen), son of Wen-shu-nu. See FS. 9/I 5/4a. ( 8 ) Chia-lu-na-ta-ssu (Karunadas[a]; d.1311). See YS, 134, 3260. On An-tsang, see above, n. 28.

49. Chen-chin (1243-1286), Khubilai's second son and heir apparent (1273), had both Chinese and Uighur teachers and assistants. Among the latter were (1) Tach'eng-tu (see above, n. 48 ), who besides being Chen-chin's assistant was also the teacher of Khubilai's grandson Ananda. (2) Ta-li-tu, the son of Ta-ch'eng-tu, who acted as adviser on literature to Chen-chin; see SS, 40/8/14a. (3) T'ang Chi, T'ang Jen-tsu's father (see n. 48 ), who was Clien-chi n's secretary (bichigechi); see YS, 134, 3253. and (4) Yeh-li Pu-hua (? El Bukha), Chen-chin's personal attendant, on whom see SS, 6/4/14a. To these Uighur instructors we must add the above-mentioned Ashigh Temur (n. 48 ), teacher of Kammala.

50. Besides An-tsang, the following Uighur scholars were active as translators in Khubilai's time: (1) Karunadasa (see above, n. 48 ), who knew Sanskrit and other languages and translated Sanskrit texts into Uighur (or into Mongolian in Uighur script ?). (2) Chieh-shih-mi-erh (1253~-l315) from Besli Balikh, on whom see HYS, 192, 5a; MWESC, 118, 6a; TS, 33/64/4a. (3) Ta-cli'eng-tu, on whom see above, n. 48. There was also Ch'i-t'ai Sa-li (Khitai Sali), the father of Arghun Sali, who was known as a Buddhist scholar and as a religious leader, but not as a translator. On him see YS, 130, 3174; L. Ligeti in Ural-Altaische Jahrbucher 33 (1961): 235-240.

51. The Uighur Hanlin academician Wen-shu-nu (see above, n. 48 ), who helped 'Phags-pa Lama (1239-1280) in devising the new script ca.1269. See FS, 9/l5/4a. It is, therefore, tempting to suggest that the adoption of Uighur features for the square script, such as its vertical direction, may have been prompted by Wen-shu-nu, the Tibetan script on which the square script is based being, as is known, written horizontally. On 'Phags-pa's "creation" of the national script, see Ligeti in this volume. As has been noted by other scholars, the role played by 'Phags-pa in devising the script may have been exaggerated. See Louis Ligeti in Acta Orientalia 13 (1961): 209.

52. The distribution of personnel is the following: Kharlukhs: 3 military, 7 central and local administration (3 darughachis); Khanglis: 3 military, 9 central and local administration (3 darughachis); Kipchaks: 8 military, 4 central and local administration (3 darughachis); Onguts: 13 military, 14 central and local administration (6 darughachis), 3 scholars and academicians; Kereyid: 3 military, 11 central and local administration (2 darughachis); Naimans: 4 military, 8 central and local administration (5 darughachis).

53. Chao Shih-yen held various high offices in the central and provincial administration under Khubilai and in the following reigns rose to Hanlin academician and director of political affairs. On him, see YS, 180, 4163; SS, 16/95/2a and 40/5/8b; HYS, 149, 6a; MWESC, 135, 12a; Ch'en, p. 307b; Fuchs, p.52. The two post-1294 academicians were the Kharlukh Mainu and the Kereyid Dashman, on whom see below, n. 54.

54. On the Kharlukhs Dashman and Mainti, both high officials in the central and provincial administration respectively, see FS, 7/24/12a, 13b, 18b; HYS, 178, 6b; MWESC, 128, 3a. Mainu was an educated man who began his career under Khubilai as steward (bawurchi) and ended it under Toghon Temur as Hanlin academician. As an example of cultural assimilation he deserves further study. Asha Bukha was a close adviser to Khubilai and director of political affairs in the Secretarial Council. On him, see YS, 136,3295; SS, 7/no. 45; HYS, 200, 1a; MWESC, 121, 4b; 155, 19a. Inal Toghto alias K'ang-li (Khangli) Toghto, rose to Left Chancellor (iso ch'eng-hsiang) in the Secretarial Council. On him, see YS, 138, 3321; PS, 7/28/la; HYS, 200, 3b; MWESC, 121, 4a. On Tugh Tugha and his son, see below, n 55. The Kereyid Dashman was put in charge of the Bureau of Foreign Trade and Ortakh Administration (ch'uan-fu ssu) and was also Minister of Revenue (hu-pu shang-shu); later (1299) he was appointed executive academician. On him, see FS, 5/13/7a; HYS, 133, 11b; MWESC, 50, 7b. Esen Bukha started his career as preceptor to the heir apparent (Chen-chin) and later became a high official in the Regional Secretarial Councils of Yun-nan and Hu-kuang. On him, see YS, 134, 3266; HYS, 133, 10a; MWESC, 50, 5b. Nanggiadai was one of the leading generals in the final campaign against Sung. On him see YS, 131, 3184; HYS, 161, 11a; MWESC, 116, 5a.

55. On Tugh Tugha, see YS, 128, 3131; FS, 7/31/3b and 12/23/7a-14a; SS 56/3/17a; KCMCSL, 3, 5b; HYS, 179, la; MWESC, 102, la; Campaignes~ p.97. His son Chong'ur was director of political affairs and after Tugh Tugha's death in 1297 inherited his rank of chief of the Kipchak Army. On him, see YS, 128, 3135; HYS, 179, 4a; MWESC, 102, 4b. On both these personages, see Conquerors pp. 244b and 238b. For the establishment of the ethnic armies, see YS, 128, 3133 (s.a. 1286, 1287). On the establishment of the Kipchak Army, already approved by Khubilai in 1284, see YS, 13, 266 (s.a. 1284), and 14, 288 (s.a. 1286). Cf. Campagnes, p.109, where Pelliot gives the date of 1284 for the establishment of both the Khangli and Kipchak armies. The Kipchak Army was enlarged in 1291. The Khangli Army is mentioned in YS, 23, 511 (s.a. 1309). On these forces, see also Conquerors, pp. 17, 43, 47, 190, n. 61; G. Mangold, Das Militarwesen in China unter der Mongolen-Herrschaft (Bamberg, 1971), pp. 23-25, and Hsiao Ch'i-ch'ing, The Military Establishment of the Yuan Dynasty (Cambridge, Mass., 1978), pp.46-47, 99-100.

56. The following is a more detailed breakdown of figures: Uighurs: 3 military, 24 central and local administration (9 darughachis), 3 academicians, 2 others; Kharlukhs: 4 military, 1 darughachi; Khanglis: 2 military, 7 central and local administration (2 darughachis), 1 academician, 2 others; Kipchaks: 6 military, 7 central and local administration (4 darughachis); Onguts: 3 local administration (2 darughachis); Kereyid: 3 local administration (2 darughachis); Naimans: 2 military. The total number of local officials in the above groups was 40, of whom 20 were darughachis.

57. On El Teintir, see YS, 138, 3326; PS, 6/26/7a, 18b; SS, 36/14/6b; TS, 113/19/27a; HYS, 179, 7a; MWESC, 126, la; Ch'en, p. 189 and n. 19; Fuchs, pp. S2, 61.

58. On Inal Toghto, see above, n. 54.

59. On Asha Bukha, see above, n. 54.

60. See Conquerors, pp. 10-11, 16-17.

61. See Conquerors, pp.26-27, 39-46, and 189-190, n. 54.

62. See Conquerors, pp.46-50.

63. On Bayan, see YS, 138, 3335; HYS, 224, Sa; MWESC, 126, 9a.

64. On Temur Tash, see YS, 140, 3372; PS, 7/8/10b, 28/la; HYS, 200, 7a; MWESC, 121, 11a; 127, 2b.

65. On Ting-chu, see HYS, 210, 6a; MWFSC, 155, 24a.

66. On Chancellor Toghto, see YS, 138, 3341; FS, 7/26/20a and 16/13/1a, 14/4a; Chang Chu, Shui-an chi (Ssu-k'u ch'uan-shu chen-pen ed., 5th ser.), 4, 3a; HYS, 209, la; MWESC, 125, la.

67. On Uch Khurtkha, see MWESC, 121, 12a.

68. On Khama, see YS, 205, 4851; YSLP, 16, 19b; T'aoTsung-i, Nan-tsun Cho keng /u (Ssu-pu ts'ung-k'an ed.), 15, 4a; HYS, 224, 11a; MWESC, 155, 23b; H. Schulte-Uffelage, Das Keng-shen wai-shih. Eine Quelle zur spaten Mongolenzeit (Berlin, 1963), p.128 (s.v. Ha-ma).

69. On Chaghan Temur, see YS, 141, 3384; HYS, 220, 1a; MWESC, 129, 4a.

70. On all these events and their background, see Dardess's lucid exposition in Conquerors, especially pp. 56, 70, 76, 84, 96, 120-121, 147, and 203, n. 39.

[Гость Бату]

Нет ли у кого-нибудь следующей работы:

Honda M. On the Genealogy of Early Northern Yuan. – UAY. Forts. der UJ. Bd.30. H 3-4. Wiesbaden, 1959?

Как я понимаю, в этой работе дается несколько иная генеалогия монгольских ханов XV в., в частности сообщается, что на троне были не только потомки Хубилая, как сообщают все хроники и исследования, но также, как минимум, 4 потомка Арик-Буги и 2 потомка Угедэя.

Может быть, есть возможность выложить эту работу в сети или хотя бы получить какие-либо комментарии по ней?

С уважением,

Бату

[Гость болгар]

IGOR RACHEWILTZ, Турки в Китае под Монголами: Предварительное Исследование Отношений Turco-монгола в 13-ом и 14-ого столетия, в: ФАРФОР СРЕДИ РАВНЯЕТСЯ - СРЕДНЕМУ КОРОЛЕВСТВУ И ЕГО СОСЕДЯМ, 10-ый - 14-ого столетий, ОТРЕДАКТИРОВАННЫЙ МОРРИСОМ ROSSABI, Главой 10, Университет Калифорнии Пресс(печать) - Berkeley - Лос-Анджелес -Лондон, pp.281-310.

------------

Один из фактов, что немедленно ударяет студента Китайской истории - международный и luri-национальный характер(знак) Юаня период - широко от 1215 (дата захвата Пекина Монголами) к 1368. Международный из-за политических связей и обменов Юанем заявляют с другими государствами, или областями (ulus) в пределах империи Монгола (yeke mongghol ulus), также как с остальной частью мира, который не подчинился правилу(правлению) Монгола (bulgha irgen). Pluri-национальный из-за различных этнических групп (se-mu-jen), который уладил(обосновался) в Китае вслед за завоеванием Монгола и получил их проживание в значительной степени, обслуживая их владельцы в военных и административных мощностях.

Среди этих иностранных поселенцев - Турки от различных частей Азии, Alans из Кавказа, Армян, Тибетанс, Persians, и Арабов, и разбрызгивания "Franks" (то есть, Европейцы) - это - Турки, кто выделяются заметно и командуют нашим вниманием. Они были бесспорно наиболее влиятельная группа, и культурно и политически; время от времени они даже играли жизненную роль во внутренних делах суда Монгола, непосредственно воздействуя на курс династии.

Хотя мы не можем должным образом говорить относительно Турков в Юане Китай как формирование государства(состояния) в пределах государства(состояния), поскольку это не было конечно случай, имеется без сомнения, что они представили различную и отличительную культуру в обществе времени. Они сохранили ощущение идентичности, даже при том, что множество видных Турецких семейств, выставленных(подвергнутых) Китайской культуре в конечном счете стало sinicized.

Таким образом, деятельность Турков в Китае должна изучиться в пределах структуры межкультурных отношений luri-национального общества Юаня скорее чем в пределах структуры много-государственных отношений в современнике Восточная Азия. Даже в случае политических отношений между Uighur iduq qut или (Ongut Турки Севера Китай и суд Монгола, это - спорный пункт(точка), можно ли должным образом говорить относительно много-государственных отношений, так как Uighur королевство было протекторат Монгола, и Ongut королевство атрибут правящего принца (кто был имперский зять), и позже стал районом границы, включенным в столичную администрацию области. С целью нашего исследования мы должны, поэтому, сохранить несколько гибкий подход к оценке характера(природы) отношений между Монголами, представляя главную иностранную правящую группу, и меньшие иностранные группы, типа Турков, который при формировании части управления, были, во вполне социальных сроках(терминах), искусственно установленная инфраструктура между тонким слоем Монгола наверху и широкой массой Китайских предметов в основании.

Первая Стадия (приблизительно 1200-1259)

Прежде, чем мы начинаем наше исследование, мы должны разъяснить один важный пункт(точка): что мы подразумеваем Турками? Турками я подразумеваю индивидуумов, кто идентифицировали себя, или были так идентифицированы Китайским историком, как принадлежность к одному из нескольких известных и известных Турецких народов или племен времени, типа Uighur и Kipchak, и чей первоначальный язык и фон(подготовка) семейства были недвусмысленно Турецкие.

Турецкие народы, которые я рассмотрел для существующего исследования - следующее: Uighur1 Kharlukh, Khangli, Kipchak, Ongut, Kereyid, Naiman ..

Информация, которую я собрался, прибывает из многих Китайских исторических, литературных, и epigraphical [1] источников. Однако, так как это - предварительное исследование, дополнительная информация, особенно из Персидских источников, может увеличивать заключительную картину значительно.

Kereyid и Naiman включены в этот обзор с серьезными резервированием, поскольку градус(степень) Турецкости этих племен - все еще спорный пункт(точка) [2]. Я не включил Baya'ut и Khwarazmian Турков. Baya'ut племя излагает проблему, потому что Baya'uts были разделены на различные отрасли(отделения), которые развились независимо, и в тринадцатом столетии, они жили в различных частях Азии. Некоторая населенная северная Монголия и была определенно Монголы. Другие жили среди Khangli и Kipchak народов в западной Азии и кажется, будут Турками - во всяком случае они были полностью turkized уже во времени Чинггиса Хана. Это кажется, однако, что Западный Baya'ut мигрировал из Монголии в середине одиннадцатого столетия и должен, поэтому, быть расценен также как в основном люди Монгола [3].

Что касается уроженцев Хваразма, они не были включены, потому что те, кто упомянуты в Китайских источниках - не обязательно Турки.

Во второй половине двенадцатого столетия, когда Temujin, позже Chinggis Khan, боролся, чтобы достичь лидерства в Монголии, эти Турецкие люди были распределены следующим образом:

Uighurs занял область(регион) Востока Turkestan, современного Sinkiang, которые лежат только к юго-западу от Монголии. Их два главных центра были Besh Balikh около Guchen, и Khocho около Turfan. Они уладили там в девятом столетии, и в течение следующего три сотни лет, они развили сложную(искушенную) и космополитическую цивилизацию. Сначала они приняли Manicheism как их религия, которую они позже отвергли в пользу Nestorian Христианства и Буддизма. В периоде мы заинтересованы(обеспокоены), Христиане представили меньшинство [4].

Kharlukhs жил в Ili Речной долине к югу от Озера Balkash в Восточном Казахстане, где они очевидно мигрировали от долины Chu после прибытия(достижения) Kharakhanids в десятом столетии. Они были в значительной степени под влиянием Ислама, и так также имели Khanglis, кто уладил(обосновался) в области Turgai к северу от Aral Моря, и Kipchaks, кто были рассеяны по обширному steppeland к северу от Каспийских и Черных морей [5].

Onguts жил на границе northernmost Китая, в Ordos области(регионе) Внутренней Монголии. Они были потомки Турецких племен, которые были улажены вне Великой стены T'ang судом в девятом столетии. Они также были преобразованы(конвертированы) к Nestorianism; в то же самое время они были очень под влиянием Китайской культуры [6].

В самой Монголии жил два мощных племени, Kereyid и Naiman северной и западной Монголии соответственно, чей этническое происхождение все еще неясно, но чей управление clansmen и аристократия очевидно состояло из mongolized Турков. Они извлекли выгоду из контактов с Uighurs, и они занимались смесью Nestorianism и Shamanism. Из эти два, Kereyid племя был, исторически разговор, наиболее важный, и его лидер, во времени Чинггиса Хана, был один из людей, кто невольно увековечивали средневековую легенду о Prester Джоне [7].

В начале тринадцатого столетия, после того, как двадцать лет войны и дипломатии степи, Temujin в конечном счете объединили главные племена Монголии под его лидерством, и в 1206 он самостоятельно выбрал высшего руководителя с правом(названием) Chinggis Khan.

Хотя он был неграмотный воин Монгола, он имел в его непосредственном(немедленном) окружении множество советников и секретарей, кто были образованы люди Китайца и Турецкого культурного фона(подготовки). Мы не должны забыть также, что, поскольку молодой человек и много лет, Chinggis Khan был клиент и союзник Kereyid суда, и что он, должно быть, неизбежно был выставлен(подвергнут) Турецкой культуре через эту близкую ассоциацию. Это возможно не случайно, что самое право(название) он принимал, Chinggis Khan, имеет Турецкое происхождение [8].

В году 1204, или поблизости, Uighur должностное лицо вызвало Китайская фонетическая транскрипция T'a-t'a T'ung-a (Tatar-Tonga?) кто прежде был, предъявитель печати и главный администратор в Naiman суде, прошел в обслуживание(службу) завоевателя Монгола. Ему традиционно кредитуют с представлением Турецкого Uighur вертикального подлинника(сценария) среди Монголов, подлинник(сценарий), используемый с незначительными(младшими) модификациями до тридцати лет назад в Монгольской Народной Республике и все еще используется сегодня во Внутренней Монголии. Chinggis Khan назначил его его персональным помощником и приказал, чтобы он учил его сыновьям писать Монгольскому использованию этот подлинник(сценарий) [9]. Впоследствии, другой Uighur Турок по имени Ха - Ла I-ha-ch'ih Pei-lu (Khara Ighach Buirukh) был назначен наставником на принцев Монгола [10]. Он предварительно служил в этой способности(вместимости) в суде gurkhan Karakhitay, и перешел на сторону Chinggis Khan скоро после подачи(подчинения) iduq qut Barchukh Искусство Tegin Монголам (то есть., В 1209 или 1210) [11]. В то время (1210) четыре сына завоевателя были в возрасте приблизительно двадцать шесть, двадцать пять, двадцать четыре, и двадцать [12], и можно хорошо задаваться вопросом, что Uighur preceptor преподавал им. Однако, пункт(точка) здесь - то, что период 1205-1210 был критический в карьере Чинггиса, поскольку это отметил его консолидацию власти(мощи) в Монголии, его выбор как высший племенной лидер, и изменение его армейской и социальной организации. Принимая во внимание, что непосредственная(немедленная) модель для реструктурирования Охраны, которая должна была формировать основу из его военной власти(мощи), была Kereyid армейская организация [13], главное "внешнее" культурное влияние в окружении суда, и администрация в этом периоде прибыла несомненно от его Uighur Турецких советников [14].

В пределах следующего десятилетия, Kereyid Chen-hai (Chinkhai, 9-1251/2 1168/) был помещен в нагрузку(обвинение) недавно установленной Канцелярии Uighur-монгола или Секретариата, впоследствии разделяя с одним или двумя коллегами руководство(направление) Центральных Азиатских дел в суде - ключевое положение(позиция), которое он держался на и от до 1251. Chinkhai был ранний компаньон Чинггиса Хана и принял участие во всех его главных кампаниях. В различные времена он владел огромной властью(мощью), и он известен к нам не только через Китайские и Персидские источники но также и через Джона Pian di счет Карпин его миссии в Большой Khan Guyug. Chinkhai был грамотный человек Nestorian Христианской веры, факт, от которого мы можем предполагать, что его культурные корни были почти конечно Турецкий [15].

Теперь, 1225, генералы Чинггиса Хана победили, или наводнили, большинство территорий где живется Турецкие народы, которые я упомянул. Uighurs и Onguts мудро подчинились их собственного согласия(соглашения) Chinggis Khan и дали ему военную поддержку [16]. Они были, поэтому, в привилегированном положении(позиции), и от тогда на их связях с судом Монгола, сначала в Karakorum, затем в Daidu (Пекине), стал очень близко через принятие и межбрак, и обслуживание(службу) в Охране. Что касается Kharlukhs, Khanglis, и Kipchaks, многие из их соплеменников были завербованы в армию Монгола в 1220-ых и 1230-ые, и дали лояльное обслуживание(службу) их новым владельцам [17].

Турецкое влияние в суде Монгола в Karakorum, должно быть, было очень сильно в первой половине тринадцатого столетия (то есть, под первыми двумя преемниками Chinggis Khan). Когда Ogodei был возведен на престол в 1229, он

Стол 10.1 Турков в Обслуживании(службе) Монголов

Приблизительно 1200-1259 1260-1294? (1280-1330) 1295-1368 ОБЩЕГО КОЛИЧЕСТВА НИКАКОЕ ОБЩЕЕ КОЛИЧЕСТВО ДАННЫХ

U1GHUR 37 (12) 73 (21) 32 (9) 169 (47) 311 (89) 158 469

KHARLUKH 7 (1) 10 (3) 5 (1) 19 (3) 41 (8) 20 61

KHANGLI 7 12 (3) 11 (2) 36 (8) 66 (13) 26 92

KIPCHAK 4 (1) 12 (3) 13 (4) 15 (8) 44 (16) 16 60

ONGUT 12 30 (6) 3 (2) 43 (6) 88 (14) 42 130

KEREYID 13 (2) 14 (2) 3 (2) 22 (3) 52 (9) 11 63

NAIMAN 5 (1) 12 (5) 2 25 (8) 44 (14) 26 70

Общие количества: 85 _ (17) 163 (43) 69 (20) 329 (83) 646 (163) 299 945

ОБРАТИТЕ ВНИМАНИЕ: Числа(фигуры) в круглых скобках = darughachis.

Принятый старое Турецкое право(название) kaghan, или императора; и именно в течение его господства, через влияние Chinkhai, Uighur-центральная Азиатская фракция в суде брала верхнюю руку. В результате, люди от Западных Областей(регионов) были принесены в, в увеличивающихся номерах(числах) как администраторы и советники. Именно в этом периоде, между 1235 и 1250, коммерческие ассоциации известный как ortakh (Турецкое слово, означающее "партнера") начали их действия в империи Монгола, которая к тому времени включила также большинство северной половины Китая. Другим Центральным и Западным Азиатам - в основном Мусульмане, судящие их названиями(именами) - предоставляли привилегию налогов сельского хозяйства в Китае [18].

Хотя среди членов ortakh ассоциаций имелись несомненно много Турков от различных частей Азии (это также обратится к иностранным откупщикам), мы имеем только самую скудную информацию относительно индивидуумов [19] .However, помимо в значительной степени автономных откупщиков, суд Монгола также использовал особенно(специально) назначенный комиссарами, называемыми darughachi, с целью сбора налогов. Они обычно помещались отвечать за администрацию района на побежденных территориях, и на этом раннем периоде часто oбъединялся гражданский с военными функциями [20].

С начала тринадцатого столетия к 1260, когда Khubilai стал императором - период, который, случайно(кстати), очень плохо закрыт(охвачен) Китайскими источниками - тридцать семь Uighurs, упомянуты с офисами, которые они проводили(держали) и другие биографические данные. Они представляют, конечно, элита простым фактом являющийся настолько зарегистрированным в истории.

Из этих 37 индивидуумов, 7 проведенных(поддержанных) положений(позиций) как секретари советников и имперские наставники; 9 были военные люди (то есть, армейские лидеры и чиновники(офицеры) Охраны); 16 были местные должностные лица, администраторы, и судьи (darughachis, jarghuchis, и т.д.); и 2 были религиозные лица (Буддиста).

Семь Uighurs первой группы включил уже упомянутый Tatar Tonga и Khara Ighach Buirukh. Другой пять были следующее: (1) Su-lo-hai (Sologhai), сын Татара Тонгы, кто унаследовал его [21] офис. (2)

Yeh-li-chu, или "Elishu", Nestorian Христианин от Khocho, кто стал, секретарь (bichigechi) и после аннексии Подбородка помогал Shigi Khutukhu во взятии переписи Севера Китай (l235~1236) [22]. (3) To-lo-chu (умер, прежде 1260), также от Khocho, кто преподавал Uighur подлинник(сценарий) к знати Монгола и также к Khubilai [23]. (4) Hsi-кастрюля, или запрещение Shi (умерла приблизительно 1295), другой Nestorian и сын Uighur чиновника(офицера), кто служил под Chinggis Khan в Западной Кампании. Он также стал наставником принцам Монгола и преподавал Uighur подлинник(сценарий) к Khashi (сын Ogodei), тогда он обслуживал Khubilai как старший секретарь прежде 1260. Он имел блестящую карьеру под Khubilai, держащимся в последовательности посты darughachi района Chen-звона, Министр Дохода (hu-pu shang-shu) специальный посланник к Khaidu, Помощник Права в Секретарском Совете (chung-shu yu-ch'eng), и академике исполнителя Ханлина (ch'eng-chih) [24]. (5) K'u-erh-ku-ssu - Korguz, или Джордж (? -1243?), Nestorian от Besh Balikh и протеже Чинхаи. Он был эксперт в Uighur и в Центральных Азиатских делах [25].

Девять военных людей были главным образом лидеры видных Uighur семейств и родственников Barchukh, кто служил в армиях Монгола после того, как iduq qut заверял его поддержку к Chinggis Khan. Они боролись в западной Азии и в Китае, где с несколькими из их улаженных потомков и стали видными числами(фигурами) в их собственном праве [26].

Что касается местных должностных лиц, большинство было darughachis (12 вне 16), некоторые из них управляющий большими областями Севера Китай [27].

Из двух лиц Буддиста, одних, An-tsang (? -1293) от Besh Balikh, был большой ученый и ведущий переводчик Китайских классиков, историй, и работ на правительстве в Монгольский под Mongke и Khubilai [28].

Среди Uighurs мы должны включить A-li Hai-ya (Arigh Khaya, 1227-1286), Yeh-hsien Nai (Esen Nai,? -1304), и Ai-ch'ilan. Первый два вошел в обслуживание(службу) Хубилаи, когда последний был все еще принц (то есть, прежде, чем 1260), но их пошлины(обязанности) в этой ранней стадии их карьер ясно не определены в наших источниках. Оба стали выдающимися лицами в следующих десятилетиях. Ai-ch'uan был Uighur, кто вступил в обслуживание(службу) Tolui (отец Хубилаи) и наймется(использовался) в феодальном владении Толуи жены в Chen-звоне [29].

Но Uighurs не были единственные Турки в обслуживании(службе) Монгола в это время. В течение того же самого периода, наши источники делают запись деятельности 7 Kharlukh, 7 Khangli, 4 Kipchak, и 12 Ongut должностные лица. Поскольку мы могли бы ожидать, большинство

Их были армейские руководители, члены Охраны, и региональных (военных) командующих, но два из них были darughachis (1 Kharlukh и 1 Kipchak) [30].

К вышеупомянутому, мы должны добавить 13 Kereyid и 5 Naiman должностные лица. Kereyid включают [31] канцлера Чинхаи, его коллегу и товарища Чристиана Болгаи (? -l264) [32], 2 большого darughachis Shan-hsi [33], 1 старшего секретаря и я должностное лицо в администрации прямого наследника [34], и 8 военных лидеров.

Из 5 Naimans, 1 был преподаватель Бату Паи Пу hua (Чтобы просить Bukha) [35], другой был Ytieh-li-ma-ssu (? Yormez,? -1276), darughachi и специальный посланник [36], и другой 3 были военные люди.

Таким образом мы знаем о более чем восемьдесяти Турецких лицах кто в различных градусах(степенях), проводил(держал) власть(мощь) и влияние в ранней стадии правила(правления) Монгола. Безусловно, намного больше Турков фактически упомянуты в наших источниках, но я не принял их во внимание. Информация относительно них далека слишком скудна; часто только их названия(имена) даются с утверждением(заявлением), что они "следовали" за этим или тем лидером Монгола в этом или той кампании [37].

Само собой разумеется, что жизни многих из этих Турецких лиц охватили господство Khubilai; фактически, несколько из них достигли пика их карьер под этим императором [38].

Вторая Стадия (1260-1 294)

Первая или ранняя стадия заканчивается выбором Khubilai в 1260 и передачи(перемещения) суда от Karakorum в северной Монголии к Shang-tu и, впоследствии, Пекин (Иена - ching, Chung-tu, Ta-tu/Daidu).

В отношении назначения Турецких должностных лиц, отношение Хубилаи было, если что - нибудь, даже более благоприятное чем таковой его предшественников. Мы не должны забыть, что мать Хубилаи была Kereyid Nestorian принцесса Соргахтани Беки, жена, тогда (после того, как 1231/32) вдова, Tolui [39]. Это был Sorghakhtani, всеми счетами наиболее замечательная женщина, кто лично заботилась о образовании ее известных сыновей (Mongke, Khubilai, Hulegu, и Arigh Boke) [40].

Как был упомянут ранее, Kliubilai был проинструктирован в Uighur подлиннике(сценарие) To-lo-chu. В то время как все еще принц, которого он имел как старший секретарь Шибан, и среди людей, кто, в одной способности(вместимости) или другом, обслуживали его в этих формирующих годах, был Uighurs подобно Lien Hsi-hsien, Esen Nai, Arigh Khaya, и Meng-su-ssu (Mungsuz).

Sorghakhtani проведенный(поддержанный) большой властью(полномочием) и властью(мощью) в суде в течение господства Огодеи и до enthronement Монгк (она умерла скоро после, вероятно в 1252). И она и Guyug одобрили Христианство; поэтому, члены образованной Турецкой элиты, многие из, кого были Христиане, процветали в этом периоде. Под делами государства(состояния) Guyug были фактически в руках Chinkhai и Khadakh, и хотя оба из них погибли в чистках после выбора Mongke (они поддержали другого кандидата), мы знаем, что Mongke продолжил показывать пользу(покровительство) Христианам, что он был окружен Uighur монахами, и что он назначил прежнего коллегу Чинхаи, Kereyid Bolghai - также Христианином - как его главный секретарь или [41] канцлер.

Mongke умер при борьбе Спетым в Szechwan в августе 1259. Когда новости относительно его смерти и относительно требований его более молодого брата последовательности достигли Khubilai, кто также боролся в Китае в то время, некоторые из его высоких должностных лиц, близких советников, и принцев крови, также как его сторонники в Karakorum убеждали его принимать имперское достоинство и устан его на троне в K'ai-p'ing fu 5 мая 1260 [42]. Среди должностных лиц, кто играли, роль в убедительном Khubilai, чтобы стать khaghan была Uighur Mungsuz [43].

Khubilai закончил объединение Китая согласно правилу(правлению) Монгола с завоеванием Южных Спетого в 1279. Он был, для Монгола, либерального и просвещенного монарха, и в целом хорошо расположил к Китайской культуре: явитесь свидетелем Китайских ученых, он покровительствовал в то время как все еще принца [44]. Однако, он не был подготовлен, чтобы поручить управление страны Китайским должностным лицам и поэтому продолжил политику(полис) его предшественника использования " различные иностранцы " (se-mu-jen) на высшем уровне центральной и местной администрации [45].

Khubilai унаследовал некоторых из Турецких должностных лиц от предыдущих администраций и дал " офисы, которые " в системе Монгола были обычно наследственные их сыновьям. Он назначил намного больше Турков чем его предшественники, делал. Это не никакое удивление(неожиданность) что эти привилегированные иностранные должностные лица, сформировавшие к настоящему времени мощные клики и группы давлений, имел тенденцию рекомендовать и назначать их собственных родственников, крестьян(соотечественников), и prot и * 233; g и * 233; s. Это явление отражено в поломке чисел(фигур), полученных из Китайских источников в течение периода Khubilai (1260-1294).

Мы имеем отчеты(рекорды) семьдесят три Uighur лица, больше чем половина того, кого продолжился при исполнении служебных обязанностей после 1294. Только семь из этих семьдесяти трех были военные люди [46]. Одни из ведущих генералов во времени Хубилаи были Arigh Khaya (кого я включил среди Uighurs Первой Стадии). Из другие, пятьдесят девять проведенных(поддержанных) положений(позиций) в суде и в центральном и провинциальных администрациях (двадцать один из них были darughachis). Среди высоких должностных лиц некоторые заслуживают специальное упоминание: A-lu-hun Sa-li (Arghun Sali, 1245-1307), A-shih T'ieh-mu-erh (Ashigh Temur, 1250-1309), и печально известный Пел - ko (Sengge), кто в 1287 стал головой Президентского Совета (shang-shu sheng) и отвечал за правительственные финансы до его смерти в l291.

С восстановлением Hanlin Академии (1264) и других изученных учреждений, несколько Uighurs были назначены как академики. Помимо большого An-tsang, девять зарегистрированы, один из кого проводил(держал) параллельное положение(позицию) в центральной администрации [48]. Среди этих гражданских должностных лиц мы находим также несколько имперских советников и наставников принцам [49], также как многоязычными учеными, кто делали ценную работу как переводчики, особенно текстов Буддиста [50]. Ro1e, сыгранный Uighurs в реформе подлинника(сценария) и создании нового национального подлинника(сценария) (так называемый квадратный подлинник(сценарий), изобретенный ‘ Phags-pa) не может пропускаться [51]. Работа перевода этих иностранных ученых в Китае подготовила основание(землю), на самом деле, для интенсивной литературной деятельности больших переводчиков Буддиста первых десятилетий четырнадцатого столетия, относительно того, кого больше будет ска позже.

Другие Турецкие группы также хорошо представлены: 10 Kharlukhs, 12 Khanglis, 12 Kipchaks, 13 Ongilts, 14 Kereyid. И 12 Naimans. Из общего количества 90 индивидуумов, 34 были военные люди, и 53 были должностные лица в центральных и провинциальных администрациях [52]. Ученые - включая переводчиков - в этих группах были очень немногие, три всего; однако, мы можем добавлять к ним возможно два, кто были назначены академиками после 1294. Все из них были Onguts. Только один, sinicized Ongut Chao Shih-иена (1260-1336), заслуживает упоминание [53].

С другой стороны, другие этнические группы произвели множество ведущих политических и военных лиц, типа Kharlukh Ta-shih-man (Dashman, 1258-1317) и его сына Маи-ну (Mainu), Khanglis Asha Pu-hua (Asha Bukha, 1263-1309) и I-na T'o-t'o (Inal Toghto, 1271-1327), Kipchak T'u T'u-ха (Tugh Tugha 1237 1297) и его сын Ч'уанг-ву-ерх (Chong'ur, 1260 1322), Kereyid Ta-shih-man (Чтобы разбить человека, 1248-1304) и Yeh-Hsien Pu-hua (Esen Bukha,? -1309) и Naiman Nang-chia-tai (Nanggiadai) [54].

Одно из наиболее важных чисел(фигур) среди них - Tugh Tugha, Kipchak генерал под тем, чей команда была помещена этнические армии, созданные между 1284 и l286. Эти армии были составлены из Kharlukh, Khangli, и Kipchak отрядов, и их создание имело непосредственный(немедленный) эффект увеличивающего престиж этих групп через назначение многих из их лидеров к высоким военным разрядам. Это имело также эффект дальнего действия, поскольку безопасность трона в следующих господстве отдыхала в значительной степени на этих отборных отрядах и на Охране.

Перед прохождением(принятием) к Третьей Стадии, я должен упомянуть, что имеется множество Турецких должностных лиц, чей деятельность должна быть помещена с конца тринадцатых к началу четырнадцатого столетия, но не позже чем 1330. К сожалению, тексты относительно них не обеспечивают определенные ключи относительно дат в течение начала их карьер; имеется без сомнения, однако, что некоторые из них, возможно большинство, уже держали(проводили) офис под Khubilai, но это не может быть определенно установлено. Им 59 всего, распределены следующим образом: 32 Uighurs, 5 Kharlukhs, 11 Khanglis, 13 Kipchaks, три Onguts, три Kereyid и два Naimans. Из них, сорок были местные должностные лица и darughachis и остальное в основном военные люди [56].

Третья Стадия (1295-1368)

От смерти Khubilai в 1294 к изгнанию Toghon Temur из Китая в 1368, мы имеем семьдесят пять лет правила(правления) Монгола, в течение которого Турки стали ключевым фактором в создании политики(полиса).

В течение этого периода, не считая Турков, кто были назначены под Khubilai и кто продолжился при исполнении служебных обязанностей после его господства, мы имеем следующие числа(фигуры): Uighur должностные лица и 169-летние ученые Kharlukhs, 19, Khanglis, 36, Kipchaks 15, Onguts, 43, Kereyid, 22, и Naimans, 25.

Как обычно, Uighurs - намного самая большая группа, больше чем все другие группы вместе. Шестьдесят процентов от них найден в местной администрации (среди них 47 darughachis) и приблизительно 20 процентами в центральной администрации. Из 169 индивидуумов, только 5 были военный люди - главным образом (наследственные) члены Охраны; 46 были ученые и академики (26 держащихся градусов(степеней) подбородка - shih), 28 из кого также проводил(держал) офис или в центральном или местную администрацию.

Kharlukhs были главным образом назначены на центральные и провинциальные посты (3 из них был darughachis); только название(имя) одного военного человека зарегистрировано. Интересный факт - то, что вне 19 Kharlukhs, 8 были ученые и академики (6 из них одновременно проведение других официальных постов), 4 из кого имел градусы(степени) подбородка - shih. Из 36 Khanglis 7 были военные люди, 22 были должностные лица в центральных и местных администрациях (включая 8 darughachis) и 7 были ученые и академики того, кого только один имел градус(степень) подбородка - shih. Из 15 Kipchaks, 3 были армейские лидеры, и 9 были центральные правительственные и местные должностные лица, включая 8 darughachis. Другие 3 проведенных(поддержанных) незначительных(младших) поста. Из Onguts, 5 были военные люди, 2 были в центральном и 20 в местной администрации, включая 6 darughachis, 11 были ученые и академики (6 из них одновременно проведение административных постов), 9 из кого имел градусы(степени) подбородка - shih. Из Kereyid должностных лиц, только 5 были армейские лидеры, или военные люди, пятнадцать были в местных и центральных администрациях (включая 3 darughachis), и 6 были ученые и академики (только я подбородок - shih), все из них одновременно проведение других официальных постов. Что касается Naimans, та же самая тенденция заметная: из двадцати пяти должностных лиц, только три были военные люди, восемнадцать были в центральных и местных администрациях (включая восемь darughachis), и шесть были ученые и академики - весь подбородок - shih - 4 из кого одновременно проводил(держал) другие официальные посты.

Они - числа(фигуры), которые показывают непрерывную причастность(вовлечение) Турков в правительственных делах. Но, в Третьей Стадии, более важный чем числа(фигуры) - фактическая роль, сыгранная множеством индивидуальных Турков в этих делах и в культурной жизни периода.

Среди ведущих лиц почтовой - Khubilai эры - Иена T'ieh-mu-erh (Эль- Tenitir, d.1333) [57], Kipchak кто, как молодой чиновник(офицер), помог Принцу Хаишану в войне против анти-khan Khaidu и

Ogodeids в 1299. Эль- Temur и его отец, вместе с Khangli должностным лицом Иналом Тогто [58] и его братом Ашой Бухой [59] - все члены Khaishan фракции в суде - играли ведущую часть в успешном enthronement Khaishan (Wu-tsung, 1308-1311) в 1308 против других претендентов на трон. В награде для их услуг, им все давали высокопоставленные посты в правительстве и армии [60].

После смерти Хаишана в 1311, трон пропускал его брату Ейурбарваде (Jen-tsung 1312-1320), затем в 1321 сыну Ейурбарвады Шидебалу (Ying-tsung, 1321-1323), и в 1324 кузену Шидебалы Иисун Темур (T'ai-звон 1324-1327). Когда Yisun Temur умер в 1328, конкуренция между линиями Ayurbarwada и Khaishan, начатого снова, сын Khaishan, Khoshila, был поддержан Kipchak чиновниками(офицерами) во главе с Эль- Temur, кто также имел поддержку Uighur, Khangli, и Ongut должностных лиц и ученых. Эль- Temur чувствовал достаточно сильным организовывать удачный ход(переворот), который был успешен. Как Khoshila умер тем временем, его брат Туг Темур был избран императором (Wen-tsung, l330~I332) [61].

Результат этого действия был то, что 1330 Эль- Temur стал, как единственный канцлер, наиболее мощный человек в Китае после императора. Большинство единиц Охраны было при его прямом контроле(управлении). Он женился на его сестрах имперских принцев, и его дочь стала женой Toghon Temur (Чтобы избежать - ti, 1333-1368) и, поэтому, императрица в 1333 [62].

Таким образом, в течение нескольких лет, Kipehak клика доминировала над судом, govern'ment, и администрацией до ~? Был suprressed Baya'n и его фракцией в 1335 [63].

Bayan, Монгол Merkid племени, не был только бешеный анти-confucian, но и был также анти-турок. После его смещения в 1340, Турки выдвинулись снова, и среди глав правительства в 1341 мы находим два Khanglis: T'ieh-mu-erh Ta-shib (Temur Tash, 1302~I347) [64] и Звон - chu (d. 1358) [65]. Temur Tash был оставлен Канцлером до 1347. Звон - chu был директор политических дел под канцлером Монгола Т'о-т'о (Toghto, 1314/15-1356) [66]. Другой Khangli, Yu-shu Hu-erh-t'u-hua (Uch Khurtkha) [67] был помощник Права в Секретарском Совете. Скоро после, другой Khangli Турок, называемый Ха - ma (Khama) 68], был назначен директором политических дел. Это был Khama кто, в 1354, вызвал смещение Канцлера Тогто, последнего(прошлого) большого министра Монгола. Канцлерство тогда прошло снова в руки Khangli в течение двух лет. Последний(прошлый) Турок, который будет играть важную часть в политике Монгола был известный Naiman Ch'a-han T'ieh-mu-erh (Chaghan Temur, fl. 1352~1362) [69], кто был военачальник Shen-hsi и Ho-Нэн от 1358 до 1362. Это было песня лебедя Турецкой власти(мощи) в Китае: династия Юаня быстро приближалась к ее концу [70].

Это ясно от всех это, я думаю, что среди Турецких групп в Китае Kipchaks и Khanglis играл ведущую политическую роль, без сомнения, потому что они управляли многими из ключевых армейских единиц и отборного корпуса в капитале(столице) и в стратегических областях. Восстановление 1328 и смещение Toghto в 1354 - два главных события в истории Юаня - было в значительной степени работа Турецкой фракции в суде. Все же Kharlukhs, Khanglis, и Onguts стал известным также как ученые и патроны писем. За целый Юань период (1260-1368), десять людей от этих групп отличал себя для их литературных выполнений(достижений) в Китайце, их каллиграфическом навыке, и их активной поддержке Confucianism: люди подобно Nai-hsien (Kharlukh), Nao-nao (Khangli), и Мама Цу-ч'анг (Ongut) [71].

Uighurs, как единственная(отдельная) группа, способствовал больше к учености и культуре под Монголами чем любой другой. Большинство se-mu, держащиеся градусы(степени) подбородка - shih имели Uighur извлечение, и от рано в династии, Uighur literati хорошо осведомленный в Китайце, перевело Китайские работы в Монгольский (???!!!). Один из наиболее активных переводчиков с Китайца в первой половине четырнадцатого столетия был Uighur академик Ху-ту-лу Ту-ерх-ми-ших (Khutlugh Tormish) [72]. Кроме того, со времени Khubilai вперед, суд Монгола и благородство одобрил Буддизм, поскольку религия, и под их переводами патронажа важных текстов Буддиста была выполнена изученным Uighur и Tibetan монахами. Названия(имена) некоторых из них, подобно таковому известного Biratnashiri, зарегистрированы в и Китайских и Монгольских источниках [73]. Наиболее празднуемый переводчик всех, Chos-kyi ' od-zer, кто был активен в первом квартале(четверти) четырнадцатого столетия, был во всей вероятности Uighur, хотя этот пункт(точка) все еще дискутируется [74]. Пекин был главный перевод и печатающий центр в Китае, и красиво выполнял печатные издания блока в Uighur-монголе, и ' Phags-pa подлинники(сценарии) были произведены там [75].

Uighur культурное влияние также отражено на Монгольском языке, где большинство терминологии, касающейся культуры и учености заимствовано от Uighur Турецкого; но многие из этих сроков(терминов) были без сомнения заимствованы Монголами задолго до Khubilai [76]. Tibetan влияние чувствовал не только в религиозной и духовной области(поле), и в национальном подлиннике(сценарие), но вероятно также в таких областях(полях) как медицина(лекарство) и искусство [77].

Примечательно, что принимая во внимание, что класс управления Монгола был на целом не очень под влиянием Китайской культуры, этот являющийся слишком сложным(искушенным) для них, чтобы оценить, значительный номер(число) Uighurs стал sinicized, и несколькими из них приобретенная известность как ученые и literateurs в Китайце. Последний Профессор Ч'ен Юань (1880-1971) имел дело со знанием дела с ними в его известном изучении на sinicization людей от Западных Областей(регионов) в Юане период. В его монографии Ch'en обсуждает жизни и работы приблизительно тридцать Турецких лиц [78].

Заключение

Этот обзор показывает, что Китайские источники Юаня период, исследованный пока могут снабжать нас информацией, иногда скудной, но часто весьма детальный, на жизнях 646 Турков от различных племен, Uighurs, являющийся намного самая большая единственная(отдельная) группа (311 индивидуумов). Из этих 646 индивидуумов, между 10 процентами и 20 процентами были любые высокопоставленные должностные лица, типа имперских советников, глав и действующих глав Секретарских и Президентских Советов, министров и заместителей министра, великих судей, региональных командующих, ведущих генералов, и невыполненных(выдающихся) ученых. От этого числа(фигуры) исключены (1) выдающиеся Турецкие женщины, кто также иногда упоминаются в Китайских источниках (принцессы, монахини Буддиста, и т.д.) [79]. (2) Турка, чей названия(имена) были сохранены, но кто не были ни ученые, ни должностные лица [80]; (3) индивидуума упомянули в Персидских источниках и в Китайских источниках, которыми я еще не занялся, в специфическом множестве wen-chi и [81] географических справочниках.

Моя предварительная полная оценка(смета) Турков с индивидуальными отчетами(рекордами) (который в многих случаях может быть немного больше чем их название(имя)) между 1,000 и 1,500. Это, как, я сказал ранее, является только фракцией(долей) общего количества Турков от различных частей Азии, кто жила и работала в Китае в тринадцатых и четырнадцатых столетиях. Действительно,, должно быть, имелись много тысяч Турков в различных слоях общества: солдаты, торговцы, курьеры, клерки и писцы, переводчики, преподаватели, незначительные(младшие) должностные лица и ученые, craftsmen, монахи, и авантюристы. Существование этого значительного органа(тела) Турков может быть выведено, несколько косвенно, от указов и постановлений, найденных в административных кодексах периода [82].

Ожидаемый полное исследование других "иностранных" групп, которые были активны в Китае в Юане период, типа Persians и Арабов, Alans и Русских, Бейа'уц, Tanguts, и (sinicized) Khitans и Jurchens, мы можем говорить, я думаю, что Турки сформировали основу из se-mu людей в чей руки суд Монгола порученное многое из фактического управления страны. Тенденция, чтобы делегировать бизнес администрации суда Туркам уже началась, поскольку мы видели, во времени Chinggis Khan и Ogodei. Может быть подходяще разработать этот пункт(точку) далее чтобы место явление в его правильной исторической перспективе.

Известно, что к концу жизни Чинггиса Хана там вырастил глубокое разногласие среди его сыновей и наследников и аристократии Монгола на таких важных проблемах(выпусках) как последовательность к трону и политике(полису) суда к побежденным территориям. Конкуренция между сыновьями Чинггиса и, в частности между линиями Ogodei и Tolui, составляла(объясняла) задержку избрания нового khan после смерти Чинггиса в 1227, и снова после Огодеи и смертных случаев Гуюга в 1241 и 1248. Toluid линия в конечном счете победила, но следующий конфликт между Khubilai и его более молодым братом Арайом Бок (и, позже, его кузен Хаиду) выдвинул на первый план различный вид поляризации, в которой идеологические силы не играли никакую маленькую часть.

В ядре этого конфликта имелся, фактически, основная оппозиция(возражение) между двумя антикатегорическими представлениями(видами) или тенденциями. Одна тенденция была центростремительна, или Mongolocentric, и привлекла последователей среди всех тех элементов в обществе, которое верно поддержало jasagh и Монгольские традиционные ценности. Другой был центробежен, на самом деле, и одобрил принятие религиозных и политических идей, также как административных моделей от некоторых из более продвинутых подчиненных стран, защищая занятость иностранцев (то есть, не-монголы), управлять бизнесом администрации.

Эти две тенденции очень очевидны и в открытом конфликте в течение господства Огодеи, консервативный элемент (в значительной степени, но не исключительно представленные военными) стремящийся выполнить разрушение или, во всяком случае, безжалостную эксплуатацию и parceling сидячего населения побежденных территорий, в то время как в то же самое время более просвещенная группа, составленный главным образом из должностных лиц не-монгола во главе с бюрократами подобно Yeh-lu Ch'u-ts'ai, пробовал представлять формальные правила и инструкции чтобы к рационализированному администрация возрастающей империи [83].

Однако, не имелось никакого соглашения даже среди последователей из этих двух политических потоков. В ходе большого Монгола проводит кампанию в Центральной и Западной Азии и в Китае, армия Монгола была раздута устойчивым объединением отрядов не-монгола в его разряды, так, чтобы перед серединой тринадцатого столетия имелась Турецкая и Китайская власть(полномочие) командования генералов и уважение(отношение), борющееся рядом с генералами Монгола. Теперь, эти иностранные военные командующие (Kipchak, Khangli, Jurchens, Китаец, и т.д.) и их отряды не имели мировое представление(вид) и отношения Монгола " Старая Охрана, " то есть людей подобно Subotei, и естественно имели тенденцию наклоняться к стороне иностранных элементов в суде и принцев Монгола, кто поддержали их [84]. Эти иностранные советники и должностные лица были, к сожалению, также разделены и, к концу господства Огодеи, в открытом разногласии по вопросу о административной и другой политике. Имелась Китайская фракция во главе с sinicized Khitans и Jurchens и близко связала с Китайскими генералами, учеными, и влиятельными религиозными лидерами на Севере Китай, и Kereyid - Центральная Азиатская фракция, включающая Мусульман и Nestorian Христиан. И фракции были, в свою очередь, раздроблены внутренней конкуренцией и ревностью (Nestorian Uighurs против Центральных Азиатских Мусульман, Китаец Таоисц против Китайских Буддистов), весь vying в то же самое время для принцев Монгола одобряет [85].

Представители и Китайца и Центрального Азиата (в значительной степени Uighur-Nestorian) фракции сплотили вокруг Kereyid Nestorian принцессу Соргахтани и ее сына Хубилаи, когда последний был все еще молодой принц. Повышение Nestorian Турков и снижения влияния Китайских советников должно рассмотреться в свете ожесточенной и многосторонней фракционной борьбы, которая имела место в Karakorum с середины 1230-ых к концу 1250-ых и его разветвлений и последствий на Севере Китай. Enthronement Хубилаи и стенд анти-khan Арайа Бок - с Karakorum (истинный капитал(столица) Монгола) изложенный против Shang-tu - были неизбежный результат этого идеологического соревнования, в котором Турки и Китаец играли важный и все еще несовершенно известную часть.

Причастность(вовлечение) Турков в делах государства(состояния) Монгола была конечно очень близко в течение этого периода, Турки, нанимаемые(используемые) как канцлеры, секретари, советники, священники, и preceptors. Именно эта персональная причастность(вовлечение), вызванная Чинхаи и крушение Хадаха и упадок во время выбора Монгк. Во времени Хубилаи, и позже в Юане, Uighurs продолжил быть культурными наставниками oа Монголы, хотя они были должны теперь разделить эту роль с Tibetan lamas и, к меньшей степени, Confucian ученые. Отношения Уайурса с правителями Монгола были классический случай симбиоза. Они выполнили существенные(необходимые) административные политиканом, экономические, и культурные действия для их владельцев и получили в защите возвращения и материальных преимуществах. Культурно более продвинутый чем Монголы и более удаленный от степи чем Kipchaks, Khanglis, и Kharlukhs - они чувствовали более остро привлекательность Китайских нравов и цивилизации, которую многие из их уже приняли в течение династии Юаня. Подобное явление значимо среди Onguts, кто был в даже более близком контакте с Китаем в течение долгого времени прежде, чем Монголы появились на сцене.

В почтовом - Khubilai периоде другие Турецкие группы, Kipchak в частности выдвинулись и стали ключевым фактором в безопасности трона. Так называемое Восстановление 1328, который вел к enthronement Tugh Temur в 1330, было точно описано Dardess как " к градусу(степени) ... конфискация(приступ) власти(мощи) иностранным, largeky Турецкие элементы в Китае официально известный как se-mu. " [86]. От тогда на, преобладающе Турецкий - но другой чем Uighur - фракции играли политику власти(мощи) с дополнительными благосостояниями до конца династии. Далее исследование необходимо, чтобы искать побуждение, в терминах истории "степи" в противоположность "Китайской" истории, Kipchak и Khangli factionalism [87].

Хотя много остается, чтобы сказаться, я надеюсь, что в пределах пределов этого предварительного исследования я был способен показать, что Турки не могут игнорироваться, когда мы обсуждаем и пишем относительно политической, социальной, и культурной истории Китая в двух критических и травмирующих столетиях ее длинной истории. Кроме того, ввиду близкого взаимодействия между Турецкое говорящими людьми и Китаем в предыдущих столетиях, особенно в течение T'ang династии, " Турецкое присутствие " в Китае, может оказывается, даже более существенный фактор в Китайской истории чем, вообще подтверждается.

Монгол и Императоры Юаня Императоры Монгола

CHINGGIS (r. 1206-1227)

OGODEI (r. 1229-1241) Tolui

GUYUG (r. 1246-1248) Kochu Kashi 1. KHUBILAI MONGKE (r. 1251-1259)

Shiremun Chen-подбородок Khaidu

/ Я

Kammala Darmabala 2. TEMOR

6. YISUN TEMUR 3. KHAISHAN 4. AYURBARWADA

/ Я я

7. KHOSHILA 8. TUGH TEMUR 5. SHIDEBALA

Я я

10. TOGHON TEMUR 9. IRINJIBAL

Императоры Юаня

1. KHUBILAI (r. 1260-1294)

2. TEMUR (r. 1295-1307)

3. KHAISHAN (r. 1308-1311)

4. AYURBARWADA (r. 1312-1320)

5. SHIDEBALA (r. 1321-1323)

6. YISUN TEMUR (r. 1324-1327)

7. KHOSHILA (r. 1329)

8. TUGH TEMUR (r. 1330-1332)

9. IRINJIBAL (r. 1332)

10. TOGHON TEMUR (r. 1333-1368)

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Эти работы будут упомянуты, давая соответствующий номер(число) в Столе Прав(названий), Авторов и Изданий Индекса к Биографическому Материалу в Подбородке и Юане Литературные Работы, Первый Ряд, Igor Rachewiltz и М. Nakano (Канберра, 1970), предшествовал FS; то же самое, Второй Ряд, Igor Rachewilts и М. Wang (Канберра. 1972), предшествовал SS; то же самое Третий Ряд I. Rachewiltz и М. Wang (Канберра, 1979), предшествовал TS.

2. На этой спорной проблеме см. Пауля Пеллиота, Ла Haute Азия [Париж, 1931], p.25; Пауль Пеллиот и Луи Хамбис Хистоир des campagnes Gengis Khan: Cheng wou ts'in-tcheng Лу, я (Leiden 1951) (после этого(в будущем) Campagnes) p 218 Пауля Пеллиота, T'oung Pao (TP) 37 (1943-1944): 36 и тем же самым автором Речерчесом sur les chretiens d'Asie centrale и d чрезвычайно - восточный (Париж, 1973) (после этого(в будущем) Recherches), pp. 243-244; S. Murayama, “ Sind умирают Naiman Turken oder Mongolen? ” Центральный Азиатский Журнал 4 (1958-1959): 188 198. См. также Луи Лигети, mongolok titkos tortenete (Будапешт, 1962) (после этого(в будущем) Ligeti), pp. 158-159, 167; A. Rona-Tas в " Некоторые Примечания относительно Терминологии Монгольского Письма. " Acta Orientalia 18 (1965), p. 121, n. 7; и Уильям Хунг. " Три из Поэм Ч'иена Та-хсина на Истории Юаня, " Журнал Гарварда Азиатских Занятий(изучений) (HJAS) 19 (1956): 31, n. 6.

3. См. Campagnes. Pp.82-95.

4. См. Recherches, p. 243; cf. .1. Dauvillier в Melanges Catiallera (Toulouse, 1948). Pp. 307 ~~ 308. Для Uighurs в Монголе период не видит информацию, содержащуюся в Эйбе Такео, Nishi Uiguru kokuslit никакой kenkyu (Kyoto, 1955) и Gendaishi никакой kenkyu (Токио, 1972). Pp.71-86 Английского текста, A. von Gabain, Das Leben im uigurischen Konigsreich von Qoco (850-1250), 2 vols. (Wiesbaden 1973) passim; D. 1. Tikhonov, Khozyaistvo я olischestvennyi stroi uigurskogo gosudarstva X-XIV vv. (Московский Ленинград, 1966), passim; М. Kutlukov в Tataro-mongoly v Azii я Ewope (Москва, 1970), pp 85-99. Cf. P. Pelliot Примечания относительно Marco Поло, я (Париж, 1959) (после этого(в будущем) Примечания I), pp.161-165.

5. Источники на Kharlukhs, Khanglis, и Kipchaks были полностью не исследованы, бесплодными(засушливыми) имеется еще не всестороннее изучение этих людей. Информация относительно них рассеяна в различных работах, типа F.Bretschneider, Средневековые Исследования из Восточных Азиатских Источников, 2 vols. (Лондон, 1888; rep.1967), esp.1, pp.301-304; 11.39-41, 68-73; W. Barthold, ZwoIf Vorlesungen uber умирают Geschichte der Turken Mittelasiens, 2-ой редактор (Hildesheim, 1962), см. уместные вхождения в Индексе; тем же самым автором, Turkestan До Вторжения Монгола, 4-ый редактор (Лондон, 1977), и Четыре Занятия(изучения) на Истории Центральной Азии, сделки. V. и T. Minorsky, я (Leiden, 1956); Campagnes, esp. Pp.109-116; P. Pelliot, " propos des Comans, " Журнал Asiatique 11, ser. 15 (1920). Pp.133-150; 0. Pritsak, " Von логово Karluk zu логово Karachaniden, " Zeitschrift derDeutschen Morgenlandischen Gesellschaft 101 (1951): pp.270-300 (cf. Парень. 7 в этой книге); Обращает внимания 1, p.402; 3. W. Dardess, Завоеватели и Confucians: Аспекты Политического Изменения(замены) в Последнем Юане Китай (Нью-Йорк, 1973) (после этого(в будущем) Завоеватели). P.189, nn. 51 и 53. Cf. Также уместные вхождения в Энциклопедии Ислама (и старые и новые издания), и в D. Более китайский, Представление l'e'tude l'Eurasie Centrale (Wiesbaden, 1963).

6. На Onguts (= Ongguts), см. временно ссылки(рекомендации), данные в моем переводе Секретной Истории Монголов, главы 6, Бумаги(газеты) на Дальневосточной Истории 16 (1977): 59, n. 182.

7. См. Примечания я, pp. 303-305. Монография Пеллиота на Prester Джоне, который должен был быть включен в его Примечания s.v. "Неможет" (видеть там же., p. 114) никогда не был найден.

8. На праве(названии) Chinggis Khan, см. Примечания 1, pp. 296-303.

9. На T'a-t'a T'ung-a, см. Спетый Lien и другие., Юань shih (после этого(в будущем) YS) (Пекин,

1976), 124, p. 3048; K'o Shao-минута, Hsin Юань shih (после этого(в будущем) ВТОРОЙ YS) (P0-na редактор, 1930), 136, 9a; T'u Chi, Meng-wu-erh shih-chi (после этого(в будущем) MWESC) (Taipei, 1962 переиздает), 45, Ia; P. Pelliot, " Les системы d'ecriture использование chez les anciens Монголы, " Азия Главный 2 (1925): 287; и " Примечания sur ' Turkestan ' М. W. Barthold, " TP 27 (1930), p.34, n. 1; W. Повешенный, " Передача Книги Известный как Секретная История Монголов, " HJAS 14 (1951): 485-486; Ligeti, pp. 207-208; Rona-Tas, loc. Cit., и ссылки(рекомендации), содержащиеся там. См. также I. Rachewilts, " Персонал и Лица на Севере Китай в Раннем Монголе Период, " Журнал Экономической и Социальной Истории Востока 9 (1966): 100. T'a-t'a T'ung-a был известен на Западе в течение долгого времени через его биографию, написанную J.-P. Абель Ремусат в Nouveaux melanges asiatiques 2 (1829): 61-63, на основе биографии в Shao Юане - p'ing, lei-кромка Юаня - shih (после этого(в будущем) YSLP) (1795 редактора), 28,

2a. Его название(имя) может быть восстановлено как Tatar Tonga (tonga средства " леопард; герой " в Турецком; но почему Tatar?), или Tatar Tungkhagh (tungkhagh означает " провозглашение; закажите " в Монгольском - это могло быть прозвище, данное ему Naimans в отношении его офиса предъявителя печати или канцлера - все еще, почему Tatar?). В поддержку последнего, читающего имеются другие Китайские тексты тринадцатых и четырнадцатых столетий, в которых название(имя) Tung-a чередуется с T'ung-ха. См. TS, 4/57/30a, 59/2b, и 1 1 / (редактор 1916)/2/12b. Однако, Tonga использовался как персональное название(имя) среди Турков. Имеется, в любом случае, никакое оправдание за изменение названия(имени) T'ung-a в A-t'ung, поскольку Юань Chi сделал в его статье(изделии) " Юань - tai chih Wei-wu-erh " в иене - chiu Юаня - shih lun-chi (Taipei, 1974), pp. 192-194. Даты Т'а-т'ы Т'унг-ы рождения и смерти не известны.

10. Этот персонаж имеет биографию в YS, 124, 3046; cf. HYS, 136,10a, и MWESC 45, 1b. На нем, см. также Campagnes, p.298. Он умер прежде 1224.

11. Gurkan или правитель Karakhitay/Hsi Liao были тогда Chih-lu-ku (*Jirgu?; 1178-1211), на кого см. K. A. Wittfogel и Feng Chia-sheng, История Китайского Общества. Liao (907-1125) (Филадельфия, 1949), pp.621 и n. 26, 646, 652-653. На подаче(подчинении) Барчуха, см. Juvaini, История Мирового Завоевателя, сделки. J. A. Boyle (Манчестер, 1958) (после этого(в будущем) Juvaini Boyle), pp. 45-46; Rashid Аль-шум, Sbornik letopisei, 1/2, сделка. O. Я. Smirnova (Московски - ленинградский, 1952), pp. 152-154; и Секретная История Монголов, 238 (1 Ј. Haenisch, сделка, Умирает Geheime Geschichte der Mongolen, 2-ой редактор [Лейпциг, 1948], pp. 111-112; Ligeti, p. 109). Подача(подчинение) Uighurs Монголам обсуждена подробно Томасом Аллсеном в его вкладе в существующий объем(издание).

12. Jochi был вероятно рожден в 1184 (d. 1227), Chaghadai приблизительно 1185 (d. 1242), Ogodei в 1186 (d. 1241), и Tolui приблизительно 1190 (d. 1231/32). См. Campagnes, pp. 266, 375; Обращает внимания 1, pp.253, 287.

13. См. Ligeti, p. 160, n. 170; p.166, n. 191.

14. Пункт(точка), уже сделанный W. Barthold, Turkestan, p. 387. На принятии Uighur подлинника(сценария), происхождение литературной культуры среди Монголов, и роли Naimans, самое современное обсуждение найдено в Ch. Dalai, Юань gurnii ueiin Монгол (Улан-Батор, 1973), pp.162 ff.

15. Имеется значительная литература по Cliinkhai (? Chingkhai) и его потомки, кто проводили(держали) офис повсюду династии Юаня. Его главные биографии находятся в YS, 120, 2963, и HYS, Ла, оба основанный на материале, содержащемся в его funerary надписи, составленной Hsu Yu-jen (1287-1364). На нем см. также Juvaini, p. 737a; Rashid Аль-шум, Преемники Genghis Khan сделка. J. A. Boyle (Нью-Йорк и Лондон, 1971) (после этого(в будущем) Преемники), p 353b, A.van логово Wyngaert Sinica Franciscana, я (Quaracchi-Firenze, 1929) (после этого(в будущем) Smica Franciscana) pp. 119, 123; C. Dawson, редактор, Миссия Монгола (Нью-Йорк, 1955), pp. Xxiv, 63, 66-67.

A. Waley, сделка, Путешествия Алхимика (Лондон, 1931), pp. 33-38, (см. однако, P. Pelliot в TP 28 [1931]: 417-419, и I. Rachewiltz, ” Контакты Культуры С китайским монголом в XIII столетии. Изучение на Yeh-lu Ch'u-ts'ai " Ph. D. disssertation, Австралийский Национальный Университет, Канберра, 1960, pp. 287-291, n.149); P Pelliot, " Chretiens d'Asie centrale и d'extreme-восток, " TE 15 (1914) (после этого(в будущем) "Chretiens"): 628-629; Recherches, p.246, Примечания относительно Marco Поло ВТОРОЙ (Париж 1963) p.825; F. W. Раскалывает в HJAS 14 (1951): 495, 501 и n. 23,18 (1955):397-398 и n. 238, 407-409; W. Повешенный в HJAS 14 (1951): 484-485, Ligeti, p.208, Rona-Tas loc. Cit.; I. Rachewiltz, " Персонал и Лица, pp 100-101 n.4 название(имя) Sinkhay или Singhay, найденный в Uighur занятиях(изучениях) документа J. Hamilton в Turcica 1 (1969): 26-52 (см., p.50), кажется, Турецкая форма Chinkhai. Юань Chi, op. Cit., P.189, повторяет старую ошибку создания Chinkhai Uighur.

16. Uighurs были во главе с Barchukh Искусством Tegin, поскольку мы уже видели. Что касается Onguts, их лидер Алахуш Тигит Хури заверил его поддержку к Chinggis Khan уже 1204, и союз был запечатан с браком Alakhush с дочерью Чинггиса Алахаи Беги. Межбрак между принцессами Монгола и Ongut принцами продолжился под последующими господством, так, чтобы Ongtit правитель регулярно назвался " имперский зять " (Подбородок. Fu-ma Mong guregen). См. YS, 118, 2924; " Chretiens, pp 629-631 Recherches pp. 261-267 ' и I. Rachewiltz в Бумагах(газетах) на Дальневосточной Истории 16 (1977): 59, n. 182, для дальнейших ссылок(рекомендаций). Barchukh также женился, дочь Chinggis Khan Видит YS 109, 2760; cf., однако, Recherches, p.128, и Эйб, Gendaishi p.71. Для отношений между Uighurs и судом Монгола, см. также J. W. Dardess " От Империи Монгола до Династии Юаня: Формы Изменения(замены) Имперского Правила(правления) в Монголии и Центральной Азии. " Monumenta Serica 30 (1972- 1973): 128, 132, 139-140; для Onguts и суда Монгола, см. там же., pp.146-147. Статья(изделие) Юанем Chi процитировала ранее (nn. 9 и 15) довольно поверхностен и неточен. Полезный обзор с генеалогическими столами Uighur лиц (основанный в значительной степени на таковых Ch'ien Ta-hsin и T'u Chi) - статья(изделие) Ли Фу-т'унга " Wei-wu-erh-jen tui-yu Юань - ch'ao chien-kuo chih kung-hsien " в Спетом Hsi (редактор), Shih-hsueh lun-chi (Taipei, 1977), pp.328 398.

17. См. Завоевателей, pp.42-43; Обращает внимания на меня, p.304. На отношениях между первыми правителями Монгола и Kipchaks, см. замечания G. A. Fedorov-Davydov в Obshchestvennyi stroi Zolotoi Ordy (Москва, 1973), pp.31 ff.

18. На политических и экономических изменениях(заменах) в Монголии и Севере Китай в годах 1229-1250, имеется теперь справедливо(довольно) большая литература. Нужно упомянуть в особенности работы Эйба Такео, Hok-бегство Chan, E. Haenisch, Hsiao Ch'i-ch'ing, Iwamura Shinobu, S. Jagchid, Meng Ssu-ming, N. C. Munkuev, Murakami Masatsugu, Otagi Matsuo, H.P. Schurmann, Солнце K'o-k'uan, Wang Kuo-wei, Yanai Watari, Yao Ts'ung-wu; неопубликованные работы Томаса Аллсена и Пауля Буелла, и моих собственных вкладов, в особенности моя (неопубликованная) докторская диссертация. В отношении организации ortakh, не имеется никакого единственного(отдельного) всестороннего изучения этого важного учреждения. См., временно, Weng Tu-chien в Иене - ching hsueh-pao 29 (1941): 201-218; Murakami Masatsugu в Toho gakuho 13, 1 (1942): 143-196; Солнце K'o-k'uan, Meng-ku Han-chun yu Han wen-hua иена - chiu (Taipei, 1958), pp. 173-180; Hsiao Ch'i-ch'ing, Hsi-yu-jen yu Юань - ch'u cheng-chih (Taipei, 1966), passim; и Yukio Yamane и Ritsuko Ohshima, Классифицируемая Библиография Статей(изделий) и Книг Относительно Юаня Период в Японце и Китайце (Токио, 1971), номера 595-604, для дальнейших ссылок(рекомендаций). На сроке(термине) ortakh (Mong. Ortokh через лабиализацию) см. G. Doerfer, Turkische und mongolische Elemente im Neupersisehen, I-IV (Wiesbaden, 1963-1975) (после этого(в будущем) Doerfer), Номер 446; G. Clauson, Etymological Словарь Пред-тринадцатого столетия Турецкий (Оксфорд, 1972), pp. 205a-b.

19. Ссылается к ortokhchi (Подбородок. Wo-t'o-ch'ih), то есть, члены ortakh, в Китайских источниках чрезвычайно редки. См. Tamura Jitsuzo, Genshi goi shuѕei, I-III (Kyoto, 1961-1963), p. 2247a; TS, 11/1/2b; и Индексы к Yuan-tien-chang (Gentensho sakuin-ko), изданный Jimbun Kagaku Kenkyujo, Kyoto Университет, IV (1961), p. 2b.

20. На роли darughachi, см. статьи(изделия) Yao Ts'ung-wu в Wen shih che hsueh-pao 12 (1963): 1-20, и S. Jagchid, там же., 13 (1964): 293-441; Yang P'ei-kuei, ti-клык Юаня - tai cheng-fu (Taipei, 1975), passim; (неопубликованная) диссертация P. D. Buell, " Племя, Qan, и Ulus в Раннем Монголе Китай: Некоторое Введение к Истории Юаня " (Университет Вашингтона, 1977), pp. 32-34, 87 ff.; I. Rachewiltz, " Персонал и Лица, " pp. 135-136, 140; и дальнейшие ссылки(рекомендации) в Yamane и Ohshima, op. Cit., номера 823-828. На сроках(терминах) darugha и darughachi, см. Doerfer, номер 193; F. W. Раскалывает в Журнале Гарварда cf Азиатские Занятия(изучения) 16 (1953): 237-255. На проблеме "гражданского" (wen) против "военного" (wu) в Юане период, см. ниже, n. 46.

21. На Sologhai ("Неуклюжий"), см. YS, 124, 3049; MWESC, 45, 1b.

22. На "Elishu", см. YS, 135, 3271; HYS, 136, 12b. На его названии(имени), см. Recherches, p.247. На коннотациях Монгола называют bichigechi (bichechi), который происходит от Турецкого bitigchi bitikchi, bitkechi " секретарь писца, министр, " см. Rachewiltz, " Персонал и Лица, " pp. 100-102; Doerfer, номер 717; Rona-Tas, там же., p. 127. В Китайских источниках имеются также ссылки(рекомендации) на "старший" (chang) bichigechi (см., например, биографии Shiban и Ch'ieh-lieh-ko, ниже, ноля. 24 и 34); Интересно, передает ли это право(название) Турецкому ulugh bitkechi, " большого секретаря. "

23. См. HYS, 192, Sb; MWESC, 116, 7a.

24. См. YS, 134, 3245; HYS, 136, iSa; MWESC, 45, 12a. На его названии(имени), см. Recherches, p.267. Его отец, Ч'уех-пиех Во-ч'их, стал darughachi K'un-lu-ch'eng - один из самых ранних такие должностные лица, назначенные Chinggis Khan в Центральной Азии.

25. См. HYS, 150, 7b; MWESC, 58, 1a. На его названии(имени), см. Recherches, p.250, n. 3.

26. Один из них был Pa-ssu Hu-tu (? Бруски(бары) Khut " Счастье Тигра "), дедушка T'o-li-shih-kuan, кто достиг различия как военный лидер под Khubilai. См. YS, 133, 3228; HYS, 154, 8b; MWESC, 47, 4a.

27. Этих местных одних должностных лиц, Hsiao-yun-shih T'o-hu-lien (= lin), Sewinch Toghril, был назначен как jarghuchi или судья Chen-звона; см. его биографию в YS, 134, 3262; другой, Yueh-chu-lien-ch'ih Hai ya (Ogrunch Khaya) начал его карьеру под Mongke и повысился, чтобы быть директором партнера политических дел (ts ' an-chih cheng-shih) в Ssu-ch'uan Региональном Секретариате (hsing- chung shu-sheng) под Khubilai, см. YS, 135, 3279. Среди darughachis четыре заслуживают специальное упоминание (1) Pu lu Hai-ya (? Bu [я] rukh Khaya, 1197-1265), образованный Uighur, кто под Ogodei стал darughachi важного района Chen-звона, тогда специальный уполномоченный всего Бюро Наблюдения (lien-клык shih) к югу от Иены - ching и, скоро после, jarghuchi. См. YS, 125, 3070; Su T'ien-chueh Kuo-ch'ao ming-ch ' shih-lueh (после этого(в будущем) KCMCSO) (1335 редактора), 7, 11b, 12a; HYS, 155, 8a; MWESC, 79, Ia. (2) Yueh-lin Tieh-mu-erh (Eren Temur), кто, перед его назначением к ключевому посту общего (tu) военного и гражданского darughachi, то есть, генерал - губернатор (см. ниже, n. 33), Ho-Нэн и других мест, был наставник сыновей более молодого брата Темуг Отчигина Чинггиса. См. YS, 124, 3049; FS, 7/25/lb, 39/17b, и 16/1 1/Sb, 6a, 8a; HYS 136, 2a; MWESC, 45, 3A. (3) Sa-chi-ssu (Sa [r] gis, то есть, Serge) более молодой кузен Ерена Темура, кто начал его карьеру как секретарь (bichigechi) Temuge Otchigin, затем, стал его основным наставником, в конечном счете повышаясь, чтобы быть одним из повелителей (hsing-sheng пачка) Shan-tung и darughachi I-tu. На нем, см. YS, 134, 3243, HYS, 136, 5a, MWESC, 45, 6a. Он имел многочисленных потомков, среди них Yueh-chu (1280-1332), на кого см. Ch'en Юань Западный и Центральный Азиат в Китае Под Монголами: Их Преобразование в Китайца, сделка Ch'ien Hsing-hai и L. C. Goodrich (Лос-Анджелес, 1966) (после этого(в будущем) Ch'en), pp. 238-239. (4) Meng-su-ssu (преобразованный в Mo-se-ssu в SS, 40/6/9a). Его Турецкое название(имя) было Mungsuz, " Беззаботное. " Он был образованный Uighur от Besh Balikh, кто стал доверенным советником Chinggis Khan и администратора феодального владения Толула в Chen-звоне; он был назначен darughachi под Mongke и jarghuchi под Khubilai. Он был один из членов окружения Хубилаи, кто поощряло его стать императором в 1260. Он умер в 1267. Мы возвратимся ему позже. На нем см. YS 124 3059 ЕГО, 136, 13b; MWESC, 45,11a; 154, 12a, и Ch ’@‘ Hsueh-Лу wen-chi (chen-ручка Юаня - tai wen-chi редактор; Taipei, 1970), 6, 5b, который является намного лучшим изданием чем SS 40. В интересных фрагментах Китайца Уайура блокируют печать от Turfan теперь в мехе Музея Indische Kunst в Берлине - Dahlem, которые были недавно изданы A. Von Gabain (" Ein chinesisch-uigurischer Blockdruck " Tractata Aitaica [Wiesbaden, 1976], pp.203 210), имеется "Familienbild" канцлера Менг-су (Mungsu [z]) с названиями(именами) 47 членов его семейства. См. H. Franke, " Китайский - Uighur Портрет Семейства: Примечания относительно Гравюры на дереве от Turfan, " Обзор Канады -Монголия 4 (1978): 33-40. Среди местных должностных лиц и администраторов я включил также Lien Hsi-hsien (1231-1280) от Besh Balikh, сын Buirukh Khaya, кто начал его карьеру под Khubilai, когда последний был все еще принц. Он был в окружении Хубилаи, и в 1254 был назначен им Специальным уполномоченным умиротворения (hsuan-fu shih) для области(региона) Пекина. Он впоследствии поднялся, чтобы быть помощником Права (yu-ch'eng) в Секретарском Совете. На нем, см. YS, 126, 3085; PS, 6/65/1a и 20/5/45b; HYS, 155, 9b; MWESC, 79, Ла; Ch'en, p. 316b.

28. An-tsang, один из самых ранних переводчиков Юаня и энциклопедических людей, был назначен Khubilai как академик исполнителя Ханлина (hsueh-shih ch'eng-chih). Странно достаточно, не имеется никакой биографии его в YS. См., однако, HYS, 192, 1a; MWESC, 118, 1a; и SS, 40/9/5a. Cf. Также W. Fuchs, " Analecta zur mongolis chen Uebersetzungsliteratur der Юань - Zeit " в Monumenta Serica 11 (1946) (после этого(в будущем) Fuchs): 37, 41-43.

29. На Arigh Khaya от Besh Balikh, одни из ведущих генералов в войне против Спетый и повелителе Hu-kuang (Hunan и Hupeh), видит YS, 128, 3124; FS, 5/13/12a, 6/59/la, и 16/9/37b; HYS, 160, 1a; MWESC, 92, Ла; Ch'en, pp. 82-83, 179. На Esen Nai, кто служил в администрациях Turfan, Yun-Нэн, Чанга - hsi, и Shen-hsi, главным образом как, директор политических дел (p'ing-chang cheng-shih), видит YS, 133, 3227; HYS, 154, 7b; MWESC, 80, 6b. На Ai-ch'uan, см. ниже, n. 41. На .Sorghakhtani Beki, см. ниже, n. 40.

30. Mi-li Huo-che (? Mir Khoja,? -1260), на кого см. YS, 133, 3226; KCMCSL, 7, 15a-b; MWESC, 65, 7a; и Chan-ch'e Pa-tu-erh (? Jangi Batur), на кого см. YS, 123, 3031; HYS, 152, 4a; MWESC, 91, 9b. И были назначены, darughachi в myriarch Администрациях (бледный - hu fu), и их роль не ясен.

31. Секунды выше, n. 15.

32. Bolghai известен в Китайских ист

[Гость aarslan]

Спасибо за текст!