Повесть об Ашике Омере

[Alia]

Алифе Яшлавская

ГЕНДИМ ГЕЗЛЕВЕЛИ УМЕРДИР ИСМИМ!

B Гезлеве я Омером наречен!

Эта повесть написана по мотивам двух народных легенд об Ашике Омере, которые рассказали автору две столетние старушки, прошедшие тяготы войны и депортации.

Предисловие.

У самого Черного моря, на Священном мысе, давным-давно находилась "Роща Гекаты", Многие племена входили и выходили из Крыма, только коренной народ оставался. Менялись названия, меня-лись времена. "Роща Гекаты" (в переводе с тюркского «гек ат» означает серая дикая лошадь) пришла в полный упадок. Рядом воз-двигались другие города и крепости. Завоеватели оставляли свой след. Так было во все времена. Только коренной народ оставался на полуострове, меняя свое название и имя.

Проходил за веком век, наступали но-вые тысячелетия...

На месте, пришедшей в упадок "Рощи Гекаты", поднялся из руин другой город, с низенькими уютными домиками, кривыми, узкими улочками, обнесенный крепостной стеной, со рвом и сторожевыми башнями, большими и малыми воротами. "Жили в этом городе мирные люди, занятые своими насущными заботами, они рождались и умирали здесь. Жить бы да жить и, никуда не уходить из этих мест, а если умрут, хотели, чтобы похоронили их рядом со своими предками“.

В тихом, застенчивом городе Гезлеве (в переводе с тюркского «Гез-лев» означает «cкрытый», «cпрятанный»), были построены белока-менные мечети, мраморные бани с подземными кяризами и фонта-нами, воздвигнуты величественные текие.

В стенах прекрасной "Хан-Джами" мальчики-отпрыски благочести-вых мусульман, получали знания канонов ислама.

Время испытаний.

В одном из тесных кварталов («маале»), в семье Абдуллы Кенже-Омер-оглу наконец родился мальчик, которого так долго ждали родители. Абдулла мечтал о сыне-наследнике, а дочек он уже давно выдал замуж за благородных батыров. Нарекли мальчика именем деда - Омер. Устаза Омера знали во многих уголках Гезлевского улуса, теперь внуку предстояло пойти по стезе деда, так было написано на роду, так велел сам Бог.

Маленький Омер рос как все дети степняков, был ласковым, послуш-ным. Только замечала Мерьем, уж очень любил мальчик слушать ее песни, когда она пела, крутя веретено.

Наступила пора овладения тайной премудрости письма и чтения. Оджа был доволен своим учеником. Стареющий Абдулла не мог надышаться своим единственным наследником. Приносил Омер в дом отца только радость и счастье.

Прошли годы, Омер закончил школу. Наступило время испытаний для поступления в медресе, которое находилось у «Хан-Джами».

Волнения Абдуллы и Мерьем-ханум были напрасны, сын их показал прекрасные знания чтения и письма. Наконец, пройдя трудные испы-тания, которые проводили в самом «Хан-Джами», известные мудере-сы во главе с шейхом, Омер стал сохта ханского медресе.

Мудересы полюбили Омера, прощали ему шалости и невыученные уроки. «Учитель Аджи Шериф Караманлы надеялся на то, что из мальчика получится хотя бы хороший муэдзин». У Омера был краси-вый звонкий голос, данный ему от Бога, и красивое лицо с белоснеж-ой кожей.

Прошло еще два года...Овладевая грамотой без труда, мальчик не мог запоминать Суры из Корана, ибо он не желал «питаться ароматом премудростей ислама». Это огорчало его наставников. Мудересы «считали его упрямцем», но не могли не заметить тягу Омера не к канонам ислама, а к поэзии, к музыке. Каждую свободную минуту мальчик брал в руки саз, и он превращался в волшебный. Струны прыгали, прелестный звук отдавался мелодиями родного края. Соби-рались друзья и слушали с замиранием сердца его стихи, положен-ные на музыку, даже строгие мудересы были благосклонны к Омеру.

Недалеко от базарной площади, на углу крепостной стены, была лавка, она ничем не отличалась от всех других. Дорогу к этой лавке знали только любители поэзии и музыки. Это была книжная лавка Сарпы Халила. Омер часто убегал из медресе, чтобы послушать в лавке Халила-эфенди стихи Джеврие (гезлевский поэт Ибраим Челеби), которого знали и почитали даже в ханском дворце, выбрать какую-нибудь книгу, которую лавочник, всегда одалживал юному почитателю поэзии. Долго бродил он по многолюдным базарам, чтобы где-нибудь в харчевне посмотреть на странствующего дерви-ша, в чайной насладиться мугамами ашика.

Пытливый ум мальчика витал в облаках. Услышанные стихи Юнуса Эмре, Абдала, Пир-Султана, Руми долго не давали ему покоя. А по ночам, при свечах он записывал свои стихи, «высмеивая бездарных сохта, глупых богословов».

В «пристанище ученых толкователей сур Аль-Корана» не было специальных преподавателей «Дар-уль-Хадисы» и «Дар-уль-Коран», «ибо нет людей искушенных в хадисах и афуса».

С продавцом книг Сарпы Халилом Омер любил беседовать о прочи-танном. Он живо интересовался суфизмом, подолгу задерживался у прилавка, любуясь богато изукрашенными заморскими книгами, которые привозили караванщики. Специально сворачивали они с Шелкового Пути в сторону Гезлева, чтобы отдохнуть у гостепри-имного хозяина, передать книги и привет от каллиграфов Индии, Персии или Египта. Недаром Халила-эфенди знали далеко за преде-лами Крыма, посылали ему для продажи книги в кожаных, бархатных переплетах, написанные золотом, красивым каллиграфическим почер-ком. Тут был Коран, Сократ и Авиценна, толкователи «Месневи» Джалал-эд-Дина Руми, учебники Аль-Джабр и Аль-София. Особо поражали юного Омера сказки «Тысяча и одной ночи». Он начиты-вался различных приключений и ему снились прекрасные сны, кото-рые он долго помнил.

Звезды показали путь.

«...Однажды ушел Омер из медресе, долго бродил вдоль берега моря, любуясь безбрежным морским простором, слушая плач и смех чаек. В плеске волн он слышал мелодию родного края, в шуршании песка слагались стихи.

Посидев и насладившись красотой и свежестью предвечернего моря, Омер незаметно забрел на старое кладбище, куда он любил приходить и сидеть у надгробья деда, чье имя он носил. И на этот раз мальчик подошел к знакомой могиле, прочитал молитву об усопшем, присел на небольшой валун и задумался. Он думал о смысле жизни и смерти, о том, «почему человек не может быть бессмертным, почему смерть уносит прекрасных людей?» Так, продолжая размышлять Омер, стал осматривать и читать надписи на надгробных камнях.

Прекрасные изречения из Корана, выгравированные арабской вязью, на плитах из тесаных камней, поражали мальчика. Имена, имена... Вдруг внимание Омера привлек бесформенный, грубо отесанный известняк и на нем высеченные фигуры похожие на предметы. Долго присматривался он и не мог понять, что означали эти иероглифы в виде прямых палок, колеса, круга, в виде ножницы, серпа.

Омер еще не знал, что это были родовые печати тех племен, которые здесь жили. Он об этом узнает позже, когда повзрослеет. Долго бро-дил мальчик по последнему приюту людей, которые когда-то жили, любили, плодили детей, строили и боролись со стихией и врагами. Но случилось с Омером что-то невероятное, что осталось в народе Крыма легендой».

- Теплое солнце, тишина и покой царящие на кладбище, всегда приводят человека в состояние, которое может перевернуть всю его жизнь. Человек, умеющий думать, сравнивать, анализировать, подпадает под воздействие какой-то ауры, какого-то невиданного воздействия энергии. Имено в таком месте, или в храме Божьем, можно определить цель человеческой жизни.

А цель - это очищение. Нужно оставаться чистым везде, но как это сделать, никто не знает. Чтобы очиститься, нужно стать преданным, но очень трудно стать преданным. Кто стремится служить Богу, хочет жить духовной жизнью. В чем разница между тем, что делаем мы, и тем, что делают другие?

Раздумывая о смысле жизни и смерти, Омер незаметно уснул на теплом камне. И видит не то сон, не то явь. Но это действительно случилось именно с ним, поэтому он стал великим поэтом который спел гимн Крыму, воспевал подвиги крымцев, он воспевал наш край, который мы так преданно, так глубоко любим.

... Издалека льется прекрасная мелодия незнакомой песни. Голос мягкий, красивый, но чувствуется уже немолодой. Звуки саза льются как журчащий ручей. Прислушался Омер, подумал, что ему показа-лось. Но нет! это звуки саза, волшебные звуки его инструмента. Заду-шевная мелодия волшебных струн, зовет, манит, тянет к себе. Надо идти, надо дойти до туда. Омер не помнит, он поглощен pазмышле-ниями, звучащий саз выводит его из этого состояния. Он направляет-ся на этот звук.

Кончились границы кладбища, узкая дорога вывела Омера на берег лимана. Дальше степь, ковыль подпевает своим шуршанием, запозда-лые чайки с хохотом и писком спешат в степные просторы на ночлег. Ночь в степи наступает мгновенно.

Омер идет на зов, он слышит звуки все ярче и чище. Степь отдается эхом волшебных звучаний, ему вторит ветер, чуть шевеля подсохшую траву и ковыль.

Засветилась луна на ярком, безоблачном небе. Заиграли первые звездочки. Долго ли, коротко ли шел Омер по степному простору, а его затягивала степь, манила вглубь.

Идет Омер и слышит только музыку, только прекрасный голос. Он все забыл. Он ничего не помнит, кто он и что он делает, зачем идет в неизвестность, что его там ожидает. Неожиданно перед ним встал забор. Удивлен мальчик: забор в степи, где нет жилья, где нет поблизости никого Обошел кругом, нет там ворот, а музыка звучит уже за забором. В это время голос матери:

- Оглум! Посмотри направо, там высокое дерево! Осмотрелся Омер, действительно, огромный платан опустил свои ветки на забор, луна отражала каждый лист этого чудесного дерева. Вскарабкался он по ветвям и очутился в огромном дворе. Двор был весь в зелени , наступила тишина. Замелькал слабый луч зажженной свечи, мальчик направился туда. Предстал перед Омером, небольшой приземистый каменный домик, четыре ступеньки вели в богатые покои..

Кругом ковры ручной работы, вдоль стен миндеры, подушки из разноцветного бархата, в долабах книги и красивая медная, до блеска начищенная посуда. Музыка не слышна, никого не видно. Постучал тихонько в полуоткрытую дверь, прислушался. Понял Омер, навер-ное, вечерний намаз, нарушать нельзя. Подождал. Через некоторое время услышал слабые шаги, и дверь открылась. На пороге стоял старик весь в белом. Белоснежная борода, на голове небольшая вязаная белая шапочка, в руках четки. Приподнялся Омер, опустил голову в почтительном поклоне, скрестив руки на груди.

-Мир вашему дому! - приветствовал он старца.

-Будь здоров, сын мой! - ответил старец и пригласил его в дом.

Оставив чарыки у двери, мальчик вошел и сел на край миндера, осмотрелся.

Чистенький, уютный домик... вышитые полотенца на стене, висевшая на гвоздике бархатная шапочка-фес, говорили, что здесь живет рукодельница. Заметил на ковре саз удивительной работы. Подумал Омер,

- Так вот кто играл.

Старец присел, оставив четки, взял в руки саз и начал расспрашивать мальчика.

- Как ты очутился в столь позднее время у меня во дворе? - Омер не мог ничего объяснить, но ответил так:

- Достопочтенный незнакомец! Меня в ваш дом привел сам Бог, я не знаю, как я попал к вам. Я слышал мелодию саза, мне очень нравится музыка. Я сохта ханского медресе в Гезлеве, сын Абдуллы Кендже Омера - оглу, зовут меня Омер.

- Знаю, сын мой. Сам Аллах велел тебе идти ко мне? Да? Ну, раз так, значит, Аллах исполнил мою просьбу и прислал мне того, кого я хотел найти. Ты, сын мой, пришел к самому Эмре Юнусу, слышал такое имя?

- Да, дедушка, знаю. Я много читал его газели и стихи. Научился петь его песни.

- Ну, раз так, вот саз, спой мне что-нибудь.

Старец протянул саз Омеру. Тот взял, рассмотрел его, потрогал струны, проиграл какую-то мелодию. Затем, сосредоточившись, запел. С первых же нот, Эмре замер, так красиво пел мальчик. Когда закончилась песня, старец не похвалил, как это делается, а сказал:

- Ты поешь, но тебе нужно учиться. Я прожил долгую жизнь, триста лет я брожу по мусульманскому миру, триста лет учу

наследников своему искусству писать газели и петь мугамы. Хотя тебе талант музыкальный дан от Бога, но тебе еще не хватает знаний, ибо овладев, знаниями ты достигнешь совершенства. А теперь я тебе спою, - старец взял саз из рук Омера, слегка тронув струну, запел. Он пел о красоте природы, луны и солнца, пел о подвигах батыров на поле сражений, пел о красоте девушки, о степях и ветре. Одна мело-дия cменяла другую. Струны саза плясали, плакали и стонали, свисте-ли и гремели.

Омер был потрясен и заворожен. Кончилась песня, старец отложил в сторону свой саз и опустил голову, впав в глубокое раздумье. Насту-пившая тишина успокаивала разволновавшееся сердце мальчика. Отдохнув, старец заговорил.

- Значит, начнем с тобой учиться, ты станешь устазом, прославишь свой народ своими песнями и стихами.

Сколько прошло месяцев или лет, неизвестно. Омер покорял храм науки своими способностями и усердием.

Омер взрослел, крепли его знания, он постиг тайны наук.

Зиму заменяла весна, наступало лето, затем осень.

Так происходило много раз. И вот однажды, когда опять в свой черед пришла пора цветения и благоденствия, старец, посадив рядом с собой повзрослевшего Омера, сказал такую речь:

- Ну, вот сын мой, ты достиг того, чего хотел, но полного совершенства не достигал ни один человек, поэтому об этом мы не будем говорить. Говорить мы будем о достижении тобой мастерства. Ты научился мастерству владения словом. Слово превращаешь в мелодию. Теперь в добрый путь, ты стал моим наследником и об этом я тебе заявляю. - Такими словами великий Юнус Эмре проводил до порога своего юного друга".

Много воды утекло с тех пор. Окреп голос Омера, рука стала твердой, саз был послушным, подчинялся каждому нерву и каждому движе-нию юного устаза.

Гезлев стал могущественным городом, религиозным центром. В его порты заплывали чужеземные суда. Шли в направление к Гезлеву караваны с товаром со всего света. Шумели и гудели гезлевские базары, славились мастеровые своими изделиями из серебра и золота, кожи и шерсти. Увозили крымскую соль чумацкими трактами в далекие холодные страны. Завозили иноземцы лес и металл, сахар и пряности, шелк и кофе. Собирал Гезлев и многочисленных дервишей в свои текие.

Находили приют и уединение послушники и пустынники, Бекташи и Мевлеви, они совместно исполняли "cэм" и "джагран", познавали тайны общения и соблюдения адепт. И это все в скромном, тихом Гезлеве.

Большое влияние на творчество Омера произвели дервиши, которые приходили в Гезлев и подолгу оставались тут. Встретив дервиша где-нибудь в харчевне или текие, Омер подолгу беседовал с ним, узнавая и познавая мир. Услышанные новости приводили в смятение душу молодого поэта. Сказанное и услышанное тут же ложилось в поэти.-ческие строки, затем отражались мелодией в волшебном сазе. Омер пел:

- «Яшлагьымдан алдым сазы элиме

Дертли, дертли урдым сазы телине».

«С юных лет в моей руке

Поют и плачут струны саза».

Гезлев славился и своими людьми. Тут были свои известные среди мусульманского мира шейхи и хатибы. В медресе преподавали лучшие мудересы, которых приглашали в другие страны для преподавания, гезлевские поэты служили в ханском дворце.

На все свое время, на все воля Аллаха.

Одни уходят, на их смену приходят другие люди, только Гезлев оставался веками и тысячелетиями. Он помнил все и всех. В каждом камне, в каждом высохшем кусте - память народная, сама легенда.

Омер пел, он пел везде и всюду, обогащалась музыка новыми деста-нами, песнями степняков. Из одного села в другое, ходил молодой певец, воспевая свой край. Он познавал мир, который, становился ему тесен.

Молодого, красивого юношу с сазом в руке стали узнавать во всем Крыму, приглашать на устраиваемые торжества.

Однажды шейх пригласил Омера к себе и попросил, чтобы он принял участие в торжествах, которые будут устроены в честь коронования нового хана. Омер согласился и был доволен: наконец, он сможет показать свое мастерство самому хану

. За одну ночь, юноша написал оду в честь восшествия на трон Бахадыр Герая. Он знал, что новый хан тоже пишет стихи, поэтому подходил к этим торжествам очень ответственно.

Весь Гезлев готовился к вступлению на землю Крыма нового хана. Ведь первый свой путь новые ханы начинали именно с этого города. Из Порты суда доставляли наследника престола в порт Гезлева. Здесь, после намаза в торжественной обстановке, хан давал клятву вернос-ти народу, поставив свою роспись в Фирмане, шейх опоясывал наместника престола мечом Османа. Город праздновал, ликовал, гудел и пел в этот день. Только потом хан уезжал в свою резиденцию, в Бахчисарай, править государством. Рассказывают, что в какое-то время один из наследников Гирая хотел Гезлев сделать своей столицей.

Город готовился со всеми почестями встретить молодого Гирая. Целую неделю город выгребали, скребли, чистили, драили, готови-лись танцоры, подражатели, ашики, дестанисты, чтецы и мастера смеха. Тянулись караваны с лучшими товарами к Гезлевским базарам. Отары овец пригоняли к городу, для жертвоприношения. Весь город двигался, шумел, волновался.

Спаги и янычары приводили свои оружия в порядок, купали и чистили коней, натирали до блеска свои мечи и кинжалы.

Озабочен был шейх уль-ислам, ведь вся ответственность ложилась на него, он не должен был лицом ударить в грязь.

Волновался и семнадцатилетний Омер. Ему впервые надо было петь перед ханом, возможно от этого случая зависела вся его дальнейшая судьба.

С самого утра возле главных ворот, слева стояли, выстроившись, конные спаги, те, что служили султану - тимароиты и займы. Справа -янычары и сеймены.

Ждали нового хана. Вдали, в безбрежных водах Къара-дениза, появились караваны судов. Со стороны "Топракъ-Къапу" раздались пушечные выстрелы.

Базарная площадь была забита гостями, дети взобрались на деревья, весь город был сегодня на берегу, он волновался, громко переговари-вался.

Гезлев встречает Великого хана.

Заиграли зурначи, забили даулы. Народ ликует. Хан вступил на землю Крыма, в сопровождении своих придворных и карачи-беев направился к "Хан-Джами". Коронование происходило в левой стороне мечети, в специально отстроенном месте, где совершали намаз достопочтенные, туда допускались только карачи-беи.

Сегодня, Бахадыр Герай, со множеством своей свиты, давал клятву на верность крымскому' народу, опоясывал его мечом Османа главный шейх Крыма, потомок Карашаев, Шейх-Баба.

После главных церемоний, начался праздник. Бахадур-хан восседал на мягких бархатных подушках, на голове красовалась чалма с зеле-ным верхом, в голубом кафтане вышитом золотом и жемчугами. Рядом восседали карачеи: некоронованные улус-баши Ширинские, властители Перекопа Мансурские, влиятельные Яшлавские, воинственные Аргинские.

Гостей сегодня в Хан-Джами было множество. Начиналось чествова-ние нового владыки Крыма. Приносилось в жертву множество овец. Кипели котлы, жарились кебабы, рекой лились вино и буза.

Сегодня праздник, весь народ Крыма знает об этом, многие приехали в Гезлев, посмотреть собственными глазами на нового хана, а потом хвалиться у себя в селе.

Начинались развлекательные представления. Великолепное зрелище конных состязаний за чертой города. На базарной площади весь город смотрел петушиные и перепелиные бои. В сквере боролись батыры, показывали свой талант и умение чтецы. Чалисты не уставали, играя на своих музыкальных инструментах.

Богат крымский край шутниками и танцорами, сегодня они демонст-рируют свое умение. Когда на ковер выходили шутники и подражате-ли, весь народ хохотал. Луноликие юноши пели и играли на сазе, дом-ре, хавале, синтаре.

Омер волновался. Когда дошел черед до него спеть свое сочинение, он словно преобразился. Он ударил по струнам своего саза и запел так, что все вокруг притихли. Юноша пел свою касыду, он пел сегод-ня как никогда. Волшебные звуки его саза и прекрасный, звонкий голос молодого певца привлекли внимание восседавшего на мягких подушках хана. Ему понравился юный исполнитель оды в его честь. Он не мог поверить, что в Гезлеве Бог сотворил такое чудо.

Хан был горд и доволен. Он поднял руку и взглядом поманил визиря. Визирь подошел, поклонился и нагнулся к хану.

- Хорош собой, красиво держится, голос редкий, чьи поет он песни? - спросил Гирай. Визирь указал на шейха гезлевского текие. Шейх моментально предстал перед очами великого хана, и тот повторил свой вопрос.

- Великий хан, этот юноша сын местного жителя Абдуллы Кенже-Омера, назван в честь своего деда, Омером. Талант его неисчерпаем, вот он весь перед вашими очами, а оду в вашу честь написал он сам. Этот юноша достоин вашей чести! - с такими словами шейх жестом велел Омеру подойти к его величеству. Хан пристально посмотрел на красивого юношу.

Омер от смущения не мог поднять глаза и в почтительном поклоне скрестил руку на груди, удерживая в другой руке свой старенький саз.

Восседая, в окружении гостей, хан хотел послушать еще песни в исполнении юноши. Как только Омер запел, стали слышны одобряющие возгласы:

- Афферим! Маъшалла! - Он пел о своей степи, о засушливом крае, о красоте весенних полей, о топоте копыт, отражающемся эхом в его песнях, о больших пушистых облаках, уносящих его печаль и тоску, о любимой. Закончив одну песню, он начинал другую.

Гезлевцы ликовали, гости восхваляли талант юноши. Наконец хан одобрительно поднял руку и молвил:

- О, прекрасный юноша, не загордись, оставайся таким, каков ты есть! Я думаю, Омер Абдулла-оглу достоин быть в ханском дворце и украшать наш дворец своим присутствием. Афферим! - Хан повернулся, и что-то сказал своему визирю. Тот огласил желание хана подарить молодому певцу самый лучший саз.

- Теперь он будет называться Ашиком и на всех состязаниях ашиков прославлять наш Крым. - повелел новый властитель Крыма.

Омер был счастлив. Он не загордился, он оставался таким же скромным и вежливым со всеми.

Слава об Омере перешагнула пределы Крыма. Его исполнения ждали с нетерпением. Рядом с Омером умолкали птицы. Сладость его песен была все-таки в его особом голосе, совершенстве рифма и мелодии. Особый настрой, создавал новую атмосферу, вместе с музыкой он преподносил слушателям вдохновенные слова. Такую способность можно назвать «способностью души». Признание народа, которое не легко получить, пришло к нему за его чувстве ответственности, причастности к жизни!

Теперь его называли Ашик Омер.

Он воспевал свой народ, пел не только о его горе, но и о радости, пел о народе и для народа, пел о разлуке и любви, о своем крае. Когда он пел о горе, струны его плакали, стонали, поселяя в сердцах слушателей печаль и надежду. Когда он пел о радости и счастье, струны его плясали и смеялись, отображая в сердце мелодию.

В народе всегда считали, что только мудрые люди, хорошо понимающие и чувствующие душу народа, могут быть ашиками, у которых «сердца открыты и обнажены и ничто пустое, мелкое, ничтожное не привлекает их».

Омер взрослел, вместе с ним рос и его талант, данный от Бога.

«Во времена правления султанов Мехмеда-IV, Ахмеда-II, Мустафы-II Ашик Омер служил янычаром, некоторое время он жил на дальних границах Османской империи, затем он участвует в походах. Он не перестает петь и писать свои стихи. Пел он в казармах, на привалах. В то время стали его называть янычарским ашиком».

В его песнях и мугамах звучала отвага и мужество, подвиг батыров и желание победы. Исполняя песни о боевых действиях янычар, он преподносил свои песни благодарному слушателю, каждый раз в новом варианте, передавая поступки батыров, он каждый раз менял краски, узоры, сюжеты. Омер умел довести до сердца воинов триумф побед и горечь потерь.

Песни Ашик Омера уносили с собой странствующие ашики и дерви.-ши в другие страны, в особенности песни, сложенные на чужбине. Лирические стихи, переложенные на музыку можно услышать в устах народа. Они сохранились до наших дней, несмотря на гнет и уничтожение его корней, его народа.

«Классическая поэзия, бродившая по бескрайним дорогам, рождалась у Ашик Омера вместе с музыкой в Сирии и Иране, в Ираке и Средней Азии, на Кавказе и в Крыму. Из города в город, из села в село бродил Омер с волшебным сазом, чтобы остановиться где-нибудь в кофейне или постоялом дворе, перед толпой шумного базара или в людном месте, спеть свои лучшие произведения, играя на сазе». Рассказать в своих песнях о своем чудном крае, о Крыме, о тех городах, где он бывал, кого видал, что слышал, исполнить прекрасные газели, вос-петь любовь и разлуку, встречи и расставания, великие бои, великих людей тех времен. И в каждой песне великого сына крымской земли слышна великая любовь, печальная участь странника, судьба народа.

Возвращение на родину.

Труден был путь Омера, нелегок был добываемый хлеб, получая иногда «богатые подарки от щедрого хозяина, которому пришлись по душе его песни, ашик не задерживался подолгу на одном мест, он двигался дальше».

Ашик Омер стремился понять сущность мира и человека, он состра-дал человеку, который сумел преодолеть жизненные соблазны, он сострадал человеку обиженному, обделенному, порабощенному. Его стихи прямо отражают его судьбу и боль, его тревогу за будущность его народа:

«Что-то с миром случилось: в нем нету покоя,

Благородство и честность пропало куда-то,

Справедливость исчезла - ведь время такое,

Что никто не жалеет ни друга, ни брата.

Все кичливыми стали, а чем тут гордиться,

Если в душах одна лишь жестокость таится?

Все к наживе и к роскоши стали стремиться,

Забывая о сердце, - какая утрата!»

Омер чувствовал, что народу нечто угрожает, он предупреждает изменить свои отношения, свои взгляды на окружающий мир пока не поздно, он предвидел катастрофу. Он просил в своих стихах прозреть, оглянуться вокруг, видеть то, что есть на самом деле, что с ними происходит:

«Совершенство в нужде, а ничтожество в славе

Торжествует любовь лишь в богатой оправе,

Но Омер, ведь на бога пенять мы не вправе, -

Люди сами в несчастье своих виноваты».

Не о наших ли временах звучат слова, произнесенные великим устазом?

О жизни поэта мало известно, сохранившиеся предания дают очень мало сведений о его биографии, лишь стихи отображают отрывки его жизненного пути. Кто он, где бывал, какие истории ему пришлось увидеть, какие события пережить. Он тосковал по своему краю вдали от родины. О том, что он гезлевец, говорят его стихи:

«Гендим Гезлевели Умердир исмим!»

«В Гезлеве я Омером наречен!».

Жил он в Стамбуле, бывал в Бурсе, Синопе, Варне, Багдаде.

Душа поэта стремилась к покою, он устал от пыльных дорог, он тосковал по родным берегам. Для успокоение страждущего сердца, он в последний раз решил посетить святые места, отдать дань своим предкам и исполнить последнюю волю своего отца, возвратиться к своим пенатам и найти там пристанище. Договорившись с караван-щиком, Омер дошел до мусульманской святыни, попил воды из священной реки, побывал на Арафате, исполнил молитву, очистил душу во имя Бога и верности ему.

Все что нужно мусульманину было исполнено. Предстоял долгий путь домой, в Крым. Где пешком, где в телеге или на лошади, по безводью и пустыне, по горячим пескам, через высокие горы и реки, моря и шумные города. Останавливаясь на короткое время и двига-ясь, он шел, после долгой разлуки домой.

Старость давала о себе знать, да и голос уже был не тот. Останавливаясь где-нибудь ненадолго, он чувствовал приближение конца. Те же звезды он видел на ночном небе, так же светила луна, тот же легкий ветер подпевал в шелесте ковыля.

Когда караван, с которым прибыл в Гезлев Омер, вошел в город и остановился возле хана, была глубокая ночь. Родные улочки в покое, тишина... Только минареты на базарной площади, как и много лет назад, возвышались словно сторожа, глядя в даль и наблюдая за низенькими татарскими домиками. Как и много лет назад был слышен шум прибоя, море шептало слова признания великому поэту.

Как и всякий истинный мусульманин, еще одну мечту хотел воплотить в жизнь великий Ашик. Он мечтал, на месте, где много лет стоял его родной дом, недалеко от кладбища, где были похоронены его предки, воздвигнуть величественную мечеть, дабы благочестивые мусульмане приходили в эту мечеть и отдавали дань Богу. Два года ушли на воздвижение мечети. Позвал голос муэдзина правоверных к намазу, воздали жители того квартала (маале) хвалу и славу гезлевцу, прославивший их скромный город на весь мусульманский мир.

На входе в Джами были выгравированы слова великого Мухаммеда Хафиза: «Очисть совесть и лишь затем входи в питейный дом, так чтобы он не был осквернен тобой».

Пять раз в день голос муэдзина возвещал о службе, дабы соблюсти адеб и выполнить зикр.

Строительством мечети Ашик Омер отдавал дань единственной любви, которую он пронес через всю свою жизнь и до последнего дыхания он оставался, верен своим чувствам:

«Тобой, чьи волосы как ночь,

Мой скорбный разум одержим:

Но как беде моей помочь?

Аллах, внемли мольбам моим!

За встречу нежную в тиши

Отдам весь мир своей души:

...Омер сквозь слезы говорит:

Разлука раны бередит,

Душа и плачет и скорбит -

О, песня, вместе мы сгорим!»

Нашел он свое последнее пристанище в 1205 хиджры на 86 году жизни. Об этом повествуют его последние стихи. У стен почтенной мечети покоится прах великого устаза, который нашел успокоение души в родном Гезлеве, сердце, полное любви и преданности своим корням, своей земле:

«Влюбляться Омеру уже не по силам,

Любовь отвернулась - я стал ей не милым.

Пора, наконец, твоим песням унылым

Покинуть обитель страданий настала».

«Слава Ашик Омера облетела не только бескрайнюю Османскую империю, но и достигла гор Кавказа, Среднюю Азию и песков Аравийской пустыни. Около полутора тысяч его стихов сделали его самым популярным и плодовитым поэтом».

Послесловие

В Бахчисарае, в 1894 году в издательстве «Терджиман», вышел сборник Ашика Омера из 109 стихотворений, газелей и дестана. Почти сто лет не вспоминали имя великого ашика.

В 1990 году в Ташкенте, в издательстве имени Гафура Гуляма на кириллице вышел двухтомник на крымско-татарском языке.. Решид Мурад в журнале «Иылдыз» № 6 1988 писал: «Великий мастер саза в лирических струнах отображал мысли и слова великой любви к своим корням. Он предупреждал, что нет ничего вечного, берегите то, что есть. Весну в родном крае, украшают трудолюбивые руки»:

«Кому-то смерть принять, кому-то жить -

Так власть свою вершила ты, судьба,

В ту чашу, что пришлось мне осушить,

Любовь и хмель вложила ты, судьба.

Все потерял - богатство мне не впрок.

Закон любви: зачем ты так жесток?

С бедою сладишь - горе на порог,

Не зря меня страшила ты, судьба».

Ашик Омер любил свой народ и вот что об этом он сказал:

«Джаным джанан истерсе миллет джаныма,

Джан недир ки, оны къурбан этмейим джаныма».

«Если будет нужно,

Я стану жертвой у народа».

[agacir]

[В тихом, застенчивом городе Гезлеве (в переводе с тюркского «Гез-лев» означает «cкрытый», «cпрятанный»)]

извините, но это кажется не совсем правильный перевод, т.к. Гезлев это c тат.кизлэу "родник" www.kyrgyz.ru/forum/...5533;entry30217

конечно можно не знать этого слова и перевести как «cкрытый», «cпрятанный» для рускоязычных это все же лучше чем «козел» ...

[Alia]

Уважаемый Агацир, за две недели в Евпатории я услышала и увидела в книгах и другие варианты (типа "Наблюдательный пост" и даже "Шпион"). Может, кто-нибудь из Крыма внесет ясность?

[agacir]

Уважаемый Агацир, за две недели в Евпатории я услышала и увидела в книгах и другие варианты (типа "Наблюдательный пост" и даже "Шпион"). Может, кто-нибудь из Крыма внесет ясность?

Уважаемая Алия! Вы читали по ссылке (нажимали)? Кого Вы хотите услышать из Крыма? Оккупантов и их детей? Они еще и не такое напридумывают из своей короткой памяти и напишут истории того чего не было...

Я за 1000км не будучи в Крыму, не зная крымско-татарского сказал вам как это переводится правильно и что оно означает. Потому что язык единный тюркский, узнаваемый, через расстояния и столетия...

Более того похоже все т.н. "русские" города с названием Козел, Козельск и т.п. происходят от этого тюркского топонима "родник, ключ".

[Alia]

Уважаемый Агацир, повесть написала к.и.н. Алифе-ханум Яшлавская, которая там живет (smile).

[agacir]

кажется что даже грубый машинный перевод андроидами империи типа как Вы указали "Наблюдательный пост" и даже "Шпион" и то ближе по смыслу к значению слова-топонимики, тем более с учетом того, что последние не знают другого языка кроме шпиономании и поиска врагов

[Lilya]

Прочла в одном блоге (Карта мира: Крым), что имя Ашыка Омера ведет свое начало от от имени Гомер (Homer). Что вы скажете на это, уважаемые знатоки?