Исторический роман "Гунны"

[Гость Эльтебер]

Наконец, Ильдико повернулась к нему.

- Я объясняю королю, что ты - друг. Что он может доверять тебе и что,

быть может, скоро ты станешь его наездником. Видишь, как он

присматривается к тебе. У него есть разум, и обычно он быстро принимает

решения. Иногда мгновенно. И он показывает, нравится ему кто-то или нет. Я

видела, как он выказывал к человеку бешеную ненависть, и вот таким следует

держаться от него подальше. Как он воспринимает тебя, пока сказать не

могу. Он, похоже, в раздумьях. Но, по-моему, он тебя полюбит.

- Вроде моя особа пока не вызвала у него неудовольствия.

- Ты - один из нас, и он это знает. Главное в другом. Полюбит ли он

тебя, позволит ли сесть на его спину. С тех пор, как мы уехали из дому, он

разрешал это только мне. Хартагер знает, что он король, и не допускает

никаких вольностей.

В последнее время он немного нервничает, - продолжала Ильдико. -

Думаю, ему хочется домой. Много раз я видела, как он застывает и смотрит

на север. Ему не достает прохлады нашего воздуха, сочности трав наших

лугов, общения с братьями, что остались на пастбищах Роймарков. Иногда мне

кажется, что он думает о Рорике. Знаешь, он и мой брат были большими

друзьями. Как по-твоему, он знает, что Рорик мертв?

- Да, он бы знал, - ответил Николан. - Если бы Рорик умер.

Ильдико метнулась к нему, вихрем пролетела несколько разделяющих их

ярдов.

- Если бы Рорик умер? - воскликнула она. - Николан, что это значит?

Разве в этом есть сомнения? Ты сказал мне не все? Так говори же, не томи

меня! Ты полагаешь, он жив?

- Возможно, это ложные надежды, поэтому я ничего тебе не говорил. Но,

Ильдико, тело его так и не нашли. Склон обыскали снизу доверху, потому

что, так мне сказали, Ранно очень хотелось найти тело. Безо всякого

результата. На следующее утро, прежде чем уехать с арьегардом, я тоже

побывал на склоне того холма. Его густо устилали тела погибших, но Рорика

среди них не было.

- Но, Николан! - от волнения у нее перехватило дыхание. - Если он не

умер, что с ним стало? У него была ужасная рана. Стрела попала в глаз! -

по телу Ильдико пробежала дрожь. - Его вынесли с поля боя? Кто мог это

сделать?

- Я тысячи раз задавал себе эти вопросы. Но так и не нашел

вразумительного ответа.

- Если он жив, то где он был все это время? Почему мы ничего о нем не

слышали? Как это ужасно! Его взяли в плен? Эти дикари, что занимали

вершину холма? Его продали в рабство?

- Я сожалею, что завел этот разговор. Теперь ты не сможешь не думать

об этом.

- Я понимаю, что вероятность его спасения очень, очень мала. Но

слабенький огонек надежды лучше, чем ничего.

Она вернулась к Хартагеру, который спокойно стоял на том же месте.

Провела рукой по гриве.

- Ты помнишь Рорика? - спросила она. - Разумеется, помнишь. Вы были

друзьями, ты и мой дорогой Рорик. Он был первым твоим наездником. Он сидел

на твоей спине в то утро, когда за твой быстрый бег мой отец назвал тебя

нашим новым королем.

Николан пристально смотрел на вороного. И когда Ильдико отошла в

сторону, занял ее место у его головы.

- Хартагер, - обратился он к жеребцу, - ты настоящий король и волен

выказывать свое благоволение тем, кому пожелаешь. Возможно, я не вхожу в

их число. Но девушка, к который мы оба питаем самые теплые чувства,

надеется, что мы сможем подружиться. Она замолвила за меня слово и,

надеюсь, ты сочтешь этот довод достаточно весомым.

Он положил руку на холку жеребца. Хартагер стоял смирно. Не дернулся,

негодуя против посягательства на свою неприкосновенность.

- В такой день одно удовольствие промчаться по холмам, - Николан

шагнул ближе и одним прыжком взлетел на спину лошади. Хартагер мотнул

головой и поднялся на задние ноги, словно намереваясь избавиться от

лишнего веса. Наступил решительный момент: или Хартагер смирится, или

будет бороться до конца, но скинет неугодного ему наездника. Николан, не

долго думая, надавил правым коленом на бок лошади. Хартагер опустился на

все четыре ноги и галопом поскакал к вершине холма.

- Быстрее, - шепнул Николан, наклонившись к уху жеребца. - Шире шаг,

о король. Пусть ветер наполнит наши легкие, а топот твоих копыт слетит с

холмов, как далекие раскаты грома.

И скоро до Ильдико, всматривающейся вслед удаляющимся лошади и

всаднику, донеслись звуки, похожие на шум приближающейся грозы.

7

Около полуночи караван вдовы прибыл к длинному дому Роймарков. Их

встретили ворота палисада, заложенные тяжелыми брусьями, дабы их не открыл

дьявол и прочая ночная нечисть, и закрытые ставнями окна. Дважды пропел

горн, прежде чем из-за заостренных бревен мужской голос пожелал узнать,

кого это принесло в такую позднотищу. По дрожи голоса чувствовалось, что

его обладатель предполагает самое худшее.

- Это Бастато, - шепнула Ильдико Николану. - Он не любит, когда его

будят ночью. Сейчас он ужасно зол.

Рядом с Бастато, с факелом в руке, стоял старик Бларки, дворовый шут,

и выражение лица домоправителя не оставляло сомнений в том, что он сильно

не в духе.

- Кто здесь? Кто? - повторил он. - Приличные люди в такое время по

дорогам не бродят.

- Хорошо же ты встречаешь меня, Бастато! - воскликнула Ильдико,

выступая вперед, в круг света, отбрасываемый факелом.

Старый домоправитель всмотрелся в нее. Узнал, и тон его разом

изменился.

- Да это же госпожа Ильдико! Поднимай всех, Бларки, пусть немедленно

готовят ужин. Бринно, дай знать госпоже Лаудио, что вернулась ее сестра!

Шут подпрыгнул, изображая радость, и исчез в темноте дверного проема.

- Поднимайтесь, дубоголовые! Просыпайтесь, сучьи дети!

Вдова и ее команда уже были во дворе, когда в дверях появилась

Лаудио, в торопливо надетом синем платье, со спутанными после сна

волосами. Она коротко глянула на Ильдико.

- Наконец-то явилась, сестра моя, - в голосе ее не слышалось теплоты.

- Долго же ты отсутствовала.

Младшая сестра подбежала к старшей, обняла ее.

- Лаудио! Как я рада, что вижу тебя вновь. У тебя все в порядке? Ты

всем довольна?

Лаудио снизошла до того, чтобы холодно поцеловать сестру в щеку.

- У меня все в порядке. Но довольной мне быть не с чего.

Ильдико отпрянула, всмотрелась в лицо старшей сестры.

- Лаудио, мой отец... Он... Он?..

- Он все еще жив, если ты спрашиваешь об этом, но мы не питаем особых

надежд. Дело лишь во времени. Ему остались дни. Может, часы.

- О, Боже, благодарю Тебя. Ты позволил мне прибыть вовремя, - глаза

ее наполнились слезами.

Затем Ильдико представила сестре своих спутников. Лаудио, впрочем, и

сама догадалась, что женщина в голубой накидке из дорогой восточной ткани

- Евгения Тергесте. Знаменитую вдову знали все. Затем темно-карие глаза

Лаудио переместились на здоровяка Ивара. Она, несомненно, узнала его, но

не подала виду и лишь чуть поклонилась.

- Мой новый муж, - вставила Евгения. - Четвертый.

- А кто-то еще утверждает, что в путешествиях нет толку, - раздался

сзади скрипучий голос старика Бларки.

- Нас шестнадцать человека, - добавила Ильдико. - Найдется всем

место?

- Конечно, - Лаудио гордо вскинула голову. - Гостеприимство Роймарков

не знает пределов. Или ты провела вне дома столь много времени, что забыла

об этом?

Из дома высыпали слуги, еще сонные, но радостно улыбающиеся. Они

опускались на колени перед младшей дочерью Мацио и целовали ей руку. А в

доме Бларки расталкивал особо заспавшихся, кляня их последними словами.

- Я скажу отцу, что ты приехала, Ильдико, - Лаудио повернулась к

двери. - Надеюсь, он сможет повидаться с тобой. Он совсем слабый.

На лице Ильдико отразились негодование и удивление.

- Но, Лаудио, я пойду вместе с тобой! - воскликнула она. - Разве я не

дочь хозяина дома? Я жду не дождусь той минуты, когда увижу моего любимого

отца.

- Как пожелаешь. Но переживет ли он встречу с тобой?

"Если эта женщина выйдет замуж за Ранно, - подумал Николан, - они

составят достойную пару".

Николан вошел во двор одним из последних и старался привлекать к себе

как можно меньше внимания. Но Ивар, возвышающийся над всеми наголову, не

мог остаться незамеченным. А потому у слуг возникла масса вопросов. Тот ли

это здоровяк, что приезжал с Николаном Ильдербурфом? Если тот, то где

сейчас Николан? По-прежнему в армии Аттилы?

В обеденный зал, занимающий большую часть дома, принесли еду, и

путешественники отдали должное холодному мясу и красному ячменному пиву.

Николан не стал садиться за стол, но поднял крест, показывая, что он

постится. И с нетерпением ждал возвращения Ильдико, чтобы узнать о

самочувствии ее отца. Стоя в прихожей, он услышал ее голос. По тону

чувствовалась, что отец если и плох, то уж во всяком случае не умер.

Николан шагнул к комнате Мацио и тут Ильдико вышла из двери вместе с

Лаудио. Николану в этот момент она напомнила бутон цветка, раздавленный

каблуком. А секундой позже она чуть улыбнулась, повернувшись к сестре.

- Как хорошо, что я успела приехать.

Лаудио хмуро посмотрела на нее.

- Твой отъезд обошелся нам дорого.

Две сестры в молчании смотрели друг на друга. Похоже, пытались

понять, как же теперь будут строиться их отношения. "Моя бедная Ильдико, -

подумал Николан. - Она-то ожидала, что Лаудио встретит ее с распростертыми

объятьями. Она в недоумении, бедный ребенок, и так несчастна".

Сестры продолжили разговор шепотом, так что Николан более ничего не

слышал. Лицо Лаудио закаменело, ее ледяной взгляд сверлил Ильдико. А та

едва не плакала.

Наконец, он расслышал голос младшей сестры.

- Ты ничего не говоришь о Рорике. Означает ли это, что он не давал о

себе знать?

Лаудио кивнула.

- Рорик мертв. Мы давно сжились с этим. И можем надеяться лишь на то,

что на заседании Ферма будут определены виновные в его смерти. А потом и

наказаны.

- Кто займет место отца?

Лаудио холодно усмехнулась.

- Кто, как не Ранно? Почему ты спрашиваешь? Он - единственный из

сыновей знатных родов вернулся с той ужасной битвы.

- Так его выбрали?

- Не было никаких выборов. Когда претендент один, какой смысл

собирать Ферма и голосовать?

- Но, сестра, это выборная должность, требующая всенародного

голосования. Вспомни, как столетия назад выбрали представителя нашей

семьи? Общий сход собрали на берегу Волги, и на принятие решения ушел

целый день. С тех пор на Ферма председательствовал Роймарк.

- Времена изменились, - ответствовала Лаудио.

Ильдико помялась.

- Ты скоро выходишь замуж за Ранно?

Лицо старшей сестры полыхнуло румянцем.

- Откуда мне знать? Мое замужество в руках отца. Он мне ничего не

говорил. Он не делится со мной своими планами. Это твоя привилегия.

Возможно... - голос ее наполнила горечь, - он скажет тебе, каковы его

намерения в отношении меня.

Дорогая сестра, почему ты так холодна и сурова? - воскликнула

Ильдико. - Я всегда так любила тебя! Я надеялась, что ты обрадуешься,

увидев меня, но теперь мне ясно, что мое возвращение тебе не по душе.

Ты приехала не для того, чтобы повидаться со мной. Но, раз уж ты

здесь, я дам тебе совет. Держи волосы под этой черной тряпкой. Не тряси

своими желтыми патлами перед нашими людьми. Ты, должно быть, знаешь, что

армии Аттилы отступают. Приехав сюда, ты сама отдала себя в его руки.

Лаудио повернулась в направилась в темную прихожую, где стоял

Николан. Поравнявшись с ним, остановилась, посмотрела на него,

нахмурилась. Затем, не сказав ни слова, проследовала дальше.

"Боюсь, она начинает догадываться, кто я такой", - подумал Николан.

Бастато подошел к Николану и извиняющимся тоном сказал, что спать ему

придется в одной комнатушке с двумя слугами госпожи Евгении.

- Священник из Фурле прибыл раньше вас с восемью сопровождающими, -

объяснил Бастато. - Десятерым нашим работникам придется спать под столом.

Служанки пойдут на конюшню и проведут ночь на сеновале.

Во время разговора Бастато пристально вглядывался в Николана, словно

знал, кто скрывается за личиной миссионера. Впрочем свои выводы он

оставлял при себе. А может, Ильдико ввела его в курс дела.

Двое слуг уже спали на брошенных на пол охапках сухой травы,

наполняли комнату храпом. Подушку заменяло бревно. Николан устроился рядом

с ними, но еще долго лежал без сна.

Тропа, уходящая от лугов, взбегала на склон холма и оканчивалась в

роще высоких деревьев. Николан с самого рассвета сидел на ветви у вершины

одного из них. Со своего "насеста" он видел землю, по праву принадлежащую

ему, и его глаза вбирали в себя зелень травы, на которой когда-то паслись

лошади Ильдербурфов.

"Мне никогда не вернуть их, если я не пойду напролом, - мысль эта раз

за разом приходила ему на ум. - Почему я должен возвращаться домой в чужом

обличие, словно вор в ночи?

Усевшись по-удобнее, он вытащил из пояса маленькую бутылочку.

Содержащаяся в ней жидкость снимала краску, и, не теряя времени, Николан

начал энергично втирать ее в кожу лица, шеи, рук. Легкий теплый дождь,

накрапывающий с утра, превратился в ливень, облака над головой заметно

почернели, а ветер все сильнее раскачивал верхушки деревьев, грозя

сбросить его на землю.

Вот тут он и заметил человека в длинном синем плаще и матерчатой

шляпе, спешащего вверх по склону. Присмотревшись, Николан понял, что это

Ильдико.

Не дойдя до первого дерева, девушка подняла голову, сразу нашла в

листве Николана.

- Я подумала, что ты, скорее всего, здесь.

Николан искренне удивился.

- Когда я уходил, все еще спали. Только на кухне растапливали печь.

Как ты догадалась?

Ильдико проследила взглядом за воронами, летящими к лесам

Ильдербурфов.

- Маленькой девочкой я часто взбиралась на это дерево. Сидела и

молилась о том дне, когда мы сбежишь из Рима и вернешься. Затем я шла

домой и просила отца купить тебе свободу. Но он отвечал, что никто не

знает, где тебя искать... Ты стер эту ужасную краску! - воскликнула она. -

Я рада, хотя теперь Ранно узнает о твоем присутствии, - она по-прежнему не

отрывала от него взгляда. - Как хорошо, что ты ничуть не изменился с того

дня, когда внезапно появился рядом со мной и решил, что сможешь догнать

меня, скачущую на Хартагере. Миссионером я тебе не воспринимала, - Ильдико

хихикнула. - Ты напоминал мне одинокую печальную мартышку, грустящую о джунглях!

[Гость Эльтебер]

Николан спустился вниз, перехватывая ветви руками, совсем как

упомянутое Ильдико животное. Вскоре он уже стоял перед девушкой.

- Я любил тебя всю жизнь! - вырвалось у него.

Ильдико не ожидала столь быстрого развития событий. Лицо ее залил

румянец.

- Я влюбился в тебя с первого взгляда. Но ты тогда была совсем

маленькой и, наверное, ничего не помнишь.

- Помню, - возразила Ильдико.

- Мой отец взял меня с собой, направляясь в гости к твоему отцу. Лет

тогда мне было немного, и он полагал, что в своем возрасте я - лучший

наездник. Но, спустившись с холма на луг, мы увидели крошечную фигурку на

черном скакуне.

Ильдико кивнула.

- То был внук прежнего короля. Мы думали, что он станет новым

королем, но скоро стало ясно, что ему не хватает скорости.

- Отец сказал мне: "Должно быть, это вторая дочь". И остановил

лошадь. Едва ли ты была старше пяти лет, но ты вытворяла такое, на что я

никогда бы не решился. Ты перепрыгивала высокие загородки и перелетала

через широкие канавы. "Она едва вылезла из колыбели, - пробормотал отец и

мрачно посмотрел на меня. - Сын мой, когда мы приедем, ты сразу спрыгнешь

с лошади и не сядешь на нее до самого нашего отъезда. По возвращении

домой, я сам займусь твоей подготовкой, - по его тому я понял, что он в

глубокой печали. - В моей руке всегда будет хлыст. Я научу тебя скакать на

лошади". Он не бросал слов на ветер. Он и его хлыст многому меня научили,

- Николан помолчал. - Ты ничего этого не помнишь.

- Наоборот, помню, и помню все. Я увидела тебя и решила доказать, что

достойна внимания, несмотря на юный возраст. Я еще подумала: "Это же сын

Ильдербурфа. Неужели он думает, что может скакать как Роймарк? Но для меня

ты выглядел таким большим и взрослым. Как ты, должно быть, ненавидел меня!

- Нет! - воскликнул Николан. - Раньше я никогда не видел девочку с

золотыми волосами. И ты была в красных сапожках, таких маленьких, что они

едва ли влезли бы на лапки котенка. Я тут же в тебя влюбился.

И с тех пор ты не выходила у меня из головы. Я думал о тебе днем, и

ты снилась мне по ночам. Тебе это интересно?

- О, да. Очень интересно. Расскажи мне все-все-все.

- Когда ты мне не снилась, я скоро забывал свои сны. Но я помнил их с

начала и до конца, как только в них появилась ты. Ты видишь цветные сны?

Ильдико насупилась.

- Цветные? Не знаю. Как-то не задумывалась над этим. Если я не

ошибаюсь, сны у меня всегда серые и как бы подернуты дымкой.

- Вопрос этот часто обсуждался в Риме. Молодые патриции, стремящиеся

завоевать расположение Аэция, приходили к нему в кабинет и старались

произвести на него впечатление своей ученостью. Сидя в своем углу, я

слышал все, что там говорилось. То была их любимая тема, и все они думали,

что цветные сны - следствие того, что они спали допоздна (все римляне,

кроме Аэция, спали допоздна), поскольку вызывают их солнечные лучи,

падающие на лицо. Я-то знал, что они неправы, поскольку ты мне снилась

каждую ночь и всегда в цвете. Я даже пытался слагать в твою честь стихи,

но дальше одной строки дело не пошло: "Твои волосы, что пыль огненных

опалов". Я понял, что закончить стихотворение мне не удастся.

- Но строка хорошая, - улыбнулась Ильдико.

- Летом у тебя на переносице выступали веснушки. Меня это радовало,

так они служили доказательством того, что ты все-таки человеческое, а не

небесное создание. В одну ночь во сне я увидел тебя так отчетливо, что

смог пересчитать твои веснушки. На следующий день я попросил тебя взять

зеркало и сосчитать их самой. Ты насчитала...

- Семь, - без запинки ответила Ильдико.

- Именно столько их было и в моем сне. Даже тогда я понимал, что ты

мне не пара. А теперь... ты отвергла руку и сердце восточного короля, и

убегаешь от гуннов, чтобы не стать женой их императора.

- Одной из сорока, - уточнила Ильдико. - Тебе не приходило в голову,

что есть мужчина, которого я предпочла бы всем остальным?

Дождь уже лил как из ведра. Прижавшись друг к другу, они стояли под

деревом и он видел, что плащ Ильдико - слабая защита от ливня. Поднял ей

воротник и пальцы его дрожали, касаясь маленького подбородка или

оказываясь в непосредственной близости от ямочки в щеке. И тут Ильдико

напомнила ему, что он еще не назвал ей причину, заставившую его смыть

краску.

- Их много, - ответил Николан. - Как я могу добиться твоего

благоволения, если выгляжу в твоих глазах печальной африканской мартышкой?

Как я могу в таком обличии сыграть какую-то роль в подготовке к тому дню,

когда рухнет империя гуннов? С этим задержки быть не должно, потому что мы

не можем оставить это дело в некомпетентных руках Ранно. И еще, я хочу как

можно скорее стереть пятно с моей чести, доказав, что я не имею никакого

отношения к тому приказу, что послал твоего брата на смерть.

Она посмотрела ему в глаза.

- Я никогда в это не верила! Никогда!

Николан взял ее за руки, сильно сжал их, выказывая, пусть и в малой

степени, те чувства, что переполняли его.

- Я не собирался столь скоро признаваться тебе в любви, - воскликнул

он. - Но, так уж получилось, что сил молчать больше нет!

- Ты не подумал обо мне, - мягко укорила его Ильдико. - Когда женщине

признаются в любви, она должна выглядеть как богиня. Одетая в шелка, что

нежно шуршат при любом ее движении, с уложенными волосами. Надушенная и

напомаженная. А я сейчас напоминаю утопающую мышку.

- Ты прекраснее Клеопатры со всем ее золотом, парчой,

драгоценностями.

Ильдико радостно улыбнулась.

- Какой у меня галантный кавалер! Я не забуду этого комплимента. Но,

пожалуйста, позволь объяснить, что привело меня сюда вслед за тобой. - У

самого ствола она нашла кусочек сухой земли, села, понизила голос.

Настроение ее переменилось к худшему. - Я уверена, что вскорости многое

может случится. Непонятное, может, ужасное. Я пришла, чтобы поговорить с

тобой наедине о том, что мы можем предпринять.

Николан присел рядом. Дождь лил все с той же силой. Казалось, боги

открыли все вентили в небесных цистернах, решив вылить на землю весь

зимний запас влаги.

- В тот день в Эпире, когда я возвращалась на Хартагере после заезда,

я столкнулась с невысоким темнокожим мужчиной, что сидел у стены,

подкидывая и ловя золотые монеты. Он был невероятно уродлив, злобного

вида, но заговорил со мной очень дружелюбно. Сказал, что выиграл это

золото, поставив на меня и вороного, и теперь хочет отплатить мне добром,

дав дельный совет.

Он сказал, что приехал из Африки и каким-то боком связан с лошадьми и

скачками, а потому общается с разными людьми и многое слышит. "Уезжай, -

посоветовал он мне. - Уезжай немедленно. Этот ужасный Аттила заслал сюда

своих шпионов. Они сообщат ему о твоем местопребывании". Я возразила, что

Аттила ничего не сможет поделать со мной, поскольку мы находимся так

далеко от границ его империи. Темнокожий мужчина покачал головой. "Он

схватит всех твоих родственников и друзей и будет угрожать, что все они

умрут медленной смертью, если ты не приедешь к нему. Но он на это не

пойдет, не зная, где ты находишься. Слушай меня, золотоволосая госпожа.

Уезжай в Афины. Найми корабль и плыви на Восток. До самого Китая. Только

там до тебя не дотянутся его щупальца.

Я рассказала об этом разговоре вдове. Она знала этого человека. "Он

парень честный. Если он говорит, что шпионы Аттилы здесь, значит, так оно

и есть. Мы должны уехать немедленно". И мы уехали в тот же вечер.

Маленький темнокожий мужчина пришел к нам перед самым отъездом. "У шпионов

Аттилы есть картинка, на которой изображена ты. Не теряйте времени". Мы

умчались в Афины, но не сели на корабль, как предлагал он, а отправились

на север, в Константинополь.

Прошлым вечером я говорила с отцом и он дал мне тот же совет, что и

тот африканец. Только предложил ехать через Галлию и сесть на корабль,

идущий на Восток, в Марселе. Он хочет, чтобы со мной уехали Евгения, Ивар

и Лаудио, если ее удастся уговорить.

- Он знает обо мне? - спросил Николан.

- Я сказала ему, что ты с нами. Он глубоко задумался, прежде чем

заговорил вновь: "Он понадобится здесь, когда империя Аттилы развалится,

словно полено под топором дровосека". Я сказала, что именно поэтому ты и

вернулся, и он добавил: "Он должен занять место моего бедного Рорика".

Тогда я заявила, что никуда не поеду.

- Но ты должна! - воскликнул Николан.

Ильдико смотрела на тропу, по которой ручьем текла вода.

- Нет. Другие пусть едут. Я сама уговорю их. Им нет нужды рисковать

жизнью. Но мое место здесь.

- И что сказал на это господин мой Мацио?

- Он спросил, хочу ли я остаться из-за тебя. Я сказала... - Ильдико

запнулась. Лицо ее, до того бледное, внезапно стало пунцовым.

- Пожалуйста. Скажи мне, что ты ему ответила?

Губы Ильдико дрогнули.

- Я ответила: "Да".

Их взгляды встретились. Они молчали, потому что все было ясно без

слов. Он получил ответ, которого ждал, и теперь его захлестнула волна

радости, ибо понял, что ему есть на что надеяться, к чему стремиться.

Он вновь взял Ильдико за руки.

- Ты тоже считаешь, что мне нужно остаться?

Она ответила без малейшего колебания.

- Возможно, это будет стоить нам жизни. Но другого пути нет.

Николан кивнул.

- Ранно тут же выдвинет свои обвинения перед Ферма. А шпионы Аттилы

доложат ему о твоем возвращении домой. Ты все равно готова рискнуть?

- Я останусь с тобой.

- Тогда мы должны хоть как-то обезопасить себя. Я немедленно поеду к

отцу Симону и попрошу его обвенчать нас. Возможно, он даже согласится

поселить нас в своей пещере на холме Бельдена.

- Пока мой отец жив, я буду при нем. Потом... если ничего не

помешает... я присоединюсь к тебе. Места там хватит нам обоим. Отец Симон

как-то сказал мне, что пещера большая и не очень сырая.

- Я привез тебя сюда в тяжелый момент, - Николан печально покачал

головой. - Отказаться от двух тронов, чтобы попасть в такую передрягу.

Ильдико с нежностью посмотрела на него.

- Я всем довольна. Думаю, нам пора возвращаться. Утром я еще не

видела отца, а он, возможно, спрашивал обо мне.

Он наклонилась, чтобы снять башмачки.

- Пойду босиком по траве.

Башмачки были такие маленькие, практически невесомые. Николан положил

их в карман насквозь промокшей туники. Затем положил руки ей на плечи,

развернул Ильдико лицом к себе.

- Наш небесный Создатель, трудам которого обязано своим

существованием все живое и неживое, поступил несправедливо, когда решил

даровать тебе такую красоту. Несправедливо по отношению к другим женщинам

и несчастным мужчинам, которые с первого взгляда безумно влюбляются в

тебя, - он прижал ее к себе и поцеловал, в первый раз. Поцелуй этот длился

вечно, а Ильдико, похоже, не возражала, уютно устроив головку у него на

плече. - Теперь я верю, что ты действительно принадлежишь мне. И я

счастливейший смертный на земле!

[Гость Эльтебер]

Когда они, держась за руки, вышли из-под деревьев, дождь поутих.

Просветлело и небо. Но они побежали по мокрой траве, не обращая внимая на

брызги, летевшие во все стороны, если ноги их попадали в лужи. Еще до

того, как они спустились с холма, стало ясно, что ливень кончился.

Северный ветер начал рвать облака и в просветах, через которые врывались

солнечные лучи, показалось синее небо.

Николан сжал ладонь Ильдико.

- Ты, похоже, можешь бежать так же быстро, что и я. Однако я не вижу

крылышек на твоих плечиках.

Ильдико остановилась у изгороди, огораживающей луг, хотя вся дрожала

от холода в мокрой одежде.

- На это стоит посмотреть. Мне хочется знать, полагают лошади

Хартагера своим королем или уже нет.

Все лошади укрылись от дождя в конюшнях, но, видя, что он закончился,

черная голова появилась из ворот. И долго, не меньше минуты оценивала

ситуацию.

- Я так и знала! - радостно воскликнула Ильдико. - Они ждут его

команды. Посмотрим, что будет дальше.

Хартагер медленно вышел из конюшни. Сделал несколько осторожных

шагов, остановился, поднял голову, изучающе посмотрел на облака. Взмах его

хвоста, похоже, послужил сигналом, поскольку остальные лошади последовали

за ним. Они держались за его спиной плотной кучкой. Поневоле напрашивалось

сравнение с генералом, обозревающим поле битвы, и его штабом, ожидающим

приказов. Затем молодняк, однолетки и двухлетки, помчались галопом на

другой конец луга.

Ильдико присела и знаком предложила Николану последовать ее примеру.

- Не хочу, чтобы он меня видел, - прошептала она. - У меня ничего для

него нет, а он знает, что я всегда приношу ему яблоко или кусок сахара.

Пойдем отсюда.

Пригнувшись, они направились к дому.

- Ты высоко ценишь возможности великого Хартагера, - заметил Николан.

- Иной раз можно подумать, что он рожден с человеческим разумом.

Ильдико пренебрежительно фыркнула.

- Да он умнее большинства людей. Он всегда знает, как себя вести, что

делать. Он держит себя в отличной форме и никогда не ест слишком много. Он

требует уважения и указывает своим подданным положенное им место. А какое

у него чудное сердце!

- Ты разбираешься в лошадях гораздо лучше меня, - смиренно признал

Николан.

- Дорогой мой, тебе просто не дали возможности пообщаться с ними. Ты

был совсем юным, когда работорговцы увезли тебя. И потом, твой отец, как и

многие крупные землевладельцы, держал не только лошадей, но коров и овец.

Роймарки многие поколения занимались только лошадьми. Не одно столетие. Я

уверена, они узнали многое такое, что просто недоступно другим, - она

задумалась, потом добавила. - Боюсь, придет день, когда наш род прервется

и наши знания будут потеряны и забыты.

- Ты веришь, что они понимаю твои слова?

- В определенном смысле. Естественно, они не понимают значения многих

слов, но интонации голоса для них - открытая книга. Они знают, когда ты

доволен или зол. Они могут сказать, когда ты весел или печален. Они

наблюдают за тобой уголком глаза и им известно, что ты задумал, - Ильдико

помолчала. - Ты часто говорил со своими лошадьми?

- Нет. Редко.

- А напрасно. Они это обожают. Учти, лошади не любят одиночества, им

нравится, когда их не оставляют без внимания, разговаривают с ними.

Позволь мне рассказать историю о Хартагере. В заезде в Константинополе,

когда мы вернулись на дистанцию, я знала, что наверстать упущенное

практически невозможно. Слишком далеко ускакал Сулейман. Я наклонилась к

уху нашего короля и сказала, сколь важна для меня его победа над этим

быстроногим арабом. Я вновь и вновь просила его бежать быстрее, потому что

в грохоте копыт он мог не расслышать моих слов. Наконец, он, похоже,

понял, чего я от него добиваюсь. Николан, он кивнул! Совсем как человек,

наклонил и снова поднял свою красивую голову. И мгновенно прибавил в

скорости. С того момента управлять им необходимости не было. Он сам знал,

что надо делать.

А когда мы проскочили финишный столб, я не знала, пришел Хартагер

первым или нет, потому что финишировали лошади нос к носу. И Хартагер

повернул голову. На одно мгновение. Чтобы поймать мой взгляд и вновь

кивнуть. Он словно говорил мне: "Ты просила меня победить, моя госпожа. И

я выполнил твою просьбу".

Но полной уверенности в нашей победе у меня по-прежнему не было.

Судьи могли присудить ее арабу. И я сказала: "О, король, ты уверен? Ты

действительно обошел его? Мы выиграли?" Он снова посмотрел на меня. В его

взгляде читалось нетерпимость к человеческим слабостям. Я чувствовала,

что, будь у него язык, он бы отчитал меня: "Ты должна полагаться на мое

слово. Я знаю, за мной победа или нет".

От дома кто-то позвал Ильдико. По голосу чувствовалось, что она очень

нужна.

- Меня зовут, - от волнения у Ильдико перехватило дыхание. -

Наверное, что-то с отцом. Николан, я боюсь! Нам надо спешить.

И, так и не надев башмачки, побежала по дороге, не обращая внимания

на то, что камешки впивались в ее ступни. Николан не отставал ни на шаг.

У двери она посмотрела на него.

- Должно быть, это первый удар судьбы из тех, что мы ожидали!

Бастато коротко глянул на Николана.

- Так я и думал, - пробормотал он и откинул полотняный полог,

служивший дверью в спальню Мацио. Вошел первым, открыл деревянные ставни,

преграждавшие дьяволу путь в дом.

Всю обстановку спальни составляла кровать, на которой лежал Мацио. На

одной стене висело распятие, меч старого воина стоял в углу.

Глаза умирающего, казавшиеся огромными на исхудалом лице, повернулись

к гостю.

- Ты Николан, сын Саладара Ильдербурфа, - прошептал он. - Я хочу тебе

кое-что сказать. Остальным этого знать не нужно.

Николан опустился у кровати на одно колено.

Каждое слово давалось старику с трудом. Однако, усилием воли он

заставлял себя говорить.

- Я могу доверять тебе. Мой сын Рорик, когда-то твой друг, не погиб.

Он жив и идет сюда. Но он серьезно ранен, и сил у него немного.

- Слава тебе, Господи! - воскликнул Николан. - Я так часто молился об

этом. Вот и решение всех наших проблем. Я думаю, мы будем близки как Давид

[второй царь Израиля, помазанный на престол после гибели в битве Саула и

четырех его сыновей, включая Ионафана] и Ионафан [старший сын первого

всеизраильского царя Саула, близкий друг Давида].

Мацио медленно повернул к нему голову.

- Сын моего давнего друга! - прошептал он. - Поверь тому, что я тебе

сейчас скажу. Я видел Рорика и говорил с ним этой ночью. Это был сон, но я

знаю, что Рорик жив и я говорил с ним, словно наяву.

И старик начал пересказывать содержание сна, часто останавливаясь,

чтобы перевести дух и собрать остатки сил. Он осознавал, что лежит в своей

постели, потому что видел, как лунный свет отражался от рукояти его меча,

стоявшего в углу. И тут стена за изножием кровати как бы отошла в сторону.

Но его усталым глазам открылся не луг, начинающийся за домом, а чужая

страна, в которой, однако, ему доводилось бывать. Вдали в небу вздымались

высокие горы. С их склонов стекала быстрая река, течение которой на

равнине заметно замедлялось. У самой комнаты река поворачивала и исчезала

из виду. На другом берегу реки стоял большой круглый каменный дом.

Издалека доносился какой-то монотонный звук. Как догадался Мацио, мычание

скота.

И тут он услышал голос сына.

- Ты наконец-то пришел, отец мой.

- Ты ждал меня, Рорик?

- Да, отец мой. Мне не хватало тебя.

В этот момент Мацио не сомневался, что уже умер, и его сын пришел,

чтобы встретить ему помочь подняться в горы и по тропе, уходящей на небо.

Однако, вскоре он понял, что дело обстоит иначе. На месте одного глаза

Рорика он увидел ужасный шрам. Рорик совсем ослаб и несколько сделанных им

шагов лишили его последних сил. Мацио знал, что люди, переходя в царство

божие, не берут с собой своих ран, а все их увечья исчезают, как только

душа отделяется от тела Таким образом ему стало абсолютно ясно, что вошел

в комнату и сел у его кровати живой Рорик, из плоти и крови.

Разговор отца и сына не занял много времени. Рорик объяснил, каким

образом ему удалось уцелеть в той ужасной битве. Тяжело раненого, его

вынес с поля боя другой оставшийся в живых, и несколько месяцев он боролся

со смертью в крестьянской хижине. Наконец, молодой организм победил, и

Рорик двинулся к дому. Шел он в одиночку, и ему приходилось часто и

надолго останавливаться, собираясь с силами и полагаясь на милосердие

бедняков тех стран, через которые лежал его путь.

Между отцом и сыном установилось полное взаимопонимание. Рорик знал,

сколь близок к смерти его отец. Как и о том, что Ильдико вернулась вместе

с Николаном.

- Я не смогу прибыть домой вовремя, если мне не помогут, - несколько

раз повторил Рорик. Мацио понял, что он говорит об опасности, грозящей его

сестре и другу. - Пошли за мной Николана. Немедленно.

Старик так обессилил, что тяжелые веки опустились на его глаза.

Николан какое-то время ждал продолжения, а потом не выдержал.

- Где я его найду?

У него не возникло ни малейшего сомнения в правдивости рассказа

Мацио. В мире снов творились таинственные вещи, понять которые могли

только сказители, но он сразу поверил, что отец и сын нашли способ общения

на расстоянии.

Мацио ответил после долгой паузы.

- Я... я не могу сказать этого. Мой разум отказывается направлять мой

язык.

Николан вспомнил, что его отец, когда он был маленьким, часто ездил в

Раэтию, расположенную не столь уж далеко от плоскогорья. Отец рассказывал,

что горы там очень высокие, а население отдает предпочтение не лошадям, а

быкам и коровам.

- Он в Раэтии? - спросил Николан.

Глаза Мацио широко открылись, но Николан понял, что видит старик не

горный хребет, а голую стену и окно с распахнутыми ставнями.

- Раэтия, - прошептал он. - Я не помню.

- Раэтия лежит на его пути из Галлии, - добавил Николан. Если он

двигался на юг между горами и великой рекой, Раэтию ему не обойти. Но

страна это большая, а население невелико.

Больной покачал головой на подушке, вне себя от собственной слабости.

- Имена ускользают от меня. После того, как я проснулся, ко мне

подходила женщина. Сказала, что она моя дочь.

- То была Лаудио?

Имя не вызвало никакого отклика.

- Я ее не узнал.

В отчаянии Николан засыпал старика вопросами. Он уверовал, что Рорик

нашел временное пристанище в Раэтии. Далеко ли находится Рорик? У самой

реки? Или у подножия гор? По какой дороге надо к нему идти? Мацио изо всех

сил старался хоть что-то вспомнить, но без особого успеха. И произнес лишь

одно слово, которое поначалу ничего не сказало Николану.

- Ракх, - прошептал старик. И повторил это несколько раз, прежде чем

впасть в полубессознательное состояние.

- Ракх? - пробормотал Николан. Вроде бы он слышал это слово, но где и

когда...

Мацио едва дышал. Рука Бастато легла на плечо Николана.

- Пойдем, - домоправитель вгляделся в лицо старика. - Сейчас задавать

вопросы бессмысленно. Будем надеяться, что он сможет говорить, когда

отдохнет. Но как бы его глаза не закрылись совсем.

- Твой господин часто бывал в Раэтии? - спросил Николан, когда они

выходили из комнаты Мацио.

- В последние годы нет. Но раньше ездил туда не раз. Покупал скот.

Или менял лошадей на коров.

- Ты сопровождал его?

- Никогда. Я же домоправитель. Он брал с собой Рорика и полдюжины

лучших бойцов. На границе с Раэтией полно бандитов.

- Он покупал скот у одного продавца или у многих?

- Думаю, что у одного.

- Можешь ты мне назвать его имя?

Бастато нахмурился, роясь в памяти, затем покачал головой.

- Когда-то я его знал. Думаю, он родом из Аламанни, имя было

труднопроизносимое. Может, я его еще вспомню, но сейчас оно выскочило из

головы.

- Я могу узнать его у одного из всадников, что ездили вместе с ним.

Вновь Бастато покачал головой.

- Нет, мой господин. Все они полегли в великой битве.

[Гость Эльтебер]

Кирпичный дом Роймарков страдал многими недостатками, но главный

заключался в том, что уединиться в нем не представлялось возможным. Дом

буквально кишел людьми. Они толклись в обеденном зале, сидели по углам,

лежали в комнатах-клетушках, они говорили, спорили, требовали. Выйдя из

комнаты Мацио, Николан увидел Ильдико и Евгению. Не найдя лучшего места,

они расположились в коридоре между парадной дверью и обеденным залом. На

полу горкой лежали женские наряды из Византии и восточные украшения.

Служанки вскрикивали от восторга, смеялись.

Бастато, похоже, доложил Ильдико о самочувствии ее отца, так что на

лице девушки не отражалось тревоги. Она сменила мокрую одежду на зеленое

платье, отделанное желтым, перетянутое в талии поясом, с портретом Мацио

на пряжке. Ее старый пес Бозарк лежал у ног девушке, вернее, под ее

ногами, и мирно похрапывал. В руках она держала котенка с длинной

серебристой шерстью и пушистым хвостом.

Служанки разбежались при появлении Николана, унося с собой подарки

Ильдико. Собственно, для того она их и собирала.

Евгения посмотрела на Николана, тут же повернулась к Ильдико и губы

ее разошлись в широкой улыбке.

- Ты поступил мудро, Николан, смыв эту краску. И теперь все видно

невооруженным взглядом. Ах, как сладка любовь молодых! У вас все написано

на лицах. И мне ясно, что в моем присутствии нет никакой необходимости.

Более того, оно излишне. Лучше я присоединюсь к моему мужу и добрым

священослужителям, которые прервали пост ради вареного мяса и гусиных яиц.

По мне утром такая сытная пища ни к чему.

Волосы Ильдико ниспадали вдоль ее спины на дубовую скамью, на которой

она сидела. Одна из служанок расчесывала их, а на скамье лежало несколько

гребней и щеток.

За все дни, что они провели в пути, Николан ни разу не видел Ильдико

без черной "чалмы" на голове. А теперь великолепие золотых волос лишило

его дара речи. Ему улыбалась красавица, стройная, с белоснежной кожей,

ярко-синими глазами, с носом и бровями столь идеальной формы, что самому

лучшему греческому скульптору не удалось бы повторить их в мраморе.

- Теперь я знаю, что то был сон! - выдохнул Николан.

- Сон? О чем это ты говоришь?

- О том, что произошло под дождем.

- Нет, - Ильдико по-прежнему улыбалась. - То был не сон. Ты сказал,

что любишь меня. А я, надеюсь, с девичьей скромностью, дала тебе понять,

что разделяю твои чувства. Мы решили пожениться. И у меня нет ни малейшего

желания расценивать случившееся как сон.

И пока он пожирал Ильдико восхищенным взглядом, она подняла юбку на

пару дюймов, показывая, что у нее голые ноги.

- Может ты будешь столь любезен, что отдашь мне мои башмачки.

Николан торопливо вытащил их из кармана туники и передал Ильдико.

- Я забываю обо всем, когда вижу тебя. Твой отец сказал, что Рорик

жив.

Глаза Ильдико изумленно раскрылись, лицо осветилось радостью.

- О, Николан, Николан! Это правда? Ты уверен, что он так и сказал?

Мне кажется, это чудо, - она вскочила и засыпала Николана вопросами, не

дожидаясь ответов. - Когда он узнал об этом? Должно быть утром, потому что

я оставалась с отцом до поздней ночи и он ничего такого не говорил. Почему

мне не сказали раньше? Кто принес эту весть?

- Посланец не обладал плотью, так что человеческий глаз увидеть его

не мог, - ответил Николан и пересказал разговор с Мацио. Ильдико слушала

внимательно, обуреваемая разными чувствами. Ей хотелось верить, что это

правда, но она боялась что все это плод больного воображения. Ее окрыляла

надежда, но она не могла отбросить сомнения.

Когда же он закончил, Ильдико, похоже, пришла к выводу, что Мацио

видел вещий сон.

- Тем, кто стоит на пороге смерти, часто удается заглянуть в будущее,

- заключила она. - А ты как думаешь?

- Я считаю, что поиски надо начинать тотчас же, вне зависимости от

моего мнения.

- Но куда ты поедешь? Где будешь искать?

- В Раэтию. Из того, что сказал твой отец, следует, что Рорик где-то

там. Но Раэтия велика, а дорог там мало.

- Почему он рассказал все это тебе?

- Потому что он хочет, чтобы я возглавил поиски Рорика. Задача эта

нелегкая. Предстоит долгая дорога, возможно, придется поработать и мечом.

Если Ранно прознает об этом, он предпримет все возможное и невозможное,

лишь бы помешать твоему брату вернуться на плоскогорье. Рорик держит

судьбу этого труса и предателя в своих руках, - Николан помолчал. - Этим

утром Лаудио была у твоего отца. Кажется, задавала ему вопросы.

На лице Ильдико отразилась тревога.

- Она уехала рано утром, и никто не знает куда.

- С этим как раз все ясно: она поехала к Ранно. Вчера вечером она

пристально смотрела на меня, так что, скорее всего, узнала.

- Это означает, что Ранно первым делом выставит свои обвинения перед

Ферма. С тем, чтобы добиться твоего осуждения до возвращения Рорика. Ты

должен немедленно ехать к Ослау и рассказать ему обо всем.

- Ослау! Он еще жив?

- К счастью, да. Жив и по-прежнему исполняет свои обязанности. Все

суды Ферма ведет он.

Николан облегченно вздохнул.

- Ослау всегда отличало чувство справедливости. Я могу положиться на

него. Но главное сейчас - найти Рорика и привезти его домой. Есть у меня

одна зацепка. Твой отец несколько раз повторил слово, которое, по его

мнению, могло мне помочь. Ты вспоминаешь подарок, который кто-то привез

тебе с Востока, набор фигурок, вырезанных из слоновой кости? Ты была

совсем маленькой. Я видел их однажды и еще подумал, какие же красивые эти

фигурки.

- То была игра, - задумчиво ответила Ильдико. - Я не видела их давным

давно, но думаю, они где-то в доме. Я спрошу Бастато... Нет, у него

короткая память. Я спрошу старого Бларки.

Старика быстро разыскали. Он кивнул, исчез на несколько минут и

вернулся с низким столиком из тикового дерева, на котором стояли

миниатюрные фигурки, любовно вырезанные из слоновой кости.

- Игра королей и мудрецов, - возвестил старый шут. - Но иногда дураки

предаются занятиям великих мира сего. Я, к примеру, самый невежественный

из дураков, знаю, как играть в эту игру. Никогда не играл с королем, но

мне случалось видеть, как лица священников, монахов и ученых людей,

сведущих в законе, заливала краска позора при проигрыше шуту.

Николан внимательно изучал фигурки, затем поднял одну, напоминающую

крепостную башню с зубцами поверху.

- Как она называется?

- Это ракх, - ответил Бларки.

- Вот оно что! - Николан резко поднялся, перевернув столик. Фигурки

полетели в разные стороны. - Не зря твой отец несколько раз повторил это

слово. Он хотел сказать, что продавец скота, с которым он имел дело,

пользовался клеймом, напоминающим башню. Ракх. Теперь все ясно! - он

обратился к шуту, который ползал по полу, собирая фигурки. - Кто из

скотовладельцев Раэтии ставит на своих быках и коровах клеймо в виде

башни, чтобы их не могли украсть?

- Викторех, что живет у подножия гор.

- Викторех! - победно воскликнул Николан. - Его-то и пытался назвать

мне Мацио.

Старик Бларки ушел. Ильдико встала, завязала волосы в узел.

- Теперь мы знаем, что нам делать. Если Рорик жив, а я почему-то

уверена, что так оно и есть, мы должны его найти. Но сначала ты должен

повидаться с Ослау и все ему рассказать. Я хочу поехать к нему вместе с

тобой. Далеко отсюда земли Виктореха?

- В ста милях, может, чуть дальше. Чтобы доехать туда и вернуться,

нужно шесть дней. Возможно, мы успеем вовремя. Ты хочешь поехать со мной?

- Естественно! Но сначала я должна переговорить с отцом. Я уверена,

что он очень рассчитывает на возвращение Рорика.

Ни один из них не думал о личной безопасности. В течение часа Ильдико

могла бы вместе с Евгенией отправиться на север, к Альпам, за которыми ее

уже не достали бы люди Аттилы. А два дня быстрой скачки позволили бы

Николану более не опасаться происков Ранно. Но они оба предпочли иной

путь: прежде всего привезти Рорика, а потом ответить на обвинения, которые

Ранно намеревался выдвинуть против Николана.

Ильдико, сжав на прощание руку Николана, ушла к отцу. Полчаса спустя

вышла из его комнаты, бледная как полотно.

- Он умер! Перед смертью он узнал меня, но уже не мог говорить.

Пошли, любовь моя, нам пора в путь.

8

На плоскогорье, народ которого так любил солнце, не было тюрем. По

обычаю те, против кого выдвигались обвинения, оставались в маленьком

домике, расположенном в центре котловины, в которой собирался Ферма.

Здесь, над надзором Оратора, они жили почти что на свободе. Их навещали

родственники и друзья, они могли удаляться от котловины на расстояние до

пяти миль. Они давали клятву остаться и подчиниться решению суда, даже

если им грозил смертный приговор. Закон этот за многие столетия вошел в

плоть и кровь каждого жителя плоскогорья. И даже самый старый из живущих

не мог вспомнить, чтобы кто-либо из обвиняемых воспользовался

предоставленной ему, пусть и ограниченной, свободой, чтобы сбежать до

суда.

Подъехав к котловине, влюбленные остановили лошадей и посмотрели

вниз. Ильдико, которая плакала всю дорогу, решительно вытерла глаза куском

материи.

- Мое горе я должна держать при себе.

- Мой отец обещал привезти меня сюда, - Николан оглядывал котловину,

ее склоны-конус, правильный круг-дно. Создавалось впечатление, что природе

не под силу такая геометрическая точность, и к созданию котловины приложил

руку человек. - Но не успел.

- Однажды я была на суде. Фантастическое зрелище. Склоны усыпаны

людьми, сидящими вплотную друг к другу. Я не помню подробностей, но

разбиралось убийство. После объявления приговора все все встали с поднятой

правой рукой. То был знак согласия с решением суда.

- Его признали виновным?

- Да, - Ильдико погрустнела. - Только обвинялся не мужчина, а

женщина.

- Ее приговорили к смерти?

Ильдико кивнула. Какое-то время молчала, потом тяжело вздохнула.

- Я старалась не думать об этом.

- Я не смог бы посмотреть тебе в глаза, если бы выбрал более легкий

путь.

- И все-таки эта мысль не отпускает меня. В глубине души я осознаю,

что иначе мы поступить не можем. Ты - из рода Ильдербурфов, я - Роймарков.

Такими уж мы созданы. Но иногда... я не могу не вспомнить о последствиях,

- внезапно она сжала его руку и улыбнулась. - Этого не случится. Твоя

невиновность очевидна для всех. Если судьи ошибутся в приговоре, народ его

не одобрит. Они не поднимут руки. Такое однажды случалось.

- И что сделали судьи?

- Они не отменили приговор, но назначили более легкое наказание. А

потом выяснилось, что тот человек невиновен.

- Но в моем случае народ настроен против меня. Ранно об этом

позаботился, - Николан вновь оглядел естественный амфитеатр. Ты говорила,

моя красавица, что во время суда на склонах не было пустого места. Как же

люди узнавали, что происходит внизу?

- Видишь маленькие возвышения, расположенные через равные интервалы?

На каждом из них стоял глашатый. Помощники Оратора записывали самые важные

вопросы и ответы и относили листки тем, что стояли на возвышении. А уж

глашатаи во весь голос зачитывали их.

[Гость Эльтебер]

Здание в центре котловины сверху казалось игрушечным. Напротив него

находились каменные сидения членов Ферма. На узкой полоске земли,

разделявшей здания и ряд сидений и вершился суд. Они направили лошадей к

одной из четырех троп, ведущих на дно котловины. Николан ехал первым.

Обернувшись, он увидел, что мужество вновь вернулось к Ильдико. Глаза ее

сияли.

- Мой смельчак, - улыбнулась она Николану.

Пожилой мужчина встретил их внизу. Одетый в простую серую тунику,

перепоясанный веревкой, на которой висели два старинных ключа. Он подошел

к лошади Ильдико, положил руку на ее гриву.

- Я слышал о твоем возвращении. Какое счастье, что ты застала отца

живым.

"Ранно уже побывал здесь, - сказал себе Николан. - Иначе Ослау не

узнал бы об этом". В сердце его закралась тревога. Ранно, похоже, очень

спешил.

- В твоих глазах печаль, дитя мое, - продолжил Оратор. - Означает ли

сие, что он отошел в мир иной, мой добрый друг?

- Да, господин мой Ослау. Он умер этим утром.

Темные глаза старика, под густыми седыми бровями ясно показали, сколь

опечалило его это известие.

- Все мы уйдем, когда придет наш час. Но это тяжелый удар. Как нам

жить без него? Он и я встречали беду плечом к плечу. Он был храбр и мудр,

и тверд как скала. Не единожды мы шли наперекор общему мнению, и всякий

раз время доказывало нашу правоту. Мне недоставало твоего отца, дитя мое,

с того дня, как болезнь приковала его к постели.

Он повернулся к Николану.

- Одновременно я узнал и о твоем приезде. Ранно только что отбыл. Он

прискакал в спешке, поскольку лишь этим утром ему стало известно, что ты

здесь, - в голосе старика проскользнули нотки озабоченности. - Твой отец

был одним из самых близких моих друзей, поэтому я очень встревожен. Ранно

выдвинул против тебя серьезные обвинения и требует немедленного суда. Ты

предполагал такое развитие событий?

Николан кивнул.

- Мне известно о его намерениях. Я приехал сюда и для того, чтобы

очистить от лжи мое честное имя.

- Он обвиняет тебя в предательстве. И заговоре, в результате которого

погибло столько наших людей.

- Заговор был, - кивнул Николан. - Если я смогу представить моих

свидетелей, то выдвину контробвинения. Возложу ответственность за трагедию

в Шалоне на действительно виновного. То есть на Ранно.

- У нас есть основания полагать, что мой брат жив, - вставила

Ильдико.

Старик резко повернулся к ней, тем самым показывая, на чьей стороне

его симпатии.

- Рорик жив! Ах, это подарок судьбы! Чтобы он вернулся, и в столь

нужный момент! Когда вам стало известно об этом?

- Возможно, мы излишне оптимистичны. Мой отец прошлой ночью видел его

во сне и говорил с ним.

У Ослау зажглись глаза.

- Он явился к твоему отцу во сне? Я глубокий старик, дитя мое, но

никогда мертвые не приходили ко мне во сне и не разговаривали со мной. Я

думаю, сон этот свидетельствует о том, что Рорик действительно жив, - он

нахмурился. - И где он сейчас?

- В Раэтии. У Виктореха, скотовладельца. На дорогу туда и обратно

потребуется неделя.

Старик посмотрел на Николана.

- Ты знаешь законы Ферма. Поскольку против тебя выдвинуты обвинения,

ты не можешь удаляться отсюда больше чем на пять миль. Но мои обязанности

состоят и в том, чтобы обеспечить присутствие на суде свидетелей с обеих

сторон. Я готов послать за Рориком конный отряд.

- Мой отец хотел, чтобы возглавлял поиски Николан.

Ослау покачал головой.

- Мне очень жаль, но этот закон изменению не подлежит.

- Мой брат еще не оправился от тяжелого ранения. В отряде должен быть

человек, которого он узнает и доверится. Если Николан не сможет поехать,

мне придется его заменить.

Ослау задумался.

- Никто не должен знать о вашей поездке. Ранно не остановится ни

перед чем, лишь бы не допустить появления Рорика в суде. Потребуется не

меньше полудюжины честных парней, готовых рискнуть головой ради Рорика.

Так ли необходимо, дитя мое, твое участие в поисках?

- Я уверена, что таково было бы желание отца, будь он жив. Я уверена,

мы найдем Рорика. И нам нельзя терять ни минуты.

Часом позже восемь всадников выехали на дорогу, ведущую в Раэтию.

Среди них и Ильдико, в простой холщовой тунике, в шапке, низко надвинутой

на лоб. Николан шел рядом с ее лошадью.

- Если б мы приехали на полчаса раньше! - он вздохнул. - Мы бы вместе

отправились на поиски Рорика до того, как Ранно выдвинул свои обвинения.

Если тебе удастся привезти брата, Ранно не позавидуешь. Показания Рорика

уничтожат его.

- Мы будем лететь как ветер, - заверила его Ильдико. Она наклонилась

к Николану. - Рорик жив. Сердце подсказывает мне...

- Будь осторожна, любимая моя. Особенно на обратном пути. Если Ранно

прослышит о цели вашей поездки, он организует на дорогах засады.

Старайтесь ехать ночью.

На вершине холма они попрощались.

- Я не могу записать себя в неудачники, - улыбнулся напоследок

Николан. - Этим утром ты сказала, что любишь меня. Может ли мужчина

просить у жизни большего? Я буду счастлив, если ты привезешь Рорика. Но,

главное, возвращайся сама, целой и невредимой.

Ослау провел Николана в комнату, окна которой выходили на сидения

судей. Здесь он прожил последние сорок лет, после того, как его выбрали

Оратором. Здесь жили обвиняемые в ожидании рассмотрения их дела в суде.

Когда они сели, старик сцепил длинные пальцы, приготовившись слушать.

Из окон веяло осенним холодком, и Николан заметил, что на Ослау теплые

шерстяные рейтузы, какие носили римские легионеры в странах с холодным

климатом.

- Твой отец был смельчаком, - начал старик. - Смелость его и подвела.

У тебя тоже ее с избытком. Не говоря о том, что и способностями природа

тебя не обделила. А теперь мы должны докопаться до сути и определить, не

допускал ли ты ошибок в том деле, что будет рассматриваться судьями.

А Николан не мог оторвать взгляда от рук старика, которые словно

подчеркивали каждое сказанное им слово. Если б у пальцев был язык, они

говорили бы с красноречием Цицерона. Позднее он увидел, как умело

используются они для достижения нужного эффекта.

- Я искренне хочу помочь тебе, не выходя из рамок, определенных моими

официальными обязанностями. Я должен знать всю правду. Ничего не скрывай

от меня, рассказывай все как есть. Я обещаю, что использую все доступные

мне средства, дабы вызнать правду и у тех, кто будет свидетельствовать

против тебя. Для этого, как ты знаешь, я и нужен.

И Николан рассказал все, ничего не утаивая. О том, как накануне битвы

он побывал на склонах холма, на котором закрепились готы. О своем докладе

Аттилы с рекомендацией атаковать по восточному склону. О ночном визите

Рорика и их разговоре. О задании, полученном наутро и о том, как он

руководил курьерами. О его попытках отменить приказ Таллимунди, пославшего

кавалерию Рорика по северному склону. И, наконец, о встрече с Ранно на

исходе битвы.

Ослау Солварс слушал внимательно. Раз или два кивнул, по ходу задал

несколько вопросов. Когда Николан закончил, Ослау заговорил лишь после

долгой паузы.

- Ты нарисовал ясную картины битвы.

Старик повернулся к окну, посмотрел в сторону Раэтии, куда уехал

отряд Ильдико.

- Объяснения Ранно не показались мне убедительными. Поскольку из

сыновей первых родов в живых остались только вы двое, подтвердить или

опровергнуть ваши слова некому. А Ранно, скажу тебе, трудился без устали,

настраивая народ против тебя. Если Рорик жив, для принятия решения хватит

одного его слова. Но, допустим, он мертв. Или ранение его столь серьезно,

что в голове его все помутилось и он не сможет сказать ничего путного?

Если Рорик ничем не сможет нам помочь, придется полагаться на показания

других людей. Каких бы ты мог представить свидетелей?

- Гунны уже миновали горные перевалы. Думаю, Аттила сразу же

распустит армию. Будь я с ним, я бы попросил принца Таллимунди приехать со

мной, в крайнем случае привез бы его показания. Есть еще два курьера,

которые возили донесения. Сомуту и Пассилий. Их глубоко опечалила ошибка

из-за которой наших всадников послали на верную смерть, и они обещали мне

дать показания в случае последующего разбирательства.

- Как я уже говорил, закон запрещает тебе уезжать отсюда. Кто может

поехать вместо тебя?

- Мой друг Ивар Бритон. В Шалоне он весь день провел рядом со мной и

видел всех курьеров. Мы можем послать его в столицу гуннов за Сомуту и

Пассилием.

- Времени нам хватит, - кивнул старик. - Где сейчас Бритон?

- Он женился на женщине, которую раньше называли вдовой Тергесте, и

вместе с ней находится в доме Роймарков.

Оратор улыбнулся.

- Обычно показания чужестранцев не кажутся нашим судьям

убедительными. Однако, он муж самой богатой женщины мира, так что,

возможно, к нему прислушаются. Я незамедлительно пошлю за ним. Если он не

найдет никого из твоих друзей, он должен возвращаться как можно скорее,

ибо и его показания будут нам полезны.

Допрос продолжался еще час. Николану пришлось рассказать о причинах,

побудивших его поступить на службу к Аттиле. Пока он говорил, Оратор то

вставал и мерил шагами комнату, то садился вновь. Иногда он прерывал

Николана резким вопросом. Бывало вопрос этот предварялся поднятием руки и

тогда длинный указательный палец только что не упирался Николану в грудь.

В этих случаях Николан чувствовал, как с кончика пальца срывается и

устремляется к нему поток энергии. Если какие-то сведения привлекали

особое внимание Оратора, он просил Николана вновь вернуться к ним, дабы

уловить ранее упущенные подробности.

В конце концов Николан совершенно выдохся. И его состояние не

укрылось от Оратора, который, похоже, мог продолжать допрос хоть до утра.

Он подошел к стулу, на котором сидел Николан, положил руку ему на плечо.

- Я убедился, что ты не пытался что-либо скрыть от меня. Рассказал

все, что смог вспомнить. Что же касается достоверности твоих слов... об

этом судить не мне. Но я считаю необходимым предупредить тебя. Сын моего

друга, против тебя выдвинуты очень серьезные обвинения. Ранно приложит все

силы, чтобы тебя признали виновным. Он умен и у него много влиятельных

друзей. Он заменил нескольких прежних членов Ферма их сыновьями, своими

сторонниками.

Так что исход суда далеко не ясен. Если не появятся твои свидетели,

тебе будет нелегко опровергнуть показания Ранно и тех, кто поддерживает

его. Я - христианин и верю, что правда победит, если того желает Господь

Бог в своей высшей мудрости. Но, должен добавить, что я служу Оратором

много лет, и не раз был свидетелем того, как торжествовала не правда, а

ложь.

Помни так же, что я расположен к тебе, но мои обязанности требуют от

меня полного нейтралитета. Я должен сделать все, чтобы члены Ферма могли

получить максимально объективную информацию. А решение могут принять

только они.

9

Николан взглянул на небо, на котором зажглись первые звезды. Облака

над лесом и холмом отсвечивали красным. Он знал, что это означает, и

сожалел, что не смог еще раз увидеть лицо Мацио Роймарка до того, как его

тело завернули в пурпур и предали огню.

На следующее утро охранник, сопровождавший Николана, когда тут

покидал котловину, принес легкий кнут, который использовался в дуэлях.

Громко щелкнул им.

- Будешь сегодня практиковаться? - спросил он.

Николан взял кнут.

- У меня получается все лучше.

- Да, сдвиги есть, - кивнул охранник. - Но я слышал, что Ранно в эти

дни не выпускает кнута из рук. Что он задумал? Вызвать тебя на дуэль, если

Ферма вынесет оправдательный приговор?

- Я никогда не боялся Ранно. В детстве, я мог побить его во всем, -

Николан вернул кнут. - Сегодня я хочу побывать в семьях, живущих на

плоскогорье не одно столетие. Мне потребуется их поддержка.

- Их осталось немного, - охранник, похоже, также проникся симпатией к

Николану. - Старики умирают. Многие молодые погибли в той битве.

- Знаешь, Жакла, я должен повидать тех, кто помнит моих отца и мать.

И не забыли, что Финнинальдеры украли наши земли после того, как убили

моего отца.

Жакла почесал кончик длинного носа.

- Большинство их отошли в мир иной. Хочешь дельный совет? Не упирай

на слово "украл". Молодой Ранно славно потрудился ради того, чтобы

склонить общественное мнение в свою сторону. Я-то понимаю, что ты

абсолютно прав, но на тебя столько навешено, что твои слова о той давней

истории многие просто пропустят мимо ушей, - лицо Жаклы потемнело. - Этот

молодой Ранно! За его ложь я в детстве получил десять ударов кнутом. Он,

похоже, этого не помнит, и хочет, чтобы я был его шпионом. Отводит меня в

сторону, когда ты этого не видишь, и засыпает вопросами. Где ты был да с

кем виделся? О чем спрашивал? Что тебе отвечали? Что сказал тот, а что

этот? Кто из них дружелюбно принял тебя? Все он вынюхивает, этот Ранно.

В последующие часы Николану не раз пришлось испытать разочарование,

но в итоге настроение у него улучшилось. Далеко не все живущие на

плоскогорье видели в нем врага. А некоторые из друзей его родителей даже

пообещали свидетельствовать в его пользу перед Ферма.

В свою комнату он, однако, вернулся подавленным. Слишком много женщин

кричали ему вслед, что на нем кровь их мужей и братьев. Некоторые бросали

в него камни. А одна старуха, притаившаяся в кустах, едва не пырнула его

ножом, дабы отомстить за смерть сына.

- Ранно действительно потрудился на славу, - признался Николан Жакле.

- Прежде Финнинальдеров не любили. Почему же теперь столько людей верят

ему на слово?

- В Ферма очередное изменение, - Жакла печально покачал головой. -

Этот Ранно, какой же он хитрец! Он убедил старого Фурлу Мандерека уступить

свое место своему сыну, молодому Фурлу, своему близкому другу.

Николан нахмурился. Враг обкладывал его со всех сторон. Молодой Фурлу

с детства всюду таскался с Ранно и делал все, что тот ему говорил. Так что

не приходилось сомневаться, кому он отдаст свой голос. Как Ранно скажет,

так он и проголосует.

- Из стариков осталось только четверо, - продолжал охранник. -

Остальные пятеро - молодежь. Я их практически не знаю, но могу сказать,

что Ранно тщательно отбирал их, - он назвал новых членов Ферма по именам,

каждый раз качая головой. Последним был Хаска, которому принадлежали земли

у самой реки, на склонах холмов, более подходящих для разведения овец.

Этим он и занимался, владея лишь несколькими лошадьми. Поэтому его считали

чуть ли не чужестранцем.

- А что ты скажешь о Хаске? - спросил Николан.

Жакла наморщил лоб.

- Мрачная личность. Друзей у него нет. Но Ранно ездил к нему. Я бы не

стал рассчитывать на Хаску.

"Если старики проголосуют за меня, большинство все равно будет у

Ранно. Пять против четырех, - подумал Николан. - Да и в этих четырех

уверенности у меня нет.

Он подошел к окну, посмотрел на дорогу, по которой должен был

вернуться Ивар. Никого и ничего. Ни всадника на усталом жеребце, ни

облачка пыли вдали.

[Гость Эльтебер]

Услышав, что его зовут, Николан повернулся к окну и разглядел в

темноте чье-то лицо. Прошла неделя после его приезда к Ослау, и первым

делом он подумал, что вернулся Ивар. Однако, у окна стоял один из слуг

госпожи Евгении.

- Господин мой, охранник спит? - шепотом спросил гость.

Николан взглянул на Жаклу, вытянувшегося на узкой кушетке, стоящей

рядом с его кроватью.

- Он не проснется, пока утром его не разбудят солнечные лучи.

- Тогда пойдем со мной. Моя госпожа ждет тебя.

Евгения сразу перешла к делу.

- Николан, ты не должен ждать суда. Лошади готовы. Уезжай тотчас же и

скачи всю ночь. К утру ты будешь далеко, они тебя не догонят.

- Но я дал клятву, что не уеду. Я не хочу, чтобы меня обвиняли еще и

в этом.

- Сколько раз я слышала эти слова, - рассердилась Евгения. - Я сыта

по горло этой глупой сентиментальностью. Если ты не уедешь немедленно,

тебе отрубят голову или лишат жизни более ужасным способом. Слушай меня.

Напрасно ты ждешь справедливого суда. Все предрешено заранее. Я слышала об

этом сегодня. Из уст того мерзавца, что все это подстроил. Я говорю о

Ранно, у которого руки по локоть в крови, но он хочет и дальше убивать и

убивать. Сегодня он приходил в дом Роймарков. Столь уверенный в себе, что

открыто похвалялся грядущим успехом. Тебя закуют в цепи, если ты

останешься здесь. Стариков, членов Ферма, заменяют их сыновьями. Все они

друзья Ранно. Но это еще не все. Он отвел меня в сторону и шепнул, что он

намерен жениться не на Лаудио, а на Ильдико. Сказал, что Мацио дал

согласие.

Николан не сразу смог ответить. Он огляделся и впервые почувствовал,

что высокие деревья, которых он всегда полагал своими союзниками, теперь

стали врагами, и в шуршании их листьев слышится плохо скрытая угроза. Он

не хотел умирать по ложному обвинению, выдвинутому его злейшим врагом. Но

он дал клятву, и ранее еще никто не убегал до заседания Ферма.

Евгения поняла, о чем он думает.

- Когда эта гиена в образе человеческом держит тебя в руках, время ли

думать о чести? Разве у тебя есть сомнения в том, что лучше сохранить

голову на плечах, чем остаться без оной? Голова необходима, если хочешь

бороться с заговором. Дорогой мой, с твоей стороны это чистейший эгоизм.

Ты хочешь, чтобы страдали все твои друзья? Подумай об этом. Один миг, и

для тебя все будет кончено. Но твои друзья будут нести печаль в сердцах до

конца своих дней.

- Если я убегу, у меня не останется друзей.

- Они будут уважать тебя за смелость и здравый смысл, - возразила

вдова.

- Со временем обо мне будут помнить лишь одно: он нарушил данную им

клятву.

- Может, для этого требуется куда больше мужества, чем остаться здесь

и подчиниться воле Ранно. Правда рано или поздно откроется и тебя

оправдают.

Едва начали сгущаться сумерки, в дверь громко постучали. Николан

принявшийся было за ужин, понял, что аппетита у него никакого. Так что

дымящийся кусок мяса, практически нетронутый, остался лежать на тарелке.

Жакла открыл дверь и в комнату вошел Лонадо, один из помощников

Оратора. Сухо кивнул Николану.

- Вернулся твой друг, Бритон. Просит разрешения повидаться с тобой.

Николан стремительно вскочил. Будущее уже не казалось таким черным,

когда Ивар был рядом.

"Благодарю Тебя, о Господи, - сказал он себе. - Ты понял, как мне

тяжело, и послал мне на помощь друга".

- Я никого не могу допускать к тебе без разрешения одного из членов

Ферма, - продолжал Лонадо. - Все они уехали, кроме Хаски. Он колебался,

разрешать вам ли встретиться. А потом сказал: "Почему бы и нет? Едва ли их

разговор повлияет на то, что произойдет завтра". Так что он согласился. Но

к тебе сможет зайти только Бритон. Его спутника я к тебе не приведу.

- Этот человек мой свидетель! - воскликнул Николан. - Я имею право

говорить с каждым из своих свидетелей. Таков закон.

- Таков закон, - кивнул Лонадо. - Но мне ли судить, свидетель он или

нет?

- Подведи его к двери. Тогда я смогу убедить тебя, что я в праве

повидаться с ним.

Вошел Ивар, запыленный, очень уставший, поскольку так и не привык к

седлу. Широко улыбнулся Николану.

- Мы мчались во весь опор. И, как я понял, успели вовремя, потому что

суд начинается завтра.

- Если бы ты знал, как мне тебя не хватало! - воскликнул Николан. - И

как я рад, что ты вновь рядом со мной!

- Я привез Сомуту, - добавил Ивар.

Курьер появился у двери, с шапкой в руках, улыбающийся. Несколько раз

поклонился Николану.

- Сомуту, какое счастье, что ты смог приехать! - Николан указал на

Лонадо. - Скажи этому человеку, кто ты такой.

- Я - курьер при штабе Аттилы, владыки земли и морей, - поклонившись,

ответил Сомуту. - Я приехал рассказать все, что мне известно, о великой

битве, когда мертвые вповалку лежали на земле, стрелы убили подо мной трех

лошадей. То был кровавый день и немногим довелось пережить его. Только

курьеров Аттилы погибло более тридцати. Мне повезло: я остался в живых.

Николан посмотрел на Лонадо. Тот кивнул.

- Четверть часа. Не больше. Таков закон.

Он ретировался и Николан пригласил гостей разделить нетронутый им

ужин. Они не заставили себя просить дважды и по ходу разговора тарелка и

кувшин с вином быстро опустели.

Лицо Сомуту загорело дочерна, и на нем ярко выделялись черные глаза.

Положив на тарелку чисто обглоданную кость, он улыбнулся Николану.

- Господин мой, я с радостью приехал сюда. И сделаю все, что в моих

силах.

- Теперь я не одинок, - ответил Николан. - Будет кому опровергнуть их

ложь, - он повернулся к Ивару. - А что с остальными?

Ивар бессильно развел руки.

- Только Сомуту смог приехать. В стране трех принцев восстал народ.

Всем надоели пьянство и жестокость братьев. Двое успели убежать. Третьего

поймали. Таллимунди. Его отдали женщинам и те забили его до смерти.

Палками. Так что его я привезти никак не мог. Как и подписанные им

показания.

- А еще двое?

- Аллагрин после взятия Конкордии решил пограбить какую-то деревушку.

Крестьянам это не понравилось. Какой-то мужик воткнул его в бок вилы.

- А Пассилий?

- Я говорил с Пассилием и он согласился поехать с нами. Но за день до

отъезда подхватил какую-то болезнь, по-моему, детскую. У него раздулась

шея, лицо стало красным, он так ослабел, что не смог подняться. Я

чувствовал, что надо спешить, и не стал ждать его выздоровления. Мы

оставили его стонущим на койке и уехали.

Николан не забыл слова Ослау о том, сколь мало ценятся на плоскогорье

показания чужеземцев. Четыре свидетеля, возможно, убедили бы Ферма. Но

примут ли во внимание показания одного? Вряд ли. Однако, один свидетель

лучше, чем ни одного, а потому Николан заметно приободрился.

10

Всю ночь через окно до Николана долетало ржание лошадей, чьи-то шаги,

обрывки разговоров. На заре, подойдя к окну, он изумился тому, что увидел.

Амфитеатр снизу доверху заполняли люди. Зрители, собравшиеся на заседание

Ферма сидели плечо к плечу, колено к колену. Мужчины, женщины, дети, все

нарядно одетые. Многие уже успели запустить руки в корзины с едой. Суд

обещал быть долгим, поэтому они запаслись хлебом, мясом, пирожками с

медом. А наверху, у деревьев сгрудились лошади, прекрасные лошади

плоскогорья, чувствующие, что в котловине происходит что-то очень важное.

На Николана навалилась тоска. "Большинство этих людей, словно стадо

баранов, поверили лжи, распространяемой Ранно, - подумал он. - Они пришли

в надежде увидеть как меня признают виновным, осудят и казнят".

А день ожидался прекрасным. Голубое, безоблачное небо, ни дуновения

ветерка. Ничто не могло помешать этим баранам насладиться предвкушаемым

ими зрелищем.

Жакла принес завтрак.

- Такого никогда не было, - пробурчал он. - Все плоскогорье словно

вымерло.

- Слышал какие-нибудь новости? - спросил Николан.

- Ничего особенного, - последовал ответ. - Никто не знает, где твоя

дама, хотя ходят разные слухи. Только что прибыл Ранно. Мрачный, как

грозовая туча. Не разговаривает, а рычит. Уже успел поругаться с моим

господином Ослау. Может, этот слух дошел и до него.

- О чем ты?

Жакла поставил миски на стол, знаком предложил Николану приступить к

завтраку, но тот отрицательно качнул головой.

- Вроде бы Рорик жив и выступит свидетелем на этом суде. Только об

этом все и говорят.

Николан почувствовал, как тоска уступает место надежде на

благополучный исход судилища. Вдруг сон Мацио окажется явью? Так хотелось

в это поверить, но он не мог избавиться от сомнений. С отъезда Ильдико

прошла целая неделя. Это означало, что ей не удалось сразу же найти брата.

Однако, почему о том, что Рорик жив, заговорили только сейчас?

Несколько минут спустя в комнату впустили Ивара. Грустный и

печальный, он подтвердил сказанное Жаклой. Судя по всему, он уже не верил

в успех миссии Ильдико. В одной руке он держал меч, который протянул

Николану.

- Это меч твоего отца.

Николан живо схватил его. Короткий клинок, необычной формы,

украшенная драгоценными камнями рукоять. Выбитый на ней герб Ильдербурфов:

дерево с развесистой кроной. С первого взгляда было видно, что сработали

его восточные мастера.

Николан кивнул.

- Это одна из самых ценных вещей нашей семьи. Его передавали из

поколение в поколение. Где ты его взял?

- Меч принес один из тех, кто верит в тебя. Он был вашим соседом,

когда убили твоего отца. Он не стал объяснять, как попал к нему этот меч.

Лишь сказал, что он послужит тебе лучше, чем ему.

Николан дрожащими пальцами закрепил меч на поясе.

- Он действительно придает мне мужества, Если ты вновь увидишь этого

человека, поблагодари его за меня.

Ивар отвел Николана в сторону.

- Из-за этих слухов Ранно попытается как можно быстрее провести

слушания, - прошептал он. - Я переговорил с Ослау, но он успокоил меня,

сказав: "Процесс веду я".

Едва он произнес эти слова, как в комнату вошел Оратор Ферма, в

приличествующем случаю традиционном красновато-коричневом наряде, нечто

среднем между римскими туникой и тогой, с широкими рукавами, расшитыми

синим и желтым. На пряжке ремня сияла золотом лошадиная голова.

Шапки не полагалось и длинные седые волосы Ослау свободно падали ему

на плечи.

- Сын мой, - обратился он к Николану, - мы начинаем через несколько

минут. Ты хочешь мне что-нибудь сказать?

Николана внезапно охватила злость.

- Мне есть что сказать, господин мой Ослау. Почему эти люди, мои

соотечественники, так ненавидят меня? В то черное утро, когда убили моего

отца, никто не пришел к нему на помощь. Никто и пальцем не пошевельнул,

чтобы узнать, что случилось с моей матерью и со мной. Один из наших

соседей пошел на сделку с убийцами, чтобы заполучить наши земли. Его

бесчестный сын сохранил эти земли за собой, оставив меня нищим. Другие

наши соседи, похоже, растащили все, что могли найти в нашем доме.

- Да, - кивнул Ослау, - это так.

- А теперь, - Николан возвысил голос, - они собрались все, чтобы

услышать, как на меня возводит напраслину этот честолюбивый трус. Тот

самый человек, который по-прежнему держится за мою землю. Они верят его

лживым утверждениям и надеются, что меня признают виновным.

Повисшую в комнате тишину нарушил Оратор.

- Николан Ильдербурф, я полагал необходимым поднять сегодня все эти

вопросы. И я гарантирую, что ты получишь возможность сказать им все то,

что выплеснул сейчас на меня. Но я хочу дать тебе совет, сын моего

близкого друга. Пусть в твоем голосе не будет горечи. Говори с

достоинством, убедительно, не давай эмоциям перехлестывать через край.

- Это мудрый совет, - после короткого раздумья ответил Николан. - И у

меня есть еще один вопрос. Я знаю, что наказание признанному виновным -

смерть. Если Ферма вынесет решение не в мою пользу, останется ли у меня

выбор... как умереть?

Старик помрачнел.

- В этом случае за тобой останется право броситься на свой меч.

Гулко бухнул висящий на крыше колокол. Николан расправил плечи,

шагнул к двери.

- Я готов.

На переполненных склонах разом стихли все разговоры, когда Николан

вслед за Ослау вышел в солнечный свет. А затем все заговорили разом,

оглушив стоящих на дне котловины.

Николан огляделся. Посередине открытого пространства стоял маленький

круглый каменный стол, рядом с ним - один стул. Вероятно, он

предназначался Оратору. Позади на длинной скамье сидели два десятка писцов

с перьями наготове. За скамьей с писцами стоял еще один стул. Николан

понял, что именно это место отведено для него.

Каменные кресла судей были подняты на шесть футов. Центральное,

украшенное резьбой по камню, много лет занимал Мацио. Теперь же его

узурпировал Ранно. На судьях были горностаевые мантии с красными

воротниками. Новые члены Ферма, отобравшие у отцов право голосовать,

сжались под этими царственными одеяниями. Чувствовалось, что им как-то не

по себе. Во всяком случае, никто из них не решался посмотреть обвиняемому

в глаза.

На столе перед Ранно лежал молоток с золотой рукояткой.

Но внимание Николана привлек другой предмет, напомнивший ему о

возможном исходе судилища. На зеленом дерне стояла плаха, возле которой

возвышалась мускулистая, загорелая фигура палача, одетого лишь в

набедренную повязку. Верхнюю часть его лица закрывала черная маска, в

руках он держал огромный, шестифутовый меч. Длинная череда палачей

затачивала его, так что ширина клинка сократилась до трех дюймов. Николан

никогда не видел этого меча, которым приводился в исполнение приговор

Ферма, но знал, что называют его "Искупительный удар".

Глядя на загорелую руку, сжимающую рукоять, Николан не мог не

подумать о том, а сколько голов было отсечено одним ударом по воле судей,

занимавших эти каменные кресла.

Его пальцы нащупали рукоять отцовского меча. Он словно пожал руку

друга.

С плахи взгляд Николана переместился на новых судей, призванных

решать его судьбу. Он знал их всех. В детстве они были слабаками, и ничуть

не изменились, став мужчинами. Но более всего удивили Николана перемены в

Ранно. Тот заметно потолстел, лицо его обрюзгло. Когда их взгляды случайно

встретились, именно Ранно отвел глаза.

Тем временем Ослау выступил вперед и обратился к зрителям. Писцы

торопливо заводили перьями по пергаменту.

- Основы правосудия, по которым живем мы, народ плоскогорья,

складывались не одно столетие, и отличаются от тех, что приняты в

сопредельных странах. Они исходят из того, что установление справедливости

волнует всех, а потому суд ведется на глазах всего народа, а не вершится в

маленьких комнатушках жестокими стариками, одетых во все черное. Так как

человеческому голосу не дано дойти до вас всех, собравшихся на склонах,

мы, как обычно, обратимся к помощи глашатаев, которые будут повторять вам

все вопросы и ответы. Это займет чуть больше времени, и я прошу вас не

мешать ходу суда, дабы не затягивать его еще дольше.

Оратор вернулся к своему столику и посмотрел на подсудимого.

- Николан Ильдербурф, хочешь ли ты что-нибудь сказать до начала

слушаний?

Николан шагнул к Оратору.

- Да, хочу, - ему понравилось, что заговорил он ровно, спокойным

голосом. - Меня удивляет состав Ферма. С незапамятных времен он состоял из

девяти членов, представляющих девять первых семей. Пребывание в составе

Ферма никем и никогда не ограничивалось. Член Ферма выбирался пожизненно,

затем его полномочия переходили к старшему сыну. Однако, я вижу, что

некоторые кресла заняты молодыми людьми. Вероятно, их отцы уступили им

свои места. Но, господин мой Оратор, все законные члены Ферма живы и могут

исполнять возложенные на них обязанности. Могу я узнать причину, вызвавшую

перемены в составе Ферма?

Ослау ответил осторожно.

- Меня поставили в известность, что в каждом случае замена

происходила с согласия члена Ферма, который удалялся от дел.

- Но, господин мой, ты знаешь лучше других, что такие замены

допустимы лишь на общем сходе, где каждый волен высказать свое мнение.

Ясно, что ничего такого не было и в помине. Означает ли это, что мы уходим

от законов, освященных и проверенных временем, оставленных нами далекими

предками? - ответа не последовало, а потому Николан задал Оратору новый

вопрос. - Ты, господин мой, исполняешь свои обязанности уже много лет, не

так ли?

- Сорок.

- За все эти годы случалось ли так, чтобы член Ферма покидал свое

кресло до того, как смерть призывала его в высший суд?

Ослау покачал головой.

- Пока я был Оратором, никто не отказывался выполнять свой долг.

- А случалось ли такое в прошлом?

- Мне о таких случаях не известно, Николан Ильдербурф.

- Много поколений пост главного судьи занимал глава рода Роймарков, -

продолжал Николан. - Пост этот передавался от отца к сыну, и все

присутствующие здесь, я уверен, согласятся со мной в том они оказались

достойны такой чести. Теперь, как я вижу, на месте главного судьи сидит

Ранно Финнинальдер. Могу я спросить, чем обусловлена такая замена.

Глубокая тишина воцарилась на склонах. Николану хватило одного

торопливо брошенного взгляда, чтобы увидеть, что с каким интересом следят

за происходящем зрители. Большинство из них устремили свой взор на Ранно.

Последний не выказывал особого беспокойства.

- Мацио умер, - ответил Ослау. - Его единственный сын вроде бы погиб

в битве при Шалоне.

Николан возвысил голос.

- И кто принял столь важное решение?

- Члены Ферма посовещались между собой и достигли решения.

- Советовались они с народом плоскогорья? Голосовал ли народ?

- С некоторыми этот вопрос обсуждался. Но никакого голосования не

проводилось.

- Мой отец, погибший при трагических обстоятельствах, известных всем,

кто находится здесь, говорил мне, что первый Роймарк, занывший пост

главного судьи, был избран на общем сходе на берегу реки Волга. Голос

народа усадил его в это кресло. То было знаменательное событие. Так почему

теперь три или четыре человека, пошушукавшись между собой, приняли решение

за весь народ плоскогорья?

Остановлюсь еще на одном. Со времени убийства моего отца и

незаконного захвата наших земель кресло Ильдербурфов пустовало, поскольку

меня, тогда еще несовершеннолетнего, продали в рабство в Рим. Сегодня, к

моему изумлению, я вижу, что оно занято. Я желаю знать, кто счел себя в

праве пойти на такое.

[Гость Эльтебер]

Тут Ранно не выдержал. Наклонился вперед, уперевшись локтями в

столик. Одной рукой схватил молоток. Он злости он не говорил, а хрипел.

- Это уж чересчур. Я желаю, чтобы эти вопросы были решены сейчас же и

навсегда.

Николан шагнул к нему и два смертельных врага на какое-то мгновение

застыли в молчании.

- Этот человек, - Ранно выпустил из руки молоток и указал на

Николана, - этот предатель собственного народа, обвинен в столь страшном

преступлении, что откладывать суд не представляется никакой возможности.

Он же пытается затянуть судебное разбирательство, переключая наше внимание

на процедурные вопросы.

- Я заявляю, - ответил Николан, - что данный суд избран незаконно, а

потому не имеет права выносить решение ни по моему делу, ни по любому

другому.

- А я заявляю, - Ранно ударил рукой по столу, рукой слишком белокожей

и пухлой для человека, проводящего всю жизнь в седле, - что никто, кроме

обвиняемого, не имеет претензий к составу суда.

Писцы торопливо записывали все сказанное, листки пергамента относили

глашатаям, которые тут же знакомили с написанным сидящих на склонах.

- Я предлагаю проголосовать, - воскликнул Ранно. - Устраивает ли вас,

друзья мои, нынешний состав Ферма? Можем ли мы продолжать заседание? Пусть

встанут те, кто нам доверяет.

Поначалу все остались на своих местах, как бы решая, а стоит ли

следовать желанию Ранно. Потом вскочили несколько человек, их число все

росло, пример показался заразительным. Наконец, поднялись и самые

нерешительные.

Ранно удовлетворенно кивнул.

- Народ плоскогорья доверяет мне. Ты готов продолжать, господин мой

Оратор?

- Мой долг обратить внимание всех на то обстоятельство, что обвинение

выдвинуто новым председателем Ферма. По обычаю члены Ферма, выдвигающие

обвинения, не могут выносить суждения по процессу, в котором они выступают

свидетелем. Могу я спросить, намерен ли Ранно Финнинальдер выйти из

состава Ферма до вынесения им решения?

Ранно пренебрежительно хохотнул.

- Господин Оратор, у меня нет такого желания.

- У нас нет закона, воспрещающего тебе участвовать в этом процессе.

Но этого требует чувство справедливости, столь развитое у нашего народа.

- Позволю себе сказать, что свойственное мне чувство справедливости

требует, чтобы я остался в этом кресле. С тем, чтобы не допустить, что те,

кто погиб на поле у Шалона останутся неотомщенными!

Такая решительность не могла не вызвать аплодисментов зрителей, и они

последовали, как только глашатаи донесли до сидящих на склонах слова

Ранно.

- Народ сказал свое слово! - вскричал Ранно. - Теперь ты можешь

открывать слушания.

Оратору такой поворот событий пришелся не по душе. Несколько

мгновений он молчал, а когда заговорил, в голосе его чувствовалось

несогласие с происходящим.

- Я уверен, господин мой Ранно, что ты сознательно нарушаешь

процедуру суда. И приговор, вынесенный при таких обстоятельствах, может

быть обжалован.

Ранно наклонился вперед, поднял руку, оскалился.

- Твои обязанности заканчиваются представлением доказательств.

Вынесение приговора - дело суда. Это ясно, - он откинулся на спинку

каменного кресла. - Начинай, господин мой Оратор! Начинай немедленно!

Первую схватку, в этом никто не мог усомниться, Ранно выиграл.

Ранно занял стул свидетеля у столика Оратора и легко и уверенно начал

излагать свое видение событий.

- За час до зари туман начал рассеиваться. Рорик, наш командир,

послал за мной и сказал, что я должен отправиться с моими людьми в

разведку. Он опасался, что кавалерия врага попытается обойти наш левый

фланг.

Ослау кивнул.

- Мудрая предосторожность. Но разве ночью равнина на левом фланге не

патрулировалась?

- Я этого не знаю.

- А ты не считаешь, что именно в ночные часы охрана флангов особенно

необходима?

Ранно холодно глянул на Ослау.

- Я не был командиром, а лишь исполнял приказы.

- Должны ли мы предположить, что тебя послали в разведку именно

потому, что не была принята эта элементарная мера предосторожности.

- Ты хочешь рассматривать и целесообразность отданного мне приказа? -

возмущенно спросил Ранно.

- Я считаю необходимым представить суду, да и народу, всестороннюю

информацию, касающуюся данного дела, с тем, чтобы в итоге установить

истину. И позволь указать тебе, господин мой Ранно, что ведение слушаний

возложено на меня, а потому я решаю, что нужно рассмотреть, а что - нет!

Так как Ранно молчал, Оратор продолжил.

- Я стараюсь установить, была ли необходимость посылать тебя в

разведку, если равнина патрулировалась ночью. Возможно, позже мне придется

представить свидетеля, который покажет, что перед битвой были приняты

обычные меры предосторожности.

- Мне нечего добавить. Как я уже сказал, я получил приказ. Мне также

было велено прибыть к трем принцам, командующим левым флангом, за

дополнительными инструкциями.

- И ты к ним прибыл?

- Да. Но виделся только с одним. Остальные двое еще не пришли в себя

после ночной пьянки.

- Кого же ты видел?

- Принца Таллимунди. Он сказал мне, что только что получил приказ

послать отряд Рорика в атаку по северному склону холма, занятого

неприятелем.

- Этот приказ исходил от императора Аттилы?

- Вроде бы да. Но послал его Николан Ильдербурф.

- Посылая его, он действовал по указанию Аттилы?

Последовала пауза.

- Не знаю.

- Ты использовал слова "вроде бы". Этим ты хотел показать, что у

Таллимунди возникли сомнения, исходит ли этот приказ от императора?

- Откуда мне знать, о чем он думал.

- Но он распорядился послать отряд Рорика в атаку. Не доказывает ли

это отсутствие у него каких-либо сомнений?

- Возможно?

- Тогда мы должны изъять из твоих показаний слова "вроде бы", как не

соответствующие действительности.

- Он сказал... - Ранно огляделся, понимая, какой эффект произведет

окончание фразы, - что не доверяет Николану. Выразил уверенность в том,

что Николану хочется подставить отряд Рорика под удар врага.

- Чем он обосновал столь серьезное обвинение?

Ранно ответил не сразу.

- Он, принц, сказал мне, что вечером он обсуждал с Николаном план

атаки. И Николан заявил, что лучше всего атаковать по северному склону.

- В отряде Рорика разделяли это мнение?

- Нет. Мы тоже обсуждали этот вопрос. И решили, что атаковать надо с

востока.

Ослау положил перед свидетелем большую карту.

- Здесь изображена территория, занятая левым флангом армии Аттилы в

битве при Шалоне. Пожалуйста, взгляни на нее и скажи, все ли ту правильно?

Ранно всмотрелся в карту, кивнул.

- Похоже, что да.

Ослау коснулся карты указательным пальцем.

- Вот передовая линия наших войск. Вот холм, занятый неприятелем.

Пунктиром показана линия атаки отряда Рорика. Вот здесь, дальше к востоку,

открытая равнина, куда тебе приказали ехать в разведку. Когда ты

возвращался из шатра Таллимунди, тебе пришлось пересечь передовую линию

наших войск.

- Так оно и было.

- Ты проехал в нескольких ярдах от отряда Рорика.

- Да.

- Ты видел Рорика?

- Нет.

- Тебе не пришло в голову, что он понятия не имеет о приказе, который

должен получить от Таллимунди. Ты же не мог не понимать, что, сообщи ты

ему об этом, у него было бы время выложить принцу свои аргументы и

изменить направление атаки.

- Я получил от принца необходимые указания. И отправился выполнять

приказ Рорика.

Оратор возвысил голос, задавая следующий вопрос.

- А ты не подумал, что с получением Рориком приказа об атаке ситуация

изменилась?

- В каком смысле?

- Рорик мог решить, что в данной ситуации он не мог посылать в

разведку столь много людей. Он мог бы подумать, что ты и твои люди

понадобятся ему в этой атаке на холм.

- В армии приказ отдается с тем, чтобы его выполняли незамедлительно.

Последовала долгая пауза. Ослау поднял карту.

- Равнинный участок, на который тебя послали в разведку, имеет

двенадцать миль в ширину и шесть в длину. В котором часу ты уехал?

- Около шести. Точнее сказать не могу.

- А когда вернулся?

Ранно замялся.

- Не помню.

- После полудня?

- Да.

- Часа в четыре дня?

- Я же сказал, не помню.

Ослау картинно бросил карту на стол.

- Ты отсутствовал примерно девять часов. Когда ты вернулся, битва уже

заканчивалась. А большинство твоих товарищей полегло на склоне холма.

Ранно оперся руками о стол. Его лицо перекосило от ярости.

- Господин мой Ослау! - взревел он. - Кого здесь судят, Николана или

меня? Я отвергаю эти гнусные намеки. И далее отказываюсь отвечать на твои

вопросы!

Ослау нисколько не смутился.

- Ты забываешь, что мой долг - докопаться до правды, допрашивая

свидетелей с той и другой стороны, чтобы члены Ферма могли вынести

справедливый приговор. Я также обязан подводить итог допросу каждого из

свидетелей. Так вот, исходя из твоих ответов, я могу заявить следующее: ни

один из других командиров отряда Рорика не уехал бы в разведку на равнину,

где и слыхом не слыхивали о неприятеле, первоначально не предложив

остающимся помощи. Тем более зная, в какую атаку их посылают.

Ты выдвинул обвинение. Николан находится здесь, чтобы ответить на

него. На за долгие годы мне не раз приходилось становиться свидетелем

того, как в ходе разбирательства открывались факты, радикально меняющие

ход слушаний. Ты должен полностью осознавать, что мотивы и действия

обвинителя должны быть рассмотрены не менее тщательно, чем мотивы и

действия обвиняемого. Роль обвинителя не только трудна но и, случается,

опасна. Он имеет право обвинять лишь в том случае, если его репутация

абсолютно безупречна.

А потому, можно сказать, что суд идет и над тобой. Разница лишь в

одном. Для тебя на карту поставлена твоя честь, для Николана - жизнь.

Ранно выиграл первую схватку, но из второй вышел изрядно потрепанным.

Ранно вернулся на свое кресло и сразу стало ясно, что он решил

изменить тактику. Ранее он шел напролом, но привело это лишь к тому, что

его гордость изрядно потоптали ногами. Более он не пытался вмешиваться в

ход процесса. Вместо это ровным голосом вызывал своих свидетелей и ничем

не выдавал своих чувств в ходе их допроса Оратором.

Первым вызвали Раструма, сына Иллелака, сына Горлау, сына Тельфа.

Имена его прямых предков перечислялись с тем, чтобы безусловно доказать

его принадлежность к народу плоскогорья. Он показал, что день битвы провел

рядом с Ранно и подтвердил все, что говорил тот о действиях своего отряда.

Хотя Раструм сопровождал Ранно в шатер Таллимунди, он не слышал разговора

своего командира с принцем.

- Ты знал, что отряду Рорика предстоит атаковать холм? - спросил

Ослау.

- Да, господин.

- Тебе сказал об этом твой командир?

- Нет, господин. Но мы узнали об этом.

- Не думал ли ты, что вам следует повернуть назад и вместе с

остальными принять участие в атаке?

Раструм недоуменно посмотрел на Оратора.

- Повернуть назад? Такого приказа не поступало.

Вторым свидетелем также стал боец и отряда Ранно. Звали его Радгель,

сын Сулмена, сына Рашго, сына Сулькана. Он показал, что слышал, как его

командир получил приказ от Рорика выехать в разведку. Он сопровождал Ранно

к тому месту, где Рорик провел ночь у костра, скрытого плетнем от глаз

неприятеля.

Когда Ослау начал допрашивать его, выяснилось, что он сильно путается

в деталях. Но за основную часть показаний он стоял насмерть: он слышал,

как Рорик приказал Ранно взять своих людей и провести разведку восточной

равнины.

[Гость Эльтебер]

Более ценным свидетелем оказался Воллена, отец которого так и остался

неизвестным, а потому его всегда звали Альф Воллена. Он показал, что

слышал разговор между Николаном и Иваром, когда они приехали к Мацио

Роймарку, выполняя приказ Аттилы и подсчитывая количество людей и лошадей,

которых могло дать плоскогорье армии гуннов. Николан, по словам Воллены,

сказал Ивару, что должен вернуть свои земли, захваченные Ранно, и пойдет

на все, чтобы убрать Ранно со своего пути.

- Эти двое мужчин разговаривали наедине?

- Конечно, господин мой Оратор.

- Тихим голосом?

- Да, господин. Они наклонились друг к другу и говорили шепотом.

- И далеко ты был от них?

- Я находился рядом с ними, - он измерил взглядом расстояние до

Николана и взмахом руки как бы разделил его пополам. - Примерно на таком

расстоянии.

- То есть тебя отделяло от них двадцать футов?

В этот момент Ранно попытался привлечь к себе внимание свидетеля, но

Альф Воллена не отрывал глаз от Оратора.

Ослау отошел от Воллены на двадцать футов, подозвал охранника, что-то

сказал ему на ухо.

- А теперь, - он повернулся к свидетелю, - повтори, что я сказал ему?

И что он мне ответил?

Свидетель не почувствовал подвоха.

- Но, господин Оратор, я ничего не услышал. Да и не мог. Вы же

шептались.

- Ты ничего не услышал?

- Нет, господин.

Оратор повернулся к Ранно.

- Я вынужден сообщить суду, что слову этого свидетеля верить нельзя.

Он не мог слышать того, о чем рассказал нам сегодня. Его показания не

должны учитываться при принятии решения.

Зрители на склонах заулыбались. Как потом узнал Николан, Воллена

давно пользовался репутацией лжеца. Ранно допустил промах, выбрав такого

свидетеля.

Маловероятно, чтобы кто-то из присутствующих поверил

незаконорожденному сыну служанки. Николан, однако, чувствовал, что

свидетели, бывшие с Ранно в Шалоне, убедили большинство из сидящих на

склоне, что Ранно Финнинальдер сказал правду о происшедшем перед битвой.

Невнятные ответы Ранно на вопросы Оратора нанесли ему определенный урон,

но в Николане по-прежнему видели предателя.

Появление следующего свидетеля столь удивило всех, что на несколько

мгновений над склонами повисла тишина, а взгляды присутствующих

скрестились на высоком седом старике. Последний раз Николан видел его

закованным в цепи, больным и испуганным. То был Микка Медеский.

Когда-то богатейший купец Востока прибыл в тунике из самого дешевого

материала. Исчезла тяжелая золотая цепь, которую он всегда носил на шее,

на пальцах не осталось ни одного перстня. Щеки его провалились, к стулу,

на который садились свидетели, он подошел, хромая.

- Микка Медеский! - воскликнул Ослау. - Давненько мы не видели тебя в

наших краях.

Свидетель кивнул.

- Давненько. А теперь видите меня в последний раз. Я возвращаюсь в

Дамаск, где я родился и где закроются мои глаза.

- У тебя есть, что нам сказать?

- Да, господин мой Оратор. Я могу рассказать вам об отношениях между

подсудимым и императором.

- Мы тебя слушаем.

- Император был столь высокого мнения о его способностях, что доверял

Николану подготовку приказов о перемещениях армий. Часто советовался с

Николаном. Я видел Николана Ильдербурфа, когда тот заезжал в штаб-квартиру

императора у горного перевала, через который армия гуннов выходила на

равнины Ломбардии. На этот раз приказы писал не Николан. У Аттилы были

причины более не доверять ему.

- Откуда тебе это известно? Насколько я понимаю, ты в это время сидел

в одном из своих фургонов, закованный в кандалы.

- Это правда. Меня безо всяких на то оснований обвинили в том, что я

заплатил некоему Сартаку за убийство императора, и приговорили к смерти.

Николан вернулся выполнив поручение императора и тем самым доказав, что я

снабдил Аттилу верной информацией. Потому-то меня и не казнили.

- Ходили упорные слухи, что ты был шпионом императора. Твои слова это

подтверждают.

- С чего мне это отрицать? Мои дни сочтены. Да, я продавал ему важные

сведения.

- Почему Аттила перестал доверять Николану?

- У него возникли подозрения, господин мой, что Николан уже не на его

стороне. Он дал императору плохой совет перед битвой при Шалоне.

- Не мог бы ты выразиться яснее?

- Конечно, господин мой. Николан предложил атаковать холм по

северному склону. Император последовал его совету и атака не принесла

ничего, кроме колоссальных потерь.

Признание Микки, похоже, стало для Ослау сюрпризом. Насупившись, он

какое-то время молчал, возможно, выискивая слабое место в показаниях

свидетеля.

- Ты хочешь, чтобы мы поверили, что ты слышал все это, сидя в цепях и

ожидающий исполнения смертного приговора?

- Император говорил со мной, когда пришел, чтобы сказать, что я

помилован. Среди прочего он сообщил мне, что жестоко разочаровался в

Николане.

Николана охватило отчаяние. Уж больно ловко старый купец передергивал

факты. А уж вытянуть из него правду, при его-то уме, просто не

представлялось возможным. Но почему Микка явился на суд?

- В чем заключалось исполненное Николаном поручение, после которого

он вернулся в штаб-квартиру императора у горного перевала? - спросил

Оратор.

- Его отправляли на римскую территорию найти и переговорить с

принцессой Гонорией. Он с этим справился.

- А после этого Аттила послал его с еще более важным заданием.

Передать его послание Аэцию. Почему он это сделал, если не доверял

Николану?

- Второе поручение было куда опаснее первого. Император полагал, что

римляне казнят Николана. В определенном смысле он наказывал своего

подчиненного.

- Но ведь именно успех Николана спас тебе жизнь, не так ли?

Микка безразлично махнул рукой.

- Меня освободили от цепей, это так. Но, возможно, смерть стала бы

наилучшим выходом. Все мое состояние конфисковали, я теперь нищий. Я

возвращаюсь в дом моих предков с пустым кошельком.

- Я достаточно хорошо тебя знаю, чтобы задуматься над вопросом, а

какую ты видишь выгоду в том, чтобы забрести в такую даль и дать показания

на этом суде? - Ослау помолчал. - Николан, рискуя жизнью, успешно выполнил

поручение Аттилы. Этим он вырвал тебя из рук палача. Так зачем являться

сюда? Почему ты расплачиваешься с ним, свидетельствуя против него?

Микка воздел руки к небу, губы его разошлись в некоем подобии улыбки.

- Должен ли я сказать, что считаю своим долгом рассказать суду все,

что мне известно об этом деле?

- Весь мир знает, что ты лжец из лжецов, Микка Медеский. Я не могу

заставить себя поверить ни единому твоему слову.

Но последние слова Оратора не могли поколебать того факта, что версия

Ранно получила новое, и весьма серьезное подтверждение.

По склонам пробежал шумок, когда Николан поднялся и зашагал к стулу

свидетеля. Люди вытягивали шеи, чтобы получше рассмотреть его.

- Николан Ильдербурф, - обратился к нему Оратор, - тебя обвиняют в

том, что ты ответственен за приказ, получив который, отряд Рорика атаковал

холм по северному склону и понес страшные потери. Это правда?

- В этом обвинении нет ни грана правды?

- Ты обсуждал направление атаки с принцем Таллимунди?

- Нет. Я ни разу не видел принца Таллимунди.

На лице Ослау отразилось изумление.

- Но занимаемый тобой пост требовал непосредственного общения с

военачальниками?

- Господин мой Ослау, при Шалоне Аттила повел в бой полмиллиона

человек. Которыми командовали десятки военачальников. Со многими я никогда

не встречался, в том числе и с принцем.

- Но как-то вы общались?

- В день битвы, да. Император возложил на меня руководство курьерами.

- Ты участвовал в обсуждении принимаемых решений?

- Только не в том, что привело к атаке по северному склону. Дозволь

коротко рассказать, как все произошло.

- Временем тебя никто не ограничивает. Расскажи нам все, что знаешь.

- Когда вечером армия вышла на исходные позиции к намеченному на

следующий день сражению, император буквально рассверепел, узнав, что на

левом фланге неприятель занял господствующую высоту. Он послал трех

советников, чтобы разобраться с ситуацией на месте и доложить ему свои

предложения. Я был одним из них. По возвращении я высказал мнение, что

оставлять холм в руках противника крайне опасно и следует выбить его

оттуда атакой по более пологому восточному склону. Я убеждал императора

атаковать на заре, до того, как вестготы успеют подготовиться к ее

отражению.

- Что ответил император?

- Сказал, что подождет докладов других советников, после чего примет

решение. Но он немедленно послал приказ принцам, в котором указал, что

холм надо освободить до начала битвы.

- Ты предложил, что в атаку следует послать отряд Рорика?

- Разумеется, нет. Это решение приняли три брата-принца, что

командовали левым флангом.

- Что случилось потом?

- Ранним утром император сказал мне, что во время битвы моя задача -

руководить курьерами. И послал требование принцам немедленно вышибить

готов с холма атакой по восточному склону.

- Им отправили письменный приказ?

Николан покачал головой.

- Во время битвы все приказы передавались устно. Писать их не было

времени. После сражения нам сообщили, что принцы не получили этого

приказа. Курьера сбросила лошадь и он сильно расшибся. Первый приказ, об

атаке на холм, принцы получили.

- Таллимунди сам принимал решение о направлении атаки?

Николан выдержал короткую паузу.

- Господин мой Оратор, я уверен, что ему посоветовали атаковать холм

с севера.

- То есть совет поступил не от тебя? И не от императора?

- Именно так, господин мой.

- Есть ли тому доказательства?

- Один из курьеров, который позднее привез сообщение от принца, стал

свидетелем того, как выбор пал на отряд Рорика и почему его направили на

северный склон. Он рассказал мне все, что слышал.

- Ты разумеется, понимаешь, что показания с чужих слов не признаются

Ферма. Они ничем не лучше слухов. Разумеется, если курьер сам выступит

перед судом...

- Он здесь, господин мой.

Слова Николана, озвученные глашатаями, вызвали сенсацию. Зрители

начали переглядываться, поднялся шум.

Ранно что-то торопливо зашептал члену суда, сидящего справа от него.

Замолчал на полуслове, огляделся, лицо его превратилось в маску, в глазах

горела жестокость. Он подозвал одного из своих слуг, сидевших на траве

перед его креслом. Тот подошел, выслушал приказ Ранно и ретировался.

- Мы все с интересом выслушаем твоего свидетеля. А пока расскажи, что

произошло после начала битвы.

- Император лично возглавил атаку по центру и его войска без труда

прорвали оборону аланов. Я получал все донесения, доставляемые курьерами

и, когда ситуация того требовала, переадресовал их, также с курьером, в

гущу сражения, где находился император. Одно из первых сообщений,

поступивших с левого фланга, гласило, что принц Таллимунди приказал отряду

Рорика атаковать холм по северному склону. Я... сначала я не поверил своим

ушам. Это была чудовищная ошибка! Атака не только бы захлебнулась. Готы

могли перестрелять всех, кто в ней участвовал. Ранее мне доложили, что три

принца всю ночь пьянствовали, и я сомневался, что приказ этот - результат

ночного дебоша, поскольку Таллимунди не отдавал себе отчета в том, что

делает. Но Сомуту, курьер, раскрыл мне глаза.

- Этот Сомуту - твой свидетель?

- Да, господин мой.

- Какие ты принял меры?

- Я послал курьера к Аттиле, чтобы сообщить о допущенной ошибке и с

настоятельной просьбой отменить приказ Таллимунди. Потом послал Сомуту

обратно к принцу, с требованием отложить атаку до получения ответа

императора.

- Какой ответ прислал император?

- Он приказал принцу отменить конную атаку по северному склону и

вместо этого послать пехоту по восточному. Но до того, как этот приказ

дошел до Таллимунди, отряд Рорика атаковал по северному склону и

практически весь полег на нем.

- А теперь, давай вернемся в прошлое.

В его голосе появились нотки уверенности, которых Николан не замечал

ранее. "Он, похоже, считает, - подумал Николан, - что все складывается

лучше, чем он ожидал".

- Я полагаю это важным, продолжил Ослау, - ибо судьи должны знать,

какие мотивы побудили тебя пойти на службу Аттиле. Наших мужчин заставили

воевать на стороне императора, ты же пришел к нему сам.

- Я пошел к нему потому, что долгие годы был рабом в Риме, - четко

ответил Николан.

- Достойный ответ, - кивнул Ослау. - Но, возможно, ты продолжишь и мы

услышим более подробное объяснение.

- Хорошо, господин мой Ослау. Но никому из присутствующих не пришлось

испытать то, что выпало на мою долю. Удастся ли мне донести до вас, каково

жить под пятой этих жестоких и деградирующих людей? Возможно, лучше всего

показать вам их отметины на моем теле.

Рывком он сбросил тунику, оставшись голым по пояс. И медленно обошел

котловину, чтобы все, кто сидел на склонах, могли увидеть, во что

превратили римские плети его спину.

- Я не горжусь теми увечьями, что я получил по милости великого

Аэция, - продолжил он, вернувшись к стулу свидетеля. - Поэтому я никогда

не раздевался на людях, получив прозвище Всегда-одетый в армии Аттилы. Но

сегодня я пришел к выводу, что должен показать судьям и моим

соотечественникам, почему меня трясет при мысли о том, что Рим будет вечно

править миром.

- Начни рассказ с убийства твоего отца и захвата ваших земель. Все мы

слышали об этом, но, боюсь, многие стараются забыть об этой трагедии,

списав ее на дела давно минувших дней. Не думай о времени. Не опускай

ничего из того, что может помочь нам лучше понять причины твоих действий.

И Николан рассказал свою историю, направляемый точными вопросами

Ораторами. Он видел, с каким вниманием слушают его собравшиеся. Возможно,

ему еще не удалось переломить общее настроение, но во взглядах многих он

уже замечал сочувствие. Напоследок он коротко объяснил, почему он не

участвовал в последней кампании гуннов и, наконец, вытащил из-под пояса

сложенный лист пергамента и протянул его Оратору.

- Я представляю этот документ в доказательство того, что все,

сказанное мною, правда.

При первом взгляде на пергамент в глазах Оратора промелькнуло

удивление. Похоже, он сразу понял, какое мощное оружие попало к нему в

руки. Он прочитал документ дважды, затем высоко поднял над головой.

- Это официальный приказ, подписанный императором Аттилой, согласно

которому Николану возвращаются земли, ранее принадлежащие его отцу, а в

настоящее время удерживаемые родом Финнинальдеров.

Пока Оратор произносил эти слова, Николан отрывал взгляда от Ранно и

мог поклясться, что заметил как в глазах последнего мелькнул страх, хотя

лицо и побагровело от ярости. Страх этот, однако исчез, когда Ранно

вскочил с кресла.

- Это уж слишком! - взревел он. - Я пытался сдержаться, слушая этот

поток лжи. Но я отказываюсь принимать в качестве доказательства этот...

эту очевидную фальшивку!

- Это не фальшивка, - возразил Ослау. - Это подлинный и законный

документ, передающий право на владение землями Николану Ильдербурфу, сыну

прежнего хозяина. Однако, тебе этот документ ничем не грозит. Ибо, и тебе

представится возможность в этом убедиться, в документе имеется приписка о

том, что он более не имеет юридической силы, - Оратор повернулся к

Николану. - Чем обусловлено появление этой приписки?

- Потому что документ дали мне в ожидании того, что я буду служить

Аттиле столь же усердно, как и в кампании, окончившейся битвой при Шалоне.

Несмотря на то, что говорил вам Микка, император хотел, чтобы я оставался

с ним.

- Почему ты отказался служить ему?

- Потому что поверил в учение Господина нашего Иисуса Христа. И более

не мог принимать участия в войне, обещающей быть столь же ужасной, что и

предыдущая. Я не мог заставить себя направлять войска на безоружных людей.

- Но ты продолжал служить императору?

- У меня не было выбора. Он послал меня в Италии с важным поручением,

о котором я уже говорил. Он думал, что я вернусь до того, как войска

двинутся на Ломбардию, и к тому времени передумаю. Но буквально после

моего отъезда ему стало известно, что римский главнокомандующий не

собирается защищать горные перевалы, и он решил немедленно перейти в

наступление.

- Он, однако, нашел тебе другую работу?

- Да, мой господин. И вновь у меня не было выбора. Император Аттила

исходит из того, что ни один человек не может добровольно покинуть его

службу. Он послал меня к римскому главнокомандующему с предупреждением,

что он уничтожит все города северной Италии, если Аэций будет выжигать

посевы и уводить скот, дабы лишить пропитания армию гуннов. Это было

чрезвычайно опасное поручение. Я принял его, не надеясь вернуться живым.

- То есть император не утратил доверия к тебе, в чем пытался убедить

нас Микка?

- Нет, господин мой.

- Ты виделся с Миккой после выполнения первого поручения императора в

Италии?

- Да. И говорил с ним. Аттила считал, что вина Микки доказана, и

держал его в кандалах. А в живых его оставили лишь потому, что

продолжалась проверка неких сведений, сообщенных им императору. Император,

зная, что он шпион и предатель, не мог что-либо с ним обсуждать, особенно

вопросы, касающиеся боевых действий. В этой части показания Микки - чистая

ложь. Он все выдумал.

- Но почему он, старый и больной человек, приехал в такую даль, чтобы

дать показания? Ему есть за что ненавидеть тебя?

- Нет. Когда я видел его в последний раз, закованным в кандалы в его

фургоне, он искренне благодарил меня за успешное выполнение поручения

императора. Ибо этим я сохранил ему жизнь.

- У него действительно конфисковали все имущество?

- Ему ничего не оставили. Даже содрали с плеч дорогую одежду.

- Чем ты можешь объяснить его присутствие на суде?

Николан помялся.

- Он сам сказал, что готов на все ради денег. Пожалуй, он не стал бы

показывать здесь монеты из своего кошелька. Подозреваю, в нем лежит золото плоскогорья.

[Гость Эльтебер]

Николана перепроводили в его комнату, где он нашел Ивара. Поскольку

чужестранцам не разрешалось присутствовать на слушаниях, бритонец не

выходил за дверь. Но он все слышал, а потому на лице его отражалась

тревога. Кроме того, он сообщил Николану пренеприятную новость.

- Друг мой Николан, скорее всего, Сомуту не сможет выступить в суде.

Он исчез.

- Ты полагаешь, что ему надоело ждать и он уехал домой? - спросил

Николан.

Ивар покачал головой.

Его лошадь в конюшне. Вещи в моем шатре. Нет, его выкрали, чтобы он

не смог дать показания. Возможно, даже убили. Николан сел на кровать,

обреченно поник головой, закрыл лицо руками.

- Значит, мои показания никто не подтвердит. Да, Ослау удалось

посеять сомнения в правдивости Ранно, даже показать, что он трус. Но

хватит ли этого? Боюсь, что нет, - затем, совладав со страхом, поднял

голову, убрав руки, посмотрел на Ивара. - Я знал, на что иду, когда ехал

сюда. Но, Ивар, друг мой, иначе я поступить не мог, просто не мог.

11

Ночью прошел дождь, не слишком долгий и сильный, но более чем

неприятный для тех, кто решил провести ночь рядом с котловиной. Запасы еды

у многих подошли к концу, так что склоны оглашали крики голодных детей.

Но тут с севера донесся дразнящий запах жарящегося мяса. И

действительно, за ночь с севера от котловины вырыли большой ров, в котором

на огромном костре жарились теперь целые туши бычков и овец. И скоро

каждый желающий мог получить миску с увесистым куском жареного мяса. Так

что вскоре все забыли и про ночной дождь, и про голод.

- За мясо мы должны благодарить Ранно? - спросил глава одной из

семей, уже обглодавший здоровенную кость.

Слуга, разносивший миски, пренебрежительно фыркнул.

- Ранно! Разве вы не знаете, что Ранно уморил голодом своего отца? У

Ранно не выпросишь и ломаного гроша.

- Так кто платит за мясо?

- Это, друг мой, подарок дамы. Вдовы Тергесте.

И скоро все, кто сидел на склонах, знали, что накормила их вдова

Тергесте, которая более не вдова, а жена бритонского Самсона, близкого

друга Николана. Естественно возникли вопросы, сделала она это, чтобы

склонить присутствующих на сторону Николана или по доброте души? Как бы то

ни было, настроение у всех поднялось и со склонах то и дело слышались

радостные крики.

К семи часам судьи заняли свои места. Минутой позже появился Ослау, с

густо исписанным пергаментом в руки. Копии он отдал помощникам с тем,

чтобы те немедленно отнесли их глашатаям.

На лице Ослау читалась решительность. Заговорил он лишь после того,

как все глашатаи получили копии документа.

- Два часа тому назад, - начал он зачитывать заявление, - пастух,

который искал отбившихся от стада коров, заглянул в ущелье Скаур. Ему

показалось, что внизу кто-то лежит. Спустившись в ущелье он обнаружил труп

человека, прикрытого плащом. В его спине торчала стрела. В убитом опознали

Сомуту, курьера, который должен был выступить свидетелем на этом суде.

- Этот Сомуту пробыл здесь слишком короткое время, чтобы нажить себе

смертельного врага. Он не пьянствовал, ни с кем не ссорился. По отзывам

тех, кто его знал, он был веселым и общительным человеком. Жена и дети

ждали его в Сарматии. Вывод напрашивается только один, и мой долг сказать

вам, что его сознательно убрали с дороги.

Когда глашатаи закончили читать эту часть заявления Ослау, над

котловиной повисла тишина. А затем ее сменил негодующий рев. Многие

мужчины вскочили, потрясая в воздухе кулаками.

Ослау дождался тишины и продолжил.

- Вчера днем Дальбо, конюха Роймарков, видели в харчевне на юге, в

двадцати милях отсюда. Он пьянствовал, а его шапку украшало новое перо. Он

хвалился туго набитым кошельком. Дальбо, который вчера отсутствовал,

должен был дать достаточно важные показания о том, что произошло в ночь

перед битвой. Все мы знаем, что за всю свою жизнь Дальбо не заработал на

новое перо для шляпы. Вновь вывод напрашивается один: Дальбо подкупили,

чтобы он не мог дать показания в суде.

Зрители отреагировали, как и в первый раз, только взревели еще

громче.

- И, наконец, я должен сообщить вам, что мой приказ задержать Микку

Медеского для повторного допроса был отменен. Вчера днем он покинул

плоскогорье.

Заявление Ослау более всего изумило Николана. После завершения

слушаний Оратор не перемолвился с ним ни словом. Спал Николан мало,

ворочаясь в постели и гадая об исходе процесса. А когда увидел солнце,

подумал: "Возможно, я вижу тебя последний раз". Но более всего Николана

печалило другое: он мог не свидиться с Ильдико.

Разумеется, от него не укрылась бурная активность за стенами его

комнаты. Приезжали и уезжали люди, до него доносились обрывки разговоров,

но он не мог сказать, в чему все это могло привести: к спасению или к

смерти? А к нему в комнату никто не заглянул.

Ослау вновь выждал, пока стихнет шум.

- Все вышесказанное есть доказательство того, что кому-то очень

хочется скрыть от нас истину. К счастью, наши законы умеют с этим

бороться. Мы можем выбрать любой из двух вариантов. Снять с подсудимого

все обвинения или отложить слушания с тем, чтобы выяснить, кто мешает

восторжествовать справедливости.

[Гость Эльтебер]

Николану показалось, что сидящие на склонах, не все, но большинство,

одобрили предложение Ослау. Ибо он привел веские доводы: Сомуту убили,

Дальбо и Микку услали прочь. В своем молчании все трое стали его лучшими

свидетелями.

Ранно, насупившись, слушал Ослау, а когда тот закончил, тут же

поднялся.

- Я не вижу причин принимать любой из твоих вариантов, - заявил он

Оратору. - Суду представлены доказательства вины Николана Ильдербурфа. Мы

должны продолжить слушания.

Вроде бы народ плоскогорья должен был поддержать Ранно. Но когда

глашатаи прокричали его слова, со склонов донеслось громогласное: "Нет!

Нет! Нет!"

- Кажется всем ясно, господин мой Ранно, - Оратор смотрел его в

глаза, - что народ с тобой не согласен.

- Бывают случаи, - Ранно посмотрел на судей, - когда жизнь заставляет

менять старые законы. Решение принимаю я. Повторяю, слушания необходимо

продолжить. Без задержек и перерывов.

Ослау покинул свой столик и подошел к судьям, не спуская глаз с

Ранно.

- Изменение наших законов возможно лишь с согласия народа. Если Ферма

не согласится снять с подсудимого все обвинения или отложить слушания до

завершения специального расследования, данной мне властью я поставлю

вопрос на всеобщее голосование.

- Очень хорошо, господин Оратор. Члены Ферма проголосуют. Результат

тебя не устроит, но я не могу пообещать, что дальше все будет, как тебе

того хочется, - он поднял руку, как бы говоря своим сторонникам: делай,

как я. Хотя солнце впервые выглянуло из-за облаков и согрело зрителей, они

этого не заметили, поглощенные разыгрывающейся на их глазах драмой. - На

голосование выносится вопрос: продолжать ли нам слушания? Я голосую

первым. Да, продолжать.

Необходимость посылать гонцов к глашатаям отпала. Ослау поднял правую

руку, показывая, что один голос подан за.

- Кристий, что ты скажешь? - обратился Ранно к судье, что сидел

справа от него.

Совсем юный, Кристий густо покраснел, почувствовав, что все смотрят

на него. Откашлялся.

- Да, продолжать.

Ранно, собственно, не сомневался в ответе Кристия, как, впрочем, и в

своей легкой победе, а потому поднял подряд еще двух молодых судей,

которые также поддержали его. Затем очередь дошла до стариков. Если

решения молодых и поднятую правую руку Ослау зрители встречали зловещей

тишиной, то вскинутая левая рука Оратора вызвала бурю восторгу. И

остальные трое судей безо всякого колебания ответили "Нет". И всякий раз,

когда поднималась левая рука Оратора, со склонов доносился одобрительный

рев.

Итак, голоса судей разделились: четыре на четыре.

Ранно по-прежнему верил в успех.

- Решающим станет голос недавнего члена Ферма, Хаски, которого

выбрали в самый последний момент, чтобы занять место Ильдербурфов. Хаска,

как ты проголосуешь?

Николан посмотрел на овцевода, что сидел на самом последнем кресле, и

сердце его упало. Что он мог ждать от этого человека? Николан знал, что

Ранно самолично ездил к Хаске, чтобы предложить ему место в составе Ферма.

Наверное, они обо всем договорились заранее.

"Как хорошо, - подумал Николан, - что Ильдико не успела вернуться

вовремя. Она не увидит исхода этого процесса.

После короткого колебания Хаска встал, огляделся. Посмотрел на Ранно,

затем на Николана.

- Я не знал, что мне предложено место Ильдербурфов. Иначе отказался

бы занять его. Мой брат, мой единственный брат, погиб в битве при Шалоне

и, если Николан отдал приказ, пославший его на смерть, я хочу, чтобы он

понес должное наказание.

Ранно поощряюще кивнул.

- Но я также убежден и хочу сейчас сказать об этом, что народ -

высший судья. Разве мы можем выносить решения, зная, что люди нас в нем не

поддерживают? И, должен признаться в своих сомнениях. Разве можно считать

вину Николана доказанной, не услышав свидетелей, готовых выступить в его

защиту? Возможно, я излишне самоуверен, высказывая такое суждение. Вот я

стою перед вами, низкородный овцевод, сын овцевода, окруженный гордыми и

знатными лошадниками плоскогорья. Вы будете сторониться меня, несмотря на

эту мантию, словно от меня постоянно пахнет шерстью. Но вот что я хочу

сказать, друзья мои, если я найду среди вас таковых, чабан все свободное

от сна время проводит под открытым небом, сияет ли на нем солнце или

сверкают звезды. Только они и составляют ему компанию. Он многое узнает от

матери-природы, и прежде всего она учит его всегда докапываться до истины.

Я думаю, другие чабаны не станут возражать, если я выскажусь от нас всех:

мы не стали бы убивать солдата, который прошел долгий путь, чтобы дать

свидетельские показания. Мы не стали бы наполнять золотом карманы

тугодума-конюха, лишь бы он не появлялся на суде. Мы не стали бы нанимать

предателя и шпиона, чтобы он явился сюда и лгал под клятвой. Человек,

который виновен во всем этом, возможно, приложил руку к тому, чтобы

направить отряд Рорика в ту последнюю для большинства всадников атаку.

Естественно, мы не может решать виновен Николан Ильдербурф или нет, не

выяснив, кто пытается скрыть от нас правду.

Он повернулся к Ранно, лицо которого побагровело от ярости.

- Мой ответ - нет!

И тут случилось непредвиденное. Хотя многие попытались выразить свое

неудовольствие, склоны взорвались хохотом и хлопаньем в ладоши. И прошло

немало времени, прежде чем стих шум.

Ослау обнял Николана за плечи и отвел в комнату, которую тут занимал

последние дни.

- Будет лучше, если ты побудешь здесь, пока волнение не уляжется. Я

думаю, большинство на твоей стороне, но остались и такие, кто по-прежнему

винит тебя в смерти их отцов и мужей. Кто-то из них может вонзить кинжал

тебе в спину, - он подошел к окну, посмотрел, что творится снаружи.

- Они спускаются вниз. Как я и ожидал, спорят друг с другом. Охране

придется потрудиться.

- А где Ранно?

- Там же, где и был. Похоже, он никак не ожидал такого плевка в душу.

Подожди, он куда-то исчез. Во всяком случае, я его не вижу.

- А Хаска?

- Наш храбрый овцевод сидит в кресле. Улыбается. Судя по всему, очень

доволен собой. Люди о чем-то спорят у его ног.

Ослау вернулся к столу, сел рядом с Николаном.

- Сын мой, ты, несомненно, понимаешь, как тебе повезло.

Николан согласно кивнул.

- Надежд на положительный исход слушаний у меня было мало. Я обязан

тебе своей жизнью.

- Остается решить, как быть дальше. Слушания отложены, и теперь

передо мной два пути. Я могу заявить, что убийство твоего главного

свидетеля лишает суд возможности получить всестороннюю информацию,

вследствие чего с тебя следует снять все обвинения. Или я могу немедленно

начать расследование обстоятельств убийства Сомуту и подкупа Дальбо и

Микки. Для этого придется общим голосованием выбрать специальный комитет.

- Я вернулся добровольно, - ответил Николан. С одной целью -

очиститься от тех лживых слухов, что распускает обо мне Ранно. Закрытие

дела не докажет моей невиновности. Я считаю, слушания необходимо

продолжить. Но, - Николан на мгновение задумался, - ранее надобно

выполнить два условия. Во-первых, провести тщательное расследование.

Во-вторых, общим голосованием выбрать девять членов Ферма.

Морщины озабоченности на лице Ослау разгладились. Он улыбнулся

подсудимому.

- Именно это я и надеялся от тебя услышать. Это честный и

мужественный ответ. Я буду счастлив повторить твои слова на заседании

Ферма, которое состоится, как только народ успокоится. Но ты должен

помнить о непредсказуемости Ранно. Сам видишь, насилие его не

останавливает. Так что давай пока подождем.

В дверь постучали, в комнату всунулся Хаска. Подмигнул Николану,

поклонился Ослау.

- Входи, - кивнул ему последний.

Хаска вошел походкой победителя. Чувствовалось, что он очень доволен

собой.

- Кажется, я поломал планы этого нового Цезаря, заявил он. - После

того, как я проголосовал, он смотрел на меня так, словно вот-вот

набросится на меня. Но я не боюсь. Ему вырвут клыки еще до окончания суда.

- Ты поступил честно и бесстрашно, - заметил Оратор.

- Я у тебя в неоплатном долгу, - воскликнул Николан. - Скорее всего,

твой голос спас мне жизнь.

Овцевод беспечно махнул рукой.

- Несмотря на то, что говорилось на суде, мне с самого начала было

ясно, что доказательств у них нет. Кроме показаний этого земельного вора и

труса да его его слуг и дружков. О, до суда я был настроен против тебя. Я

неделю не мог говорить после того, как узнал о смерти брата. Он обожал

лошадей, а я очень любил его, - Хаска посмотрел Николану в глаза. - Я

уверен, что не ты общался утром с пьяными принцами.

- Нет. Но я могу сказать тебе, кто это был.

Хаска вскинул руки.

- Нет нужды. Я знаю. И, господин мой Ослау, есть интересные новости.

Потому-то я и пришел к тебе. Ранно так легко не сдастся. Он собирает своих

сторонников. А вот о новостях он не слышал, пока я не решился раскрыть ему

глаза и не сказал, что Рорик, похоже, жив и едет сюда. Лицо его стало

белым как зубы гунна. Он рявкнул, что я лгу, но отказался от идеи

вооруженного нападения на охрану Ферма.

- А что говорят о Рорике? - спросил Ослау.

- Судя по всему, он действительно жив. Мой сосед, он тоже выращивает

овец, сказал мне, что Рорик едет в компании друзей. Они уже недалеко.

Рорик очень слаб. А память его... - Хаска помахал рукой, - то появляется,

то исчезает.

- Это естественно, - кивнул Оратор. - Но, при должной заботе, он

быстро поправится. И тогда мы узнаем правду. Значит, сегодня у меня

прибавится забот. Я должен вас покинуть.

Едва они остались одни, Хаска повернулся к Николану.

- Я чувствую, что ты хороший человек, Николан. Сегодня я понял, что

мне нравится сидеть в кресле великих, так что я хотел бы остаться в Ферма.

Мы с тобой сможем многого добиться.

- И с Рориком.

Хаска задумался, затем кивнул.

- Разумеется, и с Рориком. Он будет главой рода Роймарков и займет

кресло, которое пытался украсть у него Ранно. Но не очень-то рассчитывай

на него. Это счастье, что остался жив после такого ранения. Все-таки

стрела попала в глаз. Но ты и я, мы сможем стоять плечом к плечу, когда...

- он вновь заглянул в глаза Николана, - нам выпадет великий шанс.

"Проницательный парень, - подумал Николан. - Смотрит вперед.

Скоро выяснилось, что овцевод любит поболтать. И его рот, однажды

раскрывшись, закрыться уже не мог. Он сел рядом с Николаном, положил ногу

на ногу.

- Когда я был маленьким, один из ваших жеребцов налетел на меня сзади

и я полетел кубарем. Даже не знаю, как я остался жив. С тех пор я не

люблю, когда меня шпыняют из стороны в сторону. Вчера вечером ко мне

подошел Ранно и сказал: "Завтра будет нелегкий день. Возможны осложнения.

Следи за мной и я покажу, как тебе голосовать". И когда осложнения-таки

возникли, я постарался, чтобы расплачивался за них сам Ранно.

Он громко рассмеялся и хлопнул рукой по колену Николана.

- Мы с тобой сработаемся. А если возникнет необходимость кого-то

пошпынять, мы с этим справимся.

Тут донессшийся со склонов гул прервал их разговор. Хаска подскочил к

окну, чтобы посмотреть, что же взволновало жителей плоскогорья.

Присвистнул и обернулся к Николану.

- Они прибыли! Наверное, были ближе, чем мы думали. Они уже

спускаются в котловину на центральной тропе.

Николан присоединился к нему, с гулко бьющимся сердцем. Ильдико, его

храбрая и очаровательная возлюбленная, справилась с возложенной на нее

отчаянно трудной миссией. Еще секунда, и он увидит ее. Еще несколько

минут, и обнимет. Нет, на людях так себя не ведут. Но она будет с ним. Он

поднялся на цыпочки, чтобы массивные плечи Хаски не загораживали обзора,

но не увидел ничего кроме тропы.

- Сколько их? - спросил он.

- Думаю, восемь.

- Нет, нет! - воскликнул Николан. - Не восемь! Восемь человек уехали

за Рориком. Приглядись по-внимательнее, Хаска, друг мой. Их должно быть

девять.

Хаска пригляделся и покачал головой.

- Нет, только восемь.

- Значит, слух о том, что Рорик жив, не подтвердился, - Николан

печально поник головой. А тут другая мысль, еще более тревожная, пронзила

его мозг. - Хаска! Есть ли среди них женщина?

- Если и есть, - ответил овцевод, - то она высокая, ширококостная, и

может унести на плечах теленка.

Забыв о предупреждении Ослау, Николан выбежал из двери и проложил

путь сквозь толпу, заполнившую котловину. Его сразу узнали. Некоторые

враждебно хмурились, но вв большинстве своем люди улыбались ему и даже

хлопали по плечу, когда он протискивался мимо.

Первым ехал командир отряда, высокий всадник, покрытый пылью, с

головы до ног. Николан остановил его, когда они достигли дна котловины.

- Сарсан! - воскликнул он. - Где она?

Всадник явно не хотелось отвечать.

- Они захватили нас врасплох, - он стыдливо отвел глаза.

Николан сразу подумал, что внезапная атака - дело рук Ранно. И тут же

высказал такое предположение. Но Сарсан покачал головой.

- Нет, нет, господин мой Николан. На нас напал большой отряд. Человек

двадцать, - он наклонился к уху Николана. - Гунны. Конные лучники. Окажи

мы сопротивление, они бы утыкали нас стрелами.

Николан потерял дар речи. Он, разумеется, знал, какая опасность

грозит Ильдико, но полагал, что противостоять ей придется в достаточно

отдаленном будущем. Раз о возвращении Ильдико стало известно столь быстро,

значит предатель объявился в ее семье. И незамедлительно дал знать Аттиле.

Он смотрел на Сарсана, ожидая продолжения.

- Дорога делала резкий поворот и, миновав его, мы увидели их. Они

выстроились полукругом, перегородив дорогу. Каждый с луком наизготовку.

Попытайся мы броситься на них или повернуть назад, нас засыпали бы

стрелами. Их командир держался более чем дружественно. Сказал, что им

нужна женщина и ничего более. Я спросил, по какому праву, и он ответил:

"Приказ владыки земли и моря". Госпожа Ильдико проявила себя с самой

лучшей стороны. Прошептала, что одно неосторожное движение с нашей

стороны, и нас всех перестреляют как куропаток. Сказала, что мы должны как

можно скорее возвращаться с ее братом на плоскогорье. Она просила передать

тебе привет, воскликнула: "Прощай, дорогой Рорик", - и на том наши пути

разошлись. Гунны сомкнулись вокруг нее и галопом унеслись прочь, - Сарсан

чуть не плакал. - Ах, господин мой, какая же она храбрая женщина, а мы не

смогли ее спасти!

Шок, лишивший Николана дара речи, сменился черной яростью. Как такое

могло случиться? Чего он не предусмотрел? Впрочем, он понимал, что сам-то

не смог бы ничего сделать, поскольку, явившись к Ослау, не имел права

покинуть плоскогорье до суда. На раньше-то у него была возможность

обеспечить ее безопасность. Если бы он последовал совету Мацио. Если бы

сумел убедить Ильдико поехать с Евгенией на север, к Альпам. Тогда она

сохранила бы свободу. Почему, почему он не уговорил ее? В том, что

произошло самое худшее, виноват только он.

Но еще большая вина лежала на Ранно, который выставил эти абсурдные

обвинения. Николан уже не сомневался в том, что именно Ранно сообщил

Аттиле о возвращении Ильдико. Но, когда слепая ярость отступила, вернув

ему возможность мыслить логически, он понял, что Ранно тут не причем, ибо

сам хотел жениться на Ильдико. Так кто же предал Ильдико? И ту Николана

осенило: Лаудио! Она с детства полагала, что выйдет замуж за Ранно и

известие о том, что он отдает предпочтение ее сестре стало для нее

жестоким ударом. Она могла вернуть Ранно лишь убрав Ильдико со своей

дороги. Потому-то Аттила так скоро узнал о возвращении на плоскогорье

золотоволосой красавицы. Как же глубоко ненавидела Лаудио сестру, раз

решалась на такое!

- Господин наш Рорик с нами, - услышал он голос Сарсана и поднял

голову, пытаясь отогнать страх за Ильдико.

Рорик ехал меж двух всадников и быстрая езда, судя по всему, вымотала

его донельзя. Если бы не черная повязка на выбитом глазе, его бы никто не

узнал. Он похудел, побледнел, хороший глаз глубоко запал, щеки

провалились. Выглядел он глубоким стариком.

- Рорик! - воскликнул Николан, шагнув к давнему другу.

Раненый недоуменно посмотрел на него.

- Кто ты?

- Ты не узнаешь меня? Приглядись! Рорик, я - Николан, и когда-то мы

были близкими друзьями.

Рорик всмотрелся в лицо Николана.

- Николан? Знакомое имя. Николан, Николан, - он помолчал. - Я уже

начал вспоминать, но все куда-то ушло.

- Так у него всегда, - заметил Сарсан. - Память то возвращается, то

пропадает.

- Он узнал сестру?

- Поначалу нет. Пристально посмотрел на нее, затем улыбнулся. Одними

губами. Ее имя ничего ему не сказало, он повторил его несколько раз и

покачал головой. И лишь когда она сняла с головы повязку и он увидел цвет

ее волос, его память шевельнулась. "Ильдико!" - воскликнул он. Потом

бывали периоды, когда он знал, кто она, но длились они недолго.

- Не свидетельство ли это улучшения его состояния?

Рорик наблюдал и слушал, потирая рукой лоб, словно хотел разогнать

туман, окутывающий его память.

- Возвращайся на родину... и подхвати вожжи... которые завтра выпадут

из моих рук.

- Рорик, друг мой! - радостно воскликнул Николан. - Ты начинаешь

вспоминать! Старайся, старайся изо всех сил! - он повернулся к Сарсану. -

То были его последние слова, сказанные мне в ночь перед битвой.

Рорик слабо улыбнулся и кивнул.

- Да... кажется я вспоминаю. Возможно... возможно...

Но дальнейшими вопросами Николан ничего не добился. С губ Рорика

срывалось одно и то же слово: "Нет! Нет! Нет!"

Николан понял, что о выздоровлении Рорика пока говорить не

приходится.

- Вы нашли его в землях Виктореха? - спросил он Сарсана и удивился,

когда тот покачал головой.

- Сначала мы поехали туда, но там его никто не видел. Мы обыскали все

дороги вокруг. И нашли его под деревом. Он лежал, не в силах

пошевельнуться. Должно быть, давно не ел. К нему нас привели лай собаки да

крики ребятишек, бросающих в него камни. После того, как он поел и

отдохнул, госпожа Ильдико рассказала ему о сне Мацио. Он ничего не помнит.

[Гость Эльтебер]

Тут к ним присоединился Ослау. Пристально всмотрелся в жалкую фигуру

("Рорик, лучший из наших наездников - в седле", - подумал он) и печально

покачал головой.

- Он тебя узнал? - спросил Ослау Николана.

- Нет. Но я думаю, память к нему вернется. Он повторил последние

слова, что говорил мне перед битвой.

- Рорик! - обратился старик к молодому Роймарку. - Как хорошо, что ты

вернулся. Теперь ты сможешь занять должность своего отца.

Рорик, нахмурившись, внимательно выслушал его. Вроде бы хотел что-то

спросить. Но лишь вздохнул и поник головой.

Оратор еще долго смотрел на исхудавшее тело и изможденное лицо

Рорика. Потом наклонился к Николану.

- Мой господин Рорик вернулся телом, но, к моему огромному сожалению,

не душой. Однако, пока остается надежда на его выздоровление, должность,

занимаемая Роймарками из поколения в поколение, останется вакантной. Закон

трактует эту ситуацию однозначно. Я сделаю заявление, объясню людям

сложившуюся ситуацию. Наш молодой друг очень слаб. Я боюсь... короче, его

нужно немедленно доставить домой. Возможно, несколько недель отдыха и

хорошей еды позволят ему восстановиться физически. А затем, глядишь, к

нему вернется и память.

- А как же Ранно?

- Ранно более не быть в составе Ферма, - ответил Оратор. - Если

только он не получит большинства голосов на общем сходе, который придется

собирать, когда станет окончательно ясно, что душевное здоровье Рорика не

идет на поправку. Но я сомневаюсь, что ему даже позволят занять кресло,

ранее закрепленное за Финнинальдерами.

Николан сообщил ему о похищении Ильдико. Ослау молча слушал его,

бледнея с каждым словом. Впервые он показался Николану глубоким стариком,

разочарованным и несчастным.

- И это тоже проделки Ранно! - со злостью воскликнул Оратор. - С

детства он был эгоистичен, лжив и жесток! - а после паузы добавил. - Ей мы

ничем не сможем помочь. Заявить протест Аттиле. Едва ли мы дождемся

какого-либо отклика, разве что на наш народ обрушатся новые репрессии.

Внезапно Ослау осознал, что вокруг все молчат. Оглянулся.

- Он идет. Проследи, Николан, чтобы Рорика немедленно отвезли домой.

И позаботься о том, чтобы его постоянно охраняли.

Жители плоскогорья раздались в стороны, освобождая проход Ранно

Финнинальдеру. Николан и Оратор стояли плечом к плечу, ожидая, пока

самозванный глава Ферма приблизится к ним. Зловещая тишина повисла над

котловиной. Взгляды присутствующих скрестились на главных героях.

- Я с ним разберусь, - прошептал Ослау. - Теперь закон на нашей

стороне.

Ранно остановился в дюжине шагов.

- Я стою среди друзей. Я знаю, что народ плоскогорья не изменил

отношения к этому человеку. Для них он по-прежнему виновен.

Ослау вскинул руку.

- Дальнейшая дискуссия на эту тему беспредметна. Даже если бы судьи

не постановили отложить слушания, прибытие Рорика, сына Мацио Роймарка, не

позволило бы продолжить процесс. Его необходимо отложить до той поры, пока

Рорик не поправится.

Возможно, по этим словам Ранно понял, что состояние Рорика внушает

опасения. В его глазах зажглась искорка надежды.

- Почему Рорика здесь нет? Народ плоскогорья желает его видеть. Как

вы посмели спрятать его от всех?

- Он еще не полностью оправился от тяжелого ранения. И скакал все

утро, так что сейчас нуждается в отдыхе.

Вероятно, в тот момент мысли Ранно занимал не столько Рорик, как

Николан, а потому он шагнул к нему и заговорил на латыни, которую мало кто

понимал.

- Только такой гордый и самоуверенный болван, как ты, мог явиться

сюда. Они бы готовили плаху и точили меч, если бы этот овцевод не наложил

в штаны от страха.

- На плаху ляжешь ты, - ответствовал Николан, - когда Рорик даст

показания.

Ранно отступил на несколько шагов.

- Есть и другой вопрос, который я нахожу более актуальным, чем

здоровье сына Мацио Роймарка. Правда ли, что его сестра Ильдико увезена

гуннами?

- Правда, - кивнул Ослау.

Ранно, по-прежнему обращаясь к Николану, перешел на родной язык.

- Ты знаешь, что она должна была стать моей женой. При нашем

последнем разговоре Мацио подтвердил прежнюю договоренность.

- Мне не известно ни о каких договоренностях! - воскликнул Николан.

Ранно смерял его взглядом.

- Ты узнаешь, что о ней известно всему плоскогорью. Несмотря на это

ты не делал секрета из своих намерений самому жениться на ней.

- Мы так решили.

Лицо Ранно полыхнуло гневом.

- Ты пытался украсть обещанную мне невесту. На это я могу ответить

только одним. Я вызываю тебя на Дуэль кнутов.

Ослау сжал пальцами руку Николана.

- Тщательно выбирай слова для ответа. Сейчас тебе с ним не

справиться. Закон дозволяет перенести дуэль на несколько недель, дабы тот,

кто получил вызов, мог подготовиться к ней.

- Не могу я переносить дуэль, - тихим голосом ответил Николан. -

Неужели ты думаешь, что я смогу практиковаться с кнутом, зная, что Ильдико

в руках Аттилы?

- Но, сын мой, что ты можешь для нее сделать?

- Возможно, и ничего. Но я должен быть рядом с ней. Чтобы

использовать любую возможность придти ей на помощь.

Николан возвысил голос.

- Я полагаю тебя, Ранно Финнинальдер, ответственным за все беды, что

обрушились на семью Роймарков. Я принимаю твой вызов.

- Поскольку на дуэль вызвали тебя, - напомнил Ослау, - твое право

назвать время и место.

- Время? - вскричал Николан. - Сегодня. Здесь. Как только будут

закончены необходимые приготовления.

- Впервые на моей памяти я нахожу, что полностью с тобой согласен, -

последовал ответ Ранно. - Никаких задержек, ни на час, ни на минуту.

12

Николан сидел в огороженном пространстве с восточной стороны поляны,

предназначенной для дуэли. Ему бросили вызов, а потому при первой стычке

должно было светить ему в глаза. Собственно, его противник получал очень

небольшое преимущество. Просто в первые мгновения от Николана требовалась

предельная осмотрительность. Он собирался провести их, прижавшись к

лошади, при условии, что Ранно сразу бросится на него.

Обдумывая стратегию поединка, он жадно ел солянку с мясом,

принесенную ему заботливым Иваром. За последние дни у него и крошки во рту

не было, так что тушеные мясо с капустой пришлись как нельзя кстати.

Бритонец был не в духах.

- Зачем тебе это нужно? - наконец, вырвалось у него. - Мне сказали,

что дело закрыто и ты свободен. Я как бешеный помчался к жене. Она

возликовала. Рядом никого не было, так что мы пели и плясали, как дети.

Потом пришло известие о похищении Ильдико. Моя жена впала в отчаяние. "Как

хорошо, что Николан свободен, - только и сказала она. - Потому что теперь

ты, мой геркулес, можешь поехать с ним и спасти ее. Если вы не привезете

ее назад, мою золотоволосую овечку, лучше не попадайтесь мне на глаза".

- Она очень ее любит, - кивнул Николан.

- Я прихожу сюда, - продолжал бритонец, - и узнаю, что твоя жизнь

вновь в опасности. Причем ты сам приложил к этому руку. Он же может тебя

убить. Он практиковался с кнутом всю жизнь. Ты думаешь, я один смогу

спасти Ильдико?

- Встань на мое место, - ответил Николан. - И когда ты увидел бы, что

все наши усилия пошли прахом, что Аттила нашел-таки прекрасную блондинку,

которую искал столько лет, что помог ему в этом один, известный тебе

человек, как бы ты поступил? Точно так же, как и я, - он посмотрел на

запад, где в точно таком же "загончике" находился его соперник. - Душа моя

не обретет покоя, пока его толстую тушу не зароют в землю вместе со злым

языком.

- Но почему нельзя было оставить наказание на Ферма? Неужели ты не

мог подождать день, неделю, месяц? Пока к Рорику не вернется память?

- Я готов заменить палача.

- Возможно, - Ивар все еще кипел от негодования, - ты первым уйдешь в

мир иной. И какая нам будет радость, если суд отправит Ранно вслед за

тобой? - он сел рядом с Николаном, который все еще смотрел на запад. - Ты

понимаешь, что Хартагера тебе не видать, как своих ушей? Раз Ильдико

увезли гунны, Лаудио стала главой семьи. Она не даст тебе вороного. Потому

что любит твоего противника.

- Обойдусь моим верным жеребцом. Жакопол ничуть не хуже лошади Ранно.

- А ты не думал о том, что Лаудио отдаст Хартагера Ранно?

Николан повернулся к своему другу.

- Такая мысль не приходила мне в голову. И потом, король признает не

всякого наездника. Скорее всего, он не подпустит к себе эту лживую тварь.

Он прекрасно разбирается в людях и знает, как пахнут предатели.

После завершения слушаний жители плоскогорья все более проникались

доверием к Николану. Многие толпились у изгороди, некоторые, в том числе и

три молодых члена Ферма, решились войти в "загончик", словно надеясь, что

их присутствие подбодрит Николана. Троица эта стояла, опустив глаза от

стыда, и всячески стараясь загладить свою вину. Двое привели своих лучших

скакунов. Третий, Кристий, принес в знак примирения хлыст. Николан

опробовал его и кивнул.

- Мне он нравится. Куда лучше моего.

- Он твой, - с жаром воскликнул Кристий. - И я надеюсь, что он

принесет тебе удачу.

Пришел и Хаска. Посмотрел на лошадей, покачал головой.

- Я разбираюсь в овцах, а не в лошадях. Но даже мне ясно, что эти для

дуэли не годятся. Это твой жеребец?

Николан кивнул. Жакопол стоял у изгороди. Он знал, что их ждет, а

потому слишком нервничал, чтобы есть насыпанный перед ним овес.

- Хороший конь, - Николан посмотрел на своего жеребца. - Понимает

меня. Реагирует на каждое движение моего колена. Мы с ним как одно целое.

- Нету в нем огня! - воскликнул Хаска. Чувствовалось, что и он

тревожится за исход дуэли.

В "загончик" вошел слуга с красным воротником дома Роймарков. Нашел

взглядом Николана, направился к нему.

- Она хочет видеть тебя, господин, - прошептал он Николану на ухо.

- Кто? Госпожа Лаудио?

- Да, господин.

- У меня нет времени. Герольд вот-вот возьмется за трубу. Где твоя

госпожа?

- Совсем рядом. На опушке.

Лаудио стояла под деревьями в двухстах ярдах от "загончика". Рядом

два конюха с трудом удерживали Хартагера. Старшая дочь Роймарков не

подняла глаз, когда Николан подошел к ней.

- Я должна признаться, - едва слышно сказала она. - Я предала младшую

сестру.

- То есть ты сообщила о ее приезде Аттиле?

Она кивнула.

- Да, послала ему письмо. Но тут же осознала, что я наделала. И

внезапно мне стало ясно, что я не испытываю к ней ненависти, - Лаудио едва

сдерживала слезы. - Всю жизнь я ревновала к ней. Я была старшей дочерью,

но отец отдавал предпочтение ей. Из-за золотых волос. Он ей так гордился.

Когда мы ждали приезда Аттилы и мужчины думали лишь о том, как бы спрятать

жен и дочерей, он отослал Ильдико в дальние края. И не ударил пальцем о

палец, чтобы защитить меня. Я достаточно красива, не так ли, чтобы

понравиться императору? Отец же словно этого и не замечал. А когда Ранно,

который должен был жениться на мне, захотел взять в жены Ильдико, отец

согласился и с этим.

Она подняла голову и в ее глазах отразилась та буря, что неиствовала

в душе.

- Я сразу могла понять, что это Ранно хочет ее. А она ничем ему не

потакала. Наоборот, не хотела иметь с ним ничего общего. Я это поняла, но

слишком поздно. У меня нет к ней ненависти, хотя я всегда завидовала ей. А

вот его я ненавижу. Он отбросил меня в сторону, словно ненужную тряпку.

Да, я ненавижу его всем сердцем, и, раз уж сегодня кто-то из вас должен

умереть, я не хочу, чтобы это был ты. Я привела тебе Хартагера.

- Лаудио, как ты великодушна, - только и сказал Николан.

- Великодушна? - она отвернулась. - Великодушие тут не причем. Я

пытаюсь искупить ужасную вину, что лежит на мне. Если ты останешься живым,

то, возможно, сможешь что-то сделать для моей несчастной Ильдико.

Николан подошел к вороному, чтобы успокоить его. Передние ноги вновь

коснулись земли.

- О, король, - обратился к нему Николан, - ты помнишь, как мы мчались

по холмам, - он положил руку на шелковистую гриву. - И сейчас мы отлично

поладим!

Хартагер вскинул голову и громко заржал.

- О, король, ты, наверное, уже знаешь, что твоей золотоволосой

хозяйке, которую мы оба любим, грозит смертельная опасность. Возможно, мы

чем-то сможем помочь ей уже сегодня. Это всего лишь первый шаг к ее

спасению, но без него никак не обойтись. Мы должны выехать на эту поляну и

перехитрить того злого человека, лошадь которого не идет ни в какое

сравнение с тобой. Что ты скажешь? Ты готов выйти со мной на бой с этим

предателем и его паршивой лошаденкой?

Вновь Хартагер высоко вскинул голову и заржал еще громче. Николан

вскочил на него и они выехали на поляну.

[Гость Эльтебер]

Согласно обычаю, соперники съезжались с разных концов поляны. При

этом они лишь поднимали кнуты, приветствуя друг друга, а затем

разъезжались вновь, с тем, чтобы уже сойтись в смертельном поединке. Но

Ранно, в роскошной красной куртке, отделанной черной кожей и расшитой

золотом, этим не ограничился. Он резко натянул поводья и всмотрелся в

Николана. Его маленькая, изящная кобыла нервно всхрапывала.

- Фортуна повернулась ко мне спиной, - глаза Ранно загорелись мрачным

огнем. - Но меня это не остановит. Я намерен вонзить кинжал в твое сердце.

И сохраню память о твоем предсмертном вскрике, что бы не случилось со мной

после этого.

- Это желание у нас обоюдное, - ответил ему Николан. - Мой добрый нож

также жаждет отведать твоей крови, Ранно Финнинальдер.

Тут они услышали голос герольда.

- Вы не должны разговаривать между собой. Правила это запрещают.

- Он не понимает, как это просто, переступить через правила, - Ранно

криво улыбнулся. - Применимы ли ограничения, вводимые теми, кто будет жить

дальше, к нам, стоящим на пороге смерти? Я вижу, что одно правило уже

нарушено. К твоей выгоде. Ты должен был выехать на дуэль на своем коне, но

эта сумасшедшая привела тебе великого Хартагера, - Ранно сердито глянул на

черного жеребца, и в его глазах Николан прочитал нескрываемую зависть. -

Идиотка! Она притворяется, будто ненавидит меня, а когда ее никто не

видит, плачет, что меня нет рядом. Это чудовище ничем тебе не поможет. Моя

Барта ему не чета.

- Король не подпустил бы тебя к себе. Видишь, как его передергивает

от исходящего от тебя запаха предательства?

- Упрямый болван!

- Лжец и вор!

Труба герольда еще не развела их по разные стороны Поля быстрых

копыт. Николан коротко глянул на него и тут же сработал инстинкт

самосохранения. Возможно, ему вспомнились слова Ранно о том, что правила

для того и созданы, чтобы нарушать их в критической ситуации. Он упал на

круп Хартагера. И вовремя, потому что в следующее мгновение над ним

просвистел кнут Ранно, вырвав по пути кусок рукава. Собравшаяся толпа

отреагировала неодобрительным ревом, но Ранно и ухом не повел. Он же

сказал, что плевать хотел на глупые правила, если на карту ставилась его

жизнь. И более всего ему хотелось, чтобы его смертельный враг отправился в

лучший мир раньше, чем проследует туда он сам.

Он избрал новый способ атаки, на мгновение повергший зрителей в

изумление. Вместо того, чтобы кружить вокруг соперника, выбирая удачный

момент для решающего захвата, он направил кобылу на черного жеребца и его

всадника. Дважды его хлыст просвистел над Николаном, на расстоянии ширины

ладони. Николан не знал, чем ответить на такую атаку, а потому лишь

припадал к телу лошади. Именно Хартагер спас его от неприятностей.

Громадный жеребец пятился, поворачивался, отступал с грациозностью

танцора, не давая Ранно шанс нанести прицельный удар.

В третий раз кнут Ранно пролетел с куда большим зазором и Николана

понял, что он получил шанс на спасение.

- Вперед! - воскликнул он, и Хартагер рванул с места, вынося Николана

из-под кнута Ранно.

Но временный успех не означал, что победа уже за ними. Ранно

виртуозно владел кнутом, да лошадь подчинялась каждой его команде. Так что

и ему удавалось держаться вне досягаемости кнута Николана. Они носились по

поляне, меняли скорость, кружили друг вокруг друга, имитировали броски. Ни

один не мог занять выигрышную позицию.

А потом, совершенно неожиданно, удача улыбнулась Николану. Кобыла

чуть замешкалась с поворотом и на секунду Ранно оказался спиной к

Николану. Тот тут же сблизился с Ранно и выбросил вперед кнут. Конец его,

как хвост змеи, обвился вокруг шеи Ранно. Николан с силой потащил кнут на

себя.

Он так и не понял, как удалось Ранно нанести ответный удар. Но

каким-то образом и его кнут обвился вокруг шеи Николана. Буквально через

долю секунды после того, как успеха добился Николан. Еще мгновение, и оба

соперника распластались на земле.

Зрители застыли. А затем толпа повалила на поле, чтобы вблизи увидеть

кровавый финал. Они раньше Николана увидели, какая ему грозит опасность. А

потом он и сам заметил, что кинжала за поясом нет. Должно быть, отлетел в

сторону при его падении с лошади.

Искать кинжал времени у Николана не было. Ранно тоже заметил, что его

противник безоружен. Он выхватил кинжал и победным шагом направился к

Николану, предвкушаю то мгновение, когда его кинжал вонзится в сердце

врага.

Николан с трудом поднялся на ноги. В голове шумело от падения и он

подвернул ногу. В отчаянии он сорвал с себя тунику и обмотал ее вокруг

руки. Если б ему удалось отразить первый удар, пальцами свободной руки он

бы впился в горло Ранно. Другого шанса у него не было. Его переполняла

ненависть к врагу, он радовался возможности сойтись с ним в рукопашном

бою. Кинжал Ранно нисколько его не беспокоил. Хотелось одного: добраться

до его шеи!

Но рука Провидения, поддержавшая его во время слушаний, вновь не

оставила его, ибо помощь пришла с неожиданной стороны. Он услышал за

спиной топот копыт. Хартагер, в отличии от маленькой Барты, не застыл на

месте после того, как лишился наездника. Король не считал, что из

участника он уже стал зрителем. С громким ржанием, перекрывающим шум

толпы, с развевающейся гривой, он пролетел мимо Николана. А Ранно, увидев

приближающуюся к нему смерть в облике огромного жеребца, отпрянул назад,

выставив перед собой кинжал. Но куда там! Разве могла крохотная железка

остановить летящую на него махину. Удар копыта пришелся прямо в лицо

Ранно. И он распластался на зеленой траве.

Так оборвалась жизнь Ранно Финнинальдера.

13

Когда неделю спустя Николан, с туго перевязанной ногой, подъезжал к

воротам столицы Аттилы, он прежде всего обратил внимание на реющие над

ними флаги. И хотя солнце уже скатывалось к горизонту, все площади

заполняли радостные, празднично одетые люди с гирляндами цветов в волосах

или на шапках.

- С чего такое веселье? - спросил он начальника караула, уже

предчувствуя, что услышит в ответ.

- Приказ императора. В честь новобрачной. Он женился час тому назад.

- Император сотню раз справлял свадьбу.

Начальник караула заговорщецки подмигнул Николану.

- Но такой невесты у него никогда не было! Я видел ее столь же

близко, как вижу сейчас тебя. Ах, какая красотка! А волосы у нее, что

солнце.

Уже на улице Николан повернулся к Ивару.

- Не знаю, что бы я мог сделать, но я надеялся приехать до этой

свадьбы. А теперь я даже жалею, что Сартак промахнулся.

- Ты хочешь сказать, что попытался бы убить его? - Ивара аж

передернуло. - Если бы тебе это удалось, дурья твоя башка, Ильдико сожгли

бы живьем в погребельном костре императора.

Они сразу заметили, что не все женщины гуннов одобряют решение

императора, хотя они и вышли на улицы в своих лучших нарядах. Одна из них,

пухленькая, с большими черными глазами, заступила дорогу Николану.

- Мой симпатичный всадник, ты такой же, что и эти слепые ослы? Тебе

тоже нужна жена с белым, как живот дохлой рыбины, лицом? - она шлепнула

себя по круглой ягодице. - Вот что нужно мужчине. Одними костями сыт не

будешь.

Гизо стоял на лестнице, ведущей во дворец, и, увидев Николана, сбежал

по ступеням.

- Он прыгает, как молодой козел. И это после удара [ныне сказали бы:

"после инсульта с парализацией лицевых нервов"], от которого у него

перекосило лицо. После возвращения из Ломбардии он ни разу не посещал Двор

королевских жен. Слышал бы ты, что они несут. Будь их воля, они бы прижгли

свечами пятки этой желтоволосой женщины... Он справлялся о тебе.

- Император?

- Кто же еще? Возможно, он сумеет повидаться с тобой до начала

банкета. Я выясню.

Николан сознавал, что ему следует незамедлительно уехать. Если хоть

одно слово о его взаимоотношениях с Ильдико достигло ушей императора, этот

вызов окончился бы казнью. Но он не мог заставить себя развернуть коня и

ускакать прочь. Ильдико была здесь, она уже вышла замуж за императора. Он

ничем не мог ей помочь, но чувствовал, что должен остаться, даже если за

это придется заплатить жизнью. Впрочем, без Ильдико и жить-то не хотелось.

Появился Гизо, кивнул, показывая, что намерения императора не

изменились. Втроем они направились к боковой двери. Не успели открыть ее,

как навстречу вышел Черный Сайлес, с улыбкой во все тридцать два зуба.

- Император будет гордится теми блюдами, что я приготовил для него

сегодня! - заявил старший повар. - Римские пиры! Фу! Плюю я на них. Такого

еще никогда не было. Пятнадцать поваров трудятся, не покладая рук, и я не

даю им ни минуты отдыха.

Аттила сидел в темной комнатке, уже одетый к банкету. На нем была

золотая туника. Его надушили, напудрили и напомадили, но лицо так и

осталось перекошенным, о чем упомянул Гизо. Выглядел Аттила старым, мудрым

и совсем больным.

- Ты убил этого предателя! - обратился он к Николану. - Я рад. Теперь

мне не придется казнить его. Я и так убил слишком много людей. И ныне мне

нужно отдохнуть, посвятить побольше времени моим детям и новой жене. Я

решил отложить новую военную кампанию. Храбрые римляне могут не дрожать по

крайней мере с год.

Глядя на глубокого старика, в которого превратился Аттила, Николан

подумал: "Все кончено. Армию ему более не собрать".

Аттила гордо вскинул голову.

- Но мои шпионы по-прежнему при деле. Несколько дней тому назад мне

сообщили, что этот слабак, что зовется императором, готовит заговор, цель

которого - устранить Аэция. Он вызовет генерала ко двору, как бы на

аудиенцию, где его и убьют прямо перед троном. Вроде бы храбрый

Валентиниан намерен сам вонзить кинжал в сердце Аэция.

Аттила помрачнел.

- Аэция надо предупредить. Я хочу, чтобы он жил. Я никогда не говорил

этого раньше, но он сразу же понравился мне, как только появился при дворе

моего дяди. Он... - он замялся, в поисках подходящего слова. - Жизнь с ним

стала веселее. И я бы не возненавидел его, не начти он смеяться над моими

короткими ногами. Его не должны убить до того, как я наголову разобью его

армию на поле брани.

Тогалатий, я хочу оказать тебе особую честь, - продолжил Аттила. - Ты

отправишься в Рим и дашь ему знать о готовящемся заговоре.

- Великий Танджо, позволь сказать пару слов.

- Слушаю тебя.

- Когда твои победоносные армии уничтожали города Италии и Рим дрожал

от страха перед тобой, народ требовал отмщения. И начать хотели с меня.

Мой господин Аэций опередил их, предоставив мне возможность бежать. Но

перед этим заставил меня пообещать, что я более не вернусь к тебе на

службу.

Слова эти произвели совсем не ту реакцию, какой ожидал Николан.

Аттила не стал повторять, что никто не может уйти с его службы. Вместо

этого он раздулся от гордости.

- Видишь? Он по-прежнему боится меня. И всеми способами пытается

ослабить мою позицию. Что ж, придется послать кого-то еще, - он

по-старчески подмигнул Николану. - Тебя это позабавит, поскольку ты

виделся и говорил с принцессой Гонорией. Она вернулась. Восточный принц

устал от нее, поэтому ее не выпустили на берег. Корабль прямым ходом

отправили в Равенну. Поскольку старуха мертва, принцесса станет открытой

дверью, в которую любой сможет войти, не постучав, - он помолчал, а затем

добавил. - Ты успел на церемонию моего бракосочетания с госпожой Ильдико,

дочерью твоего народа?

- Нет, великий Танджо.

- Тогда не пропусти вечерний банкет. Моя невеста, моя маленькая

золотоволосая птичка, будет сидеть рядом со мной на золотом троне. Том

самом, на котором ее внесут в Рим, когда я заставлю эту гордую нацию

встать на колени у моих ног.

Он отвернулся, и Николан с облегчением осознал, что шпионы Аттилы в

первый раз дали маху. Они не сумели выяснить, что он и Ильдико знакомы с

детства. Многие из тех, кто с волнением наблюдал за исходом суда, знали,

что он любит ее, а она отдает ему предпочтение среди других мужчин Но эта

важная информация не достигла ушей посланцев Аттилы, так что император ни

о чем не подозревал.

Объяснение Николан нашел только одно. Гунны знали, что последний акт

величайшей трагедии в истории человечества подходит к финалу. Они

чувствовали, что Аттила тяжело болен, возможно, умирает. И железная

дисциплина дала слабину. Люди Аттилы перестали его бояться. Поэтому отряд,

посланный за Ильдико, лишь захватил ее и доставил в столицу, не

попытавшись разузнать что-либо еще. А потому слух о любви золотоволосой

дочери плоскогорья и ее соотечественника, что недавно служил Аттиле, не

достиг ушей императора.

Николан мог считать себя счастливчиком! Узнай Аттила хоть малую

толику правды, его безжизненное тело уже болталось бы у городских ворот.

С Гизо Николан и Ивар свиделись у входа в обеденный зал, где накрыли

столы для свадебного пира. Они забросали слугу вопросами, на которые тот с

удовольствием отвечал.

Нет, новую жену императора ни к чему не принуждали. Аттила послал к

ней Онегезия. Он сказал ей, что, при ее согласии, она станет последней

женой императора (Аттила твердо пообещал более не жениться), у нее будет

собственный двор, она будет жить в роскоши, какой не знал мир. Старые

законы и обычаи не будут связывать ее, от нее потребуют лишь одного -

супружеской верности. Придворных и слуг она будет выбирать сама. У нее

даже будут свои деньги, которых с лихвой хватит для содержания двора.

Последовала долгая пауза.

- Она не приняла этих условий, - не выдержав, воскликнул Николан.

- Нет. Она не клюнула на эту золоченую приманку. Но, уверяю вас, в

ней не было крючка. Император делал ей честное предложение. А вот когда

она ясно дала понять, что взяткой ее не проймешь, Онегезию пришлось

поискать другие методы убеждения. И он пригрозил, что народу плоскогорья

отольется ее упрямство. Территория будет приравнена к покоренной стране.

Во всех семьях станут на постой императорские солдаты. Молодежь заберут в

армию, лучших лошадей конфискуют. Людей низведут до положения рабов. Не

разрешат ни жениться, ни заводить детей, - Гизо покачал головой. - Владыка

земли и небес в случае необходимости не останавливается ни перед чем. Ей

прямо сказали, что она и только она сможет спасти свой народ от

уничтожения, - он вскинул руки. - Естественно, она сдалась.

- Да, она сдалась, - Николан с трудом удалось скрыть бушующий в нем

гнев. - Ради своего народа она готова на все. Даже на такое.

- Она прибыла сюда как восточная принцесса, - продолжил Гизо, - в

большом крытом фургоне. Никто не видел ее, кроме слуг-греков, посланных

Аттилой. По пути, когда ее караван останавливался на ночь, кольцо часовых

окружало фургоны, и никто не мог подойти к фургонам ближе чем на триста

ярдов, чтобы она могла насладиться вечерним ветерком без боязни быть

увиденной. Она спала на мягчайшей постели, ела лучшую еду, пила

великолепные вина, охлажденные льдом и снегом с гор. Любое ее желание было

бы исполнено в мгновение ока. Но она ничего не хотела.

- Церемония бракосочетания состоялась, как обычно, во Дворе

королевских жен? - Николан очень не хотелось задавать все эти вопросы, но

как иначе мог он получить интересующие его сведения.

- Нет, нет! На самой большой площади города, забитой до отказа. Он

хотел насладиться своим триумфом. Хотел, чтобы все его подданные увидели

ее красоту. На церемонии она появилась, увешанная драгоценными камнями, он

настоял на этом, но она затмила их всех. Вы, христиане, рассказываете

истории о божьих слугах, которые летают меж небом и землей. Забыл только,

как вы их зовете.

- Ангелы?

- Именно так. Выглядела она, что те ангелы. Вернее, как самый

прекрасный из них, когда-либо посещавший Землю. Только без крыльев.

Николан указал на обеденный зал, куда продолжали прибывать гости.

- И сегодня ее тоже все увидят?

Гизо кивнул.

- В последний раз. После этого она исчезнет с людских глаз. Такова

воля императора, да и ее собственная. А теперь, друзья мои, вам лучше

поспешить. Иначе вам достанутся места в самом дальнем углу.

Николан колебался. Возможно, ему предоставлялся последний шанс

взглянуть на Ильдико, прежде чем она исчезнет за непроницаемым занавесом,

укрывающем жен восточных владык. С другой стороны, вдруг боль от одного ее

вида, сидящей рядом с императором, окажется непереносимой? Он стоял,

раздираемый этими противоречивыми мыслями.

- Пойдем, - прервал затянувшееся молчание Ивар. - Ты никогда не

простишь себе, если не войдешь в зал.

- И буду до конца своих дней сожалеть о том, что вошел.

- А чего бы захотела она? - спросил Ивар. - Готов спорить, она будет

высматривать тебя по всем углам. И ей будет больно, если она не сможет в

последний раз увидеть мужчину, которого любит.

Мимо них в зал прошли два воина-гунна, коротконогие, приземистые,

ширококостные. По телу Николана пробежала дрожь.

- Я во всем виноват. Я не принял необходимых мер предосторожности!

- Тебе грозила смертная казнь, - напомнил Ивар. - Ты думаешь, она

могла не поехать за Рориком?

- Я навлек на нее все это! - воскликнул Николан. - Она сейчас сидит в

зале и все пожирают ее глазами. Это невыносимо.

Тем не менее, он вошел в зал. Как и предупреждал Гизо, свободные

места остались в дальнем углу у самой стены. Император и его новая,

последняя жена сидели на возвышении, так, чтобы их могли видеть все гости.

Золотой трон Ильдико украшали огромные драгоценные камни.

Ее белое платье перетягивал пурпурный пояс, волосы были схвачены

золотой лентой. Драгоценности не бросались в глаза: вероятно она

отказалась надеть большую часть камней, что украшали ее наряд во время

свадебной церемонии. Николан, вглядывающийся в ее лицо, отметил отчаяние,

стоящее в ее глазах. И все же она улыбалась и старалась не показывать

обуревающих ее чувств.

Аттила пил больше, чем обычно. Его чаша за первые минуты поднималась

несколько раз и возвращалась на стол пустой. Николан заметил, как дрожит

рука императора.

Зал же являл собой зрелище неописуемое. В гостях не осталось ничего

человеческого. Они напоминали хищников, сквозь черную шерсть которых

сверкали глаза. Они словно сбежались из чащоб и болот. Сметали еду с блюд,

приносимых слугами, пили вино кувшинами. И смотрели, смотрели на

золотоволосую богиню, что сидела рядом с их императором, представляя себя

на его месте.

Бритонец долго вглядывался в Аттилу.

- Его дни сочтены, - прошептал он на ухо Николану. - Он думает, никто

не видит, как он добавляет в вино какой-то порошок. Он уже сделал это

дважды. Он пользуется стимуляторами? Он ничего не ест. Посмотри, как

неестественно блестят его глаза, - Ивар покачал головой. - Что-то должно

случиться, и очень скоро. Я оставляю тебя здесь. А сам пойду посмотрю, где

ее намереваются поселить. Гизо говорит, что ее дворец совсем рядом,

большой, даже с конюшней. Может, удастся разговорить слуг.

Более получаса Николан сидел в углу один. Ильдико уже потеряла всякую

надежду заметить его в мельтешеньи сотен лиц. Теперь она сидела, опустив

голову, не отрывая глаз от тарелки.

Шум внезапно стих, а затем, как по сигналу, в зале установилась

полная тишина. Аттила встал. Оглядел своих пьяных гостей и заговорил.

- Я всегда знаю, о чем думают мои подданные. И мне известно, какие

мысли сейчас бродят в ваших головах. Многие уверены, что более я не смогу

повести вас на битву. Вы слушаете римлян, которые вернулись в свои

мраморные дворцы, и вновь погрязли в обжорстве, распутстве и горячих

банях. Им кажется, что грозное облако опасности исчезло с северного

горизонта. Они поют и танцуют и говорят, что их великий папа испугал

невежественного императора гуннов. За стенами Византии они облегченно

шепчутся об избавлении от варваров. Как они ошибаются! Как ошибаетесь вы,

поверившие их глупой болтовне, не заметившие, что в их словах нет и малой

толики правды!

Я покорю Рим и поставлю ногу на шею Константинополя до того, как

жрецы зажгут священные факелы и поднесут их к моему погребельному костру!

Не в следующем году. Мои воины слишком долго были в седле. Они нуждаются в

отдыхе, им надо повидаться с женами, посидеть с сыновьями у семейных

очагов. Я обещаю миру и всем населяющим его людям двенадцать месяцев

тишины и покоя. Пусть они в полной мере воспользуются моим даром. А по

прошествии года пусть римские трусы дрожат на своих семи холмах и взывают

к своему Богу. Аттила вновь пойдет на них войной. Армии его спустятся с

гор и усеют трупами их равнины. Он переедет через Тибр вместе со своей

последней женой, и тогда все узнают, кто владыка мира.

Говорят так же, что я слишком стар, чтобы жениться вновь, - Аттила

отбросил голову и захохотал. - Слушайте меня, жалкие шептуны. Я отвечаю

вам всем. У меня будет еще много сыновей и дочерей. И все они будут с

волосами цвета солнца!

Аттила помолчал, потом посмотрел на свою новую жену и лицо его

перекосилось в улыбке.

- Брачное ложе ожидает меня, и я оставляю вас, мои храбрые воины.

Ешьте и пейте.

Он чуть поклонился гостям, а затем вместе с Ильдико спустился с

возвышения, чтобы пересечь зал и подняться по ступенькам к той его части,

что служила Аттиле спальней. Отдернул занавес, пропускал вперед Ильдико,

последовал за ней, и занавес отрезал их от остального мира.

[Гость Эльтебер]

Николан остался на том же месте. Куда еще он мог пойти? Не хотелось

ни о чем думать, в голову лезли какие-то жуткие мысли. Он сидел среди

пьяного веселья, уставившись в никуда. Мотал головой, если ему предлагали

выпивку или еду, не отвечал, если к нему обращались. Его не отпускала

фраза Аттилы: "И все они будут с волосами цвета солнца".

Наконец, он услышал знакомый голос. Повернулся и увидел Гизо. Смуглое

лицо слуги императора побледнело, глаза переполняла паника.

- Пойдем! - прошептал он. - Случилось ужасное.

За стенами дворца стоял такой же шум, как и внутри. На площадь

выкатили бочки вина для тех, кого не пригласили на пир. Солдаты уже крепко

набрались.

- На Рим! На Рим! - горлопанили они. - Дай нам еще шанс потоптать

копытами тела длинноносых!

Ивар ждал их у стены, огораживающий дворец. Вероятно, Гизо уже

поделился с ним новостями, поскольку стоял он очень мрачный.

- Несколько минут тому назад я сидел в маленькой комнатке,

примыкающей к спальне императора, - начал Гизо. - Когда император ложится

спать, я нахожусь там всегда, на случай, что понадоблюсь ему. Я услышал

какой-то звук, словно мяукал котенок. Я прислушался и понял, что плачет

женщина. Негромко, но с такой печалью. Я догадался, что плакала новая

жена.

А теперь я доверю вам тайну, о которой никто не знает. В полу спальне

есть люк. И лесенка, ведущая в мою комнатку. Через него я могу тихонько

заглянуть, чтобы убедиться, горят ли свечи. Вам же известно, что он боится

темноты. Но мне строго велено под страхом смерти не появляться в спальне,

если у Аттилы новая жена. Так что я обычно усаживаюсь под люком и жду,

пока он меня не позовет. Так я поступил и на этот раз, но услышал лишь

женский плач. Других звуков не было. Ни шагов, ни его шепота. Я решил, что

должен рискнуть и посмотреть, не нужен ли я им. Приподнял люк на дюйм,

клянусь вам, не больше. Свечи горели, и я увидел новобрачную, забившуюся в

угол. Потом Аттилу, лежащего на кровати. Я долго смотрел на него, но он не

шевельнулся. Я спросил себя, пьянство ли тому причина? Но понял, что нет.

Выпимши, он мечется по кровати, что-то бормочет, стонет, - в глазах

верного слуги застыл страх. - Мне думается, Аттила умер!

Николан встрепенулся, вырываясь из омута отчаяния, в который

погрузило его бракосочетание императора. Аттила умер! Теперь ситуация

менялась решительным образом. Теперь они могли действовать, им развязали

руки. У них появился шанс спасти перепуганную новобрачную. Он коротко

глянул на Ивара, повернулся к Гизо.

- Кто-то должен тотчас же войти в спальню. Мы обязаны узнать, что с

императором.

Гизо мялся. Долгие годы слепого послушания давали себя знать. Он не

решался нарушить заведенный порядок.

- Я не уверен, стоит ли так рисковать. Если он спит, и мое появление

разбудит его, он разъярится как никогда. Не пройдет и минуты, как мою

голову отделят от тела. А может, он отдаст меня этим дикарям, - он

посмотрел на заполненную пьяными площадь, - чтобы они поступили со мной по

своему усмотрению.

- Ты позволишь мне зайти в спальню?

Гизо все еще одолевали сомнения.

- Это такой риск, что я не могу даже подумать об этом, - но тут перед

его мысленным взором возникло неподвижное тело императора. - Возможно, ты

прав, о Тогалатий. Если он мертв, надо многое сделать, а времени в обрез.

Николан последовал за Гизо в маленькую угловую комнату, находящуюся

под императорской спальней. Душную, безо всякой обстановки, неприбранную,

но отлично освещенной прекрасной серебряной масляной лампой, подвешенной

на цепях к потолку, несомненно, попавшей во дворец после одного из походов

гуннов в Южную Европу. Крутая деревянная лесенка вела к потолку. Николан

снял башмаки, чтобы не шуметь в императорской спальне, но меч и кинжал

оставил.

- Сначала подними люк на дюйм, - нервно инструктировал его Гизо. -

Если мой хозяин проснется, нам придется расплачиваться жизнью.

Одной рукой Николан приподнял люк, держа другую на рукояти меча,

чтобы при необходимости защититься от нападения.

И в королевской спальне света хватало. Его взгляд прошелся по

роскошной кровати, задержался не недвижимом теле императора, наконец,

нашел в углу Ильдико. Она сидела на полу, обхватив голову руками,

прислонившись спиной к византийской кушетке. Уже не плакала.

Звук поднимающегося люка заставил Ильдико вскинуть голову. Тревога,

отразившаяся на ее лице, сменилась изумлением, а потом радостью, когда она

узнала Николана. Поднявшись и подобрав юбки, Ильдико поспешила к нему.

Николан откинул люк и шагнул ей навстречу.

- Ты! Здесь! - прошептала она. - Как тебе это удалось? - тут она

задрожала всем телом. - Они же тебя убьют. Если тебя найдут в этой

спальне, ты разделишь мою судьбу. Я-то обречена. Но ты... о тебе они не

должны знать.

- Моя смелая птичка! - он взял ее за руки. - Ты должна уйти со мной.

У нас мало времени, - Николан бросил взгляд на неподвижное тело. - Он

мертв?

- Не знаю, - прошептала Ильдико. - Едва мы зашли сюда, он зашатался.

Я попыталась поддержать его, но он рухнул на кровать. Я смогла лишь раз

посмотреть на него. Изо рта ручьем текла кровь, - теперь она говорила

совсем тихо. - Они подумают, что это моя работа! Скажут, что я убила его!

Николан еще сильнее сжал ее руки.

- Мы сумеем вырваться отсюда. Но сначала я должен убедиться, умер ли

Аттила.

Он отпустил ее руки и подошел к кровати. С первого взгляда все стало

ясно. Аттила лежал на спине, одна рука свешивалась до пола. Лицо и шея

были в крови, кровь запачкала и покрывало. Николан коснулся руки

императора, холодной, как лед. Сердце великого завоевателя более не

билось.

Несмотря на то, что время поджимало, Николан задержался на несколько

секунд, не в силах оторвать глаз от человека, который поставил целью

покорение мира и едва не добился своего. Но теперь он уже не сможет

готовится к войнам, собирать громадные армии, уничтожать сотни тысяч ни в

чем не повинных мирных жителей. Сыгран заключительный акт мрачной драмы, в

которую оказался затянутым весь цивилизованный Запад. Огонь, горевший в

мозгу этой выдающейся личности, потух.

Означала ли его смерть возвращение Риму тех провинций, что подмял под

себя Аттила? Опустится ли железная нога легионов на шею тех народов,

которые жаждали свободы? Николан полагал, что этого не произойдет. Аэций,

конечно, талантливый полководец, но все же не Цезарь и не Спицион

Африканский. Нет, дни великих империй сочтены, сказал себе Николан. Народ

плоскогорья сможет добиться независимости и жить согласно своим законам и

обычаям. И он, Николан, нужен сейчас там.

Но эти мысли не смогли притупить жалости, поднимающейся в его душе.

Такому великому воину более пристало погибнуть на поле брани, в битве при

Шалоне или на равнинах Ломбардии, лицом к врагу, со своими воинами за

спиной.

Он вернулся к Ильдико.

- Не переодевайся, но найди теплый плащ. Если все обойдется, ночью

нам предстоит долгая дорога. Сними украшения и оставь их на столе. Тебя не

должны обвинить в том, что ты взяла с собой какие-то ценности. И

поторопись, дорога каждая минута.

Она выполнила все и подошла к люку, где ждал ее Николан.

- Неужели это не сон? Меня мучили ужасные мысли, я думала, что все

кончено. Николан, ты действительно пришел, чтобы увезти меня отсюда? Это

не сон? Я больше никогда не увижу этого дворца и этих диких людей?

- Мы попытаемся удрать отсюда, - прошептал он в ответ. - Надеюсь, что

нам это удастся. Но даже если нас убьют, смерть эта будет легкой по

сравнению с тем, что ожидало бы тебя, останься ты в спальне императора.

Ивар и Гизо, поджидавшие их у лесенки, не находили себе места от

волнения.

Сообщив им, что император мертв, Николан повернулся к Гизо.

- Где сейчас его старший сын?

- Император не хотел, чтобы в этот вечер кто-либо напоминал ему о

прочих женах и детях. Эллаку приказали оставаться дома. Там он и сидит.

Дуется, конечно. Он протестовал против очередной женитьбы отца.

- Далеко его дом?

- В двух минутах ходьбы.

- Мы должны немедленно переговорить с ним, - Николан посмотрел на

Ивара. - Ты пообщался со слугами?

Бритонец кивнул.

- К счастью, ей разрешили взять двух служанок из дома Роймарков. Они

узнали меня и ничего не скрывали.

- Можно на них положиться?

- Думаю, что да. Все служанки верны своей госпоже. Даже обе гречанки.

- Надеюсь, что Бог даровал им не только верность, но и мужество. Все

будет зависеть от них. Отведи Ильдико в ее дом, и через четверть часа,

если все пойдет, как задумано, я присоединюсь к вам. Скажи служанкам,

чтобы они тепло одели ее и покормили. И пусть приготовят лошадей.

- Ты знаешь ночной пароль? - спросил Николан Гизо, когда они

направились к дому Эллака.

- Я слышал его, когда начальник караула докладывал Аттиле обстановку

в городе. "Солнечная богиня".

- По этому паролю нас пропустят через ворота?

Гизо задумался.

- Я думаю, у Восточных ворот дежурит Одноглазый. Один из немногих

оставшихся ветеранов. Он уже давно утратил бдительность. А поскольку он

уже оприходовал отпущенную ему порцию спиртного, то перед его глазом все

будет двоиться. Пожалуй, там вы можете попытать счастья.

- Эллак любил своего отца? - спросил Николан через несколько шагов.

- Эллак никого не любит. А императора он боялся.

- А какие чувства испытывает он к братьям? Правда ли, что все они от

разных матерей?

- Да. Дай Эллаку волю, он бы рассадил их по мешкам и бросил в воды

великой реки.

- Он честолюбив?

Гизо пренебрежительно фыркнул.

- Он уверен, что станет еще более великим, чем его отец, когда власть

перейдет ему в руки. Если бы так оно было на самом деле! Эллак тщеславен и

глуп.

- Может, для всего мира это и к лучшему. Но сейчас, ради спасения

прекрасной Ильдико, ради того, чтобы спасти собственную шкуру, мы должны

убедить Эллака, что императорский трон ждет не дождется его.

[Гость Эльтебер]

Эллак отпустил слуг, увидев, что за гости пожаловали к нему.

- Ну? - недружелюбно спросил он. - Что привело вас сюда? Что-нибудь

случилось?

- Благородный принц, - выступил вперед Николан, - мы пришли сюда,

руководствуясь твоими интересами, чтобы дать тебе дельный совет.

Прямой спиной, длинными ногами, чертами лица Эллак больше напоминал

мать, но при пристальном рассмотрении становилось ясным, что глаза у него

маленькие и близко посаженные, как у отца, а рот алчный и жестокий. Он

подозрительно оглядел Николана и Гизо.

- Вы пришли дать мне совет? Ты, - взгляд на Гизо, - слуга моего отца.

И ты, - взгляд на Николана, - беглый раб.

- Вскорости тебе могут понадобиться друзья, принц Эллак. Если ты

ценишь свои наследные права.

- Нет нужды напоминать мне о моих правах, - Эллак посмотрел на слугу

императора. - Гизо, похоже, Всегда-одетый опасается, что я накажу его,

сменив на троне моего отца. Он пытается заранее завоевать мое

расположение.

- Мои мотивы в данном случае не столь уж важны, да и нет у нас

времени их обсуждать, - вмешался Николан. - Я пришел, чтобы сказать тебе,

что в случае смерти твоего отца ты должен действовать без промедления,

если хочешь стать полноправным наследником. У тебя есть братья, принц

Эллак, каждый из которых захочет потянуть одеяло власти на себя. Более

того, у них всех есть родственники и влиятельные сторонники среди

приближенных твоего отца.

Эллак шагнул к Николану, всмотрелся в его глаза.

- Я думаю, твой приход не случаен. Что привело тебя ко мне? Говори!

- Великий принц, твой отец умер.

Лицо Эллака полыхнуло румянцем. Глаза сверкнули.

- Умер! - он схватил Николана за плечи. - Был заговор? Его убили? Ты

в этом замешан?

- Никакого заговора не было. Императора не убили. Тебе известно, что

в последнее время он тяжело болел. Этой ночью болезнь и свела его в

могилу.

- Когда он умер?

- Мы нашли его мертвым лишь несколько минут тому назад. Но умер он

сразу после того, как покинул гостей.

- Как ты это узнал?

- Гизо услышал женский плач в императорской спальне. Но он получил

жесткий приказ не входить к императору, когда тот с женщиной. Я проник в

спальню вместо него и нашел императора мертвым на его постели.

- Она была там? Женщина с золотыми волосами?

- Она сидела в углу, дрожа как лист на ветру. Она боялась, что ее

обвинят в убийстве императора.

Эллак оскалился.

- Она его убила! - воскликнул он. - Я в этом уверен. И теперь она

должна умереть.

- Благородный принц, у тебя есть шанс стать императором, если ты

последуешь нашим советам. Но, прежде всего, ты должен сохранять

самообладание. Не давай волю чувствам. Новая жена не убивала императора и

тебе не придется ее казнить. Это ты должен усвоить раз и навсегда.

- Она еще здесь?

Николан покачал головой.

- Нет. Она уже далеко отсюда и тебе ее не найти.

- Теперь мне все ясно! - воскликнул Эллак. - Это заговор! И ты в нем

участвовал. Может, ты сам положил глаз на эту золотоволосую женщину.

Ладно, я с этим еще разберусь, беглый раб и предатель. Ты умрешь вместе с

ней.

Николан сумел сохранить хладнокровие. Даже позволил себе улыбнуться,

видя нарастающую панику первенца Аттилы.

- Ты можешь меня убить, но тебе это будет стоить трона. Успокойся и

позволь мне обрисовать ситуацию, - он прошел к двери и отрыл ее, дав

ворваться в комнату шуму уличного веселья. - Принц, мне достаточно выйти

отсюда и крикнуть во весь голос: "Аттила мертв!" Что произойдет следом?

Через несколько минут об этом будет знать весь город, и начнется отчаянная

борьба за власть. Против тебя выступят не только твои братья. Некоторые

военачальники и советники императора также надеются занять его место. И

каковы твои шансы в этой гонке к трону?

А теперь давай обсудим другой вариант, - продолжил он. - Покидая пир,

твой отец отдал приказ не беспокоить его до полудня. Гизо пообещал, что до

этого часа никто в спальню не войдет. Если ты поставишь у всех дверей

часовых, то у тебя будет почти пятнадцать часов, чтобы взять власть в свои

руки. За пятнадцать часов ты успеешь собрать всех своих надежных

сторонников. Стянуть к городу верные тебе войска. Захватить сокровищницу и

конюшни. Все это ты сможешь сделать до того, как другие узнают о смерти

императора.

Рука Эллака упала на рукоять меча.

- Теперь я император. И могу делать все, что пожелаю. И прежде всего

я прикажу тебя казнить.

Он вытащил меч из ножен, но Николан был начеку и выхватил свой меч на

мгновение раньше. И легко выбил оружие из руки Эллака.

- Я могу убить тебя и пойти к одному из твоих братьев, который примет

меня с куда большей теплотой. Только пискни, и я так и сделаю, - ногой он

отбросил в сторону меч Эллака. - А теперь решай. Я показал тебе

единственный путь к императорскому трону. Если ты готов пройти его до

конца, так и скажи. С каждой потерянной минутой твои шансы на успех

падают.

Эллак все еще кипел от злости.

- Чего ты хочешь? Какаю потребуешь награду? Откуда мне знать, не

пытаешься ли ты подставить меня?

- Я ничего не хочу. И уйду, как только удостоверюсь, что ты будешь

действовать, как достойный наследник своего отца. Меня ты больше никогда

не увидишь.

- Ты берешь с собой золотоволосую женщину?

- Она уже в безопасном месте. Ее ты тоже больше не увидишь.

В наступившей тишине принц сумел совладать с эмоциями, а потому смог

адекватно оценить ситуацию. Наблюдая за его лицом, Николан понял, что

логика возобладала.

- А что Гизо? - спросил Эллак.

- Всегда помни, что Гизо - лучший друг твоего отца. Он будет верен

тебе, если ты станешь императором.

Уходя из дома Эллака (Гизо остался, чтобы помочь ему на первых

порах), Николан подумал: "Этот упрямый и злобный дурак обречен на неудачу.

Он все напортит, а в итоге лишится головы. Но иначе нам не выиграть

времени. А пятнадцати часов нам хватит, чтобы уйти от погони.

Одноглазый нетвердой походкой вышел из сторожки. Посмотрел на

Николана, возглавлявшего группу всадников.

- А, Всегда-одетый, - покивал начальник караула. - Куда это ты

направился... в такой-то час?

- Я женился и везу жену домой.

- Женился? - Одноглазый потер единственный глаз. - Великий Танджо

женился сегодня. И ты тоже? Это эпидемия?

- Верный подданный обязан следовать примеру своего правителя.

- Это твоя жена? - Одноглазый шагнул к Ильдико, одетой в теплый плащ,

с капюшоном на голове. - Молодая, однако. И такая маленькая.

- Разумеется, она молодая и маленькая. Или ты думал, что я остановлю

свой выбор на толстой вдове с бедрами, широкими как седло.

- Говорят, жена императора прекрасна, как... как птичка.

- Моя жена, Одноглазый, красотой не уступает жене императора.

Одноглазый хохотнул.

- А я вот провел день в компании еще более прекрасной госпожи. Имя ей

- бочка доброго вина. Вот это настоящая подруга для мужчины, - он

покачнулся. - Что-то тут не так. Только не знаю что.

- У нас все в полном порядке, мой храбрый Одноглазый.

- Да. Что-то не так. Я, правда, забыл... ан, нет, вспомнил! Пароль.

Ты не сказал мне пароль.

- Пароль - "Солнечная богиня".

- Солнечная богиня, - заплетающимся языком повторил Одноглазый. -

Я... думаю... возможно. Проезжай, Всегда-одетый.

[Гость Эльтебер]

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

Хочу отметить, что в "Гуннах" я старался придерживаться фактов, что

донесла до нас история, о жизни и смерти великого завоевателя, императора

гуннов Аттилы. Читателя, возможно, интересует, а что же произошло после

смерти человека, известного, как Бич Божий.

Аттилу сожгли на огромном костре, после чего между его сыновьями и

военачальниками началась жестокая борьба за власть. Эллак потерпел

поражение и его убили на берегах Нетада в Паннонии. Другой сын Аттилы,

Денгизих, сумел на несколько лет удержать под своим началом часть империи,

протянувшуюся вдоль Дуная. Но постепенно многие провинции и государства,

захваченные Аттилой, вышли из-под власти гуннов.

Через год после отступления армии Аттилы император Валентиниан убил

Аэция, прибывшего к нему во дворец на аудиенцию. Украшенный драгоценными

камнями кинжал, никогда не покидавший ножен ради того, чтобы защитить Рим,

вонзился в грудь победителя в битве при Шалоне. А годом позже другие

заговорщики убили трусливого Валентиниана. Последовавшаяся за этим борьба

за власть способствовала взятию Рима вандалами под предводительством

Гензириха.

Принцесса Гонория вернулась в Италию, где ее скоро выдали замуж и она

исчезла со страниц истории.

Что же касается вымышленных персонажей романа, то сказать о них можно

совсем мало. Микка Медеский умер если не в нищете, то уж и не богатым

купцом. Веселая и радушная госпожа из Тергесте не могла нарадоваться на

своего четвертого мужа. Хартагер наплодил много черных жеребят, но ни один

из них не смог сравняться с ним в скорости и выносливости. Автор полагает,

что здоровье Рорика так и не восстановилось, а потому Николану и Ильдико

пришлось возглавить борьбу за независимость народа плоскогорья. И жили они долго и счастливо, в любви и согласии.

-------

Конец

-------

http://history.tuad.nsk.ru/Literature/costat01.zip