Гость Эльтебер Опубликовано 22 февраля, 2005 Поделиться Опубликовано 22 февраля, 2005 Первое донесение Николан получил с левого фланга, которым командовали братья-принцы, постепенно выходящие из ступора, вызванного ночным кутежом. Лицо курьера заливала кровь. - Рорику Роймарку приказано вести его кавалеристов в атаку по северному склону и вышибить готов с холма. Николан отказывался поверить услышанному. - Кто отдал такой приказ? - Принц Таллимунди. - Ивар! - воскликнул Николан. Ты был со мной, когда вчера вечером я обследовал подходы к холму. Разве я ошибся, сказав, что северный склон самый крутой? - По северному склону добраться до вершины невозможно, - ответил бритонец. - Для атаки больше подходит восточный склон, более пологий и поросший деревьями, которые могут служить укрытием для наступающих. - Об этом я доложил Аттиле, и он согласился, что атаковать надо с востока. Он также сказал, что пехота справится с этим лучше. Разве кавалерия сможет преодолеть такой крутой подъем? Немедленно возвращайся к принцу Таллимунди, - обратился Николан к курьеру, - и умоли его отменить прежний приказ, - тут в голове его возникла тревожная мысль. После битвы могли возникнуть вопросы, что было сделано, а что - нет. - Как тебя зовут? - спросил он курьера. - Сомуту. - Сомуту, запоминай все, что случится сегодня. Сохрани в памяти все, что ты скажешь принцам, и их ответы. Это может понадобиться. А теперь не теряй времени. Кавалеристы Рорика посланы на смерть. Скажи принцам, что я сообщу об этом императору. Николан повернулся к другому курьеру. - Твое имя? - Пассилий. - Скачи к императору. Доложи ему об этом приказе и о принятых мною мерах. Скажи ему, что принцы совершают фатальную ошибку. Скажи, что по моему разумению атаковать холм может только пехота. Отправляйся! Нельзя терять ни минуты. Николан наклонился к Ивару. - Мы должны вести учет всем приказам, что пройдут через нас и поступающим к нам донесениям. Имена курьеров, порядок их появления, время прибытия, пригодится все. Ивар кивнул. - Я этим займусь. У меня хорошая память. Десять минут спустя Сомуту вернулся. Его пораненная щека все еще кровоточила. - Атака началась, - выдохнул он. - Рорик повел своих людей на склон. Проклятые готы осыпают их стрелами. Потери будут велики, возьмут они холм или нет. У Николана защемило сердце. - Все мои друзья сражаются на том холме. Сомуту, есть ли у них шанс? - Те, кто следят за боем, считают, что никаких шансов у них нет, - Сомуту нахмурился. - Однако, говорят, что один из ваших командиров зашел к шатер Таллимунди и предложил это направление атаки. Николан вытаращился на курьера. - Когда это было? - За несколько минут до рассвета, о Тогалатий. - Кто из наших зашел к принцу? - Я слышал, его зовут... - курьер замялся, но память подсказала-таки имя. - Ранно. - Сомуту! - воскликнул Николан. Заклинаю тебя твоим отцом и их отцами, заклинаю гневом господним, до конца дней своих не забывай это имя! Возможно, в будущем тебе придется повторить то, что ты мне рассказал. Ранно! Ранно Финнинальдер! Пусть оно останется у тебя в памяти. - Я его запомню. Несколько минут спустя новый курьер доложил, что конная атака не удалась. Большинство кавалеристов погибли на склоне холма. - Сколько убито? - мрачно спросил Николан. - Мой господин Тогалатий, точно сказать не могу. Вернулись немногие. Среди них ни одного командира. Рорик пал одним из первых. Стрела попала ему в глаз. Последовало долгое молчание. Наконец, Николан нашел в себе силы заговорить. - А Ранно? - О нем ничего не известно. На холм взлетел курьер, прибывший от Аттилы. - Приказ императора принцу Таллимунди. "Прекратить конную атаку. Послать на холм пехоту по восточному склону". Немедленно передайте его принцу. Николан тяжело вздохнул. - Слишком поздно. Конная атака захлебнулась. Лишь немногие вернулись живыми, - он взглянул на курьера, потерявшего по пути на холм шапку. - Как тебя зовут? - Аллагрин. - Аллагрин, обязательно запомни время, когда ты передал мне слова императора. Возвращайся к нему и скажи, что его приказ будет выполнен. Скажи также, что ошибка принцев дорого обошлась ему, - он подозвал еще одного курьера. - Передай принцам приказ императора. Скачи как ветер! - Пехота атакует по северному склону, - гласило следующее донесение. - Принцы говорят, что нет времени перегруппировывать войска для атаки с востока. - Они найдут время, получив приказ императора, - процедил Николан. - Сколько всадников вернулось? - Кто знает? Человек двадцать, не больше. Они были обречены до того, как сделали первый шаг. Николан почувствовал руку Ивара, опустившуюся на его плечо. - Все будет не так ужасно, как они говорят. Это обычное дело, дорогой друг. Потери всегда преувеличивают. Центр армии Аттилы, ведомый вождем, решительно продвигался вперед. Ему противостояла самая слабая часть армии Аэция, аланы, которыми командовал их трусоватый король Сангибан. Аэций, с римской конницей, противостоял правому флангу гуннов и не выказывал особой активности. Николану очень хотелось увидеть, что там происходит, но расстояние было слишком велико. Первый курьер, прибывший с правого фланга, доложил о том, что бой там еще не начался. Что же замыслил римский лис? Николан задал этот вопрос Онегезию. Последний презрительно фыркнул. - Какая разница? Наш великий Танджо сейчас растопчет войско Сангибана. Мы разрежем их армию пополам. Стратегический замысел Аттилы тем временем воплощался в жизнь. Император рассчитывал на быстрый прорыв обороны аланов с тем чтобы погнать их на солдат Теодориха, галантного старого короля готов, и уничтожить и тех, и других. Пока все шло по плану и между отступающими аланами и римскими когортами уже образовался зазор. - Видишь? - воскликнул Онегезий. - Центр врага разбит. Битва выиграна. Но Николан придерживался иного мнения. - Аэций еще не сказал своего слова. Неужели ты думаешь, что он столь покорно смирится с поражением? Онегезий хохотнул. - А что может сделать олень, когда тигр ударом лапы ломает ему хребет и вгрызается зубами в шею? С левого фланга галопом прискакал курьер. - Хорошие новости! Старый Теодорих убит. Его ранили и он выпал из седла. Его конь копытом проломил ему голову. - Готам это известно? - Да. Они, похоже, пали духом. Даже не пытаются помочь Сангибану. Николан звонко шлепнул по боку ближайшую от него лошадь. - Скачи к императору, - приказал он. - Сообщи ему об этом. - Каменные стены города на семи холмах уже дрожат! - прокричал Онегезий. Николан, однако, не разделял царящий вокруг оптимизм. Каждую минуту он ожидал сведений об ответном ходе римлян. Слишком уж легко развивал Аттила успех. Если Аттила загонит центр врага слишком далеко влево, римлянам предоставится прекрасная возможность ударить им в тыл. И зажать лучшие войска гуннов в клещи. Этот вариант развития событий столь обеспокоил Николана, что он по собственной инициативе послал императору гонца, дабы предупредить, что разрыв линии фронта гуннов становится угрожающе большим. Затем второго, третьего, четвертого. Разрыв продолжал увеличиваться, и он посылал к Аттиле курьера за курьером, чтобы предупредить об опасности. Ни один из курьеров не вернулся, так что Николан не мог знать, получил ли Аттила его предупреждение. Поэтому он слал и слал курьеров в самую гущу боя, поскольку Аттиле уже реально грозило окружение. Даже Онегезий осознал серьезность складывающейся ситуации. Его свинячьи глазки заполнил страх, он схватил Николана за плечо. - Тигр прыгнул слишком далеко. И угодил животом на рога. Но скоро выяснилось, что вождя гуннов не опьянил успех легкой победы над Сангибаном. Он остановил своих воинов, преследующих аланов, и развернул их навстречу новой опасности. Гунны, в кожаных панцырях, с их изогнутыми клинками, сшиблись с закованными в броню римлянами, вооруженными длинными мечами и копьями. Вроде бы силы были неравны, но воины востока превосходили противников в мобильности. Кони их подчинялись легкому движению колен, и мечи римлян часто рассекали воздух, в то время как их хозяева сами открывались для ответного удара. Легионы потеряли в схватке не меньше людей, чем кавалерия гуннов. Николан видел, что теперь Аттила преследует лишь одну цель: проложить путь к тому месту, откуда он начал сражение, и восстановить линию фронта. Если б ему это удалось, римская атака захлебнулась бы и обе армии вернулись бы в исходное положение. Но степнякам такой ход сражения был не по душе. Не оставалось места для маневра конницы, они не могли применить тактику быстрых наскоков, которой овладели в совершенстве. Вместо этого им приходилось пробиваться по узкому коридору, одну стену которого образовывали римляне, а вторую - готы. Битва достигла пика. Обе армии втянулись в ближний бой по всему трехкилометровому фронту. Воздух наполняли крики ярости и боли, звон мечей, ржание лошадей. Тех, кто падал, тут же затаптывали, поскольку оставшимся на ногах было не до спасения раненых. Полмиллиона мужчин по одну сторону Каталаунских полей пытались убить полмиллиона им подобных, находившихся с другой стороны, и каждую минуту последний вздох срывался с губ сотен воинов. Никогда еще солнце не было свидетелем гибели такого количества людей, как в тот трагический день. - Жив ли Аттила? - спросил Николан. Он и Ивар с ужасом смотрели на разверзшийся на равнине ад. - Я вижу его флаг, - последовал ответ. - Черный с золотом. - Я не уверен, что он получал мои донесения, - Николан прикрыл глаза рукой, чтобы получше разглядеть поле. Потом повернулся к Ивару. - Нет смысла посылать новых курьеров и рисковать их жизнями. Но я поехал вниз. Несмотря на протесты Ивара, он заставил лошадь одним прыжком преодолеть земляной вал и начал прокладывать путь сквозь ряды гуннов. Каждый ярд давался ему с немалым трудом. Солдаты, мимо которых он протискивался, пытались ударить любого, кто оказывался в пределах досягаемости меча. Он потерял шапку. Взбрыкнувшая лошадь ударила его копытом по ноге. Кривой меч разрезал рукав, оставив на руке длинную и глубокую царапину. Требования Николана направить его к Аттиле оставались без ответа: никто не знал, что творится в десятке ярдов. Землю устилали тела, трава стала скользкой от крови. Чем дальше он залезал в толчею, чем медленней становилось его продвижение вперед. Наконец, поняв тщетность своих усилий, Николан повернул назад. То ли в своем стремлении добраться до Аттилы он приблизился к римлянам, то ли те, пытаясь разрезать армию гуннов надвое, продвинулись вперед, но внезапно перед Николаном возник высокий римлянин о сверкающими из-под шлема глазами. Могучая рука взметнулась в воздух, меч с силой опустился на маленький щит, который Николан держал в левой руке. Удар болью отдался в плече, рука едва не онемела. Еще дважды обрушивался меч на щит Николана, и тому не оставалось ничего другого, как отступать. Четвертый удар соскользнул с поверхности чуть повернувшегося щита. Тут Николан сообразил, как ему надобно защищаться: держать щит под углом, уменьшая таким образом силу удара. Римлянин все напирал, дабы поскорее прикончить противника, не заботясь об обороне. И Николан не упустил представившегося шанса. Быстрым ударом он вонзил острие меча в бронзовую от загара шею противника. Кровь брызнула струей. Высокий римлянин на мгновение застыл, потом покачнулся и вывалился из седла. Когда Николан вернулся на холм, курьеры окружили его в ожидании приказов. Среди них был и Ивар. - Ты ранен! - воскликнул он. Рука, которой Николан коснулся щеки, окрасилась кровью. Боли он не чувствовал. Высокий бритонец ощупал лицо Николана. - Порез над левым глазом. К счастью, неглубокий. Но кровь течет сильно. Как это случилось? - Не знаю. Пока Николан выяснял у курьеров, не привез ли кто нового донесения, Ивар ретировался, чтобы вернуться с куском жареного мяса на косточке, которую он и сунул в руку Николана. - Скажешь спасибо Черному Сайлесу. Он запасся едой. Окружающая территория вычищена полностью, в округе не найти и крошки. Солдатам придется ложиться спать на голодный желудок. Николан оторвал зубами кусок мяса, внезапно почувствовав, что зверски проголодался. Наполовину обглодав кость, он вернул ее Ивару, который быстро справился с оставшимся на ней мясом. - Ты поставил не на ту лошадь, храбрый Тогалатий, - раздался за спиной насмешливый голос. Николан обернулся и увидел подъехавшего Ранно Финнинальдера. - Изнеженные римляне, похоже, выигрывают сражение. - Сражение, в котором ты не принимал участия, - от внимания Николана не укрылся его безупречно чистый кожаный панцырь. - Наоборот. Я только что вернулся из разведки. Был на их правом фланге. Мы опасались, что готы могут обойти нас. - Кто отдал тебе такой приказ? - быстро спросил Николан. - Мой командир Рорик. - Значит, ты уехал до начала битвы. Как тебе повезло. Ты же не участвовал в атаке на холм. Ты, наверное, слышал, что чуть ли не все наши братья и друзья полегли там в первые минуты битвы? - Мне сказали, что потери велики. Николан развернул лошадь и подъехал к улыбающемуся Ранно. - А вот мне сказали, что именно ты посоветовал атаковать по северному склону. - Это ложь! - Я склонен верить, что это правда. Что же касается другого приказа, отправившегося тебя на экскурсию по окрестностям, то Рорик мертв и не может ничего сказать по этому поводу. Но я не верю, что он отдал такой приказ. Ранно схватился за кинжал. - Придет час, когда ты ответишь за эти обвинения! - воскликнул он. - У меня нет сомнения, благородный Ранно, что ты найдешь способ присвоить земли тех, кто пал сегодня на поле боя. Возможно, ты руководствовался именно этой мыслью, устраивая все так, чтобы наших соотечественников послали на верную смерть. Неясно, чем бы закончился этот разговор на повышенных тонах, если бы не прибытие курьеров. Пока Николан выслушивал их донесения, Ранно исчез. Николан наклонился к Ивару. - Ты слышал, что он сказал? Он готов отрицать, что на заре виделся с Таллимунди. Можем мы доказать, что он там был? Ивар нахмурился. - После битвы наверняка будет проведено расследование. Этот человек постарается возложить вину на тебя? - Скорее всего. - У нас есть слово курьеров. Я посмотрю, не найдем ли мы других доказательств... Ивар, проведший весь день на ногах, сел на свободную лошадь и уехал. Тем временем ход сражения вновь изменился. Гунны разомкнули клещи, сжавшие в центре их армию. Суровые степные воины вернулись на позиции, которые они занимали перед началом сражения. Римляне более не горели желанием продолжать выяснение отношений, готы уже откатились назад. "Ничья", - подумал Николан, поднявшись на стременах, чтобы получше разглядеть поле боя. К нему подскакал Сомуту. - О, Тогалатий, говорят, что убит каждый четвертый. Не бывало еще таких кровавых сражений, - он озабоченно посмотрел на Николана. - Мы потерпели поражение? - Поход в Галлию преследовал единственную цель - исключить возможность атаки готов во время похода на Рим. Их потери столь велики, что едва ли они скоро оправятся. Так что цель достигнута. Но сможет ли Аттила вновь собрать сильную армию для покорения Италии? - Я устал от войны, - вздохнул Сомуту. Утомленные гуннские воины переваливали через линию земляных укреплений, требуя еды и питья. Римские легионы возвращались в свои лагеря. Поле боя оглашали крики раненых. Ветер стих и все знамена обеих противоборствующих сторон бессильно обвисли, как бы показывая, дневная резня никому не принесла победы. Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
Гость Эльтебер Опубликовано 22 февраля, 2005 Поделиться Опубликовано 22 февраля, 2005 На глазах Черного Сайлеса последняя крошка еды исчезла во рту одного из офицеров. Остальным он лишь помахал рукой. - Больше ничего нет. Вам повезло больше, чем тем бедолагам. Им вообще ничего не досталось, - никто как следует не наелся, но жалоб не последовало. Слишком все устали, чтобы вступать в словесные перепалки. Военачальники и главные советники Аттилы не участвовали в трапезе. Они собрались на совещание, которое еще не закончилось. Аттила, так и не слезший с лошади, напоминал бронзовую статую. Николан не мог есть. Он сидел на земле, зажав уши руками, чтобы не слышать крики раненых. Ивар, потуже затянувший пояс, дабы его не так мучили голодные спазмы, усевшись рядом, пытался успокоить его. - Я слышал, что раненых не меньше пятидесяти тысяч. Всех их оставили умирать. Даже если мы вытащим нескольких с поля боя, толку от этого не будет. Лечить их все равно нечем. Только умрут они не там, где упали, а здесь. - Я мечтал об этой войне, - ответил Николан. - Я в этом не признавался, но так оно и было. Я думал, что она даст мне шанс, которого я ждал всю жизнь. Я сделал для Аттилы достаточно много, чтобы он вернул мне мои земли. Ох, Ивар, какой же я эгоист, - он печально покачал головой. - Прислушайся к ним! Они умирают в муках, и никто не поднимется, чтобы помочь им! Я чувствую, что повинен в этом никак не меньше Аттилы. После короткой паузы Николан заговорил вновь. - Ивар! Как, по-твоему, не лежат ли на склоне холма мои раненые соотечественники? - Скорее всего, так оно и есть. Их остановили лучники, а стрелы не всегда убивают, - он сочувственно посмотрел на своего друга. - Тебе туда нельзя. Аттила может вызвать тебя в любую минуту. Но я съезжу, - он тяжело поднялся. - Возможно, мы опоздали, но я постараюсь сделать все, что в моих силах. Едва высокая фигура Ивара растворилась в темноте, собравшаяся вокруг Аттилы кучка распалась. Известие о принятом решение распространилось по армии со скоростью степного пожара. Аттила отдал приказ об отступлении. Воины восприняли его скорее с радостью, чем с огорчением. Лучше уж ночной марш, чем еще один день резни на равнине. Николан услышал, что его зовут. Встал. Гизо, слуга Аттилы, направлялся к нему. - Ты ему нужен. Аттила так и не слез с лошади. Услышав шаги Николана, он не повернул головы. Долго молчал, прежде чем разлепить губы. - Я отдал приказ об отступлении. - Да, великий Танджо. - Я хочу узнать твое мнение, только честное. От остальных правды не дождешься. Как будет оценена эта битва? Я потерпел поражение? - Да у кого повернется язык сказать такое? Еще один день сражения привел бы к полному уничтожению обоих армий. - Это так. - И ты не можешь оставаться здесь, поскольку у нас нет ни еды, ни корма для лошадей. - И это так. - Так с какой стати эту битву расценят иначе, чем поединок равных, с ничейным исходом? Аттила кивнул. - Поединок равных с ничейным исходом. Но те, кто меня боится, кто меня ненавидит, будут верещать о моем поражении хотя бы потому, что не победил, - в голосе его появились злые нотки. - Они даже скажут, что этот мерзкий Аэций одержал победу! В обычной ситуации Николан предпочел бы промолчать. Но сейчас он почувствовал, что Аттила жаждет слов о том, что и его армии есть что записать в свой актив. - Готы скорбят о своем погибшем короле. Есть сведения, что они уже отступают. - Да, я знаю. Николан посмел высказать свое предложение. - Торисмонд, старший его сын, сейчас будет больше занят мыслями о престоле. Желающие на него найдутся. Тишина за позициями готов означает, что он уже покинул Каталаунские поля. Если это так, завтра ты можешь схватиться с Аэцием один на один. - Мои люди не могут воевать на пустой желудок, - Аттила продолжал всматриваться в темноту, но настроение у него явно улучшилось. Он начал излагать свое видение битвы. - Как только я увидел, что Сангибан, этот слабосильный павлин, командует центром, я понял, что Аэций готовит мне западню. Он ожидал, что я раздавлю Сангибана и погоню его войска на готов, а он в нужный момент двинет на меня свои легионы и разрежет мою армию надвое. Что ж, я решил рискнуть. Я ударил по Сангибану, но не собирался долго преследовать его. Обратив его солдат в бегство, я намеревался развернуть свою кавалерию и вместе с правым флангом обрушиться на римлян, - Аттила покачал головой. - Но я переоценил Аэция. Для того, чтобы бить наверняка, он должен был еще какое-то время подождать с фланговым ударом, но выдержки ему не хватило. Он двинул легионы слишком рано. Тот из нас, кто сумел бы правильно выбрать время для атаки, мог стать властелином мира, - внезапно он простер руки к небу. - Сегодня могла решиться его судьба. Трое курьеров добрались до меня с твоими донесениями. И я сказал себе: "У этого мышонка зоркий глаз. Он видит главное". Я следил на расширяющимся разрывом между моими центром и правым флангом. Еще бы четверть часа, и я сокрушил бы и легионы, и стены Рима. "Аэций будет выжидать, - сказал я себе, - чтобы ударить наверняка". Но он не стал ждать. У него душа гиены, питающейся падалью. Он не так смел, как боги, решившиеся на азартную игру. Он хотел лишь ничьей. Он ударил слишком рано. То был не смертельный удар, а легкий тычок. Будь он смелее и решительнее, я бы победил его. Но он повел себя мышкой, глодающей головку сыра. Ни единой звезды не светилось в черноте неба. Крики обреченных на смерть по-прежнему отдавались в их ушах. Другие звуки как отрезало. - Мы начнем отступление, как только ты сможешь подготовить маршруты движения войск, - добавил Аттила. Сердце Николана упало. Он так устал, что едва держался на ногах. Выдержит ли он еще несколько часов интенсивной работы. Он пошевелил пальцами, гадая, не откажутся ли они ему служить. Аттила всматривался в темноту, вслушивался в каждый долетающий до него звук. - Римляне притихли. Горит лишь несколько костров. Что бы это значило? - он вновь повернулся к Николану. - Первыми отправь принцев. Я не хочу видеть их пьяные рожи. Затем балтийские племена, после них - тюрингийцев. Тебе придется проложить для всех разные маршруты. Мы уничтожили все живое на территории, по которой прошли. Там не найти ни одной животины, ни мешка зерна. - Ты оставил позади лишь выжженную землю, - согласно кивнул Николан. И еды там не хватит и стае ворон. - Не теряй времени, - добавил вождь гуннов. - Мы должны выступить задолго до рассвета. Я уйду последним. Только мои люди смогут противостоять римлянам, если те вдруг двинутся следом. Николан принялся за работу. Седло стало ему столом, костерок из сухого овечьего навоза - лампой. Ему недоставало Ивара, который всегда делал надписи на картах. И едва начав писать первый приказ понял, что в жизни его наступил кризис. Мог ли он служить человеку, который, в стремлении покорить мир, мог уничтожить его? Аэцию, похоже, недоставало сил, чтобы остановить Аттилу. Дорога на Рим была открыта. Но он, Николан, мог уничтожить Аттилу, если бы решился на это. "Он доверяет мне и никогда не заглядывает в написанные мною приказы, - думал Николан. Аттила тем временем отъехал от него, чтобы отдать распоряжения о начале сборов. - Я могу послать армии по уже опустошенной территории. Смогут ли сотни тысяч голодных людей пересечь страну, в которой не осталось ни крошки съестного? Аттила выступит последним и слишком поздно узнает о случившемся. Солдаты разбредутся в поисках еды и собрать их вновь едва ли удастся. Лошади падут и обозы придется бросить. Аттила останется без армии. Мир будет спасен". А как накажут его, если поймают? Самой мучительной смертью, какую только сможет выдумать Аттила. Противоречивые чувства боролись в нем. Он мог сыграть роль предателя и люди плевались бы при одном упоминании его имени. На него легла бы тяжкая вина, ибо он обрекал на голодную смерть целые армии. С другой стороны, этим деянием он мог спасти цивилизацию. И навеки остался бы в истории человечества. Николан бросил перо, встал. Он должен пойти на это, сколь бы высокую цену не пришлось потом заплатить. Такой шанс еще не представлялся никому. И он обязан не упустить его. Николан услышал приближающиеся шаги, мужской голос спросил: "Где ты, Всегда-одетый?" Его искал Бальдар, один из молодых помощников Аттилы. - Здесь! - ответил Николан. Бальдар подошел к костерку. - Я тебе помогу. Писать я умею. Ты будешь диктовать, а я - записывать. Владыка Всей Земли опасается, что один ты вовремя не управишься. Уж не почувствовал ли Аттила опасность? Как бы то ни было, Николан упустил свой шанс. Теперь он мог направить армии только южными дорогами. - Садись сюда, Бальдар, - Николан указал на то место, где сидел сам. - Мы должны немедленно начать работу. Вскоре после полуночи огромный костер заполыхал в восточной части позиций гуннов. Бальдар оторвался от пергамента. - Что это? - спросил он. - На нас собираются напасть? Две армии уже двинулись к Рейну, две другие получили приказы о выступлении. Ни звука не доносилось с другой стороны заваленной трупами равнины, ничто не говорило о возможном преследовании. Николан всмотрелся в яркие языки пламени. - Думаю, это погребельный костер. Таков обычай моего народа. Тела храбрых воинов не оставляют гнить в земле или на съедение хищникам, - голос его переполняла грусть. - Большой костер. Значит, надо сжечь много тел. Ивар подтвердил догадку Николана, присоединившись к ним несколько минут спустя. В костре горели тела погибших соотечественников Николана. Высокий бритонец сел на землю, с болью в глазах посмотрел на своего друга. - Ужасное зрелище. Я не выдержал и ушел. - Таков наш обычай с незапамятных времен. - Там были женщины. Их тоже бросили в костер с телами мужчин. - Кто отдал такой приказ? - резко спросил Николан. - Женщин сжигали сотни лет тому назад, но от этого давно отказались. - Приказ отдал Ранно. Он командует оставшимися в живых. - Ранно! - другого, собственно, Николан и не ожидал услышать, но надежда умирает последней. - Значит, Рорик мертв. Ивар с неохотой кивнул. - Боюсь, что да. Я обшарил весь склон, от подножия до вершины, но не нашел его. Разумеется, в темноте я мог и не признать Рорика. Видел-то я его раз или два. Но его искали и другие. Им повезло не больше, чем мне. На глазах Николана навернулись слезы. - Бедный Рорик, он знал, что ему предстоит умереть, - прошептал он. - Прошлой ночью он сказал мне, что слышал Голоса. - Какое-то время у нас теплилась надежда, - продолжил Ивар. - Девушка, которая сопровождала его, сказала, что под панцырем он носил христианский крест. Но кто-то нашел его и отдал ей. Тут уж все поняли, что Рорик мертв. - Должно быть, эти Мина, служанка Роймарков. Она любила Рорика, вот он и взял ее с собой. Что с ней стало? - Она сгорела с остальными. Она хотела умереть. Вошла в огонь с вытянутыми вперед руками, словно хотела обнять Рорика. - Наступит день, когда Ранно за это заплатит! - гневно воскликнул Николан. Затем тяжело вздохнул и вернулся к прерванному занятию. Он диктовал, а Бальдар писал, писал, писал. Костер разгорался все сильнее. - Они выбрали старшего? - какое-то время спустя спросил Николана. Ивар покачал головой. - Из вождей в живых остался только Ранно. Он и взял командование на себя. Мацио уже старик. Он долго не протянет. Когда он умрет, Ранно займет его место. Если только мы не сможем рассказать моему народу правду о сегодняшнем дне. - Сомуту и Пассилий живы. Я говорил с ними. Они готовы подтвердить то, что сказали нам. - Таллимунди, вот какой свидетель нам нужен. Но он и его братья уже на марше, - Николан помолчал. - Я не верю, что Рорик послал Ранно разведать, не обходят ли их готы с фланга. Ранно - трус, всеми способами стремился увильнуть от участия в битве. Но Рорик мертв, и правда сгорела с его телом. - Шанс все-таки остается. Маленький, но шанс. Пропал слуга Рорика, Батгар. Тела его тоже не нашли. Если он остался в живых, то наверняка вспомнит, о чем говорили Рорик и Ранно перед боем. Николан кивнул. - Я помню этого парня. Что могло с ним случиться? Если мы его найдем, он сможет рассказать много интересного. Прошло несколько минут, прежде чем Ивар заговорил вновь. - Вершина холма пуста. Готы исчезли. - Ранно тоже ушел? - Полчаса тому назад. "Меня утешает лишь то, что Ильдико в безопасности, - сказал себя Николан. - А с Ранно мы сумеем разобраться до ее возвращения". Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
Гость Эльтебер Опубликовано 22 февраля, 2005 Поделиться Опубликовано 22 февраля, 2005 КНИГА ВТОРАЯ 1 Аттила, погруженный в подготовку похода на Рим, услышал звук, заставивший его насторожиться. Он не двинулся с места. Глаза его не оторвались от лежащего на столе документа. Но тело напряглось, готовое к решительным действиям. Кабинет в деревянном дворце, в котором он работал чуть ли не по шестнадцать часов в сутки, хорошо охранялся. Вроде бы никто не мог проникнуть туда тайком, и все-таки император чувствовал, что услышанный им звук - не шаги животного или шелест крыльев птицы. Звук повторился, и Аттила понял, что некто приблизился к нему еще на шаг. Не оглядываясь, Аттила упал на пол. Уже в полете почувствовал холодок у шеи: лезвие ножа разминулось с ней на волосок и с силой воткнулось в деревянную стену. Ногой Аттила ударил в гонг, всегда стоящий под его столом. Металлический гул наполнил кабинет. Практически мгновенно (жизнь его оберегали со всей тщательностью) вокруг императора возникли охранники, испуганные, удивленные, рассерженные. Потерпевший неудачу убийца выбрал единственный оставшийся ему путь: упал грудью на длинный кинжал, который успел выхватить из-за пояса. Аттила встал. Рукоять ножа еще вибрировала, с такой силой бросил его самоубийца, лежащий на полу в луже крови. Один их охранников перевернул покойника на спину. Под тюрбаном им открылось бородатое лицо. - Это Ала Сартак, - опознал убийцу охранник. - Ранее он никогда не промахивался. - Как проползла сюда эта ядовитая кобра? - лицо Аттилы пошло красными пятнами гнева, яростно засверкали глаза. Никто не ответил. Правду мог сказать только Ала Сартак, но он уже покинул этот мир. - Я поинтересуюсь об этом у Микки Мидеского, - обманчиво ровным голосом изрек великий хан. - Привести его ко мне. Известного купца незамедлительно разыскали и доставили во дворец. Он улыбался, хладнокровный и уверенный в себе. - Я прибыл по твоей команде, о повелитель мира, - Микка почтительно поклонился. Аттила пригласил его сесть. Купец опустился на лежащую на полу подушку, скрестил ноги. - Ты слышал о некоем Ала Сартаке? - спросил Аттила. - Однажды его нож угодил мне между лопаток, но я чудом остался жив, - ответил Микка. - Этот человек зарабатывает на жизнь убийствами. - Он пытался убить меня. Час тому назад. Меня спасла собственная проворность, а не бдительность моей охраны. Микке не удалось скрыть свою заинтересованность в ответе на задаваемый им вопрос. - Я полагаю, его поймали? - Он мертв. Ему повезло. Он успел броситься на кинжал на глазах моих заторможенных охранников, - Аттила круто повернулся к Микке. - Ему платил ты! Купец сохранил спокойствие. - Я ему не платил, великий хан. Я не видел его с того дня, как он покушался на мою жизнь. Аттила нетерпеливо махнул рукой. - Я никогда не обманывался на твой счет, о сладкоголосый рассказчик. Ты снабжал меня важной информацией, но я всегда знал, что тебе платит и Аэций. В этом нет ничего странного. Крыс, торгующих секретами, всегда можно купить. Но твое предательство, Микка Медеский, чернее полуночи. Пока ты был нужен, я закрывал на это глаза, говоря себе, что придет день, когда пользы от тебя будет пшик и я смогу расплатиться с тобой сполна, - он возвысил голос. - Больше я не нуждаюсь в твоих услугах. И ты сидишь передо мной! - Ты уверен, великий Танджо, что ты более не нуждаешься в моих услугах? - Столь уверен, мой красноречивый друг, что готов рассказать, как я собираюсь избавиться от тебя. Тебя ждет Смерть-по-частям. Брови Микки чуть приподнялись. - Казнь, которую твои люди позаимствовали на Дальнем Востоке. Я слышал, что она очень долгая и мучительная. - Суди сам. В первый день палач отрубает первые фаланги на пальцах рук и ног. На второй день очередь доходит до вторых фаланг. На третий человек лишается кистей и ступней. На четвертый - рук по локоть и ног по колено. Надо мне продолжать? Каждый день, если человек еще живет, у него что-то да отрубается. Некоторые счастливчики умирают в страшных муках на четвертый или пятый день. Другие дотягивают до десяти и покидают этот мир, лишь когда им отсекают голову. Изощренная казнь, не так ли? Пожалуй, я буду брать плату с тех моих подданных, кто захочет посмотреть, как ты умираешь. - Несомненно, этот спектакль принесет тебе немало денег, - Микке еще удавалось сохранять хладнокровие. - Но я еще не сказал, в чем могу оказаться тебе полезным. - Тебе, конечно, есть резон тянуть время, поскольку вскорости ты будешь молить Бога побыстрее забрать тебя к себе. Но я не расположен тебя слушать. У меня полно важных дел. А палач займется тобой уже завтра. Микка заерзал на подушке, выказывая тем самым охватывающий его ужас. - Ты без особого успеха пытался узнать, где находится принцесса Гонория. Я могу сказать тебе, где ее прячут. Могу даже пообещать, что твои посланцы смогут поговорить с ней. - О чем? Я и думать забыл о принцессе Гонории. Вопрос закрыт. Я поведу мои армии на Рим в удобное мне время. И принцесса мне не понадобится. - Даже в качестве предлога для объявления войны? - Даже в качестве предлога. Зачем он мне? Меч Марса, обладающий великой силой земли и неба, был дарован мне еще до того, как я стал правителем моего народа. - Я знаю, что принцесса, если ты освободишь ее, во всеуслышание заявит о твоих правах на римский трон. - Когда-то я думал, что она может в чем-то помочь мне, но сейчас я не вижу смысла отпускать тебя ради того, чтобы связаться с ней, - Аттила покачал головой. - Тебе придется поискать что-нибудь получше, о продавец чужих тайн. Гораздо лучше. Цена твоей жизни очень высока. - А что ты скажешь на это? Ты не делал секрета из того, что хочешь взять в жены золотоволосую красавицу. Мне рассказывали, что к тебе привозили десятка два девушек, но ты их всех отослал обратно. И ты полагаешь, что не увидишь улыбки богов до тех пор, пока не найдешь жену, достойную того, чтобы сидеть рядом с тобой на римском престоле. Жену с головой-солнцем. Не могу утверждать, что все это правда. Но до меня доходили слухи, что ты разыскиваешь некую девушку, что переезжает из города в город на Востоке и участвует в скачках на черной лошади. Насколько мне известно, пока твои агенты не смогли подобраться к ней. Аттила опустил глаза, чтобы скрыть от купца захлестнувшие его эмоции. - Продолжай. - Я могу назвать тебе имя этой девушки и сказать, откуда она родом, - заявил Микка, с облегчением заметивший, что рыбка таки проглотила приманку. - Я могу сказать, с кем она путешествует. И даже где сейчас находится. - Она замужем? - Нет, о великий Танджо. Пауза затянулась. - Где доказательства того, что ты скажешь правду? Может, ты только тянешь время. - По собственному опыту я знаю, что данное тобой слово не нарушается. Держи меня здесь, пока твои агенты не найдут девушку, следуя полученным от меня инструкциям. Если ее доставят к тебе, я обрету свободу и получу соответствующее вознаграждение. В конце концов, я живу на то, что продаю. Аттила нащупал под столом гонг и дважды ударил по нему. Появившемуся Гизо он приказал принести кувшин вина. - Разговоры с тобой вызывают жажду, - вождь гуннов бросил на Микку суровый взгляд. Когда принесли вино, Аттила жадно выпил целую чашу. Обычно он вытирал рот тыльной стороной ладони, но присутствие купца заставило его воспользоваться полотенцем. - Пусть будет так, - решил он. Когда кабинет опустел, вновь появился Гизо и застыл у дверей, ловя глазами взгляд своего господина. - Что теперь? - буркнул Аттила. - Она мертва. Император встрепенулся. Отшвырнул документы, встал. - Серка умерла? - Час тому назад. Все время звала тебя. Ее слуг к тебе не пустили, поэтому они сказали ей, что ты в отъезде. Не думаю, чтобы она поверила. - Мой сын был с ней? Гизо покачал головой. - Не до самого конца. - Куда уехал Эллак? - На охоту, - Гизо вскинул руки, ладонями вверх. - Это и не удивительно, о король. Обретаться у смертного ложа - маленькое удовольствие для молодого парня. - Она другого и не заслуживала, - глаза Аттилы сверкнули. Он надолго задумался. - Доживи она до ста лет, я бы не подошел к ней. Неужели она надеялась, что я прощу ее за ту роль, что сыграла она в смерти Сванхильды? А все ее охочие до власти и денег братья. Один из них пустил стрелу, что убила девушку. Мне следовало повесить их обоих. Но я даровал им жизнь ради Серки. Ей это сказали? - Да, великий Танджо. - Так чего она хотела еще? - Она была очень честолюбивой, - после паузы ответил Гизо. - Хотела сидеть рядом с тобой на троне. Много раз просила тебя об этом. - Всякий раз, когда я приходил к ней. Она не могла говорить ни о чем другом! Просто требовала этого от меня. - Она старалась не для себя, о король. Она хотела сесть на трон ради того, чтобы в Эллаке признали твоего наследника. Вновь Аттила задумался. - Пожалуй, пора изолировать Эллака от лживых и жадных братьев его матери. Они еще выведут его на тропу измены. Будут нашептывать ему на ухо: "Ты же все равно станешь императором, так чего ждать"? Знаю я этих предателей. Если в нем есть хоть капля их крови, он к ним прислушается. Гизо, немедленно пришли ко мне Онегезия. Я отправлю их обоих на северную границу. - "Пусть сражаются в лесной стране, пока их не убьют, подумал Аттила. Живыми они будут дурно влиять на моего сына". - Эллак должен все время проводить со мной. Пора учиться премудростям управления империей, иначе не стать ему сильным правителем, когда придет его время. Проследи, чтобы мальчика прислали ко мне. И не надо ему ходить на похороны матери. Более он не должен видеться с ее братьями. Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
Гость Эльтебер Опубликовано 22 февраля, 2005 Поделиться Опубликовано 22 февраля, 2005 - Да, Танджо, - поклонился Гизо. - Твои приказы будут исполнены. Эллак - хороший мальчик. - Он мой сын. Но пока я уверен лишь в том, что он вырастет высоким. У него прямые ноги, - помолчав, он добавил. - Приведи Всегда-одетого. 2 В то утро Николан выехал за городские стены. Ему предстояло принять самое важное решение в его жизни. Ехал он отпустив поводья, предоставив лошади самой выбирать путь, и многие часы кружили они по степи. Вернулся он смертельно усталым, словно после еще одной битвы. Решение он принял, и сказал себе, что не отступит от него, несмотря на последствия. После возвращения армии Аттилы город изменился. Мужчины уже не раздувались от гордости, видя в себе покорителей мира. Черноглазые женщины не стояли в дверях и не плевали в инородцев. Даже дети, играя, кричали не так громко. Сомнений быть не могло: сражение у Шалона отрезвило гуннов. Николан думал об этом, въезжая в ворота. Улицы города бурлили. "Что-то не так", - решил Николан. Ему пришлось слезть с лошади, чтобы продолжить путь ко дворцу. Незнакомый бородач положил руку ему на плечо. - Еще дюйм, и императора бы не стало. Николан вытаращился на бородача. - Что ты такое говоришь? - Ты еще не слышал? О покушении на Аттилу? - Опять? На него покушались много раз. - На этот раз Аттиле грозила смертельная опасность. Предатель, похоже, нашелся среди охранников. Убийца проник в кабинет императора. Если б не проворство великого хана, он был бы уже на том свете. - Убийцу поймали? Бородач покачал головой. - Он покончил с собой. Жаль. На его казнь стоило бы посмотреть. "То-то я обратил внимание на стоящие за воротами фургоны Микки Медеского, - подумал Николан. - Нет ли тут какой связи". Гизо торопливо пробирался сквозь толпу. Увидев Николана, устремился к нему. - Тогалатий! - воскликнул он. - Я давно тебя ищу. Великий Светоч требует тебя к себе. Где тебя носило? Николан махнул рукой в сторону ворот. - Ездил в степь. - Он этого не поймет. - В каком он сейчас настроении? - А как ты думаешь? - Гизо заметил, что вокруг все замолчали, жадно ловя каждое его слово. - Вновь принялся за работу. Никому не удастся сбить его с пути истинного. Он выкован из железа. - А что с Миккой Медеским? - спросили из толпы. Гизо окинул стоящих рядом суровым взглядом. - Я не могу отвечать на вопросы. - А нам есть, что спросить. Что сделали с братьями Серки? Гизо гордо вскинул подбородок. - Вы знаете, что обсуждать внутридворцовые дела запрещено. Но любопытствующих это не остановило. - Говорят, Серка умерла, - выкрикнул кто-то. - Пойдем, Тогалатий, - и Гизо увлек Николана за собой, дабы прекратить поток вопросов. У дворца Николан отдал поводья слуге. Они пересекли обеденный зал и начали спускаться по ступенькам. Гизо наклонился к Николану и шепнул ему на ухо: "Все охранники арестованы, их заменили другими. А прежних он, скорее всего, повесит. Ала Сартак не смог бы проникнуть во дворец, не подкупив одного из них. - Ала Сартак! - воскликнул Николан. Он вспомнил, что уже слышал эти имя и фамилию. Их обладатель ловко обращался с ножом. Вроде бы его видели в компании Микки Медеского. Гизо подтвердил его предположения. - Да, ходили такие разговоры. И Микку вызвали сразу после покушения. Его арестовали, но, по-моему, он не умрет. Этот хитрец всегда выкрутится. Аттила уже не работал, когда в кабинет ввели Николана. Что-то пробурчав, он порылся среди бумаг, выбрал одну и протянул ее вошедшему. - Я выполнил обещание. То было свидетельство о передаче Николану земель, принадлежащих его отцу! Он взял бумагу дрожащими руками, и поначалу слова расплывались и прыгали у него перед глазами. Он получил то, к чему стремился, достиг поставленной цели, деспотичный хозяин наградил его за безусловное послушание. - Великий Танджо, я потрясен твоей щедростью. Я не нахожу слов, чтобы выразить свою благодарность. - Ты это заслужил. Как странно, подумал Николан, что случилось это сразу после того, как я принял решение. Он прочитал документ во второй раз, затем положил на стол. - Великий хан. Повторяю, ты очень щедр. Но я... я не могу принять твой дар. Глаза Аттилы чуть не вылезли из орбит. Он не верил своим ушам. - Ты сошел с ума? - Нет, великий Танджо. Дело в другом. Я понимаю, что земля даровано мне в ожидании того, что я буду по-прежнему полезен тебе. - Ты всегда будешь мне полезен, - кивнул Аттила. - Тебе известны мои планы, и ты знаешь, какая роль отведена в них тебе. - Но я более не считаю возможным служить тебе. Человек, Который Хотел Покорить Мир, сверлил взглядом своего помощника, решившегося на столь дерзкие слова. - Разве тебе не известно, что с моей службы живыми не уходят? - Великий король, теперь от меня не будет никакой пользы. Ты, конечно, сочтешь меня слабаком, но я понял, что ненавижу войну и более не желаю принимать в ней участие. - Даже если я лишу тебя всех привилегий и пошлю в бой простым пехотинцем? - Даже в этом случае я не стану сражаться. Я не подниму щит и позволю перерезать себе горло в первом же столкновении с противником. Аттила гневно отодвинул от себя ворох документов. - Ты ударился в религию. Поверил в бессильных богов. - В одного Бога, о король. Бог один. - Богов много и все они одинаковы. - Позволь объяснить, что... произошло со мной. - Только покороче. Меня тошнит от таких разговоров. Сквозь узкую прорезь окна Николан видел кусочек голубого неба, согретого полуденным солнцем. Возможно, подумал он, он видит эту синеву в последний раз. - Я все еще слышу жалобные крики раненых, которых мы оставили умирать под Шалоном. Хотя прошел не один месяц, я не могу спать по ночам. Когда я заговариваю об этом, я слышу одно и то же: "Они все равно бы сдохли". И лишь христиане выказывают сострадание. - Христиане! - Аттила побагровел от гнева. - Мне следовало догадаться. Эти женоподобные трусы, поклоняющиеся богу, который не предлагает им ничего, кроме арфы и песни! Разве ты не знаешь, идиот, что у недругов римлян появился шанс взять над ними верх лишь после того, как Рим стал христианским? - Христиане не трусы! Разве ты не слышал, как мужественно умирали они на аренах Рима? Они гибли под пытками Нерона, но не отрекались от веры. Аттила, несомненно, злился, и в то же время его завораживала столь разительная перемена в человеке, которого ранее он полагал лишенным подобных эмоций. - Они будут столь же храбры в защите Рима от удара моих армий? - спросил он. В наступившей тишине Аттила впился взглядом в лицо Николана. И, не получив ответа, продолжил. - Я не хочу, чтобы мои армии сворачивали не на те дороги и утыкались друг в друга. Замены тебе у меня нет, так что я не хочу тебя терять. Куда ты пойдешь? В Рим? Аэций, этот жестокий демон, прикажет распять тебя на кресте. Я видел это в его взгляде. - Есть только одно место, куда я могу пойти, - воскликнул Николан. - В город, где я смогу прикоснуться к истинному учению Иисуса. В Иерусалим. Аттила не желал смириться с поражением. - Ты хочешь идти в такую даль, чтобы узнать, что говорил мертвый крестьянин? Идиот, у тебя просто помутилось в голове. Но глаза у тебя ясные. Они светятся холодным расчетом. Неужели ты говорил все это серьезно? Аттила поднялся и заковылял на кривых ногах по кабинету. Николан заметил, что его качает. Лицо его побледнело. На лбу выступили бисеринки пота. Едва ли утреннее происшествие могло послужить причиной ухудшения его самочувствия. Эти симптомы болезни он видел у Аттилы и раньше, пусть и не столь выраженными. - Я выступлю на Рим через пять месяцев. Ступай в этот жаркий город, где христиане вырубают жилища в скалах и, утоли свое любопытство. Потом возвращайся. Через два месяца! Николан покачал головой. - Нет. Войной я сыт по горло. С ее предательством, жестокостью, кровопролитием. Распирающий Аттилу гнев вырвался из-под контроля. - Ты думаешь, что сможешь покинуть меня и избежать наказания. Нет в мире уголка, где ты сумел бы спрятаться от меня. Я достану тебя даже за Геркулесовыми столбами. - Я полностью осознаю, что меня ждет. Но разве я смогу жить в мире с собой, если передумаю? Направление мыслей Аттилы переменилось. Он остановился, уставился на свои заляпанные грязью сапоги. Вернулся к столу, тяжело опустился на стул. Вновь всмотрелся в лицо Николана. - Есть одно задание, которое надо выполнить, не откладывая. Задание опасное, и поручить его я могу только смелому и рассудительному человеку. Выполняя его, ты не вступишь в конфликт со своей нежной совестью. Поедешь? - Что от меня потребуется? - Я направлю тебя на римскую территорию. Мне нет нужды напоминать тебе, что ты умрешь страшной смертью, если попадешь в руки Аэция, - Аттила помолчал, не дожидаясь ответа Николана, а с тем, чтобы четче сформулировать задачу. - Если ты выполнишь это нелегкое задание, потом я разрешу тебе искать своего женоподобного бога. Но, скорее всего, ты вернешься исцеленным, что будет лучше для нас обоих. Теперь о деле. Я хочу послать тебя к принцессе Гонории. Я бы хотел, чтобы ты организовал побег принцессы и увез ее с собой. Если тебе это удастся, ты получишь достойную награду. Я назначу тебя губернатором Иерусалима, чтобы ты мог улучшить жизнь христиан, которых ты так любишь, внезапно император расхохотался, откинув назад голову. - Пожалуй, я отдам тебе и принцессу. В жены. Мне она не нужна. У меня на этот счет другие планы. Если исходить из того, что я слышал, прекрасная дочь императорского Рима может предпочесть тебя такому варвару, как я. Николан хотел что-то сказать, но Аттила знаком остановил его. - Немедленного ответа я не требую. Хорошенько все обдумай. Поговорим завтра. Утром. Если ты согласишься, то в полдень отправишься на юг. Аттила коротко глянул на прибывшего рано утром Николана и удовлетворенно кивнул. - Ты едешь. - Да, великий Танджо. Еду. - Это хорошо. Я рад, что ты внял голосу разума. Хотя бы, частично. Процесс, можно сказать, пошел. Аттила взял нож с коротким лезвием и начал вычерчивать маршрут на карте Северной Италии, что висела на стене. - К востоку отсюда, - он указал на горный перевал над Аквилией, стоящий на пути к Ломбардии, - есть цепочка островов, образовавшихся в нижнем течении рек, впадающих в Адриатическое море. Что ты знаешь об этих островах? - Нечего о них знать, - ответил Николан. - Ха! - победно воскликнул император. - Ты, небось, думаешь, великие реки севера, По, Брента, Адидже, просто впадают в море. Как бы не так. Воды этих рек быстрые, и они много чего тащат с собой: почву, камни, стволы деревьев. Из этих наносов в устье образовались довольно-таки большие острова. Ты, наверное, уверен, что они необитаемые? - Мне всегда так казалось. - Эти острова заросли сосновым лесом. И в тени деревьев живет много людей. Рыбаки, которые продают рыбу жителям городов, что расположены неподалеку. Солевары. Преступники, сбежавшие от наказания. Есть там и политические изгнанники, которые неплохо живут в построенных для них домах. Если Аэций прошерстит эти острова, он найдет там богатый улов. Теперь об этом острове, - Аттила показал на остров в центре архипелага. - Он один из самых древних и, соответственно, наиболее обустроен. Деревья на нем выше, чем на других. Именно здесь, глубоко в лесу, стоит каменный дворец. Построен он так, что с воды увидеть его невозможно. Никто не знает о нем, кроме рыбаков и тех преступников, кто попытался искать там пристанище, но не решился остаться на острове. А во дворце, с многочисленной челядью, живет принцесса Гонория. Раз в неделю на баркасе им привозят еду. Прибывшим не разрешается ступить на берег. Она ни с кем не общается, кроме нескольких личных служанок. Ее злобная мамаша решила, что так она будет жить до конца своих дней. Старуха умерла, но император оставил все по-прежнему. Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
Гость Эльтебер Опубликовано 22 февраля, 2005 Поделиться Опубликовано 22 февраля, 2005 Николан всмотрелся в карту. - Туда ты меня и направляешь? - Да. К отъезду все готово. Ты возьмешь с собой один из фургонов Микки, набитый товаром. С тобой поедут трое из его каравана, один из них жонглер и фокусник. Тебя будут сопровождать и несколько надежных воинов. Думаю, будет мудро, если ты выдашь себя за политического изгнанника, ищущего убежища. У охраны не должно возникнуть и тени подозрения, иначе тебя не пустят на берег. - А если они-таки прогонят меня? - Это невозможно. Жизнь там скучная, и они не упустят случая чего-нибудь прикупить и посмотреть представление. Микка несколько раз посылал туда фургон, и их всегда принимали с распростертыми объятьями. Если же охрана проявит упрямство, тебе придется найти способ проникнуть на остров под покровом ночи и переговорить с пленницей. Будешь действовать по обстановке. Николан глубоко задумался. - По-моему, задача куда сложнее, чем ты ее себе представляешь. Аттила беззаботно махнул рукой. - Нет такого препятствия, которое может остановить человека с богатым воображением. - Как мы попадем на остров? - В Алимиуме у Микки есть баркас, которым вы можете воспользоваться. - Что я должен передать принцессе? - На этом листе написано все то, что ты должен ей сказать. Прочти его и запомни написанное. Лист надо уничтожить. А теперь мы переходим к самому трудному. Если принцесса согласится на мои условия, ты должен сразу же увезти ее с острова. Поход на Рим может начаться раньше, чем я предполагал. Николан вскинул голову. Маленькие глазки императора горели жарким огнем. Он несколько раз энергично кивнул. - Мои шпионы подтвердили слухи, доходившие до меня и раньше, - прошептал он. - Ни один из союзников Аэция, что сражались у Шалона, не будут помогать ему. Теперь мы сразимся один на один. Он этого боится и, как мне говорили, не может спать по ночам, этот человек, когда-то бывший твоим хозяином. Страх поселился в его душе, - Аттила возвысил голос. - Эта схватка будет для него последней. Аттила сел. Молчал несколько минут, и Николан с удивлением отметил, сколь много энергии отнял у императора этот эмоциональный всплеск. Рука его заметно дрожала, когда он перебирал на столе документы. - Если римская принцесса согласится уйти с тобой, привезешь ее сюда. Тебе понадобятся люди, корабли, деньги. Обратишься к Скальпию. Ранее Николан не слышал этого имени, поэтому он воззарился на императора. - В Аквилии ты пойдешь на рынок. Увидишь там много нищих. Скальпий - один из них, но ты его отличишь. Он трус, лжец, лицемер, но влияние его в Ломбардии велико. Я это знаю. Потому что Скальпий - мой человек. Обратись к нему и он снабдит тебя всем необходимым. История обращения Николана в христианство оставлена за рамками этого повествования. Примем за истину, что все эти годы, что он прожил среди двурушничества, предательства, жестокости, зернышко веры спало в его душе, чтобы пробудиться и бурно пойти в рост после пережитого на Каталаунских полях. В этом духовном пробуждении не было ничего удивительного. Послание Христа распространялось по всей земле. Миссионеры несли Его учение даже в те земли, что лежали за пределами цивилизованного мира. Можно также, заглянув вперед, сказать, что Аттила так и не захватил Иудею, то есть не смог бы назначать Николана губернатором Иерусалима. Вполне возможно, что и Николан, отпусти его Аттила, не смог бы пройти по пыльным и жарким дорогам, ведущим в Святой город, с посохом в руке. Лишившись таким образом общения с отцами церкви. Но ему приходилось встречаться с людьми, искренне верящими в Христа и делящимися с ним жемчужинами Его учения. Однажды один бедняк, писец из Аквилии, сказал Николану: "В те дни многое говорилось и делалось, в чем таким людям, как я, не разобраться. Есть такой великий человек, зовут его Несторий, который проповедует собственное видение того, во что мы должны верить. В Египте есть другой ученый человек, утверждающий, что Несторий злобен и лжив. Я закрываю уши, когда слышу подобную болтовню. Я знаю, чему учил Христос. И ничему другому нет места в моем сердце". Христиан, исходя из собственного опыта, Николан делил на две группы. К первой он относил воинствующих, громко объявляющих о своей вере и жаждущих обратить в нее весь мир. Ко второй - молчаливых, которые находили достаточным верить в то, что говорил Иисус, и жить по установленным им законам. Николан относил себя к последним, потому что сознавал, сколь многому ему нужно учиться. Ему требовалось время, чтобы осознать себя в новом качестве. И он понимал, что получить это время он мог лишь не входя в противоречия с желаниями великого хана. Вот почему он согласился поехать к принцессе Гонории вместо того, чтобы расхлебывать последствия своего отказа. Николан и Ивар жили в маленьком сарайчике, что стоял во дворе, рядом с деревянным дворцом Аттилы. Первоначально там держали несколько лошадей императора, но долетающие до обеденного зала запахи и мухи заставили перевести четвероногих обитателей сарайчика в более удаленное от дворца помещение. Потом в сарайчике держали кур, какое-то время он пустовал, и в конце концов его отдали двум друзьям. Несмотря на решительные усилия, им так и не удалось полностью отделаться от запахов предыдущих обитателей сарайчика. Стены украшали военные трофеи: боевое знамя, разноцветные вымпелы, разнообразное оружие, римский щит, несколько шлемов. После разговора с Аттилой, Николан торопливо пересек двор и распахнул дверь сарайчика. Времени на подготовку к отъезду у него было в обрез. Ивар сидел в углу. - Я уезжаю! - объявил Николан, прежде чем заметил сидящего на полу незнакомца. - Я приехал из твоей страны, - незнакомец поднялся. - Я принадлежу Мацио Роймарку и зовут меня Хурста. Из-под треугольной коричневой шапки на Николана смотрели черные, с длинными ресницами глаза. Гость был очень молод. - Что привело тебя сюда? - спросил Николан. - Меня послал мой господин. Ему нездоровится. Он не встает с кровати с той поры, как узнал о смерти своего сына. Лежит и размышляет. - Он все еще председательствует на еженедельных встречах вождей в Ферма? Хурста покачал головой. - Нет. У него нет на это сил. - Кто занял его место? - Ранно Финнинальдер. - Его избрал Совет Ферма? Вновь гость покачал головой. - Совет не созывался. Ранно взял на себя обязанности председателя, сказав, что другой кандидатуры просто нет, - Хурста помолчал. - После битвы у нас осталось мало вождей. - Наш народ благоволит к Ранно? - спросил Николан. Хурста кивнул. - Говорят, что он очень мудр для своих лет. Теперь, когда Рорик мертв, - глаза Хурсты подозрительно заблестели, - он наверняка займет место моего господина после его смерти. - Что ты хотел мне сообщить? Хурста понизил голос. - К моему господину прибыл гонец. От вдовы Тергесте. Она сейчас далеко на Востоке. - С каким он прибыл известием? - жадно спросил Николан. - Возможно, что-то сообщил о короле - нашем великом Хартагере. А может, о какой-то опасности, грозящей госпоже Ильдико. Мой господин ничего не сказал мне, а гонец молчал, как скала. Мне велено передать, что мой господин хочет поделиться с вами сведениями, полученными от гонца. - Через два часа я уезжаю по приказу императора, - Николан повернулся к Ивару. - Дело очень важное и столь секретное, что Аттила запретил тебе ехать со мной. Он подумал, что твои габариты не останутся незамеченными и, возможно, навлекут на нас беду. - Тебе обязательно ехать? - спросил Ивар. - Две жизни поставлены на карту. Одна - Микки, который оказался большим мерзавцем, чем мы все думали. Он умрет жестокой и мучительной смертью, если моя миссия закончится неудачей. О второй жизни я волнуюсь меньше, потому что речь идет обо мне. - Мне кажется, я нашел способ разрешить наши затруднения, - Ивар встал. - Я могу поехать с Хурстой и поговорить с Мацио. Надеюсь, он доверится мне и скажет все, что предназначалось для твоих ушей. Я присоединюсь к тебе сразу после завершения твоей миссии. Николан обдумал предложение Ивара. - Выполнение задания императора не займет много времени. Мы можем встретиться на горном перевале над Аквилией. Ивар нахмурился. - Допустим, ты не сможешь приехать туда? Что мне делать? - Жди. Жди до последней возможности. - А если ты так и не появишься? - Тогда сделай то, что хотел от нас Мацио. В одиночку. - Но захочет ли он положиться на меня? Я чужеземец. - Это правда. Но он знает, что ты честен и силен. Думаю, он поймет, что ты его не подведешь. - Даже если речь будет идти о безопасности его дочери? - Скорее всего Мацио заботит благополучие Ильдико. Именно поэтому я не могу пожертвовать своей жизнью, отказавшись выполнять приказ Аттилы. Я должен обязательно добраться до нее. Знаешь, Ивар, Мацио, скорее всего, согласится отправить с тобой Хурсту. Если тебе придется отбыть до моего приезда, оставь его на перевале с необходимыми инструкциями. В пятнадцати милях от Аквилии, по пути к перевалу, есть харчевня. Пусть он дожидается меня там. Ее легко отличить по кресту над дверью. - Ты не можешь отложить отъезд? - Каждая секунда промедления уменьшает мои шансы встретиться с тобой на перевале. Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
Гость Эльтебер Опубликовано 22 февраля, 2005 Поделиться Опубликовано 22 февраля, 2005 3 Из троих людей Микки старшим был угрюмый неаполитанец Приский. Жонглер был вторым по старшинству, но наибольшее внимание Николана привлек третий из них, высокий молодой араб, который все время молчал, старательно выполняя все приказания. Лицо с классическими чертами казалось высеченным из мрамора, а в бездонных глазах стояла тоска. - Кто этот Хуссейн? - спросил Николан, отведя неаполитанца в сторону. - Потомок одного из монархов пустыни? - Именно так, господин мой, - ответил Приский. - Его захватили в плен совсем юным. О себе он никому не сказал ни слова. Но другие рабы из тех краев относились к нему с почтением. Они что-то знают, но тоже молчат. Десятью днями позже скрипящий несмазанными колесами фургон миновал горный перевал, и они увидели высокие стены, охраняющие покой и благополучие Аквилии. Приский, сидящий рядом с Николаном, облегченно вздохнул. - Когда я вижу эти стены, я знаю, что живым вернулся на римскую землю. Гунны много говорят о том, с какой легкостью они захватят этот город. Хо-хо! Теперь я могу посмеяться над ними. Этот город не возьмет никто. Даже могущественный Аттила, - и добавил, показывая, что улучшение его настроения вызвано еще одной причиной. - Здесь лучшие в мире вина. В город они въехали через северные ворота. На Николана произвели впечатление не только толщина стен, но и чистота улиц и богатство горожан. Нищих у ворот не было и даже водонос, в плаще и синей фригийской шапке, шагал по улице с чувством собственного достоинства, довольный жизнью. - Они, похоже, не знают, что стоят на пороге войны, - заметил Николан. - Они знают, - возразил Приский, - но рассчитывают на свои стены. Они проследовали на ярмарочную площадь, где, помимо толпы, впервые увидели нищету. Середину площади занимали галдящие торговцы и покупатели, а вдоль стен расположились нищие, протягивающие руки и просящие подаяния. Николан оглядел последних, но поначалу не нашел того, что описал ему Аттила. Потом его внимание привлек нищий, сидящий в углу. Такое смирение читалось в его позе, что взгляд поневоле возвращался к нему. И тут, неожиданно для Николана, над его ухом послышался голос Хуссейна: "Когда придет твой господин, все канавы переполнятся кровью этих людей". - Боюсь, так оно и будет, - кивнул Николан и повернулся к арабу. - Мне говорили, что ты родом с Востока. - Из далекой страны. Меня схватили совсем маленьким, но я вроде бы помню большой город, построенный на горе посреди пустыни. Башни там были повыше этих, - Хуссейн обвел рукой городские стены, - но некоторые высекли прямо из скал. - Петра, - Николан слышал об этом странном городе. - Я в этом не уверен. Но я помню, как блестел камень башен и стен под ярким солнцем. Когда-нибудь я вновь увижу этот город, о Знаток карт, - и добавил после короткой паузы. - Говорят, тебя тоже мальчишкой продали в рабство. - Это правда. Моего отца убили, а наши земли конфисковали. Мою мать и меня продали в рабство. Меня купил Аэций и я жил в его дворце. В Риме. - Я это все знаю. И надеюсь, что ты проникнишься ко мне сочувствием. О Тогалатий, я - сын короля. Меня схватили и продали Микке. Я был молод, наверное, моложе тебя. С тех пор я никак не могу послать отцу весточку о себе. Он старик, и, боюсь, жить ему осталось недолго. Скоро мне уже никто не поможет, - он поднял глаза, встретившись взглядом с Николаном. - О Тогалатий, посодействуй рабу, каким когда-то был и ты. Помоги мне разбить эти цепи! Николан ответил не сразу. - Возможно, я смогу тебе помочь. Ты знаешь, что жизнь твоего хозяина сейчас висит на волоске? Хуссейн коротко кивнул. - Мы слышали об этом. Потому-то я и решился обратиться к тебе. - Чем все закончится, сейчас сказать трудно. Аттила уверен, что именно Микка заплатил наемному убийце, который покушался на его жизнь. Скорее всего, он казнит твоего хозяина. Тогда вся его собственность перейдет к Аттиле. Я могу устроить так, чтобы тебя отдали мне. Но беда в том, что я тоже впал в немилость. И, возможно, меня ожидает та же судьба, что и Микку. Молодой раб показал, что он продумывал возможность побега. - Корабли из некоторых портов Востока заходят в Равенну. До нее отсюда недалеко. - Четыре дня походным шагом, - Николан привык считать армейскими терминами. - Дольше, если идти только по ночам. - Помоги мне, Тогалатий, - жарко зашептал Хуссейн. - Ты разбил свои оковы. Помоги мне сбросить эти цепи, которые держат меня в услужении хозяину. Я сын короля! Если ты мне поможешь, обещаю, что обязательно вознагражу тебя. Драгоценные камни, золотые перстни, все, чем богата моя страна, ляжет у твоих ног. Более того, я буду благодарен тебе по гроб жизни. Разговаривая, они пересекли площадь, и теперь остановились перед нищим, что сидел в углу. Он поднял глаза. Лицо его поразило Николана. Такое печальное, с молящими о помощи глазами. Они словно говорили: "Я одинок, судьба нещадно била меня. Поддержи меня, а не то я пропал". Он сидел на земле, скрестив ноги, и на одной из них гноилась ужасная язва. Тело прикрывала грязная, во многих местах порванная туника. Убежденный, что именно этот нищий ему и нужен, Николан вложил монетку в его протянутую руку и, наклонившись, шепнул в ухо: "Крылья двенадцатого". - Пусть боги благословят тебя, благородный незнакомец, - заверещал нищий. Потом добавил, едва слышным шепотом. - Через десять минут я уйду. Следуй за мной. На расстоянии. Следуя за согбенной фигурой, ковыляющей по беднейшему кварталу города, Николан заметил, как Скальпий нырнул в дверь маленького, неприметного домика, прилепившегося к городской стене. Не торопясь подойдя к двери, Николан осторожно постучал. Дверь распахнулась и он, переступив порог, очутился в полной темноте. - Стой на месте, - шепотом предупредил Скальпий. - Я сейчас вернусь. И действительно, быстро вернулся с лампой, в которой едва тлел фитилек. Но и этого света хватило, чтобы Николан увидел, что комната безупречно чистая и абсолютно лишена мебели, а с нищим произошла разительная перемена. Лохмотья уступили место белой тунике, с лица и рук исчезли грязь, из глаз - безысходное страдание. - Садись, - предложил Скальпий. Николан опустился на пол, скрестив ноги перед собой, как и его хозяин. При этом обе ноги Скальпия показались из-под туники, но ни на одной Николан не обнаружил гноящейся язвы. - Чудесное исцеление, - Николан указал на абсолютно здоровую кожу голени нищего. Последний хохотнул. - Непременный атрибут моего наряда. Рисую ее каждое утро. Я умею обращаться с кисточкой. Хотел стать художником, пока не выяснил, что у меня дар вызывать к себе сочувствие. С той поры я не работал и часа, - последовала пауза. - Что привело тебя ко мне? Николан вытянул вперед руку. На ладони лежал маленький оловянный ромб. Скальпий коротко глянул на него. - Убери. Быстро говори, что тебе велено передать, и уходи. Пока ты сидишь в моем доме, я чувствую, как трется веревка палача о мою шею. Николан объяснил, зачем прибыл в Аквилию. Скальпий слушал внимательно, изредка кивая лысой головой. - Ты должен действовать быстро. Это город дураков. Когда они услышали, что Аттила вскорости нанесет удар, они начали смеяться и показывать на стены. Но сердце у них уйдет в пятки, как только они увидят его армии, которые пройдут через перевал и рассыпятся по равнине, словно стаи саранчи. Те, у кого хватит денег, сбегут в Далматию. У кого денег мало, укроются на островах. Народу там будет невпроворот. Потому-то я и тороплю тебя. Принцессу можно будет только пожалеть, если она останется во дворце, когда ее остров захлестнут эти голодные крысы. - Ты думаешь, Аттила сурово обойдется с городом? - Он уничтожит Аквилию, - буднично ответил Скальпий. - Тебе повезло, ты ничего не потеряешь. Нищий презрительно фыркнул. - Клянусь молниями Юпитера, молодой человек, ты, видать, понятия не имеешь, сколь прибыльна эта профессия. Я знаю, что произойдет в скором будущем, а потому за последние четыре месяца продал все, что принадлежало мне. Дома, торговые лавки, фермы, корабли, верблюдов. И в скором времени намерен укрыться в Далматии. - Ты возьмешь с собой семью? - Семьи у меня нет. Ни жены, ни детей. Семьи обходятся дорого. С того мгновения, как моя рука сжала первую заработанную монетку, я не расстался ни с одной. Что мое, то мое. Я ничего не тратил на себя. Что нужно, менял, а то и воровал. - Но рано или поздно ты умрешь. - Меня похоронят рядом с моим золотом. Все уже обговорено. Железный ящик поставят так, чтобы моя рука касалась его. Жаль только, что в могиле я не смогу открывать ящик и перебирать монеты. Впервые Николану встретился столь жадный человек, но его заботили не проблемы загробной жизни Скальпия, а поручение Аттилы. Поэтому он начал спрашивать об островах. - Ты говоришь, что городские бедняки ринутся на острова. Как же они смогут там жить? - Помрут с голоду, - безапелляционно ответил Скальпий. - Так что бежать им незачем. Велика разница, погибнуть от меча гуннов или умереть он голода на вонючем острове. Но сначала они разграбят все, что смогут там найти. Поэтому женщину из Рима надо вывезти раньше. - Мне понадобится баркас больших размеров по сравнению с тем, что дал нам Микка. Нищий кивнул. - Нет проблем. Получишь целый корабль. Есть тут один, который курсирует между портами Палестины и Адриатики. На север не заходит дальше Равенны. Он будет поджидать тебя меж островов, пока принцесса не поднимется на борт, - Скальпий нахмурился. - Через перевал в страну гуннов ей уже не попасть. Скоро дороги почернеют от воинов Аттилы. Есть другой вариант. Принцессу переправят в далматийский порт и поселят у купца, торгующего вином и маслом. Он богат, но выполняет мои приказы. Женщину передадим Аттиле позже. В Риме, в его собственной столице, в любом городе, где он обоснуется. - Сначала я должен повидать ее и получить согласие следовать плану императора. - Получишь, - хмыкнул Скальпий. - Ей нечего терять, этой шлюхе. В тот же день Николан и его спутники выехали на Виа Эмилия, великую римскую дорогу, на юге пересекающуюся с Виа Фламиния. Впереди лежала ломбардская равнина, с фантастически плодородной почвой, которую иногда называли житницей Рима. Аттила намеревался первым делом захватить Ломбардию, установить контроль над охраняющими ее городами, широкими реками и тучными полями. А уж следующим шагом был поход на Рим. Николан, однако, увидел много неожиданного для себя. Твердая как камень земля, поля не зеленые, а бурые, стада, с трудом добывающие себе пропитание на выбитых копытами пастбищах. Он вспомнил некоторые из донесений разведчиков, которых Аттила держал во всех провинциях Римской империи. Там упоминалось, что прошлая осень выдалась засушливой, а потому урожай следующего года ожидался не из лучших. Но теперь-то он видел, что урожая не будет вовсе. Мать-природа выказывала немилость к всегда плодородной равнине. "Будет голодный год, - говорил себе Николан. - Эти чахлые поля и жалкая скотина не прокормят полмиллиона солдат, которых Аттила поведет на Рим. Неужели его дезинформировали?" С продвижением на юг ситуация менялась к худшему. Солнце припекало все сильнее. Склоны холмов и луга пожелтели. Обычно бурные, многоводные реки, скатывающиеся с гор к морю, превратились в узенькие ручейки. "Что-то тут не так, - думал Николан. - Или от Аттилы скрыли правду, или он думает, что сможет победить голод точь-в-точь как армию Аэция". Крестьяне выглядели такими же печальными, как и их едва передвигающие ноги лошади, коровы, овцы. Они неотрывно смотрели на север, словно в любую минуту ожидали появления на горизонте конницы гуннов. Если Николан заводил с ними разговор, то всегда слышал одно и тоже. - Почему он не приходит? - воспрашали они. - Это великий полководец, храбрый Аэций, один раз уже разбивший гуннов! Неужели он собирается оставить нас без защиты? Разве он не знает, какая нам грозит опасность? Два дня Николан ехал, погруженный в глубокое раздумье, стараясь решить, что же ему делать. Если б он повернул назад и рассказал Аттиле о жесточайшей засухе, поразившей Ломбардию, ему, возможно, удалось бы убедить императора на какое-то время задержать наступление. Но задержка, это он знал, штука опасная. Аттила, скорее всего, не смог бы держать армию под ружьем еще год. А распусти он солдат, второй раз он мог бы не собрать столь могучее войско для похода на юг. То есть цивилизация была бы спасена. С другой стороны, если не сказать императору об истинном положении вещей, он двинет армию вперед. Но далеко голодные солдаты не уйдут, наступление захлебнется, и христианский мир будет спасен. Но дорогой ценой. Города Ломбардии будут взяты штурмом и превращены в руины, а десятки тысяч людей, ныне радующихся жизни, падут под мечами варваров. Каждая остающаяся позади миля все более убеждали Николана в том, что разведчики Аттилы не представили ему истинного положения дел в Ломбардии. Но Николан не мог убедить себя, что его долг - немедленно повернуть назад. Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
Гость Эльтебер Опубликовано 22 февраля, 2005 Поделиться Опубликовано 22 февраля, 2005 4 Баркас, который Микка держал в Алимиуме, предназначался для больших грузов. Перед тем, как подняться на борт, Николан переоделся, следуя советам Аттилы. Из-под плаща из серой ткани, какой носили бедняки, иной раз выглядывала роскошная тога, немного запачканная, кое-где с порванным золотым шитьем. То есть его не могли принять ни за кого другого, кроме как за человека, занимавшего достаточно высокое положение, а теперь ищущего убежища под соснами островов. Влажный бриз дул с юга, а Николан, как зачарованный, не мог оторвать взгляда от носа баркаса, рассекающего зеленую воду: на корабле он плыл впервые. И огорчился, когда подошедший Приский оторвал его от захватывающего зрелища, дабы указать на каменную пристань на одном из островов, куда они, собственно, и плыли. Остров этот выделялся размерами среди остальных, но ни Николан, ни его спутник и подумать не могли, что много столетий спустя на этих островах раскинется огромный город с великолепными дворцами из камня и кирпича, с каналами вместо улиц и многочисленными арочными мостами. Город этот, называемый ныне Венецией, ведет свою историю от тех дней, когда острова захлестнул поток горожан и крестьян, бегущих от армии гуннов, которые потом не пожелали возвращаться на пепелища родных городов и деревень. Николан не заметил на острове ни одной живой души, и очень удивился, что пристань наводнили вооруженные люди, едва баркас приблизился к ней. Один из них, с мечом у пояса и властными манерами человека, привыкшего командовать, замахал руками. - Причаливать запрещено. Это приказ. Плывите дальше. Не обращая внимания на крики, Приский прижал баркас к пристани. - Ты не узнаешь меня, Криплиан? - воскликнул он. - Я уже побывал здесь дважды и нас ни разу не прогоняли. Мы привезли вам хорошие товары, а наш жонглер еще и фокусник. Он вас повеселит, - Приский наклонился к Николану и прошептал. - Микка платит этому человеку. Он нам поможет. Положи на плечо тюк с товарами, что я приготовил для тебя. К принцессе ты можешь попасть лишь в облике торговца. Островной цербер не выказывал дружелюбия. Он хмурился и зло поглядывал на Николана. - А это кто? - спросил он. - Что он тут делает? - Я ищу тишины и покоя, - ответил Николан. - И могу заплатить за то, что мне нужно. - Заплатить могут многие, - хохотнул Криплиан. - Ты запустил руку в общественные фонды или надул какого-нибудь беднягу? Можешь не говорить, мне лучше ничего не знать. Если другим я разрешу провести час на берегу, то ты останешься на баркасе, бегущий от возмездия красавчик-патриций. Николан, тем не менее, ступил на пристань. Отвел Криплиана в сторону. - Хотя ноги могут повернуть на запад, глаза мудрого всегда смотрят на восток, - прошептал он. Охранник чуть помягчел. - Значит, это ты. Я займусь тобой позже. Когда тюки распаковали, товары выложили для осмотра жителями острова, как мужского, так и женского пола, а жонглер начал готовиться к представлению, опробуя ножи, Криплиан подошел к стоящему чуть в стороне Николану. - Тебя ждут, как было условлено. Но сначала деньги. Тяжелый кошель упал на его протянутую ладонь. Раздался мелодичный звук. - Как договаривались? - Я его не открывал. Сколько мне дали, столько ты и получил. - А вот у меня уверенности в этом нет. Потом пересчитаю. Если недостанет хоть одной монеты, я позабочусь о том, чтобы ты не покинул этот остров живым, - кошель исчез в кармане просторной, давно не стираной туники. - А теперь слушай. Оставайся под теми деревьями, пока я не дам ей знать о твоем прибытии. Могут быть задержки. Хотя все ее служанки уже прибежали на пристань. - Я не уверен, что одной встречи с принцессой... - Тихо, дурак, - прошипел Криплиан. - Никогда не упоминай этого слова. Мы охраняем калеку. Посторонним запрещено видеться с ней. Держи рот на замке. - Разумеется. Я просто не представлял себе, сколь ты должен быть осмотрительным. Просто хотел сказать, что одной встречи не хватит для выполнения моей миссии. - Если понадобится, я смогу укрыть тебя на острове на ночь. Спрячу тебя в чулане сарая для лодок. Но ты должен в точности выполнять мои указания. Несколько минут спустя Криплиан вернулся и кивком подозвал Николана. Тот последовал за охранником по узкой тропе, уходящей в лес. Они подошли ко дворцу, зданию из белого камня с забранными решетками окнами и обитыми медью дверьми. Узкий темный коридор привел их во внутренний дворик. - Благородная госпожа, вот этот мужчина. Посланец, о котором я говорил. Хрупкая женщина сидела на низкой скамье. Она подняла голову и Николан сразу узнал эти огромные глаза в обрамлении длинных черных ресниц. Принцесса практически не изменилась с того дня, как он преклонил перед ней колени, протягивая один из даров честолюбивого Аэция. Пожалуй, подумал Николан, она похудела, отчего ее глаза стали еще больше. На ней было синее платье, которое, судя по всему, она надела далеко не в первый раз. - Разложи товары на полу, - прошептала принцесса. - Если кто-то войдет, прикинься торговцем. И не удивляйся, что тебя выгонят взашей. Николан повиновался, все время чувствуя на себе изучающий взгляд принцессы. - Это сюрприз, - улыбнулась она, когда Криплиан оставил их одних. - Ты совсем не такой, как я ожидала. Мне-то казалось, что ко мне пришлют восточного воина в красной шапке и с кривым мечом, - ее глаза широко раскрылись. - Я видела тебя раньше. Но где? И когда? - она на мгновение задумалась. - Вспомнила! Ты был одним из рабов, что принесли мне дары Аэция во время моего последнего приезда в Рим. Давным-давно! - она улыбнулась и кивнула. - Я не могу ошибиться. Тогда я очень хорошо тебя разглядела. - Ты не ошиблась, госпожа. Я преподнес вам флакон нарда на зеленой бархатной подушечке. - Нард мне никогда не нравился, но тот, кто его принес, произвел на меня впечатление. Твое положение изменилось к лучшему. Я много слышала о тебе. Удивительные вещи. Но, разумеется, никак не связывала способного помощника Аттилы с рабом, которого видела в тот день. - После побега из Рима я сумел завоевать расположение Аттилы. Он высоко меня ценит, поэтому и поручил мне эту деликатную миссию. Темные глаза принцессы, которые ее родственники часто называли бесстыдными, не отрывались от его лица. Рука ее играла веером. - Разве ты не рискуешь жизнью, ступив на римскую территорию? А если тебя поймают? Аэций не из тех, что может простить. - Я это знаю. - Что ж, не будем делиться с кем-то еще нашим секретом. Я все отчетливее вспоминаю тот день в Риме. Ты показался мне таким юным, когда преклонил колени передо мной. Я надеялась, что ты поднимешь голову. Некоторым хватало на это смелости, но ты продолжал смотреть в пол. Потому-то я и решилась на вольность. Шепнула тебе несколько слов. - Да, ваше величество. Я буду их помнить до последнего вздоха. Принцесса рассмеялась. - Какая же я была ветреница! - лицо ее стало серьезным. - Меня всегда интересовали мои рабы. Их привозили с разных концов света, и в их глазах часто читалась тайна. В тот раз я не увидела твоих глаз, но ту же тайну я смогла заметить в линии твоих бровей, в движении твоих изящных рук. И теперь я понимаю, что не ошиблась. Ты, возможно, принес мне еще один подарок. Тот самый, которого я жажду больше всего: мою свободу. - Да, госпожа. Император Аттила собирает свои армии, чтобы повести их на Рим, чтобы возвратить тебе то, что незаслуженно отняли у тебя. Но он хочет знать, одобришь ли ты его действия. Вы должны заключить союз, ибо у вас общие интересы. Николан вынул из кошелька на поясе маленькую коробочку и извлек из нее золотое колечко, которое Гиацинтий в свое время передал Аттиле. - Когда ты послала императору это кольцо со своим доверенным слугой, ты была готова выйти за него замуж? Щеки принцессы полыхнули румянцем. - Могу я говорить с тобой откровенно? Гарантируешь ли ты, что сказанное мною останется между нами? Николан поклонился. - Да, госпожа. - Моя мать держит меня в заточении. Я не могу покинуть этот остров. Она хочет, чтобы я оставалась здесь до конца моих дней. За мной постоянно следили. В отчаянии я написала Аттиле. Я была готова на все, лишь бы вырваться на волю. От меня все скрывают. Одна из моих служанок от кого-то услышала, что моя мать умерла. Скажи мне, это так? Николан пришел к выводу, что в данном случае можно и покривить душой. Он покачал головой. - Но он слишком долго не давал мне ответа, - продолжила Гонория. - Могу я задать тебе несколько вопросов? - При условии, что мои ответы не выйдут за пределы этого дворика. - Естественно. - Принцесса закрыла веер, вновь открыла его, начала разглядывать рисунок. - Расскажи мне об императоре. Как он выглядит, какие у него манеры, привычки, какие порядки при его дворе. Я слышала о нем много историй, но не знаю, чему можно верить, а чему - нет. - Внешне он типичный гунн. Нужно ли что-то дополнять? Она покачала головой. - Но можно ли полюбить его? - Я нахожу, что им можно даже восхищаться, госпожа. - Он жесток? - Жестокость не доставляет ему удовольствия, хотя многие деспоты просто упивались ею. Мне говорили, что он никогда не присутствует при казнях. Но он без колебания отдает приказ об уничтожении населения целых городов, а то и провинций, если сие деяние позволяет продвинуться к поставленной цели. Уничтожение тысяч людей не мешает ему спокойно спать по ночам. - Если я выйду за него замуж, какая жизнь меня ждет? - Ты разделишь с ним трон. Если он возьмет Рим, ты взойдешь вместе с ним на престол. Он никогда не будет обсуждать с тобой государственные дела. Иногда он советуется с помощниками, но речь всегда идет о каких-то мелочах. Решения он принимает сам. - Какое я буду занимать положение... в качестве жены? - Госпожа, я буду с тобой откровенен. Как жена, ты будешь одной из многих. У него сорок жен. Выйдя за него, ты получишь статус первой жены, но это не значит, что он забудет про остальных. - Сорок жен! - в ужасе воскликнула принцесса. - Раньше их было сто. Аттила к ним благоволит. Иногда, конечно, кого-то и наказывают, но я не помню, чтобы он казнил хоть одну. Однако, они приходят и уходят. Некоторые умирают. Другие исчезают. - Они слушают музыку? Смотрят представления? Читают? Наслаждаются радостями жизни? - С радостями у них туго. Музыка есть. Странная, варварская. Лично я слушать ее не могу. Мой народ очень музыкальный, так что для меня это не музыка, а пытка. - Они пользуются духами? - Духи не в чести. Считаются признаком слабости и разложения. Я думаю, жены тайком покупают их у торговцев, вроде Микки. Так что у женщин гуннов один запах - естественный. - Какие у них бани? - Я могу сказать лишь следующее, - Николан улыбнулся. - Насколько мне известно, в столице лишь одна мраморная ванна. И принадлежит она Аттиле. - Все гораздо хуже, чем я предполагала! - похоже, ответы Николана действительно неприятно поразили Гонорию. - А как он управляется со своим гаремом? - Каждое утро он приходит в обнесенный стеной внутренний город, в котором они живут. Выбирает жену на день. Ее посылают во дворец, где она и остается. За вечерней трапезой она сидит рядом с ним. - А потом он с ней спит? Николан кивнул. - Обычно, да. Иной раз жена впадает у него в немилость. Тогда он отсылает ее обратно и заменяет другой. - Другая жена на каждую ночь! - принцесса не верила своим ушам. - Ты не думаешь, что он изменит своим привычкам, женившись на мне? - Госпожа, он ничего не изменит. Принцесса гордо выпрямилась. Красные пятна румянца вспыхнули на ее щеках. - Но, если я, римская принцесса, стану его женой, неужели нельзя все изменить? Разве я не смогу стать законодательницей новой моды? Раскрыть глаза Аттиле на преимущества нашего образа жизни? Показать, чем хороши дворцы и общественные бани? Умелые повара, изысканные вина, восточные духи? - Все это возможно лишь в одном случае: если Аттила возьмет Рим и обоснуется там. Тогда и ему, и его людям, придется приспосабливаться к новым условиям. Тебя, во всяком случае, станут называть императрицей мира. Возможно, Аттила прислушается к твоим советам в домашних делах. Но едва ли кто скажет, придутся ли гуннам впору одежды цивилизации. Лично мне кажется, что не пройдет и десятка лет, как они превратят дворцы в свинарники, начнут использовать храмы под свои языческие обряды, а арены станут у них конюшнями. Если ты пойдешь к нему в жены, тебе придется принять все, как есть. Жить ты будешь как и другие жены. Так что особых радостей у тебя не будет. По телу принцессы пробежала дрожь, она погрузилась в раздумья. Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
Гость Эльтебер Опубликовано 22 февраля, 2005 Поделиться Опубликовано 22 февраля, 2005 - А теперь позволь передать тебе послание императора, - прервал затянувшееся молчание Николан. - Он просит сказать, что почтет за честь жениться на тебе, но с политической точки зрения это решение, возможно, не наилучшее. Я уполномочен заверить тебя, что император гарантирует тебе полную поддержку. Для этого он прежде всего хочет освободить тебя и переправить туда, где Рим будет тебе не указ. Ты получишь земельные владения, достойные твоего статуса и средства для содержания двора. В мужья тебе подберут короля или правителя независимого государства. Из Германии, возможно, из Дакии или Сарматии. А может, восточного принца. Объявив войну Риму, Аттила громогласно заявит о твоих правах на престол, и твои интересы будут учитываться в ходе мирных переговоров, коли возникнет необходимость их проведения. Тебе придется примириться с тем, что он - твой защитник, и прервать всякое общение с твоим братом, императором Рима, и прочими родственниками. Принцесса, жадно ловившая каждое слово, энергично кивнула. - Я вижу, его план тщательно продуман. Но мой брат, император, откажется благословить мой брак, если жених будет подобран не им. Мы должны иметь это в виду. - Он не пытался искать тебе жениха. Таков будет ответ Аттилы. - Где я буду жить? - Как можно дальше от границ Римской империи. Ни к чему предоставлять им возможность вновь захватить тебя. - Мой брат заявит, что я мертва, если тебе удастся вызволить меня отсюда. - Это одна из главных причин, побудивших Аттилу к активным действиям. Когда он объявит тебя правительницей Рима, они могут сколь угодно долго твердить, что ты мертва. Все равно им никто не поверит. И очень желательно, чтобы ты немедленно вышла замуж и родила детей, которые смогут стать твоими наследниками. Гонория вновь задумалась. - Если Аттила не покорит Рим, в каком я окажусь положении? Он вышвырнет меня за ненадобностью? Оставит он мне земли и двор или отнимет все и отправит меня в изгнание? - Кто может сказать, как поступит человек, обладающий абсолютной властью в тех или иных обстоятельствах? В государственных делах он очень осмотрителен. Старается использовать любую возможность упрочить свою позицию. Но я знаю, что дав слово, он его держит. Для него это закон. В любом случае, что ты потеряешь, доверившись ему? В самом худшем случае, поменяешь одну тюрьму на другую. - Это правда. Будь моя мать жива, я бы не ждала перемен к лучшему. Да и император весь в нее, - тут принцесса вернулась к вопросу, интересовавшему ее более всего. - Мое мнение будет учитываться? Или мне придется выйти замуж за человека, которого выберет Аттила? - Я спрашивал его об этом, и он ответил, что посоветуется с тобой и согласится с любым твоим предложением, при условии, что жених будет главой подвластного ему государства. Нет нужды объяснять, что он не хочет видеть тебя в лагере другой стороны. - Допустим, - принцесса посмотрела Николану в глаза, - я предпочту следовать диктату чувств, а не государственных интересов? Позволят мне выйти замуж за человека, которого я полюблю? - Император не станет возражать, если ты выйдешь замуж по любви. При условии... - Николан сухо улыбнулся, - что ты влюбишься в подходящего короля. - Значит, я не могу выйти замуж за человека с более низким статусом? К примеру, за такого, как ты? - Вот это, моя госпожа, абсолютно невозможно. - Он просит от меня слишком многого, - принцесса, как истинная римлянка, решила поторговаться. - Я должна покинуть мою семью, мой народ, чтобы присоединиться к нему. Где гарантии того, что его обещанная щедрость не обернется пустыми словами? Буду ли я жить в подобающей мне роскоши? Николан оглядел дворик. Каменные стены, ни клумб, ни фонтана. Простая скамья, на которой сидела принцесса, и стул, где устроился он. - Заточенному в четырех стенах не должно торговаться, - напомнил он. Настроение принцессы вновь изменилось. Чувствовалась, что в душе она согласилась на все условия и теперь хотела побольше узнать о том, что ее ждало. - Если жизнь гуннов так сурова, как ты ее выдерживаешь? - спросила она. - Я слишком много работаю, чтобы замечать, как живу. - Говорят, их женщины очень красивы. Ты так не считаешь? - Они черноволосые и толстые. Я держусь от них подальше. - Какой добродетельный молодой человек! Все римляне, которых посылают в далекие провинции, находят возможность скрасить свой суровый быт. Даже те, у кого есть жены и семьи. Мудро ли ты поступаешь, лишая себя женского общества? Ладно, - она посчитала тему исчерпанной. - Что теперь? - Ты должна принять решение. Какой ответ я должен передать Аттиле? Эту ночь я могу провести на острове, чтобы ты могла все взвесить. Криплиан говорит, что может спрятать меня здесь. Принцесса огляделась. Каменные стены, убогая мебель, тропа, ведущая к воде. - Ужасная тишина! - воскликнула она. - И так всегда. Никто не приходит ко мне, кроме моих служанок. Мне не с кем поговорить. Иногда вдали я слышу голоса. Но они грубые и недружелюбные. Я сойду с ума, - Гонория вскочила. - Я согласна! Гадко продаваться врагу, но что я могу поделать? Да, я согласна. Я готова все подписать. Николан вытащил бумаги и протянул их принцессе. - Ты поступила правильно, сразу приняв решение. Дорог каждый час. В любой момент острова могут наводнить беженцы. И начнется борьба за выживание. Принцесса беспомощно захлопала глазами. - Как же я их подпишу? Служанок нет, - тут она улыбнулась. - Кажется, я где-то видела ручку. Пойду посмотрю. Он ушла и несколько минут спустя вернулась с победной улыбкой на губах. - Они прячут от меня ручки с тех пор, как я написала то письмо. Но я не ошиблась. Нашла ручку там, где и видела ее. Вот документы. Я их все подписала. Николан принял их с низким поклоном. - Госпожа моя, ты приняла мудрое решение. Надеюсь, у тебя не будет повода сожалеть об этом. - Когда мы уезжаем? - Нам понадобится большой корабль. И люди. Я уплыву, но скоро вернусь. Думаю, я смогу забрать тебя еще до рассвета. Прекрасные глаза принцессы сверкнули. - Так скоро! Как мне повезло, что Аттила послал ко мне такого решительного человека как ты, - она взяла его руку в свои. - Скажи мне, это не сон? Я действительно обрету свободу? Но, мой храбрец, ты останешься здесь. Я более не вынесу одиночества. Николан нахмурился. - Было бы лучше, если б я сам проследил за последними приготовлениями. Приский может о многом догадаться. Но... - он помолчал, не сводя глаз с принцессы. - Мне понятно твое нежелание оставаться одной. Тогда мне надо согласовать наши действия с Криплианом. Принцесса кивнула. - Так согласуй. Только не уходи. С моей стороны это отчаянный шаг и мне необходима твоя поддержка. Я боюсь, что страх возьмет верх, если меня будут окружать лишь эти жестокие, безразличные ко мне люди. - Хорошо, моя госпожа. Приский получит от меня необходимые указания. Конечно, лучше бы мне готовить твой отъезд самому. Но твоя бодрость духа важнее. Принцесса как-то сразу помолодела. Ее щеки затеплились румянцем. - С того дня, как меня привезли сюда, я впервые счастлива. Какой-то звук донесся от ворот. Принцесса что-то увидела. Глаза ее раскрылись, рука взлетела ко рту. Николан оглянулся. На тропе стоял человек и смотрел на них. Как только он понял, что его заметили, он быстро скрылся за соснами. - Кто это? - спросила Гонория. - Он приехал со мной. Раб Микки Медеского. Его зовут Хуссейн. - Можно ли ему доверять? - Несомненно. Он никому ничего не скажет. - Он так пристально смотрел на меня. Я повернулась к нему лишь потому, что почувствовала его взгляд. Он знает, кто я? - Не уверен. Хотя, кто-то мог ему и сказать. Хуссейн высокого происхождения. Его отец - король. Правитель государства в пустыне. Его захватили мальчиком и о своем детстве он помнит немногое. - Я это сразу поняла. Его взгляд так и пронзил меня. Каким гордым он выглядел! Я думаю, что никогда не видела такого красавца. Он прекраснее тебя. Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
Гость Эльтебер Опубликовано 22 февраля, 2005 Поделиться Опубликовано 22 февраля, 2005 5 Криплиан отвел Николана в крошечную комнатушку с единственным окошком в форме полумесяца под самым потолком. - Сиди тихо, - предупредил Криплиан. - Эти болтливые идиоты скоро вернутся. Они сели на кушетку, начали обсуждать подготовку побега принцессы. - С нашей стороны проблем не будет, - заверил Криплиан. - Все знают, что беженцы могут появиться в любой момент. Поэтому большинство охранников ночью будут на пристани. На другой стороне острова есть бухточка. Я пошлю человека с Прискием, чтобы он указал путь кораблю. Если он прибудет до рассвета, никто его и не заметит, - у него дернулся правый глаз. Николан шестым чувством понял, что речь сейчас пойдет о деньгах. - Я делаю больше, чем обещал. За это придется доплатить. - Мне известно, о чем с тобой уговаривались. Ты получишь деньги перед тем, как мы уедем. - Оговоренной суммы недостаточно. - Мне говорили, что торговаться ты умеешь. Но сделку ты заключил, и сам сказал мне, что особых проблем не будет. Я не вижу причины доплачивать тебе. Криплиан оскалил зубы. - Причина есть. Приский уедет с твоими людьми. Что помешает мне позвать охранников и приказать им перерезать тебе горло? Николан не выказал ни малейшего беспокойства. - Что помешает тебе? Твоя жадность, дорогой Криплиан. Позвав охранников, ты лишишь себя обещанного вознаграждения. У меня денег больше нет. Их привезет Приский, - он коротко хохотнул. - Только тот, у кого в голове овечий жир вместо мозгов, может довериться тебе. - Но и ты не можешь вернуться без принцессы. В комнатенке надолго воцарилась тишина. Наконец, Николан поднялся. - Вот что я могу тебе обещать. Когда принцесса поднимется на борт и мы отчалим от берега, я брошу тебе кошель с дополнительным вознаграждением. Криплиан прищурился. - Сколько? - Это решу я. Хорошенько подумав. Криплиан направился к двери. - На еду особо не рассчитывай. Тут слишком много любопытных глаз. Снаружи послышались шаги, возбужденные голоса, свидетельствующие о том, что баркас с торговцами отплыл и слуги вернулись во дворец. Криплиан вошел в комнатку и запер за собой дверь. - Она хочет поговорить с тобой. Разговор будет долгим. Устроить это нелегко. Во дворце двадцать пять человек челяди, и все они шпионят за принцессой. Докладываются домоправительнице. Все, кроме двоих. Ее личных служанок. Тины и Заски. Верная парочка. Она требует, чтобы они уехали с ней. - С чего такая тщательная слежка на столь пустынном островке? - Того требует двор. Домоправительница дважды за ночь посещает спальню принцессы. Чтобы убедиться, что та в кровати, и одна. Она всегда приходит в полночь, а второй раз - в разное время, - Криплиан усмехнулся. - Во дворце три бани, но все они далеко от спальни принцессы. Принцессе приходится идти туда длинным коридором. Двери запираются в одиннадцать, и полчаса спустя вся челядь уже спит. Тогда принцесса идет в баню и возвращается к полуночи. Если этого времени не хватит... - Мы еще успеем наговориться на корабле, - прервал его Николан. - Или у нее другое мнение? - Да. На корабле уединиться не удастся. Вокруг будет слишком много ушей и глаз. Она собирается поделиться с тобой каким-то секретом. - Послушай, неосторожный шаг, громкое слово, неожиданное появление кого-то из челяди может стоить нам жизни. В том числе и принцессе. - Я ей это говорил. Но она стоит на своем, - Криплиан извлек из-за пазухи пергамент. - Вот план здания. Это комната, в которой мы сейчас находимся. Обычно она заперта и используется лишь в тех случаях, когда во дворце гости. Ключ есть только у меня. Вот здесь, через несколько дверей по коридору, баня. Она притворится, что пошла в баню, а сама проскользнет к тебе. У домоправительницы, - продолжил он, убирая пергамент, - рядом с кроватью стоит модель дворца. Маленькие глиняные фигурки показывают ей, где спят слуги и стоят охранники. Если она что-то заподозрит, ей достаточно дернуть за шнур, что висит у нее над кроватью, и по всему дому зазвякают колокольчики. Так что нам потребуется предельная осторожность. В половине двенадцатого в замке вновь повернулся ключ. В комнату бесшумно впорхнула принцесса, сопровождаемая толстушкой с круглым добрым лицом. Гонория была в том же платье, что и днем. - Моя маленькая Заска понимает только свой родной язык, так что мы можем говорить свободно. Николан остался стоять, а принцесса присела на кушетку. Служанка отошла в дальний угол и повернулась к ним спиной. Последовала короткая пауза. - Я собираюсь вверить свою судьбу в твои руки, - прошептала Гонория. Вновь пауза, более продолжительная. - Если ты верил всему тому, что слышал обо мне, я кажусь тебе безалаберной и глупой. Возможно, так оно и есть. Но у меня еще есть друзья в коридорах власти и я поддерживаю с ними связи, несмотря на все усилия домоправительницы и ее шпионов. Меня держат в курсе государственных дел. Когда угроза со стороны гуннов исчезнет... - Это зависит от исхода войны, - вставил Николан. - Тучи надо мной рассеются. Я в этом уверена. А потом произойдет событие, которое кардинально изменит ситуацию в Риме. Николан дивился произошедшей в ней перемене. Фривольная девчушка исчезла. С ним разговаривала интеллигентная, хорошо информированная женщина. - Мой брат, император, безумец и трус. Народ Рима с радостью избавится от него. - А что будет с Аэцием? - спросил Николан. - Его мне жаль. Бедняга Аэций при любом раскладе останется в проигрыше. - Если ты так уверена, что Аттила потерпит поражение, зачем ты идешь к нему? - Чтобы спасти свою жизнь, - без запинки ответила принцесса. - Если император поймет, какая ему грозит опасность, он первым делом избавится от меня. Он хочет, чтобы престол достался одному из его детей. Я должна вырваться из-под его власти. И, разумеется, у меня нет намерения выходить замуж за человека, которого выберет мне Аттила. Он не сможет выполнить данные мне обещания. Николан не мог не улыбнуться. - Но, моя госпожа, я - посланец Аттилы. Ты говоришь мне, что не желаешь выполнять подписанную тобой договоренность? Гонория наклонилась вперед, всмотрелась в глаза Николана. - Неужели ты не понимаешь, что договоренность эта будет выполняться лишь при условии, что Аттила покорит Рим? Будет ли победа на его стороне? Шансы его тают с каждым днем. Если он отступит во второй раз, другой армии ему уже не собрать. Неужели ты не видишь, что предлагаемое мною полностью соответствует его планам? Я помогаю ему подорвать веру народа Рима в своих нынешних правителей. "У нее хороший советник, - подумал Николан. - Интересно бы узнать, кто он". - В нашей договоренности я не согласна выполнить лишь один пункт. Мужа себе я выберу сама, не советуясь с ним. Тебе кажется странным, что я говорю с тобой об этом? Я не боюсь, что ты все повторишь Аттиле. В душе ты боишься и ненавидишь его. - В душе я боюсь и ненавижу Рим. - И не без причины. Но послушай меня с открытым сердцем, - Гонория взяла Николана за руку. - Моя репутация запятнана. Ко мне повернутся лицом лишь в том случае, если рядом со мной встанет сильный и честный мужчина. Одно время я думала об Аэции. Теперь я нашла лучшего кандидата. Тебя! На лице Николана отразилось изумление. - Я же никто. Варвар. Мелкая сошка в свите Аттилы. Более того, я молод и ничем не проявил себя. - Нет, проявил, - возразила принцесса. - Тебе не известно, какое впечатление произвел на Рим бросок армий Аттилы в Галлию. Офицеры Аэция открыто говорили, что так все организовать мог только гений. Они узнали, чьих это рук дело. О тебе много говорили. У римских правителей ты в чести. Принцесса с нежностью смотрела на него. - И я тоже очень ценю тебя, мой друг. Пусть все сказанное здесь, останется нашей тайной. Если мы проявим осторожность и мудрость, я стану императрицей, а тебя сделаю диктатором Рима. Ты сможешь заменить Аэция. Предположив, что столь радужная перспектива лишила Николана дара речи, Гонория широко улыбнулась. - Как ты скромен. Римом правили многие чужестранцы. Никто из них, даже великий Стиллико, не обладали такими способностями, как ты. О честности я и не говорю. Дверь отворилась, в комнату всунулась вторая служанка. - Моя госпожа, клепсидра остановилась, - речь шла о водяных часах, что имелись к каждом дворце. Я не знаю, сколько сейчас времени. Думаю, прошел уже час. Гонория встала. Шагнула вплотную к Николану. Встретилась с ним взглядом. - Ты запомнил, что я сказала? В тот день, когда опустился передо мной на колени? - Да, - кивнул Николан. - Ты сказала: "Какая жалость, что ты раб. И не мой раб". Принцесса просияла, беззвучно хлопнула в ладоши. - Ты запомнил. Каждое слово. Меня это радует. Я счастлива. Так вот, мой Николан, ты больше не раб. Теперь ты господин. И, возможно, станешь господином всего мира. Но ты уже хозяин своего сердца. Вновь от изумления Николан не нашелся с ответом. - Да, ты женишься на мне. Таков мой план. Не смотри на меня так, словно я предлагаю невозможное. Действительно, во мне течет императорская кровь, а потому я с самого рождения вознесена выше людей. Но разве моя мать не вышла замуж за гота Адольфия? И разве Пулькерия в Константинополе не делит трон с Марцианом, который был простым солдатом? Такое возможно вновь, а иначе и быть не должно. - Я сражен наповал, моя госпожа, - пробормотал Николан. Гонория искоса глянула на обеих служанок, чтобы убедиться, что обе стоят к ним спиной. Затем обхватила руками шею Николана и прижалась щекой к его щеке. - Я надеялась, что нам удастся прильнуть друг к другу. Я влюбилась в тебя в тот самый миг, когда увидела в первый раз. Ни раньше, ни позже такого со мной не случалось. Ах, как горячо я буду тебя любить! Но, ты понимаешь, мы не можем допустить даже намека на скандал. Обо мне больше не должны сплетничать. Ставки, мой прекрасный и храбрый варвар, слишком высоки. Ее руки еще сильнее сжали его шею, потом упали. - Я должна идти. Если эта мерзкая старуха не найдет меня в постели, она начнет совать нос во все щели и задавать вопросы. Через несколько часов, - ее глаза сверкнули, что звезды, видневшиеся сквозь серповидное окошко, - я буду свободна. И с тобой. Я думаю, моя жизнь только начинается. Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
Гость Эльтебер Опубликовано 22 февраля, 2005 Поделиться Опубликовано 22 февраля, 2005 Николан проснулся от громкого звона, наполнявшего дворец. Поначалу он подумал, что домоправительница узнала о готовящемся побеге. И испугался, что попал в западню. Крепкую дверь не высадил бы даже Голиаф, а через окно могла пролезть разве что кошка. Он вскочил с кушетки, сунул ноги в сандалии, затянул пояс с мечом на талии. Прислушался. До него донеслись возбужденные голоса и торопливые шаги. По чернильной темноте в комнате и за окном он понял, что до рассвета еще далеко. "Остается уповать лишь на то, - подумал он, - что корабль скоро придет и мои люди одолеют охранников". Когда Николана привели в комнату, он заметил, где стоит кувшин с водой. Взял его, сполостнул лицо. Остатки сна сняло как рукой. Кто-то быстро шел по коридору, остановился у его двери. Повернулся ключ, в дверном проеме возник Криплиан. - Дворец горит. Принцессу уже вывели. Все тушат пожар. Коридор заполнял дым. Николан ничего не видел уже в нескольких метрах от себя. - Как начался пожар? - Домоправительница зашла в спальню принцессы в неурочное время и увидела, что служанка пакует вещи. Она поспешила к себе, чтобы дернуть за шнур, и сбила канделябр. Загорелась портьера, и пошло-поехало. - Где принцесса? Они вышли через дверь черного хода и Николан с облегчением заметил, что на востоке небо просветлело. - Она со своими служанками. Остальные борются с огнем. - Отведи их в бухту. Надеяться мы можем лишь на то, что нас заберет корабль. Есть там лодки? - Две маленькие. - Я буду прикрывать ваш отход. У одной лодки проруби дно, во вторую посади принцессу и служанок. Я хорошо плаваю, так что догоню вас. Если смогу задержать охранников, пока вы не отчалите. Стоя в тени деревьев, Николан видел, что огонь не хочет сдаваться. Клубы дыма валили из окон и дверей. Кто-то выкрикивал указания, другие истошно вопили. Из дворца выносили вещи и сваливали на траву. Настроение Николана улучшилось. В суете исчезновения принцессы могли и не заметить. Какое-то время спустя к нему подбежала запыхавшаяся служанка и знаком предложила следовать за ней. По тропе они быстро добрались до бухты. Криплиан уже в нескольких местах прорубил дно одной лодки, принцесса и вторая служанка сидели в другой. - В лодку, - приказал ему Николан. - Я столкну вас в воду. Небо заметно просветлело. Если корабль придет вовремя, подумал он, им удастся выбраться. Лодка уже закачалась на воде, когда он рискнул посмотреть на север. И увидел темную точку. - Они! - воскликнул Николан. Двое мужчин гребли изо всех сил. От брызг они промокли насквозь. Небо на востоке заалело. Черная точка на севере превратилась в корабль. - Я свободна! - вскричала принцесса. - Я свободна! Свободна! Трехмачтовое судно, идущее к ним навстречу, когда-то было боевым кораблем. Он отслужил свой срок, после чего его переоборудовали для торговых нужд. Весел не было, управление осуществлялось лишь парусами. Ветер крепчал и старый корпус потрескивал от напряжения. Обеих служанок поразила морская болезнь, и они забились в какой-то уголок. Принцесса, завернувшись к кусок парусины, стояла рядом с Николаном на верхней палубе. - Далеко нам плыть? - спросила она. - Не меньше сотни миль. В это время года штормов обычно не бывает, но этот нам только на пользу: можно не опасаться преследования. Чтобы не поскользнуться на мокрой палубе и не упасть, принцесса взяла Николана под руку. - Ты сойдешь со мной на берег? - Только для того, чтобы убедиться, что тебя устроили как полагается. Богатый далматийский купец ожидает твоего приезда. Я должен вернуться к Аттиле и доложить о результатах моей миссии. Я хочу убедиться, что все положения вашего договора будут выполнены. - Да, - принцесса печально вздохнула, - наверное, этого не избежать. Но я буду сожалеть о твоем отъезде. Я доверяю только тебе. - Я оставлю тебя у надежного человека. - Какие ужасные волны! Мне дурно. Ты быстро вернешься? Николан помялся. А потом, глядя на серые волны, коротко ответил: "Нет". - Нет! - принцесса подпрыгнула от изумления. - Ты должен! Я... я настаиваю на этом! Я не согласна ни на что другое. Что может тебя задержать? - Другие дела, которыми мне придется заняться. - Так для тебя это всего лишь дело? - Как можно, я горжусь тем, что смог тебе помочь. - Ты подумал над тем, что я сказала тебе этой ночью? - Да, принцесса. Я лежал без сна и не мог думать ни о чем другом. Но в конце концов пришел к выводу, что в жизни у меня одна цель: увидеть свою страну свободной. Как от оков Рима, так и от цепей Аттилы. А потом, я верну себя украденные у меня земли и займусь, как и мои предки, разведением лошадей, равных которым в мире нет. - Нет! - глаза принцессы яростно сверкнули. - Это неправда. Ни один мужчина не может отказаться того, что я предложила тебе. Разве можно променять Рим на богом забытый луг с пасущимися на нем лошадями? Нет, нет! Только не это! Должно быть, у тебя есть другая женщина. Отвечай, есть? Опять Николан замялся. - Я не уверен. - Что значит, не уверен? - Если и есть, то одна, которую я знал маленькой девочкой. За последние десять лет я видел ее только раз. Как я могу быть уверен в своих чувствах к ней? У меня нет оснований полагать, что я ей небезразличен. Принцесса пристально всмотрелась в его лицо. - Я думаю, ты говоришь правду. Тогда потеря будет невелика. Ты скоро забудешь ее, если остаешься со мной. Мне больше не нужна поддержка Аттилы. Я свободна. У меня есть могущественные друзья. Составь мне компанию. Убежим от Аттилы вместе. - Госпожа моя, ты окажешься в хороших руках. Честные и храбрые люди проследят за тем, чтобы никто не причинил тебе вреда. - Меня не интересуют честные и храбрые. Скорее всего, мне они не покажутся. А вот ты мне нравишься. И для меня это важнее, чем вся честность и храбрость мира. - Госпожа моя, я же простой солдат. И лишь чувство благодарности мешает тебе увидеть мою никчемность. Насладившись свободой, ты даже не вспомнишь обо мне. Тебя окружат высокородные кавалеры, которые будут восхищаться тобой, добиваться твоего расположения. Ты снова станешь принцессой, у тебя появятся придворные. Тебе даже не придется видеть Хуссейна, одного из тех, кто будет сопровождать тебя. Он сам пожелал остаться с тобой. Гонория помолчала. - Ты говоришь о том красавчике, что стоял на тропе и не сводил с меня глаз? Сыне короля пустыни? - Да. Я согласился оставить его с тобой в надежде, что ты вскорости даруешь ему свободу. Принцесса помолчала, затем невесело засмеялась. - Подозреваю, причина не в этом. Ты предлагаешь мне этого молодого раба взамен себя, не так ли? - Ваше величество, у меня такого и в мыслях не было. Все было обговорено до нашего приезда. Хуссейн многое знает и умеет, так что ты можешь на него положиться. - И к тому же у него глаза, что солнце, и божественно красивое лицо. Напрасно ты отпираешься. Все и так ясно. - Я хочу, чтобы он обрел свободу и вернулся на родную землю до того, как умрет его отец. Других причин у меня нет. И я прошу тебя проявить к нему великодушие. Принцесса повернулась к нему и забарабанила кулачками по груди. - Ты отказываешься от могущества, которое я предлагаю тебе! - кричала она. - Я стою перед тобой на коленях, а ты прогоняешь меня, словно портовую шлюху! Ты дурак! Дурак! Дурак! Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
Гость Эльтебер Опубликовано 22 февраля, 2005 Поделиться Опубликовано 22 февраля, 2005 Если Николана и мучили сомнения в правильности принятого решения, то они быстро исчезли, по пути к Аквилии. Несмотря на спешку, он несколько раз сворачивал с широкой дороги, чтобы еще раз удостовериться, что засуха нанесла Ломбардии большой урон. То, что он увидел, ужаснуло его. Ситуация быстро менялась к худшему. Под яростными лучами солнца плодородная земля покрылась растрескавшейся коркой. Злаковые сгорели по корню. Вишневые деревья облепили пауки. Яблоки и персики засохли. Даже оливки размером не превышали горошину. У коров провалились бока. Овцы жалобно блеяли. Николан понимал, что должен поспешить к Аттиле и рассказать ему об истинном положении вещей. Возможно, он смог бы остановить надвигающуюся войну. А поручению Мацио придется подождать. Устойчивый поток беженцев заставил его пришпорить лошадь. Башни Аквилии гордо вздымались к небу, но улицы заметно опустели. В доме Скальпия он нашел лишь закрытые ставнями окна да заколоченную гвоздями дверь. Начальник караула северных ворот поделился с ним последними сведениями. - Гунны уже на равнине, - прошептал он. Николану не хотелось верить, что армии Аттилы уже выступили в поход. - Кто их видел? - спросил он. - Все утро по дороге идут люди и просят пустить их в город. Они думают, что наши стены их защитят. - Наверное, они видели лишь разведывательный отряд. Начальник караула покачал головой. - Перевал так и кишит ими. Они визжат от радости, потому что римская армия не встала у них на пути. У многих на пиках человеческие головы. Некоторые подбрасывают их вверх, а потом вновь ловят. Кивнув словоохотливому начальнику караула, Николан двинулся дальше. "Я опоздал, - сказал он себе. - Но все равно должен сделать все, что в моих силах". Харчевня с крестом над дверью была закрыта. - Есть тут кто! - громко крикнул Николан, но ответа не получил. Наверное, хозяева убежали, решил он. И тут кто-то позвал его. Повернувшись, он увидел осторожно выглядывающего из-за дерева Хурсту. - Иди сюда! - Николан помахал рукой. - Не бойся. Хурста повиновался. - Тень зла накрыла перевал, - пробормотал он. - Еще один день, и ты бы меня не нашел. - Значит, мой друг уехал, выполняя поручение Мацио? Хурста кивнул. - Дело не терпело отлагательств. Он сразу поскакал на восток, не заезжая сюда. Они отошли в тень деревьев и Хурста рассказал все, что знал. - Во-первых, люди Аттилы прибыли в нашу страну. Они задавали вопросы и грозили карой тем, кто будет им лгать. Император, говорили они, хочет знать все о женщине с золотыми волосами и черной лошади. Скоро они все выяснили. Многие наши люди не могут держать язык за зубами. Да и командир отряда как-то сболтнул, что Аттиле известно об их пребывании в Константинополе и он уже отправил туда людей с тем, чтобы женщину и лошадь перепроводили к нему. Мой хозяин понял, что у него есть лишь одна возможность спасти Ильдико: послать в Константинополь человека, который выведет ее из-под удара. У Николана защемило сердце. Мало того, что Ильдико грозила серьезная опасность, он упустил случай помочь ей. - Меня не удивляет, что Ивар сразу же отправился туда. Если бы я тоже мог поехать! Хурста начал излагать план, предложенный Мацио для спасения дочери. Горные хребты, поднимающиеся над плодородными долинами Далматии можно было пересечь в разных местах, но обычно дороги следовали руслам рек. А реки так спешили добраться до моря, что иной раз уходили под землю, прокладывая себе путь под горами. Одна такая река со временем нашла себе другую дорогу к морю, в обход горы, но подземное русло так и осталось. - Ты слышал о Гаризонде? - понизив голос, спросил Хурста. Николан покачал головой. Он никогда не слышал о Гаризонде. - Это название подземного русла, когда-то проложенного рекой. Оно все еще существует, хотя мало кто знает, где оно начинается, а где заканчивается. Русло бежит милю за милей. Говорят, там водятся животные, от одного вида которых душа уходит в пятки. В подземелье постоянно дует сильный ветер, поэтому факелы сразу гаснут. Оттуда доносятся странные звуки, словно боги приходят в ярость, если смертные приближаются к подземному миру. Госпожа Элстрасса, давно умершая жена Мацио, родилась в Далматии, и ее семья владела землей, на которой находился южный выход Гаризонды. Она оставила моему господину карту, на которой показано, как найти вход и выход из подземелья. Копию карты Мацио отдал Высокому. Николан побледнел. - Неужели они попытаются спрятаться там? Их ждет верная смерть. Им будет нечем дышать. - Воздух проходит сквозь трещины в горе, - возразил Хурста. - Откуда тебе это известно, если сотни лет туда не ступала нога человека? - план Мацио положительно не нравился Николану. - Старик, должно быть, сошел с ума. Если они войдут в подземелье, то никогда оттуда не выйдут. Хурста покачал головой. - Для них это единственный путь к спасению. Трусливый император отдаст их людям Аттилы. У него сердце зайца. Куда еще им бежать? Дороги и перевалы охраняются. А так они исчезнут с одной стороны горы, а появятся с другой. - А если не появятся? Ты представляешь себе, какая ужасная смерть ждет их под землей? - Наверное, смерть - это не самое страшное, господин мой Николан. Мой хозяин не стал бы предлагать этого плана, если б нашел другую возможность спасти Ильдико. Но в любом случае изменить что-либо Николан не мог. - Я больше никогда не увижу их, - воскликнул он, вскочил на лошадь и поскакал к перевалу. 6 На перевале все смешалось. Конные и пешие, тевтонцы и сарматы. То был движущийся Вавилон. К небу поднимались крики на десятках языков. Стоя у обочины, Николан наблюдал за медленно движущейся колонной. Наконец, заметил командира, которого знал, узкоглазого Монезия, родившегося далеко на Востоке. Заметил его и Монезий, подскакал к нему. - Ты здесь! А в лагере говорили, что Великий более не благоволит к тебе. - Я выполнял его специальное задание. И должен как можно быстрее предстать перед ним. - Тебя здорово нам не хватает, - пробурчал Монезий. - Мои люди второй день не кормлены. Они рассыпались по равнине в поисках еды, а сзади напирают другие армии. Нам повезло лишь в одном: нет дождя. Николан указал на юг. - На равнинах тоже не было дождя. Ты полагаешь солнце союзником, Монезий? Хорошенько подумай. Солнце страшнее сотни легионов. Монезий рассмеялся. - Сотни легионов? Да тут нет ни одного. Разве ты не знаешь, что они отступили, укрывшись в горах. Мы пронесемся по этим равнинам как ветер. Черно-белый войлочный шатер Аттилы стоял на холме, с которого он мог наблюдать за бесконечной колонной своих войск. Она сползала с гор и уходила вдаль. Иной раз создавалось впечатление, что войска ходили по кругу, поскольку прошедшие ранее ничем не отличались от идущих следом: черноволосые, запыленные, оборванные солдаты, барабанный бой, развивающиеся знамена, всхрапывающие лошади, скрипящие колесами телеги. Иногда проходящая мимо шатра часть криками приветствовала императора, но обычно солдаты понуро брели, не отрывая глаз от дороги. Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
Гость Эльтебер Опубликовано 22 февраля, 2005 Поделиться Опубликовано 22 февраля, 2005 На этот раз Аттила предпочел шатер куда больших размеров, чем раньше. Почему, гадал Николан, поднимаясь на холм. Аттила начал привыкать к роскоши? Или хотел поразить солдат окружающем его великолепием с тем, чтобы они забыли не столь великолепные результаты битвы при Шалоне? Возможно, последняя догадка была вернее. Подтверждала ее туника на Властителе земли и небес, из красного шелка, богато расшитая золотом, из под которой виднелись начищенные сапоги из свиной кожи. Рядом с Аттилой стоял юноша, его сын Эллак, уже переросший отца, с прямыми ногами и носом с горбинкой. - Я не ждал тебя так рано, - знаком Аттила повелел Николану приблизиться. - У меня важные новости, которые я должен немедленно сообщить тебе. Аттила хмыкнул. - Значит, ты нашел принцессу? - Нашел, мой господин. Микка тебя не обманул. Но я покинул ее, доставив в Далматию и убедившись, что она в полной безопасности. Ей обеспечено надежное убежище, - он вытащил из-под пояса документы и протянул их императору. - Она подписала бумаги. Приняла все твои условия. На документы Аттила даже не взглянул. - Эллак, - он повернулся к сыну, - римская принцесса не будет сидеть рядом со мной на престоле, который мы установим в мраморном дворце в Риме. - Это хорошо, отец, - кивнул Эллак. - Хорошую новость ты принес для болтуна, что сидит у меня под замком, - Аттила передал подписанные принцессой бумаги кому-то из помощников. - Половина его жизни спасена, вторая еще висит на волоске. Эллак, внимательно слушай все, что я говорю. Тебе многому надо научиться. В том числе и тому, как должен поступать король с предателями и шпионами. - Да, мой отец. - А теперь, Тогалатий, какие ты принес мне новости? - Твое присутствие здесь и начавшее движение войск через перевал заставляет меня сомневаться в том, что ты получал полную и достоверную информацию. - Мне говорили, что урожай выдался не слишком хорошим, - быстро ответил Аттила. - Великий Танджо, в Ломбардии засуха. Она началась осенью и с тех пор на землю не упало ни капли дождя. Посевы засохли, скот умирает. Твоим армиям не найти еды на тех территориях, по которым я проехал. Последовало долгое молчание. Аттила не сводил глаз с движущейся колонны. - Какую ты осмотрел территорию? - Я добрался почти до Равенны и много раз отъезжал от Виа Эмилия. Я говорил с людьми, прибывшими из Генуи. Там тоже стоит сушь. - Разве в городах нет запасов еды? - Есть, мой господин. Но маловероятно, чтобы они капитулировали, предварительно не уничтожив все съестное. - Много скота на пастбищах? - Очень мало. Скот угоняют. Ведущие на юг дороги запружены беженцами. Многие ведут с собой скотину. - У меня почти четыреста тысяч людей! - воскликнул император. - Сколько времени просуществует армия на тех припасах, что мы найдем в Ломбардии? Николан замялся. - Я в этом не специалист. Могу только высказать догадку. - Так высказывай! - Неделю. - Не больше? - Не больше, мой господин. Через две недели солдаты начнут резать лошадей. Аттила сверлил Николана взглядом. - Мне известно, что еды в обрез. Но полученные мною донесения не согласуются со сказанным тобой. Почему я должен тебе верить? Аттила зашагал по маленькому клочку ровной земли перед шатром, более не обращая внимания на марширующие мимо войска. Остановился перед Николаном. - Почему я должен тебе все объяснять, - в голосе его слышались злые нотки. - Ты офицер низкого ранга, разбирающийся в картах и умеющий организовать перемещение войск. Почему я должен говорить тебе, что решил двинуться на Рим, несмотря ни на что? Ситуация не так уж и плоха, как тебе кажется, хотя Аэций, этот бессовестный человек, распорядился угонять стада. Пусть народ голодает, думает он, а вместе с ним будет голодать и враг. Но я воткнул меч в землю! - Аттила потряс рукой. - И ничто меня не остановит! - Я перенес время выступления, - почти шепотом продолжил он, - узнав, что Аэций снял охрану с перевалов. Мои разведчики это подтвердили. На сотню миль вперед нет римского орла. Это ловушка? Наверное, он так и думает. Иначе зачем покидать хорошо укрепленные позиции и выпускать мои армии на равнины Ломбардии, где гуннам сражаться куда привычнее, чем в горах? Я могу сказать тебе причину, потому что мне понятен ход мыслей этого человека. Он увенчал себя лавровым венком победителя в битве при Шалоне, и его гордость раздулась, как пузырь. А сейчас его покинули прежние союзники и он не хочет выходить на открытый бой, опасаясь потерпеть поражение. Всю зиму он рылся в старых книгах. Читал о Фабии, который противопоставил карфагенцам тактику "активного бездействия" [после жестокого поражения в Каннах римляне избегали новых крупных сражений с Ганнибалом, предпочитая оборонять оставшиеся у них территории]. Именно так и намерен вести себя Аэций. "Активно бездействовать! Никакого риска, никакого открытого столкновения, позволяющего разом решить, кто сильнее". Я уверен, что он готов отдать мне равнину и держать оборону в горах у Рима. Зрелый плод Ломбардии сам упал мне в руки! Глаза императора полыхнули яростью. - Эллак! - вскричал он. - Эллак, сын мой! Слушай внимательно. Великий правитель не подвластен законам, как людским, так и божьим. Он устанавливает свои законы! Если силы природы пытаются противодействовать ему, он смеется над ними и бросает им вызов. Если на его пути возникают преграды, он сокрушает их. Если выполнение плана становится невозможным, он придумывает новый план. Николан пристально наблюдал за юношей. "Эллак запомнит каждое слово, - подумал он. - Но попытка применить поучения отца на практике приведет его к гибели. Он не из того теста, что Аттила". - Эллак, держи свои уши открытыми, ибо мне есть еще что сказать. Ты заметил, какая сумятица в войсках. Части смешиваются, налезают друг на друга. Когда я вел свои армии в Галлию, этот человек, что стоит сейчас передо мной, организовывал движение войск. Все армии прибыли в нужное место в назначенное время, не мешая друг другу. Но он отказался служить мне, потому что ему, словно женщине, не нравится кровопролитие. Что бы ты сделал с ним? Эллак окинул Николана мрачным взглядом. - Я бы отдал его в руки палача. - И допустил бы ошибку, мой Эллак. Прислушайся ко мне! Великий правитель никогда не избавляется от человека, который по-прежнему небесполезен для него. Я послал его с опасным и деликатным поручением. И вот он вернулся. Что мне с ним делать? Направить исправлять весь этот бардак, что мы видим перед собой? Поставить перед ним задачу провести мои армии через горлышко горной бутылки? - Да, мой отец, - без запинки ответил Эллак. - И вновь, ты неправ, сын мой. Все эти недочеты я смогу устранить сам, когда все армии выйдут на равнину. Правитель, скажу я тебе, должен делать все, что под силу его подданным. Нет, он должен все делать лучше их. Если он оставляет решения на одних, а их исполнение - на других, может прийти день, когда одни отберут у него скипетр, а другие снимут корону вместе с головой. И потом, у меня есть другая работа для этого мастера войсковых перемещений. Я пошлю его с новым поручением. Он поедет в сердце вражеской страны, где потребует аудиенции у человека, чьим рабом он когда-то был. Я пошлю его со специальным посланием к диктатору Рима. К Аэцию, моему дорогому другу и самому ненавистному врагу! Пробираясь между палаток и фургонов, окружавших шатер императора, Николан услышал, что кто-то зовет его. Свистящий шепот донесся из фургона, рядом с которым стоял охранник. Микка Медеский призывно махал ему рукой. - Так ты вернулся. Ты нашел эту женщину? - Да. На том острове, который ты назвал. - Они договорились? Николан кивнул, полагая себя не вправе делиться подробностями. - Это хорошо. Я рад, что твоя миссия завершилась успешно. Николан заметил, что седые волосы Микки свалялись, щеки ввалились, шея стала совсем тонкой. - Я закован в кандалы, - пояснил Микка. - Стоит мне пошевелиться, как острое железо впивается мне в ноги. Ты знаешь, Тогалатий, что моя судьба частично зависела от твоей миссии. Скоро, я надеюсь, угроза смерти более не будет висеть надо мной. Но для этого этого должно быть выполнено еще одно условие. Николан приблизился к Фургону. Микка более всего напоминал мешок с костями. Его когда-то белая одежда почернела от пыли. - Насколько я понимаю, ты сказал императору о девушке с золотыми волосами и черной лошади. - Это так. Мало что ускользает от моего внимания. Я же езжу по всему свету. - Сведения эти держались в секрете. Мне любопытно, как ты прознал о ней? - Ко мне пришел человек из твоей страны... - Звали его, полагаю, Ранно? Голова пленника качнулась на шее-тростинке. - Его звали Ранно. Гордый и целеустремленный молодой человек. Было это до галльского похода. Он сказал, что влюблен в юную деву с волосами, как золото. И хочет подарить ей дорогой подарок, чтобы она не не смогла забыть его, когда он уйдет на войну. Сам он очень любил девушку, потому что купил кольцо с бриллиантом, украшенное и другими, менее драгоценными камнями. Когда армии Аттилы вернулись, он вновь пришел ко мне, чтобы отдать кольцо. Девушка, сказал он, в отъезде, и, возможно, он более никогда ее не увидит. Я задал ему несколько вопросов, на которые он охотно отвечал. Звали красавицу Ильдико, она была младшей дочерью Мацио Роймарка и уехала с вдовой Тергесте. Все это я и сказал Аттиле. Его люди навели справки в моей стране и подтвердили мои слова. - Ты взял кольцо? Даже в кандалах Микка оставался купцом. - Нет! Что продано, то продано. Я указал ему, что он найдет себе другую жену и подарит ей кольцо. Он отрицательно покачал головой. Ответил, что если и женится на другой, то не будет питать к ней таких чувств, как к Ильдико... "Бедная Лаудио", - подумал Николан. - ...а потому нечего делать ей столь дорогие подарки. Он очень рассердился на меня и начал даже угрожать мне, когда я отказался возвратить деньги. - Но как ты узнал о нынешнем местопребывании девушки? - Маршрут путешествий вдовы Тергесте проследить не трудно. Она, как ты знаешь, не хамелеон, жаждущий остаться невидимым. А теперь, когда она везет с собой золотоволосую красавицу и великолепного черного жеребца, которому нет равным на скачках, это совсем просто. Я переписываюсь с купцами всего мира и по их письмам всегда знал, где находится вдова. Она прибыла в Константинополь с большой помпой, поскольку черный жеребец принес ей огромные деньги, которые она и намеревалась потратить. Так уж получилось, что мой константинопольский партнер также большой поклонник лошадей, и вдова заглянула к нему в гости. Показывая свои владения, он привез дорогих гостей на луг, где паслись лошади-однолетки. И странное зрелище открылось их глазам. Девушка с золотыми волосами шла чуть впереди. Лошади-однолетки все помчались к ней, обступили ее кругом. Качали головами, били копытами, ржали, в общем, у моего партнера сложилось впечатление, что они беседовали с девушкой. - Естественно. - Ты в это веришь? - Почему нет? Разве собаки не разговаривают друг с другом. Или не понимают слова хозяина? - Но тут ситуация другая. Ты полагаешь, она рассказывала им о великом черном жеребце, на котором она выиграла столько скачек? Мой партнер показал ей своих лучших трехлеток. Она сразу указала на того, кто победит в заезде. Как ты можешь это объяснить? - Она узнала об этом от однолеток. Лошади всегда в курсе того, как закончится тот или иной заезд. - Когда ее привезут сюда и она станет женой Аттилы, я обрету свободу, - Микка чуть шевельнулся и застонал от боли. С того момента, как меня заковали, я не могу лечь. Уже целый месяц. Сколько еще я выдержу? Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
Гость Эльтебер Опубликовано 22 февраля, 2005 Поделиться Опубликовано 22 февраля, 2005 Отойдя от фургона с Миккой, Николан столкнулся с Гизо. Слуга императора остановил его, махнул рукой в сторону черно-белого шатра. - Ты его видел? - Лишь несколько минут. Он позовет меня позже, для долгого разговора. - Он изменился, - Гизо печально покачал головой. - Раньше я знал, что происходит в его голове, но теперь то и дело спрашиваю себя: "Аттила ли это"? Я задаю себе много вопросов о нем, на которые не нахожу ответов. Мой друг Тогалатий, он стал транжирой. Ты обратил внимание на его дорогую тунику? У него есть еще две ничуть не хуже. Он велел сшить ему вторую пару сапог. Требует от Черного Сайлеса новых блюд. Свежих фруктов. Морской рыбы. Думаю, он готовится к тому дню, когда станет властелином мира, - Гизо помолчал. - Слушай сюда. Это секрет и ты никому не должен об этом говорить. Здоровье его пошатнулось. Он засыпает днем. Дремлет в седле. Случалось, что он засыпал прямо на военном совете. Доктора говорят, что он не должен напрягаться, если не хочет почувствовать на своих плечах крылья смерти. Они называют много причин, вызвавших его болезнь, но дело в другом, - Гизо нахмурился, понизил голос до шепота. - У него слишком много жен! - Тогда зачем ему новые? - спросил Николан. - Почему он по всему свету ищет жену с золотыми волосами? - Он три дня не подпускал меня к себе, - Гизо тяжело вздохнул. - Знаешь, почему? Потому что я прямо сказал, что ему надо избавиться от большинства жен. Сказал, что эта девушка с золотыми волосами, которую он ищет, должна стать женой Эллака, а не его. Он побагровел. Изо рта пошла пена. Он схватил меня за горло. Прорычал: "Мой сын когда-нибудь получит мой трон, но не жену, которую я так долго искал"! Он отдал приказ обезглавить меня и отослать Эллака домой. Потом передумал, но все равно хмурится всякий раз, когда смотрит на мальчика. - Мне стало жалко твоего господина, - признался Николан. - Тогалатий, мне давно его жалко. Битва при Шалоне раздавила его гордость. Он часами сидит, глядя в никуда, с полными тоской глазами. Эта жена стала для него заветной целью. Он уже готовит ее въезд в Рим. Она будет ехать на колеснице из золота и слоновой кости, запряженной великим черным жеребцом. В голубом с золотом и пурпуром наряде, это его любимые цвета. Тысяча захваченных в бою пленных в цепях пойдут следом за колесницей. А уж за ними, на своей лошади, последует он. Такую вот он готовит торжественную церемонию, - закончил Гизо. Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
Гость Эльтебер Опубликовано 22 февраля, 2005 Поделиться Опубликовано 22 февраля, 2005 КНИГА ТРЕТЬЯ 1 Тем днем госпожа Евгения осталась более чем довольна. По срочному вызову она прибыла в императорский дворец. Ее сразу же препроводили в Консисториум, зал торжественных приемов, где императрица Пулькерия и ее престарелый муж Марциан восседали под золотым куполом. Вдову Тергесте они встретили улыбкой и благосклонными кивками. Вдова подумала, что Ильдико сглупила, отказавшись идти с ней. Императрица особо интересовалась "девушкой, что ездит на черном жеребце", и ее отсутствие явно огорчило царственную особу. А увенчала день беседа с молодым человеком в белоснежных одеждах с красным тюрбаном на голове. Она знала, кто он, поскольку во время аудиенции он стоял рядом с императорским троном. То был король Даведы, государства на краю пустыни. В Константинополь он привез несколько чистокровных арабских лошадей. Глаза его сверкали, как два огромных драгоценных камня. - Госпожа моя, - на латинском он говорил без малейшего акцента, - я знаю, что ты живешь неподалеку. Может, ты дозволишь мне шагать рядом с твоим палантином? Мне есть о чем с тобой поговорить. Восторг, который вдова обычно испытывала при близком общении с сильными мира всего, угас. Он собирается говорить о лошадях, поняла она, о его арабах и Хартагере. Возможно, он предложит проверить их в деле. В таких вопросах она чувствовала себя как рыба в воде. - Для меня это будет большая честь, ваше величество. Как оказалось, Юсуфа Даведского сопровождало два десятка охранников. Все высокие, в белом, бородатые, темнолицые. Они выстроились двумя рядами по обе стороны палантина. - Тебя, о король, всегда сопровождает столько людей? - спросила вдова. Молодой правитель кивнул. - Таковы наши обычаи. Они все видят и слышат, но ничего не говорят. И оберегают меня от наемных убийц. - Но разве не бывает случаев, когда они тебе не нужны? Допустим, у тебя свидание с дамой, которое ты хочешь сохранить в тайне? Можете вы улизнуть от них? - Нем, моя госпожа. Не буду и пытаться. Если я встречаюсь с женщиной, то не делаю из этого секрета. И потом, женщины меня не привлекают. Все мои интересы связаны с лошадьми. Даже государственные дела я оставляю на моих министров. Путь к дворцу, где остановилась вдова, занял лишь несколько минут. Охранники проследовали через ворота и остановились у дверей. Двое из них, с более длинными бородами и морщинистыми лицами прошли вместе с королем в вестибюль с высокими колоннами и далее в большой зал с окнами на восток. Король сразу перешел к наиболее интересующему его предмету. - Я привез со мной несколько хороших лошадей. И своего любимца, Сулеймана. Ты слышала о нем? - Разумеется. Все слышали о Сулеймане. В голосе человека с Востока появились осторожные нотки. - Он... он довольно-таки быстр. И меня удивляет, что две банды, состоящие из какого-то отребья, не позволяют мне держать моих лошадей на Ипподроме. Они называют себя Зелеными и Синими. Тебе известно о них? - Да, ваше величество. - Они считают, что Ипподром принадлежит им, и позволяют устраивать на нем лишь гонки колесниц. В моей стране знают, как вести себя с крикливой чернью. Но местные правители их боятся. Мои лошади находятся на ферме далеко за городом. Для меня это большое неудобство. Ты, наверное, испытываешь те же чувства, ибо мне сказали, что у тебя тоже есть лошадь. Черный жеребец. Евгения кивнула. - Его зовут Хартагер. - После твоего приезда скачки прошли здесь дважды, и оба раза победил Хартагер. - Поверишь ли, в первый раз на скачки пришли многие Синие и Зеленые. Они смеялись и свистели. Но второй раз их пришло гораздо больше. По меньшей мере в два раза. Восточный король кивнул. - Здесь все какие-то сонные. Чего бы это ни касалось. Государственных дел, поддержания боеготовности армии, лошадей. - Я бы с удовольствием увидела твоих арабских лошадей в деле. - Они такие изящные и все понимают. Я от них без ума. У них сильное сердце и они очень быстры. Я высоко ценю Сулеймана. Очень высоко. - Быть может, ты полагаешь, что неплохо свести Сулеймана и Хартагера в одном забеге. Король нахмурился. Слуги принесли вино и фрукты, он поднял золотой кубок, пригубил ледяной напиток. - Такая мысль приходила мне в голову. Но я не люблю заездов, в которых участвуют только две лошади. Я бы предпочел, чтобы их было больше. Зрелище получается более захватывающее. Вдова Тергесте задумалась. - Может, ты и прав, - с неохотой признала она. - Особых возражений у меня нет, - она помолчала, вглядываясь в смуглое лицо короля. - У вас в стране принято делать ставки на лошадей? Король безразлично махнул рукой. - Для меня главное скачки. Борьба моих лошадей с равными или более быстрыми соперниками. Финишный спурт. Вот что бередит кровь. Но, если кто-то желает делать ставки, я готов принять это условие. - У меня нет сомнений в том, что твой Сулейман достаточно быстр, чтобы Хартагер увидел лишь его копыта, но я все-таки поставлю на черного жеребца. Какую ты мне дашь фору? Король опустил кубок и воззарился на вдову. - Фору? У тебя великолепный черный жеребец, который не проиграл ни одного заезда. О нем говорит весь Константинополь, а ты просишь у меня форы. Госпожа моя, требование это не просто невыполнимое, но абсурдное! Вдова помолчала. - Ладно, к этому мы еще вернемся. Я думаю, ты сам придешь к выводу, что мне надо дать поблажку. Могу я спросить, сколько ты готов поставить на Сулеймана? Вновь король отмахнулся. - Это я оставляю на тебя. Какую бы цифру ты ни назвала, с моей стороны возражений не будет. Выигрыши Хартагера составили целое состояние. Евгения подсчитала их в уме и назвала общую сумму. Значительную даже для абсолютного монарха богатой восточной страны. Пристально наблюдая за своим гостем, вдова заметила, что смуглое лицо его слегка побледнело, а рука задрожала: не от страха, от возбуждения. Она поняла, что ее решение пришлось ему по душе. - Крупная ставка, госпожа моя, - воскликнул молодой король. - Вижу, ты высоко ценишь своего черного жеребца. Может, мне следует дать задний ход и попросить о форе для себя. - Хартагер быстр. И принадлежит семье моей маленькой Ильдико. По мне лучше проиграть, чем подмочить его репутацию нищенской ставкой. - Я видел твоего жеребца... издалека. Не могу поверить, что ты позволишь этому хрупкому ребенку, имя которого ты упомянула, скакать на нем в столь важном заезде. - Естественно, позволю. Хартагера вырастил ее отец. Они прекрасно ладят. Он не потерпит другого наездника. - Признаюсь, я хотел бы увидеть это дитя, что ездит на таком большом и сильном жеребце. Вдова хлопнула в ладоши и приказала мгновенно появившемуся слуге пригласить девушку. Король сидел в кресле, а вдова стояла рядом, когда несколько минут спустя в комнату вошла Ильдико, в светло-зеленой тунике и заплетенными в косы волосами. Он не поднялся, но глаза его широко раскрылись и уже не покидали лица девушки. - Мой господин, позволь представить тебе мою подопечную. Ильдико, дочь Мацио Роймарка. Ильдико, ты удостоена чести стоять в присутствии короля Даведы. Девушка поклонилась, потупив взор. На какие-то мгновения в комнате воцарилась тишина. По лицу короля чувствовалось, что впервые ему довелось столкнуться с такой красавицей. Только что он хвалился тем, что не интересуется женщинами, но теперь, в этом сомнений не было, не мог думать ни о чем другом, как об этой девушке в светло-зеленой тунике, которая стояла перед ним. - Его августейшее величество, - вдова начала вводить Ильдико в курс дела, - предложил свести в одном заезде великого Сулеймана и Хартагера, но он сомневается, стоит ли тебе участвовать в нем. Юсуф не слушал. Лошади и скачки вылетели у него из головы. Взгляд его по-прежнему не отрывался от Ильдико, и когда он заговорил, стало ясно, что девушка поразила его как удар молнии. - Каждую весну в моей стране наступает короткий момент, когда пустыня покрывается прекрасными синими цветами. За одну ночь доселе безжизненные пески преображаются. Несколько дней мы живем среди красоты, а затем под жаркими лучами солнце цветы увядают и засыхают. Весь год мы живем воспоминаниями и ожиданием следующей весны... Твои глаза, мое прекрасное дитя, напомнили мне о цветущей пустыне. Как гармонируют они с твоими золотыми волосами! - с трудом он заставил себя повернуться к вдове. - Госпожа моя, ты понимаешь, почему я возражаю против ее участия в скачках. Черный жеребец огромен и могуч! Я буду считать себя виноватым, если с этим очаровательным созданием что-то случится. - Хартагер и я - друзья, - ответила Ильдико. - Со времени своего появления на свет он принадлежит мне. Жеребенком он повсюду следовал за мной. Постоянно подходил и терся ухом о мое плечо. Он понимает все, что я от него хочу. И теперь, став большим и сильным, он чувствует любое мое желание и готов во всем мне повиноваться. - Ты зародила в моей душе первые сомнения в исходе заезда. - Господин мой, без участия моей подопечной никакого заезда не будет. Повторюсь, Хартагер не потерпит другого наездника. Король неохотно кивнул. - Тогда мы должны принять это условие. Но прелесть скачек для меня померкнет. Я буду больше думать о благополучии Ильдико, а не о перипетиях борьбы. Вдове Тергесте не нравился ее дом в Константинополе. Стоял в тени Колонны Клавдия в ряду лучших домов города, из окон открывался вид на Мраморное море, но она находила комнаты маленькими, а фрески и мозаики тусклыми. Госпожа Евгения отдавала предпочтение более ярким тонам. - У нас нет пурпурной ванны, - жаловалась она Ильдико, отбрасывая со лба прядь вьющихся волос. - Иметь такую может только королева или императрица. Допустим, этот богатый молодой король пустыни узнает, что ее у нас нет? Он сразу поймет, что ты не царской крови и ему не суждено жениться на тебе. - Почему ты думаешь, что он хочет жениться на мне? - спросила Ильдико. Она стояла у окна, наслаждаясь легким ветерком с моря и думала о Хартагере. Хорошо ли ему на пастбище? Или он скучает по ней? - Почему? - госпожа Евгения пренебрежительно фыркнула. - Он каждый день посылает тебе подарки и настаивает на том, чтобы ты принимала их, поскольку он король. Ты получила кольцо с рубином, золотое ожерелье, шкатулку, украшенную драгоценными камнями, прекрасные восточные благовония. Разве он не пишет: "Сегодня я посылаю тебе..."? Это значит, то посылать подарки вошло у него в привычку, каждодневную привычку, - ее глаза загорелись. - Интересно, что он пришлет сегодня? Уже пора. И действительно, подарок принесли, едва вдова Тергесте успела произнести эти слова. Ильдико, открыла кожаный ларец. И с криком ужаса выронила его из рук. А потом продолжала смотреть на него, словно ожидая, что из ларца выползет змея. - Что случилось? - спросила вдова. Девушка отшатнулась от ларца. - Что он хотел этим сказать? Это угроза? Евгения приказала слуге принести ей ларец, с опаской заглянула в него. Брови ее взлетели вверх. - Нет, это не угроза. Полагаю, это знак благоволения. Тут лежит записка. Прочитать ее тебе? - Я к ней не притронусь, - по телу Ильдико пробежала дрожь. - Он пишет, что это уши великого короля пустыни, который пошел войной на его отца и в результате лишился ушей и носа. Они всегда приносили ему удачу, и он надеется, что точно так же послужат и тебе. Ильдико отошла к дальней стене. Ей, несомненно, хотелось держаться как можно дальше от этого жуткого подарка. День выдался теплым, поэтому сандалии она держала в руке, чтобы плиты пола холодили ступни. - Я попрошу Юсуфа забрать их назад. Я не должна лишать его символа удачи. - Может, они ему и не нужны, - заметила вдова. - Нос-то он оставил себе. А вскоре во дворец прибыл молодой король, пославший Ильдико высушенные свидетельства победы его отца. Ильдико едва успела надеть сандалии, прежде чем Юсуф вошел в комнату. - Мое почтение, госпожа, - он поклонился вдове Тергесте. - И тебе, наша очаровательная гостья со священной Горы богов. Ты получила мой подарок? - Да, о король. Но я не считаю возможным лишать тебя столь могущественного талисмана. И прошу забрать его у меня. Молодой король всмотрелся в Ильдико. - Возможно, я поступил неразумно. Выказал самоуверенность. Мне действительно потребуется удача, так что не след гневить богов, - он повернулся к вдове. - Госпожа моя, ты не позволишь мне провести несколько минут наедине с твоей подопечной. Когда вдова удалилась, не в силах скрыть торжествующую улыбку, молодой монарх шагнул к девушке. - Очаровательная Ильдико! - золото ее волос пьянило его. Запахом они превосходили все восточные благовония. - Случилось неладное. Сначала я испугался, потому что дело касается тебя. Потом понял, что должен радоваться. Теперь я знаю, что тебе не удастся долго тянуть с ответом. Только выйдя за меня замуж, ты можешь избежать нависшей над тобой угрозы, - он помолчал. К комнате с каждой минутой становилось все жарче. Солнечные лучи, казалось, пробивали мраморные стены. - Этим утром к императору прибыли посланцы Аттилы. Ему стало известно, что ты в Константинополе, и он требует, чтобы император нашел тебя и передал его людям. Я не совсем понимаю, что все это значит? Он выбрал тебя в жены? - Не знаю, - Ильдико заметно побледнела. - Должно быть, он прослышал обо мне... и Хартагере. Я думаю, причина в моих волосах. Он питает слабость к белокурым женщинам. Король пустыни кивнул и сложил руки на груди. - Как удачно все вышло, - он уже собрался объяснить, полагает для себя удачей нависшую над Ильдико опасность, но передумал и коротко рассмеялся. - Что тут говорить, дитя мое, я выразил свою волю. Разве этого недостаточно? Тебе остается лишь склонить голову в согласии, - последовала пауза. - Впрочем, у тебя есть еще один выход. Ты можешь отказать мне. - К сожалению, я не могу поступить иначе. Брови короля взлетели вверх. - Это же невозможно. Я король! Мне должны повиноваться. Никто еще не говорил мне "нет". Даже мой отец. Слушай меня, прекрасное дитя. У меня дворец в горах, где всегда царит прохлада. И хватает льда или снега, чтобы охладить вино. Сотни слуг готовы удовлетворить любое желание. Я достаточно богат, чтобы осыпать тебя драгоценными камнями. Мне... мне трудно в это поверить, но я полюбил тебя. Разве тебе мало, что я, которому и нужно-то лишь хлопнуть в ладоши, произношу столь длинную речь, объясняя свои резоны, словно заштатный придворный. - Но... я дочь вождя гордого народа. Мой отец - старик и уже не так деятелен, как бывало, но слуги бегут к нему по хлопку его ладоней. - Тогда я изложу тебе свой план. Ты выйдешь за меня замуж. Немедленно. В течение часа. И император скажет посланцам Аттилы: "Да, госпожа Ильдико здесь, но она жена Юсуфа Даведского". Иначе нам тебя не спасти. Или ты думаешь, что император откажет им? Он не посмеет. Он старый, многое повидавший солдат и не станет ссориться с ужасным гунном из-за одной девушки. Нет, он проявит благоразумие и выдаст тебя. Ильдико задумалась. Она понимала, что слова Юсуфа недалеки от истины. Ее присутствие в городе ни для кого не тайна. Восточная империя уже многие годы пляшет под гуннскую дудку. Ее безусловно выдадут посланцам Аттилы. И уж конечно лучше выйти замуж за симпатичного восточного правителя, чем идти в рабство к Аттиле. И все-таки она не могла заставить себя согласиться. Что-то ее пугало. Дилемма казалась неразрешимой. - Это мужчина? - резко спросил Юсуф. - Ты в кого-то влюблена? - Я... я не уверена. - А я вижу, что уверена. Если это мужчина, я должен о нем знать. - Я думаю о мальчике, который рос вместе со мной и моим братом, - ответила Ильдико. - С тех пор я видела его лишь однажды. И есть причины для того, чтобы я его навсегда забыла. Король заходил по комнате, не отрывая глаз от выложенного плитами пола, обдумывая вновь открывшиеся обстоятельства. Резко остановился, сдернул с пальца кольцо с бриллиантом, подставил его под солнечные лучи, чтобы оно засверкало, а затем внезапно отбросил в сторону, даже не посмотрев, куда оно упало. - Я намеревался предложить это кольцо тебе. Но хватит подарков. Мое последнее предложение тебе, упрямая дочь солнца. Мы сделаем ставки. У Ильдико округлились глаза. Какие ставки? - Ставки на заезд, в котором примут участие прекрасные, легкие как ветер лошади пустыни и огромный черный жеребец. Заезд проведем немедленно. Без всякой огласки. Завтра, если сумеем подготовить трассу за воротами. В крайнем случае, днем позже. Если одна из моих лошадей выиграет, а я, признаюсь, не ожидаю иного результата, ты выйдешь за меня замуж. Если выиграет черный жеребец, я устрою тебе побег из города. Я готов положить на это жизни моих охранников, всех двадцати. На это ты согласна? - Почему ты думаешь, что сумеешь организовать мой побег? - У меня есть план. Хороший план. Опасность будет грозить тем, кто останется в Константинополе, но не тебе, - король пристально посмотрел на Ильдико. - Ты спрашиваешь себя: "Если этот план так хорош, почему не реализовать его тотчас же"? Если ты думаешь об этом, признаюсь, что я не столь великодушен. Я очень тебя люблю. И не хочу упускать шанс заполучить тебя. Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
Гость Эльтебер Опубликовано 22 февраля, 2005 Поделиться Опубликовано 22 февраля, 2005 Отчаяние, охватившее было Ильдико, уступило место надежде на спасение. Она, как и король, тоже не сомневалась в исходе заезда. Хартагера этим легким лошадям из пустыни не победить! Она знала, что он будет первым. - Так что? - нетерпеливо спросил король. - Никак не можешь принять решение? - Я согласна, - выдохнула Ильдико. К вечеру погода переменилась и с Мраморного моря задул ветер, достаточно сильный, чтобы раскачивать висящую на цепи под потолком серебряную масляную лампу. - Я получила два сообщения, - вдова смотрела на лежащую на ее тарелке рыбу, залитую ароматным соусом. - Одну от короля, который жаждет стать твоим мужем. Он извещает, что трасса требует дополнительной подготовки и на это уйдет два дня. Ильдико ела безо всякого аппетита. - Это хорошо. Я смогу хоть раз проскакать по ней на Хартагере. Трасса непростая. - Как у него настроение? - У кого? Хартагера? Моя дорогая тетушка, ты опять смеешься надо мной. Ты вот мне не веришь, а я понимаю все, что творится в его прекрасной голове. Так вот, он уверен в своей победе не меньше нашего. Ему не нравятся арабские лошади. Они стоят кучкой и шепчутся о нем. Настроены враждебно. Сулейман трясет гривой. Дорогая тетя, он решил скакать очень быстро, чтобы выиграть с большим запасом. - Я надеюсь, ты сказала ему, во что мне станет его поражение. - Нет, насчет денег он ничего не понимает. Евгения сочувственно глянула на свою подопечную. - Допустим, что-то пойдет не так и он проиграет? Ильдико погрустнела. - Если он проиграет, тогда... тогда я проведу остаток жизни в жаркой пустыне, став одной из жен гордого и вспыльчивого восточного короля. Я уверена, у него есть другие жены. Евгения наклонилась вперед и похлопала Ильдико по руке. - Две. Я узнавала. Но он не обращает на них внимания. Ты станешь его любимицей, в этом сомнений у меня нет. - Пока он не женится снова. Боюсь, мне придется носить чадру. Вдова кивнула. - Если я правильно оценила этого молодого человека, он не потерпит никаких изменений в обычаях. Я наблюдала за ним и заметила, что он рассердился из-за того, что двое стариков, пришедших с ним, увидели твое лицо. Меня не удивит, если по прибытии домой он прикажет отрубить им головы. Ильдико помолчала. - Хартагер должен выиграть, - несколько мгновений спустя твердо заявила она. - Должен. - Он выиграет, дитя мое. Только шепни ему на ухо, сколь важен для тебя этот заезд. - Это я уже сделала. Вдова принялась за рыбу. - Теперь о другом сообщении. Кажется, теперь я... действительно стала вдовой. Ильдико вскинула голову. - Что ты хочешь этим сказать? - Что раньше вдовой я не была. Мой третий муж, глупый и злобный старик, исчез, а потом пошли слухи, что он умер. К тому времени я уже поняла, что вдовой быть не так уж и плохо и склонялась к тому, чтобы в них поверить. Но полной уверенности у меня конечно же не было. Я подозревала, что он где-то затаился с тем, чтобы объявиться после того, как я, не выдержав одиночества, вновь выйду замуж. В этом случае он мог загрести всю собственность, которую оставил мне. И я решила оставаться вдовой, выбросив из головы все мысли о новом замужестве. - А теперь ты уверена, что он умер? Новоиспеченная вдова кивнула. - Он мертв как великий Цезарь. В письме указаны все подробности. Он тайком поселился в Антиохии с полудюжиной рабов и молодой толстушкой-любовницей. Я полагаю, любовница терпела его, сколько могла, а потом сыпанула яду ему в суп. Какое счастье ощущать себя абсолютно свободной. Теперь я могу делать все, что пожелаю. Полагаю, я снова выйду замуж. - Надеюсь, на этот раз ты не выйдешь за богатого старика, - предположила Ильдико. - Мужчина, который станет моим мужем, должен быть не старше меня, симпатичным, патрицием, и иметь какие-то деньги. Не слишком большие. Богач будет помыкать мной и смотреть на меня сверху вниз. С другой стороны, нищий мне не нужен, потому что со временем я начну презирать его. - Ты предпочтешь римлянина? Быстрый ответ вдовы показал, что она, как и прочие граждане империи, ставили Рим превыше всего. - Естественно. Но он не должен заниматься политикой. Я хочу, чтобы этот остался со мной подольше. Четыре мужа - это много, даже если один из них стал жертвой обстоятельств. Пятый муж - это уже кошмар. Я стану объектом насмешек. Люди будут указывать на мужчину и говорить: "Хоть этот-то никогда не женился на той женщине из Тергесте", - вдова вздохнула. - Не знаю, почему я вышла за этого костлявого старикашку с реденькой рыжей бороденкой. Разумеется, он был очень богат. Мой первый муж, - продолжила она, - был префектом одного из районов Рима. Можешь себе представить, какими он ворочал деньгами. Мой второй муж оказался большим шутником. Проходился по всем и каждому. К сожалению, героями некоторых его особо дерзких острот стали влиятельные сенаторы и военные. Они решили, что грех расточать такой талант на смертных, и он достоин того, чтобы развлекать своими шутками богов. Так как человеком он был известным, казнь ему подобрали соответствующую: залили горло расплавленным золотом. А вот с третьим мужем я допустила ошибку. Я знала это с самого начала, но он проявил дьявольскую настойчивость, и я уступила, сказав да. Видишь ли, он был плебеем и патриции всегда смотрели на него с презрением. Но он так старался добиться их благосклонности! Понимаешь, он придумал способ подавать в бани очень горячую воду, и со всех, кто ею пользовался, взимал особую плату. Можешь представить себе, что это значило? Только общественных бань в Риме несколько сотен. И, разумеется, богатые люди хотели иметь горячую воду в своих дворцах. Им тоже приходилось платить. Один сенатор принимал горячую ванну чуть ли не семь раз на день. После его смерти говорили, что избыток водных процедур и убил его. Мой муж яростно это отрицал. Заявлял, что горячая вода еще никому не вредила. - А он часто принимал ванну? - спросила Ильдико. - Он терпеть не мог мыться. Он весь день собирал деньги с бань, так что вечером, приходя домой, хотел забыть о горячей воде. В Риме над ним, конечно, потешались. Называли Цезарем чистоты. Предполагали, что в случае призыва в армию, он встанет в строй со щитом, украшенным полотенцем. Все это и заставило его сбежать на Восток, распустив слухи, что он умер. Все эти годы я не знала, жив он или действительно отправился на тот свет, - вдова печально вздохнула. - Теперь, после официального известия о его смерти, Сенат может отказаться платить мне налог на горячую воду. Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
Гость Эльтебер Опубликовано 22 февраля, 2005 Поделиться Опубликовано 22 февраля, 2005 2 На следующий день ранним утром высокий бритонец стоял на каменных ступенях пристани, куда доставила его рыбацкая лодка, и взирал на на дворцы и храмы Константинополя. Он ожидал увидеть второй Рим, но с приближением к городу, качаясь на волнах Мраморного моря, Ивар заметил, сколь разнятся столицы Западной и Восточной империй. На Константинополе лежала печать Востока: круглые купала, минареты, варварские (как казалось Ивару) цвета. До ушей долетали чуждые ему звуки: греческий язык, заменивший латынь, крики верблюдов, непрерывный перезвон колоколов. С утра уже стояла жара, но ветерок с моря приятно холодил кожу. С верхней ступени его окликнул мужчина. Ивар покачал головой, показывая, что не понимает. Лысый толстяк, что обратился к нему, руководил разгрузкой рыбы с лодки, на которой Ивар приплыл в Константинополь. - Кто ты? - спросил толстяк вновь, на этот раз на латинском. - Я родился в далекой стране, о которой ты, должно быть, и не слышал. Я бритонец и зовут меня Ивар. - Этим людям не разрешено возить чужестранцев. Как ты попал на борт? - Я ничего им не платил, если тебя интересует именно это. Но, если баркас принадлежит тебе, я заплачу, сколько ты сочтешь справедливым. Я объяснил твоим людям, почему мне нужно срочно попасть в Константинополь, и они мне поверили. Толстяк хмыкнул. - Ты мог бы помочь нам с разгрузкой. Ивар взял сеть с рыбой, которую рыбаки с трудом поднимали втроем, забросил за плечо и понес к повозке, что стояла на пристани. Толстяк в изумлении смотрел на него. - Гладиатор! Тебе не нужна работа? Ивар покачал головой. - Мне нужно найти один дом. Не поможешь ли ты мне? После того, как мы закончим разгрузку. Склад купца находился неподалеку от пристани. Толстяк осушил кружку вина, но Ивару выпить не предложил. - Слушаю тебя. Ивар понизил голос. - Я надеюсь, что опередил посланцев Аттилы. Я должен предупредить двух женщин, что они должны покинуть Константинополь до их появления в городе. Если этого не произойдет, твоему императору придется принимать трудное решение. Дело может кончиться войной. При упоминании имени Аттилы толстяка передернуло. - Видишь тот белый дворец. Это Августеон. Расскажи свою историю там. - Не уверен, что это разумный выход. Может, твоему императору не следует знать о женщинах, которых я ищу. И потом, посланцы Аттилы могли уже приехать. Я бы предпочел найти своих друзей и переговорить с ними. Толстяк, похоже, с ним согласился. - Мое имя Полотий, - неохотно пробурчал он, словно шел на большую жертву, называясь незнакомцу. - Гунны уничтожили деревню, из которой я родом [до походов в Галлию и на Рим Аттила неоднократно и успешно воевал с Восточной империей, которая долгие годы платила ему дань]. Они согнали всех в церковь и подожгли ее. Там погибли два моих брата. Есть человек, к которому я могу тебя послать. И Ивар ступил на улицы этого странного, не похожего ни на какой другой, города. Человек, к которому он пришел от рыбного торговца, направил его к другому, тот - к третьем, но наконец Ивар оказался у ворот дома, расположенного рядом с Колонной Клавдия. Слуга подозрительно всматривался в него с другой стороны железной решетки ворот. - Чего тебе? - У меня послание для твоей госпожи. - У тебя? Моя госпожа прикажет высечь меня, если я пущу тебя в дом. - Меня зовут Ивар, - терпеливо начал бритонец. - Иди и доложи о моем прибытии своей госпоже. Она захочет меня принять. - Проваливай, - слуга забрался на ворота, чтобы через верх разглядеть настырного оборванца. Ивар оглядел ворота, взялся за решетку руками. Не особо напрягаясь, снял с петель вместе со слугой и понес к дому. - Это еще что такое? Ивар сразу узнал и голос, и его обладательницу, да и девушка, похоже, запомнила здоровяка, хотя видела его раз в жизни. - Второго такого силача нет. Ты из Британии. Тебя зовут Ивар. - Да, я Ивар, - кивнул бритонец. - Я привез послание от твоего отца. Ильдико повернулась к слуге. - Немедленно скажи своей госпоже, что у нас гость. А потом собери людей, чтобы они поставили ворота на место, - на ее лице отразилась озабоченность. - Что с отцом? Он... он нездоров? - Я провел у него не больше часа, поскольку он поручил мне дело, не терпящее отлагательств. Мне показалось, что он болен и сильно ослабел. - Я должна ехать немедленно. Иначе не успею увидеть его. - Моя госпожа, я прибыл с тем, чтобы предупредить, что домой тебе нельзя, - он предал Ильдико слова Мацио и его настоятельный совет незамедлительно возвращаться в Тергесте. Ильдико хмурилась, слушая его. - Люди Аттилы уже здесь. Они прибыли два дня тому назад. Высокому бритонцу в ее словах послышался упрек, и он поспешил объяснить причины своей задержки. - Быстрее я идти не мог. И люди мне попадались какие-то странные. Я не понимал ни слова из того, что они говорили. Поэтому часто выбирал не ту дорогу. - Не думай, что я тебя виню, - успокоила его Ильдико. - Просто чудо, что ты добрался сюда. Дорога далась тебе нелегко? - Досаждали жара и пыль. Мне все время казалось, что я вот-вот задохнусь. Я не решался пить воду, а трактирщики обсчитывали меня, когда я покупал у них вино. - Ты прошел весь путь пешком? Бритонец улыбнулся. - Как еще я мог попасть сюда? Наездник из меня никакой. Лошадь это чувствует, как только я сажусь в седло, а потому скачет не куда мне надо, а куда ей хочется. Разумеется, я шел пешком. Плыть на корабле вокруг Греции слишком долго. - Так пройдем в дом. Евгения будет рада тебе. И мы обговорим наши планы на будущее. Вдова действительно обрадовалась Ивару. Оценивающе оглядела его с головы до ног. - Так это ты. Мне показалось, что я увидела тебя в саду, но полной уверенности у меня не было, - тем не менее, вдова подготовилась к встрече. Ивара она принимала в парадном наряде, выдержанном в синем и песочном цветах, которые более всего ей шли. На ноги она надела золотые сандалии, украшенные драгоценными камнями, какие, как правило носили только жены правителей. - При каждой нашей встрече я должна заново знакомиться с тобой. Ты все время меняешься. В последний раз у тебя было круглое лицо и румянец во всю щеку, как у ребенка. Теперь ты загорел, словно арабский вождь, и стал худым, как тростинка. - Я терял вес с каждым сделанным мною шагом, - пояснил Ивар. - Мне-то казалось, что ты давно возвратился на родину. Ивар нахмурился. - Это желание не оставляло меня. Но как я мог туда попасть? После ухода римлян корабли в Британию не ходят. Мне бы пришлось пробираться сквозь дремучие леса, чтобы выйти на берег Канала. А переправься я через него, нашел бы хоть одного знакомого мне человека? Чем бы я зарабатывал там на жизнь? Торговать я не умею, а жизнь тех, кто работает на земле, ничем не лучше, чем у рабов. - Это здравые рассуждения, - покивала вдова. - Мой тебе совет - оставайся здесь и забудь про свой маленький остров дикарей. Чтобы обсудить положение дел, Евгения увлекла Ивара и Ильдико в угол. - Этим утром я получила записку от нашего друга из пустыни, - прошептала она. - Он говорит, что у городских ворот выставлена дополнительная стража. Он полагает, что император прикажет выставить охрану у нашего дома. - Значит, скачки отменяются, - в голосе Ильдико слышалось облегчение. Последствия поражения более не грозили ей, хотя над ней нависла другая опасность. Вдова покачала головой. - Заезд состоится. Юсуф об этом позаботился. Он побывал у императора и рассказал ему о наших намерениях. Ты помнишь, Ильдико, император присутствовал на обоих скачках, выигранных Хартагером, и чуть не сошел с ума от возбуждения. Узнав о предстоящем заезде, он заявил, что ничего менять не надо. А вдоль трассы он приказал поставить своих гвардейцев, чтобы мы никуда не делись. - Значит, побег невозможен! - воскликнула Ильдико. - Мы убежим, несмотря на все усилия императора и его доблестной гвардии. Юсуф заверил меня, что волноваться не о чем. Если мы выедем за ворота, ничто не помешает успешной реализации его плана. Но он надеется, что прибегать к этому плану не придется. Поскольку уверен в победе Сулеймана. Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
Гость Эльтебер Опубликовано 22 февраля, 2005 Поделиться Опубликовано 22 февраля, 2005 Ильдико помрачнела. - Мы поставлены в неравные условия. Они знают, что шанс на выигрыш есть только у Сулеймана, так что остальные участники заезда попытаются придержать Хартагера. - Король слишком честен, чтобы идти на такое! - воскликнула вдова. - Ему не нужна победа, добытая подобными методами. Я уверена, он не позволит своим наездникам помешать нам. - Бояться надо не наездников, - вздохнула Ильдико. - Лошадей. - Ты хочешь сказать, что другие лошади сделают все, чтобы преградить Хартагеру путь к победе? - вскричала Евгения. - Совершенно верно. Вдова отреагировала мгновенно. - Ерунда! Или ты будешь утверждать, что узнала об этом у Хартагера? - Дорогая тетя, мой народ разводит лошадей многие столетия. Мы знаем такое, о чем другие не имеют ни малейшего понятия. Когда я была маленькой, мой отец научил одну лошадь считать. Бывало он говорил ей: "Два и три", - и она пять раз кивала. Что ты на меня так смотришь? Я говорю правду. Потому что видела это собственными глазами. - Ерунда! - повторила Евгения. - Ты еще скажи, что лошади умеют разговаривать. - Нет, - последовал ответ, - разговаривать они не умеют, но общаться могут. Они всегда знают, когда будут скачки. Иной раз они решают, кому побеждать в заезде. Арабские лошади не любят Хартагера. Он кажется им монстром. Они не хотят его победы. И завтра приложат все силы, чтобы этому помешать. Евгения покачала головой. - И все-таки я не могу в это поверить. Я очень надеюсь, что все это досужие выдумки, потому что в противном случае, если они не дадут Хартагеру разогнаться, я потеряю целое состояние. И у тебя, дитя мое, есть основания опасаться за исход заезда. Но, если мы сможем выбраться за ворота, если черный жеребец победит, нам придется сразу же уезжать. Поэтому пора готовиться к отъезду. Пойду отдам моим людям соответствующие указания. Она двинулась к двери, но задержалась перед Иваром. Его туника была завязана на шее шнуром с кисточками на концах. Легонько ударила по одной из кисточек и она подскочила вверх, шлепнув Ивара по носу. - Хорошенькое ты выбрал время для возвращения, - улыбнулась вдова и выплыла из комнаты. Ивар повернулся к Ильдико. - Что это с ней? - недоуменно спросил он. Ильдико с трудом сдержала улыбку. - А ты не догадываешься? - Не имею ни малейшего понятия. - Дело это деликатное, а мы совсем не знаем друг друга. Но я думаю, что этим она показала, что выбрала тебя. - Выбрала меня? Для чего? - Она решила, что ты станешь ее следующим мужем. От изумления у здоровяка-бритонца отвалилась челюсть. Он вытаращился на Ильдико, на какое-то время лишившись дара речи. Потом печально улыбнулся. - Ты смеешься надо мной. - Нет, не смеюсь. Я абсолютно серьезна. Видишь ли, я уже хорошо ее изучила. И могу сказать, что она буквально рвется замуж. - Но... не за меня же! Я варвар. Бывший раб. У меня нет ни земли, ни денег. Несколько монеток в кошеле - все мое достояние. Такое просто невозможно. - Нет, она настроена решительно. Хочет за тебя замуж. Я заметила, как загорелись ее глаза, когда она вошла и увидела тебя. Бритонца не убедили слова Ильдико. - Это долго не продлится. Скоро она передумает. - На это и не надейся. Говорю тебе: если она чего решила, то сделает обязательно. И твое мнение в расчет браться не будет. Если ты не хочешь стать ее четвертым мужем, тебе остается только одно. - Что же? - Уйти. В эту самую минуту. Не через ворота, где тебя могут увидеть. Через калитку в стене. И никогда сюда не возвращаться. 3 Наутро они уже собирались выехать из дома, когда Евгения заметила у ворот человека в бронзовом шлеме. - Они явились, - предупредила она Ильдико. - Держись подальше от окон. Достав рулон черной материи, она начала обматывать голову Ильдико, пока золотые волосы не исчезли. - Теперь тебя не узнают, - заявила вдова. Ильдико не любила надевать что-либо на голову. Вот и теперь заикнулась о том, что такие предосторожности ни к чему. Все равно люди Аттилы знают, что она в Константинополе. - Нам не известно, знают ли они что-то еще, - возразила вдова. - Это самый большой город в мире. Придворным, возможно, достанет ума держать рот на замке. В этом случае гуннам придется попотеть, разыскивая тебя по всему городу. Нам сегодня ехать на другой конец Константинополя, так что тебе нет нужды выставлять свои знаменитые волосы напоказ всему городу. Начальник караула внимательно прочитал имеющийся у него приказ, прежде чем распорядился отворить ворота. - Вас должно быть трое. Двое мужчин и одна женщина. А это кто? - он подозрительно посмотрел на неловко сидящего на лошади Ивара. - Это он вчера снял ворота с петель? Мне рассказали об этом твои слуги. Увидев утром Ивара, Ильдико чуть улыбнулась ему, как бы говоря: "Значит, ты все-таки решил остаться". - Он снял ворота, - подтвердила Евгения. Капитан с уважением оглядел могучий торс бритонца. - Говорят, один из евреев вот так же поднял городские ворота. Кажется, его звали Самсон. - Никогда о нем не слышала, - заявила вдова. - Это мой друг и зовут его не Самсон. Он едет с нами на скачки. Капитан тяжело вздохнул. - Все сегодня едут на скачки. А мы должны стоять в карауле, дабы ублажить каких-то гуннов, присланных Аттилой, - знаком он предложил им продолжать путь. - Я капитан императорской гвардии. Должен ли я задавать вопросы, ответами на которые интересуются эти жаждущие крови гунны? Я не видел этого богатыря, что поднимает ворота. Проезжайте, благородные дамы. И я надеюсь, - тут он подмигнул Ильдико, - что большой черный жеребец и сегодня одержит победу. Легкой рысью они проскакали мимо Библиотеки, повернули на дорогу, огибающую бани Зеуксиппа. Громада Ипподрома возникла впереди, не устающая размерами знаменитым аренам Рима. Из-за его стен не доносилось ни звука. Вдова повернулась к Ильдико. - Сегодня гонок колесниц нет. Капитан, похоже, прав. Тайное стало явным, и народ собирается посмотреть на наш заезд. - Хартагера зрители не волнуют. Наоборот, ему нравится, когда за его бегом смотрит много людей. Они свернули на Месе, торговую улицу города. Тишина и безлюдие уступили место шуму и толкотне. Всадники, повозки с товаром, пешеходы, кричали, торговались, покупали, продавали. Они не привлекали ни малейшего внимания, пока поравнялись с Акведуком. И тут какой-то мужчина, торопливо шагающий босиком, внезапно остановился. - Это она! - крикнул он, указывая на Ильдико. - Девушка, что ездит на черном жеребце! - Я не вижу твоего рукава, но чувствую, что на нем зеленая нашивка, - ответил ему чей-то голос из толпы. - Кто еще, как не Зеленый, может утверждать, что такая малютка может ездить на том жеребце? - Твои слова выдают тебя с головой. У всех невежд на рукавах синие нашивки, - не остался в долгу босоногий. - Клянусь тебе, это она. Я знаю это по тому, как она держит голову, как сидит на лошади. - А я клянусь железными когтями Молоха, что мы все невежды и слепцы, как Синие, так и Зеленые, - заявил Синий. - Бредем, как стадо баранов на этот заезд и не замечаем, что тем самым мы ставим крест на наших любимых гонках колесниц, а может и на Зеленых и Синих. Ты знаешь, что Ипподром сегодня пуст? Ты знаешь, что император уже в своей ложе, чтобы не упустить ни минуты увлекательного зрелища? Говорю тебе, с этого дня все переменится. - Гонки колесниц останутся навсегда! - возразил ему Зеленый. - Мне очень хочется согласиться с тобой. Но я не знаю случая, чтобы Зеленый хоть в чем-то оказался прав! Вдова и Ильдико предпочли прибавить ходу, не дожидаясь окончания спора. Ивар, замыкающий маленький отряд, с трудом поспевал за ними. Трассу заезда, длиной от одной до двух миль, проложили на ровной полоске земли между холмами и Акведуком. На высоких столбах, служащих маркерами, под утренним ветерком развевались флаги. Толстым дерном и низко скошенной зеленой травой трасса напоминала Елисейские поля, где боги любили скакать на своих крылатых лошадях. Внутри овала, у того места, где лошадям предстояло финишировать, воздвигли трибуну для судей. За ней находились стойла. На другой стороне старый дворец переоборудовали в императорскую ложу, разобрав мраморный фасад. Там уже восседал Марциан, суровый и важный. На нем была белоснежная тога и пурпурная накидка. Старый император не обращал внимания на окружающие его шум и суету. Появлялись и исчезали курьеры. На всех углах стояли гвардейцы. Солнечные лучи отражались от их щитов, шлемов, панцырей. Оркестр, расположившись на земле перед императорской ложей, непрерывно исполнял какие-то восточные мелодии. Дамы за спиной императора о чем-то судачили. Рядом с оркестром накрыли большие столы. На них желающие могли найти бесплатную выпивку и питье. Если, конечно, им удалось бы пробиться сквозь толпу, облепившую каждый стол. Однако, многие уже заняли места у края дистанции и не польстились на дармовщину, справедливо полагая, что поев и выпив, им уже придется наблюдать за заездом через головы других. А народ все прибывал и прибывал. Проезжая мимо небольшой группы людей, они услышали, как кто-то крикнул: "Неужели наш старик совсем выжил из ума? Говорят, он поставил на черного жеребца". Однако тут же раздались голоса, одобряющие выбор императора. Однако, прокладывая путь сквозь толпу, они все чаще слышали: "Сулейман! Сулейман! Сулейман!" Чувствовалось, что роль фаворита зрители отводили лошади короля Юсуфа. Сам Юсуф встретил их у городских ворот на великолепной черной кобыле. Поклонился Ильдико, ни словом не обмолвившись о ее наряде, и о чем-то тихо заговорил с Евгенией. Затем, взмахнув украшенной драгоценными перстнями рукой, исчез в толпе. Вдова наклонилась к Ильдико. - Он просил ни о чем не беспокоиться. К побегу все готово. - Он очень уверен в себе, - помрачнела Ильдико. Она подумала о том, что брачный союз с королем пустыни, несомненно, имел свои плюсы, но на Востоке понятия жены и рабыни практически означали одно и то же. Они должны победить, сказала она себе. Более не привлекая внимания, они подъехали к импровизированной конюшне. Тут к ним направился Бореан, на которого возлагалась забота о Хартагере. Его лоб покрывали капельки пота. - Госпожа моя, я боялся, что ты не доберешься до нас. Мне сказали, что все дороги забиты народом. - Успокойся, - вдова огляделась. - Мы уже здесь. Как наш король? Бореан нахмурился, поскреб небритый подбородок. - Все время вертит головой. Ищет свою любимицу. Никогда не видел его в таком состоянии. Он закатывает глаза и бьет хвостом. В дальнем конце конюшни Ильдико заметила черного жеребца, окруженного конюхами. Ей показалось, что нервничает он ничуть не меньше Бореана. Если кто-то пытался подойти ближе, в воздух взмывало копыто, останавливающее смельчака на полпути. Не признал он и Ильдико. - На таком расстоянии он может рассчитывать только на зрение, - прошептал Бореан. - Его сбивает с толку эта черная ткань на твоей голове. Не подходи к нему вплотную, пока он не признает тебя. Но Ильдико не испытывала страха. - О, король! - воскликнула она. - Красавец ты мой, я здесь. Без колебания она подошла к нему, положила руку на его шелковистую гриву. - Разве ты меня не узнаешь? О, великий, я должна носить на голове эту отвратительную повязку, но она мне совсем не нравится. Тебе понятны мои чувства. Ты же помнишь, как тебе закрасили звезду на лбу и накинули на тебя попону простой вьючной лошади. Тревога Хартагера бесследно исчезла. Он тряс головой, весело бил копытом, громким ржанием приветствовал появление своей наездницы. - Король, - прошептала Ильдико, - сегодня мы должны мчатся, как никогда раньше. Мы должны поймать ветер, за которым там часто гонялись в горах, но так никогда и не поймали. Эти маленькие лошади пустыни быстры, мой великий король, но ты... ты без труда справишься с ними. На судейской трибуне пропел горн. Легкая дрожь пробежала по телу черного жеребца. Он поднял голову и начал поворачиваться. Хартагер знал, что означает сей звук. Ильдико сбросила накидку, в которой приехала из города, постояла, глядя на видимый через окно кусочек трассы. Она выглядела такой хрупкой и юной в белых тунике и юбке-брюках, позволяющих ей сидеть на лошади по-мужски. С сомнением взглянула на сапоги. Мужские, на несколько размеров больше, они грозили в любой момент свалиться с ее миниатюрных ножек. "Они и свалятся, - подумала она. - Так было всегда. И люди бросятся к ним и будут из-за них драться. Почему бы мне не снять их прямо сейчас"? Но мысль эту она отвергла. И так многим не нравилось участие в скачках женщины. Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
Гость Эльтебер Опубликовано 22 февраля, 2005 Поделиться Опубликовано 22 февраля, 2005 Он положила руку на холку Хартагера и одним прыжком оказалась у него на спине. Бореан разомкнул цепи. Пятясь, Хартагер вышел из стойла. Вскинул голову и громко заржал, вызывая соперников на бой. - Он знает! - воскликнул Бореан. Ильдико наклонилась к самому уху черного жеребца. - Мой король, - прошептала она с полными слез глазами, - ты должен сегодня победить, или у меня будут серьезные неприятности. Меня увезут. В страну, где одни арабские лошади. Более я никогда тебя не увижу. Не увижу тех, кого люблю. А я, о король, очень, очень их люблю! Мне бы лучше умереть, чем уехать от них. Сегодня ты должен сделать все возможное и невозможное для своей наездницы! Бореан оглядел могучего жеребца. - Сегодня он будет бежать, как никогда! - уверенно воскликнул он. Но стоящие вокруг конюхи не разделяли его энтузиазма. - Шансы араба предпочтительнее, - услышала Ильдико слова одного из них. Похлопала Хартагера по левому уху и выехала в яркий солнечный свет. Ильдико первым делом бросила взгляд на императорскую ложу. Император, чуть наклонившись вперед, с нетерпением ждал начала заезда. Под ложей продолжал играть оркестр. На скамье, чуть в стороне от оркестра, она заметила трех темнолицых мужчин в красных войлочных шапках, что носили в армии гуннов. И мысленно поблагодарила Евгению за черную ткань, которой та обмотала ей голову. Озабоченно поправила повязку, дабы она не слетела по ходу скачек. Собравшаяся толпа затаила дыхание, когда она направила черного жеребца к стартовой линии. Арабские лошади гуськом вышли с другой половины конюшни. Возглавлял колонну Сулейман. Во всяком случае, Ильдико решила, что первым из пяти идет Сулейман, поскольку раньше не видела ни одной из лошадей. Наездник Сулеймана был в пурпурном тюрбане, с пурпурными же нашивками на рукавах. Держался он очень уверенно. Стартовая позиция Ильдико не понравилась. Сулейман бежал по центру (неудивительно, он принадлежал королю). Слева от него заняли места Туркоман и Сайтиан. Еще одна арабская лошадь встала между Сулейманом и Хартагером, а последняя - справа от Хартагера. Черный жеребец оказался в арабских клещах. - Я возражала, - объяснила ей свое согласие Евгения по пути из города, - но Юсуф заверил меня, что нам нечего опасаться какого-либо подвоха. До первого поворота больше четверти мили, так что самый быстрый войдет в него первым вне зависимости от стартовой позиции. Мальчишка, который все время болтался в конюшне (говорили, что он сын владельца луга, на котором проводился заезд), стараясь чем-то помочь, что-то спрашивая, очутился рядом с Хартагером. - Госпожа моя, - воскликнул он, глядя на Ильдико, - мой уважаемый отец ошибается. Как ошибаются и многие другие уважаемые отцы, которые боятся арабов. Госпожа, черный выиграет. Утром он позволил мне постоять рядом с ним. Всего минуту, госпожа. Я знал, что он злится, потому что вокруг одни незнакомцы, а он скучал без тебя. Борьбы он не боится. Он принял решение победить! - Как тебя зовут, мальчик? - Малхуди, госпожа. - От твоих слов мне стало легче на душе, Малхуди. - Но, госпожа, - озабоченно продолжил мальчишка, - тебе не выиграть с этой повязкой на голове. Перед финишем ты всегда распускаешь волосы. Не знаю, что это значит, но без этого никак нельзя. - Может, ты и прав, Малхуди. Лошади выстроились в колонну и прогарцевали перед императором. Сулейман - первым, Хартагер - шестым. Затем все вернулись на старт. Ильдико посмотрела на наездников справа и слева от нее. Не прочитала в их лицах ни злобы, ни угрозы. Наоборот, они ей улыбнулись, продемонстрировав великолепные белоснежные зубы. Один что-то сказал на арабском, второй перевел на латынь. - Он говорит, что сегодня будут прекрасные скачки, белокурая госпожа. Но когда грохот цимбал бросил лошадей вперед, ее худшие страхи подтвердились. Лошадь справа приблизилась вплотную, так, что нога ее наездника коснулась Хартагера. Лошадь слева оказалась чуть впереди. Ильдико дернула Хартагера за ухо, что бы тот сбавил ход и двинулся к центру, но не тут-то было. Третья лошадь загородила путь. Три арабских скакуна буквально взяли Хартагера в кольцо. А Сулейман уже мчался к повороту. Один! Ильдико поняла, что спасут ее только решительные меры. Ногой толкнула черного жеребца в бок, переводя его на шаг. Другие лошади не смогли так резко сбросить скорость, и Ильдико сумела бросить Хартагера вправо. - Быстрей, быстрей, быстрей! - закричала она. Она знала, что по краю трассы земля не такая ровная. Она знала о дренажной канаве шириной в четыре фута. Но ничего другого ей не оставалось. Хартагер поначалу двигался осторожно, а потом начал прибавлять в скорости. Главного она добилась: вырвалась из арабских тисков. - Скорее, король, скорее! Хартагер уже не скакал, а летел. Арабские скакуны, поняв, что их затея не удалась, бросились следом. Но их уже разделял целый корпус. И догнать черного жеребца они не могли. Евгения стояла под императорской ложей и плакала. Из-за спин и голов людей она не видела трассы. Но Ивар, возвышающийся над всеми, докладывал ей о происходящем. - Мы проиграли, - всхлипнула вдова. Ну почему я согласилась поставить Хартагера между арабами. Я же чувствовала, что они задумали. - Я ничего не понимаю в скачках, - прокомментировал увиденное Ивар, но мне кажется тут какой-то подвох. Сулейман-то вырвался далеко вперед. Внезапно толпа взревела. Евгения схватила Ивара за руку. - Что такое? Что случилось? Бритонец ответил, но слова его поглотил рев толпы. - Громче! - вскричала Евгения. - Говори громче! - Она вырвалась! - Вырвалась? Это потрясающе. Ильдико, дитя мое, как я могла в тебе сомневаться. - Хартагер буквально летит над травой. - А я этого не видела! Какая паршивая, провинциальная трасса, где никто ничего не видит. Почему я своими руками загнала Ильдико в эту ловушку? Почему, почему дала уговорить себя этому сладкоголосому сыну Сатаны. Рев толпы становился все громче. - Ивар, Ивар! - кричала Евгения. - Есть ли у нас шанс? Бритонец не отрывал взгляда от трассы, а в голосе его слышались нотки сомнения. - Еще трудно сказать. У другой лошади большое преимущество. Надежда, конечно есть, но... К Евгении начала возвращаться уверенность. - Проигрывают только после отмашки на финише. Хозяин Сулеймана, улыбающийся во весь рот "сын Сатаны", подошел к ним. Король Даведы вел себя сейчас как простой смертный. Предвкушение победы озаряло его лицо. - Забег выигран, - сказал он вдове. - Но наша белокурая красавица - настоящий боец и постарается не сдаться без боя. - Черный сокращает расстояние, - возвестил Ивар. На таком расстоянии лошади казались игрушечными. - Чудес не бывает, - гнул свое король. Толпа взорвалась аплодисментами. - Что там такое? - внезапно обеспокоился Юсуф. - Черный обошел Сайтиана, - без запинки ответил Ивар, благо ему никто не мешал наблюдать за происходящим на дистанции. - И это все, - у Юсуфа отлегло от сердца. - Госпожа моя, боюсь, ваша подопечная не сможет выиграть, но мы должны быть готовы на случай того, что произойдет чудо. Чтобы реализовать мой план, вам надобно незамедлительно садиться в седло. - Я должна уехать до окончания заезда? - то был не вопрос, а крик души. - Да. Сейчас же. Один из моих людей ждет вас с лошадью. - Взглянуть бы хоть разок! - воскликнула Евгения. И тут заметила, что многие мужчины поднимают на руки детей, а некоторые даже женщин. Евгения повернулась к бритонцу. - У тебя хватит сил? Тот сначала не понял вопроса, а затем наклонился и как пушинку поднял ее над своей головой. Для устойчивости она одной рукой схватила его за волосы. - Я не подозревала, что дистанция столь велика, - она замахала свободной рукой. - Я ее вижу. Впереди только один араб. Я... я думаю, она его нагоняет! Нагоняет! - Ты должна немедленно уезжать, - повторил Юсуф. Чувствовалось, что происходящее на трассе ему не нравилось. Ивар опустил вдову на землю. - Спасибо тебе, - она улыбнулась. - Ну и силач же ты! Чувство облегчения и гордости охватило Ильдико, когда ей удалось вырваться на свободу. Более им никто не мог помешать. Но Сулейман и его наездник превратились в точку: так далеко умчались они. "Нам никогда их не догнать! Никогда! Никогда"! - в отчаянии подумала она. Слезы брызнули у нее из глаз. Что еще она могла сделать? Может, ей стоило бросить Хартагера влево, а не вправо? Или совсем остановиться и потребовать у судей начать заезд вновь? Но приняли бы они ее сторону? Правила, регулирующие скачки, еще не установились. От судей наездники слышали лишь одно: "Начинайте по звуку цимбал и скачите во весь опор". Она подозревала, что судьи, скорее всего отыграются за то, что она посмела сунуться в мужское дело, и снимут ее с заезда. Несмотря на эти невеселые мысли, Ильдико заметила, что Хартагер все наращивает и наращивает скорость. Мимо Сайтиана они пролетели так, словно араб стоял на месте. Поворот черный жеребец прошел впритирку к маркировочным столбам. Оставалось лишь догнать Сулеймана. И внезапно в ней ожила надежда: разделявшее их расстояние оказалось не так велико, как она думала. Она уже могла различить пурпурные нашивки на рукавах наездника Сулеймана. Вот он обернулся и на его лице отразилось изумление: он никак не ожидал, что черный жеребец так близко. Когда они вышли на длинную прямую перед финишем, из разделяло не более шести корпусов. Или преимущество слишком велико? Сможет ли Хартагер выдержать до конца эту невероятную скорость. Не откажет ли его могучее сердце? При выходе из поворота случилась то, чего она опасалась. Ветер снес с ее головы черную повязку. И теперь ее волосы белокурой волной летели над черной спиной жеребца. Ей вспомнился разговор с Малхуди. "Забавный мальчишка! Может, он окажется прав. У нас действительно появился шанс на победу"! Тут она заметила, что и ноги у нее босы. Она и не помнила, когда с них свалились сапоги. Красивые сапоги, украшенные золотыми фигурками, из зеленой кожи. Больше она их не увидит. Наездник Сулеймана, напуганный неумолимо сокращающимся расстоянием от преследователя, взялся за плетку. Ильдико услышала его голос, требующий от лошади бежать быстрее, еще быстрее. На боку Сулеймана вздулся рубец от удара. И Сулейман действительно чуть прибавил. Ильдико наклонилась вперед и похлопала по шее черного жеребца. - Сейчас, король, - прошептала она. - Сейчас или никогда. Можешь ты обойти его? О, великий король, ты должен меня спасти! Ей показалась, что и без того бешеная скорость возросла еще более. Как он был прекрасен! Ее отец не ошибся, сказав, что этот молодой черный жеребенок станет достойным наследником королей прошлого. Но справится ли его сердце с такой колоссальной нагрузкой? Они настолько сблизились, что она уже могла коснуться рукой рукава наездника Сулеймана. Он что-то кричал, призывая на помощь всех богов пустыни, и без устали нахлестывал жеребца. Хартагер, однако, нагонял его. Дюйм за дюймом. Но неумолимо приближалась и финишная черта. - Король! О, король! - воскликнула Ильдико и закрыла глаза, боясь того, что произойдет в ближайшие секунды. Ее босые ноги сжали бока Хартагера. Громоподобный шум заставил ее открыть глаза. Они пересекли финишную черту. На голову впереди Сулеймана. Но заметили ли это острые глаза судей? Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
Гость Эльтебер Опубликовано 22 февраля, 2005 Поделиться Опубликовано 22 февраля, 2005 Ее сердце, казалось, вот-вот вырвется из груди. По крайней мере, надежда у нее оставалась. Автоматически она коснулась ногой бока жеребца. - Потише, король, потише. Все кончено. Она пустила Хартагера легкой рысцой, не решаясь обернуться и посмотреть на трибуну, чтобы увидеть вердикт судей. Тут же почувствовала, что рядом возник всадник. Не на Сулеймане. - Не поворачивайся, - она узнала голоса Юсуфа. - Никто не должен видеть, что ты говорила со мной, - последовала напряженная пауза. - Ты выиграла. Ты это знаешь? - Я на это надеялась, - прошептала она. - Но полной уверенности у меня не было. - Больше ничего не говори. Слушай внимательно. Каждая секунда на счету. Я тебя потерял. Мне это тяжело. Поначалу я думал наказать Сулеймана, который меня подвел, но потом подумал, что ты этого не одобришь. - Он боролся до конца! - Его наездник слишком часто пользовался плеткой. Этого я ему не прощу. Он сам отведает того же угощения... Смотри прямо перед собой. Видишь прогал между деревьями справа от себя? Поворачивай туда. Дорога уходит в густой лес. Следуй по ней. Там ты найдешь своих друзей и лошадь для себя. Скачите быстро. Вы должны как можно дальше уехать на запад до того, как станет известно о вашем побеге. Мои люди приглядят за черным жеребцом. Его оботрут, выгуляют, а ночью привезут к вам. Я обо всем позаботился, - вновь возникла пауза. - Теперь посмотри на меня. Один взгляд. Ах, какая же ты красивая... и я вижу тебя в последний раз! 4 Николан ожидал, что Аэций примет его один на один. Но, когда его ввели в длинный зал с мраморными стенами и возвышением в дальнем конце, он увидел, что диктатор Рима стоит там в окружении большой группы людей. Он отличил между ними высших военачальников по коротким туникам и испанским мечам, а также сенаторов и политических деятелей по суровости лиц и пурпурным полосам на тогах. Их взгляды не отрывались от Николана, пересекавшего зал. Чиновник, стоящий на ступенях, указал послу, что ему следует оставаться внизу. - Твое имя? - воспросил он. - Николан Ильдербурф. - Что привело тебя сюда? - Я привез послание Аттилы, императора мира и высшего владыки вод и небес. Чиновник покачал головой. - Такого здесь не знают. Тогда Николан воспользовался титулом, который и Аттила предпочитал всем прочим. - Меня послал Аттила, Бич Божий, который воюет с Римской империей. Чиновник, после кивка Аэция, поклонился Николану. - Его знают. Что за послание ты привез? - Мне велено изложить его командующему римскими армиями. После этих слов Аэций отделился от остальных, спустился на несколько ступенек. - Я - Аэций. Они обменялись коротким взглядом. - Ага! Ты - помощник Аттилы, о котором мы столько слышали. Удивительно, что он послал в Рим столь полезного ему человека, - суровее лицо римлянина закаменело. - Трудно поверить, что человек твоего возраста и низкого происхождения смог так быстро и высоко подняться. Может, правитель гуннов посла тебя, моего бывшего раба, чтобы выказать мне свое презрение? - Я выполняю его приказ, господин мой Аэций. - А не боишься ли ты последствий? Я имею право распять тебя на кресте как беглого раба? - Грозящая мне опасность не составляет для меня тайны. Но я прибыл с охранной грамотой, как парламентер. Аэций оглядел свою свиту. Нахмурился. - Ты храбр. Говори. - Мой господин Аттила уполномочил меня сообщить, что верховному главнокомандующему армий, вторгшихся в Италию, ясна избранная тобой стратегия защиты. Ты оставил ему равнины Ломбардии, но угнал с них все живое. Ты уничтожил запасы зерна с тем, чтобы армии не досталось ни крошки съестного. Гарнизоны городов будут отчаянно биться на своих стенах. Стратегия твоя не нова. Она применялась и раньше. Даже при защите Рима. Смотрящие на него глаза горели ненавистью. Его изумило, сколь похожими все они выглядели, эти хозяева цивилизации, жестокие, не знающие справедливости. Защитит ли его охранная грамота, подумал Николан. По его спине пробежал холодок страха. - Но... - он запнулся, отгоняя захлестывающую его панику, - Аттила хочет, чтобы вы полностью осознали ту цену, которую придется вам заплатить. Он намерен жечь леса, травить земли, реки, озера, пока запах умирающей земли не достигнет высоких стен города на семи холмах. Он намерен взять штурмом города и разрушить дома, не оставив камня на камне. Уничтожение будет столь полным, что в грядущих веках не удастся найти и места, где стояли эти города. Он предаст мечу каждого мужчину, женщину, ребенка с безжалостностью, какой еще не знала земля. Крики жертв, которым уготовлена столь ужасная судьба, достигнут ваших ушей, пока вы сидите на этих холмах, уподобляясь легендарному Фабию. Крики эти достигнут ушей всего мира, вызывая удивление и, скорее всего, презрение. Стоит ли спасать Рим и одновременно обрекать на уничтожение плодородные земли, которые кормят этот город? Может ли осторожность спасти великую империю, построенную на смелости и решительности? - Это всего лишь слова, - вырвалось у Аэция. - Мой господин Аттила хочет, чтобы вы знали, на какие он готов пойти крайние меры. Эти богатые провинции будут уничтожены с жестокостью, какой еще не видел мир. Гордость и репутация Рима будут погребены под криками жертв и языками пламени. Лицо Аэция, побагровевшее от злости, внезапно побледнело. Он повернулся к свите. - Я все знал с самого начала, оставляя открытыми горные перевалы. И объяснил вам, чем это грозит, - он обвел взглядом лица, найдя многие холодными и враждебными. - Мне известно, что далеко не все не согласны со мной. Благодаря выбранной мною стратегии, я, возможно, войду в историю трусом, который стоял и смотрел, как погибают целые провинции. Но это единственный способ спасти Рим. - Ты мог уничтожить гуннов у Шалона, - с упреком указали ему. - Но ты не двинулся с места и дал им уйти. Аэций повернулся к говорившему. - Ты не сражался у Шалона, Квинтий Кассий. Ты не солдат. О войне ты знаешь понаслышке. Будь ты в Шалоне, ты бы понял, почему мы не могли ничего предпринять. Ведь и на арене случалось, что два гладиатора, схватившись в жестоком поединке, оба падали на песок, не в силах поднять оружие. Такое произошло и в Шалоне. Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
Гость Эльтебер Опубликовано 22 февраля, 2005 Поделиться Опубликовано 22 февраля, 2005 Он спустился еще на пару ступенек, простер руку к Николану. - Мы тебя выслушали. Ответа не будет. Ты можешь идти. Как только Николана вывели из зала, Аэций вновь повернулся к своим советникам. Чуть улыбнулся. - Это крик отчаяния Аттилы. Мне ясно, что он на пределе. - Он сделает то, что сказал, - воскликнул Квинтий Кассий. - Уничтожит равнины. - Да, - кивнул Аэций. - Но если мы двинем на него армию, он уничтожит Рим. - Мы победили его в Шалоне! Почему мы не сможем победить его вновь? - Я скажу тебе, почему мне не победить его вновь, как удалось в Шалоне, - Аэций с трудом сдерживал переполняющий его гнев. - В той битве мы потеряли наших лучших солдат, которых заменили необученные новобранцы. У нас нет союзников, что тогдастояли с нами плечом к плечу. У гуннов численное превосходство. Их конница без труда обойдет нас с флангов. Это будет бойня, - и тут гнев прорвался наружу. Аэций резко возвысил голос. - Я спас цивилизацию в Шалоне! И хоть кто поблагодарил меня? Я слышу лишь критику тех, кто ни разу не поднял меча в защиту империи. Горстки политиканов, завидующих моей власти. Я могу сказать вам только одно, моим дорогим согражданам, которые хорошо живут днем и сладко спят ночью. Я готов сложить с себя данные мне полномочия и предоставить вам разработку стратегии защиты. Я не буду возражать, если вы найдете другого полководца, который одержит для вас новую победу над гуннами. И тут стало ясно, что такая развязка их не устраивала. Слава победителя при Шалоне по-прежнему озаряла Аэция. Они хотели контролировать стратегию защиты, но не могли отправить в отставку того, кто однажды уже спас их. - Но жертвы этого дикого чудовища будут взывать к нам из залитой кровью земли, - воскликнул сенатор. - Можем ли мы стоять и смотреть, как Аттила вырезает половину Италии? - Ты повторяешь то, что уже говорилось во времена Фабия, - ответил Аэций. - Однако, он спас Республику. Если вы оставите мне право решать, я спасу Рим. Второй раз. Николана вновь пригласили к диктатору Рима. Аэций пришел в себя после взрыва эмоций в зале приемов. Он сидел за столом, заваленным бумагами, спокойный и хладнокровный. Таким его помнил Николан по тем дням, когда был его рабом. - Садись, - распорядился Аэций, не поднимая глаз от бумаг. Несколько секунд спустя он-таки посмотрел на Николана. - У тебя есть еще одно послание от твоего господина? - Есть, - кивнул Николан, - но оно предназначено только для твоих ушей. - Естественно. Аэций откинулся на спинку стула, вглядываясь в лицо Николана. Стену за его спиной украшали знамена, захваченные в битве при Шалоне. А посреди них висел меч, вероятно, тот, которым сражался Аэций. - Аттила предлагает провести мирные переговоры. При условии, что они начнутся немедленно. Его требования, господин мой Аэций, суровы. Территориальные уступки и ежегодная дань золотом до тех пор, пока не будут согласованы новые условия мирного сосуществования. Диктатор Рима пренебрежительно усмехнулся. - Он хочет сорвать плод победы без единого удара? - Северные провинции Италии и равнины Ломбардии у его ног. Он все оставит нетронутым. Штурма городов не будет, не прольется ни одна капля крови. Вот что он предлагает в обмен на территории. - У меня нет ни власти, ни желания отдавать и пядь земли, завоеванной кровью римлян. Не для того мы в Шалоне побили Аттилу, чтобы миром он получил то, чего не достиг войной. Николан продолжил, на этот раз тщательно подбирая слова, поскольку коснулся весьма деликатной темы. - Возможно, нам удастся найти точки соприкосновения. Может статься, ты не знаешь, что принцесса Гонория на свободе и заключила договор с Аттилой. - Мы взяли за правило знать все, что в какой бы то ни было степени касается нас, - сухо ответил Аэций. - Об исчезновении принцессы нам доложили тотчас же. И нам известна, - он одарил Николана ледяным взглядом, - твоя роль в организации этого побега. Николан наклонился вперед, понизил голос. - Могу я сказать тебе, господин мой Аэций, что я не был повинен в преступлении, за которое ты повелел наказать меня. Да, я знал о твоем желании жениться на принцессе, но ни одно слово не слетело с моих губ. Аэций небрежно махнул рукой. - Я знаю, что вины на тебе нет. - Аттилу интересует, а хочешь ли ты вновь вернуться к этой идее. Как муж принцессы, ты сможешь контролировать те приобретения, что она получит по результатам мирных переговоров. Возможно, ты приобретешь еще большее влияние на императорскую семью. Лицо Аэция внезапно, и лишь на мгновение, осветилось улыбкой. - Твои источники информации не столь надежны, как наши. Тебе, похоже, неизвестно, что принцесса сбежала из того дома, куда ты ее отвез? Выражение лица Николана не оставило сомнений в том, что для него это сюрприз. - Вижу, ты ничего не слышал. Произошло это две недели тому назад. Она сбежала с рабом, принадлежащим Микке Медескому. Ходили разговоры, что этот раб был сыном арабского правителя. Правда это или нет, но они отплыли на Восток на торговом корабле, - он помолчал. - Так что едва ли кто вновь услышит о принцессе. Что же касается мирных переговоров, то я об этом подумаю. Но у меня и сейчас возникают серьезные сомнения в их необходимости. Мы можем заключить мир сегодня, но год спустя Аттила вернется с еще более сильной армией. Перемирия он ни во что ни ставит. Они заключаются для того, чтобы нарушаться. Иевот что еще. У твоего господина не такое уж крепкое здоровье. И никто другой не сможет удержать под своим началом покоренные им страны. С его смертью империя гуннов лопнет как мыльный пузырь. Время, - заключил римлянин, - работает на нас. - Но он действительно уничтожит север Италии, - предупредил Николан. - Это не пустая угроза. Все мужчины, женщины, дети будут убиты. - Они умрут ради спасения Рима, - изрек Аэций. - Можно ли желать лучшей судьбы? - он надолго замолчал. - Насчет тебя я еще не решил. Мои добропорядочные советники требуют твоей смерти. В отличие от меня они не помнят, что в руках у Аттилы много наших людей, которых казнят в отместку за твою смерть. Ты, скорее всего, останешься в живых, но ты видел и слышал слишком многое, чтобы отпускать тебя назад. Так что я приставлю к тебе охрану. До тех пор, пока ситуация не прояснится. Он хлопнул в ладоши и в дверях возник молодой высокий офицер. - Лутатий Руфий, передаю в твои руки посланца Аттилы. Если он сбежит, ответственность ляжет на тебя. Как и в том случае, если ему будет причинен вред. Офицер посмотрел на Николана. Он ничем не напоминал типичного римского солдата, с твердым взглядом, волевым подбородком, гордым носом. В его внешности чувствовалась мягкость, скорее он происходил из семьи патрициев, а не потомственных военных. - Приказ ясен, господин мой Аэций, - ответил Лутатий Руфий. Николан быстро осознал, что относиться к нему будут с уважением, но сбежать не позволят. Комната, в которую его отвели, находилась в конце длинного узкого коридора. Окна, выходящие на север и восток, были забраны толстыми решетками. Дверь открывалась лишь после поворота ключа тюремщика. Скрашивали жизнь большая кровать и ванна в углу. А сожалел Николан лишь о том, что не может оказаться в той части Далматии, где вдова и ее команда должны были вынырнуть из-поз земли, преодолев трудности и опасности подземного путешествия. Стоя у окна, он пытался представить себе Ильдико на спине могучего Хартагера, со знаменитыми волосами, спрятанными под какой-либо головной убор, с весело блестящими глазами. Копаясь в памяти, он не мог припомнить случая, когда бы девушка сидела в печали. Она скакала на лошадях, танцевала, пела, смеялась! Как она прекрасна! Придет ли день, когда он сможет назвать ее своей женой? Она ничем не выказала своего расположения к нему: пара взглядов, брошенных на него во время конной прогулки, несколько добрых слов, намек, что ей понятна причина его служения Аттиле. Не слишком прочное основание для того, чтобы строить на нем здание надежды. "Мне бы встретить ее, - думал он. - Чтобы завоевать ее расположение, я должен сделать для нее что-то важное и нужное". Тревожило его и другое. Допустим, они достигли поместья вдовы в Далматии, увидели, что Аттилы нет и в помине, и решили отправить Ильдико к отцу. "Ивар бы, конечно, отговорил их от столь рискованного шага", - думал Николан. Но как он мог знать, разыскал ли бритонец вдову в Константинополе? Он шел через незнакомую территорию и вполне мог опоздать. Иногда он забывал о своих страхах, переключаясь на открывающийся из окна вид. Окружающая территория превратилась в большой военный лагерь. Везде стояли палатки, каждую окружал ров с перекинутым через него мостиком. Декании (в современной армии они носили бы звание капралов) муштровали новобранцев. Колонны легионеров, в полной боевой выкладке, маршировали на плацу. Аэций не собирался выводить войска против Аттилы, но следил за тем, чтобы они не теряли боеготовности, на случай, что избежать сражения не удастся. За палатками он видел высокие берега реки По. Там лагерь заканчивался, на другом берегу не осталось ничего живого. "Аэций, - подумал Николан, - готовит линию обороны, если гунны смогут продвинуться так далеко". Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
Гость Эльтебер Опубликовано 22 февраля, 2005 Поделиться Опубликовано 22 февраля, 2005 Офицер, Лутатий Руфий, появился в комнате на следующее утро, когда Николану принесли завтрак. Плюхнулся на стул, прежде чем заговорить. - Ну и бучу ты поднял. И раньше мнение Аэция не было единственным, а теперь Рим раскололся надвое. Солдаты поддерживают Аэция. Политики, которым не придется сражаться, требуют немедленного удара по гуннам, - он вздохнул, показывая, что второй вариант ему не по душе. - Аэций, разумеется, прав. Еду принесли хорошую, а вино - молодое, очевидно дешевое. Вспомнив, что Аэций не терпит пьянства, Николан позволил себе лишь глоток. - Ты веришь, что вы сможете одержать еще одну победу, как и в Шалоне? - Никогда! - твердо заявил офицер. - Мой добрый беглый раб и смелый посланец, ты должен знать, каково положение дел. Рим помягчел. Посмотри на меня. Я принадлежу к одному из древнейших родов, а в армии лишь потому, что от таких как я этого ждут. У меня нет ни малейшего желания идти в бой. Я не хочу целыми днями шагать по жаре, мерзнуть ночами, и все для того, чтобы какой-нибудь варвар изрубил меня на куски. Есть способы этого избежать. Способы. Да, и средства. Я сожалею лишь о том, что не родился несколькими столетиями раньше, до того, как нагрянули эти ужасные варвары. Но столкновения можно было избежать, если бы Аэций согласился откупиться от них. Так поступили в Константинополе, и мы тоже могли бы жить с Аттилой в мире, если б Аэций не навязал нам себя и не заставил действовать в соответствии с его видением ситуации. - Ты хочешь сказать, что его подъем на вершину власти вызван не тем, что империи требовался такой правитель? - Откуда такие фантастические мысли? Никому он не требовался. Его отец - варвар. Кажется, из Моизии. Заштатной провинции. Аэций всего добился хитростью и интригами. Император и старуха ненавидели его. Ты этого не знал? Разумеется, полководцем он был хорошим. Потребовалась, однако, энергичная кампания по обработке черни, чтобы народ после Шалона стал восхвалять его как бога. Но нам это удалось. А теперь все изменилось. Народ требует отрубить ему голову, потому что он не ведет армию против Аттилы. Лутатий Руфий, похоже, любил поболтать. Он закинул ногу за ногу и тепло улыбнулся Николану. - Побег Гонории привел двор в ярость, - продолжил он знакомить Николана с местными сплетнями. - А я рад, что она удрала. Было время, - губы Руфия разошлись в самодовольной улыбке, - когда Гонория положила на меня глаз. Вот тогда, единственный раз в жизни, я проявил благоразумие. Отправился путешествовать. Побывал в Тунисе, Каире, Антиохии, Константинополе. Когда я вернулся, она нашла себе других фаворитов. Я слышала, она охмуряла даже тебя своими длинными ресницами. Когда ты был рабом Аэция. - Откуда тебе это известно? - У меня особый дар слышать то, что пропускают мимо ушей другие. Есть свои способы. И средства, знаешь ли. Я в курсе всех сплетен. Николан решил зачерпнуть из подвернувшегося ему источника информации. - Ты слышал о вдове Тергесте? - О вдове я знаю все. Я могу сказать тебе точный размер ее талии и состав краски для волос, которой она пользуется. Я знаю, откуда она родом. Она говорит, что ее отец был губернатором провинции, опуская ее название. Как четвертая дочь, зваться она должна Евгения Квартилла. Но я знаю, кто она такая. Она родилась в семье обедневшего сортилегия, предсказателя, определяющего будущее по мху на скале, зубам собаки, прочей ерунде. - Ты в это не веришь? - В предсказания? Послушай меня, друг мой. Я не гожусь в идеальные мужчины и разменял жизнь на пустяки. Подозреваю даже, что я трус. Но мне хватает ума понимать, что невозможно определить будущее, копаясь во внутренностях убитого животного или вороша дубовые листья в Додоне. - Вдова действительно очень богата? - Богатейшая женщина мира. Если ты идешь к ростовщику за деньгами, достаточно сказать ему, что ты хочешь на ней жениться. Все ее мужья были богатыми стариками. И вдове удавалось сохранить то, что они ей оставляли. - Говорят, она много путешествует. - Никогда не задерживается в одном месте. По-моему, она постоянно охотится за мужьями. Кстати, сейчас я расскажу тебе кое-что интересное. У нее появилась подопечная. Золотоволосая красотка с синими глазами и осиной талией, - он послал незнакомке воздушный поцелуй. - Как раз в моем вкусе. Но теперь, когда вдова вновь свободна, девушка может ей помешать. Сможет ли вдова найти мужа для себя, если рядом находится такой лакомый кусочек? Сначала ей придется выдать замуж девушку. - Откуда тебе все это известно? - Разве я не сказал тебе? Есть способы. Итак, вдова подыскала ей жениха. Богатого, молодого, и не страшилу. Девушка ответила нет, она, мол, уже влюблена. "Любовь! - воскликнула вдова. - Что ты знаешь о любви в твоем возрасте? Подожди, пока доживешь до моих лет. Кто этот человек"? "Я его знаю всю жизнь". "Абсурд! - вдова покачала головой. - Это какой-нибудь дикарь со свалявшимися волосами, нечесаной бородой и телом, как у медведя". Но девушка заявила, что в мире нет более красивого мужчины. "Тогда речь шла не обо мне", - подумал Николан. - И твердо стояла на своем, - продолжал Руфий. - А мужчины смотрели не на вдову, а на ее подопечную. Даже Аттила прослышал о ней и хочет заполучить ее в свой гарем. Николан решил сменить тему. - Я вот думаю, а есть ли способы и средства удрать отсюда? Лутатий Руфий тут же поднялся. В голосе его послышались железные нотки. - Насчет этого я могу высказаться вполне определенно. Побег абсолютно невозможен. Как-то утром Николан подошел к северному окну и сразу понял: что-то случилось. Лагерь гудел, как растревоженный улей. Легионеры стояли кучками и что-то шумно обсуждали. Удивило его и обилие монахов. Из-под клобуков выглядывали лишь их настороженно-испуганные глаза. Мимо его двери то и дело проходили люди. Ему показалось, что несколько раз он слышал рыдания. Ответ принес ему Руфий. Он вошел в комнату, бледный как полотно. - Аквилия пала, - объявил он. - Гарнизон доблестно сопротивлялся, но гуннов было больше, чем песчинок в пустыне, - он шумно глотнул. - Город уничтожен, все жители безжалостно вырезаны. Мужчин выводили на ярмарочную площадь и буквально разрубали на куски. Каждый гунн ездит теперь с отрубленной головой на пике. В первый день женщин пощадили, поскольку гунны пировали, потом их всех обезглавили. Детей убили первыми, размозжив им головы о крепостные стены. - Они пребывали в уверенности, что эти стены выдержат любой штурм, - прошептал Николан, потрясенный услышанным. - То же произойдет и в других городах, - продолжил Руфий. - Они совсем рядом. Алимиум, Конкордия, Падуя, Виченца, Верона, Бергамо. Даже Милан и Павия. Нигде не найти спасения, пока это чудовище рыщит по свету. Понимая, что резня в Аквилии может отразиться на его судьбе, Николан вновь подошел к северному окну. Стоял прекрасный день. На берегах великой реки пели птицы. Радостно ржали кони. Небо сияло бездонной синевой, а под ним, не так уж далеко от лагеря, в ужасных муках гибли ни в чем не повинные люди. - И выхода нет, - Руфий чуть не плакал. - Нет никакой возможности остаться дома. Придется идти на войну. С которой мне не вернуться. Я умру жалкой смертью. - Нет, сражения не будет, - заверил его Николан. - Я знаю Аэция. Он не изменит своего решения. Будет сидеть здесь, не мешая Аттиле уничтожать город за городом. - Если он так поступит, тебя ждет незавидная судьба. Люди хотят отомстить. И ты, мой бедный друг, скорее всего станешь первой жертвой. Я уже слышал такие разговоры. Николан мрачно кивнул. - Я знаю. Я прочитал свой приговор на лицах людей, когда утром выглянул в окно. Другого, собственно, я и не ожидал. - Ты, однако, совершенно спокоен, - удивился Руфий. - Если я и спокоен, то лишь потому, что смирился с таким исходом. Я живу под страхом смерти с того самого момента, как отказался служить в армии Аттилы. Привык, знаешь ли. - Но почему ты отказался служить в армии? - Озаботился состоянием своей души. Понимаешь, мне стали близки взгляды христиан. - Я сам христианин, - признался Руфий. - Но не из тех, кто воспринимает религию на полном серьезе. - Аттила пригрозил, что казнит меня, но затем начал давать мне специальные поручения. Срыв которых опять же обрекал меня на смерть. - Но... - на лице офицера отразилось недоумение, - ты же мог убежать от него. Почему ты приехал сюда? - Убежать? Но куда? Две империи разделили мир между собой. Рано или поздно меня бы поймали. Те или другие. А тут у меня был хоть какой-то шанс. Теперь его нет, - Николан помолчал. - Почему в лагере так много монахов? - Из Рима приезжает папа Лев. Наша последняя надежда. Николан нахмурился. - Что он может сделать? Спасти мир, явив чудо? Заставить воды Адриатики выкатиться на берег и смыть захватчиков, как в свое время воды Красного моря поглотили египтян? Руфий, похоже, разделял его сомнения. - Римский папа бог или обычный человек? Во всяком случае, времена чудес миновали. Николан сел на мраморную скамью у ванны, наполненной водой. - Говорят, Лев - сильный папа, - продолжил Руфий. - Он и Аэций единственные наши лидеры. Император - слабовольный идиот, - молодой офицер заходил по комнате. - Мы погибнем в расцвете сил, ты и я. Не проще ли тебе будет просто лечь на дно ванны и остаться там? Николан покачал головой. - Нет, дружище Руфий. Я предпочитаю встретить смерть лицом к лицу. Самоубийство - не та дорога, что может привести в царство божие. На лице Руфия отразилось сомнение. - Это утверждают христиане? Мой дед принял крещение, когда христианство стало государственной религией, по примеру остальных. Но никто из нас не верит в учение Христа. С каждым часом напряжение в лагере росло. Николан стоял у окна и наблюдал за происходящим, ожидая, что с минуты на минуту за ним придут. Когда солнце закатилось за горизонт, он подумал: "Больше я никогда его не увижу". Но лишь когда стемнело, он услышал приближающиеся шаги, которые стихли у его двери. Николан встал, решив, что его час пробил. В комнату вошел Аэций, сопровождаемый слугой с зажженной лампой. В ее слабом свете Николан искал изменения в лице диктатора Рима. Но видел те же спокойствие и суровость. - Ты слышал? - спросил Аэций. - Мне сказали о падении Аквилии. - Твой хозяин держит слово. Все население уничтожено, до последнего человека. Я не изменил своего решения, и не изменю его, даже если он будет брать город за городом. Но люди негодуют и требуют отмщения. И в первую очередь хотят разделаться с тобой, - он выдержал паузу. - Я не собираюсь отдавать тебя им. Прежде чем Николан успел раскрыть рот, чтобы выразить свою благодарность, Аэций остановил его взмахом руки. - Не думай, что я делаю это из-за заботы о тебе. Если я о чем-то забочусь, так это о собственной душе. Один раз я несправедливо подверг тебя жестокому наказанию. Возможно, в благодарность за спасение ты простишь мне тот грех. И еще, - вот когда в голосе прорвались те чувства, что переполняли Аэция. - Я по-прежнему правитель Рима! Почему я должен уступать требованиям лицемерных сенаторов и слабовольных генералов? Я сказал им, что сами они могут отправляться на помощь осажденным, если так остро переживают за них. Но нет, они желают сидеть здесь, в полной безопасности, и пить кровь беспомощных жертв. Я могу уделить тебе лишь несколько секунд, - голос его вновь обрел привычное спокойствие, - поэтому слушай внимательно. В этой части дворца стражи нет. Я уйду, оставив дверь открытой. Выходи следом, закрой дверь и поверни направо. Один из моих слуг будет ждать тебя в конце коридора. С ним пройдешь к конюшне. Твоя лошадь оседлана и ждет тебя. В переметных сумах запас провизии на неделю. - А как же те, кто приехал со мной? - спросил Николан. Аэций безразлично махнул рукой. - Их отпустят позже. Можешь о них не волноваться, - он пристально вгляделся в Николана, прежде чем шагнуть к двери. - Ты думаешь, что забота о том, как подумают обо мне потомки - проявление слабости? В одном я уверен - я, который спасу Рим благодаря моей выдержке, войду в историю как трус. Эти крикливые римляне не могут понять, что другого пути к спасению просто нет. Они не станут восхвалять меня, когда Аттила уведет свою голодающую армию. Они будут требовать моей головы. Я не питаю особых иллюзий. Но по крайней мере меня никто не обвинит в убийстве парламентера. В дверях он обернулся. - Ты по-прежнему мечтаешь о покорении Рима гуннами? - Нет, господин мой Аэций. - Но раньше тебе этого хотелось? - Совершенно верно. - Мне кажется, что среди своего народа солидарных с тобой не было. Остальные сохранили верность Риму. - Нет, господин мой. Они предпочли Рим Аттиле, но в этом они лишь выбирали меньшее из двух зол. Если у покоренного народа мужественное сердце, он сохраняет верность своим традициям и воспоминаниям. У моего народа мужественное сердце. Аэций потер подбородок рукой. - Возвращая тебе свободу, мне следовало добавить, что ты получаешь ее при выполнении двух условий. Первое, ты не должен возвращаться на службу к Аттиле. - Даю тебе слово. - У тебя острый взгляд. Ты видел многое из того, что будет ему полезным. Если ты попадешь к нему в руки, ничего ему не говори. К каким бы методам убеждения он не прибегал. - Клянусь, господин мой, я ничего не скажу. - И второе. Сначала отправляйся в Равенну. Добраться туда будет нелегко. Не зря ведущую в город дорогу окрестили Дорогой трусов. Все добрые римляне, напуганные возможным пришествием Гунна, устремились в Равенну. Так что смотри, как бы тебя не затоптали. Тем не менее, я прошу тебя поехать туда и как можно быстрее добраться до Тергесте. Я хочу, чтобы ты передал мое письмо одному человеку в этом городе. Наверное, тебя не удивит, что среди моих врагов зреет заговор. Они хотят сместить меня с поста главнокомандующего и обвинить в измене. Моя безопасность будет зависеть от того, сможешь ли ты передать письмо. Ты готов взять его? - Да, господин мой. - Я тебе доверяю, - Аэций протянул письмо Николану. - Будь осторожен. Никто не должен знать, что ты выполняешь мое поручение. Дело настолько важное, что я не могу доверить его никому из своего окружения. Нельзя терять ни минуты, - с тем он и вышел из комнаты. Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
Гость Эльтебер Опубликовано 22 февраля, 2005 Поделиться Опубликовано 22 февраля, 2005 5 Николана ввели в величественный дом. Сопровождаемый слугой, он миновал бесчисленные залы, лестницы, коридоры, пока не оказался в просторной комнате, из окон которой открывался прекрасный вид на бухту. Там его встретил высохший старичок с проницательными глазками. Николану он представился как К.Кай Росий, и дважды прочел письмо Аэция, прежде чем вновь посмотрел на своего гостя. - Он пишет, что тебе можно доверять, - лицо его покраснело от негодования. - Это же безобразие! Человек, спасший в Шалоне весь мир от нашествия варваров, должен заботиться о собственном благополучии и даже жизни после того, как варвары уберутся восвояси. Ох уж эти римские политики, с толстыми кошельками и абсолютной беспринципностью! Я не испытываю к ним ничего, кроме презрения! Несколько мгновений один из самых богатых купцов Тергесте разглядывал бухту, затем повернулся к Николану. - Что привлекло твое внимание в этом городе? - Через проломы в стенах могут проехать в ряд шесть всадников-гуннов. - Что еще? - Я не видел вооруженных людей. - Все легионы Иллирии Аэций забрал в свою армию. Это правильно. Я не солдат, но и мне ясно, что прежде всего надо защищать Рим. Это все? - Я не заметил часовых, ни у ворот, ни на стенах. - Какой показалась тебе наша провинция? - Поля зеленеют, обещая богатый урожай. А по ту сторону моря все выжжено солнцем. Армия Аттилы будет голодать. - Ты очень наблюдателен. Сколько, по-твоему, Аттила продержится на равнине Ломбардии? - Пока не захватит все города северной Италии и не использует имеющиеся там съестные припасы. Ни днем дольше. - До нас дошли известия, что все города северной Италии в его руках, - К.Кай Росий пристально всматривался в Николана. - Наш губернатор не скрывает, что он - враг Аэция. Он пожаловался Сенату, когда тот забрал легионы. Ходят слухи, что он очистил казну Тергесте до последней сестерции, чтобы послать Аттиле крупную сумму в обмен на обещание не вводить войска в провинцию. Это измена, но он, естественно, все отрицает. Однако, после того, как Аттила всей мощью ударил по Аквилии, он ходит, словно самодовольный гусак. Только что не говорит: "Я спас Тергесте! Я!" Но будет ли Аттила и дальше держать слово? - До тех пор, пока сможет себе это позволить, - уверенно ответил Николан. - Пока у армии не кончится еда. - И что тогда? - Тогда вы увидите пыль на северном горизонте, и всадники Аттилы, словно саранча, набросятся на вашу провинцию. Купец согласно кивнул. - Я пытался убедить жителей Тергесте, что именно так оно и будет. Они отказываются в это поверить. Им бы восстановить стены и готовиться к осаде. А они смеются. "Где сегодня Аквилия? - спрашиваю я их. - Где завтра будет Тергесте?" Никакого толку. Они зажирели и довольны жизнью, - он разорвал письмо Аэция на мелкие клочки и сжег их на жаровне, что стояла в углу. - Мы здесь процветаем, и наше богатство ослепляет нас. Могу я спросить, какие у тебя планы? Николан решил ответить честно, в надежде получить важную для себя информацию. - Хочу поехать дальше на юг. Я ищу вдову Тергесте. Старый купец фыркнул. - Вдова Тергесте! Разве ты не знаешь, что она стала вдовой лишь несколько недель тому назад? Ее третий муж сбежал от нее. Конечно, он был занудой. Но, скорее всего ее темперамент оказался ему не по плечу. Короче, он скрылся на Востоке и лишь недавно пришло известие о его смерти. Теперь она свободна, и от желающих устроиться у нее под бочком отбоя не будет. Она невероятно богата, и только в Тергесте принадлежащая ей собственность оценивается в тысячи талантов, - К.Кай Росий усмехнулся. - Будь я на десяток лет моложе, обязательно приударил бы за ней. Николан поклонился и двинулся к двери. - Если я более тебе не нужен, позволь откланяться. Росий пошевелил обуглившиеся остатки письма. - Я думаю, тебе следует остаться на ночь. В Тергесте прибыл сказитель, и он обещает поведать нам удивительную историю. Ник прислушался к совету старика-купца и, когда солнце скользнуло за горизонт и начала сгущаться тьма, направился к едва ли не самому большому пролому в стене, в компании многих и многих мужчин. Именно там сказитель решил собрать свою аудиторию. Сам он, невысокий, худенький, в странной войлочной шапке и серой тунике, устроился на стене, меж двух факелов, чтобы сидящие внизу видели его лицо. Он снял шапку, обнажив совершенно лысый череп, круглый как яйцо какой-то доисторической птицы. - Граждане Тергесте, - начал он, вызвав немалое удивление, ибо никто и представить себе не мог, что человек столь хрупкого телосложения обладает таким сильным голосом, все вы христиане. Я - нет. Я пришел из далекой восточной страны, куда еще не дошло учение скромного плотника. У нас своя вера. Очень древняя. Столь древняя, что мой народ счастливо живет и умирает по ее законам. Его глубоко посаженные глазки обежали стоящих у стены. - Посмотрите на форму моего носа, линию бровей, цвет моей кожи. Можете догадаться, откуда я родом? - ответа не последовало, а потому сказитель позволил себе улыбнуться. - Страна моя находится за великими реками и высокими горами. Народ мой знает много легенд, которые я мог бы вам рассказать. Но, добрые мои друзья, так уж получилось, что я стал свидетелем события, превосходящего все то, что я слышал в родной земле. Слушайте меня. Слушайте внимательно. Я, Тарманца, жалкий сказитель, стоял рядом с Аттилой и великим святым отцом из Рима, которого все называют папой, когда они встретились на берегах Минчия. Как получилось, что какому-то чужестранцу дозволили присутствовать при столь знаменательном событии? Я вам все расскажу. Когда стало известно, что святой отец из Рима намеревается ехать на встречу с Аттилой без вооруженной охраны, многие из монахов, кому предстояло сопровождать его, подумали: "Что-то у меня нет сил для такой длинной поездки, да и не кажется мне, что моя голова будет лучше смотреться на пике гунна, а не на моих плечах". Я же старик, и мне уже без разницы, для чего используют мою голову, поэтому я подошел к одному из таких монахов и предложил поехать вместо него, если, конечно он отдаст мне свою рясу. Я пообещал низко надвинуть капюшон на лицо, чтобы никто не заметил подмены. Он согласился. Когда на подходе к Минчию мы увидели стоящее на другом берегу войско гуннов, многие монахи замедлили шаг. И никто не запротестовал, когда я, шедший позади всех, протиснулся вперед, к Его святейшеству. Река сильно обмелела, ибо в Ломбардии уже забыли, что такое дождь. Я видел, что палаток гуннов не меньше, чем песчинок на берегу, а небо покраснело от их знамен. Но я видел также, что животы у них втянуты, а ребра их лошадей можно без труда пересчитать. За нами была лишь выжженная земля. Ни один римский орел не поддерживал нас. Сказитель выдержал паузу и возвысил голос. - О ком мне рассказывать первым? Об Аттиле, Биче Божьем? Или о папе Льве, который бесстрашно поехал к Гунну, чтобы сказать, что тот не должен идти на Рим? Ему ответили незамедлительно. Крики раздались отовсюду. - Об Аттиле! Аттиле! Расскажи нам о Биче Божьем! Сказитель чуть улыбнулся. - Вот так всегда. Внимание прежде всего привлекает злодей. Но не положительный герой, добрый, богобоязненный, смелый. Как скажете, друзья мои, так и будет. Сначала я расскажу вам об Аттиле. Выглядывая из под капюшона, я мог видеть этих двух великих людей куда яснее, чем вас, собравшихся внизу. Я сразу понял, что у Аттилы тело старика. Согнувшись, сидел он на лошади в окружении советников и охранников. Но глаза его были молоды! Я видел, как поблескивали они, когда он всматривался в лицо папы. И я подумал, что передо мной человек, который обрушил на мир все таящееся в нем зло ради достижения своих целей, в уверенности, что творит добро. Я видел раздирающие его противоречия. В твердости его взгляда читалась смерть, но в руках виделся намек на сострадание. Тунику его, заношенную, в пятнах, украшали драгоценные камни. Стоящие рядом с ним гунны по его сигналу с радостью разорвали монахов на части. Полуистлевшие человеческие головы качались на пиках многих из них. Те же противоречия были свойственны и характеру папы римского. Римлян из римлян, смелый и гордый. И одновременно мягкий и сострадающий, готовый умереть, но не отступить от своей веры. В богатых церковных одеждах, надетых лишь для того, чтобы произвести впечатление на варвара. Наблюдая за ними, слушая их, я подумал, что убедить священника в его неправоте и заставить изменить принятое решение будет куда сложнее. Папа протянул руку вождю гуннов. Аттила двинул лошадь на шаг или два и склонился над ней. Но не поцеловал руку, как ожидал папа. Аттила сказал: "Я кланяюсь не тебе, который собирает силы Рима, чтобы бороться со мной, а Богу, которому ты служишь. О котором я слышал много хорошего". Глаза папы стали похожими на льдышки, и он сурово ответил: "Не спеши судить о Боге, которому я служу, о Аттила. Это жестокий Бог. Он ударит тебя, если ты ступишь на землю священного города Рима, как ударил Он дикаря Алариха". Они говорили долго. Вернее, говорил папа Лев. Аттила, в основном, слушал. Гунны, сгрудившиеся за ним, не понимали ни слова. Они то и дело хватались за рукоятки мечей. Чувствовалось, что это единственный их аргумент при решении любого спора. Сказитель замолчал, как бы подчеркивая, что переходит к самому главному. - А теперь послушайте, что произошло дальше. Папа поднял руку и вскричал голосом, далеко разнесшимся по голым берегам Минчия. "Можешь не верить мне, когда я говорю о каре, которую нашлет на тебя Бог Израиля. Но я молю Его явить нам своих посланцев, чтобы те предупредили тебя о твоей судьбе. Я взываю, о великий Боже, к помощи святого Петра и святого Павла в этот час тяжких испытаний!" И пока он говорил, небеса разверзлись, две фигуры появились средь редких облаков и на крыльях полетели к земле. Я видел их собственными глазами, хотя исходящий от них свет был столь ярок, что я едва не ослеп. Они были высоки ростом, эти души, что пришли на зов папы, с нимбами над головами, с белоснежными крыльями за спиной. Когда они коснулись земли, я не смог разглядеть их лица, так они сияли. Я закрыл лицо руками. Но я слышал их голоса, хотя не могу вспомнить, что они говорили. Вновь пауза. - Я уже говорил вам, что я не христианин. И все же готов утверждать, что увиденное мною - не магический фокус. Я видел, как разверзлись небеса, я видел спускающиеся на крыльях фигуры. Я видел, как их ноги коснулись земли. Я слышал, как дрожала земля, когда они шагали по ней. Я не открывал глаз, пока вновь не услышал звука их крыл. Посмотрел вверх, но их уже не было. Небеса закрылись, поглотив своих посланцев. И тут я увидел, что исчезли сопровождающие Аттилу гунны. Оказалось, что земля дрожала не от шагов небожителей, а от копыт лошадей гуннов, в такой панике удирали они. Лишь Аттила не двинулся с места. Не дал лошади броситься вслед за остальными. Ни тени улыбки не появилось на его лице. "Мои люди уже насмотрелись на твоих ангелов, о папа", - молвил он. Не только людей Аттилы охватила паника. Три монаха, что несли большой крест, выронили его и стояли теперь на коленях, надвинув капюшон на лицо. "Не удивительно, что ты остался один, Аттила, - ответил папа. - Небесный огонь слишком ярок для простых смертных". "Я не буду задавать вопросов, - изрек Аттила. - Хотя мне говорили, что есть некий Симон Маг, по воле которого появляются и исчезают крылатые фигуры. Могущество твоего Бога не вызывает у меня сомнений. Он наслал голод на землю, по которой шли мои солдаты и заставил их остановиться. А это не удавалось легионам Рима, - Аттила надолго замолчал, а потом продолжил. - Я должен обдумать то, что видел и слышал". Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
Гость Эльтебер Опубликовано 22 февраля, 2005 Поделиться Опубликовано 22 февраля, 2005 Сказитель взял один из факелов и спустился со стены. Поставил большую оловянную миску на камень. - Я могу добавить лишь одно. Через час после того, как папа вновь пересек Минчий, в лагере гуннов началась суета. Свертывались палатки, грузились повозки. К утру лагерь врага опустел. Николан показал пример, первым бросив в миску монету. Пришелец с Востока поблагодарил его улыбкой. Сказители всегда слыли бедняками, а на этот раз он честно отработал свои деньги. Николан, ранее обещавший Росию, что придет к нему вечером, нашел старого купца в другой комнате, размерами поменьше, но также с окнами на бухту. Росий ужинал. Он пригласил Николана к столу, но тот отказался, сославшись на отсутствие аппетита. Состоял ужин из чаши вина и нескольких устриц. - Тебя удивил успех папы? - спросил купец. Николан ответил не сразу. - История это никак не выходит у меня из головы. Я не нахожу ничего удивительного в том, что души великих святых спустились на землю. Если бы Бог Израиля посчитал нужным остановить варваров, Он мог бы уничтожить всю армию гуннов. Возможно, вместо этого он прислушался к словам Льва. Но есть и другая сторона медали. Я не могу поверить, что Аттила в испуге повернул назад. Он не боится никаких богов. Однако, положение у него было отчаянное. Его люди голодали. Аэций отказывался решить исход войны одним сражением. Что могут сказать воины о вожде, благодаря которому они оказались в безвыходной ситуации? Отступление означало бы признание ошибки. И тут у Аттилы появилась возможность сохранить лицо. Перед тем, как отдать приказ к отступлению, он наверняка сказал своим военачальникам: "Мы могли бы уничтожить римскую армию, но нам не устоять перед гневом могущественного Бога христиан". Через открытые окна до них доносились радостные крики горожан, празднующих отступление гуннских армий. Казалось, весь город высыпал на улицы. Уже слышалась музыка. Веселье набирало силу. - Эта удивительная весть еще не достигла Рима, - Росий отпил вина. - Вот уж они обрадуются! Толпы людей заполнят площади и арены. Всех гуннов, томящихся в темницах, выволокут на свет божий и растерзают прямо на улицах. Ах, как бы я хотел все это увидеть. Николан поднялся. - Сегодняшний вечер заставляет меня изменить свои планы. Я собирался двинуться на юг к поместьям вдовы, - он пристально всмотрелся в лицо купца, гадая, может ли он доверится малознакомому ему человеку. - Отступление гуннов означает, что война закончена. Аттила думает, что он вновь сможет собрать большую армию и пойти на Рим. Он ошибается. Он не сможет удержать войска в одном месте. Что бы он ни говорил, они разбредутся по родным странам. Возможно, империя гуннов развалится как карточный домик. - Не просто возможно, - вставил К.Кай Росий. - Развал империи Аттилы столь же неизбежен, как восход или заход солнца. - Мой народ, - продолжил Николан, получит шанс обрести свободу. Я должен быть там. Мацио стар и болен. Тебе это известно? Росий улыбнулся. - О Мацио я знаю все. Многие годы он писал мне каждую неделю. Видишь ли, молодой человек, я был его торговым агентом. Продавал его лошадей в Риме и Константинополе. Ты этого не знал? - Нет, - покачал головой Николан. - Не знал. - Последние известия о нем не радуют. Он умирает. Возможно, уже умер. И пепел его погребельного костра рассеял ветер. Николан замотал головой. - Нет, нет. Я должен добраться до дома до того, как он умрет. Ты, которому известно так много, несомненно знаешь, что его единственный сын погиб в битве под Шалоном. Там полегли практически все сыновья знатных родов. Только один остался жив - Ранно Финнинальдер. - Ранно - предатель, трус, лжец и вор! - воскликнул Росий. - Останется только пожалеть твой народ, если его вождем станет Ранно. - Потому-то я и спешу вернуться. Не знаю, сумею ли. Мне придется скакать во весь опор, чтобы проскочить горный перевал до того, как отступающие войска забьют все дороги. И поскорее уезжать. Ты сможешь дать мне лошадь? И переметные сумы с провизией? - Я дам тебе все, что ты пожелаешь, молодой человек. Я тоже мечтаю о том, чтобы ты поспел вовремя. И хочу видеть твою страну процветающей, ибо только тогда у меня смогу продавать ваших прекрасных лошадей. Уже несколько минут Николан слышал какой-то шум. В других комнатах переговаривались люди, хлопали двери, задвигались засовы. Наконец, к ним вошел слуга в когда-то белой тунике с лампой в руках. - Господин, - он поклонился, - все двери заперты, охрана выставлена. - А ворота к бухте? Засовы задвинуты? - Да, господин. Я все проверил сам и убедился, что все охранники на своих постах. - Ты попробовал еду, которой их кормили за ужином? - Да, господин. - Есть у них жалобы? Слуга почесал спину, прежде чем ответить. - Они всегда жалуются. О том или другом. Они говорят, что у них в постелях клопы. - Да кто они такие, чтобы лезть с подобными жалобами? - недовольно воскликнул купец. - Клопы есть и в моей постели. Разве я жалуюсь? Лампы потушены? - Все, господин, кроме как в твоей комнате, - с этими словами слуга зажег от свечи лампу, которую принес с собой, и поставил ее на стол. Света от лампы было чуть. - Толку от них нет, - пробормотал слуга. - Надо сказать об этом тому обманщику из Антиохии, который продает их. - Он продает их дешево! - рявкнул К.Кай Росий. Улыбнулся Николану. - С покупками приходится быть осторожным. Кругом одни воры. День выдался тяжелым, мне пора на покой. В комнате стояли две кушетки. Ворчащий слуга уже укладывался на одну. - Поднимайся, бездельник! - взревел его хозяин. - Я плачу тебе за то, чтобы ты охранял меня, а не спал. Отведи этого человека к главным воротам и покажи ему Карлака, - купец что-то написал на обрывке пергамента и протянул его Николану. - Тебе дадут все необходимое. Карлак об этом позаботится. - Могу я попросить тебя об одной услуге? Если вдова благополучно вернется с Востока, расскажи ей обо мне. А если в городе появится высокий и сильный мужчина по имени Ивар, попроси, чтобы его привели к тебе. Он будет разыскивать меня. Скажи ему все, что знаешь, о моих планах. К.Кай Росий уже вытянулся на кушетке. - Будет исполнено, - ответил он, закрывая глаза. Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
Гость Эльтебер Опубликовано 22 февраля, 2005 Поделиться Опубликовано 22 февраля, 2005 6 Утром на улицах Тергесте хватало и пустых бочонков из-под вина, и разбитых фляг. Тут же в пыли похрапывали горожане, которые, отпраздновав отступление гуннов, потеряли способность передвигаться. Николан осторожно объезжал их, держа путь к складам К.Кая Росия. - Я отправляюсь в путь, - сообщил он старому купцу. - Но на дорогах полно воинов Аттилы, поэтому мне необходимо изменить внешность. Купец послал за нужным специалистом. Он вскорости явился, невысокого роста, с огромным носом, который, казалось, тянул его голову вперед. Оглядел Николана, развязал принесенный с собой мешок и начал доставать флакончики и шкатулки, наполненные красками и тайными восточными снадобьями. Прошло еще немного времени, и лицо, шея, руки и ноги Николана стали коричневыми. Затем волосы и брови поменяли естественный цвет на иссиня-черный. И, наконец, после выверенного движения пальца кудесника перевоплощения от носа Николана к уголкам рта потянулись две глубокие складки. - Годится? - спросил кудесник, отступая на шаг. - Годится, - заверил его купец. Николан посмотрел в маленькое зеркало и увидел абсолютного незнакомца, который родился как минимум на двадцать лет раньше, чем он. Затем они обсудили, какое он должен выбрать себе занятие. Росий предложил Николану взять с собой мешок с товарами и прикинуться торговцем. Николан отрицательно покачал головой. - Если ты везешь с собой товары, но не продаешь их, у людей поневоле возникнут подозрения. Пожалуй, лучше мне назваться христианским миссионером. - И куда будет держать путь этот миссионер? Николан указал на север. - В земли Аламанни. Таким образом я попаду на свою родину. Лежит она, как ты знаешь, между Норикумом и великой рекой, в ее излучине. С тем он и отправился в путь, на крепкой лошади и с крестом на серой, вытертой до дыр тунике. Горный перевал он преодолел без проблем, поскольку отступающие армии еще не подошли и он сталкивался лишь продовольственными отрядами, прочесывающими округа в поисках еды для основных частей. Повернув на юг, он проехал дорогами Норикума, обогнув плодородные Паннонианские равнины, на которых уже два поколения жили гунны. Где бы ни останавливался Николан, он задавал один и тот же вопрос: "Вы не видели вдову Тергесте? Она едет на север в большой компании. Много лошадей, сложенных тентов, повозок с едой". На третью ночь хозяин маленькой харчевни, где он остановился на ночлег, выслушав вопрос Николана, утвердительно кивнул. - Вдова Тергесте проехала днем. Но она более не вдова. Жена. Нашла себе нового мужа. - Опять! - воскликнул мнимый миссионер. Впрочем, с учетом того, что он узнал, находясь в плену у Аттилы, это известие не слишком удивило его. - Она может позволить себе много мужей, поскольку женщина она видная и очень богатая. Хозяин харчевни кивнул. - У нее много всего. Земли, домов, лошадей, скота. И рабов. А также необузданного темперамента, - он хихикнул. - Ах, какой же у нее темперамент! Но главное, у вдовы доброе сердце. - Куда она направилась? Хозяин харчевни указал на север. - В страну великолепных лошадей. - Была с ней еще одна женщина? Молодая и красивая? Потерев переносицу, хозяин харчевни кивнул. - Маленькая. Худенькая. - С золотыми волосами? Хозяин харчевни покрутил рукой вокруг головы. - Волосы были замотаны черной материей. Цвета я не видел. Наутро Николан пришпорил лошадь и ближе к вечеру догнал караван вдовы, разбивающий лагерь. Тенты уже стояли на траве, невдалеке паслись стреноженные лошади, а от костров доносился дразнящий запах готовящейся еды. По лагерю расхаживал гигант в белой тунике, с золотой цепью на шее, в сандалиях с шелковыми тесемками. К своему изумлению Николан признал в нем Ивара. Высокий бритонец руководил слугами. Вдова (иначе он называть ее не мог) сидела в золоченом кресле. У ее ног на земле примостилась маленькая фигурка. От радости у Николана гулко забилось сердце. И разом отпали последние сомнения в том, любит ли он ее. Как ему хотелось подхватить хрупкую девушку на руки, чтобы она положила головку ему на плечо. Николан направил лошадь к Ивару. - Эти дороги небезопасны для одинокого путника. Дозволено ли будет скромному слуге Господа нашего поставить палатку на краю вашего лагеря? - спросил он. Ивар оглядел его с ног до головы. - Мы будем счастливы, если ты присоединишься к нам, святой отец. И позволь пригласить тебя к ужину, как только его приготовят. - Твоя доброта безмерна. Я постился с утра, так что не прочь перекусить. Девушка, что сидела у кресла вдовы, встала и направилась к ним. Встала у головы лошади Николана, всмотрелась во всадника. - Вытащи камешек из-под языка, Николан Ильдербурф, - воскликнула она. Николан в изумлении вытаращился на нее. Она же радостно рассмеялась. - Ты вернулся! Живой и здоровый! Господь Бог был добр к тебе. И ко всем нам. Ивар ничего не мог понять. - Ты сошла с ума, Ильдико? Это же старик. Он совсем не похож на Николана. Евгения поднялась, подошла к Ивару, взяла его под руку, так же всмотрелась к темное, морщинистое лицо всадника. - Лицо старика. И все-таки... все-таки... - Я сразу узнала голос! - вскричала Ильдико. - А теперь я вижу за этой маской того, о ком... о ком все время думаю. Насчет камешка Ильдико не ошиблась. Николан вытащил его изо рта, отбросил его, спрыгнул на траву. Взял Ильдико за руки. - Ты думала обо мне! - воскликнул он. - Какой же я счастливый. И горжусь тем, что ты признала меня! Занятые друг другом, они не обращали внимания на остальных. Ивар, который теперь-то узнал его голос, мысленно клял себя за то, что не смог разглядеть за гримом самого близкого друга. - Не кори себя из-за этого, муж мой, - прошептала Евгения, угадав его мысли. - У любящего сердца самый зоркий глаз. А Николан по-прежнему не отпускал рук Ильдико. - Я бы всегда и везде узнал тебя, потому что твое лицо навечно отпечаталось в моей памяти. Однажды, когда я сидел в кабинете Аэция, к нему пришел художник. Я слышал его слова о том, что в каждом лице есть она, наиболее запоминающаяся черта, по которой можно сразу узнать человека. Если ты сможешь держать в памяти эту черту, все лицо останется с тобой и ты никогда его не забудешь. - И что самое запоминающееся в моей лице? - спросила Ильдико. - Линия бровей. Они у тебя не прямые и не загибающиеся вверх на концах, но опускающиеся вниз. От этого лицо твое становится более нежным и, представив себе твои брови, я тотчас же вызываю из памяти тебя всю. Кроме того... - он отпустил одну руку Ильдико и коснулся ее носа, - божественный скульптор потратил немало сил, заботясь о красоте твоего носа. Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
Гость Эльтебер Опубликовано 22 февраля, 2005 Поделиться Опубликовано 22 февраля, 2005 - Мы также рады видеть тебя, - нарушила идиллию новобрачная. Он подошел к Евгении, взял ее за руки. - Не так уж трудно догадаться, что ты вновь вышла замуж. Хозяин харчевни, в которой я провел прошлую ночь, сказал мне, что ты более не вдова. Но я не подозревал, что ты выбрала в мужья этого Голиафа с далеких островов, - он повернулся к Ивару. - Мой добрый друг! Я несказанно рад видеть тебя. И у меня создается ощущение, что вы оба безмерно счастливы. Ивар широко улыбнулся, что случалось с ним крайне редко. - Да, я счастлив. И горд. А теперь я счастлив вдвойне, потому что ты вернулся. - Это правда, - новобрачная согласно кивнула. - Я выбрала его. Я поняла, что иначе ничего не получится. Я прошла девять десятых пути, а потом моя гордость заставила меня остановиться. Я ждала. Но он преодолел свою часть, колеблясь и спотыкаясь на каждом шагу. И вот он со мной, мой силач, мой четвертый, мой последний муж. Но он дороже всех остальных, вместе взятых. - Я принял решение с самого начала, - запротестовал Ивар. - Нежность твоих глаз не оставила меня равнодушным. Евгения повернулась к Ильдико и Николану. - Клянусь, никогда раньше не говорил он мне таких теплых слов! - воскликнула она. А Ивар действительно разговорился. - По всем главным вопросам в нашей семье решающее слово остается за мной. - Ну... - Евгения вроде бы хотела возразить, но передумала и улыбнулась. - Продолжай. Расскажи им, как мы живем. - Моя жена принимает мои суждения, мой взгляд на жизнь, мое мнение по самым различным вопросам. Я решаю, куда мы пойдем, и когда. Я даже говорю жене, что ей надеть. - Но, - добавила Евгения, - он не выказывает интереса к тому, какими землями я владею, сколько у меня лошадей и скота. Не спрашивает, много ли у меня золота и где я его храню. Пока он не будет докучать мне с этими вопросами, меня будет вполне устраивать его верховенство по части пустяков, которые он находит столь важными. Так что, вполне возможно, что мы составим идеальную семейную пару. Николан по собственному опыту (будучи рабом, не раз прислуживал во дворце Аэция) знал, с какой роскошью обставляются трапезы в знатных римских семьях, но никак не ожидал увидеть нечто подобное в поле, вдали от человеческого жилья. Его потрясло и обилие блюд, приготовленных поварами на костре, и блеск золотой и серебряной посуды. Дамы сменили дорожные наряды на праздничные. Ильдико надела светло-синее платье, Евгения - белую тунику и, поверх нее, зеленую паллу. Неужели, подумал Николан, это Ивар подобрал столь идущую ей одежду. Ужин начался с белой рыбы, пойманной утром в озере, мимо которого они проезжали. Затем последовал жареный кролик. Евгения улыбнулась своему мужу. - Мой дорогой Четвертый, я бы не отказалась от второй порции кролика. - Нет, - твердо ответил Ивар. - Ты добьешься лишь того, что раздобреешь в талии. А слуги уже несли мясо с нарезанными финиками. К каждому блюду подавали свое вино. Ужин закончился, на столе остался лишь кувшин вина. - А теперь, - Николан взял инициативу на себя, - я хочу услышать все, что произошло с вами, после чего расскажу о своих, довольно-таки грустных приключениях. И ему рассказали, как Ивар нашел женщин в Константинополе, как Ильдико одержала вверх над арабами, как прошла свадебная церемония в маленькой христианской церкви на берегу Дуная. Жених был в золотой тунике, стянутой темно-синим поясом. Наряд этот Ивар выбирал себе сам. Затем Ивар заговорил о том, как они выбирались из Константинополя. - Мацио оказался прав. Дороги в Рим были для нас закрыты. Горные перевалы тщательно охранялись. Так что нам пришлось идти через Гаризонду. - Тоннель под горой? Ивар кивнул. - Конечно, меня мучили сомнения. Все-таки со мной были две очаровательные женщины. Но они не хотели слушать ни о чем другом. Ильдико даже предложила взять с собой двух слуг и разведать путь. На это я согласиться не мог, поэтому мы запаслись факелами, набили переметные сумы провизией, на случай, что нескоро выберемся из-под земли, и вошли в тоннель. Этого путешествия нам не забыть до конца жизни, - продолжил Ивар. - Вода за многие столетия выровняла каменное ложе, но ноги лошадей постоянно скользили, так что нам приходилось крепко держать поводья. Я ехал первым, поэтому, как ты понимаешь, продвигались мы медленно. - Вы встретили что-нибудь живое? - спросил Николан, вспомнив страшные истории, которые рассказывали о Гаризонде. - Только змей у входа в тоннель. Потом - ничего. Кроме постоянного шума. Каждый шаг стократно отдавался от стен и потолка пещер. Когда один из нас произносил какое-то слово, оно повторялось и повторялось, пока не затихало где-то далеко впереди. Ильдико даже пела и смеялась, слыша свой голос. - А что вы так увидели? - Ничего, кроме света факелов. Нас было двадцать человек и каждый нес факел. Оглядываясь назад, я видел цепочку огненных бабочек, парящих в темноте. Ильдико, однако, разбирало любопытство, и вскоре она оказалась рядом со мной. При этом она настаивала, что отлично видит в темноте. Говорила, что на стенах есть какие-то древние надписи. Письмена и рисунки животных и людей. Мы даже прозвали ее Госпожа Кошачьи Глазки. Но когда она заговорила о надписях, мы подняли ее на смех и сказали, что она все это выдумывает. Но, возможно, мы ошибались. Она доказала нам, что видит в темноте до того, как мы поднялись на поверхность. - И как же? - заинтересовался Николан. - Она сказала, что в сторону отходит еще один тоннель и там лежит человеческое тело. Я поехал посмотреть. Она хотела сопроводить меня, но я ей не разрешил. Так вот, она сказала правду. Еще один тоннель уходил в сторону, а у входа в него лежало человеческое тело. Лежало давно. От него остался один скелет. - Вы смогли узнать, кто это был? Ивар покачал головой. - Он лежал так давно, что кости при прикосновении обращались в пыль. Рассказ Николана о двух его поездках на римскую территорию занял много времени, поскольку его друзья хотели знать все, до мельчайших подробностей. Евгения рассмеялась, когда он упомянул Лутатия Руфия. - Ох этот проныра, затычка в каждой бочке! Поверите ли, я даже подумывала, а не выйти ли за него замуж. А все потому, что он чистокровный патриций. Но он моложе меня... на год или два, и рот у него не закрывался ни на минуту. Так что я быстро отказалась от этой идеи. - Он говорил мне, что и принцесса Гонория привечала его, - добавил Николан. Тут вскинулась Ильдико. И засыпала его вопросами, на каждый из которых он отвечал предельно коротко. Она прекрасна? Да. Она ему понравилась? Ну... да. Он ей понравился? Да. Вероятно тон Николана и его краткость, позволили Ильдико сформулировать свое мнение о принцессе. - Я думаю, все, что о ней говорили, правда. И мне очень жаль того симпатичного юношу-раба с Востока. Она использует его и отбросит за ненадобностью. Когда новобрачные удалились в свой шелковый шатер, Ильдико сняла с головы черную повязку. Ее длинные золотистые волосы рассыпались по плечам и она облегченно вздохнула. - Вот теперь мы можем поговорить. Благо, есть о чем. И особенно, о причине, побудившей тебя вернуться на родину. Ты, конечно, понимаешь, какая тебе грозит опасность? Николан кивнул. - Мы, безусловно, увидим, что Ранно Финнинальдер прибирает власть под себя. Я уверен, что он распускает лживые слухи о той роли, что я сыграл в битве при Шалоне. Рано или поздно мне предстоит предстать перед Ферма. Потому-то я собираюсь оставаться в этом обличье до тех пор, пока не сочту безопасным для себя открыть свое истинное лицо. - Но почему ты решил вернуться именно сейчас? - Ильдико помялась. - А вдруг Ферма признает тебя виновным. Ранно умен и коварен. Он не остановится ни перед чем, лишь бы уничтожить тебя. - У него есть много причин ненавидеть меня. Во первых, он оставил за собой принадлежащие мне земли, - а глядя в огромные глаза Ильдико Николан подумал: "Но больше всего он ненавидит меня из-за тебя. Он боится, что ты можешь помнить обо мне". Но ты не сказал мне, почему счел необходимым вернуться, - Ильдико обхватила руками колени и наклонилась вперед. - Ты думаешь, что наш народ может подняться на борьбу за независимость? - Аттила уходит из Ломбардии, - ответил Николан. - Отступление армий может привести к развалу империи гуннов, - его глаза свернула. - Я должен быть со своим народом. Я знаю много полезного об организации армии, - он помолчал, прежде чем добавить. - И я знаю, что Аттила тяжело болен. - Мой отец слишком стар, чтобы возглавить борьбу за свободу, - девушка тяжело вздохнула, - а брат мертв. Роймарки не будут играть решающий роли в приближении великого дня освобождения. Как было бы хорошо, если бы ты повел нас к свободе, - тут она замолчала, нахмурилась. Пока он ожидал, что она скажет, с луга донеслось громкое ржание. Ильдико просияла. - Это король. Он желает мне доброй ночи, - новая мысль пришла ей в голову. Она пристально посмотрела на своего собеседника. - Николан, что-то подсказывает мне, может придти час, когда тебе потребуется сильный и быстрый конь. Вот я и подумала... а почему бы не попытаться? Вдруг ты понравишься капризному королю? Он возможно, дозволит тебе ездить на нем. Пойдем к нему на заре и посмотрим, как он тебя встретит. Хартагер поднял голову и приветственно заржал. Присел на задние ноги, передние взлетели в воздух. Так он показывал, что рад появлению хозяйки. - О, мой красавчик! - воскликнула Ильдико. - Тебе недоставало меня, о король? Издалека наблюдая за Ильдико, Николан не мог оторвать от нее глаз. Она повзрослела с того дня, как он видел ее уезжающей с караваном вдовы. Фигурка округлилась в нужных местах, отчего стала более женственной. А золотые волосы по-прежнему сверкали, словно второе солнце. И пребывание в Константинополе не прошло для нее даром. На ней было красное платье с вырезом на спине и расшитое золотом. Талию ее перетягивал кожаный пояс с серебряными инкрустациями. На плоскогорье такого не носили, но Николан не мог не отметить, сколь к лицу Ильдико этот наряд. Удивительным нашел он и ту взаимную привязанность, что читалась в отношениях девушки и громадного черного скакуна. Хартагер вел себя как жеребенок. Стоял, расслабившись, и слушал, что она нашептывает ему на ухо. Иногда вскидывал голову, словно подтверждая, что все понял. Глядя на Хартагера, опытный специалист нашел бы в нем характерный черты различных пород лошадей. Скорость и блестящая шерсть указывала на арабскую кровь, длина и маленькая головка говорили о том, что в его роду были тюркские лошади. А уж силой и широкой костью он был обязан лошадям восточных степей. И королем он стал потому, что соединил в себе все достоинства своих предков. Ссылка на комментарий Поделиться на другие сайты Поделиться
